Миррэй Фианит Копосова А.А : другие произведения.

Пробуждение Цена Имени Книга 2 (2-ой спин-офф Заката)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Имя - очень важная вещь, и в чужих руках оно может стать оружием и средством манипуляции жизни. Надо быть очень осторожными, когда называешь кому-нибудь свое имя, особенно свое истинное имя, а иначе можно пасть невольной жертвой обстоятельств, попав в рабство или в плен чужих амбиций и желаний, навсегда расставшись со светом столь желанной своему сердцу свободы... Хоррор, Эротика г написания 2019
  Миррэй Фианит
  
  ***
  
  Имя - очень важная вещь, и в чужих руках оно может стать оружием и средством манипуляции жизни.
  Надо быть очень осторожными, когда называешь кому-нибудь свое имя, особенно свое истинное имя, а иначе можно пасть невольной жертвой обстоятельств, попав в рабство или в плен чужих амбиций и желаний, навсегда расставшись со светом столь желанной своему сердцу свободы...
  
  ***
  
  *Пробуждение*
  
  ***
  
  *Цена Имени*
  
  ***
  
  *Книга 2*
  
  ***
  
  Миклео уже тысячный раз проклял тот день, когда рассказал Сорею свое истинное имя.
  День, когда он нарушил очередной запрет Зенруса...
  День, когда он выбрал свою судьбу...
  И именно поэтому сейчас он и был так чертовски зол.
  Он был зол, нет не на Сорея, на самого себя.
  Он был зол из-за того, что поступил как идиот.
  Ведь он доверял ему...
  Доверял Сорею...
  И?
  И что в итоге?
  К чему это привело?
  Да, они прошли долгий и сложный путь.
  Все вроде бы было хорошо, но все же - все же, итог оказался плачевен...
  Миклео так и не понял, что же такое сделала с Сореем Симонна, что тот буквально сошел с ума, начав в прямом смысле злоупотреблять своей властью Пастыря. Стал злоупотреблять и сейчас делал то, что ему было несвойственно и не позволительно в виду его сана.
  А именно, занимался сексом с ним - с Миклео...
  Занимался оным делом, причем против воли самого серафима, что весьма его печалило и буквально разбивало душу и сердце на множество маленьких, но от того не менее колючих и острых, леденяще-сверкающих осколков.
  Имя жгло...
  Жгло, бьясь в висках ошпаренной стальной птицей мальтийского ордена.
  Миклео было больно...
  Было больно и обидно.
  Было больно даже не от того, что камни впивались в плечи, а от душевных страданий, серной кислотой разъедающих его разум.
  Миклео все еще боролся...
  Боролся, отчаянно сопротивляясь Сорею, но все было тщетно...
  Магия имени выкорчевывала из него все его старания.
  Выкорчевывала, понемногу заставляя поддаться столь желанной Сореем страсти и сдаться, пав в руки победителя безвольной и податливой игрушкой...
  Ему внезапно стало грезиться, что Сорей таки добился своего, подчинил его своей воле, почему-то вместо того, чтобы сделать с ним что задумал, он выполнил с ним арматус, а затем...
  Затем перенесся к Алише и Розе, в неведомые и совершенно неузнаваемые Миклео дали.
  Они перенеслись туда оба, будучи уже единым целым, с целью заняться любовью с девушками, используя власть над душами...
  Ему виделось, что он и вправду делает это, будучи запечатан в душе Сорея и разделяя его чувства.
  Ему даже казалось, что он ощущает страсть оруженосцев, но потом он внезапно понял, что все еще в пещере, а видения, ниспосланные ему это всего лишь мерзкие иллюзии все той же, злосчастной серафимы...
  'Будь она тыщу лет неладна, эта экзальтированная ведьма!' - зло думал он про себя, все еще видя перед глазами, охваченные недюжинной страстью, лица девушек и понимая, что все виденное им, просто-напросто не реально и невозможно, ведь одной из девушек уже не было в этом мире, а другой...
  А о судьбе другой он просто-напросто не знал...
  Не знал, ведь там где она сейчас пребывала, шла война и вряд ли она могла в ней уцелеть, хоть и была достаточно сильна.
  Тьма в их мире была слишком жестока...
  'Хема, хема, хема!
  Иди к хема!' - взбешенно продолжил мыслить он, усилием воли развеивая столь сладостные, но при этом порочные видения, призванные развратить его и Сорея души...
