Естественный отбор
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Кто знает, в какие формы выльется эволюция человека, движимая равнодушным, эффективным и страшным естественным отбором.
|
Естественный отбор.
1.
Подремать Сергею лишнюю минутку не довелось. Не успел он припарковаться у торгового центра и устало положить голову на руль, не успела осесть взмученная колесами бурая мартовская каша на асфальте, как из обманчивых теней промозглой вечерней улицы сплелась неуклюжая фигура его приятеля. Рванув дверь, тот грузно плюхнулся на сиденье, с трудом перевел дыхание и притиснул лоб к холодному окну - куда-то в сторону расцвеченного рекламой магазинного крыльца.
Первый раз, наверное, за все их долгое знакомство случилось такое - Олежка не опоздал. Да еще и не поздоровался.
- Ну, здорово....
- Поехали отсюда! - перебил Олег, - Быстрей, Сережа, ради Бога!
- А в чем, собственно....
- Потом, Серега, потом объясню. Только уберемся подальше. Трогай.
- Да что ты....
- Поедешь ты или нет, в конце концов? Пока не засекли. Поехали! - потребовал Олег, не переставая всматриваться в темноту.
На свете было два человека, которым Сергей позволил бы так с собой обращаться - босс-редактор и тот недотепа, что сидел сейчас рядом. Старый школьный друг.
Сергей ухмыльнулся краем рта и завел мотор. Словно и не пробежало два десятка лет с тех пор, как толстый неуклюжий пацан, стоя в грязной подворотне, вот так же озирался по сторонам, высматривая местную шпану - своих вечных гонителей. А он, Серега, рослый спортсмен, подпирал кирпичную стену и криво ухмылялся, глядя на сбившуюся с макушки приятеля старомодную кепочку. Кепочка, кстати, ничуть не изменилась с тех пор. Да и сам Олежка остался прежним безобидным мечтателем, вносящим в суетливую жизнь теплую ностальгическую нотку. За что его Серега и любил.
Вот только от кого может бегать солидный, состоявшийся господин? Не от местной же шпаны? От бывшей жены, не иначе. И ее мамы, которые стоят любых уличных хулиганов. Улыбка Сергея расширилась. Потешная намечалась ситуация.
Олегу же было не до веселья. Устремляясь всем своим массивным корпусом, смешно вытягивая короткую шею и близоруко щуря глаза под запотевшими очками, он крутился по сторонам, вглядываясь куда-то в суету вечерней улицы.
Машина тем временем влилась в плотный поток уличного движения. Каширка, слава Богу, не стояла - удивительный по данному времени суток факт. Завернула никому не нужная поземка. Крупные снежинки роем облепляли лобовое стекло, и, не успев расплыться, сметались в сторону дворником, освобождавшим место для новых полчищ снежных мух.
Наконец, Олег, видимо удовлетворившись осмотром, откинулся на спинку сиденья:
- Уф-ф-ф.....
- Ну, конспиратор, рассказывай....
- Сейчас, Сережа, дай отдышаться. Все расскажу, я для того тебя и выцепил, - Олег снял очки и принялся протирать запотевшие стекла огромным носовым платком, - как бы только тебя в неприятности не втянуть. Потому и не хочу, чтобы нас вместе видели.
- Кто? Жена с тещей?
- Какая, на фиг, жена? - удивился Олег, - тут дело серьезное. Может быть. А, может, просто с ума схожу. Нам, психиатрам вроде как по рангу положено. Вот ты и поможешь оценить.
Олег продолжал улыбаться - насколько жизнь была бы скучнее без этого чудака?
- Куда едем-то?
- Без разницы, Сережа. Ты просто по городу покатай и, главное, послушай. Рассказывать буду по порядку, с самого начала, чтоб тебе легче было разобраться - псих я или нет.
Олег вытер платком со лба крупные капли пота, водрузил очки на крупный нос, покосился в зеркало заднего вида и принялся рассказывать, чуть причмокивая пухлыми влажными губами:
- В общем так. Приводят ко мне на днях менты человека - посмотреть на предмет психического здоровья. По ихней линии за ним ничего нет, а ведет себя странно. Надо решить - госпитализировать его или домой отпустить.
Лет под шестьдесят дедушка, но моложавый, крепкий, усы щеточкой - такие в совковых фильмах партийных деятелей играли. Перевозбужден крайне. Кричит ментам вслед: "Вы куда, мол, куда? Сейчас скажут, что я нормальный, и пойдем дочь спасать". Глаза блестят, щека ободрана, свитер грязный, а куртки вовсе нет. На ногах тапочки. В первый момент он мне действительно сумасшедшим показался, в самой острой фазе. Я его успокоил, как мог, воды дал и убедил-таки сообща в проблеме разобраться.
И вот, что он мне рассказал. Павел Петрович, кстати, его зовут. Живет он один, лет десять как овдовел. Но в Москве дочь обретается с мужем и двумя внуками. Зять, человек обеспеченный, солидный, купил большую квартиру в элитной новостройке в Крылатском. Дед, понятно, их каждую неделю навещал или они сами в гости приезжали. Полная душевная идиллия, в общем. Была.
Где-то с месяц назад вдруг замечает Павел Петрович этот, что дочкино семейство начинает его избегать. Предлоги разные: то, мол, в командировку отца сопровождают, то на лечение детей везут в Европу, то на горных лыжах едут кататься. Прямо, нет никакой возможности деда навестить или к себе пригласить. А он гордый, не привык без приглашения являться. Весь извелся, не знает, что и думать. Пока однажды нос к носу с ними в городе не столкнулся, в то время как, по словам дочери, они должны вовсю по австрийским горкам разъезжать. Дочь оправдалась кое-как и через некоторое время звонит: можешь, внуков забрать. Дедуля обрадовался, привез ребят к себе домой и еще больше озадачился. Говорит, странные они какие-то стали. Вроде все как обычно - и смеются и ругаются и в модели играют, которые он для них мастерил, а будто не по-настоящему. Словно пустые внутри. И чужие какие-то. Потом и вовсе чудеса: оставил их в компьютер поиграть. Через некоторое время глядь потихоньку, а балбесы книжки читают. Сам по себе факт небывалый, а когда дед на обложки посмотрел, то и вовсе обомлел - справочники по квантовой и элементарной физике, какие у него с института на полке завалялись. Представляешь? Внукам восемь и десять лет, читать не так давно научились. Каково? Дочь ничего вразумительного не сказала, рукой махнула, мол, не заморачивайся. Дедушка же сильно озадачился. Но те вдруг сами в гости позвали.
Дедуля обрадовался, думает - может, показалось? Нет, говорит, не показалось - только в дочкину квартиру зашел, словно ударило - хозяева чужие, натянутые, фальшивые. Сели чай пить. Дед за рулем - от спиртного, понятное дело, отказался. Но говорит, только чашку выпил, почти сразу отрубился, будто подмешали чего. А дальше и вовсе сущий бред.
Просыпается Павел Петрович следующим утром в маленькой комнате. Голова раскалывается, сушняк - как с похмелья. Никого. Прошлепал в коридор. Вокруг тишина, как в склепе. Заглянул в детскую - внуки книжки читают. В большой комнате зять с ноутбуком. Вдруг дед слышит - стон: томный, сладострастный, прямо из кино. И голос вроде как дочкин. Дед опешил - настолько звук этот диким показался. Утром-то, в присутствии мужа и детей! Может, думает, померещилось? Нет, снова стон - дочкин, да еще вдобавок мужской, грубый. Дед бегом в спальню, дверь раскрывает и точно - на супружеском ложе перед ним самая что ни на есть постельная сцена. Дочь и какой-то парень здоровый, совершенно деду незнакомый.
Как только дед мне об этом рассказал, думаю, точно бред - с подавленными инцестуозными мотивами, такое частенько встречается. Да и сцена, какая-то слишком уж нелепая, маразматическая. Именно, что бредовая.
