Миррэй Фианит Копосова А.А : другие произведения.

Закат Тьмы Сумеречное затмение голубой Луны, или Серебряный пепел разбитых сердец Книга 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Хоррор, Эротика Писалось в 2019 Прошлое, настоящее, грядущее... Иногда не разберешь, что, где и когда происходит или еще только должно произойти. Ведь время имеет свойство перетекать из одной формы в другую, словно бабочка, постоянно меняющая личины, или кусая себя за хвост пресловутым змеем Уроборосом.
  Миррэй Фианит
  
  ***
  
  Прошлое, настоящее, грядущее...
  Иногда не разберешь, что, где и когда происходит или еще только должно произойти. Ведь время имеет свойство перетекать из одной формы в другую, словно бабочка, постоянно меняющая личины, или кусая себя за хвост пресловутым змеем Уроборосом.
  Оно сверкает, звенит безумной стрелкой на циферблате, отмеривая время до нового большого взрыва, а отмерив, перекраивает реальность от и до. Вот тогда-то и начинаешь задумываться, а с тобой ли все это происходило или все-таки нет? Или это один большой сон, который снится мудрецу, что видит себя бабочкой, видящей сон о мудреце. Но иногда этот сон может быть навеян голубой Луной, что своим потусторонним светом связывает воедино души, что никогда, и, ни при каких обстоятельствах не могли бы быть вместе, но они вместе, ибо так велит ночь...
  Ночь, что собирает под своей сенью осколки разбитых надежд и пепел разбитых вдребезги любящих сердец. Собирая их вместе, она дарует им новую надежду - шанс на новое начало и будущее, которого они все же заслуживают, пусть оно и окрашено в вечные темные тона, воплощающие в себе все пятьдесят оттенков серого...
  
