Миронов Дмитрий Васильевич : другие произведения.

Камея-6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Детектив, действие которого разворачивается в лабиринтах трансгалактической перевалочной базы "Камея-6"
  КАМЕЯ-6
  
  ПРОЛОГ.
  
  Законы возрастной психологии непреложны. В жизни каждого человека, как бы он не зарекался в молодости, наступает момент, когда он перестает поддерживать программы по омоложению, не уделяет больше внимания стареющей внешности и начинает готовиться к уходу из этого мира. Редко какая сила может вернуть его обратно в круг обычных людских проблем. Что тому причиной? Кто знает, наука еще не пришла к единому мнению. Может, виной банальное пресыщение, признаваемое приверженцами официальной научной мысли, возможно, берут свое мифические законы мироздания, которые человек так дерзко нарушил, добившись возможности бессрочно продлевать свою жизнь. Кто знает? Как это доказать? Сами старики не могут объяснить, что происходит у них внутри. Или не хотят....
  Момент перелома, ставший причиной жарких научных баталий, настигает каждого в свое время. Кому-то хватает двух сотен лет, кто-то еще вполне активен и в триста пятьдесят. Редко кто дотягивает до четырехсот. Но бывают исключения. Как правило, у людей незаурядных, выдающихся.
  Бывший Советник Галактического Союза, патриарх-основатель трех научных школ и одной Академии, доктор синтез-наук гуманитарного цикла, основатель и бессменный руководитель ведущего в галактике Агентства по решению нестандартных ситуаций, безусловно, был незаурядной личностью. Первые звоночки кризиса перелома он ощутил лишь на подходе к пятистам годам. Но и он, в конце концов, отошел от дел, удалился на отдаленную планету и стал ожидать безмятежного покоя, позволяющего прислушаться к себе и мирозданию. Покоя, который охватывает человека, когда он до дна испил чашу своей жизни.
  У него была вилла в умеренных широтах - он любил смену времен года. Еще заранее, приезжая сюда в редкие отпуска, он предвкушал, как, сидя на берегу озера, будет провожать гаснущие на далеком горизонте закаты. Как долгими зимними вечерами будет прохаживаться по пустому дому, наблюдая за медленно уползающими в окна отсветами серого дня. Или как, раскинув руки в летней душистой траве, встретится неподвижным взглядом с глубоким вечным небом. А осенью пойдет по прозрачному ясному саду, слыша, что осень идет вслед за ним, шурша глубокой листвой.... Иногда будут собираться его многочисленные потомки, а он, сидя в сторонке, будет наблюдать за их мельтешением, с удовольствием отмечая, как разрастается по всей галактике его семя.
  Но когда патриарх-основатель, бывший Советник и доктор наук исполнил свое намерение, он вдруг понял, что никак не может обрести спокойствие духа. Все было: и тишина, и озеро, и закаты, а спокойствие не приходило. Что-то постоянно бередило его душу, нарушая ровное течение мыслей, заставляя мерить тяжелыми шагами дорожки обширного сада. Он прислушался к себе, и понял, что беспокойство уводит его в далекие годы молодости, вернее в один год, даже не год, а месяц его жизни, связанный с событиями, произошедшими на Камее-6. В его жизни было много разных историй, но отчего-то в памяти настойчиво шевелилась именно эта. Постепенно она все сильнее и сильнее завладевала мыслями бывшего Советника. Стоило ему забыться, как перед глазами вставали холодные бесконечные коридоры космической станции, в ушах звучали слышанные когда-то слова, а в пустых комнатах его одинокого дома привидениями мелькали образы давно забытых людей. Откуда-то, из глубоко скрытых тайников души всплывали чувства, которые ему когда-то пришлось пережить и которые, выходит, не выдохлись за прошедшие с того времени столетия. Они подхватывали его, топили и утаскивали из пустого спокойного дома в жуть и напряжение тех давних событий.
  Бывший Советник, конечно, всегда понимал: история, случившаяся на Камее-6, оказала влияние на всю его последующую жизнь, но только теперь, в тишине и покое старинной виллы, он осознал, что, оказывается, эта история еще не закончена, не пережита им до конца, еще живет в душе, а вопросы, поднятые когда-то, так и не нашли своего ответа. И он не успокоится, пока не найдет эти ответы. Вот только как найти их сейчас, если он не смог этого сделать ни тогда, ни в течение всей своей жизни?
  Советник поделился проблемой со своим старым другом, светилом психоаналитических наук. Тот посоветовал Советнику восстановить историю в памяти и пережить ее заново.
  - Ты ведь, наверняка помнишь все до мелочей, - сказал он.
  - Да, до мелочей, - задумчиво кивнул Советник, - но, понимаешь, меня волнуют, пожалуй, не столько мои переживания, сколько переживания еще одного человека. Мне важнее понять, что пережил и чувствовал он. Тогда ведь, я почти не обращал на него внимания. А когда мне стало важным с ним поговорить, было уже поздно, он погиб на Камее-6. Камея не отпустила его.
  - Ну, так в чем проблема? Вспоминая минувшие события, ты старайся вжиться не только в свой, но и в его образ, прожить события не только на своем, но и на его месте. Известная техника, не мне тебя учить. Ты же патриарх ментальных погружений, кому как не тебе, легко смотреть на события с разных точек зрения, входить в другую душу? Кстати, если правильно прочувствуешь другого, процент угадывания того, что происходило у него внутри, оказывается поразительно высоким, экспериментально установленный факт. А для пущего эффекта можешь слетать на Камею и вспомнить все, как говориться, на месте преступления.
  Советник покачал головой:
  - Да знаешь, сколько раз я туда возвращался? Первое время особенно часто, чуть ли не каждый год. Все бродил, вспоминал, прикидывал, была ли возможность что изменить.... Потом уже времени не хватало, да и забывалось помаленьку.... Сейчас туда лететь бесполезно, нужных ассоциаций вообще не возникает, настолько там все изменилось. Прежняя Камея, к лучшему ли к худшему, давно умерла. Да еще эта постоянная толпа.... Не дай Бог, кто в лицо узнает, бррр..... Нет уж, со своей планетки я больше ни ногой, да и незачем: у меня и так все стоит перед глазами, словно было вчера, - проговорил Советник.
  После чего надолго замолк, уплыв невидящим взглядом в окно, и зачем-то добавил:
  - Когда на Камее работала группа Виллена, людей там было немного.... Эти бесконечные, холодные лабиринты были пустынны и безлюдны, словно в волшебном сне или в кошмаре, как тебе больше нравится.... Можно было идти, идти и идти.....
  Советник подумал и решил последовать совету старого друга. Он с нетерпением дождался возвращения домой, устроился на огромной террасе своей виллы, под которой до горизонта раскинулось древнее, спокойное, как сама вечность озеро и начал вспоминать. Для начала он поискал в своей инфосфере фотографии времен Камеи-6, видеозаписи, репортажи новостей. Информации хватало, вот только изображение самого важного для него человека сохранилось одно единственное. Кроме Советника, наверное, не осталось в живых людей, помнящих его - молодого еще, невзрачного книжного червя. Советник долго вглядывался в стереокартинку, в его печальные, мечтательные глаза, стараясь как можно ярче оживить образ в памяти. И образ постепенно оживал, кивал профессору и шел куда-то по бесконечному коридору, уводящему в самое сердце Камеи-6. А вместе с ним оживали давние события, проступая все отчетливее, окуная Советника все глубже и глубже в омут воспоминаний, в то время, когда он был молод и совсем по-другому относился к себе и миру.
  История Камеи-6, в свое время наделавшая столько шума, была почти забыта и сохранилась разве в исторических архивах да научных монографиях. Хотя по тому значению, которое она могла иметь для дальнейшего развития человечества, ей стоило отвести совсем иное место. В этом есть и его вина..... Что делать, людская память коротка....
  Советник представил двух человек, себя и того, погибшего на Камее-6. Отстранился от своего образа, посмотрел на обоих со стороны. Вот они стоят рядом: худой и бледный мальчишка студент со старомодным именем Кайлин и молодой профессор с чудаковатой внешностью и мало кому известной фамилией Джарвис. В жизни их обоих Камея-6 сыграла куда более важную роль, чем в жизни остальных участников этой истории. Так он и будет вспоминать историю Камеи-6, поочередно входя в душу того или другого. Надо только найти момент с чего все началось. Да, где она, эта точка, с которой их жизнь необратимо изменилась, потому что в нее вошла Камея-6?
  Советник вдруг понял, что замирает от волнения. Как замер, когда впервые узнал, что отправляется на Камею-6.... А ведь ему действительно хочется оказаться там, далеко-далеко, где в безбрежном космосе тусклой звездочкой до сих пор еще висит Камея-6. В том времени, где все было еще впереди.
  Советник блокировал индивидуальную инфосферу от контактов извне, отграничил виллу от внешней среды, уселся поудобнее в кресле и начал вспоминать, с каждой секундой все глубже и глубже проваливаясь в тот глубокий слой своей памяти, где оживала странная, жуткая и красивая история Камеи-6.
  
  1.
  Для Кая история началась в самый неподходящий момент, когда он любовался Кирой.
  Кира медленно шла по лесу, шурша сухой листвой, и не сводя с Кая красивых темных глаз. Глаза ее были слегка прищурены от яркого солнца, но лили на него такой мягкий и нежный свет, что он кожей чувствовал их ласкающее прикосновение. И он не отводил взгляда, полного такой же нежности и любви, чувствуя, как с каждой секундой крепнет между ними невидимая связь и, закруживая в невесомости, уносит их в бездонный океан счастья. Они шли, шли и шли, не глядя под ноги, чувствуя только этот неземной свет и боясь неосторожным движением порвать невидимую нить. Потом Кира отворачивалась, чтобы все же посмотреть на тропинку, и тогда Кай жадно смотрел, как ветерок вольно играет каштановыми прядями, ему хотелось зарыться в них лицом, ощутить их щекочущее прикосновение, всей грудью вдохнуть их неповторимый, чуть уловимый запах. Потом она снова оборачивалась, и он снова чувствовал, как поднимается над землей в звенящей неслышимой музыке счастья.... Это повторялось бесконечно, потому что запись была поставлена на бесконечный повтор.
  Кирой он заболел давно, с первого дня учебы в университете, с первого момента их встречи. Эта встреча для него явилась откровением, потрясшим все устои жизни, для нее же, наверное, осталась совершенно незамеченной.
  К тому времени уже прошла мода на интерактивные курсы, и высшая школа на центральных планетах возвращалась к старому доброму очному обучению. Считалось, что живое общение способствует интенсификации учебного процесса. Мать была против отъезда сына в столицу, она еще не отпускала его так далеко. Отец же был неумолим - его потомок должен был, наконец, повзрослеть. Сам Кай испытывал двойственные чувства: и страшно было, и радостно, сердце так и замирало от предвкушения доселе неведомых радостей жизни. Для него, домашнего и робкого человека, предстоящий отъезд из дома был словно дверцей в новую, такую интересную, но опасную и непредсказуемую жизнь.
  В тот день Кай спешил на вводную лекцию для студентов первого курса и как всегда опоздал, тогда он всегда и везде опаздывал. Стеснялся, робел, отчего волновался и путался. Тогда, например, он запутался в объяснениях навигатора, заплутал в бесконечных переходах центрального корпуса, а у студентов, которые казались ему высокомерными и важными, совета спросить постеснялся. В итоге, когда добрался до нужной аудитории, лекция давно началась, и он нерешительно топтался у двери.
  И тут перед ним словно из-под земли, а скорее с неба, возникло видение....
  - Привет, - сказала она, - ты тоже с первого? Пошли скорее, и так опоздали. Что ж ты?
  Кай ничего внятного не сказал. Просто улыбнулся во весь рот, будто от великой радости. Она помедлила немного, усмехнулась, слегка пожав плечом, и впорхнула в аудиторию, унося с собой ауру своего волшебного света. Кай, забыв обо всем, потянулся за ней следом, как молоденький ящер на ферме его отца тянется за кормушкой. Она села к друзьям, ей уже заняли место, а Кай опомнился и поспешил поскорее примоститься в заднем ряду.... Все отведенные на лекцию два часа он не сводил глаз с русых задорных локонов, играющих в рассеянном луче света из близкого окна. Даже персональный виртуальный куратор сделал ему замечание, что он не слушает лектора.
  Она спиной чувствовала его взгляд, пару раз оборачивалась, мельком оглядывая аудиторию, но ее глаза ни разу не остановились на невзрачном студенте с последнего ряда, бледном и мечтательном. Вскоре Кай узнал, что ее зовут Кира. Ки-ира. Это имя, сочетавшее в себе ясность и твердость с царственной женственностью, как нельзя более ей шло.
  С того самого дня и началась для Кая эта сладко-мучительная жизнь, полная ею. Полная неодолимого влечения, глухой тоски, полночных терзаний, волшебных томных снов и утренних разочарований, жгучей ревности, нервной надежды, жадных тайных наблюдений и украденных видеозаписей. Его поведение многие сочли бы странным. Он никоим образом не пытался выказывать свои чувства, наоборот, он провалился бы под землю от стыда, если бы она узнала об отношении к себе скромного обычного студента. При этом он, конечно, мечтал, отчаянно мечтал, что скоро станет другим, совершит нечто такое, что она просто не сможет не обратить на него внимания со своей небесной высоты. А пока, постоянно споря сам с собой, искал в ее отношении к себе хоть проблеск интереса. Увы, не находил....
  В первый год он приник к новому чувству как к очищающему источнику, наполняющему жизнь новыми чудесными красками и вкусом. Через призму чистого чувства мир воспринимался по-другому. Кай готов был летать и благодарить судьбу за способность так любить. Ко второму году краски померкли, и влечение к ней, ничуть не ослабевающее, стало его тяготить. Теперь оно казалось ему признаком глубокой патологии, проистекающей из-за некоей ущербности его личности. А как еще можно назвать полное отсутствие самодостаточности? Всеми силами он пытался избавиться от своей зависимости. Старался не встречаться с ней, выискивал всяческие недостатки, занимал себя всевозможными делами, изводил себя учебой, прошел курс личностной психотерапии.... К третьему году он смирился с неизбежным и даже как-то компенсировался. Кира упорно не привечала своего тайного воздыхателя, но не привечала они и никого другого. Нет, конечно, ей нравилось мужское внимание, но близко она не подпускала никого. Что было обусловлено и ее карьерными замашками и, как подозревал Кай, некоторым инфантилизмом, проистекающим от тесной связи с отцом, которого она обожала. В один прекрасный момент Каю пришло в голову, что в запасе у него много времени и рано или поздно она разглядит все богатство его романтической натуры и почувствует подлинное родство душ. Иногда он с остервенением принимался работать над собой и достиг бы больших успехов, если бы ему хватало силы воли для регулярных занятий.
  В конце третьего курса произошло событие, всколыхнувшее надежды в исстрадавшейся душе бедного студента. Профессор Джарвис, один из преподавателей университета и, кстати, ее отец, объявил набор в лабораторию ментальных погружений, открытого им недавно метода. Как оказалось к ментальным погружениям способен далеко не каждый человек. Все желающие проходили жесткий отбор. Кай не особенно интересовался сомнительными методами, а желчный, нелюдимый профессор Джарвис ему не особенно нравился. Но узнав, что в группу Джарвиса уже вошла его дочь, приложил максимум усилий и, о чудо, был принят. Он помнил, как несся по старинному коридору, встречаясь с блеском своих глаз в старинных, зеркальных дверях аудиторий, и повторял про себя: "Судьба! Судьба!" В тот момент Каю показалось, что сама судьба сводит их вместе, и надежда наполнила его душу свежим ветром.
  С тех пор прошло два года. Они уже студенты пятого, выпускного курса, давние коллеги по работе в лаборатории, специалисты по ментальным погружениям. У них установились хорошие, приятельские отношения. Он может свободно разговаривать с ней, шутить в ее присутствии. И даже не отводить глаз, от ее взгляда. Но, по сути, не изменилось ничего. Ни единым вздохом, жестом или словом Кай не проявил своего чувства, своего истинного отношения к этой девушке. Теперь-то он ясно понимал почему. Прояви она сама хоть толику интереса к нему, не дружеского, а настоящего, женского интереса, он, наверное, раскрылся бы ей. Не смог бы не раскрыться. Но интереса не было, и гордость Кая не давала ему шанса на проявление своих чувств. Ему казалось, он умрет от стыда, если она узнает о его чувстве и отвергнет его.
  Время шло. Кай уже привык к постоянной ноющей боли в душе. Он упорно продолжал надеяться на судьбу, уговаривал себя, что все рано или поздно изменится, пользовался любой возможностью побыть рядом с Кирой и тайком смотрел украденную видеозапись, с которой мог ловить ее восхищенный, любящий взгляд, обращенные вовсе не ему.
  
  2.
  Кай был настолько поглощен просмотром, что не услышал шагов в коридоре, и когда с музыкальным аккордом исчезла входная мембрана, он не успел выключить кубик. В панике заметался, и не нашел ничего лучшего, как набросить на него салфетку. Поэтому-то Кай не часто включал видеозапись в осеннем лесу. Она давала настолько сильные ощущения, что он на время забывал о реальности.
  - Ага, чем он тут занимается? Ну-ка дай посмотреть, - то был, конечно, Фил. А кто еще имел такую же наглую и глупо довольную жизнью физиономию, как Филипп Стентор Младший, его сосед по комнате?
  Фил был живым подтверждением существования в галактике счастливой звезды, под светом которой он явно пришел в этот мир. Все в жизни давалось ему легко. Он не утруждал себя спортивными занятиями, но обладал атлетической фигурой. Он не утруждал себя учебой, но имел хорошие рейтинги, потому что схватывал все на лету. Правда, через неделю все напрочь забывал, но никого это уже не интересовало. Будучи простецким, грубоватым, парнем он имел самую романтическую внешность, так что в девочках никогда не испытывал недостатка. Ему даже не приходилось афишировать то, что он являлся единственным наследником огромного состояния Стенторов. А он им являлся. Даже профессор Джарвис попал под влияние счастливой звезды: принял Филиппа Стентора в лабораторию, хотя к таким легкомысленным типам всегда относился с предубеждением. Но Фил легче, чем многие входил в состояние сверхконцентрации, без чего невозможно ни одно ментальное погружение и это решило дело.
  Самочувствие его всегда было отличным, цвет лица ярким, характер, соответственно, легким. Хорошее настроение никогда не оставляло его больше чем на полчаса. В друзьях у него ходила половина университета. И в эту половину входил Кай. Правда, попал туда не сразу.
  Когда он впервые увидел своего будущего соседа по комнате, тот ему ужасно не понравился. Возможно, не обошлось без глубоко подавленной зависти, но показался Фил Каю глуповатым, поверхностным пижоном, ум которого был не в состоянии вместить ничего кроме легких развлечений и девушек. Со временем это частично подтвердилось: развлечения и девушки действительно играли не последнюю роль в жизни Филиппа Стентора Младшего, но вовсе не из-за неглубокого ума. Он был человеком неглупым, схватывал все на лету. И, наверное, не его вина, что его интересы менялись слишком часто, чтобы позволить ему добиться серьезных успехов в каком-либо деле. А развлечения и девушки всегда и везде интересны любому нормальному человеку.
  До того, как профессор Джарвис свел их в одной комнате, как своих ассистентов, они в упор не замечали друг друга. Вынужденные жить вместе, они часто ссорились, не принимали друг друга в серьез, за глаза отзываясь друг о друге с едкой колкостью. Фил называл Кая пастушком, повелителем ящеров, а Кай Фила - доморощенным миллионером и клоуном. Их номер был разделен четкой пограничной линией, переходить которую каждый считал зазорным для себя.
  Все изменило одно рядовое с виду событие. Однажды вернувшись домой, и бросив взгляд в комнату Фила, Кай увидел, что его злополучный сосед сидит на полу в самом растрепанном виде и вспотевшей рукой ерошит темные волосы. В растерянных глазах Фила не было и тени иронии, вспыхивавшей обычно чертовыми искорками при виде соседа. У Кая было хорошее настроение - Кира улыбнулась ему, поэтому он не смог пройти мимо. Оказалось что у соседа беда, по студенческим меркам и вовсе - катастрофа. Куда-то исчезла курсовая работа, которую Фил выменял у запасливого старшекурсника. Сдавать работу надо было завтра. От нее зависела годовая аттестация, которая у Фила и так висела на волоске. Зная его отца, можно было предположить, какая расправа ожидает Филиппа Стентора Младшего в самое ближайшее время. Кай сжалился над ним, он просто не мог поступить иначе. Имя Фила было поставлено радом с его именем в заглавии курсового проекта со всей скрупулезностью уже приготовленного Каем. Фил услугу оценил и с тех пор у Кая появился преданный союзник и защитник. Кай об этом даже не догадывался, но ни разу больше Фил не позволил никому плохо отозваться о нем. Оказалось, в глубине души каждый давно уважал своего оппонента. Кай уважал Фила за легкость характера, отходчивость и умение находить общий язык с любым человеком. Фил уважал Кая за принципиальность, силу воли и способность мрачно настоять на своем в любой ситуации. Постепенно они привыкли друг к другу, даже скучали во время каникул.
  Конечно, они были слишком разными, частенько ссорились, но быстро мирились. Потому что через пять минут после ссоры Фил вел себя так, словно ничего не случилось в независимости от того, кто был виноват.
  Кай пользовался поддержкой Фила в разнообразнейших событиях молодежной жизни, которые всегда пугали и стесняли его. Он с удовольствием избегал бы их, если бы не его надежда лишний раз побыть рядом с Кирой. А Фил словно был создан для веселой и непредсказуемой студенческой жизни. Лучшего наставника в ее премудростях трудно было себе вообразить.
  Наткнувшись на твердое сопротивление, Фил перестал дергать салфетку:
  - Ах, вот как! Не дашь посмотреть? Думаешь, я не понимаю, что у тебя там очки для виртуального траха? Ну и чего стесняться, все мы когда-то этим баловались. И где только достал, тихоня? А ты, кстати, знаешь, что за это бывает? Смотри, никому не показывай. Но мне-то можно. Не дашь? Ладно, ладно, я тебе припомню.... Ну, дай мне хоть разок посмотреть. Нет? Ах, так... тогда я тебе не скажу, что у меня за новость. Если бы ты только знал, что у меня за новость, то не упрямился бы! Вот не скажу тебе ни черта и будешь голову ломать до завтра.
  Кай молча убрал кубик проектора. Понятно было, что Фил не удержится и все ему рано или поздно расскажет. Фил прошелся по комнате, теребя длинную косичку военного образца.
  Совместный двухкомнатный номер являлся проекцией столкновения их непохожих характеров. Комната, которую занимал Кай, редко менялась, была выдержана в стиле сельского дома и полна дорогих сердцу Кая безделушек, напоминающих о его семье. В их число входила, например, фигурка младшей сестры, которую она же ему и подарила. Фигурка периодически грозила Каю и Филу и вредным голосом напоминала о том, чтобы они вели себя прилично. Или старинный игральный кубик, доставшийся в наследство от отца и по преданию их рода приносящий удачу. Центральное место на стене занимала стереокартинка, с которой приветливо махали руками все, по ком он так скучал. На половине Кая всегда царил относительный порядок.
  В комнате же Фила всегда был бардак, обстановка там резко менялась, следуя самым модным и смелым тенденциям в интерьерах. Иногда она приобретала черты роскошного кабинета дворца, иногда - обстановки арт-хаусного салона, иногда - кельи отшельника. Виной тому являлась кипучая изменчивость интересов ее хозяина. В последнюю неделю Фил увлекался военной тематикой и придал своей комнате строгий вид казарменного отсека. Одевался он как заправский космодесантник в отставке.
  В комнате Фила всегда можно было встретить образчики модных молодежных увлечений последнего времени. Струнную гитару, например, виртуального скорпиона, ароматическую лампу или бешеный мячик. То, что выходило из моды или переставало интересовать хозяина оставалось там же, просто перемещалось на задний план. Кровать на половине Фила всегда была активирована на максимум, потому что Фил любил с разбегу бросаться на нее и подолгу возлежать, громко болтая с кем-то в облаке инфосферы. Кровать была завалена самой дорогой одеждой, самыми модными и причудливыми масками, разобраться с которыми у Фила никогда не доходили руки. Беспорядок из комнаты Фила постоянно делал попытки перебраться и в комнату Кая, но окончательной победы одержать не мог.
  Фил зашел в свою комнату, и вытащил из нижнего отделения шкафа армейскую походную сумку. Кай озадачился. Но, надо сказать, и тени предчувствия тех мрачных событий, которые им предстояли, не пробежало в его душе.
  - Советую и тебе собирать вещички.
  - Это почему?
  - Потому что мы улетаем, - Фил морщил лоб, соображая, что выбрать из беспорядочной кучи своих вещей, - и, похоже, надолго. Думай, во что ты собираешься одевать свое тщедушное тело.
  - Как улетаем? Кто ж нас отпустит перед последним экзаменом? По мирозданию?! Босс нас сразу убьет.
  - Босс летит с нами, - самодовольно, словно чем-то хвалился, заявил Фил.
  - Не может быть. И куда же?
  - Так я тебе и сказал! Как ты, так и я. Теперь я поделюсь с тобой своим знанием, только если ты споешь в холле "Крези Манго".
  - Пошел ты, - беззлобно сказал Кай, демонстративно улегся на гравикойку и поднял ее под потолок.
  - Ах, так? - возмутился Фил, - нет, что-то я тебе все же скажу, чтобы тебе так спокойно не лежалось. Слушай же: завтра утром мы летим на Камею-6.
  - Что?! - Кай даже подскочил.
  - А вот больше я тебе ничего не скажу, - ухмыльнулся Фил и, тряхнув косичкой, прошел в кухонный отсек.
  - Да ты врешь, - Кай снова улегся и даже отвернулся к стене. Новость выглядела слишком неправдоподобной. Как они, два рядовых студента могут попасть в место, загадочные события на котором волновали сейчас все планеты Союза, и которое было объявлено зоной тотального карантина?
  - Запомни: Филипп Стентор Младший врет только по чрезвычайным причинам, - Фил вернулся, слизывая со сложного бутерброда томатную пасту.
  - Слишком размытая формулировка, как раз для такого подлого враля как ты, - парировал Кай, стараясь не показать, насколько он заинтригован.
  Фил промолчал. Повисла пауза, на фоне которой развернулась борьба характеров. Выиграл Кай.
  - Значит я подлый враль? - беззлобно сказал Фил, - Хорошо, слушай. Ты ведь в курсе, что профессор сегодня летал в столицу. Не собирался, а летал, причем отменил все консультации и плановые эксперименты. Это тебя не удивляет? Учитывая то, что такого отродясь не бывало. А сейчас он спешно пакует аппаратуру. И кстати, я затем и пришел, чтобы позвать тебя в лабораторию. Заметь лично пришел, а не вызвал по инфосфере. Босс приказал не пользоваться сетью, чтобы не допустить утечки информации.
  - Ну и кто пустит нас на Камею, в зону карантина? И, главное, зачем?
  - Полный мемо-вирус! - констатировал Фил, - а кто еще, кроме нас с боссом заглянет в голову той куче пострадавших, которыми полна станция? Когда бы еще пригодились наши ментальные погружения?
  Кай вдруг понял, что Фил не врет. Понял, и в ушах тяжело забухало сердце. В голове вскружилась целая куча вопросов, главный из которых он задал в первую очередь, стараясь не выдать, своих истинных чувств:
  - А кто еще летит?
  - Как кто? Старик, Кира, я и ты. Молодых решили не брать.
  - А Киру то зачем тащить? - переспросил Кай, чувствуя радостное облегчение. Кира будет рядом, а все остальное уже не так важно.
  - Профессор знает, что от дочки будет больше толку, чем от двоих придурков....
  Посреди комнаты вдруг возник профессор Джарвис, маленький человек с копной кучерявых, непослушных волос, из-под которой стреляли колкие черные глаза. Профессор по обыкновению был взъерошен, раздражен, но блеск глаз и красные пятна на щеках говорили о нетипичной для него взволнованности:
  - Они еще у себя, бездельники! Я так и знал! Бегом в лабораторию, мы должны упаковаться за два часа, чтобы успеть к отлету. Не вздумайте болтать, я обещал полную секретность от вашего имени. В случае разглашения мне ненавязчиво намекнули на трибунал. А эти люди не шутят. И еще.... Неизвестно, когда мы вернемся. Соврите что-нибудь родителям насчет каникул. Можете ссылаться на меня, я дам любое подтверждение. Каникулы потом отгуляете, я договорюсь. И с экзаменом проблем не будет. Мироздание я приму у вас лично, я имею на это право. Лететь два дня, времени хватит. И вот еще.... Дело очень опасное, поэтому, пока мы не вылетели, можете отказаться. Подумайте, пока есть время.
  Когда голограмма профессора растворилось в воздухе, Фил возмущенно хмыкнул:
  - Вот подлец, а? Все-таки подпортил счастье. Я надеялся, хоть мироздание пролетим. Нет, все-таки он маньяк, педантичный маньяк! Только маньяк может думать о жалком экзамене на пути к Камее-6. Но ты видишь, в каком босс состоянии? Еще бы, наверное, о таком и не мечтал. Ну и нам, можно сказать подвезло, ты не считаешь?
  Кай слушал его вполуха, чувствуя, как засосало под ложечкой, а сердце начало падать в бездонную яму сладкой тревоги. Неужели, наконец, забрезжил на горизонте тот самый, долгожданный шанс? Который позволит ему показать, на что он способен, и Кира, посмотрев на него, удивленно замрет, словно увидит в первый раз, а он, подойдя, протянет ей свою сильную мужественную руку.... И еще Кая беспокоил разговор с родителями. Они так ждали Кая на каникулы, что от их еще не случившейся досады его сердце уже облилось кровью. Что-то еще надо было соврать.
  Фил тоже озадачился. Наверняка он рассчитывал, что отлет будет не раньше завтрашнего утра и намеревался пробежаться по всем своим девочкам. О том, чтобы отказаться от поездки никому из них даже в голову не пришло.
  Никто не шутил. В их жизни уже висело призраком это жуткое название - Камея-6.
  
  3.
  К моменту разговора со своими учениками профессор Галоуэй Джарвис действительно находился в весьма приподнятом расположении духа. Но Фил и представления не имел о причинах хорошего настроения своего шефа и научного руководителя. Могла ли в голову беспечного студента придти мысль, что Джарвис обрадован вовсе не внезапно открывшимися перспективами? Мог ли Фил представить, что его энергичного шефа куда больше воодушевила собственная радость, мелькнувшая бледным отблеском давних страстей? Такая же радость, какая, наверное, начинает теплиться в душе засохшего дуба, заметившего на своем старом, гниющем стволе свежий зеленый росток молодого побега.
  В свое время не было в галактике человека более жадно любящего жизнь, чем Джарвис. Наверное, именно это качество, да еще острый пытливый ум, доставшийся в наследство от отца, еще до рождения сына сгинувшего где-то в малоисследованных областях Галактики, позволили никому неизвестному молодому человеку с захудалой пограничной колонии поступить в ведущий университет Аллантиса, главной планеты Галактического Союза. Поступить, выучиться, защитить диссертацию и сделать блистательную карьеру ученого.
  Наверное, именно жизнелюбие, да еще непоколебимая вера в себя, в свою счастливую звезду, позволили ему, невзрачному, чудаковатому коротышке с вечной гривой непослушных волос на маленькой голове завоевать сердце самой красивой и своенравной девушки с их курса. Сделать ее своей женой и матерью единственной дочери.
  Наверное, жизнелюбие позволило ему, имеющему перспективные наработки в самых разных областях, бросить все и заняться исследованием ментальных волн, областью считавшейся абсолютно бесперспективной для изучения. Многие коллеги крутили пальцем у виска, видя, как Джарвис тратит на эту работу свои самые перспективные годы. Но они не знали Джарвиса, не знали его жизнелюбия, страстности и стального, несокрушимого упорства. Джарвис изобрел технику ментальных погружений, которая рано или поздно должна была вписать его имя в ряд самых великий ученых человечества.
  И вот здесь, на пике сил и возможностей, в душе Джарвиса произошел надлом. Он произошел внезапно, в самый обычный, непримечательный день, как, собственно и происходят все подспудно созревающие в душе плохие и хорошие озарения. Собираясь на какой-то симпозиум, где он намеревался делать доклад по ментальной психологии, еще вчера так азартно сочиненный им, Джарвис вдруг понял, что ему неинтересен этот симпозиум. Ему неинтересен свой доклад, ему неинтересно доказывать кому-то достоинства своей техники, ему неинтересны сами ментальные погружения. Ему неинтересна мировая слава, о которой он еще недавно так мечтал. Ну, добьется он этой мировой славы, и что? Что изменится? По сути, ничего. Зачем он положил столько сил на свое изобретение? Теперь вдруг он перестал это понимать.
  Профессор встревожился. Он не мог представить себя вне отчаянного достижения какой-либо цели. "Спокойно, Джарвис, - сказал он себе, - ты устал, тебе просто надо отдохнуть". Профессор взял отпуск, забрал дочь и улетел на неделю к морю. Но море не радовало его, как обычно. И прогуливаясь по вечернему пляжу, под тихие всплески волн, он вдруг понял, что уже давно не испытывает удовольствия от жизни. Просто раньше он не особенно задумывался над этим. Не обращал внимания, а из его внутреннего мира постепенно, как выходит воздух из микротрещинки в стенке отсека, уходил интерес к жизни, пока не ушел совсем. Уже давно он не живет, а словно выполняет довольно скучную обязанность. Джарвис испугался. Ему показалось, что он теряет свою сущность, что остывает какой-то внутренний двигатель, прежде дававший ему такие незаурядные силы.
  Профессор был деловым человеком и направился на консультацию к одному из своих друзей, коллеге по кафедре психоанализа. Сам Джарвис полагал, что его депрессивные тенденции - первые звоночки кризиса среднего возраста. Коллега же заключил, что кризис послужил лишь последней каплей. Корень этой депрессии лежал гораздо глубже и уводил в тот страшный год жизни профессора, когда в далекой научной экспедиции погибла его жена. Джарвис помнил, как сильно переживал смерть жены. Но он был сильной личностью, он должен был поднимать дочь. Он довольно быстро оправился и даже через некоторое время стал встречаться с другими женщинами.
  - Ты не пережил потерю до конца, ты просто взял себя в стальные тиски, - сказал коллега, - ты не позволил себе осознать, насколько важным человеком она была в твоей жизни.
  Джарвис подумал, согласился и прошел полный курс личностной терапии с использованием новейших методов воздействия. Порой ему казалось, что депрессия отступает, но это были лишь последние проблески его жизнелюбия. Объективно ситуация продолжала ухудшаться. Его не питала даже тоска по жене, он ее больше не испытывал. Он вообще перестал испытывать чувства. Его жизнь на глазах выдыхалась, выцветала, до самого своего горизонта приобретая ровный мышино-серый оттенок пасмурного вечера. Был период, когда Джарвис от отчаянья вернуть полноту восприятия пустился во все тяжкие, пытаясь встряхнуть себя острыми адреналиновыми ощущениями в рискованных развлечениях и в беспорядочных связях с женщинами. Увы, тщетно. Он не мог не чувствовать искусственность всех своих попыток. Последним, закономерным этапом стало то, что он смирился. Склонился перед скукой и равнодушием существования, как перед истинным лицом природы. И успокоился. Только чувствовал, как все больше в глубине накапливается усталость от однообразных серых будней, бесконечной чередой выстроившихся перед ним до далекого еще предела его жизни.
  Примечательно, что никто из окружающих, кроме самого близкого человека - дочери, и не догадывался о происшедшей в глубине души Джарвиса перемене. Он держал себя в форме, уделял достаточное внимание программам по омоложению, он не мог позволить себе распуститься. Он понимал, что слишком много значит для своей дочери. Методично занимался преподавательской деятельностью, научной работой, совершенствовал технику ментальных погружений. Но, увы, принимал свою жизнь совершенно без вкуса, как больной, потерявший надежду на выздоровление, покорно принимает безвкусное лекарство. Так прошло уже много лет. Он привык.
  То, что произошло сегодня, странно всколыхнуло его. Ему вдруг захотелось, чтобы предложение, которое он получил недавно, поспособствовало успеху его метода, чтобы о нем, наконец, заговорили. И впервые, ощутив волну запаха из какого-то ресторанчика, он захотел есть. По-настоящему, как когда-то в далекой молодости. И солнце светило как-то по-другому, рождая целый рой приятных ассоциаций. И жена вспомнилась, ярко-ярко, до слез. В общем, профессору вдруг захотелось жить.
  Это ощущение постепенно поблекло, затянулось привычной серой пеленой, но его остатки, еще теплились в душе. Профессор боялся расплескать их, старался сохранить в душе как можно дольше. Ему было некогда, он спешил, боялся не забыть ничего из нужных в экспедиции вещей, но иногда он выпрямлялся и вспоминал картины сегодняшнего дня, ловя всплеск жизни, который они породили утром. А вспомнить было что.
  
  
  
  4.
  Сегодняшний день не предвещал ничего особенного. Профессор проснулся, принял волновой душ, наскоро ознакомился с последними новостями, и отправился на пробежку в старинный парк университета. Днем его ждали утомительные зачеты у первокурсников, не обещавшие ничего интересного, к вечеру он собирался провести парочку плановых ментальных погружений, знакомых, как давно прочитанная книга. Знал ли он, привычно осматривая из-под руки заросли вековых дубов, утонувшие в океане острого утреннего света, что даже его пробежке не суждено завершиться?
  Посреди маленькой солнечной лощинки профессора окликнул человек в неприметном костюме клерка. Из-за дерева выглядывали еще двое, похожие на него, словно братья.
  - Мистер Джарвис?
  Джарвис озадаченно остановился. Встречи с такими вот неприметными людьми обычно не предвещают ничего приятного.
  - Вы должны пройти с нами, - голос человека, да и сам человек был тверд и безлик, как фильтр гермошлема.
  - А кто.... А почему собственно...., - растерялся профессор. Глаза почему-то остановились на солнечном зайчике, упавшем на лицо незнакомцу. Зайчик показался совершенно чужеродным на этом бесстрастном лице.
  - Вас ожидает встреча на самом высоком уровне.
  - Но я....
  - Ничего, оденетесь по дороге. Прошу вас, - он отошел в сторону, и с черной обшивки турболета, островком возвышавшегося в море высокой травы, в глаз профессору ударило ослепительное солнце. Турболет был неизвестной профессору конструкции и показался таким же безликим и опасным, как и эти люди. Когда профессор между близнецами-провожатыми плелся к летательному аппарату, в его голове метались мысли о дочери.
  - А как.....
  - У вас будет возможность связаться с университетом и родственниками. Все предусмотрено, - голос звучал как приговор.
  Профессор словно в последний раз посмотрел на падающие в бездну корпуса университета. Он догадывался, что интерес ССБ, а эти люди были наверняка из Союзной Службы Безопасности, вызван его деятельностью в области ментальных погружений и приготовился к серьезному разговору. Правда, долго поразмышлять ему не удалось - события развивались с нереальной быстротой. Через десять минут его уже вводили с заднего подъезда в главный корпус Дворца Галактики. А еще через десять он, уже переодетый в дорогой костюм любимого им фасона и цвета, входил в огромный роскошный кабинет, на фоне прозрачной стены которого с высоты птичьего полета разворачивалась грандиозная панорама столицы.
  В кабинете его встречали двое. Одного он узнал сразу и от неожиданности опешил. Профессор всегда считал себя человеком критичным, независимым и свободным от всякой власти и авторитетов, скорее склонным к чувству протеста, чем к почитанию. Но когда в двух шагах перед собой Джарвис увидел лицо, столько раз мелькавшее в новостях, растерялся. Перед ним был не кто иной, как Серг Мелчиан, Верховный Советник Галактического Союза.
  Мелчиан и безо всяких своих регалий выглядел величественно - статный, с выправкой бывшего генерала, в серой, живописно спадающей тоге советника. Вокруг головы сияла фиолетовая аура, положенная исключительно Верховному Советнику. Она придавала широкому правильному лицу несколько неживой оттенок, но не делала его менее проницательным и мудрым.
  В сторонке сидел человек в строгом дорогом костюме. Представиться он видимо нужным не счел, а свое лицо скрыл за примитивной, неподвижной черно-белой маской. Такие маски в последнем столичном сезоне считались крайне модными. В беседу он почти не вступал.
  - Мистер Джарвис, я прошу вас не сердиться за ту поспешность, с которой вас доставили сюда. Надеюсь, срочность и важность дела послужит нам достаточным оправданием.
  Голос Мелчиана звучал емко и плавно, он словно волнами накатывал на пространство, забираясь в самые укромные его уголки. Постаравшись придать лицу бесстрастное выражение, профессор твердо смотрел в глаза самого влиятельного в Галактическом Союзе человека.
  - Мы знаем вас как талантливого ученого и истинного патриота, - продолжил Мелчиан, - и просим оказать помощь в деле государственной важности. Присаживайтесь.
  Вот оно как, просим оказать помощь! Это меняло дело. Скосив глаза, профессор увидел возникшее сзади гравикресло, и решительно уселся. Советник, изящно раскинув полы тоги, картинно уселся напротив и искусно выдержал паузу.
  - Вы, конечно, слышали о Камее-6?
  Джарвис кивнул. Как можно было не слышать о Камее-6, если странными сообщениями с этой орбитальной станции еще неделю назад были полны новости всех ведущих каналов? Сейчас количество сообщений резко поубавилось, что связано, конечно, с недостатком информации - журналистов не пускают в зоны тотального карантина. Так вот в чем дело!
  - Знаете, сколько человек было на станции в момент исчезновения? Десять тысяч двести двадцать три. Все они находятся в невменяемом состоянии. Чтобы их спасти, нам надо понять, что с ними произошло.... Мы слышали о вашем методе ментальных погружений, профессор. Знаем, не все признают ваши достижения, но эксперты ознакомились с вашими отчетами и вполне одобрили их. Мы хотим прибегнуть к вашей помощи.
  У профессора слегка защекотало нервы, как раньше бывало в предвкушении серьезной задачи или борьбы.
  - Мы предлагаем вам отправится на Камею-6 в роли научного консультанта и организовать там свою лабораторию, - продолжил Мелчиан, испытующе глядя на Джарвиса, - я думаю, в случае успеха это задание послужит лучшей рекламой вашему методу. Увы, времени для раздумья у вас нет. Свое согласие вы должны дать прямо сейчас, ну, в ближайшие десять минут. Можете задавать любые вопросы.
  Профессор готов был согласиться сразу, но ради приличия делал вид, что размышляет.
  - Я полагаю, вас в первую очередь интересует степень опасности, - советник не отводил глаз от лица профессора, - так вот, точно степень опасности вам не определит никто. Просто мы еще не знаем, чем все это закончится. Не буду скрывать, вероятно степень опасности выше среднего. Но соответствующим будет и вознаграждение.
  - Я могу взять с собой ассистентов? - спросил профессор.
  - Да, но только не более пяти человек. Система жизнеобеспечения станции поставлена в режим жесткой экономии.
  - Мне хватит трех.
  - Вот и хорошо, - величественно кивнул Верховный Советник, - Надеюсь, вы понимаете, что всем вам придется клясться на Конституции о неразглашении информации. И знаете, что будет в случае нарушения клятвы.
  - Естественно, - ответил Джарвис, с вызовом покосившись на человека в маске. Ему казалось, что холодный взгляд из глубины узких прорезей просвечивает его насквозь.
  - То есть, я делаю вывод, что вы согласны? - спросил Мелчиан, - что ж, это очень хорошо. Тогда у нас мало времени. Челнок к рейдеру, стартующему сегодня ночью на Камею-6 отправляется через восемь часов. Если все пройдет по плану, то уже послезавтра к вечеру вы сможете влиться в работу экспертной группы ССБ, которая уже неделю ведет на станции свои исследования. Вам будет с кем пообщаться. Ряд ведущих ученых дал свое согласие и уже работает там. С доктором Кримбом вы знакомы наверняка.
  Джарвис только хмыкнул про себя. С доктором Кримбом, патриархом с-физики их университета они были знакомы слишком хорошо. Их глухая вражда в стенах университета уже стала поговоркой. Значит, появляется лишняя возможность уделать дорогого Кримба? Азарт внутри профессора разгорался все сильнее.
  - Есть ли какие-нибудь предварительные выводы? - поинтересовался Джарвис.
  - Нет. Представьте себе, нет. Ни единого! - советник вдруг вскочил и, нервным жестом намотав на руку свободную складку тоги, начал бродить вдоль грандиозной столичной панорамы, - это совершенно дикий, беспрецедентный случай. Абсолютно беспрецедентный! Человечество раньше не сталкивалось ни с чем похожим. И самое ужасное, что произошел он в такой неподходящий момент. Словно удар под лопатку точечным лазером.
  Советник резко развернулся, будто крыльями взмахнув длинными полами тоги, и направился в обратную сторону.
  - Все мы видим, как планеты союза погрязли в коррупции, казнокрадстве и беспорядке. Именно в них коренятся причины последнего, самого затяжного экономического кризиса. Нужно срочно наводить порядок, иначе наши бывшие колонии вгрызутся в разлагающееся тело Союза. Надеюсь, я уже доказал чистоту и твердость своих намерений. Видит Бог, я делал все, что мог. Но всем моим начинаниям ставится слишком много препон. Пустые законы, как цепи опутывают мои ноги, а у меня слишком мало полномочий, чтобы их сорвать. Слишком мало! Воля человека, искренне заинтересованного в процветании государства и могущего этого достичь, должна иметь силу закона. Только тогда мы победим армию бюрократов, мздоимцев и казнокрадов. Я слишком долго думал над этим, советовался с лучшими умами человечества и пришел к выводу, что иного выхода нет. По крайней мере, на несколько лет.
  Мелчиан говорил, словно с трибуны, словно в лице профессора он видел многомиллионную аудиторию слушателей.
  - Думаете, Джарвис, это решение далось мне легко? Думаете, я не понимал, скольких врагов у меня появится во всей Галактике? Но я иду на это, отдавая себе полный отчет во всех своих действиях. И готов ответить перед обществом за все свои поступки.... И я хочу добиться изменения режима правления законным путем. Чтобы весь Союз встретил меня в едином порыве изменить жизнь к лучшему. Я не хочу опускаться до военного захвата власти, хотя легко могу провести военный переворот. Это недостойно нашей великой древней страны. И вот сейчас, когда я проделал колоссальную работу, когда Совет уже полностью на моей стороне.... Когда через месяц созывается Конституционное Собрание, члены которого должны принять последнее решение, на голову сваливается это злосчастное происшествие! Словно предательский удар, готовый перечеркнуть все наши труды по достижению гражданского мира.
  Джарвису показалось, как губы советника обиженно задрожали.
  - Спасибо ССБ, - советник выразительно покосился на человека в маске, который, впрочем, никак на это не отреагировал, - уж сработали, так сработали. Допустить такую утечку информации, все равно, что поднести на блюдечке моим смертельным врагам.
  Советник передохнул немного и отправился в новое путешествие вдоль огромного окна. Полы его тоги крайне живописно волновались на фоне ослепительно голубого неба.
  - И что получается? Получается, весь престиж нашей власти сейчас поставлен на кон. Зависит от решения этой злополучной проблемы.... Джарвис, - советник остановился и снова посмотрел профессору в глаза, - я не имею представления, как вы относитесь к моей политике. В последний год, я знаю, ругать Серга Мелчиана в кулуарах стало хорошим тоном. Я просто прошу вас поверить, что забирая в свои руки всю полноту власти, я руководствовался исключительно интересами государства. У меня и так было все, о чем может мечтать человек. Деньги, слава, власть. Я и так фактически управлял Союзом в одиночку. Что еще нужно человеку? Но зачем-то я влез во все это...., - советник сдержал грубое слово, но так и не подобрал приличного, - зачем, вы не знаете? Наверное, потому что мне просто не безразлично, что творится в нашем общем звездном доме.
  Джарвис молчал, стараясь придать лицу нейтральное выражение. Он был далек от политики, но властные амбиции его всегда возмущали. Тем более, когда они прикрывались громкими фразами о процветании государства. Он как-то обмолвился в разговоре с приятелем, что встреть Мелчиана лично, непременно высказал бы тому, что о нем думает. Теперь вот случай представился, но профессор предусмотрительно решил промолчать.
  Мелчиан со вздохом развел руками:
  - А это всегда приносит только врагов. Знаете, сколько у меня врагов? Стервятники, они только и ждут удобного момента. Как сейчас они все встрепенулись, почуяв возможность вырвать кусок из моего старого дряхлого тела. Как замаячили на горизонте! Но ничего, мы еще поборемся, - он сверкнул глазами из-под кустистых бровей, - Они еще узнают на себе силу Серга Мелчиана. Сила всегда будет на моей стороне, потому что на моей стороне правда.... Вот только немного бы отдохнуть. Совсем немного. Отрешиться бы от всех этих дел хоть на неделю, хотя на уик-энд.... Если бы вы только знали, Джарвис, как я устал.
  Мелчиан бессильно упал на гравикресло. Профессору пришло в голову, что тени под глазами советника, возможно, не только оптический эффект ауры. А может он не так уж врет и действительно заботится о благе государства? Теоретически ведь нельзя исключить такую возможность? Джарвису даже стало неловко - он не знал, как реагировать на эту тираду одного из самых могущественных людей в галактике.
  - Вы, Джарвис, не думайте о политике, плюньте на меня, спасайте людей, - устало сказал Мелчиан, тихим, словно своим истинным голосом, - У меня болит сердце за каждого гражданина союза. А от этих злосчастных десяти тысяч человек, быть может, зависит жизнь миллионов, погибших в новой гражданской войне. Только не тяните, у вас мало времени. Очень мало.
  - Почему? - спросил профессор. Советник только устало махнул рукой.
  - Дело даже не в том, Джарвис, - сказал вдруг глуховатым голосом человек в маске, - что через месяц состоится Конституционное Собрание. Дело в том, что в нервной системе пострадавших замечены признаки прогрессирующей деградации. Если деградация будет происходить такими же темпами, а нет причин для ее снижения, то их нервная система необратимо разрушится примерно через пять недель. У вас в запасе месяц, после чего десять тысяч человек начнут переходить в растительное состояние.
  - Джарвис, - Мелчиан умоляющим жестом сложил руки на груди, разом растеряв все свое величие, и превратившись в пожилого усталого человека, - дружище, вышло так, что вы наша последняя надежда. Сделайте что-нибудь, а?
  А может он говорит вполне искренне, - подумалось Джарвису, - черт его разберет.
  - Если обнаружится нечто важное, будете связываться с нами напрямую по спецканалу, мы поставили метку на вашу инфосферу - сказал напоследок человек в маске.
  Выходя от Мелчиана, профессор ощущал жгучее недовольство собой. Оно коренилось в неприятных, двойственных чувствах, которые у него вызвал Верховный Советник. Джарвис никак не мог определиться в отношении к этому неординарному человеку, поэтому профессора не оставляло ощущение, что он малодушно отступился от своих принципов. Но как определиться, если Джарвис не мог даже решить для себя, насколько Мелчиан искренен в своих излияниях? Возможно, перед Джарвисом был разыгран искусный спектакль, но ведь остается вероятность, что Мелчиан - честный человек, смертельно уставший от взваленного на плечи неподъемного бремени. Небольшая, но остается. Поэтому, Джарвис никак не мог понять свои чувства. Чего в нем больше: сочувствия, праведного негодования или брезгливости к большому сильному мужчине, проявившему слабость и эмоциональность ребенка в присутствии постороннего человека?
  А что касается Камеи-6, то у него ни на секунду не возникло желания отказаться от заманчивого предложения, несмотря на явный политический душок, исходящий от него. Черт с ней с политикой, он просто честно сделает свое дело. Людей-то надо спасать. А главное, в душе кружились уже давно забытые надежды и ощущения, словно взбаламученные со дна свежим воздухом, наполнившим его душу. И они кружились вокруг мыслей о Камее-6. Именно за эти ощущения профессор уцепился, как космонавт цепляется за последний страховочный фал.
  Профессор словно попробовал на вкус это название - Камея-6. Интуиция восприняла его хорошо, без отторжения, несмотря на истерию, которой были полны сообщения в новостях. Даже мелькнуло непонятное сладостное предвкушение чего-то, пока профессору неведомого. Может быть, Камея-6 не просто так возникла на его жизненном пути? Может быть, он должен пройти через нее, чтобы вновь возродилась его душа? Чтож, он был готов.
  У профессора было много дел. Надо было упаковать оборудование, собрать вещи, поставить в известность руководство университета. Но иногда, все же, он замирал в легком трансе, глядя куда-то вдаль, и пару раз на его лице играла живая улыбка. Все-таки, он был на редкость тщеславен. Как и все великие ученые.
  
  5.
  - Я мутант! Мемо-вирус и жертва нейроколлапса.
  Так сказал в свой адрес Фил, когда при выходе на орбиту прекратился доступ в планетарную инфосферу, а в его личных базах не оказалось ничего, способного скрасить времяпровождение достойного молодого человека. Когда же он увидел суровую обстановку рейдера, в котором им предстояло провести не менее двух стандартных суток, то вообще схватился за голову. В их каюте не предполагалось никаких виртуальных возможностей - невозможно было даже поменять под настроение цвет пола, потолка или стен, которые были облицованы мягким пластиком бежевого цвета. В тесной комнате находились только устаревшие пульты от двух гравикоек, шкафа-трансформера, да примитивная панель климат-контроля. На стенах, видно во избежание сенсорного голода, висела пара примитивных, старинных стереопейзажей. Все делалось не через инфосферу, а посредством примитивного ручного управления.
  - Я полный мутант на все хромосомы, - добавил Фил, - как я мог забыть, что планетарная инфосфера в космосе не действует? Тогда свои базы накачал бы или хоть виртуальные очки захватил. За два дня здесь свихнешься со скуки. Кстати на Камее-6, я полагаю, общую инфосферу тоже блокировали. Я, конечно, понимаю - мемо-вирусы, тотальный карантин и все такое, но прикинь, жить без инфосферы?
  Кай гораздо спокойнее относился к глобальным инфосферам, чем его друг. Хотя и ему в первые моменты было пустовато - не хватало новостей, разговоров с домашними, ненавязчивого воркования виртуальных собеседниц, социальных подсказок, музыкальных новинок под настроение и прочих радостей, предоставляемых планетарной инфосферой. Он представлял, как тяжело дается эта пустота его общительному другу. Джарвис предупредил их, чтобы на общие сети они не рассчитывали, и максимально усилили свои индивидуальные инфосферы. Инфосфера Кая была и так до предела загружена полезной информацией, а всякие примочки его не особо интересовали.
  Поэтому Кай только блаженно улыбался в ответ. Свой главный страх он пережил еще вчера, когда на его глазах профессор пытался заставить дочь отказаться от поездки. Но куда там, Кира давно была в их семье безоговорочно главной. Теперь, осознавая, что она где-то рядом, всего через несколько переборок, и он дышит с ней одним воздухом, Кай расслабленно потягивался и разве не мурлыкал, как довольный кот.
  Фил поворчал, куда-то сносился и, бухнувшись на казенную гравикойку, тут же засопел. А Каю не спалось. Он впервые улетал дальше стационарной орбиты Аллантиса, своей родины, главной планеты Союза. Поэтому, включив проекцию внешнего обзора, ловил новые ощущения.
  В прошлые визиты наверх, Кая поражала колоссальность орбитальных сооружений, всех этих многоуровневых колец, опоясывающих планету, пирамид, спиралей, зеркал, паутин, зависших в пространстве с торжественным достоинством, достоинством человеческого разума, обустроившего космос, по своему хотению. Переплетение гигантских конструкций, резко блестя подставленными свету гранями, уходило куда-то в космос, теряясь в его далекой перспективе колоннами огромного межзвездного храма. Кругом, словно вокруг небесных ульев, не прекращалось роение мириад летательных челноков, которые колко посверкивали, ловя свет Целии, местной звезды. Картина поражала своеобразным величием, соперничающим даже с величием Аллантиса, с величием космоса, как и должна поражать орбита главной планеты Галактического Союза.
  Сейчас же Кай с куда более жадным вниманием устремил свой взор вниз, где медленно проплывала бесконечная чаша Аллантиса. Сквозь нагромождение орбитальных конструкций еще можно было разглядеть квадрат хорошо знакомой карты. Они летели над дневной стороной, поэтому Кай отчетливо видел Крестную бухту, образованную полуостровом Южное Крыло и материком. Там явно была отличная погода. Все, и шелково синий океан и желто-зеленоватые массивы суши казались невероятно чистыми и аккуратными, словно игрушечными. Можно было разглядеть, как море у берега светится изумрудной бирюзой, как бликуют снеговые шапки горного хребта и как причудливо переплетаются черные ниточки надземных скоростных путей. По направлению к северу уже висели ошметками пены мелкие облачка. Их становилось все больше, пока на горизонте они не сливались в сплошную толстую ватную массу. Она продолжалась до самого горизонта, где отливающий едко-синим контур планеты граничил с чернотой космоса. Где-то там, ближе к северу, под толстым слоем туч был его дом. Там наверняка пасмурно, идет дождь, в деревьях вокруг дома шумит ветер, дорожки холодно блестят от воды, а отец, по обыкновению сидя на террасе, смотрит в живое шевеление дождевых капель на стеклах.....
  Постепенно внимание Кая все чаще начало обращаться туда, где проглядывала слепая чернота космоса, свет Целии убивал в той стороне все остальные источники света. Разве периодически вспыхивали тлеющие звездочки судов дальнего следования. Рейдер уже давно вышел из дока и, медленно лавируя в лабиринте конструкций, выруливал к свободному окошку в космос, отмеченному полосами красных маяков, тающих далеко в черной бесконечности. Кай оглянулся назад. Надписи на стене ближайшего модуля постепенно уменьшались. Вдруг они начали уходить назад все быстрее и быстрее. Кай повернулся. Красные маячки проносились мимо, смазываясь, словно заряды энергетической пушки. Рейдер набирал скорость. Каю показалось, что они не летят, а падают в бездонную черноту, и он ощутил нечто вроде паники. В той черноте, куда его уносило все быстрее и быстрее, нет никого, кто бы его знал, для кого он будет не безликим ассистентом известного профессора. Вся его жизнь, весь его мир, все кто его любят, оставались там, на этом огромном еще шаре, который с каждым мгновеньем будет ужиматься, пока не превратится в маленькую тусклую звездочку, а потом и вовсе растворится в адской черноте.
  Кай жадно вглядывался в показавшуюся невероятно яркой и родной планету. Вся душа его рвалась обратно. Ему совсем не хотелось смотреть вперед, в черноту, где их ждет, к тому же не праздничная прогулка, а Камея-6. Впрочем, он знал, что девяносто процентов людей, впервые покидающих планету, подвержены легким паническим приступам, и это скоро пройдет. А где-то рядом была Кира. Наверное, тоже спала, уткнувшись нежной щекой в казенную подушку, и чему-то улыбалась во сне. Ради нее, ради того, чтобы лишь побыть с ней рядом, он был готов, пожалуй, на все....
  Кай проснулся от молодецкого щелчка Фила по лбу. Тот был весел, свеж, бодр, впрочем, как и всегда, уже давно пробудился и уже где-то побывал.
  - Вставай, спаниель, проспишь завтрак. Представляешь, на борту этого несчастного рейдера, живут по четкому режиму. И благ цивилизации - ноль. Я не удивлюсь, если эта посудина летает еще с прошлого века. Не пойму, только в чем тут смысл. То ли деньги экономят, то ли воспитывают в ССБистах аскетизм, а может, радеют за живучесть корабля.
  - То есть? - спросонок не понял Кай.
  - Чем проще система, дружище, тем ее сложнее вывести из строя, - Фил пытался что-то найти в своей сумке. Одет он был в простую армейскую футболку, косичка боевито свешивалась из-за правого уха, - а в галактике, наверное, наберется немало желающих напакостить ССБ. Вставай, говорю. Профессор просил передать, что через час ждет нас всех в своей каюте, будет знакомить с отчетом по Камее-6.
  Кай уселся на кровати. Перед пробуждением кто-то шепнул в ухо Каю то ли со злорадством, то ли с предупреждением: "Камея-6". Теперь эти слова так и стояли у него в ушах.
  Кай на мгновение включил систему внешнего обзора. На фоне подсвеченной черноты различалось лишь несколько размазанных, переливающихся, словно в полярном сиянии, световых пятен. Понятно: за ночь рейдер разогнался, и теперь его скорость многократно превышала световую. Увы, возможности любоваться космосом он лишен до тех пор, пока рейдер не затормозит до световых скоростей. Что будет уже при вхождении в локальное пространство Камеи-6.
  Удобств в каюте не было. Хорошо, Фил уже разыскал их в конце узкого коридора. Кай наскоро привел себя в порядок: принял волновой душ, пригладил волосы и придал лицу умное выражение.
  При входе в столовую им встретилось человек пять молодых людей в простой серо-черной форме ССБ. Наверное, члены экипажа рейдера. Они покосились на Кая с Филом весьма равнодушно. Фил подбоченился, стараясь выглядеть таким же плечистым и статным, хилый Кай отодвинулся в сторону.
  - Вау, - Фил поцокал языком, провожая взглядом ладную фигуру девушки, - хороша, прикинь, она старший офицер.
  - С чего ты взял? - спросил Кай.
  - По нашивкам, дурило, по нашивкам. Если, конечно, она не одолжила пиджак у начальника после бурной ночки в координаторской рубке. Хотел бы я всегда следовать за такой начальницей, чтобы перед глазами маячила такая попка. Так, что у нас на завтрак? Ха, здесь даже нет выбора.
  В небольшой безликой столовой никого кроме них не было. На подносе прилетел завтрак - салат из свежих овощей и фруктов, пирамидка белкового концентрата, явно синтетического, со вкусом филе из пресноводных рыб, хрустящие трубочки непонятного происхождения, впрочем, весьма вкусные, витаминизированное желе и бутылочка с темным, возможно энергитизирующим напитком.
  - Вступать в близкие отношения с такой дамой я бы поостерегся, - продолжал разглагольствовать Фил, - кто знает, как их здесь зомбируют, в ССБ. Может, после близости они обязаны убивать своего партнера, как делают самки некоторых пауков.... Говорят, в ССБ практикуют самые страшные ритуалы. Слыхал про такие? В них надо показать полное отсутствие страха, брезгливости, жалости, сострадания. Короче, всего того, что делает человека человеком. Я верю.... Говорят, что всем соискателям поначалу якобы дают отказ, просят обождать пару лет. А потом подстраивают самые непредсказуемые ситуации и смотрят на его реакцию.
  - Профессор уже позавтракал? - спросил Кай.
  - Да. Пару лет назад в сфере ходил такой слух....
  - А Кира?
  - Конечно. Наша красотка позавтракала уже час назад, а перед завтраком еще два часа делала свою шаманскую гимнастику.... Так вот, одного парня, который посылал запрос в ССБ, просили подождать. Собеседование он успешно прошел, нормативы сдал и, вот, просили подождать. А он уже знал про такие штуки и вовсю готовился к чему-то ужасному. Но как к такому подготовишься! Вдруг приходит сообщение, что его родители выиграли в какую-то семейную лотерею кучу денег. Огромную кучу. С которыми можно всю жизнь особенно не работать. Всем членам семьи надо было явиться на съемку за получением выигрыша. А в этот же самый день ему приходит приглашение на тестирование в ССБ. Ну, и куда, ты думаешь, он поехал? Ты бы куда поехал? Правильно. А вскоре выяснилось, что произошла ошибка, и они выиграли сущую мелочь. Естественно второго приглашения из ССБ не пришло.
  - А может, случайно совпало? - вяло поинтересовался Кай.
  - Как бы не так. Но это ладно. Про лабиринт-то ты наверняка слышал. Куда их забрасывают и закрывают на неделю....
  Фил болтал без умолку. Болтал всегда и везде. Болтал даже тогда, когда ему было плохо. Болтал даже тогда, когда в катастрофу на орбите попала его мать и ее в критическом состоянии поместили в больницу. Кай помнил, как Фил был совершенно потерян, но болтал, словно выполнял тяжелую работу, словно своим поведением пытался победить неизбежность. Кай уже привык к такой особенности своего друга и, когда надо, без угрызений совести отключался на внутренние размышления.
  - Молодые люди, можно к вам присоединиться? - перед ними стоял высокий человек зрелого возраста, - я, знаете ли, всегда люблю хорошую компанию, особенно компанию молодых людей, от которых можно в буквальном смысле подпитаться энергией.
  - Присаживайтесь, - кивнул Фил, - нам энергии не жалко. Только вы не производите впечатления старика.
  - Не льстите, не льстите мне, молодой человек. Внешне сейчас никто не выглядит стариком, спасибо научному прогрессу. Но глаза! Глаза не заменишь, а они всегда выдадут весь опыт, все тени прожитых лет, всю эту жизненную усталость. Ведь она накапливается, никуда от нее не деться. И жизнь уже не вызывает такого интереса, как раньше.
  Кай и Фил с любопытством рассматривали нового собеседника. В форме ССБ без знаков отличия, с белыми, под седину волосами, благородно зачесанными назад и открывающими большой лоб. Глаза, два ярких черных шарика с искоркой внутри, смотрели прямо, любопытно и внимательно. Губы тонкие, бескровные, нос, подбородок островатые, но правильные, с породистой утонченностью и, в целом, приятные. Незнакомец изящно уселся на стуле.
  - И, кстати, любопытно послушать, что думают о ССБ обычные люди. Их фантазии порой потрясают воображение, - добавил он, расставляя тарелки.
  - Вот и расскажите нам про ваши ритуалы. Хотя бы про те, через которые прошли сами, - сказал Фил.
  - Да нет никаких ритуалов, по крайней мере, особенных. Действительность как всегда проще и страшнее любых фантазий. Элементарно: в ССБ поступить проще простого. А вот выйти уже так просто не получится. Ну и зачем ритуалы? Можно спокойно выяснить, кто чего стоит. Хороший материал продвигается, а неподходящий тратится на подсобную, неквалифицированную и часто опасную работу. Что его беречь? Ну да ладно, что мы все о плохом? Антоний Берский, - представился он, - ведущий специалист аналитического отдела центрального округа ССБ. Направляюсь на Камею-6 в служебную командировку. А вы, если не секрет? На сотрудников ССБ вы не очень походите.
  Молодые люди представились, и Фил вкратце объяснил, кто они такие.
  - Неужели, лаборатория Джарвиса? Я слышал о его методе ментальных погружений, но честно говоря, пока сам не увижу, не поверю, что такое уже возможно. Что ж, очень рад, что судьба свела меня с таким интересным ученым. С удовольствием задал бы ему несколько вопросов.
  - Очень хорошая идея, мистер Берский, - воодушевился Фил, - только можно вас попросить сделать это завтра?
  - Почему? - спросил Берский.
  - Ну, желательно, чтобы завтра у него было не так много свободного времени, - Фил и Кай весело переглянулись.
  - Понимаю, - сказал Берский, улыбаясь уголком рта, - хотите избежать экзамена.
  - Как вы догадались? - удивился Кай.
  - Помилуйте, я всю жизнь проработал в аналитическом отделе. Это моя профессия, обо всем догадываться. Из-за которой я и лечу на Камею-6, - вздохнул Берский.
  - Я вижу, вы не очень туда стремитесь, - заметил Фил.
  - Мне, молодой человек, в принципе, все равно. От жизни я не жду больше особых радостей. Но будь я помоложе, я удрал бы обратно на одноместном орбитальном челноке. А вы, я вижу, настроены оптимистически?
  - А почему нет?
  - Я ни в коем случае не хочу настраивать вас против ССБ, они делают все, руководствуясь принципом пользы. Но для всех, кто окажется сейчас на Камее-6, ситуация складывается не очень веселая.
  - Да почему же? - Фил нетерпеливо заерзал.
  - Судите сами. На Камее-6 сейчас установлена зона тотального карантина. То есть никто не сможет покинуть станцию до удовлетворительного разрешения ситуации. А как и когда она разрешится никто не имеет ни малейшего представления. Рейдер даже близко не приблизится к Камее - лишними людьми никто рисковать не собирается. Нас отправят в челноке, как агнцев на заклание и тут же удерут как можно дальше. Мало того, я успел узнать перед отправлением, что в радиусе светового года от Камеи концентрируются корабли третьей соединенной эскадры военного флота. Они имеют приказ в случае складывания чрезвычайных условий мгновенно, без предупреждения, аннигилировать станцию. Сами понимаете, что фраза "чрезвычайные условия" трактуется весьма широко".
  Фил и Кай помрачнели, переваривая слова собеседника. Тот отодвинул тарелку, отпил из бутылочки и продолжил:
  - Не знаю как вас, а меня, старого волка, это напрягает. Получается, что наши жизни сейчас не стоят особенно много. И самое обидное в том, что для меня это последняя командировка перед выходом на заслуженную пенсию. Последняя! И ведь судьба уже пыталась меня защитить. Когда мне пришел первый вызов на Камею-6, я был в госпитале, мне перетряхивали кровеносную систему. Но нет, такое впечатление, что кому-то обязательно надо видеть меня в этой звездной калоше, отправленной на убой. Не успел я выписаться, как тут же попал сюда. Месяца, всего только месяца мне не хватило, чтобы спокойно сидеть дома и заниматься своими любимыми мервами.
  - А вы изучаете мервов? - заинтересовался Кай. Его самого с детства интересовала эта таинственная, исчезнувшая еще до космической эры, цивилизация.
  - Да, - не без гордости ответил Берский, - без ложной скромности скажу, что хоть я и не имею специального образования, могу считаться одним из крупнейших специалистов по изучению следов, оставленных мервами в галактике. Не парадокс ли: мервы, которые исчезли невероятно давно, единственное, что еще интересует меня в этом мире.
  - А они точно были? - поинтересовался в свою очередь Фил.
  - О да, следов, подтверждающих их существование, найдено столько, что их цивилизация мне кажется более реальной, чем насквозь прогнившее человечество. Но не буду начинать, а то целый день буду читать вам лекцию. Как-нибудь, если найдете время, милости прошу, похвастаю своими знаниями.
  - Мистер Берский, - обратился Фил, видя, что собеседник собирается уходить.
  - Антоний, зовите меня Антоний. Это даст мне лишние кванты энергии.
  - Ммм..... Антоний, а если серьезно, как вы оцениваете наши шансы выбраться с Камеи?
  - Ох, молодые люди. Не надо было вам общаться с желчным, занудным стариком, который как вампир тянет из людей радость жизни. Я не хотел вас настолько расстраивать. Поверьте, все будет хорошо. Так и только так надо думать о будущем. Особенно в вашем возрасте. Я не прощаюсь, мы, похоже, не раз еще увидимся. Рад был знакомству.
   Берский церемонно откланялся и удалился с врожденным, похоже, достоинством. А Кай и Фил еще некоторое время мрачно ковырялись в тарелках, пока в дверь не заглянула пышущая энергией и здоровьем Кира:
  - Ну, где вы там? Мы уже десять минут ждем вас в кают-компании. Отец решил, что в его каюте будет слишком тесно. А что это вы, мальчики, такие мрачные? Словно наелись космических тараканов.
  Мальчики решили в лишние подробности не вдаваться и молча проследовали за стройной подругой.
  По дороге Кай изловчился и включил первую попавшуюся проекцию внешнего обзора. Кругом переливались те же смазанные пятна света. Рейдер, не снижая скорости, приближал их к Камее-6.
  
  6.
  Перед тем, как начать, профессор сделал паузу. Он был мастером пауз и на своих лекциях использовал их не хуже драматического актера. Но сейчас его пауза была совершенно спонтанной и незапланированной. Он просто увидел ребят всех вместе и внутри снова заговорил голос совести. Имел ли он право втравить детей в эту опасную историю? В первую очередь, свою дочь? Чем он руководствовался, беря их с собой? Только ли желанием сделать из них настоящих специалистов? Сомнительно, чтобы это предприятие сильно продвинуло их на пути ментальных погружений. Что помешало бы ему обучить кого-то другого нехитрым обязанностям ассистента? Только одно - нежелание, чтобы техника погружений стала бы известна кому-то еще, особенно в ССБ. Выходило, что он не особенно задумавшись, пожертвовал этими, по сути, еще детьми, ради какой-то научной методики. И вот они сидели перед ним.
  Фил, высокий красавец с влажными глазами, которые так нравятся девушкам, чему-то ухмылялся и барабанил пальцами по столу. Он казался профессору пустым, излишне самодовольным, неспособным на долговременные серьезные занятия. Поэтому задатки, которые у него явно есть, наверняка пропадут без толку. Если бы не его способность к сверхконцентрации, без чего нельзя начать ментальное погружение, он вряд ли попал бы в лабораторию к Джарвису. Больше всего профессора беспокоило, что этот ветреный парень нравится его дочери.
  Кай, щуплый, вечно бледный, невыразительный, словно росток, которому не хватило солнечного света. Кай вызывал у профессора даже некоторую симпатию, потому что профессор сам имел не ахти какую внешность. С другой стороны профессор не мог не испытывать к нему глухого раздражения - ему не понять было внутренней, как ему казалось, невнятности. Профессор зубами вцеплялся, вгрызался в каждую возможность себя проявить, а этот даже и не пытается побороть своего стеснения и волнения. Хотя упорства и усидчивости ему не занимать, за счет чего и выезжает. Особенных способностей у него, похоже, нет. Кай сидел потупившись, словно был в центре внимания. Таким людям всегда кажется, что за ними кто-то пристально наблюдает.
  Наконец, Кира, красавица и умница, единственный близкий, родной для него человек. Тот, кому он бесконечно доверяет, и кто дает ему подлинный, исконный смысл жизни. Она смотрит на него с гордостью и с обожанием. Она - то зеркало, в которое он готов смотреться каждый день. Именно она придавала ему уверенности и сил в тяжелые времена. Именно она служит ему внутренней поддержкой и смыслом жизни сейчас. Что ж поделать, если так устроена его психология - искать опору в сильных женщинах. Сначала в матери, потом в жене, теперь, вот, в дочери.... Как она похожа на свою мать! Интересно, она специально так же укладывает волосы или так получается силой природы? Пусть в ее внешности нет ничего от невзрачного отца, это даже хорошо. Зато по характеру она похожа на него в его лучшие времена. Такая же цепкая, смелая и решительная.
  И вот они сидят перед ним, с огромной скоростью приближаясь к Камее-6.... О чем же он думал? Утешало два момента. Первый: думал он не только о себе. Скорее о том, чтобы его метод не стал достоянием ССБ. В плохих руках он может привести к страшным последствиям. Потому Джарвис и не захотел обучать посторонних ассистентов. Второй момент: степень опасности, которую раздували вокруг, возможно сильно преувеличена. Он внимательно ознакомился с отчетами и понял, что опасность скорее гипотетическая, чем реальная. Правда, от этого временами еще страшнее....
  Но пора начинать. Профессор незаметно тряхнул головой и внимательно, уже по-деловому всмотрелся в лица молодых людей.
  - За прошедшую ночь я ознакомился с отчетом, который нам предоставило ССБ. Основные его моменты я вам сейчас представлю. Заодно воспользуемся случаем, чтобы потренировать два самых важных качества для специалиста по эго-погружениям. Не затруднит ли вас, коллеги, назвать эти качества?
  - Терпение, - ответила дочь.
  - Это, конечно, тоже. А еще?
  - Быстроту реакции? - предположил Фил.
  - И это качество, безусловно, не лишнее. Но на первом месте оно стоит скорее при ловле космических тараканов.... Я то имел в виду внимательность и оперативную память. Учитывая то, что никаких записывающих приборов мы с собой брать не можем, полагаться нам придется исключительно на старую добрую оперативную память. Так что ваша задача сейчас - не просто слушать мое сообщение, а постараться ухватить как можно больше. В конце я проверю степень овладения материалом. Итак, приступим.
  Профессор активировал свою инфосферу, в облаке которой возникло изображение Камеи-6.
  - Автономные станции класса Камея, расположенные в свободном космосе - следствие неудачного расположения Галактического Союза. Вы знаете, между звездными системами союза минимум десятки световых лет. В этом отношении мы всегда будем проигрывать нашим бывшим колониям, находящимся куда ближе к центру Галактики. Раньше такие станции, в том числе Камея-6, возникали спонтанно на наиболее оживленных перекрестках космических путей. Теперь создание сети автономных баз в свободном космосе - одна из важнейших целей нашего правительства. Но это так, к слову.
  Итак, Камея-6. Расположена в 7 секторе Большой Сферы Союза. Ближайшие населенные планеты - Мерафос и Тристан. Один в тридцати семи, другой в сорока трех световых годах. В своем устройстве не имеет никаких принципиальных особенностей по сравнению с аналогичными станциями.
  Изображение станции на схеме приблизилось. Оно Каю не понравилось, было похоже на вырванную с корнями из механизма мудреную деталь. Понятие симметрии или гармонии чуждо космическим инженерам, так как никоим образом не связано с практической пользой.
  - Станция состоит из нескольких почти несвязанных блоков, - продолжал профессор, - вот это старый блок, устроенный концентрически. В нем не менее сотни уровней. Теперь там жилые зоны персонала станции, но они занимают не более десяти процентов. Остальные площади старой станции законсервированы. Учитывая отсутствие общей инфосферы, сразу предостерегаю ходить без ручного навигатора. Плутать будете долго.... Реактор, который находился в центре, заморожен. Новый, гораздо более мощный критониевый реактор пристроен снаружи..... Это блок космопорта, который может принять одновременно до тысячи крупных судов, вот посадочные панели. Но последнее время он редко заполнен и на пятую часть. В ближайших секторах наблюдается экономический застой. На момент происшествия к станции было пришвартовано двадцать пять пассажирских судов и четыреста пятьдесят грузовиков. В блоке космопорта расположены наиболее фешенебельные районы для пассажиров - гостиницы, магазины, рестораны, развлекательные комплексы, парки, рядом - блок служебных помещений, жилые кварталы, сделано с запасом, хватит на несколько городов. С другой стороны - зона складов. Видите, вот внутренние порталы, все остальное пространство занимают ряды контейнеров-трансформеров, которые просто стыкуются друг с другом. Они протянулись на пять тысяч километров. Так, что еще? Станция хорошо защищена. Десять стационарных лучевых зенитных комплексов, столько же ракетных установок, двадцать два перехватчика. Мощное экранирование. Можно не опасаться ни метеоритов, ни пиратов. Можно даже продержаться некоторое время в случае вторжения, к счастью, пока практически невероятно, чтобы кто-то осмелился впрямую напасть на Галактический Союз.
  Контрольный пакет акций по управлению станцией принадлежит всем известному концерну "Селентана", штаб-квартира которого находится на Тристане. "Селентана" владеет еще двумя такими же станциями в других секторах. По общей информации, пожалуй, все.
  Итак, к делу. 24-го числа шестого месяца по стандартному календарю на станции находилось тысяча триста пять человек обслуживающего персонала, семьсот местных жителей и торговцев, арендующих на станции помещения, восемь тысяч двести восемнадцать пассажиров, ожидающих пересадки на другие рейсы или посещающих местные развлекательные центры.
  Что произошло в тот день, вы знаете. Ровно в семнадцать часов тридцать минут и одиннадцать секунд по стандартному времени Камея-6 пропала с экранов радаров подлетающих кораблей. Как потом выяснилось, все остальные приборы, так или иначе сканирующие место нахождения Камеи-6, показали, что в этой точке ничего не было. Абсолютно! Вот графики измерений ряда показателей. Любые, на выбор: гравитация, магнитное поле, тонкая энергетика, инфракрасное излучение, критоновые поля..... Всего порядка ста пятидесяти параметров. И, видите, на всех - резкое исчезновение активности. Никаких возмущений пространства и времени в данной точке не отмечено, не надейтесь. И косвенные показатели тоже говорят о том, что попадание станции в пространственно-временную аномалию исключается.
  Что это значит, молодые люди? Это значит, что в семнадцать часов тридцать минут и одиннадцать секунд Камея-6 перестала существовать. По крайней мере, в нашем мире. И в соответствии с нашими знаниями о физической природе.
  Ровно через пять минут и тридцать пять сотых секунды Камея-6 появилась снова, что так же отобразилось на всех приборах скачкообразным возникновением активности. На первый взгляд со станцией ничего не произошло и все показатели разом вернулись к своим нормам. Потом подтвердилось, что физика действительно осталась в норме. Разве все часы на борту отстали ровно на пять минут и тридцать пять сотых секунды, и это говорит о том, что там, где была Камея-6 времени нет.
   Первым на станцию прибыл пассажирский лайнер. Вот вам, кстати, история о вреде любопытства. Все на борту лайнера знали, что на станции произошло нечто чрезвычайное и возможно опасное. И вместо того, чтобы на всех реакторах отлететь как можно дальше, они поспешили высадиться на станции. Из-за чего теперь вынуждены вкушать плоды тотального карантина, который неизвестно когда и чем закончится. Так вот, пассажиры лайнера обнаружили поразительный факт - все люди, бывшие в тот момент на Камее-6, оказались в абсолютно беспомощном, невменяемом состоянии. Вот видео инфосферы одного из пассажиров - она показывает, что все сотрудники космопорта станции остались на местах, но вели себя, как бы это сказать, неадекватно. Эту запись не показывали в новостях.
  Глазами пассажира, входящего в приемные помещения космопорта, можно было увидеть стандартную стойку со сканерами регистрации. Потом изображение поплыло из стороны в сторону - пассажир недоуменно оглядывал пустое широкое помещение. Да, такое в галактике встретишь нечасто - пустынный зал космопорта. Ни приветливых служащих, ни скучных пассажиров, ни радостных встречающих, ни бравых пилотов. Странным, даже жутким казалось в тишине мелькание картинок на стенах и экранах пустого зала.
  - О, боже! - раздался вдруг возглас. Картинка дернулась влево. Человек, заглянувший за стойку, оторопело застыл. Стойка быстро подплыла, и за нею стало возможным разглядеть человека в синей измятой форме сотрудника космопорта. Человек свернулся калачиком на полу и представлял собой самое жалкое зрелище.
  Над ним тут же склонилась пара человек, явно имевших медицинскую подготовку.
  - Он в сознании, только не реагирует, - сказал кто-то. Человек, точно, совершенно проигнорировал производимые с ним манипуляции. Только повернул голову, и в поле зрения попало его лицо. Картинка чуть дернулась, наверное, пассажир вздрогнул - такое странное выражение было на этом лице. Шевелящиеся, словно ищущие чего-то, губы, странно выпученные, и при этом бессмысленно расфокусированные глаза что-то неприятно напомнили.
  - Да что же это такое! - воскликнули от дверей одного из залов ожидания. Было видно, как туда побежали люди вместе с самим носителем видеокамеры.
  Светлый, современный зал ожидания был усеян людьми, валявшимися на мерцающем полу. Кто-то медленно копошился, но большинство сжалось в уже знакомой позе эмбриона и застыло, словно на огромной психоделической композиции. Вдруг в тишине раздался непонятный лающий звук, дерганые всплески которого слились в хриплые мычащие крики. Не сразу стало понятно, что это плачет взрослый человек, мужчина в форме летного техника. Плач подхватил еще кто-то, потом еще, и скоро, повинуясь невидимому заражению, весь зал наполнился какофонией протяжных и коротких, лающих и мычащих, звонких и низких, мужских и женских звуков. Это было настолько неприятно, что профессор отключил видеозапись.
  В комнате на мгновенье воцарилась тишина.
  - На кого они похожи? - спросил профессор.
  - На младенцев, - выпалил Фил. Он всегда соображал быстрее остальных.
  - Совершенно верно, - воодушевился профессор, - Это, согласитесь, посильнее, чем просто невменяемое состояние, объявленное в новостях. Оказалось, что у них пропали все условнорефлекторные связи, не говоря о более сложных нейронных ассоциациях. Их психика оказалась на уровне новорожденного. Обнулилась, стерлась, называйте как хотите. Что-то случилось с ними за те пять минут там, где была Камея-6. И, похоже, что пострадали только существа, обладающие сознанием. К сожалению, не с чем сравнить. "Селентана" запрещает держать на своих объектах реальных высокоразвитых животных. Все остальные живые и неживые объекты не претерпели никаких изменений. На станции уже почти десять дней работает исследовательская группа ССБ. По их данным привести людей в сознание не получается никакими способами. Достоверно удалось установить только то, что нервные ткани пострадавших постепенно деградируют. Примерно через месяц степень деградации достигнет пределов, после которых возможно только отмирание. Но пока нельзя и предположить, как люди поведут себя в следующий момент. Потому что случай - совершенно беспрецедентный. В истории человечества такого еще не было....
  Мы скоро попадем туда, в зону тотального карантина. И чтобы из нее скорее выбраться, нам надо скорее понять, что же там произошло. Поэтому, мой первый вопрос: какое явление, по-вашему, имело место на Камее-6 девять дней назад?
  - Не вы ли сами говорили, профессор, что первая ошибка - делать поспешные выводы при недостатке информации? - спросил Фил, - а здесь нет никаких зацепок для логики.
  - Для логики, дружище, - наставительно заметил профессор, - зацепки есть всегда. Была бы логика. Но здесь совершенно особый случай. Если встречаешься с чем-то принципиально новым, и все еще скрыто, словно в тумане, мелкие шажки логики не помогают. Тут нужно озарение, которого легче всего достичь не ползая, а летая. Не сковывайте фантазию, не ограничивайте полет.... Итак, ваши предположения.
  В комнате воцарилась напряженная тишина. Фил, когда думал, всегда стрелял глазами по стенам, словно на стороне мог найти подсказку. Кай хмурился и стекленел. Дочь обычно покусывала нижнюю губу и вычерчивала пальцем на плоскости хитрые узоры.
  Профессор подумал, что он жизнь положит, чтобы три этих человека живыми и невредимыми вернулись домой.
  
  
  7.
  - Выходит, мы первыми столкнемся с тем, во что они вляпались? - спросил Фил, - когда будем копаться у них в голове.
  - Не мы, а босс, - Кай вяло перебирал вещи в своей сумке, - Он сказал, что вообще не допустит нас до погружений.
  - Нет, он сказал, что не будет никого заставлять без его желания. Я отказываться не собираюсь. А ты?
  - Черт, ничего подходящего. Как мне быть? - Кай был сильно растерян. В его скромном гардеробе не нашлось ничего, могущего сойти за спортивную форму. Он даже и предположить не мог, что в полете может представиться возможность для занятий спортом.
  - О чем ты думал? Знал же, что Кира летит с нами, а эта дама обязательно заставит нас тренироваться.
  Фил уже был в своей армейской футболке и штанах, делающих его похожим на молодого офицера, и возлежал на гравикойке. О том, чтобы Каю воспользоваться одеждой приятеля не могло быть и речи: он в ней просто утонет. Майку он тоже не хотел одевать, в ней слишком уж будет бросаться в глаза его слабая конституция.
   В каюту влетела Кира, принеся с собой вихрь свежего воздуха и шлейф тончайших нежных ароматов. На ее лице тут же проступило негодование, которое ей очень шло.
  - Я так и знала, они еще не выходили. Мы же договорились, ребята! Ну, можно на вас хоть в чем-то полагаться? Провороним момент, пока спортблок свободен, тогда сидите до вечера в каюте. Ах, он еще и не собран!
  Кай глупо улыбался, посматривая на Киру. Смотреть на нее долго он, буквально не мог, ее красота до сих пор казалась ему ослепительной.
  - Кайлин, ну, давай скорее, чего сидишь?
  Только она, не считая старой бабушки, называла его полным именем. И полное имя, казавшееся Каю старомодным, женским и мягким, начинало ему нравиться, словно наполнялось музыкой.
  - Ему нечего надеть, - заложил приятеля Фил и во весь рот улыбнулся, показав свои большие ровные зубы.
  - Как нечего? О чем вы думали, когда собирались? Как может современный человек, заботящийся о своем здоровье, не взять куда-то спортивный костюм? Хотя стоит на вас посмотреть, сразу понятно, что в ваших рюкзаках не найдешь ничего, имеющего отношения к спорту.
  - А у меня есть! - парировал Фил.
  - Ну, есть и что толку? Ты в зеркало давно смотрелся? Давно проходил комплексное физическое сканирование? Ты не набрал бы и двадцати баллов. Ты рыхл и слаб. Разве можно так себя запускать? Ладно, Каю, но тебе, имея такие богатые возможности, как можно было довести себя до такого плачевного состояния? Ну, придумайте что-нибудь, время же идет! Как можно быть такими беспомощными! - Кира всплеснула руками.
  - А почему ему не быть беспомощным? Дома за ним ухаживает мать, в университете - куратор по с-физике. Женщины всегда носят его на руках, - серьезно заявил Фил, продолжая возлежать на кровати.
  Кира на мгновенье застыла, глаза удивленно раскрылись - несмотря на весь свой ум, она удивительно легко ловилась на всякие розыгрыши.
  - Дурак! Хорошо, не хотите, как хотите. Я пойду одна....
  Рейдер оказался куда больше, чем Каю показалось на первый взгляд.
  - Здесь очень интересный спортблок, - говорила Кира на ходу, - с какими-то новыми тренажерами. Ничего подобного я еще не видела, так что не пожалеете.
  - Да уж, не пожалеем, - потихоньку ворчал Фил, - Такая возможность свернуть себе шею где еще представится.
  - Мироздание не придется сдавать, - заметил Кай.
  - Слушай, хорошая идея! - воодушевился Фил, - надо специально немного приложиться, чтобы босс разжалобился.
  - Сильно надо приложиться, чтобы разжалобить нашего босса.
  - Вы о чем, мальчики? - спросила Кира.
  - Да так, о пользе занятий спортом, - честно ответил Фил.
  Спортблок на рейдере явно выделялся на общем фоне. Они прошли несколько залов, снабженных самыми разнообразными приспособлениями для развития своих физических качеств. Некоторые для Кая выглядели очень тревожно. В соседних помещениях, двери куда были предусмотрительно закрыты, они разглядели нескольких новеньких роботов для отработки приемов рукопашного боя, стрельбы и еще, Бог весть, чего. Руководство ССБ явно не экономило на физической подготовке сотрудников.
  - Мы здесь надолго, - вздохнул Фил, - она не успокоится, пока не пройдет их все.
  Для занятий час был, вероятно, неурочный. В одном из залов одиноко кувыркался совсем молодой парень в спортивном биокостюме, плотно облегающем его широкие плечи.
  - Винтолет, - так Фил оценил пируэты парня на гравитационной горке. Кира восхищенно застыла. Потом направилась к горке:
  - Давайте попробуем, - оглянулась она на Фила с Каем. Те нерешительно переступили с ноги на ногу.
  - Здравствуйте, - она подошла к парню, - как это у вас так здорово получается? Научите нас.
  Парень покраснел и напустил на себя серьезный вид.
  - Для начинающих это слишком сложный тренажер, - заметил он важно.
  - Нам хотя бы попробовать. Как вас зовут?
  Скоро она уже делала робкие прыжки под руководством нового знакомого. Фил с Каем молчаливо и ревнительно наблюдали со стороны. В обтягивающем биокостюме Кира смотрелась невероятно привлекательно.
  - Ну что вы, давайте, попробуйте! - кричала она сверху.
  В конце концов, Фил махнул рукой и полез наверх. Кай промедлил, ему показалось, что в брюках и джемпере он вызовет только улыбку у окружающих. А потом лезть уже стало неловко. Вот он и переминался в сторонке, понимая, что каждая секунда промедления все дальше и дальше загоняет его в неловкую ситуацию.
  У Киры, определенно были способности к спортивным занятиям. Скоро она уже делала простое сальто, перелетая с одного гравитационного трамплина на другой. Фил никак не мог скоординироваться и просто перескочить с одной невидимой упругой площадки на другую. Ему приходилось карабкаться наверх снова и снова, но это у него выходило как-то весело, как никогда бы не вышло у Кая. Кира заливалась веселым смехом.
  - Кайлин, иди к нам! Хватит отлынивать, - крикнула она
  Наконец, Кай решился. Примерился, как залезь на нижний трамплин и проглядел все самое важное. Когда он обернулся, Кира лежала далеко в стороне и не шевелилась. К ней спешил Фил, а парень в спортивном костюме испуганно разводил руками:
  - Я же говорил, что это слишком сложный тренажер.
  Фил склонился над девушкой, та открыла глаза. И тут произошло нечто совсем для Кая нежелательное. Это нежелательное заняло не более пяти секунд. Они замерли, глядя друг другу в глаза, потом сказали что-то друг другу, Фил легко поднял девушку на руки, хотел нести куда-то, но она вырвалась, смущенно улыбаясь. Да и Фил выглядел несколько смущенно, и, пожалуй, ошарашено. Таким Кай друга не видел никогда. Кай еще не успел осознать, что произошло, ему просто стало плохо. Чтобы избавиться от этого плохого, он забрался на трамплин, легко, ударив ногами, перескочил на соседний, потом еще выше, еще, потом перекувырнулся и довольно изящным скачком вернулся на мягкий пол. В свое время, зная, что Кира неравнодушна к физическим занятиям, он много времени уделил своим умениям. Неужели для других это было таким сложным? Жаль, только его достижений никто не заметил. Как всегда....
  В столовой, куда они прошли сразу после спортблока, они сидели за одним столиком. Кай не слушал, о чем говорят его собеседники. Разом оформились и получили подтверждение все его давно подавляемые опасения. Не зря ему всегда казалось, что Кира с интересом поглядывает на смазливого друга. Ох, не зря! Кай сидел, мрачно потупив взор, а вокруг него с неслышным грохотом, поднимая облака невидимой пыли, рушились воздушные замки, хоронящие под своими тяжкими обломками его эфемерные мечтания. Как же это плохо ощущать себя лишним и одиноким рядом с девушкой, которая для тебя важнее всего на свете! Видеть этот волшебный веет в глазах, который адресован не тебе. Он-то, дурак, почему-то надеялся, что так будет вечно: неприступная Кира вечно не будет ни до кого снисходить своим царственным вниманием и ничто не помешает ему воздыхать и молча мечтать о ней. А может ему так плохо от того, что предмет его мечтаний проявил интерес к такому поверхностному и легкомысленному человеку, которым он считал друга Фила? Так это и хорошо - довольно быстро она раскусит и охладеет к нему. А Каю остается надеяться, отчаянно надеяться, что когда-нибудь он обратит на себя ее внимание. Совершит, наконец, поступок, показывающий его подлинную натуру. Что-то внутри подсказывало ему: на Камее-6 такая возможность вполне может представиться. А красота для мужчины последнее дело....
   - Кайлин, эй, ты о чем задумался? - спросила его Кира, сияя, - слышишь, какую хорошую мысль предложил Филипп? Провести остаток каникул вместе. Здорово, правда? Только надо решить, где.
  Кай покивал, стараясь улыбнуться.
  - Что, тебе не нравится? - они искренне удивилась.
  - Просто остаток каникул он собирался провести среди ящеров, - пошутил Фил.
  - Как это? - удивилась Кира.
  - Ты разве не знаешь, что у его отца большая ферма по разведению ящеров?
  - Да-да, я знала, только забыла. А что, давай поедем к Каю, будем разводить ящеров? Я так люблю природу! Особенно море. Настоящее, а не искусственное море. С отцом нечасто приходилось выбираться из города. А одной мне было неинтересно....
  Кай кисло улыбался. Его старомодным родителям вряд ли понравится эта мысль. Они еще пошутили что-то насчет деревенской жизни среди ящеров, потом Фил спросил у Киры:
  - Ну, что, поможешь нам по мирозданию? Я лично свой кубик еще не открывал....
  - Приятного аппетита, молодые люди, - обратился к ним утренний знакомец, Антоний Берский, - не будет ли большой нескромностью со стороны старика попросить вас представить меня вашей очаровательной спутнице?
  - Кира, знакомься, это мистер Берский, - сказал Фил.
  - Антоний, прошу вас называть меня только так, - поклонился Берский, - подарите мне хоть иллюзию молодости. Я полагаю, вы и есть дочь уважаемого профессора Джарвиса? И вы тоже сочли своим долгом отправиться на Камею-6? Это очень хорошо. То есть, я имею в виду, что мне будет приятно осознавать, что на станции окажется такая красивая девушка. Что ж, не буду вам мешать. Но если вам будет скучно или понадобиться разгадать какую-нибудь головоломку смело обращайтесь к старику, не стесняйтесь. Буду очень рад вам помочь.
  - Он мне не понравился, - сказала Кира, когда Берский отошел, - какой-то ложный у него взгляд, неискренний. И о долге сказал с иронией. Хотя все сейчас забывают про долг, даже мой отец. Пропадает десять тысяч человек, а мы все решаем, правильно или неправильно, опасно или не опасно, что мы летим к ним на помощь. Помочь другим людям - это просто общий человеческий долг, который все должны исполнять без рассуждений и сомнений. Вы так не считаете?
  - Считаем, считаем, - сказал Фил, - так как насчет мироздания?
  - Конечно, позанимаемся. Только после обеда отец хочет еще раз собраться вместе, чтобы потренировать новый способ сверхконцентрации.
  - Как это? - удивился Фил.
  - С помощью эго-проекторов. Он сам все расскажет....
  Кай довольно быстро понял, зачем профессор снова собрал их вместе, да еще заставил надеть на голову серебристые колпаки эго-проекторов. Это было проделано, конечно, ни для какого достижения сверхконцентрации - ни один прибор не поможет человеку ее достичь. Это было проделано для того, чтобы сказать нечто важное, так, чтобы их не могли подслушать. И у них в арсенале был способ, как это сделать. Мысль, ментальная волна, проходящая через кристаллы плазия, составляющие основу эго-проектора, усиливается настолько, что ее может осознать другой человек, тот, кому она направлена. Об этом открытии профессора знало еще очень мало людей. Практически, никто кроме них.
  Они сели по разным углам комнаты, не глядя друг на друга. Кай знал, что надо расслабиться и пустить мысль свободным потоком. Но свободный поток все время выводил его на Фила, держащего Киру на руках, поэтому расслабиться по-настоящему не получалось.
  - Кай, сосредоточься! - наконец, словами окликнул Кая профессор, - у всех уже получилось.
  Кай опомнился и покраснел. Еще чего доброго его спонтанные мысли неконтролируемо проскочат к профессору или ребятам. Он же умрет со стыда.
  Кай выдохнул, потряс руками и вдруг ощутил в голове новую мысль. С непривычки посторонние мысли вызывают в голове очень неприятные ощущения. Но Кай уже давно мог подстраиваться под них. Мысль выражала просто желание слушать и вести себя сдержанно, чтобы никто не догадался о цели их собрания. Кай сосредоточился на этой мысли, зная, что речевые зоны его мозга придадут мысли вербальную форму. Причем, по каким-то законам ассоциации, если ты знаешь, кому принадлежит мысль, ее вербальную часть начинает озвучивать голос того же самого человека. И скоро действительно в голове смутно зазвучал голос профессора. Как показывали опыты, слова точно предавали смысл и соответствовали словам, которые вкладывал в свое послание автор мысли, примерно на 60-70%.
  - Ты слышишь, Кай? - звучал внутренний голос.
  - Да, - Кай мысленно направил послание в голову профессора. Ментальные волны, направленные волевым усилием имели чудесное свойство не рассеиваться и попадали только туда, куда их направили. Даже если мы точно не знали, где этот человек находится. Феномен был пока совершенно необъяснимым.
  - Хорошо. Слушайте все.
  Сообщение профессора вкратце сводилось к следующему. Очень вероятно, что все их разговоры прослушиваются, а их задача - сохранить особенности техники ментальных погружений и работы с плазием в максимальном секрете. Поэтому они не должны упоминать вслух, и тем более кого-то посвящать в технические подробности. В случае необходимости им надлежало пользоваться телепатическим обменом с помощью кристаллов плазия, которые прикреплялись к вискам. Рамки с кристаллами он раздаст им по прибытии на Камею-6. Кодовое слово, которое означает необходимость обменяться мыслями - "темные небеса". Все сеансы телепатии должны маскироваться под тренинг способностей к сверхконцентрации. Все комплекты аппаратуры должны находиться под строгим контролем, в контейнерах, кодовый замок которых настроен на уникальные биопараметры самого Джарвиса.... Наконец, профессор пожелал им удачи на завтрашнем экзамене и прекратил сеанс.
  Кай вытер пот со лба. Пятнадцатиминутные телепатические сеансы поглощали энергии больше чем двухчасовые занятия на беговой дорожке.
  За оставшееся время их полета к Камее-6 ничего примечательного не произошло. Разве то, что на следующий день все же состоялся экзамен по мирозданию. Фил, больше времени отвлекавшийся на рассматривание лица своей помощницы, естественно, ничего не запомнил и экзамен завалил. А Кай вздыхал-вздыхал, но, в конце концов, взял волю в кулак, занимался почти всю ночь и сдал экзамен на 70 баллов из ста. Это считалось очень неплохим результатом, учитывая, что сдавать приходилось дотошному и вредному Джарвису. В другое время такое достижение его сильно порадовало бы.
  По мере приближения вечера, проекции обзора на борту рейдера включались все чаще и чаще. Потому что при торможении рейдером до световых величин в пределах оптической видимости тревожной тусклой звездочкой уже должна была появиться Камея-6.
  
