Аннотация: Глава XIV, XV, XVI. Первая книга завершена. Продолжение следует. Иллюстрации к роману размещены на одноимённых страницах в инстограмм и на Author.Today, приятного просмотра.
Глава XIV
После вчерашнего бешенного темпа, тело себя ощущало как кувыркнувшийся с горы старый самосвал. Ломало и ныло абсолютно всё. Собирать функционал организма в единое целое пришлось героическими усилиями. Я бы даже сказал - титаническими. За такое орден давать надо. С лентой. Помогла одна старая монгольская метода. Направление гортанного гудения внутрь себя. Проще говоря низкое горловое пение. Мне оно всегда помогало. Сугубо мужская фишка. Древняя как "копыта мамонта".
Помогло и в этот раз. Потом небольшой разгон в виде купания, зарядки, и работы с бамбуковой жердью. Это уже не монгольская тема, а самая что ни на есть русская. Как то, в студенческие годы одна моя подруга пригласила посетить нетипичный спортивный клуб её двоюродного старшего брата. Клуб закрытый. Для своих.
Очень интересная оказалась затея. Там ребята альтруисты, азартно крутили и вертели вокруг себя двухметровые с хвостиком оглобли. Крутили виртуозно, и вертели как хотели. Были там и различные тренажеры на растяжку, в виде больших станин из деревянного бруса с канатами и креплениями для запястий и стоп. Больше всего они походили на орудия пыток, типа дыбы. Тем не менее, тема оказалась лечебная и очень даже спортивная. Иногда они этими оглоблями даже поединки устраивали. Там главное своей дубинушкой сдержать удар раскрученной оглобли противника.
Сам я там особо не задержался, но кое что из методы запомнил. А тут такая интересная штука как бамбук нарисовалась. Грех было не попробовать. Вот я и сработал себе три оглобли разной толщины длиной по два двадцать, в метро-сантиметрах. Почудив с каждым размером остановился пока на самой малой, толщиною в обхват большого и указательного пальцев обеих рук. Сантиметров четырнадцать, в диаметре, там наверное было.
Бамбук оказался лёгким, гладким и удобным для такого занятия, так что дело худо бедно пошло. Особой сноровки я не проявлял, но гибкости хватало чтобы нормально так покрутить, повертеть. Отличный массаж для спины и рук. Третий день это баловство раскачиваю, пока что не надоело. Посмотрим как оно будет дальше.
Завершив с утренним марафетом и завтраком, оценил состояние готовности своих изделий. Готовность была пока никакая. Выложил изделия на солнечное место плиты и прикрыл листьями от прямых лучей, погляжу, что там к вечеру получится.
В итоге пришлось идти в разведку только с "изделием номер один", то бишь с ножом. По дороге подыщу какую-нибудь замену дрыну. Сегодня моя главная задача до обеда - это смола. Она, прямо таки стратегическое сырьё, по нынешним временам. Сразу после правильного камня идёт по значимости. Без неё каменные орудия просто погремушки. А мне погремушки не нужны.
Пробродил я в сторону гор изрядно, почти до обеда. Особо ни на чём не останавливался, только лишь запоминал особенности местности, помечая маршрут. Главное было найти хвойник. Любой, хоть ель, хоть сосну.
Ельник нашёлся. Далековато конечно. Но зато какие ели!
Прямо архонты дремучего леса!
Стволы были толщиною, причём все как один, в полтора моих охвата! Темень под лапами стояла такая, что после пяти минут пребывания там хотелось задать такого стрекача, чтобы только пятки сверкали. Прямо какой-то первобытный страх, пробуждают внутри закромов души эти гиганты в тёмной тиши. Так кстати я и прозвал это место - "Тёмная тишь".
Всё пространство под елями было усыпанно плотным вековым покроем опавшей хвои. И ни одной травинки. Тишина как в могиле. Попытавшись просмотреть в глубь этого ельника, я уже метров через семьнадцать не мог различить в этой темноте даже стволов. Кое где конечно пробивались тусклые лучи, но они делали картину ещё более устрашающей. Прямо обиталище ведьм и вурдалаков какое-то.
Однако, несмотря на всю потусторонность обстановки, эта еловая роща оказалась просто кладезем требуемого мне сырья. Не было необходимости даже залазить на стволы елей в поисках смолы. Она валялась крупными застывшими каплями прямо под ними. Только выбирай, что почище. Ну я и навыбирал. Пришлось себя даже останавливать, обратный путь хоть и быстрее должен быть, но тоже время занимает. Даже с учётом того, что сегодня я передвигался в сплетённых накануне лаптях. Ходить в них было непривычно, но зато позволяло не слишком заморачиваться тем, куда безопаснее поставить стопу.
Смолы я набрал литра полтора, в полуметровый тубус из бамбукового сегмента. Но это были ещё не все бонусы на сегодня. Если сюда я шёл выискивая только хвойные деревья и кусты, то обратно диапазон восприятия расширился, и я без труда обнаружил пчелиную борть.
В одном месте пчёлы слишком густо сновали туда сюда, так что я очень быстро нашёл место их обиталища. Само собой, слишком близко я к нему не подходил. Это было бы явным суицидом при моей то наготе. Но вот разглядеть длинную гроздь медовых сот мне удалось отчётливо.
Большой, старый тополь, неизвестно от чего пострадавший давным давно, имел прямо от земли высокую, метра в три сужающуюся полость. Она образовалась на месте сгнившей сердцевины. Со временем дерево справилось с раной и жило за счёт наружних слоёв, постепенно наращивая их и укрепляя. А отрухлевшую больную часть выели насекомые, и до конца очистили пчёлы.
Прикинув сколько там может быть меда я облизнулся. Литров двести, не меньше!
Но облизнуться и утереться, это всё на что я пока что был способен, при своём нынешнем матобеспечении. Но зато этот улей мне многое рассказал об этом лесе. И самое главное то, что поблизости нет медведей. Те не преминули бы разорить это гнездо так, что пчёлы бы десять раз подумали над тем, где и как строить дом. А в немедоедных медведей я не особо верю. Хотя кто его знает каковы они сейчас.
Другой вывод заключался в том, что раз есть один улей, значит должен быть и другой. Роятся же они куда-то. А коли так, то бортничество мне от голода и однообразия питания, погибнуть не даст. Надо только придумать как безопасно доставать мёд и в чём его хранить. Хотя что касается последнего, то при наличии бамбуковой рощи это не проблема. Из нижних секций взрослого бамбука выйдут отличные бочёнки, литров на восемь.
По пути обратно, я отыскал и новый "дрын". Он был даже лучше прежнего. Твёрже ровнее и кажись гораздо прочнее. Длина была примерно та же.
Вернувшись в Ромббич, задерживаться там не стал. Лишь взял с собой всё необходимое для доведения до ума дротиков, и рулон тростниковой циновки. В Гнёздово слажу дротики, чтобы времени не терять. Пусть там дозревают.
Путь к скале вышел долгим часто приходилось делать передышки. Когда я туда попал, зарёкся впредь таскать такие тяжести. Кое как взобравшись в гнездовище, выполнил всё необходимое, забрав с собой в это раз тринадцать рыбин. Куда мне столько одному, я не знал, но радовало что улов пока стабильный.
Если честно, я вообще не был уверен в том, что мои подопечные это чайки. Может они бакланы какие-нибудь, или вообще отдельная ветвь эволюции. Но важно другое - они отличные рыболовы и достаточно покладистые ребята. И пускай для меня ассоциативно они именно чайки, надеюсь это никак не помешает их приручению. Курей, гусей и индеек как то приручили же. Вот и с чайками должно получиться. Так что лучше уж иметь запас тухлой рыбы, чем не иметь его вообще. Когда вылупятся птенцы мне надо будет у них каждый день на пролёт перед глазами маячить. Чтобы с детства мой образ себе на подкорку прописали. А для этого необходимо постоянно обитать в Гнёздово. А значит придётся организовывать себе здесь полноценную резиденцию. Тем более что всё этому способствует.