  ***
  
  *Закат Тьмы*
  
  ***
  
  *Сумеречное затмение голубой Луны, или Серебряный пепел разбитых сердец*
  
  ***
  
  *Книга 1*
  
  ***
  
  *Ночь 1*
  
  ***
  
  *Пробуждение*
  
  ***
  
  Сорей медленно открыл глаза. Память возвращалась, но медленно, словно пробирающийся через вату бурелома, сонный - после зимней спячки - медведь.
  Она возвращалась, принося с собой горечь от произошедшего.
  Он убил Хельдальфа...
  Убил, но какой ценой?! Почти все его друзья погибли. Выжили только он, Роза и Миклео. Каким чудом серафим остался жив, уцелев в этой какофонии безумия, он не понимал. Но самое главное - он не понимал того, что произошло дальше, или, вернее, он отказывался себе в этом признаваться.
  Он забыл о Драконе...
  Забыл о Маотеррусе, а тот...
  Тот сделал свой ход конем, провернув еще один турецкий гамбит.
  Он украл разум Розы. Украл, вселившись в нее и та, опьяненная тьмой - бросилась на него - Сорея...
  Бросилась, сжимая в руках осколки своих кинжалов.
  Миклео не успел остановить ее, и ножи пронзили сердце...
  Тьма не была долгой.
  Сорей очнулся почти что мгновенно...
  Очнулся и стал свидетелем творимого безумия.
  Миклео дрался с Розой...
  Дрался, сражаясь с безумием буйствующего дракона, а все вокруг заливала недоброжелательность.
  Сорей видел, как чудом уцелевшие и выжившие в этом краю деревья превращались в хеллионов.
  Он видел, как черный яд, источаемый оскверненным драконом, исторгался из тела его бывшей оруженосицы.
  Он видел все это, но ничего не мог сделать. В голове звенело, а он чувствовал себя странно и не в своей тарелке.
  Он вообще чувствовал себя пустым, словно потерял что-то важное для себя и благополучно позабыл об этом, а потом...
  Потом он понял...
  Понял, что произошло. Понял, когда увидел собственное тело, лежащее в нескольких метрах от него и сейчас утопающее в луже крови.
  Он видел, как струйки тьмы, хищными змеями крались к нему. Крались, чтобы сделать его своим новым сосудом. Сосудом для тьмы, сотворив из его тела нового Владыку Бедствий. Осознав все это, Сорей испытал истинный ужас, и недолго думая опрометью бросился туда. Бросился вперед и свалился. Свалился, так как тьма обвилась вокруг его лодыжек и сбила с ног, бросив в грязь.
  Он инстинктивно потянулся за мечом, намереваясь отсечь ее щупальца, но вскоре вспомнил, что меч остался у оригинала, а он им более не являлся, переродившись в серафима...
  Молодой человек разозлился и сам того не желая обрушил на надоедливых липучек настоящий поток воды, внезапно пришедший ему на помощь.
  Он сделал это настолько естественно, что сомнений не оставалось - он стал серафимом воды, как и Миклео. Недаром же его резонанс с этим элементом изначально было нереально высок, и считался стопроцентным. Теперь он и вправду смело мог считать, что разделяет с любимым одну душу на двоих. Ведь теперь они оба разделяли одну стихию. Если бы он стал серафимом земли, ветра, огня или тьмы он бы понял. Понял бы, если бы стал серафимом света или молнии, как его дед, но он стал серафимом воды. Стал им. И ему стало легче.
  Он вспоминал, что пламя Лейлы обжигало, переполняя сердце яростью и жгучей страстью. Земля Эдны манила своей монументальностью и внутренней силой. Ветра Завейда и Дезеля звали в путь, маня приключениями и любовью к непознанному. Молния намеривалась обжечь, а свет - поглотить и развеять; тьма - уничтожить, сокрыв от взора. Все это было не то, все было чуждо, и лишь вода Миклео всегда сулила поддержку и покой. И пребывая в нигде он выбрал. Выбрал ее. Выбрал воду, как свою новую мать.
  Он выбрал стихию воды, став тем, кем всегда истинно желал в своем сердце.
  Он стал серафимом воды. Стал им, дабы разделить бесконечную вечность с Миклео. Разделить ее с тем, кого истинно любил всем сердцем и всей своей душой.
  Вода помогла. Помогла, смыв с него клочья мрака. Вот только...
  Его задержки хватило для того, чтобы она все же впиталась в его прошлое безжизненное тело, все еще лежащее в луже его остывшей крови.
  'Хёма!' - зло подумал он про себя и, встав, попытался подбежать к телу, но вновь был остановлен.
  Его буквально отбросило незримым барьером и протащило по воздуху метров пять, оставив шипеть от боли на земле...
  Это был взрыв. Тьма и пламя, фиолетовые волны и столб черного пламени, ударивший в небеса, да так, что тучи разошлись, явив миру окрашенную кровью алую Луну...
  Луну, которая внезапно поблекла и посерела, приобретя мертвенно бледный, серый, как власяница с нежно голубоватым оттенком цвет.
  Сорей, приподнявшись на локтях, в шоке смотрел на это.
  Он видел, как его оболочка воспарила над землей. Воспарила и стала меняться.
  Его глаза сузились.
  Он сжал кулаки, отчаянно пытаясь призвать силу, но она не ответила.
  Он был всего лишь новорожденным серафимом и чертовски слаб, так как просто еще не научился использовать ману и призывать ее в нужный для себя момент. То, что она ответила ему в первый раз, вообще было чудом.
  Он видел, как одежда его человеческого тела изменилась, став черной как ночь. Волосы отрасли, совершенно поседев, а за спиной возникли черные драконьи крылья. К тому же на его голове соткалась из теневых разрядов настоящая черная корона. Корона, увенчанная багровыми рубинами, а затем глаза его бывшего я открылись, и на мир взглянула сама смерть...
  Пахнуло холодом, и земля замерзла. Все вокруг заледенело и заиндевело в считанные секунды. Роза застыла как соляной столп, а затем тряпичной куклой упала лицом ниц. Тяжело дышащий Миклео обессилено рухнул на колени.
  Он в ужасе взирал на вознесшегося в небо Темного Пастыря.
  Он до сих пор не верил в произошедшее. Не верил, и поэтому не заметил серафима Сорея, сидящего на земле в стороне от него и отчаянно пытающегося до него докричаться через начавшийся ураган. А затем случилось еще нечто такое, что окончательно уверило Сорея в том, что их день не задался, и вообще стал последним, как в их жизни, так и в жизни всех на планете...
  В Миклео ударила молния.
  Она ударила, но не убила серафима, как могло показаться на первый взгляд.
  Он как-то странно засветился, безумно закричав, и упал на землю, бьясь в конвульсиях.
  Его одежда вспыхнула, задымясь серебристо-черным пламенем, а затем из него буквально вырвало половину души...
  Это то, что увидел Сорей, прежде чем буря усилилась и стала поглощать реальность.
  Он внезапно осознал, что видит все несколько иначе, чем раньше. Видит световые потоки и линии. Видит истечения света и тьмы, циркуляцию маны в телах и растениях.
  Он видит все за пределами спектра, а еще...
  Еще он слышал, как кричит планета. Кричит и плачет вода, как воет ветер и молчит камень. Как яростно звенит в сердце мира огонь. Звенит, ненавидя саму первопричину зла...
  А прямо перед ним тем временем творилась драма...
  Творилась, разбивая сердце Сорею...
  Так же, паря в воздухе, из мерцающего облака формировалось человеческое тело. Белые, как снег одежды, украшенные серебряным пеплом, перекликались с мертвенно-черными, изломанными, драконьими крыльями. В волосах новорожденного сияли, горя черным пламенем, колючие драконьи рожки.
  Его инистые волосы тлели серебряными всполохами, а из его тела истекала тьма...
  Он распахнул уже свои глаза и Сорей вновь поймал взгляд. Поймал взгляд пустых, переполненных тьмою глаз...
  Глаз, в которых царила вечная ночь и такое же вечное одиночество...
  Он понял, что это была тьма...
  Тьма, сотворенная волей, канувшего в небытие, дракона.
  Он понял, что она разделила с куклой, оставшейся от его человеческой жизни, половину души Миклео. Разделила с ним жизнь и теперь была жива, представ пред взорами собравшихся в образе новорожденного бога тьмы.
  Пара темных, плавно опустилась на землю и тьма волнами побежала вперед, заструившись по земле. По ней побежали, расходясь темными кругами преисполненными злом волны силы.
  Они побежали за горизонт. Побежали, убивая все на своем пути...
  Сорей завыл в голос.
  Он понял - все кончено - тьма победила.
  Роза вновь встала...
  Встала и пошла. Пошла, шатаясь как зомби или марионетка, коей она теперь, по сути, и являлась.
  Ее глаза были чернее тьмы. Белков Сорей различить уже не мог.
  Он только видел серый дым, сочащийся из ее приоткрытого рта, и ставшую абсолютно белой кожу.
  Она шла к Миклео. Шла, явно намериваясь довершить начатое и добить несчастного, что стоял на коленях и смотрел на нее, белея лицом от ужаса. А уж этого Сорей допустить ну никак не мог. И сам не понимая как, он оказался перед любимым и Розой, заслоняя его своим телом.
  Она вновь напала. Напала, нанося удар первой, но на этот раз он оказался проворней. Сосульки пробили насквозь ее пропитанное тьмой тело. Пробили, пронзив уже не только ее, но и Маотерруса. Ведь его лед отличался от обычного льда серафимов.
  Он не только сохранил все свои воспоминания, он сохранил свою силу как Пастыря и, убив свою подругу, он очистил ее душу и душу Дракона, подарив им обоим спокойствие и упокоение, освободив от постигшего их зла, но, как выяснилось, радовался он преждевременно...
  Двойник Миклео, появился за его спиной словно призрак, соткавшийся из теней, по-змеиному растянувшись в безликой улыбке, как вампир, укусил Сорея заострившимися клыкам в шею, впрыскивая в кровь свой парализующий яд.
  Сорей, не ожидавший такого подвоха, схватился за шею, попытавшись отодрать от себя демона. У него это получилось, но дело было сделано. Яд подействовал почти мгновенно. Шипя от боли и заполняющей его тело тьмы, он вновь упал на землю. Упал, видя, как тьма в его обличье склонилась над все еще стонущим от боли Миклео. Склонилась, укрывая смысл его жизни, сотканным из теней крылом, и все поглотила ночь. Поглотила, подмигнув ему на прощанье лазурным оком мертвой Луны.
  Начался Конец Света.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Ночь 2*
  