  
  8.
  В управляемой стыковочной капсуле было семь человек. Сам Джарвис, три его ассистента, Антоний Берский и два мрачных типа в форме инженерного состава Космофлота. Все хранили невеселое молчание. На единственной в крохотном затемненном отсеке проекции обзора было видно, как тусклая туша рейдера заваливается назад и вниз. Рейдер был уже далеко, казался совсем небольшим. С разноцветным созвездием мерцающих огней на спине, он был похож на подводного зверя, затаившегося в глубине. Здесь и была глубина, глубина полного вакуума. Ближайшая гавань, где можно было укрыться от пронизывающего космического ветра, находилась во многих световых годах от данной точки. Одно это заставляло поежиться. Жемчужные, шелковистые разводы млечного пути, в которых запутались редкие фонарики ближних звезд, только усиливали впечатление неприкаянности окружающего простора. Казалось, весь мир вместе с ними несется в колоссальную пропасть. Поэтому взор поневоле поворачивался вперед и вверх, откуда наплывала громада Камеи-6. Профессору почудилось, что станция, словно прищуренными глазами, всматривается в них своими сигнальными огоньками. Около громады не было замечено ни малейшего движения.
  - Станция связывалась с нами? - спросил Берский, посмотрев на профессора странно блеснувшими глазами.
  - Они нас ведут, - мрачно заметил инженер.
  - Ведут нас, молодой человек, автоматы. Вопрос в том, есть ли рядом с ними люди, - сказал Берский, - меня не оставляет ощущение, что на станции никого нет.... Есть такой жуткий старинный фильм, не помню, как называется. Там тоже рассказывается про станцию, на которой взял и в один прекрасный момент исчез весь персонал.
  - И что с ними стало? - спросила Кира.
  - Не помню, уж простите старика. То ли эпидемия, то ли диверсия, что-то банальное. Начало в таких фильмах всегда интереснее развязки.
  Джарвис вглядывался вперед с не меньшим интересом. Станция хранила в себе тайну того, с чем еще не сталкивалось человечество. Профессору казалось, что это не могло не отобразиться на внешнем облике станции, и он жадно выискивал малейшие странности в окружающей картине. На первый взгляд, станция выглядела вполне обыденно.
  - Модуль-К120, у вас все нормально? - вдруг раздался жизнерадостный голос из динамика, и в облаке инфосферы нарисовался улыбающийся парень с яркими золотистыми волосами, в форме ССБ, - говорит Камея-6. Старший дежурный Даррелл. Вы там все пристегнулись? Скоро будем вводить вас в ангар. Хотя можете не пристегиваться, это чистая формальность. ЧП при посадке исключены. А что это вы такие мрачные, будто на кладбище прилетели?
  Парень явно был балагуром и озорником. Глаза хитро прищурены, большой рот в вечной задорной полуулыбке.
  - Я вижу среди вас девушка. По виду красавица и умница. Судя по возрасту, она должна быть не замужем. Девушка, вы не замужем?
  - Ты бы за посадкой лучше следил, - проворчал Фил.
  - Посадку оформим в лучшем виде. Вы, кстати, опоздали почти на два часа. Думаете, приятно торчать на вахте лишние два часа? Никто мне за это и спасибо не скажет, кто обратит внимание на бедного лейтенанта? - Даррелл показательно вздохнул, - Вас предупредили хотя бы на счет термоодежды? Нет? Зря. "Селентана" совсем потеряла совесть. В общественных помещениях температуру понизили уже до шестнадцати градусов. Энергию, понимаешь, экономят. Куда только смотрит наше начальство!
  Своей болтовней Даррелл словно развел морок легкой жути, который чудился им вокруг станции. Наверное, не один Джарвис вздохнул с облегчением. Капсула медленно плыла вдоль борта станции как пылинка вдоль скального массива. Причем блок космопорта был еще не самой большой частью Камеи-6.
  Наконец, они увидели открытый зев малого шлюза, пастью поглотивший капсулу и отсекший всю бескрайность космоса сонно-медленной толстенной перегородкой вакуум-створа.
  - Добро пожаловать на Камею-6, - провозгласил Даррелл, когда капсула въехала в соседний отсек. Выйдя на тесную платформу, профессор осторожно вдохнул холодный воздух и поежился - на станции действительно было холодно. Правда, в посадочных терминалах всегда свежо.
  - Идите в зал регистрации, - сказал Даррелл откуда-то сверху, - там вас ждут. А я пока откланиваюсь. Имею я право на здоровый сон?
  - Во-во, иди спать, - сказал Фил.
  - Но мы еще увидимся, - пообещал Даррелл и больше уже не включался.
  Они вышли в длинный коридор, где горели только желтоватые аварийные лампы. Их приглушенный свет лишь подкреплял ощущение глубокой ночи.
  - Сколько здесь времени? - спросил Кай.
  - Полвторого ночи, молодой человек, как и на рейдере, - сказал Берский, - На всех объектах вне стационарных орбит принято стандартное время.... Увы, мы не относимся к числу важных персон, - добавил он через некоторое время.
  - Почему? - спросил кто-то.
  - Пускают нас с черного хода, как обслуживающий персонал.
  Гравитационная дорожка не работала. Они поправили сумки и зашагали по металлическому полу. Звуки шагов заметались под низкими сводами. Здесь было еще прохладнее, наверное, благодаря сквозняку. Холодные были объятия у Камеи-6.
   Профессор с неудовольствием отметил, как Фил накинул на плечи его дочери пиджак от своей студенческой формы. А та, паршивка, только прильнула к нему головой. Но сейчас Джарвису было не до того. Он на ходу пытался прислушаться к своим ощущениям. Он знал, какую важную роль играют мелкие нюансы ощущений в жизни человека, понимающего всю важность интуиции. Поэтому не просто плелся за всеми по гулкому полу, а старался уловить, почувствовать в окружающем воздухе нечто особое, что вполне могло появиться после невероятного исчезновения станции. Но нет, никакого ощущения инаковости или странности он не уловил. Обычный коридор посадочного терминала обычной перевалочной базы, на похожих он столько раз уже когда-то бывал.
  - Каковы шансы, что это все не исчезнет второй раз? - спросил один из инженеров, озираясь по сторонам.
  - Пятьдесят на пятьдесят, молодой человек - точнее вам никто не скажет, - ответил Берский, - если Камея-6 могла взять и исчезнуть один раз, то никто не даст вам гарантии, что она не повторит шутку. Мне тоже, признаюсь, не по себе. Похожие чувства, помню, я испытывал в свою бытность лейтенантом наземной пехоты Аллантиса. Когда пришлось скорым маршем форсировать заминированное болото ....
  
  9.
  Шикарный зал регистрации профессору был знаком по видеозаписи. Правда, сейчас пустоту зала скрадывала печальная полутьма, отчего он напомнил профессору ночной, затененный академический музей. Их встречали два человека. Первый - жилистый крепыш, подтянутый и энергичный в форме высокого чина ССБ. Правильность его лица нарушали лишь густые сросшиеся брови, придававшие ему хмурое выражение. А жесткие усы, облегающие рот, лишь подчеркивали его мужественность. Он отрекомендовался как координатор Виллен, чрезвычайный управляющий станцией от лица ССБ. Второй человек поразил профессора больше, чем недавно поразило присутствие самого Серга Мелчиана. В первую очередь своей красотой.
  Красота стоящей перед ним женщины была какой-то особенной, утонченной, настолько, что казалась болезненной - светящаяся, прозрачная бледность лица, оттененная темным цветом коротких волос, влажный блеск глаз, чуть замедленные, плавные, словно усталые движения. Такой красотой обычно отличаются люди, рожденные в местах с пониженной гравитацией. В университете обучалась пара таких людей.... У нее еще должен быть удивительно красивый голос. Так оно и оказалось.
  - Тилайя Никс, - представилась женщина, - Раньше возглавляла здесь медицинскую службу. Теперь..... наверное, помощник главврача исследовательской группы.
  Но, пожалуй, поразила профессора не столько ее красота. Красивых женщин кругом хватало, и он воспринимал их весьма спокойно. При виде же этой женщины Джарвиса второй раз в жизни пронзило особое, ни с чем несравнимое, мучительное и сладкое ощущение. Ощущение того, что с этим человеком связано нечто слишком важное и необходимое для тебя. Словно в душе недоставало какого-то важного куска, важного паззла. Это отсутствие особо не замечалось, пока нужный паззл не возник на горизонте в виде прелестного лица и голоса, сразу ставшего родным. Дыра сразу дала о себе знать щемящим беспокойством внутри. И было совершенно непонятно, как это беспокойство можно унять. Так было четверть века назад, когда он первый раз увидел жену.... Помнил как сейчас: стоял в кругу приятелей и спорил о чем-то, он часто спорил. И вдруг оборвал фразу на полуслове - по коридору в окружении подруг шла она.... В те годы он был другим. После занятий он уже провожал ее домой. Его не смущала собственная, скромная и чудаковатая внешность, его не смущало иронично-несерьезное отношение девушки к его ухаживаниям, его не смущали сплетни однокурсников за спиной. Он верил в то, что другие качества, какими он обладал в избытке, для женщины на самом деле важнее внешности. И заразил-таки своей верой будущую жену.... Увы, много воды утекло с тех пор. Через десять лет судьба безжалостно отняла у него ту женщину, а та постепенно утянула за собой всю радость его жизни. И вот, так же как двадцать пять лет назад он замер уже перед другой женщиной, которую случайно встретил на перекрестке звездных путей. Случайно ли это? Есть ли в этом смысл? Имеет ли он право на возрождение? Не предаст ли он память жены?
  Все эти и много других мыслей пронеслись в голове профессора за тот десяток секунд, пока он молча смотрел на женщину в скромном медицинском костюме. В результате профессор посуровел и постарался отнестись к новой спутнице как можно нейтральнее.
  - С вашего позволения я забираю мистера Берского, - сказал Виллен, - вас проводит мадам Никс. Завтра утром, мистер Джарвис, я жду вас на совещании в своем кабинете. Начало в десять. Аппаратуру можете оставить здесь, ее поместят в лабораторию.
  Джарвис посмотрел на тележку, прикинул надежность замков на контейнерах и согласился. Если в ССБ решат, они все равно найдут способ заполучить комплект аппаратуры.
  - Идти придется довольно долго, - женщина развела руки, - "Селентана" отключает на ночь все быстрые способы перемещения кроме лифтов. Предлагаю идти побыстрее, чтобы осталось больше времени на сон.
  Никто ничего не сказал. Даже молодежь притомилась и зевала теперь во все свои рты. Все смиренно поплелись за изящной фигуркой в белом медицинском костюме. Пользуясь случаем, профессор жадно смотрел на их провожатую, пытаясь понять, чем же именно она его так зацепила. Природной грацией? Стройной, чувственной фигурой? Или своей душой, которая представилась Джарвису такой же тонкой и женственной как и она сама?
  Пару раз, когда Тилайя оборачивалась, они встречались глазами, и профессору в ее улыбке чудился понимающий свет. Словно она чувствовала, понимала и принимала его внимание. У профессора как у юнца замирало сердце, и он все больше и больше хмурился.
   - Конечно, в дневное время здесь более людно, - словно извиняясь за глухую тишину, обступившую их со всех сторон, объясняла на ходу Тилайя, - а, ночью, как видите, пустота. Чего удивляться, на станции сейчас не более трех сотен здоровых людей и большинство из них, естественно, спит. "Селентана" совсем урезала режим освещения. Думают хоть немного сократить убытки от простоя. Я уже не говорю про микроклимат. Надо напомнить завтра Виллену, чтобы он обеспечил вас теплой одеждой.
  Ее голос мягким шелестящим эхом отражался от стен и таял где-то далеко в озере тишины. Она зябко поправила прозрачную косынку на шее, и профессору захотелось прижать ее к себе, согреть своим теплом. Это никуда не годилось.
  Они прошли несколько полутемных роскошных залов космопорта, и по широкой эстакаде спустились на некое подобие проспекта или, точнее бульвара. Словно большие одинокие цветки горели приглушенным белым светом редкие фонари и световые панели. Облака неподвижного уютного света не могли дотянуться друг до друга и висели как далекие звездные системы в бездонном синеватом сумраке космоса. Группа людей, завороженных печальной торжественностью обстановки, словно плыла в этом сумраке, изредка вплывая в островки света и снова погружаясь в полумрак. Когда глаза профессора более менее освоились, он смог разглядеть детали в темной окружающей массе. Квадратная планировка пространства, угловатые линии, откровенное решение освещения, высокие арки, ломаные каскады рекреаций, четкие островки зелени и чуть сладковатый, тяжеловатый запах ионизатора - все это странно гармонировало и напомнило профессору столичный стиль середины прошлого века. Джарвису даже показалось, что они попали в какую-то кладовую времени, где видят спящее отображение минувшей эпохи.
  - Красивая архитектура. Видно, что работал мастер, - вежливо сказал профессор.
  - Да-да, - добавила дочь, - я уже видела этот бульвар в каком-то журнале.
  - Да, - гордо подтвердила женщина, - у нас очень талантливый архитектор. Этот ретро-проект занял первое место в прима-конкурсе на самом Аллантисе.
  Они поднимались куда-то на лифте, спускались по лестнице, шли темными пустынным переходами, которые все никак не кончались. В окружающем полумраке только и висели озерки ровного света редких одиноких ламп, и не выспавшийся профессор ловил себя на ощущении, что продолжается его странный, тревожный, предутренний сон. Ему казалось, что это во сне он видел уводящий в никуда бесконечный коридор и непонятную, нереальную женщину, в глубину глаз которой, как в омут, манили зыбкие звездочки отражающихся фонарей.
  - Да когда же все это закончится? - стонал Фил. Кай, насупившись, смотрел под ноги. Инженеры так вообще плелись далеко позади. Молодцом выглядела только дочь, с любопытством посматривающая по сторонам.
  Наконец, они прошли через несколько открытых створов ворот, поражавших своей толщиной, и окружающий ландшафт резко изменился. В обстановке пропали излишества, коридоры стали меньше, уютнее, и центральные из них вдалеке уводили в сторону, утягивая за собой гирлянду редких, тусклых зеленоватых ламп.
  - Это более старая часть станции, она устроена концентрически, поэтому основные коридоры, видите, идут по кругу, - объяснила Тилайя, - здесь живут те, кто по-настоящему любит и понимает Камею. Мы уже почти пришли.
  Первыми были доставлены инженеры, которым были отведены комнаты в одном из радиальных коридоров. А им пришлось свернуть в другой радиальный проход уровнем выше и пройти еще около километра.
  - Ребята, ваши комнаты, - сказала Тилайя, - выбирайте любую. Этой частью станции мало пользуются. Она примыкает к энергетической установке. Не бойтесь, здесь абсолютно безопасно. Вашу группу поместили так далеко, потому что из этого участка быстрее всего можно добраться до лазарета и лабораторий. Так странно здесь устроен тьюб. Мистер Джарвис, вам немного дальше, уровнем выше, там просторный роскошный номер. Здесь неподалеку лифт.
  Профессор многозначительно подождал, пока Фил и дочь скроются за разными дверями, вздохнул и отправился за своей спутницей.
  Оставшись с этой волнующей женщиной один на один, он еще больше напрягся. В зеркале маленького лифта он увидел себя напротив редкой красавицы и, наверное, впервые в жизни по-настоящему пожалел, что в свое время не решился на серьезную модификацию внешности. Хотя понятно, почему не решился - изменение более чем трех процентов внешности каралось в Галактическом Союзе принудительной обратной модификацией с самыми непредсказуемыми побочными эффектами. Старый закон жестоко поддерживал разнообразие фенотипов. Куда только подевалась его былая уверенность в себе? Тилайя, почувствовав его напряжение, мягко улыбнулась. Профессор сделал вид, что не заметил этого.
  Его номер был, похоже, действительно шикарным. Зайдя в комнату, профессор бросил сумку и хотел поблагодарить спутницу за оказанную услугу.
  - Если вы не хотите спать, - вдруг сказала Тилайя, - могу показать вам лазарет. Отсюда до него очень легко добраться. Здесь рядом открывается портал тьюба, который невозможно отключить с центрального пульта.
  Нет, - сказал профессору внутренний голос, - ты хочешь спать.
  - Да, - ответил профессор, - если вас не затруднит.
  И сердце еще сильнее забухало в висках.
  - Конечно, не затруднит, я все равно туда направляюсь.
  Через десять секунд они выходили из тесной кабины тьюба. Профессору еще долго мерещился тонкий аромат ее волос.
  Прямо перед ними ярко сияла, как дворец звездного императора, длинная анфилада комнат.
  - Под лазарет пришлось отводить все больше и больше прилегающих помещений, - пояснила Тилайя, - все время не хватало места.
  Профессор вошел в ярко освещенный зал и замер. Все пространство занимали ровные ряды гравикоек, где под прозрачными колпаками лежали люди. Койки заполняли эту комнату, следующую, потом еще - и так далее. Сотни беспомощных людей. Как всходы на гидропоническом поле. Профессор замер, пораженный. На словах десять тысяч воспринималось просто как большое число. Здесь же, вглядываясь в бесконечные лица мужчин, женщин и детей он понял, как это невероятно много. И как мало у них осталось времени.
  - Физически они совершенно здоровы, - сказала Тилайя, о чем-то переговорив с дежурным врачом, дремавшим за пультом управления в углу, - некоторые показатели кое у кого даже нормализовались по сравнению с обычным состоянием. Правда, в соответствии с физиологией новорожденных.
  - На что они реагируют? - спросил профессор.
  - Они? Громкий звук может их разбудить и вызвать плач, яркий свет и хлопок заставит глаза зажмуриться, прикосновение к области рта вызывает сосательные движения, прикосновение к ладони - хватательный рефлекс. Если уколоть стопу булавкой, нога быстро согнется в колене. В общем, весь положенный набор безусловных рефлексов. Положенный для только что родившегося человека.
  - Сканирование проводится постоянно?
  - Да, отслеживаются любые следы активности в нервной системе. Мы же не знаем, чего от них ожидать. Увы....
  - Никаких результатов?
  - Ни единого проблеска.... Ни малейшего.
  Тилайя прошлась между двумя рядами коек. В ярком, стерильном свете лазарета она казалась еще красивее, ярче, воздушнее. Остановилась у одной койки, где, запрокинув голову и, неестественным для взрослого человека образом, разведя в стороны согнутые колени, спал высокий мужчина. Грудь его мерно вздымалась, но не было слышно, как он сопит.
  - Мы перекрыли все звуковые сигналы. А то если заплачет один, то подхватывают все, и это невыносимо, - пояснила Тилайя. Профессор уже об этом знал.
  Задумчиво глядя на лицо спящего, она мягко положила ладонь на почти невидимую поверхность защитного поля. Потом повернулась к профессору. Тот заметил на ее лице выражение усталого страдания.
  - Мне кажется они здесь, их души. Витают вокруг нас, зовут. Только мы не можем услышать.
  - Существование души наукой не доказано, - мягко, словно утешая, сказал Джарвис.
  Тилайя опустила взгляд вниз, будто испытывая неловкость.
  - Помните, вы похвалили нашего архитектора? Если вам интересно, это он. Руководитель отдела терраформирования, по совместительству архитектор, - она подняла глаза, - и мой муж.
  В ее глазах была словно мольба, полная отчаяния беспомощного животного, которое может бросить единственный хозяин. Полная отчаяния и непонятной вины перед ним, перед Джарвисом. Но профессор не смотрел в ее глаза. Его словно ударили по голове, и он пытался, не показав вида, устоять на ногах. Он ругал себя самыми черными словами, сгорая от стыда и злости на себя. Он почувствовал себя вором, забравшимся в чужой, счастливый дом. На что он рассчитывал? Как он мог даже подумать, что эта красавица до сих пор останется свободной?
  Повисла тяжелая пауза. Профессору вдруг снова стало неинтересно все. И станция, и новый шанс, и окружавшая его тайна, и вся его прежняя жизнь. Все хрупкие ростки новой полноты жизни, которые он так лелеял последние дни, осыпались серым прахом.
  - Я сделаю все, что смогу для вашего мужа, - сказал, наконец, Джарвис, ворочая тяжелым языком.
  - Он этого заслуживает, он хороший человек, лучше меня - тихо сказала Тилайя отворачиваясь. Еле слышно вздохнула, и печальный вздох чистым лепестком лег на скорбную тишину лазарета.
  
  
  10.
  Оставшись один в комнате, Кай невесело прошелся по своим владеньям. Это была даже не комната, а целые апартаменты - гостиная, спальня и санузел. Учитывая то, что квартира находилась не в самом фешенебельном районе Камеи, жить на станции видно привыкли хорошо. Виртуальные возможности позволяли сделать из комнаты почти все, что пожелает душа. В данный момент комнаты были строго, по последней моде оформлены в салатовых и кремовых, теплого оттенка тонах, на которых отдыхал глаз - на первый взгляд было уютно и удобно. В большой комнате он заметил даже пульт управления закрытым бутоном спортивных тренажеров. Кай решил обстановку не менять, не до того было.
  Он достал из сумки стереоизображение родителей и младшей сестры, долго смотрел на них и прикрепил к стене на уровне глаз. Домашние весело улыбались, махали ему руками, словно пытались достучаться откуда-то из прежней жизни. Как там они сейчас? Могут ли представить, в какую даль занесло их сына и брата? И в какое место? Особенно интересно посмотреть на лицо матери, когда она узнает, где только носило ее маленького ребенка. Сестре, кстати, надо не забыть подыскать какую-нибудь игрушку поинтереснее, а родителям сувенир. Наверное, после того, как они выберутся с Камеи-6, можно будет не скрывать, где они побывали. Кай достал стереоизображение Киры, подумал и решительно засунул его подальше в сумку. При теперешнем раскладе он умер бы со стыда, если кто-нибудь догадался бы о его чувствах к Кире.
  Кай плюхнулся на кровать и замер, глядя в матово мерцающий потолок. Ему было плохо и тошно. Душа будто стремилась вытошнить ту болезненную правду, которая накануне порушила его мир. Для него коридоры и помещения Камеи-6 будут теперь намертво связаны с этой болью и тошнотой. Хотелось побыстрее выбраться из них на чистый воздух, улететь от всех как можно дальше, чтобы хоть на мгновенье избавиться от острой, жгучей боли, все настойчивее ищущей выхода в слезах. Но заплакать Кай позволить себе не мог. С детства ему намертво вдолбили, что мужчина не должен проявлять слабости. Он может быть маленьким, хилым, невзрачным, это уж кому как повезет. Но если он хочет считать себя представителем мужского пола, он не имеет права проявлять слабости.
  Вскоре Кай понял, что напряженно прислушивается к звукам в коридоре, чтобы не пропустить момент, когда Фил будет пробираться в комнату к Кире или наоборот. Ему важно было знать, произойдет между ними что-нибудь ночью или нет. Что это меняло? По большому счету ничего. Ему просто очень этого не хотелось.
  Кай догадался поставить на минимум шумоизоляцию номера, и ему даже показалось, как гудит вдалеке климат-установка. Потом он включил проекцию обзора, автоматически поглотившую внутренний свет.
  Из колоссальной пропасти космоса словно веяло холодом и протяжной, еле слышной инфернальной музыкой. Там, в вечности, похоже, не менялось ничего. Причудливая ветка коммуникационной антенны висела совершенно неподвижно на фоне подсвеченных разливов звездных скоплений.
  Кай не был силен в звездной географии. Где-то в той стороне находилось скопление Клео, система Миранды, тысячи звездных систем, сотни обитаемых планет. Может быть, когда-нибудь он побывает на них, далеко за границами Галактического Союза. Может, даже попадет на границу неисследованных областей, которые всегда будут больше, чем обитаемый космос. Хотелось же ему верить, что где-то его будет ждать жизнерадостная, невероятно красивая девушка с яркими глазами цвета красного дерева!
  Огромный космос наверняка знал тайну Камеи-6 и с равнодушным любопытством наблюдал за развитием событий. Кай отметил, что ему совершенно не страшно находится на Камее. Может быть, даже к лучшему ему сейчас исчезнуть и вернуться в блаженном новорожденном неведении.
  В коридоре раздался звук шагов, легких, еле слышных, но отчетливых. Они ударили Кая по ушам взрывной волной. Он подскочил, а потом замер на месте. Нет, шаги явно шли откуда-то со стороны. Со стороны кольцевого коридора. Кто-то брел мимо. Не шел, не спешил по срочному делу, как было бы логичным для четвертого часа утра, а брел, или даже крался, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Напротив их комнат, единственно обитаемых в округе, кто-то остановился. Кай затаил дыхание. Дверь в его комнату была, наверное, открыта, и ему отчего-то стало страшно. Звук шагов возобновился и стал медленно удаляться. Кай с облегчением перевел дух, и вдруг догадался, что можно включить наружное наблюдение. Общей инфосферы не было, голосовое управление он не наладил, поэтому пришлось броситься к центральному пульту, который валялся с другой стороны кровати. Увы, слишком поздно - возникший вокруг него на стереокартинке темный коридор был совершенно пустым. Нет, на полу у поворота, с правой стоны, мелькнула чья-то тень. Кай подумал, что если он будет так боязливо себя вести, у него не появится шанса совершить знаковый поступок, который даст шанс все изменить. Он выскочил в коридор и бросился к повороту. Но за тем мелькнула лишь легкая тень. Забыв об осторожности, Кай бросился дальше и остановился, выбежав на развилку. Переведя дух, нерешительно огляделся. Аварийные лампы заглядывали ему в лицо ровным, внимательным светом. По коридору гулял ощутимый сквозняк, вечное дыхание Камеи-6. Гулко бухало сердце. Кай отчетливо, всем нутром ощутил, что в ночном лабиринте находится совсем один. Ему стало зябко и страшно.
  Вдруг рядом раздался смех ребенка. Маленького ребенка, который пытается сдержаться, но ему настолько весело, что он давится от смеха. В темном коридоре, невесть в каком страшном месте, там, где маленьких детей по определению быть не может, этот мелодичный легкий смех прозвучал, наверное, страшнее шипения змеи. Каю стало так жутко, что он, задевая плечами о стенки, бросился в свои спасительные апартаменты, каждую секунду чувствуя спиной прикосновение холодных железных ручек. Перевел дух он только тогда, когда закрыл за собой дверь.
  На проекции внешнего наблюдения висел пустой коридор, и Кай постепенно пришел в себя. На самом ли деле он слышал этот страшный смех, или тот померещился его очумевшему мозгу? С этой мыслью он забылся тяжелым сном.
  
  
  11.
  Кая разбудил как всегда Фил, бодрый и веселый. Тяготы жизни на нем упорно не желали отображаться.
  - Вставай, сновидец. Проспишь все великие дела. Старик уже ушел на свое совещание, просил к его возвращению наладить аппаратуру. А кто его знает, сколько здесь длятся совещания. Пошли, позавтракаем и бегом в лабораторию.
  - А Кира? - спросил Кай, пытаясь прийти в себя. Мысль о страшном ночном происшествии заставила его поморщится.
  - Кира в лаборатории. Уже позавтракала, а перед завтраком час тренировалась. Мне иногда кажется, что босс пошел на преступление и модифицировал дочь. Давай скорее.
  - Я могу хоть в порядок себя привести? - буркнул Кай.
  - Валяй, ума все равно не прибавится.
  Ночной смешок не давал Каю покоя, настолько, что он решил поделиться с Филом, рискуя нарваться на новую серию колкостей. Но Фил смеяться не стал:
  - Слушай, мне тоже мерещилось, как кто-то бродит. Я-то думал, снится.
  Кай подозрительно покосился на друга, он не был до конца уверен в том, что Фил провел ночь один.
  - Покажи хоть, где это было, - попросил Фил, когда они выходили, - хочется своими глазами посмотреть место, где ты окончательно спятил.
  Камея-6 дохнула Каю в лицо своим вечным холодом, холодом заброшенного стылого замка. Режим освещения в коридоре изменился, стал более ярким и белым, дневным. Но, как и ночью, было тихо и пустынно, до ощущения странной жути, словно кроме них на станции никого не осталось, словно ночью все люди тихо поднялись, уселись на корабли и покинули станцию. Как потом убедился Кай, такая тишина была неотъемлемой частью Камеи-6, словно проявлением ее загадочной, печальной души.
  Кай привел Фила на развилку, где по его предположениям слышал странный смех, приведший его в такой ужас.
  - С какой стороны был смех, не помнишь? - серьезно спросил Фил.
  - Черт его знает, - буркнул Кай.
  - Слушай, тут лифт вниз. А внизу знаешь что? Помнишь, что вчерашняя красотка говорила?
  - Ну да, старая станция.
  - О, лифт работает, давай глянем быстренько.
  Кай подошел к лифту и увидел, что в глазах приятеля горят знакомые шальные искорки. Кай заворчал, но успел зайти вслед за Филом в скромную кабинку.
  Фил не успел нажать на кнопку - лифт загудел и поехал сам.
  - Да он запрограммирован! Интересно, - обрадовался Фил.
  - Вдруг там кто-то есть? - заволновался тревожный Кай. Фил только улыбнулся одной из своих озорных улыбок:
  - Ну и что? Нам кто говорил, что нельзя сюда ходить?
  Опять дурь, - вздохнул про себя Кай. Дурь включалась в голове Фила, совершенно непредсказуемо, и частенько приводила к проблемам. Кай с самого начала понимал всю глупость и неоправданность поступков, диктуемых дурью, и тем более удивлялся, когда оказывался в них вовлеченным. Причем коммуникабельному Филу выбраться из последствий удавалось всегда с меньшими потерями, чем молчаливому Каю.
  - А вчерашняя девочка была ничего, - мечтательно сказал Фил.
  - Какая девочка? - не понял Кай.
  - Та, что нас провожала. Явно не из ССБ. Какая талия, а? Мечта. А сколько скрытого чувства в движениях, в бедрах! Такую если завести..... Видел, как на нее босс смотрел? Старый греховодник понимает толк в женщинах.
  - А Кира? - не сдержался Кай.
  - Что Кира? - не понял Фил.
  - Ммм.... Так ты же решил замутить с Кирой, как я понял, - пояснил Кай.
  - С чего ты взял? А, ты про вчерашнее? Каникулы и все такое? Ну, это я так, на словах. Я что враг себе? Босс меня убьет, как только узнает. Киру стоит оставить про запас, для серьезных отношений, для семьи... но это потом, когда еще будет. Кира, конечно, классная - фигурка, глаза и все такое. Но она, как бы это сказать..... Она простая, ну, как программа домашнего робота. У нее все ясно и понятно. Учеба, тренировки, личная жизнь, любовь. А хочется загадки, непредсказуемости, нервов, ревности. Еще успеем жизнь привести к программе. А в той, я чувствую, этого через край.... Хотя может это от возраста зависит? И Кира с возрастом наберет?
  Наберет, - думал Кай, - если будет водиться с такими бессовестными бабниками как ты. Но вообще-то, он готов был расцеловать Фила. Если Фил не собирается ухаживать за Кирой, есть шанс, что через некоторое время все вернется на круги своя. Кира раскусит, наконец, ветреного легкомысленного Фила, а у Кая сохраняется возможность рано или поздно добиться своего. Гордая Кира ведь не потерпит ни малейшей измены, ни малейшего взгляда на сторону. В этом Кай был совершенно уверен.
  Однако, как несправедливо все же устроен мир. Он, если бы его приветила Кира, хоть взглядом бы, хоть намеком, не отошел бы от нее ни на шаг, на руках бы носил. Почему в жизни все достается тем, кто этого не ценит? Нет, Фил, конечно, был не бессовестный. В тяжелую минуту на него всегда можно было положиться. Просто, сам относясь к жизни с максимальным легкомыслием, он считал, что и другие относятся ко всему так же легко. А яркая, выразительная внешность, романтичная, по сути, натура и умение в любой женщине увидеть красавицу, от которой загораются глаза, сметали перед ним все преграды. Ведь этот свет в глазах и восхищает девушек больше всего.
  За Киру Каю было даже обидно. Как можно ее с кем-то сравнивать?
  Лифт плавно остановился.
  - Прикинь, сколько здесь уровней, - сказал Фил выходя. Они оказались на развилке из нескольких ходов, уходящих в темноту. Насколько можно было рассмотреть в тусклом холодном свете, обстановка здесь была еще незатейливей, чем наверху. Кругом металл с редкими панелями из белого пластика и простые ленты люминофоров. По мере приближения человека они загорались подслеповатым неоновым светом. А потом снова гасли, оставляя все в полной, тяжелой и липкой темноте. Стоя в круге света, не очень уж и большом, Кай ощутил себя в подземной пещере, куда они спустились за сокровищами. Фил хохотнул - ну дурь, что говорить, выбрал коридор пошире, откуда к тому же падали отблески света и направился туда. Кай вздыхая, озираясь и посматривая на время, ковылял за ним.
  - Не верится, что я иду по Камее-6. Ей-богу, не верится. Еще неделю назад по новостям смотрели! - разглагольствовал на ходу Фил, - а тебе как? Мог ли ты, жалкий студентишко, предположить, что скоро окажешься на Камее-6? Ребятам расскажем, никто не поверит. О, это, похоже, старый лазарет.
  Они действительно пришли в лазарет, сверкавший белыми, наверное, уже не такими стерильными как когда-то панелями. Входные двери были раздвинуты, в нескольких комнатах лазарета горел неприятный, резкий, какой-то воспаленный свет.
  - Стой, тут кто-то есть! - зашипел Кай. Но было поздно. Фил уже увидел впереди что-то интересное и двигался туда. В соседнем зале, в стене с рядом маленьких дверец одна из дверец была открыта и напротив нее висели носилки с телом человека.
  Морг, - холодея догадался Кай, - а это криокамеры. То-то так повеяло могильным холодом.
  - Мертвец! - прошептал Фил, сделавший аналогичный вывод. В том, что это мертвец не приходилось сомневаться - такой синеватый пергаментный оттенок кожи бывает только у замороженных мертвецов.
  Они как завороженные сделали несколько шагов по направлению к носилкам, словно подходили к саркофагу с лежащим на нем вампиром. Человек был в форме ССБ, со сложными нашивками, говорившими о его высоком звании. Лицо его было волевым и решительным, глаза застыли в недоумении, словно человек так до конца и не поверил в свою смерть.
  - Видишь, на лбу? - Фил указал на красную аккуратную дырку, высверленную прямо посреди широкого лба.
  - Да, точечный лазер, - прошипел в ответ Кай, - пошли отсюда. Его убили.
  - Да что такое! - раздался вдруг голос из следующего зала, - ни черта не работает. Говорил я тебе, что надо брать сканнеры с собой. А ты двери закрыл? Мне кажется лифт гудел. Иди, посмотри. Никто не должен его видеть.
  Кай с Филом, не сговариваясь, пулей вылетели из лазарета и побежали к лифту. Спроси, и они толком не смогли бы сказать, что их так напугало. Возможно, сработал древний инстинктивный страх перед смертью. Возможно - перед бездушным колоссом ССБ. Кай на ходу ругал Фила, отчаянно надеясь, что в этом районе станции не введется видеонаблюдение.
  - Понятно, он и ходил вчера ночью, - сказал Фил, немного отдышавшись.
  - Кто? - не понял Кай.
  - Убитый генерал.
  - Типун тебе на язык, - испугался суеверный Кай, - с чего ты взял?
  - Уж больно здесь место странное, - пояснил Фил, - как раз для таких штучек.
  Кай не ответил. Ему и самому казалось, что мистика чуть ли не витает в воздухе.
  В лабораторию они влетели в тот момент, когда с другого входа в нее входил профессор. Кира выразительно посмотрела на них, но ничего не сказала. Профессор был зол, встрепан и возмущенно жестикулировал:
  - Правило! Железное правило, ребята - за всю свою жизнь я еще не был ни на одном полезном совещании. Два часа и никакого толку! Как будто без того не ясно, что у них никаких зацепок. И они еще посмели усомниться в моем методе. Серг Мелчиан не усомнился, а они усомнились! Включайте аппаратуру, сейчас придут устраивать проверку. Да и черт с ними. Это даже хорошо, отладим аппаратуру не на себе.
  - А было что еще интересного, папа? - спросила дочь, бегая пальцами по пульту. На парней она демонстративно не обращала внимания.
  - Да какое там! Собрали целый пантеон. Словно портреты на учебном портале: Кримб, Кайманов, Окано, Аш, еще пяток светил поменьше. Сидят друг перед другом, один важнее другого. Неделю здесь проторчали, и все без толку. Станция исчезла, мол, в какое-то другое пространство, которое в упор не воспринялось ни одним из приборов, на ней работавших. Будто это и так не понятно! А что сделали, какие эксперименты провели? Болото академическое.... Вот и выходит, вся надежда на меня, то есть на нас. Где здесь можно попить воды? Как я понял, больше всего они боятся, что исчезновение планеты - результат действия нового оружия наших добрых соседей из Клео. Тогда Галактический Союз перестанет быть самым сильным государством и не сможет диктовать свою волю так же нагло. Дайте же воды, в конце концов! А вы чего стоите? Делать нечего?
  Кай с Филом поспешили изобразить бурную деятельность. Ментальное погружение надо было провести без сучка, без задоринки. На кону стояла честь профессора и его метода. Об увиденном в старом лазарете они, не сговариваясь, решили умолчать.
  
  
  12.
  Техника ментальных погружений была изобретена Джарвисом случайно. Но, наверное, все случайные открытия есть результат закономерности, вытекающей из фанатичного упорства, огромных знаний, гибкого мышления и интуиции, что вместе и является признаком гениальности.
  Сами ментальные поля были открыты давным-давно. Их существование предсказывали вообще в незапамятные времена. По-другому и нельзя было объяснить возможность спонтанной телепатии, многочисленных пси-эффектов вроде психического заражения и существования коллективного бессознательного. Наконец, обратили внимание, что некоторые элементарные частицы под действием мысли человека меняют спин и ряд других, более тонких характеристик. На основе этого эффекта были созданы приборы, которые помогли сделать вывод, что любой живой объект, обладающий нервной тканью, обладает ментальным полем и распространяет вокруг себя ни на что не похожее излучение. Причем оказалось, что эти волны либо обладают колоссальной скоростью, либо как-то по-особому взаимодействуют с пространством - мгновенно они оказывались везде, где только были установлены датчики. Увы, при этом они очень сильно теряют в энергии. Поэтому осознать чужие ментальные волны невозможно, их воздействие происходит на подсознательных уровнях.
  Открытие воодушевило многих ученых, особенно связанных с военной наукой. В ментальных полях были обнаружены свои течения, меридианы, очаги активности, все жило и менялось, как в атмосфере беспокойной планеты. Было ясно, что медленно плавающий среди этого бурления конус ментальной воронки, своеобразный центр стабильности - не что иное, как поле сознания, эго. А вся остальная активность относится к непрерывной деятельности бессознательного. Учитывая относительный масштаб, центр стабильности можно было считать лодкой в огромном психическом океане. Но скоро воодушевления поубавилось - расшифровке ментальные волны упрямо не поддавались, хотя имели четкие характеристики и индивидуальный, неповторимый след каждого человека. В конце концов, исследования забросили. За истину даже был принят постулат Красина, провозглашавший абсолютную нерасшифровываемость ментальных волн.
  И вот, наконец, на сцену истории вышел до сего времени не особо известный доктор психофизиологии Галоуэй Джарвис, занимавший должность профессора на кафедре в столичном университете. Сделав довольно успешную карьеру, он был, безусловно, способным ученым, но считался не особо талантливым и, в первую очередь по той причине, что значительную часть своих сил он посвятил расшифровке ментальных волн. Он тратил год за годом, придумывая новые методы, чтобы проникнуть извне во внутренний мир другого существа. Не раз ему и его коллегам приходила в голову мысль, что он расходует жизнь и свою научную карьеру на совершенно бесперспективное дело, что он бьется о постулат Красина, словно о скальную стену. Но Джарвис не терял надежды.
  Отчет об экспедиции Карра ему попался случайно. Разыскивая в свободном космосе критониевые месторождения, Карр столкнулся с рядом интересных психологических явлений в своем экипаже. Периодически, казалось бы, ни с того, ни с сего, людей, в том числе и самого Карра, охватывали волны эмоций, сильно осциллировавшие, и бросавшие людей в крайности. Людям порой казалось, что они могут понимать мысли друг друга. Члены экипажа руководствовались решениями, которые потом не могли здраво объяснить. Довольно скоро эти явления прекратились и Карр, обретя прежнюю ясность ума, сделал предположение, что эти явления можно объяснить только спонтанным усилением влияния коллективного бессознательного. Несложный анализ ситуации показал, что вышеописанные явления имели место в окрестностях маленького спутника некоей, ничем не примечательной планеты КР-223, в системе Альфы Плаза.
  Всеми правдами и неправдами профессор вошел в следующую экспедицию Карра, путь которой пролегал мимо Альфы Плаза. Экспедиция успешно достигла Альфы Плаза, где заново столкнулась с необъяснимыми феноменами психической жизни. Джарвису удалось уговорить Карра задержаться здесь на некоторое время. В системе Альфы Плаза были косвенные признаки критониевых месторождений, поэтому Карр согласился. И это едва не привело к печальным последствиям. Постепенно индивидуальное сознание членов экипажа начало растворяться в некой доселе неизвестной форме коллективного сознания, которая неизвестно как возникла на корабле и начала подчинять себе управление. Наверное, чудом Карру удалось увести звездолет в свободный космос, и люди постепенно пришли в себя. Увы, никакого Крита в системе Альфы Плаза не оказалось, а особенности психической жизни Карра ни малейшим образом не интересовали. Поэтому он решил лететь дальше. Джарвис уговорил его выделить ему крошечный планетолет, почти катер, оставить его на орбите КР-223 и забрать на обратном пути. Джарвису было не по себе, когда звездолет на его глазах превращался в маленькую сияющую звездочку, но им двигал поглощающий все остальные чувства азарт ученого. Тем более что интуиция подсказывала ему: все странные пси-феномены имеют коллективную природу. А так как он был совершенно один, то и опасаться ему особо нечего.
  За три месяца Джарвис досконально исследовал КР-223 и ее спутники с помощью автоматических зондов и бортовой лаборатории. И, в конце концов, сделал конкретный вывод: все непонятные явления были связаны с наличием на безымянном спутнике КР-223 залежей доселе неизвестного минерала, имеющего весьма своеобразную кристаллическую структуру. Этот минерал он назвал плазием. Джарвис подумал и решил пока оставить свое открытие в секрете. О том, как ему жилось эти три месяца, в полном, сводящем с ума одиночестве, что мерещилось ему в моменты, когда он позволял себе расслабиться, что шептало ему мироздание в этой невообразимой тишине, он не рассказывал никому. Те странные видения, которые охватывали его там, он отнес к воздействию тончайших ментальных волн, пронизывающих мироздание. Благодаря крупным залежам плазия, они усиливались до порога восприятия. Откуда они приходили, какой посыл несли, так и осталось для профессора загадкой. Здесь открывалось непочатое поле для исследований, но практичный ум Джарвиса все время уводил его в более осязаемую и конкретную область овладения ментальными погружениями.
  По возвращении на Аллантис профессор со всем своим пылом продолжил опыты с плазием. Довольно скоро он обнаружил, каким уникальным явлением природы обладает. Выяснилось, что кристаллы плазия способны взаимодействовать с ментальными волнами. Они или концентрировали ментальный поток, тем самым усиливая его, или рассеивали, отражали. Мысль, энергетически наполненная волевым сигналом и направленная через кристаллическую структуру плазия, уже могла быть осознана другим человеком. Причем, направленная ментальная волна обладала еще одним странным свойством, которое Джарвис назвал адресностью. Мысль, посланная кому-то конкретно, не рассеивалась, а всегда находила именно этого человека, в независимости от того, где бы он не находился. Даже если носитель мысли не имел представления, где адресат находится.
  Профессор на этом не успокоился и после нескольких лет безрезультатных поисков изобрел эго-проекцию. Для этого потребовалось соблюдение двух условий, достичь которых можно было только случайно, как собственно и произошло. Первое условие: вхождение в состояние сверхконцентрации, когда сознание, наблюдающее эго, максимально абстрагируется от ощущений собственного тела и хаотичного потока мыслей. В таком случае ментальная воронка, то есть центр сознания, замирает в верхней части ментального поля, примерно там, где в энергетическом поле находится одна из высших чакр. Второе условие: расположение трех плазиевых пластинок по строго определенным векторам, когда они фокусируют свой усиливающе-отражательный эффект на этом центре ментальной стабильности, проще говоря на центре сознания или наблюдающем эго. В таком случае на некотором расстоянии от ментального поля по еще не известным до конца законам ментального отражения вдруг возникает точная копия конуса стабильности поля, его пространственная проекция. Меняя угол взаимного положения пластинок можно перемещать проекцию в любую точку пространства.
  Человек, над которым проводился данный опыт, переживал весьма странные ощущения. В первый момент вдруг появлялась особая ясность мысли, резкость восприятия, но ненадолго. Вскоре внутренний мир начинал отдаляться, и воспринимался словно издалека, через толщу воды, длинный тоннель или барьер защитного поля - разные люди оценивали свое состояние по-разному. Через двадцать один час, плюс минус два часа, если у экспериментаторов хватало терпения, человека охватывали видения - чаще всего мрачные и своеобразные, похожие на те, что охватывали профессора в тишине Альфы Плаза. В жизненном опыте для этих видений упорно не находилось ассоциаций. Профессор провел в состоянии свободной проекции, наверное, не одну сотню часов, но так и не пришел к определенному мнению относительно их источника. Насколько в них проявлялась продукция собственного подсознания, реакция на сенсорное голодание или проработка глубинных родовых травм, насколько сказывалось влияние тонких полей других людей и коллективного бессознательного или тонких ментальных волн, фоном наполняющих мироздание. Предположения о том, что в состоянии свободной проекции эго актуализировался опыт прошлых жизней или в контакт с ним пытались вступить ментальные сущности из других реальностей, всерьез профессором не рассматривались.
  После открытия свободной проекции до открытия ментальных погружений оставался буквально один шаг. Джарвис просто взял и направил эго-проекцию в ментальное поле другого человека. Эго-проекция тут же самопроизвольно совместилась с центром сознания поля. Носитель ментального поля не ощутил ровно ничего, зато носитель эго-проекции погрузился в поток сознания другого человека. Свершилось, наконец, то, что тысячи лет тщетно пытались добиться многие исследователи - появилась возможность со стороны заглянуть во внутренний мир другого человека.
  После такого ошеломительного успеха, профессор не спешил почивать на лаврах. Он с не меньшей остервенелостью продолжил ставить опыты и вывел четыре закона, которые, как он скромно полагал, в будущем станут азбукой эго-погружений и, по справедливости, будут носить его имя.
  По первому закону Джарвиса, закону сознания, другого способа расшифровки ментальных волн, чем через точку сознания, в природе не существует. Центр сознания - единственный фонарик, который может осветить содержимое огромного психического океана, как своего, так и чужого.
  Согласно второму закону, названному Джарвисом законом совмещения, эго-проекция, попадая в ментальное поле другого человека, стремится самопроизвольно наложиться на центр сознания и совмещается с ним. Это существенно облегчает работу по настройке аппаратуры.
  Третий закон, закон наблюдателя, гласит, что эго-проекция никак не может проявить себя в ментальном поле другого человека, для этого она не обладает энергией. Подопытный человек даже и не догадается о произведенном в его психику погружении. Этим то, как боялся Джарвис, и будет обусловлен повышенный интерес спецслужб к его изобретению и как мог, скрывал секреты своей техники.
  Зато по четвертому закону, все ощущения и чувства, которые пережил человек, в чье ментальное поле производилось погружение, вызывают в теле того, кто погружался такие физиологические изменения, словно он сам их пережил. Поэтому этот закон называется законом односторонней обратной связи. И потому эго-погружения такое тяжкое, энергоемкое дело.
  С момента открытия Джарвисом техники ментальных погружений прошло уже более десяти лет. Он накопил и обобщил необычайно интересный материал по погружениям в психику самых разных людей и животных, обладающих примитивными формами сознания. Но его отчеты научным сообществом были встречены весьма прохладно. По большому счету никто ему особо не верил. Нельзя, оставаясь сидящим на стуле, высоко подпрыгнуть. Все требовали подтверждений. Любые демонстрации, поначалу вызывавшие интерес, какими бы искусными не были, у большинства ученых все равно оставляли подозрение о шарлатанстве. Но Джарвис упрямо не желал обнародовать секреты своей техники. Его острый ум не мог не предполагать, что такое изобретение сразу же окажется в самых нечистоплотных руках и будет использовано в самых нечистоплотных целях. Страшно было представить, какие последствия это будет иметь. Тащить на себе всю оставшуюся жизнь груз вины за эти последствия Джарвису не улыбалось. Поэтому он пытался хотя бы теоретически разработать систему защиты общества от возможных скрытых ментальных погружений, но даже умозрительно такая система рассыпалась как карточный домик. Кроме того, его расчетливый ум подсказывал ему, что являясь единственным обладателем техники ментальных погружений, он выжмет из своего изобретения гораздо больше выгоды. Поэтому техника ментальных погружений пока не получила такого распространения и признания, какого заслуживала.
  Предстоящая проверка Джарвиса не пугала. Наоборот, мелко радовала возможность насладиться произведенным впечатлением. Профессора пугало другое погружение - в эго-пространство пострадавшего. Пугало настолько, что он предпочитал вообще пока об этом не думать.
  
  
  13.
  На контрольном погружении народа присутствовало много. Сам Виллен, в рабочем мундире без знаков отличия. Его заместитель - очень представительная с виду брюнетка, бравирующая своей спортивной фигурой. Черные ее локоны были подняты в боевой, задорный хвост, а на щеке играл узор из черных лепестков, придававший ее внешности зловещий оттенок. От нее непроизвольно сторонился доктор Кримб - маленький желчный старикашка, который, несмотря на сравнительно молодой возраст, почему-то не спешил омолаживать свою внешность. Кримба Джарвис знал, тот был ведущим специалистом по С-физике их университета. Оба имели жесткие характеры, поэтому старались держаться друг от друга подальше. Рядом скромно улыбался высокий Окано - тоже светило Синтез-физики, только уже с Тристана. Маленькую скромную женщину в белом медицинском костюме, лицо которой было прикрыто тяжелыми синеватыми прядями волос, Виллен представил как Индру Кларк, ведущего эксперта ССБ по психофизиологии.
  - Неужели сама Индра Кларк?! - воскликнул Джарвис, - я знаком с вашими работами. Они на многое мне раскрыли глаза. Вот только не знал, что вы имеете отношение к ССБ.
  - Ну, это не мешает мне заниматься научными исследованиями, мистер Джарвис, - скромно ответила Индра, мило потупив большие глаза.
  Было еще несколько человек, мелькнувших на утреннем совещании, имен которых профессор не запомнил. Перед самым началом примчался Антоний Берский.
  - Я не опоздал? - спросил он, - Прошу меня извинить. Как человек, имеющий отношение к науке, я не простил бы себе, если бы пропустил такой момент. Но я, кажется, вовремя.
  В качестве испытуемой выступила их вчерашняя провожатая, Тилайя Никс. Да, действительно красивая женщина, но для Кая ее бледная тонкая красота не выдерживала никакого сравнения с солнечной Кирой. В Кире чувствовалась исконная жизненная сила, которая в сочетании с поверхностной женской слабостью и красотой и составляла сочетание, сносящее крышу у таких тихих и робких людей, как Кай. Увы, они редко добиваются взаимности. Подобных женщин завораживает еще большая жизненная сила, чем у них самих. А мужчин с большой жизненной силой цепляют такие вот, как Тилайя - лунные, слабые и нервные, которых надо опекать и носить на руках. Такая вот жизненная нескладуха.
  Кай по обыкновению отвлекся на свои мысли и, похоже, пропустил кое-что интересное. Профессор что-то быстро говорил Кире. Фил озадаченно тер затылок.
  - Я думаю, так будет лучше. И на них произведет еще большее впечатление. Ты ведь легко входишь в сверхконцентрацию без подготовки. А я сегодня успею совершить еще одно ментальное погружение. Хорошо? Молодец.
  Профессор обратился к Виллену:
  - Показательное ментальное погружение будет совершать моя дочь. Я буду ей ассистировать.
  Виллен пожал плечами. Поведение профессора показалось Каю несколько странным, натянутым, будто смущенным. А чтобы профессор доверил кому-то столь важное задание, такого раньше не было. Кира, конечно, обрадовалась. Она всегда вызывалась идти первой и высоко ценила доверие отца.
  - Почему профессор не стал погружаться сам? - потихоньку спросил Кай у Фила.
  - Так я ж тебе говорил, - прошептал тот, - она ему совсем крышу снесла, Тилайя эта. Вот он и не захотел увидеть себя ее глазами. Сам знаешь, как шарахает по башке, когда видишь себя в восприятии других людей. Дурак. Я бы точно не упустил возможность посмотреть, что в голове у женщины, которая так тебе нравится....
  Кай только пожал плечами.
  - Что ж, приступим? Если приходится расходовать время попусту, так давайте постараемся, чтобы его пропало поменьше, - выразительно сказал профессор, - мадам Никс, располагайтесь в этом кресле. Ребята, займитесь.
  Каю с Филом, собственно, и работы никакой не осталось. Кира уже сделала все сама. Надо сказать, что работы было немного. Приладить к двум любым стандартным гравикреслам систему сканнеров, дающих картину о функционировании нервной системы и всего организма в целом, активировать шлем эго-проектора, в котором скрывались плазиевые пластины, проверить синхронизацию работы шлема со сканнерами ментального поля и, если надо, провести калибровку.
  Тилайя Никс с присущим ей изяществом, мягко улыбаясь, заняла предложенное кресло, и Фил бросился устанавливать необходимые датчики.
  То, что сейчас произойдет, Кай мог предсказать по минутам. На Киру наденут серебристый шлем эго-проектора, из-под которого будут выбиваться отдельные перышки русых волос, делающие ее невероятно женственной. Такой же колпак наденут на голову другой женщины. Во втором колпаке не было совершенно никакой необходимости, это была задумка Джарвиса - надевать его для вида, чтобы ввести в заблуждение лишних свидетелей. Пусть они думают, что нельзя просто так взять и войти во внутренний мир любого человека. Потом Кира закроет глаза, замрет, сделавшись похожей на спящую красавицу, и быстро войдет в состояние сверхконцентрации. В состояние сверхконцентрации она может входить быстрее всех остальных, опережая даже своего отца. Ментальные датчики покажут стабилизацию точки сознания, профессор активирует эго-проектор, выведет свободную проекцию и медленно начнет совмещение. Что ощутит Кира в этот момент, Кай точно не знал. Разные люди в процессе совмещения испытывают своеобразные ощущения. Но то, что ощущает человек в эго-пространстве другого нормального человека, Кай представлял хорошо. Он помнил, как впервые попал в чужой поток сознания, простого добровольца из студентов, нанимаемых Джарвисом за деньги. Имени этого человека Кай так никогда и не узнал, да ему было абсолютно все равно. Его поразило, что мир для каждого человека свой, отличный от других. Все: восприятие себя, поток мыслей, игра образов и воспоминаний, внутренние комментарии, даже оттенки света у Кая и у того, в чьем эго-пространстве он побывал - все это было как фильмы двух очень разных режиссеров в двух разных жанрах. Даже элементарные ощущения неуловимо отличались, как, например, отличается вкус одинаковых фруктов, выращенных на разных планетах. В чужом внутреннем мире Кай почувствовал себя как в неудобном чужом костюме. Потом он долго допытывался у профессора, какая же картинка является более истинной.
  - Вопрос некорректный, дружище, - ответил профессор, бывший в тот момент в хорошем расположении духа, - потому что картинки существуют только в восприятиях людей. Мы научились заглядывать во внутренние миры друг друга, но никогда не заглянем за их рамки, за рамки своего отражения. Вне его мы уже не существуем. Так что мы в принципе не сможем узнать, что такое реальность без нашего отражения, и чье восприятие ближе к истине. Для каждого же внутреннего мира свое восприятие является единственно правильным.... Советую тебе сегодня не забивать голову философскими размышлениями, а лучше займись отработкой сверхконцентрации.
  С тех пор Кай, как и остальные ребята, совершил уже около сотни ментальных погружений, поэтому совершенно не волновался. Он даже не следил за процессом, а, пользуясь случаем, бессовестно любовался Кирой. Он всегда любовался Кирой в такой момент. Находясь в ментальном погружении, Кира бледнела, на ее лицо будто падала тень. Она казалась Каю заболевшей, беспомощной, несчастной, и по-особому красивой. В такие моменты Каю было легче представить себя сильным и уверенным в себе человеком, укрывающим ее от всего мира.
  В ментальном погружении Кира пробыла минут двадцать пять, после чего блистательно прошла проверку. То есть подробно описала мысли и чувства Тилайи за прошедший отрезок времени и воспроизвела сложный ряд образов, который испытуемая пыталась представить в своем зрительном поле по заданию ССБ. Проверяющие были поражены, впрочем, как и всегда в таких случаях. Берский, Окано и кто-то еще бросились пожимать профессору руку:
  - Браво, профессор, браво! Поздравляю, поздравляю, от всей души! Это же величайшее открытие! Вы же достояние истории, пожать вам руку большая честь. Скажите, что же лежит в основе вашего метода?
  Джарвис был явно польщен, разрумянился и приосанился. К похвалам он всегда был неравнодушен. Выдавать своих секретов, понятно, не собирался.
  - Поверьте, это слишком сложно, мистер Берский. В скором времени я собираюсь описать ментальную технику в научном отчете. Один из файлов с отчетом я предоставлю вам.
  - Я могу попробовать? - спросила дама в черном, зам Виллена.
  - Увы, нет, мадам, - развел руками профессор, - чтобы совершить ментальное погружение, нужно войти в особое состояние сознания, некоторую форму транса, которую мы называем сверхконцентрацией. Не у каждого человека это быстро получается, да что там, процентов у восьмидесяти не выходит совсем. Мои ассистенты прошли строгий отбор и отличаются повышенной способностью к сверхконцентрации. Но и они обязаны тренироваться не менее двух часов в день, чтобы не потерять формы.
  Насчет двухчасовых ежедневных тренировок профессор, конечно, приврал, но цели своей достиг. Подобных вопросов никто больше не задавал, а на Кая с Филом стали коситься с гораздо большим уважением.
  - Если вы готовы тренироваться в течение месяца, хотя бы по три-четыре часа в день, то, возможно, у вас получится, - утешительно добавил профессор.
  - Когда вы будете проводить ментальное погружение в психику кого-нибудь из пострадавших? - спросил Виллен, остававшийся абсолютно невозмутимым.
  - Ммм.... Сегодня, - выпалил Джарвис, - после обеда. Чем скорее мы установим хоть какую-нибудь ясность, тем будет лучше. Я хотел бы посовещаться с медиками, чтобы выбрать кандидатуру, наиболее усредненную по всем показателям....
  
  
  14.
  Обед проводился в общем ресторане, так как сервисная система станции находилась в замороженном состоянии. Единственный работающий ресторан размещался на тринадцатой палубе космопорта. Над входом, скрытом в гроте пальмового леса, весело прыгали яркие надписи: "Берега Мерции". Судя по размаху, заведение было не из дешевых. Виртуальные образы, окружавшие входящих за порогом длинной вереницы залов, уносили в изумрудные и голубые дали теплого морского побережья. Мерция - планета, слывущая главным туристическим центром освоенной части галактики. В стилистике дорогого мерцианского курорта и был оформлен ресторан. Теплый, ласкающий ветерок, гулявший по залам, пах морем, прогретым песком и ароматическими водорослями.
  - Как я люблю море! Жалко, виртуальность не работает на полную катушку. Представляете, как здесь красиво? - мечтательно протянула Кира, - наверняка, достигается эффект полного присутствия.
  - А ради кого включать сервис на полную катушку? - сказал Фил, - Для сотрудников ССБ что ли? Откуда у них деньги?
  - Почему же тогда арендовали такой дорогой ресторан? - поинтересовался Кай.
  - Все просто. На лайнере, проскочившем до карантина, оказался владелец этого ресторана. Он и заключил с руководством ССБ контракт об обслуживании, чтобы хоть как-то сократить убытки от простоя. Экономит, зараза, на всем, чем только можно.
  - Да ты откуда знаешь? - ревниво спросил Кай. Он всегда завидовал способности Фила откуда-то узнавать любые новости. Как было бы хорошо, по всякому поводу выкладывать что-нибудь этакое, чтобы все, и Кира в том числе, заглядывали в рот.
  - Утром я разговаривал с одним типом, он мне все рассказал. Нам-то хорошо. Мы приравнены к сотрудникам ССБ, а их обслуживают бесплатно. Горемык, пассажиров лайнера, кормят по минимуму. Маломальские радости - за наличные.
  Меню в ресторане оказалось побогаче, чем на рейдере и народу толкалось заметно больше. Пока они делали заказы, Кай успел обратить внимание на нескольких любопытных типажей.
  - Ребята, - сказал через некоторое время Джарвис, - больше случая собраться вместе нам сегодня может не представится, поэтому слушайте.
  Что-то в его взгляде было тяжелое, исключавшее любые шутки.
  - Нам предстоит первое серьезное погружение. Я уверен, все кончится хорошо. Но о некоторых мерах предосторожности мы должны условиться.
  Кай почувствовал, что, несмотря на всю свою выдержку, профессор, наверное, далеко не так, как хочет показать, уверен в том, что все кончится хорошо. И Кира это поняла - прямо впилась в отца глазами.
  - Автоматику поставьте на самую высокую степень защиты, и дублируйте ее вручную. Любой всплеск активности в нервных системах должен послужить поводом, чтобы разорвать совмещение. Разрывайте сразу, не заботьтесь о плавности выхода. Это раз. И два, категорически вам приказываю. Если со мной что-нибудь случится, ни в коем случае не пытайтесь повторять погружение. Оно будет полным безрассудством. Все равно таким образом меня не спасете, пропадете без толку. А я смогу быть спокойным, только если буду за вас уверен. Спокойствие мне сейчас не помешает. Пообещайте мне, что не станете этого делать. Каждый. Хорошо. Старшей в таком случае я назначаю Киру. Под ее руководством вы должны будете позаботиться о сохранности аппаратуры и возвращении на Аллантис. По возможности не раскрывайте секреты ментальной техники. Обещать этого не прошу, так как не знаю, какое давление на вас может быть оказано. Действуйте по обстановке. Пожалуй, все. Что, приуныли?
  Кай посмотрел на ребят, чьи лица были, словно у детей, которых родители бросают надолго одних. Его лицо, наверное, немногим от них отличалось. Джарвис улыбнулся, бодро взъерошил пятерней шевелюру:
  - Ничего, ребята, все будет хорошо. Я в этом уверен, а интуиция меня никогда не подводит. Сегодня вечером будем сидеть здесь же и улыбаться своим страхам. Кстати, приглашаю вас на вечерний коктейль. Здесь делают фирменный коктейль, похожий встретишь только на Мерции. Заодно обсудим одно дело. Есть у меня идейка, Кире я про нее уже говорил. Ну, давайте, мне надо еще пообщаться с медиками. Час можете смело отдыхать. А через час пятнадцать жду вас в лаборатории. Не опаздывать. Кстати, Фил, тебе еще мироздание сдавать, не забывай.
  Он шутливо погрозил Филу, поцеловал дочь и похлопал по плечу Кая.
  - К ней побежал, - прошептал Фил, но как-то без интереса. Над столиком висела тревога. Они тоскливо провожали глазами щуплую сутулую спину своего шефа, пока та не расплылась в стереокартинке.
  - Все будет нормально, - сказал Кай Кире, - мы тебе говорим. Зря не волнуйся.
  - А я волнуюсь? - вскинулась Кира, она не любила, когда ее опекали, - Я отцу верю. Он же сказал, что интуиция его никогда не подводит.
  - Ага, вот они где! - перед ними нарисовалась озорная физиономия Даррелла, лейтенанта, который первым встретил их на Камее-6, - разрешите разбавить вашу мрачную компанию?- не дожидаясь приглашения, Даррелл сел, - Как обосновались на Камее?
  Его форменная куртка была залихватски расстегнута, но заметив краем глаза кого-то из офицеров за соседним столиком, Даррелл быстренько привел себя в порядок.
  - Явился, мемо-вирус, - пробормотал довольно громко Фил, - а мы думали, что это его так давно нет?
  - Неплохо, - вежливо ответила за всех Кира, - здесь интересно.
  - Здесь интересно?! В этой космической дыре?! - воскликнул Даррелл и улыбнулся, показав обаятельные ямочки на щеках, - она еще и непритязательна! Девушка, вы будете идеальной женой. Моей! Скажите же мне свое имя.
  Кира рассмеялась. Как и сегодняшней ночью, этот весельчак снова разогнал гнетущую атмосферу и наполнил мир красками жизни.
  - Дружище, становись в очередь. Не ты один такой умный, - заявил Фил.
  - Может и не один, а ее мужем будет один. И этот один - я. Естественный отбор, дружище, - в тон ему ответил Даррелл, перекатив тренированные плечи. Смутить его было невозможно.
  - В естественном отборе не побеждают лейтенанты, - съязвил в свою очередь Фил, и тоже приосанился.
  - Лейтенанты не побеждают, а координаторы да.
  - А вы будущий координатор?- кокетливо спросила Кира.
  - Несомненно,- Даррелл снова обезоруживающе улыбнулся.
  - Вот когда будешь координатором, тогда и сватайся, - отрезал Фил.
  - Ладно, чего попусту языками трепать, - миролюбиво сказал Даррелл, - приходите сегодня вечером в клуб "Свалка". Это здесь же, только входить лучше всего на десятой палубе. Познакомлю вас с интересными людьми. И наконец, сам узнаю имя своей будущей жены. Не пожалеете, будет очень весело. Посмотрите, как развлекаются золотые кадры ССБ. Только не забудьте кредитки, вход платный....
  Когда Кира ушла, Фил хмуро спросил у Даррелла:
  - Ты скажи, что там у вас в ССБ думают насчет всего этого?
  Даррелл на мгновенье перестал жевать:
  - Насчет чего?
  - Ну, насчет Камеи-6, ее исчезновения.
  Даррелл отложил в сторону ложку, внимательно посмотрел на Фила. Губы его скривились в усмешке, но светлые глаза смотрели серьезно:
  - Что, проняло? Бывает.... Ничего я тебе не скажу, потому что здесь толком никто ничего не знает. Но без особой необходимости никто из наших, я ручаюсь, в лазарет не пойдет. Понятно? И вам советую подальше от них держаться. Хотя бы в глаза им не смотрите, кто знает, с чем там встретишься?
  Слушая изменившийся, опасливо приглушенный голос Даррелла, Кай вдруг остро осознал: они ведь на Камее-6, откуда на весь Галактический Союз идут тревожные репортажи. Они уже освоились, ведут себя так, как вели бы везде, забыв, что в любой момент страшное исчезновение станции может повториться, что где-то рядом находятся десять тысяч человек, возможно, несущих в своей памяти нечто страшное, с чем в ближайшее время им придется столкнуться лицом к лицу. А кругом необъятная громада Камеи-6.... Кай огляделся, увидел, словно заново, большой зал ресторана. Не стоило забывать о Камее. Его пронзило предчувствие, что Камея-6 в скором времени сама напомнит о себе.
  
  
  15.
  Когда профессор укладывался на гравикресло, ему было не по себе. Про интуицию он наврал. Нет, интуиция его действительно никогда не подводила. Только она с самого начала сигнализировала ему, что ничем хорошим предстоящее погружение не кончится. Встреча один на один с загадочной силой, приведшей людей в столь жуткое состояние и наверняка оставившей в их душах заметный след, ничего хорошего не сулила. Профессору было не по себе. Да что там, ему было страшно. За себя, за ребят, которые если что, останутся совсем одни. Они ведь, в сущности, совсем еще дети.
  Окружающие считали профессора бесстрашным человеком, только он один знал, насколько они ошибаются. Нет, крепости его духа мог позавидовать любой. Но тело, маленькое тщедушное тело всегда подводило его. При малейшей опасности ноги его предательски слабели, руки потели и начинали дрожать, а живот проваливался в глубокую яму. Только он один знал, как ему было страшно оставаться одному среди звезд, тогда в системе Альфы Плаза, как страшно было делать первые шаги в ментальных погружениях, как ему страшно сейчас. Все силы своей души Джарвис прилагал, чтобы никто не догадался о происходящем у него внутри. До сих пор ему это удавалось.
  В ожидании испытуемого, профессор старался занять своих ассистентов работой, чтобы пореже встречаться с ними глазами. За свои глаза он был уверен менее всего. Он десять раз уже сказал себе: если пострадавшие и столкнулись с чем-нибудь страшным, то ничего не запомнили, у новорожденных же нет памяти, но из подсознания упорно, черной биомассой вылезало мрачное и страшное предчувствие, от которого сердце падало в бездонную яму живота. Свет дневных ламп казался ему тоскливым и безнадежным, каким, наверное, бывает в палате у неизлечимо больных. Стерильность лаборатории напоминала ему стерильность криокамеры морга. Блики света на блестящих колпаках казались ему слепыми и потерянными, как взгляд оглушенного человека.
  Отвлечься ему удалось один раз, когда он вспомнил сегодняшнее утро. Известие о том, что для проверки придется совершить ментальное погружение в психику Тилайи Никс, буквально ошеломило его. Мысль о погружении в самые интимные тайны этой женщины вдруг показалась ему такой неприличной, неприемлемой, что он отшатнулся от эго-проектора как от космической заразы. Теперь, задним числом он вдруг понял: может, его остановила вовсе не излишня щепетильность, а страх увидеть себя, жалкого коротышку, глазами этой красавицы, понять, как она на самом деле к нему относится. И тем самым убить надежду, которая упорно не желала покидать его. Несмотря ни на что. Джарвису вспомнился ее взгляд: растерянный, виноватый, беспомощный и нежный. Да-да, нежный. Так смотреть может только неравнодушная женщина.... Увы, профессор слишком хорошо знал, как часто наша психика выдает желаемое за действительное, и как опрометчиво было бы полагаться на свое субъективное восприятие. Теперь он готов был ругать себя самыми черными словами, за то, что упустил шанс разобраться в этой проблеме раз и навсегда. Правду наверняка знает его дочь, она же погружалась в эго-пространство Тилайи. Но представить, как он обращается к своей дочери с подобного рода вопросами, профессор мог с большим трудом.
  Наконец, прилетели носилки с испытуемым. С краткими сведениями о нем профессор уже ознакомился. Герман Шарико, главный инженер энергетической установки. Средний возраст - сто двадцать два года. Женат, пятеро детей на Тристане. Здесь у него вторая жена, но это не важно. Степень деградации нервной ткани меньше, чем у остальных.
  Мистер Шарико, широко раздвинув согнутые в коленях ноги, капризно кривил большой сочный рот. Руки он вытянул за головой, как ему и положено в его новорожденном положении. Профессор усмехнулся. Неужели в этой голове его ждет что-то страшное? Но даже, если ничего страшного профессору не встретится, на приятные ощущения ему рассчитывать не приходится. По опыту профессор хорошо знал, что ментальные погружения в психику младенцев были самыми неприятными из всех видов эго-погружений. Пусть не такими страшными и непредсказуемыми, как погружения в психику ментальных больных, но зато самыми дискомфортными и изматывающими.
  - Вы готовы, мистер Джарвис? - спросила Индра Кларк, - пока испытуемый в компенсированном состоянии.
  - Па, начинаем? - выглянула из-за спины дочь. Черт, посмотри хоть ты уверенно, а не так, как смотрят на больного перед опасной операцией. Профессор заставил себя ободрительно улыбнуться.
  Заботливые руки дочери надели профессору на голову невесомый колпак эго-проектора. Ну и видок у меня сейчас, - подумал Джарвис, стараясь отвлечься, но снова ощутил предательскую пустоту в животе. Страх. Вот он стоит в шаге от неведомого, куда он шагнет, своей незащищенной, ничем не прикрытой душой.... Чисто животный страх, который его никак не красит, подступил к горлу, спирая дыхание. Он же знает, что в любой момент может прекратить погружение, стоит послать условную команду, на биоток которой в его мозге настроена аппаратура. Знает, что дочь при малейших признаках опасности обязательно прервет совмещение. А если дочь прозевает, совмещение прервется автоматически. Почему же он чувствует себя так, словно собирается сунуть руку в мутную лужу, в которой копошится неизвестное ядовитое животное?
  - Ментальное сканирование включено, - сказала дочь, - концентрируйся.
  Профессор закрыл глаза и представил себе горную страну. С огромной заоблачной высоты перед ним раскрывался бескрайний и торжественный мир. В провалах меж неподвижных легких облаков он видел замершие в своей колоссальной тяжести горные хребты, уводящие к плавным разливам зеленых атласных долин. Профессор все отчетливее различал сияние снежных шапок, все ярче ощущал горную свежесть и великую древнюю тишину. Постепенно все его страхи, все напряжение оседало пред лицом величавого покоя, которым дышало все вокруг.
  - Я Зулла, я древний старец Зулла, - напевно думал профессор, - я сижу здесь уже тысячу лет, я чувствую этот мир. Я понимаю его.
  Образ древнего мудреца, сидящего на заоблачной вершине, лучше и быстрее других помогал Джарвису достичь состояния сверхконцентрации. Слушая горную тишину, профессор ждал прояснения в мыслях, которого достигают только старые мудрецы. Постепенно оно наступало. Джарвис начинал понимать этот мир и начал сливаться с ним, растворяясь без остатка. Это состояние развоплощения и было признаком сверхконцентрации.
  Профессор уже не чувствовал своего тела и минимизировал поток мыслей. Если бы он захотел, он бы открыл глаза. Но он не любил этого делать, потому что некоторое время приходилось смотреть на мир как утопленнику из глубины пруда - это давящее и мутное состояние свободной проекции никогда ему особо не нравилось.
  Вдруг из темноты к нему подошла Тилайя. Ее глаза горели нежным, и каким-то шальным светом. Она провела пальцами по его предплечью, словно утягивая за собой, и он не усидел, бросился вслед за ней. Догнал и две руки гибкими нежными лианами обвились вокруг его шеи, а зеленое море глаз затопило весь мир и потянуло профессора в самую свою глубину.... Спонтанно возникающие видения были обычным делом при совмещении, но никогда еще они не были такими сладкими.
  Потом внутри возникла легкая боль, она была не столько острой, сколько тянуще-дискомфортной. Джарвису захотелось любой ценой пошевелиться, встать, сбросить ее, лечь поудобнее. Но он понял, что сделать этого у него уже не получится. Через мгновенье в глубине его восприятия откуда-то изнутри бутоном раскрылся поток сознания другого человека. А еще через мгновенье этот поток заполнил эго-пространство профессора до краев.
  Вокруг профессора корежилась и дрожала реальность. Иногда, словно натужась, она прояснялась, приобретая смутно знакомые, гротескно-жутковатые очертания окружающих предметов. Иногда и вовсе рассыпалась пляской мелких рябинок, в которой вспыхивали, мечась по сторонам режущие глаз световые пятна. Звуки расплылись, рассыпались, стали раскатистыми, как на испорченной записи. С первого раза Джарвису понять их не удалось.
  Если бы профессору удалось абстрагироваться, он, наверное, смог бы разобраться, с чем связано мучительное дискомфортное ощущение: с онемевшими, судорожными мышцами, ознобом, колом в горле, резью в животе, тянущим ощущением голода или всей этой мешаниной света и шарахающих звуков. Но сейчас, когда он тонул, барахтался в этом дискомфорте, заполнявшем не только его целиком, но и весь мир, у него было единственное желание: избавиться от невыносимого напряжения, что рождало дикий, со всей мочи, крик.
  Вот он - кошмар, который в науке называется океаном первичных недифференцированных ощущений окрашенных состоянием дискомфорта. Эго профессора ухнуло в этот океан как бешеную горную реку. Джарвис сразу же потерял ощущение времени. В этом океане не было времени. Поэтому он не мог понять, сколько барахтался там, пока не выправился и не начал отслеживать свои мысли. Психика Шарико на первый взгляд ничем не отличалась от психики новорожденного. Это не могло не радовать. В недифференцированном океане новорожденных ощущений с каждым днем должно кристаллизоваться все больше и больше островков конкретности и стабильности, вокруг которых начинает строиться психика младенца. Этот человек находится на уровне новорожденного уже больше недели, и несколько точек опоры профессору нащупать удалось. Значит, эта психика способна к самовосстановлению. Что же останавливает ее? Джарвис удвоил внимание, выслеживая хотя бы всплеск, проблеск незнакомой активности. Но как иногда при посадке на незнакомую планету сразу охватывает уверенность, что она совершенно необитаема, в какую сторону не лети, так и сейчас Джарвису было ясно: в этом океане не найдешь ничего, кроме хаотических ощущений, склеенных друг с другом в тяжкий комок дискомфорта.
  Напряжение, однако, нарастало. Еще чуть-чуть, и он не выдержит, лопнет на тысячу ментальных осколков. Хотя лопнуть может что-то конкретное, а как может лопнуть весь этот окружающий беспорядок, которым он себя и ощущал?
  Они что, отключили систему ухода? Не видят, человек в жутком дискомфорте, замерз и хочет есть? Через некоторое время, когда ощущения стали невыносимыми, профессор испытал непреодолимое желание вырваться из этого кошмара, вернуться в плавный поток своего собственного сознания, понежиться в нем, как в теплой мягкой воде. Он хотел было условным сигналом прервать погружение, но вдруг резко полегчало. Мир потеплел и стал заполняться блаженной сладостью. Похоже, началось кормление. Сладость пригасила, притупила все неприятное пузырение вокруг, и окружающее как дымом начало заволакиваться сероватой, липкой дремотной пеленой. Пелена укрыла все сумерками, в которых изредка неведомыми световыми животными копошились яркие пятна, рябинки, черточки и разводы. Испытуемый вступил в фазу быстрого сна, в которой, собственно, и проводил большую часть своего времени.
  Мысли профессора, балансирующего на грани просоночного состояния, путались и сбивались, но он честно провисел в этих сумерках так долго, как только смог. Джарвис постоянно, заклинанием, повторял про себя мысленные, разработанные им когда-то ритмические формы, сбивающие альфа-волны, хотя не уснул, наверное, только чудом. Страх уже давно оставил профессора, потихоньку освободив место разочарованию. Нулевой результат Джарвиса тоже не устраивал. Срывалась реальная возможность доказать действенность его метода ментальных погружений. Профессор отчаянно принялся наблюдать еще и еще. Неужели в психическом океане не осталось ни единого следа столь мощного воздействия?
  Вдруг профессору показалось, что окружающий его хоровод чужой психики неуловимо изменился. Он подумал, это ему кажется, слишком уж напряженно он пытается вчувствоваться в окружающее. Но нет, через пару минут он убедился - тренированное годами восприятие его не обманывает. Наряду с дискомфортом он ощущал вполне отчетливый признак оглушенности, словно гудящую пустоту над всем этим бедламом. Подобная оглушенность всегда, так или иначе, сопутствует проявлениям тотальной примитивной защиты психики от неосознаваемых психотравм. Это было уже что-то. Оглушенность будто нарастала. Профессор замер, стараясь умерить азартное волнение, зашевелившееся где-то глубоко внутри, в его собственном сознании. Наконец, дремота начала разрываться всплесками полоумной реальности. Шарико просыпался. Джарвис приготовился к росту общего напряжения, но вдруг в окружающем океане что-то произошло. Джарвис не сразу понял, что.
  
  16.
  Они сидели в квартире профессора, не в силах переварить случившееся. В воздухе большой роскошной комнаты висела та же гудящая пустота, которая померещилась Джарвису в последние минуты погружения. В мысли Кая всполохами врывались картины происшедшего в лаборатории. Как они подскочили, когда датчики церебральной активности профессора дали резких скачок, как пытались привести его в чувство, как провожали гравикойку с телом профессора в лазарет, какой страшной, дикой им показалась картина, когда Джарвис очнулся и начал в голос плакать.
  Теперь гравикойка с Джарвисом стоит последней в ряду тысяч таких же гравикоек лазарета, а они остались совсем одни. Такого расклада никто не ожидал в самых страшных своих фантазиях.
  - Пять недель, - сказала, наконец, Кира. На некоторое время опять зависло тоскливое молчание. Даже Фил не пытался болтать. В тишине только ветер шумел из приглушенного лесного стереопейзажа, раскрытого в соседней комнате. Шумел тоскливо, сиротливо, по-осеннему.
  - Да погоди ты, нервную систему наверняка можно восстановить, он же не погиб. Не убивайся ты раньше времени, - Фил положил руку на ладонь Киры - то, чего давно хотелось сделать Каю.
  - Пять недель, - повторила Кира, - и его невозможно будет вернуть. А, может, уже невозможно. Что делать?
  Она посмотрела в глаза Филу, потом Каю. Глаза ее, словно отражали пропасть, какой ей представлялась жизнь без отца - единственного близкого человека.
  Вдруг глаза Киры зажглись решительным, каким-то нехорошим огнем.
  - Завтра мы повторим ментальное погружение. Я повторю.
  - Зачем?
  - Я должна узнать, что произошло с отцом.
  - Правильно, узнай, - протянул Фил, - и ляг рядом с ним. Тогда и тебе станет все равно.
  - Я не боюсь этого.
  - Но от этого отцу лучше не станет, - толковал Фил, - А обещание? Ведь мы все пообещали профессору не рисковать.
  - Ты просто боишься, - в голосе Киры прозвучала нотка презрения, - за себя.
  - Кто боится? Я боюсь? - подскочил Фил, - Да я готов прямо сейчас. Пошли?
  - Пошли! - Кира разрезала словом воздух.
  - Пошли.
  Тут уж Кай не вытерпел:
  - Ребята! Вы что? С ума сошли? Через полчаса вам же будет стыдно, за то, что вы друг другу наговорите от страха.
  - Ну а ты что, умник, предлагаешь? - Фил навис над ним всей своей массой, - Затаиться и ждать, пока все благополучно не окочурятся, и не снимут карантин? Чтобы бежать домой к мамочке и своим ящерицам? Если боишься, то помалкивай.
  Кай побледнел, вытер попавшую ему на щеку слюну и сказал:
  - Если вопрос ставится так, то я тоже не против погружения. Пошли. Только погружаться будешь не ты, а я.
  - Пошли в лабораторию. А там посмотрим, у кого нервы крепче.
  Словно по команде они поднялись, собираясь выйти, как вдруг раздался сигнал от входной мембраны, и в комнату вошел Антоний Берский, свежий, подтянутый, элегантный как всегда.
  - С вашего позволения, молодые люди. Вы я вижу, куда-то собираетесь? - он внимательно осмотрел их.
  - А вам-то что? - довольно грубо ответил Фил
  - Да так, знаете ли, любопытно, окажутся ли верными мои догадки или нет. Вы уж не грубите старику.
  - Какие догадки? - спросила Кира.
  - О том, что вы собираетесь наделать глупостей. Да еще непоправимых глупостей.
  - Никаких глупостей мы делать не собирались, - буркнул Фил, отворачиваясь.
  - А куда вы сейчас хотели идти, если не секрет? Готов спорить на остаток своей жизни, что в лабораторию. Скажите же мне, что я не прав. Можно я присяду? Не то, чтобы я устал, но старику более приличествует сидеть.
  Берский активировал ближайшее гравикресло и с достоинством уселся. Молодежь молчала. В глубине души Кая появилось облегчение, словно с Берский привнес в тот хаос, в котором они барахтались, твердую опору.
  - Одно мне не ясно, - с видимым удовольствием рассуждал Берский, - Кто первым из вас собирался совершить второе погружение. Или все разом, если техника позволяет? Как это смело и красиво! И глупо. Самое глупое в том, что вашему наставнику это не принесло бы ровно никакой пользы. А первый признак глупости - это как раз отсутствие пользы в действиях. Не правда ли?
  - Вы зачем нам все это говорите? - спросила Кира, исподлобья глядя на Берского.
  - Затем, что очень хорошо знаю, как людям, находящимся в состоянии аффекта нужна помощь. Чтобы они не натворили глупостей. Неужели ваш наставник не учил вас избегать поспешных решений? Потому что если сесть и не спеша, не дергаясь, подумать, то всегда найдется хотя бы одно, более умное решение. Потом стоит сесть и снова подумать. И повторять эту процедуру не менее пяти раз. Уж поверьте мне, старому мудрому питону.
  - Ну и какое же решение можно найти в нашем случае?
  - Так уж и быть одно решение я вам подскажу. Тем более, что оно действительно может оказаться полезным для спасения людей. После совещания мы успели переговорить с профессором, и он поделился со мной одной своей идеей. Наверное, вас он просто не успел поставить в известность. Вы садитесь, садитесь, в лабораторию попасть всегда сумеете, если не передумаете.
  Фил уселся с готовностью. Кира с вызовом.
  - Вы, наверное, знаете, что "Селентана" запрещает своим сотрудникам держать детей моложе пяти лет и, кстати, животных, - начал Берский, - считается, что маленькие дети снизят их эффективность, как работников, а в далекие перелеты маленьких детей берут нечасто.
  - Ну и что? - спросил Фил.
  - Вышло так, что 24 числа прошлого стандартного месяца на станции находилось всего сто двадцать детей моложе трех лет. Они тоже регрессировали в новорожденное состояние. Кроме одного. Мальчик полутора лет не подвергся каким бы то ни было изменениям и был обнаружен абсолютно здоровым и развитым в соответствии с возрастом. Таким образом, мы кривим душой, когда говорим, что все люди на станции оказались на примитивном уровне психики. Один не оказался.
  - Почему про него не говорится в отчете? - спросила Кира.
  - Надо полагать, у составителей отчетов не появилось мало-мальски разумного объяснения этому феномену. Вот и решили не портить для дилетантов стройность формулировок. Но вашего отца сразу же поставили в известность на утреннем совещании, тут нет злого умысла. В случае, если первое погружение не дало бы результатов, профессор собирался совершить погружение в психику этого мальчика. Он ведь был на станции в момент исчезновения, видел, что здесь происходило и сохранил свою память. Понимаете? Возможно, это погружение позволит нам приоткрыть завесу тайны, причем оно не настолько опасно, как прямое погружение в психику пострадавших.
  - Вы предлагаете....
  - Я ничего не предлагаю. Я просто показываю, как состояние аффекта может сужать видение проблемы. Стоило вам сесть и проанализировать всю возможную информацию, вы быстро нашли бы это решение сами. И если еще подумаете, то, наверняка найдете еще не одно.
  - А вы знаете, как сложно встретить нужное воспоминание в неструктурированной и неуправляемой детской психике? - Кира смотрела на Берского уже скорее озадаченно, чем недоверчиво.
  - Помилуйте. Не могу же я все за вас решить. Сядете и подумаете. Согласитесь, конструктивный поиск решения лучше, чем паника или бравирование друг перед другом пустым безрассудством.
  Фил переглянулся с Каем. В его глазах было явное облегчение.
  - Если вы не против, я хотел бы присутствовать при этом погружении, - сказал Берский, собираясь уходить.
  - Хорошо, мы сообщим вам, когда соберемся делать погружение, мистер Берский, - пообещала Кира.
  - Антоний, прошу вас, называйте меня Антоний, не обижайте старика.
  Он уже подошел к двери, как его окликнул Фил:
  - Антоний, можно задать вам один вопрос?
  - С удовольствием отвечу вам, если смогу.
  Фил оглянулся на Кая. Кай еще не понимал, к чему тот клонит:
  - Сегодня утром мы случайно забрели в заброшенную часть станции....
  И Фил рассказал про то, как они случайно наткнулись на труп офицера в старом морге. По мере его рассказа выражение довольства на лице Берского растворялось. Вместо него появлялась отчужденная сосредоточенность.
  - И что за вопрос вы хотели задать? - холодно спросил он в конце рассказа.
  - Знаете ли вы, что здесь происходило?
  Берский помедлил, явно о чем-то соображая, потом сказал, внимательно глядя на Фила:
  - Я полагаю, вы хотите знать, имеет ли это происшествие отношение к исчезновению станции? Так вот, уверяю вас, не имеет. Это внутренние разборки ССБ, напрямую связанные с политикой. Больше этого вам знать не рекомендуется, в такие дела влезать смертельно опасно. И вообще, вырабатывайте у себя инстинкт самосохранения против всей этой грязи. Пусть она течет мимо вас. Итак, я жду приглашения на очередное погружение. И не вздумайте рисковать. Все равно Виллен распорядился не допускать вас до погружений в психику пострадавших, о чем вам и сообщаю. С вашего позволения.
  Берский направился к выходу.
  - Спасибо, - сказал ему вслед Кай. Он испытал искреннюю признательность этому человеку за помощь в такой критический момент. И его лично очень грела мысль, что есть тот, к кому можно обратиться за советом.
  Берский обернулся, понимающе кивнул и вышел.
   - Ну и как вам, вроде неплохая идея? - сказал Фил.
  - Идея то хорошая, - сказала Кира, - только я не пойму чего он хочет.
  - Как чего? - заступился Кай, - помочь нам. Ну, самолюбие свое потешить. Чего же еще он может хотеть?
  - Да ты про всех хорошо говоришь. Тоже мне, Кайлин добренький. Какой-то интерес у него обязательно должен быть, - сказал Фил.
  - И мне показалось, что он темнил, в конце, когда ты спросил про офицера. Кстати, почему вы мне об этом не рассказали?
  - А ты дала нам рот раскрыть? - возмутился Фил, - заладила: наплевательское отношение, наплевательское отношение.... Ну, ладно, мне тоже кажется, что он темнил.
  - Да почему темнил-то? - вспылил Кай, - разве это действительно не похоже на разборки ССБ? И чем плохо, что он нас от этого предостерегал?
  - Не знаю. Отец перед погружением тоже сказал мне, что чувствует двойную игру. Он случайно узнал, например, что среди пострадавших есть группа, с которой запрещено проводить работу по реабилитации. Она помещена в отдельный бокс и к ней никто не допускается.
  - Вот это да! Что это значит?
  - Возможно, они знают нечто такое, чего не должны узнать случайные люди и отец в том числе. И они находились на станции в момент ее исчезновения. Все это, по меньшей мере, странно. Как звали того мертвого офицера?
  - А мы откуда знаем? - Фил развел руками.
  - Как откуда? Он же был в форме, а на форме всегда есть нашивка с информацией. Молодцы! Самого важного и не запомнили.
  - Нам это и в голову не пришло. Не до того было. Правда, ведь, Кай? Чего молчишь?
  Кай пожал плечами.
  - Оперативную память просто надо тренировать, а не мемо-вирусов считать, - Кира поднялась, - в общем так. Сейчас уже поздно. Погружение в психику мальчика проведем завтра. Я сейчас схожу в лазарет к отцу, а вы посидите и подумайте над тем, как можно активировать нужные воспоминания в психике малыша. Потом ужинать и в клуб.
  - Ку-да? - в один голос воскликнули Фил и Кай.
  - В клуб. А где еще мы можем разузнать про все эти темные делишки? Я думаю, болтунов хватает везде и ССБ не исключение. Чует мое сердце, это поможет нам понять, что здесь произошло. И, может быть, спасти отца.
  Ветер из соседней комнаты звучал уже не тоскливо. В нем чувствовалась вешняя тревожная сила.
  