  'Иди к хема, Симонна!
  Я не сдамся!
  Не на того напала!
  Я не позволю тебе сделать это!
  Слышишь, ты - обездоленная?!
  Ни я, ни Сорей тебе не достанемся!
  Так и знай!' - выкрикнул он, слегка удивив на миг растерявшегося от подобного заявления, Сорея.
  Связанные его же плащом руки, между тем начали нестерпимо ныть, сигнализируя о том, что все, что сейчас происходит с ним неправильно и противоестественно.
  Сорей же тем временем улыбался, отойдя от шока.
  Кажется, ему было интересно, что же именно пригрезилось Миклео, раз тот так сильно покраснел и буквально начал излучать силу.
  Сорей улыбался, глядя ему в глаза, своими, ставшими безжизненно-серыми и словно бы начавшими менять цвет на алый.
  Миклео стало жутко и при этом безумно жаль друга...
  Сорей 'падал'...
  Он 'падал' постепенно, но от этого не менее неуклонно...
  'Падал', погрязая в пороке злонамеренности, что теперь нескончаемо гнусным потоком черной миазмы сочилась из каждой поры его некогда сияющего небесной святостью тела все больше и больше...
  Она проистекала из него...
  Истекала, сочась темным флером зла, перекрашивающим действительность в свои темные тона безграничной злобы.
  Миклео видел дымчатое облако злобности, буквально нависшее над Сореем. Облако, что испуская флюиды порока и развращенности, меняло цвет одежды Пастыря, делая из его синей рубашки алую, а из белоснежной, как полуденный свет мантии - черную, как смоль.
  Серафима стало тошнить.
  На глаза навернулись непрошенные и злые слезы.
  Он все еще затруднялся в определении того, от чего же он все-таки станет драконом: от того, что с ним делает Сорей или от разлитой в атмосфере недоброжелательности и нечистоты самого места?
  Он искренне терялся в догадках...
  Миклео мысленно застонал и, извернувшись, все же зазвездил Сорею в челюсть пяткой.
  Тот, в свою очередь обиженно взвыл и отлетел в сторону, прочертив недолгую борозду в густой стене тьмы, что мгновенно сомкнулась за ним, поглощая все краски и цвета.
  Ночь казалось жила своей жизнью.
  Жила, ведя себя как голодное, но от того не менее живое существо.
  Существо, что питалось болью, страданиями и безумной страстью, клокочущей в сердцах живых, а сейчас в сердце того, кто в свое время означал собой все самое вечное, доброе, светлое...
  Тьма питалась душой пастыря.
  Она пировала на его невинной душе.
  Пировала, все больше и больше погружая его в порок, в разврат, в бездну.
  Она безнравственно-безрадостно даровала ему свои цвета.
  Даровала их, крадя его у мира и...
  И у Миклео...
  У Миклео, который горько плакал и с сочувствием, со скорбью и с невысказанной, невыразимой болью на измученном малефицентностью лице все это время смотрел на метаморфозы, претерпеваемые его лучшим другом.
  Другом, что с самого его рождения был самым важным для него на всем белом свете существом.
  Существом, дарившим ему свет и смысл жизни.
  Сердце Миклео обливалось кровью, а сердце Сорея все сильнее поглощала тьма...
  Тьма, что оскалом волколака расцветала на его бледно-пепельном лице.
  Расцветала, сияя багровой тьмой ставших бездонными глаз.
  Пинка Миклео хватило с лихвой, чтобы вырваться из когтей смерти и отползти на метр, в тень, но удача все-таки отвернулась от него.
  Отвернулась, грустно вздохнув и свернув за угол, сказав напоследок, что ей с ним не по пути...
  Своды пещеры внезапно задрожали, а затем одна из них рухнула, образовав, самый что ни на есть завал.
  Миклео ошарашено моргнул, находясь в шоковом состоянии и с неверием воззрившись на представшую пред его взором картину.
  Его воспаленный от череды произошедших с ним негативных событий мозг, суматошно пытался понять и проанализировать, что же только что произошло.
  А потом он все-таки понял, в чем собственно дело...
  Понял и у него внутри все обмерло...
  Не веря глазам своим, он безумно рассмеялся, а потом осекся, с обреченностью вглядевшись в образовавшийся провал.
  В образовавшуюся щель проникли, протиснувшись, сначала одна, а потом еще две драконьи головы.