  ***
  
  *Падший *
  
  ***
  
  Он приходил в себя тяжело...
  Тело болело, а голова раскалывалась. К тому же ему был холодно. Открыв слипающиеся глаза, он с трудом поднял голову. Оказалось, что он стоял. Стоял босиком на холодных плитах какого-то храма.
  'Трон Эмпирея...' - внезапно всплыло в замутненном сознании, но это знание принесло только еще большую боль.
  Он попробовал пошевелиться и зашипел. Нестерпимо сильно болела и жгла шея, а лед, поселившийся в теле, немилосердно жег, буквально разъедая его изнутри.
  Он внезапно понял, что обнажен, а на его плечи накинут только его бывший плащ, кем-то заботливо ему оставленный.
  Его руки были подняты вверх и буквально скованы черной цепью, теряющейся у потолка. Такие же, состоящие из теней цепи, живыми кобрами тьмы обвивали его щиколотки. Затем он услышал тихий, вкрадчивый смех, донесшийся откуда-то издалека. Зрение наконец-то адаптировалось, прояснившись и вернувшись полностью, а посему он узнал, что в храме он не один...
  На каменном троне, сотканном из гротескных, базальтовых черепов и украшенного странными разноцветными мечами из кристаллов, сидела его копия - его тело, одержимое тьмой.
  Его копия сидела на троне и улыбалась ему. Улыбалась, скаля белые, как сахар демонические клыки, но самое мерзкое заключалось в том, что его двойник там был не один...
  Оба Миклео сейчас тоже были там...
  Один - сотканный из тьмы, сидел у подножия трона. Сидел, перебирая в мертвенно бледных пальцах черную цепь, спускающуюся с ошейника, застегнутого у него на горле, а второй...
  Второй сидел на коленях экс-Сорея. Сидел полностью обнаженный и, к удивлению водного серафима, с сильно отросшими лазурными волосами.
  Его руки были скованы за спиной, и их держал в приподнятом состоянии крюк, свисающий с потолка. На его спине были следы плетей. Кровь все еще катилась по ней, поднимаясь вверх ледяными язычками серебряного пламени. Серафим плавно скользил вверх-вниз, словно, участвующий в скачке в родео, жокей.
  Сорей-серафим не видел его взгляда, но буквально всеми фибрами души ощущал его душевные муки и страдания.
  Он видел это. Видел...
  Видел, как его любимый затрясся, а по его коже побежали бисеринки пота, хоть в храме и было чертовски холодно. Это не помешало Миклео буквально начать сгорать от стыда.
  Его насиловали на глазах у того, кого он любил больше жизни. Причем это с ним делало нечто, укравшее у его возлюбленного его человеческое тело и буквально разорвавшее его собственную душку надвое...
  Миклео плакал в душе, чуть ли не воя в голос от отчаяния, а Сорей-серафим тщетно пытался понять, почему он вообще чувствует холод, если стал серафимом воды. Ведь по логике стужа ему теперь была не страшна и ни по чем. Правда, при условии, что этот холод не был результатом какого-нибудь темного арта, тогда бы это все объясняло.
  Темный Пастырь же, тем временем продолжая дьявольски улыбаться, притянул Миклео к себе. Притянул и впился в плотно сжатые губы юноши полупоцелуем-полуукусом. Впился, проталкивая язык ему в рот и до крови кусая за губу. Миклео вскрикнул и отстранился, но был мгновенно, притянут обратно за цепь, скрепляющую уже его ошейник. Вырвавшись на миг, вновь он оглянулся на Сорея-серафима, одарив его взглядом буквально залитых слезами глаз. Сердце бывшего Пастыря наполнилось праведным гневом, когда он увидел хрустальные слезы потоком льющиеся из чудесных глаз его возлюбленного. А еще он увидел кровь, потекшую из раненной губы и искры черного пламени, оставленные на его коже злонамеренно. В зале закружились снежные смерчи. Закружились и опали раздавленные волей темноты, все же Сорей-серафим был еще слишком юн и сила ему подчиняться отказывалась. От бессилия он заскрежетал зубами, а его визави вновь улыбнулся, слизывая кровь Миклео со своих губ.
  'Демон! Зачем ты это делаешь?! Что тебе надо?! Почему ты делаешь это с нами?!
  Кто ты?
  Ты не Маотеррус и уж точно - не Хельдальф! Ответь мне - кто ты такой! Что ты такое! И зачем тебе мое тело?!
  Ты не мог найти себе более подходящего сосуда?! Почему ты молчишь?! Ответь мне!
  Я знаю, ты разумен! Так не молчи же, ответь!
  Я имею право знать!' - срывая голос, прокричал Сорей, рвясь в путах, но темный лишь рассмеялся, вновь притянув к себе Миклео и страстно целуя его в шею.
  Серафим в его руках дрожал и пытался вырваться, но не мог. Вокруг вспыхивали сдерживающие руны и духовные путы.
  Он буквально с ног до головы весь был окутан темными заклятьями. А затем Падший встал. Встал, грубо швырнул пленника вниз.
  Миклео на миг повис на связанных руках, а затем упал ниц, когда удерживающие путы исчезли, но сбежать он попросту не успел. Наклонившись, Падший схватив его за волосы, повернул лицом к Сорею-серафиму и недолго думая, продолжил вдалбливаться в его тело, поставив пленника на четвереньки и заставляя смотреть на своего возлюбленного.
  Миклео продолжил плакать, шепча помертвевшими губами что-то невнятное, а его двойник тем временем, встав, подошел к Сорею-серафиму, и также дьявольски улыбнувшись, как до этого Падший, прильнул своими устами к достоинству серафима.
  Сорей вскрикнул.
  Его обжег мертвенный холод от этого неживого касания.
  Он чувствовал тьму и зло. Чувствовал смерть, скользящую по его коже. Чувствовал беззвездную бездну. Бездну, буквально поглощающую каждый миллиметр его естества. Губы призрака скользили по его стволу, а пальцы нежно перебирали, властно массируя мошонку.
  Он перебирал ее, медленно перебираясь к его аналу.
  Сорея выгнуло дугой, а в позвоночник словно ударила ледяная молния. То, что в него ввели пару пальцев, это конечно было ничего и совсем не так страшно, проблема заключалась в том, чем на самом деле являлся тот, кто явно собрался заняться с ним проклятой любовью...
  'Какого хеллиона вы оба делаете?! Отпустите нас! Слышите?! Можете убить меня, но отпустите Миклео!
  Он ни в чем не виноват!
  Он слишком долго страдал!' - шипя от боли и давясь словами, прохрипел осипшим от накала тьмы голосом, Сорей. Ответом ему вновь стало молчание и ели слышный плач Миклео.
  А темный серафим тем временем продолжал...
  Сорей зашипел.
  Ему совершенно это не нравилось. Особенно не понравилось то, когда в него вошло нечто. Холод металла он ощутил слишком остро.
  Его тело сжалось.
  Он дернулся в оковах и закричал. Закричал, когда его укусили. На это раз яд был иным...
  По телу разлился жар. Разлился, сдвигая все остатки здравомыслия и туманя его сознание в холодном омуте пустоты...
  За его спиной стояла Роза...
  Повернув его голову назад, она поцеловала его в губы...
  Поцеловала, смотря пустотой, заполняющей провалы ее мертвенных глаз.
  Его целовала нежить...
  Целовала, вбивая нечто в его тело и от этого ее поцелуя он буквально начал ощущать тьму, ставшую понемногу, словно червь сомнения, разливаться по его жилам ядом разрушения и тления.
  Его целовала иная сторона, и от этого становилось горько. От осознания он заплакал.
  'Роза...
  Прости меня, Роза...
  Прости, ты не виновата!
  Мы оба это знаем! Это была моя вина! Только моя и я понесу за это наказание! Возможно, я уже несу его! Не бойся!