Запустив новый цикл копчения, я приступил к "ваянию" метательной снасти. Воспринимать дротики как оружие не хотелось. Потому что оружие подразумевает под собой убиение себе подобных. А снасть вроде как инструмент для добывания пропитания. И пускай по факту это одно и то же, но этически это совсем противные друг другу понятия. Будешь ценить жизнь себе подобных, будешь и не так циничен и расточителен к прочим видам.
Бог его знает, сколько бы сохранилось различных стадно-копытных видов, типа степных туров, зубров, бизонов, а возможно в том числе и мамонтов, до наших дней, если бы люди не использовали загонную охоту. Ведь в пустую гибли сотни, и даже тысячи особей.
Хотя, что мы знаем о тех временах, а в моём случае - об этих. Может быть благодаря этой иррациональности бытия человек и вышел в космос? Вот у негров в Африке, до сих пор буйволы с зебрами и антилопами, да со слонами и носорогами, по саваннам бегают. И ничего, не повымирали. Уж не потому ли, что там до сих пор еще не все из первобытно-общинного строя вышли?
То, что сейчас браконьеры подводят всему этому разнообразию красную черту, другой вопрос. А вот то, что стоило белому человеку появиться в прериях Северной Америки, как тут же вымерли почти все бизоны - факт. Та же самая загонная охота, только не в обрыв, а под пулю винчестера.
Так что же ни так с неграми?
Почему, на протяжении десятков тысяч лет, они не извели другие виды под ноль? Как, к примеру, это сделали их евразийские братья. Между прочим, тоже вроде как бывшие в своё время выходцами из Африки, и вроде как не менее чернокожими.
Да и вообще, почему одна часть африканцев ушла на север? Что они там забыли в этих льдах? Копытных что ли догоняли?
Ну хорошо догоняли, догоняли, да вдруг всех и истребили, только олени с овцебыками и спаслись. А почему же в Африке не так? Что мешало оставшимся неграм извести фауну своей среды обитания?
Может быть правы в известной степени псевдоисторики с альтернативщиками, и всё дело в крупном катаклизме произошедшем в северном полушарии?
Но как же быть с бизонами? Никакого катаклизма там не было, если только не назвать катаклизмом Буфало Билла с ему подобными, истребивших тысячи бизонов только ради шкур и пахотных земель плодородной прерии. Соединённые Штаты Америки один из крупнейших производителей зерновых в мире, благодаря этим территориям, освобождённым от бизонов. Хозяйственные резоны человека почти уничтожили целый вид. С чего бы и в Евразии не быть подобному. Просто вместо винчестера загонная охота.
Сложно ответить на этот вопрос. Было когда-то изобилие стадной фауны, а потом вдруг пропало. А в активе только, догадки, гипотезы да фантазии. Но один вывод можно сделать однозначно. Неумение человека контролировать в себе порывы к уничтожению себе подобных, приводит и к циничному, иррациональному отношению ко всей своей среде обитания в целом.
Обладая опытом тысячелетий, я могу себя заставить копьё или дротик называть не оружием для убиения, а орудием или снастью для добычи питания. Казалась бы всего лишь игра слов и понятий, а за этим стоит благополучие биоценоза целой планеты. И человека в первую очередь. Островитяне Океании, типа таитянцев, прекрасно знакомы с ситуацией, когда из всех возможных мясных продуктов доступным было лишь мясо "белой свиньи". Иными словами убитого врага или умершего родственника. С их позиции, при дефиците животного белка, это было вполне себе рационально. Как бы нам это омерзительно не казалось.
В общем оружия я делать не буду. Только снасти для добычи пропитания. Хоть это и будет по существу одним и тем же. Зато суть разная.
За этими размышлениями я сладил и недостающие наконечники, и сами десять дротиков. Воткнув их все в песок, остриями вверх, я насадил на них листья белокопытника. Пускай на тёплом сквозняке посушатся в тени этих широких листьев. Посмотрим как такой метод сработает.
Часа в три дня, я вернулся в Ромббич. Нужно было успеть наплести задуманное.
Хотелось бы сегодня переночевать в Гнёздово. Были у меня на этот счёт задумки.
Сплести задуманное я успел. Два полотна циновки я осилил быстро. Всё таки опыт хорошо оттачивает навык и сноровку. А вот с фартуком и пончо пришлось повозиться. Хорошо, темнеет всё позже и позже, а то бы вообще пришлось при луне возвращаться к скале.
С собой я захватил и топор с копьём, и узкие щиты подвязываемые к левым плечу и бедру, и обе свёрнутые циновки. Щиты я сплёл из ивовых хлыстов вместе с корзинками, экспериментируя с воспоминаниями навыка. Но самое главное, я наконец-то был одет! Относительно конечно, но всё же.
Плетёное из хорошо промятого и сучёного рогоза пончо, опускалось чуть ниже пояса. Из под него спереди спускался до середины бедра, таким же образом сплетённый фартук-передник. Так что я больше не "звенел" и не "сверкал" своим причинным местом на всю округу. Время срамоты закончилось.
Смешно же я наверное смотрелся в наступающих сумерка, идя по вытоптаной тропе вдоль Студёного ручья, сверкая голым задом. О нём я как то не подумал. Да и не мудрено, сам себя сзади то не видишь. А за столько дней уже привык голышом бегать. Вот и не предусмотрел.
Как то непривычно было топать в обновке. Ещё эти щиты для тестирования напялил. На полпути поняв, что натёр кожу, их пришлось снять, во избежание большего ущерба. Такие вещи надо перед применением надевать. Так что пришлось, просто связав их между собою в виде пончо, накинуть поверх уже имеющегося. В левой руке я нёс копьё с топором, а на правом плече рулон из двух циновок.
К скале я подошёл уже в полной темноте. И первым делом, сняв с себя неудобную обнову, распалил угли дневного костра по уже отработанной методе. Перед уходом я оставил в очаге крупную корягу. От таких всегда что-то можно отыскать тлеющего, в определённых временных рамках конечно.
Воткнув топор и копьё с дротиками близ очага древками в песок, я принялся за апгрейд лежанки. Первым делом аккуратно расщепил два трёхметровых бамбуковых "огрызка", на четыре части каждый. Стесав кремневым рубилом переборки, получил восемь толстых, трёхметровых полукруглых рейки. Заточил их, и вколотил в песок по периметру лежака. Четыре рейки по углам и по две рейки с длинных сторон.
Ширина лежака была метр двадцать. Подумав, я расколол таким же макаром ещё один ствол. Две рейки вбил посередине торцов для равномерности, а две другие обкромсав до нужного размера, и проделав дыры в нужных местах, закрепил поверх длинных сторон каркаса. После этого обвязал его большим тростниковым рулоном, создав таким образом стены вокруг лежака. Лишние края обогнул вокруг боковых стоек вовнутрь, получив выход к очагу. Скрепив всю конструкцию подвязками из сучёного рогоза, приладил двухметровый рулон циновки на вход. Теперь осталось только накинуть перекрытие, и закрепить его аналогичными подвязками. На это пошла оставшаяся трёхметровая циновка.
Накидав в этот "шалаш философа" давно заготовленного сена, залез оценить степень комфорта.
Круто!
Как в детстве на сеновале. Даже глазки закатились от удовольствия и приятных воспоминаний. Единственное что - всё это пожароопасно. Стоит ветерку подуть чуть не так и достаточно будет одной искры, чтобы весь труд пошёл насмарку. Ну ничего, завтра глиной снаружи оштукатурю, и всё будет пучком.
Чуть полежав, поймал себя на мысли, что неплохо бы сплести ещё одну циновку. Но чтобы она была из чего нибудь помягше и понежнее чем тростник. В качестве покрывала. Наверное пора заняться заготовкой камыша. Его сушёные стебли гораздо лучше для этого подходят. Да и пончо с фартуками из него надо будет сплести. Из рогоза они всё таки чересчур грубоваты. Пожалуй завтра этим и займусь до обеда.
Поужинав, я взобрался на самый верх скалы. Так как было уже темно, а следовательно вероятность сорваться высока, взбирался я под светом факела. Смола для его создания оказалась как нельзя кстати. Здесь у меня было одно важное дело. С этих пор пожалуй оно станет повседневным. При свете вечерних звёзд - осуществлять дозор над округой.