  От этого зрелища ему стало плохо.
  Миклео понимал весь трагизм сложившейся ситуации и то, что они все попали в сверх дерьмовую обстановку и выхода из нее не было, ведь она по своему характеру уже заведомо была проигрышной и безвыходной.
  Он вновь рассмеялся, но уже приглушенно-убито.
  Из его глаз еще сильней полились слезы...
  Он сжал кулаки.
  Сжал, не чувствуя, что по ладоням потекла кровь.
  В пещере становилось все более темно.
  Тьма сгущалась.
  Сгущалась, норовя залезть под одежду, кожу, набиться в саму душу.
  Она отравляла.
  И от ее невесомого яда Миклео становилось только хуже.
  Да, он понял, его компаньоны стали Драконами.
  Этими самыми растреклятыми Драконами, что сейчас так невинно-любопытно взирали на него с Сореем из провала потолка.
  Что именно Завейд сделал с Лейлой и Эдной, было и так понятно.
  Особенно, если вспомнить отданный Сореем приказ...
  Миклео видел, как их глаза стали серыми, а уходящая Эдна, оглянувшись на миг и встретившись с ним взглядом, послала ему на прощанье скупую тень полупризрачной, прозрачной полуулыбки.
  Ее флер померк, погаснув в густых облаках порока, навечно оставшись в сердце Миклео бессмертным светом чудесного прошлого...
  Миклео видел, как Завейд что-то шепча на ушко, обнял за талию белую как мел Лейлу, а та рассмеялась.
  Рассмеялась, хоть по ее лицу серой сталью и текли мертвые слезы последнего дня.
  Она не могла противостоять приказу Пастыря и к своему ужасу не могла расторгнуть контракт премьер-лорда...
  Сила Сорея была к этому моменту уже слишком велика.
  И он и в самом деле мог манипулировать ими.
  Манипулировать, используя, как оружие в своей борьбе и он сделал это.
  Сделал, воспользовавшись своей властью в корыстных целях и не по назначению, и теперь...
  Теперь Симонна торжествовала, а Хельдальф...
  Хельдальф улыбался. Улыбался и от его смеха дрожали горы...
  Да...
  Отец и сын...
  Владыка Бедствий и Пастырь - оба погрязшие в тьме, вот что сейчас лицезрел умывающийся кровавыми слезами истерзанный мир...
  Единственное, к чему это могло привести - это полное разрушение мира.
  Ведь если Владыка Бедствий убивал людей, порождая хеллионов и тьму, то Падший Пастырь убивал саму первопричину жизни, обращая в безжизненную пустыню пропитанную смертью саму планету...
  Картина воистину была безрадостной и полностью переполненной безысходностью и отчаянием.
  Миклео перестал смеяться, осекшись.
  Распутав руки, он встал.
  Встал, мельком заметив, что и его одежда изменилась став пепельно-серой и теперь тлеет, осыпаясь пеплом.
  Черное пламя нечистоты делало свою черную работу - уничтожало свет.
  Миклео мысленно ругнулся и, призвав лук, повернулся к Сорею.
  У него не было выбора.
  Он должен был это сделать.
  Должен был сделать это ради себя и ради самого Сорея, пока тьма не поглотила и его душу полностью...
  Он должен был сделать это, ведь иначе бы всё и все умерли бы...
  Роза уже пала...
  Хельдальф вырвал ей сердце, а Алиша...
  Алиша была далеко и у нее была своя война.
  Война, в которой на самом деле не могло быть ни победителей, ни побежденных, ведь в этом и был, истинный смыл войны: даровать всем вечное небытие и пустоту.
  Миклео внезапно понял, что все еще плачет.
  Плачет, не ощущая слез, кажется, часть его души уже умерла...
  Умерла в тот самый миг, когда Сорей перестал быть самим собой, а стал тем - кем являлся сейчас - Чудовищем, лишенным будущего.
  Но, от осознания этого факта решимость Миклео не угасла.
  Она наоборот стала лишь сильней, хоть его сердце буквально кричало, заходясь в муке. Боль истомой разрушала его.
  Разрушала, обращая в лед.
  В лед, в котором словно в хрустальной лампаде все еще горело, трепеща неуничтожимое пламя вечной любви и жизни.
  Пламя, что все сильней разгоралось и разгоралось, так и, норовя его разрушить, сожжа дотла.
  Плача кровью своего сердца, дико закричав от неизбывного страдания, он все же выстрелил...
  Выстрелил в Сорея...