  Я исправлю все это! Исправлю, и ты будешь свободна!
  Твои усталые кости упокоятся с миром!' - нежным, пронизанным состраданием шепотом произнес он, отвечая на ее пропитанный тлением поцелуй.
  Она внезапно отстранилась, а в ее черных, как обсидиановое стекло глазах вдруг на краткий миг зажглись лазурные кружки мертвенного света. Зажглись, даруя ей ее утраченное здравомыслие и призрачную тень души. И она вновь улыбнулась ему. Улыбнулась, отходя во тьму...
  Сорей успел лишь мельком, краем глаза заметить сверкающий черными молниями шипованный ошейник, обращенный шипами вовнутрь, сжимающий ее шею и иглы, пронзающие ее грудь, как цветок.
  Она все еще улыбалась ему. Улыбалась, источая тьму и смерть...
  Он вздрогнул, ужаснувшись. Перед ним была не Роза...
  Больше не Роза...
  Ему явился злой дух, по воле злых сил принявший облик его подруги и оруженосца, и сейчас тени поглощали одну из дочерей тьмы. Поглощали, стирая саму память о девушке из мира живых.
  Они поглощали ее, даруя ее душе вечную ночь, немилосердно стирая из ее глаз даже любой намек на живую мысль.
  Сорей, не вынеся этого зрелища, отвернулся. В его глазах стояли кровавые слезы. Призрачный двойник Миклео отстранился. Отстранился, получив, что хотел.
  Он летучей походкой подошел к Миклео и, наклонившись, припал к его губам, разделяя с ним поцелуй, залитый кровью его возлюбленного.
  Миклео закричал. В него били молнии. Били не сжигая, а словно меняя в нем что-то и преображая в нечто.
  Сорей понял - Падший хочет превратить в драконов их всех. Но, нет! Он не позволит этого! Не позволит этому случиться! Не в этой жизни и даже не в следующей!
  Он не позволит ему сделать это! Не позволит, ведь он все еще Пастырь, хоть и стал серафимом.
  Он видел, как призрак заставил Миклео взять в рот свой член, предварительно поместив в рот несчастного серафима металлический круг на тесемках и завязав его у того в волосах.
  Он заскользил в его рту, удерживая голову Миклео у себя в руках, а Миклео...
  Миклео пытался призвать свою силу, но у него ничего не получалось. Вокруг его головы тлели руны. В воздухе вились древние руны Авароста.
  Они сияли фиолетовым огнем и били молниями, а затем...
  Затем из тьмы соткались фигуры Симонны и Луннара, и сердце Сорея упало...
  Если у него еще была надежда вырваться и победить, то сейчас она умерла. На лице темной серафимы царила улыбка полная яда. Девушка пришла за местью. Пришла за счетом, что оплачивается только кровью и без оплаты уходить она явно не собиралась...
  Луннар, окутанный тьмой, подошел к призрачному Миклео и недолго думая, вогнал уже в него свой член, мгновенно погрузив свои клыки в его пропитанное тьмой тело, а после...
  После он взревел...
  Взревел, окончательно теряя человеческие черты и превращаясь в громадного демонического лиса-оборотня.
  Падший же наслаждался.
  Он, кончив в Миклео, опустился на колени, прильнув к члену серафима и принявшись ласкать его языком создал из мглы плаг, что мгновенно ввел в тело пленника, заставив того кричать. Миклео захрипел, мысленно проклиная происходящее. Кончить он, в отличие от остальных, не мог. На его члене было заклятье. Рунный кружок вился вокруг его органа, причиняя ему неизбывные страдания. Ведь как бы там ни было, но он был отравлен куда сильней, чем Сорей. И будучи серафимом воды, был сверхчувствителен не только к недоброжелательности, но и к афродизиакам. И именно поэтому он и мучился, тщетно стремясь облегчить свою муку.
  Симонна, подойдя к Сорею все еще ядовито улыбаясь, обошла его кругом, нежно проводя рукой по его торсу и кубикам пресса. Провела, царапая кожу острыми коготками и желчно смеясь.
  'А ты изменился, Пастырь! Или ты теперь уже серафим? Скажи, как мне к тебе обращаться? Знаешь, а тебе идет синий цвет!
  Он так очаровательно гармонировал бы с цветом летних небес! Жаль только, что лета теперь не будет! Ведь настала вечная зима! Да и неба ты больше не увидишь, а не то, что Солнца! Тучи больше не разойдутся! Знаешь, а ведь Солнце выцвело, стало черным, как черная дыра, а Луна...
  Луна умерла, как и все надежды зестирийцев!
  Ты облажался, Пастырь! Теперь пришло время пожинать плоды и платить по счетам! И уж поверь мне, я заставлю тебя страдать! О, ты познаешь страдание, какого еще не изведывал! Будь уверен в этом - о, сын моего любимого!' - жестко произнесла она, сверкнув глазами, а после подошла к нему вплотную и поцеловала в уста...
  Поцеловала, обхватив его голову кончиками своих ледяных, как сама смерть пальцев. В тот же миг Сорей познал боль.
  Он познал всю боль мира...
  Миллиарды душ умирая, бились в агонии...
  Они бились в муках, сжигаемые нескончаемым пожаром. Бились в конвульсиях, утопая в чудовищных волнах бушующего моря. Миллиарды смерчей перемалывали горы, извергались вулканы, а земля проваливалась, вздыбивалась, ходя магматическими волнами и погребая в своих недрах целые цивилизации.
  Он ощущал весь этот страх и безумную боль, испытываемую несчастными жертвами великой катастрофы.
  Он ощущал страдания всех живых существ, что перестали существовать в один кромешный миг.
  Он ощущал их смерть и агонию...
  Он проживал их жизни. Проживал, смотря на мир их глазами, дышал их легкими и плакал их слезами...
  Он был ими...
  Был, чувствуя весь ад и всю недоброжелательность переполняющую его, но даже этого все еще было недостаточно, чтобы подарить ему крылья тьмы. Драконом он не стал, как того желали падший и Симонна.
  Он оставался самим собой. Оставался Сореем, серафимом воды. Серафимом, чье сердце пронизывали, переполняя, как чашу терпения, абсолютные скорбь и сострадание...
  'Все! Хватит! Довольно! Остановись, Симонна! Прошу тебя! Умоляю! Остановись! Не нужно больше!
  Я понимаю!
  Я все понимаю!
  Мне жаль! Правда, жаль! Прошу, прости меня, Симонна!
  Ты должна понять! Иначе было нельзя! Это был единственный способ спасти его!
  Он мог быть спасен только через смерть, поэтому прошу тебя, прости меня, прости и прими это!
  Он любил тебя до самого последнего, и он надеялся, что ты будешь жить и будешь счастлива! Прошу, прими этот его дар! Прими и отпусти свои горе и злость!
  Его душа исцелена и свободна! Радуйся!
  Его страданья окончены! Так живи же! Живи и тоже будь свободна! Прошу тебя, Симонна! Выполни его последнее желание! Выполни его из любви к моему отцу! Прошу тебя!
  Он ведь сам хотел этого!
  Он попросил меня сделать это! Попросил, поэтому прошу тебя - остановись!' - теряясь в этом аду, отчаянно закричал он, плача кровью.
  'А ты?
  Ты остановился?
  Ты помиловал моего любимого? Нет!
  Ты не сделал этого!
  Ты убил его! Убил! Хоть я и просила тебя! Умоляла, стоя на коленях, но ты!
  Ты оказался бессердечней самого дьявола и поэтому - страдай! Страдай вечно!' - окутавшись тьмой, закричала она ему в лицо, и его сознание потонуло во тьме. Потонуло во тьме, пронизанной энтропией, пропитанной страданиями жителей Зестирии и окрашенной ревом новорожденного дракона, что все же родился...
  Родился, не выдержав страданий, выпавших на долю его возлюбленного.
  Сорея поглотила ночь.
  
