-Так ты говоришь, что все это началось у тебя с 14 лет?
-Да. Летом 84-го я с родителями поехала на дачу к моему дяде...
Дядя мой, человек гостеприимный, приглашал нас к себе в Репино почти каждое лето и для меня не было большей радости, чем эти поездки. Я прекрасно знала всю дачную детвору и почти всех взрослых. Особенно любила ходить в гости к ближайшему соседу - Макарычу (так его все называли) послушать его "сказки-былины". Добрый, милый человек, но был у него грешок - любил "принять на грудь". Случалось это регулярно раз в месяц, запой длился два-три дня и он говорил, что "этот маленький недостаток помогает ему не стать ангелом". В остальное время он что-то мастерил по хозяйству, копался в огороде или гулял со своим старым псом - спаниелем Гошкой. Гошка был второй причиной моих частых посещений.
Мои родители не разрешали мне завести собаку, а я по ним с ума сходила. Гошка был моим "дачным псом", о котором я с гордостью рассказывала подругам в Питере. Я так много времени проводила с ним, что мать шутила: "У тебя самой скоро хвост вырастет".
Так вот. В ту ночь мы все легли очень поздно - смотрели видик (редкость по тем временам). Часа в два я проснулась от визга. Высунувшись в окно (а оно как раз выходило на соседский двор), я увидела, что дом Макарыча как-то неестественно освещен. До меня донесся запах дыма и еще более пронзительный, полный боли визг. Я сломя голову кинулась в спальню родителей, но так как там никого не оказалось, выбежала на улицу.
У дома уже толпились люди. Какая-то тетка кричала, что Макарыч опять напился и спит в доме у Сойкиных. Кто-то матерился, кто-то орал, что огонь может перекинуться на деревья, а через них и на другие дома (лето тогда стояло сухое и жаркое), гремели ведра. Один из мужчин рванулся к двери с криком: "Собака же там!" Ногой вышиб ее и пылающий шар с душераздирающим воем понесся из дома в сторону людей.
Кто-то окатил его водой и несчастный пес закрутился на одном месте. Второе ведро воды сбило его с ног и он повалился на землю, содрогаясь всем телом. В это время загорелась сараюшка, стоящая рядом с домом.
Приехали пожарные. В суматохе никто не заметил как я подобралась к умирающему псу. От запаха горелой шерсти меня тошнило, но я присела возле Гоши. Один его глаз был закрыт, второй, молочно-белый, казалось, смотрел прямо на меня. Судорога пробежала по искалеченному, обоженному телу пса. Он умер. А я не могла оторвать взгляда от его глаз. Все окружающее перестало для меня существовать. Казалось, я сама лежу здесь обоженная, умирающая. И нет до меня никому никакого дела. Огонь, смерть...
Больше я ничего не помню.
Очнулась я на следующий день на дядином диване с мокрым полотенцем на лбу. В маленькой кухоньке переругивались родители. Отец обвинял мать в том, что "смотрела бы лучше за дитем - не пришлось бы ей страдать теперь". Мать робко оправдывалась.
Я, вспомнив Гошку, громко разревелась. Ругань тут же прекратилась и в комнату влетел отец. "Ну, тихо, котенок, тихо. Как ты? Ну, не плачь, милая, не плачь. Все уже кончилось. Все будет хорошо. Тихо, тихо..." - он обнял меня и, всхлипнув еще несколько раз я затихла, уткнувшись носом в его рубашку.
Несколько ночей после этого я просыпалась, как мне казалось, от тихого повизгивания, а потом все постепенно стало входить в привычную колею.
Прошло три месяца. Дачная трагедия стала медленно, но верно стираться из памяти. Кошмаров не было до 10 октября.
Запах дыма щекотал ноздри. Веревки крепко держали мои руки и ноги. Я ясно слышала треск горящего дерева. Что-то теплое лизнуло мою правую ногу. Еще раз. Еще... Уже горячо. Жжет. Я чувствую как кожа начинает гореть. Кричу, но не слышу своего крика. Огонь перебирается и на левую ногу. Боже мой, как больно! Я напрягаюсь изо всех сил... Ничего больше меня не держит и крик вырывается из груди, разрывая тишину ночи.