Если вблизи появятся пришельцы, они непременно должны будут засветить себя кострами. Неисследованного леса они должны по определению остерегаться, и выбирать открытые участки близ воды. Так что, когда горизонт погружается во тьму, их можно обнаружить на дальних подступах. Если конечно повезёт, и всё удачно совпадёт.
Мне "повезло".
Осматривая округу я минут двадцать ничего привлекающего внимания во тьме не наблюдал. Когда же над горизонтом появился край растущей луны и я собирался уже спускаться вниз, мне вдруг почудился еле заметный отблеск вдалеке, на востоке. Став вглядываться в ту сторону, получил подтверждение этому. Отблеск мигнул отчётлевей. А спустя время превратился в постоянное тусклое мерцающее пятнышко на пределе видимости.
Где-то через полчаса, я перестал его наблюдать. Он как то сам собой угас. А вот это уже было непонятным. По идее он должен был гореть до рассвета, или как минимум более длительное время. Но он исчез. И что бы это могло значить? Загадка.
Подождав ещё чуть чуть, я спустился вниз. Искупавшись и обсохнув у догорающего костра, я лёг спать. На завтра планы меняются. Сразу после обеда отправляюсь на разведку в том направлении. Поэтому утро должно быть в один аккорд.
Уже часа два я бежал лёгким бегом вдоль опушки леса на восток. С собой я взял только копьё, более менее готовое, нож и накинутые в виде пончо узкие плетёные из ивовой лозы щиты. Не знаю какой толк от них будет на руке и ноге, но вот как перекидная кираса они выглядели более разумно.
С утра пораньше, вот уж прибрежный климат не даст проспать, я успел сбегать к Лагуне и нарезать двенадцать охапок более менее окрепнувшего камыша. Возиться с ним особо не стал, просто раскидал в тени под сенью ив. Потом разберусь, пускай пока так подвялятся.
Обратным ходом притащил среднюю корзинку сухой глины. Я уже давно понял, что рациональнее её перетаскивать подсохшей. Больше унесёшь, меньше устаёшь. Для этого я раскидывал её комья на платформе Ромббича. А после того как они подсохнут складывал в корзины.
В Гнёздово запас этого сырья у меня был, но порожняком ходить я не привык. Нерационально. Ещё перед уходом я оставил в яме на берегу отмокать достаточное количество глины для штукатурных работ.
Вернувшись в Гнёздово, и имея небольшой запас времени, я за час оштукатурил рассохшиеся стенки своей лачуги. Штукатурка ложилась легко, и держалась крепко, благодаря добавлению в тесто резаной сухой травы. Из-за этого её стало гораздо меньше на лежаке, но это не беда, подновлю ещё.
Управившись с делами в гнездовищах, я спустил вниз только шесть рыбин. Сегодня жадничать не стал. Хотя улов был и не то чтобы большой. Все шесть штук повесил в коптилку.
Наскоро перекусив и собравшись, взял с собой только одну капчёную форелину и небольшую бамбуковую фляжку с минералкой, чуть больше полутора литров объёмом. Эти два вытянутых бамбуковых тубуса, плотно скрученные между собой, висели на лямках за спиной. Копьё и нож я нёс в руках. Из одежды оставил только фартук из рогоза. Он меньше всего создавал неудобств. Пончо из рогоза как то не прижилось.
По моим прикидкам я уже пробежал километров девять. Часто мой маршрут пересекали впадающие в Такла-Макан ручьи и даже небольшие речки. Каждое из этих мест я обследовал с особой осторожностью и вниманием. Но пока признаков присутствия человека мне не попадалось.
Расстояние до возможного расположения ночного кострища, я приблизительно представлял. И пока по внутренним ощущениям своего природного дальномера, до него было не близко. Километра два не меньше. Потом надо будет быть крайне осторожным и скрытным. Впрочем в этом и есть преимущество нападающего.
Я конечно нападать ни на кого не собирался, но вот оценить обстановку следовало как можно лучше.
Стойбище появилось неожиданно.
Неширокий заливчик глубоко вдавался в сушу. В нём, из глубин густого дремучего леса, оканчивала свой путь, приличных размеров, широкая, но мелкая речушка. Всё её русло было покрыто крупными и не очень валунами. Дно речки, из-за чистой прозрачной воды, хорошо просматривалось с песчаного прибрежного холмика, на котором я сейчас лежал. И было отлично видно, что при своей раздавшейся широте, до двадцати метров, она была неглубокая. Максимум мне по пояс.
Противоположный берег этой губы был более низкий, почти вровень с озером. И он тоже был усыпан различной величины валунами. Некоторые были даже размером с автомобиль. Далее берег вновь приподнимался песчаным, бугристым пляжем. Видимо талые воды из года в год протачивают этот залив наносами из валунов, образовав эту нехарактерную каменистую отмель. Именно на ней находились тростниковые хижины аборигенов, которых я насчитал восемь штук. Одна из них была крупнее чем другие раза в два, а то и по более.
Вот только об этих хижинах сказать было больше нечего. Все они, впрочем как и всё вокруг, что имело положительную горючесть, были сгоревшими дотла. Причём только от самой крупной ещё кое где потягивало тонкими струйками дымка, от остальных и того не было. От них остался только пепел и зола, обозначающие округлые контуры спалённых жилищь.
Почти целый час я наблюдал, из своего укрытия на холме, за первобытным посёлком. Однако никаких признаков движения в сожжёном стойбище так и не выявил. В конце концов, решившись на разведку, я стал обследывать ближайший лес. Стараясь быть предельно осторожным и скрытным, я внимательно осмотрел все ближайшие подступы к стойбищу.
Следы активного освоения территории были отчётливо видны даже такому бестолковому следопыту как я, и судя по всему поселение здесь образовалось совсем недавно. Все следы были свежими и не распространялись слишком далеко в глубь леса. Видимо пришельцы здесь обустроились совсем недавно, дней семь назад. Может даже меньше. Ещё не успели как следует нагадить или перелопатить местную первозданную обстановку.
В лесу я тоже не обнаружил чьего либо пребывания. Зато выйдя на песчаный берег позади селения, я обнаружил отчётлевые следы множества ног и волокуш, уходящих дальше по берегу Такла-Макана на восток. Следы явно были сегодняшними, но в обозримой перспективе на побережье никого видно не было.
Осторожно спустившись с песчаного взгорка к стойбищу я стал внимательно осматривать его территорию. Кроме сгоревших построек расположенных полукругом вокруг центрального очага, на берегу было ещё несколько обгорелых участков. Видимо здесь сушился запас тростника. От него тоже кроме пепла ничего не осталось.
Вблизи очага были видны множество крупных пятен застывшей крови, и явные следы борьбы. Но ни тел, ни каких либо предметов быта почему-то не осталось. Обойдя весь посёлок, я не нашёл ничего, что могло бы мне пригодиться, или хотя бы просто хоть что-то сказать о материальном быте пришельцев. Тот кто напал на них, унёс всё с собой. Не было ни обломков оружия, ни расколотых горшков, ни даже хоть какого-нибудь кожаного лоскутка или обрывка плетёного шнурка. Вообще ничего. Только пепел, зола и пятна застывшей крови.
Из всего что я увидел, можно было предположить, что нападение было внезапным. Обитатели, вероятно большей частью сидели перед сном у костра. И нападавшие почти всех их перебили, предварительно поджегши отстроеные наконуне хижины. Так и панику проще создать, и поле для битвы осветили, и перекрыли пути побега. Очень хитро.
Поселенцам ничего не оставалось, как только прижаться к воде и отбиваться как получится. Непонятно только одно. Куда нападавшие дели тела и всё имущество? Неужели и вправду забрали всё вместе с собой?
Ну ладно предметы быта, времена нынче такие - и ржавый гвоздь достаток. Но тела убитых то им зачем? Что-то мне не верится в то, что они их захоронили перед уходом. В таком случае забрать они могли убитых только в одном случае - если имели на них гастрономические планы. А если это так, то мы здесь имеем дело с каннибалами. А это очень печальное известие. С такими не договориться обменом ништяками. Для них ты сам самый интересный из всех презентов презент. А остальное и так им достанется.