А дед продолжает. По первости он тоже, мягко говоря, опешил. Как могла дочь, вся из себя правильная, порядочная, стеснительная, сдувающая с мужа пылинки, да еще в присутствии детей? И, главное, как мог зять - ревнивец страшный, до сих пор державший жену на коротком поводке, сидеть при том спокойно с компьютером на коленях?
- Это что же такое делается? - говорит в сердцах Павел Петрович. Любовники оборачиваются, медленно встают и, не прикрывшись, в чем мать родила, направляются к деду. Ни тени стыда или смущения на лицах, разве легкое удивление, мол, а ты откуда взялся? Тут дед и вовсе руки опустил. Дальше бедняга не помнит ничего. Очнулся в той же самой комнате, что и утром - на голове шишак, не дотронешься и тошнит - знать, кто-то сзади по голове приложил. Не иначе зятек дорогой, больше некому.
Посидел дед маленько взаперти, и снизошло на него озарение. Как на любого порядочного психа. Стукнуло ему отчего-то в голову: причиной всему утеплитель. Ни больше, ни меньше. Потому как где-то с месяц назад по программе энергосбережения дом обшили суперновым экологичным материалом - поликриленом. Тогда-то, мол, все неприятности и начались. Вот и уверился дед: наверняка обладает эта штука не только дешевизной и хорошей теплоизоляцией, но и воздействием на психику людей, в результате люди непонятно во что превращаются. А коли так, надо семейство побыстрее из дома убирать - тем больше шансов, что изменения в психике обратимыми окажутся. Сунулся дед в дверь - закрыто. В окно - пятый этаж. Что делать? Ведь каждая минута на счету. Ну, бедняга прямо в окошко и сиганул. Решил, внизу сугробы глубокие, удар погасят, а он бывший десантник, кое какие навыки имеет. Не ошибся дед. Лишь пятки отбил да щеку ободрал, супермен хренов. Вскочил, отряхнулся и в милицию. Те, понятное дело, послушали немного и прямиком ко мне. Остальное ты знаешь.
Олег замолк, передыхая, оглянулся назад, в плотную снежную пелену, бегущую и бегущую вниз.
- Ну и что? - поинтересовался Олег, - По-моему, все ясно. Крышу сорвало у мужика на старости лет.
- Погоди, я не закончил еще, - покривился Олег, - на первый взгляд действительно все ясно: психоз у мужика. Шизофрения с продуктивной симптоматикой, бредом и глюками. Некоторых как раз к старости пробивает. Но, согласись, кое какой опыт у меня за десять лет практики поднакопился. А я поклясться тебе готов, Серега: он не более псих, чем мы с тобой. Интуитивно я почти сразу почувствовал, и чем дольше разговаривал, тем больше в этом убеждался. Понимаешь, шиза ведь ни с того ни с сего не пробивает, нужно предпосылки иметь, соответствующий склад личности. А у него ни шизоидных, ни параноидных черт и в помине нет, по крайней мере, на первый взгляд. Границы он четко ставит и рассуждает здраво. Не бывает у таких бреда с галлюцинациями. По определению. И, главное, ощущение нормальное.... Словами трудно объяснить.... Когда с психотиками разговариваешь, всегда не по себе, чувствуешь нечто вроде отчуждения, словно перед тобой инопланетянин. Оно и верно отчасти, ведь психотики по сути в своем особенном мире живут. А здесь - обычный, приятный дядька. Нервный, конечно, взвинченный до предела, но нормальный. Я тебе отвечаю. Уж не знаю, что там у них в семействе произошло, что ему пригрезилось.... Короче, отпустил я его. Пообещал помочь в проблеме разобраться, уговорил не спешить и отпустил. Не было у меня оснований его к нам в дурку поместить. Не было!
Олег резко развел руки, словно убеждая кого-то. Наверное, себя.
- Ну и что? - вновь поинтересовался Сергей.
- На следующий день его сбила машина. Насмерть, - глухо сказал Олег, - Так мне ответили по его номеру.
- А ты-то здесь причем? - поспешил сказать Сергей.
- Если бы я его не отпустил в таком состоянии, он был бы жив. Это во-первых.
- У-у-у-у, батенька, в вершители судеб хочешь заделаться? Не выйдет. Уж поверь, судьба его не в твоем кабинете решалась. Ну, а во-вторых?
- Так, пустячок. Не могу, понимаешь, отделаться от дурацкого ощущения, что за мной следят.
- Следя-ят? - протянул Сергей, по обыкновению переходя на снисходительный, покровительственный тон, - с чего это ты взял, дружище?
- На работе кто-то в мое отсутствие все бумаги перерыл. Главврач не в курсе, уборщица накануне не заходила. Больше ни у кого ключей нет. Кому понадобилось? - Олег внимательно уставился на собеседника, - И зачем? Дальше: домой возвращаюсь - вещи стоят не на своих местах. А у меня ж всегда порядок, как в музее. Мать из санатория еще не вернулась. Один я пока живу.
Олег снова посмотрел на соседа, словно усиливая взглядом тяжесть аргумента.
- И, главное, как ни обернусь, за спиной одна и та же фигура мелькает - мужик, неприметный, безликий, в сером пальто. Иногда за угол прячется. Иногда почти не скрывается. Смотрит и смотрит внимательно. Это как понимать? Кому надо меня пасти?
- Да кому ты, Олежка, нужен? - бесцеремонно, на правах штатного успокоителя заметил Сергей, - разве кто из бывших клиентов на тебя злобу затаил?
- Нет, этого человека я и в глаза не видал. Да и с клиентами у меня порядок. Я уж думаю, не того ли я? - он выразительно повертел толстым пальцем у виска, голос его дрогнул, - Может, это мой черный человек? Как у Есенина?
- А вот это запросто. Я ж твою впечатлительную душонку с детства изучил. Ты, небось, как узнал, что дед под машину попал, места себе не находил. Вот нервишки и расшалились. Будет теперь всякая муть мерещиться.... В общем, так, дорогой, - Сергей хлопнул друга по массивному плечу, - конспирацию отменяем и едем нервы успокаивать - пиво пить. Чтобы деда твоего и всю его ахинею побыстрее из головы выбросить.
- Думаешь, ахинея это все? - с надеждой спросил Олег.
- Да какие варианты? Трах с дочкой в присутствии мужа, дети-зомби, утеплитель какой-то - ахинея редкостная. Дедок-то, пожалуй, не в себе был. Здесь ты махнул....
- Гм...
Сергей прибавил газу и машина, с шелестом, будто волны, рассекая бурую кашу, устремилась по улице, плывущей куда-то в снежной пелене. Зима, похоже, вернулась окончательно и бесповоротно.
2.
Следующий день выдался редким по своей суматошности. Затянувшееся совещание у шефа, бредившего новой концепцией журнала, интервью с капризной, подистаскавшейся звездой, вирус в компе и это на фоне незаметно подвалившей срочной сдачи нескольких материалов. Сергей вспомнил, что обещал позвонить Олегу лишь под вечер, когда присел в курилке, вытянув затекшие ноги.
Мобильник выдал серию тоскливых длинных гудков. Тогда Сергей позвонил Олежке домой.
- Але, - проскрипела трубка старушечьим голосом, - это кто?
Ага. Мать его из санатория вернулась.
- Раиса Петровна, здрасте, Олег дома?
- Нет, нету Олега, - проскрипела трубка, - Сережа? Ты что ли? Нету Олега. Я уж куда только не звонила. Нету его. На душе у меня неспокойно. Он в это время всегда домой приходил или звонил, предупреждал.... Ты уж разыщи его. А разыщешь, позвони мне, не сочти за труд....
Вот еще напасть! Сергей потер натруженные, сонные глаза. Рабочий номер друга выдал серию таких же тревожных, бесконечных гудков. Сергей представил, как разрывается телефон в пустой темной поликлинике.