  17.
   Кай не любил ночных клубов. Как дискотек, карнавалов, танцевальных марафонов и прочих мест молодежный увеселений. Он и всегда-то терялся, когда приходилось общаться с малознакомыми людьми. А такие заведения к тому же казались ему полными типов, готовых отыграть свои комплексы на хилом и скромном бедняге. Как вести себя в подобной ситуации он не представлял, поэтому входил в ступор еще на полдороге к подобному заведению.
  Настроение Фила колебалось между отметками "хорошо" и "отлично", впрочем, как и всегда. Развалясь на кровати Кая, он то балагурил, то насвистывал модные песенки. Через полчаса он вскочил и возмутился:
   - Пошли, сами за ней зайдем, сколько можно ждать? - и направился к выходу. Кай нехотя поплелся вслед за ним. Он чувствовал себя жертвенным бараном, ведомым на убой.
  - Я сейчас, - раздался из переговорного устройства голос Киры. Сейчас заняло еще десять минут. Наконец, входная мембрана исчезла, и они замерли от неожиданности. В первый момент они даже не узнали ее - настолько эффектная и ослепительно красивая женщина вышла им навстречу.
  Кроткое платье, самого модного темно-синего цвета как нельзя более подчеркивало достоинства фигуры. Волосы, спадавшие темными витыми волнами на плечи, переливались дорогими паутинками звездного сияния и странным образом подчеркивали форму головы. Кожа светилась ясным светом, глаза мерцали как и звездочки в ушах, губы влажно и чувственно поблескивали. Все в ее внешности было хладнокровно рассчитано на то, чтобы разить наповал. Но что поразило молодых людей больше всего - это поведение Киры. Она держалась без какого бы то ни было смущения, словно оделась в свою повседневную рабочую одежду.
  - Фил, закрой рот, мемо-вирус залетит. Идемте скорее.
  - Ты чего так вырядилась? - ревнительно спросил Фил.
  - Чтобы легче было выуживать нужные сведения. По-моему, понятно.
  - Значит, ради этого ты готова вертеть хвостом перед робомонстрами из ССБ?
  - Нет того, на что я не пошла бы ради спасения своего отца. А ты, Кайлин, чего молчишь? Не нравится?
  - Нравится, - честно ответил Кайлин и неожиданно для себя выпалил, - но обычная ты куда красивее.
  Он не кривил душой. Ему показалось, чуть ли не кощунством, украшать то, что было и так верхом красоты. И даже бросило тень на сложившийся образ Киры, которая в его глазах была естественной природной женщиной, выше всех этих дамских ухищрений.
  Кира уставилась на Кая, в ее глазах мелькнуло женское природное любопытство.
  - Ну, пошли что ли? - проворчал Фил, и они направились к тьюбу.
  По дороге Фил потихоньку делился с Каем тем, что его так взволновало:
  - Нет того, на что бы я не пошла, - передразнивал он, - Прикинь? Кто бы мог от нее такого ожидать? От Киры! Всегда прикидывалась такой папиной дочкой, недотрогой, просто сил не было. Как это говорилось в "Спасении Эльзы"? О, женщины, продажные вы твари, животные инстинкты ваш удел. Я, конечно, ненавижу драму, но эти слова сразу запали в душу. Им всем только выгода нужна, ничего святого. Святое - это уже выше инстинктов.
  - Ты ведь нервов хотел, загадки, ревности? Вот и получай, - сказал ему Кай, у которого тоже не было настроения.
  Клуб "Свалка", как и ресторан, относился к числу дорогих и был расположен в фешенебельном районе. Вход эпатировал натуральными изображениями тараканов, а может и настоящими тараканами, огромными, бегающими по всей стене, покрытой старым, облупившимся кирпичом, как лохмотьями покрытым наростами плесени. Они заплатили по кредиткам и вошли в кишащую тараканами сливную трубу с искусно имитированной ржавчиной и сыростью. Тараканы кидались на них со стен, и Кай ощутил ползание по телу множества маленьких ножек. Кай отчаянно надеялся, что эти тараканы были виртуальными. Они вошли, и в уши ударила не очень мелодичная, но ритмичная фоновая музыка.
  В клубе было заметно теплее, чем снаружи. Как и положено порядочному ночному заведению, он представлял собой большое цилиндрическое помещение, в котором на разных уровнях открывались площадки для отдыха. В центре было гравитационное танцполе, где в потоке звуковых, зрительных и кинестетических ощущений кувыркались желающие потанцевать. Со стороны танцполе выглядело как подсвеченный водопад маслянистой ржавой жидкости, в котором метались причудливо изламывающиеся тени людей. Иногда из глубины водопада, перед самым носом наблюдающего всплывали шокирующие виртуальные образы хтонических животных или выразительные картины людских пороков.
  Они вошли в самом низу, с двенадцатой палубы, как им и рекомендовал Даррелл. Обстановку клуба искусно, со знанием дела стилизовали под свалку старой ржавой техники, кишевшую тараканами, внимательно таращившими свои длинные усики. Танцполе здесь нависало сверху прозрачными ржавыми разводами. Они встали, не решаясь сразу влиться в мельтешение теней, прикидывая, куда направиться. Глаза потихоньку привыкали к пульсирующей в ритме музыки полутьме.
  - А здесь стильненько, - громко прокомментировал Фил, - неплохо ССБ зажигает.
  - Ну и кто финансирует этот клуб? - спросил Кай, стараясь держаться на втором плане.
  - Не знаю. Че ты у меня спрашиваешь? Может ССБ само и финансирует. Должна же организация заботиться о досуге сотрудников. Ну, куда направимся?
  - Вам виднее, вы же кавалеры, - сказала Кира, выискивая глазами свободный столик. На нее уже поблескивали глазами с бледных в полутьме лиц.
  - Ребята, вы здесь новички? - к ним приблизился высокий парень с беззастенчивой улыбкой на простом, открытом лице, - вот это новость! Давайте к нам.
  У Кая немного отлегло - если встречаются люди с такими лицами, может здесь не так уж опасно.
  - А вы это кто? - спросила Кира, так же беззастенчиво улыбаясь.
  - Мы - это третий оперативный отдел. Мы очень любим хорошую компанию. А я Белов. Крис Белов. Ну, идемте же.
  Они вынуждены были подчиниться. Но не успели пробраться к большому столику, как сверху, с танцполя, сверзился Даррелл:
  - Стойте, стойте! Эй, Белов, ну-ка притормози. Это я их сюда пригласил. Они идут к нам.
  - Если приглашал, так вовремя надо было встречать, - не уступил Белов.
  - Я и встречаю. Ребята, за мной, - он положил Филу руку на плечо и потащил за собой.
  - Да нечего им с вами делать. Ребята, не слушайте его, с ними умрете со скуки, - Белов преградил им путь.
  - Ха-ха-ха! Да от вашего третьего отдела тараканы разбегаются. Ребята, пошли, не тратьте на них время.
  - Даррелл, не нарывайся! - Белов встал перед Дарреллом.
  Ну, вот, и момент для поступка, - подумалось Каю, - выйти и сказав: "Извините, ребята" решительно отвести Киру к свободному столику. Но куда там! Он только подальше отошел в тень. Даже Фил, похоже, растерялся.
  - Ах, Белов, Белов, ну, до чего ты въедливый и непонятливый тип, - вздохнул Даррелл, - но у меня и для таких как ты есть волшебное слово. Если ты сейчас отвяжешься, я прощу весь твой долг. Слово Даррелла. Больше нет вопросов?
  Белов задумался на мгновенье, махнул рукой и ушел.
  - Что и требовалась доказать. Сразу видно, кто чего стоит. Променять такую женщину на какой-то жалкий долг! Идите же за мной.
  - А о каком долге шла речь? - наивно спросила Кира.
  - А, - Даррелл махнул рукой, - мы стараемся, чтобы время не проходило даром, здесь на Камее-6 понимаешь его особую цену. Вот и сражаемся иногда в свободное время в азартные игры. Мне всегда везет. Звезды любят лейтенанта Даррелла.
  - Слушай. Даррелл, а во что вы играете? Я люблю немного поиграть, - спросил Фил.
  - О, ты по адресу. Как тебя? Фил? Я тебе, Фил, все объясню наилучшим образом. Времени будет много, черт его знает, когда карантин снимут. И снимут ли вообще, ха-ха. Ну, пошли же.
  Он поднял руку в ржавые переливы танцполя, и его втянуло вверх. Остальные последовали за ним. Их сразу же подхватило и закружило силовым потоком в такт плавной музыке. Музыка сочеталась с золотисто-фиолетовым сиянием заката, какой бывает на романтичном Тристане. Волны ласкающего ветерка, приносящего какие-то изысканные ароматы, должны были навевать самые лирические чувства. Мимо них проплыло несколько парочек, слившихся в медленном танце. Танцующих, вообще-то было немного. Кай нечасто бывал в танцполе и не любил его. Все здесь ему казалось фальшивым и одурманивающим.
  Они максимально приблизились к краю, где силовые потоки почти не действовали и в состоянии невесомости легко полетели за Дарреллом к одной из боковых площадок, светившейся разноцветными узорами маячков.
  - За мной, - скомандовал Даррелл, и они шагнули на широкую площадку, где за несколькими столиками сидело человек восемь скучающих молодых людей. Женского пола среди них был явный дефицит, лишь две девушки, одна из которых сидела в обнимку с парнем. Появление новичков, понятно, всколыхнуло на площадке волну жадного интереса. Даррелл крутился волчком, представляя им сотрудников пятого оперативного отдела, где служил, ясно, и сам. Имен Кай почти не запомнил, все эти громилы для него были почти на одно лицо: туповатые, нагловатые личности. На Кая никто особого внимания и не обращал. Зато вокруг Киры началось мельтешение ценителей женской красоты, которыми оказалось подавляющее большинство присутствующих. Только парочка в сторонке, ненадолго отвлекшись, продолжила сосредоточенно обжиматься.
  Кай потоптался немного и уселся за столик в сторонке. Фил пытался опекать Киру, но она бросила ему сквозь зубы:
  - Не мешай.
  О чем он, сбегал, пожаловался Каю и тут же вернулся обратно. Смотреть на то, как Кира вовсю флиртует с другими, спокойно он не мог. Кай хмуро наблюдал за происходящим со стороны. Видеть то, как девушка, которую ты любишь, в двух шагах от тебя вовсю флиртует с кучей красавцев, оказалось, не очень-то весело. И более всего Каю не нравилось то, что Кире, похоже, такое общение пришлось очень даже по душе. А отчего иначе она заливалась бы таким мелодичным, звонким смехом? Как эта Кира не вязалась с тем образом, который светился как икона у него в душе!
  Кая постоянно отвлекал пустыми вопросами сосед по столику - мрачный тип, слишком цинично настроенный, чтобы участвовать во всеобщем веселье. Он раз за разом приносил Каю очередной стакан коктейля, который Кай вовсе не любил, но боялся отказываться.
  - Никак не пойму, - спрашивал он заплетающимся языком, приблизив к Каю свою грубоватую физиономию с глубоко посаженными маленькими глазками, - чего вам здесь понадобилось? Ладно, мы, у нас служба. Нас никто не спрашивал. Но вы, свободные люди, зачем затесались на Камею? Вам что, заплатили за это большие деньги? Не понимаю, какими должны быть деньги, чтобы ради них залететь в зону тотального карантина? Нет? А зачем тогда? По убеждениям? Не верю я ни в какие убеждения. Это сказки для легковерных.
  На некоторое время он оставлял Кая в покое, мрачно потягивая коктейль, явно алкогольный, потом снова придвигался, наставив тяжелые мутноватые глазки:
  - Я слышал, вас поселили близко к старой станции. Ну и как вам, не боитесь?
  - Чего?
  - Вас что, даже не поставили в известность? Хорошие дела. Ты думаешь, почему там никто не селится? Потому что там полно приведений. Полным полно. Веришь в привидения? А я верю. Сам не видел, но ночью туда не пойду. Когда-то там взорвалась энергетическая установка и всех, кто был в том районе, - он махнул рукой, - вот их духи и бродят.... Ты там хотя бы по ночам там не шатайся, когда никого нет.
  Каю вспомнился ночной смех в пустом коридоре, нагнавший на него такой ужас, и он поежился.
  Вдруг прямо рядом с Каем, так, что он ощутил теплую упругость ее бедра, уселась девица, та из компании, что сидела без кавалера. Бухнула на столик высокий стакан с напитком и в упор уставилась на Кая. Она была красива, с зеленовато-карими глазами и резкими скулами, но не во вкусе Кая - слишком старалась подчеркнуть свою не женственность. Почти лысой головой, резкими жестами жилистых сильных рук, слишком вычурной раскраской лица и прямым, беззастенчивым взглядом.
  - Что, скучаете? - голос ее был хрипловат и сух, - ты, Кантор, наверное, совсем отравил своей желчью молодого человека. Сейра, - представилась она Каю, - ты что пьешь? Правильно. В нашей компании пьют только это. Дает эффект. А ты почему не танцуешь?
  Кай промямлил что-то невразумительное. Внутренне он весь подобрался. При близости женского тела у него внизу живота плеснулось возбуждение, но быстро погасло. Такие женщины казались ему слишком опасными и хищными. И не очень интересными.
  - Правильно, я тоже не люблю эти слюнявые танцульки.... Ты в моем вкусе, - продолжила она без тени смущения, сверля его глазами, - скромный умник с твердым характером и еще кое-чем. У вас, умников, всегда с этим все в порядке. И к себе вы относитесь здраво и честно. Не то, что эти павлины. Уйдем? До утра в моем номере нас никто не потревожит.
  Она погладила его по запястью. У Кая приятно защекотало волоски. Снова колыхнулась волна возбуждения. Но она быстро потонула в водопаде непроизвольного страха. Чтобы вот так, с незнакомым человеком! Изменить Кире, пусть даже заочно!
  Он непроизвольно нашел глазами Киру. Сейра заметив и это его движение и отблеск страха в глазах, сразу оценила бесперспективность своих попыток.
  - Понятно, - вздохнула она без тени смущения и особого разочарования, взяла свой стакан и поднялась, - скажи, хоть как вашего красавчика зовут?
  У Кая отлегло от сердца. Когда она отошла, Кантор сказал ему:
  - Зря. Сейра знает, как доставить удовольствие.
  Он задумался о чем-то, потом сказал, водя у Кая перед носом толстым указательным пальцем:
  - А в романтику я не верю. Честным надо быть. Честным. Это единственное, что позволяет человеку оставаться человеком. Ты думаешь, чего им всем надо от этой вашей красотки? И зачем разводить эти шуры-муры? Честнее будет просто купить любовь, как я сегодня вечером и сделаю. Женщины по натуре продажны. Но только самые честные из них открыто об этом заявляют и назначают цену без лишних выкрутасов. Их и надо выбирать. Вот Сейра честная женщина. За что ее и уважаю. К счастью, здесь она не одна. Хочешь, покажу? Они обычно внизу сидят. Ну, не хочешь, как хочешь.
  - А это кто? - спросил Кай, указав на человека, который привлекал внимание своим дорогим клетчатым костюмом из симплекса. Держался он с высокомерной отчужденностью.
  - Это? Макс. Он здесь самый крутой. Представитель "Селентаны". Прислан сюда ради контроля за порядком. Дрянь человечишка. Но у нас о нем не принято плохо говорить. Это его клуб, и он снабжает многих бесплатным кодом. Вот за кем бы осталась ваша красотка, прояви он больше активности. Но этот павлин никого кроме себя не любит.
  Общество довольно часто направлялось в танцполе. Сейра куда-то улетела. Кай оставался за столиком, но вместе с ним упрямо сидел его противный собеседник. Еще более шепелявя и запинаясь, он продолжал наседать на Кая:
  - А ты почему не танцуешь? Как, говоришь, тебя зовут? Кай? Вот ты, Кай, психолог. Скажи мне, как лучше всего охмурить девочку? Не знаешь, потому и сидишь здесь. Какой ты психолог? Вот Даррелл наш - психолог. Сегодня он оформит вашу подругу по полной программе. Он в этом большой специалист. А вы, психологи, будете сопли жевать.
  Каю стало невыносимо тошно. Тошно от себя и этого противного типа. Оттого, что у него на глазах охмуряют любимую девушку, а он сидит и слушает эту опостылевшую рожу. Когда Кантор точно попал в его главное опасение, Кай молча поднялся и направился к выходу. Все, ночных клубов с него хватит.
  
  
  18.
  Но приключения Кая сегодняшним вечером еще не закончились.
  Уже за первым поворотом не верилось, что где-то рядом кипит энергия, толпится народ, жизнерадостно пляшут свет звук и ароматы. Здесь царила тишина, завешенная покрывалами желтого света дежурных ночных ламп, стоялого и тускловатого. Лишь изредка встречались люди. Кай не обращал на них внимания, он в сердцах шагал куда глядят глаза. Его жег стыд. За себя, за Киру и, вообще, непонятно за что. Отчего-то на глаза наворачивались слезы. Пару раз появлялась в голове мысль, что он не знает уже, где находится, но он лишь с большим ожесточением продолжал шагать вперед, заходя в первые попавшиеся лифты и поворачивая в первые попавшиеся повороты.
  Наконец, перед ним раскрылись вроде бы знакомые зеркальные двери, только мелькнуло его хмурое отражение, и перед носом расплылись фиолетовые волны датчиков биоопасности. Кай увидел ровные ряды гравикоек, застывших в белом холодном свете, и понял, что он добрался до лазарета, только зашел с другого входа. Он хотел уйти, но его окликнули:
  - Вам тоже не спится?
  В сторонке, в гравикресле, парившем перед импровизированным лабораторным столом, сидела Индра Кларк.
  - Заходите.
  Каю пришлось зайти. Волосы Индра собрала в простой хвост и в незатейливом голубоватом костюме выглядела совсем по-домашнему. Каю она показалась еще более молодой, чем утром. В лазарете было тихо, только низко гудели какие-то аппараты и попискивали иногда датчики приборов. Кай уже бывал здесь, и это место действовало на него завораживающе, как поминальные комнаты предков на Аллантисе. Вяло копошащиеся под колпаками защитных полей люди казались Каю, подобно покойникам, узнавшими самую важную истину в этой жизни, еще неведомую никому из живущих. От этого тишина казалась торжественной и поглощающей все редкие звуки.
  - Вы хотите навестить профессора? - спросила Индра, - его поместили в другой комнате.
  - Н-ннет, - честно ответил Кай. Он не хотел видеть профессора в нелепом и беспомощном состоянии.
  - Просто не спится? Вот и мне. Уже вторую неделю практически не сплю..... Садитесь, - она активировала кресло, - если вы не против, я налью вам чаю. Такой чай готовят только у меня на родине.
  - А где вы родились? - Кай осторожно уселся на краешек кресла.
  - На Крионе. Вы, наверное, мало знаете об этой планете.
  - В школе учили, - улыбнулся Кай виновато.
  - Если будет возможность, обязательно слетайте туда. Там есть, на что посмотреть и чему поучиться. Я думаю, на другие планеты надо летать не просто из интереса или по делам, а чтобы чему-нибудь научиться. Каждая планета имеет свой характер, который отпечатывается на всем укладе жизни и характерах людей. И на разных планетах можно научиться разным вещам. На вашем Аллантисе стоит учиться активности, жизненной хватке, умению ценить и максимально использовать время. Целеустремленности и постоянному стремлению к развитию. Ведь вы на Аллантисе уверены, что все имеет смысл, если способствует развитию. Хотя, спроси, зачем нужно это мифическое развитие, не каждый сможет вразумительно объяснить. На Тристане учишься пониманию многогранности и многозначности любого явления действительности, учишься ценить и принимать мир во всем его многообразии. И в первую очередь - тонкую, изысканную игру чувств. На Мерции - умению видеть и переживать красоту, умению ценить скоротечные моменты жизни и расставаться с чем-то очень хорошим. И так далее. Криона - планета с выражено женским характером, старая и спокойная. Она может научить женской мудрости и гибкости, готовности к философскому смирению перед трудностями, которое часто оказывается действенней, чем все остальное, верности традициям. Знаете сколько у нас традиций? Сейчас я просто налила вам чай, у нас же чаепитие просто так начинать не принято, это дурной тон. Чай это повод для сбора всей семьи и никак иначе.
  - Интересно, - вежливо отвечал Кай, прихлебывая довольно приятный теплый напиток.
  - Иногда я жалею, что оставила покой и размеренность своего дома. Мне кажется, Криона наказывает меня, насылая одну каверзу за другой. Я так от них устала! Ничего, что я вас заставляю слушать эти излияния?
  - Да нет, конечно, мне приятно с вами разговаривать, - поспешил ответить Кай. Разговор его действительно не напрягал. А даже как-то пригасил кипевшие внутри чувства. От Индры исходило словно материнское тепло, в которое ему сейчас так хотелось окунуться.
  - Вот и у вас лицо располагающее. Вы умеете слушать и понимать. А мне просто необходимо перед кем-то выговориться.
  Она пригубила высокий стакан, собираясь с мыслями. Кай заглянул в темные глаза, зыбкие, словно отражение на поверхности воды. Попытался понять, сколько ей лет, и затруднился с ответом. Индра указала на гравикойки:
  - Большинству из них осталось максимум три недели. Кому-то две. Некоторым - возможно, четыре. Вашему наставнику пять. Меня не оставляет мысль, что их судьба зависит от меня. От того, что мне придет в голову, здесь, сейчас, завтра. Я ведь руковожу экспертной группой, и от моих решений полностью зависит ее деятельность. А их нет, этих решений. Я не знаю, что можно еще сделать. Мы перепробовали уже все известные методы воздействия. Когда я думаю об этом, мне становится страшно.
  Она замолчала. Каю хотелось бы сказать что-то обнадеживающее, но он не придумал что.
  - Как она давит, эта ответственность! Постоянно, днем и ночью, не дает вздохнуть. Ведь это живые люди. Пока живые, их еще можно спасти. Надеюсь, что я не права, но мне кажется, только я одна по-настоящему это понимаю. В целевых инструкциях группы Виллена спасение людей стоит далеко не на первом месте. Тем, кто писал инструкции, гораздо важнее получить очки в своих политических играх. Спасение людей важно, лишь только если дает возможность набрать эти очки. Остальным важно, чтобы станция не исчезла вновь, да поскорее бы закончился карантин. Мне было бы очень интересно посмотреть, сколько человек осталось здесь по своей воле, если бы всем разрешили убраться отсюда по своим планетам. Боюсь, что для их счета хватило бы пальцев на руках. Очень надеюсь, что я ошибаюсь.... А люди отходят на второй план. Работу группы курирует лично Серг Мелчиан. Но возникают ли у кого сомнения, что судьба этих несчастных его волнует в последнюю очередь?
  Она пробежала пальцами по сенсорной панели и над столом начали всплывать стереоизображения разных людей.
  - Это сотрудники Камеи-6, снимки из базы данных. Все они здесь.... Каждый день сюда приходит мальчик лет шести. Мама привезла его с Мерафоса, навестить отца. И каждый раз на его лице написана надежда, что отец встанет и встретит его. Мне приходится раз за разом давать ему новую надежду..... Сама я не позволяю себе ни на минуту забыть о них, мне кажется, это было бы предательством по-отношению к ним.... Но какой в этом толк, если я все равно не знаю, как вывести их из этого чертова шока!
  - Вы думаете, они в шоке?
  - Да, я все больше и больше убеждаюсь в этом. Некоторые методы, например, квантово резонансное оживление обратных связей приводят к неплохим результатам - нервная система оживляется, но ненадолго. Почти сразу ее снова выбивает в новорожденное состояние. Я никак не могу понять, что происходит. Никаких аналогий найти невозможно.... Какие, например, примитивные защиты от резких травматических воздействий вы знаете?
  - Ну, - Кай не сразу собрался с мыслями, хотя теорию он знал хорошо, - вытеснение, диссоциация, контейнирование, в крайнем случае - кататонический ступор или реактивный психоз.
  - Да-да, этого вполне хватает, чтобы оградить сознание от травмирующих воспоминаний. Здесь же мы видим новый тип защиты: регресс в новорожденное состояние. Возникает вопрос, с каким воздействием мы сталкиваемся, если такие мощные механизмы защиты, какие вы привели, оказываются недейственными? И приходится прибегать к еще более мощному механизму? Вам налить еще чаю?
  - Да, - из вежливости согласился Кай.
  Индра налила ему очередной стакан.
  - Это еще не все. Профессор Джарвис, когда совершал ментальное погружение, пробыл там почти час, точнее пятьдесят четыре минуты восемнадцать секунд. Я не знаю, что должно происходить при ментальном погружении, но чувствовал он себя совершенно спокойно. А затем, как вы знаете, в нервной системе профессора произошло взрывообразное усиление активности, и его психика регрессировала в новорожденное состояние. С чем он столкнулся, если учесть, что это не могли быть воспоминания пострадавшего об увиденном во время исчезновения планеты? В психике пострадавшего, регрессировавшей до новорожденного состояния, вообще не могло быть никаких воспоминаний. Да их и не было. Сканеры показали, что в момент воздействия у пострадавшего действовали только безусловнорефлекторные цепочки. У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет?
  Кай только помотал головой.
  - Вот и у меня нет. Интеллектуальные системы говорят о присутствии какого-то неизвестного фактора, что и без того понятно. Берский, светило аналитики из Центра, тоже разводит руками. Дескать, для научных выводов слишком мало информации, а пустые гипотезы он делать не будет. Но время идет. Шансов выжить у них становится все меньше и меньше.
  Они помолчали. В тишине только попискивали медицинские приборы и беспокойно копошились пострадавшие. Под некоторыми колпаками автоматически активировались системы ухода, похожие на щупальца маленьких паразитов, присасывающиеся к беспомощным людям.
  - Берский сказал, что вы собираетесь погружаться в психику мальчика. Я правильно его поняла? Когда же вы собираетесь это сделать? Завтра? Хорошо бы. Этот мальчик мне представляется последней надеждой.
  - На самом деле не так все просто, - вздохнул Кай, - проблема в том, как в момент погружения заставить его вспомнить нужный момент.
  И он рассказал о первом законе Джарвиса, который не позволяет просто так взять и просмотреть содержание психики другого человека. Можно увидеть только то, что находится в точке сознания, то есть, о чем человек думает или представляет. Потом добавил про третий закон, согласно которому изнутри повлиять на внутренний мир другого человека совершенно невозможно, потому что эго-проекция не обладает энергией. Но если взрослого человека ассистенты могут просто попросить вспомнить нужный момент, то получить необходимую информацию в неструктурированной и неуправляемой детской психике дело почти безнадежное. Активировать участки мозга испытуемого точечными воздействиями бесполезно - память не имеет конкретной локализации. Надежда на совпадение слишком эфемерна. Профессор в таких случаях советовал опираться на старый добрый принцип ассоциации. Но как приложить его в данном случае тоже пока непонятно.
  - Вот здесь я, кажется, знаю, как вам помочь. У нас вошло в привычку ворчать против принципа максимума, а я не перестаю удивляться, каким он порой оказывается полезным.
  Принцип максимума, как объяснила в свою очередь, Индра, это требование к сотрудникам ССБ собирать как можно больше деталей по каждой расследуемой ситуации. Включая второстепенные и, казалось бы, совершенно незначительные. Потом эти детали закладываются в интеллектуальные системы и те иногда выявляют самые непредсказуемые закономерности. Начиная расследование на Камее-6, сотрудники по привычке подробно задокументировали места и обстоятельства, где был найден каждый из пострадавших. Никакой пользы пока это, увы, не принесло.
  Индра извлекла из компьютера кубик информации:
  - Вот данные о том, где был найден малыш. По этим деталям легко установить, где он находился и что делал в момент исчезновения станции. Если завтра поместить ребенка в такие же условия, появится шанс по ассоциации вытянуть нужные воспоминания. Понимаете?
  Кай понял и душевно поблагодарил. Индра налила еще чаю. Ей немного полегчало, и разговор стал более легким.
  - Послушайте, Кай, я хочу обязательно овладеть вашим методом ментальных погружений. Как мне узнать, способна я к сверхконцентрации или нет?
  Они проговорили еще довольно долго, пока он уже не смог бороться с зевотой. Сказывался вчерашний недосып и выпитые коктейли. Тогда Индра направила Кая спать.
  Чтобы добраться до нужного ему выхода, Каю пришлось пройти через несколько помещений лазарета. Сделав несколько шагов, он обернулся. Индра наливала в чайник новую порцию воды из бутылки. Похоже, спать она не собиралась. Сидит, наверное, на стимуляторах, решил Кай. Общение с Индрой словно очистило и просветлило его. В нем словно осталась частичка ее света. Возможно, в чем-то он стал другим человеком, немного лучше, чем был. И никогда раньше ему не было так легко с женщинами. Интересно, сколько все же ей лет?
  Каю казалось, что некоторые из беспомощных людей, мимо которых он проходил, смотрят на него с надеждой.
  - Ничего, ребята, мы вас спасем, обязательно спасем, - пробормотал он и вышел в прохладу внешнего помещения.
  
  19.
  И снова, не прошел он и двух поворотов, Камея-6 поглотила его своей печальной тишиной, полумраком и глухим одиночеством. Жизнь словно теплилась несколькими островками, вне которых безраздельно царствовала Камея-6.
  Кай дошел до гравитационного тьюба, который мог мгновенно доставить его до номера Джарвиса. А там рукой подать до собственной берлоги. Все недавние треволнения и страдания казались ему теперь незначительными, смешными перед подлинной людской бедой, с которой он столкнулся лицом к лицу. Кай был уверен, как только он доберется до своих апартаментов, сразу бросится на кровать и уснет, чтобы набраться сил перед тяжелым завтрашним днем. Но он ошибался. Быстро добраться до номера ему не удалось.
  Только он выбрался из шахты тьюба, как услышал смешок. Точно такой же, как вчера ночью. Но сейчас он произвел на Кая иное впечатление. Кай был настроен гораздо решительнее, и уже знал, что на станции есть маленькие дети.
  Не думая, он бросился вперед, к источнику звука, и успел-таки заметить в конце следующего коридора метнувшийся силуэт ребенка. Кай рванул за ним, понимая, что маленького мальчика он рано или поздно догонит. Спроси Кая, зачем он это делает, тот затруднился бы с ответом.
  Кай бежал все быстрее и быстрее, лихо заскакивая за повороты, и вскоре увидел метрах в двадцати перед собой паренька лет шести-семи, в детском десантном комбинезончике, со встрепанной белобрысой шевелюрой. Паренек бежал, по-детски забрасывая пятки в стороны и смешно размахивая руками. Перед очередным поворотом паренек обернулся, поймал Кая краем блеснувшего глаза и рассмеялся. Ему было весело! Кай чертыхнулся, поднажал, чуть не схватил его, но подскользнулся на очередном повороте. Кай побежал изо всех сил. Отставать было нельзя, чтобы не выпустить свою добычу из вида на очередной развилке. В длинном коридоре, ведущем в какое-то большое помещение, Кай снова увидел неуклюжую фигурку. Он понял, что теперь мальчик от него не уйдет. Расстояние быстро сокращалось. Он уже слышал, как часто и натужно паренек хватает ртом воздух, как отчаянно запрокидывает назад белобрысую голову.
  - Попался, - хищно сказал ему Кай.
  Вдруг коридор закончился, лопнув в какое-то огромное сумрачное помещение. Кай занес руку над спиной своей жертвы, но мальчик, не снижая хода, перескочил через низкий парапет и прыгнул в огромную и широкую шахту. От неожиданности Кай затормозил и чтобы не перевалиться через маленькие перильца, замахал руками. Шахта дохнула на Кая волной еще более холодного воздуха, остудившего его разгоряченное лицо. Бесчисленные уровни, отмеченные красными звездочками ламп, уходили вниз с величием бездонной пропасти. Кай только крепче вцепился в холодный металл парапета, он побаивался высоты.
  Однако Кай испугался зря. Это был обыкновенный атриум аварийного спуска. Такие еще делали лет двести назад на случай аварии в энергетических системах. Кай видел в фильмах, как действуют подобные системы, но, понятно, ни разу еще не пользовался ими.
  Кай успел заметить, как мальчик довольно быстро унесся вниз, потом плавно затормозил, перескочил через парапет и, прежде чем скрыться в темном проеме, изобразил в адрес Кая неприличный жест.
  Кай зарычал, неловко закинул ногу и, зажмурившись, бросился вниз. Кай знал, что стоит сделать резкое движение ногами, снизу его остановит упругая невидимая платформа. Падение показалось ему столь быстрым и неудержимым, воздух так сильно ударил по ушам, что он поспешил проверить этот факт. Действительно, одного удара ногами хватило для плавной остановки. Внизу ощутилась твердая поверхность, по которой можно было дойти до идущего спиралью вниз парапета. Кай хмыкнул и плавно подпрыгнул. Платформа пропала, и воздух снова засвистел в ушах.
  Увы, как ни просто было устройство атриума, пользование им требовало определенной сноровки. Кай попытался затормозить у нужного места, но остановился лишь тремя уровнями ниже - начинать торможение нужно было заранее. А вот как подниматься наверх, Кай то ли крепко забыл, то ли никогда и не знал. Время было безвозвратно упущено. Малец, наверняка, уже убежал на недосягаемое расстояние.
  Вдруг кто-то помахал Каю сверху. Конечно, это был мальчик, кто же еще? Каю снова почудилась насмешка, и он начал звереть. Очень уж неприятные воспоминания, связанные с насмешками младшеклассников, остались у него со времен школы. Кай погрозил мальчику кулаком, недолго думая, метнулся к парапету, махом перескочил через него и бросился бежать вверх по спиральной дорожке.
  Мальчик оценил расстояние, помедлил немного, почувствовал в воздухе нешуточную опасность и видно решил не рисковать, его фигурка скрылась в проеме.
  Кай не заметил, как пробежал один круг и без отдыха бросился на второй. В его памяти вставали ухмыляющиеся тени из печальных моментов прошлого, и он чувствовал себя так, словно над ним насмехалось все - лукаво щурились красные лампы, кривились очерченные бледной линией проемы радиальных ходов, издевательской речевкой стучали по ушам звуки шагов. Все это удесятеряло его силу дурной, темной энергией.
  Он за считанные минуты преодолел оставшееся расстояние, миновал контур, за которым скрылся мальчик и затопал по длинному коридору, куда открывались одинаковые безликие двери служебных помещений. Каю упорно казалось, что где-то впереди он слышит дробный звук частых шагов.
  Этот топот, может настоящий, а может призрачный, вел его довольно долго. Кай опомнился, когда звук его собственных шагов давно стал звякающим, вокруг тускло заблестели металлические панели, а свет маленьким облаком прижался к ногам, словно опасаясь черноты, подступающей из дальних углов. Выходило, он невесть сколько времени уже бежал по старой заброшенной станции.
  Кай остановился и понял, что легкий топот мальчика давно звучит только в его напряженном воображении. И в старой части станции он находится совершенно один, словно погребенный всей этой массой пустых черных помещений. Кай бросился обратно, надеясь, что впереди вскоре засияет уверенный свет постоянных ламп. Как бы не так. Минут через десять он заблудился окончательно. Куда бы он не двигался, впереди его встречала такая же завеса темноты, какая опускались сзади. Со всех сторон звонким, упругим эхом возвращались звуки его неровных шагов.
  Через полчаса Кай сел и засмеялся нервическим смехом. Ну, почему ему так не везет? Почему он такой недоразвитый, инфантильный человек? Девушка, которую он любит, где-то танцует и веселится с другими, а он нелепо, по-детски заблудился и может до утра бродить в поисках выхода. Или вовсе сгинуть в этих бесконечных лабиринтах Камеи-6. А что, с него станется.
  Кай сидел довольно долго, пока у него не затекли ноги, и он совсем продрог. В старой станции было настолько холодно, что при дыхании выделялся пар, причудливым завитком расцветающий на мгновенье перед лицом. Прямо над ним висел портал какой-то старой информационной системы. Было ясно, что портал давно уже и невозвратимо мертв.
  Где-то, так далеко, что и представить невозможно, его близкие, наверное, вспоминают о нем. Они знают и принимают его таким, какой он есть. Они относятся к нему лучше, чем он того заслуживает и по-настоящему уважают его. Могут ли они вообразить, в каком положении сейчас находится их любимый сын и брат? Интересно, что они сейчас делают? Сейчас дома лето. У отца на ферме самый горячий сезон. Он так рассчитывал на помощь сына! Дожидался Кая, чтобы начать замену старенькой системы ухода. И теперь, наверное, стоя посреди стада молоденьких ящеров, поминает сына крепким словом. Сестру Кай обещал научить летать на детском стратоплане. Наверное, ждет не дождется старшего брата. С каждым днем ее надежда становится на толику меньше. Сколько он ее уже не видел? Месяца три, не меньше. Вытянулась, наверное, уже с него ростом. А уж мать как переживает и говорить нечего. У Кая защемило сердце, так отчетливо он увидел своих домашних, так захотелось домой. Таким постылым представилось все, связанное с Камеей-6, что будь его воля, он тут же бросил бы все и улетел на Аллантис.
  Кай боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть мысли о доме, но, как ни крути, надо было возвращаться.
  Стуча зубами, он поднялся и замер. Ему показалось, что темнота в переднем конце коридора уже не такая плотная, как сзади. Такое было бы возможно, если спереди, из-за поворота, кто-то приближался, и срабатывали люминофоры старинной осветительной системы. Однако, шагов слышно не было.
  Вдруг из памяти выпрыгнуло противное лицо Кантора, его недавнего собеседника:
  - Ты думаешь, почему там никто не селится? Потому что там полно приведений, - голос эхом прокатился в его голове.
  Свет меж тем приближался. У Кая по спине пробежал холодок. Он подумал: "Вот было бы прикольно, если бы из-за поворота сейчас появилось привидение". И сам испугался своей мысли.
  Боковая стенка коридора все больше наливалась приближающимся светом, который копился, копился и, наконец, выплеснулся из-за поворота загадочным неоновым облаком. И в этом облаке плыло привидение. Кай сразу понял, что это привидение. Оно плыло прямо к нему, держа длинные руки впереди, то ли висящие, словно в невесомости, то ли протягивая их к Каю. У него была мужская фигура, мужское лицо, Кай отчетливо разглядел черты лица, застывшие маской то ли гнева, то ли боли, то ли напряжения, заглянул в белые, словно затягивающие в свою слепую глубину, глаза. Ближе к ногам, прозрачное, слабо светящееся тело призрака размывалось и вовсе исчезало, будто уходило из нашего мира куда-то, откуда ему удалось выглянуть. Почему-то именно это было наиболее страшным в картине. На Кая, словно цунами, накатила волна мистического ужаса, вызванная ощущением чуждости, инаковости, исходящими от призрака, как от испорченных продуктов исходит тошнотворный запах разложения. Слабозаметный силуэт, ломая устои реальности, превращал окружающую действительность в декорации какого-то дикого театра абсурда, в адскую пляску ломающейся реальности. А его руки с каждым мгновением приближались к Каю.
  Все это Кай успел оценить за пару секунд, потому что в третью секунду, он, спотыкаясь и очумело оглядываясь на ходу, несся, не разбирая дороги подальше от этого ужаса. Но стоило Каю в изнеможении опуститься на ледяной пол, как недалеко впереди вспыхнул свет, из сплошной стены сначала показались бледные руки, а вслед за ними на свет выплыл все тот же страшный силуэт. Кай понял, что охота идет именно за ним, и ощущение ужаса, наверное, зашкалило в его душе все мыслимые пределы. Страшная гонка возобновилась. Так продолжалось несколько раз. Иногда призрак выходил из стены, иногда поджидал впереди за поворотом. В круге света, бегущем рядом с Каем, как верная собачонка, бешено менялись детали окружающей обстановки. Но Кай их уже не воспринимал. Он не мог думать. Им владело одно лишь желание - оказаться подальше от страшного призрака, от обжигающих мертвенным холодом прикосновений, которые он уже чувствовал на своем теле. Неизвестно, сколько времени продолжалась адское бегство по черным коридорам заброшенной станции.
  Наконец, произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Кай забежал в тупик. Коридор уперся в большие прозрачные двери, ведущие в какой-то большой зал, полный непонятных Каю агрегатов. Тщетно Кай толкал двери, кричал команды и давил пальцами на кнопки старинного пульта. Двери стояли бетонной стеной, а тени за ними равнодушно наблюдали за корчами маленького человечка.
  Кай не увидел, спиной почувствовал, что призрак уже рядом. Почувствовал по могильному холоду, съежившему ему мышцы. Тогда он, не поворачиваясь, опустился на пол, сжался в комок, стараясь сделаться как можно меньше, исчезнуть из поля зрения и зажмурился изо всех сил. Что, как знают все маленькие дети, является последним средством борьбы против всякой нечисти.
  Повисла жуткая, нереальная тишина. И тут Кай понял, что ничего не происходит. По его телу не шарят страшные холодные руки, не хватают за горло, не проникают в его щуплое тело, сводя сердце ледяной судорогой. Резервы страха изрядно истощились в его организме, и Кай отважился приоткрыть правый глаз. Чуда не произошло, призрак висел невдалеке над ним. Свершено неподвижно, лишь остужая пространство своим могильным холодом. Кай зажмурился, подождал, открыл глаза уже смелее. Призрак ничем не выдавал, того, что ощущает рядом живого человека. Его руки продолжали плавно парить в воздухе, а его слепые глаза невидящим взглядом сверлили собственное отражение в стеклянной стене.
  Кай все равно боялся пошевелиться, не зная, чем закончится эта невообразимая сцена. Вдруг ближайший портал информационной системы зашипел, его панель загорелась синим светом и из динамиков, сквозь треск раздались хрипловатые звуки. Под сводами старой станции поплыли аккорды старинной веселой песенки. Ритмичные звуки заплясали вокруг Кая, вокруг неподвижной, чуть мерцающей фигуры призрака, отскакивали от низких стен и уходили в черноту, где гасли в мертвой пустоте бесконечных переходов. Жизнерадостная мелодия в своей неуместности приобретала настолько дикое, глумливое значение, что Кай от жути снова закрыл глаза. Вдруг мелодия оборвалась, словно ее задавили тяжелым десантным сапогом. И Кай, наконец, почувствовал невыразимое облегчение - судорога, которой сводило его душу, внезапно отпустила. Тут же начало непроизвольно расслабляться его сжатое в комок тело.
  Еще не открыв глаза, Кай понял, что призрака рядом нет, и сегодняшним вечером он больше не появится. Реальность мгновенно срастила дыру, проделанную в ней чужеродным элементом. Переходы старой станции вновь приобрели свой обыденный, прозаический вид.
  На удивление спокойно Кай встал и направился на поиски выхода. Ноги его еще подрагивали, но страха не было, хотелось только спать. Выход нашелся на удивление быстро. Видно иссякла, наконец, череда мытарств, отмеренная Каю на бесконечный сегодняшний день.
  
  20.
  Выспаться Каю не удалось - Кире не терпелось поделиться тем, что удалось узнать, благодаря своим женским чарам.
  Она выглядела обыденно, словно и не было вчерашней ночи. Рабочая туника шоколадного цвета ненавязчиво подчеркивала цвет глаз. Озорной завиток, постоянно выбивающийся из-под простой заколки, придавал ее образу милую бесхитростную женственность. На щеках - совсем детский, персиковый румянец. Такой она показалась Каю невыразимо милее, чем вчера. Это впечатление сплелось в душе Кая со жгучей, еще не забытой ревностью ночи, со щемящим дурманом предутреннего сна, еще витавшего в голове, там тоже была она. Кай сидел совершенно потерянный, прямо как в первый год их встречи, моргая, чтобы не набежала слеза и глядя на нее при каждом удобном случае.
  Кира не обратила внимания на демонстративно отчужденный, надутый вид Фила, на сонную одурь Кая, заставила их надеть серебристые колпаки, и вскоре в голове Кая волшебной музыкой зазвучал ее голос. Подсознание Кая наделило его самыми нежными, самыми ласковыми нотками. И Кая понесло куда-то по волшебной реке мечтаний. Он млел и купался в этом голосе, стараясь забыть, что такую окраску ее голос приобретает лишь в его голове и думая о том, что пошел бы на все, лишь бы один раз она обратилась к нему так наяву.....
  Кира между тем рассказала следующее. Та информация, которую она пыталась ненавязчиво выведать у молодых, падких до женской красоты сотрудников ССБ, находилась под самой высокой степенью секретности. Поэтому их знания были весьма скудными, и они особо не рисковали их пополнить. В ССБ лишнее любопытство не поощрялось. К тому же бравые ребята пятого оперативного отдела, впрочем, как и третьего, на Камее-6 занимались скорее подсобной работой, для выполнения которой не требуется знать истинных целей руководства. Да и мысль о том, что они постоянно находятся под постоянным контролем внешнего наблюдения, прямо-таки сводила им челюсти.
  Но, как показала практика, слухи и сплетни цвели даже в ССБ, под бдительным оком тотальной слежки. Расчет Киры оказался верным. Бурление гормонов, порожденное женской красотой, на мгновение затмевало инстинкт самосохранения. К тому же, среди личного состава ССБ жила ничем не подтвержденная уверенность, что в волнах танцполя, создающих помехи для системы внешнего слежения, они могут выражаться свободнее.
  В итоге Кире удалось установить три важных факта. Первый: накануне исчезновения Камеи-6 на станцию прибыл некий рейдер. Вообще-то на Камею прибывает много судов, но всю информацию, так или иначе связанную с таинственным рейдером, максимально засекретили. Что это за рейдер? Не связано ли исчезновение станции, последовавшее вскоре после его прибытия, с ним?
  Второй факт: перед самым исчезновением станции произошла перестрелка. Никто не знает, что именно происходило в коридорах станции, но известно: в результате погиб один из высших чинов ССБ, непонятно зачем оказавшийся на Камее-6. Все участники перестрелки, естественно, впавшие в глубокий регресс, теперь изолированы и находятся под особым контролем. Попытки вывода их из регресса строго запрещены. В ССБ явно опасаются утечки важной информации.
  И третий: одна из задач, поставленных перед оперативными группами на Камее-6, выглядит несколько странной: выявить, кто из пассажиров лайнера, успевших попасть на Камею-6 до прибытия группы Виллена и похозяйничать здесь, прячет нечто чрезвычайно важное. Самое странное - не уточняется, что именно искать. Возможно из соображений секретности, возможно, просто потому, что и само руководство не имеет об этом точного представления. Скорее второе, иначе сотрудников снабдили хотя бы приблизительными ориентировками.
  Три вышеизложенных факта, как утверждала Кира, легко связываются в одну историю, которую всеми силами стремится засекретить руководство ССБ, само толком не понимая, что произошло.
  - И это все? - пришла кислая, ворчливая мысль от Фила.
  - Да, - невозмутимо ответила Кира, - сдается мне, именно с этой историей связано исчезновение станции. Поняв, что произошло на Камее 24-го числа, мы получим шанс спасти отца. По крайней мере, перед нами открывается несколько дополнительных направлений для поисков. Первое - неизвестный рейдер. Что это за корабль? Откуда он прилетел? С какой целью? Что такого было на его борту? Корабль наверняка еще пришвартован к станции. Можно найти его и кое-что выяснить. Второе - где-то в отдельном боксе спрятаны участники перестрелки, в старом морге наверняка еще остается тело генерала. Стоит хотя бы установить их личности. Возможно, это прольет свет на случившееся. Действовать придется осторожно, информация очень секретная. Засветимся, нас и вовсе ограничат в перемещениях. Тогда уж ничего не сможем сделать. Мне, кстати, кое-кто обещал помочь. Есть вопросы? Предложения?
  Ни вопросов, ни предложений не последовало, и Кира прекратила телепатический сеанс. Кай перевел дух, с сожалением выныривая из теплых волн ее голоса.
  - Стоило ради этого вчера выделываться перед робомонстрами из ССБ! - проворчал Фил и отвернулся.
  - Ах, так? - Кира в негодовании вскочила, испепеляя Фила глазами, - я знаю, отчего ты ерепенишься. Так вот, того, что тебя волнует, не было и быть не могло. И ты бы не волновался, если бы меня хоть немного знал. Но где уж, тебя никто кроме собственной напыщенной персоны не интересует. И тебе плевать, как я переживаю за отца. Потому что ты сам никогда ни за кого не переживаешь.
  Фил покраснел, а Кай вдруг испытал подлинное облегчение. Словно с души у него сняли тяжкий камень. Оказывается, он сам не осознавал, как сильно его волновала та верность, которая вовсе к нему не относилась.
  Кира еще раз сверкнула глазами и откинула рукой непослушную прядь волос. Вдруг она замерла на мгновенье и метнулась в подсобку, откуда раздался ее возмущенный возглас:
  - Ах, вот оно что!
  За стеной что-то загремело, и Кира вытащила из подсобки, мальчика лет восьми. Мальчик, крепко схваченный за шкирку, и не думал вырываться, лишь смешно втянул голову в плечи.
  - Я думаю, что там шуршит? А это вот кто. Забрался тайком и подслушивает!
  Кай сразу узнал своего ночного обидчика, недаром бегал за ним полночи. Он поспешил убраться в сторону, чувствуя, как щеки наливаются краской стыда. Не хотелось, чтобы другие узнали о его сомнительных ночных похождениях.
  - Я не подслушивал, не подслушивал, честное слово! - от звонкого писклявого голоса зазвенело в ушах, - я случайно сюда зашел, а потом вы пришли, я и спрятался, чтобы не попало, я же без спросу зашел. Я ничего и не услышал, совсем ничего, там за коробками ничего не слышно, можете сами проверить.
  Не сказать, чтобы он сильно смутился, его блестящие глазки постреливали скорее с любопытством, чем с испугом. И вообще он напоминал любопытного цыпленка, такая же чувствовалась во всем его тщедушном облике встрепанная живость и наивная жизнерадостность. Естественные, похоже, веснушки придавали ему на редкость забавный и в то же время располагающий, свойский вид. Кай понял, что уже не может на него злиться.
  - Как же ты к нам зашел, если лаборатория была закрыта? - твердила Кира, - вчера на ночь ее точно закрывали. Фил, ты должен был закрыть. Точно закрыл?
  Фил сделал вид сильно оскорбленной невинности.
  - Видишь, - сказала Кира мальчику, - дверь была закрыта.
  - Не знаю. Я вызов нажал, ладошкой, плавно, дверь и открылась.
  - Врешь, наверное. А вчера, зачем по аппаратуре лазил? - Кира смотрела на пацана с большим подозрением.
  - Вчера я к вам не заходил, точно не заходил, честное слово, - мальчик замотал лобастой головой, комично отстраняясь руками от этого предположения - вчера я весь день занимался. Мама может подтвердить.
  - Ну, а сегодня-то, зачем зашел? - грозно спросил Фил, - зачем вызов нажимал?
  - Я спросить хотел, - вздохнул малыш, - вам помощник не нужен? Мама говорит, вам сейчас очень тяжело без вашего руководителя. Вот я и подумал....
  - А зачем тебе нам помогать? - спросила Кира.
  - Так я на каникулы прилетел, мама меня привезла. Всего на два месяца, папу повидать. А папа заболел и меня не узнает. Я боюсь, каникулы кончатся, придется домой лететь, а он меня так и не узнает. Я его уже три года не видел, соскучился. Мама говорит, только вы знаете, как ему помочь.
  - Мама-то твоя откуда знает? - вздохнула Кира, - а ты издалека прилетел?
  - С Мерафоса, - с готовностью пояснил паренек, - я там с бабушкой живу. Мои мама и папа работают на Камее-6, я их редко вижу. Вот мама взяла отпуск и за мной прилетела. Я так далеко еще ни разу не был, в моей школе никто так далеко не летал, - это он сказал с нескрываемой гордостью, - Мы двое суток летели. На лайнере так интересно было, там прямо в каюте бешеную горку можно включить....
  Кай подумал, бедная, должно быть, планета Мерафос, если его так порадовал простейший гравитационный тренажер.
  - Погоди, погоди, не тараторь, - строго сказала Кира, - тебя как зовут?
  - Эрик.... Эрикаандрос, - ответил мальчик, обаятельно улыбнувшись.
  - Послушай, Эрик, я вижу, ты мальчик хороший. Но в помощники мы тебя взять не можем. Нам помощник пока вообще не нужен.
  Эрик ничего не сказал, только беспомощно заморгал, и в глазах мелькнула такая досада, такая обида на весь мир, что у Кая дрогнуло сердце. Кира тоже растрогалась:
  - Ты приходи на днях, на той неделе. А если работа появится, мы тебе сами сразу же сообщим. Хорошо?
  Эрик весь как-то сразу поник и направился к выходу. У Кая сердце облилось кровью. Он не выдержал:
  - Послушай, Кира, а почему бы нам его не взять? Он действительно может пригодиться. Везде пролезет и все что надо разузнает.
  - Правильно, - добавил Фил, - давай возьмем Эрикаандроса. Уж работу мы ему найдем.
  Эрик, почуяв подмогу, замедлил шаг, но убитого горем вида не изменил.
  - Ага, возьмем, а отвечать за него кто будет? - не сдавалась Кира.
  - Да что с ним может случиться? Давай возьмем, нюхом чую, от него будет польза.
  Эрик смахнул рукой наметившуюся слезинку. Кира пристально посмотрела на Фила и Кая:
  - Хорошо. Я согласна. Только если с ним что-нибудь случиться, отвечать будете вы. И с матерью его сами будете разговаривать.
  - Конечно, будем, - заверил Фил и добавил потихоньку Каю,- как бы не так. Отвечать все равно будет старший группы....
  Так в их маленьком мирке Камеи-6 появился Эрик.
  При первой же возможности Кай переговорил с ним. Ему просто необходимо было задать пареньку несколько вопросов.
  - Скажи мне, Эрик, - спросил он, присаживаясь и внимательно смотря в ясные светлые глаза, - зачем ты меня по станции водил?
  В глазах Эрика не появилось и тени насмешки, которая так бесила вчера Кая.
  - Я вас не водил. Я просто мимо проходил, пошутить хотел, а вы за мной стали гоняться. Вот я и убегал.
  - И часто ты один по ночам бродишь?
  - Бывает, - запросто ответил Эрик, - когда мама дежурит в лазарете.
  - И зачем ты бродишь? Гуляешь?
  - Нет, я привидений ищу, - спокойно ответил Эрик. Его голос звучал так, словно речь шла о простых космических тараканах. В глазах Кая на мгновенье встала вчерашняя размытая фигура, тянущая к нему руки из стены. Он невольно содрогнулся.
  - А ты их видел?
  - Сто раз. На старой станции, - Эрик говорил так, словно речь шла об игрушках.
  - А зачем ты ищешь привидений?
  - Говорят, если коснешься привидения, исполнится любое твое желание.
  - А ты не боишься? - спросил Кай, с неподдельным интересом заглядывая в неглубокие серые глаза, полные светло-коричневых крошек.
  Эрик даже удивился:
  - А чего их бояться? Они же привидения, их на самом деле нет. Холодом только веет как из криокамеры.
  - Ну и как, исполнилось желание?
  Эрик как-то по-взрослому вздохнул:
  - Пока нет. Я загадал, чтобы папа поскорее выздоровел. Да я еще ни разу не докоснулся. Они от рук отскакивают как магнитные бабочки. Но ничего, рано или поздно у меня получится.
  - Слушай, - Кай на ходу пытался сформулировать самый важный вопрос, который позволит ему утрясти в голове то страшное ночное происшествие, - а кто-нибудь из взрослых знает про привидения?
  - Не знаю, - Эрик почесал растрепанные вихры на затылке, - Я ни с кем про это не разговаривал. Ну, мама пугала, говорила, чтобы ночью из номера не выходил. А вы, наверное, вчера привидение видели? Какое? Белого человека? Он чаще других бывает.
  - А что, и другие бывают?
  - Да, но остальные гораздо реже и в других местах. Хотите, покажу, если повезет? - оживился Эрик, - Сегодня ночью как раз мама на дежурстве. Давайте я завами зайду, - Эрик оживился.
  - Может быть. Ладно, беги.
  Кай посмотрел, как маленькая фигурка скрывается в кабине тьюба, и ему подумалось: только на Камее-6, в странной атмосфере которой оживают страшные истории, можно встретить мальчика, бродящего ночами по темным пустым лабиринтам и спокойно разыскивающего привидений. В этот момент ему пришла в голову одна идея. В первый момент она заставила его содрогнуться от страха. Но, замирая, он уже понял, что перешагнет через этот свой страх.
  
  
  
  21.
  Ментальное погружение в психику малыша проводилось в одном из многочисленных салонов интимных развлечений. Именно там исчезновение станции застало малыша. Мать, сидя в беседке, просматривала каталоги специфического содержания, а малыш в это время был предоставлен сам себе, насколько ему позволяло бдительное око робоняньки. Надеясь на срабатывание старого доброго закона ассоциации, они и собирались воспроизвести ситуацию в беседке, сложившуюся перед самым исчезновением Камеи-6.
  - Не бордель, а островок романтики, - сказал Фил осмотревшись.
  Салон был одним из дорогих, на престижном уровне космопорта. Обстановка заведения и точно должна была создавать самое романтическое настроение. Приемный зал салона был сделан в виде открытого сада, выполненного в стилистике Тристана раннего периода колонизации. И, конечно, был воспроизведен самый разгар теплого сезона экваториальных широт. Вымощенные камнем, скрытые тропинки петляли среди гущи настоящих живых зарослей, вокруг каменных горок, по которым змеились серебристые ручейки, и приводили в укромные, уютные уголки, где посетителям, сидя в каменных беседках, надлежало определиться в своем выборе или просто насладиться окружающими красотами. Вечерний пейзаж был великолепен. Сад находился на дне уютной темнеющей долины, по каменистым стенам которой, плавно взбирались купы густых, темно-зеленых деревьев. Верхние из них резали острыми кронами гаснущее, шелковистое, пастельно-розовое, небо. Закат наполнял плотные сумерки, повисшие уже в долине, оттенками самой благородной красоты. Иногда ветерок приносил запахи моря, чаще же - тончайшие запахи эфирных масел и невесть каких еще ферромонов, источаемых роскошнейшими цветами. В результате рождалась изысканная, утонченная атмосфера, шевелящая в душе самые романтические настроения.
  На склонах долины там и сям манили из волшебных сумерек разноцветные фонарики павильончиков, в которых, наверное, и происходило то, ради чего приходили сюда богатые клиенты.
  Аппаратуру расположили на полянке, неподалеку от беседки, куда должны были с минуты на минуту принести малыша. Света хватало, так как в лианы, оплетающие беседку, были вживлены светящиеся элементы, и они словно сеяли вокруг себя приглушенную зеленоватую кисею. Оглушительно, до легкого очумения, стрекотали цикады. Причудливую вязь узоров чертили в облачках света зеленоватые бабочки.
  Каю было интересно, он еще ни разу не был в салонах интимных развлечений. Стеснялся неизвестно чего. Не пошел даже тогда, когда получил оплаченную карточку дорогого салона в подарок от отца на окончание школы. Первое впечатление его порадовало.
  Фил на заднем плане незаметно сунул нос в кубик с каталогами.
  - О-о-о-о! У-у-у-у! Ха! Ух-ты! Гг-гы! Вот это да! - слышалось Каю, - Что? И такое бывает? И это даже есть? Уау! Вот это подход к делу. Не то, что у нас на Аллантисе.
  - Еще бы, это заведение куда дороже, чем ты мог себе позволить на Аллантисе, - проворчал Кай.
  - Не скажи, - вздохнул Фил, - отец специально следил за моими интимными развлечениями. Положение семейства не позволяло, чтобы я шлялся где попало и оставлял там образчики своих генов. Увы, у нас на Аллантисе слишком казенно относятся к делу, без выдумки. Набор развлечений не идет ни в какое сравнение....
  - Надо обязательно побывать на Тристане, - мечтательно сказала Кира, не слышавшая разговора, - наверное, там так же хорошо.
  - Обязательно, обязательно побывайте, - вступил в разговор Берский, задумчиво жевавший в сторонке травинку, - там в тысячу раз лучше. Живой Тристан не идет ни в какое сравнение с этим жалким подобием. Там свой недостаток - быстротечность. Только ухватишь мгновенье, как оно уже перетекает в другое. Одно утешает: другое мгновенье никогда не будет хуже предыдущего.
  - А вы были на Тристане? - спросила Кира.
  - Увы, только один раз, примерно в вашем возрасте. Потом всю жизнь мечтал туда выбраться, но так и не довелось. Теперь-то уже ни к чему, - вздохнул Берский, - однако, что-то наши коллеги задерживаются.
  Повисла пауза. Только сейчас Кай понял, что не только он, но и все напряжены до предела. Покусывает нижнюю губу Кира, умолк Фил, мрачно хмурится Берский. Бросилось в глаза, как тревожно поблескивает серебристое покрытие шлемов эго-проектора в золотистых сумерках.
  - Да где они там? - воскликнул Фил, - Эрикаандрос, сбегай, узнай, может, что случилось. А где он? Где Эрик?
  Эрик куда-то исчез. Наверное, пользуясь моментом, лазил по окрестностям. Каю хотелось, чтобы никто так и не пришел, чтобы эта страшная история оказалась сном, каким она кажется сейчас на фоне чарующего искусно сделанного вечера.
  Но нет, на одной из тропинок показались две фигуры в белом, сзади нерешительно плелась длинная фигура в черной тристановской тунике. Это оказались Индра Кларк и та красавица, что вскружила, по словам Фила, голову профессору, Тилайя Никс. Третьим был Окано, которого специально не звали, ему было неловко, но видимо он не смог перебороть своего любопытства. Красавица несла на руках малыша. Взоры всех сразу же устремились на него. Через это маленькое симпатичное тельце в окружающую идиллию, казалось, пробрались липкие холодные щупальца страха и безжалостно смяли очарование окружающего пейзажа. Малыш, впрочем, был совершенно обычным, не верилось, что он чем-то отличается от всех остальных людей на станции и что в этой маленькой головке, склоненной на мягкое женское плечо, сейчас хранятся, возможно, очень страшные воспоминания. Индра несла в руках выключенную робоняньку - маленькое спрутообразное устройство.
  - Вы решили, кто будет погружаться? - спросила она, - Давайте приступать, а то малыш скоро проснется, альфа-наведение закончилось уже полчаса назад. И, кстати, сейчас сюда собирается прийти Виллен.
  Малыша отнесли в беседку. Важно было, чтобы погружение произошло сразу после пробуждения, с целью не пропустить нужного воспоминания, которое могло промелькнуть в любой момент.
  - Мама! - крикнули откуда-то из кустов, и на тропинку вылез Эрик, обирающий колючки и лепестки. Глаза его жизнерадостно блестели.
  - Эрик, а ты откуда взялся? - удивилась Тилайя и строго спросила, - ты занимался сегодня?
  Эрик, не колеблясь, кивнул вихрастой головой.
  - Честно?
  Серые ясные глаза сделались честными-честными, честность разве не плескалась из них. Кай про себя усмехнулся. Насколько он знал, приниматься за учебу Эрик и не думал.
  Когда Кира объяснила, что Эрик теперь не просто Эрик, а помощник, Тилайя улыбнулась и сказала:
  - Ребята, я не против, только он должен заниматься.
  - Так у него же каникулы, побойтесь Бога, - воскликнул Фил.
  - Виртуальный учитель у него запрограммирован на двадцать семь тем, которые он не сдал. А на каждую тему надо потратить не менее трех часов. На Мерафосе все повернуты на образовании.
  - Мам, я буду заниматься, честное слово. В день по три часа, не меньше, а может и больше. Буду просто вставать пораньше и заниматься.
  - Вводится новое правило, помощник, - сказал Фил строго, - человек, не выучивший урок на сегодня, к работе помощника не допускается. Понял? Сегодняшний урок готов? Тогда почему ты еще здесь? Действуй, я сам спрошу у виртуального учителя.
  Эрик хотел было возразить, но, подумав про себя, промолчал и удалился с мрачным достоинством.
  - Давайте скорее, - поторопила Индра.
  Кира, конечно, решила погружаться сама. Фил ассистировал, Кай дежурил на аппаратуре. Скоро Кира замерла на гравитационном кресле. Из под колпака эго-проектора как всегда выбился непослушный локон, у Кая опять замерло сердце, и сердце его сжалось от тревоги за нее. Ему показалось, что она уходит навсегда, а они стоят и ничего, совсем ничего не делают. Только бы ничего не случилось! Кира ободряюще улыбнулась пересохшими губами, часть этой улыбки перепала и ему. Потом она закрыла глаза и стала похожа на спящую красавицу. Только в золотисто-фиолетовом свете вечного заката она показалась особенно неземной, уже не принадлежащей этому миру. Что-то же надо сделать! - крикнул в глубине внутренний голос, но Кай только вытер со лба холодную испарину. Все, что он должен был сейчас проделать, он делал уже сотни раз. Включил ментальные датчики, эго-проектор, проверил калибровку.
  Фил тем временем приладил последние детали медицинской аппаратуры и погладил Киру по руке. Ему тоже было не по себе.
  На стереокартинке Кай увидел синеватые объемные изображения ментальных полей.
  - Кира, сканирование включено, начинай, - мягко сказал Кай. В свой голос Кай вложил всю нежность, какую только смог. Если бы только это могло ей помочь!
  Центральное завихрение в ментальном поле Киры начало приближаться к верхней зоне поля, чтобы стабилизироваться там. Замерло на мгновенье и снова продолжило плавное движение. Снова приблизилось и снова сорвалось. Кира никак не могла достичь сверхконцентрации. Неслыханно! Через пять минут безуспешных попыток она выскочила из кресла. Первый раз Кай услышал, как она ругается.
  - Быстрее, ребята, он просыпается, - крикнула Индра со стороны беседки.
  - Фил, давай ты. У меня не получается, - Кира потерла свои раскрасневшиеся щеки, - не могу сосредоточиться.
  Фил засуетился и начал устраиваться в кресло. По выражению его лица Кай не мог понять, что он чувствует. Руки Фила мелко дрожали. Кира улыбнулась ему. Это была улыбка примирения. Кай только вздохнул и проверил калибровку. В ментальном поле малыша появлялись первые признаки пробуждения.
  И снова, заглядывая Каю через плечо, все наблюдали, как центр сознания Фила безуспешно пытается замереть в своей верхней точке. Фил тоже переволновался и никак не мог сосредоточиться. Куда уж Филу, если сама Кира испытала неудачу. А Кира была безусловным чемпионом по умению входить в состояние сверхконцентрации. Чуда не произошло. Вскоре и Фил вскочил с гравикресла.
  - Надо же, - сказал Берский, - а я думал, что сверхконцентрация - это байка, чтобы отвадить от погружений дилетантов.
  - Он проснулся! - провозгласила Индра.
  - Кай! - скомандовала, наконец, Кира. Тот уже давно понял, куда выруливает ситуация, и когда полез в кресло, у него уже пересохло во рту. Вот он, случай, - билась в голове мысль, - которого ты так давно ждал. Кира ловко пробежалась по его телу ласковыми руками, закрепляя датчики, поправила шлем и улыбнулась. Наверное, не так как Филу, но он и ради этого готов был рискнуть чем угодно. И ради того, что впервые осмелился заглянуть ей в глаза. И не просто заглянул, а выразил ими все, что чувствует, все, что давно наболело в его душе. Потом посмотрел на вечный, застывший закат и закрыл глаза.
  Кай сосредоточился и проделал то, что обычно в таких случаях. Он представил абсолютную черноту космоса. Чернота окружала его со всех сторон, он плыл, кувыркался, купался в ней. Вдруг в черноте что-то блеснуло. Кай направился в ту сторону и увидел сверкающую каплю звездной росы. Он понесся к ней, и капля постепенно увеличиваясь в размерах, поглощала собой все пространство, пока не раскрылась перед ним в огромную звездную спираль, нависающую, завораживающую, подавляющую своим колоссальным масштабом. Спираль, занявшая полнеба, медленно, огромным цветком галактики вращалась вокруг своего ослепительного центра, и это вращение усиливалось с каждой секундой. Вскоре ее ветви начали сплываться в одну сплошную размытую массу, и Кая неумолимо повлекло в огромный звездный водоворот. Жуткое и захватывающее ощущение быстро стремилось к кульминации. Через мгновение Кай перешел грань и слился с царством бездонного, чистого золотого сияния, растворился в нем, стал этим сиянием и стал миром, потому что ничего кроме золотого океана света в мире не существовало....
   Кай понял: он уже не чувствует своего тела и держит под полным контролем поток своих мыслей. То есть, он с первой попытки сделал то, что ребятам сделать так и не удалось - достиг состояния сверхконцентрации. Кай словно падал куда-то. Короткое состояние свободной проекции для него всегда было падением. Он знал, что в свободной проекции часто всплывают спонтанные видения и всегда надеялся увидеть Киру, но бессознательное ни разу не сделало ему такого подарка. Чаще всего он не видел ничего, так же как ночью ему редко снились сны.
  Сейчас виденье все же мелькнуло - короткой лиловой вспышкой, взорвавшей мир. Увы, Кай ничего не успел разглядеть в этой вспышке, слишком она была мгновенной. Резкий свет словно перечеркнул для него окружающее, и он на время потерял сознание.
  
  
  22.
  Первое, что почувствовал Кай, когда раскрылся внутренний тюльпан чужого сознания, это жгучее беспокойство. Вокруг Кая вспыхнул зеленый кисейный свет, пространство раскинулось, и Кай оказался на полу огромного помещения. Помещение на первый взгляд показалось ему незнакомым - так меняет окружающую обстановку элементарное изменение угла зрения. До погружения Кай довольно долго топтался в беседке, где сейчас находился малыш, но теперь почти ничего не узнавал. Причем изменились не только пропорции окружающих предметов - мир стал совершенно другим. Кай оказался на равнине новой страны, где все приобрело особое, глубокое значение, словно за личинами предметов вдруг проглянула их истинная сущность. Громада старомодной стационарной скамейки хищно изогнулась и высилась угрюмой скалой, между ее ножками притаилось тревожащее облако тени. Скамейка подавляла, и малыш, качнув на мгновенье окружающий мир, поспешил отойти в сторону.
  Кай знал, что миры детей от года до трех лет отличаются самой богатой палитрой ощущений. Все становится ярким, невыносимо завораживающим, уводящим в свою волшебную глубину. Все приобретает тысячу особенностей, которые пролетают мимо восприятия взрослого человека: вкус, запах, плотность, шершавость, теплоту упругость, которые не менее важны, чем зрительная картинка, и придают миру куда большую емкость и полноту. В каждом предмете кроется загадка, которая озарением ждет тебя, и ее надо обязательно разгадать. Помнится, первое погружение в мир маленького ребенка сильно расширило у Кая восприятие мира. И дало возможность ощутить себя самым важным и значительным существом во вселенной, исключительно вокруг которого и вертится этот мир.
  - Уака, - сказал малыш, наверное, обозначив этим словом переплетение светящихся змеистых лиан, струей спадающих сверху. Именно их близость и делала окружающий свет таким ярким. Профессор почувствовал, как беспокойство усиливается - малышу нестерпимо захотелось добраться до широких фигурных листьев, словно вся действительность сосредоточилась в этот момент в них. Кай ощутил в потоке сознания малыша некое уплотнение, словно в мутном потоке наткнулся на рыбку, тут же брызнувшую в сторону.
  Ага, - подумал Кай, - возможно параллельное воспоминание, - ведь он уже раньше видел эти лианы.
  - Уака, - повторил малыш требовательно и двинулся в сторону листьев. Внимание малыша вдруг привлекла собственная рука - как причудливо на ней зашевелились пальцы.
  - Уча, - сказал малыш. То, что пальцы шевелятся вроде как сами по себе, но в тоже время по его желанию, почему-то показалось малышу крайне смешным. Детский смех крайне заразителен и своим колыханием заполняет весь мир, Кай сам не смог удержаться от внутреннего смеха. Потом малыш снова заметил лианы. Перед взором промелькнула, наложившаяся на картинку, прозрачная тень, словно лианы на мгновенье сверкнули негативом на заднем фоне сознания. Точно, параллельное воспоминание. Хорошо, хорошо, - замирая, думал Кай, - этак дойдет и до фиксирующих воспоминаний, а там, может, чего и выплывет.
  Малыш уже потянул было за светящуюся ветку, ощутил уже ее холодную гладкость и заворожено уставился на темное переплетение жилок в ткани широкого листа, как вдруг его руку мягко остановил маленький человечек в колпачке и с бородой - гномик. Такой вид родители малыша придали робоняньке. На самом деле, за очень реалистичным изображением скрывался белый, невероятно многофункциональный и подвижный робот-спрут. Кай помнил такого же из своего далекого детства. Гномик не вызвал у малыша ни малейшего интереса, давно был изучен. Кай почувствовал удивление, потом легкую судорогу недовольства.
  - Уака! - возмутился ребенок. Оттого, что его продолжали отстранять от лианы, недовольство подперло тугим, горячим комком возмущения.
  - Нельзя, Клай, нельзя, - сказал гномик, весело улыбаясь.
  - Уака! - малыш уже крикнул.
  - Нельзя, - сказал гномик уже строго, - это нужная вещь.
  - Уака, - это был уже крик, который должен был разнести все в клочья. Крик повторялся снова и снова, Каю дико захотелось, чтобы все разбилось в дребезги, чтобы сам он разлетелся на тысячу клочков. Робот на это строго качал головой и мягко отстранял малыша от лианы.
  Гнев малыша, словно натолкнувшись на свою безрезультатность, начал оплывать дрожащей, сладковатой обидой. Вдруг обида отошла на второй план - малыша отвлекла складка тяжелой ткани с соседнего гравикресла. Качнувшись, он направился туда. Робот засеменил рядом.
  В течение довольно долгого времени ребенок хаотично двигался по комнате, стараясь завладеть, попробовать и разгадать все мало-мальски заметные предметы. Каю скоро это начало надоедать, а для малыша было обычным постижением мира. Призраками мелькали непонятные образы, на мгновение пытаясь слиться с реальностью и тут же исчезая. Это проносились отрывочные неоформленные картинки параллельных воспоминаний. Ни одно из воспоминаний так и не стало фиксирующим.
  Ну же, ну, - думал Кай, - вспомни, как ты уже был здесь. Ты же наверняка помнишь. Очень уж Каю хотелось закрепить свой сегодняшний успех каким-нибудь ощутимым результатом.
  В конце концов, блуждания направили малыша в дальний угол, где стоял многофункциональный тюльпан с оборудованием и Кай уловил волну интереса поднявшуюся в сознании малыша. Интереса, смешанного с непонятным, щекочущим страхом. Интерес явственно исходил из угла, но не из тюльпана, а из чего-то, лежащего рядом. Кай не сразу понял, что на самом деле там ничего не лежит, какой-то неопознанный блестящий предмет малыш видит в своем воспоминании. Фиксирующем воспоминании из двадцать четвертого числа! В другое время его он здесь просто не бывал - его мать заходила в салон только один раз. Кай не услышал, скорее почувствовал, как в его собственном теле забухало сердце. От таинственного, пугающего исчезновения станции его отделяло несколько детских шажков.
  Видеозапись робоняньки от двадцать четвертого числа оборвалась примерно в тот самый момент, когда малыш находился где-то здесь, в этом темном углу. Кай напрягся до предела и подумал с мрачным удовольствием, что, наверное, все сейчас видят, что его физпоказатели резко скакнули вверх. Дурацкая мысль.... Малыш дошагал до угла, плюхнулся на пол, ничего там не нашел. Вдруг реальность расфокуссировалась и заслонилась реальностью воспоминания. Свершилось! Кай не успел обрадоваться, как прямо перед лицом малыша из болотной пустоты возникло, словно запузырилось и заполнило собой весь мир другое, невероятно гротескное, искаженное лицо. Нечеловеческое, такое мерзкое лицо не могло быть человеческим, тянущее к нему сложенные трубочкой-хоботом похотливые губы. Потом в глаза бросилось и вызвало содрогание нечто вроде огромных грудей и страшно, нелепо изогнутых бедер. Образ метнулся туда-сюда и изогнулся дугой, словно в какой-то нелепой линзе, при этом отчаянно цепляясь за малыша своими руками-щупальцами. Малыш отчетливо ощутил их холодное, липкое прикосновение. Душу малыша, и в воспоминании и сейчас, свело судорогой животного страха. Вдруг словно прорвавшись сквозь пелену забвения, звонким громом ударил откуда-то сверху голос его матери.
  - О боже! - крикнула насмерть перепуганная женщина, и у Кая от этого голоса по спине побежала вторая волна мурашек. Это был внутренний голос, Кай не услышал, почувствовал его так, как мы обычно вспоминаем в уме голоса других людей. Возможно, этот голос входил в звуковой след воспоминания, возможно, наложился спонтанно. В положении Кая это невозможно было определить.
  Реальность лопнула, мелькнув образом большой теплой женщины лежащей на полу, его матери, и малыш выпал из фиксирующего воспоминания.
  В этот раз беседка показалась ему огромной, холодной и подавляющей, полной страшных теней. А сам он провалился в пучину одиночества, беспомощности и обиды на весь мир. Над всем этим сладковатым ужасом всплывал размытый образ матери, слитый с образом другой женщины - в белом халате. Сжавшееся тельце вспомнило мягкие теплые прикосновения.
  - Мама! - определил малыш, наконец, свое ощущение, и коктейль чувств словно обжег его изнутри, заставляя все громче и громче плакать.
  Кай понял, что сегодня от малыша они больше ничего не добьются, и послал команду к выходу. Реальность малыша словно сжалась, свернулась в бутон, который становился все меньше и меньше, пока не утек из сознания Кая в какую-то невидимую щелку. Пару секунд Кай падал куда-то, еще испытывая гаснущие чувства малыша, потом махом оказался в своем теле. Собственный поток сознания при возвращении никогда не раскрывался бутоном, подобно чужому эго-пространству, он вспыхивал разом, словно кто-то обрушивал его на голову. Погружение закончилось. Он вернулся.
  
  
  23.
  Вечный искусственный закат лил свое золото, над Каем со всех сторон склонились встревоженные лица окружающих. Как же ему было приятно ощутить тревогу и теплую радость, которая облаком окружила его, словно он вернулся домой к своим близким! Он нашел лицо Киры, улыбнулся ей и большим усилием воли заставил себя отвести глаза. Расслабил свои судорожные мышцы и начал нежиться в этом тепле, нежиться в своем плавном, привычном потоке мыслей. После длительного погружения, особенно в психику, кардинально отличную от психики нормального взрослого человека, ни в коем случае нельзя было сразу вставать и разговаривать.
  - Так я не радовался на своем первом свидании! - сказал Фил с неподдельным облегчением.
  - Вы знаете, молодой человек, у меня возникла аналогичная мысль, - добавил Антоний Берский.
  Кай ощутил прилив теплоты к этим людям. Но вдалеке он услышал всхлипывания ребенка и нахмурился. Его погружение можно считать неудачным. Ничего конкретного он ведь не узнал. Лишь в ушах отчетливо звучал страшный женский возглас, вгоняя его в состояние легкой жути.
  Через четверть стандартного часа Кира проверила показания медицинских приборов и дала добро на подъем. Все равно, Кай, когда вставал, выглядел, наверное, как вылезающий из кабины пилот перехватчика после сложного атмосферного боя.
  Первым делом, никому ничего не объясняя, он добрался до портала местной медицинской инфосферы, нашел в биопаспорте образчик голоса женщины, набрал нужные слова, задал уровень страха близкий к ста процентам и включил воспроизведение:
  В установившейся недоуменной тишине раздался женский голос:
  - О боже!
  Слова будто взрезали, разорвали тишину. У Кая по коже пробежала новая волна мурашек. Да, именно так голос звучал в случайном воспоминании малыша. Так воскликнуть можно было только в состоянии сильнейшего ужаса, смешанного с болью. Или сильнейшего экстаза, если уж на то пошло. Но в сильнейший экстаз верилось как-то не очень.
  Кай подробно рассказал всем о своих впечатлениях. По мере его рассказа на лицах окружающих все сильнее и сильнее проступало недоумение.
  - Я так ничего и не понял, - сказал Виллен, который успел за время погружения присоединиться к компании, - Что означает голос его матери? И это мерзкое видение? Именно его люди видели в момент исчезновения?
  Все молчали. Фил почесывал затылок, Кира кусала нижнюю губу и что-то выводила пальцем на коленке, Индра напряженно нахмурилась. Только Берский смотрел на свет сквозь лепесток какого-то яркого цветка. В тишине слышалось лишь симфоническое, торжественное стрекотание цикад. Кай не мог спокойно соображать, у него в голове звучал этот страшный голос.
  - Не молчите, - желчно добавил Виллен, - Делайте предположения, спорьте, заложите данные в интеллектуальную систему, наконец. В вашем распоряжении лучшие нейромодели ССБ. Только не молчите. Не демонстрируйте наше полное бессилие.
  - Ну, дорогой Виллен, - добродушно сказал Берский, - молчание, это не значит бессилие. За молчанием скрывается самая напряженная работа мысли. Для меня, например, дело представляется ясным, как полярный день на Аллантисе.
  - Ну, так говорите, не тяните, у нас и без того мало времени, - проворчал Виллен.
  - Надо же дать и молодежи себя проявить. Ну ладно, объясняю, - Берский уселся поудобнее, пожевал бесцветными губами от удовольствия, оглядел всех и начал:
  - Ваша неудача, уважаемые коллеги, объясняется отсутствием привычки делать разные логические посылки. Вот скажите мне, с чем вы можете связать эти странные псевдоэротические воспоминания ребенка?
  - Они вполне могли возникнуть при внешнем воздействии на психику во время исчезновения станции. Возможно, эти воздействия актуализируют глубинные слои бессознательного, - осторожно сказал Окано, до сих пор державшийся в тени.
  - Именно. Подобное предположение первым приходит на ум, а так как оно бездоказательно, и не дает зацепок, оно тормозит всю дальнейшую работу мысли. Давайте попробуем не остановиться на первом умозрительном заключении. С чем еще мы можем связать странные видения?
  - Возможно, спонтанно актуализировался ранний травматический опыт, - предположила Индра. Кира с готовностью кивнула.
  - Что ж, вполне логично, - подтвердил Берский.
  - Или он случайно увидел это раньше, при прошлых похождениях мамаши, - добавил Фил.
  - И это не идет вразрез с логикой. Все вы мыслите согласно предположению, будто эти видения никак не связаны с тем темным углом, где он переждал исчезновение станции. Максимум, допускаете цепочку ассоциаций. А вы попробуйте оттолкнуться от другой посылки: предположите, что эти образы он нашел именно в том углу. И тогда открывается возможность для новых догадок. Ну же?
  - Возможно, он заглянул в какой-то кубик с информацией, - предположил Фил.
  - Тепло, но не точно, если мы учтем, что в этот момент ребенок испытывал телесные ощущения. Что остается?
  - Виртуальные очки! - вскричал Фил, будто открыл закон критониевого распада.
  - Точно. Но не просто виртуальные очки, тогда мы не объясним такую нелепость и искаженность эротического образа. Отсюда напрашивается следующий вывод, который заодно объясняет, почему эти очки валялись на полу.
  - Сломанные очки! - снова отличился Фил.
  - Именно. Сломанные, разрегулированные, случайно или намеренно и потому просто брошенные кем-то из посетителей. Кстати, у ССБ появляется повод задать несколько вопросов хозяевам этого заведения, как только они очнутся. Похоже, в своем заведении они допускали запрещенный виртуальный секс.
  Так как виртуальный уход населения считался одной из самых опасных угроз безопасности государства, а виртуальный секс был одним из самых вредоносных видов виртуального ухода, можно было догадываться, какие у хозяев салона возникнут проблемы.
  - Таким образом, мы делаем вывод, что как только ребенок добрался до того угла, он нашел виртуальные очки, надел их и они автоматически активировались. А снять их сразу он уже не мог, потому что любые виртуальные очки, как мы знаем, принимают форму головы и их нельзя сразу дезактивировать во избежание вреда для нервной системы.
  - А голос? Голос его матери? - нетерпеливо спросил Виллен.
  - Голос его матери очень полезная часть его воспоминания. Она с большой долей вероятности позволяет утверждать, две вещи. Если уважаемый Кайлин не ошибается, а у нас нет оснований его в этом обвинять, голос был именно голосом его матери, и своей интонацией выражал сильный страх. Его мать чего-то сильно испугалась. В обыденной жизни станции, в заведении, ориентированном на получение всяческих удовольствий, женщину вряд ли могло что-то так сильно испугать. Значит, ее голос связан с чем-то необычным, короче говоря, с исчезновением станции. Это раз. И два. Голос матери сцеплен с воспоминанием искаженных эротических образов. Значит, в момент исчезновения станции ребенок находился в этих самых очках, и не видел того, что заставило его мать кричать от ужаса. Кстати, у меня есть и фактическое подтверждение этой догадке.
  Берский извлек из инфосферы стереокартинку - видеозапись робота-няньки за последние несколько секунд перед исчезновением, перед тем, как она прервалась, погонял пальцем кадры и остановил изображение:
  - Мы не обратили на это внимание, потому что ребенок виден со спины и находится в затененном месте. Но если приглядеться, - Берский увеличил изображение затылка ребенка, - то мы увидим краешек крепления от виртуальных очков. Вот он видите? Он почти не заметен напоминает просто тень. На него не сочла нужным отреагировать аналитическая нейросистема. Но он есть. Я обратил внимание на эту деталь еще при первом просмотре записи, но только сейчас окончательно понял, что это такое.
  Все молчали, переваривая услышанное. Виллен задумчиво потер усы, потом сказал, тяжело глядя на Берского:
  - Ну и какой вывод мы можем из всего этого сделать?
  - Вывод вырисовывается очень интересный, - Берский помедлил, словно попробовал этот вывод на вкус, прежде чем поделиться с другими и сощурился от удовольствия, - всесторонние исследования, которые просветили ребенка до последнего атома, не выявили ни малейших его особенностей по сравнению с остальными людьми на станции. Сейчас же мы достоверно установили, что в момент исчезновения Камеи-6, ребенок был в активированных виртуальных очках. Известно, что в виртуальных очках кроме него на тот момент пребывало не менее десяти человек, и это их никоим образом не спасло. Возникает предположение: не может ли быть, что причина кроется именно в тех самых очках? Может быть, их испорченность придала им некие особые свойства? Поэтому, дорогой Виллен, мы добавляем нашим оперативным отделам новую приоритетную задачу: как можно быстрее выяснить, что стало с этими очками и попытаться их раздобыть. А уже тогда мы сможем сделать окончательные выводы. По-моему не так уж и мало в деле, в котором не было вообще никаких зацепок. Мы должны сказать спасибо нашим молодым коллегам из группы Джарвиса.
  Молодые коллеги скромно потупились.
  - Что ж, добро, - сказал Виллен, - Я думаю, в течение завтрашнего дня мы получим эти очки. Никуда пропасть они не могли. И я вас попрошу, ребята, без согласования со мной никаких погружений не проводить.
  Просьба была сказана тоном непререкаемого приказа, черные глаза разом просветили их всех, и Виллен удалился. За ним, раскланиваясь на ходу засутулился Окано.
  - Антоний, я ваш поклонник на веки веков, - фамильярно восхитился Фил, - разрешите я повешу ваш портрет в своей комнате?
  - Вы мне льстите, молодой человек, - отмахнулся Берский, но было видно, что ему приятно, - умение строить аналитические цепочки я приобрел исключительно за годы тренировок. Это вполне доступно каждому.
  - Если вы поможете мне убрать аппаратуру, я не обижусь, - Кира уже начала складывать в контейнер медицинские датчики.
  Берский церемонно откланялся, Индра осталась помогать. Фил еще разглагольствовал на тему того, что очки давно уже утилизированы системой уборки. Индра сказала, что система уборки не успела включиться - первые специалисты ССБ по счастливой случайности прибыли на станцию еще до наступления ночи и заблокировали все системы. Кай слушал без интереса, зевая во весь рот. Измотанный погружением организм требовал крепкого сна.
  
  
  24.
  Кто-то, грубо разворошил мутное наслоение образов и, бесцеремонно теребя за плечо, потащил Кая из черного теплого колодца сна. Кай рывком разлепил глаза, и в них сплылись в кучу веснушки на остром носу Эрика. С выражением глупой сосредоточенности помощник безжалостно будил одного из своих начальников.
  - Что случилось? - спросил Кай, резко поднимаясь и усиленно стараясь сосредоточиться. Вокруг горел приглушенный свет его номера. На стереокартинке улыбалась его семья. По ощущениям была глубокая ночь.
  - Я за вами, - радостно сообщил Эрик.
  - К-куда? - не понял Кай.
  - Как куда, показывать привидения, мы же с вами договаривались.
  Сквозь сонную одурь до Кая не сразу дошел смысл этих слов.
  - Какие привидения? А-а-а-а. Слушай, а как ты попал в номер?
  - Обычно. Здесь так устроена домовая система. Если долго посылать сигнал посещения, а хозяин никак не реагирует, система сама открывает дверь - мало ли чего случилось. Собирайтесь скорее, только надевайте одежду с термофункцией, холодно очень.
  Кай глянул на время. Точно - поздняя ночь. Он давно уже спал и с удовольствием поспал бы еще. Постепенно до него дошло, что ему предлагают выйти из теплой комнаты, долго плестись полутемными коридорами, добраться до старой станции, окунуться в ее кромешную черноту, и ждать, пока из-за дальнего поворота или вообще из стены не покажется в светлом облаке страшный молчаливый силуэт.... Каю сильно захотелось послать помощника как можно дальше. Но Кира....
  Перед тем как завалиться спать, Кай случайно заметил ее в лазарете. Она сидела рядом с койкой отца, гладила колпак защитного поля, над тем местом, где было лицо и по щекам ее катились редкие слезы. Отец не обращал на нее никакого внимания. Для него не существовало дочери. Кай поспешил незаметно уйти. Что он мог сказать? Да и что тут можно сказать? Разве обнять крепкой мужской рукой, но он никогда не решился бы на это. За каждую ее слезинку он с радостью отдал бы по году жизни, а вот обнять, даже дружески, не решился бы. Если профессора не удастся спасти, горе убьет прежнюю Киру. И это горе помножится на горе тысяч близких всех этих людей, которые окружали, окружали и окружали его со всех сторон. Потрясенный Кай бросился к себе в номер, чтобы поскорее забыться сном....
  Может быть идейка, которая возникла у него утром их единственный шанс. Единственный шанс профессора, единственный шанс Киры. Кай тяжело вздохнул, поднялся и поплелся в ванную, смывать остатки сна.
  - Идем, что ли, - буркнул он помощнику, который беззастенчиво сунул нос в кубик с информацией, валявшийся на столике, - только сначала заглянем в лабораторию.
  В коридоре Кай зябко поежился. Выданная хмурой девушкой в форме ССБ термоодежда, со своими функциями справлялась не так хорошо, как хотелось бы. За дверями в комнаты Киры и Фила под покрывалом чуткой темноты висела сонная тишина. Такой тишине и положено быть в столь позднее время. Интересно, догадываются ли они о ночных приключениях своего скромного друга Кая?
  - Я хотел зайти к мистеру Стентору, чтобы сразу ответить урок, а то забуду до завтра, - разглагольствовал Эрик, - я всегда, когда учу, на следующий день мало что помню. Потом решил, что, наверное, поздно и мистер Стентор рассердится.... Я честно занимался, всю тему прошел. Знаете, какую? Теория информационных полей третьего рода, если хотите, я и вам отвечу. А что, давайте отвечу, а вы завтра скажете мистеру Стентору, что все выучил. Будете спрашивать?
  Кай зевал, косился на Эрика и думал, что должно быть так его друг Фил выглядел в раннем детстве.
  Когда до лаборатории оставался один поворот, Эрик умолк на полуслове, потому что им навстречу вышел Антоний Берский. Берский по своему обыкновению церемонно поклонился:
  - О, молодые люди, добрый вечер! Вы, оказывается, тоже любители вечерних прогулок? Очарование ночной Камеи не дает вам покоя, как и мне, старику?
  Кай улыбнулся в ответ, но оглядел Берского весьма подозрительно. Тот был одет в старомодный сиреневый костюм, выглядывающий из-под короткого плаща. К ночной прогулке аналитический консультант подготовился основательно. Что ему могло понадобиться в такое время около лаборатории?
  - Мы привидений идем смотреть, - сболтнул Эрик.
  - Привидений? А вы их не боитесь? С удовольствием составил бы вам компанию, да уже пора спать. Вы бы потеплее оделись, на старой станции холоднее, чем здесь. Ну, ладно, не буду вам мешать.... Кстати, заходите как-нибудь ко мне. Я думаю, мы найдем интересные темы для разговора. Скажем, о тех же привидениях, - и Берский удалился, многозначительно глянув на Кая. Кай проводил взглядом прямую спину Берского. Тот спокойно скрылся за поворотом.
  - Знаешь, Эрик, - проворчал Кай, - будет неплохо, если ты никому не будешь говорить о наших делах. Ни слова. Никому, ни маме, ни Кире, ни Филу. Понятно? Иначе какой ты после этого помощник? Никакой не помощник, а трепач. Что, можно на тебя полагаться? Как на взрослого человека?
  По глазам помощника Кай понял, что Эрик проникся сказанными словами. Надолго ли? И что здесь делал Берский? Он производил впечатление человека, любящего всяческий комфорт. Сомнительно, чтобы такой отправился просто так бродить по холодной ночной станции.
  В лаборатории ничего вроде бы не изменилось. Он потянул носом воздух - казалось, над легким творческим беспорядком еще витает аромат тонких Кириных духов. Кай взял датчик ментального поля, еще раз вдохнул тонкий нежный запах, и они вышли в коридор.
  Они быстро добрались до атриума, в котором ровными красными звездочками горели бесконечные уровни. Многочисленные выходы, по-прежнему хитро манили белыми неоновыми контурами, и Кая снова прохватило до костей тревожным холодом пропасти. Ничего не менялось и не шевелилось на ночной Камее-6, словно здесь вообще не существовало времени.
  Эрик уверенно вывел его на старую станцию. При виде кромешной, пещерной черноты мышцы Кая сжались от привычного холодного страха. Со всех сторон постоянно мерещилось приближение света, за которым из-за поворота должен выплыть страшный силуэт.
  - Идемте сюда, - Эрик привел его в какое-то место, где Кай смог различить длинный ряд дверей с надписями бытового характера, - только стойте здесь, не дальше.
  Звонкий, громкий голос Эрика, полный жизни, словно отторгался окружающей тишиной, возвращавшей его обратно.
  - Почему?
  - Если подойти ближе, оно почует и погонится за нами, тогда уже не отвяжемся, пока не уберемся со старой станции, - спокойно объяснил Эрик.
  - А как ты думаешь, зачем они за людьми летают?
  Эрик пожал плечами:
  - Греются, наверное.
  - И скоро оно появится?
  - Ну да. Вообще, он по одному маршруту движется. Потом исчезает и уже до следующей ночи не появляется. И так каждый раз. Сейчас он должен пролететь мимо, если ни за кем не погонится....
  Ждать им пришлось не очень долго. Вскоре, как и вчера ночью, темнота где-то впереди сделалась не такой плотной, стала наливаться бледным светом, и тот накопившись, прорвался неоновым облаком, уже имеющим в глазах Кая явный инфернальный оттенок. В облаке ровно плыл уже знакомый белесый силуэт. Кай долго готовился к этому моменту, но все равно его до корней волос пробрало холодным мистическим страхом, и только пример Эрика, стоящего совершенно спокойно, удержал Кая на месте.
  Силуэт не обратил ровно никакого внимания на свет, идущий от них, словно не воспринимал его, и проплыл мимо их поворота, ведомый своей неведомой целью.
  Эрик подождал немного, затем двинулся за призраком. В течение двадцати минут они издалека наблюдали за странным, молчаливым полетом. Иногда призрак уходил прямо в стену, но Эрик примерно знал, где он появится. Им повезло не привлечь внимание привидения, и они могли наблюдать, как постепенно, по мере своего продвижения, силуэт становился все более ярким, пока его свечение на начало затмевать бледное сияние люминофоров, наконец, на пике своего сияния привидение ушло сквозь боковые вакуум-створы какого-то старинного шлюза.
  - Все, там оно проходит через внешние створы и исчезает прямо в космосе, словно лопается, - со знанием дела пояснил Эрик, - я на проекции обзора видел. И так всегда. Пошли других искать.
  Других привидений они сегодня не нашли, не повезло. Но Кай выяснил то, что его интересовало. Он успел навести на привидение ментальный сканер. На черном поле засинели слабые очертания поля. Бледного, скорее напоминающего ментальную проекцию, но довольно-таки структурированного. В нем Кай не отличил, скорее угадал точку восприятия, которая вполне могла оказаться центром сознания. Идея, пришедшая Каю в голову накануне, все более и более оформлялась, теперь она уже не казалась безумной. И Кай содрогался при мысли о том, что ему вскоре предстоит.
  - Слушай, Эрик, ты видел, как происходит ментальное погружение? - спросил Кай, когда они присели отдохнуть.
  Эрик отрицательно покачал головой:
  - Когда? Я хотел посмотреть, но вы же видели: мистер Стентор и мама отправили меня заниматься.
  - Ладно, это очень просто. Надо только подождать, когда стабилизируется ментальная воронка и навести эго-проектор на нужное поле. Я думаю, ты смог бы сам с этим справиться....
  Эрик заявил, что конечно бы смог. Скоро они направились по домам.
  За дверями ребят ничего не нарушило сонную тишину. Кай нежно провел рукой по холодной дверной мембране, ведущей в комнату Киры, и пошел спать.
  