В мою комнату влетает заспанная встревоженная мать.
"Что с тобой? Что случилось?" - трясет она меня, а я не могу ничего сказать, только зубы стучат да из груди вырывается какой-то хрип.
Отец включил свет и принес воды. Пью, клацая зубами по стеклу стакана. Боюсь взглянуть на свои ноги - кажется, что их нет совсем, я их не чувствую. Перевожу дух и стягиваю одеяло. Огромные волдыри покрывают правую ногу до колена и стопу левой. Всеобщий шок...
В школу не ходила недели две, хотя ожоги зажили через неделю, не оставив ни малейших следов. Врач очень удивился, но списал все на очень сильную регенерационную способность тканей и не совсем точную оценку степени ожогов. Само их появление так и не смогли объяснить.
Прошел год. 9 октября мы всем классом пошли в поход (стояло "бабье лето"). Я и две мои подружки спали в одной палатке. Под утро мне стало жарко и я вылезла подышать. Ноги ныли и чесались. Стянув носки, я увидела все те же ожоги. А потом пришла боль. Боль и запах дыма...
Очнулась я уже в больнице. Ноги в бинтах, вены исколоты, голова как чужая. Подруги рассказали, что нашли меня утром у потухшего костра. И все решили, что, замерзнув ночью, я "погрелась". Я пыталась доказать, что это не так, но меня никто не желал слушать.
В 16 лет все повторилось. И в 17. я с ужасом ждала очередного 10 октября.
Вечером, девятого, я поставила под кровать большой таз с водой и решила не спать. Как только почувствовала жар - сунула ноги в воду. Ожоги появились, но были значительно меньше, а вода в тазу нагрелась градусов до семидесяти. А часов в шесть утра заглянула мать и, увидев таз, сунула в него руку. Вода все еще была горячей. После этого меня повели к психиатру...
Два года мне давали какие-то таблетки и с сентября по ноябрь чем-то кололи. Несмотря на это ожоги появлялись, хотя и болели меньше.
В 19 лет я переехала в квартиру дяди. Он умер от рака, а единственной наследницей сделал меня (своих детей у него не было). Родителей мне удалось убедить, что со мной все в полном порядке. Помочь мне они все равно не могут, так зачем же волновать их напрасно?
А к своей странной "болезни" я уже привыкла. Стараюсь на октябрь брать отпуск, чтоб не донимали расспросами. Так что вот так!
А тут узнала, что мой очень хороший знакомый стал "сенсом". Решила - ты-то точно не шарлатан, вдруг и правда поможешь! И вот я здесь.
Никита начал говорить что-то о кармической зависимости, возрасте "дырок" в моем поле и еще черте чем. Я перебила:
- Слушай, Ник, давай поконкретней. Можно что-нибудь попробовать или нет?
- Мне кажется, что дело в реинкарнациях...
- В чем?
- В предыдущих жизнях. Попробуем разобраться...
- Так я для этого и пришла. Только не пудри мне мозги своей кабалистикой.
- Кабалистика здесь не причем. А чтобы, как ты говоришь, "не пудрить тебе мозги" скажу проще - будем тебя гипнотизировать. Гипноз тебе не кажется кабалистикой?
- Нет. Ну и что мне надо делать? Смотреть в глаза? Считать слонов?
- Расслабься-ка для начала. Ложись на кушетку, глаза закрывай. Молодец. Теперь слушай мой голос. Не мешай.
- Лежу, лежу...
- Готова?
- Да.
- Поехали...
Год назад...
Я рассталась со своим мужем. Плохо рассталась. До сих пор больно. Готова была убить его за предательство. Злость прошла, боль осталась.
Два года назад...
Вечеринка у моей лучшей подруги. Все свои, все знакомые тысячу лет, почти родные. И Юра... Мой обожаемый муж. Танцую с ним. Целуемся. Боже, как я его люблю!
Три года...
Пикник. Чудесное лесное озеро. Костер. Тихая музыка. Все сидят и смотрят на языки пламени. Я не смотрю... Ненавижу огонь. Что привлекательного они в нем находят? Юра уводит меня в лес. Мы любим друг друга прямо на траве, а потом снимаем с себя хвою и муравьев и хихикаем как сумасшедшие. Он делает мне предложение. Согласна ли я? Конечно же...