Против воли вспомнился вчерашний вечер, вернее ночь, когда он подвез Олега к его подъезду. Снег отчего-то таял на крыльце и ступени неприкаянно чернели посреди белой улицы. Олег вдруг помрачнел, отринул напускную веселость, посмотрел на тусклый фонарь в облаке моросящего мокрого снега и сказал бесцветным голосом:
- Страшно мне, Сережа. Жизнь будто к какому-то пределу подходит. За которым не видно ничего....
А потом ушел. Сергей взглядом проводил его сутулую, фигуру в стоптанных башмаках...
- Черт побери! - громко сказал себе Сергей, - да что с ним может произойти, с этим божьим одуванчиком? Сегодня же объявится.
Нет, Олег не объявился. Ни сегодня, ни на следующий день. Сергей впервые встревожился по-настоящему. А спустя еще день поймал себя на мысли, что уже не первый раз видит серую фигуру, скрывшуюся за углом редакции.
В чем Сергей был уверен железно, непоколебимо - так это в состоянии своего рассудка. Если он и сойдет с ума, то одним из последних в столице и окрестностях. Когда у него окрепли подозрения в слежке, он взял фонарик и дотошно осмотрел днище своей машины. И все-таки сильно удивился, обнаружив маленькую черную коробочку, аккуратно примагниченную к жестянке. Парочку таких же, только поменьше, с микрофончиками он обнаружил в своей холостяцкой квартире и одну на работе, под столом. Кто-то очень хотел знать, куда Сергей направляется и какие разговоры ведет. Кто-то очень опытный, способный проникать в охраняемую редакцию и закрытую на новые, самые навороченные замки квартиру.
Сергей положил свою добычу на стол, посидел немного, напряженно уставившись на черные горошины. Потом пошел на кухню, заварил крепкого кофе и вышел на балкон. Прислонился к холодному стеклу и невидящим взглядом уставился на улицу, где висела муторная, тяжелая, мартовская хмарь. Требовалось найти хоть какую-то опору для мыслей, беспомощно барахтающихся в голове.
Чуть позже позвонила Маша:
- Привет, служитель Желтой музы. Певец гламура недостойный. Ты не звонил мне. Неужели, любовный пыл твой начал угасать?
Как же Сергей любил ее такое настроение - игривое, многообещающее. Но сегодня вдруг помрачнел, понял: придется немного его подпортить.
- Да занят был... Маш... что хотел тебе сказать.... в общем... на эти выходные не получится никуда уехать....
Повисла короткая пауза. Сергей представил, как дрогнули, чуть угасли ее большие глаза и зажмурился.
- Что-то случилось? - спросила Маша серьезно. В голосе ее прозвучала тревога, которая в словах близкого человека стоит особенно дорого.
- Да так, на работе проблемы...
- Серьезные?
- Не очень....
- И из-за не очень серьезных проблем ты отменил нашу поездку? - возмутилась Маша. С иронией - отметил про себя Сергей, это хорошо.
- В общем, проблемы...
- А со мной не хочешь поговорить? Я думаю, если уж мы собираемся жить вместе, то должны делить все. И хорошее и плохое.
- Машуня, дорогая, я тебе обязательно расскажу, только попозже ладно? Не обижайся, ради Бога. Я ведь это.... люблю тебя, в общем....
Нет худа без добра - вот, и произнес Сергей те слова, которые давно следовало произнести, но которые как кость застревали в горле...
Сергей являлся человеком конкретным. Поэтому его размышления привели к конкретному действию - он договорился встретиться со своим старым знакомцем, Толей Загрядским. К моменту их последней встречи, лет пять назад, Толя получил капитана ФСБ. К сегодняшнему дню этот ушлый карьерист, надо полагать, дослужился до полковника.
С Толей они свиделись в кафешке на Мясницкой. Толя действительно получил полковника, но понтов проявил гораздо меньше, чем в бытность свою капитаном. Лишь бесконечная усталость виделась в маленьких серых глазках под набрякшими веками. Среднего роста, неприметный - это, наверное, у них профессиональное, он деловито уселся за столик, вяло пожал протянутую руку. Раздобрел, конечно, с тех пор - брюшко, щеки. Жидкий начес тщетно прикрывал обширную залысину.
- Здорово, Серега, здорово, - сказал Толя, откинувшись на спинку стула, уставив внимательные глаза, - небось, по делу позвал? Нет бы просто так - поговорить, винца попить, в баньку сходить, как бывалыча. И-и-эх.... Ладно, давай выкладывай, что там у тебя.
Он слушал внимательно, но трудно было разобрать, что творится за тусклыми, серо-стальными радужками.
- М-да, - сказал Толя по окончании четкого, продуманного рассказа, - если бы не эти вот жучки, маячок и прослушка, я бы сказал: бред это все. Теперь даже не знаю, что и сказать. Подумай, Серега, может ты по работе кого кровно обидел?
- Разве производителей велосипедов, авторучек, часов, ну, и прочей дребедени для богатых папиков. Тем, что рекламные статьи про них писал.
- Ты сам-то, что обо всем этом думаешь? - Толя будто прижимал к столу тяжелым, профессиональным взглядом.
- Я поначалу тоже думал - бред. Потом посидел, в интернете полазил.... Знаешь, поликрилен этот некогда использовался для психологических опытов. Америкосы лет десять как установили, что контур из поликрилена способствует усилению умственных способностей. И внушаемости испытуемых. Потом исследования по непонятным причинам прекратились. По крайней мере, официальные. А поликрилен потихоньку начали использовать для теплоизоляции. В основном, в Европе. В Штатах кое-где. Потому что он дешевый, экологичный и практически вечный. С некоторых пор поликрилен активно продвигается у нас в рамках программы по энергосбережению. Причем настолько активно, что за этим чувствуется чья-то воля.
Так вот, Толя, может быть, не такая уж это ерунда: люди, долго живущие в этом самом контуре поликрилена, меняются и превращаются в каких-нибудь зомби, лишенных нормальных, человеческих чувств?
- Ты хочешь от меня, чтобы я обеспечил твою безопасность? - серьезно спросил Загрядский помолчав.
- Не без того, Толя. Что-то мне не по себе. Неплохо бы понять, кто к моей скромной персоне такой интерес проявляет? И зачем? Но, главное, попробуй найти Олега. Никогда себе не прощу, что ему тогда не помог.
Загрядский не сводил с Сергея внимательного, будто испытующего взгляда:
- Хорошо, Сережа. Я помню, какую ты мне услугу в свое время оказал. Можешь на меня полагаться. С сегодняшнего же дня берем тебя под колпак. И начнем розыскные мероприятия по своей линии. Только учти, отныне ничего без моего ведома не предпринимать, понял? Чуть что, связываться лично со мной.
- Понятно.... И еще, Толя.... Неплохо бы, чтобы этот вопрос, насчет поликрилена, кто-нибудь под контроль взял на государственном уровне - не пора ли завязывать с этой дрянью? Пока не поздно.
Толя потер крепкими пальцами широкий подбородок, всплеснул рукой, хлопнул по столу:
- Черт тебя дери, Серега! Такой геморрой! Проклятые жучки! Если бы не они, послал бы я тебя на фиг, со всей этой хренотенью....
Ничего кроме усталости в его глазах не было.
3.
Сергей возвращался домой поздним вечером в самом приподнятом настроении. Включил погромче музыку, так что било в уши, дергал в такт головой, подпевал, словно репер в кадре. Благо музыку гнали подходящую - бодрую и ритмичную.
После разговора с Загрядским впервые отпустила тревога. Уж Толя в обиду не даст. Приятно ощущать себя под крылышком могучего колосса госбезопасности. Недавние страхи съежились, словно на ярком свету и отступили в белесую тень подворотен, проплывающую за окном. Прежде лихорадочные мысли казались теперь картонными и пустыми. Все будет хорошо. Всенепременно, обязательно. Как бывало до сих пор в его жизни. И Олежка отыщется, никуда не денется.