  25.
  На следующий день произошло два весьма любопытных и драматических происшествия, повлиявших на дальнейшее развитие событий. Виновником первого происшествия был Эрик, о чем сам и рассказал за завтраком.
  Народа в ресторане было немного. Учитывая поздний час, не спеша копошились, в основном, не имеющие отношения к ССБ граждане.
  Кай вяло ковырялся в тарелке, Фил же поглощал еду, напевая, с большим энтузиазмом. Впрочем, у него всегда был хороший аппетит. Образ жизни, который ему приходилось вести на Камее-6, его как нельзя более устраивал. Забот практически никаких и куча свободного времени, которое он мог тратить на легкое, непринужденное общение и отношения с девушками. В девушках, похоже, недостатка не было. Молоденькие сотрудницы ССБ предпочитали смазливого студента надоевшим громилам из своего ведомства. У Фила уже намечалось несколько интрижек. А напряженные отношения с Кирой, к которой он одновременно испытывал и влечение, и ревность, и желание скрыть свои похождения, придавали его жизни пикантную остроту.
  - Если в ССБ они всегда так живут, - громко разглагольствовал Фил, - боюсь, что мы, дружище, сделали неправильный выбор. Что мне дал этот университет? Кроме постоянных умственных напрягов ничего и вспомнить не могу. Здесь же - вахту отдежурил и гуляй как ветер. А через двадцать лет такой жизни тебе и пенсион и вид на жительство на любой из центральных планет.....
  У Фила заиграл сигнал вызова и перед ним в фиолетовом облаке возникло красивое бледное лицо Тилайи Никс. Индивидуальная инфосфера Фила решила, что ей больше всего подойдет темно-фиалковый оттенок и не ошиблась.
  - Ребята, доброе утро. Эрик еще не у вас? Когда придет, если от него не нужна серьезная помощь, прогоните его, ладно? Он серьезно провинился, поэтому наказан и должен целый день заниматься. Пожалуйста, не попустительствуйте ему. Спасибо.
  Она отключилась.
  - Интересно, что же он успел натворить с утра пораньше? О, вот и он.
  В зал действительно вошел озирающийся Эрик. Вид у него был крайне потрепанный и нахохленный. Увидев Кая с Филом, он поплелся к их столику.
  - Здрасте, - Эрик, не вынимая рук из карманов, плюхнулся на стул и, насупившись, замер.
  - Так, помощник, рассказывай, что уже успел натворить? - грозно спросил Фил.
  - Да ничего я не натворил, - огрызнулся Эрик.
  - Ты кому пытаешься врать, помощник?
  - Я, честное слово, ничего не сделал, - Эрик поднял на них серые жалостливые глаза, - я позаниматься хотел, уже учителя активировал. Тут приходит ко мне этот дядя, с белыми волосами....
  - Берский? - переспросил Кай.
  - Ну да, Берский, и дядя Виллен с ним, и спрашивают: Ты куда очки дел? Я знаю, говорит, они у тебя. Я говорю, никуда я их не девал, я их к себе в ящик положил. Они говорят, показывай, я показал, а очков там и нет. Представляете? Я их оттуда не брал, честное слово. Они испорченные были, я их и спрятал.
  - Так это ты нашел очки в салоне? - догадались чуть ли не в один голос Фил с Каем, - что же ты раньше не сказал?
  - У меня никто и не спрашивал, - загнусавил Эрик, уже готовый заплакать, - как только дядя Берский спросил, я все и ответил.
  Каю вспомнилась вчерашняя сцена, когда Эрик удалялся из борделя учить уроки. Значит, в тот самый момент в кармане зеленого детского комбинезончика лежала вещь, которая могла спасти десять тысяч человек, спасти профессора и снять темное облако страдания с лица Киры? И они упустили эту вещь! Не в силах усидеть, Кай подскочил и сделал несколько шагов по мягкому полу ресторана. Как же так!
  - А ты хорошо смотрел? Может, забыл, куда их переложил? - предположил Фил.
  - Да никуда я их не перекладывал, они же испорченные.
  - Куда же они пропали? - обличительно спросил Фил.
  - Я откуда знаю? Они и у мамы спрашивали. Мама, как про очки узнала, жутко рассердилась, долго меня ругала и велела заниматься, - Эрик вздохнул, - целый день.
  И совсем поник на стуле, словно ощутив на себе груз будущих занятий.
  - Какая досада! - Кай хлопнул себя по коленям, - ты хоть скажи, что там было в этих очках?
  Эрик посмотрел на него, как на дурака:
  - Вы что, не знаете, что бывает в эротических очках? Только они испорченные, изображение корежили, сенсорику и музыку. Я их как включил, сразу почти выключил.
  - Зачем же ты их оставил? - удивился Фил
  - Ну, в школу взять, ребятам показать, они отладили бы. Мама больше всего из-за этого рассердилась: Ты знаешь, что бывает за такие очки?- передразнил он.
  От досады Кай снова прошелся по залу. Перед глазами промелькнула плачущая перед койкой отца Кира.
  - И куда же они могли подеваться? - воскликнул он.
  - Вот так же и дядя Виллен говорил, - сказал Эрик, - потом он сказал, чтобы я побыстрее вспомнил, куда подевал очки, иначе придется проводить ко мне ментальное погружение и еще что-то, я уже не помню. А ментальное погружение это не больно?
  Каю вдруг вспомнилась ночная внезапная встреча с Берским около лаборатории - тоже весьма темное дело. Надо узнать, насколько далеко от места лаборатории находится жилище Эрика. Не шел ли он как раз оттуда?
  - Да не переживай ты так, - сказал Каю Фил, - никуда они деться не могли, скоро найдутся. Пошли, Эрикаандрос, - Фил поднялся.
  - Куда?
  - Как куда? Тебе что мать сказала? Заниматься. Ты как думал? Провинился, теперь расплачивайся.
   Эрик вздохнул горько и тяжко.
  Они пошли в комнату Киры, которая после вчерашней неудачи теперь по полдня тренировала сверхконцентрацию. Эрик напросился их проводить. По дороге Фил ворчал против руководства "Селентаны", которое никак не поднимало температуру в коридорах, но замолк на полуслове - из комнаты Киры им навстречу вышел Даррелл. Подтянутый, румяный, стройный, пышущий энергией и здоровьем. Форма ему шла. Кровь разом отхлынула от лица Фила. Да и у Кая гулко застучало в висках сердце.
  - С добрым утром, уважаемые, - сказал Даррелл как ни в чем ни бывало. Обаятельная улыбка в который раз показала детские ямочки на щеках, - что это вы не пришли вчера на "Свалку"? Было очень весело.
  - Все дела, понимаешь, некогда, - в тон ему ответил Фил, - мы люди занятые.
  - Уважаю серьезных людей. Но хоть сегодня приходите, я покажу вам парк. Он закрыт, но уж Даррелл знает способ, как туда пройти. Обеспечу вам хоть какое-то разнообразие среди этого железа. Ладно, - он добродушно хлопнул Фила по плечу, - я побежал, служба.
  Фил брезгливо отряхнул куртку и сказал, глядя ему вслед:
  - Нет, вы видели? Какой наглый, навязчивый тип! Эрикаандрос, никогда не бери примера с таких людей. Как только Кира может с ним общаться? Хотя, чему удивляться? - Фил нажал на дверной вызов. Тишина. Потом нажал еще и еще. Фил недоуменно и многозначительно оглянулся на Кая.
  - Хочешь сказать, там никого нет? - спросил озадаченный Кай.
  - Она в лазарете была вместе с мамой, - подсказал Эрик, - наверное, и сейчас там.
  - Тогда, что же он делал один в ее номере?
  - А вот это мы сейчас узнаем, - зло сказал Фил, - Я думаю, если можно ему, не возбраняется и нам. А Кире надо сказать, чтобы не забывала закрывать двери.
  Вместе с входным музыкальным аккордом, они вошли в номер Киры. Там Кай уже бывал и, как всегда в помещениях, связанных с Кирой, чувствовал себя словно в храме. Они были осенены ее присутствием, были частичкой ее жизни, ее души. Женщины всегда органично сливаются с помещением, в котором живут дольше одного дня, обустраивают, наполняют его собой. Мужчины, как правило, просто занимают место.
  Его бы воля, он бы до бесконечности всматривался в нехитрые детали обстановки, для него это было все равно, что всматриваться в ее глаза - еще один способ познания, соприкосновения с душой самого важного человека.
  Кира не поленилась, перетрансформировала мебель, изменила окраску и фактуру стен, сделала окна с видом на университетский парк. В результате к ней в номер можно было приходить как в старомодную уютную комнату университетского городка. Кай любил рассматривать милые безделушки, настоящие, привезенные с собой, которые стояли на мебели. Сентиментальная склонность к ностальгии, которая открылась в Кире на Камее-6, сделала для Кая еще более привлекательным ее образ.
  Но сейчас, когда они ворвались в комнату, им было не до деталей обстановки. Они сразу поняли, зачем Даррелл заходил тайком в комнату Киры. На столе, актвированном Дарреллом в центре большой комнаты, прямо на циновке для тренировок, красовался небольшой бледный цветок, какой-то своей неуловимой особенностью так и привлекающий взгляд. Может, причина крылась в прозрачной, глубокой чистоте его матовых лепестков, может - в аристократичной простоте линий. Цветок казался слишком беззащитным, хрупким, но в изящной хрупкости чувствовалась глубоко скрытая сила.
  - Нирбе, - сказал Кай. Раньше он видел этот цветок только на снимках, но сразу его узнал. Редчайший цветок считался своеобразнейшим явлением в мире растений. Будучи эпифитом, он поселялся на металлических или пластиковых поверхностях вблизи стартовых площадок космодромов, привлеченный напряженностью энергетических полей. Как переносятся его семена, как он опыляется, до сих пор оставалось загадкой. Считалось, что подарить нирбе девушке, значит навеки привязать ее к себе. Девушка же всю жизнь будет счастливой. В сетях даже подбивалась ненаучная статистика браков, сложившихся после подаренного женихом цветка. Статистика якобы доказывала, что нирбе - не пустая примета.
  У Фила взыграли ревнительные чувства.
  - Ах, подлец, до чего опустился! - Фил хлопнул себя по коленям, от злости он даже затрясся и пошел красными пятнами, - нирбе притащил, отыскал где-то! Думает, он ему поможет! Давай его выкинем? Незачем Кире показывать.
  - Ты что, веришь в приметы? - удивился Кай.
  - Не верю я в приметы. Только ведь он будет героем ходить. А в чем геройство? Просто повезло, нашел цветок, сорвал и подарил.
  - Ну, не просто сорвал, он рискует. Если о цветке узнает начальство, ему мало не покажется, сбор нирбе под строгим запретом, ты ведь знаешь. А еще он мог его продать, таких денег быстро не заработаешь.
  - Не думаешь ли ты, что я бы побоялся рискнуть, если бы мне повезло? - взвился Фил, - Нет, я его выкину...
  - Только попробуй, дурак, - спокойно сказал Кай, - Кира все равно узнает, проблем не оберешься. Не мы положили, не нам трогать. Она сама во всем разберется.
  - Ты, Кай, меня удивляешь..., - Фил всплеснул руками и зашагал по комнате, - Как ты можешь смотреть, как вокруг нашей подруги, коллеги вьется этот наглый бессовестный тип? Надо же думать не только о себе....
  - А я знаю, где такой растет, - сказал вдруг Эрик, уже облазивший весь номер, только с фиолетовым оттенком.
  - Где? - вскричал Фил.
  - Я лучше покажу. Вообще-то я сам хотел сорвать, да не допрыгнул, слишком высоко. А гравикресло притащить не успел.
  - Слушай. Эрикаандрос, - воодушевился Фил, - если ты не врешь, я тебе зачту занятия на сегодня. И на завтра. Пошли, покажешь.
  - Эй, вы куда? - встревожился Кай, - а если вас поймают? Да еще вот этот цветок на вас повесят? У нас и так проблемы, не делайте глупостей. Пошли к Кире.
  - Вот ты, дорогой, и иди, только ничего ей не говори. А я попозже догоню, с цветком, - в голосе Фила звучала хорошо знакомая Каю дурь.
  Каю так и не удалось отговорить их от глупой затеи. Не успел он, чертыхаясь, выйти из номера Киры, как с ним связалась она сама, и Кай еле успел убрать фон, чтобы она не заметила свои апартаменты. Она спросила о какой-то мелочи, Кай ответил и сам решил отправиться в лазарет. По дороге он думал, что фактически является соучастником глупой проделки с цветком.
  Очки, кстати, так и не нашлись. Этот факт всех сильно озадачил. Виллен вообще был вне себя. На подконтрольной ему территории произошло нечто против его воли! Увы, никому и в голову не пришел тот вывод, на который наводила необъяснимая пропажа очков. Иначе, может быть, развязка истории была бы несколько другой.
  
  
  26.
  Продолжение истории с цветком последовало через полчаса и случилось так быстро, что у Кая и минутки не было, чтобы остановиться и трезво оценить ситуацию.
  Не успел Кай помочь Кире прибрать лабораторию, как перед ним высветилось лицо Фила. Иногда в кадр попадала макушка Эрика. Фил был крайне взволнован, глаза его блестели ненормальным блеском.
  - Ты где шатаешься? Бегом к нам, есть дело. Я у себя.
  Внутри Кая едким облачком заклубилось неприятное предчувствие. Он поспешил в комнату Фила.
  - Наконец-то! Идем со мной, - взвился Фил, увидев друга.
  - Куда? - подозрительно спросил Кай, пытаясь оценить, померещилась ли ему дурь в голосе Фила или была на самом деле.
  - После объясню. Скорее, - Фил схватил Кая за руку и потащил за собой.
  Эрик засеменил следом.
  - Ты куда? Ну-ка марш заниматься! - строго бросил ему на ходу Фил. Помощник на этот раз надежд, похоже, не оправдал.
  - Вы нашли нирбе? - спросил Кай, когда они втиснулись в кабину тьюба.
  - Да не было там никакого нирбе, - отмахнулся Фил.
  - Он там был честное слово, вчера вечером был, я не мог ошибиться, - заныл из-под руки Эрик, который так и не отстал, - его, наверное, сорвали.
  Фил проигнорировал замечание помощника и с многозначительным торжеством заявил:
  - Зато в доке, в который мы заглянули по дороге, было кое-что поинтереснее бледного цветка.
  При слове док Кай сразу догадался, что он имеет в виду корабль, с которым связано убийство офицера ССБ. Догадался, но сильно усомнился.
  - С чего ты взял?
  Фил оглянулся на потолок и тихо-тихо сказал, что в доке заявлено не то, что они увидели сквозь триплексы шлюза.
  - Ну и что? - пожал плечами Фил, - На станции сотня доков, информационная система могла ошибиться.
  - Ага, и новенький мини-рейдер без опознавательных знаков обозначить как торговый фрахтер? - не сдержался Фил. Кай подумал, что если за ними сейчас следят, то по этим словам наверняка поймут, о чем они ведут речь. Оставшийся десяток секунд в кабинке тьюба пошел в тишине. Даже Эрик примолк, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
  Они выскочили из тьюба в районе какого-то складского терминала. Желтый коридор с рядом высоких черных ворот открывался в огромное помещение, напоминавшее колоссальных размеров колонию насекомых. Бесчисленные ряды желтых шестигранных ворот по обеим стенам помещения, уходящие далеко ввысь, напоминали огромные соты. Роботы-погрузчики, действительно напоминающие гигантских насекомых, замерли на стене, будто затаились при появлении людей и внимательно наблюдали за ними. Три фигурки быстро перебежали через огромное сумрачное помещение и звуки их шагов, мечась, уходили вверх, к маячившему в далекой перспективе потолку, где терялись в его горной вышине. Кай бежал и думал: взволновались бы домашние, узнай, где он сейчас находится и что вытворяет! И Кира взволновалась бы.
  Фил завел их в один из коридоров и заставил Кая сильно удивиться, упав на четвереньки у отодвинутой вентиляционной решетки. Но Кай удивился еще сильнее, когда Фил полез в черноту за этой решеткой.
  - Эй, ты куда?
  Фил на ходу обернулся:
  - А как мы, по-твоему, попадем в закрытый док? Лезь, давай.
  Кай попробовал было прогнать Эрика, но из черноты раздался приглушенный голос Фила:
  - Да черт с ним. Он маленький везде пролезет, может пригодиться.
  Кай махнул рукой, оглянулся на желтый спокойный коридор и нехотя протиснулся в темный узкий лаз, стоялый воздух в котором пах теплым пластиком. Вентиляционная, аэрационная система в этих секторах Камеи-6 не работала. Пару раз чихнул от пыли.
  Они ползли довольно долго. Фил впереди подсвечивал себе ореолом инфосферы. В ореоле рассеянного бледного света очертания его пятой точки смотрелись весьма загадочно. Сзади пыхтел Эрик. По бокам Кай натыкался на замысловатые переплетения трубок, проводов и кабелей, которые обеспечивают бесперебойную работу всех систем станции. Было тесновато, но застрять он не боялся. Он знал, что коммуникационные шахты на всякий случай делаются такими, чтобы до любого места мог добраться не только ремонтный робот, но и взрослый человек.
  - Теперь туда, - сказал Фил, и они полезли вверх по бесчисленному ряду пластиковых скоб.
  - Как бы не упасть, - пробормотал Кай, через полминуты подъема, ежась от ощущения высоты под ногами. Из-за очертаний Фила не проглядывалось, далеко ли еще подниматься. Довольно часто встречались боковые ходы, но Фил упрямо полз мимо.
  - Будешь падать, руки растопырь, - посоветовал Фил, дыша довольно тяжело, - как там помощник?
  Он извернулся и посветил вниз. Кай тоже обернулся и увидел в облаке света довольное лицо Эрика, тот даже не запыхался. За Эриком зияла тревожная чернота. Они полезли дальше. Наконец повернули, но не успел Кай испытать облегчение, как снова начали взбираться вверх. Так повторялось несколько раз. Периодически они проползали мимо решеток, режущих глаза желтым светом. Ни одно из помещений, в которое они с любопытством заглядывали, Кай не узнал. Пару раз они замечали внизу людей. Хорошо, что мягкий пластик гасил звуки, а то их наверняка услышали бы снаружи.
  - А если там решетки закрыты, - поинтересовался Кай, - как выбираться будем?
  - Кабы ты был поумнее, - тяжело проворчал Фил спереди, - то догадался бы, что все решетки изнутри открываются свободно, для удобства ремонтных систем. Это снаружи нужен специальный ключ, чтобы придурки вроде нас не совались. Спасибо помощнику, подсказал местечко, где решетки сняли из-за ремонта. От дока, правда, далековато.
  С дорогой Фил сверялся по карте коммуникаций, изображение которой то и дело вспыхивало перед его носом. Каю уже стало казаться, что их путешествие никогда не кончится. Он снова удивлялся, как смог втянуться в очередную дурь. И все чаще корил себя за то, что не удержал от нее других. Сильно болели колени, ныла спина, с носа капал соленый пот. После долгих подъемов ноги дрожали и налились свинцом. Эрик сзади сопел уже не так бодро, как раньше. Вдруг Фил замедлил ход и объявил:
  - Похоже, пришли. За следующим поворотом выход в док 34-70. Он-то нам и нужен.
  Они с любопытством выглянули в решеточные щели. К счастью щели открывалась внизу, у самого пола, тускло поблескивавшего в свете редких дежурных оранжевых ламп. Свет ближайшей лампы, торчащей на причальной панели, расплывался на блестящей поверхности пола стоялым озерцом, и подсвечивал вороненый бок космического корабля, округлой стеной уходящий в темную высь. В доке висела плотная, неподвижная тишина. Темный космический корабль показался Каю зловещим и полным темных, мрачных загадок.
  - Ты уверен, что это рейдер? - шепотом спросил Кай
  - Я что, рейдер от фрахтера не отличу? - возмутился Фил.
  - Здесь же ничего не видно.
  - Через триплексы было видно. Они же дают верхний обзор.
  - Там точно рейдер был, - серьезно подтвердил Эрик, - у меня похожая модель есть.
  - А как мы проникнем внутрь? - не унимался Кай.
  - О чем с тобой говорить, если ты не знаешь, что аварийный выход у всех судов в доках и внутренних причалах на случай ЧП должен быть открыт. Так что считайте, что мы внутри. Это покруче, чем подарить девочке трупик несчастного цветка, - Фил не скрывал своего торжества, - ну, что, полезли? Отвечаю, здесь никого нет.
  Кай впервые поверил в успех их сомнительного предприятия. Решетка легко подалась в сторону. Фил подождал пока остальные, кряхтя, не вылезут в отверстие, с трудом разминая затекшие мышцы. Чтобы решетка случайно не задвинулась, он положил на край отверстия, предусмотрительно захваченный с собой, брусочек индуктора стереопейзажей.
  Рейдер был из небольших, но все равно рядом с ним они смотрелись, наверное, как три таракана у подножия активированной кушетки.
  - Круто, - сказал Эрик, - так близко космический корабль я ни разу не видел.
  - Ну, что? - гордо сказал Фил, - пошли искать аварийный выход.
  Того, что произошло в следующий момент они не могли представить в самых страшных своих фантазиях. Вдруг вспыхнул, больно плеснув по глазам яркий свет. Они замерли, зажмурившись. В тишине, нарушаемой только сопением Эрика, раздалось странное, очень подозрительное жужжание. Они встревожено переглянулись, потом заозирались и все как одни заворожено уставились на маленькую башенку, выезжающую из борта корабля. Прорези башенки, напоминающие презрительно сощуренные глаза, медленно уставились в их строну. Стационарный зенитный комплекс, - отстраненно отметил про себя Кай, и в тот же миг воздух прорезала ослепительная лиловая вспышка, а в уши ударило надрывное визжание вспоротого воздуха.
  - А-а-а! - заорал Эрик, которому обожгло щеку.
  - А-а-а! - заорал Фил, на шею которого попала капля раскаленного пластика от стены, расплавленной в том месте, куда угодил разряд зенитного комплекса.
  - А-а-а! - заорал Кай, которому просто стало невыразимо страшно.
  Поддавшись бессознательному порыву, они бросились под арку образованную изгибом вороненого корпуса - инстинкт самосохранения безошибочно подсказал им, где находится мертвая для обстрела зона. Вслед им брызнули капли пола, расплавленного очередным выстрелом. Они привалились к холодной обшивке звездолетной брони и постарались сжаться, сделаться как можно незаметнее для страшного луча. В глазах прыгали лиловые зайчики, в ушах стоял омерзительный визг, в висках кувалдой бухало сердце. Противно воняло жженым пластиком. В голове не было ничего, кроме животного ужаса, лишающего способности мыслить. Через некоторое время к страху добавилась злость. И отчаянно захотелось домой. Как же Каю захотелось оказаться дома, за триллионы километров отсюда!
  - Черт бы побрал тебя и твою дурь! - злобно прошипел он, - что теперь делать будем?
  Фил еще не оправился, только таращил свои большие глаза. Эрик тихо плакал, гладя ожог на щеке. Вдруг снова раздалось мерное жужжание, и воцарилась прежняя полная тишина.
  - Убралась, зараза космическая, - прошептал Фил, - если рванем, успеем проскочить, пока она снова раскроется.
  - Первый успеет, - огрызнулся Кай, - за второго я не поручусь. А вдруг она не убралась?
  Фил хотел возразить, как вдруг новый звук заставил его застыть с открытым ртом. Что-то зашипело, и послышалась мелкая металлическая дробь, будто кто-то споро, перебирая многочисленными ножками, двигался по обшивке корабля.
  - Абордажный робот! Они выпустили абордажного робота! - панически зашептал Фил, и кровь застыла у Кая в жилах. Абордажный робот предназначен для уничтожения живой силы и автоматов противника в ближнем космическом бою. Сейчас он доберется до их укрытия и шансов спастись у них не останется. Оказалось, до сегодняшнего дня Кай и не знал, что такое настоящий, животный страх, распирающий и невыносимый как вакуум. И он все увеличивался по мере приближения страшного гулкого перестука.
  Спасительное решение предложил Эрик. Он первым заметил глубокую нишу, зияющую в полу невдалеке. Они так и не разобрались, для чего она предназначалась. Скорее всего, для сворачивания ремонтного оборудования. Пара мгновений, и они сжались за полузакрытой пластиковой створкой, стараясь как можно плотнее втиснуть себя в бледную тень. Мерный стук приблизился, Каю казалось, что это не стук, а невыносимый грохот. В этот момент Кай поклялся раз и навсегда, что если они выберутся, он никогда и ни за что больше не будет рисковать такой дорогой и единственной штукой, как жизнь. Эрик молился, неслышно повторяя слова.
  Звук шажков потихоньку удалялся, они не верили своим ушам.
  - Связь, выключайте связь, - прошипел Кай, - он тут же засечет нас по сигналу вызова.
  - Какая связь! - ответил Фил, - у него сенсоры на все параметры человека. Как только он нас не заметил?.
  Звук шажков начал приближаться и вдруг замер. Они затаили дыхание, в любой момент ожидая появления страшных змееподобных сенсоров. Установилась страшная, полная напряжения тишина. Время словно повисло, увязнув в окружавшем воздухе, полном гормонов страха, выделяемых всеми частицами их тел. Через некоторое время Кай рискнул пошевелиться - так затекли ноги. Еще через некоторое время Эрик прошептал дрожащим голоском:
  - Я хочу в туалет.
  - А жить ты хочешь? - злобно прошипел Фил. Снова повисла тяжелая тишина.
  Что же делать? - отчаянно думал Кай, - рано или поздно ведь придется что-то сделать. Надежда только на то, что где-то зафиксировали ЧП, и сюда примчатся сотрудники ССБ.
  Время шло, но никто не приходил. Более мучительную неопределенность, которую они испытали сидя в крошечной ремонтной яме, невозможно себе представить.
  - Все, я больше не могу, сейчас выгляну, - сказал вдруг Фил.
  - Стой, дурак, всех погубишь, - Кай вцепился в него мертвой хваткой. Нервы у него были однозначно крепче, чем у друга, чего не скажешь о руках. Ситуация неудержимо приближалась к кульминации.
  Вдруг Эрик вскрикнул и удивленно прошептал:
  - Там решетка, ей-богу, решетка!
  Фил сразу же передумал обострять ситуацию:
  - Так что ж ты.... Попробуй ее сдвинуть.
  Они замерли, боясь спугнуть внезапную надежду на спасение. Решетка медленно подалась в сторону. Для них это уподобилось ниспосланному свыше чуду....
  Когда они быстро, не разбирая дороги, ползли по темному коммуникационному тоннелю, Фил долго, всхлипывая, причитал на ходу:
  - Ну, разве так можно, сразу стрелять? Не разобравшись, лазером по людям! Разве так можно? Без предупреждения! Кто ж так делает?
  Кай боролся то со слезами, то с нервным смехом. Из тоннеля они выбрались в незнакомом месте, и Кай почувствовал себя освободившимся узником, чудесным образом избежавшим смертной казни. Эрик активировал коммуникатор и тут же раздался вызов его матери. Тилайя строго интересовалась у сына о причинах отсутствия, о результатах занятий, заметила, что Эрик странно загораживает щеку и велела сыну срочно бежать в ресторан, где она его ждала.
  - Ох, я дурак, - воскликнул Эрик, довольно чувствительно ударив себя по лбу кулачком, - забыл виртуального учителя у себя в комнате. Теперь не отмажешься. И щека еще. Ну, я пошел, - обреченно повесив голову, помощник направился к тьюбу.
  - Стой, куда? - окликнул его Фил, - ты посмотри на себя!
  Его костюмчик был смят, прожжен в нескольких местах каплями окалины и раскаленного пластика, а на коленках чернели пыльные пятна. Одежда Кая и Фила выглядела не лучше.
  - Идем сначала к нам, залечим тебе щеку, приведем себя в порядок, потом сбегаешь, переоденешься, - судя по этим командам, Фил уже вполне оправился.
  - А мама ждет?
  - Ничего, с мамой мы договоримся, не впервой, - вздохнул Фил, и они вместе заковыляли к тьюбу, - а ты молодец, помощник, не подвел....
  Так закончилось первое и последнее их мероприятие, связанное со странным рейдером. Его загадка осталась пока неразрешенной. Киру во все подробности они решили не посвящать.
  
  27.
  Свой замысел Кай вполне мог осуществить на следующую же ночь. Но как-то сама собой находилась уважительная причина отложить задуманное назавтра. Пару ночей они искали других привидений в надежде на то, что их ментальные поля окажутся чуть более структурированными, чем у белого человека. Эта надежда не оправдалась. Остальные привидения вообще были бледными тенями и имели по сравнению с белым человеком куда менее отчетливые поля.
  Через ночь Эрик вообще не мог приходить к Каю - его мать находилась дома. О том, чтобы она отпустила сына непонятно куда на ночь глядя не могло быть и речи.
  Пару раз им помешала шумная ватага молодежи, устраивающая в глубокой шахте атриума соревнование по прыжкам. Каю с Эриком приходилось делать вид, что они пришли понаблюдать за прыжками.
  Так, безрезультатно прошло несколько дней. Кай понимал, что просто тянет время, оттягивает момент своего погружения в эго-пространство фантома, но никак не мог преодолеть свой страх. Душа его содрогалась от одной мысли, что ей придется соприкоснуться с чуждой душой призрака, выглядывающей из другого, непонятного и зловещего мира. Будто ему надо было лечь в постель, где ползала холодная и скользкая ядовитая змея. А может быть, он боялся напрямую столкнуться в душе призрака с тем, чему тот стал свидетелем 24-го числа, с тем, что вызвало жуткий вскрик женщины, услышанный Каем накануне в воспоминании малыша? "О, Боже!". Этот вскрик так и звучал у него в ушах, когда он оказывался в тишине. Кроме того, Кая давила собственная нелогичность поведения, фактически дурь, как он сказал бы, будь на его месте Фил. Совершать опасное, непроверенное погружение с помощью неопытного мальчика - очень рискованная глупость, ставящая под угрозу не только его собственное здоровье и жизнь, но и единственную оставшуюся зацепку. А это уже безответственность по отношению к другим людям, по отношению к десяти тысячам несчастных, по отношению к Кире и ее отцу. У Кая не было серьезных оправданий своей глупости, он вполне отдавал себе отчет в своих мотивах. Им двигало исключительно эгоистическое желание. Желание увидеть, как вспыхнут радостью глаза Киры, когда он расскажет, что нашел способ спасения ее отца. Как радость сменится благодарностью и, наверное, удивлением. И в поле этого удивления появятся первые ростки того интереса, на которых способны расцвести самые яркие цветы взаимного чувства. Ради этого стоило рискнуть. Ради этого он готов был безжалостно давить угрызения постоянно глодавшей его совести.
  Время неумолимо шло. Если вечера и ночи Кая были заняты и полны хоть какого-то смысла, дни его протекали однообразно и медленно. Ему просто нечего было делать. Дни его друга Фила, напротив, были насыщены и полны самым разнообразным общением. Через пару дней пребывания на Камее-6 у него появилось не многим меньше приятелей и подружек чем в университете. Он освоился и считался за своего в самых разных молодежных группах, успевших сложиться в странном обществе Камеи-6. И среди молодняка оперативных отделов и среди представителей интеллектуальных кругов ССБ - экспертов и среди довольно большой компании, в которую входили ассистенты и научные сотрудники многочисленных научных светил, собранных на Камее. Ассистенты не спешили сходиться с силовиками, держались отчужденно и высокомерно. Оперативники платили им в ответ презрительными насмешками. Фил же то спешил на "Свалку", то договаривался о чем-то с техниками, то помогал сочинить стишок на поздравление кого-то из младших научных сотрудников, то шушукался о чем-то с какими-то девушками, то отрабатывал с Беловым приемы игры в крот. В ресторане, если был урочный час, и доставало народа, ему не было покоя, он обязательно оказывался в какой-нибудь компании, откуда слышался его веселый смех. Филу даже удалось найти общий язык с высокомерным снобом Келиди Максом, представителем "Селентаны", который если и общался с кем, только с кислой миной на физиономии. При виде Фила Макс улыбался довольно приветливо и снабжал его кодами к персональному меню.
  Кай сопровождал Фила только по вечерам, когда вместе с ним в клуб отправлялась Кира. Каю претили сборища в клубе, туда его заставляла идти бессознательная уверенность, что если он будет наблюдать за Кирой, ничего страшного не произойдет. В смысле, ее отношения с кем-либо не зайдут слишком далеко. Он садился в сторонке и напряженно наблюдал за окружающим весельем. Иногда ему везло, он оставался незамеченным. Чаще же его находил Кантор и подвергал своим желчным излияниям. В конце концов, Кай не выдерживал и уходил искать Эрика. На следующий вечер все повторялось вновь.
  Большую часть времени Кай проводил один. Поначалу такое положение вещей его даже устраивало, он все равно ни с кем не мог общаться, он вообще не мог думать ни о чем кроме Киры, слишком болела душа. Постепенно его боль не то чтобы утихла, просто он научился жить с ней, как травмированный человек научается держать больную руку или ногу так, чтобы она доставляла меньше беспокойства.
  Когда совсем маялся без дела, Кай отправлялся бродить по дальним закоулкам станции, если удавалось - в большом парке. Все пейзажи как один были полны поэтической печали, временами - тоски. Они казались Каю выражением души Камеи-6, которая одна понимала и принимала его. Кай впитывал ее воздух, ее атмосферу и ему становилось немного легче, словно Камея брала на себя часть его печали. Подолгу он сидел перед проекцией обзора. Особенно часто направлял взор в сторону дома, где маленькой желтой крупинкой в россыпи таких же крупинок сияла Целия. Где-то вокруг нее вращался блистательный Аллантис, на нем жили те, кто понимал, по-настоящему любил и ждал его. Кай остро чувствовал себя одиноким.
  Получалось, что и пообщаться то ему не с кем. Дела по большому счету до него не было никому, кроме одного маленького мальчика. Индра не прочь была с ним поговорить, но она всегда была занята, то в лазарете, то в медлаборатории - ни на минуту не прекращались попытки вывести людей из шока. Кай с готовностью помог бы, но и ее помощникам не всем хватало работы, а без дела сидеть Каю был неловко.
  Кира тоже все время была занята - то тренировала сверхконцентрацию, то сидела с отцом, то остервенело кувыркалась на тренажерах, то копалась в информационных базах ССБ находившихся в зоне доступа. Для секретных совещаний она их давно не собирала - не было повода, похоже их расследование окончательно зашло в тупик. К рейдеру они соваться больше и не помышляли, старый морг оказался наглухо закрытым, а бокс, где содержались участники загадочного инцидента, приведшего к гибели генерала, они даже отыскать не смогли. После их необдуманного визита в док 34-70 все возможные лазейки к таинственной засекреченной истории оказались словно закрытыми глухой стеной.
  Некоторое разнообразие в жизнь вносил, конечно, Эрик. Он довольно много времени проводил с Каем. При его появлении комната тут же до краев наполнялась звонким голосом и беспокойством, вносимым деятельной аурой помощника. Благодаря любопытству и живости характера, с Эриком постоянно приключались забавные истории. Однажды, например, в с-физической лаборатории, он использовал дорогой, сверхточный синтезатор для получения кремовых пирожных. Да что-то напутал - пирожные взорвались, надолго приведя устройство в нерабочее состояние. Кримб был в ярости и, позабыв всю свою чопорность, буквально гонялся за Эриком по коридору. В клятвенные заверения Эрика, что это не он, никто, конечно, не поверил. Наблюдая в биологической лаборатории за копошением насекомых под защитным колпаком, Эрик случайно нажал на панель управления, не со зла, просто под руку попалась. Защитное поле отключилось и куча членистоногих разлетелась по округе. А это была экспериментальная партия насекомых, бывших в экосистемах Камеи-6 во время ее исчезновения. Сайрус Аш, патриарх биологических наук Аллантиса возлагал на эту партию большие надежды. По сравнению с контрольными партиями, специально завезенными на Камею, эти насекомые давали какие-то особенные реакции. Какие именно Аш сформулировать пока не мог, но продолжал маниакально ставить эксперименты. Именно с этой стороны ожидался прорыв в исследовании загадки Камеи-6. Эрику снова удалось сбежать, хотя за ним гонялся не только уважаемый доктор Аш, но и три его ассистента.
  А чего стоит история с виртуальным учителем? Как-то, когда в один из редких моментов они вместе собрались в лаборатории, Фил обратил внимание, что Эрик слишком уж увлеченно занимается с виртуальным учителем.
  - И так третий день! - воскликнул Фил, - что-то здесь не так! Эрик, ну-ка иди сюда!
  Эрик подошел и на вопрос, чем же он занимается, демонстративно оскорбился. Но выглядел он так, что и у Кая возникли подозрения. Когда помощник действительно занимался, он был бледен, скучен, то и дело зевал. Теперь же он выглядел взъерошенным, румяным, глазенки его лихорадочно блестели. Фил был настолько заинтригован, что подозвал виртуального учителя. Тот подошел, назвал тему и заверил их, что Эрик делает большие успехи в изучении материала. Благодаря своим неординарным способностям. При этих словах Эрик как бы невзначай раскрыл облачко своих достижений, пестревшее индикаторами отличных отметок. На графиках прослеживался лавинообразный рост знаний.
  Фил еще более усомнился. Прошел к месту занятий, потребовал вскрыть учебную инфосферу. Эрик покраснел как рак, но подчинился. Через минуту глаза Фила вылезли на лоб, а потом он дико заржал, хлопая себя по коленкам. Оказалось, что Эрик играл с виртуальным учителем в электронную версию крота на деньги.
  - Не может быть! - удивился Кай, - так не бывает.
  Виртуальный учитель как попка твердил, что это упражнение входит в программу занятий.
  - Виртуальный учитель играет в крот на деньги и врет? - удивлялся Фил, - Ей богу, такое только на Камее может быть!
  Короткое следствие показало: это Даррелл, пользуясь возможностями оперативника, по просьбе Эрика облегчить ему участь, поковырялся в настройках учителя и облегчил по своему разумению. Праведному гневу Фила не было предела. Посмеялись они тогда от души....
   Но вершиной похождений Эрика был, безусловно, случай с подносом. Дело в том, что централизованная система доставки пищи на Камее была отключена. И в тех случаях, когда кто-то заказывал завтрак, обед или ужин к себе в номер, его отправляли на быстродвижущемся гравитационном подносе. Наказывая сына за виртуального учителя, мать велела ему заниматься беспрерывно целый день, не выходя из их квартиры. А чтобы он не умер с голоду, послала ему завтрак из ресторана на подносе. Когда тоскующий Эрик снял завтрак с подноса, ему в голову пришла любопытная, редкая по своей дури мысль - попробовать полетать на гравитационном подносе. Летать на гравитационных креслах, которые были специально для этого предназначены, ему, видите ли, было уже не интересно. Подносы на Камее-6 не снабжались системой безопасности. Видимо никому и в голову не могло прийти, что кому-нибудь когда-нибудь захочется покататься на подносе....
  Когда поднос поднял легенького мальчика в воздух и плавно вынес в коридор, Эрик закатывался веселым смехом. Но когда с места набрав скорость и прижимаясь к потолку, поднос помчался к ресторану, по переходам Камеи-6 прокатилась волна панического визга. Спрыгнуть Эрик побоялся, но летя, подвергался нешуточной опасности. Хорошо еще поднос не воспользовался узкими вспомогательными шахтами, а летел по коридорам. Пока спохватилась система безопасности, поднос уже влетал в "Берега Мерции". Переполненные залы ресторана огласились истошными воплями неудачливого водителя подносов. Тилайя чуть не упала с кресла, увидев сына в таком положении. Однако Эрику грозила нешуточная опасность - поднос со всего лета намеревался проскочить в узенькое приемное окошечко. Если бы не верзила Кантор, которому удалось на лету сгрести Эрика с подноса своими длинными ручищами, Эрик, если бы выжил, не один день провел бы в лазарете. Наказание Эрика после этой нашумевшей истории возросло до трех с половиной месяцев непрерывных занятий, что уже выходило за рамки его каникул. Эрик, однако, не слишком унывал, зная отходчивый характер матери.
  Впрочем, как показали дальнейшие события, на Эрика вполне можно было положиться.
  
  
  28.
   Однажды, тоскливо всматриваясь в бездну космоса, Каю вдруг пришло в голову, что он уже больше недели слоняется по Камее-6, а так и не удосужился присмотреть для своих домашних каких-нибудь сувениров или подарков. Вот только где их можно раздобыть на станции, 90% сервисной системы которой закрыто на неопределенный срок? А среди оставшихся 10% точно не было торговых павильонов или сувенирных лавок.
  Кай поделился своей проблемой с Эриком, и тот даже обрадовался. Он схватил Кая за руку и потащил за собой. Они вышли из тьюба в совершенно незнакомом для Кая месте, на маленькой площади, куда выходило несколько улиц. Тихо кружилась информация в старомодном указателе, приглушенно мерцали витрины павильонов. Старинные входные фонарики над дверями павильонов не горели - похоже, никого не было в этом тихом квартале. По дороговизне картинки Кай сразу понял, что это район не для бедных клиентов. Эрик потащил Кая по одной из улиц, потом свернул в какой-то неприметный переулок. Узкий переулок постепенно, незаметно для глаза превратился в волшебную, сказочную улицу, в тесном ущелье старинных, словно игрушечных домов. Ажурные высокие окошки со ставнями, изогнутые водосточные трубы, пружинящая под ногами каменная мостовая - все это кануло в лету еще в доисторические времена. Со стен густым зеленым водопадом свисали плющ и лианы, в которых словно запутались многочисленные яркие орхидеи, из воздуха, из затемненного густой синью потолка непрерывной переливчатой пеленой сыпались золотистые праздничные блестки и таяли в свете редких фонарей, хранящих в своей стеклянной глубине лепестки живого пламени. Вокруг них водили замысловатый хоровод мелкие бабочки.
  - Я здесь случайно оказался, - разглагольствовал Эрик, пытаясь хватать руками бабочек, - когда только приехал, мама разрешила мне немного по станции погулять. Здесь красиво, прямо как в сказке. Знаете, "Приключения Санни и Манни"? У нас в прошлом году показывали. Вы не смотрели? Там Санни из дома убежал и встретился с Манни. За ними еще Бактер гонялся. Как его Санни в суп уронила, не помните? Вот они и попали в волшебную страну....
  - Красиво, - сказал Кай оглядываясь, - что здесь такое?
  - Да ничего особенного, - бросил на ходу Эрик, - торговые ряды, наверное. Здесь почти никого нет, одна лавка только открыта.
  Впереди засиял глубокой малиновой звездочкой дверной фонарик. Эрик направился именно к нему. Его светлый костюмчик окрасился на мгновенье темно-сиреневым, и он смело растворил створку старинной деревянной двери, блеснувшую металлическим окладом. Мелодичный звон окружил их появление, это зазвенели дверные серебряные колокольчики.
  - Стильно, - подумал Кай, разглядев низкий сводчатый потолок, тепло поблескивающие деревянные панели прилавков и полок, в которых отражались ровные язычки пламени многочисленных ламп и свечей. В носу приятно защекотало от своеобразной смеси тонких ароматов, волнами наплывающих от ажурных курительниц.
  - Здравствуйте, просим вас, просим, - вокруг них забегали двумя рыжими подушками шустрые пушистые белки. Они указали им путь к центральному прилавку.
  Кай с Эриком остановились, осматривая мельтешение бесчисленного множества интересных вещиц на многоэтажных полках.
  Из соседнего зала поспешно вышел хозяин - дородный человек в замшевом жилете с цепочкой и седыми бакенбардами, делающими еще более широким круглое лицо. Он приветливо улыбался.
  - Здравствуйте, молодые люди, - поздоровался он приятным тенорком, - рад вас видеть. Покупатели теперь нечасто заходят в лавку старого Берта. Да уж, - вздохнул он, - Привет, Эрик, как у тебя учеба? Осилил информационные поля третьего рода?
  Эрик неопределенно махнул рукой. Человек понимающе покивал, глаза его смотрели с понимающей добротой. Руки он по-домашнему складывал на животе и только мерно покручивал большими пальцами. Наверное, хороший человек, - оценил Кай, - такое выражение на лице не подделать.
  - Я полагаю, молодой человек, вы решили присмотреть что-нибудь этакое для своих домашних? - лукаво прищурился человек, - Очень хорошо. Лучшего места на Камее вы не найдете. Здесь у меня самый лучший товар. Вот биоморфы, настоящие, не виртуальные. Лучшие биоморфы в галактике. Вот заготовки - из них за неделю можно вырастить биоморфа в образе того, кому вы хотите его подарить. А вот коллекции физиологических ароматов. Никакие другие не будут так тонко изменять молекулярную структуру по потребностям вашего организма. И, поверьте, никакие другие не дадут столь утонченного удовольствия. Вон там, посмотрите, на верхней полке, музыкальные пузыри, там - многомерные гирлянды, там, левее, - персональные нейростимуляторы, некоторые сделаны самим Беррисом.... Ну, если, вы, конечно, предпочитаете серийный ширпотреб, тогда я молчу.
  Кай заверил, что он не предпочитает серийный ширпотреб.
  - Только позвольте поинтересоваться, какой суммой вы располагаете, - бесхитростно поинтересовался продавец, - эксклюзивный товар недешев. Да уж.... Это, как пить дать, приведет меня к разорению, но я не изменю себе. Старый Берт никогда не будет торговать выхолощенными подделками, знайте это. Пусть именно это напишут на стенах моей поминальной камеры.
  Кай назвал примерную сумму, которую он намеревался потратить. Вернее увеличил ее в трое.
  - Чтож, - вздохнул продавец, - поскрипя мозгами, можно подобрать что-нибудь и на эту сумму. Пойдемте, присядем, вы расскажете мне о своих близких, и мы постараемся найти что-нибудь подходящее для каждого.... Так и напишут, знайте: Берт никогда не торговал подделками. Да уж....
  Эрик идти с ними отказался, он заворожено уставился на какую-то витрину. В соседней комнате, похожей на кабинет старинного вельможи, Кай был усажен в мягкое кресло, ему в руку прилетел стакан с каким-то старинным терпким напитком. Продавец явно был знатоком своего дела. Выслушав сбивчивые объяснения Кая, он предложил такие варианты, до которых Кай сам никогда бы не додумался, но помысля немного понял, что лучшего и не придумаешь. Сестре был заказан биоморф в виде Зара Костовского, кумира всех девчонок Аллантиса. Он будет разительно копировать не только пару движений, а всю манеру поведения самого Зара, его нейровозможности позволят ему довольно бойко выражать свое мнение. Отцу - световую лампу с тончайшим подбором цветов и многомерную модель Камеи-6, матери - три разноцветных семени сребристого лотоса, конечно, не очень дорогого вида, на большее не хватило денег, но и эти растения - редкой красоты и поглощают всю негативную энергию в доме.
  Кредитные возможности Кая резко уменьшились, но он не расстроился - на Камее-6 деньги ему были не нужны, а потом он как-нибудь выкрутится. Родители не оставят в беде.
  - У вас, наверное, немного покупателей? - поинтересовался Кай.
  - Да где там, еле свожу концы с концами. А тут еще этот простой, связанный с карантином. "Селентана" скорее всего, забудет снизить за этот период аренду.... О-хо-хо, - посетовал Берт, - а разговаривать с "Селентаной", все равно, что кричать в урну с прахом предков, кроме эха ничего не услышишь.
  Лукавишь, - подумал Кай, - здесь одной хорошей продажи хватит на покрытие половины издержек.
  - Покупателей почти совсем не стало, всех устраивают те жалкие подобия вещей, которые им всучают в супермаркетах. Подлинная красота уходит из мира людей. Именно так.... Мой бизнес спасают чудеса, поверьте, настоящие чудеса. В виде богатых покупателей, случайно возникающих на горизонте. Я специально, верите, не делаю большую рекламу, смотрю, насколько мирозданию еще нужен мой магазинчик. Пока, видимо, еще нужен. Есть тут один богатый чудак. Тратит огромные деньги на аромат мерцианских роз. Знает, что больше нигде не раздобудет столь истинного и глубокого аромата. Будем надеяться, он проживет здесь подольше, дай Бог ему остроты в обонятельные рецепторы..... Небеса, знать, еще не совсем разлюбили старого Берта, м-да....
  Кай приготовился вставать.
  - Кстати, - продолжил Берт, - я видел вас во время обеда, вы, наверное, из экспертов? Что там говорят насчет карантина? Неизвестно, когда он закончится? Не исчезнет ли Камея во второй раз? Вот уж не хочу плакать как младенец и чтобы меня кормили из трубочки.
  Кай ответил, как мог уклончиво. Берт только вздохнул.
  - Я понимаю, все должно содержаться в секрете. Не знаю, заинтересует ли вас это.... Может старый Берт и сошел с ума, но мне кажется, после исчезновения на Камее стало лучше. Все какое-то более яркое, сочное, растения прут как никогда, биоморфы выходят на порядок лучше. И воздух какой-то живительный, свежий.... Уж не знаю почему. Может, конечно, мне кажется.
  Кай так и не нашелся, что на это ответить. Перед самым уходом, Берт протянул Каю ажурный медальон, с камешком, пронзительно сверкнувшим капелькой холодного звездного света.
  - Это вам в подарок от заведения, - по-свойски сказал Берт, хитро глянув в глаза, - подарите своей девушке.
  Каю почему-то стало неловко.
  - У меня нет девушки, - сказал он сдавленно.
  - А дама сердца есть, есть, старого Берта не обманешь, - тот лукаво погрозил толстым пальцем и заговорщицки подмигнул, - иначе, почему у вас вид, потерянный, как после посадки в десантном катере и в то же время просветленный, будто после космической лихорадки? Так бывает только при сердечных болезнях. Ничего, не переживайте, все сложится наилучшим образом, так уж заведено в мире. Все складывается наилучшим образом, м-да...., - Берт на секунду задумался о чем-то своем,- Вы подарите ей медальон, увидите, как зажгутся ее глаза. Женщины не изменились за тысячи лет, их все так же завораживает сила и красота, таящаяся в драгоценных камнях....
  На выходе Кай спохватился об Эрике. Где же помощник был все это время?
  Эрик как застыл у большой витрины в сторонке, так, похоже, и не пошевелился. Кай не сразу понял, что там такое. Оказалось - новейшая, самораскрывающаяся модель портативного стратоплана. Берт не смог удержаться и еще пять минут расписывал достоинства взрослой игрушки. Эрик слушал описание технических характеристик словно волшебное заклинание.
  - Сколько? - спросил Кай. Оказалось столько, что оставшихся на его кредитке средств не хватит для погашения пятой части этой суммы.
  - Ничего, - благодушно сказал Эрик, - скоро у меня день ангела. Я закажу его в подарок своему хранителю.
  - А что мама говорит по этому поводу? - резонно спросил Кай.
  - Мама говорит, что ангелы не приносят такие дорогие подарки. Но я ей не верю. Ведь раньше же всегда приносили. Они же ангелы....
  Кай вздохнул. Все было ясно. Любящий отец не жалел для сына ничего, а теперь, вот, лежит беспомощный в лазарете и знать ничего не знает про какого-то мальчика. Мать без отца уже не в состоянии сделать такой дорогой подарок. Значит, сомневается, что мужа смогут вернуть. А Эрик верит, свято верит.... Он же, Кай, без малого неделю уже оттягивает погружение, которое быть может, для мальчика единственный шанс вновь обрести отца. Трус ты последний после этого!
  Кай дал себе слово провести задуманное ментальное погружение при первой же возможности.
  А при встрече спросил у Фила:
  - Слушай, у тебя сколько осталось на кредитке?
  - Чудеса, - воскликнул Фил, - я сам, клянусь, собирался задать тебе тот же вопрос.
  - А в чем дело-то? - спросил Кай.
  - В чем, в чем.... Что может волновать молодого состоятельного человека имеющего слабость к азартным играм?
  - Проигрался что ли?
  - Грубо выражаясь, да. Последний бросок, будь он неладен. Если бы у меня рука не дрогнула, я был бы в шоколаде! Прикинь, досада? Я вчера даже свой локоть укусил. Ну, так как у тебя с деньгами? Что, это все? Неужели все-таки придется у Макса занимать? Как же неохота лишний раз общаться с представителем, кислоты нагонять.... А ты сам, кстати, чего моими деньгами интересовался?
  Кай рассказал про стратоплан.
  - А что, давай порадуем Эрикаандроса, - воодушевился Фил, - Пусть парнишка подольше верит в ангелов.
  - Так откуда денег возьмем?
  - Если я буду у Макса занимать, сумма перестает иметь значение. Займу на пару тысяч больше. Отец так и так убьет, когда узнает....
  В тот же день, ближе к вечеру, Кай, подумав, зашел в биологическую лабораторию, где под десятками колпаков в вольерах, террариумах и аквариумах кипела многообразная жизнь, разноуровневые проекции которой высвечивались на десятках схем, отчего биолаборатории всегда кажутся празднично украшенными. Несмотря на стерильную чистоту, Кай почувствовал сладковато-кислый, дрожжевой запах, который всегда присутствует в любой биолаборатории - запах торжествующей биомассы.
  - Готов выслушать вас, - сухо сказал Сайрус Аш, уставившись на Кая узкими колючими глазками из-под зеленой неподвижной маски, стилизованной под морду незнакомого Каю хищника. Маску доктор Аш не снимал, как говорили, никогда. По крайней мере, при посторонних.
  Под неприятным жалящим взглядом Кай смутился и путано принялся объяснять причину своего визита. Он-то просто хотел поделиться наблюдениями Берта насчет растений.
  - То есть вы хотите сказать, - перебил его Аш, не пытаясь скрывать неприязни, - что какой-то продавец делает выводы, которых не в силах сделать ведущая биолаборатория Аллантиса? Или вы считаете, что только ваш Джарвис способен мало-мальски соображать?
  Каю показалось, что даже неподвижная маска хищно оскалилась. Он не ожидал такого ответа и вовсе смутился.
  - Да, мы видим, что биомасса, побывавшая на Камее во время исчезновения, ведет себя гораздо более активно, чем обычно, - продолжил Аш, еще более распаляясь, - Это выражается в росте, в количестве потомства, в общем уровне активности организмов. Вот только объективных причин для этого феномена нет! Понимаете? Нет! И никто не может объяснить его природу. Ни я, ни Окано, ни Кримб, ни ваш Джарвис. Через два поколения эффект начинает ощутимо снижаться. Через десять поколений нивелируется. Больше мы ничего сказать не можем. Вы можете? Нет? Тогда идите и не мешайте работать.
  С тех пор Кай, как и Эрик, биолабораторию старался обходить стороной.
  
  
  29.
  Кто действительно оказал Каю поддержку в те муторные дни, с кем Кай даже сдружился - это Антоний Берский. К Антонию Кай зашел сам, на следующий же день после своего первого похода за привидениями, когда ночью они с Эриком встретили консультанта неподалеку от лаборатории.
  В то утро Кай перелопатил всю информацию о призраках, какую только мог достать в доступных на Камее-6 информационных базах. Ничего дельного не нашлось. Официальные научные круги до сих пор не могли определиться и решить для себя, существуют фантомы или нет.
  Кай вспомнил предложение Берского и решил воспользоваться им - Антоний мог посоветовать что-нибудь действительно дельное. Подойдя к входу в квартиру консультанта, он нерешительно остановился. Пока переминался с ноги на ногу, дверная мембрана бесшумно исчезла, приглашая его войти. Кай нерешительно сделал шаг внутрь.
  - Кайлин, добрый день! - Антоний поднялся навстречу с кресла, где сидел перед камином, - решили-таки пообщаться со стариком? Рад, рад, очень рад. Вот уж скрасите мое тихое времяпровождение. Проходите. Располагайтесь, где вам удобно.
  Свой мундир Берский поменял на удобный дорогой костюм благородного темно-вишневого оттенка. Радость его показалась Каю искренней. Кай огляделся с большим любопытством. Интересно было, как устроился на станции ведущий аналитический консультант.
  Берский устроился хорошо. Номер, выделенный руководством Берскому, безусловно, относился к категории самых дорогих. Кай сразу почувствовал признаки стационарного интерьера, то есть не модифицированного с помощью квантовых технологий, а сделанного физически, причем с применением самых дорогих материалов. В первую очередь дерева, роскошных тканей и натуральной кожи.
  - Что, нравится? - улыбнулся Берский, покосившись на гостя, - эта комната сделана под кабинет последнего императора Мерции, а уж он понимал толк в комфорте. Я прямо впитываю в себя эту сочную ауру, эту теплоту, исходящую от реальных вещей. Такого ощущения никогда не будет в комнатах с активными интерьерами. Только сейчас я понял насколько они холодные, выхолощенные и фальшивые. Посмотрите на пол, стены, потолок, на мебель - все это разные породы дерева. Если сесть и замереть, можно уловить его запах. Вон там камин. Правда настоящего пламени здесь не развести, но иллюзию живого огня он дает полнейшую, потому что сам сделан из реального камня. Располагайтесь где хотите, в этой комнате много уютных уголков, - Берский сделал широкий жест.
  В обширной комнате под низкими потолками действительно было где отдохнуть или поработать. Кай осторожно уселся на угловой диван, скрипнувший настоящей холодноватой кожей. Диван показался ему вполне удобным.
  Берский принес откуда-то стеклянную бутылку с темно-красной жидкостью, поставил рядом два высоких фужера, звякнувших о невысокий столик темного дерева.
  - Эти квантовые технологии совсем отдалили нас от реальности. Даже на Аллантисе почти не выпускают реальных, стационарных вещей, поэтому они так дороги. В обычной жизни я вряд ли позволил бы себе такую роскошь. Сейчас наслаждаюсь напоследок всей душой. А что еще надо старому холостяку? Попробуйте еще вот этого старого вина, и вы ощутите подлинный вкус жизни.
  Кай отхлебнул действительно вкусного вина и улыбнулся. Берский, со своими аристократичными манерами, в темном, насыщенно-красном костюме как нельзя более вписывался в окружающий интерьер.
  - Мы делаем полуреальную, гравитационную мебель, наши мобильные интерьеры меняются как миражи, мы питаемся синтетическими продуктами, лишенными живой солнечной энергии, природу нам большей частью заменяют стереопейзажи или виртуальные парки, основную работу за нас делают роботы. От мира нас отгораживает прочная стена квантовых технологий, - Берский картинно жестикулировал искристым фужером с рубиновой жидкостью, - Мы даже общаемся чаще с голограммами, чем с реальными людьми. Да, голограмма выглядит совсем как живой человек. Но есть ли у нее аура? Есть ли эмоциональная теплота? А потом мы удивляемся, откуда в нашем благополучном мире возникает такая большая склонность к виртуальному уходу. Я твердо уверен, что главной причиной виртуального ухода является не скука и не жажда острых ощущений, как считается. Не-е-ет, люди ищут не острых ощущений, люди ищут полнокровной реальности, которую они не могут найти в нормальной жизни. Ну как? Хорошее вино?
  - Да, очень хорошее, - кивнул Кай.
  - На днях я вдруг осознал, что здесь, в этих полупустых пространствах мне думается так ясно и легко, словно голову продувает чистый свежий ветер. Вам так не кажется? И я понял, почему - потому что на Камее нет этой вечной информационной помойки - глобальной инфосферы. Никакой мусор не отгораживает нас от мира. Поначалу это настолько непривычно, что шумит в ушах, но потом понимаешь, как это здорово - незамутненное восприятие. И живое общение.... Но это так, к слову. Можно мне поинтересоваться, увенчалась ли успехом ваша ночная экспедиция по поиску привидений?
  Кай утвердительно кивнул.
  - Ну, и как ощущения? Сам не видел, но полагаю, ощущения не из приятных.
  - Антоний, а вы что-нибудь знаете о привидениях? - спросил Кай, внимательно глядя на собеседника.
  - Кое-что знаю, молодой человек. И в свое время поделюсь с вами своими знаниями. Но уж простите мою привычку делать выводы, я готов голову дать на отсечение, как говорили предки, что вы собираетесь нарушить параграф Б-300.
  - Какой параграф? - нахмурился Кай.
  Берский усмехнулся, отпил вина и лукаво посмотрел на Кая:
  - Ответьте мне сначала на такой вопрос, мой друг, только честно. В ближайшем времени вы собираетесь совершить ментальное погружение в поле призрака. Я прав?
  Кай вздохнул, кивнул, и понял, что у него с души словно сняли каменную плиту - как тяжело, оказалось, вынашивать сомнительный и опасный план в одиночку.
  - Я не мог ошибиться, - Берский отглотнул вина, самодовольно причмокнул, - Как только увидел вас вчера ночью, идущим на поиски привидения, я понял, дело пахнет ментальным погружением. Что ж, мне самому пришла подобная мысль, как только я убедился в действенности метода уважаемого Джарвиса. О фантомах я знал давно. Они были на Камее-6 до ее исчезновения, пережили исчезновение и возможно дадут нам информацию о нем. Хоть какую-то информацию. Увы, я вынужден констатировать, что официальное расследование зашло в глухой тупик. Несмотря на эту магию известных имен. Никто - ни Тири Окано, ни Валентайн Кримб, ни Сайрус Аш, ни Лорина Вонг, ни Тео Кайманов - никто не оказался способным решить загадку Камеи-6. Ни Дик Виллен с его послужным списком, а ведь он - лучший координатор во всей ССБ, без пяти минут оптиматор и перспективный кандидат на должность генерального директора. Увы, и я, без ложной скромности говоря, один из лучших аналитических умов ССБ, пока продвинулся ненамного дальше их.
  - Вы так и не нашли очки? - не мог не спросить Кай.
  - А, вы уже в курсе? Этот сорванец рассказал? Представляете, не нашли, словно в вакуум унесло. Вот загадка так загадка! Не беря в расчет совсем уж невероятных предположений, я пока не могу дать объяснения их исчезновению, - в голосе Берского мельком проскользнула растерянность, словно сквозь толстую маску манерности проступило на мгновенье настоящее лицо, - ну, ладно, очки мы рано или поздно найдем. Должны найти, именно в них ключ к спасению несчастных людей.
  - Антоний, - мягко напомнил Кай, - вы что-то о параграфе Б-300.
  - Да-да, - спохватился Берский, - о параграфе.... Параграф Б-300 запрещает любую экспериментальную работу с фантомами. Как для сотрудников ССБ, так и для всех остальных. Сотрудники ССБ должны брать на заметку все места паранормальных явлений. В первую очередь для того, чтобы прекратить исследование призраков, если таковое кем-либо начнется.
  - Почему? - встревожено спросил Кай.
  - Представляете, не знаю. Информация об исследованиях находится под грифом секретности "А плюс". И даже у меня нет возможностей добраться до нее, хотя я и не раз пытался это сделать. Вероятно, ранее кто-то уже проводил работу с фантомами. И работа оказалась либо смертельно опасной, либо открыла некие опасные знания, которые решили тут же засекретить. Скорее всего, второе.
  - Выходит, я не имею права совершать погружение в ментальное поле привидения? - хмуро спросил Кай.
  - Именно так. Возможно, подобное погружение слишком опасно для вас или для окружающих. Впрочем, возможно, и нет. Если бы вы знали, сколько в ССБ бесполезных правил и запретов, вы бы взялись за голову. Параграф Б-300 вполне может относиться к подобным пустым правилам, введенным разумением давно почившего начальника и существующим лишь благодаря страшной инертности и консервативности нашего ведомства.
  Кай заерзал, ему стало очень неуютно при мысли, что задумка, которую он собирался реализовать в ближайшее время, оказывалась смертельно опасным предприятием не только в его воображении.
  В тот раз им договорить не удалось. Антония вызвали к Виллену. Берский предложил Каю не пропадать и продолжить разговор при первой же возможности.
  
  
  30.
  Такая возможность выдалась на следующий день. А вскоре их беседы начали входить в привычку. Антонию Берскому делать было особо нечего, Каю тоже. Кроме полезной информации, которую он получал, их беседы придавали Каю некое ощущение опоры и спокойствия, какое в детстве придавали беседы с отцом. Кай приходил в роскошную квартиру, сразу же обнимавшую его теплым уютом, садился на привычное кресло перед камином. Антоний ставил на столик бокалы с легким игристым вином и садился напротив. Свет в комнате притухал и на лице Берского начинали свою игру отблески ровного, спокойного огня. В такие моменты Каю казалось, что он находится не на Камее-6, а за миллионы километров отсюда, в охотничьем домике своего отца, и за стенами комнаты не лабиринты пустынных ходов, а трещит мороз, чернеют со всех сторон широкие лапы деревьев, и подвывает вьюга, вылизывая толстый наст слежавшихся сугробов, матово блестящий в лунном свете. Местами Кай забывался настолько, что ему казалось, будто оранжевые сполохи костра пляшут не на лице Берского, а на лице его отца.
  Поначалу их разговоры вертелись вокруг привидений.
  - Надо отдать должное ССБ, - самодовольно говорил Берский, - умеем, если хотим хранить секреты. Привидения явление редкое, но зарегистрированное и даже классифицированное нашими экспертами задолго до появления в уставе параграфа Б-300. Почему, собственно, вы сомневались в их реальности? Что мешало вам допустить существование блуждающих ментальных полей, коими и являются привидения?
  - В университете твердо учили, что ментальное поле не может существовать без нейросубстрата, - возразил Кай.
  - Помилуйте, ведь уже давно доказано, что после смерти человека, часть его ментального поля отделяется от физического тела и довольно долго существует в автономном состоянии.
  - Но потом оно исчезает, - заметил Кай.
  - Да почему исчезает? - возразил Берский, - Камея-6 тоже исчезла в нашем понимании, хотя явно где-то находилась. Впрочем, наша академическая наука старается не замечать фактов, которые не в состоянии объяснить. А вопросы о жизни после смерти считались в принципе не познаваемыми. На протяжении тысяч лет наука пыталась выяснить, что нас ждет после смерти и словно натыкалась на броню звездолета. И теперь, имея на вооружении метод вашего талантливого шефа, мы получаем небывалый шанс. Неслыханный! Вы, мой друг, еще и сами не понимаете этого....
  - Привидения - духи умерших людей, как и принято считать? - спросил Кай, упорно не давая беседе отклониться от темы.
  - Вы очень упрощаете, мой молодой друг. Это все равно, что сводить причины головной боли к насморку. Мне кажется, за фантомами кроются самые разные явления природы. Но, безусловно, внушительная их часть связана с процессом умирания. По крайней мере, определенная корреляция прослеживается. Именно этим я могу объяснить чувство необъяснимого мистического ужаса, которое охватывает живого человека при виде призрака. В самом деле, почему люди так боятся привидений? Если первобытные люди могли бояться непривычных визуальных эффектов, которые сопровождали призрака, то чего боимся мы, для которых призрак выглядит не страшнее, чем испорченная голограмма? Мне кажется, этот мистический холодок, продирающий нас до корней волос, уводит нас к самым основам бытия. Какую-то роль, безусловно, играют эффекты коллективного бессознательного....
  - В смысле? - спросил Кай.
  - А иначе, как вы объясните, что фантомы возникают на старой станции только в ночные часы по стандартному времени? На старой станции всегда безлюдно, уровень освещения никогда не меняется. В данной точке пространства стандартное время имеет опору только в сознании людей, фантомы же на это четко реагируют.... Призраки Камеи-6, кстати, свидетельствуют в пользу теории, связанной со смертью. Вы знаете, что лет восемьсот назад, когда существовала только старая станция, взорвался критониевый реактор? Нам и нашим современникам трудно себе представить, но еще полтысячи лет назад аварии были обыденностью в космосе. И критониевый реактор мог вдруг взять и взорваться. Вы представляете, что такое критониевый взрыв? Много людей на Камее, а, точнее говоря, все кто там был, умерли мучительной и страшной смертью. Через сто лет, когда критониевые поля стабилизировались, станцию заселили заново и стали замечать фантомов. Поначалу призраки сильно осложняли жизнь местным жителям, настолько, что старую станцию со временем забросили совсем.
  - Они опасны? - спросил Кай.
  - Теперь скорее нет, чем да. Для этого сейчас они слишком бедны энергией. Ее хватает разве на слабые визуальные эффекты.
  - Не только, - возразил Кай и рассказал Берскому о странной музыке, раздавшейся рядом с призраком из старинного неработающего портала информационной системы.
  - Хм.... Любопытно. Значит, этой энергии хватает иногда не только на визуальные эффекты.
  - Откуда же эта энергия берется?
  - Берется откуда-то. Складывается впечатление, что они спонтанно возникают ниоткуда. И так же, в никуда исчезают. Прямо как исчезла Камея-6....
  Кай кивал, соглашался, задавал следующий вопрос. Время пролетало незаметно. Постепенно темы их разговоров становились все более и более разнообразными. Берский частенько рассказывал истории из своей жизни. Неизвестно, насколько он выдумывал или приукрашивал, но слушать его было чрезвычайно интересно, а временами так и весело, рассказчиком Антоний был великолепным. Оказалось, за свою жизнь он немало повидал. Входил в состав экипажа звездной экспедиции, отправленной скопление галактик Медузы, из которой возвратился только один звездолет, служил в наземной пехоте Аллантиса и поучаствовал в ликвидации последствий вооруженного конфликта в поясе Гиад, лет десять служил по дипломатической линии на Клане-Ороне, главной планете скопления Клео, одновременно будучи резидентом, за что какое-то время просидел в местной тюрьме. По виду самого Берского - эстета, домоседа и любителя комфорта, Кай ни за что бы не подумал, что у того может быть такая богатая биография.
  Сам Антоний подробно выспрашивал Кая то о подробностях различных ментальных погружений, то о жизни на отцовской ферме. Он был коренным горожанином, его трогала и интересовала экзотика сельской жизни. Кай пригласил старика в гости на отцовскую ферму.
  Однажды, Берский долго смотрел в огонь, потом рассказал Каю историю, единственную историю про свою семейную жизнь.
  - Наверное, вам интересно узнать, есть ли у меня семья? Увы, не могу ответить утвердительно. Во всей Вселенной, среди всех этих триллионов людей я совершенно одинок. Дальних родственников, с которыми меня связывают лишь самые формальные отношения, я не считаю. Какое там, если большинство из них я видел раз-два в жизни. Да и не могу отделаться от мысли, что больше всего во мне их интересует дата моей смерти, чтобы поскорее вступить во владение кое-каким наследством, которое я успел скопить, потому что всегда тратил меньше, чем получал.
  Почему так получилось? - спросите вы. Об этом я вам сейчас расскажу, если вы не против.
  Когда-то давно у меня была невеста. Имени ее вам не скажу, чтобы лишний раз не бередить тени прошлого, да оно и не важно.... Она была красива. Да, красива самой утонченной красотой. У меня до сих пор замирает сердце, когда удается вспомнить плавную линию ее запястий. Я тогда был, верите ли, подающим надежды музыкантом. Музыка была моим царством, моим владением, где я властвовал, как хотел. Своим смычком я мог заставить человеческое сердце грустить, радоваться, любить и тосковать, зажечься вдохновением и ненавистью. Та девушка была моей поклонницей, мы даже познакомились на концерте. Красиво, знаете ли, я увидел ее лицо в зрительном зале, оно произвело на меня такое сильное впечатление, что после концерта я высматривал ее в толпе. И тут она сама подходит ко мне.... С того момента я знал, кому буду посвящать свои лучшие произведения. И вот она становится моей невестой, я стою в двух шагах от счастья.... Увы, свадьбы не случилось. До бракосочетания оставалась какая-то пара недель, когда она сообщила мне, что хочет серьезно поговорить. Я не сразу понял, почему она так смотрит на меня, словно я умер, почему ее душат слезы жалости и страдания. А когда догадался, что это слезы жалости ко мне, мой мир, состоящий из музыки, радужных надежд и предвкушения счастья в одночасье рухнул, будто его и не было. Она полюбила другого и как честная женщина больше не могла вводить меня в заблуждение.... Он был статный красавец-пилот дальнего флота. Меня, как видите, ни статным, ни особым красавцем не назовешь. С того дня я возненавидел... не ее, не его, не себя, а музыку, которая так меня подвела. На несчастную музыку вылилась вся моя злость, все мое разочарование. Музыкой я больше не занимался, как отрезал. Ни разу больше эти пальцы не держали смычок. Я не отчаивался, нет. Соперник показался мне недостойным ее: поверхностным, простоватым, не очень далеким человеком, которого она разлюбит как только узнает поближе, когда развеется внешнее очарование. А я всегда буду рядом - понимающий, утонченный друг и опора. Уже добравший то, чего мне хватало - этаких качеств настоящего мужчины, к которым всегда относился с презрением, и на которые она повелась. Я думаю, у меня были неплохие шансы. Но мой соперник сделал самый подлый поступок, который только можно себе вообразить - он погиб в одной из экспедиций, - Берский задумался и замолк, отсутствующим взглядом уйдя в огонь, плясавший в его темных глазах.
  - И что дальше? - напомнил о себе Кай.
  - Про ту экспедицию я вам уже рассказывал - это была экспедиция в Медузу. Она летела вместе с ним на правах молодой жены, а за нею, всеми правдами и неправдами увязался я. Смерть перечеркнула все мои усилия стать лучше его. Ведь нельзя сражаться с иконой, а он стал для нее иконой, идолом, в котором с каждым днем только прибавлялось идеальных черт. Но я уже не мог остановиться. Желание добиться ее взаимности превратилось для меня прямо-таки в одержимость. Чего я только не делал, чтобы расшевелить ее, вернуть к жизни. И сейчас понимаю, что большую часть жизни я отдал на борьбу с миражом, с химерой, которая навечно осталась жить в ее голове. На других женщин я даже не смотрел, куда там.... О создании семьи и речи не могло быть.... Сейчас я ловлю себя на том, что меня все чаще охватывает желание взять скрипку, но я никогда не сделаю этого - слишком горьким будет осознание зря упущенных возможностей.....
  - А она? - спросил Кай, - что стало с ней?
  - С ней? - хмуро усмехнулся Берский, - Она медленно угасла, стаяла, как восковая свеча.... В жизни каждый получает то, к чему бессознательно стремится, как психолог вы не можете этого не знать. Она больше всего на свете хотела встретиться с ним.... А против этого медицина бессильна.
  Они довольно долго молчали, каждый думая о своем. В большой комнате только потрескивали дрова и низкой, задумчивой нотой гудел виртуальный ветер в виртуальной каминной трубе. Через некоторое время Кай сказал:
  - А ведь вы не просто так рассказали мне об этом, Антоний.
  - Да, не просто так, - Берский посмотрел на Кая тепло, совсем по-отечески, - Я сразу увидел в вас собрата по несчастью. И решил поделиться с вами своей историей. Это не психотерапия, нет, я не пытаюсь успокоить вас, сказать, что все будет хорошо. Это честная история. Я просто хочу, чтобы вы не повторили моих фатальных ошибок.
  Кай понял, что обдумывать, рассказанное Берским он будет долго и мучительно. Но ему стало немного легче.
  
  
  31.
  Вот уже пять дней Кай маялся от нерешительности. Каждое утро он давал себе зарок, что именно сегодня, в крайнем случае, завтра он проведет ментальное погружение. Но как только приближалось назначенное время, и Кай представлял, как ему придется закрыть глаза, чтобы отправить свое Я, беззащитное Я внутрь чего-то чуждого и враждебного, одно приближение которого вызывало такой ужас, все внутри у него куда-то проваливалось, колени начинали мелко дрожать, а ладони запотевали. Сразу же находилась уважительная причина отложить погружение. Он понимал, что ведет себя возмутительно, что если уж не решается сам, то должен сказать ребятам, но ничего не предпринимал. Он не мог заходить в лазарет, ему было слишком стыдно перед несчастными беспомощными людьми, которые, казалось, смотрят на него ужасными воспаленными глазами. Ему было стыдно перед Берским, который будь его воля, наверное, тут же погрузился бы сам. С Антонием у него была договоренность, согласно которой, тот ничего не должен говорить о задуманном погружении Кире и Филу пока Кай, якобы, окончательно не подготовится. Во взгляде Антония Каю теперь все чаще виделось нетерпение, хотя Антоний ни словом не поторопил Кая и не выразил своего неудовольствия. Напротив, он говорил, что в таких делах спешка никогда не идет на пользу. Пока не будет полной внутренней уверенности в себе, не стоит и пытаться отваживаться на подобные рискованные мероприятия.
  В день, ставший для него решающим, Кай проснулся по обыкновению поздно, потому что накануне вынужден был допоздна топтаться у атриума аварийного спуска, где молодежь ССБ проводила очередное соревнование по прыжкам.
  Поняв, что погружение сегодня ночью отменяется - носилки с оборудованием им не пронести незаметно через шумную компанию, зависшую здесь часов до трех ночи, Кай снова испытал предательское облегчение. Но сразу уйти домой не удалось - их заметили. Эрик всегда с удовольствием оставался смотреть за лихими прыжками, сопровождавшимися диким визгом женской половины компании, выстроившейся по бортикам. Кай заметил вдалеке Фила, оживленно беседующего с какой-то девицей.
  - Ага, вот и наш тихоня, - поприветствовал его Кантор, в этот раз настроенный особенно желчно, - решил-таки выползти из своей раковины? Чтож, дружище, тебе не помешает хотя бы понаблюдать за мужскими забавами.
  - Давай прыгай, - сказал ему Даррелл, - робомонстр, не оттягивай время.
  Кантор обвел всех гордым взглядом и сверзился вниз. Видно ему удалось сделать хороший прыжок, потому что поднялся он под приветственные крики, хотя и с вечной брезгливой миной на лице.
  - Учись, студент. Хотя зачем? Тебе никогда не прыгнуть, гены-то слабоваты. А от генов не убежишь, они всегда догонят, - и Кантор громко заржал.
  - Эй, - сказал ему Даррелл, - полегче, своих мы не трогаем.
  - Я прыгну, - сказал Кай.
  - Ой, не надо, - Кантор демонстративно покачал головой, - а то сразу выиграешь. Что нам тогда делать?
  - Я прыгну, - твердо сказал Кай, - скажите мне, что надо делать.
  - Э, э, не дури, - сказал ему Даррелл, - это опасно, тренироваться надо....
  - Скажите, что надо делать, - упрямо сказал Кай, забираясь на парапет. На него уже обратили внимание, загомонили, и путь назад был отрезан.
  Делать полагалось вот что. Умельцы из ССБ как-то умудрялись блокировать автоматическую систему безопасности атриума. Прыгнувший человек мог сколько угодно лупить ногами в направлении пола, а тот так и не появлялся под ногами. Конечно, жизнь современного человека все равно не подвергалась опасности - индивидуальная инфосфера активировала защитный экран, плавно замедляющий падение. Но по условиям прыжков, надо было до последнего момента блокировать и свою инфосферу. Включавшийся в критический момент защитный экран, во избежание перегрузок, по гравитационной дуге плавно выносил человека вверх. Этот момент и был смыслообразующим в дурацком и опасном соревновании по прыжкам. Чем выше подкидывало человека, тем позже он позволял включиться защитному экрану, что значило большую степень риска, которой он себя подвергал.
  Кай всегда боялся высоты. Но теперь он даже забыл об этом подумать. Шагнул, даже не успев как следует испугаться. Будто издалека, находясь в ментальной проекции у себя же внутри, видел, как мелькают, сливаясь в сплошное запредельное марево, красные ленточки уровней. А свиста воздуха, который рвал одежду, закладывал уши и вовсе не воспринимал. В конце концов, он забыл включить защитный экран, тот включился сам в последний момент, нарушая все блокировки. Наверх Кай вернулся триумфатором. Многие посмотрели на него другими глазами. Возможно, среди них была и Кира, он не заметил. Увы, поступок, который раньше вознес бы его на седьмое небо, теперь не вызвал у него особых эмоций. Голова его была занята другим. Он хорошо понимал причину своей смелости - просто и эта высота и этот прыжок, когда при любом раскладе сработают защитные системы, являлись такой ерундой по сравнению с тем, что нависало над ним последние дни!
  Утром Кай не сразу вспомнил о ночном достижении. Полежал в тишине на кровати, посмотрел на домашнюю фотографию. Фил давно уже не приходил его будить, наверное, находились более серьезные дела. Встал, привел себя в порядок, отправился в ресторан, где не увидел ни одного знакомого лица. Потом начал думать, куда бы ему податься. Эрик, похоже, занимался, и такое бывало. Тилайя теперь оставляла его в лазарете, под присмотром. Его норма была четыре часа. Дарреллу пришлось восстановить настройки виртуального учителя, и Эрик клялся, что после этой процедуры тот стал на порядок строже. Кай выслушал немало страданий по этому поводу. Но Эрика не было, некому было наполнить воздух звоном, писком, радостью и возмущениями. В лазарет Кай ходить не мог - заедала совесть, повидал бы Киру, но твердо решил с ней не встречаться пока, наконец, не проведет ментальное погружение. В общем, начинался обычный день Кая на Камее-6.
   Но в этот день Каю сидеть на месте было особенно невмоготу. Ему просто надо было заземлить, деть куда-то тошное недовольство собой, которое подпирало к самому горлу. В конце концов, ноги привели его к дверям Антония Берского. Мембрана раскрылась сама, словно Антоний знал, что он придет.
  - А, Кайлин, доброе утро. Хотя скорее уже день. Не сидится? Вы, я вижу, уже почти созрели.
  - В смысле? - не понял Кай.
  - Для того, чтобы совершить ментальное погружение. Я давно уже понял, что в любом деле важнее всего срок, уместность, сродство задуманного внутреннему состоянию человека. Иначе психика все равно отторгнет его, не примет. Поэтому я вас и не тороплю, хотя больше всего на свете хочу узнать, что вы увидите там, за гранью реальности.
  Кай молча стоял посередине комнаты.
  - Только хочу с вами сразу договориться. Вы еще не обсуждали со своими ребятами предстоящее погружение? Чтож, очень хорошо. Есть ли у вас какой-нибудь шифрованный язык? Постарайтесь общаться этим способом. Дело в том, что вы находитесь под постоянным наружным наблюдением. Если дежурные операторы узнают о нарушении вами параграфа Б-300 ситуация может выйти из-под контроля. С Вилленом я, конечно, договорюсь. И тех операторов, которые будут дежурить во время погружения и, конечно, все поймут, я тоже возьму на себя. Но будет лучше, если о нарушении вами параграфа Б-300 узнают как можно меньше людей. Ни вы, ни ваши коллеги не должны говорить об этом предприятии никому. Могу я на вас полагаться?
  Кай кивнул. Естественно, он может на них полагаться. Особенно на Киру с Филом, которые о погружении так ничего и не узнают. Остается, правда, Эрик. Но если помощник столько дней ничего не разболтал, есть основания полагать, что не разболтает.
  У Берского заиграл сигнал вызова.
  - Ах, черт! Опять Виллен. Нет мне покоя.
  Перед уходом Кай спросил:
  - Мистер Берский, скажите.... Вы ведь фактически сами нарушаете параграф Б-300. Разве вы сами не рискуете?
  Берский печально усмехнулся, посмотрел на Кая с отеческой теплотой и с глубоким страданием:
  - Для меня вопрос стоит по-другому. Почему я, опытный и осторожный словно моллюск, позволяю вам, совсем молодым людям рисковать собой? Почему не предотвращаю безрассудную выходку? Я ищу ответа на этот вопрос, не нахожу его, но чувствую, что такое решение единственно правильное, - Берский помолчал, - За свою жизнь, не самую маленькую, мне приходилось решать немало серьезных проблем, на кону часто стояла жизнь людей. Некоторые задачи решаются сразу, слета. А некоторые никак не даются. Они словно требуют платы за решение. Волнением, затраченными усилиями, риском, отчаянием, упорством. Если плата достаточная, в нужное время обязательно придет правильное решение, внезапно, словно кто-то даст его сверху, когда сочтет, что все оплачено в должной мере.... Наша задача из вторых, согласитесь, решение словно ускользает от нас, невозможно найти ни одной зацепки. Значит, придется платить. На кону жизнь не одной тысячи людей и цена будет высокой. Действуйте, Кай, соблюдайте максимум осторожности и будем надеяться, что все кончится хорошо. В любом случае, нам не будет стыдно за себя.
  Слова этого человека словно подпитали Кая уверенностью. Кай вдруг понял, что сегодня совершит ментальное погружение. Чего бы это ему не стоило. Все его сомнения развеялись, как изморось на стенке шлюза. Он сердечно пожал руку Берскому.
  - Спасибо, Антоний, - искренне сказал Кай и вышел из теплой роскошной комнаты в холодный пустой коридор.
  
  
  32.
  Ближе к вечеру Кай зашел к Кире. Все вдруг показалось ему простым и ясным. Кира наверняка нуждается в поддержке. Какие могут быть вопросы? А он так давно ее не видел!
  Кира сидела в полутемном номере и смотрела видеозапись. Летние солнечные зайчики кружились по комнате, вырывая ее из объятий Камеи-6 и унося далеко-далеко, туда, где искрящееся лето было реальностью. Молодой профессор Джарвис, уже в то время имевший пышную шевелюру, весело уговаривал маленькую девочку забраться на борт детского стратоплана. Девочка упрямо мотала головой, смешно потряхивая русыми косичками.
  Кай не знал, какой у профессора звонкий, жизнерадостный смех. И весь Джарвис казался светлым, легким, открытым солнцу. Неужели жизнь так меняет человека?
  Кира молча улыбнулась Каю, пригласила сесть. Кай получил возможность украдкой полюбоваться ее правильным, точеным профилем, по которому бегали отсветы из далекого прошлого. Даже в таком свете различалось, как она осунулась за последний день. У Кая от нежности и жалости увлажнились глаза.
  Кира досмотрела запись, неслышно вздохнула, нехотя свернула картинку. Во вспыхнувшем освещении отчетливо бросилось в глаза, что ее лицо потускнело, словно потеряло внутренний свет.
  - Как ты? - спросил Кай со всей возможной мягкостью.
  - Да вот никак не соберусь, - Кира виновато улыбнулась, - все думаю об отце.
  Кай тоже улыбнулся. Постарался, чтобы улыбка вышла обнадеживающей. Слова в голову не шли. Не привык он к роли утешителя.
  - Мне кажется, если я перестану о нем думать, - добавила Кира, - я все равно, что предам его, и он не вернется. Он может не вернуться. Последнее время в отце чувствовалась такая усталость, в нем словно что-то сломалось.... На Камее он немного взбодрился. Не знаю, насколько это было глубоко.....
  - Профессор никогда не бросит тебя по собственной воле, - убежденно сказал Кай.
  - Да, да, я знаю, - поспешила согласиться Кира, - во мне просто говорит обида брошенного ребенка, а под нее маскируется детский страх. Сегодня я впервые осознала, что мы можем его не спасти и по-настоящему испугалась.
  - Да что ты такое говоришь? Времени еще много.
  - Много? Сколько? Несколько дней? Которые на моих глазах утекут как песок сквозь пальцы, а я буду тупо сидеть у его койки и смотреть, как деградирует его нервная система? Что мы можем сделать? Выяснить обстоятельства той мутной истории? Допустим, мы выяснили эти обстоятельства. И что? Руководство ССБ ведь в курсе, но все равно ничего не может сделать. Почему мы думаем, что сможем? А больше у нас нет ни единственной ниточки, за которую мы могли бы потянуть. Ни единственной, представляешь? Все ниточки, которые появлялись в чертовом клубке, тут же обрывались, словно кто-то наверху уже распорядился судьбой отца и всех тех несчастных людей. Вот это самое страшное.
  - Ты не представляешь, Кайлин, - продолжала Кира, - насколько это невыносимо, сидеть рядом с отцом, знать, что вот он, еще живой, здоровый, единственно близкий тебе человек, и он уходит от тебя все дальше и дальше, а ты мог бы его остановить, если бы знал как, но ничего не делаешь, просто не знаешь, что нужно сделать.
  В комнате на мгновенье установилась тишина, и Кай физически, как при ментальном погружении, ощутил ее страдание. И опустил глаза. Подумал, не стоит ли рассказать о своей задумке прямо сейчас, чтобы дать ей толику надежды? Подумал и скрепя сердце, решил все же промолчать, переступить через ее боль.
  - Мне надо было отговорить его от полета на Камею-6, - заключила Кира, - только я могла это сделать. Но я совсем не почувствовала опасности.
  - Нет, Кира, не вини себя. Ты же знаешь, важные решения профессор принимает только сам, - твердо возразил Кай, потому что это была правда.
  - Полет на Камею нам показался исключительной удачей, - горько подтвердила Кира, - отец так воспрял духом....
  Кай напряженно думал, что же сказать и вдруг в голове, впервые в жизни вовремя, всплыли нужные слова, и он смело посмотрел в ее карие, блестевшие от не родившихся слез, глаза.
  - Да, мы пока не знаем, что надо делать. Но, я твердо верю в одно, Кира, - он, повинуясь безотчетному порыву, взял ее руку в свою, - никогда, до последнего, нельзя терять надежду. Потерять ее - это как раз смириться со смертью, это и есть предательство. Пока мы верим в успех и боремся, твой отец жив. А вера творит чудеса. Твой отец человек, который сможет выбраться из любой передряги, и только наша надежда может позвать его, дать ему дополнительные силы. Только наша вера.
  Кира задумалась на мгновенье и на ее щеках начал проступать легкий румянец. Слова Кая подействовали. Она признательно пожала его руку, вызвав в душе молодого человека бурю неизведанных блаженных ощущений.
  - Спасибо, Кайлин, ты настоящий друг.... Отец с детства воспитывал меня как самостоятельного, самодостаточного человека. Я так и привыкла к себе относиться, как к взрослой, абсолютно уверенной в себе. Но последние два дня показали, насколько я завишу от своего отца, насколько я никто без него. Я ни разу не смогла войти в сверхконцентрацию. Ни разу, потому не могу собрать в кучу мысли. Вся моя жизнь, вся моя учеба, вся моя работа, связаны с отцом. Вся моя психика построена вокруг его образа, как вокруг звезды, дающей живительный свет. В целой галактике, кроме него у меня нет другого близкого человека. Родственников много, но нет никого, для кого я была бы по-настоящему важна. Если с ним что-нибудь случится, я останусь совсем одна. Одна в холодной галактике.
  - Как одна? - воскликнул Кай, - а мы?
  Кира улыбнулась и еще раз пожала его руку, которую он не спешил убирать. Это пожатие во второй раз окатило его волной блаженной, радужной теплоты. В своих мечтах тысячу раз представляя ее в своих объятиях, он и не представлял насколько сильные ощущение может дать простое ее прикосновение.
  - Мы это кто? - спросила она уже не таким загробным тоном.
  - Ну, я и Фил, - не сразу сообразив, ответил Кай.
  - Фил? Ты думаешь, Кайлин, я ему небезразлична? - Кира непроизвольно, чисто женским жестом поправила волосы, - Только честно, без шуток, не хочется быть очередным номером в его богатой коллекции.
  Этот ее неподдельный интерес срезал его как разряд точечного лазера в сердце, как удар под дых. И ведь знал же он, что ей нравится Фил, знал. Почему же ему так больно?
  - Знаешь, Кира, - ответил Кай, собравшись с мыслями, - я сказал тебе, что нельзя, до последнего нельзя терять надежду. Я не соврал. Мою жизнь питает надежда, что когда-нибудь с такой же любовью ты отнесешься и ко мне. Но ты не представляешь, Кира, - он перефразировал ею же сказанные слова, - насколько это невыносимо, сидеть рядом с человеком, которого хочется сжать в своих объятьях так, что судорогой сводит руки, и слушать, как он признается тебе в любви к другому. И понимать, что ты ничего, совсем ничего не можешь сделать....
  Так Кай ответил в своем вспыхнувшем воображении. В реальности же он заставил себя улыбнуться и сказал:
   - Да он с ума сходит от ревности. И ты никогда не будешь очередным номером в его коллекции. Такие как ты могут быть только единственными....
  Когда Кай выходил, он чувствовал странную смесь боли и непривычного ощущения внутренней силы. Боль происходила от ревности, которая только удесятерилась от близкого общения с Кирой и от ее признания. Откуда взялось ощущение силы, впервые в его жизни, он пока не мог сказать. Но оно было крайне приятно. Теперь ничто не смогло бы заставить его отказаться от задуманного предприятия.
  