- Быстрее!
Пять лет назад...
Новая работа. Только-только закончен институт. Тревоги, волнение... Первая встреча с Юрой. Сводящие с ума, знакомые до боли карие глаза его...
Десять лет назад...
Выпускные экзамены, выпускной вечер. Первое серьезное увлечение и первое разочарование.
Двенадцать лет назад...
Пожар, кошмары и ... пустота.
Я - дошкольница...
На день рождения мне подарили "ходячую" куклу. Розовое платье и длинные волосы. А еще огромный торт-мороженое с пятью свечками. Значит мне - пять. Я умею читать и считать до ста и страшно горжусь этим.
Мне два...
Самолет. Такой огромный. И облака. Меня везут в Минск к папиной маме. Чувствую, что мама волнуется. Она не хочет лететь. Тогда и я не хочу. Реву. Папа берет на руки и дает конфету. Сладко. Тепло. Спокойно.
Мне месяц...
Мокро. Хочу есть. Ору. Берут на руки. Переодевают, кормят. "Баю-баюшки-баю, не ложися на краю...", - старо как мир, но как успокаивает...
Рождение...
Сплошной страх перед неизвестностью. Родиться также страшно как и умереть.
Темнота. Стена. Каменная, поросшая мхом и скользкая на ощупь.
- Иди вдоль нее, ищи выход.
Иду, иду. Бр-р-р... Она еще и холодная. А вот и калитка, да не одна.
- Куда теперь?
- Куда хочешь. Ищи что-нибудь связанное с огнем.
Дверь в виде люка. Прохожу сквозь нее:
Яркое небо. Я на корабле. Я никуда не хочу плыть. Мне тошно. Тоска, хотя люди вокруг веселятся. Вижу на спасательном круге название корабля. "Титаник".
- Так, это явно не то...
- Назад. Ищи дальше.
Чугунная дверь. Вся в каких-то финтифлюшках.
Замок. Огромный зал с мягким пушистым ковром на полу. И очень большой камин. Я должен его чистить. Это моя работа. Я - трубочист. Но я имею дело только с погасшим огнем. Значит...
- Опять не то.
- Ищи дальше...
Простая деревянная дверь. Довольно грубая.
Деревня. Вдалеке виден лес. На самом краю деревни - мой дом. Я здесь чужая, но меня терпят. Я - ведунья. Сведущий человек значит. Они называют меня ведьмой. Ну, это их право...
В эту деревушку я пришла лет пять назад. За месяц до этого в доме, в котором я теперь живу, умер местный знахарь. Войти в него побоялись все, кроме меня. Я похоронила несчастного одинокого старика на опушке леса (на кладбище у них колдунов хоронить не положено - боятся за своих "праведных" покойников). Место прелестное, я думаю - он бы и сам его выбрал. Но жители деревни опять недовольны: мол, теперь его дух будет тянуть жизнь из живых, надо было его сжечь. Прям как дети...
В деревне часто болеют - сказывается близость болот. Лечу их самих и, иногда, скотину. В самую засуху устраиваю дожди, в страду - отгоняю тучи. Так и живем.
Иду по деревне. Местные меня недолюбливают. Потому что боятся. А боятся - потому что не понимают. Все, что больше возможностей среднего человека - все от дьявола...
Небольшой чистенький домик с птицей на крыше и резными ставнями. Здесь живет мой любимый. Захожу...
Мать его демонстративно выходит из дома, прихватив младшую дочь и зыркнув на меня из подлобья. Тоже не любит, хоть я и вылечила ее больные ноги. Ведь ходить уже не могла. Да и с дочурки, между прочим, свела бородавки. Ну да ладно...
Шаги. Это он. Входит и останавливается. Надо же, как он похож на Юру. Или это Юра похож на него? Тот же нос, те же губы. А главное - те же родные карие глаза.
- Ты че пришла?
- Соскучилась...
- Просил же - не ходи. Сам бы вечером пришел. Мать злится, говорит, что позорю их перед людьми - с ведьмой спутался. Думает - приворожила ты меня.