В зеркало заднего вида въехал милицейский "Форд" с двумя безликими силуэтами на переднем сидении. Сергею показалось, будто они смотрят ему прямо в глаза. Он помотал головой и повернул. "Форд" медленно вывернул следом. Сергей стал сворачивать наугад, на первые попавшиеся улицы и каждый раз в зеркале материализовывался "Форд" с двумя темными фигурами, сверлящими его душу тяжелыми, неподвижными взглядами.
В симфонии благодушного настроения зазвучала неприятная диссонирующая нота. Неужто следят? А вернее пасут, нагло, не скрываясь? Менты?! А, может, это наружка, обещанная Толей?
Справа медленно подплывал какой-то супермаркет, расцвеченный словно дворец Гарун-аль-Рашида. Сергей свернул на парковку, решив зайти за пивом. "Форд" проехал мимо.
Оживление, царящее внутри магазина, отвлекло его от подозрений, а когда он отъехал от супермаркета, в зеркале заднего вида мелькали самые разные персонажи, но только не белый "Форд". Сергей лишь обругал себя за мнительность. Увы, радужное настроение, лопнувшее мыльным пузырем, к нему уже не вернулось.
Когда он подходил к своему подъезду по тихой пустынной улице, вновь повалил снег - густой, пушистый, словно кто-то хорошенько встряхнул небесную перину. Сквозь неслышимый шелест падающих снежинок, Сергею померещился звук чьих-то шагов. Он глянул влево-вправо, на длинные ряды фонарей с освещенными куполами метущегося снега, на чистые белые тротуары и вошел в подъезд.
По давней привычке он не воспользовался лифтом, а пошлепал пешком на свой седьмой этаж. Тишина ночных подъездов всегда казалась ему загадочной, внимательной, словно кто-то недремлющий вечно смотрел на него из черных дверных глазков. Не успел он миновать третий этаж, как снизу тренькнул сигнал домофона, лязгнула дверь и раздалось шарканье осторожных шагов. Под этот звук, в общем-то, самый обычный, болотным пузырем выскочила мысль. Неприятная мысль, содержание которой сводилось к следующему: если они, неизвестные преследователи, догадались о провале своей слежки, самым умным будет поскорее избавиться от лишнего свидетеля. Убрать. Они же не знают, что объект уже встречался с Толиком. И постараются обрубить след. По крайней мере, сам он так бы и сделал.
Сергей даже замер от неприятного озарения. Пожал плечами. Ерунда. Толя же перед уходом ясно ему сказал, не отводя внимательных глаз: "Эти парни, кто бы они ни были, наверняка поняли, что слежка раскрыта. В их интересах пока затаиться и не высовываться. Так что вали спокойно домой и не парься. Остальное - наша проблема".
Толя же профессионал, не мог ошибиться, ведь правильно? Или мог? Типа самоуверенность его подвела?
Сергей заглянул в пропасть между лестничными пролетами, но никого не разглядел. На всякий случай ускорил шаги. Подойдя к своей двери, ненадолго прислушался - тишина. Что и требовалось доказать.
Но не успел он войти в темную прихожую, где угольком тлела лишь лампочка выключателя, как уже понял - в его квартире кто-то есть. Каким-то чутьем, шестым чувством, наитием почувствовал чье-то напряженное присутствие в темноте. Пауза длилась не более двух секунд - Сергей отшатнулся и выскочил обратно в подъезд.
Снизу, теперь уже гораздо ближе, шаркали шаги, показавшиеся торопливыми и целеустремленными. Чувствуя, как взорвался внутри адреналин, Сергей побежал наверх - а что ему еще было делать?
Через пару этажей, ему показалось, как хлопнула дверь его квартиры. Он остановился, переводя дух, прислушался - снизу раздавался, мечась по подъезду, неровный перестук уже нескольких пар ног. Шаги спокойных, уверенных в своем успехе людей....
Перескакивая через три ступеньки, Сергей отчаянно побежал вверх. Что делать? Звонить в двери? Стучать? Звать на помощь? Кого? Все затаятся как мыши, разве милицию вызовут.... Ах, да, телефон.
Сергей попытался вытащить телефон, но запутался, а шаги сзади звучали все быстрее и ближе. Ближе и быстрее.
Вот и западня последнего этажа, вот тот угол между серых стен, где закончится его недолгое бегство, вот черные глазки дверей, которые будут так же внимательно и равнодушно наблюдать за его печальной участью.... Люк! Люк на чердак, похоже, открыт - вечная российская безалаберность.
Сергей даром, что был ловок - через десять секунд уже стоял на крыше - ровном заснеженном поле, обрывавшемся куда-то в белесую, мутно-желтую черноту огромного города. Холодный влажный ветер сразу же остудил голову.
На ходу отыскивая дрожащей рукой телефон, Сергей торопливо подбежал к краю пятнадцатиэтажной пропасти. Высота словно ударила снизу, перебивая дыхание, закруживая голову. Аккуратные на ближайших высотках ряды окошек к горизонту словно расплывались и стекались в желтоватое зарево, дрожащее за пеленой редкого снега. Белые мушки медленно планировали, зазывая за собой, вниз, к далеким мелким холмикам припорошенных машин.
Толик находился вне зоны доступа сети. Черт! А кому еще можно позвонить, Сергей подумать не успел.
- Ну что, будешь прыгать, браток? - сказали за спиной неприятным, словно жестяным голосом. Сергей медленно обернулся. Два черных силуэта отчетливо виднелись возле люка. Говорил тот, что поменьше ростом:
- Не будешь? Молоток. Тогда опусти телефон и иди к нам. Медленно. Не бойся, вреда тебе не сделаем. Если дергаться не станешь....
Не меняя отсутствующего выражения на лицах, парни умело обыскали беглеца уверенными твердыми руками и повели мимо безликих дверей вниз. Ровно горели лампы, не мигали внимательные глазки, звуки шагов уносились куда-то вверх. Скоро ли я вернусь домой, прошлепаю по этим ступеням? - тоскливо подумал Сергей, глядя в широкую спину своего конвоира, и они вышли в снежную ночь.
Его посадили в старую черную "бэху", где скучал шофер, подперли с боков и куда-то повезли по ночному городу.
Животный страх загнанного отпустил Сергея еще на крыше, когда понял - сразу не убьют, и он хмуро косился на своих конвоиров, отчаянно пытаясь прикинуть, кто они такие и как быстро Толя сможет выйти на его след. Вот тебе и Толя, кстати. Профессионал госбезопасности. Не успел помощь пообещать и уже обмишурился. Но ничего, и на старуху бывает проруха. Отыщет. А эти, если сразу с крыши не скинули, может, убивать его вовсе не собираются.
Водитель держал курс явно на северо-запад, вырулил на Рублевское шоссе и вскоре Сергей увидел вдалеке белые высотки Крылатского.
Крылатское? Где-то он слышал про этот район, причем недавно. Вот только никак не мог вспомнить, где.
Наконец, миновав будку охранника с медлительным шлагбаумом, они въехали во двор причудливой современной высотки и Сергею сказали:
- Вылезай.
Больше всего Сергея поразило то, что его провожатые за время поездки кроме этого "Вылезай" не проронили ни слова. Ни единого. Может, конечно, с пленником им разговаривать запрещено, но чтобы в течение часа хотя бы одной фразой, одной репликой не перемолвиться друг с другом - в этом крылось нечто жуткое и тревожное. Нечеловеческое.
В широком, роскошном, полном зеркал лифте, они стояли напротив, внимательно глядя на пленника. Не враждебно, просто внимательно и Сергей отвернулся, не зная, куда девать глаза. Странные какие-то люди.
Сергея завели в небольшую квартиру, щелкнули выключателем. Пустая вешалка. Никого.
- Самое лучшее для тебя, браток, - сказал тот, что поменьше, - лечь спать. И ни о чем не думать. Захочешь есть - загляни в холодильник. Если не желаешь проблем - просто не поднимай шума.