  
  
  
  
  *Ночь 3*
  
  ***
  
  *Воспоминанье о несбывшемся*
  
  ***
  
  Сорей смотрел в замочную скважину. Смотрел, как истинный вуайерист, коим все же не являлся.
  Он смотрел в нее пытаясь понять, что же он все же здесь делает.
  Он никак не мог понять, как он оказался в этом месте и почему делает то, что делает. Но все же факт оставался фактом, он смотрел в скважину. Смотрел на девушек, которые развлекались, как могли. К тому же он сам в это же время занимался тем, чем и до этого - сексом.
  Он занимался под дверью женских купален любовью.
  Он занимался любовью с человеком, вернее, с серафимом, которого бескорыстно и истово любил всю свою жизнь.
  Он занимался ею, понемногу теряя самообладание, здравомыслие и буквально начиная погружаться в похоть и порок, но что-то в нем все же, удерживало его от грехопадения. Удерживало, окончательно-неукоснительно и безумно-отчаянно, держа его разум ясным, а память твердой.
  Оно удерживало его, заставляя глядеть на вещи здраво, а не через призму розовых очков, что так любезно были предоставлены ему миром. Но все-таки сам факт своего нахождения в этом месте был неправилен, сюрреалистичен и не укладывался у него в голове, ведь ускользающая по периферии сознания жгучая мысль, настойчиво твердила ему, что здесь что-то не так.
  Она твердила ему, нежно шепча в ушко, что то, что он видит - невозможно и неправильно...
  Сорей смотрел в щель. Смотрел, сильно краснея. Дыхание сбилось.
  Миклео двигался в нем. Двигался, крепко держа за руки и периодически отвешивая хлесткие шлепки.
  Сорей понял, что это его заводит.
  Его член, чувствуя усилившийся прилив крови, восстал, начав сладостно ныть и заставлять своего обладателя жаждать столь сладострастной развязки, но получить он ее пока не мог...
  Миклео был бессердечен и неумолим. И именно поэтому, мошонка Сорея сейчас была перевязана, дабы ее владелец не смог кончить раньше времени.
  Сорея это напрягало и злило, но поделать что-либо с этим он сейчас не мог.
  Он полностью был во власти смысла своей жизни.
  Он был во власти серафима, что постепенно увеличивая темп, все жестче и жестче вбивался в его тело. Вбивался, врываясь в него с целью не то, осквернить, не то, развратить, дабы омрачить его сердце тьмой и пороком, но пока у него это не получалось - Сорей был слишком чист и непорочен, даже занимаясь сексом. Единственное, что испытывал Пастырь, была страсть. Страсть, переполнявшая его чресла и сердце. Сердце, что трепетной птицей билось в клетке его ребер, отчаянно и страстно жаждая вырваться из ловушки чувств и плоти на волю.
  Оно жаждало вырваться из груди, засияв огнем безудержной страсти, любви и всепрощения, сделав его новым Данко, ведь Сорей испытывал не похоть, а любовь. Любовь, и его душа начинала сиять он нее. Она начинала сиять все сильней и сильней, а тьма...
  Тьма, окружавшая его пеленой, тем временем начинала редеть, светлеть и рассеиваться. Старания демонов шли прахом. Шли псу под хвост, суля им крах, разорение и полное бесчестие, ведущее к неминуемому проигрышу, что уже само собой подразумевался, отражаясь в несгибаемой силе воли Сорея. Отражался в воли Сорея, что жаждя страсти, жить и любить, жаждал быть счастливым.
  Сотворенные Миклео водяные потоки скользили по телу Сорея шальными лианами. Скользили, холодя и дразня его, вызывая трепет и все большее желание. Скользя по его соскам и ребрам, они раззадоривали его, щекоча живот и ключицы.
  Они упругими удавами обвивались вокруг его члена, заставляя краснеть сильнее и дышать еще тяжелее и чаще. Желание сладостным грузом переполняло низ его живота. Переполняло, моля Миклео позволить ему облегчиться и свершить столь желанную его телу разрядку.
  Сорей буквально спиной чувствовал, как Миклео улыбается. Улыбается ему и от этой его улыбки Сорею становилось не по себе, а по коже бежал морозец, холодя затылок и заставляя волоски на нем стать дыбом. Одна особо настырная лиана ткнулась ему в рот, превращаясь в сливочное мороженное.
  Он рассмеялся в мыслях. Рассмеялся, принявшись ее посасывать и заглатывать, чувствуя в сей вещи творение воли Миклео и доставляя удовольствие не только себе, но и своему возлюбленному.
  Он делал это. Делал, хоть и понимал задним умишком, что все это ложь и иллюзия, и возможно он об этом еще жестоко пожалеет в скором времени, но он все равно продолжал делать это...
  Продолжал делать, наслаждаясь этой минутой близости с тем, кого любил больше жизни.
  Он делал это. Делал, даже зная, что это обман. Делал, ведь отказать себе в получении даже этого обманного наслаждения он не мог. Не мог, ведь все же это был Миклео...
  Это был Миклео, хоть и поддельный - ненастоящий, но все же, Миклео, а остальное ему был неважно, по крайней мере пока...
  Сознание Сорея чуть затуманилось. Страсть застила ему глаза, а тем временем за тонкой перегородкой творился настоящий трешь и раскардаш...
  Сорей видел, что фрейлины принцессы целовали друг дружку. Целовали и ласкали свои тела. Он видел, как они посасывали груди и киски друг друга. Посасывали, постанывая и изгибаясь от страсти словно кошки.
  Сорея от подобного зрелища бросило в жар...
  Алиша целовалась со своими фрейлинами. Целовалась, насаживая себя на фаллоимитаторы разных размеров и форм.
  Она, казалось, была не в себе. Настолько сильно цвело желание на ее лице. Роза, стоявшая рядом, наблюдала за ней. Наблюдала, лаская себя и улыбаясь. Она тоже жаждала сполна испить из чаши страсти.
  Сорею стало не по себе, но отвести взгляд он не смог. Что-то удерживало его. Удерживало, примагничивая взгляд и не позволяя отвернуться.
  Он видел, как девушки приподняв свою принцессу, опустили ее на очередную игрушку, зафиксировав ноги специальными держателями, наподобие чаш гинекологического кресла.
  Алиша застонала. Застонала, сладострастно выгнувшись на плаге.
  Ее соски были проколоты и посверкивали крошечными кристаллами, а в ее вагину была введена небольшая вибро-пуля, заставляющая ее буквально истекать соками страсти. Бисеринки пота текли по ее загоревшему и блестящему в неровных лучах факелов телу. В комнате было жарко. Жарко от температуры в купальне и от разгоряченных страстью обнаженных тел девушек. Лихорадочный румянец цвел на щеках Алиши, а ее очи застила повилика страсти. Пунцовые уста были страждуще приоткрыты, молчаливо призывая к поцелую. Ведь они уже налились кровью и распухли, жалобно посверкивая алой, как кровь помадой, буквально сотканной на ее лице магией этой безумной любви...
  Роза, не выдержав подобного, подошла к Алише. Подошла и поцеловала. Поцеловала, принявшись вести с язычком принцессы не то игру, не то танец. Другие девушки тем временем сосали их груди и киски, став на колени и периодически постанывая.
  Алиша двигалась вверх и вниз, нанизывая себя на игрушку и получая все больше и больше удовольствия от столь желанного ее сердцу проникновения в ее святая святых. Плаг, обильно смазанный клубнично-вишневой смазкой, с легкостью скользил в ней. Скользил, растягивая ее анал.
  Ее тело сотрясала мелкая дрожь.
  Она млела заходясь в истоме и неге, даруемыми явно распыленным в воздухе афродизиаком, ведь по мнению Сорея, ничем иным подобное поведение девушек было объяснить невозможно. То же творилось и с Розой...
  Девушку тоже целовали фрейлины принцессы. Целовали, улыбаясь какими-то странными, искаженными и потусторонними улыбками. И Сорей внезапно вспомнил, что все эти девушки уже давным-давно умерли...