Я смеюсь, но замечаю тоску смертную в его взгляде.
- Женить меня хочет, - продолжает он, - на вдовушке одной с домом и двумя коровами. Детей, говорит, пора заводить. А с тобой, чай, лешие да русалки народятся.
- А ты?
- А я чё? Может и впрямь ты меня приворожила?
- Ой, перестань...
Проходит месяц. Приводят дочку старейшины. Она уже пять лет замужем, а детишек нет. Ей бы мужа поменять - больно уж стар ее "избранник", но уж больно богат...
Даю травки для нее и ее старичка, говорю чем его кормить надо, чтобы сила мужская хоть иногда появлялась. Обнадеженная, она уходит.
А через неделю умудрилась она в болоте завязнуть. Ели вытянули. Косятся на меня: мол, сглазила, болотному хозяину отдать хотела. Дураки. Если хотела бы - не спасли бы.
Проходит еще пара недель...
Появился мой милый. Говорит, что решил наконец женится. Я-то, дура, обрадовалась. Собрался, значит, с духом и пошел против воли строгой матушки. А зря. Не на мне жениться решил - на вдовушке мамкиной с домом и коровами...
- Но ходить к тебе все равно буду, люба ты мне. Только таиться лучше надо будет.
- Не надо. Жене-то твоей каково будет? Она-то в чем виновата. Не по-людски это.
- Да кто бы говорил... Ты ж сама как нелюдь живешь. По лесам да болотам рыщешь. А не надо - так не надо. Ищи себе другого. Только вот кто еще с ведьмой путаться-то захочет?
И ушел, хлопнув дверью.
Я проревела целый день. А к ночи вновь явился мой ненаглядный. Глазки бегают, руки места не находят, весь тревожный какой-то.
- Я, - говорит, - дураком был. Прости. Никто мне не нужен больше. Ты только...
Я, на радостях, не знала, что и сказать. Только смотрела на него молча и плакала.
- Ну, не реви уже. С тобой буду, мое слово верное. Женюсь, заживем с тобой сами, а кто что говорить станет - их дело. А то может с тобой за травами ходить начну. Возьмешься меня учить?
Я, изумленная, киваю.
- Вот и ладно. Принеси-ка лучше водицы, да похолодней. А то в горле пересохло.
Я рванула в сени, наклонилась с ковшиком над ведром... и получила по голове осиновым поленом.
Очнулась связанной по рукам и ногам. Темно. Пахнет сеном и скотиной. Видимо, чей-то хлев. У двери снаружи кто-то покашливает. Караулят.
Утро 9 октября 1347 года.
Меня выволакивают из хлева и тащат на площадь. О-го-го! Помост уже успели соорудить. И столб посередине. А под столбом бревнышки для костра. Аккуратненько так сложены, ровненько. К столбу-то меня и привязали.
Полдень. На площади собираются люди поглазеть на обезвреженную свежепойманную ведьму. Рот мне заткнули грязной вонючей тряпкой, чтоб, значит, лишнего не сказала.
Толпа прибывает. А вот и милый со своей невестой. Она его под руку держит, кралей смотрит. Гордая. Ну, еще бы! У ведьмы дружка сердечного увела, "привороженного - околдованного". Прям героиня! А он на меня не смотрит. Эх, ты! Сокол ясный! Поднял бы глазоньки! Неужто стыдно стало? Или тоже меня бояться начал?
Мысленно целую его последний раз, целомудренно, в лобик. Не мое же теперь "сокровище". Дернулся как ужаленный. Почуял никак? Я и не то могу, да жалко на него силы тратить, они мне еще пригодятся.
Рук уже не чувствую. Дышать тяжело из-за кляпа во рту. Замерзла вся...
А вот и моя несостоявшаяся свекровь. Тоже пришла полюбоваться. "Невестушка" что-то шепчет ей на ухо, она разворачивается, окатывает меня полным ненависти и презрения взглядом и смачно плюет в мою сторону. Я мысленно ей аплодирую. Очень артистичный жест, ничего не скажешь. Такой талант пропадает! Дикари...
В глазах темнеет. Так обычно у меня начинаются видения. Но сейчас не самое подходящее время. Пытаюсь их прогнать, но они настойчивы.