- А кто мне объяснит, - начал было Сергей в отчаянной попытке получить хоть какие-нибудь объяснения.
Длинный без размаха легонько ударил его в печень, и Сергей согнулся от острой боли.
- Тебе же сказали - не поднимай шума. А лишние вопросы - это шум. Ну, бывай.
Они ушли, и Сергей остался один.
4.
Давно это было....
- Пойдем на Оку, лед смотреть, - предложил кто-то. И они пошли смотреть лед. Даже Олежка поворчал вполголоса, но возражать не стал.
Им было тогда лет по тринадцать - ему и Олегу. Они гостили в деревне у Олежкиной бабушки - проводили весенние каникулы.
Погода стояла, ну, совсем как сейчас. Куда ни кинь взгляд - огрузневшие, оплывшие снежные поля, под ногами - колеи с темной водой, обрамленные прозрачной корочкой льда, чуть дальше - голые ветлы в бесцветном небе и грязно-серые снеговые тучи на горизонте.
По дороге смеялись и хохмили, перекидывались с девчонками снежками, отчего варежки тут же налились холодной влагой. Сергею нравилась Марина - стройная, оформившаяся, с томным, женским взглядом и горделивым взрослым жестом, с которым она откидывала со лба густые черные локоны. Ох, до чего нравилась!
Набухшая талой водой река выглядела тревожно. Тревога рождалась обманчивой прочностью льда, манящего ступить на белое поле, хвастнуть своей удалью. Несмотря на предательские темные промоины и черную бездонную полосу, зияющую вдоль берега.
Все столпились на высоком берегу, вглядываясь в тяжелую, грязную воду.
- Смотрите, там что-то лежит, - указал кто-то на черную точку посреди льда. Метрах в тридцати от берега.
- Кто-то из рыбаков видать забыл, - сказал Олежка.
- А что это? - спросили девчонки.
Сергей покосился на Марину и его словно подбросило - до того все показалось легким для него в этот момент. Ни слова не говоря, он заскользил сапогами по обрыву, вниз, к реке.
- Ты куда? - крикнул вслед Олежка, - стой, дурак, сапоги зальешь.
Он еще не понял.
А Сергею море было по колено. Секунду помедлив на кромке воды, он напружинился и перескочил на лед. Ошеломленный вздох так и взвился за спиной. Чуть покачнулся, выпрямился и, не оглядываясь, пошлепал по талому снегу прочь от берега. Шаг, другой, третий... За такой вздох, за такие взгляды, в том числе и ее взгляд, какие он чувствовал своей спиной, стоило рискнуть. Благо, упругая твердость под ногами обнадеживала.
- Стой, дурак, утонешь! - надрывался Олежка, - Дебил! Лед на соплях держится! Стой! Козел! Козе-е-ел!
Визгливо, вразнобой закаркали вороны, поднятые с деревьев протяжным криком.
Наверное, в глубине души Сергею с самого начала было очень страшно. Всего несколько шагов, а белое поле уже окружило со всех сторон, отрезая от берега. Ровный, гладкий стадион, раскатился бесконечным трактом вправо, влево, сливаясь с берегами и небом. А под ним текла неведомая жизнь умирающего льда и черной воды....
Впрочем, отсюда, с реки все казалось вовсе не таким зыбким, как с берега. Мир тающего льда не спешил его убивать.
- Делов-то, - подумал Сергей, чувствуя, как отпускает легкая дрожь в ногах и перестает сжиматься в комок душа.
Вдруг его ноги лизнула вода. Мягко, нежно, словно успокаивая и приручая. Она наползла от темного омута ближайшей проталины, обтекла сапоги и растеклась по снегу. А от омута спешило уже второе цунами, третье - и это значило, что с каждым шагом ледяное поле прогибалось все больше и больше под тяжестью его шестидесяти килограммов.
В этот момент, оказавшись один на один с вкрадчивой холодной водой, такой же бесцветной как небо, Сергей впервые пожалел о своем опрометчивом поступке. А когда снизу раздался глухой, словно из могилы, пушечный звук лопнувшего льда, и чтобы устоять на резко просевшей плоскости, пришлось широко расставить ноги, Сергей впервые обернулся назад - каким далеким показался ему берег с замершими черными столбиками ребят.
Вода захлестнула уже по самые сапоги, уже смелее, откровеннее показывая свою истинную сущность. Она оказалась всюду - спереди, сзади по бокам. А лед словно уходил медленно из-под ног в никуда....
Сергей прожил там, на льду, целую жизнь, пока шел к черной точке впереди, а потом возвращался обратно. Ведь он все-таки дошел до него - старого стоптанного сапога, невесть как оказавшегося посреди реки. Дошел, прощаясь с жизнью, не слушая надрывный крик внутри. Какая-то упрямая сила просто не могла позволить ему вернуться обратно.
Когда он выбрался на берег, его встретило тяжелое молчание. Он хотел пошутить, но слова перехватило в сдавленном горле. Повисла неловкая пауза. Словно стена отчуждения отделила его от ребят. Из обиды, возмущения и какого-то неловкого чувства, будто наблюдая за ним, они заглянули к нему внутрь и, кроме дешевого самоутверждения, видели все эти обнаженные судороги души. А им это надо в тринадцать-четырнадцать лет? Мог ли подумать Сергей, прыгая на лед, что на берегу ему станет стыдно?
- Дурак, - только и сказал в тот день Олежка. А Марина вообще ничего не сказала. Да больше они и не встретились - на следующий день Сергей с Олегом уехали в Москву. Не судьба видать.
О своей выходке Сергей постарался поскорее позабыть, выбросить ее из памяти, как выбросил старый сапог тогда на реке. И со временем забыл. Но одно чувство из давних мартовских страданий странным образом сохранилось и порой преследовало его в ярких ночных кошмарах.
Тогда, посреди реки, стоя по щиколотку в воде, он испугался не утонуть - животный страх утопления, боли, мук от удушья, как-то быстро растворился в другом, более глубоком чувстве. Заворожено глядя на темный провал широкой промоины, хищно тянущийся к нему волнами воды, он испугался пропасть, раствориться, сгинуть в этой серой пустоте. Стать ее частью, ей самой. И, угасая, медленно падать, проводив взглядом отсвет неба, тающий вверху....
Потому он и не любил пасмурную погоду - временами она напоминала ему о серой пустоте.
5.
Под утро Сергею приснилась давняя глупая выходка на Оке. Во всех подробностях и хмурых красках. Олежкин голос звучал будто наяву, звонко вякали вороны, от холода сводило пальцы в мокрых варежках, и Марина теребила его сердце, томно поправляя свои черные локоны. В бесцветном небе ветлы извивали свои мертвые сучья, тревожно набухла темной водой весенняя река, и даже пахло талой свежестью. Он словно провалился туда, на двадцать лет назад. И лихо направился к черной точке посреди льда. Все, как и тогда.... Вот только выбраться на берег ему не удавалось. Никоим образом. С каждым шагом лед опускался все ниже, погружая его в серую, бездонную толщу. Вот она дошла до сапог, до колен, до пояса и Сергей с ужасом вдруг понял, что серость буквально растворяет его, что ниже пояса его уже нет - ноги не чувствуют опоры, а он не чувствует ног. В диком страхе он опустил руку и там, где должно быть тело, рука легко проникла сквозь упругую и хищную толщу воды. Ноги пропали - они стали серой пустотой. А вода подбиралась уже к груди, будто стирая ее гигантским ластиком. Вот руки уже не нащупали живота. Сергей отчаянно рванулся вверх и вперед, но куда там - беспросветная серость уже захлестывала шею, голову, окутывала ее со всех сторон. Он не задыхался, но чувствовал, как она поглощала, впитывала, растворяла в себе, создавая еще несколько безликих серых атомов. Последние капли сознания медленно угасли в глубине. Все, его уже нет. Он ничто. Он даже не помнит своего имени. Кто он? Как его зовут? Как? КАК ЕГО ЗОВУТ? Почему-то именно этот страх - страх остаться без имени прорвался диким криком. И Сергей проснулся.
