Слово вечно. Его не стереть ни огню факела, ни лезвию меча, ни пуле быстрее звука. Ему не страшно время, не страшно расстояние, не страшны помехи. Оно будет жить, пока живо всё, что его помнит - фонарный столб, небесная гладь, земная твердь...
Он, молодой парень в крутой современной одежде, сидел на деревянной скамье с железным каркасом, у правого её края. Сидел, нагнувшись так, чтобы локти его доставали до колен, а на сжатые кулаки можно было положить голову; сидел ровно, почти не двигаясь, словно слушал что-то, положа лоб на руки и закрыв глаза.
Вокруг него ожил день. Люди ходили в обе стороны улицы, а на широкой дороге ездили с шумом странноватого вида машины - словно бы дизайн тех, самых первых широкодоступных авто стал образцом для всех, всех будущих моделей. Всё вокруг словно сияло, и солнце добавляло в это сияние своего золотого цвета, и казалось всё вокруг даже несколько теплее, и даже чёрный наряд юной девушки, что сидела слева, не казался траурным.
Она сидела робко, почти на самом краю скамьи, в центре, повернувшись насколько возможно влево, держа на чёрной юбке красивую, почти сверкающую тёмно-коричневую сумочку. На лице её, прикрытом вуалью, виднелись следы неаккуратно стёртой растёкшейся угольного цвета туши, глаза её слегка краснели; с её маленьких ушей свисали похожие на капли серьги; она глядела вниз, на руки в перчатках, и казалось, что слёзы готовы политься вновь.
На другом конце улицы постоянно звенел колокольчик - то дверь магазина, как могла, говорила хозяину: "У вас посетитель, у вас посетитель!..". Над входом висела табличка: "Сладости Вольфа", а за стеклом, на витринах стояли, привлекая внимание каждого прохожего, горы конфет. И каждый хотел взять себе хоть одну, и колокольчик звенел, звенел...
- Твой отец был хорошим человеком, Элли, - сказал девушке немолодой негр, что сидел перед ней на скамье. - Очень хорошим.
- Я знаю, знаю, просто... - девушка вздохнула, всё так же не поднимая взгляда. - Не могу поверить, что он... он...
И вновь она заплакала, не в силах сдерживаться от жутких воспоминаний, ещё очень ярких в голове - и бросилась в объятья негра.
В глазах людей, что бросали взгляд на них, было не безразличие - неприязнь и даже отвращение, когда они видели, как какой-то негр обнимает белую девушку. Тот отвечал им тем же, что-то бормоча в успокоение юной особы.
Когда девушка перестала плакать, она легко провела руками в перчатках по мокрым щёкам и взглянула наконец на негра.
- Я знаю, Альберто, хорошим человеком, - сказала они тихо и покивала головой.
- И теперь он, проделав такой путь в этой жизни, оказался в лучшем мире, где ему, я уверен, воздадут по его заслугам, - ответил ей негр, слегка, ободряюще улыбаясь, как улыбался и раньше.
Девушка лишь вновь покивала в ответ, опустив взгляд.
Машины ездили перед скамьёй, одна за другой. Иногда между ними встраивался грузовик, полный непокрытых деревянных ящиков или мешков с картошкой, местным деликатесом, и казался великаном среди этих разноцветных коротышек. Иногда, лишь на короткий момент, дорога пустела, и можно было увидеть новое покрытие со свежей разметкой из жёлтых и белых линий и белые цифры - номер дороги.
К скамье медленно подъехала чёрная машина, блестящая, без царапинки, но с дизайном достаточно старым. Негр взглянул на неё, улыбнулся ещё сильнее, позвал девушку, помог ей подняться и проводил до машины. Прежде чем захлопнуть дверь, девушка сказала негру тихое "Спасибо", на что тот ответил лёгким поклоном, держа руки за спиной в замке. Машина уехала, оставив негра на улице. Тот, взглянув в тротуар, опустил руки, огляделся и пошёл туда, в сторону яркого солнца, медленно, но гордо, с улыбкой.
Парень открыл глаза. Блеск пропал, яркие оранжевые лучи, скользя по зданиям, не делали их менее серыми, чем они были. Дороги были совершенно пусты, большие белые цифры теперь были совсем не видны; пусты были и тротуары - ни единой людской души.
Магазин напротив, прежде манивший сладостями, теперь лежал в руинах - крыша его обвалилась на правый край фасада, снеся попутно и часть ближайшего здания. Вывеска "Сладости Вольфа" наверняка была похоронена где-то под каменным обвалом, под осколками помутневшего стекла.
Парень встал с места - это далось ему с трудом, резко и бодро, как ему следовало бы, сделать не получилось - и оказалось, что дерево в том месте, где он сидел, было едва, но различимо темнее выцветавшего окружения. Но он, побледшевший, не обратил на это внимания; взглянув на закат, он, улыбнувшись слегка вяло, медленно, но уверенно пошёл в ту сторону, откуда из-за горизонта выглядывало оранжевое светило; на перекрёстке, однако, он свернул, выбрав улицу, шедшую по диагонали, такую же серую, с похожими руинами.
Между пальцев худой руки парня свисала, казалось, какая-то капля, качаясь туда-сюда на тонком металлическом шарнире.