На всякий случай я всё же обошёл весь каменистый берег залива, надеясь обнаружить свежее погребение или просто прибраные в сторонку тела. Но ничего утешительного не нашёл. Всё подтверждало мои домыслы. Возвращаясь к стойбищу решил пройтись по мелководью, вдруг там чего случайно уронили обороняющиеся и упустили нападавшие.
Обходя, по пояс в воде, один огромный валун, размером с микроавтобус, я обнаружил в нём подобие грота. Каково же было моё удивление, когда я обнаружил в этой полузатопленной нише негра.
Негр был в бессознательном состоянии. На его голове была большая шишка с разодранной кожей и запёкшейся кровью. Аккуратно вытащив его на берег, обнаружил ещё две резаных раны на теле и одну проникающую в бедро. Раны уже не кровоточили, но судя по бледности кожных покровов крови он потерял изрядно. Однако пульс прощупывался, и это обнадёживало.
Более внимательно его осмотрев, сделал вывод, что этот негр не совсем "негритянистый". Отсутствовали характерные негроидной расе черты, вроде вздутых губ и широких носовых крыльев. Он скорее больше походил на очень смуглого эфиопа. Типа - "а-ля арап Петра Великого" .
На вид, молодой парень. Я бы даже сказал - юноша. Хотя из-за его состояния трудно было чётко определить возрастную категорию. Кучерявый, но без намёков на бороду. Мышцы развиты умеренно, очень жилист и сух. Жирком не балован, но и не тощ. В общем и не доходяга, но и не купец.
А вот то, что было на нём, меня заинтересовало серьёзней. Кожаные шорты до колен были широкие, как будто их обрезали из шаровар. Держались они на кожаных завязках. На тело надета разодранная меховая рубаха. Но ни это было главным. То ка была выделаная кожа, для меня представляло гораздо больший интерес, чем то как она была раскроена и пошита. Кожа имела явные признаки дубления. А это о многом говорило.
Вторым интересным моментом были бусы из разных пород камня и косточек. Все они были просверлены и нанизаны на тонкий шнур из сучёных сухожилий. Такое тонкое сверление камня, немало говорило об уровне развития в этом направлении.
И третьим, за что зацепился мой взгляд, был хороший обсидиановый нож, одетый в замысловатый кожаный чехол. Он был прикреплён к запястью левой руки специальными ремешками. При нужде, нож достаточно легко вынимался из ножен и вставлялся обратно.
Первым делом я осмотрел более внимательно его раны, и промыл их минералкой. Потом попробовал его напоить. С трудом, но это вроде как удолось. Несмотря на то, что большая часть воды пролилась, несколько рефлекторных глотков он всё же сделал.
После этого, я сбегал в лес и нашёл две подходящие для создания волокуши ветки. Больше всего ушло времени на поиск подорожника, ромашки и полыни. Вернувшись к "эфиопу" первым делом наложил ему повязки на раны. Для этого отмыл хорошенько руки и ополоснул травы. После чего смешав их перетер на камне, и полученной кашицей покрыл все раны, предварительно промыв их "старинным дедовским способом" - помочившись для дезинфекции так сказать, и лучшего заживления. Поверх этой массы наложил листья подорожника и обмотал рогозовым шнуром. Для этого пришлось распустить свой фартук.
Посредством остатков этого шнура соорудил волокуши, соединив две длинные жерди обрезанными ветками помельче. Перетащил конструкцию на другой берег и оставил её у самой кромки воды. После этого перенёс и эфиопа. Его нож, я от греха подальше, снял с его руки и прицепил себе.
Осмотрев перед уходом всё разорённое стойбище более внимательно, на случай если что-нибудь ещё на глаза попадётся. Однако больше ничего примечательного не отыскалось. Поэтому я покинул эту бухту "Каменных слёз" - как я её назвал, без сомнений, и уложив пострадавшего на волокуши отправился в Гнёздово. Путь не близкий, а ноша не из лёгких. Так что быстрее выйдешь быстрее вернёшься
В основном, топал "уперевшись" глазами в мокрый прибрежный песок. Но иногда поднимал голову и осматривал опушку леса на предмет опасности. Если такая вдруг появится то придётся всё бросать и нырять в озеро. Уж в воде то больше шансов спастись. Если бегун я так себе, то пловец очень даже отличный. Как никак вон на сколько десятков тысяч лет занырнул.
Усмехнувшись своей самоиронии, оглянулся на гладь озера, прикидывая как далеко и за сколько я успею отплыть. Именно благодаря этому я и заметил, метрах в ста от берега, колышущееся на тихой волне толстое бревно. Идея родилась мгновенно. На кой чёрт гнуть спину в три погибели, таща эту убогую волокушу по песку, когда можно добиться нужного результата с гораздо меньшими усилиями. Всего то и нужно что доплыть до этого бревна и притолкать его к берегу. А тут уж как нибудь закрепить на нём поклажу и отбурлачить пострадавшего к скале. Всяко выйдет быстрее и проще.
Идея явно была толковая, поэтому я скинул с себя всё лишнее, оставив только обсидиановый нож, и брассом поплыл по направлению к бревну. Верхние слои озера были приятно тёплые, а сама вода очень прозрачная. Дно под ярким солнцем, просматривалось даже на большой глубине. Благодаря этому заплыв получился не столь напрягом, сколь в удовольствие.
Чем ближе я подплывал к бревну, тем оно казалось "всё страньше и страньше". В конце концов я разглядел то, что меня смущало. Бревно имело явные следы приложения труда человеческих рук. Когда я наконец-то подплыл к нему то сомнений в этом не осталось. Бревно было грубо обработано как снаружи так и изнутри с помощью огня и камня. Но несмотря на всю топорность оно имело отличную плавучесть и устойчивость.
Передо мной была самая настоящая лодка долблёнка. Длина её была около семи метров. Высота борта над водою сантиметров сорок, если не больше. А вот какова она изнутри мне было не очень видно. Так как мне не было известно о том есть ли там вёсла, я не стал тратить усилия на то, чтобы взобраться в неё. Поэтому сразу начал её выворачивать в сторону берега и толчками придавать разгон.
Это был тот ещё сизифов труд. Толщина ствола, из которого выжигалась лодка, была не менее ста десяти сантиметров в диаметре. Это очень большая масса для моих усилий. Но я справился. Шатко-валко, а я таки дотолкал её до берега, минут за тридцать. Правда вымотался я конкретно. Шея, поясница и плечевой пояс просто трещали по швам от перенапряжения. Если такие авралы и дальше будут меня преследовать каждый день, то из меня выйдет неплохой такой терминатор каменного века. Если конечно это вообще возможно, на рыбной то диете.
Однако несмотря на усталость, я нисколько не жалел о проделанной работе. Зато теперь я являюсь судовладельцем. А это много стоит по нынешним временам. Как только лодка ткнулась носом в мелководье, я первым делом выполз на горячий песок и распластался под ещё пока жгучими солнечными лучами. Хоть вода и была тёплой, но длительное пребывание в ней сильно переохладило тело. Я даже слегка закоченел. Хорошо хоть судорога меня нигде не подловила, а ведь всё этому способствовало.
Валялся я до тех пор, пока близящееся к закату солнце меня совсем не припекло. Только тогда я вновь сполз в воду, теперь уже чтобы освежиться. Как бы не хотелось забыться сном, но долг обязывал меня проверить состояние "эфиопа". Поэтому я поплыл вдоль берега к нему. Так было проще чем идти по горячему песку. Мимо пострадавшего я промахнулся метров на двадцать, так что долго плыть не пришлось.
Потерпевший пока ещё дышал.
Первым делом я опять принялся его поить. С горем пополам мне это удалось. После этого подобрав свои пожитки, я поволок его к ладье. А вот там меня ждал сюрприз, причём не один а целых три, да ещё и с прицепом.
За всё это время, я так и не удосужился заглянуть внутрь этой посудины каменного века. Полагал, что она по определению пуста, а значит надо решать первостепенные задачи, не отвлекаясь на пустяки. А между тем она была очень даже не пуста.