Как его зовут? Кто он такой? Мысли не хотели собираться в кучу, не давая ему опоры для ответа на такой простой, но столь важный вопрос. Жутко болела голова. Словно острый гвоздь продырявил черепную коробку и сидел там по самую шляпку. Но лишь эта боль давала ему ориентир, не позволявший развалиться окончательно.
Наконец, устав от напряжения, с которым пытался сфокусировать сознание, он безвольно откинулся назад, на пол, на котором и лежал, когда проснулся. Гвоздь сразу же вылез из головы более чем наполовину. Облегчение подхватило его, словно омыло измученное тело и зародило внутри новое, доселе не испытанное ощущение. Ощущение присутствия чего-то огромного, могучего, всевидящего и бесконечно мудрого, словно Господь Бог. С одной лишь разницей, что Сергей ощутил себя частью неведомого колосса и гордость осознания принадлежности, причастности к нему захлестнула эйфорической волной. К чему? Он пока не мог определить словами, да и зачем? Он просто знал. Этого достаточно. А все остальное сразу показалось четким, ясным и простым.
Первым делом привести себя в порядок. Для начала: пойти на кухню, выпить воды - добавить жидкости в загаженный токсинами и неправильным образом жизни организм. Затем - легкая зарядка, самомассаж, контрастный душ для общей тонизации и разработки капилляров. "МЫ" должны быть здоровыми, сильными и энергичными. МЫ!
Сергей уверенно поднялся, направился на кухню и вдруг замер, натолкнувшись на свое смутное отражение в застекленной двери. Полупрозрачный человек из-за стекла смотрел на него вопросительно и как-то потерянно. До боли знакомый. До острой боли в голове, которая тут же дала о себе знать. Кто это? Кто? Он? Он. А кто он такой? Как его имя? Имя?! Страх не найти себя, еще не выветрившийся окончательно после недавнего сна, выпрыгнул чертиком из коробочки. Кто он? Как его имя? Имя!
Гвоздь снова влез в голову по самую шляпку. От невыносимой боли Сергей упал на колени и сжал виски руками. Потом, вспомнив о чем-то, поднялся и, шатаясь, двинулся в прихожую. Нащупал на вешалке свою куртку и трясущейся рукой вытащил из грудного кармана темно-вишневую книжечку. Раскрыл ее, увидел довольное знакомое лицо на черно-белом снимке, прочитал имя..... И вспомнил все. Боль пронзила голову с такой силой, что его вырвало, вывернуло наизнанку прямо в прихожей, но он уже не отвел глаз от маленькой странички, где было написано, кто он такой.
А потом, когда он беспомощно скрючился на полу в большой комнате, из паспорта выпала другая фотография, уже цветная. С нее смотрела темноволосая девушка с голубыми, словно в них осталась капля неба, глазами. И было как всегда не понятно, чего больше в этом небе - любви или ироничной снисходительности. Маша. И теперь он знал, почему так не хочет потерять себя - потому что не хочет потерять ее, их будущую жизнь, их еще не рожденных детей. А потом вспомнился Олежка - и Олежку он не хочет потерять, или хотя бы память о нем, об этом нескладном взрослом ребенке, таком забавном и таком верном друге. Так Сергей и лежал на полу, отчаянно вцепившись в свои драгоценные воспоминания.
Постепенно боль не то чтобы отступила - стала более тупой, и он понял, что победил. Через некоторое время он смог даже сесть, потом подняться и осмотреть квартиру, не обнаружив, однако, ничего примечательного. Однушка, в которой некогда обитал кто-то из скучных обывателей, судя по неприхотливости и незатейливости обстановки. В холодильнике, как ему и было сказано, набор необходимых продуктов - молоко, сыр, колбаса, даже бутылка водки. Есть он ничего не стал, несмотря на чувство голода - как бы в пищу не подмешали снотворное или какую-нибудь гадость, лишающую самоконтроля.
Наружная дверь заперта на ключ. Этаж шестой-седьмой, если сравнить с соседними домами. Внизу, во дворе - причудливая крыша детского садика или школы, покрытая серым оплывшим снегом. Редкие фигурки прохожих.
Сергей уселся у окна и, потирая ноющие виски, принялся размышлять. Итак, можно констатировать: он в том самом доме, превращающем людей непонятно во что, в орудия какой-то неведомой силы. Возможно, где-то здесь находится Павел Петрович и его друг Олег. Возможно, в них уже не осталось ничего человеческого. Кто-то и его хотел зомбировать, да ни черта не получилось. Интересно, что они делают с человеком, если он зомбированию не поддается? Пожалуй, ничего хорошего не делают. Лишние свидетели им, по ходу, ни к чему. И лучше бы ему побыстрее смыться отсюда. Вот только как?
Одна надежда на Толика. Рано или поздно, Толик его найдет. Это же ФСБ. Вопрос: будет ли он, Сергей, к тому времени жив? Хотелось надеяться на положительный ответ. Ах, Олежка, Олежка, не в добрый час, знать, заскочил ты тем вечером в его новенькую машину....
Сергею то и дело мерещились шаги в коридоре. Он порылся по ящикам в поисках какого-нибудь предмета самообороны. Ничего более подходящего, чем обувная ложка из нержавейки в прихожей, не нашлось.
Снова уселся у окна и долго просидел, наблюдая, как бесцветный сумрак дня переходит в хмурый сумрак вечера, такой же мрачный, как и его мысли. Временами он прислушивался к звукам из дома, в недрах которого находился. Что за сила обитает в этих стенах? В кого она превращает людей? Куда стремится? Но тихо было в доме, тихо было за стенами, тихо и безлюдно было во дворе под низким зимним небом. И лишь когда совсем стемнело, в коридоре раздались неторопливые шаги, и кто-то вставил в замок ключ.
Сергей развернулся, чувствуя, как заколотилось сердце, и сжал спрятанную в рукаве обувную ложку. Дверь открылась, впустив из коридора в темную квартиру облако желтого света. Кто-то щелкнул выключателем и вошел в комнату.
Сергей зажмурился на мгновенье, открыл глаза, и, увидев вошедшего, едва не подпрыгнул от радости. В комнату собственной персоной вошел полковник ФСБ Анатолий Загрядский.
6.
- Толя! Нашел меня? Молодец! Спасибо, - Сергей бросился бы к старому приятелю, если б не выражение у того на лице - серьезное, внимательное, отстраненное. Чужое.
- Тебя никто не терял, Сережа, - сказал Загрядский, - ты просто не учел одного - Анатолий Загрядский в прошлом году переехал с семьей в этот самый дом....
Шутит? Он может, он ведь шутник, Толя. Точно, шутит. Но при взгляде в глаза Загрядского улыбка Сергея медленно сползла вниз. И сердце его впервые сжалось. Перед ним стоял не Толя. И то, что Сергей прежде принял за усталость, оказалось внешним равнодушием. Сергей тоскливо посмотрел в темное окно своей западни - за отражением комнаты там уже не просматривалась улица. До которой ему теперь уже не добраться. Все-таки он надеялся на Загрядского. Отчаянно надеялся. Поэтому до сих пор и не испугался как следует. А теперь и помощи ждать неоткуда....
- У нас к тебе разговор, Сережа, - бесстрастно продолжил Загрядский. Вернее тот, кто находился под его оболочкой.
- У кого это "у нас"?
- Скажем так, мы - новая ступень эволюции человека. Куда более совершенная и адаптированная к окружающему миру.
- Это в чем же, Толя? - скривился Сергей, - В том, что вы не испытываете нормальных человеческих чувств?
Толя вроде бы даже чуть удивился:
- С чего это ты взял? Вовсе нет, мы испытываем чувства, да посильнее ваших, но по-другому. Не спеши, я сейчас введу тебя в курс дела. Садись.