  
  33.
  - Ну, что, все запомнил? Ну-ка повтори, - потребовал Кай.
  - Да запомнил я, - отмахнулся Эрик, - я все с одного раза запоминаю. Мама говорит....
  - Повторяй, давай.
  Они сидели в привычном уже круге неонового света на том самом месте старой станции, с которого обычно начинали слежку за прозрачным силуэтом.
  - Так, - Эрик вздохнул, сделал скучное лицо, - Вы закрываете глаза, я смотрю вот на это изображение и жду, пока воронка не установится в верхней точке синего поля.
  - Да, тогда вот этот индикатор замигает красным, понял? Обязательно должен замигать, - добавил Кай.
  - Ага, потом я двигаю вот эти ручки, пока воронка не окажется в стороне. Потом проведу калибровку, проверю, чтобы вот эти крестики совпадали. Ну, и буду ждать, пока не появится привидение.
  - Так, правильно, - кивнул Кай, - Дальше.
  - Дальше я смотрю сюда, на координатную сетку и стрелками веду вот эту точку ко второй точке, пока они не совпадут. Потом нажимаю опцию "Ведение". Все, - заключил Эрик весьма легкомысленным тоном. Тон этот крайне не понравился Каю.
  - Как это все? - взвился он.
  - Ну, я буду сидеть и смотреть на датчики. Если они запищат, я нажму на эту красную кнопку и буду ждать, когда вы очнетесь. В крайнем случае, я побегу к тете Индре. Вы не беспокойтесь, я не уйду, честное слово. Мама говорит....
  - Ладно, молодец. Начинаем.
  Кай улегся на гравикресло и начал прилаживать колпак эго-проектора. Руки его мелко дрожали и оставляли на холодном металле влажные следы. Ему было страшно. Еще полчаса назад его в большей степени терзали муки совести. Берский поддержал его, посоветовал ему не отступать, но Берский, наверное, и в дурном сне предположить не мог, что Кай отважится на такое рискованное дело один, с помощью лишь семилетнего мальчика, сегодня впервые увидевшего ментальную аппаратуру. Теперь угрызения совести отошли на второй план. На первый вышел холодящий, темный страх.
  - Давай, помощник, не подкачай, - они хлопнули друг друга по ладони известным жестом космодесантников, и Кай, нервно вздохнув, закрыл глаза. В них еще мгновенье стояла картинка: задорная конопатая физиономия Эрика в синем спокойном отсвете активированных схем, а за спиной - темная, уводящая вдаль, пещера коридора....
  Через минуту в голове Кая уже вращалась огромная звездная спираль, а еще через минуту он уже падал в пропасть, в которой не было дна. Он приготовился к довольно долгому пребыванию в свободной проекции - привидение могло появиться далеко не сразу. И втайне надеялся: хоть сейчас, после бури ощущений, связанных с прикосновением Киры, он увидит ее в океане желаний своего бессознательного. Фил не раз рассказывал ему, насколько сильными бывают ощущения при подобных видениях. Увы, надежды как всегда не оправдались. Лиловая вспышка грубо перечеркнула для него мир.
  Каю показалось, будто тюльпан чужого сознания раскрылся в следующее мгновение. Кай сразу же уверился, что его дерзкий, невероятный план увенчался полным успехом. Он явно находился в эго-пространстве привидения. Иного объяснения ощущениям, охватившим его, просто не существовало.
  Сначала у Кая начало сводить мысли. Именно так, это отдаленно напоминало ощущение руки опущенной в невероятно студеную воду. Конечно, мысли не могли чувствовать холод, но сравнение приходило в голову такое.
  Ощущение мучительного, острого холода нарастало. Кай замер, ожидая и боясь увидеть мир глазами привидения.
  Открывшаяся картина превзошла самые страшные ожидания. Но он понял это не сразу. Сначала он увидел коридор старой станции. Таким, каким раньше видеть никогда не доводилось. Мерно мигали аварийные лампы. Спокойно и ритмично, словно дышали. Сначала гасли четные, затем нечетные. Свет то чуть пригасал, когда лампы меняли уровень освещения, то заполнял пространство до краев, придавая ему пронзительную, тревожную ясность. Система световых трубок не работала - они тянулись темными скучными шнурами. Впереди из бокового прохода, медленно кружась в россыпи темных черных шариков, выплыл кусок пластика. Система гравитации отключена! - догадался Кай. Эти шарики - наверняка капли какой-то технической жидкости. Кая пронзила догадка: пока он настраивался на сверхконцентрацию, на Камее-6 произошла катастрофа. От этой догадки ему стало плохо, он едва не прервал погружение. И правильно сделал.
  Реальность была очень странной, порой расплывалась, смазывалась вокруг призрака. Двигался тот весьма неравномерно, то медленно, то мог разом миновать десятки метров. Звуки отсутствовали. Пару раз до Кая, будто издалека донеслось надрывное завывание сирен, но потонуло в полной оглушающей тишине. И главное, детали обстановки - пластиковые панели, аппаратные блоки на стенах, старинные табло на дверях - всего этого уже давно не было в коридорах старой станции.
  Кай догадался, что находится в воспоминаниях призрака, воспоминаниях, заменяющих ему реальность.
  Знанием призрака Кай знал: повсюду смерть. Холодная до судорог в горле, разъедающая, проникающая во все поры кожи. Смерть витала под низкими потолками, смерть стлалась по полу, смерть вертела в невесомости многочисленные обломки, хлопья противопожарной пены и красные шарики крови. Сам воздух стал смертью. Излучение взорвавшегося критониевого реактора шансов на спасение не оставляло никому.
  Кай проплывал мимо мертвых людей. Десятков мертвых людей с красной кожей критониевого ожога. Они вращались в пространстве с неестественно красивой плавностью танца смерти, неслышно звучавшего в разрушенных коридорах. Длинные волосы нежно гладили воздух. В открытых глазах Каю чудился немой последний вопрос: за что? Сначала призрак, вернее человек, которым он когда-то был, бросался к людям, тормошил их, заглядывал в стеклянные глаза, потом перестал обращать внимание. Живых не было.
  Призрак плыл и плыл по станции, минуя все более страшные картины разрушений. Кай прочувствовал всю муку безнадежной обреченности, которую испытал когда-то человек, упорно спешащий по коридорам погибающего гигантского сооружения. Но вполне отдавал себе отчет, что это скорее проекция его личных чувств. В выхолощенном эго-пространстве призрака от чувств остались лишь бледные, едва различимые отблески. Кай с трудом мог осознать, что человеком двигало отчаянное когда-то желание спасти близкого человека, чей образ давно уже стерся из воспоминания.
  Кай был вынужден констатировать весьма неприятный факт: у призрака не было самосознания, не было наблюдающего эго. Он не осознавал самого себя. Как и у большинства животных, у него была лишь точка восприятия. Через эту точку прокручивалось одно лишь воспоминание, самое сильное в его прошедшей жизни. Он просто следовал путем, по которому воспоминание его вело. Тем страшным путем, который миновал когда-то в свой последний день. Вряд ли он был способен воспринимать что-нибудь кроме этого воспоминания. Увы, надежда Кая выяснить хоть какую информацию об исчезновении Камеи становилась эфемерной, почти невыполнимой.
  Вдруг реальность мертвой станции лопнула, погрузив призрака в полную черноту. Совсем не похожую на ту, какая окружала Кая в свободной проекции. Та чернота лезла в уши и глаза, была плотной глухой и ватной, какой, наверное, бывает в глубоком омуте. Эта же чернота являлась холодной чернотой бездонной пропасти, олицетворением бесконечной, тянущей пустоты вакуума. Пустоты враждебной, не принимающей в себя, заставляющей душу сжиматься в судороге и вытягивающей из нее последние остатки жизни. Холод, который заставлял неметь мысли Кая, подбирался из этой пустоты. Может быть, от осознания огромности, бесконечности, беспредельности этой пропасти, в которой не наткнешься на дно, хоть падай миллионы лет, холод и был таким едким.
  Так, похоже, и выглядел подлинный мир призрака. В нем не существовало ничего, бытующего в окружающей людей физической реальности. Ни звезд, ни планет, ни излучений, ни стен и переходов старой станции. Была только пустота и еще нечто, для описания чего у Кая не было слов, потому что у людей не было соответствующих органов чувств. Вскоре подсознание Кая нашло метафору, позволяющую воспринять непонятное явление, и в реальности бледными световыми тенями проступили бесконечно далекие фонарики. Иногда в пространстве проступали, наплывали, корежились узоры некоего полярного сияния, соединяющего эти фонарики причудливой игрой. Узоры пронизывали и призрака, но они были настолько бледными, что он не ощущал их прикосновения. Зато когда фонарики подбирались поближе, его с неодолимой силой тянуло к ним, потому что они давали блаженное ощущение живой теплоты.
  Кай вскоре догадался, что это за фонарики - чужие ментальные поля. Раз призрак сам - чистое ментальное поле, значит, и воспринимать он может только ментальные поля и волны. А подобие полярного сияния, похоже, некое мировое ментальное поле, слишком тонкое, чтобы его могли воспринять человеческие приборы.
  Внутренняя судорога скоро стала невыносимой. В попытке получить хоть какое-то облегчение призрак летел все быстрее и быстрее. Но он знал, что неодолимая сила все равно направит его движение по отведенному кругу, не позволяя оторваться от некой точки в пространстве, к которой он был привязан словно стальным тросом.
  Наконец, призрак снова очутился на мертвой станции, где продолжал свой путь. Избавившись от враждебной черной бесконечности, он испытал огромное облегчение. Любая реальность лучше холодной хищной пустоты. Кай понял, что за свое единственное жуткое воспоминание психика призрака цепляется как за единственную соломинку. Могли ли они подумать, наблюдая за ровным спокойным движением прозрачного силуэта, что внутри него проносятся такие ужасные картины?
  Вскоре Каю стало уже невмоготу переносить ни судорожный холод бесконечности, ни ощущение смерти в окружающем воздухе, ни тоскливую муку в глазах нескончаемых мертвецов, ни дьявольски красивую пластику их мертвых тел. Ему невыносимо захотелось тут же прервать погружение. По плану Кая ему следовало продержаться до конечной точки маршрута, чтобы посмотреть, какие события происходят с фантомом в момент полного исчезновения и после него. Но он даже приблизительно не мог предположить, сколько времени призраку оставалось двигаться до этой конечной точки. В давнем воспоминании время шло слишком неравномерно и дергано, чтобы зацепиться за него. Кай начал сомневаться, надо ли ему во что бы то ни стало придерживаться первоначального плана. В психике фантома совсем не было новых воспоминаний, кроме смутных образов ментальных фонариков приближающихся вдруг из черноты и ломающих на некоторое время мир его воспоминания. Больше он ничего не воспринимал. Похоже, ловить в его внутреннем мире нечего.
  Что же касается последней точки маршрута, то по логике страшного воспоминания ничего хорошего Кая там не ждало. Профессор Джарвис не раз предупреждал своих учеников об опасности нахождения в другой психике в момент чужой смерти. Он не рассказывал, проводил ли ранее подобные эксперименты, но и без всяких опытов понятно, что ощущения ожидаются запредельные, пусть даже в воспоминании. На себе проверять не хотелось.
  Кай еще пребывал в сомнениях, как вдруг в кошмарном эго-пространстве призрака огоньком вспыхнуло предчувствие освобождения, на мгновение ослабившее судорогу души. Новое, свежее ощущение, заставило померкнуть реальность воспоминания. Кай насторожился. Не зря, не зря. Словно теплое дуновение коснулось призрака, и он, сквозь коридоры мертвой станции, бросился ему навстречу. Реальность станции развалилась за спиной. Впереди, в черноте проступило светлое пятно, бледное, еще не свет, но тень света, проталина в огромной чернильной толще. Но именно из этого пятна, как из провала в какое-то другое измерение, веяло теплом и принятием. Призрак устремился туда со всей своей силой, и Кай вдруг понял, что невидимые путы, сдерживающие призрака, уже не так сильны. Словно растапливая их, свет освобождал скованное ментальное поле. Каю самому нестерпимо захотелось добраться до пятна, заглянуть в него, оно манило как свет в далеком окошке.
  И вдруг Кай понял, что уже давно слышит музыку, невероятной красоты музыку. Сначала едва-едва, на грани восприятия, затем всей своей завороженной душой. Музыка наплыла и подхватила его мощным течением. Это, собственно, была даже не музыка - протяжный нескончаемый небесный аккорд, слитый из бесконечного множества чистых, хрустальных звуков, каждый из которых был способен поднять душу на неимоверную высоту. В них было и пение ангелов, и щебетание райских птиц, и сверкание росы в утреннем солнце, и свежий морской бриз, шевелящий волосы, и шелест листвы перед дождем, и запах свежего хлеба и цветущей травы, счастливый смех младенца, и голос любимой женщины и бесконечные, сияющие миллиардами звезд просторы галактики. Это была музыка бытия, музыка вселенской гармонии, которая, наверное, все же существовала в мире. Чистый восторг Кая смешался с неосознаваемым ликованием призрака.
  По мере приближения к свету, он прояснялся, обретал силу и емкость. Душа Кая трепетала во вдохновенном восторге. Кай увидел, что не только они стремятся туда. Под самым пятном, уже под сенью волшебного света выстроились ровными бледными рядами неоновые фонарики тысяч чужих ментальных полей.
  Свободный полет продолжался, однако, недолго. Кай ощутил в окружающем пространстве некий диссонанс и вскоре понял, с чем он связан. Со дна души призрака медленно поднималась, постепенно усиливаясь и заполняя изнутри все внутреннее пространство, другая музыка. Набор беспорядочных, на первый взгляд, звуков, без определенного ритма и структуры, все-таки был музыкой, только с обратным знаком, антимузыкой, антиподом музыки.
  Тупо повторяющаяся последовательность, казалось бы, несочетающихся звуков словно нажимала на одну и ту же болевую точку, исторгая из какого-то внутреннего источника муку осознания никчемности, тщетности и тоски окружающего мира. Звуки словно выбивали краеугольный камень из восприятия мира, и оно, корежась, рушилось бесформенными обломками, копошащимися в своей собственной тошнотной слизи. Предсмертные хрипы, тоскливый вой матери над телом ребенка, глумливый смех палача, пасмурная серость безысходности, капающая изо рта насильника похотливая слюна, планета, сады которой тонут в пыли вселенской катастрофы, тоскливый глаз антилопы, которую равнодушно утаскивает к своему логову тигр.... И над всем этим, над открывшейся пропастью из серого тумана безысходности проступало настоящее лицо мира - глумливый оскал черепа под пустыми, равнодушными провалами глаз. Все потуги тщетны и смешны, потому что за всем - смерть.
  Кай словно отравился этой музыкой, ему показалось, что яд навечно останется в его жилах, постоянно разъедая яркие краски жизни. Кай слушал и не понимал, как может простое сочетание звуков приводить к столь сильному эффекту.
  Музыка небесных сфер сразу же смешалась вокруг призрака, превратилась в дребезжащую какофонию, нагромождение покореженных звуков, буравящих восприятие. Свет тут же стал меркнуть, вянуть и отступать назад, закрываясь от призрака сплошной стеной черноты, пока совсем не утек в свое неведомое пространство. Скоро призрака окружал лишь прежний океан пустоты и судорожного холода, гораздо более невыносимого после ласкового теплого света.
  Если бы у призрака было наблюдающее эго, он, наверное, не вынес бы жгучей досады и разочарования. А так он лишь поспешил назад, туда, куда тащили его внезапно окрепшие невидимые путы, чтобы поскорее укрыться в своей кошмарной реальности.
  Вскоре он снова летел по гибнущей станции. Некоторое время Кай находился под впечатлением пережитой сцены, в которой отразился, как он понимал, некий глубокий смыл противостояния реальностей. Чертовская музыка стихла, но не со всем, Кай это чувствовал - где-то на самом дне призрачной души она звучала постоянно, словно она и ткала из ниток мироздания ужасающую реальность фантома. Просто раньше Кай был не способен ее слышать.
  Воспоминание тем временем обретало яркость, вокруг надрывались сирены, трещали провода, воняло дымом и озоном. Кай ощутил даже, как у него щиплет кожа и подкруживается голова. Перед глазами мелькал образ красивой черноволосой женщины, ее надо было спасти во что бы то ни стало, спасти, если она была еще жива. Она должна быть жива! В этом был последний, отчаянный смысл цепляния за жизнь того, кем когда-то был призрак.
   Последние моменты пути в душе призрака запечатлелись до малейших деталей. Человек кашлянул, поперхнулся, перед ним оформилось несколько красных, блестящих шариков и медленно поплыло к потолку. Кровь. Последствия критониевой радиации, - догадался Кай. Человеку осталось уже недолго.
  По бледной мысли Кай понял, куда человек так спешит. Он хочет дойти до малого внутреннего причала, там пробраться на катер и перелететь на другую сторону станции, где была она, та женщина. Увы, надеждам человека оправдаться было не суждено - впереди, за тем поворотом, куда он так спешил, его встретил наворот дымящихся обломков. Медленно наползали клубы маслянистого дыма и так же нехотя утягивались в вентиляционную систему. Очумело мигало покосившееся табло, как водяные змеи извивались обрывки люминофорных шнуров, нервно искрил замкнувший кабель. Хода к шлюзу не было. Картина начала медленно переворачиваться - человек бессильно расслабился. Вдруг его осенила догадка, и он, ударяясь о стены, бросился в другую сторону.
  На мгновение он отразился в стеклянной стене. Кай увидел высокого, худоватого мужчину среднего возраста, наверное симпатичного - лицо широкое и пропорциональное, если отрешиться от красных ввалившихся щек и воспаленных глаз. Одет в старинную черную форму, такие когда-то носили инженеры-техники.
  Человек подплыл к триплексу рядом с аварийным входом в бокс причала. Жадно заглянул внутрь. Так и есть - шлюз открыт, на заднем фоне чернеет космос, из которого в причал равнодушно заглядывают далекие звезды. Но искры звездного света отражались в обшивке катера, который был на своем месте. Надежда все же была.
  Кай понял его отчаянный план. С этого места вакуум-створ причала закрыть невозможно, нет панели управления. Но можно вскрыть аварийную дверь - как техник он должен знать аварийные коды - и попытаться проскочить до шлюза катера, который должен быть открыт. За пять секунд надо успеть нажать кнопку его закрытия. Изнутри. Тогда будет какая-то надежда, если умирающий организм выдержит страшный удар декомпрессии.
  Воспоминание призрака становилось все ярче и ярче. Каю уже казалось, что событие происходит здесь, сейчас, в реальном времени. Человек прижался горячим лбом к холодному стеклу триплекса. Вой сирен отдалился и звучал будто издалека. Зато грохотало свое хриплое, скоблящее дыхание. И молотом бухало по вискам сердце. Перед глазами мелькнула картинка: лицо смеющегося ребенка, девочки, с пшеничного цвета волосами и носом-пуговкой, которую он подбрасывает вверх, прямо в лаву солнечного света, а она жмурится от страха и смеется счастливым детским смехом, таким же искристым, как окружающий свет. До чего горькой была эта картина детского бесхитростного счастья, последний привет из далекой-далекой жизни, теперь несбыточной как счастливая сказка. Единственный след внутреннего мира личности, которая погибла тогда в ужасе гибнущей станции. Острая боль души пересилила на мгновение страшную боль в груди.
  Человек заставил себя очнуться и непослушной рукой стал набирать код на сенсорной панели управления. Кай уже не думал о прерывании погружения. Он забыл обо всем, всей душой надеялся, что отчаянный план увенчается успехом. Когда тяжелая, как бок мастодонта, дверь поползла в сторону, он отодвинулся и вцепился в поручень, отчаянно делая последние вдохи. Дикий холод бездны мгновенно охватил его, надрывный рев ударил по ушам.
  Он не учел силы сквозняка и промахнулся мимо страховочного поручня, торчащего на борту катера. Он успел только отчаянно царапнуть бок катера ломающимися ногтями. Только тогда надежда потонула в смертной муке. В ушах и горле вскипала кровь, вот-вот готовы были лопнуть глаза и, да и сама голова. Тело отчаянно стремилось, но не могло сделать последний вдох, как будто это что-то бы дало. Все, что Кай пережил до сих пор, не шло ни в какое сравнение с этой мукой. Он успел увидеть, как вылетает в открытый космос, чудовищный и прекрасный, заметить тусклый бок станции, ставшей братской могилой для всех остальных. Лишь он один стал звездным скитальцем. Страшное напряжение достигло, наконец, своего апогея, и его словно вывернуло наизнанку.
  Погружение для Кая закончилось. Он потерял сознание.
  
  
  34.
  Вечерело. В старом, специально запущенном саду все замерло. Теплый воздух висел совершенно неподвижно, словно боясь спугнуть красоту очарованной природы. Мерное стрекотание цикад, эта вечная летняя симфония, только придавала ощущениям дополнительный объем и резкость. В черном густом узоре листьев на розовом ковре заката не шевелился ни один завиток.
  Отец Кая не один год добивался живописной неухоженности, и эта неухоженность действительно придавала пейзажу неповторимую прелесть.
  Кай медленно брел по тропинке, под густой сенью диких яблонь и жадно, полной грудью, вдыхал пьянящий запах травы и теплой земли. Летних вечеров в родительском саду ему не хватало больше всего.
  Ветви яблонь гладили его по лицу, пальцы задевали шершавую кору стволов. Он был дома. Все здесь радовалось ему, принимало и щедро одаривало своей жизненной силой.
  Розовый свет в конце зеленого тоннеля словно вспенивал наползающие сумерки, делал их легкими и нежными, какой бывала иногда улыбка у Киры.
  Тропинка привела Кая к пруду - тихой заводи в ущелье зеленых скал леса. Над зеркальной розовой поверхностью, казалось, замерло само время. Холодными призраками висели над водой причудливые завитки пара, какие-то мошки чертили в воздухе свои неизвестные символы. Даже кваканье пары лягушек красивыми мазками ложилось на законченную гармонию природы.
  У самого бережка Кай заметил черную спину сидящего, будто озябшего, рыболова. Резкий контур отчетливо выделялся на фоне блестящей розовой глади. Кто это? Отец уже дома. Спина показалась Каю почему-то знакомой. И одежда черная.... Неужели? - возникла догадка, и сердце Кая забилось в радостном волнении.
  Под ногой Кая хрустнула ветка. Рыбак обернулся. Точно! Это он. Его лицо Кай видел лишь однажды, обезображенное мукой и критониевым ожогом, но запомнил на всю жизнь. Значит, каким-то чудом он спасся. Радость охватила Кая, он обрадовался так, словно вновь обрел близкого человека, словно своим появлением человек навеки победил саму неумолимость жизни, саму смерть. От радости ему хотелось прыгать и кричать во все горло.
  - Значит, ты сумел вернуться обратно в причал! - воскликнул Кай, - Здорово! Я так на это надеялся.
  - Не сумел, - хмуро бросил человек.
  - Тогда как же...., - до Кая медленно доходило, что этот человек в принципе не мог спастись, а даже если бы и спасся, не смог бы дожить до времени Кая и никак не мог оказаться в его домашнем родительском саду. Радость медленно опадала тускнеющими лепестками, сменялась щемящей жалостью, болью и необъяснимой виной перед этим человеком, имени которого он так и не узнал. Рыбак хмуро уставился на замерший поплавок. Повисла пауза.
  - Жаль, что так получилось, - сказал Кай, чтобы хоть как-то скрасить неловкость ситуации, и понял: вышло довольно глупо.
  - А мне не жаль, - спокойно, но невесело ответил человек, не отрываясь от поплавка, - мне не о чем жалеть. Я сделал все, что было в моих силах, все, что зависело от меня. Мне не в чем себя упрекнуть и не стыдно перед другими. Глупо жалеть о том, что от тебя не зависело.
  Слова звучали не очень искренне, как попытка примирить себя с болью неизбежности.
  - Что там, за гранью жизни? - спросил Кай.
  - Для меня? - усмехнулся человек, - вернее для осколка моей души? Ты же знаешь что.
  - А какой в этом смысл? - вырвалось у Кая.
  - Смысл? - усмехнулся человек и поддернул леску, - я тебя понимаю. Вчера ты впервые близко увидел чью-то смерть, прекращение чьей-то жизни. Теперь тебя не могут не волновать вопросы ее смысла. Всех начинают волновать. Тебе еще повезло, что я был чужим тебе человеком. В будущем будет легче встретить неизбежные смерти близких.
  - Ну, и в чем он, смысл? - допытывался Кай.
  - Если бы я знал, - человек поднял удочку, подхватил и поправил наживку, - мне было бы куда легче принять ужас своей смерти, и жуткий кошмарный мир призрака.... Наверное, он есть, смысл. Должен быть. Только надежда на это и согревает меня. Одно я знаю твердо, я сполна заплатил за это знание. И ты знай. Я не знаю зачем, но я должен тебе это сказать.... Если на кону стоят вопросы жизни и смерти, своей ли, чужой, все равно, человек остается один перед лицом огромного космоса, перед лицом бесконечности. Человек приходит в мир и уходит из мира один, и только сам он может при необходимости взвесить на своих ладонях, как на весах ценность своей и чужих жизней. Ему могут советовать, на него могут повлиять, но принимать решение он будет один. Один перед бесконечностью. Не забывай об этом, - он закинул удочку обратно в пруд.
  Поплавок тихо булькнул. Несколько ровных кругов словно прогладили поверхность воды и все снова замерло. Только дуэтом квакали беспокойные лягушки, и с берега надрывался невидимый оркестр цикад.
  - А подлинных своих сил человек часто не знает до того момента, в котором они понадобятся, - вдруг добавил человек. И снова погрузился в мрачную задумчивость, словно вся красота окружающего мира не могла до него достучаться. Повисла пауза.
  - Зачем же ты пришел? - спросил через некоторое время Кай. Эта встреча казалась слишком важной в его жизни, он хотел понять, что она ему несет.
  - Не знаю, тебе видней, это же твой сон. Судя по всему, я не более чем порождение твоего бессознательного, - человек зябко передернул плечами.
  - Что произошло на Камее? Как можно спасти людей? - со слабой надеждой спросил Кай.
  - Ты знаешь достаточно, чтобы их спасти. Хотя времени осталось немного. Только это я и могу тебе сказать. А теперь не мешай. Я хочу порыбачить, - человек окончательно укрылся в панцире своей мрачности.
  - Я буду вспоминать о тебе, - сказал Кай, испытывая к этому человеку искреннюю теплоту и острую жалость, какую можно испытать к старому хорошему другу, хотя он так и останется для Кая мрачным безымянным инженером.
  - Спасибо. От этого мне будет немного теплее, - голос человека чуть смягчился, но он так и не посмотрел Каю в глаза.
  Направляясь к тропинке, Кай обернулся. Закат уже начал меркнуть. Вершины тополей пронзительно чернели на его холодном желтоватом фоне. К ним, как к горным вершинам с водной глади поднималась туманная и гулкая призрачная завеса, придававшая пейзажу емкий сюрреалистический колорит. Вода в проталинах тумана отливала слепым металлическим блеском. Черный, съежившейся силуэт отчетливо виднелся в ореоле этой бледной тоски и расплывался в увлажнившихся глазах.
  Когда Кай обернулся во второй раз, перед тем как ветки скрыли пруд из вида, ему показалось, что черного силуэта в разводах вечернего тумана уже не было.
  
  
  35.
  - Кайлин, стойте, Кайлин! Вам нельзя вставать, - откуда-то сверху голос Индры, которому как всегда не хватает строгости для твердого оклика. Яркий свет надавил на глаза.
  Белая комната пошатнулась вокруг Кая. Кай оперся руками о койку. В окружающей обстановке чувствовалась стерильность лазарета. Рядом с койкой поблескивал большой тюльпан со свернутым медицинским оборудованием. Заботливые руки Индры заставили его снова лечь. Улегшись, Кай испытал облегчение. Руки и ноги дрожали, в глазах бежали золотистые мушки.
  - Сколько времени я здесь лежу? - спросил Кай, когда медицинские автоматы нормализовали его состояние.
  - С того момента, как Эрик вчера ночью притащил в лазарет ваше кресло, - Индра взглянула на часы, - прошло десять с половиной часов. А минимальный период реабилитации, который вам нужно пройти, три-четыре дня, еще лучше - неделя. Вообще чудо, что вы так рано пришли в себя. Когда я увидела вас без сознания, я испугалась. Подумала, это тот же глубокий регресс, но, к счастью, вы оказались всего лишь в глубоком обмороке.
  Неделя! Кай сильно заволновался.
  - Что вас так беспокоит? - мягко спросила Индра, - можете ли вы поделиться со мной?
  Кай еще больше заволновался. Как объяснить свое необъяснимое знание? "Ты знаешь достаточно, чтобы их спасти. Хотя времени осталось немного". Он и сам не понимает, о чем идет речь.
  - Ладно, ладно, может, вы просто скажете мне, что надо сделать?
  - Я не знаю, - признался Кай.
  - Ну, тогда может быть вам стоит спокойно полежать и сформулировать то, что вас беспокоит? - нежный голос Индры погашал нервное перевозбуждение, - В том состоянии, какое у вас сейчас, ассоциативная способность мышления возрастает в несколько раз, вы быстро придете к нужным выводам.
  Кай вынужден был подчиниться. Обдумать действительно было что. Какое важное знание скрыто у него в голове? Связано ли оно с увиденным во время последнего погружения? Стоит ли всерьез относиться к своему непонятному сну?
  Образы, пережитые недавно, выскакивали со всех сторон и мешали ему сосредоточиться. Десяти часов проведенных без сознания явно не хватило для того, чтобы их безболезненно переварить. В душе то звучала небесная музыка, то охватывал невыносимый холод пустоты, то кружились в плавном танце трупы людей, то наплывал из открытого шлюза жуткий провал открытого космоса. И Кай готов был то кричать от восторга, то стонать от боли в разрываемой голове, то плакать от жалости к хмурому человеку, зябко сжавшемуся на берегу пруда. А было ли вообще последнее погружение? Может, он просто подхватил какую-то инфекцию, и все привиделось ему в горячем бреду?
  Временами Кай впадал в забытье, из которого, как из тумана выплывали знакомые лица, он не мог с точностью сказать, реальны они или мерещатся в его воспаленном мозгу.
  Вот сидит Эрик, за обе щеки уплетая диетический завтрак, прилетевший Каю из ресторана, и жалуется на жизнь. Уши его смешно шевелятся, когда он жует.
  - Мама вчера пораньше вернулась и заметила, что меня нет. Вот влетело то. Мама плакала, говорила, что у нее нет больше защитника и помощника, - Эрик даже всхлипнул, - но я ей ничего не сказал, ни слова, как обещал.... Сегодня, вот, целый день занимаюсь, отпустили только на полчаса, вас проведать..... Вы мне скажите, видели вы, что внутри привидения?
  Вдруг Эрик проваливается куда-то в туманное марево, из которого выплывает румяное лицо Фила:
  - Дружище, что это ты навытворял? И, главное, нам ничего не сказал. Как тебе только в голову пришло погружаться в привидение! Узнал, хоть, что интересное?
  Из-за плеча Фила показывается лицо Киры, такое милое и родное. Кай счастливо улыбается, но улыбка оплывает с его лица, когда Кира говорит, обиженно поджав губы:
  - Кстати, спасибо тебе, Кайлин. Ты очень уважительно относишься ко мне как к старшей группы. Счел нужным обо всем со мной посоветоваться.
  Кай растерянно смаргивает. О том, что Кира может обидеться, он даже не подумал.
  - Ладно, он больше не будет, - заступается за друга Фил, они расплываются, и их место занимает Берский. На нем снова парадный мундир.
  - Ах, Кайлин, Кайлин, как же это было безрассудно с вашей стороны! - Берский укоризненно качает головой, но теплая улыбка показывает, что гнев его не силен, - Настоящий героизм и отличается от безрассудства степенью оправданности. Оправданности в том, чтобы идти на погружение одному, с помощью несмышленого мальчика, я так и не нашел. Считать уважительной причиной желание произвести впечатление на даму я, увольте, не могу.
  - Да-да, - добавляет отец, нервно потрясая по своему обыкновению указательным пальцем, - и степенью ответственности. В первую очередь перед своими близкими. Что сказала бы мать, узнай она о твоих безответственных похождениях?
  Но и они, и Берский, и отец пропадают куда-то, оставляя Кая на дне его туманного болота. Кай даже не успевает удивиться.
  Иногда сознание Кая прояснялось настолько, что он мог довольно четко воспринимать происходящее. Как-то, открыв глаза, он обратил внимание на тихие голоса. Беседа журчала ровно и приглушенно, спокойным ручейком, проснувшись Кай не сразу обратил на нее внимание. Свет в его комнате был выключен, только отблеск из соседней палаты размытым квадратом падал на матовый пол.
  - Ну и как он? - спрашивал голос, показавшийся Каю смутно знакомым. Несмотря на женский тембр, голос отчетливо отливал металлом.
  - Крайне перевозбужден, все время куда-то рвется, куда - объяснить не может. Нервная система на грани истощения, которое можно считать следствием посттравматики. Но ничего, через неделю можно гарантировать полное восстановление функций, - ответила Индра, кроткий, но выразительный голос которой он уже не спутал бы ни с каким другим.
  - А с виду-то парнишка никакой. Кто бы мог ожидать от него такое? В тихом омуте, как говориться.... Вы ведь в курсе, что он нарушил параграф Б-300? - спросила собеседница.
  - Да, я в курсе. Даже не знаю, ругать его за это или хвалить. Очень интересно узнать, что он там такое увидел, но никаких вразумительных ответов он пока дать не в состоянии. Видимо последствия пережитой травматики. Присаживайтесь, Метина, я налью вам чаю.
  Ага, вот кто назвал его никаким. Метину, первого заместителя Виллена, Кай побаивался и в ее присутствии старался слиться с окружающем пейзажем. При виде этой дамы, с режущим, обличительным взглядом начальницы школьного департамента у Кая внутри все сжималось, хотя причин для беспокойства, казалось, не было никаких. Впрочем, Метину побаивались все. Фил называл ее Кугер, именем самого опасного хищника экваториальных джунглей Аллантиса. Берский шутил, что в присутствии Метины начинает забывать, к какому полу принадлежит, а Даррелл и прочая мелочь ССБ при виде начальницы и вовсе впадали в состояние близкое к анабиозу. Каю даже не поверилось, что этакая железная дама способна на такую вот, обычную житейскую беседу.
  - Как только вы можете здесь спокойно находиться, Индра? - спросила Метина, видимо, усаживаясь, - Я не могу без содрогания видеть эти безумные лица. Мне кажется, они украдкой наблюдают за мной. В них не осталось ничего от людей. Неизвестно, что гнездится у них в головах, и в каких демонов они обратятся, если все-таки встанут....
  - Они люди, Метина, обычные несчастные люди. Только шансов встать у них остается все меньше. Тилайя предоставила мне результаты последних анализов. Деградация нервной ткани усиливается. Боюсь, у них меньше времени, чем мы думали раньше.
  - Да, время катится все быстрее, - посетовала Метина, - порой мне кажется, оно просто взбесилось. Уже через несколько дней мы вынуждены будем констатировать провал спасательной операции. И на наших карьерах можно будет ставить жирный крест, - Каю послышалось, как опустился на пол тяжелый вздох.
  Глухо зашумела вскипевшая вода, звякнула старинная посуда.
  - Помните, как у многих из нас кружилась голова, когда мы получили назначение на Камею-6? - с горечью продолжала Метина, - Еще бы, получить задание, которое курирует сам Серг Мелчиан! Но кто мог предположить, что это такое гиблое дело? Кто знал? Вы смотрели последние новости? Мелчиану и его помощникам становится все труднее отвечать на вопросы оппозиционных журналистов. Если мы не спасем людей и не дадим мало-мальски приемлемого ответа, что с ними произошло, планы Мелчиана могут серьезно нарушиться. И отыгрываться он будет на нас. На группе Виллена и, особенно на ее руководителях.
  - Может все не так страшно, Метина?
  - Увы, Индра, я слишком хорошо знаю жизнь и слишком хорошо знаю Серга Мелчиана.... Поэтому Дик так и извелся. Уж если Виллен допустил нарушение закона во вверенном ему объекте, я имею в виду этот пресловутый параграф Б-300, надеясь, что нам это поможет, я представляю, в каком мы тупике и в каком он отчаянии. Я прямо боюсь за его здоровье. Мне кажется, он сохнет на глазах.
  Твердый голос Метины преобразился от неподдельной тревоги.
  - Может, нам самим стоит активировать медсистему? - предложила Индра.
  - Да-да, я предлагала Дику активировать медицинский стабилизатор, - но Виллен и слышать ничего не хочет. Вы же знаете, Индра, Дик не допустит ни малейшего проявления слабости со своей стороны.
  - Метина, а может, стоит воспользоваться дистанционным сканированием? И волновым наведением? Обойдем его инфосферу....
  - Что вы, Индра, он же координатор. А люди этого уровня защищены от любых внешних воздействий, - ответила Метина, - да и какое внешнее наведение поможет, при нашем скверном положении дел? Все, буквально все ниточки обрываются, стоит за них покрепче взяться. Их уже не осталось. Дик вчера говорил мне, - Метина, видимо непроизвольно, понизила голос, - что если бы это было, в принципе, возможно, он предположил бы наличие на станции тайной противодействующей силы.
  - А такое точно невозможно? - поинтересовалась Индра.
  - Абсолютно, - заверила Метина, - координатор обладает такими возможностями, что ничего на станции не может делаться без его ведома. И на планете не делалось бы, не то, что на станции. Налейте мне еще чаю, пожалуйста....
  Их голоса постепенно затихали, зарастали ватной глухотой, и Кай снова то ли проваливался, то ли уплывал в небытие.
  А потом, Кай не смог бы с точностью сказать, на какой день это было, сквозь толщу, окружающего его болота, полного смутных образов и теней, ему померещился звук легких, быстрых шагов Киры. Кай сразу узнал их.
  Свет ее глаз словно разогнал окружавшую Кая муть. И Кай улыбнулся, как люди после долгого ненастья обычно улыбаются долгожданному солнечному лучу. И в этой его улыбке не было налета мучительной боли, которая всегда примешивалась к его восприятию Киры. Ему просто приятно было на нее смотреть. Приятно и радостно.
  - Ты прости, я была не права, - сказала Кира, глядя ему прямо в глаза, - сейчас ни к чему эти мелочные обиды. Я просто испугалась за тебя. Как ты?
  - Отлично, - развел руками Кай, греясь в этих словах и свете глаз так, как, наверное, призрак греется в лучах живого человека.
  - Честно говоря, я не ожидала от тебя такого, - продолжала Кира, - Ты хоть понимал, какой опасности себя подвергаешь? Почему нам ничего не сказал?
  Кай молчал. Теперь это действительно казалось ему полной глупостью.
  - Ладно. Еще я хотела поблагодарить тебя за ту надежду, которую ты вчера вселил в меня. Теперь несмотря ни на что я верю в то, что все кончится хорошо. Странно, да? Вроде бы ничего не изменилось, а я перестала волноваться. Может это неправильно?
  - Правильно. Все будет хорошо.
  - Но если надежда бесплодна, не получается ли, что мы просто закрываемся ей от реальности? - Кира мучительно наморщила лоб.
  Кай ненадолго задумался. Никогда раньше он не размышлял о таких серьезных вопросах. Вдруг в его голове неожиданной, твердой истиной засиял ответ:
  - Я уверен в том, что надежда, вера, не просто чувства, не просто слова. Это мощные силы, способные творить настоящие чудеса. По вере будет. Слышала, как говорили в древности?
  - Все люди верят, надеются на что-то. Почему же надежды оправдываются далеко не у всех? - засомневалась Кира.
  - Правильно. Потому что речь идет о настоящей вере. Абсолютной. На такую веру способны и отваживаются только единицы. Остальные ковыряются в сомнениях, заранее боясь той боли, которая обрушится на них, если надежда не оправдается.
  - Возможно, ты прав. Спасибо.... И с каких это пор ты стал гуру? Изрекаешь истины одну за другой. Но я рада, что в тебе обрела такую поддержку. Ты настоящий друг.
  Она пожала ему руку. Помолчали. Кай любовался ее красотой, не отпуская ее нежную, теплую ладонь. Интересно, понимает ли она, как он к ней относится? Похоже, нет. Ей это даже и в голову не приходит. Иначе в глазах цвета красного дерева появилось бы что-то еще кроме дружеской сестринской теплоты. И то, что он так долго держит в руке ее руку совсем не напрягает ее. Странное внутренне спокойствие, с которым он подумал об этом, Кай отнес к своему расслабленному, замутненному состоянию.
  - Ну, ладно, начинай обедать, - Кира притянула поднос, оказывается, бывший у нее в руках и остановила его перед Каем, - тебе нужны силы.
  - Я не хочу есть, - вздохнул Кай.
  - Пообещай мне, что съешь хотя бы половину, - ее голос напомнил Каю голос далекой матери. Кай кивнул.
  - Как там Фил? - поинтересовался он.
  Облачко тени набежало на лицо Киры.
  - Не знаю.... Нормально. Вот ты говоришь, абсолютная вера творит чудеса. А где ее взять, абсолютную веру, если ее нет? Ты знаешь, что Фил мне.... небезразличен с некоторых пор, довольно давно. И я ему тоже, в принципе, нравлюсь. Но я сильно сомневаюсь, что он может долгое время к кому-то испытывать постоянные чувства. Такой уж у него характер. Вчера в клубе ему оказывала знаки внимания какая-то вертихвостка из ССБ. Видно было, как он сомлел. А мне что делать? Абсолютно поверить в то, что у него со временем изменится характер? Убей, не верится. Может, ты знаешь, из какого источника черпают эту твою абсолютную веру?
  Голос ее отдавался в голове Кая гулким эхом. Кай отрицательно покачал головой. Кира вскоре исчезла, а Кай остался лежать в полутемной комнате, полной хмурых раздумий. Горькие для него слова Киры насчет чувств к его легкомысленному другу вновь не вызвали ожидаемого всплеска боли и душевных метаний. Он озадачился. Еще вчера он готов был биться головой о стенку, а сегодня думал об этом со спокойной грустью. Нет, любить Киру меньше он не стал, просто что-то в нем продолжало меняться.
  
  
  36.
  Кай более менее пришел в себя уже на третий день и тут же сбежал из лазарета. Его каленым железом жгла мысль: он же знает все для спасения людей, так ему было сказано. Но никаких, абсолютно никаких догадок не приходило в голову, поэтому он только метался по своей тесной палате, а когда Индра куда-то ушла и вовсе, озираясь по сторонам, ушел из лазарета. На развилке он остановился, решая, куда направиться - сразу к Антонию, который, наверняка, с нетерпением ждал его или забежать в лабораторию к ребятам? Он выбрал второе, хотелось повидать Киру. Уже через десять минут он пожалел о своем выборе, но было поздно.
  - Кайлин! - воскликнула Кира, когда он вошел в лабораторию, - нам же сказали, два дня тебя можно не ждать. Ты сбежал! Ну-ка иди обратно.
  Увидев Киру, такую же, как всегда, в рабочей тунике, с простой незатейливой прической, Кай не мог сдержать улыбки. В ее лице не было вчерашней блеклости, свет надежды осенял ее изнутри. Во всей лаборатории витало беспокойно-деятельное возбуждение, которое Кай почувствовал сразу же, как только вошел. Все это ему отчего-то ужасно не понравилось.
  Кай пожал плечами.
  - Погоди, погоди, так это здорово, что он сбежал! Это круто! - воскликнул Фил, - Видишь, как все хорошо складывается? Кай, ведь ты оклемался? Точно оклемался? Тогда приноси пользу.
  - Какую? - озадачился Кай.
  - Сейчас узнаешь, - Фил напялил на голову Каю колпак эго-проектора.
  - Нет, Фил, это плохая идея, - воскликнула Кира, - ты посмотри на него! Он же весь серый, еле на ногах стоит. Кайлин, ты никуда не пойдешь! Давай отложим на пару дней.
  - Ничего, я же ему не на гравитационную горку лезть предлагаю. Сходит, потом вместе отдохнем. Садись, слушай....
  Как же болит голова! - подумал Кай, собираясь с мыслями. Вскоре в его голове зазвучал самодовольный голос Фила.
  - Что ты слышал про Аркс-протос?
  - Ну.... какая-то планетка, связанная с мервами, - нехотя послал Кай ответную мысль. Уж если бы общаться мысленно, то лучше бы с Кирой.
  - Именно! - воодушевился Фил, - А знаешь, откуда прилетел тот чумовой рейдер, который чуть не угробил нас в доке 34-70? С Аркс-протоса! Об этом вчера сообщил наш красавец Даррелл, век ему оставаться лейтенантом.
  - И что? - не понял Кай.
  - А то, - заявил Фил и посвятил его в детали их нового плана. План состоял в следующем. Следы загадочной истории уводили на Аркс-протос, то есть к таинственным мервам. А кто крупнейший специалист по мервам? Их друг Антоний Берский. Не зря на Камею-6 послали именно его. Значит, он в курсе всех секретов Камеи-6. И им надо сейчас же провести ментальное погружение в эго-пространство Антония Берского. Каю в этом плане отводилась не самая благовидная роль. Пока они будут проводить ментальное погружение, Кай должен будет, не подавая вида, беседовать с Антонием и задавать ему хитрые вопросы, которые наведут Антония на нужные мысли.
  - А почему же нам сразу не провести погружение в ментальное поле Виллена? Он-то, наверняка, знает больше Берского.
  - Бесполезно, - Фил даже махнул рукой, - уже пробовали. Его ментальное поле экранировано.
  - То есть, как это экранировано? - удивился Кай, - У него что, есть плазиевый экран?
  - Черт его знает, что у него есть. Сейчас это не важно. Давай иди к Берскому.
  Кай долго упирался, ворчал, возмущался, говорил, что не может так поступить с Антонием, и только жалобный взгляд Киры заставил его согласиться.
  Пока он шел к Берскому, он проклял все на свете, особенно свою идею зайти к ребятам. Его просто корежило от стыда перед Антонием. Не лучше ли поговорить честно?
  Мембрана в номер Берского как и всегда гостеприимно распахнулась перед ним.
  - Ах, Кайлин, Кайлин! - воскликнул Антоний, поднимаясь ему навстречу, - И сейчас вы продолжаете совершать безрассудные поступки. Зачем вы так рано нарушили постельный режим?
  Впрочем, Антоний радостно улыбался, видимо, поджидал Кая давно и с нетерпением. Они не подозревает, что Кай прикрывает это подлое погружение, которое уже, наверное, началось. Каю стало совсем совестно, лишь большим усилием воли он заставил себя продолжать беседу.
  - Думаете, ресурсы организма беспредельны? - ни о чем не догадываясь, радушно продолжал Антоний, - Увы, молодые этого не понимают. А когда лет через сто начинают проявляться последствия такого необдуманного отношения к своему здоровью, уже поздно что-то менять. Поверьте мне старику, увы, не ставшему исключением. Ладно, сейчас вы попробуете вот этого бальзама, и вам станет легче. Старинный рецепт поможет лучше любого медицинского стабилизатора.
  Берский протянул Каю фигурный стакан. Антоний был в форме офицера ССБ, которая ему шла и вписывалась в роскошный интерьер не хуже дорогого костюма.
  - А вот эту вещицу мы поставим рядом. Это раритет, похоже, доставшийся нам в наследство от мервов. Не чувствуете: над этим предметом витает аура тех миллионов лет, которые он пережил. Чувствуете? Механизм его действия остается на уровне гипотез, но через пару минут вы избавитесь от головной боли. Голову могу дать на отсечение, как шутил последний император Мерции, большой знаток древних обычаев. Кстати, лечебный эффект у этой штучки не главное.
  Кай даже потрогал пальцем небольшую пирамидку чайного света, внутри которой блеснула искра трудно уловимого огня. С виду - обычная поделка. Но, удивительное дело, голова его и вправду перестала болеть.
  - Кстати, избавление от легких дисфункций организма не главное предназначение этой вещички. Вообще-то, это усилитель воли. Воля человека, обладающего этой штукой, должна странным образом материализоваться, в известных пределах, конечно. Увы, сколько я не пытался, никакого эффекта не достиг. То ли это очередной миф, то ли у меня просто не хватило силы воли. Забирайте. Если хотите, сможете попробовать, в свободное время, конечно... Ладно, будем считать, мой долг старшего выполнен, вы вняли укорам старика, и перестанете вести себя безрассудно. Ведь так? - Берский лукаво улыбнулся, - Тогда с нетерпением жду вашего рассказа. Сердцем чую, в ваших словах скрывается кое-что важное. Подождите, вернем нашей беседе привычный антураж.
  Берский отошел к камину, включил его, наполнив комнату треском поленьев и живым теплом.
  - Вот, - сказал он с видом художника, закончившего очередное произведение, - теперь можно насладиться вашим рассказом. Вы, наверное, и сами не понимаете, что первый в истории человечества заглянули внутрь фантома, побывавшего за гранью мира.
  - Боюсь, профессор, вас разочаровать, - Кай виновато вздохнул и, глядя на ровную пляску чистых языков пламени, начал свой рассказ, на протяжении которого Берский то восторженно восклицал, то качал головой, то задумчиво тер острый подбородок.
  - Увы, я прав как всегда, - невесело сказал Берский, когда Кай, наконец, умолк, - никому из живущих не суждено узнать, что будет после смерти. Мне кажется, это один из краеугольных законов существования человека. Он не позволит мне заранее заглянуть за тот черный занавес, к которому я потихоньку подхожу, - Берский на мгновенье задумался, словно отблески костра в его глазах на мгновенье стали отблесками иного мира, - увы, можно констатировать, что этот призрак имеет не инфернальное происхождение.
  - А какое? - поинтересовался Кай.
  - В норме, при умирании человек проходит несколько стадий, позволяющих ментальному полю плавно отделиться от физического тела. В противном случае, когда отделение происходит слишком резко и грубо, ментальное поле может не выдержать и расколоться, если хотите, лопнуть на несколько частей, начинающих путешествие по нашему миру. Гипотеза выглядит вполне логично, не находите?
  - Что же их стабилизирует? - поинтересовался Кай.
  - Элементарно. Как показало ваше смелое погружение, энергию дает их эмоциональная память. Они подзаряжаются теми ужасными эмоциями, которые пережили в последние моменты жизни. Детальный механизм явления еще предстоит установить. Не понятно, например, как ментальная эмоциональная энергия взаимодействует с пространством, но в общих чертах мне все ясно.
  Берский с удовлетворением истинного естествоиспытателя сделал большой глоток бальзама. Кай тихо вздохнул. Азарта Берского он не разделял.
  - Но, мне кажется, Антоний, ничего полезного мое погружение не дало, - сказал он хмуро.
  - Что вы, что вы, дорогой Кайлин! - встрепенулся Берский, - ваше погружение имеет эпохальное, мировое значение. Мне кажется, я сам только начинаю понимать всю важность увиденного вами. Вы впервые, за всю историю человечества заглянули за изнанку мира и эта изнанка оказалась не такой плохой, как представлялось. Одним глазком, через восприятие фантома, но успели разглядеть, существование над миром чего-то, связанного с высшей красотой, светом и музыкой. Разве это не чудо? В корне разбивающее устои современного рационалистического мировоззрения?
  - Да, но для спасения людей это бесполезно! - посетовал Кай.
  - И опять вы ошибаетесь, молодой человек, - воодушевился Берский, - ваш рассказ сбил меня с одной неправильной посылки, которая мешала сделать правильные выводы. Теперь бы мне только посидеть ночку перед камином! Как в добрые старые времена. Эта история, безусловно, крепкий орешек, но, теперь мне кажется, скоро он затрещит по всей скорлупе.
  - И в чем заключается правильная посылка? - поинтересовался Кай.
  Берский задумался, потер подбородок:
  - Пожалуй, в том, что для хорошего результата не всегда надо делать, как лучше. Иногда лучше сделать хуже.
  - В смысле?
  - Кай, дорогой, - взмолился Берский, - сделайте одолжение, не спрашивайте меня об этом. Пока. Когда идея зреет в голове, не стоит трогать ее раньше срока. В свое время я сам посвящу вас в курс дела. Спросите лучше о чем-нибудь другом.
  Кай уже подумывающий о том, чтобы уйти, все же пересилил себя и, чувствуя, как краснеет, все-таки задал вопрос:
  - Хорошо, Антоний, скажите, что вы знаете об Аркс-протосе?
  - Что? - Антоний посмотрел на Кая удивленно и как-то очень внимательно, - почему это вдруг вы заинтересовались этой маленькой планеткой?
  - Ну-у, - замялся Кай, про себя на все лады проклиная Фила, - вы же говорили, что подробно изучали мервов, а эта планета, по-моему, имеет к ним прямое отношение.
  - Да уж имеет, - сказал Антоний Берский, продолжая пристально смотреть на Кая, - туда со всей галактики стекаются люди, верящие в то, что мервы еще влияют на судьбы мироздания. Туда же они собирают все возможные артефакты. Я до сих пор до конца так и не понял, насколько в основе этого социального явления лежит религиозный фанатизм, насколько чей-то удачный бизнес-проект. Одно время я хотел даже остаться там. Увы, у меня для этого слишком критичное мышление и, наверное, слишком благополучно прошел первый год жизни. Ведь именно к травмам первого года вы, психологи, относите все фанатичные устремления, я прав? Бывать там бывал, и вам советую. Тамошнее общество чрезвычайно любопытно. И, конечно, вся планета проникнута духом мервов.
  - А что сейчас достоверно о них известно?
  - Да почему это, юный друг, вы так заинтересовались мервами? Мервы, конечно, достойны всяческого интереса, меня удивляет, почему интерес к ним вы проявляете именно сейчас?
  Кай почувствовал, что еще более краснеет:
  - Ммм... я всегда ими интересовался, и думаю, что лучше вас мне никто не ответит на этот вопрос.... Вдруг, потом не будет подходящего момента.
  - Будет, обязательно будет, - улыбнулся Берский, - вернемся на Аллантис, я приглашу вас в свое холостяцкое жилище, туда я натащил много любопытных материалов и интересных вещиц. Заодно проведу вас по Центральному музею, где на слишком многих экспонатах проявляется влияние исчезнувшей цивилизации, хотя мало кто догадывается об этом. Не спешите. Скоро история с Камеей-6 закончится и закончится весьма неплохо. У меня хорошее предчувствие, этакое особенное щекотание нервов, а оно никогда меня не подводило.
  - И все же.... мервы... кто они? - переспросил Кай.
  - Эк вас, однако.... Мервы.... Как же вам сказать.... Вот вы, наверное, не раз встречали упоминания о них и даже, возможно, изучали их в школе. Что конкретного вы сами можете сказать о них?
  Кай затруднился с ответом.
  - Вот так же затрудняется с ответом и официальная наука, - развел руками Берский, - Накоплен большой фактический материал, множество следов существования могущественной разумной силы в галактике, относимых к единой временной эпохе. Есть религиозные культы, поклоняющиеся мервам. Но никто не может сказать, как они выглядели. Были ли они гуманоидами? Были ли живыми организмами? Имели ли вообще вещественное тело? Они исчезли задолго до появления первых людей. Задолго - значит, за миллионы лет.
  Берский все больше и больше вдохновлялся своими словами.
  - Но главное, что волнует ученых, это даже не их облик, и не причина, приведшая их к гибели. Главное - разгадать образ их мыслей. Они были настолько могущественны, что не могли не повлиять на мироздание. Эхо этого влияния достает до нас. Но вот только, что ими двигало? Чего они хотели? Что они несли?
  - А что несет, например, человечество? - спросил Кай.
  - Человечество? Человечество еще слишком молодо, чтобы сознательно нести что-то миру. Мы просто перестраиваем мир в соответствии со своими потребностями агрессивно развивающегося вида. Ну, иногда делаем вид, что поддерживаем природное равновесие. К чему приведет эта хаотическая перестройка, мы всерьез не задумываемся, если и задумаемся, то нескоро. Счет идет на миллионы лет. Мервы прошли эти миллионы лет.....
  У Кая зазвучал вызов Индры, и ее силуэт высветился в полумраке кабинета.
  - Кайлин, разве так можно относиться к своему здоровью? - голос Индры обиженно, по-детски звенел, - Я думала, на вас можно полагаться. А уж от вас, Антоний, я и вовсе такого не ожидала. Вы же знаете, что постельный режим ему просто необходим! Я не хочу доводить до официальных запретов, но если так пойдет дело.....
  - Индра, вы очаровательны, когда гневаетесь, - улыбнулся Берский, - и вы совершенно правы, мы сейчас же заканчиваем. Через десять минут, он будет в лазарете. Если надо пришлите за ним носилки.
  - Не надо, я сам дойду, - возмутился Кай.
  Вскинув голову, Индра отключила сеанс.
   - Все, Кайлин, Индра права, я и так злоупотребил вашим здоровьем, позволив так долго разговаривать. Вы уверены, что доберетесь сами?
  Кай уверенно кивнул. Передвигаться с помощью носилок и других подобных гравитационных приспособлений внутри помещений на Аллантисе считалось неприличным.
  - Последний вопрос, Антоний, - Кайлин поднялся. Берский внимательно наклонил голову.
  - Помните историю с мертвым офицером? Вы уверены, что эта история не имеет отношения к исчезновению станции? Мы думаем, что имеет, - Кай внимательно смотрел на собеседника, - как и рейдер в доке 34-70, прилетевший с Аркс-протоса.....
  Берский отреагировал примерно так, как Кай и ожидал, только гораздо сильнее. Кай впервые увидел, как Берский по-настоящему злится. Он начал на глазах багроветь и губы его мелко задрожали:
  - Разве я не говорил вам, чтобы вы не лезли в это дело? Разве я похож на шутника, без толку мелящего языком? Вы знаете, что на эту информацию наложен гриф секретности категории "А"? Знаете, чем это грозит? Все, помимо особых сотрудников ССБ, узнавшие такую информацию негласно приговариваются к ликвидации, в лучшем случае, к принудительной амнезии. Вы думаете можно шутить шутки с такой организацией как ССБ? Думаете, для вас сделают исключение? О, господи, до чего иногда люди теряют чувство самосохранения! Вы уже слазили к рейдеру, чудом унесли ноги. Вам этого мало?
  Кай виновато опустил голову. Надо же, Берский знает про их вылазку к рейдеру. Неужели, они всегда находятся под наблюдением?
  - А как же суд, конституция? - спросил Кай, исподлобья глянув на Берского.
  - Кай, дорогой, не смешите меня. Какая конституция! В работе таких специфических организаций как ССБ нет слова "конституция". Есть слово "эффективность". И, пожалуй, это оправдано. Так что идите в лазарет и не забудьте предостеречь своих друзей от всяких попыток узнать что-либо о том темном деле. Если оно как-то связано с нашей историей, я обязательно обращу на него внимание. Уж, поверьте.
  Выйдя из роскошного номера, Кай не спеша направился к лаборатории. Ему было стыдно и тревожно. Не зря это погружение сразу ему не понравилось! Неизвестно, что успели узнать ребята во время погружения. Как пить дать, что-то узнали, ведь Берский слушая Кая, наверняка продолжал обдумывать ситуацию. Теперь эта информация похожа на ампулу с нестабильным критониевым изотопом. Смогут ли они удержать ее и не увязнуть еще глубже? Кай хотел было бежать в лабораторию, чтобы донести до ребят предупреждение Берского, но по пути догадался: Кира с Филом и так должны быть в курсе всего услышанного им. Ведь кто-то из них в момент разговора находился в эго-пространстве Берского и все слышал. Поэтому Кай махнул рукой и направился в лазарет спать. Силы его были на исходе.
  
  
  37.
  Черное ничто никак не хотело его отпускать, вцепилось, как черная дыра вцепляется в случайно подлетевший корабль. Чернота корежилась под раскатистыми звуками чьих-то голосов, наплывающих с неба, тряслась от землетрясения чьих-то прикосновений, но держалась из последних сил. Даже когда черная пуповина сна, натянувшись до предела, лопнула, и он судорожным рывком выпал в реальность, он долго лежал, словно в коконе, ограничивающем доступ к далекому, приглушенному миру.
  Наконец, судорожным всплеском сознания он понял, что проснулся.
  - Ну, здоров ты спать, - сказал Фил, - знаешь, сколько сейчас времени? Обед скоро. Давай вставай, есть новости.
  - Какие новости? - буркнул Кай, еще не поняв даже, где находится.
  - Об этом тебе расскажет его императорское величество Виллен собственной персоной.
  - Как Виллен?
  - А так. Через пять минут мы должны быть у него в кабинете. По срочному вызову. Чует мое правое полушарие, просто так нас бы не позвали.
  Кай поднялся и понял, наконец, что находится у себя в комнате.
  - Как я сюда попал? - спросил он, удивленно тараща заспанные глаза. Он оставался весь вечер в лазарете и никак не мог вспомнить, как же перебирался в свои апартаменты. Индра ведь категорически запретила ему выходить.
  - Привидения видать притащили. Ты ведь теперь у них за своего, - буркнул Фил.
  Кай понял, что ровно ничего не может вспомнить из вчерашнего вечера. В памяти зияла черная гулкая яма.
  - Давай быстрее! Виллен ждет, - вскричал Фил.
  Чувствуя, как шумит пустота в голове, Кай поплелся в ванную.
  - Я серьезно, слушай. Как я попал вчера к себе в номер? - жалобно спросил он по дороге в лабораторию, где их ждала Кира.
  - Я откуда знаю? - проворчал Фил, - последний раз я тебя в лазарете видел. Ты спать собирался. С головой-то у тебя явно не в порядке.
  - Ничего не помню, - Кай провел рукой по глазам, словно пытаясь сорвать черную пелену с памяти.
  Кира выглядела очень встревоженной.
  - Как говоришь, он тебе сказал? - спросил у нее Фил.
  - Сказал, что есть новости, по поводу которых он хочет задать нам несколько вопросов, - мрачно пояснила Кира.
  - Неужели догадался? Или Берский проболтался, - предположил Фил.
  Лица спешащих мимо них сотрудников подтверждали самые нехорошие предположения, окатывая их волнами хмурой озабоченности. Фил многозначительно оглядывался на Кая.
  Кабинет Виллена был огромен, отделан дорогими деревянными панелями и полон живыми растениями. В дальнем углу журчал настоящий каскад с водой.
  В центре, под раскидистой пальмой, во главе активированного длинного, под дерево, стола сидел Виллен, окунув голову в облако какого-то отчета. Даже сквозь туманное изображение можно было разглядеть, насколько страшно его лицо. Перекошено гримасой то ли злости, то ли боли, то ли напряжения. У Кая от дурного предчувствия затряслись колени. Рядом стояла Метина, растерянное застывшее лицо которой, казалось еще бледнее на фоне черного костюма.
  Заметив их, Виллен, не отрываясь, указал на несколько кресел перед столом. Они безропотно сели и замерли перед координатором, как под прицелом точечного лазера.
  Наконец, Виллен свернул отчет и выпрямился. На щеках дернулись желваки. Широкий наморщенный лоб блестел от мелких бисеринок пота.
  - Я могу идти? - спросила Метина.
  - Да, да, черт побери! Иди, делай что-нибудь! Мне нужен подробный отчет о динамике его состояния за последнюю неделю, как минимум. И отчеты технических экспертов. Срочно. А через два часа жду всех на оперативке.
  Поджав губы и не удостоив студентов внимания, Метина вышла.
  Виллен придавил ребят своим тяжелым, сканирующим взглядом. Нервное журчание воды из угла делало паузу невыносимой.
  - Сегодня ночью в доке 34-70 погиб Антоний Берский.
  Новость обрушилась на них тяжестью бетонной плиты. Только силу удара Кай ощутил не сразу. В первый момент он не поверил. Да, ерунда, не может такого быть. Сейчас Виллен скажет, что неловко пошутил, или придет сам Антоний, объяснит всем, какая произошла ошибка. Но секунды тикали, а Берский не приходил, и Виллен продолжал мять их тяжелым взглядом, гоняя за щеками твердые желваки.
  - Мы можем узнать, как это произошло? - спросила Кира.
  - Узнайте, - сказал Виллен, - тем более, что вам не надо объяснять про док 34-70. Сегодня глубокой ночью Антоний зачем-то вошел в этот док. Вы уже знаете, что секретные объекты под грифом категории "А" защищены от любого проникновения. Система защиты имеет несколько уровней. На первом она парализует посторонние объекты и удерживает их до прибытия охраны. На втором уничтожает тех кто проник через парализующее поле без предупреждения. Это закон ССБ, так защищаются сверхсекретные объекты во всем Союзе. Лиц, имеющих право работать с такими объектами, система распознает по специальной виртуальной метке. Берский обладал меткой. Система не должна была реагировать. Первый уровень он прошел, на втором она среагировала. Невероятно, но факт.
  Виллен опустил голову, натужно вздохнул.
  - Антоний так ничего и не понял. Система защиты была совмещена с системой обороны самого рейдера. Она срабатывает мгновенно и не промахивается.
  - Но по нам она промахнулась, - заметил Фил.
  - Нет, не промахнулась, - отрезал Виллен, - я ей дал команду промахнуться! Когда мне доложили, что вы подбираетесь к доку, я велел отключить парализующее поле, взять систему на ручное управление и только попугать вас. Я надеюсь, это послужило вам серьезным уроком на будущее. Узнай вы больше, чем вам положено, я вынужден был бы стереть вашу память. Или того хуже. В противном случае, я серьезно рискую своей карьерой.
  Кай потупился. Только бы Виллен ничего не узнал!
  - Мне важно понять, зачем Антоний направился в док в такое позднее время. Он не был склонен к ночным прогулкам. Должна быть очень веская причина, чтобы он посреди ночи встал с постели и пустился в другую часть станции.
  - А разве за ним не велось наружное наблюдение? - поинтересовался Фил.
  Виллен поморщился, словно лишнее шевеление языком доставляло ему страдание.
  - Все лица, имеющие право работать с информацией категории "А", и все старшие офицеры недоступны для дистанционного наружного наблюдения. Там где они находятся, во всех системах наблюдения отмечается только слепое пятно. Поэтому-то мы не можем установить, что Антонию понадобилось в доке в такое позднее время. Мы можем только отследить последовательность его перемещений, а этого мало.
  Виллен замолчал. Кай почему-то подумал про музей, в который он уже никогда не сходит вместе с Берским. Он боялся поднять глаза, чтобы не встретиться с жесткими черными глазами Виллена.
  - В день перед своей смертью, - продолжил координатор, - Антоний несколько раз виделся с вами и о чем-то подолгу беседовал. Я хотел бы узнать, о чем? Может это прольет свет на его последние мысли и догадки.
  Снова в тишине громко зажурчала вода.
  - Итак, - вздохнул Виллен, подождав немного, - о чем вы разговаривали? Я жду, ребята, время дорого. Перед смертью Антоний сказал мне, что близок к разгадке. Тем более нам важно понять, о чем он думал в свои последние часы.
  Кай переглянулся с Филом. Даже у Фила на щеках проступили красные пятна. Кира вовсе не поднимала глаз. Они сидели, словно нашкодившие дети перед учителем. Виллен сопел все громче и громче.
  - Кайлин, о чем вы говорили с Берским, когда сбежали из лазарета? - резко спросил координатор.
  - Ну, я рассказал ему о своем последнем погружении в поле призрака, - сказал, наконец, Кай.
  - Не бойтесь, я в курсе нарушения вами параграфа Б-300. Мы закроем на это глаза, - утешил Виллен, - что именно вы рассказали Берскому?
  Кай вкратце передал Виллену содержание разговора.
  - И что сказал Берский? - поинтересовался Виллен.
  - Он сказал, ему нужна ночь, чтобы обобщить всю информацию.
  - И все? - координатор прямо прижег его глазами.
  - Вроде все, - довольно уверенно ответил Кай.
  - Хорошо. Детали вашего разговора вы представите мне в подробном отчете через два часа. Так. После разговора с Кайлином, Антоний почти сразу направился в лабораторию к вам. О чем он разговаривал с вами?
  Вот как! - удивился про себя Кай, - Антоний ходил в лабораторию к ребятам? Зачем? Наверняка догадался о незаконном погружении в его психику и ходил разбираться.
  - Ну-у-у, - сказал Фил, - он спросил у нас, можем ли мы в ближайшее время организовать еще одно погружение в ментальное поле фантома. Мы сказали, сможем.
  - И все? За полчаса беседы? - подозрительно спросил Виллен.
  - Все, - ответил Фил, честно подняв глаза.
  - Кира, это все? - обратился координатор к девушке.
  - Все, - ответила Кира, еще больше краснея.
  - Так, - сказал Виллен, тяжко вздохнув, - я вижу, вы мне не договариваете. Даю вам последний шанс выложить все на чистоту. В противном случае мне придется прибегнуть к мерам химического или волнового воздействия....
  - Не надо, Виллен, я думаю, мы решим все вопросы более цивилизованными методами, - раздался вдруг до боли знакомый голос.
  Они резко обернулись. На пороге маленькой прихожей, облокотившись на переборку, бледный и худой, одетый в блестящий больничный биокостюм, стоял профессор Джарвис.
  
  
  38.
  Профессор Джарвис очнулся тремя рывками. Сначала обнаружил себя лежащим и смотрящим на что-то едко-белое. Причем смотрящим уже давно. Потом Джарвис вдруг понял, кто он есть и, соответственно, задумался, где он может находиться. Второй этап продолжался дольше других, потому что профессор никак не мог узнать окружающую обстановку. Походило на больницу, даже не на больницу, а на походный лазарет. Но где? В университете не было ничего подобного. Наконец, он пошевелился и заметил островки соседних гравикоек, много островков с беспомощными людьми, что, наконец, вызвало, в голове лавину воспоминаний, главным из которых было название: "Камея-6".
  Вот оно что! Профессор тревожно зашевелился, попытался встать, но уперся в прозрачную стенку защитного поля. Он позвал, постучал, но никто не реагировал. В большой палате никого не было. Профессор обессилено откинулся на подушку. Руки дрожали от усилия. Сколько же он провел без движения? И как он оказался среди этих несчастных? Воспоминания профессора оканчивались на том, как он надевает колпак эго-проектора. Что было дальше, чем закончилось погружение, упорно не вспоминалось.
  Профессор догадался о включенной звуковой защите. Кричать бесполезно. Оставалось надеяться на скорейший приход в палату кого-нибудь из персонала. Должны же они заметить по приборам, как изменились показатели его нейроактивности! Датчики, вообще-то, уже давно должны были поднять тревогу. Почему-то не подняли. Когда здесь появятся люди, наверное, они не смогут не заметить его сигналов.
  Под колпаком становилось все жарче. Профессору показалось, что ему не хватает воздуха. Он зашевелился, пытаясь посмотреть, на какой режим включена система ухода. Посмотрел и замер: индикаторы не горели. Система ухода была дезактивирована, выключена, мертва. Не может быть! Дышать стало еще труднее. Профессор заволновался. Если система не работает уже давно, воздух под колпаком скоро закончится. Он попытался унять волнение и лежать неподвижно, чтобы дышать как можно реже. Прошло еще несколько минут. Сохранять спокойствие становилось все труднее, потому что никто не приходил.
  Воздуха уже не хватало. Рот уже жадно искал его, словно где-то воздуха могло оказаться больше. Не находил и тело профессора стало выгибаться дугой от невыносимого напряжения. Глаза пучились на лоб, и ему казалось, что так же, в судороге боли неимоверно выгнулся матовый потолок. Профессор в отчаянии забарабанил по защитному колпаку, ударил изо всех сил ногами, раз, другой. Бесполезно. Какая глупая смерть!
  Вдруг перед гравикойкой появилось любопытное лицо какого-то мальчишки. Тот, опасливо приблизившись, таращил глаза, явно не понимая, что творится с больным человеком.
  Распластавшись по колпаку, профессор из последних сил показал ему на пульт управления. Мальчик непонимающе нахмурился. Профессору бросились в глаза щедрые россыпи веснушек на щеках и вздернутом носу.
  - Поле, дурак! Сними поле! - дико заорал профессор, сам уже не слыша своего голоса, и начал терять сознание.
  Мальчик догадался, наконец, что от него хотят. Уходящее сознание профессора вдруг подхватилось и поднялось наверх самым сладким вдохом в его жизни, разлившимся по жилам животворящим божественным бальзамом.
  Первые секунды профессор со сладостным хрипом хватал воздух, а мальчику видно показалось, что он умирает.
  - Подождите, подождите, - завопил он и бросился вон из палаты.
  Тут же в палату вбежали люди. Профессор узнал Индру Кларк.
  Когда первые эмоции улеглись, и профессор в непечатных выражениях, имеющих хождение на его родной колонии, объяснил, что он обо всем этом думает, Индра долго извинялась, хватаясь за голову. Так, что профессору самому пришлось ее утешать.
  - Но такое же в принципе не может произойти! - воскликнула Индра, когда немного успокоилась, - система жизнеобеспечения обладает высоким коэффициентом интеллекта. Она не может взять и отключиться сама, да еще показывать на центральном пульте, что ваш блок активирован. И ваши показатели на центральном пульте оставались без изменений. Кто бы мог подумать, что такая совершенная, новейшая система может дать сбой!
  - Ночью вы не наблюдали за динамикой состояния больных? - спросил Джарвис.
  - Я не помню, - простонала Индра, - я с утра не могу вспомнить, что было ночью. От этого у меня раскалывается голова.... Но наблюдать и не обязательно. Система сама должна сообщать дежурному оператору о малейших изменениях, и сама в случае чего поднимет тревогу. Что же такое творится?
  - А где этот парнишка, как его? Эрик? А-а-а, ты здесь. Ну-ка, поди сюда.
  Мальчика второй раз просить не пришлось. Довольная физиономия быстро нарисовалась рядом с профессором. Джарвис с любопытством вглядывался в остренькое, личико, щедро осыпанное веснушками. Вот как выглядят посланцы судьбы?
  - Ты хоть понимаешь, Эрик, что ты мне жизнь спас?
  Эрик кивнул со счастливой готовностью.
   - Как же мне тебя отблагодарить? По обычаю моей планеты, ты теперь мой.... родственник. Давай, когда закончится вся эта история, я приглашу тебя в гости, и ты выберешь себе любой подарок, какой пожелаешь. В пределах моих возможностей, конечно.
  - А с какой вы планеты? - бесхитростно спросил Эрик.
  - Теперь я живу на Аллантисе.
  - Ух ты! На самом Аллантисе? Здорово, - запрыгал Эрик, но тут же помрачнел, - только меня мама не отпустит.
  - Ничего, с мамой мы договоримся. А еще лучше возьмешь ее с собой, я ее тоже приглашу.
  - Ура! - завопил Эрик и бросился вон из лазарета, видимо сообщать маме радостную новость.
  Через десять минут профессор уже довольно твердо держался на ногах. Он узнал, сколько времени прошло с момента его последнего погружения, и схватился за голову. Почти четверо суток!
  - Индра, как там поживают мои ребята? - спросил Джарвис первым делом, - можно вызвать их сюда?
  Индра замялась, и сообщила, что ребят позвать нельзя. Их в это время в связи с гибелью Антония Берского допрашивает сам Виллен.
  - Как допрашивает? - заволновался Джарвис. Допросы в ССБ ничего хорошего не сулят.
  - Индра, дорогая, - взмолился он, - поскорее проводите меня туда.
  Индра объяснила, что запрещено выводить пострадавших из лазарета до их полного медицинского и психологического обследования.
  - Индра, вы верите своей интуиции? Прислушайтесь. Есть во мне что-то опасное или нет? Уверяю вас, нет. А ребятам надо помочь. Принудительное волновое воздействие или сыворотка правды еще никому на пользу не шли.
  Индра вздохнула и махнула рукой. Так профессор оказался в кабинете Виллена. И успел вовремя.
  Когда шок от эффектного появления Джарвиса улегся, Виллен проворчал:
  - Пострадавшие начали приходить в себя и свободно разгуливают по станции. А я узнаю об этом последним. Всех, к чертям, отдам под трибунал!
  Но губы его расплывались в непроизвольной улыбке. Он сильно обрадовался незапланированному появлению Джарвиса.
  - Послушайте. Виллен, - начал профессор, поглаживая голову дочери, склоненную ему на плечо, - давайте уладим последнее недоразумение, и я вернусь в лазарет. Чувствую силы мои на исходе.... Сейчас мои ребята честно расскажут вам все, о чем они говорили с Берским, и мы вместе решим, как надо поступить....
  Вода в каскаде вплетала в свой хрусталь золотые блестки света и ссыпала их вниз, рождая чистый ясный звон настоящего горного ручейка.
  
  
  39.
  Первой, с кем смог серьезно поговорить Джарвис после того как, вернувшись в лазарет, немного отдохнул, естественно, оказалась Индра.
  - Только скажите мне, Джарвис, вы что, ничего не запомнили о вашем последнем погружении? - поинтересовалась она первым делом, передав профессору чашку с чаем.
  - Ничего! Ровно ничего, Индра, - воскликнул Джарвис, плеская на стол ароматной жидкостью, - ни единого проблеска, ни одного возвратного ощущения! Только глухая черная пустота шока, черт бы ее побрал! Будто взорвали хлопушку в голове. Никаким способом я не могу выйти из нее. Головой о стены побился бы, да инфосфера не позволяет.
  - Да не убивайтесь вы так, - мягко улыбнулась Индра.
  - Как не убиваться, если разгадка сидит там, - он чувствительно постучал себя по лбу, - внутри! Ведь человек запоминает все, что воспринимает. Просто не все может впоследствии воспроизвести.... Но ничего, это-то меня и утешает. Пользуйтесь любыми методами, Индра, - гипнотическим наведением, электротоком, квантовым расслоением, шоковой терапией, всем, что только придет нам в голову. И я уверен, рано или поздно мы получим доступ к внутреннему контейнеру.
  - Рано или поздно - не те слова, - вздохнула Индра, - поздно для них означает конец всего.
  Джарвис оглянулся на ряды гравикоек и мрачно покивал.
  - Правда, меня тешит надежда, - продолжила Индра, разливая чай, - что и остальные скоро очнутся столь же чудесным образом. Возможно, загадочный фактор, который вводит людей в состояние шока, прекратил свое действие так же внезапно, как и начал. Степень деградации у остальных значительно выше, чем у вас, в регрессе они пребывали гораздо дольше. Для восстановления им нужно больше времени. Я сразу подумала об этом, как только вас увидела. Как это было бы здорово, а?
  - Боюсь, Индра, вы ошибаетесь. Я лишь единственный раз увидел нечто, вызвавшее тотальную защиту. Постепенно моя психика оправилась от шока, и я очнулся. Они же, исчезнувшие вместе со станцией, подвергаются воздействию этого фактора постоянно. Они не очнутся, пока мы не уберем это воздействие. Надеюсь, его можно убрать. Никогда раньше, поверьте, я так отчаянно не хотел, чтобы мои мысли оказались ошибочными. И, кстати, никогда раньше я не пил такого вкусного чая.... А теперь Индра расскажите-ка мне поподробнее все, что произошло на Камее за время моего ммм... отсутствия.
  По мере рассказа Индры настроение Джарвиса менялось. Он все чаще ерзал на кресле и в волнении кусал нижнюю губу, совсем как это делала дочь. Индра, наконец, выговорилась и, осторожно придерживая крышечку чайника, начала разливать в старинные фарфоровые чашки новую порцию чая, Джарвис посмотрел на часы и сказал:
  - Я нарушу ваш постельный режим, Индра, не обижайтесь. Мне надо как можно скорее поговорить со своими ребятами, - сообщил он мягко, но тоном, не терпящим возражений.
  - Будет ли толк от такой спешки? Вы же говорите, что у вас путаются мысли. Подождете до завтра....
  - Чем больше людей будет знать то, что знают они, тем спокойнее мне будет за их жизнь, - заявил Джарвис, посмотрев Индре прямо в глаза.
  - Вы полагаете.... - Индра ошарашено уставилась на собеседника.
  - Я ничего не полагаю, дорогая Индра, - Джарвис поднялся с кресла, - просто мне так будет спокойнее. Слишком много случайностей кругом. Одна невероятнее другой. На замкнутой станции бесследно пропадают куда-то виртуальные очки, которые могли бы пролить свет на происшедшие события. Да так, что и молекулярного следа обнаружить не удается. Новейшая система охраны вдруг не распознает виртуальную метку и погибает человек, стоящий в двух шагах от разгадки тайны..... Система жизнеобеспечения пациента вдруг спонтанно отключается, без ведома центральной системы, и меня спасает только чудо...... Вы, дежурившая в ночь смерти Берского в лазарете, вдруг ощущаете провал в памяти. Если одну из таких случайностей я еще могу допустить, то несколько таких случайностей, увольте, уже из разряда фантастики.
  Индра, сильно нахмурившись, задумчиво помешивала чай. Мысль Джарвиса неприятно поразила ее.
  Джарвис взъерошил шевелюру и направился искать дочь. Проще, конечно, было вызвать ее к себе, но Джарвис полагал, что значительную часть информации придется сообщать телепатически - внешнего наблюдения еще никто не отменял. Никто кроме Виллена не должен догадаться, как много они знают информации категории "А".
  Дочь была у себя. Как понял Джарвис, примеряла наряды. Раньше за ней он такого не замечал.
  - Ой, па! Я уже собиралась к тебе. Индра разрешила тебе выходить?
  - Неужели все эти примерки для того, чтобы навестить отца? - улыбнулся Джарвис.
  - Нне-ет, - замялась дочь, - вечером мы идем в клуб.
  Щеки ее наливались краской смущения, делающей ее такой похожей на маленькую девочку. Но вместе с этой наивной женственностью, которая была неотъемлемой частью облика дочери, профессор за плавными, томными движениями почувствовал в ней новую женственность - чувственную, исконную, которая за время его отсутствия начала раскрываться, словно бутон свежего цветка. Дочь превращалась в женщину.
  - Что ж я рад, расширению сферы твоих социальных контактов, - сказал Джарвис, - ты уделишь мне время?
  За следующие полчаса дочь сообщила ему много интересного, в основном через телепатическую связь. Профессор попытался тут же анализировать информацию, но понял, что об этом и речи быть не может. Слишком устал за сеанс телепатии. Мысли то и дело обрывались, оставляя в голове пульсирующую пустоту - видимо, следствие недавнего пребывания в состоянии регресса. Поэтому Джарвис решил обдумать все завтра. Забыть что-нибудь он не боялся - не зря столько лет тренировал оперативную память.
  Дочь хотела проводить Джарвиса, но он твердо остановил ее.
  - Я ведь могу тебе доверять, дочь?
  Она с готовностью кивнула, смотря ему в глаза и там, на дне темных радужек он в тысячный раз увидел, что она самый близкий для него человек.
  - Тогда пообещай мне ничего не предпринимать, не посоветовавшись со мной.
  Дочь нахмурилась, явно намереваясь возразить.
  - Пообещай! Мне очень важно сейчас быть спокойным за тебя.
  Дочь посмотрела на него очень внимательно, словно пытаясь прочесть его тайные мысли:
  - Ты чувствуешь опасность, папа? Только честно.
  Джарвис опустил глаза вниз:
  - Если честно, да.
  - Хорошо, - сказала дочь, мгновение подумав, - я пообещаю тебе, но только если ты сам пообещаешь мне не рисковать. Твоя жизнь для меня так же дорога. И у тебя есть ответственность передо мной.
  Профессор вздохнул:
  - Ты права. Я постараюсь.... Я обещаю тебе не рисковать.
  Кай тоже оказался в своем номере. Похоже, лежал на гравикойке - она была раскрыта, но скорее всего не спал. Парень был болезненно бледен, хмур. Глаза его болезненно блестели.
  - Можно? - спросил Джарвис, прошел, активировал кресло, присел. Кай хмуро уселся на кровати.
  - Как ты? - спросил Джарвис, - я слышал, тебе сильно досталось.
  Кайлин поморщился, махнул рукой:
  - Да нет, это уже прошло....
  - А в чем же дело? У тебя, брат, совершенно разбитый вид.
  Кай тяжко вздохнул, посмотрел на Джарвиса с виноватой растерянностью:
  - Мне кажется, профессор, я схожу с ума.
  Профессор внимательно посмотрел в его серые, светлые глаза и улыбнулся:
  - Ни один сумасшедший не в состоянии искренне произнести эту фразу. Ну-ка, выкладывай, из-за чего у тебя возникло такое опасение?
  Кай вздохнул и рассказал, что никакими силами не может вспомнить события вчерашнего вечера.
  Профессор нахмурился:
  - Об этом же мне говорила Индра. Она тоже ощущает полный провал в памяти относительно вчерашнего вечера. Сам по себе факт очень странный. А внезапная амнезия у двух человек - это уже не столько странно, сколько тревожно. Но где здесь ты видишь признаки умопомешательства?
  - Это не все профессор, - обреченно сказал Кай и, набрав воздуха, выпалил:
  - У меня в голове звучит голос Берского.
  - То есть? - Джарвис удивленно сморгнул.
  По словам Кая, находясь под впечатлением от смерти Берского, он сидел у себя в номере. На него вдруг напала внезапная сонливость, что с ним бывало нечасто. Но стоило ему задремать, как рядом раздались слова Берского, словно он шепнул их в самое ухо.
  - И что же он сказал?
  - Кайлин! Проснитесь, ради Бога, проснитесь.
  - И это все?
  - Нет, не все. Когда второй раз задремал - снова его слова.
  - Те же самые?
  - Нет. Он сказал: нам надо о многом поговорить и как только позволит время он обязательно заглянет ко мне, - голос Кая дрогнул.
  - Больше тебе ничего не мерещилось?
  Кай пожал плечами:
  - Вроде нет, я стараюсь больше не спать, - он потер глаза.
  - Как тебе кажется, откуда раздается голос? Извне или внутри твоей головы?
  - Сейчас я понимаю, что внутри, но когда просыпаюсь, мне кажется, он стоит рядом.
  Профессор немного поразмышлял, глядя, как приветливо со стены ему машут родные Кая.
  - Смерть Антония, я вижу, сильно тебя расстроила.
  - Да, у нас сложились хорошие отношения, - кивнул Кай.
  - В первую очередь на ум приходит именно это объяснение. Для тебя, как для впечатлительного эмотивного интроверта такая реакция вполне вероятна - как реакция на психотравму. А там, кто его знает? На станции прошлой ночью происходили очень странные события. Чем скорее мы разберемся в них, тем лучше.... Ты, как я понял, не можешь вспомнить только вчерашний вечер? Тогда я попрошу тебя рассказать мне все, что успел узнать и увидеть за то время, пока меня не было.
  Кай без возражений принялся рассказывать. Джарвис слушал и удивлялся: как парень сильно изменился за последние несколько дней. В чем выражались конкретные изменения, он затруднился бы сказать, то ли в глубине и силе взгляда, то ли в более твердых, определенных движениях, то ли в расстановке речи. Но Кай определено повзрослел. Камея-6 меняла людей. Кира, Кай, и сам он чувствовал, что изменился. Да, неспроста, наверное, Камея-6 тусклой звездочкой возникла на их жизненном пути.
  - На днях мы разговаривали с Максом, - сказал вдруг Кай, когда профессор уже собрался уходить,- он заявил, нет смысла спасать всех этих людей, тратить на них силы. В мире вообще нет смысла, кроме копошения генотипов.... И я понял, что не могу ему возразить.... Погиб Антоний Берский. Погиб глупо, случайно. Я еще вчера разговаривал с ним..... Был ли в этом смысл? Или эти десять тысяч человек. Вот они жили, радовались, грустили, работали, заводили семьи, рожали детей, о чем-то мечтали. Вот они лежат бесчувственными чурбанами, возможно, уже не встанут. И что? Зачем? Тот человек, чей призрак летает ночами по старой станции погиб в страшных муках. Зачем он жил? Чтобы вот так погибнуть? Хочется верить, что все это не зря....
  Профессор остановился, внимательно посмотрел в его глаза, полные душевного страдания и понял, что парень решает действительно важный вопрос для себя. Джарвис задумался. Никогда раньше он не задавал себе подобных вопросов - все казалось ему само собой разумеющимся. Наконец, он сказал:
  - Всю свою жизнь я на всех уровнях изучал деятельность психики человека, совершил множество ментальных погружений и твердо понял одно: внутренний мир человека уникален, неповторим и огромен, как океан, как космос. Работы всех институтов галактики за сотню лет не хватит, чтобы досконально изучить все глубины бессознательного единственного человека. Как это может не иметь смысла? Как это может быть зря?
  Выходя, в глазах парня Джарвис увидел искреннюю благодарность. А тот впервые увидел во взгляде своего учителя искреннее уважение.
  Джарвису сегодня предстоял еще один важный разговор.
  
  
  40.
  Виллена профессор отыскал на одной из полянок обширного парка, выдержанного в стиле дикого леса умеренных широт Аллантиса. Виртуальный день в парке был в самом разгаре. Каскады солнечных лучей, секущие заросли молодых деревьев, заставляли Джарвиса щуриться и прикрывать глаза рукой.
  С помощью индукторов координатор превратил большую тенистую поляну в огромный тир и палил по виртуальным мишеням из бластера, надетого на указательный палец.
  - А, профессор, подождите пару минут, - крикнул Виллен и продолжил свою дикую пляску. Он стрелял из всевозможных положений, с немыслимой скоростью поражая мелькающие мишени. Чувствовалась явная космодесантная подготовка.
  Поразив последние фигуры, Виллен весь взмокший, но довольный подошел к профессору.
   - Извините, Джарвис. Еще со времен службы в десанте не могу без такой разминки. Иначе стресс сожрет мой мозг, и я превращусь в простого боевого робота. Вы хотели поговорить? Давайте сядем вон на том пригорке.
  Координатор уселся прямо на траву, сощурился на искусственное солнце и с удовольствием потянулся:
  - Если бы вы знали, Джарвис, как это все мне надоело! Как мне не хватает простых радостей обычной солдатской службы! Только они могут вдохнуть в меня ощущение жизни. В то, что от меня осталось за время этой чертовой координаторской работы. Присаживайтесь, Джарвис, присаживайтесь, как это у вас говорят: больше крови к ногам, меньше к голове. О чем вы хотели поговорить? Я слышал, у нас осталось совсем мало времени....
  Джарвис присел напротив Виллена, держа в поле зрения его суровое, резкое лицо.
  - Послушайте, Виллен, по всем признакам на станции действует посторонний резидент.
  Лицо Виллена собралось твердыми складками у губ, глаза сверкнули:
  - По каким же это признакам? - строго спросил он.
  Профессор терпеливо принялся объяснять. Факты постарался упоминать в хронологическом порядке. Начал с виртуальных очков, след которых привел к Эрику, после чего потерялся - очки обнаружить так и не удалось.
  - Как вы объясните пропажу очков из комнаты Эрика? - заключил он, - очки напрямую приводили нас к разгадке.
  - Так, - бесстрастно кивнул Виллен, - дальше.
  - Ладно, - Джарвис вздохнул, - слушайте дальше. Из нашей лаборатории пропало четыре пластинки редкого минерала - кристаллического плазия. Кто-то его похитил.
  - Не четыре, а две, - хмуро сказал Виллен.
  - То есть как две? - озадаченно переспросил Джарвис.
  - Две пластины были изъяты у вас по моему приказанию. А что прикажете делать? Надо же нам было получить представление о сути вашего метода. Мои эксперты догадались, что в основе погружений лежит влияние неизвестного минерала. Конечно, сами провести погружение они не смогут, но зато они нашли способ экранировать мою психику от вашего несанкционированного погружения.
  Джарвис с трудом подавил волну возмущения, которая тугой пружиной кинулась было наружу.
  - Не обижайтесь, Джарвис, вы сами виноваты. Не захотели предоставить нам всю информацию.
  Джарвис подавил обиду, и, вправду, чего можно было ожидать от ССБ? Но мстительно ухмыльнулся:
  - Имейте в виду, Виллен, две пластинки, если их держать у головы, могут привести к тому, что ваши мысли могут попасть в голову кому попало. Или человеку, о котором вы думаете. Плазий - очень мощный и непредсказуемый минерал.
  На лице Виллена отразилось беспомощное недоумение, но он, сглотнув тугой комок в горле, тут же оправился:
  - Спасибо, буду вам очень признателен, если вы скажете мне, как этого избежать.
  - Скажу, Виллен, только после нашего разговора.... Вы уверены, что ваши взяли только две пластинки?
  - Абсолютно. Мы были заинтересованы, чтобы пропажу как можно дольше не обнаружили. Мне подконтрольно каждое действие своих подчиненных.
  - Вот видите. А пропало четыре пластины.
  - Может вы плохо искали? - язвительно заметил координатор.
  - Это исключено. Виллен. У нас каждая пластина на счету. Мало того, все пластинки должны упаковываться определенным образом, чтобы взаимопогашать собственное влияние на окружающие ментальные поля.
  - Я уверен, они найдутся. Джарвис. Если получше поискать, - спокойно заметил Виллен, - На этот раз, надеюсь, все?
  Джарвис стиснул зубы, вздохнул и выложил свои главные козыри. Первый - смерть Берского. Осечка новейшей квантовой системы казалась фактом совершенно невероятным. Второй - отключение системы жизнеобеспечения, накануне чуть не стоившая профессору жизни. Это отключение представлялось как еще более невероятный факт. Наконец, профессор рассказал непроницаемому Виллену о странной потере памяти у Кая и Индры.
  - Вчера Кай говорил о том, что периодически слышит голос Берского. Учитывая то, что психически он совершенно здоров, такие спонтанные всплески отчужденных воспоминаний свидетельствует только об одном: на его память наложена локальная блокада. Наложена не очень профессионально, и сквозь нее иногда спонтанно пробиваются обрывки воспоминаний. Воспоминаний о его разговоре с Антонием. Выходит, той ночью Кайлин общался с Берским. И вообще происходило нечто важное, о чем кто-то упорно не хочет дать нам знать.
  Виллен некоторое время смотрел на Джарвиса тяжелым, непроницаемым взглядом. Неприятным, вызывающим у Джарвиса непроизвольное чувство вины.
  - Говорите, ваш Кайлин общался с Берским перед его смертью? - сказал он, наконец, - что ж, смотрите.
  Координатор вызвал облако стереоизображения, на котором, как сразу же догадался Джарвис, отображалась информация наружной системы наблюдения. Высвечивались то планы станции, то видеоизображения помещений.
  - Вот запись системы наблюдения позапрошлой ночью. Вот Берский. Видите, слепое пятно. Весь вечер он провел в своем номере, где прохаживался из угла в угол, что всегда делал, когда что-то серьезно обдумывал. Потом он почему-то направился к доку 34-70. Видите? И шел, никуда не сворачивая. Кайлин в это время был у себя в номере, ворочался, просыпался, но никуда не выходил.
  Профессор увидел бледное, осунувшееся лицо своего ученика, распластавшегося на смятой гравикойке. Глаза воспаленно блестели в полумраке комнаты.
  - Индра в это время была в лазарете. И тоже никуда не отлучалась.
  Откуда-то сверху Джарвис увидел дремлющую над столом Индру. Рядом в кадре были замечены ярко освещенные ряды гравикоек.
  - Вот Антоний подходит к доку 34-70. Его самого мы не можем видеть, но хорошо видим слепое пятно с его меткой. Роковой момент - Антоний входит в док. Видите, его метка замигала? В эту секунду система наблюдения подала тревогу. Он был уже мертв. Есть еще вопросы?
  Профессор потер лоб, силой воли погасил очередную волну раздражения и заставил себя посмотреть в темные глаза координатора как можно более понимающе.
  - Виллен! Я понимаю ваш скепсис. Только поверьте моей интуиции, она еще ни разу меня не подводила. На станции есть чужак. Диверсант, резидент, называйте, как хотите. Его действия могут иметь непоправимые последствия.
  Все это время Виллен не сводил с профессора твердого взгляда. Вдруг глаза его снова сверкнули, ноздри хищно дернулись. Незаметным глазу рывком он поднялся на ноги. Джарвис сощурился - солнечные снопы ударили по глазам из-за широкой спины координатора.
  - А теперь послушайте меня, Джарвис. На станции нет чужака. Нет! Как еще вам объяснить? Его по определению не может быть ни среди сотрудников ССБ, ни среди кого бы то ни было еще. Многоуровневая система наблюдения подконтрольная мне лично исключает такую возможность. Забудьте об этом, не теряйте времени, его у вас и так мало. Остается две возможности. Либо все произошедшее - цепь случайностей. Либо - все произошедшее случилось по моему личному приказу. Потому что только человек в чине координатора может со стороны повлиять на работу централизованной системы жизнеобеспечения в лазарете или на систему охраны объекта категории "А". Координатор на станции только один - я.
  Джарвис сидел, мрачно разглядывая траву, пока Виллен не протянул ему железную руку.
  - Вставайте, профессор. Мы и так слишком много времени потратили на пустую болтовню.
  Они направились к выходу из парка.
  - Можете сколько угодно меня подозревать, ваше право, - примирительно говорил Виллен на ходу, - но так как я сам знаю, что никто больше меня не желает успешного завершения нашей задачи, для меня остается только одна возможность - все это цепь случайностей. Почему бы и нет? Что произошло с Камеей-6 до сих пор неизвестно. Неизвестно, как это природное явления может влиять на окружающий мир и на поведение новейших квантовых систем в том числе. Так что не отвлекайтесь, сосредоточьтесь на спасении людей. Доверьте вопросы безопасности профессионалам.
  Уже на выходе из парка профессор спросил:
  - Виллен, можете вы на меня поставить слепое пятно?
  Виллен снова нахмурился:
  - Значит, вы все же меня подозреваете, Джарвис?
  - Нет. Виллен. Я боюсь, что могу слишком неосторожно оперировать информацией категории "А".
  Виллен поколдовал с настройкой пальцевого лазера, потом сочувственно вздохнул:
  - Джарвис, если бы вы знали, какое нарушение я допускаю, разрешая вам свободно разгуливать по станции! Вы побывали под воздействием неизвестного нам фактора. Никоим образом мы не можем исключить возможность вашего зомбирования. И, кстати, вашу просьбу уйти от внешнего наблюдения вполне можно трактовать как следствие этого зомбирования. Так что забудьте об этом. А если и скажете что лишнее, положитесь на меня. Я не дам пропасть.
  Внезапный вызов заставил Виллена поспешить по делам. А Джарвис еще некоторое время стоял, облокотившись на холодную стеклянную дверь, еще ловившую блики искусственного солнца.
  Слова Виллена только укрепили подозрения профессора о присутствии на станции резидента. Джарвис не мог не понимать, что в скором времени их тропинки могут пересечься. Что ж он был готов к этому. Кипучий азарт борьбы как никогда переполнял его. Слепое пятно - освобождение от наружного наблюдения, ему было необходимо не из-за детского страха за утечку информации. Слепое пятно ему требовалось, чтобы неведомый и очень опасный враг не мог следить за его действиями.
  Джарвис вздохнул. Вдруг ему в голову пришла гениальная мысль. Серг Мелчиан! Вот уж у кого можно вытребовать пресловутое слепое пятно. Зря, что ли его снабдили персональным каналом связи? Профессор потер руки и поспешил к себе, чтобы его никто не отвлекал при важном разговоре.
  Привычный азарт борьбы потихоньку наполнял грудь профессора. Полнокровный, животворящий, вкусный азарт. Вот только страх за детей, когда он о них вспоминал, все сильнее стискивал ему грудь. Ученики, дочь - его самое слабое место, по которому может быть нанесен предательский удар. Господи, только спаси детей!
  
  
  
  41.
  Как только аппаратура просигналила об окончании совмещения, Кира открыла глаза и зашевелилась, явно собираясь вставать.
  - Стой, - воскликнул Кай, - не вставай сразу.
  - Ерунда, - сказала Кира, - ментальное поле отца несильно отличается от моего. Большого стресса я не испытала.
  - Ты открытым текстом?! - удивился Фил.
  - Ну и что? Ничего секретного я не узнала. А погружаться в ментальное поле отца никто мне запретить не может. Только он сам, если на то пошло, а уж с ним я как-нибудь договорюсь.
  Они помогли Кире освободиться от эго-проектора и многочисленных датчиков. Щеки ее начали румяниться, делая спящую красавицу похожей на задорную девчонку. Кай едва сдержался, чтобы не поправить непослушную длинную прядь волос.
  В дальнем углу лаборатории Эрик с увлечением занимался чем-то с виртуальным учителем. Он как всегда изображал реципиента для мнимого, отвлекающего погружения. Его тихо шелестящий голосок казался нереальным в озабоченной, тревожной атмосфере лаборатории.
  - Отец будет свободен от внешнего наблюдения, - сказала Кира, усаживаясь прямо на стол и беря стакан с энергетическим напитком.
  - Это, пожалуй, хорошо, - сказал Кай.
  - Как посмотреть, - сказала Кира и вкратце пересказала содержание разговора Джарвиса с Вилленом.
   Кай и Фил озадаченно молчали.
  - Понимаете теперь, где опасность? Если с отцом что-то случится, никто не придет к нему на помощь. Никто и знать не будет, что происходит. Он окажется один на один с теми врагами, которым перейдет дорогу.
  - Зачем же профессор снял себя с внешнего наблюдения? - удивился Фил.
  - Понятно, отец не хочет, чтобы о его действиях знал кто-то еще. Он собирается перехитрить неизвестного врага. Если успеет, - голос ее дрогнул.
  - И что же делать? - спросил Фил.
  - Не знаю, - обреченно сказала Кира, - отец нас и слушать не будет.... Не успела я обрадоваться его возвращению, как снова не знаешь, чего ждать. Будь она проклята, эта Камея-6!
  - Да может, и нет никакого врага? - со слабой надеждой сказал Фил, - может, Виллен прав? Должен же он контролировать положение дел? Координатор он или нет, в конце концов!
  - В том то и дело, - многозначительно заявила Кира.
  - Ты думаешь все-таки он?! Но какой смысл? - Фил сильно удивился, - проваливать собственное задание?
  - А ты знаешь, какое у него было задание? Он же сам сказал: виновата или цепь случайностей, или он сам. Столько случайностей подряд - комбинация невероятная, отец же ясно выразился. Что остается? Элементарная логика.
  Фил озадаченно почесал макушку:
  - Но тогда мы ничего не сможем сделать....
  - Да! Да! Ничего! - Кира поставила стакан на стол и закрыла лицо руками, - мы все во власти ССБ. А отец никогда не отступится от своего, когда надо спасать людей.
  Кай смотрел на них, думал о том, какая, действительно, сложилась тревожная ситуация и вдруг понял, что именно он должен сказать нужные слова.
  - Стоп, ребята. Мы можем хоть сто раз повторить, что ничего нельзя сделать, и ничего не сделаем. Но мы можем пытаться что-то делать, наплевав на все, переступая через невозможное и.... В любом случае, потом не будет мучительно больно, за то, что мы могли и не сделали. А если произойдет непоправимое.... Что ж, любой человек может пожелать себе такую судьбу. Если твой отец отступил бы, то да, ему ничего бы не угрожало, но это был бы не твой отец. И не наш профессор. И он не смог бы жить дальше. Так что давайте думать.
  - Ты, умник, почему про голоса не рассказал? - накинулся на него Фил, - у него крыша съезжает, а он, понимаешь, молчит. Слышал, что Кира сказала? У тебя блок на памяти. Так надо его снимать! А он, молодец, и словом не упомянул! Давай вспоминай, где шлялся позавчера ночью?
  Но на Киру слова Кая подействовали как всегда целительно.
  - Слушайте, ребята, а ведь это даже хорошо, что отец теперь имеет слепое пятно, - сказала она, выпрямляясь, - Во-первых, теперь Виллен не сможет его контролировать как раньше. Во-вторых, резидент, кто бы он ни был, напрочь лишается возможности дистанционного наблюдения за отцом. Слепое пятно может перекрывать работу всех автоматических средств слежения, которые на данный момент изобретены, слышали? Об этом мне Ян говорил.
  - Какой Ян? - сразу же насторожился Фил.
  - Даррелл.
  Фил хлопнул себя по колену:
  - Ах, чтоб его! Опять Даррелл. Ну, говорил, и что?
  - А то, что резиденту для наблюдения за отцом придется лично следить за ним. Или кого-то подсылать. Ловите, к чему я клоню?
  - Ты хочешь сказать, мы можем выследить его? - догадался Фил.
  Кира улыбнулась.
  - А если это он? - он неопределенно показал рукой на потолок, - Виллен? Что мы тогда сделаем? К тому же он будет знать наш разговор от первого до последнего слова.
  - Пусть знает. Он все равно не поверит, что мы можем что-то сделать. А там посмотрим, - Кира хищно сверкнула глазами, - Он тоже не свободен в своих действиях. Слишком много несчастных случаев вызовет слишком много вопросов у журналистов и посторонних наблюдателей. Да, наверное, и у его подчиненных.
  - Он может не доводить дело до несчастного случая. С нас хватит принудительной амнезии.
  - Не усложняй, по ходу разберемся.
  - Знаете, ребята, мне все-таки кажется, что это не Виллен, - заметил Кай.
  - Вот это мы и попытаемся выяснить, - деловито сказала Кира, уже полностью оправившись от своей тревоги, - давайте перечислим, как мы можем организовать свое наблюдение за отцом, пока он не спасет людей.... Кстати, вы хорошо смотрели? Может, действительно пропало только две плазиевых пластинки?
  