В дальнем конце лодки, который я и толкал всю дорогу, сидели сжавшись, обнимая друг друга два ребёнка. Мальчик и девочка. Светло-рыжие и голубоглазые, с лёгкой россыпью конопушек в области носа. Мальчонка был такой же кучерявый как и эфиоп, а вот у девочки, волосы волнистыми локонами закрывали собою полностью плечи. Одеты они были в длинные кожаные рубахи, или что-то типа хитонов до колен. Мальчик в отличии от девочки был ещё и подпоясан кожаным поясом. Девочка смотрела спокойно, но из под бровей. Зато пацанёнок явно был напряжён.
Но они в лодке были не одни. Перед ними лежала девочка постарше, на вид лет двенадцати. У неё на лбу была обширная рана покрытая запёкшейся кровью. Она была одета также как и маленькие дети, которым я дал бы от силы лет по пять-шесть. Но в отличии от них, она более походила на "эфиопа". Разве что волосы были менее кудрявы и подлиньше. Судя по всему она была либо без сознания, либо обессилена, либо просто спала. По крайней мере никак себя не проявляла.
Кроме них в лодке было несколько кожаных мешочков, литров на пятнадцать, туда-сюда. Какие-то поменьше, какие-то побольше. Два шеста, как я и предполагал, эта лодка "каботажного манёвра", то есть плавает вдоль берега до глубины упора шеста. Какие то камни, среди которых я точно смог опознать только обсидиан, по характерному блеску скола. И два кожаных свёртка.
Обнаружив посторонних, я первым делом устыдился своего внешнего вида, поэтому сразу же присел на корточки, чтобы скрыть свою наготу. Из всех пятерых людей, в сложившейся ситуации, я как ни странно внешне выглядел самым диким. При этом, только я вероятно это и понимал.
Для того, чтобы хоть как то прикрыть срамные места, я вместо фартуков и спереди и сзади прикрыл себя этими несчастными ивовыми щитами. В ширину они были чуть больше двадцати сантиметров, а длину около полуметра. Так что вся эта юбка, с широкими "разрезами" по бокам, смотрелась очень даже эпически.
Ирония судьбы - ещё вчера эти две плетёнки были частью вооружения, утром опустились до статуса кирасы, а уже к вечеру превратились в первопредка панталон.
Боясь испугать детей, я не стал пытаться наладить с ними контакт сразу. Просто вытащил из лодки мешающие шесты, и передвинул булыжники поближе к мешкам. После чего перетащил "эфиопа" на освобождённое место. Его меховую рубашку я снял ещё когда обрабатывал раны. Теперь же, свернув, подложил её ему под голову.
Закинув оставшееся барахло и топор в лодку, я подошёл с флягой к старшей девочке. Проверка пульса показала хороший ритм сердцебиения. Это позволяло надеяться на то что она в сознании. Поэтому осторожно приподняв её голову стал предпринимать попытки её напоить. Когда мне удалось чуть чуть влить ей в рот минералки, она сделала непроизвольный глоток и слегка приоткрыла глаза. Взгляд серых глаз был мутным и расплывчатым. Однако следующие несколько глотков она сделала вполне осознано. Правда после этого снова отключилась, видимо от обессиливания
Только после этого, отпив наигранно жадно несколько раз из фляги, я протянул её младшей девочке. Та флягу приняла. Заглянула в неё, понюхала, снова посмотрела на меня, и после того как я кивнул, она принялась пить. Утолив первую жажду она снова посмотрела на меня. Я одобрительно кивнул ей на мальчишку. И она тут же передала флягу ему. Тот пил рывками, недоверчиво. Но зато дольше других. Остатки он снова передал сестре. То, что они двойняшки, не вызывало никакого сомнения. Слишком они были похожи между собой.
Девочка допила остатки минералки и передала флягу мне. Поняв что первый контакт прошёл успешно, я взялся его закреплять. Вытащил из тубуса копченую форель и принялся нарезать ее обсидиановым ножом на куски. После чего смачно съел парочку. Утолив первый голод, а я уже изрядно проголодался, я протянул по порции форели и детям. Те схватили их каждый по своему. Мальчик с голодной опаской, а девочка с не менее голодным аппетитом. Скушав первый кусочек, подумав, она отложила рыбу в сторону. Встала и взобравшись на широкий борт перебежала по нему на другой конец лодки залезла в один мешочек, порылась в нём, и достала оттуда створку небольшой ракушки. После чего распутала завязки на другом мешке и запустив туда руку, что-то почерпнула в раковину. Вынув, отложила её в сторону, и завязала оба мешочка обратно. Когда она вернулась, то протянула мне створку с белыми кристалликами, предварительно отсыпав их и себе в ладонь. Я чуть не расплакался от понимания того, что сейчас видел перед собой.
Соль!
Конечно же это соль! Другого просто и быть не может. Она мне снилась каждую ночь в виде солёных блюд и обильных застолий. Наркотик многих эпох. Основа процветания человека как вида. Самый "консервантный" из всех консервантов. Человек даже себя научился консервировать с её помощью. Первое куда фараон попадал после смерти, так это в солевую ванну. И только потом его ждало бальзамирование и захоронение.
Это была моя первая солёная пища за всё время пребывания в этом мире. Поэтому я с удовольствием съел пару подсолёных кусочков. Но за всё приходится платить. И расплата себя ждать не заставила.
Дети ещё доедали рыбу, когда я уже разворачивал лодку по направлению к Гнёздово. Время близилось к закату и на всё про всё у меня было лишь пару часов. Поэтому разогнав эту неповоротливую калошу на сколько можно, я запрыгнул в неё, и схватив шест принялся удерживать скорость отталкиваясь им от дна. Постепенно я перебрался на перёд и дело пошло гораздо лучше. Так было проще удерживать и корректировать курс.
Уже минут через двадцать меня стала догонять жажда. Ещё через десять, язык припух. В конце концов пришлось мимоходом зачерпывать воду ладонью прямо с озера и полоскать ею рот. Жажду это не утоляло, но зато хоть язык к нёбу не прилипал. Вот тебе и посолонился, на свою голову!
К скале мы подплыли уже в сумерках.
Первым делом, как только сошёл на берег, я сразу же занялся разведением костра. Пока я крутил-вертел, подошла девочка, и стала чиркать двумя камушками на пучок мха в перемежку с какими то растительными добавками. Через пять минут кастёр пылал. Я жестами попросил показать эти камешки, извлекающие из себя искры. Она протянула мне их.
Ну конечно же - пирит и кремний. Не такие уж они тут и первобытные.
Сначала я перенёс на лежанку уснувшего мальчика. После него туда переместилась и старшая девочка. Последним лодку покинул "эфиоп"так и не пришедший в сознание. Втроём, они как раз впритык, уместились внутри моей хижины.
Младшая девочка сном пока не озаботилась, поэтому я достал из коптильни свежекопчёного жирного карася, и предложил ей поужинать. Пока она разбиралась с ним, я сплавал за свежей минералкой. Прямо там же, над источником, я утолил наконец-то свою жажду.
Девочке минералка тоже пришлась по душе. А поужинав и напившись, она наконец-то начала зевать. Видя это я отвёл ее в хижину, и помог улечься в ногах у мальчонки.
Вот и всё, мест больше нет. Придётся завтра что-то придумывать по этому поводу. Хорошо хоть успел сегодня оштукатурить стены, теперь можно будет без переживаний оставить костёр на ночь.
Сам я спать пока не собирался. Дел на сегодня ещё хватало.
Перетащив все пожитки из лодки, я перегнал её в ту округлую заводь, что находилась на моей отмели с левой стороны от скалы. От туда её никуда не унесет.
Вернувшись, взобрался на скалу, и минут сорок созерцал темноту на востоке. В этот вечер никаких признаков огня в округе не наблюдалось. И это было хорошо. Значит сегодня спать можно спокойно. А спать я хотел очень сильно. Сегодня выдался тот ещё денёк. И организм требовал отдыха.