Сергей сел на стул, не переставая вглядываться в Загрядского. В то, что перед ним не Толя, а невесть кто, пока верилось с трудом. Сам Загрядский садиться, однако, не спешил. Прошелся по комнате, словно раздумывая с чего начать.
- Дед твой не ошибся, - сказал он, наконец, - интуиция у мужика - дай Бог каждому. Все дело действительно в поликрилене. Утеплителе нового поколения. Хранящим в себе, как оказалось, великое чудо преображения. Хотя, механизм процесса нам самим пока не ясен - еще не разработаны столь тонкие приборы. Но в двух словах суть такова: вероятно поликрилен отражает и аккумулирует недоступные нашим исследованиям биологические поля и излучение, связанное с работой психики и нервной системы. В результате, у людей совместно проживающих в контуре из поликрилена происходит слипание, объединение этих полей в единое целое. Кстати, потому эксперименты с поликриленом и не дали особых результатов - никто не догадался поместить в контур сразу нескольких человек.
- Ну и что?
- В результате происходит величайшее таинство: индивидуальное сознание растворяется и возникает совершенно новый феномен - сознание коллективное. Человечество резко, скачком, выходит на новый качественный уровень.
- Коллективное сознание? Ну да, что-то вроде этого уже проходили. От каждого по способностям, каждому по потребностям, все общее и насчет каждого чиха совещание. А на самом деле - генеральная линия партии. Это твое преимущество?
- Вы, люди, всегда с пренебрежением относитесь ко всему новому, толком даже и не поняв его суть. И в этом еще одна, тысяча первая ваша слабость. Коллективное сознание - не сумма отдельных сознаний, это скачок, синтез. Возникает нечто совершенно новое. Стоящему на более низком уровне в полной мере этого, извини, не понять. Как живущий в двумерном мире, на плоскости, не сможет понять, что такое третье измерение. Как наш трехмерный ум никогда не может вместить четвертое и пятое измерения. Вот, мы с тобой разговариваем, спорим о том о сем. Но ты пользуешься ресурсами единственного мозга - своего. Я же озвучиваю результат совместной деятельности многих тысяч мозгов, соединенных в одну сверхмощную систему единым полем. Мыслящих как единый супермозг. Почувствуй разницу.
- Но если все тысячи мозгов в данный момент обслуживают тебя, что делают остальные тысячи людей или как они теперь называются? Замирают?
- Лишь индивидуальное сознание ограничено единственным фокусом внимания. Коллективное же сознание способно одномоментно решать текущие проблемы всех его носителей. Причем учитывая информацию, поступающую ото всех и используя коллективные ресурсы. Понимаешь, какие возможности, какая сила в этом кроется? - серые глаза впервые блеснули живым огоньком.
- Понимаю. Не ясно лишь, что это за сила, которая движет тысячами зомби?
- А вы, обычные люди, разве не зомби? - повысил голос Толя, - с тупым упорством удовлетворяющие свои шкурные потребности, по сути те же, что и у обезьян? Набить желудок вкусной едой, набить мозг дешевыми впечатлениями, трахнуть самку, выпендриться перед соплеменниками. А для всего этого хапать и хапать деньги.... Взрослые индивиды помогают заниматься тем же самым своим детям. Сколько процентов людей озабочены процветанием и развитием человечества в целом? Ну-ка, ответь мне? А среди нас этим заняты все. Единый, беспрестанный порыв, направленный на совершенствование, адаптацию и экспансию нового вида людей в окружающем мире. Сметающий все на своем пути....
Сергей отвернулся, не в силах смотреть в глаза Толика, горящие каким-то маниакальным, пионерским светом. Ему представилась безликая масса, суетливо работающая будто муравьи. Миллионы, миллиарды одинаковых муравьев. Правильных, скучных до тошноты фанатиков.
- А как же Толя Загрядский? - глухо спросил Сергей, глядя в окно, - Который жил сорок лет, радовался, огорчался, учился, работал, влюблялся? Душа которого способна была вместить целый космос? Ведь его больше нет.
- Почему же нет? Весь его бесценный опыт, его силы, его мозг, влились в общую... так скажем, систему и сделали ее еще лучше, мощнее. Еще адаптивней. Разве этого мало? И все его способности получат гораздо более полное и всестороннее развитие, нежели чем при отупляющей работе в ригидной силовой структуре. А то что, растворилось его глупое самодовольное "Эго" - такая ли большая потеря?
- Для него - да, - буркнул Сергей, - для него это смерть.
- Мы понимаем, ты не воодушевлен. Не мудрено. Как представителю вида гомо сапиенс, обреченного на вымирание, тебе не очень весело. Но пойми, это естественный отбор, так уж заведено в природе....
Сергей опустил голову. Ему хотелось с тоски и обиды за людей вцепиться в жидкие патлы Загрядского и долго бить коленом в широкую физиономию. И в его лице побить всю эту многоголовую безликую гидру.... Ах ты, палач сердобольный....
Загрядский, словно не заметив настроя собеседника, воодушевленно шагал по комнате:
- В этом бесконечная мудрость природы, которая казалось бы слепо, методом проб и ошибок, но в самый последний момент рождает нужное решение. Ведь человечество замерло на самом краю пропасти. Глобальный экологический кризис. Бесконтрольное развитие опасных технологий, доступных любому придурку. Терроризм. Природные катаклизмы. Вторжение из космоса - мы упорно чувствуем на земле чье-то постороннее присутствие.... Не важно, какая из причин стала бы ухабом, на котором перевернулась бы шаткая, все быстрее летящая под горку, колымага человечества. И вполне понимая это, люди продолжали безответственно, не в силах остановиться, удовлетворять свои жалкие потребности. Оголтело пировать во время чумы. Но посреди этой вакханалии, случайно появились ростки нового человечества, способного достойно ответить на вызовы окружающего мира. Они уже окрепли - скоро камеры из поликрилена покроют всю Москву, как покрыли уже пол Европы. Мы уже не позволим остановить этот процесс. Старое человечество исчезнет так же, как некогда исчезли неандертальцы....
- О чем вы хотели поговорить со мной? - мрачно спросил Сергей.
- О тебе, дорогой, о тебе, - проговорил Загрядский, ну, совсем как прежний Толя и сердце Сергея сжалось от боли.
- Ты продержался уже больше суток и сохранил свою психику от воздействия поликрилена. Не обольщайся. Стоит тебе заснуть, ты расслабишься, и наутро тебе снова придется вспоминать свое имя, корчась от головной боли. Рано или поздно можешь и не вспомнить. Но скорее всего, вспомнишь. У тебя сильная личность, Сережа. Есть вероятность, что ты принадлежишь к редкому типу людей, которые могут выработать у себя иммунитет к действию поликрилена. Такое уже бывало. А на данном этапе развития, сам понимаешь, лишних свидетелей нам оставлять в живых невыгодно. Было бы досадно, если бы твои мощные ресурсы не обогатили нас и пропали втуне.
- Чего вы от меня хотите?
- Перестань противиться, расслабься, плыви по течению. И скоро твоя жизнь изменится так, как ты и представить себе не можешь. Тем более, что другого шанса у тебя просто нет.
От этих слов повеяло на Сергея тоскливым страхом из последнего сна. Страхом потерять себя. Раствориться, не оставить следа. По сути - умереть. Ведь тот муравей, в какого он превратиться, будет уже не он.
- Моя жизнь? - с горечью сказал он, - А что останется от меня? Оболочка, наполненная фанатичной дребеденью?
- А за что ты так цепляешься? - зло возразил Толя, - за возможность тешить свои удовольствия? Так это никуда не денется. Мы умеем и отдыхать и получать удовольствия. Причем те, к которым имеем наибольшую склонность. Как говорится, ни что человеческое нам не чуждо. Это отличное средство тонизации. За свои привязанности? Так у тебя появится новая привязанность - куда более сильная и значимая - ко всему человечеству, которым ты и станешь, и куда вольются все твои близкие. За своих будущих детей? Так у тебя их будет куда больше, нежели в обычной жизни - мы стараемся интенсивно размножаться. Так что твои гены никуда не денутся. За свою память? Она обогатит опыт человечества и, по сути, никогда не умрет. А твое индивидуальное Я, Эго - это всего лишь ощущение, точка восприятия....