  
  42.
  Профессор честно пытался обдумывать информацию. Потом махнул рукой - мысли расползались как космические тараканы под ультрафиолетом. Через некоторое время он понял, ему трудно не только думать, ему трудно вообще усидеть в своем номере. Ему захотелось в лазарет - да-да, он давно не был в лазарете. Обещал же Индре вернуться туда на ночь. Профессор надел свой любимый рабочий костюм и направился к тьюбу. Физическое самочувствие к вечеру значительно улучшилось.
  Джарвис не мог не отдавать себе отчета, почему его так потянуло вдруг в лазарет. Ему хотелось увидеть одного человека, которого он не видел несколько дней, ему казалось - целую вечность. Ее образ вдруг так ярко встал перед глазами профессора, что профессор понял: ему просто необходимо увидеть ее, хотя бы мельком, хотя бы пройтись мимо ее двери. Иначе пустота в его номере становится невыносимой, словно наполняется космическим вакуумом.
  - Стоит ли усугублять психологическую зависимость? - спросил холодный внутренний голос, чьи слова словно повисли в пустоте.
  - Ты вряд ли в ее вкусе, - невозмутимо продолжил голос. Профессор только поморщился.
  - Она замужем, - невозмутимо продолжил голос, - и у нее есть сын.
  Профессор скривился, но шага не замедлил. Действительно, как сегодня узнал профессор, у нее был сын. Тот самый парнишка, который спас ему жизнь.
  В лазарете ее не было. Джарвис прошелся по бесконечной веренице помещений, мельком оглядывая бесконечные ряды коек. Заметил только Индру, которая с двумя ассистентами склонилась над какими-то приборами. Пострадавшие тянулись к нему бессмысленными взглядами, и он поспешил уйти, вдруг ярко прочувствовав, что главная ответственность за их жизни, сместилась теперь на его плечи. Никто кроме него не справится с хаотичным хороводом фактов, который обрушила на них Камея-6. Но как-то обнадежить их, мысленно пообещать, что все будет хорошо, он пока не мог. Не терпел пустых обещаний. Поэтому потихоньку развернулся и вышел из царства режущего белого света, так колко блестящего в тысячах глаз.
  Где она может быть? Он даже не знает точно, где она живет. Он, конечно, мог вызвать ее по коммуникатору. В первый момент эта идея ему не понравилась. Что он скажет? Пригласит ее куда-нибудь? Заявит, что хочет ее увидеть? А почему, собственно нет? Он же действительно хочет ее увидеть. К чему это фальшивое жеманство?
  Ее комм был выключен. Странно. За целый день она не удосужилась проведать его в лазарете, теперь вот выключила комм. В чем дело? Она избегает их общения? Хочет сберечь семью? Что ж, такая опаска лучше, чем полное равнодушие. Джарвис понял, что обязательно должен увидеть ее сегодня. Подумал и решил пойти в ресторан - сейчас время ужина, она вполне может оказаться в ресторане.
  "Берега Мерции" встретили Джарвиса шелестом волн и неповторимыми запахами теплого лета. Хозяин видно решил увеличить степень виртуальности, и теперь, казалось, каждый столик одиноко стоит в одном из уютных уголков обширного дикого пляжа.
  Он уселся за первый вынырнувший столик, прямо под широкую глянцевитую ветку развесистой пальмы, царственно качнувшуюся над его головой. Пальма отбрасывала на столик обманчивые, ребристые тени. В десяти шагах сонно плескалось изумрудное, нереально чистое море, до дна просвечивающее игрой плазменных разводов света и тени. У изогнутого горизонта висела неподвижная мутноватая дымка, зовущая заглянуть за край земли. Над головой порхнула маленькая яркая птичка и унеслась куда-то в искрящийся птичий перезвон. Профессору на секунду даже показалось, что в реальности он отдыхает на дорогом курорте, а Камея-6 пригрезилась ему в мрачном лихорадочном сне.
  Джарвис наугад набрал что-то на подлетевшем пульте. Потом передумал - есть не хотелось. Он совсем было собрался уйти, как вдруг на берегу проступил силуэт человека. Оставляя в рассыпчатом песке заметную цепочку следов, человек вальяжной походкой направился к профессору. Профессор был знаком с ним, хотя пообщаться пришлось всего лишь раз, в первый день его пребывания на Камее-6.
  Тогда перед профессором, после первого совещания вышедшим из кабинета Виллена, вырос вдруг молодой человек. На совещании этот человек неприметно сидел в сторонке, но чем-то сразу не понравился Джарвису. Черты лица правильные, породистые, у рта, под точеной полоской коротких усиков выразительная складка. Волосы в старомодной короткой стрижке, зато костюм был из невероятно дорогого материала симплекса. Он медленно менял оттенки темно-синего ночного цвета, причем выдавал такие насыщенные и глубокие цвета, что от них невозможно было отвести глаз. Профессор еще в начале совещания обратил внимание на носителя костюма. На рабочие заседания не ходят в такой дорогой одежде.
  - Келиди Макс, представитель "Селентаны", - представился молодой человек, и Джарвис понял - не такой уж он молодой.
  - Я полагаю, что инструкции вы получали на самом высоком уровне, - продолжал человек, неприятно буравя профессору глаза, - вы случайно не в курсе, когда они думают разрешить нам возобновить функционирование складских терминалов?
  Профессор хмуро развел руками - он был не в настроении после совещания.
  - Мы уже понесли миллиардные убытки, - голос человека обиженно дрогнул, - еще две недели простоя и мы не сможем остановить падение акций. Кто нам это возместит?
  Профессор понял, чем ему так не понравился представитель "Селентаны" - эта складка у рта, наверное, слишком часто принимала недовольное, капризное выражение, отчего и образовалась.
  Профессор снова развел руками и поспешил в лабораторию, готовить так его разозлившее проверочное погружение. Больше с представителем ему пообщаться не довелось.
  - Здравствуйте, профессор, - дружески улыбаясь заговорил Макс, подойдя, - только увидел вас одного, скучающего за столиком, понял - не прощу себе, если упущу случай познакомиться поближе. Можно?
  Профессор не был расположен общаться, поэтому пригласил его довольно неприветливым жестом.
  Макс, словно не заметив холодного приема, поспешил усесться напротив. Его короткий мерцающий плащ изящными складками раскинулся по спортивной фигуре. На щеке переливался темными красками какой-то неизвестный иероглиф.
  - Как же я соскучился по нормальному общению! - Макс поймал рукой пульт, - куда ни плюнь - ССБ. Молодежь, зрелые люди - кругом службисты. А служба, она, знаете ли, упрощает, если не сказать, отупляет человека. Ну, о чем можно с ними поговорить, кроме пустых служебных сплетен, будущего отпуска или прошлых подвигов, смахивающих на сцены из посредственных фильмов? Даже начальство покритиковать не могут из-за вечного наружного наблюдения. Вы же - джентльмен, настоящий джентльмен. Не-е-ет, этого не скроешь. В вас за версту чувствуется ценитель утонченных радостей жизни....
  - Послушайте, а как здесь можно осмотреть весь зал? - спросил профессор, никак не отреагировав на комплимент Макса.
  - Кого-то ищете? - улыбнулся Макс, - Так нет ничего проще. С этого же пульта можно понизить или вовсе убрать степень виртуальности, и вы окажетесь в обыкновенном зале. Вот так....
  Морское побережье вокруг Джарвиса плавно померкло, сквозь него проступили очертания огромного темного зала. Беглого поверхностного взгляда профессору было достаточно, чтобы понять - по крайней мере, в этой части ресторана Тилайи не было.
  Макс снова вернул томное и сонное морское побережье.
  - Нет, вру. Среди офицеров ССБ был действительно интересный человек - Антоний Берский. Я его знавал до Камеи-6, пару раз приходилось сталкиваться по работе. Вот уж неординарная личность, но его убрали....
  - То есть? - рассеянное внимание профессора сразу же собралось вокруг колкой полоски усиков над сочной, самодовольной губой.
  - Говорят, он погиб из-за несчастного случая, якобы в результате того, что новейшая охранная система не распознала виртуальную метку. Чушь. Не бывает такого, чтобы мне не говорили.
  - И кто же тогда мог его убрать? - поинтересовался Джарвис, глядя в твердые шарики темных глаз, - руководство ССБ категорически не признает возможность присутствия на станции посторонних агентов.
  - С этим как раз я согласен, - многозначительно заявил Макс.
  - Вы намекаете....
  - Я ни на что не намекаю. Я просто анализирую доступные мне факты.
  - Я не вижу логики в таком поступке.
  - Логика в том, Джарвис, что Берский, как он всем заявлял, был в двух шагах от спасения людей. Теперь все свои догадки он унес с собой в могилу.
  - По-моему, наоборот, это повод сберечь ему жизнь, - не соглашался Джарвис.
  - Кто знает, Джарвис, какие тайные целевые установки получены руководством ССБ? Ибо неисповедимы пути сильных мира сего.... Но что это мы все о плохом? Пройдет какая-то пара недель и Камея-6 покажется нам дурным сном. Когда мы растянемся на настоящем, теплом, песочке, у настоящего, живого моря, а спину нам своими коготками будут массировать настоящие местные богини. Я приглашу вас в одно такое местечко....
  - А вы не боитесь, что мы не справимся, и действие карантина будет сохранено на неопределенное время?
  - Профессор! - снисходительно улыбнулся Макс, - Вы, наверное, шутите. Карантин - это слово для простых смертных, а не для людей, умеющих устраиваться в этой жизни. Сейчас я торчу здесь только из-за дурацких требований своего руководства, которое верит, будто в моем присутствии убытки будут расти медленнее. Да и сам я когда-то вложил в Камею кучу денег, будь она неладна. Деньги утекают из моего кармана, словно газ при декомпрессии.... Что это вы такое заказали?
  Макс перехватил поднос, подлетавший к профессору.
  - Салат из морской капусты? Полноте, профессор, это пища жалкой обывательской массы, из экономного меню. Сейчас я закажу вам то, что действительно достойно джентльмена. Это входит в особое меню, оно недоступно, для простых смертных.
  Он поколдовал над пультом, и устало откинулся на спинку кресла, рот его капризно скривился:
  - Как же мне здесь надоело! Полагаю и вам так же профессор. Что может быть приятного в этом нагромождении отсеков и палуб? В полном отсутствии живой силы планет и звезд? Да еще этот промозглый холод, как в склепе, отдающем плесенью. Здесь и пахнет плесенью. Вам не кажется? Последнее время мне все мерещится запах плесени. Вот и сейчас тянет из коридора. Тьфу!
  Профессор молчал. Этот человек становился ему все более и более неприятен.
  - Угораздило меня связаться с Камеей! Иногда я жалею, что лайнер немного запоздал, и я не попал в число тех десяти тысяч счастливчиков, которым сейчас все равно. Лежал бы себе спокойно на гравикойке, пусть бы меня обхаживали со всех сторон, пусть бы руководство требовало с меня результатов. Я только бы рассмеялся им в ответ диким смехом новорожденного.
  - А если никого спасти бы не удалось? - не мог не спросить профессор.
  - Что ж, презрение к смерти одно из первых качеств, прописанных в кодексе джентльмена. И меня возмущает возня, поднятая вокруг этих людей. На их месте, кстати, я сильно бы возмутился, когда узнал, что со мной нянчатся как с контейнером критония. Сомневаясь в моей внутренней силе достойно встретить смерть.... А для галактического союза? Что значит десять тысяч человек? Да ничего. Миллионная, миллиардная доля процента. Кому-то в жизни обязательно не повезет. Что с того? Еще более возмутительно то лицемерие, которое всегда окружает такие дела. Кому по-настоящему важна жизнь этих людей, кроме их родных? Да никому. Все решают свои шкурные интересы. А декларируется! Причем некоторых других достойных людей часто заставляют рисковать своими жизнями ради спасения кого-то там, априорно сомневаясь в ценности их собственной жизни. Я могу спокойно встретить смерть, но я не хочу рисковать своей жизнью ради кого-то там! Моя жизнь ничуть не менее ценна для окружающих и в миллион раз более ценна для меня самого. Да что я вам говорю, вы и так все понимаете.
  Профессор подумал: он не знает, чем мог бы возразить Максу, как недавно не мог возразить Кай. Ну, сказал бы: "Для меня важна жизнь всех этих людей. По-настоящему важна". Искренне сказал. Но вряд ли смог бы ответить на встречный вопрос: "Почему?". И, правда, что ему сказать кроме общих высокопарных фраз? Как обосновать? Почему кто-то должен рисковать своей жизнью ради других, сомневаясь тем самым в ценности своей жизни? Какие слова можно сказать человеку, который этого не принимает за аксиому жизни? Да, хрупковаты стали моральные основы человечества. Джарвису невмоготу стало смотреть на противное кислое лицо собеседника. Он начал вставать.
  - Вы куда? А ужин? - удивился Макс.
  - Я забыл.... Мне надо в лабораторию, - пробормотал Джарвис.
  - А-а-а, понятно. Кстати, я знаю, кого вы так высматривали в зале. Видел на днях, как вы на нее смотрели. Собственно, тут больше и не на кого смотреть.... Я вас понимаю. Это редкая женщина. Как бриллиант, блеснувший среди мутной реки.... Я тоже ее высматривал. Вот, подумываю, не приударить ли за ней. А что? Давайте схлестнемся, посмотрим, кого она предпочтет? Блеск ума или блеск капитала? А? Достойный эксперимент. У нее, правда, есть муж, архитектор. Но что нам муж? Такие женщины должны доставаться сильным мужчинам. К черту слабых мужей.
  Профессор замедлил было шаг при упоминании о Тилайе, но потом, не оборачиваясь, чувствуя, как ноги вязнут в песке, поспешил подальше от столика, где под пальмой мрачно улыбался своим мыслям представитель "Селентаны".
  
  
  43.
  Джарвис медленно спускался по широкому роскошному лестничному каскаду, ведущему на центральный проспект космопорта.
  Если в остальных блоках станции островками еще теплилась ночная жизнь, блок космопорта был полным царством ночи. Закрывшиеся за спиной профессора двери отсекли все другие реальности. Внизу, словно сказочные лучистые цветки, горели редкие одинокие светильники. Их слабый свет не мог раздвинуть окружающего мрака и только далекими тусклыми отблесками оседал на серебристых перилах широченной лестницы, мимо которых проходил Джарвис.
  Профессор, словно в воду, погружался в темную, почти осязаемую тишину, чувствуя, как успокаиваются за его спиной волны потревоженного сумрака и безмолвия. Выступавшие ему навстречу из мрака лица старинных, статичных скульптур провожали его, задумчивыми взглядами, полными спокойной печали, которую дает только мудрость глубокого знания.
  Профессору подумалось: эта нереальная, мистическая обстановка куда больше, чем какая-либо иная, подходит Камее-6, одиноко летящей в бесконечном пространстве, пережившей жуткое, загадочное исчезновение и ставшей колыбелью для десяти тысяч мучеников, стоящих на грани иного мира.
  Профессор шагал, словно повинуясь непонятному зову. Ноги сами привели его сюда, после того, как он, не находя себе места, пошел бродить по ночной станции. Он спустился вниз, и опять ему показалось, он попал в какую-то кладовую времени. Темные очертания минувшей эпохи окружили его со всех сторон. То и дело мерещились застывшие тени давно умерших людей далекого времени. Вон, мальчик в старинном комбинезончике, машет кому-то рукой, вон - милая дама, запахнулась в старомодный плащ с высоким воротником. А прямо перед ним - тень космолетчика с большими гравиносилками под рукой. Он вернулся после долгого путешествия и теперь блаженно улыбается, оглядывая полные жизни места. Мальчик при ближайшем рассмотрении оказался раскидистой мерцианской акацией, астронавт - порталом транспортной системы, а дама, и вовсе, черной тенью от декоративной рекламной колонны.
  Профессор всегда любил ночь. Ночь казалась ему воплощением давней детской мечты о далеком сказочном мире, который так часто снился ему во сне. Тихое торжественное величие заснувших залов и вовсе заворожило его. Порой казалось, что к легкому звуку его шагов примешивается шелест другой поступи - легкой, почти невесомой. Он даже пару раз обернулся, но не увидел ничего, кроме омута синеватого мрака, полного все тех же зыбких теней далекого прошлого.
  Джарвис дошел до перекрестка, раскатившегося новыми смутными далями, то ли тревожно, то ли печально манящими из-под неподвижной вуали сумрака. Не особенно задумываясь, профессор повернул направо, откуда, как ему показалось, шел особый серебристый свет, словно сияла путеводная звезда, так упорно звавшая его куда-то.
   Длинная широкая улица все вела и вела его, пока он, наконец, не понял, что пространство впереди раскрывается и словно наливается другим оттенком света. В этом переливчатом, чуть заметном глазу облаке холодного серебра он увидел сидящую на лавочке изящную фигурку, которую сразу же узнал. Издалека она показалась ему феей, королевой ночного подземного мира. Он не сразу поверил своим глазам. А когда поверил, волна радости подкатила к самому горлу так, что в ушах гулко застучало сердце и губы сами расплылись в счастливой улыбке.
  Профессор постарался подавить улыбку и вышел в огромный готический зал, куда галереями и стрельчатыми, устремленными ввысь арками открывались все вышележащие этажи. Сквозь прозрачный потолок далеко наверху проглядывали фосфоресцирующие разводы космоса. Их рассеянный, жемчужный свет, наверное, был искусно усилен волей, сотворившей этот дворец, и спадал вниз волшебным каскадом. Казалось, что потолка вообще нет, и вот-вот их подхватит, закружит в жемчужном свете, и унесет в бездонную черноту, ледяной ветер Вселенной.
  Тилайя неподвижно сидела на старинной ажурной скамеечке, ряд которых окружал округлый постамент, со скромно возвышавшимся изваянием Богоматери.
  Увидев профессора, Тилайя совсем не удивилась. Она мягко улыбнулась ему, и указала глазами на соседнюю старинную скамейку. В мерцающем отсвете неба ее красота казалась особенно неземной и поразила профессора новым, неповторимым оттенком. Профессор не нашелся что сказать. Он просто смотрел на нее, стараясь впитать в себя как можно больше черт ранящего его в сердце образа.
  - Я знала, что вы придете, - сказала она, и словно какая-то райская птица трепыхнулась в груди Джарвиса.
  - Почему? - хотел спросить профессор, но отчего-то не решился и шутливо спросил:
  - Вы, наверное, колдунья?
  Спросил, бессильно понимая, что уводит разговор в сторону и теперь уже трудно будет сойти с поля вечных недомолвок светской беседы.
  - Да, - она странно сверкнула глазами, - если я чего-то сильно хочу, это всегда сбывается. Главное, вовремя понять свои желания.... Впрочем, у нас на Мерафосе, все женщины немного колдуньи. А некоторые так сущие ведьмы, - она улыбнулась, - но иначе там не прожить.
  - Вы родились на Мерафосе? - спросил профессор.
  - Ну, можно сказать и так. Я родилась на Лее, спутнике Мерафоса. Провела там первые годы своей жизни. И чернота космоса для меня роднее, чем желтое пыльное небо Мерафоса. Наверное, поэтому я так люблю бродить по ночам....
  - Наверное, поэтому вы не усидели на Мерафосе, - предположил профессор.
  - И поэтому тоже. Мерафос - планета, увядшая, так и не успев как следует расцвести. Я имею в виду не уровень жизни. Хотя и он тоже подавляет. Куда тяжелее вынести ощущение безысходности, она пронизывает все слои жизни. Откуда это взялось? Почему все подспудно уверены, что ничего хорошего жизнь им не принесет? Что мешает поверить в хорошее? Почему все тоскуют по давно прошедшему, якобы счастливому времени? Откуда эта усталость от жизни? Вам, уроженцу центральных планет этого не понять.
  - Отчего же? Я родился не на Аллантисе. Моя родина - пограничная колония RC-85, не слышали о такой? Местными жителями называемая Леванка, что на жаргоне означает, извините, продажную женщину. Поверьте, мне хорошо все это знакомо. И выпирающий отовсюду цинизм и примитивная, лихорадочная жажда удовольствий, которыми маскируется та самая безысходность, о которой вы говорите.
  - Да, да, именно, - подтвердила Тилайя, - и если со своей судьбой я еще могла бы смириться, то обречь своих детей на подобное прозябание я позволить себе не могла.
  - А сын у вас появился еще тогда, на Мерафосе? - спросил Джарвис, с жадностью ожидая услышать любые подробности из личной жизни собеседницы.
  - Да, хотя я к тому времени уже знала, что не буду жить на Мерафосе. Еще до свадьбы муж устроился работать в "Селентану", в космический департамент нашего сектора. Двадцать лет работы в космосе и возможность впоследствии получить вид на жительство на одной из центральных планет - это счастливый билет.
  - Как вы с ним познакомились? - спросил Джарвис, продолжая выуживать важную для себя информацию.
  Она бесхитростно пожала плечами и посмотрела вверх, припоминая:
  - Ну, как знакомятся.... Я, честно говоря, и не помню самого первого момента. Как-то все буднично, не врезалось в память. По-моему, они проводили инспекторскую проверку у нас в офисе, и муж пригласил меня на ужин.... Он мне сразу приглянулся, какая-то в нем чувствовалась правильная, здоровая энергетика. И в первый же вечер сказал, что собирается сделать меня своей женой. Через год я согласилась..... Мне казалось, именно так правильные семьи и должны складываться. Партия была хорошая, а всякая романтика на Мерафосе видится только в сказках.
  Профессор слушал, смотрел на нее, и ему казалось, легкие, воздушные очертания напротив словно сотканы из звездного света, заставляющего звездочками мерцать темные глаза. Джарвис поймал себя на ощущении волшебной странности происходящего. Они сидят в тишине огромных подземных чертогов под зыбким покрывалом обманчивого света, словно в древнем, давно покинутом звездном дворце, потерявшись во времени и в пространстве. И с этой неземной женщиной, кажущейся ожившим минуту назад прекрасным изваянием древней Богини, ему просто и легко как ни с кем другим. Словно они миллионы лет блуждали вместе по мирам и вот теперь снова встретились после тысячи лет разлуки.
  - Вы любили его? - спросил Джарвис, впиваясь глазами в две мерцающих звездочки.
  Тилайя грустно, как-то виновато улыбнулась, подумала немного, теребя косынку на шее.
  - Он мне понравился, это да, и я очень хотела оставить Мерафос.
  - А сейчас?
  Ей даже не пришло в голову возмутиться таким допросом.
  - Его очень любит наш сын.... Он хороший отец. И хороший муж. Я очень признательна ему....
  Ее легкий вздох смешался со вздохом Джарвиса. Дети - это святое. Счастье Джарвиса, даже если поверить, что оно возможно, уперлось в счастье маленького беззащитного человечка. А что значит счастье маленького человечка, он, ни разу не видевший своего отца, представлял очень хорошо.
  - Да, настоящую семью ребенку не заменит ничто, - мрачно сказал профессор, наверное, для того, чтобы поскорее отступить от этого хрупкого детского счастья, чтобы не дать разгореться своей собственной вороватой радости. И воздух вокруг них словно потяжелел, темным облаком лег на лицо женщины. Она покорно опустила глаза к полу.
  Тут у Джарвиса мелькнула мысль, заставившая всю его душу содрогнуться. Ему подумалось: вдруг никого спасти не удастся? Как все удачно тогда может сложиться.... Джарвису стало настолько стыдно перед самим собой, что он поспешил сказать:
  - Я спасу вашего мужа. Если это возможно.
  Хриплые слова, казалось, повисли в воздухе.
  - Я знаю, - сказала Тилайя.
  - Откуда? - спросил Джарвис.
  - Я чувствую, у него все сложится хорошо. Предчувствия меня никогда не подводят. Я же говорила, что я ведьма.
  Джарвису показалось, что глаза ее снова сверкнули при этих словах.
  - А насчет своего будущего вы что-нибудь можете сказать?
  Тилайя покачала головой.
  - А насчет моего? - выпытывал Джарвис.
  - Нет, - улыбнулась Тилайя, - я ничего не могу сказать про людей, которые.... К которым отношусь слишком эмоционально.
  Внутри Джарвиса словно разлилось сладкое тепло, смешанное с терпкой горечью боли. Ему захотелось выразить свои чувства, но язык словно прирос к небу.
  - Карантин скоро закончится, - сказала Тилайя через некоторое время, - все должно решиться за неделю. Вы вернетесь на Аллантис, я останусь на Камее.... Мужу осталось еще восемь лет до конца контракта.... Он хочет обосноваться на Тристане.
  - А вы?
  - Мне все равно.
  Грустная получалась сказка. Профессору казалось, все кругом соткано из невыразимой печали. И самая соль печали была в том, что она состояла из условностей, которые можно было смахнуть одним махом, но которые казались профессору крепче звездолетной брони.
  - Сегодня утром ваш сын спас мне жизнь. И я обещал Эрику пригласить его в гости к себе домой. Вы прилетите с ним?
  Тилайя чуть заметно покачала головой....
  Профессор Джарвис в последние годы перестал запоминать свои сны. Эта ночь не была исключением. Он уснул сразу, слово выключился и в ту же секунду, казалось, уже открыл глаза. Но еще лежа на широкой кровати, он понял, что во сне разговаривал со своей женой. Подробностей не помнил, в уме лишь всплыл ее глубокий, всегда ироничный голос. Профессор понимал, что эти слова, как и весь сон - не более чем порождение его бессознательного, но все равно жадно вспоминал их.
  - Джарвис, неужели ты думаешь, на том свете мне нет никакого дела, кроме как наблюдать за тобой и ревновать тебя к каждой юбке? Я знаю, ты однолюб, и будешь любить только одну женщину. Если бы я была с тобой, ты любил бы только меня. Этого мне хватит. Но рано или поздно кто-то должен был прийти на мое место. Думаешь, мне приятнее от мысли, что ты цепляешься за мою тень?
  Джарвис сел на кровати. Взглянул на портрет жены. Она смотрела на него из прошлого, чуть прищурившись, лукаво, словно уже тогда зная о мире больше, чем он знает сейчас, с высоты прожитых без нее десяти лет. У профессора защемило сердце, так захотелось снова увидеть ее.
  - Я надеялся рано или поздно встретиться, - подумал он. И внутренний его голос дрогнул.
  - Джарвис, не усложняй. Если положено встретимся. Не положено - будем жить друг у друга в памяти. Это немало, поверь. Хорошая память не тускнеет. Ты всегда был сентиментален, но не доводи сентиментальность до абсурда. У тебя еще много времени. Ты должен создать новую семью.
  - Но я не хочу для этого разрушать счастье ребенка.
  - Эх, Джарвис, ты лукавишь. Лукавишь сам перед собой.
  - В чем же?
  - В том, что ты прекрасно знаешь, дети - не повод для того, чтобы поддерживать вянущие отношения. Это не сделает их счастливыми. Это отговорка для косных ортодоксов. Другое тебя на самом деле останавливает.
  - Что же?
  - Ты просто не веришь в ее чувства к тебе. Тебе стыдно в этом признаться, но в глубине души ты боишься, что ты для нее всего лишь хорошая партия, как когда-то был ее первый муж. Способ изменить жизнь к лучшему.
  - А разве не так? Чем я могу заинтересовать ее кроме своего положения?
  - Меня-то заинтересовал. Джарвис, Джарвис. Куда только подевалась твоя уверенность? Думал ли ты об этом, когда ухаживал за мной? Тебя меньше всего это волновало, ты просто добивался своей цели. Разве тебе самому не стыдно от таких подозрений, настолько, что ты боишься себе в них признаться?
  - А как узнать, что они не верны?
  - Есть один способ. Разве Макс не говорил тебе, что собирается приударить за ней? Намерения, кстати, у него вполне серьезные. Вот и посмотришь, как она будет реагировать на его ухаживания. Если для нее важней положение, она не упустит такую возможность. В этом тебе с ним не тягаться. Ладно, мне некогда. Никогда не давай глупым условностям разрушить тебе жизнь. Прощай, я помню о тебе.
  Джарвис еще долго вслушивался в себя, но слышал только тишину и чувствовал, как по щеке ползет одинокая слеза. Еще долго ему мерещился тонкий запах аромата, любимого когда-то женой. Запах из прошлого. И его начала утягивать, плотной пеленой отгораживая от мира, лавина ярких, живых воспоминаний, полных радости вперемешку со жгучей печалью и детским чувством брошенности. Сигнал вызова развеял ее за мгновенье. Его ждали в лазарете.
  
  
  44.
  - Я не ожидала, что темпы распада будут ускоряться в такой прогрессии. Если так пойдет дело, первые потери мы получим уже через неделю, - Индра стояла перед Джарвисом и смотрела на него, как тяжелобольной смотрит на известного доктора.
  Джарвис некоторое время посидел в облаке электронного микроскопа. Все было и так понятно, он просто не знал, что сказать.
  - Сегодня мне приснился сон, - зачем-то поделилась Индра, - мы летим куда-то в космосе, я и все они, на своих гравикойках. Молча кружат вокруг, строго смотрят на меня и летят, летят куда-то.... Потом я вижу, что это уже не койки, они когда-то успели превратиться в звездные колыбели, красивые, яркие, сверкающие серебром. Словно они уже не принадлежат нашему миру, словно их усыновила чернота.... Она баюкает их на невидимых холодных ладонях и начинает уносить, далеко-далеко, там их сияние сливается со светом далеких звезд. И они исчезают, только серебряные искорки, знаете, медленно так, плавно тают в пустоте. Я кричу, зову, пытаюсь их остановить, рвусь куда-то..... Но они уходят. Все до единого. Вы верите в вещие сны, профессор?
  Профессор решительно оттолкнул от себя сенсоры электронного микроскопа.
  - Вот что, Индра, - сказал он, скрежетнув зубами, - Ни в какие вещие сны я не верю. За них поблагодарите свое богатое воображение. Людей мы спасем. Обязательно спасем. Думать только так. Ваша задача - как можно дольше продержать жизнеспособность нервной ткани. Химией, стимуляцией, облучением. Вы опробовали все возможные методы?
  Индра покивала.
  - Значит, попробуйте найти что-то более эффективное. Нам важен любой выигрыш во времени. Важным может оказаться каждый час. Меня отвлекать только в крайнем случае. Я должен подумать.
  - Папа, а чем мы можем помочь? - спросила дочь. Профессор посмотрел на детей. Они застыли с одинаковым выражением, похожим на выражение Индры. Они воспринимали его как последнюю надежду. Кай осунулся еще больше, но взгляд был уже не таким затравленным, как вчера.
  - Мы хотим принести пользу, босс, - сказал Фил, - коль уж вы втянули нас в эту передрягу.
  Профессор заглянул им в глаза, увидел там задорную, в чем-то еще детскую решимость помочь. Он признательно улыбнулся им. Приятно было осознать, что ты не один.
  - Хорошо. Оставайтесь с Индрой. Будете выполнять ее распоряжения. Не будет распоряжений - тренируйте сверхконцентрацию. Неизвестно, когда придется совершать новые погружения. Если вспомните что важное, срочно сообщайте. Иначе меня не отвлекать. Я буду думать. Сейчас главное - думать....
  Когда профессор шел к себе в номер, он ощутил, как потихоньку в нем поднимается кипучий азарт борьбы, который так подпитывал его когда-то и про который он уже успел позабыть. Азарт словно надорвал неведомые хранилища внутри и грудь Джарвиса начала наполняться уверенностью и силой. Через несколько минут он уже не сомневался, что не случайно попал на Камею-6. Потому что если и был в галактике человек, способный спасти людей, то это был он, Джарвис. Так подумать мог только тот человек, каким он был когда-то давно. Прежний Джарвис.
  У себя в номере профессор включил стереопейзаж предгрозового летнего парка и, усевшись на старой скамейке, кривившейся у разрушенного каменного мостика, что жался над широким мутным ручьем, решил для начала привести в порядок все известные ему факты. Раз уж ему до сих пор не удалось вспомнить увиденное при ментальном погружении, стоит попробовать взять крепость другим путем, путем логического осмыслений всех известных фактов.
  Итак, факт первый. В одном из свободных секторов, висит одинокая среднего класса звезда Аркс. Вокруг нее кружится одинокая планета - Аркс-протос. Эта звездная система уникальна - она служит образцом многоуровневой симметрии. Считается, что в ее строении странным образом зашифрована информация обо всей галактике, а возможно и обо всем мире. Все ее измерения, так или иначе, воспроизводят особенности строения Вселенной. Когда-то это позволило некоторым прозорливым ученым сделать не одно мировое открытие, основываясь на аналогиях, выведенных исходя из строения системы Аркса. И, естественно, считалось, что систему создали мервы, чтобы сохранить свои знания о мире. Предположение чисто умозрительное, но считающееся почти аксиомой.
  Джарвис активировал в доступной базе данных информацию об Аркс-протосе. Так, планетографию и планетофизику опускаем, разве, что симметрия и чистота слоев действительно говорят в пользу давнего искусственного происхождения. Планетка, однако, небольшая. Не особо мервы перетрудились. Атмосферы нет, но поверхность, состоящая из причудливых минералогических сплавов удивительно ровная - особое строение магнитного поля отклоняет все посторонние небесные тела. Ничего себе, пейзаж - черные блестящие равнины под черным небом. Есть, правда, кольца террасоподобных гор.... Население - два миллиона человек, большая часть обитает в городе Арксе, остальные - отшельниками рассеяны по всей планете. Централизованная система власти отсутствует, так как все жители адепты особой религии, поклоняющейся мервам. Основной постулат гласит: мервы не погибли в незапамятные времена. Целью всей их истории было сделаться равными Богам, они достигли этой цели, уйдя куда-то в высшие миры. И теперь оттуда могут влиять на мироздание. Адепты верят: рано или поздно мервы протянут руку и человечеству.
  Так.... На Аркс-протосе собрано немало артефактов, созданных, как считается, мервами. Главный из которых - некий яйцеобразный предмет, скромно называемый Зародыш Мира. Он хранился в главном пирамидальном храме Аркса. Примерно за месяц до интересующих нас событий он вдруг стал светиться белым ярким светом. Природу этого света определить так и не удалось, причину его активности тоже. Да, собственно, всерьез никто и не пытался этого делать. Все адепты пришли в страшное возбуждение и начали готовиться к перерождению мира. На Аркс начали собираться посвященные со всей галактики.
  Увы, дождаться каких бы то ни было результатов им не довелось. Зародыш Мира был изящно выкраден прямо из храма. Как удалось узнать его дочери, проведя хитрый план с погружением в эго-пространство покойного Антония Берского, вся операция была спланирована и проведена сотрудниками ССБ. Правда, действовали они без ведома центрального руководства. Их действиями руководил один из высших офицеров департамента периферических секторов генерал Корвин. Факт говорил о серьезном расколе в ССБ, который явно проистекал из сфер самой высокой политики.
  Генерал поджидал своих приспешников на Камее-6. Увы, их действия не остались незамеченными центральным руководством - за Корвином уже следила группа захвата. Оперативники ждали только прибытия рейдера с системы Аркса. Насчет задержания имели самые суровые инструкции. Руководство было в курсе насчет артефакта, не знало, чего можно от него ожидать, поэтому сотрудники имели право уничтожить свои объекты без предупреждения. Что, вероятно при задержании и было сделано. Видимо, генерал Корвин попытался как-то активировать артефакт, был убит, но, похоже, своей цели добился.... Таким образом, исчезновение Камеи-6 можно однозначно связывать с привезенным на станцию артефактом. Это вывод номер один.
  Одной из главных задач группы Виллена на Камее-6 и было отыскание артефакта или того, что от него осталось. Увы, отыскать артефакт пока не удалось. По мнению Антония Берского, в плотной оперативной работе такая неудача возможна только в том случае, если артефакт не находится на станции или вообще перестал существовать.
  Другая, не менее важная задача группы - понять, что же именно произошло со станцией и ее обитателями, чтобы, в конце концов, их спасти. И эта задача была далека от выполнения. Поэтому-то он, Джарвис, сидит и смотрит в набухающее темной синевой, клубящееся небо. Как, наверное, ломают голову и Кримб, И Окано, и Аш, и Вонг, крупнейшие ученые современности.
  Итак, что мы знаем точно? В галактике существует некий таинственный предмет, невесть откуда взявшийся, попадание которого на станцию совпадает с ее исчезновением. Его принадлежность мервам не более чем догадка досужих мудрецов. Но допустим, он действительно принадлежал мервам, которые, допустим, действительно существовали. Какое следствие? Всеми специалистами упорно считается, что целью мервов было стать равными богам. Значит посыл их цивилизации из миллионолетней глубины времени скорее конструктивный, чем разрушительный. Но это еще ни о чем не говорит. Загадочный предмет мог оказаться чем угодно. Оружием, например. Для конкретных выводов слишком мало информации.
  Думай, Джарвис, думай.... Так, зайдем с другой стороны. Берский знал об этой истории с заговором и куда больше знал о мервах, но это не помогло ему приблизиться к разгадке. А после погружения Кая в ментальное поле призрака у него, как он заявил Каю, появилась важная идея. Как это он сказал? Он сошел с одной неправильной посылки, которая гласит: не всегда надо делать как лучше. Иногда полезнее сделать и хуже. Что же все это значит?
  Джарвис начал прокручивать в голове рассказ Кая. Итак, призрак видит мир только в ментальных полях, и этот мир для его непрочной структуры крайне враждебен, поэтому он пытается укрыться в реальности своего самого сильного воспоминания. С этим все ясно. Блуждая в пространстве, призрак вдруг видит некий провал. В другое измерение, пространство, иной мир или нечто другое, чему и слов то не придумали, которое воспринимается в виде света, ментального света и чарующей небесной музыки. Перед провалом теснится множество фонариков чужих ментальных полей. Призрак устремляется туда, но внутренняя деструктивная музыка закрывает перед ним ход. Вывод? Вывод следует очень интересный, в первую очередь онтологический, уводящий к самым основам бытия: существует некий иной мир, возможно, иной уровень бытия. Причем бытия высшего, наполненного объективной красотой, к которой тянутся все носители ментальных полей. Это не может не радовать. Но какую отсюда можно извлечь пользу для спасения несчастных?
  Джарвис думал долго, пока в реальности стереопейзажа его не ударили по голове первые крупные капли теплого дождя. Порой Джарвису казалось, что он стоит в двух шагах от разгадки, которая прямо-таки витает в воздухе, дразнит его, порой - что он тыкается в гранитную стену.
  Наконец, Джарвису пришла в голову любопытная идея - пойти в номер Берского, где он может набрести на какую-нибудь новую идею. Джарвис вздохнул, провел рукой по лицу и вышел в холодный коридор. Свежий воздух приятно охладил его разгоряченную голову.
  
  
  45.
  В номер Антония Берского профессор попал ближе к вечеру. Разрешение на допуск в номер ему пришлось просить лично у Виллена, а тот динамил его несколько часов и даже не посмотрел на него при встрече - дулся после того, как ему пришлось по личной просьбе Серга Мелчиана дать Джарвису согласие на слепое пятно.
  В темных комнатах зажегся мягкий приглушенный свет, в камине запрыгали язычки пламени. И повисла вопросительная тишина, какая бывает в доме при отсутствии хозяина, успевшего наделить помещение своей аурой.
  Профессор был равнодушен к роскоши и изыскам интерьера, но дорогое убранство номера произвело на него впечатление. Он только покачал головой и медленно прошелся по замершим комнатам.
  По правилам ССБ, пока ведется следствие, в подследственных помещениях все должно оставаться без малейших изменений. Поэтому ощущение того, что хозяин только что вышел из комнаты, было особенно велико. Из приоткрытого гардероба торчала пола дорогого вишневого костюма. На столе - едва тронутый ужин, явно из меню не для простых смертных, как сказал бы Макс. В спальне, под царственным шелковым балдахином, светящимся нежным, призрачным светом, заправленная кровать, на которой скомкан тяжелый ночной халат, словно еще хранивший тепло хозяина. Под потолком блуждало облачко напоминателя информационной системы. Оно спонтанно превращалось в разных летающих животных. Напоминатель содержал только информацию насчет образа жизни, который у Антония отличался умеренностью и содержал множество упражнений по поддержанию физической и умственной формы. Зазвучала тихая минорная музыка, скорее задумчивая, чем мрачная. Она плавала вокруг, обволакивала, словно сглаживала своим печальным покоем все острые углы жизни. В третьей комнате был активирован какой-то причудливый тренажер для тренировки быстроты реакции. В зимнем саду, полном роскошных реальных растений сонно щебетали птицы, то ли реальные, то ли виртуальные. И в каждой комнате профессору казалось, что Антоний буквально за мгновение до него вышел оттуда, и вот-вот в дверях снова покажется его тонкоочерченный силуэт. Даже мурашки бегали по спине.
  Профессор возвратился в большую комнату, где уютно потрескивали дрова в камине, уселся на упругое кожаное кресло и еще раз оглядел игру тусклых отсветов огня по всей комнате. Позапрошлой ночью Антоний вышел из этой комнаты, чтобы больше в нее не вернуться. Что произошло перед этим? Джарвису казалось, в неподвижном воздухе прямо-таки витает тайна той роковой ночи. Ему надо было понять эту тайну. Понять, во что бы то ни стало.
  Всматриваясь в застывшие очертания вещей, профессор пытался почувствовать, увидеть, что делал Антоний Берский незадолго до своей смерти. Возможно, тогда он уже нашел ответ на загадку Камеи-6. Оставил ли он какой-нибудь след? Предчувствовал ли свою скорую смерть?
  Джарвис решил осмотреть номер Берского метр за метром. Изучил столик с ужином, осмотрел гардероб, обшарил все карманы костюмов, потом начал осматривать остальные предметы мебели, стены, изрядно протер коленками пол. Просканировал комнату в поиске информационных файлов. Ничего. Джарвис решил обыскать и другие комнаты. Через полчаса профессор плюхнулся на кожаный диван. Неужели, не осталось никаких зацепок? Так не бывает, зацепки должны быть. Он просто не видит их.
   Шли плавные, тягучие минуты. Потрескивали дрова в камине, язычки пламени дергали по стенам пляшущие тени, блестела на столике дорогая посуда, из соседних комнат профессору мерещился звук чьих-то шагов. Пару раз профессор едва не встал, чтобы заглянуть в спальню и удостовериться, что там никого нет. Упорно оттуда чудилась тихая, на грани восприятия, музыка. Она становилась все протяжнее, заунывнее, пока не превратилась в длинную тоскливую ноту, в которой вязло время и мысли профессора.
  - Так дело не пойдет, - подумал Джарвис, стряхнув с себя состояние транса, вызванного печальным образом покинутых комнат, и решил пересесть в кресло перед камином, явно любимое место Берского. Надо просто лучше раскрыть свое восприятие, расслабиться, очистить голову от мыслей, прочувствовать еще витающую ауру погибшего. Благодаря давней привычке Джарвису удалось сконцентрироваться сравнительно легко. Лишь внутренний голос упрямо твердил: Подскажи! Подскажи! - словно Берский мог быть где-то рядом.
  Вдруг Джарвису захотелось встать. Он поднялся и начал расхаживать по комнате, понимая, что именно так и делал Антоний, когда решал сложную задачу. Неизвестно сколько времени профессор мерил шагами комнату. И вдруг, когда он уже был готов все бросить и идти домой, его словно ударило по глазам - деревянная панель, пришитая рядом с входной мембраной была изуродована мелким рисунком. Джарвис остановился как вкопанный, весь мир словно сжался для него в эту самую точку.
  На деревянной панели были нацарапаны два маленьких символа: крест и круг. В круге - изогнутая буква Х. Нацарапаны грубо, каким-то твердым предметом, но так, чтобы не сразу броситься в глаза. Возможно, перстнем, который Берский носил на указательном пальце левой руки. В том, что знаки нарисовал именно Берский, Джарвис почему-то не сомневался.
  Джарвис судорожно вздохнул. Вот оно, послание Берского, весточка из роковой ночи. Явно из той самой ночи - вряд ли бы Антоний стал портить стену при обычных обстоятельствах. Только что все это означает?
  А означает это следующее. Берскому надо было дать знак, причем дать знак незаметно. Значит, когда Берский уходил из номера, кто-то был с ним рядом, кто-то, не отобразившейся аппаратурой внешнего наблюдения. Антоний понимал, что, скорее всего, не вернется обратно. И понимал, что его номер вскоре может быть обыскан. Поэтому и зашифровал свое послание в виде непонятных рисунков.
  Новая находка ничуть не прояснила ситуацию. Странные символы. Какую информацию они несут? Джарвис обхватил голову руками, чтобы она не развалилась от напряжения. Что же означают эти символы?
  Вдруг Джарвиса словно ударило по голове: а если она его ждет? Вдруг захотелось бросить все, и поспешить на центральный бульвар космопорта, где, как очень хотелось верить, под серебристым звездным светом сидела неземная красавица и ждала его, Джарвиса. Профессору было, что ей сказать. За последний день он словно очнулся и стряхнул с себя все путы условностей. Всплеск энергии, ощущение силы, желание жизни и борьбы, наверное, так наполнили его потому, что он, наконец, дал волю своему нежданному чувству. И он вдруг поверил в себя, ярко, вспышкой молнии поверил в то, что она может его любить. Это чувство словно возрождало его из пепла. И теперь он был готов со всей силой окунуться в него, сметая все препятствия на своем пути.
  Но Джарвис так никуда и не пошел. А заставил себя сесть и еще крепче обхватить голову руками. Ясно же было: чем сильнее он будет проявлять свое отношение к ней, тем большей опасности она подвергнется. Потому что неизвестный противник не остановится ни перед чем. Ему было больно от той боли, которую она, наверное, испытает, когда поймет, что он не пришел, но он терпеливо принял ее в свое сердце.
  Так он и уснул, скрючившись на кресле перед камином. Через некоторое время автоматика пригасила свет, и огонь в камине плавно угас, утянув за собой уютные оранжевые сполохи со стен. В номере установилась плотная тишина.
  Профессора разбудил тихий шорох, раздавшийся неподалеку в комнате. Джарвис приоткрыл глаза. Пристальными зрачками тлели в камине угольки. Темные тени висели над профессором. Джарвис приготовился встать, как вдруг снова за спиной раздался шорох. В комнате явно кто-то был!
  - Антоний! - подумалось спросонок профессору, - сейчас-то он мне все объяснит.
  В следующее мгновенье он опомнился и по спине у него побежал мистический холодок. А затем мистический холодок начал сменяться животным страхом. Антоний, конечно, вряд ли, а вот резидент - запросто. Шорох послышался уже ближе. Кто-то подходил к профессору.
  Джарвис понял: следующее мгновенье может оказаться для него последним. Не задумываясь, он отпрыгнул с кресла и, неловко перекатившись, уставился на непрошеного гостя.
  Профессор разглядел его не сразу - на фоне стены силуэт гостя прослеживался слабо, потому что скрадывался маскировочным плащом, меняющим цвет. Гость замер, и профессор не увидел, скорее, почувствовал на себе его оторопевший взгляд.
  На самом деле немая сцена продолжалась, наверное, пару секунд, а не вечность, как показалось Джарвису. Не делая лишних движений, незнакомец бросился к выходу. А Джарвис, да, это был уже тот, прежний Джарвис, предпочитавший напор и решительные действия, Джарвис бросился за ним. Незнакомец устремился прочь по коридору, профессор видел его размытый силуэт. Джарвис понял, куда он направляется. Конечно же, к тьюбу, выход в который находился поблизости с дорогим номером Берского и, понятно, не отключался на ночь.
  Эх, отяжелел Джарвис за последние годы, поддержанием спортивной формы занимался спустя рукава, для галочки. Когда незнакомец был уже у тьюба, расстояние до него изрядно увеличилось. Мембрана тьюба захлопнулось, Джарвис только взвыл в бессильной злобе и от досады хлопнул себя по коленкам. Через мгновенье перед незнакомцем мог открыться любой из тысячи выходов тьюба, пронизывающего всю станцию.
  Переводя дух, Джарвис мрачно тер себе щеки, горевшие от досады. Кто бы ни был незнакомец, он наверняка мог пролить свет на всю эту историю. Первым порывом Джарвиса было бежать к Виллену. Но подумав, он замедлил шаг, а еще подумав, и вовсе остановился. Два варианта. Виллен не в курсе. Иначе, почему некий незнакомец так свободно расхаживает по станции? Тогда выходит, незнакомец находится вне досягаемости системы наружного наблюдения. Невероятно, но факт. В таком случае Виллен ничего не сможет ему сказать. Придется долго и нудно объяснять координатору, что незнакомец не померещился профессору в чумной от бессонницы голове. И, в конце концов, Виллен наверняка переспорит профессора. Если же Виллен в курсе, значит, он темнит. А если он темнит, значит, ведет свою игру, тогда тем более не о чем с ним разговаривать. Надо думать. Думай, Джарвис, думай. Черт с ним, с незнакомцем, его появление только осложнило и без того запутанную задачу. Если бы ему надо было убить Джарвиса, он только что не воспользовался верной возможностью сделать это. Не отвлекайся, Джарвис, думай. Ты должен разгадать загадку Камеи-6, иначе ты больше не Джарвис.
  
  
  
  46.
  - Ты точно уверен? - спросила Кира.
  - Я, по-твоему, дурак? Если я говорю, что он зашел именно в ту дверь, я могу быть в этом не уверен? - вредным голосом проворчал Фил. В облаке комма Кай не мог разглядеть, где они с Эриком находятся.
  - Ладно, - деловито сказала Кира, - Пусти наблюдателя, пусть следит за ним. И срочно бегите в "Свалку". Там встретимся. Ради Бога, будь осторожен.
  - Зачем в "Свалку"? - удивился Фил.
  - Потому что "Свалка" в это время суток самое людное место. Возможно, там они не посмеют прямо на вас напасть. Сейчас я свяжусь с отцом, все ему расскажу, потом бежим к вам.
  - Так ты думаешь....
  - Да! Да! Мы слишком много знаем. Не теряйте времени.
  Фил выругался и отключился.
  - Черт, связь прервалась! - вскричала Кира, - Придется к отцу бежать. Пошли, - бросила Кира и направилась к выходу.
  - Подожди, - позвал Кай, - ты действительно думаешь, что за этим стоит Виллен?
  Кира развернулась и сверкнула глазами:
  - А кто? Этот человек не мог остаться незамеченным системой наружного наблюдения. Значит, Виллен в курсе. Но человек действует скрытно. Значит, он не действует официально от лица ССБ. Виллен ведет двойную игру. Идем.
  Они вышли в прохладу пустынного коридора.
  - Может, не надо было говорить открытым текстом? - пробормотал Кай.
  - Чем больше народу в ССБ узнает, что Виллен ведет свою игру, тем больше шансов, что это скорее всплывет на поверхность. А говори мы, молчи - ему и так понятно, что мы слишком много знаем.
  Кира не оборачивалась. Волосы, собранные в высокий хвост боевито кудрявились. Кай смотрел на ее ладную фигурку и не мог не мог подумать - как ей это идет, какой создают неповторимый рисунок образа простая, такая женственная прическа и эта быстрая четкость прирожденного руководителя.
  Сегодня ночью им действительно повезло. Их незатейливый план наблюдения за профессором увенчался полным успехом. Фил с Эриком, который злостно отказался идти спать, заявив, что мама все равно на дежурстве, увидели, как из номера Берского, где находился профессор, выскочил неизвестный в маскировочном плаще, сломя голову убегающий от Джарвиса. И здесь сказал слово технический прогресс: у них был определитель тьюба, подаренный Кире Дарреллом. Они установили, куда направлялся беглец - в один их уровней жилого сектора. Затем осторожно шли за ним, пока он не скрылся в одной из обычных, съемных квартир. Незнакомцу и в голову не пришло, что за ним кто-то может следить.
  И вот теперь они спешили к профессору.
  - Что мы можем сделать против Виллена? - спросил Кай.
  - Отец что-нибудь придумает. В конце концов, у него персональный канал связи с самим Сергом Мелчианом.
  Они поднялись по лестнице и направились к тьюбу. Эхо их шагов еще металось на пустой лестнице, Шагнув из-за угла, Кира вдруг отпрянула назад, прямо на Кая.
  - Эсесбэшники, - яростно шепнула она, - выходят из тьюба. Назад.
  Они метнулись к лестнице, но не успели сделать по ступенькам и пары шагов, как Кай понял - вслед ему слышалось не эхо шагов. Оттуда кто-то поднимался навстречу. Кай почувствовал, как задрожали колени.
  - Окружили! - Кира прислонилась к стене, глядя на Кая пылающими глазами.
  - Сюда! - Кай схватил ее холодную ладонь и потянул за собой по какому-то длинному, уводящему в сторону, коридору. Редкие приглушенные лампы словно провожали их насмешливыми взглядами из-под опущенных ресниц. Камея-6, казалось, уже знала, что за поворотом они столкнутся с несколькими людьми в серых мундирах.
  Офицера Кай не знал, остальных вроде бы встречал в "Свалке".
  - Отец! Отец! - Кира вполголоса пыталась связаться с отцом. Связь не работала.
  - Куда это вы, ребята, собрались? - спросил офицер, - придется повременить. Вас вызывает Виллен.
  - Спасибо, - сказала Кира с вызовом, - мы придем.
  - Только вместе с нами. Виллен приказал доставить вас лично. Пройдемте.
  Кай переглянулся с Кирой. Ее глаза не выражали ничего хорошего. Трудно было ощутить оптимизм в тисках такой мощной и безжалостной организации как ССБ.
  Кира еще раз попыталась связаться с отцом. Комм молчал.
  - Извините, мадам, - сказал офицер, - Координатор приказал блокировать ваши инфосферы.
  До кабинета Виллена они добирались в мрачном молчании. Кай вдруг понял, что ему совсем не страшно. Он смотрел в широкие спины конвоиров, в вызывающе выпрямленную спину Киры и только испытывал злость. Злость на этих людей, которые заставили так переживать девушку.
  В кабинете Виллена они уже бывали и видели эту огромную комнату. В каскаде мерно журчала вода, пальмы раскинули свои широкие лапы. Координатор разговаривал с кем-то в инфосфере, он не удосужился отвлечься при их появлении. Они так и остались стоять посредине комнаты. Только смотрели на сильные руки Виллена, в которых теперь была их судьба.
  - Так-то ты выполняешь свое обещание, - раздался вдруг за спиной знакомый голос.
  Они разом обернулись и увидели Джарвиса, сидящего у стены. Профессор был хмур и мрачен.
  - Папа! - воскликнула Кира, - тебя тоже схватили?
  Джарвис криво усмехнулся.
  - Садитесь же.
  Они уселись рядом с профессором.
  - Я предупреждал вас, чтобы вы не ввязывались в это дело? - мрачно сказал профессор, - понимаете ли вы, как сковываете мои действия?
  - Какие могут быть условности, когда речь идет о твоей жизни, - ворчливо заметила Кира.
  - О наших жизнях! О ваших, в первую очередь! - вспылил профессор.
  - Все. Начинайте операцию, - Виллен закончил разговор и уставился на остальных привычным уже тяжелым взглядом. Некоторое время в кабинете слышалось только его густое сопение.
  - Судя по вашему поведению, я вынужден констатировать, что вы упорно продолжаете мне не доверять, - сказал он, наконец.
  - Где Фил? - спросила Кира.
  - Сейчас его доставят сюда. Его и мальчишку, которого вы так безответственно втравили в противозаконные действия.... Вы упорно совершаете какие-то непонятные, глупые поступки, скрываете от меня важную информацию, стараетесь чего-то добиваться за моей спиной. Чего вы хотите?
  - Помилуйте, Виллен, - холодно сказал Джарвис, - вы же сами сказали: надо поверить или в цепь невероятных случайностей или в то, что вы ведете двойную игру. В невероятные случайности я не верю.
  Виллен вздохнул:
  - Хорошо, ваше право. Здесь я вынужден признать свою ошибку. Я был абсолютно уверен, что невозможно обойти систему внешнего наблюдения. Сегодня, благодаря вашим ученикам, удалось обнаружить человека, который не отображается этой системой.
  - Как именно это произошло? - спросил Джарвис.
  - Наблюдая за действиями ваших ребят в автоматическом режиме, система сама сделала вывод, что они видят объект, который в ней не отображается. В подтверждение этого вывода неизвестный объект пару раз на доли секунды впал в поле наблюдения и снова исчез. Наверное, во время погони его защита дала незначительный сбой. Сейчас проводится операция по захвату чужака. В этой квартире зарегистрирован мелкий торговец, следовавший с Мерафоса на Тристан. Он прилетел на пассажирском лайнере. Как ему удавалось вводить в заблуждение систему внешнего наблюдения, которая охватывает столько параметров наблюдения пока не понятно. Но это мы скоро узнаем.
  Виллену тяжело давались слова, признававшие его неправоту. Он покраснел как космический таракан, отпугивающий врага. А по комнате пронесся выдох облегчения. Как же приятно было осознать, что Виллен не причем!
  - Я хочу вас попросить, профессор, ничего не докладывать наверх, пока мы сами не разобрались в этом деле, - Наконец выдавил из себя координатор.
  - Хорошо, Виллен, - кивнул профессор, - только вы пообещайте держать нас в курсе. Есть у вас какие-нибудь предположения?
  Ответить Виллен не успел. Сигнал вызова окунул его в облако инфосферы. А через мгновенье комната наполнилась незнакомыми, и, наверное, страшными ругательствами, видимо, с родной планеты координатора.
  - Что случилось? - вытянулся Джарвис.
  - Он ушел, - Виллен говорил все громче и громче, - Сбежал. Раскидал группу захвата как детей и сбежал! Метина ранена. Молокососы! Дилетанты! Я им устрою райскую жизнь. Ну, - закричал он в облако комма, - чего сидите? Поднимайте по тревоге весь личный состав. Обыскать станцию, по винтику разобрать, но чужака найти. Если через час он не будет пойман, всех аннигилирую к чертовой матери! Старший офицерский состав ко мне в кабинет. Срочно.
  Во гневе Виллен был страшен. Гравикресла отлетали от одного его приближения.
  - Виллен, - осторожно обратился к нему Джарвис, - могу я осмотреть номер чужака?
  - А? Что? - Виллен остановился, - Джарвис, дорогой, не мешайте, а? Думайте, как спасти людей, это нужнее. А поисковые дела оставьте спецам. Если хотите, что-нибудь посмотреть, посмотрите, охраной я вас обеспечу. Только не мешайте.
  - Можно дать охрану моим ассистентам?
  Виллен снова сфокусировался на них:
  - Хорошо, хорошо, я выделю им пару надежных человек. Только не мешайте.
  Они вышли в коридор. У Киры раздался вызов. Индра сообщила ей, что Фил ранен и находится сейчас в лазарете. Кровь отхлынула у Киры от лица, Кай заметил, как расширились ее зрачки. Она встрепенулась и кинулась к тьюбу. Кай оглянулся на Джарвиса, развел руками и поспешил за девушкой.
  - Ладно, идите в лазарет и ждите меня там, - сказал Джарвис вслед, - из лазарета ни ногой. К вам скоро приставят охрану, я напомню Виллену.... Стойте, я вас все-таки провожу.
  Странное дело, казалось бы, поднятая по тревоге Камея-6 должна была наполниться жизнью и движением, но нет, чуть более частые всплески жизни тут же затягивало плотной тихой пустотой.
  В лазарете Кира сразу же бросилась к Филу, возлежащему на гравикойке. Подойдя поближе, правда, замедлила шаг - они с Филом последнее время часто ссорились. Но весь ее облик говорил о неподдельной озабоченности.
  - Что случилось? Как ты?
  Фил напустил на себя томно героический вид.
  - Ничего страшного, - сказала Индра, выходя из соседнего зала, - сотрясение мозга, ушибы мягких тканей спины. Последствия уже устранены, ему надо только отлежаться.
  Фил вздохнул, давая понять, что устранены, наверное, не все последствия его травм. Кира уселась рядом, видно забыв обо всех разногласиях, провела рукой по черным кудрям Фила. Фил погладил ее по руке.
  Кай мрачно сгорбился на каком-то кресле, кисло наблюдая за красноречивой сценой. Ну чем Фил так ее зацепил?
  К Каю подошел сонный Эрик.
  - Что, брат, спать хочешь? Шел бы ты домой, - сказал ему Кай.
  - Мама сказала, чтобы я оставался здесь. Она скоро сюда подойдет.
  - Понятно. Садись, что ли. У тебя как с боевыми ранами?
  Эрик горько вздохнул - с боевыми ранами ему сегодня не повезло, и уселся рядом с Каем. Мальчишка так устал, что ему даже болтать не хотелось. Он только потер глаза и положил голову Каю на плечо. Кай высвободил руку, прикрыл Эрика своей курткой и заботливо обнял его за плечи. И глядя на Киру, склонившуюся над другим человеком, он вдруг с удивлением понял: боль, которая сидела в нем тупой иглой, он испытывает скорее по привычке. Она больше не исходила из его сердца, его сердце перестало разрушаться. Его мир перестал разрушаться. Да, в этом мире Кира не будет принадлежать ему, ее зрачки не расширятся при его появлении, она не метнется к его кровати, когда узнает, что он ранен, не заглянет ему в глаза с такой же влажной, трепетной нежностью. Ну и что? Она же все равно будет в его мире. Ходить по той же земле, дышать тем же самым воздухом, дружески рассказывать ему о своих невзгодах, и скучать по нему, как по старому другу. Ему этого хватит. Она же будет одухотворять его мир своим светом и смыслом, будет его богиней. А то, что она будет принадлежать не ему - так ли уж важно? Богини же не могут принадлежать простым смертным.
  Кай ощутил облегчение, словно с плеч свалилась страшная тяжесть, в которой намертво переплелись боль, тоска, отчаяние, сладковатая обида и горькое ощущение брошенности. Его плечи снова расправились, словно их наполнила изнутри упругая внутренняя сила. Эту силу он впервые ощутил здесь же, на Камее-6, ощутил опасливо, еще не веря себе самому, боясь спугнуть. И теперь сила потоком полилась из неведомых внутренних хранилищ. Да сколько же он теперь сможет совершить? Сколько гор свернуть?
  - От него все отскакивали как космические тараканы, - возбужденно рассказывал Фил, - он даже пальцем ни к кому не притронулся.... Потом его стали силовыми полями фиксировать, парализатором - никакой реакции. Ноль, представляете? Знай себе бежит. Боевое оружие, правда, не применяли, видно приказ был. Руками пытались брать. Метина особенно на него насела, да уж, тренированная дамочка, не хотел бы я с ней повстречаться на узкой дорожке. Ей сильнее других досталось..... Я-то хотел только ножку ему подставить, так меня словно силовым полем о стену треснуло, сразу вырубился, как выключили, - скромно добавил он.
  - Ничего. Теперь Виллен его поймает, - успокоила Индра, просматривая показания какого-то сканнера, - раньше он просто не верил в существование чужака, а теперь.... Надо не знать Виллена, чтобы утверждать, что чужак продержится до утра. Какие бы у него не были технические возможности, против возможностей ССБ они не устоят.
  Голос ее ложился как успокоительный бальзам, приглушая воспаленную нервозность поздней ночи, переходящей уже, наверное, в раннее утро.
  Копошились под колпаками защитных полей пострадавшие, разменявшие свои очередные сутки. Кай заставил себя смотреть на них, не отводя глаз. Они показались ему покинутыми и брошенными, как потерянные дети на отсталой планете. Все носились с этим чужаком, про них, казалось, совсем забыли. А они еще жили, верили, надеялись на чудо, храня под масками нелепых лиц вечную загадку человеческой жизни и пока еще неведомую тайну Камеи-6. Часть этой тайны скрыта и в голове Кая. Скрыта за гудящей, черной стеной, за которую он никак не может заглянуть. Из-за которой к нему, словно в отчаянии взывает голос Антония.
  Кай схватился за голову. Ему захотелось вскочить и отбежать в сторону, чтобы сбросить черную пелену, но рядом мирно посапывал Эрик, и Кай только поправил сбившуюся куртку. Ничего. Он вспомнит. Обязательно вспомнит увиденное той роковой ночью. Теперь, ощутив свою истинную силу, он был как никогда в этом уверен.
  
  
  47.
  Многие, из тех, кто заинтересовался бы поведением профессора Джарвиса на следующий день, сочли бы это поведение, по меньшей мере, странным в сложившихся обстоятельствах. Профессор не сидел в лазарете за квантовым микроскопом, не советовался и не спорил с другими экспертами, не удосужился ответить на приглашение Кримба поприсутствовать на общем консилиуме, не искал улики в пустынных коридорах Камеи-6, даже по комнате не расхаживал, ероша пятерней вихрастую шевелюру, как делал обычно в минуты напряженных раздумий. С того момента, как облазил номер мнимого торговца и ровно ничего там не нашел, профессор ни разу не полюбопытствовал о результатах поисков чужака, будто бы вовсе забыл о его существовании. Его словно бы и не волновало, то, что по станции свободно ходит опасный человек, которого не может зафиксировать самая совершенная система наблюдения. Не заглянул он больше и в номер Берского, словно оставил надежду найти разгадку той загадочной ночи.
  Профессор просто бродил по станции, стараясь обходить людные места. Ему не хотелось никого видеть. Ему казалось, что все смотрят на него с укоризненным удивлением. Потому что все ждали от него ну, если не решения проблемы, то хотя бы дельного совета. А ему нечего было сказать. Проснувшись утром, он с легким беспокойством обнаружил, что его голова пуста. В ней не было ни мельтешения догадок, ни биения мыслей, ни горячего спора с самим собой. Его подсознание молчало, словно предательски бросило его в самый последний момент. А логика буксовала и соскальзывала, не находя твердой опоры в нагромождении фактов.
  Тогда Джарвис бросил напрягать перегруженный мозг и пошел бродить по станции. Он не сдался, нет. Он просто решил сменить стратегию. Другая стратегия с виду была легче легкого - ходить и ни о чем не думать, чтобы не создавать помех для работы неведомых механизмов интуиции. И это далось ему труднее всего, заставить себя не перебирать в сотый раз свои логические цепочки, кожей чувствуя всю отчаянность своего плана - надеяться на чудо, на то, что бессознательное все-таки найдет решение проблемы. Возможно, как ему казалось, оно бродит где-то вокруг разгадки. А, возможно и нет, и он просто убьет время, которого и так почти не осталось. Увы, чудо нельзя подогнать, оно может прийти только в положенное время. Если его ждать.
  Довольно быстро профессор привык к мысли, что где-то рядом присутствует невидимая охрана и перестал обращать на нее внимание. Джарвис прогулялся по солнечному летнему парку, походил по закрытым кварталам развлекательных центров, по фешенебельным пустынным бульварам, забрел даже в блок складских терминалов, где долгое время смотрел с верхней галереи на бесконечные ряды боксов, уходящие вниз, словно в пропасть. Прохладный ветерок играл его волосами, и Джарвис с удовольствием нежил в нем свое разгоряченное лицо. Иногда профессор включал проекцию обзора и, оставшись наедине с космосом, вглядывался в самое дно черных призрачных провалов мироздания.
  О многом успел подумать Джарвис за это, казалось бы, бесцельно проведенное время. О смысле жизни, о человечестве, до сих пор так и не осознавшем этот смысл. О Серге Мелчиане, плетущем на далеком Аллантисе дальнейшие судьбы мира и собирающимся железной рукой обуздать последнюю попытку Галактического Союза к сохранению свободы. Кто он? Закономерный итог развития цивилизации или случайная гримаса истории? Всемогущий властелин или слепая игрушка равнодушных закономерностей мифического исторического прогресса?
  Вдыхая воздух Камеи-6, профессор пытался в который раз почувствовать, чем он наполнен - холодной затхлостью склепа, готовящегося стать могилой десяти тысяч человек, или вдохновляющей свежестью новой мировой мудрости. Какую роль сыграл этот воздух в его судьбе? За несколько дней на Камее он вновь возродился к жизни, ощутил и в себе и вокруг ее неисчерпаемую полноту. Он купался в этом ощущении, словно дельфин, вырвавшийся на свободу. Но где-то глубоко-глубоко сидела мысль, которую он осмелился продумать только сейчас. За проблемой Камеи явно стояли мощные безжалостные силы, которые сделают все, чтобы у него ничего не вышло. А остановить его можно только одним способом. Может ли этот нежданный всплеск жизни быть последним подарком судьбы? Ведь звезда, прежде чем погаснуть вспыхивает необычайно ярко.
  И странное дело, профессор осознал, что ему совсем не жалко и не страшно расстаться с жизнью. И именно потому, что он так страстно хотел жить. Раньше в прежнем своем состоянии полусонной серости он гораздо крепче вцепился бы в жизнь. Может потому, что умирать не страшно и не стыдно только на высокой ноте, смотря на мир широко открытыми горящими глазами.
  Профессору вспоминались картины его жизни. Смутное детство на далекой колонии, гибель отца, которого он так и не видел, его первый прилет на Аллантис, встреча с женой, рождение дочери.... Страшное одиночество Альфы Плаза, радость первого научного открытия..... Чтож, он не хотел бы себе другой доли.
  Состояние профессора, пожалуй, рано или поздно обрело бы философскую умиротворенность, если бы душу не тянуло изнутри болезненное ощущение утекания времени. Джарвис прямо-таки чувствовал, как кругом, в космосе, движутся по своим выверенным орбитам бесчисленные планеты и звезды, как сама галактика неумолимо движется по своему бесконечному маршруту, а вместе с ней несется куда-то Камея-6. И за всем этим стоит неумолимый бег времени. Профессор прямо физически ощущал, как время течет сквозь него, безжалостно приближая черту, за которой будет уже невозможно ничего изменить.
  И они вдруг представились ему, ярко и отчетливо, эти десять тысяч несчастных, чей срок таял с каждой секундой. Картинка из сна, который привиделся вчера Индре: вот, они все эти люди. Кружа на звездных колыбелях, они уходят вдаль, оставляя за собой тающие словно пена, серебристые следы. Уходят и исчезают из нашего мира, оставляя Джарвиса одного среди тусклого света холодных звезд. Джарвис очнулся с содроганием, ему стоило больших усилий заставить себя удержаться от нового впадения в лабиринт своих бесконечных мысленных метаний.
  Ближе к обеду на связь вышел Виллен:
  - Джарвис, как вы там? Есть что новенькое? - координатор был бледен, но подтянут.
  - Пока нет. А у вас? Удалось выйти на след?
  Координатор стиснул зубы, вздохнул:
  - Нет. Представляете, нет! То ли наши оперы разучились работать, то ли я чего-то не понимаю. Конечно, у нас нет привычки вести поисковые операции без помощи сканирующей аппаратуры, но деться-то в ограниченном пространстве ему все равно некуда, - Виллен опустил глаза, подумал, затем снова поднял взгляд на профессора, - последние события заставили меня по-новому взглянуть на ситуацию, Джарвис. Есть несколько парадоксов, которые я никак не могу объяснить....
  - Вы по поводу чужака?
  - Не совсем.... Не будем открытым текстом, связь могут прослушивать. Давайте встретимся после обеда и поговорим. Мне кажется, я напал на неожиданный след. Итак, после обеда. И кончайте бродить по станции, это опасно. Если, конечно, не хотите выступить в роли живца....
  Во как! Виллен опасается, что его переговоры могут прослушивать! Тревога, просквозившая в голосе Виллена, произвела на Джарвиса очень нехорошее впечатление. Если уж Виллен встревожился, и проявил свои опасения постороннему человеку, значит, повод в высшей степени серьезный. Джарвиса пронзила мысль о дочери. Как они там?
  Дочь словно почувствовала тревогу Джарвиса и откликнулась.
  - Па, ты где? Почему не идешь обедать? Приходи, мы тоже идем в "Берега Мерции".
  Джарвис подумал и направился в ресторан. В любом случае мозгу нужна серьезная подпитка, а детям - серьезное внушение.
  В ресторане было людно, виртуальность свели к минимуму, огромный зал не маскировался заманчивыми морскими пейзажами и просматривался насквозь. Над столиками витало тревожное, нервическое оживление, словно атмосфера Камеи-6 заражала всех общим настроением.
  Профессор быстро отыскал нужный столик - его ученики беседовали особенно оживленно. Дочь, какой чувственной стала ее красота, не иначе, этот бездельник окончательно вскружил ее голову, рядом - он самый и есть, Фил, напротив него Даррелл, чуть дальше мальчишка, Эрик, и уже не такой мертвенно бледный Кай. Все на мгновение замолкли, подняли на профессора живые, блестящие глаза.
  - Можно разбавить вашу молодую компанию? - Джарвис энергично сел, - ну-с, молодежь, какие новости?
  - Ты где был, па? - спросила дочь, - Мы уже начали волноваться. Наверное, думал, да?
  Джарвис кивнул, бегая пальцами по меню:
  - Именно, дочь. Должен же хоть кто-то иногда думать.
  - Разрешите, профессор, наш маленький спор, - со значением начал Фил, - скажите, верите ли вы в приметы?
  Профессор озадачился:
  - В приметы? Хм....
  - Я им говорю, что верю, правильно? - встрял Эрик, - У меня они всегда сбываются, утром в день экзамена я инфосферу левой рукой активировал и экзамен завалил. А за день до отлета по песочному таракану промахнулся....
  - Это что за примета? - поинтересовался Даррелл.
  - Если по песочному таракану с первого раза не попадешь - к неудаче.... Лучше б я его тогда не заметил.... Я в тот день свои файлы на открытом месте оставил без пароля. Бабушка в них и заглянула.... Знаете, как тогда попало?
  - Что же у тебя там было?
  Эрик покраснел и предпочел не отвечать на щекотливый вопрос.
  - А что на этот счет говорит официальная наука? - продолжал выспрашивать Фил.
  - Если вы хотите найти конкретный ответ на какой-либо вопрос, - улыбнулся Джарвис, - лучше не спрашивайте, что считает официальная наука. В мире нет ничего более обтекаемого и осторожного, чем мнение официальной науки.
  - И все же? - не унимался Фил.
  - Понимаете, профессор, - сказал Даррелл, - просто некоторые пытаются восставать против очевидной действительности. Я имел честь первым преподнести вашей дочери цветок нирбе. У всех народов во все времена это значило, что она будет моей женой. Что же теперь ерепениться? Раньше надо было думать....
  - Скажите же ему, профессор, что приметы - ерунда, - вскричал Фил, - И кроме самовнушения за ними ничего нет. Только объясните значение слова самовнушение. У товарища сложности с пониманием вербальных конструкций, в которых больше трех слогов.
  Даррелл добродушно расхохотался:
   - Ну, если бы я был таким дебилом, меня не поставили бы охранять твою драгоценную персону.
  Тут только Джарвис пригляделся и заметил на форме Даррелла чуть видимое мерцание боевых защитных контуров. Значит, Даррелл выполняет функции охранника. Чтож, Виллену виднее.
  В конце концов, профессор поделился своим мнением:
  - Некоторые ученые упорно пытаются доказать, что приметы играют роль предупредительных маркеров для людей, имеющих контакт с тонкими полями планет.
  - А вот в это я верю, - заявил Фил, - наверняка это предупреждение для Киры, чтобы знала, с кем нельзя связываться....
  - Как же вы мне надоели! - вздохнула Кира.
  - А официальная наука, это как? - спросил Эрик и добавил:
  - О, мама! - и тут же понесся к Тилайе, которая заняла место за столиком вдалеке.
  Все внимание профессора тут же устремилось туда, в новый центр его мира. Профессор жадно наблюдал за женщиной. Как она? Переживала ли, что он не приходил? Профессору хотелось, чтобы переживала, чтобы на ее лице лежала тень бессонной ночи, полной беспокойства и страданий. Но нет, она производила впечатление спокойного, хорошо выспавшегося человека. Если бы она оделась как-нибудь вызывающе и демонстративно не обратила бы на профессора внимания, это бы его тоже устроило. Значит, она обиделась и пытается морально отомстить. Увы, она выглядела вполне буднично и приветливо улыбнулась Джарвису. И тут ее облик заслонила сутуловатая спина Келиди Макса. Джарвиса словно ударило током. Он разглядел, как Макс что-то сказал Эрику, протянул ему какую-то вещицу, от которой Эрик просиял, забыв обо всем на свете. Потом Макс уселся напротив, видимо, получив разрешение и, видимо, начал разбираться с меню. Профессор ерзал, словно кресло под ним потихоньку раскалялось, силился заглянуть за спину представителя "Селентаны". Ему надо было увидеть лицо Тилайи, чтобы удостовериться, что она встретила Макса с холодной учтивой приветливостью. Ведь она должна думать о нем, о Джарвисе. Когда же Макс наклонился, наконец, к Эрику, ее веселая, прямо кокетливая улыбка так и стегнула профессора по глазам. Она даже краем глаза не покосилась на него. Она, похоже, и не думала о нем!
  Профессор почувствовал непреодолимое желание вскочить и пойти туда, чтобы с боем вернуть потерянные позиции. Лишь неимоверным усилием воли заставил себя сидеть на месте, невпопад кивая словам своих учеников. Он не должен подвергать ее ни малейшему риску. Хорошо, что она любезничает не с ним. Очень хорошо. Разумом профессор это понимал, но душу его выворачивало наизнанку. С другой стороны, имеет ли он право на что-то рассчитывать? Что между ними было, кроме одной беседы, полной недомолвок и двусмысленностей, которые его бессознательное могло истолковать, как ему заблагорассудится?
  Так он и сидел, словно его глаза привязали к дальнему столику мертвым узлом. Он впервые по-настоящему забыл о Камее-6, о десяти тысячах несчастных, о чужаке, которого не могут поймать все силы ССБ, о странных символах, изуродовавших дорогую деревянную панель....
  - Профессор, профессор....
  - Пап, эй, очнись....
  Джарвис ощутил себя сидящим за столиком.
  - Мы тут думаем, можно ли блокировать ментальные волны каким-либо другим способом, помимо того, который нам известен. Резидент ведь как-то это делает, его нет на ментальных сканнерах, - объяснила дочь.
  - Что? А, - опомнился, наконец, профессор, - наверняка можно. Плазиевый эффект, наверняка можно воспроизвести и на других структурах....
  Профессор не договорил. Он заглянул в глаза дочери, и замер на полуслове. Зигзагом молнии его пронзила новая мысль, на мгновенье осветив потемки его размышлений первым отблеском истины. Таинственная дверка интуиции все же приоткрылась. Единственная догадка, которая начала все расставлять по местам. Фонарики ментальных полей, выстроившихся перед звездным светом, не просто скопление людей - это пострадавшие. Выходит, фактор, мешающий им очнуться, и есть тот высший свет! Вот почему Берский сказал, что для спасения людей надо сделать хуже. Конечно, хуже, ведь придется закрывать единственное окно, через которое есть шанс заглянуть в высшие миры. Это еще не было решением проблемы, но Джарвис понял: вот она опора, вокруг которой быстро кристаллизуется дорожка, которая приведет его к спасению людей. Стоило только удивляться, почему до сих пор ему не пришел в голову такой очевидный факт. Джарвис хлопнул себя по лбу.
  - Пап, что с тобой? - дочь смотрела на него встревожено, Фил с Дарреллом многозначительно переглянулись.
  - Да-да, плазиевый эффект...., - бормотал, не думая профессор.
  - О, а вот и наш Виллен, великий и ужасный, - усмехнулся Даррелл, однако сел более прямо и контуры защиты вокруг него выступили более отчетливо.
  Виллен осмотрелся и решительно направился прямо к их столику.
  - Приветствую, молодые люди. Вы не против? - он уселся на свободное место, - да сядь ты, не маячь.
  Даррелл уселся. Желание шутить с него сняло как рукой.
  - Что, Джарвис, решили все-таки отобедать? Правильно. Голод еще ни к чему хорошему не приводил. Макс, конечно, дрянь человечишка, но кухня у него на высоте.... Как же я устал! - координатор бессильно распластался по креслу.
  Перед Вилленом тут же материализовался поднос с массивными аппетитными кушаньями. Виллен потянул носом аромат и взялся за палочки:
  - Одна радость осталась в жизни....
  Но попробовать свой обед он так и не успел. Перед ним возникло облачко срочного вызова.
  - Что? - переспросил координатор, пару секунд послушал и бросил столовые приборы на стол, - в течение получаса?! Так надо вводить план "Три-зет", с обеспечением тотальной блокады. Уже ввели? Ладно, я сейчас подойду, - координатор тоскливо посмотрел на Джарвиса, - в кои-то веки собирался нормально поесть.... Ну что сидите? Идемте скорее к лазарету.
  - А что случилось?
  - У одного из пациентов происходит лавинообразная активизация нервной системы. Через полчаса он будет в состоянии свободно передвигаться. Похоже, начинается....
  Что начинается, Виллен не уточнил, устремился к ближайшему тьюбу. Удивленный Джарвис поспешил следом, чувствуя, как у него от внезапного волнения задрожали руки. Обернуться назад, на Тилайю, он не успел.
  - Пошли скорее, - вскочил Фил, как только Виллен с профессором скрылись из виду.
  - Хорошая идея, - подхватил Даррелл, - может, успеем проскочить за ограждение. А там, может, и постреляем....
  - Как это? - спросила Кира.
  - Если они вдруг попрут, - Даррелл ловко щелкнул пальцевым лазером, - Шутка ли, десять тысяч зомби....
  Народ в ресторане притих, словно почувствовал: на Камее-6 что-то происходит.
  
  
  48.
  Пункт наблюдения за происходящими событиями был устроен Индрой буквально в двух шагах от виновника событий, мирно лежащего на гравикойке. Только радужное сияние тотального защитного барьера, придававшее обстановке неуместный праздничный колорит, говорило о чрезвычайности происходящего.
  Виллен мельком кинул взгляд на столпившихся у барьера людей, которых успело набежать порядочно, и бросил кому-то из своих помощников:
  - Отцепите весь сектор, прилегающий к лазарету, и уберите за внешний контур всех лишних людей. Быстрее! Сосредоточьте по контуру не менее пяти оперативных групп в полном вооружении. На аппаратуру полагаться, черт возьми, уже нельзя. Дожили! Ну, докладывайте.
  Индра засуетилась, как наседка:
  - Оживление нервной системы у него началось два дня назад. Такое периодически происходило у всех пострадавших, но резко обрывалось, и нейроактивность возвращалась к исходному уровню. Мы ожидали повторения данного эффекта. Вместо этого активность усилилась до критической отметки, после которой началось ее лавинообразное усиление. Кстати, по такой же схеме происходила реабилитация и вашей нервной системы, профессор. Это соответствует модели реабилитации, разработанной интеллектуальной системой на случай прекращения неизвестного нам воздействия.
  - Как обстоит дело у остальных? - спросил профессор.
  - У остальных, к сожалению, пока изменений не отмечено. Процессы деградации усиливаются по графику. Есть основания полагать, что данный случай единичен. У вас профессор, как и в данном случае, было отмечено усиление синтеза полимеразы в ядерном веществе нейронов. Именно это способствовало последующей активизации клеток. У остальных пострадавших подобного эффекта, увы, не выявлено.
  - Есть предположения, почему активизация произошла именно у него? - спросил Виллен, - кстати, кто он?
  - Этого человека вы уже встречали,- голос Индры с его мягкой женственностью не вязался с нервозной окружающей обстановкой, - Это Герман Шарико, главный инженер по энергетике. Сто два года, уроженец Тристана. Именно в его ментальное поле вы, профессор, совершили погружение.
  То-то его лицо показалось Джарвису смутно знакомым. Но тогда оно уродовалось нелепым бессмысленным выражением, сменяющимся капризными мучительными гримасами. Теперь же они видели спокойное, расслабленное лицо спящего взрослого человека. Профессор смотрел на него с двойственным чувством. С одной стороны с надеждой, с другой - Джарвиса не оставлял холодок настороженности. Неизвестно, что происходило в голове пострадавшего, и эта неизвестность за будничным, спокойным выражением лица воспринималась особенно тревожной.
   - Компьютерные системы не выявили никаких корреляций. Пробуждение его нервной системы можно считать спонтанным. Я надеюсь, что и остальные отреагируют похожим образом, - заключила Индра.
  - Вы думаете? - Виллен потер усы, - Меня лично эта спонтанность настораживает больше всего. Я надеюсь, остальные не начнут вставать, пока мы не разберемся с господином Шарико.
  - Явных признаков опасности пока нет, Виллен, учитывая то, что его оживление идет такому же сценарию, как и мое. Он просто не будет помнить о происшедшем с ним, - говоря, Джарвис проглядывал графики медсканеров.
  - Вам, Джарвис, логичнее было бы находиться по ту сторону барьера, - ворчливо заметил Виллен, - я за вас на сто процентов не поручусь. Вы тоже были там, где и они....
  - Только я ничего не помню, - вздохнул профессор.
  - А вот это не факт. Может быть, вы только и ждете момента, чтобы снять защитный экран и выпустить остальных. Учтите, Джарвис, вы на прицеле у моих ребят как цель номер один.
  Профессор кисло улыбнулся, не понимая, шутит Виллен или говорит вполне серьезно.
  Время шло. Кривые на графиках Шарико так же пестрили красными тревожными индикаторами. Показатели остальных застыли без малейших изменений.
  С Вилленом вышел на связь сам Серг Мелчиан. Они поняли это по реакции покрасневшего от злости координатора.
  - Хорошо говорить! - ворчал Виллен, - какие разумные действия можно требовать от меня, кадрового военного, если никто до сих пор не может толком сказать, с чем же мы столкнулись? Зачем нагнали столько научных корифеев, если все равно ответ спрашивается с меня?
  - У вас оформились предположения насчет того, с чем же мы столкнулись, профессор? - потихоньку спросила Индра у Джарвиса, - я, честно говоря, даже не знаю, к чему нужно готовиться. Кроме того, что они подверглись сверхсильному воздействию, вызвавшему к действию беспрецедентный механизм психической защиты, ничего определенного нельзя сказать.
  - Более менее точно, Индра, я могу утверждать одно. Я сам побывал под воздействием неизвестного фактора, и хотя не могу вспомнить ничего конкретного, по своим ощущениям могу предполагать: данный фактор вряд ли настолько опасен, как считает наш Виллен. Я много лет занимался рефлексией, научился хорошо разбираться в своих ощущениях, но упорно не нахожу внутри себя никаких отголосков скрытого влияния. И сейчас, - профессор указал на Шарико, лежащего в нескольких шагах от них, - я смотрю на него и не чувствую тревоги. Он не похож на зомби. Хотя, конечно, все может быть....
  - А что будем делать, если они все-таки попрут? - спросил вынырнувший из-под руки Эрик.
  - Ты что здесь делаешь? - удивился профессор, увидев прямо перед собой любопытную белобрысую физиономию.
  Эрик поняв, что излишнее внимание ему ни к чему, сразу же скрылся в толпе. Профессор заметил неподалеку дочь и своих учеников. Еще дальше бросались в глаза бородка Кримба, длинная черная тога Окано и зеленая маска Аша.
  - Если он проснется, он будет в состоянии встать, - сказал кто-то из экспертов, - о, просыпается!
  - Внимание! - объявил офицер ССБ, - Готовность номер один!
  - Всем отойти за второй барьер, - скомандовал Виллен, - дожили, ни в чем нельзя быть уверенным, даже в тотальной защите. Откуда здесь дети?! Уберите детей! Черт знает что!
  Эрик поспешил скрыться с глаз координатора. Все переместились за территорию лазарета, за второй защитный барьер. Теперь видеть, что происходит внутри, смогли те, кому хватило места перед выходом.
  Шарико сел на гравикойке, покачнулся и схватился за голову.
  - Показатели остальных? - спросил Виллен.
  - Без изменений, - ответила Индра.
  - Сканировать все возможные параметры, - приказывал Виллен, - дублировать все защитные системы. Без команды стрелять, только если он начнет нас убивать или зомбировать. Уберите защитное поле вокруг койки. Посмотрим, что он предпримет.
  Шарико, однако, долгое время ничего не предпринимал. Он видно дождался, когда в голове его немного прояснеет и начал очумело осматриваться. Серебристый биокостюм поддерживал его ссутулившуюся спину. Наконец, он увидел людей, наблюдающих за ним из-за прозрачной входной мембраны. Вскочил и дернулся было к ним.
  - Стоять! - приказал Виллен.
  Шарико растерянно подчинился. Его шатало. Видно было, что он никак не может сосредоточиться.
  - У него перестраивается физиология. И нервная система еще долго будет восстанавливаться. Бедняге не позавидуешь, - сказал кто-то из экспертов.
  - Что со мной? Где я? - в панике воскликнул Шарико. Голос у него был еще слабым, язык заплетался.
  - Вы на карантине. Стойте, где стоите. Можете вспомнить свое имя?
  Шарико сжал голову руками. Потом медленно опустился на мягкий пол и свернулся калачиком.
  Его допрос продолжался больше часа. Шарико приходил в себя постепенно.
  - Ну что, Виллен, теперь понимаете, что он представляет опасности не больше Эрика? - спросил Джарвис.
  - Никоим образом, Джарвис, - покровительственно ответил Виллен, - Никогда нельзя считать противодействующие силы глупее себя. Помню, на Каноне-3 это стоило нам смерти двух сотен человек, а мне замены половины тела. Карантин не будем снимать еще долго. Черт знает, что творится у него внутри.
  - Это-то мы как раз сможем проверить. Я могу совершить в его психику ментальное погружение.
  - Неплохая идея, - подхватил координатор, - только погружаться будете не вы, а кто-нибудь из ваших учеников. Не забывайте, что подозрение с вас, черт побери, окончательно не снято. А погружение организуйте немедленно, это дело.
  Джарвис прикусил себе язык. Надо же, снова подставил ребят. И в первую очередь, дочь. Он не сможет запретить ей погружаться, если будут рисковать и другие ученики. А она обязательно окажется в первых рядах.
  Так оно и оказалось. Кира, конечно же, заявила, что погружаться будет она. Профессор скривился, но ничего не сказал. И тут свое неожиданное слово сказал Кай:
  - Погружаться буду я или Фил.
  - Это еще почему? - взвилась Кира.
  - Потому что ты не можешь лишить нас права быть мужчинами. А мужчины никогда не позволят рисковать женщине.
  Прозвучало это настолько убедительно, что Кира умолкла. Профессор еще раз с интересом заглянул Каю в глаза.
  Фил не особо настаивал, и погружение взял на себя Кай. Ребята немедленно побежали в лабораторию, настраивать аппаратуру. А профессор снова вперился взглядом в лихорадочно блестевшие глаза Шарико. Хотелось еще раз убедить себя, что за широкими точками его зрачков не скрывается ничего страшного.
  - А, кстати, профессор, знаете, когда с Шарико было снято воздействие неизвестного фактора? - спросила Индра, - Нейросистема дала однозначный ответ, согласно графику его восстановления.
  - Когда же? - поинтересовался Джарвис.
  - В ночь гибели Антония Берского.
  Профессор замер. Значит, Антонию перед смертью все-таки удалось разгадать загадку Камеи-6!
  