  Он выстрелил в Сорея, идущего к нему с протянутыми руками и с кривой улыбкой на своем искаженном тенями лице.
  Кажется, тот что-то шептал ему, говоря все еще таким родным и знакомым, словно не подвергшимся метаморфозе, голосом, что это же он! Он - Сорей!
  Миклео слышал его шепот. Слышал шепот, просящий не стрелять в него, ведь он так любит его - своего Миклео...
  Он слышал, но не верил ему.
  Не верил, ведь он уже знал...
  Он понял, что перед ним уже не его Сорей.
  Перед ним - Падший - новый Владыка Бедствия, самое кошмарное существо, какое только могло явиться в их мир.
  Плача и не замечая, что плачет кровью, зажмурившись от внутренней боли и страдания, крича от отчаяния, он выстрелил...
  Выстрелив в любовь всей своей жизни...
  Выстрелил, вкладывая в этот выстрел весь огонь своей жизни, всего себя до капли...
  Выстрелил, обращаясь в истаивающий свет...
  'Лазлав Рюлей!
  Остановись!' - донесся до него призрачный отзвук громового приказа, бывшего некогда его возлюбленным Сореем - Павшего Пастыря, скинувшего с себя свое любезное обличье, и тем самым являя миру гнилое нутро, насквозь изъеденное злом, когда он исчезал, тая в свете, но было уже поздно...
  Руку бога остановить было нельзя...
  Палач сделал свое дело, полностью оправдывая данное ему при рождении имя - Энфорсер...
  Стрела, пропев песнь умирающего лебедя, звонко-грустно звеня неизбывностью, скорбью и страданием разбитого вдребезги сердца, сорвалась с тетивы.
  Сорвалась, сверкающей звездой уносясь вперед, к цели.
  Она слетела с кончиков его пальцев, одарив на прощание снопом лазурно-белых искр.
  Она сверкнула вспышкой суперновой и попала в цель...
  Попала, поразив любовь всей жизни прямо в сердце...
  А попав, разбила не одно, а два...
  И в тот самый миг, когда она попала в Сорея, Миклео преобразился...
  Его одежда сгорела, а спустя секунду его окружил белый огонь...
  Окружил, начав великую метаморфозу.
  Миклео просто счел, что без Сорея белый сет ему не мил.
  Он посчитал, что он лучше предпочтет умереть или стать драконом, чем жить на свете без него...
  И он стал им...
  Стал Драконом...
  Стал скорбным напоминанием людям.
  Напоминанием о том, что любовь способна обратить в чудовище и разбить сердце, втоптав его в грязь.
  Он стал зверем, навеки утратив самого себя, саму бытийность и самость своей души.
  Мгновение - и бело-лазурный зверь, ревя от боли и сумасшедшего горя, все еще плача кровью, взмыл ввысь...
  Взмыл в лазурь небес, пришедшую на смену кровавой тьме неизбывности.
  Он взмыл в нее, пробив своим изящно-гротескным телом свод пещеры окончательно. Взмыл, погребая в руинах Элейн свое изуродованное прошлое...
  Трое других Драконов, дыхнув пламенем в рушащийся грот, взлетели, поднявшись в воздух вслед за ним.
  Сердце Миклео было разбито окончательно.
  Он плакал. Плакал и безумно выл, порождая кровавый дождь, идущий уже не только в его сердце, но и в реальности, такова была его сила...
  Сила Эмпирея - верховного владыки воды, которым он стал, обернувшись драконом...
  Его сверкающие слезы превращались в рубины, алыми метеорами падая с небес.
  Они падали, а земля выла, творя новые и новые радужные сферы, столь любезно дарованные разбившейся душой серафима.
  Симонна зло завыла от разочарования, сломав свой стек.
  Георг сжал кулаки и, сузив глаза, всмотрелся в небеса.
  Он всмотрелся в четверку драконов, творящих в небе свой последний полет по кругу.
  На его лице возникла ухмылка.
  Казалось, он высмотрел, что хотел и теперь улыбался.
  Улыбался, осознавая, что все-таки победил, выиграв сражение за мир.
  Что ж, в некотором роде, он действительно был доволен.
  Доволен произошедшим.
  Конечно, он не получил всего, чего хотел, но все же - все же у него теперь были четыре дракона!
  И это было что-то, чем совсем ничего.
  Именно поэтому он и был рад и доволен собой и своими деяниями, приведшими к столь плачевым для мира и серафимов с Пастырем последствиям.
  'Идем!
   Нам надо поймать их!' - властно произнес он, обратившись к Симонне, и призвав тьму, спустился с холма.
  