Когда Толя уходил, наказав ему еще раз хорошенько все обдумать, Сергей поднял голову и спросил:
- Что вы сделали с Олегом?
- Олег теперь один из нас. Якобы вернулся домой....
Сергей подождал, пока хлопнет дверь, закрыл глаза, ему, откуда-то из памяти улыбнулась пухлявая, детская физиономия друга. И он заплакал.
7.
Снег все валил и валил. Весь этот бесконечный, мучительный день. То метался суетливыми мушками, то сыпал в стекло колючей крошкой, то степенно фланировал большими тяжелыми хлопьями. Он уже давно не таял в серой каше, погребя под рыхлым белым покрывалом робкие завоевания весны. Мир словно провалился в серое безвременье, съехал в глухой тупик времени, где останется теперь навсегда.
- Погода-то поправится, - мрачно думал Сергей, глядя в окно, - разбегутся тучи, пригреет солнышко, птицы налетят. Законы природы не обойти, земля-то повернула на весну. А вот людям, нормальным людям, из этой ямы, из этой западни уже не выбраться....
Сергей не спал всю ночь после разговора с Загрядским - он содрогался от одной мысли расслабиться и потерять контроль во власти поликрилена. Но спать ему не хотелось - воспаленные глаза угрюмо пялились в серый, сумрачный мир. Мир, который никогда уже не будет таким как прежде. Не столько за себя Сергею было так муторно и тошно, сколько за прежний мир людей, который медленно, но неотвратимо поглощала серая тень из его сна. За его мир, за мир Маши, Олежки и всего, что им было важно и дорого.
- Эволюция, так ее растак, - думал Сергей, - и ведь все правильно. Более сильный вид всегда вытесняет слабый, менее приспособленный. Рано или поздно он должен был появиться. А почему нет? Обозвали себя венцом творения и от этого законы природы перестали действовать? Как бы не так. Он возьми и появись. Случайная мутация, моток какого-то утеплителя и все - венец творения уже бегает по чердакам от кучи человекоподобных муравьев.... Люди слабы - своей разобщенностью, шкурностью и поразительной безалаберностью. Куда им против этой мощи. Ясно, она победит, окончательно подчинит себе всю Землю и будет неудержимо расползаться по космосу. Более совершенное продолжение людей.... Только от этого не менее тошно....
Сергей раскуривал сигарету за сигаретой, жадно вдыхая сухой, теплый дым. Он не курил уже лет пять. В свое время отказаться от табака стоило ему больших усилий. Но теперь, обнаружив на кухне знакомую глянцевую пачку, он привычно, будто и не было этих пяти лет, потянулся к ней рукой.
- И ведь Толя, или кто там он есть, прав: так долго продолжаться не могло. Колымажка человечества неслась все быстрее. И все это чувствовали. Рано или поздно она соскочила бы с дороги в пропасть, впечаталась бы в скалу на полном ходу. Или переродилась бы чудом, достигнув какой-нибудь мифической сингулярности. На что, собственно, главная надежда и была. Ну, так, кстати, и произошло. Правда, никто и в страшном сне представить не мог, какая в этом для обычных людей будет крыться безысходность .....
Много было времени у Сергея, чтобы подумать обо всем.
- Душа.... Бессмертная.... Микрокосм.... Вот тебе и микрокосм.... Ступенька на пути эволюции. Все эти глубины, терзания, переживания, муки творчества - не более чем побочный продукт эволюции, шлак, который сплавится непонятно во что. А они, их души, отправятся в небытие. И никого это не будет волновать. Потому что природу не волнуют отдельные индивиды, это просто сырье, пушечное мясо для выживания видов, для общей экспансии биомассы. Вот он, основной закон природы. Жестокий в своей равнодушной эффективности.....
К исходу второго дня сидения Сергея уже пошатывало и вырубало временами от бессонницы, но он держался. Мысли в его помутненном мозгу приняли несколько иной оборот. Как ни странно, куда более позитивный.
- А почему, собственно, все потеряно? - думал он, прижавшись лбом к холодному стеклу, - нас, людей, еще много. И мы еще поборемся. Естественный отбор, говорите, борьба за существование? Вот мы и поборемся.... Большие достоинства - обратная сторона больших недостатков. Да, энтузиазм коллективного сознания куда сильнее порыва отдельного человека, но он может обратиться и куда более сильной паникой, которая способна поджечь толпу, а в коллективном сознании, наверное, сдетонирует похлеще динамита. Да, коллективный супермозг куда сильнее отдельного мозга, но свободен ли он от заблуждений? Тогда эти заблуждения будут куда сильнее обычных человеческих ошибок, и некому уже будет на них указать, некому оспорить. А бессознательное, кстати, никто не отменял. Каким же оно должно быть глубоким и неуправляемым у такого огромного сознания?
Надо лишь поднять тревогу. Сообщить об угрозе тем, кто еще остался. Ведь с каждым днем их все меньше и меньше. Все меньше и меньше.... А для этого ему надо вырваться на свободу. Любой ценой.
Сергею даже полегчало - ведь у него появилась цель. А цель - это какая-никакая, пусть самая призрачная, но надежда....
Когда в замочной скважине повернулся, наконец, ключ, Сергей еще не знал как, но уже знал, что выберется из дома. Он продумал, наверное, тысячу вариантов побега. Вплоть до повреждения газовой трубы с последующим легким взрывом. Увы, газ в квартиру, случайно ли или по предусмотрительности тюремщиков не поступал. Дверь не поддалась никаким усилиям ее открыть, а устраивать пожар, была такая мысль, Сергей не решился - они все равно сразу же заподозрят неладное - не скроешься.
И вот, когда скрежетнул ключ, Сергей не нашел ничего лучшего, как метнуться за стену сбоку от входа в комнату и затаиться за дверью. В руках - ножка от табурета, заранее открученная в качестве оружия. Глупо, понятно, но будь, что будет - все равно уже нет сил терпеть мучительное бессонное заточение.
Дверь, скрипнув, отворилась. Кто-то вошел, судя по шагам, один и, похоже, отправился на кухню. Затаив дыхание, до боли в пальцах сжав гладкую деревяшку, Сергей выглянул в прихожую - входная дверь растворена, открыв кусок розовой подъездной стены, в прихожей никого - лишь кто-то гремит посудой на кухне. Кусок розовой стены - кусок свободы. Еще не успев осознать это, Сергей уже выскочил в коридор. И побежал, побежал, стараясь создавать поменьше шуму, мимо приглушенных подъездных ламп, мимо двери лифта, прямиком на лестницу. Предвкушая, как скоро вдохнет на улице полной грудью воздух свободы. Вот тебе и супермозг.
Оставался вопрос, мечущийся в лихорадочных мыслях над несущимися вверх ступеньками: успеют ли они перехватить его на выходе? Если мысли передаются мгновенно, то запросто. Выход-то из подъезда один, ну, максимум, два.
Неизвестно, чем кончилась бы эта бешеная гонка вниз, если бы Сергей не увидел приоткрытую дверь в одну из квартир на третьем или четвертом этаже. Какой-то внутренний голос отчаянно закричал: Сюда! Сергей заглянул в прихожую. Из комнаты падал слабый свет, отразившийся в зеркальной стене шкафа. Сюда! - заорал голос. Сергей сдвинул створку и забрался в пещеру, пахнувшую едким запахом антимоли, и обнявшую его нежным мехом старых шуб. Задвинул створку. Тесное убежище показалось уютным и безопасным, как материнская утроба. Все. Оставалось ждать и надеяться на то, что его не найдут сразу. Так подумал Сергей, устраиваясь поудобнее, и засыпая нервным беспокойным сном.
8.