  
  49.
  Кай медленно возвращался в свой номер пустынными коридорами. Он сильно устал после ментального погружения. Психика Шарико хранила лишь след недавнего оглушающего воздействия. Как оказалось, внезапное пробуждение одного из десяти тысяч пострадавших не только не прояснило ситуацию, а породило еще ряд неразрешимых загадок. Камея-6 вцепилась в свою тайну мертвой хваткой.
  В тихом номере он не стал включать свет. Сел и долго смотрел на домашнюю фотографию. Потом не выдержал и включил видео Киры, то самое, в осеннем лесу. Он давал себе слово не включать эту запись, пока не сможет снять блок со своих скрытых воспоминаний. Но, вот, не выдержал.
  Комната наполнилась светом далекой золотистой осени, бывшим одновременно и светом ее глаз. Для Кая это был словно глоток свежей чистой воды. Но теперь к нему уже не подмешивался горьковатый привкус тоски и отчаяния.
  Кай витал где-то далеко-далеко в океане своего чистого чувства, как вдруг за спиной раздался чуть слышный шорох. Кай встрепенулся и замер, неимоверным усилием заставив себя не пошевелиться. Это было чисто интуитивное решение - сделать вид, что он ничего не заметил. Шорох шел со стороны второй комнаты. Неужели там прятался он, резидент? Больше некому.
  В следующие несколько секунд Кай слышал только, как молотом стучит в висках сердце. Только бы чужак не заметил, как на затылке блестят капельки холодного пота. Через минуту шорох раздался уже ближе. Кай понял: следующим звуком будет звук открываемой дверной мембраны или звук удара, который оборвет для него дальнейшее восприятие мира.
  Видимо, Кай угадал - нападение не входило в планы неизвестного посетителя. Прошелестела мембрана, и Кай ощутил пустоту комнаты. Тут же он вскочил и на дрожащих ногах бросился к выходу. Успел заметить в конце коридора мелькнувшую тень и метнулся туда, на ходу вызывая Фила. У Фила, конечно, были недостатки, но соображал тот быстро, сразу же понял, что надо бежать к тьюбу, активируя определитель на вход, ближайший к их номерам.
  Кай уже имел достаточно большую практику погонь по Камее-6, спасибо Эрику. А незнакомец, хоть и был замаскирован плащом, двигался гораздо медленнее прыткого пацана. Каю легко удавалось фиксировать на горизонте его размытое пятно. Тому, видно, и в голову не приходило, что за ним кто-то продолжает следить. Молчаливые лампы уже, наверное, перестали удивляться, провожая взглядами две осторожно перемещающиеся одинокие фигурки людей.
  Кай удивился, когда незнакомец пошел по лестнице не вверх, к тьюбу, а вниз, к старой станции. Хотя чему удивляться? Когда Кай понял, что тот спешит к атриуму аварийного спуска, он ускорил шаги. Размытая фигурка незнакомца полетела как вырванный кусок реальности, но Кай успел заметить, где она закончила полет. И странная молчаливая погоня продолжилась.
  Она продолжалась довольно долго. Положение Кая осложнилось. Люминофорные трубки старинной осветительной системы реагировали на только чужака, Кая тоже сопровождало светящееся пятно, на которое незнакомец наверняка не мог не обратить внимание. Так оно и произошло: выскочив из-за угла, Кай уже не увидел на горизонте уплывающего света. Кай ускорил шаги, и вдруг его словно ударило упавшей сверху бетонной стеной, словно выключило.
  Очнулся он, как ему показалось, в следующее же мгновенье. Над ним склонилось встревоженное лицо Фила, в холодном люминофорном свете казавшееся болезненно бледным и совсем некрасивым. На заднем плане улыбался Даррелл.
  - Что? Где он? Вы видели его? - воскликнул Кай, выпрямился, качнув в голове резкую боль, и запнулся, увидев впереди несколько лежащих людей, - что здесь было?
  - Да тихо ты, - шикнул Фил, - он не так далеко. Тут такая была бойня только что! Когда по наружке поняли, что ты резидента выследил, сразу же бросили сюда группу захвата. Вот они все лежат.
  - А где резидент?
  - По ходу побежал в техблок старого реактора. Даррелл вызывай подмогу.
  - Чем? Связи нет. Подмога так и так будет, только к тому моменту он успеет окончательно скрыться.
  - Бежим за ним, - засуетился Кай.
  - Люблю героев, сам такой, - сказал Даррелл, - только наружка сейчас не работает. За нами уже никто не проследит. Будем совершенно одни.
  - Черт с ним, бежим.
  Они побежали в сторону старого реактора, куда вел узкий изогнутый проход, стены которого были скрыты множеством кабелей и блоков старинного оборудования. Высокие узкие стены хода показались Каю стенами, везущими в древний жуткий склеп. Хотя критониевый реактор - это похуже склепа полного привидений.
  - Не спешите как тараканы, здесь ему не свернуть, - прошептал Даррелл, - давайте-ка я пойду первым, у меня все же защита.
  Защитные контуры Даррелла ярко мерцали в полутьме, мешаясь с тусклым бледным светом люминофоров. К сожалению, он уже не мог воспользоваться централизованными ударными полями, так как наружка и связь не работали. Хотя чего жалеть - группа захвата пользовалась централизованными полями в полной мере и что толку?
  Все чаще встречались предупреждающие записи на погасших экранах и табло. С них словно кричал межпланетный знак критониевой опасности. Они не обращали на них внимания, надеясь, что за столько лет уровень критониевой радиации снизился до безопасных уровней.
  Вдруг следующая надпись, говорившая об опасности дальнейшего передвижения, всплыла и красным облачком повисла перед ними в воздухе. Надпись имела явно современное происхождение. Понятно, почему резидента до сих пор не обнаружили - никому просто не пришло в голову, что он может скрываться в таком опасном месте.
  - Что делать будем? - Даррелл притормозил.
  - Пошли, что делать, - сказал Фил, - полежим недельку в лазарете и все.
  Погоня за резидентом казалась настолько важной, что никому не пришло в голову остановиться.
  - При сильном критониевом облучении неделькой не отделаешься, - пробормотал Даррелл, но двинулся вперед.
  - Эх, знала бы мать, где я нахожусь, - сказал Фил и хохотнул. Кай подумал, что его мать тут же упала бы в обморок.
  Ход, казалось, был нескончаем, вел и вел в самую сердцевину смертельного критониевого царства. Наконец, он привел их в огромное помещение, напомнившее Каю собор устремленными ввысь арками, терявшимися во тьме.
  - Пенал реактора, - сказал Даррелл, - это тупик. Он здесь.... А, была ни была.
  Взмахом руки Даррелл запустил к потолку осветительный шарик. Брызнул пронзительный едкий свет, который разом смял и поглотил темные завесы теней. Одежда защитила их глаза световыми фильтрами, поэтому они смогли довольно быстро оглядеться. Насторожено оглядывали огромные блоки критониевых конденсаторов, величаво нависших над ними, как древние культовые сооружения. Между блоками висела столетняя тишина. И невидимая критониевая смерть, казалось вперилась в них пустыми глазами.
   Кай почувствовал в спине неприятное ощущение и обернулся. Загораживая собой выход, стоял высокий человек в черном плаще и пристально смотрел на них. Кай отчаянно вскрикнул, они отпрыгнули. Это была западня.
  Даррелл мгновенно прицелился пальцевым лазером, но выстрела не последовало, он только выругался.
  - У вас пять минут, до того как лучевые повреждения перейдут порог необратимости, - сказал вдруг резидент, - я не хочу вам вреда, я отпущу вас, если вы пообещаете не выдавать мое местонахождение.
  Голос его, и без того зычный, заметался по залу многократным эхом. Они нерешительно молчали.
  - Если я скажу вам, кто я такой, вы поверите мне? Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я хранитель. Хранитель Зародыша Жизни. Я не уберег его и прилетел сюда с Аркс-протоса, чтобы вернуть его на место. Я не желаю никому зла.
  Они продолжали насуплено молчать.
  - Что вы делали в моем номере? - сурово спросил Кай.
  - В вашем номере находится один из артефактов мервов, которые я должен вернуть на Аркс-протос.
  Кай подумал, что это должно быть та пирамидка, которую ему подарил Антоний Берский. Опять повисло молчание.
  - Если бы я хотел навредить кому-нибудь, у меня было много возможностей сделать это. Кто-нибудь пострадал от меня?
  - Зачем вы убили Берского? - хрипло спросил Фил.
  - Я никого не убивал. Это работа другого человека. У вас три минуты на принятие решения.
  Кай переглянулся с Филом и Дарреллом.
  - Вам лучше не бегать по станции, а находиться рядом с профессором.
  - Ему угрожает опасность? - спросил Кай.
  - Да, ему угрожает серьезная опасность.
  - Тогда мы не уйдем, пока вы не расскажете нам, в чем она заключается, - твердо заявил Кай.
  - У вас две минуты.
  Они переглянулись второй раз. Кожу начало пощипывать. Критониевая радиация неумолимо прожигала их тела. Возможно, это было самовнушение.
  - Мы не уйдем. Нам надо спасти профессора.
  Человек вздохнул.
  - Вы говорите, что не желаете никому вреда, - сказал Кай, - почему вы не хотите помочь профессору?
  - Мы не вмешиваемся в дела ССБ, - отрезал человек.
  - Вам все равно, что погибнут десять тысяч человек?
  - У вас минута.
  - Мы не уйдем, - заявил Кай.
  Фил вполголоса застонал, но с места не стронулся. Человек переступил с ноги на ногу. Они пристально смотрели друг на друга. Взгляд незнакомца словно испытывал их. Жаль под капюшоном нельзя было отчетливо разглядеть его лицо.
  - Полминуты.
  И молчаливая сцена продолжилась. В голове Кая не было никаких мыслей, кроме желания пересилить незнакомца.
  - Ладно, - сказал вдруг незнакомец, - Я не хочу подвергать опасности ваши жизни. Все что знаю, я расскажу профессору. Клянусь волей мервов.
  - Где гарантии? - спросил Даррелл.
  - Я дал страшную клятву. Десять секунд.
  Незнакомцу повторять не пришлось. Они рванули к выходу, словно маленькие дети, убегающие от сторожевого дракончика. Опомнились только на развилке, в соседнем проходе которой орудовали сотрудники ССБ. Их заметили и тут же подвели к офицеру.
  - Вы следили за ним? Знаете, где он? - спросил взъерошенный офицер в полном боевом вооружении с мерцающим боевым иероглифом на щеке.
  Все, как один отрицательно покачали головой.
  - После нашего веселенького похода в док, мне уже ничего не страшно, - заявил Фил, когда они отошли подальше
  - Если мы сейчас допустили ошибку и упустили его, коллеги, то эта ошибка из разряда роковых, - серьезно заметил Даррелл.
  - Все будет хорошо, - сказал Кай.
  
  
  50.
  - Должна быть очень веская причина, чтобы идти ночью в блок космопорта, - сказал майор Грайс, начальник охраны, отведенной Джарвису Вилленом. Высокий, утонченный Грайс походил скорее на знатного Мерцианского лорда, чем на кадрового военного.
  Джарвис прямо посмотрел ему в глаза. Она была эта причина, профессор не врал, только честно назвать ее не мог, поэтому и придумал отговорку о якобы потерянном информационном кубике, вполне могущем затеряться на стыковочной капсуле, несколько дней назад доставившей их на Камею-6.
  - Так почему бы не послать за кубиком надежного человека? - с надеждой предложил Грайс.
  - Потому что эта информация незащищена, - спокойно объяснил Джарвис, не моргнув глазом, - а ваш человек не имеет к ней права доступа.
  - Так почему же важная информация валяется где попало? - проворчал Грайс.
  - Ну, может и не валяется, это только мое предположение. А во-вторых, еще несколько дней назад она не была настолько важной.
  - Я должен согласовать все с Вилленом, - заявил Грайс.
  - Слушайте, Грайс, почему вы уверены, что здесь мы находимся в большей безопасности? Оружие и защитные поля в присутствии резидента перестают действовать, остановить его руками ваши ребята вряд ли смогут. Что может помешать резиденту ворваться и разделаться со мной здесь?
  - Здесь гораздо быстрее может прийти помощь, - не сдавался Грайс.
  - Максимум на несколько минут, которые, поверьте, ничего не решают, - уверенно сказал профессор, - давайте не будем усложнять.
  Грайс тяжело вздохнул, но промолчал.
  Вскоре они уже шли пустынными коридорами в сторону космопорта. Десять человек охраны искусно рассредоточились по округе. Рядом шагал только мрачный Грайс.
   - Что вы думаете насчет чужака, Грайс? - обратился к нему Джарвис, чтобы поддержать разговор.
  - Ничего особенного, - буркнул майор.
  - И все же, наверняка у вас есть свое мнение на этот счет.
  - Нам не положено иметь собственное мнение, и уж тем более его выражать, - Грайс сердился на Джарвиса.
  - Я понимаю. Но у меня поставлено слепое пятно. Никто кроме меня вас не услышит. Мне же важно будет узнать мнение опытного человека.
  Грайс внимательно посмотрел на Джарвиса.
  - Вы уверены, что это настоящее слепое пятно?
  - Вполне. Я проверял этот факт.
  - Чтож, я скажу, - Грайс замедлил шаг и непроизвольно понизил голос, - Нельзя, конечно, исключить предположение, что чужак может быть шпионом скопления Клео. Но мне кажется, чужака поддерживает сам Виллен. Иначе как объяснить его высокие технические возможности? В мирах Клео, конечно, ведутся разработки, но так сильно они нас обогнать по определению не могут. Наверняка это наши же новые технологии, которые еще не используются в линейном составе ССБ.
  - Тогда объясните мне мотивацию Виллена. Он ведет двойную игру? Работает против Мелчиана?
  - Нет, - уверенно возразил Грайс, - Виллен - человек Мелчиана.
  - Тогда какой смысл ему гробить свое же задание?
  - А откуда вы знаете, что за задание он на самом деле получил?
  - Какой смысл Мелчиану давать ему двойное задание?
  - Кто знает интересы Мелчиана? Может, Советнику выгоднее двести дело до вооруженного конфликта, чтобы под удобным предлогом избавиться от всех своих противников.
  Профессор задумался. Что ж, логика во всем этом есть. Но в дебри большой политики лучшее не лезть. В первую очередь потому, что не имеешь представления об истинных пружинах происходящих событий.
  - А если сейчас придет команда избавиться от меня? - Джарвис с интересом наблюдал за майором.
  - У меня не будет выбора, - бесстрастно ответил Грайс, - я давал присягу. Но можете не беспокоиться. Даже если Виллен имеет двойные инструкции, он постарается во всем сохранять видимость законности и привлекать как можно меньше исполнителей вроде меня и других линейных сотрудников. Чтобы избежать возможных утечек информации при официальном следствии.
  Они вошли в блок космопорта, обнявший их синеватым сумраком. Джарвис перестал думать и о Грайсе, и о резиденте, и о Мелчиане. Всей душой он устремился через тихие кварталы к перекрестку, наполненному звездным светом. Ему надо было бросить туда один всего один взгляд, чтобы ответить на самый важный сейчас для него вопрос. Он вглядывался в каменные лица, выступающие из темноты, надеясь по их выражению раньше срока узнать столь важный для него ответ. Увы, печальную задумчивость можно трактовать как угодно.
  - Красиво, - сказал Грайс и замолк, чтобы не нарушать торжественную тишину.
  Они двигались плавно и молча, словно тени, залетевшие в ночное царство, где не менялось ничего. При желании он смог бы разглядеть никогда не существовавшие образы прошлого, пригрезившиеся ему прошлый раз.
  - Вы куда, профессор? Нам прямо, - сказал Грайс, когда Джарвис увидел, наконец, на одном из перекрестков далекий отблеск серебристого звездного света.
  - Грайс, я редко когда просил о чем-либо. Почти никогда. Но сейчас прошу, - взмолился Джарвис, - дайте мне пройти вон до той площади. Я обещаю, сразу же вернуться обратно. Что со мной может случиться за это время? Только не спрашивайте ни о чем и не ходите следом. Хорошо? Буду по гроб жизни вам обязан.
  Грайс нахмурился, не до конца понимая, что происходит.
  - Вы верите мне? Мне нужно две, только две минуты, - Джарвис для убедительности показал два пальца, - и я буду здесь же. Хорошо?
  - Не люблю, когда меня держат за дурака, - сказал Грайс, исподлобья глядя на Джарвиса.
  - Да здесь скорее я выгляжу как дурак, - поспешил сказать Джарвис, - сам понимаю, что веду себя глупо. Но мне нужны эти две минуты. Спасибо!
  Грайс выругался, дал команду своей группе и только всплеснул руками, словно удивляясь своему решению. Джарвис поспешил по коридору навстречу волшебному жемчужному сиянию. Ему и двух минут не надо было, чтобы узнать то, что его так волновало.
  Знакомую фигурку профессор заметил не сразу, а когда заметил, тысячами звездочек внутри взорвалась радость.
  Держась в тени у стены, профессор медленно подходил к широкой арке. Тилайя сидела на том же самом месте, там, где призрачный свет далеких звезд мешался со светом редких огней, рождая совершенно неземной, волшебный блеск в ее широко распахнутых глазах. Профессор замер, как в первый раз, снова и снова пораженный этой красотой.
  Она тревожно, с какой-то болью смотрела в полутьму выходящих на площадь улиц. Она ждала его, Джарвиса. Ждала несмотря ни на что. И верила, что вот-вот из темноты выступит его невысокий силуэт с нелепой копной кучерявых волос.
  Душа Джарвиса птицей взметнулась, рванулась туда, навстречу этой родной для него женщине, которую он случайно встретил на перекрестке звездных путей. И замерла, остановленная железной волей. Джарвис стоял, бессильно прислонясь к холодной стене, чувствуя, как по щекам катятся две тяжелые, полные слезинки. Слезы радости, нежности и благодарности. Благодарности Богу, судьбе, Камее-6. Мысленно он провел руками по черным, чернее ночи, коротким волосам, взял ее лицо в ладони, нежно-нежно заглянул в глаза, чтобы она почувствовала и на ее челе хоть немного сгладилась морщинка страдания, которое заставляло обливаться кровью и его душу. И она почувствовала. Встрепенулась и стала внимательнее всматриваться в пустоту улицы. Джарвис поспешил отойти подальше в тень. Нельзя, пока нельзя, милая. Потерпи пару дней, каких-то пару дней и тогда мы всегда будем вместе. На всю долгую и счастливую жизнь. Никто не должен заподозрить, насколько ты важна для меня.
  Он и сейчас неоправданно рискует, совершив эту глупую ночную вылазку. Джарвис вздохнул и, постаравшись как можно ярче впитать в память все мельчайшие черты дорогого для себя образа, потихоньку вернулся обратно, к задерганному Грайсу.
  Он не запомнил, как они ходили к стыковочной капсуле, как он делал вид, что ищет якобы утерянный информационный кубик, как возвращались назад. Он вдыхал полной грудью воздух нового мира, в котором уже жило его невероятное счастье. До погружения в этот мир осталось всего пара шагов. Спасти несчастных людей и ее мужа. И он их пройдет.
  - Скажите, профессор, - спросил у него Грайс, когда они подходили к его номеру, - зачем вам надо было устраивать эту комедию со стыковочной капсулой? Не могли сразу сказать, что вам нужно?
  Джарвис только пожал плечами и помрачнел. Нет, не стоило ему сейчас ходить к ней, ох, не стоило. Слишком это было прозрачно. Но сделанного не воротишь.
  
  
  51.
   Постороннего человека в своем номере Джарвис заметил, случайно скользнув взглядом по искристой стене воды, падающей с крутого горного склона на примитивном стереопейзаже. В отразившейся части комнаты Джарвис отчетливо увидел черное пятно.
  Он резко обернулся. Человек, плотно укутанный в черную хламиду, прикрывавшую большую часть его лица, сидел, тяжело откинувшись на спинку гравикресла. Профессор сразу узнал его, хотя видел мельком.
  В голове Джарвиса мгновенно прокрутились несколько логических цепочек, результатом которых стало его решение тревоги не поднимать. Он просто замер напротив незнакомца, внимательно рассматривая этого таинственного человека, столько времени водящего за нос новейшие системы наблюдения и лучшие оперативные группы ССБ. С виду в человеке, за исключением архаичного плаща, не было ничего не обычного.
  - Правильно, профессор, - устало сказал человек хрипловатым низким голосом, - я не желаю вам вреда. Я лишь выполняю обещание, данное вашим ученикам.
  - Кто вы? - спросил Джарвис, стараясь разглядеть лицо незнакомца, ловко затененное накинутым на голову плащом.
  - Я хранитель Зародыша Мира. Своей жизнью я отвечал за этот великий дар. Я не уберег его. И был послан сюда, чтобы вернуть его обратно, но не смог. Зародыш покинул наш мир. За ним последую и я....
  - Вы думаете, есть смысл в том, чтобы лишать себя жизни за ошибку? - усомнился профессор.
  - Мы мыслим разными категориями, профессор. Что могут значить несколько лет в этом заблудившемся мире на фоне вечности? - человек говорил совершенно бесстрастно, словно речь шла о техническом отчете. Джарвис понял, что столкнулся с совершенно другим мировоззрением, и это мировоззрение просто отторгалось его сознанием.
  - Выходит, весь наш мир на фоне вечности не имеет смысла? Никогда в это не поверю.
  - Мы не поймем друг друга, - человек обессилено вздохнул, - Но я обещал, если это будет в моих силах, помочь прояснить вам некоторые вопросы. Готов рассказать все, что знаю. Только поскорее, у меня мало времени. Вскоре я покину ваш мир, профессор....
  - Вы приняли яд?
  - Я волевым усилием включил механизм нуклеарного самоуничтожения. Силы постепенно оставляют меня. Пообещайте мне, что оставите в покое мое тело, скажем, в той комнате. Через несколько часов оно исчезнет. После смерти мы развоплощаемся.
  - Скажите, как вам удавалось обходить наружное наблюдение и слежку? - не мог не поинтересоваться Джарвис.
  - Вы забываете, профессор, что мы пользуемся возможностями мервов. Их знания в своей массе, конечно, утеряны, утеряны безвозвратно. Но и тех крупиц, которые попали к нам в руки, хватает на многое. С помощью одного устройства я могу усиливать свой волевой сигнал и гасить изменения в рецепторах любой наблюдающей системы. Увы, я не могу влиять одновременно на восприятие живых организмов. Поэтому для защиты от прямого визуального наблюдения приходилось пользоваться простым маскировочным плащом, что имело свои недостатки.... Профессор! Вам действительно важно узнать об этих мелочах сейчас?
  - Да, да, - согласился профессор, - скажите, что произошло на Камее-6?
  - Хорошо, я скажу.... Только учтите, эти знания не подтверждены тем, что вы называете научными исследованиями. Это знание, ниспосланное свыше. Можете верить, можете считать его бредом. От этого оно не станет менее истинным.... Мервы хотели достичь могущества, равного могуществу Бога, и, мы верим, они достигли его. После чего они перешли на другой уровень существования, откуда продолжают влиять на мироздание. Уходя из нашего мира они не могли не оставить дар последующим поколениям разумных существ Галактики и этот дар - Зародыш Мира. Мои учителя, которые получали откровения напрямую от мервов, верили, что в один прекрасный момент Зародыш Мира раскроется, как бутон прекрасного цветка и под его сенью люди начнут меняться, становиться лучше и могущественнее. Тогда в мире начнется новая эра. Мы отчаянно желали дожить до этого благословенного дня, приближая его тем, что старались делать мир лучше, хоть немного лучше, чем он был за годы существования человечества....
  Человек горько усмехнулся:
  - Зародыш Мира раскрылся, только раскрылся в грязных руках мерзких похитителей, лишенных чести и совести. Люди оказались не готовы к высшему дару и не вынесли его.
  - А вы знаете, что это за дар? - переспросил профессор.
  - Мы догадываемся. Что дает всемогущество, равное всемогуществу Бога? То, что есть у Бога - всеведение. Полное, всеобъемлющее знание. Обычно люди черпают знание по крупицам, в виде догадок, озарений, инсайтов, открытий. Здесь же они погрузились в океан знания целиком, сразу узнали об этом мире все. Знание, истина - это свет и красота нашего мира. Но, увы, когда слишком много света мы слепнем. Надо иметь сознание Бога, чтобы вынести все знание, все глубины и страдания окружающего мира....
  - Да, психика людей защищается самыми кардинальными методами.
  - Вот, парадокс, - философски заметил хранитель, - во все века люди стремились жадно ухватить из источника знаний, по глоточку, по молекуле, стремились узнать чуть больше, чем они знали. А когда источник по-настоящему открылся, их души сжались как улитки без раковин....
  - И, похоже, проблема людей в том, что этот источник никак не закрывается, - заметил Джарвис.
  - Да, пока они имеют доступ в высшие сферы, они не выйдут из шока. Может быть, так специально заведено - люди не могут познать больше, чем им положено...
  Они немного помолчали. Странная выходила беседа. С человеком, с которым познакомился несколько минут назад, имени, которого так и не узнал и, похоже, никогда не узнает, потому что больше не увидит никогда. Человек сознательно выбрал смерть и говорит об уходе из мира, как о скучной прогулке на соседнюю улицу..... Слишком часто на Камее-6 его охватывает ощущение нереальности происходящего. Может Камея-6 действительно грезится ему во сне?
  - В одном я с вами не согласен, - сказал Джарвис, - почему вы думаете, что это именно дар мервов? Мы не знаем, какой рукой сделан Зародыш Мира, доброй или злой. Может быть это не дар, а проклятие? Такое же, какому они подвергли сами себя?
  Хранитель презрительно скривился. Джарвис решил тему не продолжать.
  - Вы знаете, как закрыть этот канал? - спросил он.
  - Вы же сами догадались об этом, я вижу по вашим глазам, - сказал человек.
  - Музыка? - спросил профессор.
  - Да. Только давайте не будем говорить, что такое музыка, за тысячи лет не было сказано ничего толкового.... Вы нашли музыку, которая способна закрыть портал в высшие сферы?
  Профессор отрицательно покачал головой:
  - Я посоветовал эксперту по психофизиологии экспериментировать с музыкой и дисгармоничными наборами звуков, но пока она не добилась результатов.
  - Не мудрено. Чтобы справиться с высшим светом и его высшей музыкой, нужна не просто дисгармоничная музыка, нужна гениальная в своем роде дисгармоничная музыка, антимузыка. Простым подбором ее вряд ли удастся найти.
  - Что самое обидное, Антонию Берскому по всей видимости это удалось. Я уверен, именно он вывел Шарико из шока и сделал это в ночь своей гибели.
  - Именно поэтому Берский и погиб, - бесстрастно согласился Хранитель.
  - Перед своей смертью Антоний оставил секретное послание. Сейчас я вам покажу, - профессор начертил на облачке два странных символа. Передавая облачко хранителю, он случайно коснулся его руки - она пронзила его своим холодом. Мертвым чужеродным холодом. И речь незнакомца за время разговора становилась все более слабой и выхолощенной, взгляд более стеклянным и пустым, жизненные соки действительно вытекали из него. Он словно уже не вполне принадлежал нашему миру.
  Хранитель взял кубик, провел ладонью по глазам, словно проясняя взор:
  - Здесь, пожалуй, я смогу вам помочь. Всеми посвященными данные символы трактуются однозначно. Крест - это универсальное обозначение информации. В трех- и четырехмерных изображениях у символа предполагаются дополнительные координатные оси. А изогнутая буква икс в кружочке - это условное изображение жизни. Как предполагают, здесь имеется в виду изображение кусочка спирали ДНК. Этот символ в том или ином виде присутствует на всех планетах, где есть живая материя. И с помощью ряда приборов различается за тысячи световых лет. Вероятно, так мервы помечали, а может, и ставили под защиту планеты с биологическими системами....
  Речь хранителя оборвалась. Профессор заглянул в темные глаза и содрогнулся. Там была черная пропасть.
  Так, "информация", "жизнь" - что это может означать? Может ли быть, что этими словами Берский зашифровал место, где спрятал образец так нужной сейчас музыки?
  - Больше вы ничего не можете сказать? - окликнул он хранителя.
  Тот очнулся не сразу, рывком.
  - Думайте сами, Джарвис.... У меня почти не осталось сил. Я должен предупредить вас об опасности.... На станции есть чужак, настоящий.... Очень опасный.... Делает все, чтобы люди не спаслись.... Убил Берского.... Он хочет избавиться от меня, ходит за мной по пятам. Он - самый могущественный человек здесь, я чувствую его силу.... Но не успеет.... я перехитрю его....
  Неужели все же Виллен?
  Речь его рассыпалась. Разговор с Джарвисом, видно, подточил последние силы.
  - Кто он? Вы знаете кто он? - Джарвис навис над затихающим хранителем. Хранитель вздрогнул, взгляд его прояснился. Возможно, профессор видел последний всплеск жизни.
  - Нет, я не знаю, кто он. Только запах роз....
  - Что? - Джарвис подскочил.
  - Когда он близко я чувствую запах роз. Аромат дорогих мерцианских роз. Он почти неуловим для простого человека, не работавшего со своим восприятием.... не открывшего его.
  Джарвис чуть не подпрыгнул. Он готов был поклясться: сегодня, когда Виллен появился в ресторане, ощутимо потянуло тонким, свежим цветочным ароматом. Джарвис еще озадачился, откуда бы? Значит, Виллен. Вот, хитрец, вот, актер! Как ловко ему удавалось водить их за нос!
  - Я сказал все, что хотел, теперь мне нужен покой, - заявил человек. Глаза его смотрели с прежним осмысленным холодком. Джарвису почудился в них бесприютный холод вечности, куда готовился шагнуть этот человек.
  - Послушайте, - сказал он с чувством, - неужели в этом мире нет ничего, что могло бы вас удержать? Совсем, совсем ничего? Нет ни одного человека, ради которого следовало бы вернуться? Нет дома, который опустеет без вас? Нет дела, в которое вложили душу? Неужели вы отчаялись сделать мир лучше? Неужели вам не хочется увидеть черные равнины, на которых сияющими озерами растекается свет древнего Аркса? Вступить под гулкие своды главного храма? Да разве вам не стыдно сдаваться так запросто?
  Когда Джарвис исчерпал все аргументы, пришедшие ему на ум, он понял, что уже давно видит в глазах хранителя жуткую, мертвящую пустоту. Джарвис осекся на полуслове и отстранился. Хранитель неумолимо двигался по той дороге, которую выбрал для себя. Что ж это его выбор.
  Человек больше ни на что не реагировал. Джарвис вздохнул и аккуратно переправил гравикресло в дальнюю комнату, где никто не мог потревожить последние минуты хранителя. Перед уходом он в последний раз обернулся. Черный плащ был одет словно на манекен.
  Джарвис заглянул в ту комнату лишь утром. Хранителя на кресле уже не было. Он не обманул, ушел так же странно, как и появился. О ночной беседе напоминал лишь плащ, черным жалким калачиком свернувшийся на полу, словно верное животное на могиле своего хозяина.
  А тогда ночью профессор уселся прямо на теплый пол и попытался унять легкий мандраж. Все должно решиться в ближайшие сутки. Или Виллен, или он. Чем все закончится, он сказать еще не мог. Шансов победить Виллена немного. В одном он был уверен - он не отступит, пойдет до конца, как бы не сложились обстоятельства. Поэтому-то так дрожит в нетерпении его душа. То ли в волнении, то ли в неприятном предчувствии.
  Переиграть Виллена можно. Прежде всего, необходимо решить, выполняет ли Виллен волю Серга Мелчиана или ведет свою игру. Если он ведет свою игру, все просто: профессору следует связаться с советником и координировать с тем свои действия. Если же нет.... Тогда, как только Джарвис сообщит о своих подозрениях советнику, тот в следующее же мгновение свяжется с Вилленом со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пятьдесят на пятьдесят, стоит ли рисковать? Грайс уверял, что Виллен - человек Мелчиана.... После недолгих раздумий Джарвис счел риск неоправданным и решил верховному советнику ничего не сообщать. Итого: все уперлось в смысл, который Антоний вложил в два значка, нацарапанных на деревяшке. Надежда Джарвиса - поскорее понять этот смысл, найти музыку и способ незаметно активировать ее в пределах досягаемости пострадавших. Плюс: раньше вел Виллен, теперь преимущество первого хода имеет Джарвис. К тому же слепое пятно сохраняет за Джарвисом некоторую свободу действий. А со стороны его не снимешь, дудки, нужно непосредственное воздействие на индивидуальную инфосферу. Минус: в радиусе светового года Виллен практически всемогущ. Ему беспрекословно подчиняются все технические и людские ресурсы. Мда....
  В конце концов, Джарвис вышел из номера, чтобы стылый воздух коридоров остудил его голову.
  
  
  52.
  - Вы хоть понимаете, дорогой мой Кайлин, значение всего, с чем мы столкнулись? - вдруг спросил Антоний Берский, склонившись над самой кроватью Кая.
  Кай уже перестал пугаться этих внезапно раздающихся у самого уха фраз, рождающих жутковатое ощущение присутствия умершего человека. Раньше он приходил в суеверный ужас, боялся закрывать глаза, теперь стыдился своего страха. И, пожалуй, даже ждал новых слов, как нового откровения. Он не заметил, как сильно привязался к этому чудаковатому человеку. И он ведь так и не извинился за то предательское погружение....
  - Антоний? - с надеждой спросил он, открывая глаза, в которых тут же нарисовалась глумливая физиономия Фила. С заднего плана выглядывала любопытная физиономия Эрика.
  - Какой я тебе Антоний? - возмутился Фил, - Дебил! Дожили, не узнает лучшего друга, можно сказать, своего наставника! Вставай, жертва ментальной атаки.
  Фил прошел в соседнюю комнатку, откуда тихо загудел бытовой синтезатор. Эрик поспешил за ним.
  Кай медленно уселся на кровати. Подумалось, что Фил уже давным-давно не будил его, вот так, как в старые добрые времена. Вспомнилась вдруг их совместная квартира в университетском городке, уютная и обжитая как берлога, вспомнился зычный утренний голос Фила, по обыкновению вырывающий его из сладкой ваты сна. Надо было собираться и идти на учебу, где можно было тайком любоваться Кирой, которая тогда еще не оказывала внимания ни Филу, ни кому бы то ни было другому, и у Кая было так много сладких иллюзий.... Прежняя жизнь показалась далекой и безвозвратной, как давно прошедшее детство. Кай хмуро усмехнулся.
  - Сидит, моргает! - всплеснул руками Фил, возвращаясь и уже что-то жуя, - Стыковочную капсулу заклинило? Эй, координатор, очнись, собираться надо. В последнее время ты меня пугаешь, дружище. Голоса, видения, сам, посмотри, прозрачный стал, как привидение. Неужели смерть Антония так тебя перекосила? С чего бы? Мы же совсем не знали старика. Ты, помощник, не подходи к нему близко, вдруг мемовирус....
  - У нас в школе один парень тоже все время голоса слышал, - чавкая, заметил Эрик, - потом куратору в сумку ядовитую ящерицу подбросил - голоса приказали. Его сразу в Ментану забрали, в клинику, больше не вернулся. Говорили, действительно мемовирус. А оказалось, что ящерицу вовсе не он подбросил....
  - Порядочки у вас, - заметил Фил, - Эй, мемовирус, ты что, совсем страх потерял? Собираться, говорю, надо.
  - Куда? - спросил Кай, зевая и уже морщась от нехорошего предчувствия. Камея-6 была скупой на хорошие новости.
  - Приказ босса, если это для тебя что-то значит. Идти в лабораторию или в лазарет и сидеть там безвылазно. Я уж не знаю, что произошло, но судя по тому, как все притихли словно тараканы на свету, что-то произошло.
  Кай поплелся в санузел, приводить себя в порядок. Эрик активировал гравитационную горку и флегматично болтался под потолком. Фил включил последние новости с Аллантиса.
  Кай механически подставлял тело под тонизирующие воздействия, не обратил внимания на автоматическое включение медсистемы, приводящей в порядок физиологические процессы. Прошли еще одни сутки, а он так ничего и не вспомнил. Осталось один-два дня, ему надо вспомнить, но как? Как пробиться сквозь гулкую черную стену, пружинящую все его мысли? Может не стоит постоянно об этом думать? Но как не думать, если время-то идет, и он может не успеть? Как, с каким лицом он войдет сейчас в лазарет и посмотрит им всем в глаза?
  Кай решил отвлечься и стал думать о том, что скоро все закончится, они вернутся обратно на Аллантис. Тогда ему придется принять очень сложное для себя решение. Ему будет тяжело, тяжело уже сейчас, когда он только осмеливается подумать об этом. Но он примет это решение, уйдет из лаборатории Джарвиса. Так будет правильнее. Видеть Киру каждый день, разговаривать с ней, знать, что она тебя ценит - счастье. Но это счастье, словно от наркотика. А он не хочет больше быть наркоманом.
  - Ты только прикинь, - воскликнул Фил, когда Кай вернулся в комнату, - в новостях допустили уже три критических замечания в адрес Серга Мелчиана. Это по центральному каналу!
  - Да ладно, - усомнился Кай.
  - Я тебе говорю. Что-то все же назревает. Неужели все не так плохо, как я думал? Ты готов? Пошли.
  Они поспешили в лабораторию, где их поджидала Кира.
  - А Даррелл? - спросил Кай.
  - Ну и Даррелл, как же без этого таракана? Когда его только заменят? Кстати, Эрик, как у тебя с виртуальным учителем?
  - Как же, - проворчал Эрик, - мне кажется, тот еще строже стал, спасу нет. Рейтинг в два раза уменьшился, а заниматься больше приходится. Может, вы ему скажете, чтобы он степень строгости убавил?
  - Заниматься надо, а не дурака валять, - наставительно сказал Фил и закрыл тему.
  Они подошли к тьюбу.
  - Черт, сейчас заставят до ночи в лаборатории сидеть, - вздохнул Фил, - В клуб не попадешь, а мне так надо сегодня в клуб!
  - Зачем? - спросил Кай, хотя можно было догадаться.
  - А то непонятно? Я там с такой девочкой замутил! - Фил мечтательно возвел к небу большие выразительные глаза, - Ты ее видел, блондиночка такая стройненькая, высокая. Опер из третьего отдела. Опер! В этом вся соль, когда сущая пантера, которая тебя одним движением убить может, в твоих руках мякнет и мурлычет. Тебе не понять..... Вечером вот встретиться договорились. Больше времени может не представиться, вот что обидно. Не сегодня, завтра все закончится.....
  В лаборатории сидели Кира, Даррелл и Мона, одна из ассистенток Индры, скромная невзрачная девушка, чем-то напоминающая свою начальницу. Кай с первой секунды понял: они в курсе того, что произошло. Новость оглушающей тяжестью висела в воздухе. Даррелл как-то растерянно хмурился, на лицах девушек и вовсе застыло нечто похожее на страх. Кай с Филом, не сговариваясь, остановились в дверях.
  - Что случилось? - спросил Фил.
  - Виллен в коме, - ответила Кира каким-то механическим голосом.
  - Что?!
  Новость поразила их вспышкой сверхновой звезды. Кай почувствовал, как к сердцу подбирается необъяснимая холодная жуть. В тишине было слышно только мерное звяканье металлических шариков, которые Даррелл гонял по ладони.
  - Что же теперь будет? Что будет? - спрашивала Мона, пяля на всех большие глаза.
  - Да не причитай ты, - бросил, не глядя, Даррелл.
  - Буквально перед вами сюда заходил отец, - пояснила Кира, - и рассказал, что ночью Виллен потерял сознание. Говорят, началось что-то вроде спонтанного торможения нервной системы. Медсистема не справилась. Сейчас Виллен находится в глубокой коме. Жизненные функции поддерживаются, но вывести его из комы не удается.
  - То-то я смотрю, Метина была в слезах, - заметила Мона, покачав головой, - я думала, они снова поругались....
  - И что твой отец предполагает? - спросил Кай.
  - У нас не было времени ни о чем поговорить. Он велел нам не ходить дальше лазарета и умчался куда-то.
  Снова установилась тяжелая тишина.
  - Кто-нибудь верит, что у Виллена сами собой могли возникнуть проблемы со здоровьем? - спросил, наконец, Фил.
  - Нет, конечно, - ответила Мона, стрельнув на него глазами, - Современные люди не могут заболеть.
  - Вот и я о чем, - заключил Фил, - Понимаете, что это означает? Если они легко могут добраться до координатора?
  Никто ему не ответил, вопрос был риторическим.
  - Да, отличилось ваше ССБ, ничего не скажешь, - не унимался Фил, обращаясь к Дарреллу, - по полной программе. Если уж....
  - Если ты не заткнешься, - с холодной злобой сказал Даррелл, - я вырву тебе язык.
  Фил хмыкнул, но тему сменил:
  - Ничего, меня Мона защитит.... Ну, нам-то вроде ничего не угрожает. Еще, максимум, несколько дней и домой.
  - Я боюсь за отца, - сказала Кира, - он не отступит от своего. А если уж координатора убрали.....
  Голос ее дрогнул. Каю захотелось обнять ее, как маленькую девочку, впитать в себя хотя бы часть ее жгучей тревоги.
  - Давайте подумаем, чем мы сможем помочь профессору, - сказал он, чтобы хоть что-то сказать.
  - Я имею приказ не пускать вас никуда дальше лазарета, - заметил Даррелл.
  - Да нам и не надо никуда идти. У профессора же есть охрана, вряд ли мы справимся лучше профессионалов. Но, заметьте, мы знаем все, что известно твоему отцу, - он многозначительно переглянулся с Кирой, - мы можем попытаться решить проблему быстрее него. Чего зря сидеть?
  - У-у-умный! - протянул Фил, - ты думаешь, что умнее Джарвиса?
  - Да причем умнее? Здесь кому повезет. У меня разгадка возможно уже в голове сидит, мне бы ее только вспомнить.....
  - Точно, - воскликнула Кира, - я давно собиралась исследовать блок на твоей памяти. Вот сейчас этим и займемся.
  - Ээээ, а как ты собираешься это сделать? - озадачился Кай.
  - Для начала проведем к тебе ментальное погружение, - сказала Кира, - а там посмотрим.
  - А кто будет погружаться? - встревожился Кай.
  - Ну, я, конечно. Это нарушение правил, ну, думаю, сейчас мы можем сделать исключение. А что? Ты против? - она удивленно, чуть обиженно сморгнула, - тогда пусть это сделает Фил.
  - О, вот и узнаем, где этот маньяк прячет кубики с виртуальным сексом, - воскликнул Фил.
  Кай улыбнулся, стараясь не показать охватившей его бури чувств. Джарвисом было установлено строгое правило - не проводить погружения в психику людей, с которыми пересекаешься в жизни помимо погружения. На вопрос учеников, почему это так важно, Джарвис пояснил: близким и даже знакомым людям категорически противопоказано заглядывать за социальную маску человека.
  - Почему? - спросил тогда Фил, - посторонний может узнать что-то слишком личное? Я не боюсь.
  - И это тоже, - ответил Джарвис, - но гораздо более опасно, что посторонний узнает о себе. Восприятие другого человека - не то зеркало, в которое можно смотреться, чтобы сохранить свою самооценку. В норме слегка завышенную. А у некоторых, - многозначительно добавил Джарвис, - так и не слегка.
  Кая, впрочем, взволновало не это. Особых иллюзий по поводу собственной персоны он уже давно не испытывал. То, что Кира узнает о его к себе отношении тоже не катастрофа - чего в этом постыдного? Другое дело - неуместность этих его чувств. К чему они всплывут сейчас, когда ей вовсе не до них? Что кроме досадливого недоумения они вызовут у Киры? На взаимность он, понятно, не надеялся, но то, чем он жил все последние годы, заслуживало, чтобы натолкнуться хотя бы на понимание и уважение. Поэтому он с радостью убежал бы сейчас и спрятался где-нибудь в критониевом реакторе. Или согласился на грубое вторжение в свою психику Фила. Но от Фила не будет толку в исследовании злополучного блока на его памяти. Кай тяжело вздохнул и понял, что ему придется пройти и через ее досадливое, пренебрежительное недоумение.
  Кай замер. А в его душе уже поднималось другое чувство - чувство предвкушения того, о чем он мечтал изрядный отрезок своей не очень большой жизни. Ведь то, что должно сейчас произойти, привлекало его гораздо больше физической близости. Его душа сейчас буквально сольется с ее душой в единое целое. По физическим ощущениям ее ментальную проекцию он ощутить не должен. Но он будет знать, что она так близко, как никто другой, ближе, чем люди, дышащие в одно дыхание. И пусть эта близость будет не подлинной, суррогатной, вынужденной, он уже замирал в предвкушении счастья, которое, он знал, скоро затопит его с ног до головы.
  
  53.
  Джарвис мчался по пустынному коридору, разыскивая первое попавшееся отдельное помещение, нашел какую-то комнатку, пустую, белую и холодную. Заскочил в нее, включил внешнее экранирование связи и назвал личный пароль Мелчиана. Незамедлительно вокруг него сиреневой молнией закружилось подтверждение контакта и на высветившемся экране появилось помятое лицо будущего диктатора.
  - А, Джарвис! Буквально через две минуты собирался на вас выходить, - сказал Мелчиан. Он висел погруженный с головой в какой-то раствор, опалесцирующий желтовато синими разводами. Какие-то микроорганизмы, - без интереса отметил про себя Джарвис. Темный костюм-мембрана плотно обтягивал крепкую, массивную фигуру Верховного Советника.
  Джарвис внимательно смотрел на его лицо. Даже сквозь синеватую мерцающую толщу жидкости было видно, что оно несло на себе следы усталости, озабоченности и подрастеряло парадное величие.
  - Как, плохи наши дела, профессор? Да что там наши, мои дела, - невидимая мембрана совсем не искажала голос Советника, - подлые предатели вели свою игру, а мы и не подозревали об этом, - голос Мелчиана обиженно дрогнул, - Какое коварство! Но ничего, они поплатятся за это. Поплатятся за каждый мой высохший нейрон, за каждый мой истончившийся нерв! Потерпите три дня, профессор. Всего лишь три дня и к вам прибудет главная опергруппа особого отдела, внутренней безопасности ССБ. Мой последний резерв. Во главе с человеком, на которого я могу положиться как на себя. Он будет обладать моими полномочиями. Предатель будет выявлен. И казнен! Да-да, казнен. Показательно перед всем народом Галактического Союза. Ради такого случая я готов возродить практику публичных казней, - кровожадно заключил Мелчиан. От энергичных жестов советника толща жидкости вздрагивала нервическими волнами.
  Джарвис внимательно наблюдал за ним, стараясь угадать, насколько Советник искоренен в своих излияниях. Ожидать от него можно было всего, чего угодно. Возмущение Советника выглядело вполне натуральным, но так ведь и актер он видно незаурядный - профессия обязывает.
  - Виллена, Виллена жалко, - продолжал сокрушаться Мелчиан, - Таких верных псов в наше время уже не найти. Но ничего.... Ничего. За Виллена они ответят. А Дика мы вытащим. Все еще будет хорошо.
  Непонятно, кого больше убеждал Советник, Джарвиса или себя.
  - Проблема в том, что у нас нет трех дней, - мрачно заметил Джарвис, - Завтра пострадавшие люди начнут умирать. Через три дня, боюсь, спасать будет уже некого....
  Мелчиан грязно выругался и беспомощно спросил:
  - И что же делать? Профессор, у вас есть какие-нибудь предположения? Хоть какие-нибудь?
  Джарвис еще раз внимательно взглянул в глаза Советнику и решил сказать правду:
  - Да, у меня есть предположения. Если мне не помешают, я думаю, спасу людей.
  Мелчиан резко приблизился к профессору и тот отчетливо разглядел мелкие морщинки на его широком лице:
  - Джарвис! Я сразу поверил в вас, сразу, как только увидел. Что-то в ваших глазах было такое.... Не подведите меня, спасите их.... Только... да, только будьте осторожны. У вас еще не сняли охрану? Не оставайтесь один.... Знаете, что.... Держитесь вместе с Метиной. После Виллена на всей Камее-6 она единственный человек, кому я могу по-настоящему доверять.
  - Почему вы так в ней уверены? - без обиняков спросил Джарвис.
  - Не важно. Когда-то давно я оказал ей одну услугу.... Будьте рядом с ней. Пусть вокруг вас и около лазарета сосредоточится как можно больше личного состава в полном вооружении. Людей надо спасти, черт бы их побрал. Слышите? Иначе все, что я так кропотливо клеил последние годы, развалится как карточный домик и... Бог знает, чем все это может закончиться.
  Глаза Мелчиана сверкнули, как-то безумно и страшно, словно заглянули в ту пропасть, в которую он так боялся упасть. Профессору показалось, из-под оболочки усталого, встревоженного человека на мгновенье проступили истинные очертания демона.
  Джарвис только взъерошил по привычке шевелюру.
  - Пусть они попробуют вычислить его, - продолжил Мелчиан свою скороговорку, - раньше у него было преимущество - никто не верил в его существование. Теперь этого преимущества нет.... Они же лучшие оперативные работники в Союзе, в конце концов. Конечно, они деморализованы устранением их начальника, так пусть побыстрее приходят в себя. Попробуйте просветить всех подозреваемых этими вашими ментальными погружениями....
  - Это нереально, Советник. Для этого потребуется слишком много времени.
  - Ну и правильно, да-да, не отвлекайтесь от спасения людей, пусть следствие ведут те, кому положено. Я свяжусь с кем надо и сделаю необходимые внушения. Мы тут тоже не сидим сложа руки. Я думаю, скоро мы сами выйдем на след диверсанта и сообщим вам необходимую информацию. Ваша задача только не подставляться ему.
  - Вы согласны, что диверсант находится в составе группы Виллена? - спросил Джарвис.
  - И не только. Корни идут гораздо глубже.... Гораздо глубже.... Язва предательства пронизала всю систему. Моя вина, моя, я слишком доверчив. Представляете, верю в хорошие стороны людей! Но я исправлюсь. Уже сейчас кое-кому задаются неудобные вопросы, уже сейчас плетутся сети загоняющие всех предателей в их последний угол.... Так.... А вы где находитесь? Где ваша охрана? Сейчас же бросайте все и идите к Метине. Мне будет спокойнее. Идите, не медлите. Связывайтесь со мной напрямую в любой момент. Сделайте свое дело, и я обещаю, что в долгу не останусь. Благодарность Серга Мелчиана бывает такой же безграничной, как и его ярость.....
  Джарвиса жгла досада и злость. Как он мог так ошибиться! Неужели интуиция его подвела? Он же был совершенно уверен, подозревая во всем Виллена. И был уверен, что переиграет координатора. Он знал своего противника и у него был ход в запасе.
  А оказалось, преимуществами первого хода по-прежнему обладает загадочный и опасный противник. Более могущественный, чем Виллен. Поэтому-то Джарвис быстрее и быстрее шагал по коридору, впечатывая в пружинящие плитки пола злость и недовольство собой.
  
  
  54.
  Вопреки предположению Мелчиана, среди оставшегося в строю руководства ССБ не было и тени той растерянности, какую он предполагал. В кабинете Виллена царила сосредоточенная деловая обстановка, организующим центром которой была Метина. Ровно горели прозрачные синеватые облака объединенных инфосфер, в них просвечивали молчаливые силуэты людей. Профессор узнал Грайса, второго заместителя Виллена, Лею, одного из старших офицеров. В облике Метины, такой же подтянутой, суровой, как и всегда, он вроде бы не заметил изменений. Но когда она выглянула из облака на чистый свет, профессору бросилась в глаза ее неестественная, пергаментная бледность.
  - А, Джарвис, вот и вы! - воскликнула Метина, цапнув профессора жестким взглядом, - Наконец-то. Нам прожужжали про вас все уши. И кто бы вы думали?
  - Кто? - спросил Джарвис.
  - Никто иной как Серг Мелчиан, знаете такого? Велит носиться с вами, как с контейнером критония. С чего бы это вдруг? Признавайтесь.
  - Он просто уверен, что я знаю, как спасти людей, - честно, после недолгих колебаний ответил Джарвис.
  - Ну и вы, как, знаете? - усмехнулась Метина.
  - Пока нет. Но думаю, скоро буду знать.
  - Ну, ну.... Проходите, устраивайтесь, - Метина указала рукой на кресло напротив, - Сидеть нам здесь, пока вот пред наши очи не приведут нашего героя, скованного парализующим полем. Будем надеяться, не так долго....
  Молодец, девочка, - подумал Джарвис, - где-то на станции свободно орудует человек, возможностей которого оказалось достаточно, чтобы завалить самого координатора, а она ведет себя, словно ловит мелкого воришку на бедной планетке. Впрочем, трудно было сказать, что на самом деле происходит за невозмутимой маской ее смертельно бледного лица.
  Джарвис уселся, медленно вздохнул, попытался поскорее впитать ощущение спокойной деловитости, витающее в кабинете, заразиться им, осадить свое злое возбуждение. Спокойно, Джарвис, спокойно. Это ведь игра. Где-то, не так уж далеко сидит неизвестный пока противник, такой же человек как они, и думает, как их переиграть. Надо только сосредоточиться и сделать свой ход. В конце концов, ты, Джарвис, сам лично ничего не теряешь. Эти десять тысяч человек, жизни которых стоят на кону, никак с тобой не связаны.... Да уж.... Совсем унять мандраж не удалось, но Джарвис понял, каким будет его первый ход - наладить взаимодействие с Метиной.
  - Послушайте, Метина, - сказал он, - давайте обменяемся информацией, которой владеем на данный момент. Только честно. Во многом та ситуация, в которой мы оказались - следствие пресловутой секретности. А всю сверхсекретную информацию под этим вашим грифом категории "А" я уже знаю и без вас.
  Метина пристально посмотрела на Джарвиса, так, что тому стало неуютно, но он твердо выдержал этот взгляд.
  - Предлагаете сотрудничество? - она дернула уголками тонких губ, - На равных? Вы и ССБ? Большая честь для нас.... Ладно, черт с вами. Тем более что Мелчиан просил оказывать вам всяческое содействие. А мне сейчас может пригодиться любая помощь. Только вы предложили, вы первый и рассказываете.
  И Метина отграничила их от остальной комнаты непрозрачным изолирующим полем. Они остались одни, словно на романтическом свидании. Хотя Метину куда проще было представить в роли киборга-убийцы, чем в роли романтической героини.
  Не дожидаясь второго приглашения, Джарвис выложил все, что знал насчет Хранителя. Метина слушала его, не меняя выражения на лице. Но, выслушав, воскликнула:
  - К темным небесам, а! Ваша новость дорогого стоит. Вот уж не думала, что от научной братии будет толк. А мы ломаем голову, куда же этот чертов торговец подевался? Мои парни железо скребут, станцию чуть по винтику не разобрали! Я уже подумывала парочку аннигилировать для острастки. Рада же я, что больше не придется гоняться за монстром, которого не берут ни силовые поля, ни парализаторы. И время лишнее тратить не придется. Спасибо, Джарвис, спасибо. Вот, только по хорошему, вас надо под трибунал отдать, к вирусу.
  - За что? - удивился Джарвис.
  - За сокрытие важной информации. Ведь вы еще подумывали, делиться с нами или нет. Да черт с вами, живите.... У меня в запасе есть еще одна версия. Теперь она может считаться единственно верной. И сейчас я назову вам имя предателя, убившего Антония Берского и отправившего в кому Виллена. Знаете, кто это? Ни за что не поверите. Это Окано.
  Кто? Тири Окано? Патриарх Синтез-физики самого Тристана? Джарвис сильно усомнился.
  А Метина рассказала следующее. Она приняла факт, что некто может легко обходить систему внешнего наблюдения. Непонятно, как ему это удается, но факт остается фактом. С другой стороны именно этот факт и должен был помочь следствию. Сложные действия по введению системы в заблуждение не могли пройти без шероховатостей. Недолго думая, Метина задала в интеллектуальную систему запрос о выявлении мелких несоответствий в поведении людей находящихся на станции. Система не долго думая выдала ответ: странностями в поведении, которые система затруднилась объяснить, отличалось два человека. Первый - мелкий коммивояжер Серил Терризи, зарегистрированный на Тристане, следовавший с Мерафоса к себе домой, для подписания контракта на поставку партии натуральных сельхозпродуктов. Его кандидатура автоматически отпадала, потому что под его именем и скрывался Хранитель, теперь уже навсегда покинувший станцию. Второй - Тири Окано, этот высокий, нескладный человек, с вечной тактичной улыбкой на лице, в своем вечном черном плаще патриарха.
  - Что профессор, не верится? Бывает с непривычки. А ведь именно он присутствовал на том самом погружении, после которого пропали виртуальные очки. Догадавшись, что очки мог взять Эрик, он и похитил их из ящика.
  - Ну, не только он один присутствовал на том самом погружении.
  - Но указала-то система именно на него. Чтобы у вас не оставалось сомнений, сейчас мы проверим последнее доказательство. Говорите, ваш хранитель упоминал что-то про запах мерцианских роз, сопровождающий резидента? Заложим эти данные в интеллектуальную систему и посмотрим, от кого у нас на станции разит розами. Если уж ваш хранитель чувствовал аромат, система наблюдения сделала это и подавно.
  Они замерли. Джарвис смотрел как споро бежит стрелка в золотых старинных часах на столе координатора. Стрелка успела обежать почти три круга.
  - Есть, - взвилась Метина, - Что я говорила? Еще будете спорить?
  Система указала, что аромат мерцианских роз регулярно использовал Окано.
  - Система не может ошибиться, - добавила Метина, - Она однозначно называет Окано. Даже указывает данные торговца, в павильоне которого здесь же, на Камее-6, он регулярно покупал этот аромат. Ведь настоящий ценитель ароматов использует только свежие образчики из специального хранилища. Я знаю этого торговца, я сама один раз покупала для Виллена этот аромат. Об этом система, видите, тоже упоминает.
  - Я не могу поверить, как уважаемый ученый, фанат науки, мог пойти на такое, - задумчиво сказал Джарвис.
  - Навскидку я могу назвать вам три возможности. Его могли закодировать, так что он выполняет чью-то программу. Раз. Под его внешностью скрывается другой человек, пересадка мозга не такая уж сложная операция. Два. И, наконец, он может руководствоваться своими личными убеждениями. Сами знаете, сколько врагов у Серга Мелчиана. Все эти возможности мы сейчас досконально проверим, а потом посмотрим, как действует на организм этого подлеца сыворотка правды.... Слушайте, Джарвис, занимайтесь-ка лучше своим делом. А расследование оставьте нам, профессионалам.
  Джарвис еще больше нахмурился и отлетел на кресле в сторону. Потом вернулся и спросил:
  - Последний вопрос, Метина. Скажите, интеллектуальная система всегда реагирует с такой задержкой? Прошло почти две минуты, прежде чем мы получили ответ.
  - Нет, что вы. Новейшая система управляется за доли секунды. Сегодня это уже не в первый раз. Я думаю, случайный эффект, такое бывает. Может, сказывается исчезновение станции, тонкая физика не могла не нарушиться, что бы Кримб не говорил.
  - Не нравится мне эта задержка, - пробормотал Джарвис, - ох, не нравится.
  - Что-что?
  - Да нет, ничего, - пробормотал Джарвис, отлетел в сторону и взъерошил свою лохматую шевелюру.
  
  
  55.
  Почему мне упорно не верится, что резидентом является Окано? - думал Джарвис, - Почему? Почему рассуждения Метины никак не складываются в единую картину? Чего-то они никак не могут объяснить. Чего? Надо понять это как можно скорее. Спокойно, Джарвис, спокойно. У тебя еще есть время подумать.
  Джарвис прислушался к себе и понял, что основная масса сомнений связана с системой тотального наблюдения. И уводит в роковую, далекую уже ночь гибели Антония Берского.
  Джарвис вздохнул, заставил себя расслабиться и решил обдумать все по порядку. Итак, на станции, впрочем, как и везде в зонах контроля ССБ развернута централизованная система тотального наблюдения. Фактически все пространство станции просвечивается массой сканнеров, сенсоры которых учитывают тысячи параметров окружающей действительности. Информация поступает в единую инфосферу, где обрабатывается интеллектуальной подсистемой, в зависимости от вводных установок и поставленных задач. Тот, кто имеет доступ к инфосфере, может в каждый момент времени получить исчерпывающую информацию о каждом из находящихся в сфере системы людей. Об их нахождении, поведении, психофизиологическом состоянии и состоянии здоровья, получить полный доступ к их личным инфосферам. Горячность Виллена, когда он доказывал, что ему ведомо все, происходящее на станции, вполне можно было понять.
  Однако против фактов не попрешь, а факты свидетельствовали: по крайней мере, одному человеку, известному как Хранитель Зародыша Жизни, удавалось на протяжении нескольких дней укрываться от наблюдающих сканнеров. Да так, что инфосфера системы ровно ничего не заподозрила. Хранителю помогала лишь тренированная воля, усиленная древним артефактом мервов. А если прецедент имел место быть, то вполне возможно, что обмануть сканнеры удалось и другому человеку, в данном случае Окано. Вроде все понятно. Почему же голову Джарвиса распирают сомнения?
  Да потому что это не объясняет событий, произошедших в ту ночь, когда лазер пронзил сердце Антония Берского. Джарвис уселся поудобнее и начал перечислять свои сомнения.
  Как результат той ночи мы можем констатировать: досадную ошибку системы защиты рейдера, приведшую к гибели Антония Берского, загадочный рисунок, нацарапанный на деревянной панели в номере Берского, неизвестное воздействие на нервную систему Германа Шарико, которое через неделю приведет к его внезапному пробуждению и внезапную потерю памяти двух человек, которые в ту ночь находились в лазарете, неподалеку от Германа Шарико. Слишком много странностей.
  Согласно показаниям централизованной системы наблюдения, в ту ночь Антоний, Берский спокойно сидел в своем номере, после чего вдруг направился в док 34-70, где по ошибке был убит. Никаких рисунков он и не думал никуда наносить. К Герману Шарико никто не подходил. А Кай и Индра спокойно спали в лазарете. Индра, правда, периодически просыпалась и проверяла показания приборов. Ни одно из загадочных последствий той ночи, казалось бы, не имело под собой ровно никаких логических причин. Но так уж точно не бывает в этом мире.
  Ну, а какие могли быть логические причины? Могли, могли, и если отрешиться от пресловутой системы наблюдения, они легко выстраивали события в единую картину. Вполне вероятно, Антоний нашел способ восстановить психику людей, скорее всего, музыку, которая способна была перекрыть воздействие высших сфер, тем самым выведя их из шока. Конечно, он бросился в лазарет, чтобы испытать свою догадку, не мог не броситься. Ему подвернулся Герман Шарико, а возможно он выбрал того специально, помня о том, что именно в его психику профессор совершил свое неудачное первое погружение. Он активировал музыку и, видимо, не дождавшись быстрого результата, вернулся к себе в номер. Здесь на сцене появился неведомый и коварный противник, любой ценой стремящийся помешать спасению пострадавших. Этот человек, по всей видимости, каким-то загадочным пока образом уже был в курсе произошедшего. И ему важно было сохранить видимость случайности всех трагических событий. Он изменил параметры защитной системы рейдера, пришел к Антонию и под каким-то предлогом заманил его в док 34-70. Антоний почуял опасность, недаром являлся гением интуиции. Выходя в ночь с этим человеком, он уже догадывался, что уходит навсегда и ухитрился оставить знак. Джарвису представилось: полутемный тихий кабинет, бледный Антоний, наскоро царапающий свои символы на стене, в которой зловеще мерцают отблески камина, а за стеной его поджидает улыбающийся человек. Антоний уже почти уверен, что это его убийца, который контролирует его инфосферу и все его действия так, что не позволит ему оставить другого знака, поэтому-то он постарался зашифровать информацию так, чтобы убийца не смог разгадать ее, если бы обнаружил символы раньше других людей. Убийца не заметил. Он хладнокровно повел Берского навстречу смерти, потом побывал и в лазарете, где уничтожил все следы воздействия Берского на Германа Шарико. Наверное, он счел, что метод Антония сработать не успел, иначе Шарико не очнулся бы никогда. У двух случайных свидетелей, Индры и Кая, резидент вызвал локальную амнезию. Это как раз несложно. А уже днем, увидев, скорее всего, случайно, как приходит в себя Джарвис, он хладнокровно отключил систему его жизнеобеспечения. Наверное, опасаясь, что профессор, испытав на себе воздействие неизвестного фактора, знает способ спасти людей. И если бы не Эрик, Джарвиса уже ничего не волновало бы.
  Все вроде стройно, но куда девать новейшую, сделанную по последнему слову техники централизованную систему наблюдения? Человеку, который смог бы подстроить все, так стройно представленные Джарвисом события мало было укрываться от наблюдающих сканнеров. Мало самому не восприниматься системой. Надо было добиться, к примеру, чтобы система отображала Антония Берского, как сидящего в своем номере, а не ставящего в лазарете эксперимент по спасению людей. Это уже из разряда почти невероятного. Хотя почему невероятного, если допустить, что резидент обладает способностью не только укрываться от наблюдающих сканнеров, но и свободно менять их показания? Нет, скорее всего, не так. Нет, он не укрывается от наблюдающих сканнеров, не меняет их показания. К черту сканнеры. Он воздействует сразу на инфосферу наблюдающей системы! И инфосфера показывает только то, что надо ему. А через централизованную инфосферу он может менять инфосферы и других систем: системы защиты рейдера, системы жизнеобеспечения лазарета и, наверное, любые другие. Черт! Что же получается? А то, что он снова водит их за нос. Они играют по его правилам.
  Джарвис вскочил и бросился в соседнюю комнату, в поисках Метины.
  Та о чем-то беседовала с высоким офицером в черной зловещей ритуальной маске. Рядом было активировано черное кресло.
  - Что, Джарвис, - самодовольно сказала Метина, - решили посмотреть, как Окано будет рассказывать о своих злодействах? Смотрите, не жалко, его уже ведут сюда.
  - Метина! Окано не причем! - вскричал Джарвис.
  - Джарвис, вы опять за свое? - Метина недовольно покривилась.
  Жестикулируя и бегая по комнате, Джарвис рассказал ей о своих соображениях.
  - Вы хотите сказать, некто свободно перестраивает централизованную инфосферу? И может входить в инфосферы систем жизнеобеспечения, в системы защиты объектов категории "А" и еще невесть куда? То, что под силу только координатору? Полноте, Джарвис, совершенно невероятно. Даже не думайте об этом.
  - Еще недавно те же самые слова мне говорил Виллен, не веря, что кому-то удастся укрыться от системы наружного наблюдения. И опять вы готовы поверить в цепочку невероятных совпадений, лишь бы отрицать очевидный факт. Метина! Поверьте мне, резидент управляет инфосферой, а нас просто водит за нос, подсовывая нужную информацию.
  - Что, Джарвис, попусту молоть языком? Сейчас за меня все скажет сам Окано. Сыворотку правды еще никому не удавалось обмануть.
  Спорить с Метиной было все равно, что спорить с примитивной интеллектуальной схемой. Джарвис в полголоса зарычал, бросился к выходу, но резко остановился.
  - Метина, одна просьба. Приведите сюда того самого торговца, кто продает ароматы мерцианских роз. И, пожалуйста, сделайте это как можно скорее. Чем быстрее мы его допросим, тем лучше.
  - Вы все-таки сомневаетесь в показаниях системы?
  - Да, Метина, он единственный свидетель, который может нам сказать, кто на самом деле покупал аромат мерцианских роз. Пожалуйста, Метина, как можно скорее. Мы и так потеряли много времени. Метина!
  Метина посмотрела на него с непонятным выражением, нахмурилась, потом махнула рукой:
  - Ладно, черт с вами, все равно ничего не теряем, - и связалась с Грайсом.
  Джарвис сначала от нетерпения метался по комнате, затем застыл на одном месте. Секундная стрелка золотых старинных часов, стоящих на столе координатора, резво бежала по кругу.
  
  
  56.
  - А ведь вы тоже, Метина, ухитрились завоевать доверие Мелчиана, - заметил Джарвис, чтобы немного отвлечься и скрасить затянувшуюся паузу в разговоре, - мне он сказал, на всей станции вы единственный человек, кому он может по-настоящему доверять.
  Метина посмотрела на Джарвиса привычным испытующим взглядом, но тут ее губы дрогнули в улыбке, и не ироничной, как обычно, а скорее мечтательной, совсем женской.
  - Еще бы, - ответила она, - ведь мы учились вместе. Я, Дик и Мелчиан. А потом служили в одном штурмовом батальоне. Давно, правда, это было....
  - Большинству тех, с кем учился, я бы доверять не стал, - заметил Джарвис.
  - Вы бывали когда-нибудь на войне, Джарвис? Война, знаете, сильно меняет систему ценностей. К тем, с кем вместе заглядывал в глаза старухе с косой, начинаешь относиться уже по-другому. Но у нас кроме того свои счеты.... Грайс ну где вы там? Сколько можно ждать?
  Появившийся в облаке инфосферы Грайс доложил, что Окано присутствует на заседании ученого совета, который регулярно собирается Кримбом.
  - Вы же сами сказали, что провести арест надо без свидетелей, - невозмутимо добавил помощник.
  Метина выругалась и стерла Грайса движением пальца.
  Джарвис не решился продолжать расспрос, но Метина сама через некоторое время сказала, задумчиво глядя в невидимую картинку за спиной Джарвиса:
  - Мелчиан проявил редкостное благородство по отношению к нам с Диком. А особенно мы ценим тех, с кем поступили великодушно.... Серг ведь ухаживал за мной. Долго, упорно, и уломал-таки, я согласилась стать его женой. Но тут Виллен словно проснулся, а я всегда любила только Дика, - голос ее звучал плавно, мечтательно, словно она доставала из сундука памяти самые ценные, красивые воспоминания, - Так что у Мелчиана были основания нам отомстить. И возможности были, Серг уже тогда занимал влиятельный пост в армии. А уж про искушение я и не говорю, я-то знаю его характер. Но, как видите, не отомстил. И теперь он, действительно может на нас полагаться.
  Метина умолкла и прикрыла глаза. То ли снова уплыв в пелену воспоминаний, то ли просто не желая продолжать разговор.
  Джарвис вздохнул. Ни торговца, ни Окано все не приводили. Зыбкую тишину в кабинете вдруг нарушил сигнал вызова. И очень он Джарвису почему-то не понравился.
  - Что?! - вскричала Метина, - черт побери, этого еще не хватало!
  Потом она повернулась к профессору:
  - Не допросите вы своего торговца, Джарвис.
  - Почему? - холодея, спросил профессор.
  - Потому что Харальд Берт десять минут назад разбился в атриуме старой станции...
  - Черт! Черт! Черт! - Джарвис яростно бил себя по коленкам. Противник опять его переиграл. Потому что все время шел на шаг впереди.
  Замелькали кадры оперативного расследования. По всем признакам это был несчастный случай. Берт все утро просидел у себя, неизвестно на что надеясь, потому что покупатели к нему заходили чрезвычайно редко. За все утро к нему забежал только мальчишка, Эрик, да и тот на пять минут. Ближе к обеду Берт вдруг засуетился и, надев термоодежду, отправился к старой станции. Чтобы спуститься вниз он воспользовался аварийным атриумом. Система атриума оказалась блокирована и бедняга полетел вниз. Блокируя его удар о дно атриума, включилось защитное поле его личной инфосферы, но возникшей перегрузки сердце старика не перенесло. На холодные плитки пола он опустился уже мертвым. Примерно в то самое время, когда группа захвата уже была в его павильоне.
  По спине Джарвиса забегали холодные мурашки, и горло сдавила холодная рука страха. Единственный свидетель, который мог рассказать Джарвису, кто же на самом деле покупал аромат мерцианских роз, был безжалостно уничтожен, как уничтожен был когда-то Антоний Берский, как поставлен на грань выживания Виллен. И как будет уничтожен при необходимости и он, Джарвис. Профессору в первый раз после погружения стало по-настоящему страшно.
  - Ну, Метина, что вы на это скажете? - спросил профессор, взяв себя в руки.
  - Ничего невероятного в смерти торговца я не вижу, - упрямо ответила женщина, - Система безопасности атриума отказала по вполне понятным причинам: ее испортили молодые балбесы, занимаясь своими прыжками. За это они еще получат. Головы поотрываю на фиг, как только доберусь.... Дальше. Приятель Берта заявил, вы же слышали, что старик давно собирался идти на старую станцию, куда ходил уже неоднократно - искал антиквариат. А то, что его сердце не выдержало перегрузки.... Просто не надо экономить на своем здоровье, вот и все. Где вы тут видите невероятность?
  - Метина! - воскликнул профессор, - да прекратите вы цепляться за ложные убеждения. Прислушайтесь к себе. Неужели вы не чувствуете, что его смерть не случайна?
  Метина сморгнула и впервые на ее лице тенью скользнула растерянность.
  - Ну, и что вы предлагаете. Джарвис?
  - Все информационные поля устроены иерархически. Над любым инфополем есть следующий уровень, позволяющий оценить работу нижележащей системы в целом. Можем ли мы проникнуть на высший уровень централизованной системы наблюдения? Тогда мы смогли бы отследить точку активного влияния на процессы инфосферы и по ней определить их источник. Возможно ли это?
  - Теоретически да, но код доступа хранится только в личной инфосфере Виллена...
  - Значит, этот вариант невыполним? - поник Джарвис.
  Метина внимательно, с каким-то новым выражением посмотрела на него:
  - То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами, Джарвис, понимаете?
  Джарвис кивнул. Метина выдержала паузу и продолжила:
  - В личную инфосферу координатора могут проникать только вышестоящие чины, имеющие допуск Особого Отдела. Но..... у меня есть ключ от инфосферы Дика. Я могу попытаться отыскать нужные коды.... Если это станет известно на Аллантисе, трибунала мне не избежать.
  Они договорились сохранять видимость официального расследования, арестовать Окано и допросить его по всем правилам. А тем временем сделать реальный ответный ход. Метина ушла в лазарет. А Джарвис, с трудом унимая нетерпение, остался в пустом кабинете наблюдать, как бешено скачет по белому циферблату часов позолоченная стрелка.
  
  
  57.
  Кай медленно шагал по коридору станции, то и дело оттягивая воротник куртки. Ему было душно, он не чувствовал холодных дуновений Камеи-6. В одной комнате с Кирой он сидеть не смог. Слишком жег стыд. За то, что он, как наркоман, не мог сдержать вороватого ощущения блаженства от ее душевной близости. Как только закончилось погружение, тут же упросил Даррелла не задерживать его в лаборатории. Видимо было в его тоне что-то, отчего Даррелл не стал ему препятствовать. А может просто хотел остаться наедине с Кирой.
  Стыд потихоньку угас, потонул в ощущении тоскливой, безнадежной боли. Кай направился к себе в номер, уселся на кровати, долгое время смотрел невидящим взглядом в подслеповатую бледно-салатовую стену. Отныне его тоска будет окрашена цветом этой бледной неудавшейся зелени. Потом Кай достал сувениры, которые приготовил для своих домашних. Биоморф Зара уже проклюнулся и начинал шевелиться. Он будет готов дней через пять, как раз к его возвращению домой. Кай представил, как обрадуется, запрыгает сестра и улыбнулся. Отец, получив свою цветовую лампу, ничем не проявит своего интереса, зато вечером, запершись один в комнате, с детским любопытством начнет исследовать подарок. А уж мать сделает вид, что всю жизнь только и мечтала о семенах серебристого лотоса. Как же он соскучился по своим близким!
  Но они не поймут как ему плохо, он просто никогда им об этом не расскажет. Со своей болью он останется один на один. Наверное, когда-нибудь она отпустит его.
  Кай убрал подарки и понял, что не может больше оставаться в своем номере - иначе горькая брага чувств, накопившаяся меж этих равнодушных подслеповатых стен, накроет его с головой. Тогда он потонет в ней, сначала мечась, потом застыв на дне жалким калачиком.
  Кай вышел и направился к ресторану. Наверняка, там есть люди, они помогут отвлечься.
  В "Берегах Мерции" было людно. Посетители тревожно жались друг к другу, предчувствуя скорую развязку событий. Серых костюмов ССБ Кай не увидел - все были привлечены к работе.
  Каю помахали с ближнего столика. Кай узнал Слима, одного из членов многочисленной армии кримбовских ассистентов. Собственно, Слим было не имя. Так его называл Фил за сходство с сонным древесным медведем. Слим и действительно был представителен, флегматичен, имел мутноватые, припухшие, словно заспанные глаза.
  - Садись, составь компанию брату-ассистенту. Че кислый такой? - Слим отодвинул пухлой рукой соседнее кресло. Голос у него был неприятно высоковат. На столе перед ним стояла нетронутая тарелка, есть он явно не спешил.
  Кай уселся, пожал плечами.
  - Понятно - шеф поле накрутил, - сочувственно заключил Слим, - Хотя вашему Джарвису чего злиться? Он же все утро с руководством ССБ заседал, весь в почете и уважении. Наш гриб как узнал, плазмой за малым брызгать не начал. Не любит старикан, когда его на вторые роли задвигают, самое у него это больное место. Всем досталось. Я уж не знал куда от него спрятаться. Пообедать хоть отпросился..... Так сейчас, вирус, обратно позовет! Ну, ладно, рассказывай.
  - Чего рассказывать? - не понял Кай.
  - Как чего? - Слим удивленно поставил выпуклые глаза, - Новости. Ваш-то, наверняка, в курсе того, что творится.
  - Я его не видел еще, - ответил Кай.
  - Понимаю, не велено говорить.
  - Да говорю, не видел, - вспылил Кай.
  - Ладно, ладно. А сам-то что думаешь? Ну, насчет Виллена, насчет торговца.
  - Какого торговца? - не понял Кай.
  - Ну, ты даешь! Ты что не в курсе? А я у него еще спрашиваю! Недавно здесь торговец какой-то разбился. В атриуме на старой станции. По официальной версии - случайно, мол, поле атриума отказало от старости. Но народ не верит, я тоже. Явно его смерть кем-то подстроена. Вот так-то.
  - А как зовут торговца?
  - Да не знаю я. Вопрос: кому он помешал? Об этом-то я у тебя хотел узнать, - вздохнул Слим и взялся за ложку. Словно дожидаясь этого, зазвучал сигнал вызова. Во всплывшем облаке возникла маленькая бородатая физиономия Кримба, которому инфосфера Слима очень удачно пририсовала рожки.
  - Ты где там шляешься? - грубо воскликнул Кримб, сверкнув глазами на Кая.
  - Обедаю, не видите? - проворчал Слим, набычившись.
  - Что-о-о? Обедаю?! Уже полчаса? А я из-за него не могу начать эксперимент! И он еще оговаривается, ничтожная протоплазма! Ну, ничего, я с тобой потом поговорю, ты у меня получишь сертификат! Видишь вот эту стрелку? Если она сделает два круга, а тебя не будет, пеняй на себя, ты меня знаешь.
  И еще раз сверкнув глазами на Кая, Кримб отключился. Слим бросил ложку и грязно выругался, пожелав патрону всяческих несчастий.
  - Ну вот, пообедал. А говорят рабство в галактике искоренено..... Ну, давай, собрат, не скучай, скоро домой поедем, нюхом чую...
  И Слим направился к выходу, сначала степенно, потом все быстрее и быстрее семеня массивными ногами, по-детски съеживая широкую спину.
  Торговец разбился? Какой торговец? Не обратив внимания на подлетевший поднос, Кай вышел из ресторана. Направился к тьюбу и вскоре оказался на знакомой уже маленькой площади, где тихо кружилась картинка в старинном указателе и жили тайной жизнью приглушенные витрины пустующих павильонов. Волшебный переулок, с его сказочными домиками, бархатными коврами плюща и пеленой золотистых праздничных блесток показался ему пронзительно пустым, и Кай быстро догадался почему. Его не осеняла живым сиянием яркая малиновая звездочка, та, что сияла над дверью старого Берта. И пейзаж умер, превратился в пустую виртуальную игру образов.
  Кай хотел подойти к павильону Берта и войти внутрь, ведь отсутствие фонарика еще ничего не значит. Но перед его носом всплыла красная предупреждающая надпись. Она запрещала ближе приближаться к павильону Харальда Берта в связи с проводимыми следственными мероприятиями. Кай понял, что темное предчувствие его не подвело.
  Он уселся на холодную мостовую. Зачем он здесь? Что хочет от него Камея-6, этот бесконечный лабиринт холодных пустых переходов висящий посреди бездны? Зачем ломает его, сжимает душу в судорогах, безжалостно разбив его иллюзии, окунув в омут тоски и горькой печали? Лицом к лицу столкнув его со смертью. Раньше он никогда в жизни не встречался со смертью, теперь же она ходит рядом, так близко, что, ему кажется, он успеет увидеть ее черный силуэт, если побыстрее заглянет за угол.
   Через некоторое время Кай вскинул голову, с удивлением осмотрелся, словно не понял с первого взгляда, где находится. Он решил, куда сейчас пойдет. Во всей Камее-6 было одно место, куда он хотел пойти, куда ему надо было пойти. То, куда еще неделю назад он по своей воле никогда бы не пошел.
   Оно находилось в районе лазарета, двумя уровнями ниже. Но людей там не оказалось. Не мудрено - кому охота без особой надобности сидеть в морге?
  В старинном морге Камеи-6 Кай побывал в первый день их прилета на станцию, тогда они с Филом наткнулись на труп убитого генерала. Вот уж Кай не думал, что ему придется побывать и здесь. Впрочем, современный морг не сильно отличался от старинного - тот же пронзительный, режущий глаза свет, переходящий в безликую, едкую белизну стен. Те же бесчисленные дверцы с мелкими надписями, тот же стоялый космический холод. Морги на всех планетах и во все времена, наверное, одинаковы.
  Каю уже не раз приходилось бывать в моргах во время учебы в университете, но привыкнуть к ним он так и не смог. В моргах не было и следа той торжественной завороженности перед главной загадкой бытия, какая обычно охватывала его в поминальных комнатах предков. В моргах все красивые чувства убивались ничем не прикрытой, безжалостной будничностью смерти. Жестокой, бесстыже равнодушной, скучно смотрящей на него с беспомощных, жалких лиц покойников, в одночасье ставших бесполезными кусками разлагающейся биомассы.
  Кай увидел тело Берта, висящее в центре первой комнаты. Лицо Берта было сведено судорогой, уже не разглядеть того мудро-лукавого взгляда, который на всю жизнь запомнился Каю. Кай улыбнулся ему и прошел дальше, где в соседней комнатке висело тело Антония Берского.
  Если не считать синеватого оттенка кожи вследствие крио-эффекта, Антоний выглядел как живой. Заряд точечного лазера угодил ему в сердце, рану скрывала одежда. Смерть была мгновенной, как говорили, он не успел ничего осознать.
  Кай долго смотрел в неподвижное лицо, стараясь в заостренных чертах угадать, что чувствовал Антоний в момент гибели. Лицо было строгим и печальным. Как же Каю захотелось, чтобы смерть Антония оказалась ошибкой, чтобы он открыл глаза, удивленно поморгал, уселся на носилках и сказал, улыбнувшись своей полуулыбкой:
  - До сих пор, знаете ли, не приходилось просыпаться в таком интересном месте.
  Куда там! Кай уселся на пол, рядом с носилками, больше некуда было.
  - Почему так плохо, Антоний? Почему мне так плохо? - спросил он мысленно, - ведь еще вчера мне казалось, что я освободился, что смогу спокойно жить без нее? Почему сегодня мне так плохо?
  - Потому что сегодня ты окончательно решил уйти из лаборатории Джарвиса, чтобы жить своей собственной жизнью. И это правильно, - раздался внутренний голос. Это был его внутренний голос, но Каю очень хотелось верить, что это голос Антония, мягкий и добрый.
  - Так надо. Эту боль надо пережить, перетерпеть, дорогой друг, это - целительная боль, она заживляет внутреннюю рану. Но она дает возможность возродиться, она делает свободнее и сильнее. Рано или поздно ты столкнулся бы с ней, все равно бы столкнулся, даже если любовь твоя была взаимной. Лучше рано, чем поздно....
  - Но так плохо, Антоний!
  - Ничего, ничего, потерпи, пройдет....
  - Совсем пройдет?
  - Наверное, нет, по себе знаю. Она будет придавать тебе силу.
  - К чему мне эта сила? - горько проворчал Кай и понурился.
  В морге стояла тишина, настолько полная, что Каю начали гластиться посторонние звуки. То ли шелест дыхания, то ли чьи-то осторожные движения.
  - На днях я доказывал, - продолжил Кай через некоторое время, - что абсолютная вера творит чудеса, преград для нее нет. Но ведь я верил, Антоний, так верил, что Кира будет со мной! Выходит, я неправ?
  - А теперь попробуй разобраться: вера у тебя была или страдания по несбыточному? Мне так кажется, что второе. Ты не верил, ты только разжигал свои страдания, чтобы насладиться ими. И ты не мог иначе. Для абсолютной веры во что-то нужно сперва поверить в себя. Но чтобы поверить в себя, тебе надо исцелиться от безответных чувств. Такой вот порочный круг. Потерпи. Все идет своим чередом. Кому-то, чтобы найти себя надо пройти через боль.
  - Но почему мне? - воскликнул Кай. Он долго вглядывался в лицо Антония, так что ему показалось, сквозь облачко выдыхаемого пара, как губы мертвеца раздвигаются в приветливой улыбке. Кай опомнился и в панике попятился назад, оступаясь и шаря руками по стене. Нет, не Антония он испугался, а того, что сходит с ума. В отражении на стене увидел свои блестящие, лихорадочные глаза и бросился вон из лаборатории. На выходе, правда, опомнился и вернулся:
  - Антоний, дай мне вспомнить, что произошло тогда ночью! Не зря же ты приходишь ко мне во сне, ты хочешь дать мне знак. Я не успею вспомнить до завтра. Они же погибнут, Антоний! Я себе этого никогда не прощу! Антоний, что мне сделать, чтобы вспомнить?
  Но ничто не нарушило строгой маски, застывшей на лице Антония, сколько Кай не всматривался в него. Наконец, поняв, что ответа не дождется, Кай вышел из тихого логова смерти.
  
  
  58.
  - Эрик, стой! Ты куда? - окликнул Кай мальчика, мелькнувшего впереди. Эрик обернулся и, улыбаясь во весь свой широкий рот, подбежал. Глаза его лихорадочно блестели, ноги готовы были продолжить путь.
  - Здрасте. Вы откуда? Я вас все утро искал.
  Кай неопределенно махнул рукой:
  - Да так, бродил.... Ты-то куда спешишь?
  - Тут такие дела! Про дядю Виллена слышали? Вот.... А еще Окано арестовали, говорят, это он Виллена отравил. Все ученые не верят, сейчас совещание проводят, решают, что делать, чтобы Окано освободили. Я бегу посмотреть, куда Окано поведут после допроса. Он сейчас в кабинете Виллена. А еще мама говорит, что завтра, может, папа очнется.
  Окано арестовали? Кай нахмурился. Нить событий он, похоже, окончательно упустил.
  Эрик был счастлив. Именно такая, насыщенная беспорядочными событиями жизнь его устраивала больше всего.
  - Еще дядя Берт разбился, слышали? - продолжил Эрик, - а я его сегодня утром видел, представляете? И Окано видел. Он как раз к Берту заходил, что-то покупал. Я-то ходил на стратоплан посмотреть, - Эрик вдруг вздохнул, на его личико словно набежала тучка, - а его, представляете, кто-то купил. Не знаю кто, дядя Берт так и не сказал....
  Молодец Фил, - подумал Эрик, - не забыл. И Берта предупредил, тот Эрику не проговорился.
  - Ты не расстраивайся, может быть, тебе ангелы его подарят, - утешил он помощника.
  - Конечно, подарят, - уверенно заявил Эрик, - а вы куда идете? Может, вместе пойдем? Ой, вон, кажется, мама идет. Ну, ладно, я побежал, а то она сейчас заладит: Ты занимался сегодня? Занимался сегодня?
  Эрик шмыгнул в ближайший поворот, а к Каю со стороны лазарета действительно приближалась Тилайя Никс. Сегодня, похоже, она забыла уделить внимание своей внешности, от этого ее красота только выиграла. Невесомые тени на прозрачной коже под глазами, делающие ее взгляд таким беззащитным, явно результат бессонницы, а не продуманной работы над собой. Губы чуть припухли и матово блестят оттого, что она в волнении покусывала их. Одна выбившаяся тяжелая черная прядь так чувственно обнимает бледное лицо просто потому, что хозяйка не обращает на нее внимания. Да, в мире нет ничего прекраснее естественной красоты.
  - Здравствуйте, Кайлин, - сказала женщина, переводя дух, она, похоже, совсем запыхалась - Вы не спешите? Я хотела с вами поговорить.
  Кайлин не спешил.
  - Я уже собиралась вызвать вас, но встретила вот здесь. Наверное, это хороший знак.... Давайте присядем.
  Они активировали два ближайших кресла. Кай вопросительно смотрел в красивое лицо. Она судорожно перевела дух. От волнения - понял Кай.
  - Кайлин, мне нужна ваша помощь, очень нужна.... Понимаете, Джарвису угрожает серьезная опасность.... смертельная. А он не хочет ничего слушать, - она досадливо развела руками, - я не знаю, что делать.
  - А что за опасность? - поинтересовался Кай, - И откуда вы знаете?
  Она слегка замялась, подбирая слова:
  - Мммм.... Я чувствую. Только не говорите ничего. Иногда я могу чувствовать будущее, у меня на родине среди женщин это не редкость. И бабушка моя чувствовала и мама.... Так вот, сегодня мне приснился кошмарный сон, очень плохой. Я не буду рассказывать, плохие сны нельзя рассказывать.... Потом, когда я подумала про Джарвиса, я увидела его в темной ауре, это плохой признак, очень плохой. А когда я представила его будущее, я увидела впереди него черноту. Там у него ничего нет, - ее голос совсем упал.
  Кай внимательно посмотрел на нее и покачал головой. Так глубоко, всем нутром может волноваться только влюбленная женщина. А ведь выходит так. Зря Фил посмеивался над лохматым коротышкой Джарвисом. Чего только не бывает на свете!
  - А с чем связана опасность можете сказать?
  - Не знаю! Я не знаю! - она в отчаянии помотала головой, - Я не могу видеть подробности о нем! Вижу только кромешную, смертную черноту. Иногда мелькает - пустой проспект, лампы в полнакала, наверное, ночью.... Я не знаю! Его нельзя отпускать одного, ночью особенно.... Я разговаривала с ним, но он только отшучивается.
  - А может вам нечего бояться? Один он практически не бывает, к нему приставлена круглосуточная охрана. Человек пять в полном боевом вооружении. Сейчас он на следствии. Может, они уже вышли на след преступников.
  - То же самое он мне и говорил. Хорошо если так! Но я верю в свои предчувствия, Кайлин. Они никогда не бывают на пустом месте.
  - И что вы предлагаете?
  - Я не знаю! Не знаю! - она заломила руки, - Знаю, надо что-то делать, как-то спасти его, здесь, сейчас, пока еще есть возможность. Но не знаю как! Помогите мне. Пусть он хоть прислушается всерьез к моим словам.
  - А вы не пробовали говорить с Кирой?
  Тилайя покивала головой:
  - Да-да, я все ей рассказала. Она обещала поговорить с отцом. Но мне кажется, она меня недолюбливает. Наверное, с того момента, когда погружалась ко мне в психику и поняла, как я к нему отношусь. Я и с Метиной говорила и с Индрой, но они не отнеслись к моим словам с должной серьезностью. Может быть, к вам он прислушается? Может быть, чем больше людей напомнит ему об осторожности, тем осторожнее он будет?
  Кай пообещал Тилайе как можно скорее встретиться с профессором и серьезно поговорить с ним.
  - И обязательно повторите, чтобы ночью он не выходил из комнат. Или только в присутствии охраны, только так! - добавила женщина, - Может быть, вам он больше поверит. Со мной в последнее время он ведет себя так отчуждено, словно обиделся на меня.
  В ее голосе совсем не было обиды, только тревога, за самого Джарвиса и за его отношение к ней. Каю стало жалко женщину, такую красивую и такую беспомощную. Он догадывался, почему Джарвис ведет себя отстраненно, поэтому сказал только:
  - Вы ошибаетесь, Тилайя. Я это точно знаю. Вы сильно ошибаетесь.
  Сказал так, чтобы она поверила. Она посмотрела на него с надеждой.
  
  
  59.
  Профессор, то заглядывал Метине через плечо, то, напевая, расхаживал по просторной комнате.
  А чего бы не напевать? Его весьма эфемерный план удался с первой попытки и находился в двух шагах от успешного завершения. Метине удалось проникнуть в личную инфосферу Виллена и довольно быстро отыскать там коды доступа к инфосфере наблюдающей системы. И сейчас они ждали, пока внешний зонд выйдет на заданную точку за бортом станции - адекватно проекцию инфосферы можно оценивать лишь с точки наблюдения, находящейся на определенном расстоянии в стороне от самой инфосферы. Возможно, у резидента возникли подозрения, наверняка, он отследил, что Метина ходила в морг и, вероятно, даже догадался об их намерениях. Но что он может предпринять в ответ?
  - Вас, Метина, - сказал профессор, - за вашу богатую событиями карьеру не охватывало ощущение, что когда выходишь на правильный путь, несет, словно по силовым линиям? Куда-то пропадают все кочки, о которые спотыкался, стенки, о которые ударялся головой, тупики в которые то и дело тыкался носом....
  - Как говорят у нас в десанте, пока не вылез из скафандра, не радуйся, что вылез, - ответила Метина, не поворачивая головы, - Вы бы, Джарвис, занялись лучше своим делом. Придумали уже, как спасти людей? Так чего время тяните?
  Джарвис не обиделся. У него было слишком хорошее настроение. Не только потому, что они как никогда были близки к успеху. Недавно с ним связалась Тилайя Никс и настоятельно предупреждала быть как можно осторожнее. Теперь стоило профессору закрыть глаза, он ярко видел лицо Тилайи, такое родное и прекрасное в своем порыве к нему, коротышке Джарвису. Слышал ее нежный голос, и душа Джарвиса, словно нектаром наполнялась предвкушением счастья. Милая, - шептал он про себя, - потерпи еще немножко, еще чуть-чуть и все у нас будет хорошо.
  А насчет спасения людей он не сомневался: разгадка уже почти созрела где-то там, в загадочных тайниках его интуиции. Это особое предчувствие озарения, как наливающийся цвет неба перед рассветом, нельзя спутать ни с чем другим. Оно может прорваться спонтанно, может ждать маленького внешнего толчка, не важно. Профессор знал, что до завтра он успеет спасти людей.
  Ожидание несколько затянулось, и профессор поймал себя на возрастающем беспокойстве, похожее порой охватывает играющего в жмурки, когда на площадке повисает пауза: стоишь посреди комнаты с завязанными глазами, ожидая со всех сторон предательского шлепка по спине. Чувствуешь по дуновениям воздуха, как кто-то подкрадывается, задерживая дыхание, как заносится чья-то рука, как она уже опускается, рассекая воздух, только не знаешь, с какой стороны последует подлый удар....
  - Метина! Ну, как? - не выдержал Джарвис.
  - Вам бы, профессор, посидеть в десантном катере во время высадки с орбиты, - усмехнулась Метина, - под перекрестным обстрелом, когда любое мгновение может оказаться последним, а ты не видишь ничего кроме темных, проклепанных стен и стеклянных глаз товарищей. После этого ничто в жизни вас уже не устрашило бы.... Все нормально, Джарвис. Проекция инфосферы получена - вот она. А вот и точка активного влияния на нее. Черт побери, Джарвис, похоже, вы были правы! В черную меня дыру, если мы его не возьмем в течение получаса.
  Джарвис провел руками по волосам и медленно выдохнул, стараясь унять внутренний мандраж.
  - Захватом я буду руководить лично, - рассуждала Метина, - этим олухам ничего поручить нельзя, а мне важно взять его живым.
  - Почему? Из-за указания Серга Мелчиана? - поинтересовался профессор.
  - Да какое там указание! Просто резидент один знает механизм, отправивший в кому Дика Виллена. Кстати, а что если при допросе использовать ваше... как вы называете? Ментальное погружение? Много вам потребуется времени, чтобы покопаться у него в голове? С сывороткой правды столько мороки, да и осложнения неизвестно как ударят.
  - После того, как мы его возьмем, я к вашим услугам, Метина, - улыбнулся профессор и замер, потому что входные мембраны резко растворились, впуская в кабинет нескольких человек в серых мундирах ССБ, на лицах у всех - одинаковое выражение суровой решимости. В их массе чувствовалась сила безликого колосса. Профессор только безвольно опустился на кресло.
  - В чем дело? - резко спросила Метина.
  - Метина Равински, вы арестованы. Ваша инфосфера блокирована. Следуйте за нами, - ответил Грайс, стоявший впереди всех.
  - Что?! На каком основании? - суровостью голоса Метина постаралась скрыть свое ошеломление.
  - Вы обвиняетесь в нарушении присяги, предательстве и диверсионной деятельности. А так же в убийстве Антония Берского и покушении на убийство Дика Виллена, - чеканил Грайс, испепеляя Метину презрительным взглядом.
  - Что ты несешь, дурак? - вскричала Метина. Голос ее, однако, дрогнул.
  Из-за спины Грайса выступила Лея:
  - Метина, - на ее лице проступило искреннее сострадание, - десять минут назад со всеми старшими офицерами по экстренному каналу связался сам Серг Мелчиан. Расследование Особого Отдела закончено. Согласно его результатам, резидент и предатель - вы.... Если это ошибка, то скоро все прояснится. Мне очень жаль, Метина.
  - Не может быть, - Метина развела руки, - это ненастоящий Серг Мелчиан, это подделка.
  - Нет, - ответил Грайс, не меняя презрительного выражения, - Это был личный канал Мелчиана. Система распознала его личную виртуальную метку. Идемте.
  Джарвис растерянно смотрел то на Метину, то на Грайса. Неужели Метина?
  Метина опустила руки, голову, потом вдруг неприятно расхохоталась.
  - Ловко сработано, а? Как новичков обвел вокруг пальца, как стажеров. Черт возьми! Говорила я вам Джарвис, пока не вылез из скафандра....
  - Прекратите ломаться, - процедил Грайс, - ваша игра проиграна.
  Метина сделала пару шагов к выходу, потом вдруг обернулась к профессору:
  - Джарвис, это не я. Вы верите?
  В ее расширившихся резко зрачках словно душа вывернулась наизнанку, и Джарвис вдруг понял: она не врет!
  - Знаете что, Джарвис, - сказала она напоследок, - Не лезьте больше в это дело. Оно нам не по зубам. Людей все равно не спасете, а нирбе расцветает лишь раз.
  - Что? - вскинулся Джарвис, - причем тут нирбе?
  - Жизнь, профессор, жизнь. На моей планете нирбе значит жизнь. Ну, что, ведите, - Метина усмехнулась и вышла из кабинета.
  Профессор замер. Вот оно что! Теперь он знал, как спасти людей.
  