  Их безжалостно убили в битвах или съели драконы и хеллионы.
  Он вспомнил, что сама Алиша умерла, сраженная в неравном бою своей воспитательницей - леди Мальтраной, а Роза...
  Роза умерла уже на его глазах. Умерла, став призраком, тенью, на краткий миг, вернувшись в их мир зомби, а после и вовсе исчезла. Исчезла, растворившись в его объятьях, словно настоящая тень...
  Сорей видел, как эта - ненастоящая, иллюзорно-поддельная Роза, ввела в свою киску и киску Алиши двусторонний плаг. Видел, как принцесса встала с игрушки введенной ей в анал и принялась насаживаться на игрушку, введенную теперь уже в ее лоно...
  Приподняв свою ногу, она прижималась к спине Розы, а фрейлины, используя такие же игрушки, принялись входить в них со спины. Обе девушки стонали, а воздух звенел. В нем разливался розовый туман. Туман, смешанный с зельем, кем-то бесчестно вылитым в горячую воду источников и поднимающийся от земли к куполу купален.
  Он разливался по залу, словно белые клубы пара, превращаясь в розовых слоников и крылатых свинок. Девушки смеялись. Страсть и веселье охватывали их тела и сознания.
  Сорею стало грустно.
  Он жалел их. Жалел, понимая, что не может вмешаться и остановить это безумие. Безумие, наведенное на них чьим-то злым умыслом.
  Он сожалел о своей беспомощности и слезы неизбывной печали полились из его глаз. Полились, окропляя своей сверкающей алмазами влагой плиты каменного пола, на котором он, так же, как и девушки стоял босиком.
  Сорей моргнул. Моргнул, сбрасывая оставшиеся слезинки, а затем. Затем он закрыл глаза. Закрыл и открыл вновь, набравшись решимости и все же разорвав зрительный контакт с девушками. С трудом, но он все же, повернул голову назад. Повернул и посмотрел на Миклео...
  Лиана-мороженное из его уст исчезла, а он сам внезапно оказался лежащим на спине.
  Миклео наклонился, нависнув над ним.
  Его длинные, светлые, в буквальном смысле эфемерные волосы, чуть флюоресцировали, а глаза мерцали. Мерцали, словно маленькие звездочки. По коже серафима струились капельки пота. Струились, мерцая лунным светом и подчеркивая тем самым серебро его кожи. На его лице действительно цвела улыбка. Улыбка, совершенно не свойственная ему.
  Сорей понял, что это не его возлюбленный, а мимик или злой дух, явившийся ему под видом Миклео. Этот 'Миклео' был чужим...
  Он был не его Миклео.
  Он был намного старше и сильнее того Миклео, которого знал Сорей. Бывший Пастырь тоже улыбнулся...
  Улыбнулся, нежно стирая внезапно полившиеся из глаз лже-серафима слезы.
  Он заплакал вновь. Заплакал сквозь свою хрупкую улыбку, что на самом деле разбивала ему сердце.
  Ему внезапно стало жаль эту подделку, а еще...
  Еще ему стало грустно. Грустно и больно. Больно от осознания того, что настоящий Миклео превратился в Дракона, потеряв половину своей души, а он...
  Он - Сорей, ничем не смог ему помочь...
  Не смог спасти своего возлюбленного от этой участи.
  Он предал его...
  Предал, оставив в опасности и теперь...
  Теперь он винил себя. Винил, чувствуя проклятым...
  Из его глаз текла кровь его сердца. Текла, но он все равно продолжал улыбаться. Продолжал, отчаянно веря в чудо...
  Печаль поселилась в его сердце навечно. Поселилась, угнездившись птицей печали -серокрылым буревестником.
  Она поселилась в его душе, ведь он понял. Понял, что все это, что предстало пред его взором - ненастоящее, подделка...
  Особо изощренная иллюзия, сотворенная кем-то бессердечным или все той же злосчастной Симонной. Сотворенное проклятой серафимой, чтобы окончательно сломать его волю и сразить сознание, растоптав его в прах...
  'Не плач, 'любимый'!
  Мы вернемся, оба! Только...
  Только не плач! Не плач, пожалуйста - 'любимый'...
  Ты ведь веришь мне? Веришь?' - все еще улыбаясь, произнес Сорей, коснувшись щеки подделки и поддаваясь ласкам, тем самым разрушая свой кошмар. Ведь иногда поддавшись, можно спасти свой разум от полного разрушения. И он поддался, вобрав в себя всю власть этого места...
  'Серафим' ничего не ответил...
  Он лишь склонился к Сорею. Склонился к нему и, смахнув прядь со щеки Пастыря, поцеловал юношу в губы...
  Уста Сорея обжег лед, но при этом ему показалось, что он тонет...
  Тонет в мягких, прохладных водах. Некая эфемерная, призрачная истома разлилась по его венам. Разлилась, напоминая ему, что он больше не человек, что он теперь тоже водный серафим и от осознания этого он провалился в беспамятство...
  Провалился в него, мирно улыбаясь пустоте, что взирала на него голодными глазами Дракона, что по неведомой причине переставал им быть...
  Зверь рассыпался...
  Рассыпался, возвращая Миклео обратно в человеческий облик. Тьма исчезала. Исчезала, уносясь в небо искристыми звездочками, а в призрачном зале храма, стояли, одевшись в эфемерные смерчи призраки тех, кто еще не до конца ушел за грань или просто остался, чтобы подождать и посмотреть, что же будет дальше. Они остались, чтобы вернуться вновь. Вернуться тогда, когда начнется великий закат тьмы и все души будут свободны...
  Сорей сам улыбался во сне, а ночь...
  Ночь молчала.
  Молчала, храня святое молчание...
  Между тем, одевшись в тени прошлого, в зале стояли тени Розы и Алиши...
  Они стояли, сжимая в прозрачных ладонях горящие негаснущим огнем жизни сердца...
  Сердца, что столь бесчеловечно вырвала из груди Сорея и Миклео Симонна, явившись им в образе непроглядной тьмы, выпивающей души.
  Девушки держали их в своих ладонях...
  Держали, вглядываясь в глаза других одержимых мраком, а после...
  После они вернули их владельцам...
  Мир улыбнулся им, а ночь закрыла глаза...
  Закрыла их, отвернувшись, и принялась петь тихую песню, начавшую звучать в душе у каждого. По незримому лику вселенной скатилась слеза. Скатилась, упав в бездну человеческих душ.
  Инноминат вздохнул.
  Его месть миру не увенчалась успехом. Прошлое отказалось подчиняться. Отказалось, не поддавшись ему и не подарив столь желанного будущего.
  Вглядевшись вдаль, он понял, закат тьмы действительно начался...
  Начался, ведь омрачить сердце, состоящее из желанья жить, воистину невозможно. Ведь будучи полностью сотканным из света, оно всегда будет сжигать тьму. Будет сжигать ее, навечно развеивая тени и озаряя мир своим радостно нетленным светом.
  'Миклео', стоявший рядом со своим темным Пастырем, подарил пустоте скупую тень своей улыбки.
  Он тоже знал, что истинное счастье достижимо лишь для тех, кто любит не щадя себя. И именно поэтому, их, никогда не смогут победить...
  Не смогут. Ведь любовь - это единственное, что не поддается смерти.
  Она - единственное во всей вселенной, что бессмертно, и неуничтожима во истину...
  Развернувшись, тем самым отворачивая свой взор от призрачных девушек, он запахнулся в черные драконьи крылья, свободным плащом, свисающим с его плеч. На его витых рожках танцевали черные молнии, а сердце тоже, как и у Сорея, плакало...
  Плакало, обливаясь кровью и воя раненым в самую душу волком полнолуния, что воплощала в себе луна, одевшаяся в смертную тень мира.
  Инноминат, подойдя, обнял его за плечи...
  Обнял, и зал поглотила тьма...
  Поглотила, скрыв истину.
  Она скрыла истину, сокрытую в сердцах живых. Черное колдовство развеивалось. Развеивалось, возвращая все на свои места. Великий закат тьмы состоялся. Луна сошла с неба, уступив место солнцу новой эры.
  Она уступила ему место, даровав миру новый рассвет.
  
