...Мужчина вышел на неасфальтированную дорогу, взглянул куда-то вдаль, и через секунду, подняв правую руку вверх, пустил из железного пистолета в воздух горящий красным пламенем сигнальный огонь.
Вдали, где-то за деревьями, куда заворачивала дорога, послышались негромкие, но отчётливые в окружающей тишине звуки заводящегося двигателя, а затем - его, работающего, рычание. Звук становился всё ближе и ближе, пока наконец из-за деревьев по дороге не выехал джип - такой, какой использовали американцы во Второй Мировой. Джип, выключив фары, ехал в темноте ночи по дороге прямо к мужчине.
Мужчина же стоял на месте, казалось, даже не двинулся и не спустил взгляда с автомобиля ни на секунду. Всем видом своим он показывал серьёзный настрой, но более всего он выказывал уверенность - ту уверенность, что возможно ощутить физически, находясь рядом. Он стоял посреди дороги в тяжёлой кожаной куртке, но без перчаток, несмотря на ночную прохладу - однако сжал ладони в кулаки.
Когда джип подъехал, молодой парень, блондин, что сидел позади водителя, глядя на то, что было за спиной мужчины, сказал на английском с непонятным северным акцентом:
- С этим я мог бы и помочь...
Мужчина не ответил - лишь медленно сел на сидение рядом с водителем, почти зацепившись брюками за искорёженную сталь в том месте, где к корпусу машины должны крепиться двери.
- Разрывов тебе мало, что ли? - спросил водитель, лысеющий мужчина, с лёгким французским акцентом, не поворачиваясь. - Ещё твоих выкрутасов, - выдал он слово на французском, - не хватало...
Джип вновь тронулся вперёд, к позеленевшему от дикой растительности огромному каменному замку: это было единственное место, куда вела дорога, зарастающая травой тем больше, чем ближе она была к нему.
Позади себя мужчина оставил маленький КПП с высокой серой деревянной сторожевой будкой и чёрно-белым, теперь - поднятым, шлагбаумом. Рядом с будкой лежал, положив левую руку на спусковой крючок немецкого автомата, солдат в такой же серой форме; по другую сторону шлагбаума более худощавый солдат раскинул руки и закрыл глаза, так же лежа на земле; земля под обоими была тёмно-красной.
По дороге к замку мужчина не проронил ни слова; водитель не отвлекался от дороги; и только светловолосый парень изредка вспоминал о чём-нибудь, ему интересном, и продолжал говорить, словно сам с собой.
- Мне это один фильм напоминает, - сказал он однажды, - "Эффект бабочки". Ну, с Эштоном Катчером... - но, увидев непонимающий взгляд от обоих своих спутников, добавил: - А... У вас же этого нет...
Вскоре они были на месте - вошли внутрь, едва не протиснувшись через ворота на джипе, на своих двоих. Время явно не пощадило замок: та дикая растительность, что была видна ещё издалека, буквально растерзала камень. Кое-где уже обрушилась стена или, того хуже, потолок, кое-где камни ещё не упали на землю, но опасно выступали.
- Следите за шагами, - впервые за всю ночь произнёс мужчина низким голосом, с американским акцентом, достаточно громко, чтобы его спутники его услышали - и замолчал вновь, оглядывая пространство вокруг себя.
- Куда теперь? - спросил парень тут же.
- Сюда, - сказал водитель и, включив большой электрический фонарь, уверенно пошёл по коридорам.
Стены, раньше украшенные картинами, коврами, сейчас были пусты, что добавляло ещё больше мрачности и так не слишком приветливому древнему строению. Коридоры были совершенно пусты: не было ничего, что могло бы попасть внутрь из внешнего мира - не было даже вездесущих крыс, которые в подобных местах водятся целыми семействами.
Прошло не так много времени, когда все трое вошли в просторный зал. Этот зал явно отличался от всего остального замка: здесь, среди камня и зелени, стояли деревянные столы, каждый - своего стиля и возраста; стояли не очень аккуратно, а некоторые даже были перевёрнуты.
- Поищем здесь, - сказал водитель. - Может, найдём что-нибудь.
Трое разошлись к разным столам. На деревянных поверхностях, укрытых и голых, лежали различные бумаги: некоторые из них были скомканы, некоторые - свёрнуты в пару-тройку раз, некоторые - совершенно ровны, и только уголок у них был случайно оторван; то были записки, рисунки, даже планы белыми линиями на синей бумаге. Но больше всего внимание мужчины привлёк один маленький, свёрнутый вчетверо листочек уже не белой бумаги. Этот листочек был, казалось, знаком ему...
- Джон, ты нашёл что-нибудь? - спросил водитель, не отрываясь от собственных бумаг.
Никто не ответил.
Мужчина взял листочек бумаги, но медлил с открытием его...
- Джон? - спросил водитель ещё раз, более настойчиво, и взглянул на мужчину.
И вновь тишина в ответ.
Он начал медленно разворачивать листок, сквозь который, теперь свёрнутый вдвое, начали виднеться яркие краски...
- Джон!
Он развернул листок полностью. То был детский рисунок.
Смысл его не сразу ударил в голову мужчине: это был рисунок семьи - мама, папа, брат, сестра и кто-то очень высокий, тёмно-коричневый, с хвостом и высунутым языком. Это странное существо показалось фантазией ребёнка, но затем...
- Джон! Нет!
Он слышал эти слова - но не слушал, не мог, как и быстрые шаги, стремящиеся к нему. Закрыв глаза, он, словно от бессилия, покачнулся и полетел на пол...
...но падение его было мягко, с лёгким отскоком от пола...
Джон открыл глаза и безумно оглядел окружение. Вокруг было светло, но эта внезапная яркость не била в глаза; она была привычна, как и ощущение под рукой, которая опиралась на что-то...
Белый диван с едва заметным швом на средней подушке от падения Тимми в семь лет.
Почти квадратная подушка с узором в чёрную точку.
Белые в полоску стены, ковёр с футуристичным узором, светло-серый телевизор с маленьким сколом под экраном...
Джон был дома. А встречала его их длинная такса, которой давно пора на покой.