  
  
  
  60.
  С момента задержания Метины прошло четыре часа. Камея-6 постепенно переходила на ночное время. В коридорах менялся режим освещения. Свет желтел, оседал, стягивался к редким оставшимся лампам, уступая место теням. Целые кварталы проваливались в густую синеватую темноту, словно отступали в свое истинное печальное логово. Редкие люди, чтобы не потонуть в тихом безмолвии бесконечных переходов спешили укрыться в своих квартирах. Последний очажок жизни теплился в ресторане, где ужинали те, кто не успел поесть вовремя. Все остальные сборища вроде ночных клубов были запрещены. Но и в ресторане люди не спешили обмениваться новостями, словно боясь заразиться ими и попасть в орбиту тревожных, непонятных событий происходящих совсем рядом. Незаметно появившись, посетители молча ужинали и так же незаметно исчезали в холодном сумраке.
  Профессор мог хорошо представить, даже видел каким-то внутренним взором, что в этот час делают все, кого он знал. Метина лежит на гравикойке в пустой прохладной комнатке и холодная ярость на ее лице то и дело сменяется мрачной усмешкой. Индра сидит в лазарете в окружении бесчисленных гравикоек, с которых на нее еще корчат свои глупые рожицы все эти несчастные, хотя ей уже ясно, что осталось им корчить рожицы не больше часов, чем пальцев на руках, ну, может еще и на ногах. Потому-то с таким мрачным и тоскливым отчаянием Индра вглядывается в многочисленные кривые на графиках их медсистем. Доктор Кримб с докторами Окано и Ашем, в праведном гневе составляют возмущенное обращение к обществу. Кримб злобно косится в сторону воображаемых сканнеров внешнего наблюдения. Ребята - дочь, Фил и Кай, наверное, собрались у кого-нибудь в номере, скорее всего у Киры и спорят, что предпринять. Вечером они делали несколько попыток встретиться с Джарвисом, потом связались с ним телепатически. Джарвис строго настрого приказал им сидеть по домам и до утра не высовываться. Дочь вполне спокойна. Он убедил ее - раз он под арестом, под охраной, ему ничего не угрожает. Фил, как всегда слегка озабочен - наверняка сорвалось очередное свидание. Кай бледен и молчалив..... А где-то в самом сердце ночи, в темном дворце, под сенью жемчужного звездного света сидит любимая им неземная женщина и отчаянно вглядывается в переплетение теней на темных улицах. Ей то и дело грезится, как из этих теней выступает его нескладный силуэт.
  Но он не выступит из тени. Он даже из квартиры своей не вышел бы, даже если очень бы захотел. Как подозреваемый в содействии Метине он находился под домашним арестом. Вернее, под комнатным - ему запрещалось выходить из собственной спальни. Для верности спальню окружили силовым полем, пройти сквозь которое у Джарвиса не имелось никаких шансов. Мало того, в соседней комнате дежурили три человека охраны. Слепое пятно с него было снято, инфосфера блокирована, квартира обыскана в поисках ментальной аппаратуры, лаборатория опечатана. Все эти меры предосторожности Грайс выполнил по рекомендации Серга Мелчиана, то есть резидента. Значит, он меня опасается, - злорадно думал Джарвис, но чем, кроме желчного злорадства, он мог ответить торжествующему противнику? В том, что тот торжествует победу, профессор ни капли не сомневался. Разгром был полный. Охранникам, изредка бросающим взгляды на проекцию комнаты Джарвиса, и в голову не приходило, какая буря чувств вихрится внутри тщедушного человека неподвижно сидящего на полу около широкой роскошной кровати.
  Как же они могли так недальновидно оставить связь в руках противника? Тот, естественно, развалил все их планы простым трюком с виртуальным Мелчианом. Если он управляет всей инфосферой станции, трудно ли ему сделать так, чтобы инфосфера выдала поддельную метку Мелчиана за настоящую? Черт! Как только они могли не принять во внимание столь вопиющий факт? Теперь он кажется очевидным. Конечно, дня через два на станцию прибудут реальные посланцы Мелчиана и обман раскроется. Но два дня - это слишком много. В них трижды уложится оставшаяся жизнь несчастных людей. От сознания своего бессилия профессору хотелось рвать свои кучерявые вихры и кусать локти. Особенно от осознания того факта, что он знает, как их спасти, всех, десять тысяч человек.
  Под символом "жизнь" Антоний Берский, оказывается, зашифровал слово нирбе, которое так и переводится - жизнь. Первый символ, как известно, означал слово информация. Выходит, послание Берского выглядело так: информация - нирбе. Все становится предельно ясным, если знать, что перед доком 34-70 как раз раскрылся новый, редчайшей красоты бутон нирбе, профессор не раз обращал на него внимание, когда топтался в поисках следов. Знал это и Берский. Поняв, что убийца поведет его к доку, Антоний решил спрятать файл с информацией в бутоне цветка. Да, умен был Антоний Берский. Если бы преступнику пришло в голову искать посмертное послание Берского, он не обнаружил бы его и с помощью сканирующей аппаратуры - цветок нирбе, вызывая локальные пространственные аномалии, отражает большинство сканирующих полей.
  Для спасения людей требовалось проделать несколько элементарных действий: выйти из комнаты, пройтись к доку 34-70, вынуть из цветка кубик с информацией, вернуться в лазарет и активировать файл в режиме воспроизведения. После чего зажать уши - музыка будет не из приятных - и ждать, пока в нервных системах пострадавших не проявятся первые признаки активизации. Так все просто!
  Вот только проделать эти действия для него не более возможно, чем через эту вот стену выйти в открытый космос.
  Поначалу Джарвис даже рычал вполголоса, когда вспоминал, как самодовольно напевал песенку, считая себя хитроумным и опасным противником.... В любой другой ситуации, треснуться с размаху физиономией о стол - было бы полезным опытом. В любой другой ситуации. Когда от этого не зависела жизнь десяти тысяч человек.
  Но Джарвис не был бы Джарвисом, если бы хоть на мгновение допустил, что сдастся без борьбы. И план появился быстро - дерзкий, сомнительный, сложный, на грани возможного. Джарвис отчаянно, всей душой, поверил в его успех.
  Первым делом надо было успокоиться, план требовал полного сосредоточения и спокойствия духа. Поэтому-то Джарвис так долго сидел, не шевелясь на полу, заставляя себя думать о самых отвлеченных предметах. Постепенно буря чувств внутри улеглась, осела, оставляя в душе чистое небо ясного холодного разума.
  Преимущество его плана было в том, что ему самому, для осуществления этого плана почти ничего не надо было делать.
  Открыв в свое время свойство кристаллов плазия усиливать ментальную волну и, тем самым, передавать мысли на расстоянии, Джарвис не мог не заинтересоваться, возможно ли гипнотическое воздействие посредством телепатической связи. По его предположению, наведение транса подобным образом должно было происходить гораздо эффективнее. Воздействие, которое ощущал объект, ведь, по сути, шло изнутри, минуя сопротивление психики. Результаты нескольких проведенных опытов дали противоречивые результаты. Иногда объект, действительно, быстро и легко входил в транс и позволял каким угодно образом кодировать его психику. Чаще же испытуемые впадали в ступор или в психотическое, абсолютно невменяемое состояние. Эти эффекты довольно быстро проходили после прекращения воздействия. Поразмышляв немного, Джарвис открыл эффект отторжения чужих мыслей, который впрочем встречался не только при гипнотическом воздействии, но и при любом телепатическом контакте.
  Дело в том, что ментальные волны каждого человека сугубо индивидуальны и неповторимы. В обычной жизни мы постоянно находимся под воздействием чужих ментальных волн и полей коллективного бессознательного, но они слишком бедны энергией, чтобы серьезно дезорганизовать работу нашего ментального поля и соответственно психики. Кристалл же плазия передает энергетически нагруженную мысль. В ментальном поле оказывается чужая, мощная ментальная волна с совершенно иными характеристиками. Механизма защиты от проникновения чужих волн ментальное поле не имеет, для такого не было эволюционной необходимости - без редчайшего кристалла плазия подобное явление в природе невозможно. Поэтому ментальное поле, отторгая чужеродный объект, но не в состоянии от него избавиться, просто замирает, вводя психику в ступор, или дезорганизуясь.
  Когда происходит телепатический контакт, необученный реципиент ощущает очень неприятные, своеобразные ощущения, сравнимые метафорически, разве, с теми ощущениями, какие человек испытал бы, ощущая прикосновения чьей-то холодной руки к своим внутренностям. Он довольно быстро перестает что-либо соображать. Так что телепатические контакты оказались бы невозможными, если бы не следующий факт: потренировавшись, человек научается произвольно менять характеристики своих ментальных волн, а реципиент подстраивать свое ментальное поле для приема посторонней волны. Делается это чисто волевыми усилиями, надо только научиться влиять на свое ментальное поле. Что достигается исключительно упорными тренировками - подобно тому, как некоторые люди приобретают способность мысленно влиять на физиологические характеристики своего организма, вроде сердечного ритма, секреции гормонов или овладевают тонкими полями, осуществляя эффекты телекинеза или левитации. Между собой Джарвис и его ученики могли вступать в телепатические контакты уже без особого труда, на уровне привычки, неосознанно подстраивая свои ментальные поля друг относительно друга.
  Таким образом, проблема кодирования чужой психики посредством телепатического канала упиралась в проблему раппорта, соответствия ментальных полей. Если соответствие достигалось, ничего не стоило ввести человека в транс и подчинить своей воле. Увы, раппорт достигался чрезвычайно сложно. Виной тому - отсутствие обратной связи при передаче мысли. Посылая мысль, ты не мог почувствовать, насколько она соответствует ментальному полю реципиента и какой эффект на него оказывает. Ментальная аппаратура не работала еще на уровне, способном воспринять столь тонкие отличия ментальных полей. На ментальном сканнере можно было увидеть лишь грубые изменения поля, когда раппорт окончательно срывался. Оставалась одна возможность - получать обратную связь по внешнему виду человека, по его тонким, невербальным реакциям, которые чутко реагируют на изменения ментального поля. Для чего приходилось визуально наблюдать за объектом воздействия. Теперь Джарвису оставалось только жалеть, что в свое время он отказался от дальнейшего изучения соответствия ментальных волн, боясь, что даст жизнь слишком опасному способу контроля одних людей другими. Понятно ведь, что этим способом постараются воспользоваться самые нечистоплотные представители человеческого рода.
  Не будь пресловутой проблемы раппорта, Джарвис давно подчинил бы своей воле Грайса, Лею и других старших офицеров. К сожалению, проблема раппорта, ограничивала его возможности тремя людьми, теми, что в соседней комнате играли в крот, и находились в пределах его прямой видимости. Но и этого было немало.
  План Джарвиса состоял в следующем. Если бы он заставил охранников просто снять защитное поле и выпустить его из квартиры, ушел бы он, пожалуй, недалеко - централизованная система наблюдения не позволит ему скрыться. Для спасения же людей Джарвису надо было успеть добраться к доку 34-70, взять в цветке файл с музыкой, успеть добраться до лазарета и активировать этот файл. Причем защитные поля пострадавших в этот момент должны быть звукопроницаемы, а музыкальное воздействие должно продолжаться как можно более длительное время. Выглядело невыполнимым.
  По плану Джарвиса все четверо его охранников и он сам должны резко выбежать из его квартиры и направиться в разные стороны, хаотично перемещаясь по станции и вводя в заблуждение наблюдателей. Один из охранников должен был заскочить к доку 34-70, взять из цветка нирбе кубик с информацией, размножить его насколько позволят энергетические резервы его личной инфосферы, и направить по образцу этого файла в режиме свободного почтового перемещения всем остальным участникам плана и самому Джарвису. Остальные кубики полетят в лазарет, где рассеются по помещению и поочередно начнут включаться в режиме воспроизведения. Другие охранники и сам Джарвис, если их не успеют к тому моменту нейтрализовать, как только получат свой образец файла, в свою очередь размножат его и так же направят все копии в лазарет.
  Для дезорганизации действий противника Джарвис собирался мысленно воздействовать на ментальные поля Грайса и Леи, старших офицеров. От попадания в собственную психику чужой ментальной волны, те либо впадут в ступор, либо в невменяемое состояние, что в равной степени даст Джарвису выигрыш во времени. Слабым местом являлся лазарет - защитные поля вокруг коек пострадавших могут быть активированы на максимум, тогда люди не услышат музыку. Да и сам лазарет мог быть ограничен от остальной станции тотальным защитным полем. Джарвис не придумал ничего лучшего, чем послать несколько отрывистых мысленных посланий Индре. Очень коротких, эффект отторжения не успеет начаться, но возможно она прислушается к его мысленным словам.
  Построенный в уме, план выглядел весьма стройным. Но Джарвис не мог не понимать, что для его выполнения понадобится, наверное, вся удача, отмеренная на всю его дальнейшую жизнь. Сделав несколько глубоких вдохов, Джарвис медленно, стараясь не привлечь лишнего внимания, переполз поближе к входному проему. Охранники впрочем, не отвлекались - в виртуальном поле игры то и дело радужно посверкивали подбрасываемые кубики. Вот и первая удача - один из играющих сидит в сторонке, уже выбыл из розыгрыша, и дремлет, повернувшись лицом в сторону спальни, откуда в него впились два блестящих в полутьме темных глаза. Профессор внимательно рассмотрел широкое, молодое лицо, где на лбу оформилась совсем детская озабоченная морщинка. Отметил места зажимов и степень напряжения мимических мышц. Работа предстояла филигранная.
  Ну, с Богом, - подумал Джарвис, движением руки поправил вживленные под кожу ментальные пластинки, которые у него не смоги бы обнаружить ни при одном обыске и послал в голову своей жертвы первую осторожную мысль.
  
  
  61.
  Джарвис медленно шагал по длинному коридору, уводящему куда-то вперед бесконечной гирляндой ламп. Он уже не разбирал, где находится и уже не спешил. Прошло минут сорок, как они выскочили из номера. Никто не бросился за ним в погоню, но и никаких вестей от зомбированных сообщников не поступало. О том, что эти сорок минут происходило в недрах станции, он не имел ни малейшего представления. Про Джарвиса, казалось, забыли. От этого было только тревожнее.
  Профессор огляделся. В коридор выходило множество служебных помещений. Все они были закрыты. Оборачиваясь назад, Джарвис видел такую же гирлянду мерцающих огней, как и впереди. Куда же ведет этот коридор? Неужели его план провалился? Возможно, агентов перехватили сразу. А в первую очередь, резидент перехватил, конечно, того охранника, кто спешил к доку 34-70. Хитрый, наверняка догадался, у кого главное задание, а кто бегает только для отвода глаз. Вот его, профессора, и не спешат хватать, так как сделать он ничего уже не сможет.
  Вдруг перед глазами Джарвиса повис маленький, голубоватый фонарик, словно волшебная сказочная феечка. Файл! - догадался Джарвис с радостным изумлением. Он потому не встраивается сразу в инфосферу, потому что она блокирована. Задрожавшей рукой профессор схватил кубик и активировал его. Так..... Темные небеса! Как все просто! Джарвис активировал мелодию, прослушал пару аккордов и тут же выключил музыку - слишком ударила по ушам. Он направил кубик в лазарет. Больше он сделать все равно ничего не сможет - блокированная инфосфера не в состоянии размножать файлы.
  Значит, по крайней мере, часть его плана выполнена. Тот рыжеватый парень, которого он зомбировал раньше остальных, добрался до цветка нирбе и размножил файл.
  Мандраж профессора вроде бы даже усилился. Значит, есть еще шансы. Сейчас сотни незаметных файлов атакуют лазарет. Устроены они настолько примитивно, что уничтожить их почти невозможно. Теперь все будет зависеть от того, услышат ли пострадавшие эту дьявольскую музыку. А почему нет?
  Почувствовав усталость, Джарвис активировал ближайшее кресло, присел, но не в силах оставаться на месте поднялся и побрел дальше по коридору. От него больше ничего не зависело. Он сделал все, что мог.
  По такому же длинному коридору, еще совсем недавно, казалось, будто вчера, они шли из стыковочной капсулы к приемному терминалу Камеи-6. Тогда профессор еще не знал, чем для него станет этот загадочный островок в океане космоса. Еще не представлял, что через пару сотен шагов его пронзит сладкая молния, и он начнет возрождаться к жизни.
  Профессор смотрел по сторонам, мягко проводил рукой по упругой обшивке стен и улыбался. Ему казалось, что окружающее пространство улыбается в ответ. Я знаю, Камея, ты не случайно призвала меня к себе. Только здесь, в твоих печальных, загадочных чертогах, живущих душой чистого космоса, я смог вернуться к жизни.
  Да, такой полнокровной жизнью, как за последние две недели, профессор не жил уже давно. Не верил даже, что это возможно, как невозможно поверить в возрождение старого иссохшего дерева. И эти две недели, он не отдаст, какую бы не пришлось платить за них цену.
  Коридор вел и вел его, казалось, он уже давно вывел профессора за пределы Камеи-6 и уводит куда-то в бесконечные дали космоса. Огоньки ламп сливались впереди в сияющее тысячами лучиков, манящее звездное мерцание.
  Наконец, коридор раскрылся в большое роскошное помещение - как две капли воды напоминающее тот посадочный терминал, которым и приняла их тогда Камея-6, так же напомнившее профессору ночной, затененный академический музей. Словно живые ему представились два человека - жилистый крепыш в форме координатора и удивительная красавица, он тогда еще сразу подумал, какой удивительный у нее должно быть голос и не ошибся.....
  Профессор продолжал идти, глубоко провалившись в воспоминания. Не чудо ли то, что в бездонном космосе, случайно вынырнув из копошения триллионов людей, они нашли друг друга? Анфилада роскошных помещений привела профессора к широкой лестнице, выводящей на проспект - не тот, где они шли той ночью, но похожий на него как близнец.
  Джарвис спустился вниз, словно вплыл в завесу сумрака, и побрел вперед, наугад. Когда-то, когда он тоже разрешил себе идти наугад, он пришел к ней....
  - Джарвис? - вдруг окликнули его с ближайшей лавочки, - вот нежданная встреча! Что вы делаете здесь в такой час?
  Джарвис резко остановился и обернулся. Темнота не позволяла разглядеть человека, но голос показался неприятно знакомым.
  Человек усмехнулся, и вокруг него бледной синеватой тенью вспыхнула аура инфосферы, лишь уплотнившая окружающую тень. Джарвис узнал человека.
  - Макс? А вы что здесь делаете?
  Келиди Макс, представитель "Селентаны", был настроен, видимо, вполне благодушно.
  - Я первый задал вам вопрос, Джарвис. К тому же, я совершенно свободен и волен расхаживать, где заблагорассудится. Вы же, насколько я слышал, посажены под арест, как пособник диверсанту. Не хмурьтесь, я в это, конечно, не верю. Присаживайтесь. Здесь хорошо дышится.
  Джарвис только покачал головой. Брезгливое лицо Макса, казавшееся в синем свете землисто-бледным и особенно капризным, было ему противно. Он отступил на шаг, собираясь поскорее уйти.
  - Спешите к ней? - то ли улыбнулся, то ли скривился Макс, - правильно. Она вас ждет. Только не здесь.... Признаю свое поражение, Джарвис. Она не прельстилась ни блеском моих капиталов, ни головокружительностью моих возможностей. Чтож, то, что в жизни не все продается, не может не радовать. Кстати, мое предложение о дружбе остается в силе. Предлагаю после всего махнуть вместе в одно хорошенькое местечко. Не на Мерцию, у знающих людей она давно не котируется.....
  - Я подумаю, - уклончиво ответил Джарвис, сделав еще шаг в сторону.
  - Джарвис, да подождите же. Я соврал вам. Я не просто так здесь сидел, на самом деле я ждал вас, - голос его звучал с трудно уловимой издевкой.
  - Зачем?
  Макс снова усмехнулся:
  - Ну, хотя бы для того, чтобы ответить на вопрос, который вас сейчас более всего занимает.
  - Какой вопрос? - нахмурился Джарвис.
  - О том, услышали пострадавшие музыку или нет. От этого, как мы с вами понимаем, будет зависеть, что с ними в скором времени произойдет. Очнутся ли они, как недавно Шарико или превратятся в живые куски биомассы. Вот тогда начнется канитель - куда-то ведь их надо девать, шутка ли, десять тысяч беспомощных чурбанов, живых покойников. Вас это не затронет, а я за все буду отвечать.
  Джарвис уже понял, что означает каменная плита павшая ему на сердце - смертную тоску. Потому что с первого момента, как только в темноте послышался противный резковатый голос Макса, он уже знал - никуда ему отсюда не уйти. Испуганной птицей метнулся в душе страх, но профессор сдавил его где-то на уровне горла и провалил куда-то вглубь живота.
  - Так значит, людям не спастись? - хрипловато спросил он.
  - А вы как думали, Джарвис? Хотели провести меня таким дешевым способом? План ваш, конечно, не лишен интереса, но в принципе проигрышен. Мне хватило движения руки, чтобы активировать защитные поля вокруг коек. Я же контролирую все инфосферы на станции. Так что успело сработать лишь несколько ваших файлов, зря вы напрягались, кодировали этих глупых молодцов, а потом полночи бегали по станции как ошпаренный.....
  - Вы служите в ССБ? - мрачно спросил Джарвис.
  - Именно, дорогой Джарвис. Причем в звании оптиматора. Так что любые системы подчиняются мне без труда. Вы единственный, кстати, кто догадался, что я менял показания инфосферы наблюдения, как мне заблагорассудится.... Да ладно вам, не расстраивайтесь, куда в жизни без неудач? Вы достойный противник. Когда ваш с Метиной зонд сделал проекцию инфосферы, я стоял в шаге от провала. Первый раз за всю свою карьеру.... Как, кстати, вы вывели из строя Грайса и Лею? Наверное, телепатическим ударом? Я понял, что это ваших рук дело, только когда вы и ваши охранники как тараканы побежали из номера. Не хотите, испробовать этот метод и на мне?
  Джарвис, недолго думая, послал в голову Макса злобный ментальный удар. Макс и бровью не повел, только усмешка его стала еще шире.
  - Не пытайтесь, Джарвис, не пытайтесь. Знаете, куда пропали две лишние плазиевые пластинки? В данный момент они экранируют мою голову от ваших ментальных посягательств.
  Джарвис посмотрел на Макса заблестевшими от ярости глазами:
  - Это десять тысяч человек. Вам все равно?
  Макс пожал плечами.
  - Зачем вам их жизни? - повторил профессор. Голос его, вдруг окрепнув, словно отразился эхом от ближайшей стены.
  - Мне? - деланно удивился Макс, - абсолютно незачем. А вот нашей стране они нужны. Вам кстати небезразлична судьба нашей страны? Всех этих триллионов людей? Или, как для большинства тупых обывателей, для вас важнее своя раковина? Куда вы забились, теша себя иллюзией своего доброхотства и человеколюбия? А все, что вас напрямую не касается, пусть катится в тартарары?
  Макс распалялся с каждым словом, вскочил со скамейки и начал приближаться к Джарвису.
  - Вы знаете, чем закончится, приход Мелчиана к абсолютной власти? Знаете, что бывало после подобных прецедентов в истории? Что смотрите, будто не знаете? Это всегда заканчивалось большими войнами. Без исключения, слышите? Гражданскими, мировыми, планетарными, в то же поколение или в следующее, какая разница? Миллионы жизней! Как минимум, миллионы жизней приходилось платить за непомерную жажду власти того или иного упыря. Миллион это не десять тысяч, Джарвис. Это в сто раз больше. А не по одному миллиону сгорает в исторической топке. Кто должен об этом думать? Разве мне не жалко этих несчастных, вы думаете, я не боюсь, что с меня спросят за них, там, после смерти? Но кому-то надо брать на себя ответственность. Кто-то должен перешагнуть через это.
  - А ты хоть раз заходил в лазарет? - Джарвис сам не заметил, как перешел на "ты", - Смотрел личные дела этих людей, которых обрек на смерть? В их лица, лица их детей, жен, родителей? Если уж ты хочешь избавить мир от Серга Мелчиана, так убей его. Причем же здесь эти несчастные?
  - Да нельзя его убивать! Нельзя убивать диктаторов. На место убитого придет другой, стократ хуже первого. Болезнь общества надо лечить, активируя его собственный иммунитет. Смерть этих десяти тысяч не такая уж большая цена, за то, что общество встряхнется, наконец, перестанет ощущать себя стадом ящеров, поймет свою силу и само сбросит тирана в ту грязь и прах, в которых он и зародился. А жизнь.... Я и свою жизнь ставлю на кон ради общества. Ты думаешь, у меня много будет шансов удрать с Камеи-6, после такого блистательного завершения моей операции?
  Макс закончил свою речь как-то даже примирительно, подошел совсем близко к Джарвису, словно хотел похлопать его по плечу. Тогда Джарвис ударил его в горло. Вернее ужалил, так, как научили его в детстве на прокаженной пограничной колонии - резко без замаха, в адамово яблоко. Такими приемами рассчитывают убить противника. Макс отреагировал молниеносно, слегка отвел руку Джарвиса в сторону, чуть отклонил корпус, и профессор, описав в воздухе замысловатый невероятный кульбит, со всех маха припечатался спиной к упругому полу. Через мгновение нахлынула боль - в ушибленном затылке, в груди, которая силилась и никак не могла вздохнуть. Перед глазами плавала тьма, висящая под далеким потолком. Джарвис перевернулся на четвереньки, наконец, продышался и тут же согнулся от невидимого удара в солнечное сплетение. На мгновенье боль затмила досада - резидент ведь опять играет с ним, как играл с самого начала, как играл всегда. Переборов боль, Джарвис снова попытался встать. Он не смотрел на Макса, но, дрожа от закипающей ярости, чувствовал презрительную усмешку на капризном лице.
  - В вас погиб великий воин Джарвис. Только великие воины способны бороться до конца, - раздался его насмешливый голос, - понимая, что все проиграно.
  Джарвис, наконец, поднялся на ноги, оперся о ближайшую колонну.
  - Если ты все равно их приговорил, зачем вся эта комедия? Убил бы всех сразу и дело с концом, - спросил он, переводя дух.
  - Ты опять ничего не понял, Джарвис. Если бы я убил их сразу, у Мелчиана появилась бы лишняя возможность заявить о теракте и начать чистку неугодных. Что, возможно, проглотили бы. Мне же важно показать его слабость и слабость его детища - ССБ. Неспособность к решению чрезвычайных ситуаций и защите от них населения. Кстати, на месте Мелчиана лучшим выходом будет умертвить то, что останется от пострадавших и представить все терактом. Не сомневаюсь, что он так и сделает. Но он еще не знает, в какую ловушку тогда попадет....
  Макс улыбнулся странной злобно-мечтательной улыбкой.
  - И что дальше? - глухо спросил Джарвис. Макс прекрасно понял, что он имел в виду.
  - Дальше? Дальше четыре возможности, Джарвис, - Макс картинно вздохнул, - Первая. Ты обещаешь мне не встревать в это дело, и я тебя отпускаю. Лично против тебя я ничего не имею. Я не кровожадный садист, и, вовсе не хочу ничьей смерти. На это я иду лишь при крайней необходимости, как, наверное, ты уже успел заметить. Увы, эту, самую приятную для меня возможность, я отметаю, учитывая твой несговорчивый характер. Вторая возможность - я кодирую твою психику, как чуть позже перекодирую зомбированных тобой охранников, и ты забудешь, что здесь происходило. Эту возможность я также вынужден отмести. Такой специалист по психофизиологии, как ты, обойдет любое кодирование. Третья возможность - я помещаю тебя под тотальное поле до того момента, как пострадавших невозможно уже будет спасти. Но один раз я уже так сделал. Больше не буду, риск здесь неоправдан. К тому же ты единственный знаешь, под чьей личиной я скрываюсь на Камее-6. А я вовсе не хочу давать лишнего шанса своим преследователям..... Остается последняя возможность, Джарвис, я думаю, ты понимаешь, какая. Может, у тебя будут какие предложения Джарвис? Молчишь? Чтож, ты не оставляешь мне выбора.
  Макс говорил не меняя тона, но с каждым словом в его глазах зловещим заревом все сильнее разгорался хищный блеск. Показные доверительные нотки, проскальзывающие в словах убийцы, придавали его речи вид все более изощренного издевательства.
  Джарвис обвел тоскливым взглядом темный проспект, в котором далекие огоньки терялись, затмеваясь бледным, кладбищенским светом, исходящим от инфосферы Макса. Неужели, это стоялое болото мутной сини - последнее, что он увидит в жизни? А в ушах будет стоять издевательский, торжествующий, тошнотворный голос своего убийцы? Одна в целой галактике останется его дочь, еще такая молодая и беспомощная. И Тилайя так никогда не дождется, что он выйдет ей навстречу из темноты. Она будет сидеть каждую ночь, зная, что он не придет, но отчаянно вглядываясь в тень. И он не придет.... Ярость, смешанная с тоской и болью подперла Джарвиса под самое горло, настойчиво ища выход наружу. Захотелось броситься на Макса, повалить на пол, раздирая ногтями его лицо, вырывая зубами куски шеи.... Но Джарвис остался стоять на месте. Он не мог позволить себе проиграть поединок, который разворачивался сейчас под темной сенью проспекта. Самый главный поединок в его жизни.
  - Знаешь, Джарвис, - говорил Макс, - а ты не думал о том, что правы были древние люди, которые верили в жестоких богов, постоянно требующих новые жертвы? Вся жуткая история человечества, по-моему, говорит в пользу этого. Древние-то понимали, чего от них хотят, не ждали, пока боги на них разгневаются и сами приносили новые жертвы. Отчего не считать, что и ты идешь в жертву умилостивить суровых богов, спасая многие жизни? Чем не почетная смерть?
  Но Джарвис не слушал его. Справившись с собой, он понял, что морально победит своего убийцу, уже победил его. Он видел перед собой темную улицу, в конце которой неслышимым хрустальным звоном рассыпались каскады звездного света, и шел туда. Скоро он увидит в центре огромного зала одиноко сидящую женщину, и она в который раз поразит его своей красотой. Такой красотой, какой отличаются люди, рожденные в местах с пониженной гравитацией.....
  Макс понял, что его не слушают и осекся на полуслове.
  - Чтож, мы, однако, затянули, пора заканчивать. Какую смерть предпочитаешь, Джарвис, легкую или тяжелую? Легкая, она, конечно, поприятнее, но тяжелая даст возможность последний раз проявить свой характер. Хотя, к чему? Все равно никто кроме меня твою доблесть не увидит. Кстати, ты имеешь право на последнее желание. Был такой обычай у древних. Что, ничего не охота? Тогда имеешь право хотя бы на последнее слово. Ничего не желаешь мне сказать? Отвести душу, к примеру, сообщить мне, какой я негодяй?
  Джарвис все ближе и ближе подходил к заветному залу, уже различая, как возвышается в центре зала изваяние смиренно склонившейся Богоматери. Сердце его стучало все быстрее и быстрее.
  Макс, поняв, что на него не обращают внимание, хищно дернул ноздрями:
  - Для твоей смерти, Джарвис, мне не придется почти ничего делать. Не зря ведь я имел доступ к ресторану. Теперь в теле у каждого человека здесь, на Камее-6 есть набор интересных молекулярных структур, которые выполнят любую мою команду. Перекроют дыхание, вызовут кровоизлияние в мозг, блокируют любые синапсы, причинят такую боль, какую нельзя себе вообразить.... Думаешь, как мне удалось добраться до Виллена? Обнаружить эти маркеры обычными методами невозможно, а что ты хочешь? Новые технологии.
  Он поднес руку к лицу Джарвиса:
  - Вот она твоя жизнь, на кончиках моих пальцев. Любопытно, не правда ли?
  Джарвис в своей фантазии уже разглядел фигурку Тилайи и не смог сдержать радостной улыбки. Макс дернул желваками и с силой сжал руку в кулак. Дикая боль пронзила Джарвиса с ног до головы и засела в груди, где кто-то словно выворачивал сердце. Джарвис, возможно, застонал - не разобрал, он уже абстрагировал душу от тела, помогли многолетние тренировки по сверхконцентрации.
  После первого болевого удара последовал второй, третий. Джарвис упал на колени. В течение нескольких, вечных минут Макс выводил рукой замысловатые фигуры, заставляя содрогаться тело Джарвиса. Лицо Макса совершенно изменилось: рот искривился, на лбу заблестела испарина, глаза горели уже откровенно безумным огнем, в уголке рта пузырилась то ли слюна, то ли пена.
  Где-то далеко, где не было ни Макса, ни страшной, предательской боли Джарвис подходил к любимой женщине. Она уже увидела его, встала, не в силах усидеть на месте, сделала несколько шагов навстречу, счастливо и чуть смущенно, по-детски улыбаясь. Ее легкое платьице, короткие черные локоны чуть шевелились от невесомого ветерка. И Джарвис понял, что это усиливается, крепчает звездный ветер Вселенной, который сейчас подхватит их, закружит и унесет куда-то далеко, в страну вечного счастья. До этого счастья профессору оставалось сделать всего два шага, но они оказались длинной во всю его оставшуюся жизнь.
  - Здравствуй, родная! Я так долго шел к тебе. Но, не бойся, теперь мы всегда будем вместе, - так профессор скажет, когда заключит ее в свои объятья. Ласковый зеленоватый свет глаз женщины, заполняя весь его внутренний мир, укутывал, гладил, защищал от нечеловеческой боли.
  Увидев блаженную, мечтательную улыбку на лице Джарвиса. Макс грязно выругался:
  - Мразь! Ничтожество! Жалкий ублюдок! Что, улыбаешься? Мало?! Мало тебе? Ну, давай, улыбайся, улыбайся еще! Сука! - голос его срывался от злости. Каждое слово он сопровождал новым болевым ударом, от которого корчилось измученное щуплое тело профессора.
  Джарвис почувствовал, как горло изнутри подпирает горячий комок и рот начинает заполняться солоноватой жидкостью. Профессор глотал ее, но жидкость напирала все сильнее.
  Макс приблизил свое лицо вплотную к лицу Джарвиса, брезгливо приподняв за подбородок:
  - А знаешь, мразь, из-за чего на самом деле ты умираешь сейчас здесь, на этом полу? Потому что мне нужна она. И она будет моей! Я вспомню о тебе, когда прикую ее наручниками к кровати, и она изогнется от моей плетки, пошире раздвигая ноги.
  Джарвис не слышал его, не видел безумного лица. Он был уже рядом с той, которая возродила его к жизни, жаль такой короткой. Кровь неудержимо заполняла рот профессора, он закашлялся, захлебываясь, и черная в бледном синем свете струйка потекла по подбородку, закапала на пол, оставляя причудливые кляксы. Жизнь уходила из его живучего тела, уходила туда, куда манил зеленый мерцающий цвет глаз любимой женщины. И профессор окунулся в него без оглядки.
  
  62.
  
  Не задерживаясь где-то
  Ты неси меня ракета
  На зеленую планету
  
  Ти ра ра, ти ра ра,
  где живет моя душа.
  
  Слова старой детской песенки упорно звучали у Кая в голове. Он давно ушел из лаборатории, где Кира напевала их, глухим, срывающимся голосом, а они все звучали, словно поселились у него внутри, чтобы, не переставая, надрывать душу.
  
  На планете под горой
  Под туманной пеленой
  Дом приткнулся небольшой
  
  Ти ра ра, ти ра ра,
  там живет моя душа.
  
  Это была песенка ее счастливого детства, которую она так часто пела вместе отцом, тогда еще молодым и жизнерадостным Джарвисом. Кира то лихорадочно готовила ментальную аппаратуру, то замирала, проваливаясь куда-то в себя, но губы ее механически продолжали шевелиться, выговаривая слова старинной детской песенки. Эти бесцветные слова, беспомощно повисали в воздухе, затем невесомо падали на пол увядшими листьями.
  Кира твердо решила совершить отчаянное ментальное погружение в психику кого-нибудь из пострадавших. Общаться ни с кем она не могла, только смотрела на собеседника пустыми, проваленными глазами. Кай и понимал, что сейчас, в первые часы шока, слова бессильны ей помочь. Он только спрятал ключ от эго-проекторов у себя в кармане, чтобы она не успела повредить себе, и ушел из лаборатории. Он знал: единственное, что может облегчить удар от смерти Джарвиса, для него, для Киры, для всех, кому дорог был погибший профессор, - это спасение людей. Ведь и Кира стремилась к ментальному погружению не только для того, чтобы уйти от страшного факта в блаженное неведение новорожденности, но и для того, чтобы оправдать страшную смерть отца. А последняя тонкая ниточка, которая давала еще хоть какой-то шанс спасти людей, терялась в его, Кая, глупой голове.
  Поэтому-то Кай так спешил по длинным переходам Камеи-6, спешил туда, где в принципе, не мог, но рассчитывал получить помощь.
  
  В этом домике живет
  Та, что вечно меня ждет
  И красавицей слывет.
  
  Голос Киры, отчетливо звучащий в голове Кая, подгонял его, словно стегая по совести.
  
  Ти ра ра, ти ра ра,
  в ней живет моя душа.
  
  В морге царила обычная глубокая тишина. Кай непроизвольно замедлил шаги. Прошел мимо Берта, встретившего его той же маской страдания, заглянув в комнату, где висел Джарвис. Рядом с маленьким телом профессора сидела Тилайя. Каю уже рассказывали об этом - и Эрик, и Фил, и другие. Именно Тилайя первой, еще ночью обнаружила тело профессора, когда оно было еще теплым. С того момента она, как взяла профессора за руку, так больше не отпускала - наверное пыталась отчаянно удержать его душу, как сказал Эрик. Чтож, люди реагируют на горе по-разному.
  Кай постарался пройти мимо как можно более незаметно - сейчас не время окунаться в еще одно страдание, которое висело вокруг Джарвиса чуть ли не осязаемым облаком. Женщина так и не пошевелилась, и Кай подошел к Антонию Берскому.
  Антоний встретил его строго и печально, как будет встречать всегда, пока его тело не разлетится на атомы в поминальной комнате на Аллантисе. Кай впился глазами в его утонченные, заострившиеся черты:
  - Антоний, помоги! Помоги мне вспомнить! - крикнул он всей душой, - так не должно все закончиться! Ты же сам говорил, что за любое решение надо платить. Ты сполна заплатил свою цену. Потом Виллен, теперь Джарвис. Неужели этого недостаточно? Я готов заплатить свою цену. Только помоги мне вспомнить! Иначе, как мне дальше жить? Да я и не хочу жить в таком мире. Антоний!
  Ничто не нарушало каменной неподвижности Антония Берского. Кай оперся о носилки.
  - Я больше не слышу твой голос по утрам. Раньше я его боялся, но теперь жду, как откровения. Почему я больше не слышу его? Ты не хочешь, чтобы десять тысяч человек вернулись в наш мир? Хочешь, чтобы они улетели с тобой? Тогда грош тебе цена, старый эгоист!
  Через мгновение Каю стало стыдно своих слов, и он взял Антония за леденящую безжизненную руку. Неизвестно сколько прошло времени, пока он вот так, душевным криком пытался пробиться сквозь необратимость смерти. Ни малейшего отклика в душе Кай не почувствовал.
  Вдруг раздались прерывистые сигналы тревожного вызова. Потом в облаке инфосферы возникло строгое лицо незнакомого офицера ССБ. Тот объявил: в связи с непонятной активностью замороженного на старой станции критониевого реактора, распоряжением капитана Грайса объявлена срочная эвакуация персонала в блок космопорта. Всем предписывалось в течение получаса собрать необходимые вещи и проследовать на центральный проспект космопорта.
  Кай поначалу никак не отреагировал на тревожный сигнал, пока с ним не связались персональным вызовом и не предупредили, что если он сейчас же не подчинится, его эвакуируют принудительно.
  В последний раз, на выходе обернувшись, он отчаянно впился взглядом в Антония Берского, но так ничего и не дождавшись, поплелся в космопорт....
  Оказывается, на Камее было довольно много людей - о чем можно было судить по толпе, скопившейся на центральном проспекте космопорта. Такое столпотворение напомнило Каю далекую-далекую прежнюю жизнь, у него даже с непривычки закружилась голова. Однако ни на минуту не забывалось, что этот последний очаг человеческой жизни окружает теперь окончательно опустевшая, торжествующая Камея-6. В ее бесконечных переходах лишь проходят молчаливые патрули ССБ, или мелькают, словно привидения, отчаянно спешащие люди. Да десять тысяч тел, жутковато копошатся на гравикойках в тишине брошенных залов лазарета. Камея словно отторгала людей, для чего-то оставляя себе только неиспорченные души новорожденных. Воздух гудел от встревоженного гомона, висящего над толпой. Люди еще не перевалили новость. Ощущение приближающейся, нависшей над всеми кульминации событий витало в воздухе, и, казалось, гомон толпы будет постепенно наращивать свое надрывное крещендо, приближая скорую развязку.
  В сторону посадочных терминалов пролетали носилки с оборудованием и багажом. Куда-то спешили серые костюмы ССБ. Кай отыскал Фила. Тот спорил с Дарреллом, Кантором и Слимом, чем все закончится. Фил выглядел как всегда бодрым, правда, на этот раз невеселым - и на него произвела впечатление внезапная смерть шефа. Даррелл был бледен, постоянно косился на Киру, неподвижно сидевшую в сторонке. Кантор мрачно грыз ноготь, зато Слим, похоже, был в прекрасном расположении духа. Он-то наверняка обрадовался бы, случись такое несчастье с его шефом.
  - Говорю вам, реактор активировали специально, - доказывал Фил, - он взорвался лет восемьсот назад, умники, что там могло остаться кроме остаточных полей?
  - Ну, а кому надо его активировать? - не соглашался Даррелл, - диверсанта ведь уже схватили.
  - Да в вашем ССБ каждый второй, - начал было Фил, но осекся и переменил тему, - вот ты, Слим, скажи как физик, может ли погашенный реактор восемьсотлетней давности вдруг взять и активироваться?
  - Какая разница, друзья? - улыбался Слим, - Главное, скоро домой!
  - О, Кай! Ты где ходишь? - сказал Фил Каю, - я вещи твои собрал, может не все, ну, сам виноват. Ничего не слышал? Чем все это закончится?
  Кай пожал плечами, отходя в сторону. Разговаривать ему ни с кем не хотелось. На скамеечку рядом с ним тут же плюхнулся Эрик, который вечно куда-то спешил. Озабоченная морщинка на лбу под белым вихром и тусклый взгляд говорили о том, что он тоже невесел.
  - Вы маму не видели? - поинтересовался он, - я уже все обежал, ее нигде нет. А говорят, скоро посадку объявят в лайнер.
  Кай подумал, что Тилайя, наверное, не обратила внимания на запрет и осталась в морге.
  Он похлопал пацана по плечу:
  - Не бойся, без нее не улетят. Наверное, она еще в лазарете.
  - А если реактор взорвется? - встревожился Эрик, заглядывая Каю в глаза.
  - Не взорвется, я тебе говорю. Я точно знаю.
  Эрик с готовностью поверил и вздохнул:
  - Вот только мы скоро улетим, а папа останется. Я его так и не увидел.
  Ти ра ра, ти ра ра,
  в ней живет моя душа....
  - Подожди еще, не улетели, - сказал Кай, отводя глаза. Ему ярко представились бесконечные ряды коек, мимо которых пришлось пройти по пути из морга. Представилась вдруг картина, о которой когда-то рассказывала Джарвису Индра: как все эти койки медленно поднимаются, кружатся, превращаются в сверкающие звездные колыбели и уносятся далеко-далеко в космос, где их сияние сливается со светом далеких звезд. И среди них он увидел и отца Эрика, и Джарвиса, и Берта, и Антония....
  - Не вы ли говорили мне об абсолютной вере, дорогой друг? - вдруг раздался в ушах до боли знакомый голос Антония, - не понимаю, в чем же вы видите проблему?
  Кай в который раз вскинулся - ему показалось, Антоний стоит где-то рядом. Но в глаза бросилась только белобрысая макушка понурившегося помощника. Кай потер виски, поднялся, сказал Эрику, чтобы оставался на месте. Прошел наугад в какой-то переулок, шел долго, пока его не поглотила нетревожимая никем тишина. Переулок закончился широкой площадью и Кай уселся на одну из скамеечек, что окружали стоявшее в центре площади изваяние Богоматери. Она смотрела на Кая с материнским состраданием. Кай закрыл глаза и провалился в воспоминание.
  
  
  63.
  Тогда, в ту самую ночь ему опять приснился родительский сад. Кай шел по тропинке к пруду, не замечая, как ветки хлещут его по лицу. Он спешил, он отчаянно надеялся получить ответ на очень важный для себя вопрос, который так и не получил прошлый раз. Он еще не сформулировал этот вопрос, но знал: ответ на него ему жизненно необходим.
  Время не угадывалось - серые бесцветные сумерки под низким, рвущимся куда-то небом могли повиснуть в любое время дня. Надрывно и глухо, будто издалека, шумели над головой деревья, дико бежали, словно на ускоренной съемке, причудливые разводы облаков. Но внизу ни листика не шевелилось в застывших, словно усохших кронах. Эта нестыковка рождала ощущение странной, изломанной сюрреальности окружающего мира.
  Кай, наконец, раздвинул последние ветви. Со стороны пруда облаком наплывал, поглощая мир, глубокий, емкий туман. Его густая пелена иногда сплеталась в очертания берега, и Каю казалось, там кто-то сидит. У Кая глухо застучало по вискам сердце. Спина в призрачном тумане то казалась нереально большой, то удалялась и вовсе растворялась в зыбкой, мутной мгле.
  Нет, там был другой человек, не тот, которого он искал. Кай замедлил шаги. Спина показалась ему болезненно знакомой.
  - Кайлин! Проснитесь, ради Бога, - обрушился вдруг с неба громогласный голос. Мир содрогнулся вокруг Кая, и тот понял, что просыпается.
  Медленно раскрыв глаза, посмотрел на лицо человека, и когда понял, что перед ним Антоний Берский, тут же вскочил. Вокруг - маленькая комнатка лазарета, куда падают мягкие отблески из большой палаты, делая лицо Антония смутным и загадочным.
  - Стойте, Кайлин, стойте. Нельзя так резко вставать. Зачем подвергать организм лишним перегрузкам? - воскликнул Антоний.
  - Что случилось? - встревожился Кай.
  - Не волнуйтесь, дорогой Кай, - поспешил успокоить его Берский, - ровно ничего не случилось. За исключением того, что я почти разгадал нашу загадку. Мне не хватает одной маленькой детали, узнать которую я собираюсь у вас. Простите меня за столь поздний визит. Ничего не могу с собой поделать. Понимаю, конечно, что такой азарт больше приличествует молодому человеку, чем старику, но когда я выхожу на след, я становлюсь прямо-таки больным, пока не достигну конечного результата. Ждать до утра для меня невыносимо. Я надеюсь, вы не будете на меня слишком сердиться. И Индре не рассказывайте, пожалуйста. Уж не знаю, как мне удалось прокрасться мимо нее незамеченным....
  Антоний был в парадной форме, глаза его лихорадочно блестели.
  - Не знаю, чем смогу вам помочь, - зевнул Кай.
  - Знаете, дорогой Кай, знаете.
  - Садитесь....
  - Да что вы, разве я могу в таком состоянии сидеть? - Берский сделал несколько шагов по комнатке, развернулся на месте, - Так вот, помните, вы говорили мне, что при первой встрече с привидением сработал блок старинной информационной системы? Вы должны мне точно указать, где именно находится этот блок.
  - Я могу спросить, для чего....
  - Завтра, Калин, все завтра. Когда я сам пойму, что мои догадки подтвердились. Не обижайтесь, ради Бога не обижайтесь.
  Кай и не думал обижаться. Он хорошо помнил то место, где, скорчившись, лежал на полу, когда его настигло привидение. Но объяснить, где именно оно находится, оказалось не так просто. Вернее невозможно, потому что он совершенно не ориентировался в переходах старой станции.
  - Опишите мне это место поподробнее, - потребовал Берский.
  - Ну, там были большие прозрачные двери, ведущие в огромное помещение.
  - А что было за этими дверями? - терпеливо спросил Берский.
  - Не помню.... Какие-то ступенчатые установки. Сейчас таких не делают.
  - Проблема в том, что раньше любили делать прозрачные двери и любили огромные помещения - думали, что конструктивно выигрывают, - посетовал Берский.
  - Но если увижу, я вспомню это место, точно вспомню! - воскликнул Кай, - пойдемте, я проведу вас.
  - Кайлин, я знаю, насколько человеку в первые дни после такого сильного потрясения важно соблюсти постельный режим. Я не могу злоупотреблять вашим здоровьем. В конце концов, несколько часов погоды не сделают....
  - Нет, Антоний, теперь уже и я не усну. До завтра всякое может произойти. Кто знает, насколько важными могут оказаться несколько часов для всех тех людей? В конце концов, вы сами говорили, как важно сполна заплатить за решение задачи. Чтож, я готов пожертвовать такой малостью, как свое самочувствие на несколько ближайших часов.
  Берский улыбнулся:
  - Я рад, что мои слова попали на нужную почву. Ладно, собирайтесь. Только одевайтесь потеплее. По-моему, в коридорах стало еще холоднее. Словно кто-то забыл закрыть форточку в открытый космос....
  Им удалось пройти мимо Индры незамеченными. И вот снова потянулись ночные переходы Камеи-6, пустынные, бесконечные. Кай шел, стараясь не морщиться от колыхающейся боли в висках. Берский поначалу не спешил, оглядывался на Кая, но постепенно шагал все быстрее и быстрее. Азарт гнал его по бесконечным переходам.
  - Помните, Кай, как при первой нашей встрече я сетовал, что приходится лететь на Камею-6? - рассуждал Берский на ходу, - Теперь я жалею о тех словах. Камея-6 подарила мне несколько замечательных возможностей. Во-первых, возможность поставить такую красивую точку в своей карьере.
  Кай смотрел, как красиво переливается седина в свете ламп и улыбался. Похоже, Антоний действительно разгадал эту мрачную загадку.
  - То, что я в конце своей карьеры я получаю возможность сыграть не последнюю роль в спасении всех этих несчастных, - продолжал Антоний, - как эффектный финальный аккорд в хорошем музыкальном произведении. Значит, я прожил свою жизнь не зря. Мне на закате жизни особенно важно это осознавать. Так сложилось, что я не оставил на Земле своего потомства, а именно это в первую очередь дает основание оправдать свою жизнь большинству стариков. Но смею утверждать, что я сделал немало хорошего.
  Кай слушал Берского и удивлялся, что знает, куда нужно идти. Наверное, они действительно на правильном пути. И вот впереди навстречу им пошли два человека в ореоле холодного света - их отражения в стеклянной стене. Кай не сомневался - они пришли на место. Именно здесь он лежал, сжав голову руками, а над ним со зловещим равнодушием висел безликий серебристый силуэт. А вот из этого портала раздалась жуткая в своей неуместной веселости музыка. Сейчас уже Кай не понимал, почему тогда испытывал такой животный ужас.
  Берский жестом фокусника достал из кармана маленького жучка-робота, запустил его в механизм блока и подмигнул Каю.
  Через полминуты блок загудел, зажегся облачком стереоизображения.
  - Помните, - улыбнулся Берский, - как еще недавно обрывались все ниточки, за какие мы не брались? Но стоило нам попасть в нужную колею, как мы понеслись к разгадке, словно в тьюбе. Проблема была попасть, в эту колею. И мы смогли в нее попасть благодаря вашей, не побоюсь этого слова самоотверженности, хотя и вкупе с вашим безрассудством....
  Антоний поискал что-то внутри стереоизображения и вскоре динамик блока, затрещав, разразился примитивной мелодией. Кай сразу понял: мелодия та самая.
  - Что, она? - самодовольно спросил Антоний, - ее нетрудно отыскать в блоке воспроизведения, она ведь звучала единственной за несколько сот лет. Меня удивляет, как вы, студент столичного университета, могли не ее распознать.
  Кай пожал плечами. Он и сейчас ее не узнавал.
  - В данном случае это веселая эстрадная песенка, очень популярная на Тристане.
  - Я никогда не был на Тристане, у нас ее никогда не играли. Откуда же я могу ее знать? - проворчал Кай
  - Откуда? А вот смотрите, - он поколдовал в настройках, мелодия чуть изменилась, и Кая пронзило узнавание.
  - Крези Манго!
  - Именно, - сказал Берский, - как установлено, наиболее популярная музыка на всех планетах, так или иначе, повторяет определенные музыкальные матрицы. Одна из наиболее распространенных - эта.
  - И что все это означает, Антоний?
  - А то, молодой человек, что мы в одном шаге от разгадки, которая должна спасти жизнь пяти тысячам человек. Я просто ставлю мелодию на обратное воспроизведение. Слушайте.
  Вдруг в воздухе раздались звуки, уже однажды отравившие слух Кая. Он не спутал бы их ни с какими другими. Именно они не дали призраку разорвать порочный круг его существования. Кай непроизвольно зажал себе уши. Берский выключил воспроизведение:
  - Черт, какая поганая музычка! Не ожидал такого эффекта. Но все логично. Портал срезонировал, потому-то внутри призрака звучала та же мелодия, только в обратном воспроизведении. "Крези Манго" - самая веселая песенка всех времен и народов в обратном воспроизведении является антиподом музыки, ломающей действительность.... Музыка! Просто сочетание звуков, вызывающих те или иные эмоции и меняющих гормональный фон? Знаете ли вы о том, что пятьсот лет назад, впервые подвергнув фоновое реликтовое излучение тонким субполевым исследованиям третьего рода и заложив результаты в мощную интеллектуальную систему, которые тогда еще не были запрещены, получили результат анализа: музыка. На фоне мира звучит музыка. Объяснить это система не могла. И это не сочетание звуков. Какие в космосе могут быть звуки?
   У Кая закружилась голова - организм требовал отдыха. Он вынужден был опереться о стену.
  - Все, все, - заторопился Берский, - больше не буду вас задерживать. Пойдемте скорее домой, дорогой друг. Вы хоть понимаете, дорогой мой Кайлин, значение всего, с чем мы столкнулись?
  Берский поддерживал Кая за локоть, продолжая разговаривать. Воодушевление не давало ему замолчать.
  - Нам впервые удалось заглянуть за изнанку мира. И она оказалась не столь плохой, как могла показаться ранее..... Человечеству не так много тысячелетий, энергия его еще не иссякла и не иссякнет долгое время. Но разве вас не охватывало ощущение, что мы потерялись? Заблудились в огромном космосе? Отсюда такая озабоченность вопросами о смысле жизни, которые в прямом или замаскированном виде вопят со всех сторон. Мы потеряли ощущение Бога в мире. Мы потеряли ощущение высшего света, который осеняет мироздание своей красотой, смыслом и теплом. Поэтому нам так неуютно, холодно, пусто и страшно.... Тысячи лет мы цеплялись за идею развития, прогресса, которая заменяла нам Бога. Цеплялись, отчаянно ожидая проявлений этого прогресса. Веря в то, что наше время окажется лучше, предыдущего. Что человечество взрослеет, начинает больше понимать ценность человеческой жизни и больше никогда не повторит роковых ошибок. Что больше не будет этих войн, по крайней мере, больших, что больше не будет повсеместного бессовестного удовлетворения своих потребностей. Каждое поколение надеялось, что живет в более разумном, правильном мире. Куда там.... За всю мою долгую жизнь меня постоянно угнетало ощущение, что мир устроен как-то неправильно. А точнее говоря никакого особого устройства в нем нет. И ничего, кроме подспудной депрессии и смуты в душе это не рождало.
  Но сейчас.... Когда нам удалось хотя бы мельком заглянуть за этот великий черный занавес, и у меня есть основания полагать наличие где-то над миром высшей красоты и знания.... Пусть нам не дано большего, пусть мы не можем при жизни проникнуть туда. Мервы, вероятно, смогли, и это, похоже, ни к чему хорошему не привело.... Но одно осознание существования неких высших сфер наполняет мою душу оптимизмом и искренней радостью. А большего и не надо. Мне уже не так страшно в конце жизни оказаться на пороге нашего мира, но у меня появляется желание пожить в мире еще хотя бы немного, чтобы почувствовать проявления этого света и этой небесной музыки, которые на самом деле наполняют наш мир.... И, даст Бог, еще поживем!
  Антоний даже шагал по-другому, подпрыгивающей чудаковатой походкой. Он широко жестикулировал, хлопал Кая по плечу и смотрел вперед так, словно видел захватывающие дали жизни. Когда они вышли из старой станции, он включил ближайшую проекцию обзора. Вокруг них высветилась неподвижная россыпь далеких серебряных огоньков, на пределе видимости рассеивающаяся облаками звездной пыли.
  - Интересно, - продолжал Антоний, - понимает ли кто в этом огромном мире, какое значение для человечества может иметь Камея-6, эта маленькая точка в пространстве, на которой мы оказались волею судьбы? Внимание многих людей направлено сейчас сюда. Все замерли в тревоге и страхе. Но так бывало не раз, когда из тумана страха и тоски проступали новые истины. Пока никто не понимает: именно здесь произошло то, что может в корне изменить историю человечества. Ведь если люди начнут задумываться, как их поступки выглядят на фоне высшего смысла, высшей красоты все будет по-другому.
  Картинки в голове Кая уже путались, расплывались, смешивались, видимо он засыпал тогда, не зная, что видит Антония в последний раз...
  Из облака сонной одури всплыло:
  - Наша задача, дорогой друг, позаботиться не только о спасении несчастных. Но и о том, чтобы события на Камее-6 стали достоянием всего человечества. Насколько нам позволят наши скромные силы. В этом я вижу смысл оставшейся жизни.
  Потом еще:
  - Прощайте, дорогой Кайлин, как только позволит время, я загляну к вам, и мы еще о многом поговорим. О многом нам с вами надо поговорить.
  Это были последние слова Антония, которые слышал Кай. Антоний обманул. Больше к Каю он так и не зашел.
  
  
  64.
   Кай очнулся и понял, что лежит, съежившись от холода на старомодной скамеечке, под кротким понимающим взглядом самой мудрой женщины мира. А над ней раскинулась вечность - бездонное и красивое звездное небо. Кай заставил себя встать и огляделся. Неизвестно, сколько прошло времени, пока в его уме прокручивалось вновь обретенное воспоминание. Голова была очумелой, но легкой - такой, наверное, и должна быть после вскрытия внутреннего блока. Душу щемило - он словно по-настоящему встретился с Антонием, простился с ним, и опустил, туда, куда ему положено уйти.
  Теперь и он, Кай, знает, как можно спасти людей. Нет ничего проще: надо пройти в лазарет и активировать там всем известную мелодию "Крези манго", только в обратном воспроизведении. Вот только кому об этом сообщить? Грайсу, он вроде сейчас главный на Камее-6? Индре? И сколько осталось времени до взрывной деградации нервных систем пострадавших? Кай бросился было бежать по улице. Но замедлил шаги, а потом и вовсе остановился. Берский догадался, как оживить людей и его убрали. Джарвис тоже был близок к разгадке, как говорила Кира - его тоже убрали. Даже Виллена убрали. Кто может им помешать убрать Кая, как только они поймут, что ему все известно? Да никто. Что же делать? Ну, наверное, на Индру-то можно полагаться. Кай ускорил шаги, но снова остановился. Не пойдет. Все его переговоры с Индрой тут же зафиксирует система наблюдения и неизвестно к кому они попадут. В результате он не только себя, и Индру подставит под удар. Что же делать? И к лазарету теперь не подберешься никакими силами.
  Но у него на вооружении вера, абсолютная вера в себя. Разве он только что не продемонстрировал себе ее возможности, пробившись сквозь непроходимый блок тотальной амнезии? Абсолютная вера может творить чудеса. Ага, выходит, он может сейчас приказать дверям открыться, и они откроются? Кай попробовал. Напрягся так, что на лбу выступила испарина. Конечно, дверь не открылась. Черт. Да он и не верил на самом деле, что она откроется. В то, что вспомнит, поверил, а в то, что дверь может открыться от одной его мысли, конечно, нет. И никогда не поверит. Поверить же можно лишь в то, что не противоречит здравому смыслу. Эх, как бы подкрепить здравым смыслом свою веру и то ощущение внутренней силы, которое так и переполняет его? Вдруг Кай понял, как он это сделает. Он бросился на проспект, разыскивая Фила.
  Фил сидел неподалеку от Киры и общался с кем-то в облаке инфосферы. Кай бесцеремонно дернул друга за рукав. Фил отключил связь, грубо выругался и поинтересовался, какого Каю надо.
  - Слушай, ты у меня в номере пирамидку не забирал? - спросил Кай.
  - Какую пирамидку?
  - Ну, такую, шоколадного цвета, с огоньком внутри. Сувенир, Антоний подарил.
  - Не знаю, я смотрел что ли? Сгреб, что попало, и в сумку покидал, - ворчливо ответил Фил, - самому надо было смотреть.
  - А где? Где сумка? - Кай бросился к багажу, вытряхнул сумку на пол, но никакой пирамидки не нашел.
  Черт! Не складывается, - подумал Кай, впихивая вещи обратно, и вдруг заметил Даррелла, который в сопровождении трех других офицеров направлялся к широкой лестнице.
  Даррелл шел на вахту в основной блок станции, проверить обстановку в районе старого реактора. Узнав, что требуется Каю, Даррелл согласился помочь: заглянуть в его номер и принести старинный талисман. Кай душевно похлопал того по плечу и пошел искать Индру.
  Индра с отрешенным видом играла в инфосфере в какую-то простенькую игрушку.
  - Индра, - спросил Кай, - когда начнется деградация?
  Индра скривилась, словно ей нажали на зубной нерв:
  - А не все ли теперь равно, Кайлин, сколько им осталось? Завтра для них все равно не существует.....
  - Ну, все же? - настаивал Кай.
  Индра вздохнула и нехотя активировала картинку с графиками:
  - Через три часа пятнадцать минут и сорок две секунды мы начнем их терять За первые пятнадцать минут мы потеряем двести пятьдесят человек. За вторые - еще сто восемнадцать.....
  - Спасибо, Индра, - Кай бросился обратно к лестнице, провожаемый удивленным взглядом. Там он, поняв, что своим мельтешением, наверное, привлекает лишнее внимание, нашел Фила и уселся рядом с другом, унимая сердцебиение. Три часа в запасе у него есть. Только бы Даррелл управился побыстрее, только бы не забыл....
  Напротив Кая сидела Кира. Прислонившись к подлокотнику гравикресла, она спала, улыбаясь робко и счастливо. Понятно было, кого она видит перед своим внутренним взором, не в силах поверить во вновь обретенное счастье. Подсознание, наконец, укрыло ее от страшной реальности в сладкую паутину сна. Ее ожидает тяжелое пробуждение. Но пусть она еще немного отдохнет.... Каю на мгновение показалось, что нет никакой Камеи-6, Кира, когда проснется, не перестанет улыбаться, потому что ничего страшного еще не случилось, профессор Джарвис ведет свои лекции, а Кай сможет потихоньку любоваться его дочерью, лелея в душе такие сладкие иллюзии.... Кай заставил себя отвлечься и уставился в быстро мелькающие цифры часов. Цифры словно сыпались в бездонную яму.
  Даррелл ничего не забыл, управился за час - и вот на ладони Кая лежит маленькая, цвета меди пирамидка. По внешнему виду нельзя наверняка сказать, из чего она сделана и каким образом внутри мерцает манящий огонек. Кай рукой ощутил силу, исходящую от маленького предмета, слово прочувствовал всю тяжесть времени, им пережитой. С помощью похожей пирамидки, наверное, усиливал свою волю Хранитель. Это позволяло ему оставаться незамеченным в полях новейших сканнеров, отбрасывать от себя парализующие и силовые поля, открывать любые закрытые двери. Кай долго смотрел на пирамидку, пытаясь соприкоснуться с силой и мудростью всесильных мервов. В конце концов, ему стало казаться, что искорка в глубине пирамидке медленно пульсирует, сама проникая в его душу.
  Что происходило внутри него в последние дни, он не понимал, но что-то постепенно вызревало там и сейчас прорвалось наружу в новом ощущении. В этом ощущении сплелось все: и поникшая макушка Эрика, и прозрачный силуэт призрака, и понимающая улыбка Антония, и звездные колыбели, уходящие в черноту космоса, и бесцветные слова детской песенки о зеленой планете, и старый родительский сад, в котором он услышал странные слова давно погибшего человека: "Подлинных своих сил человек часто не знает до того момента, в котором они понадобятся". Кай вдруг понял, что спасет людей, должен спасти, больше все равно некому.
  План действий он продумал быстро. Он найдет незаметный запасной выход из космопорта, перейдет на станцию, и, укрываясь от патрулей, доберется до лазарета, где активирует файлы с музыкой, по дороге размноженные его инфосферой. При этом сила его воли будет постоянно воздействовать на сканнеры наблюдающей системы и убеждать их, что он сидит где-то в блоке космопорта. Когда Кай поднялся, сжав в руках древнюю пирамидку мервов, он не сомневался, в том, что ему под силу эти невероятные вещи.
  И когда перед ним, повинуясь его воле, открылась заблокированная дверь в соседний блок, причем дверные индикаторы остались погасшими, он не удивился и не обрадовался. Удивиться или обрадоваться можно, когда в душе есть сомнения в чем-то, а в душе Кая сомнений не было.
  
  
  65.
  За спиной бесшумно съехались тяжелые створки, и Кай медленно пошел по длинному коридору. Поначалу он был крайне сосредоточен, представляя, что его тело спокойно восседает на проспекте космопорта, а по Камее-6 перемещается даже не ментальное поле, а лишь сгусток его воли. Потом волей неволей начал отвлекаться. Он никак не мог отыскать портал тьюба, поэтому приходилось постоянно выбирать дорогу, чтобы не заблудиться в череде коридоров, рекреаций и площадей, откуда изо всех арок манили далекие лампы все новых и новых переходов. Казалось, весь мир состоит из бесконечного, пустынного лабиринта. И с каждым шагом Кай углубляется в него все дальше и дальше, рискуя затеряться в нем навсегда.
  Аура Камеи-6 потихоньку брала свое, и Каю чудилось, что на станции он совершенно один. Пока плутал по коридорам, все срочно сели на корабли и навсегда покинули станцию, оставив его единственным живым человеком на миллионы километров вокруг. Кай вполне отдавал себе отчет в необоснованности своей тревоги, но она росла с каждым шагом, постепенно перерастая в мучительное чувство запредельного космического одиночества. А может он действительно остался один? Такой глубокий, вековой и внимательный покой, такая космическая тишина бывает только при полном отсутствии движения, при полном отсутствии суетливой и беспокойной жизни, по крайней мере, в биологической ее понимании.
  Он шел долго, но знакомые места не появлялись, Камея словно кружила его. Все новые и новые переплетения ходов открывались перед ним за каждым поворотом. Иногда ему казалось, там он уже проходил, но через несколько шагов он снова переставал что-либо узнавать.
  А потом он услышал шепот. Странный шепот, произносимый в самое ухо. Кто-то внезапно позвал его по имени, раскатом раздавшимся у него в голове. Кай непроизвольно обернулся, но лишь встретился взглядом с пустотой, внимательно вглядывающейся в него. Не успело затихнуть эхо в голове Кая, как шепот продолжился. Казалось он идет со всех сторон, то обволакивая стены, то рикошетя от них, емкий, шипящий, противный и необъяснимо притягательный. Кай некоторое время озирался, затем пошел дальше. Шепот, не переставая, преследовал его. Смысла его Кай не понимал, напевные слова произносились, как он чувствовал, на невыразимо древнем, давно забытом языке. Языке заклинаний и символов, гораздо глубже проникающим в ткань реальности, чем современные средства общения, выхолощенные и примитивные. Какая-то древняя истина говорилась Каю в пустых лабиринтах Камеи-6. Дорого бы Кай дал, чтобы проникнуть в смысл этих слов.
  Сделав несколько шагов, Кай застыл на месте. За поворотом стоял умерший давно человек, чью мучительную смерть Кай пережил когда-то как свою. Он был далеко, но Каю бросилось в глаза красноватое, со следами критониевого ожога, лицо и черные волосы, бывшие одного оттенка со старинной формой летного техника. Узнавание пронзило Кая стрелой, попавшей в сердце. Мгновение продолжалась молчаливая сцена, когда они смотрели друг другу в глаза. Нет, Кай совсем не удивился и не испугался, в его теперешней реальности свободно перемешивалось пространство, время и законы бытия, он просто пытался заглянуть за эти черные глаза, понять, наконец, зачем этот человек приходит к нему. Чего важного хочет, но не может сказать?
  Человек вдруг развернулся и побрел прочь от Кая.
  - Стой! Подожди! - закричал Кай и бросился за ним следом.
  Кай уже отчетливо видел надписи на спине куртки, видел смятые складки на коленках, видел, как блестят бисеринки пота на покрасневшей шее. Человек на мгновенье лишь скрылся за поворотом, но выскочив за ним следом, Кай увидел его спину не в двух шагах, как ожидал, а у противоположного конца длинного прохода. Человек замедлил шаги, и, посмотрев на Кая, снова шагнул за поворот. Кай побежал быстрее. Два раза он почти догонял его, но с каждым разом тот оказывался все дальше и дальше от Кая, маяча в призрачной дали коридоров. Наконец, выбежав на какой-то перекресток, Кай опомнился и остановился, сдавив виски холодными руками. Что же он делает? Если он сейчас не возьмет себя в руки, то сойдет с ума окончательно.
  Кай твердо решил не реагировать на видения, какими они не окажутся. Поэтому, когда с соседнего кресла ему приветливо помахал старый Берт, он, собрав волю в кулак, прошел мимо, не обратив на него внимания. Конечно, это видения, ведь не могут же они существовать в реальности! Черт, но до чего реально выглядят! Не сдержавшись, он обернулся, но на том месте уже не было ни Берта, ни кресла, в котором он сидел.
  Забылся он снова, когда увидел Антония. Тот был в том же парадном мундире, в каком лежал в морге. Берский не оборачивался, просто шел по соседнему коридору. Кай так давно мечтал поговорить с Антонием, что, не думая, бросился вслед за ним. Куда там, Антоний шел гораздо медленнее бегущего Кая, но странным образом удалялся все дальше и дальше, скоро его прямая спина лишь изредка мелькала за далеким поворотом. Когда Кай звал его, только эхо, мечась под низкими потолками пустых помещений, откликалось на тысячу странных голосов. Единственный раз Каю показалось, что Антоний обернулся и посмотрел на Кая. Каю почудилась приветливая понимающая улыбка, с которой тот его так часто встречал. После этого Антоний больше не появился, как Кай не искал его. Но странное дело, Кай начал узнавать места, где находится. С этого момента он уже ни разу не сбился с дороги.
  Видения продолжали преследовать его. Незнакомые люди, мужчины, женщины, дети, стояли и вглядывались в Кая странными взглядами, рождающими в душе неприятное жутковатое ощущение. Иногда они были в старинных костюмах и комбинезонах, иногда в современной одежде, и Каю, тогда казалось, что он видел их лица в лазарете, на бесконечных гравикойках. Пару раз Кай наткнулся на мертвецов, танцующих свой последний посмертный танец, как было на гибнущей станции восемьсот лет назад. Кай поспешил укрыться от их немигающих взглядов, не отрывающихся от него. Что это? Видения его воспаленного воображения? Призраки, которые на него насылает Камея-6 или души умерших здесь людей? Зачем? Камея, чего ты хочешь от меня? Зачем сводишь меня с ума? Может, он и впрямь сходит с ума? Может быть, он на самом деле сидит среди толпящихся в космопорте людей, а все окружающее мерещится его обезумевшему мозгу? Изо всех сил Кай заставлял себя идти, не озираясь по сторонам. Пару раз он почувствовал на себе прикосновения чьих-то холодных рук, но лишь ускорил шаги.
  Иногда станция вовсе расплывалась, и Кай проваливался словно в другое восприятие, совсем как при ментальном погружении. То летел в колоссальный звездный водоворот, то видел себя на умирающей старой станции, среди судорожного мигания света, дерганого воя сирен, стеклянных глаз мертвецов. То оказывался на тропинке отцовского сада, по которой отчаянно спешил к пруду. Над головой бешено неслось небо, но ни один листочек не шевелился на замерших рядом деревьях.... Что же с ним такое творится?
  Видения внезапно исчезали, оставляя его посреди прежнего бесконечного лабиринта, и он заставлял себя идти дальше, спеша к лазарету. Вдруг впереди он услышал перестук шагов. Кай удивился - до сих пор преследовавшие его видения были по-сновидному беззвучны. Шаги приближались и вскоре навстречу ему вышли три оперативника ССБ. Кай не испугался, он был уверен, что они не заметят его. И они прошли мимо, буквально в двух шагах от него, лишь скользнув взглядами по тому месту, где он стоял. Кай узнал Белова, Сейру и Кантора. Они были сосредоточены, куда-то спешили, наверное, поближе к людям. Скоро они пропали за поворотом, уходя к ожидавшему их оживлению космопорта, а путь Кая лежал еще глубже в царство космического одиночества. Хранитель не мог делать себя незамеченным одновременно для сканнеров и живых людей. Каю же это легко удалось.
  До лазарета осталось уже не так много, поэтому Кай решил не пользоваться тьюбом. Промелькнувшие внезапно оперативники вскоре представлялись ему такими же видениями, как и те, что окружали его сих пор.
  Вдруг Каю начало грезиться, что помещения станции наполняются другим оттенком света, перебивающего жидкий свет ламп. Такое бывает перед рассветом, когда набухающее светом небо начинает соперничать с уличным освещением, или внутри звездолета, когда через внешние проекции внутрь начинает проникать насыщенный живыми оттенками свет приближающейся звезды. Волшебный, чуть зеленоватый свет словно возвышал окружающее, делая его глубоким и ясным. Где-то должен быть его источник.... Местами Каю мерещилось, что свет сопровождается аккордами небесной музыки. Кай ускорил шаги, заглядывая за все повороты. Абсурдно, но ему почему-то показалось, что где-то должно быть открытое окно. И он не ошибся. В конце длинного прохода он увидел провал, открывающийся прямо в мерцание открытого космоса. Оттуда, словно потоками чистого воздуха и шли лучи волшебного света.
  Не колеблясь ни единого мгновения, Кай направился к провалу. С каждым шагом свет все больше и больше наполнял его, а музыка внутри потихоньку набирала силу, так, что он уже различал переливы ее органных аккордов. Это была музыка мироздания, какую он уже слышал один раз, когда маялся в метущейся душе призрака.
  Трепеща от восторга, Кай остановился перед Вселенной, раскинувшейся перед ним, ударившей в него своей торжественной бескрайностью, красотой, и сделал первый шаг. Потом второй, третий и пошел по космосу, как по прозрачной тверди, словно его держало поле аварийного атриума. В нем совсем не было ужаса и боли, которые сжимали душу, когда из открытого шлюза он вылетал в открытое пространство в измученном теле умирающего техника. Его легкие не выворачивались от декомпрессии и не силились вздохнуть, ему не был нужен воздух. Снизу, в пропасти, переливались мерцающие разводы звездных скоплений, вуали далеких туманностей, сверху из такой же пропасти светили те же мириады звезд. Открывшаяся картина поражала своим великолепием, подавляла своей огромностью. Но Кай не ощутил себя потерянным в вечности. Где-то там, впереди и вверху он увидел, наконец, то, что искал: из какого-то немыслимого провала в ткани мироздания, словно из приоткрытой дверцы, протаянного окошечка и падал водопадом, колоннами небесного храма, этот волшебный свет, накрывая мир своей прозрачной, ласковой сенью. Словно соприкасаясь со струнами мироздания, он рождал аккорды комической музыки, которая заполняла душу Кая и рвалась наружу криком радости и восторга. Не в силах остановиться, Кай направился туда, откуда в мир попадал чарующий свет.
  Вскоре он разглядел сотни, тысячи разноцветных прозрачных фонариков, сгрудившихся под светом. Он догадался, что это души десяти тысяч человек, которым при жизни довелось соприкоснуться с волшебным светом, заглянуть в то окошечко, через которое он проникал в наш мир. Не их вина, что наше бренное тело, и ограниченная его рамками душа не выдержали того, чего им не положено выдержать. Но скоро они избавятся от этого тела и устремятся туда, в царство вечной красоты. Кай вдруг понял, открыл, как откровение: ему не надо никого спасать. Зачем? Только отдалять момент их перелета в этот свет? Зачем включать жуткую, дьявольскую музыку? Чтобы закрыть от мира это единственное окошко к волшебному свету? Кай ускорил шаги, чтобы побыстрее добраться до окошечка, заглянуть в него узнать, что же там такое, один только отсвет чего рождает столько красоты. Он не оглянулся, чтобы увидеть, что оставалось позади. Всей душой он устремился вперед, к свету.
  Потом, правда, шаги его замедлились. Выходило, на фоне этого высшего света в человеческой жизни нет никакого смысла? И всем надо побыстрее покинуть этот мир, чтобы прекратить бессмысленное копошение генотипов, как выразился Макс? Что-то во всем этом было неправильное.
  Кай уселся прямо посреди космоса, положил голову на согнутые колени и стал напряженно думать. Забыл о времени, о Камее, обо всем. Не чувствуя ни космического холода, ни космической жары, ни звездного ветра. Думал долго, так, что голова его, наверное, разорвалась бы, если бы откуда-то сверху, может быть из этого самого света не пришло озарение. Кай вдруг посмотрел на фонарики душ, тысячи фонариков и понял, что каждый из них по-своему красив, ничуть не менее красив, чем волшебный запредельный свет. И каждый из этих фонариков делает мир лучше, неповторимее. Весь мир, всю вселенную.
  Кай поднялся и направился вперед, к этим фонарикам, чтобы остановить их, не дать улететь туда, куда они и так рано или поздно попадут.
  Он очнулся в двух шагах от главного входа в лазарет. До лавинообразной деградации первой партии пострадавших оставалось сорок минут и тридцать семь секунд.
  
  
  66.
   В лазарете ровно гудели блоки жизнеобеспечения, попискивали сигналы датчиков, блестели полярной белизной стены, и все выглядело бы как обычно, если бы не жутковатая, сюрреалистическая пустота бесконечных холодных комнат. В этой пустоте только шевелились, ворочались, подергивались и неслышно плакали, находящиеся в блаженном неведении новорожденных.
  Оказавшись среди полчища гравикоек, Кай впервые не ощутил болезненного укола совести. Он вглядывался в бесчисленные лица, все казались ему хорошо знакомыми, чуть ли не близкими людьми и он радовался за них, словно за своих близких. Они скоро встанут живыми и здоровыми. И не вспомнят даже, какие вокруг них кипели горячие страсти. Никто из них и в глаза не увидит тех людей, которые заплатили за их жизни своими. Но это уже не важно. Кай подошел к центральному пульту и движением дирижера снял защитные поля. Воздух тут же наполнился бесчисленными звуками беспокойной биомассы: сопением, чмоканием, храпением, стенаниями и хныканьем. Вскоре, хныканье начало передаваться от одной койки к другой. По лазарету покатилась невероятная волна плача.
  Странно, - думал Кай, - сейчас я включу самую отвратительную музыку на свете, чтобы погасить в людях те источники высшего света и знания, к которым они неосознанно стремились всю жизнь и будут стремиться до своей смерти. Но так надо. Высшего света в мире все равно меньше не станет, потому что он идет изнутри каждого. Людям надо учиться не искать, а видеть его, чувствовать внутри себя.
  Кай поставил файл с музыкой в режим размножения, одну копию активировал и, вздохнув, включил режим воспроизведения. Он услышал не больше двух-трех нот, и тут же перевел инфосферу вокруг себя в режим аудиозащиты. Зачем ему отравлять свою душу и слух?
  Потом сел за стол, где еще Индрой были расставлены фарфоровые чашки, и закрыл глаза. Если бы его успели спросить, о чем он думал в то время, пока сидел в лазарете, закрыв глаза, и грустно улыбаясь, он бы в точности не сказал об этом. Наверняка, вспомнил Антония, Джарвиса, которые так долго шли к этому моменту и так дорого за него заплатили. Может, вспомнил и старика Берта, проницательно угадавшего сердечную привязанность Кая и так искренне пожелавшего ему успеха. Наверное, подумал об Эрике, о его отце, матери, убитой горем от смерти чужого для них человека. Вспомнил домашних, которых возможно вскоре увидит. Ну, и, конечно, подумал о Кире, которая остается совсем одна после смерти отца. А он так и не успел сказать ей слов утешения! Таких, каких, он знал, лучше него никто не найдет. Может, подумал и о Камее-6, которая, так изменила его жизнь.... Об одном он забыл подумать - о том, что его действия в лазарете не могут остаться незамеченными. Слишком их было много.
  Он не слышал звуков извне, глаза его были закрыты, но, наверное, что-то почувствовал. Открыв глаза, увидел, что над койками воздух чуть помутнел от включенных защитных полей. Кай вскочил и тут же был сбит с ног невидимым ударом силового поля. Даже не успел разглядеть, кто его атаковал, только матовый потолок бросился в глаза, а пол со всего маха ударил по спине. Музыка затихла.
  Когда Кай пришел в себя, понял, что кто-то, страшно ругаясь, бегает по лазарету, уничтожая размноженные кубики с информацией. Кай замер. Вот он, в двух шагах тот опасный враг, который так долго водил за нос лучшую группу ССБ, хладнокровно убил Антония, Джарвиса, Берта, возможно Виллена и сейчас пытается не дать спасти десять тысяч человек. На мгновение Каю стало страшно, захотелось оказаться далеко-далеко, у себя дома, но только на мгновение. Кай даже выругался про себя. Сдаваться он не собирался. Превозмогая боль в груди, приподнялся и усилием воли приказал, чтобы защитные поля с коек убрались - воздух над кроватями очистился. Следующим приказанием Кай активировал другой звуковой файл. Снова зазвучала тошнотворная музыка. Защититься Кай, однако, опять не успел - больно ударившись головой, снова рухнул навзничь. Музыка захлебнулась. Кряхтя, Кай активировал часы - музыка звучала более получаса. Может быть, этого достаточно?
  - Щенок! Как ты посмел? Как ты только посмел, ничтожество? - кричал кто-то, бегая по лазарету, - да как ты только осмелился? Жалкий выродок, ты заплатишь за это! Как ты заплатишь!
  Его голос шипел, захлебывался от злобы. Дикой безумной злобы человека, проигравшего главную в жизни игру.
  Наконец Кай выпрямился и нашел глазами своего смертного врага. Потому что один из них из лазарета не выйдет, это было ясно. Макс! Значит вот под чьей личиной подло скрывался резидент.
  На мгновение в душе снова плеснулся страх. Представилось, что вот сейчас резидент обернется и Кай, бледный невзрачный студентишко, который и голос боялся повысить лишний раз на людях, окажется один на один с профессиональным убийцей. Но только на мгновение. Кай уже не был тем невзрачным студентишкой. Он уже ощущал за своей спиной океан силы и уверенности в себе, абсолютной уверенности. Это был его звездный час. Губы Кая расплылись в гордой улыбке и Макс, когда обернулся, увидел Кая именно таким - с улыбкой упоения своей силой на бледном лице. Животный страх, который всегда живет в глубине таких людей, расширил его зрачки, но он быстро овладел собой, и губы его под тонкими усиками искривила жестокая усмешка.
  Он без предупреждения ударил Кая силовым полем в третий раз, но Кай был уже готов к этому, он даже не шелохнулся. Мало того, за его спиной снова погасли силовые поля и заиграла дьявольская музыка. Макс в ярости обрушил на Кая град ударов, но тот не обратив на них внимания медленно пошел к резиденту. Лицо Макса, казалось, совершенно обезумело от невероятной смеси бессильной ярости и страха.
  - Щенок, да я заставлю тебя пережить такую боль, которая и не снилась Джарвису, - сверкнув безумными глазами, Макс выставил руку и сжал ее в кулак. Кай согнулся от внезапной боли, пронзившей его внутренности, но тут же выпрямился и ударил Макса всей своей волей. Макса отбросило на ближайшую гравикойку. Он, неловко взмахнув руками, выпрямился, попытался выставить вперед руку, но тут же получил новый удар, отбросивший и его и гравикойку далеко в сторону.
  Это была полная победа Кая. Да, это был его звездный час. Один из самых опасных людей в галактике валялся перед ним оглушенный и беспомощный, а за спиной его играла музыка, спасающая людей. Кай ощущал себя огромным и сильным, как ангел крыльями закрывшим своими плечами десять тысяч человек. Ничего кроме презрения к поверженному противнику он не испытывал.
  Но он не был воином. Он не знал, что пока твой смертный враг жив, битва еще не закончена.
  Не делая лишних движений, не целясь, Макс выстрелил из вмонтированного в руку точечного лазера. Лиловая игла, на мгновенье озарив лазарет болезненным отблеском и диким взвизгом вспоров тишину, ушла Каю в сердце. Тот упал как подкошенный. Среагировать он просто не успел, он был не настолько изощрен в битвах. Последнее, что он увидел - это ударившую по глазам лиловую вспышку, погасившую мир.
  Как опытный стрелок, знающий, что убивает наповал, Макс больше не обратил на Кая внимания. Он бросился к гравикойкам, в тщетной надежде что-либо изменить.
  В невидящих глазах Кая, словно небо отразивших матовый потолок, еще некоторое время теплилась жизнь. Кай не чувствовал ни боли, ни удивления, ни ярости, он вообще не думал о Максе. В драгоценные последние секунды он успел подумать о том, что согрело его гаснущие мысли. О своих домашних, о Кире, которой так и не успел сказать утешительных слов. А в самый последний момент, когда сознание уже утекало из его головы куда-то в темноту, он подумал о том, как бы Фил не забыл подложить Эрику на день ангела стратоплан.....
  
  
  
  67.
  Чернота. Кромешная чернота. Чернота небытия. Такая чернота была до сотворения вселенной, когда не существовало ничего, кроме нее. Эту черноту невозможно ни с чем сравнить, потому что ничего кроме нее нет. Некоторые так и представляют смерть.
  Но когда в кромешной черноте появилась частичка света, еще микроскопическая, не больше фотона, чернота перестала существовать. Это был уже другой мир, это было уже бытие.
  Частичка света разрасталась, стала пронзительной звездочкой, потом огоньком, одиноким огоньком в ночи, отчаянно зовущим его к себе, манящим, требующим, молящим. И он устремился на встречу с ним, чувствуя, как огонек разрастается, превращаясь в облако прозрачного зеленоватого света, принимает его в себя и уносит куда-то, прочь из черноты.....
  А, может, все было не так? И был длинный тоннель, ведущий к свету, волшебному, очищающему, высшему свету, и он несся туда, замирая от восторга и предвкушения чего-то нового, неизведанного еще в том мире, от которого так стремительно удалялся. Непонятное беспокойство заставило его обернуться и увидеть звездочку, ту самую зеленую звездочку, манящую из серого сумрака небытия. Он обернулся на свет, потом опять на звездочку и вдруг принял решение. Попытался плыть против невидимого потока, сначала слегка, затем напрягая все силы. Но ему не за что было зацепиться, звездочка неумолимо удалялась, растворяясь в сером сумраке. В отчаянии он закричал, забился пойманной птицей и вдруг в корежащемся пространстве увидел зеленую, яркую, словно луч лазера нить, протянутую ему сквозь неумолимость физических законов. Он схватился за нее, чувствуя, как великая сила потянула его обратно....
  Или не так? И была судорожная мука рождения, это отчаянное протискивание сквозь узкий родовой канал мироздания, мнущий, выламывающий слишком крупную душу, выворачивающий наизнанку невозможностью вздохнуть, крикнуть, расправить смятую грудную клетку. И он смог преодолеть эту невероятную муку только зная, что в конце его ждет ласковое тепло зеленого света....
  Джарвис по-разному описывал свое пребывание между жизнью и смертью, в зависимости от того, на чьи вопросы отвечал. Честно говоря, он не запомнил ничего. Как растворился, умирая, в свете глаз любимой женщины, так и очнувшись, казалось, в следующую секунду, встретился с их удивительным нежным светом.
  Его чудесное воскрешение было одной из загадок Камеи-6, которые так и не удалось объяснить рациональным путем. Согласно всем законам медицины, когда Тилайя по какому-то наитию нашла его тело, он был уже мертв. Внутренние органы были буквально превращены в кашу. Но факт остается фактом: после снятия заморозки, тонкие биополя вокруг тела профессора были еще активны. Ведущий врач центрального госпиталя ССБ на Аллантисе, поколебавшись, все же решил взяться за регенерацию поврежденных органов, сказав: "Тело-то, дорогая моя, восстановить несложно, вот только что делать с тонкими нейроструктурами, которые дезинтегрируются раз и навсегда? Ну, если вам нужно растение в человеческом облике, то я могу помочь". Когда Джарвис все же очнулся в здравом уме и твердой памяти, представители официальной медицины ничего вразумительного сказать не смогли, лишь сослались на неизвестный пока науке фактор. Сам Джарвис прекрасно понимал, что это за фактор: его душу стальной хваткой удержала в умершем теле вера любящей женщины, которая оказалась сильнее физики и химии....
  Когда профессор очнулся в незнакомой больничной палате и немного пришел в себя, он первым делом поинтересовался, о произошедшем на Камее-6. Тилайя рассказала ему, чем все закончилось. Вышло так, что последнюю точку в истории Камеи-6 поставил не кто иной, как Даррелл. Пару дней спустя он сам рассказал профессору обо всех подробностях.
   Поведение Кая в тот день показалось Дарреллу подозрительным, он поискал его, но в космопорте не нашел. Напросившись на станцию по мелкому поручению, он решил заглянуть в лазарет. Почему-то он был уверен, что Кай там. Войдя в палату, Даррелл увидел лежащего Кая, по его словам, сразу поняв, что тот мертв. Лейтенант замер от неожиданности. Шорох, его спас шорох. Даже не шорох, скорее дуновение воздуха. Хорошо натренированные рефлексы позволили ему быстро отскочить в сторону, за долю секунды до того, как место где он стоял, было пронизано зарядом лазера. Не думая, Даррелл выстрелил в ответ. Попал - лазер не причинил противнику вреда, только синим контуром вокруг него вспыхнуло защитное поле. И страшно удивился - собственное защитное поле не активировалось, напрасно Даррелл посылал запрос за запросом в центральную инфосферу. Макс, он сразу узнал Макса, засмеялся диким смехом и пустил вдогонку Дарреллу целую очередь зарядов. Даррелл увернулся, отделавшись парой ожогов.
  Наверное, долго бы он не продержался - рано или поздно Макс срезал бы его точным выстрелом. Но все сложилось иначе. Камея-6 видно сочла уплаченную цену достаточной. Один из выстрелов Даррелла не встретил сопротивления защитного поля. Как потом выяснилось, спешащий на Камею с Аллантиса рейдер ССБ подошел на такое расстояние, что смог послать импульс блокирующий все инфосферы и инфополя станции - на рейдере уже знали: резидент имеет звание оптиматора, позволяющее ему пользоваться любыми ресурсами группы Виллена, и решили лишить того всех преимуществ его звания.
  На лице Макса проступило безграничное удивление, когда он увидел в своем дорогом костюме дымящуюся дырку. Но только на секунду - без лишних церемоний Даррелл добил его выстрелом в голову. И вовремя. Оказалось, резидент успел перекрыть систему жизнеобеспечения пострадавших, решив убить всех в припадке бессильной злобы. Опоздай Даррелл на пять минут, было бы уже поздно....
  Так закончилась история Камеи-6.
  Ажиотаж в обществе, поднятый событиями на Камее, улегся довольно быстро. Со временем восстановилось тело профессора, зажили психотравмы. Он уже перестал спорить во сне с Метиной, доказывая, что резидент по своему желанию способен менять инфосферу, перестал вскакивать посреди ночи, вскрикивая в яростной надежде убить Макса точным ударом в шею. Тилайя больше не гладила его лицо, расслабляя судорогой сведенные мышцы, он стал спать тихо. Время залечивало самые глубокие раны.
  Но душа профессора все никак не хотела успокаиваться. Образ мальчишки студента не шел у него из головы. Выходило, его чудесное возвращение из мертвых Кай оплатил своей жизнью. Ведь Джарвис был уже мертв, однозначно мертв. Судя по тому, как с самого начала разворачивались события, шансов выжить у него не было. Место ему было отведено уже там, по ту сторону границы. Повинуясь отчаянному зову женщины, мироздание вернуло профессора, взяв за это совсем молодого паренька, которого некому было вытянуть обратно. Мироздание ничего не дает даром.
  В результате Джарвису достался океан счастья, в котором было и все счастье отведенное Каю, за свою короткую жизнь Кай наверняка не успел испить из него и глотка. Джарвис ничего не мог с собой поделать, он был счастлив, и это непрестанно мучило его. Профессора утешала, пожалуй, одна мысль. Возможно, ему, Джарвису, было позволено остаться потому, что он не выполнил своего предназначения в этом мире, не сделал того, что должен был сделать. Наверное, поэтому за свою жизнь он успел так много, он просто не мог позволить себе остановиться.
  А Кай.... Возможно, свое предназначение он выполнил. У каждого ведь своя дорога жизни, их нельзя мерить одной меркой. Есть философская теория, согласно которой для смерти человек должен созреть, как созревает плод, висящий на дереве. И жизнь человека оборвется тогда, когда он сделает то, что должен был сделать, поймет то, что должен был понять. Джарвиса даже посещала легкая зависть: что такого смог понять, постигнуть за месяц мальчишка студент, чего известный ученый и общественный деятель не может постигнуть за долгие годы подаренной ему жизни?
  В руке погибшего Кая нашли маленькую пирамидку, которую он сжимал изо всех сил, древний амулет, относимый к цивилизации мервов. Многочисленные поклонники мервов утверждали, что такие пирамидки, которых насчитывалось в галактике пара десятков штук, магическим образом усиливали волю человека. Наличие амулета позволяло объяснить те феномены, которые сопровождали движение Кая по станции: то, что перед ним раскрывались закрытые двери, убирались защитные поля, и сканнеры наблюдающей системы передавали, что он спокойно сидит в космопорте, в то время как он уже подходил к лазарету. Профессор провел не один опыт, проверяя действие этого амулета. Воспользоваться им, кроме самого Джарвиса пытались самые разные люди, движимые самыми разными мотивами. Увы, с таким же успехом они могли держать в руках обычную детскую игрушку. Возможно, конечно, амулет израсходовал свою силу в руках Кая, возможно, экспериментаторам просто не хватило желания, отчаянной веры в успех. Но что если он с самого начала был обычной, просто очень древней безделушкой? Что понял Кай, какой путь прошел за последний месяц своей жизни, чтобы его воля стала способной на такое? Дорого бы дал профессор, чтобы хоть раз встретиться со своим бывшим учеником. Увы, если это и произойдет когда-нибудь, то не здесь, не в этом мире....
  Шло время, история Камеи-6 постепенно погружалась в глубины памяти, укрываясь новыми наслоениями воспоминаний, сглаживая под ними свои острые углы. Кстати, после Камеи-6 у Джарвиса появился повод верить в приметы. На его дочь смерть Кая произвела сильное впечатление. Она замкнулась, стала мрачной и все время уделяла работе. Возможно, она поняла, кого потеряла, может, просто переживала смерть хорошего друга, которым Кай стал для нее на Камее-6. На Фила она больше не обращала внимание, да тот особо и не переживал по этому поводу. Их пути потихоньку разошлись. А вот кто постоянно был рядом с ней, это Даррелл. Он бросил службу в ССБ, сам Мелчиан пошел ему навстречу, как герою Камеи-6, и начал штурмовать вершины научного олимпа. У него не было незаурядных способностей, но он не унывал. Кира не принимала его всерьез, частенько вымещала на нем свое плохое настроение, но тому все было нипочем. Весело шутя, он упорно добивался своего, веря, что они будут вместе. И заразил ее своей верой, так же, как когда-то молодому студенту Джарвису удалось заразить верой свою жену. Кира с Дарреллом поженились, прожили долгую счастливую жизнь. И частенько, на семейных праздниках вспоминали, как молоденький лейтенант тайком подарил неприступной красавице цветок нирбе. Вот и не верь после этого в приметы.....
  Джарвис пережил их всех. Из очевидцев, бывших тогда на Камее-6, не ушел только он один. Он остался единственным человеком во всей галактике, который еще помнил, не по книгам, не по глупым фильмам, а по-настоящему, всей душой, помнил пустынные лабиринты огромной станции, ее бесконечные проспекты, выступающие из загадочного синего сумрака с их печальной, мрачной красотой и эти бесконечные, уходящие к горизонту ряды коек, на которых с блаженными лицами копошатся люди, которых надо было спасти, удержать любой ценой....
  Да, Камея-6 была в его жизни и оставила там неизгладимый след. Она дала ему новое счастье с любимой женщиной. Она позволила ему заглянуть за краешек мира и убедиться, что где-то над миром есть высшая красота, а отсюда и высший смысл. И это знание во все последующие годы наполняло его экзистенциальной уверенностью и силой, позволившей сделать так много....
  
  ЭПИЛОГ.
  Советник очнулся от холода, почти такого же стылого, какой держался когда-то в коридорах Камеи-6. Образы станции, еще такие отчетливые, постепенно расступались в стороны, мутнели, расплывались и уходили, словно погружались все глубже и глубже в океан прошлого, теряясь где-то в его мраке. Они утягивали с собой и свою загадочную атмосферу и свою плотную, многослойную тишину, какой никогда не бывает на живых планетах.
  За окнами веранды уже давно царила ночь. Тускло блестело озеро под синеватым небом. От горизонта манили, играя острыми лучиками, редкие огоньки и трудно было сказать, где реальный огонек, а где его зыбкое отражение.
  Советник прислушался к своим ощущениям, расправил плечи, и вдруг лицо его разгладилось, он ощутил предвестник того покоя, которого так не хватало его душе последние годы.
  Еще раз пережив историю Камеи-6, получил ли он ответы на вопросы, которые она когда-то задала? Возможно. А, может, и нет. Ни к каким определенным выводам он ведь не пришел. Но на душе его стало легче. Все как-то утряслось, уложилось внутри него. Все произошло так, как и должно было произойти. И в этом была какая-то высшая правда.
  Советник встал и не спеша подошел к широкому окну. Возможно, Камея-6 еще и потревожит его мысли, но уже скорее по привычке. Его ждала череда тихих дней, полных природы, неспешного разговора с собой, миром и предвкушения самого главного таинства, которым для человека всегда являлась его смерть.
  И как знать, может где-нибудь в других мирах он встретит давно ушедших людей, бывших вместе с ним когда-то, там, и вокруг них снова оживет огромная загадочная станция с красивым названием Камея-6.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"