  ***
  
  Очнувшийся Сорей, внезапно осознал, что все еще жив...
  А осознав, понял, что все-таки нет...
  Миклео убил его...
  Убил, пойдя до конца, выпустив в его сердце стрелу своей любви и теперь...
  Теперь он - Сорей - и при этом, уже не Сорей, сидел на полу...
  Сидел рядом с собственной пустой оболочкой, безжизненной куклой лежавшей в полуметре от него.
  Одежда, как и тело покинутого сосуда, тлели, обращаясь в прах, а вокруг тем временем злобно сверкали молнии, говоря о том, что еще ничего не кончено и это только начало...
  Великое начало великого Конца...
  Сорей осознал - он был самим собой и сила его деда - лорда Зенруса, убитого Хельдальфом, теперь была у него...
  Была у него, обратив его самого в серафима молний, перейдя к нему по наследству...
  Еще раз, бросив взгляд на свое прошлое, и на то, как оно обращается в прах, он взял меч, револьвер и книгу.
  Его лежащее на полу руин прежнее тело внезапно ярко вспыхнуло сиюминутным золотым огнем.
  Вспыхнуло, окончательно распадаясь серым пеплом, и в буквальном смысле стирая себя, а именно, прошлое нового Сорея из мира живых...
  'Прах к праху...' - прошептал новорожденный серафим, сжав в руке свой опаленный временем меч...
  Послав в мыслях Хельдальфа к хеллионам, Сорей буквально выбежал из грота. Выбежал, зная, что ему нужно остановить Миклео и остальных.
  Остановить и спасти, вернув им самих себя...
  Он точно знал - это его вина.
  Вина, что они стали такими.
  И теперь - это его крест, его фатум, его долг...
  Долг исправлять все, вернув их в нормальное состояние.
  Это обязан сделать именно он и никто иной!
  Ведь это он - Великий Грешник!
  Грешник, раскаявшийся в своих грехах...
  О, он сожжет это!
  Сожжет!
  Ведь теперь он - Эмпирей Молний, новый владыка Грозы!
  О, он может!
  Правда, может!
  Он может возвращать Драконов обратно в состояние серафимов!
  А раз он может, это значит, он сможет спасти их всех!
  Он улыбнулся от осознания этого, пришедшего к нему вместе с силой знания. Окружившись своей новой властью, он отправился в погоню.
  Он отправился в погоню за своей удачей, мечтой и судьбой, что клином перелетной стаи устремилась на запад, туда, где кончались все дороги, сходясь в одну точку...
  Драконы летели к самому большому из источников Земного Пульса...
  Они летели к деревне Истока...
  Они летели к Камланну...
  Летели к могиле Розы...
  Ведь она пошла к Трону Эмпирея в одиночку.
  Пошла туда, одна одинешенька, сочтя, что это ее долг, как оруженосца Пастыря - не дать ему запятнать себя тьмой, ибо она и есть его тьма - его безупречный щит теней, ассасин, рожденный из кошмара...
  И, как итог...
  Она умерла...
  Умерла, лишенная жизни рукой его отца...
  Сорей и Георг встретились.
  Они встретились, почти что одновременно достигнув Трона...
  Драконы сидели на крыше храма.
  Сидели, ревя и извергая пламя.
  Земля дрожала.
  С неба лил дождь.
  Лил дождь, полностью состоящий из тьмы, недоброжелательности и крови...
  
  ***
  
  'Ну вот, мы и встретились - сын!' - произнес Георг, ухмыляясь.
  'Я больше не твой сын, Чудовище!
  Вижу, ты любуешься деяньем рук своих?!
  Что ж, любуйся!
  Недолго осталось!
  Я здесь, чтобы положить конец всему!' - с жаром в голосе произнес Сорей, сжав в руке Зигфрид и вновь буквально окружая себя силой.
  'Вот как?
  Ну и что ты мне сделаешь, о светлый серафим?!
  Ты больше не Пастырь!
  То, что ты помнишь, кто ты и кто я - это уже, по-своему, чудо!
  Но на большее тебя не хватит!
  Как ты, вообще, себе это представляешь?
  Как ты хочешь положить конец всему, если у тебя нет для этого сил?' - ухмыляясь еще боле злобно, произнес Георг, начиная безумно смеяться.
  'А вот так!' - произнес Сорей, подняв на Владыку револьвер.
  'Ты, наверное, чего-то недопонял, Хельдальф!
  Я ведь не обычный серафим!
  Я - Седьмой Эмпирей!
  Я - владыка чистого света и молний!
  Я обладаю силой, способной уничтожить тебя и положить конец кошмару раз и навсегда!' - концентрируя силу, изрек Сорей, призывая молнию с небес.
  'Что ж, попробуй, 'Эмпирей'!' - все еще смеясь, пророкотал Хельдальф, призывая в ответ сферу тьмы и хеллионов.
  Симонна, разжившаяся кинжалом, бросилась на Сорея, и битва началась...
  