И снова я, свернувшись калачиком, вынужден был спать у костра под звёздным небом. Но утешением мне было осознание того, что я теперь не один. И точно не поехавший крышей псих одиночка, затерявшийся в своём бредовом мире.
Глава XV
Кто бы сомневался в том, что я встану первым?!
Кто угодно, но только не я. Вот что значит жить в "темпе". Как будто завтра потоп. Чтоб мне под пальмой то не лежать, а? Нет жеж, неймётся всё.
Раскочегарив огонь в очаге, и справив нужду в отведённом для этого месте, искупался и занялся утренней "раскачкой" с бамбуковой слегой. Мой профессиональный снаряд остался в Ромббиче, поэтому пришлось пользовать то, что более менее подошло.
Пока разминался, размышлял об отсутствии удобств. Как никак уже четырнадцатый день в новом мире, вроде как, а грамотного отхожего места так и не сладил. Если раньше с этим проблем не возникало, выкопал ямку поглубже, да обратно и прикопал, то теперь вопрос встал ребром. Нашего полку - прибыло. А то, как аборигены удобрили открытым методом свою околицу, меня совсем не вдохновляло. Мне здесь минные заграждения никчему.
Поэтому одна из первостепенных задач на сегодня - это организация полноценной лагерной жизни. Всё остальное сопутственно, и по возможности. Однако, отдельной статьёй в графике будет уход за пострадавшими от налёта и их лечение. А с этим всё гораздо сложнее.
Вообще в любой болячке самое главное правильная диагностика, ну и само собой её результат - диагноз. Пришлось как то разговаривать с одним хирургом в Москве по этой теме. Он сетовал на то, что прооперировать и вылечить они могут что угодно, был бы верный диагноз. Вот только на всём пространстве СНГ с этим большие проблемы. Если хочешь качественного лечения сначала съезди в Германию или в Израиль за диагнозом. Там на этом деле ни один десяток мамонтов съели.
В тутэшнее время с этим всё ещё хуже. Диагнозов всего лишь два - родился и умер. Максимум, что могу сказать, так это то, что оба пациента имеют травмы головы различной степени тяжести. А вот насколько они серьёзные, то только вилами на воде можно гадать, которых кстати и нет. Девочка вроде как в сознание приходила, и это хорошо. Значит попробуем лечить покоем и уходом. А вот с парнем всё серьёзней. Он в добавок к более сильному удару, ещё и много крови потерял.
Закончив с тренировкой, напялил недоюбку-полукилт прикрыв срамные места, и вернулся в лагерь. Чтобы не беспокоить своей клоунадой спящих "постояльцев", её я проводил с южной стороны скалы. Поэтому я и не знал, что младшая девочка уже встала. Она сидела у костра и распаляла потухший было костёр подкладыванием хвороста.
Увидев меня она встала, и подойдя к сваленному у скалы барахлу поманила к себе. Пока я подходил, она порывшись в куче, вынула оба кожаных свёртка и положила на песок. Развернув их, она расстелила перед собой несколько крупных выделанных сыромятных шкур. По виду они скорее всего принадлежали каким-нибудь крупным сайгакам или диким ослам. Выбрав ту, что поменьше она протянула мне. В пояснениях - зачем, я не нуждался. Поэтому взяв подарок, отошёл за свою хибару, а по нынешнему - гостевой домик, и сделав посреди шкуры поперечную прорезь, напялил в виде пончо.
А апгрейд, ничего такой получился. Мехом внутрь создавал даже определённый комфорт. Хоть шкура и была самой маленькой, но в сложенном виде, как пончо, она опускалась чуть ниже середины бёдер. Наверное это всё же что-то крупнее чем дикий осёл. Не удивлюсь если это какая-нибудь лошадь пржевальского. В любом случае наконец-то я нормально прикрыл свой стыд. Скинув плетённые недопонталоны из плетёных щитков, обрезал конечности шкуры. Располосовав один из этих обрезков, сплёл на скорую руку простенький пояс. Подвязав им пончо по талии, взял обрезки и вернулся к девочке.
Та уже успела всё свернуть обратно, оставив одну шкуру растеленной. На неё она высыпала из двух мешочков различную бытовую мелочёвку. Там было много чего интересного из первобытной утвари, в основном из камня и кости. Но больше всего моё внимание привлекли несколько катушек просто сучёного и плетёного шнура.
Взяв катушку с самой тонкой нитью, миллиметра в два толшьной, осмотрел её структуру. Не было никаких сомнений в том, что она сделана из размочаленных сушёных сухожилий. Очень хорошо, что им известно сучение нитей. Есть надежда, что их технологии не так уж и примитивны, а значит мы быстро найдём общий язык. В других катушках была и плетёная бечева и добротные шнуры потолще.
А девочка хоть на вид и шести лет, а очень даже хозяйственная и сообразительная. В моём времени дети годам к двенадцати до такого уровня дотягивают. Видимо здесь с ними не няньчаются долго, и походу пьесы быстро вводят в хозяйственный оборот. Надо попробовать пообщаться больше чем жестами, глядишь у них и освоение нового материала будет более форсированным чем у моих современников.
- На. - протянул я обрезки шкуры, сев перед ней на коленки.
Она посмотрела на мои руки, потом в мои глаза, явно сомневаясь в правильной трактовки моего предложения.
- На. - повторил я помогая себе мимикой и взглядом, ещё больше протянув ей обрезки
Она вытянула руку и перехватив их приняла подачу. Тогда я взял моток бечёвки и тоже протянул ей.
- На. - повторил я.
Разобравшись в чём суть игры, она приняла и её. Тоже самое произошло и с каменным обсидиановым скребком. Поняв, что девочка сметливая, перешёл к обратному.
- Дай. - попросил я, указывая пальцем на кожаный мешочек стоящий сбоку от неё.
Оглянувшись на него, она снова посмотрела мне в глаза. Тогда я снова ткнул в него пальцем и приложил руки к груди:
- Дай. Дай мне. - сопроводил я движение рук словами.
Как ни странно, но девочка быстро разобралась в логике жестов.
- Амэ - сказала она протягивая этот мешочек литра на полтора-два объёмом.
Я заглянул внутрь него и поворошил рукой. Мешочек был плотно набит растреушёными волокнами высушенных жил - запас сырья для прядения нитей. Неплохо.
- На. - протянул я его обратно.
Она взяла мешочек и поставила его на место. Тогда я ткнул пальцем в другой мешочек, поменьше что лежал на краю шкуры с её стороны.
- Дай. - попросил я.
- Амэ. - протянула она мне и его.
Внутри оказались различные мелкие изделия из обработанных костей.
- На. - протянул я его обратно.
Она прибрала и его на место. А потом вдруг неожиданно ткнула пальцем в моток тонких нитей, что я положил возле себя и сказала:
- Ваэ.
Аналогия несложная, поэтому я передал его ей. Ткнув ещё несколько раз на различные вещи сопровождая просьбу словом "ваэ" с ударением на звук "а", она наконец-то сказала:
- Даэй.
Я даже улыбнулся от звучания хоть и коверканого, но родного слова. Девочка же видя мою улыбку звонко расмеялась и стала хлопать себя перекрещенными руками по плечам покачивая при этом головой из стороны в сторону.
На её смех из хижины выбрался пацанёнок и подбежав к ней спрятался за спиной, подглядывая из-за плеча.
- Амэ. - протянул я ему красивую вытянутую ракушку.
Он на это спрятался за сестру полностью. Тогда та протянула руку и сказала мне:
- Даэй.
- Амэ. - отдал я ей ракушку.
- Амэ. - передала она её брату.
Тот взял.
Поняв что контакт налажен, я представился указывая на грудь пальцем:
- Глеб.
Ткнув палец ей в грудь сделал вопросительную мимику приподняв брови.
- Лимма. - ткнула она в себя пальцем.
Тогда я снова ткнул в себя пальцем:
- Я. Я Глеб. - потом тут же перевёл палец на неё. - Ты. Ты Лимма.
- Я Лимма. - повторила она мой жест в отношении себя. - Ты Леп.