  
  
  *Ночь 4*
  
  ***
  
  *Рассвет новой эры*
  
  ***
  
  Мир звенел...
  Звенел, рождаясь из капель воды.
  Они, безумно искрясь и шипя, поднимались вверх. Поднимались ввысь легкими паутинками и крошечными бусинками.
  Они поднимались, собираясь в невесомые нити.
  Сорей очнулся.
  Он лежал на земле. Рядом с ним стоял он сам...
  Стоял и смотрел на него своими алыми, как кровь глазами. В его гротескной черной короне горело мертвое Солнце, а рядом, кутаясь в изодранные магией крылья, стоял темный Миклео...
  Стоял Миклео, в чьих вишнево-стылых глазах горела такая же, как и Солнце в короне двойника, мертвая Луна.
  Он тоже пристально смотрел на Сорея. Смотрел и насмешливо, и чуть грустно улыбался...
  Оба падших держали в руках цепи из тьмы, уходящие в землю.
  Они держали их и смотрели на Сорея с явным сочувствием. Юному серафиму стало не по себе. Их взгляды его пугали.
  Рядом с ним, как внезапно осознал Сорей, сидел белый как мел настоящий Миклео...
  Сидел, прижавшись к нему своим плечом...
  Сидел, дрожа как осиновый листок на холодном ветру.
  Он сидел, мертвенной хваткой впившись в руку Сорея...
  Сидел, неверяще глядя перед собой, а вокруг угасала тьма...
  Угасала, отгорая серым пеплом и незримым ветром развеиваясь по миру.
  '...' - Это было единственное, что крутилось в этот момент в сознании Сорея.
  Он совершенно не понял, что же в действительности произошло.
  Он вообще перестал адекватно воспринимать происходящее.
  'Что?..' - протянул он, не узнавая своего голоса, и инстинктивно прижал к себе все еще дрожащего Миклео.
  'Еще не понял? Все кончено.' - ответил ему, прозвучав в его голове, призрачный голос темного Миклео.
  'Мир изменился. Теперь уже ничего не исправить! Все будет только так!
  Мы - стражи тьмы, вы - света.
  Чтобы защищать свет нужно познать тьму.
  Нужно познать, испытав ее на себе, полностью погрязнув в ней и погрузившись в нее.
  Нужно сделать это, иначе никак!
  
  ***
  
  'Вы оба навеки лишились теней! У вас нет отражений и нет в жизни путей!
  Вас больше не вспомнят и не узнают! Никто не приветит, не опечалит!
  Вы - невидимки и вы - серафимы! Ни богом, ни чертом - землею судимы!
  
  Вы Закон и хранители Чести Вселенной! Мы - беззаконие и Смерть Измерений!
  Бессмертие ваше и ваша Тьма! Мы - Конец, не нашедший на свете Суда!
  Лишь пред Небом ответить всем нам суждено, а прошлое... Ныне быльем поросло...
  
  Мы встретимся вновь, и кончится свет! Словом одним, победителей - Нет!..
  Не может никто в сердце тьму извести! Уничтожат ее - исчезнет свет и миры...
  Исчезнут, навек потеряв суть вещей. Ведь без тьмы света нет, а без света - теней...
  
  Лишь сердце решит, кто - Герой, кто Злодей...'
  - глухо произнес, полупропел темный Миклео, одарив морально раздавленного Сорея жгучим взглядом своих дьявольских глаз, а Падший подойдя к нему, и присев на корточки протянул сломанный почти у рукояти, меч.
  'Бери! Тебе половина и мне половина!
  Мы оба хранители, а значит, меч правосудия должен быть разделен между нами двоими! У каждого своя, правда! Даже у зла!
  Оно ведь тоже бывает необходимым и очень часто оправданным! Не держи на меня зла, Лорд Сорей!
  
  ***
  
  'Что было, то было! Уж избылось все! А что и осталось, то смыла Река!
  Время - безгрешно - сжигает дотла!
  Ты не заметишь, как позабудешь все то, что у трона богов приключилось!
  
  Поверь! Ты непременно забудешь все!
  Оно, по сути не стоит того, чтобы напрасно лить слезы и выть,
  Обращая в прах затворы души!
  