  ***
  
  В небе грохотали молнии.
  Дождь лил все сильней и сильней...
  Свет встречался с тьмой, а тьма со светом...
  Сорей отбросил Симонну в сторону, вглубь храма, запечатав обвалом вход.
  Спустя миг оттуда донесся ее полный ненависти и проклятий вопль, а Георг...
  Георг, материализовав чудовищный черный меч, источающий злобу и порок, бросился на своего бывшего сына, норовя его убить последней смертью.
  Сорей же замер и закрыл глаза.
  Он концентрировался, а затем...
  Затем, достигнув нужного ему состояния, он, резко распахнув их, вбил Экскалибур в землю...
  Вбил, создавая вокруг себя и Георга зону, переполненную светлой силой.
  А затем выстрелил в упор, когда его отец оказался в полуметре от него...
  С десяток молний вошли в Зигфрид.
  Между парой возник герб Пастыря, а над ними - в небе, друг другу в глотку вцепились черный и белый львы, полностью состоящие из энергии их душ...
  Белый лев победил, а черный...
  Черный пал, истаяв словно дым...
  Ударная волна полного уничтожения была настолько сильна, что стерла в прах дворец, уничтожив вместе с ним и Симонну.
  Драконы успели увернуться, стремительно взмыв в необъятную высь, разверстую у них над головами.
  Теперь они вновь кружили, смотря вниз, туда, где расправлял уже свои, сотканные из молний и света пламенные крылья сверкающий дракон...
  Седьмой эмпирей взмыл ввысь...
  Он возник посредине их вояжа и, резко повернувшись по кругу, обдал их всех серебристо-белым пламенем...
  Еще один миг - и пять человек камнем рухнули вниз...
  Дождь перестал.
  Из-за туч выглянуло солнце, а Сорей вспомнил, что чертовски обидел Миклео...
  Обидел, причинив тому боль, и что он обидел не только Миклео, но и Лейлу, Эдну и Завейда...
  Он вспомнил, что это по его вине они стали Драконами...
  Что это из-за него Миклео отринул свою человечность...
  Он вспомнил, что он умер и стал серафимом по своей собственной вине...
  Он вспомнил свою бессердечность...
  Вспомнил сладость власти и страсть, бушующую кипятком в крови, что даровало ему знание истинного имени, и страшно возжелал его не знать, но его мольба осталась неуслышанной...
  Он испытал чудовищные угрызения и муки совести, но мир остался к нему бесстрастен, безразличен и холоден...
  Мир радовался концу бедствия.
  Радовался, впуская в себя новую жизнь, а на Сорея смотрел Маотеррус...
  Смотрел, улыбаясь ему улыбкой дьявола...
  Битва была еще не закончена...
  