"Видать это судьба, быть каким угодно Льевом или Лепом, но только не Глебом." - в сердцах вздохнул я. Однако же был рад успехам девочки в усвоении нового материала. Она просто удивительно быстро разобралась в логике игры.
- Я Глеб. Ты Лимма. Он? - спросил я девочку указав пальцем на её брата.
Та оглянулась на него, и чуть чуть подумав весело ответила:
- Я Лимма. Ты Леп. Он Лиммал. - и тут же снова звонко рассмеялась заливистым детским смехом.
Я улыбнулся ей и повторил:
- Ты Лимма. Он Лиммал. Я Глеб. - и ткнув пальцем на хижину спросил - Он?
Тут девочка задумалась на дольше. Но потом всё же ответила:
- Амилла? Халлим? - уточнила она, кого именно я подразумеваю под своим вопросом.
- Он Халлим! Она Амилла! Ты Лимма! Он Лиммал! Я Глеб! - перечислил я всех, поочерёдно тыча указательным пальцем.
- Я Лимма! Ты Леп! Он Лиммал! Он Халлим! Она Амилла! Подтвердила девочка радостно.
Я тоже этому обрадовался и даже похлопал её, слегка по плечам.
- Пора завтракать. - сказал я вставая, и пошёл к коптилке достать свежекопчёной рыбы. Думаю трёх штук нам хватит с лихвой.
Когда я вернулся с рыбой Лимма и Лиммал уже почти освободили шкуру сложив всё в мешки. Я поставил на шкуру три бомбуковых корытца с рыбой из отходов своих строительных эксперементов. Но сразу им приступить к еде не позволил. Очень даже вероятно, что они являются носителями кишечных паразитов, и за ночь могли немало яиц нахватать под ногти. Для детей это проблемный вопрос и в мо[м времени.
Поманив их за собой, подвёл к озеру. Здесь у меня стоял дежурный тубус с щёлоком, которым я частенько промывал руки, да и отмывался от грязи во время купания. Иначе давно бы вшами зарос. Хорошенько умыв каждого в озере и отмыв им руки, особое внимание уделяя грязи под ногтями, я привёл их обратно. С Лиммалом конечно пришлось повозиться, но в игровой форме я с этой задачей всё таки справился.
Дети принялись за еду с аппетитом и своеобразной сноровкой. Как они только костями не давились, для меня было загадкой. Пока они кушали, я наполнив флягу свежей минералкой, пошёл осмотреть Халлима с Амиллой.
Больные ещё спали. Покрайней мере хотелось на это надеяться. Аккуратно вынес из хижины часть сушённой подстилки и расстелил близ очага. Переложил Амиллу на неё и осмотрел рану на голове. Судя по всему удар был хоть и сильный, но всё же пришёл вскользь. Поэтому надеюсь здесь всё обошлось только сотрясением, без кровоизлияний.
Аккуратно приподняв голову, стал поить девочку из фляги приговаривая ласково её имя. Первые порции ушли в песок, но потом она всё же сделала несколько глотков. Чуть подождав, мне удалось ей в итоге споить грамм сто пятьдесят минералки. Под конец она даже приоткрыла глаза. Взгляд хоть и выглядел утомлённым и блуждающим, но уже не таким отсутствующим как вчера.
Солнце ещё только всходило, и в глаза пока не нагружало яркостью дня, поэтому девочка без особых напрягов пыталась сконцентрировать взор на окружающем её мире. Отставив флягу в сторону, я отщипнул жирный кусочик с брюха местного "карася" и попробовал его скормить Амилле
- Амэ Амилла. Амэ. - приговаривал я.
В конце концов мне удалось уговорить её проглотить несколько лакомых кусочков. После этого я дал ей ещё минералки. Ею же аккуратно промыл рану. Затем намял кашицы из вчерашнего запаса трав с добавлением порошка еловой смолы, и смазал ею рану, прикрыв листом подорожника.
Закончив с Амиллой, приступил к осмотру Халлима.
Нельзя сказать, что парень был очень уж плох, жара особого не чувствовалось, но вот его вялость меня беспокоила. В целом покраснение вокруг ран было умеренным. Но вот ранение на бедре желательно бы заштопать, излишне глубокий и широкий вышел разрез. Хорошо хоть крупных сосудов не зацепило, но если не стянуть края, то заживать будет долго. Нужно предпринимать срочные меры. С головой я ему особо ничем помочь не могу, но вот правильную обработку ран и питание обеспечить в моих силах.
На счёт ран не придумал ничего лучше как опять прибегнуть к дедовскому способу. Только сделал небольшую корректировку во вчерашний рецепт. Откромсал свежий тубус от бамбукового ствола и пошёл к детям. Они как раз закончили с завтраком и Лиммал искал куда бы отвернуться "до ветру". Вовремя я его подловил.
- Лиммал! - окликнул я, спешно направляясь к нему. - Амэ Лиммал. Амэ. - стал протягивать я ему тубус.
Тот не понимал чего я от него хочу. Поэтому присев перед ним я принялся обьяснчть ему жестами, что нужно сделать. Не знаю , что в итоге помогло, помощь в обьяснении подошедшей Лиммы или то, что пацанёнок уже не мог сдерживать малую нужду, но задача была выполнена. Подхватив тубус со свежей уриной я побежал промывать раны Халлима.
Не знаю почему, но считается что детская для этого дела более действенна. Наверное в ней содержатся какие-то избытки системы, отвечающей за рост и регенерацию организма детей. Может быть что-нибудь от стволовых клеток там или ещё чего, но бабушка Эльче всегда пользовала этот метод при различных ранениях и порезах. Так сказать традиционная полевая медицина. За неимением академической, придётся обращаться к ней.
Закончив с промыванием, я кое-как напоил бессознательного юношу минералкой. Пока поил, с облегчением заметил, что он всё же реагирует на внешние раздражители. Покрайней мере слегка хлебанув не в то горло и закашлявшись, он простонал пытаясь приоткрыть глаза. Это у него не получилось и он снова обмяк на моей руке. Знак был обнадёживающий.
Теперь надо было решить задачу со стяжкой раны. Хотя бы пару швов, а скрепить её края надо. Да вот только нечем. Сначала было подумал зафиксировать стяжку с помощью тисового луба, промазанного разогретой еловой смолой. Стянуть края, да наклеить этот пластырь поверх них. Смола она вроде как фитонцидная должна быть. Но прикинув с какими потом сложностями столкнусь при обработке раны, оставил пока этот вариант про запас.
Размышляя о швах, вспомнил о некогда прочитанном способе шва с помощью определённых волокон молодого бамбука. Парочку таких свежих стволика у меня здесь имелось, поэтому я принялся кромсать кусок сегмента, или как принято их называть - колена, выискивая эти самые волокна.
Искомое я таки нашёл. И оно даже неплохо затягивалось в узел. Теперь надо было подумать каким образом это сшивать. Да в общем доступное решение было только одно - рыбья кость. Я уже давно обратил внимание на полезный для этого дела изгиб брюшной кости местного "леща". И этих костей у меня прилично так скопилось.
Выбрав подходящий хорошо просохший экземпляр, я принялся ладить из него иглу. В общем то, там особо и делать то нечего было. Проточил в плоском расширении кости наискосок зацеп вместо ушка с расширением для нитки. Округлил края, чтобы не цепляло мякоть, и принялся отмывать и обеззараживать в концентрированном щёлоке.
Пока волокна и игла проходили щелочную дезинфекцию я скрутил из этих же волокон еще и жгутик для дренажа в рану, и тоже поместил его "игле" с "нитями". Поразмышляв прикинул, что после наложения швов неплохо бы прикрыть рану обеззараживающей противовоспалительной повязкой. Для этого мне надо было идти в лес, и собрать соответствующие травки.
Всё это время дети были подле меня. Лиммал сидел рядом с Амиллой, и что-то нашёптывал ей на ухо. Та уже более менее пришла в себя и поглядывала в мою сторону с опаской. А вот Лимма вовсю крутилась рядом со мной, парой очень мешая. Крайне любознательная девочка оказалась.
- Моэ? - постоянно тыча во что-нибудь пальцем спрашивала она меня.