  Безымянный жесток, но и жизнь ведь жестока! От судьбы до сумы шаг зависит от срока,
  Что живым подарила Война! Ведь испита уже чаша боли сполна!
  Кровь пролилась, и замкнулись уста. Ведь стихии навек разделились...'
  - произнес-пропел Падший, улыбаясь Сорею.
  'Ошибаешься, Демон!
  Я не забуду! Это невозможно забыть! Такое не забывается!' - в сердцах вскричал серафим, отбирая меч у своего прошлого.
  'Что ж...
  Воля твоя и решенье твое.
  Ты сделал свой выбор, а теперь...
  Теперь пришло время и мне сделать свой!
  Мы уйдем из этого мира. Уйдем и будем, следить за порядком из тени, как и положено серафиму тьмы и Истинному Владыке Бедствий!' - произнес он, вставая и подходя к темному Миклео и буквально укрывая того своим крылатым плащом.
  Тьма, сгустившись, растворила их в себе. Растворила, вобрав в себя и соединив с мраком планеты.
  'Еще увидимся, Хранители!' - смеясь, ответила Ночь.
  'Да, увидимся, когда кончится само время!' - сжав кулаки, твердо смотря в бездну, ответил юный Хранитель Дня.
  Он смотрел перед собой...
  Смотрел, обнимая любимого, а Миклео плакал...
  Плакал, все еще переживая все ужасы пережитого...
  Светало.
  Луна исчезла окончательно. Сквозь землю пробивались цветы новой жизни. Становилось видно, какая нешуточная буря бушевала на том месте, где все еще стоял великий Трон Безымянного...
  На лестнице храма, сломанной куклой, лежала Роза...
  Казалось, она спала, а затем...
  Затем Сорей увидел, что на лестнице вместо нее сидит светловолосая девушка. Сидит, смотрит в небо, а ветер треплет ее белые, с зелеными кончиками волосы.
  Ее человеческое тело рассыпалось мерцающими огоньками.
  Рассыпалось звездочками, что унес в небесную даль ветер ее возлюбленного, туда, где вечно пребывали в изначалье бессмертные души богов...
  Видя все это, Сорей рассмеялся, а Миклео, поймав его взгляд, рассмеялся тоже. А затем они оба заплакали...
  Заплакали, поняв, что все кончилось и при этом началось...
  Новорожденная серафима ветра подошла к ним и, улыбнувшись, спросила:
  Почему они плачут, ведь светит Солнце и все вокруг прекрасно?
  Почему они плачут и смеются одновременно, сидя в луже?
  Почему все вокруг дымится, благоухая и буквально на глазах покрываясь ковром из цветов? Но они не ответили ей...
  Не ответили, продолжая смеяться и плакать, а в небе тлел, угасая, призрак древнего, как сам мир Герба Пастыря...
  Он тлел, меняя мир и людей...
  Тлел, стирая сумеречное затмение, окрасившее в голубое Луну и стершее в серебряный пепел разбитые сердца...
  Тлел, стирая в пепел сердца тех, кто все же вернул свою любовь. Вернул, утратив право на жизнь...
  Ведь мир, отказался от них.
  Он отказал им в праве жить в нем. Отказал, украв у них их бытие...
  Отказал, украв бытие, но оставив взамен вечность...
  Вечность, что теперь сияла сталью сломанного копья судьбы, что держал в руке Сорей...
  Держал, почитая за обломок Экскалибура.
  Он держал его, а Мир...
  Мир просыпался.
  Просыпался, еще не понимая, что теперь все видят всё...
  Видят и знают, что за любое, даже мало-мальское преступление теперь последует немедленная расплата. Ведь жизнь мира уже была оплачена кровью и оплачена ею сполна...
  Они больше не плакали.
  Они смеялись.
  Роза смеялась вместе с ними, а ветер...
  Ветер разносил по планете весть - Владыка Бедствий пал!
  Началась новая эра!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Эпилог*
  
  ***
  
  Падший стоял на вершине скалы...
  Стоял, обнимая за талию своего темного Миклео.
  Ему было чуточку жаль того, что он сделал с Сореем, но все же, самую чуточку. Ведь он был злом, а зло, как известно, бывает необходимым и малым...
  И он был этим злом...
  Злом, приносящим пользу...
  'Что прикажете, ваше темнейшество?' - произнесла соткавшаяся из тьмы Симонна, сидящая верхом на серебристом девятихвостом лисе полнолуния.
  'Ничего, Симонна! Оставайся в тени! Теперь тени - это наш Дом!' - произнес, смотря в ускользающую тьму, Падший.
  'Тени исчезают в полдень!' - напомнила ему серафима, хмурясь.
  'Что ж, значит, мы будем исчезать, каждый полдень и возвращаться всякий раз, когда стрелка часов его минует!' - усмехнувшись, изрек он.
  'Да будет так, как повелит мой Повелитель!' - произнесла девушка, растворяясь в быстротечных сумерках вместе с Луннаром.
  'Как считаешь, мы поступили правильно?' - тихо спросил призрачный Миклео у Инномината.
  'Не знаю.
  Я пока ни в чем не уверен!' - произнес бог, смотря в тьму.
  'Что ж, поживем - увидим, а пока...
  Пока будем судить смертных и бессмертных! Ведь это то, ради чего мы и были рождены!' - добавил, чуть поразмыслив, Владыка Тьмы, а после он поцеловал 'своего возлюбленного' и, вновь окутав того своими черными крыльями, исчез, растворившись с первыми лучами восходящего Солнца.
  Наступившее будущее обещало быть жарким и захватывающим.
  Великая битва перешла на новый этап и теперь ее вели те, кто воплощал собой две половинки одной души...
  Ведь истинная битва во все времена шла именно в душах, и идти она собиралась столь же долго, как и мог существовать сам мир - вечно.
  Встрепенувшись, прокричали третьи петухи.
  Начался Новый Рассвет.
  
  ***
  
  'Черной ночи поцелуи, как клинки немолчных вод.
  Льется музыка души - колесом застывших чувств!
  Воет волк земли угасшей и пылает небо страстью
  Бесконечно без конца сна даруя чудеса!
  Разлетится на осколки образ призрачный в ночи
  И останутся иголки от отцветшей красоты.
  А любовь навек прибудет духом истинным в душе,
  Клятву сердца не забудет и спасет, сокрыв во тьме!
  
  Даже если путь печальный будет сердцу предстоять,
  День возьмет судьбы кинжалы и пойдет с войной страдать!
  Воевать он будет вечно. То в обличье серафима, то в личине человека,
  То святого паладина или в облике бесчестном,
  Что, даруя крылья мрака, вдруг подарит тьма-Дракон...
  Но познает сердце разом, есть всегда один Закон...
  Лишь любовь сильнее смерти и вернуть она способна, в царство мнимое живым, Когда небо безмятежно попрекает жизни мир.
  
  Чувства страстные клокочут, раздирая страстью грудь
  Облекая мир в пучину, что зовется бездной вод.
  В ней все топят дней рутину, вертят жизни колесо
  И по праву - без причины, тянут вечности ярмо.
  Но не вечно это будет, даже время позабудет, кому дало тьму проклятий и безгрешное ничто.
  Лишь тогда, расправив крылья, встрепенувшись от дурмана,
  Излечив шальные раны, станет вмиг душа едина.
  В унисон сердца забьются, им откроется равнина,
  
  В небе синем распростерта, что сияя без причины все зовет мир гласом моря.
  Вмиг волшебная светлица отворит в мечту оконце.
  Бой окончится внезапно, счастье обретет земля.
  И познает Мирозданье - все ж закончилась война...
  Ведь вернулася из странствий заплуталая душа.
  И теперь грядой туманов не пойдет гулять та слава,
  Что как яростный булат призывала танцевать.
  Будет в неге и в тепле разум спать в души огне'
  - шептал ветер.
  
  ***
  
  Конец
   2019г
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"