  ***
  
  'Ну, здравствуй, 'брат мой'!' - изрек темный дракон.
  И Сорей понял, что от него требуется, куда большее, чем просто убить Владыку Бедствий...
  Ему требовалось очистить тьму в душе самой природы...
  Миг - и его вновь поглотило пламя...
  Поглотило в очередной раз, изменяя его природу...
  Расправив крылья, в обличье духа он взмыл ввысь...
  Мгновенье - и они оба сцепились в смертной схватке...
  Они буквально драли друг друга когтями и жгли огнем.
  В их смертельной битве не было ни победителей, ни проигравших...
  Они оба были равны...
  Равны и безумно сильны...
  Очнувшаяся Лейла в ужасе, неверяще глядела на полет двух могущественных созданий, прорезающих своими грациозно-величественными телами штормовые небеса Зестирии.
  Ей и приходящим в себя ее спутникам оставалось только смотреть...
  Им оставалось только смотреть на грандиозную битву драконов, ведь вмешаться они не могли...
  Сил больше не было...
  Превращение выпило их до капли, сделав на краткий миг не серафимами, а обычными людьми...
  'С-сорей?!.
  Не может быть!
  Он...
  Он вернулся как серафим!
  Я...
  Я должен...
  Д должен помочь ему!' - прошептал Миклео, порываясь встать, но Эдна удержала его, сказав не вмешиваться.
  'Сейчас ты бесполезен и можешь только смотреть!' - глядя в небо, добавила она.
  Обливаясь вновь проступившими на его глазах слезами, Миклео стал смотреть вверх.
  Он стал смотреть на то, как смысл его жизни бьется с самой судьбой.
  Бьется с ней, ища и защищая их общее будущее...
  Буквально на глазах светлеющее небо почему-то все сильней и сильней прорезали молнии, а затем их стало невероятно много...
  Они буквально соткали в небе рыбацкую сеть, поймавшую обоих чудовищ в свои смертоносные объятья, а затем в ячейки ударил целый миллиард шаровых молний, и в небе возгорелось второе солнце...
  Оно зажглось, на мгновенье ослепив всех.
  Серафимы зажмурились, спасая глаза, но пламя жгло, нестерпимо сияя сквозь плотно смеженные веки.
  Оно все ярче сияло, сжигая мрак и тьму, даруя мир и покой душе планеты.
  А когда оно погасло, Сорей, третий раз за день пал...
  Он вновь упал с небес на землю...
  Он упал прямо в объятья, бросившегося к нему со всех ног Миклео.
  Сорей осознал, что его своим ветром поймал Завейд.
  Хозяин воздуха, поняв, что именно произошло, послал к нему свою стихию, все же найдя в себе силы.
  Именно поэтому ветер мягко и опустил Сорея на землю, аккурат в распростертые объятья Миклео.
  Но сам Завейд до сих пор не верил своим глазам...
  Его разбирало от смеха, а из глаз ручьем лились слезы счастья, а затем его глаза расширились, округлившись как блюдца, когда он увидел ее...
  Девушка шла по воздуху...
  Шла, медленно спускаясь по золотым лучам, пробивающегося сквозь все еще густые тучи солнца.
  Она была не одна...
  С ней был светловолосый юноша.
  Подойдя к белому как мел Завейду, она произнесла:
  'Отдай его мне, Изгнанник!
  Его миссия в этом мире закончена!
  Мы забираем его с собой!
  Теперь Сорей - хранитель Зестирии!
  Позаботься о нем!' - обращаясь уже к впавшему в ступор Миклео, добавила златоокая брюнетка, забирая мальчика, которого вместе с Сореем поймал Завейд, из рук, впавшего в шоковое состояние серафима, и вновь понимаясь вверх по лучам.
  'Прощайте!
  Не беспокойте больше Эмпиреев!
  Мои братья предпочитают спать вечно!' - изрек спутник брюнетки и они исчезли, рассыпавшись золотыми звездами.
  Лейла, прикрыв рот ладошками, плакала...
  Она тоже все еще не верила...
  Не верила, что ей явились те, кто в забытые времена были частью ее семьи...
  Явились, чтобы попрощаться, навеки разорвав связующую нить.
  'Да, прощайте!..
  Спите спокойно...' - произнесла Эдна, закрывшись от мира материализовавшимся зонтиком.
  Она тоже плакала...
  Могила Айзена вновь стояла перед ее глазами, а светлая грусть ранила в самое сердце...
  