- Бамбук. - отвечал я
- Бабуэ? - переспрашивала она.
- Бабуэ - бабуэ. Пускай будет бабуэ. - соглашался я. - Но всё же лучше пусть будет бамбук!
- Бабуэ! - улыбалась канапушка.
- Так, мне сейчас в лес надо сходить. - накидав мелких базальтовых голышей в костёр, обратился я к ним, показывая пальцем на лес, и объясняя жестами свои намерения и их задание - А вы пока в очаге огонь поддерживайте.
Когда я прошёл уже полпути, меня догнала конопушка. Махнув рукой, я не стал её отсылать обратно, глядишь и она чего подскажет, как никак местная. Почти.
В лесу мы пробыли минут сорок. И Лимма оправдала мои ожидания, первой нашла лекарственную ромашку и подорожник.
- Цуэх. - протянула она ромашку.
- Ромашка. - поправил я её.
- Роэкша? - как всегда переспросила она.
- Ро-ма-ш-ка. - произнёс я по слогам.
- Ро-маэ-ш-каэ. - попробовала она слогами.
- Молодец, так гораздо лучше. - похлопал я её по плечу улыбаясь. - Ро-ма-ш-ка.
- Цуэх - ромаэшка! - довольно констатировала она.
С подорожником всё оказалось сложнее. Приставки, суффиксы, корни, окончания, создавали слишком трудно произносимую конструкцию. Поэтому сошлись на местном обозначении - "цуэхэх".
Однако же по настоящему порадовала она меня принеся "цух". Когда она протянула мне джусай, я её от радости даже поднял на руки и закружил в воздухе, искренне смеясь в её канапушки. Лимма сначала испугалась, но потом сообразив, что я очень ею доволен, тоже стала смеяться и хлопать себя в плечи.
Полянку где она отыскала джусай, мы хорошенько пощипали. Здесь много чего полезного оказалось, даже какое-то подобие тмина или что-то типа того.
Придя в лагерь обнаружили сидящую возле очага Амиллу. Она доедала оставленную мною рыбу. Это было хорошим событием. По крайней мере можно будет всех оставить под её надзором, когда мне придётся уйти в Ромббич. А уйти мне очень даже надо.
Разложив все травы пучками на плоском камне, я взял широкий пустующий бамбуковый тубус и наполнил его до половины минералкой. Затем, смастерив щипцы-ухват из бамбуковой плашки, принялся по очереди опускать огняные камни внутрь. Как только голыш остужаясь переставал бурлить, я вытаскивал его и опускал следующий. Остывшие камни я опять складывал в очаг. Когда вода в бамбуковой емкости забурлила кипятком, я наконец-то закинул туда отобранные пучки трав и веточку "тисовой" хвои.
Пока "элексир" настаивался, я постоянно отвечая на вопросы Лиммы, занялся трепанием тисового луба. Его я притащил из Ромббича незная куда бы приладить. Вот он и лежал в корзинке дожидаясь своего момента. Незная из чего сделать тампон для повязки, обратил внимание на мягкий подкорковый лубяной слой. По идее должен сгодиться на это дело. Нужно лишь хорошенько его оттрепать.
Когда всё необходимое было готово, я приступил к самому главному действу. Отлив в пустой тубус отвара и остудив его, я закинул пропитываться туда же и лубяной пучок. Хорошенько отмыл себе и Лимме руки в щёлоке и ополоснул их отваром. Промыв ещё раз рану, уложил дренажный жгутик внутрь, предварительно пропитав его в настое. После чего стянул её края и объяснил своей ассистентке как их удерживать стык-встык. Когда она сжала рану руками, я накинул петлю из бамбукового волокна в ушко-заусенец и принялся штопать. Наложив семь швов достал пропитавшийся тампон и уложил поверх них.
Те же самые процедуры мы проделали и с другими ранами Халлима, там где в этом была необходимость. Повязку поверх тампонов я сделал из рогоза, распустив то бестолковое пончо. Предварительно подержав жгуты в щёлоке, я сполоснул их в настое. И обмотал ими прикрытые тампонами раны.
Всё это время Халлим то приходил в себя, стоная не в силах пошевельться, то вновь проваливался в беспамятство. Эта операция вероятно далась ему труднее всех. Амилла с Лиммалом не отходили от нас ни на минуту, напряжённо следя за моими манипуляциями. Хотя я прекрасно видел, что старшую девочку ещё мутит после травмы и ей необходимо лежать, отвлечся на обьяснения я не мог, поэтому просто махнул рукой.
Вся эта история продлилась до обеда, а я так ещё и не ел ничего. Желудок отчаянно требовал внимания к своим нуждам, но уже подошло время лезть в гнездовища. Поэтому просто наполнив его минералкой отправился на промысел.
Пока я занимался своей колхозной суетой, на верх влезли Лимма с Лиммалом. Как они умудрились - было загадкой, но моё сердце чуть через пятки не выскочило когда я обнаружил их наверху. Подобравшись к ним, я усадил их подальше от края и стал обьяснять чтобы не двигались с этого места пока я не закончу. Только более менее успокоившись, я продолжил заниматься своими делами, постояно держа двойняшек в поле зрения. Второй раз у меня чуть не случился разрыв сердца, когда они догнали меня в Подоле, вопреки моему строгому наказу оставаться наверху. Как бы я не торопился здесь успеть, они оказались шустрее.
Затащив их в агатовую жеоду, очень настоятельно обьяснил им чтобы они отсюда не вылезали, пока я их не позову. Выбравшись же из жеоды наружу, ещё долго сидел не в состояниии унять дрожь в теле. Это была большая проблема. Детям не место на скале высотой с пятиэтажный дом. В свои восемь-девять лет, я не мало скал облазил с Ерболом и Эльдаром, но им то дай бог если шесть то есть. Теперь я представляю как дед Таргатай с бабушкой Эльче переживали за нас.
Кое как успокоившись, я закончил дела и в Подоле. Всё это время хитрые брат с сестрой нагло следили за мной, то вылезая наружу, то вновь исчезая внутри жеоды. В общем неплохо они там повеселились.
Улов составил семь крупных рыбин, три из них были форелинами. Не заморачиваясь, распотрошонные тушки я скинул в низ к очагу прямо так. Позвав ребятню проследил за их спуском. В общем-то ничего страшного, спускались как заправские обезьянки, видать им это не впервой. Но я всё равно чуть не поседел. Причём они не стали спускаться к воде, а прямо по отвесной стене, почти у самого низа, перебрались к берегу цепляясь за выветренный желоб между слоями песчаника.
Сняв с себя пончо и смотав его в узелок, я спустился в воду и поплыл к берегу держа его над собой. А головняка и переживаний то поприбавилось. Дети это серьёзное испытание. А вот доисторические дети, как оказалось вообще катастрофа.
Сегодня решил рыбу не коптить. Так вся уйдёт. Тем более, что пациентам требуется блюдо номер один. Освободив самый широкий тубус, снова наполнил его водой до половины. Амилла в наше отсутствие продолжала поддерживать огонь в очаге, поэтому камни были раскалённые. С помощью них она сама вскипятила воду, пока я промывал рыбу и нарезал карася с форелиной на куски. Закинув их в кипяток мы продолжили варить уху с помощью раскалённых камней. Хорошо что рыба легко поддаётся термообработке, с мясом так запросто не выйдет.
Когда рыба разварилась, я выложил её в бамбуковые корытца и принялся освобождать от костей. Закинув мякоть обратно, я промыл и порезал часть джусая в уху. И оставил настаиваться, не забыв и подсолить.
Кстати о соли. Её оказалось целых два мешочка, килограмм по пятнадцать каждый, плюс-минус. Причём она была достаточно чистая и мелкая. Видно погибшее племя гдето наткнулось на солончак, или солёный водоём. Это меня очень радовало. Не придётся ломать голову и стирать пятки в её поисках. Как никак, соль - это основа продуктовой безопасности в любые времена.
Пока уха доходила отвёл всех отмывать руки и умываться. Двойняшки воспринимали это как игру, а вот старшая отнеслась к этому с непониманием, но противиться тоже не стала.