  ***
  
  'М-миклео?!
  Миклео, это ведь ты?
  Ты жив!' - воскликнул очнувшийся Сорей.
  'Да, это я, Сорей.
  Все закончилось.
  Мы...
  Мы победили!' - плача от счастья произнес серафим, обняв Сорея.
  'Прости меня, Миклео!
  Пожалуйста, прости!
  Я...
  Я больше никогда не назову тебя по истинному имени!
  Прости!
  Это был не я!
  Мне жаль!
  Мне, правда, очень жаль!
  Простишь ли ты меня когда-нибудь за то, что я сделал?' - заплакав напару с Миклео, спросил Сорей, схватившись за рубашку юноши.
  Миклео чуть помолчал, скрыл глаза под челкой, а потом, подняв голову, прикрыв глаза и улыбнувшись, скрепя сердце, произнес:
  'Если бы я не любил тебя так сильно, Сорей, я не смог бы тебя простить, но я люблю тебя и я знаю, что это действительно был не ты!
  Я ведь обещал, что всегда буду на твоей стороне!
  И я буду!
  Да, я убил тебя, но я сделал это, чтобы ты освободился!
  Ведь это был единственный способ спасти нас всех!' - открыв глаза, с явной решительностью в голосе, и не кривя сердцем, пережив на миг одолевшее его разум страдание, изрек серафим, прямо взглянув в глаза неуверенно улыбающемуся через злые слезы Сорею.
  Услышав ответ Миклео, Сорей отер их, и, улыбнувшись, окрашенной весной улыбкой, обняв любимого, повис у него на шее.
  Он плакал.
  Они плакали оба...
  Плакали от счастья, ведь все действительно закончилось, и теперь они могли быть свободны.
  Могли быть вместе вечно...
  А между тем, в ином мире, стоя у бессчетных призм Земного Пульса, звонко смеялась Маджиру Мейвин...
  Нормин Бьенфу сидел у нее на плече, а в потоках силы отражались тысячи Сореев и Миклео...
  Пастыри и серафимы из разных времен и народов, странники из иных измерений, все они шли своими тропами судьбы, а она...
  Она стояла в Зале Миров...
  Стояла, записывая Летопись Времени, ведь волшебные часы Кроноса, упав вновь, пробили полночь...
  Начался новый день.
  Еще одна Эра закончилась и началась новая...
  Еще один мир получил свободу...
  Еще одна летопись была завершена.
  Она улыбалась.
  'Что ж, Бьенфу!
  Думаю, стоит опубликовать нашу новую 'Небесную Запись'!
  Мне кажется, она - стоящая вещь!
  Равно, как и ты!
  Ты ведь не бесполезен, как может показаться на первый взгляд!
  Ты слишком важен, так как поддерживаешь баланс добра и зла!
  И пусть ты и 'Вещь', но ты, именно, что 'Вещь'!
  Причина всех причин!
  Суть всех Вещей - нормин по имени Смысл Бытия!' - смеясь, произнесла безумная колдунья-экзорцист, играя в шарады с истинным именем нормина Бьенфу.
  Нормин промолчал.
  Промолчал, задумчиво ловя на себе взгляд странников, коих видел в рождественскую ночь в храме судьбы.
  Они все смотрели на него...
  Смотрели на него сквозь призму света.
  Смотрели и улыбались.
  И он понял...
  Понял, что истинное имя не проклятье, а дар...
  Дар, которым вправе пользоваться только любящие сердца и пусть Маджиру, и дала ему такое странное имя, но оно все же оказалось самым сильным во всем мире, ведь оно и есть первопричина всех вещей.
  Ведь 'вещью' является абсолютно все, а значит его истинное имя, не 'Вещь' и даже не 'Храбрр', как он мнил себе.
  Его истинное имя - 'Абсолют'.
  Он и бог, и дьявол.
  Он творец и разрушитель.
  Он - нормин Бьенфу и слуга Маджиру Мейвин.
  Он 'Вещь' той, кто пишет Летопись Времен, идя по пятам за теми, кто истребляет зло, огнем и мечем, исполняя волю мира и последний приказ Пастыря...
  Бьенфу улыбнулся, а соткавшиеся из серебряного тумана Вельвет, Райфсет и Фиц подошли к Маджиру.
  Ведьма улыбнулась, повернувшись к ним.
  Она держала в руках четыре куклы вуду, имитирующие Сорея и Миклео.
  Одна из пар была светлой, а вторая темной.
  Она протянула их Вельвет, а та лишь рассмеялась...
  Миг - и игрушки закружились вокруг удивленно захлопавшего глазами Бьенфу.
  Пробили невидимые часы, и все исчезло, разбившись на осколки.
  Великий сон длиной в тысячелетие закончился. Все спящие проснулись по-настоящему.
  Ночь мира миновала.
  'Я вернулся, Лазлав Рюлей!' - произнесли тысячи голосов, и наступило утро.
  Оно наступило.
  Пророчество было исполнено.
  Истинное имя исполнило свое предназначение - развеяло тьму.
  Все были счастливы.
  Даже Роза, встретившая своего возлюбленного на седьмом небе Зестирии.
  Рассвет обещал быть прекрасным.
  
  ***
  
  'Зеркала сверкают ярко. На устах застыло имя.
  И мерцает лето жарко - на магической картине...
  Песня звонкая звучит. Весть вперед стрелой летит.
  Солнце всходит вдалеке. Мир узнал: Конец Войне!' - пел ветер.
  
  ***
  Конец. 2019г
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"