Идунн и Яблоки Вечной Юности

В Асгарде золотом сияющем, где боги пируют и пьют,
Хранительница юности вечной, Идунн, свой сад бережёт.
В корзине плетёной из лозы, что солнцем и росами полна,
Лежат яблоки дивные, что старят души, но не тела.

Она, богиня весны и рассвета, с улыбкой лучистой в очах,
Вручает плоды золотые, даруя бессмертие в веках.
Один, мудрейший из асов, вкушает яблоко с рук Идунн,
И Тор, громовержец могучий, забывает про бремя седин.

Но зависть змеёй подколодной в сердце Локи коварном ползла.
Он замыслил злодейство тёмное, чтоб юность богов унесла.
С великаном Тьяцци сговорившись, он Идунн заманил в леса,
И там, в пещере холодной, богиню с яблоками заточил.

Померкли лица у асов, морщины легли на чела,
И сила покинула мышцы, и старость в Асгард пришла.
Один, прозревая коварство, Локи к ответу призвал,
И тот, испугавшись гнева, соколом быстро взлетел.

Он мчался над миром, как ветер, к пещере, где Идунн томилась,
И, превратив богиню в ласточку, от Тьяцци её укрыл.
Великан, в ярости слепой, за ними в облике орла,
Но асы костер разожгли, и пламя его пожрало дотла.

Вернулась Идунн в Асгард, и снова яблоки засияли,
И боги, вкусив их сладость, вновь юность свою обретали.
И с тех пор, как символ бессмертия, как дар божественной любви,
Яблоки Идунн хранят Асгард, от старости вечной храня.

Так помните, смертные люди, что юность, лишь миг, что дарован,
Цените мгновенья прекрасные, пока ваш путь не закован.
И пусть легенда об Идунн и яблоках вечной весны,
Напоминает вам о чуде, что в каждом мгновении жизни.
***
Песнь о Сигурде и Драконьем Злате

В древних землях, где горы в небо вздымались,
Где эльфы пели, а тролли в тени таились,
Жил юный Сигурд, храбрейший из смертных,
Чей меч был остр, а дух был бессмертен.

Воспитан Регином, кузнецом коварным,
Он меч ковал, что звался Грам, не знавшим равных.
Регин шептал о золоте, о кладе дракона,
О Фафнире, чудовище, что спит в одиноком уклоне.

"Фафнир был братом мне, - Регин говорил, -
Но жажда золота его разум затмила.
Он стал драконом, злым и могучим,
И клад Андвари стережёт, как волк голодный".

Сигурд, не ведая козней Регина,
В сердце хранил лишь отвагу и силу недюжинную.
Он сел на Гране, коня своего быстрого,
И в путь отправился, к логову дракона, к месту гиблому.

Долго ли, коротко, добрался он до пещеры,
Где Фафнир спал, окутанный тьмой и скверной.
Земля дрожала под тяжестью зверя,
И смрадный дым из ноздрей его веял.

Сигурд, не дрогнув, вырыл яму глубокую,
Под тропой дракона, зная его повадку.
И когда Фафнир, к реке ползущий,
Над ямой прополз, Сигурд меч вонзил, не дрогнув.

Грам пронзил сердце дракона злобного,
И кровь хлынула, как лава из жерла вулкана.
Фафнир, в предсмертной агонии корчась,
Проклял Сигурда, предрёк ему горе и муку.

Умирая, дракон открыл тайну клада,
О кольце Андвари, что проклято навеки.
Сигурд, не слушая, взял золото, сверкающее,
И с Регином вернулся, к кузнецу коварному.

Регин, увидев золото, жадностью ослеплённый,
Потребовал сердце дракона, чтоб съесть его.
Сигурд, послушный, сердце на костре жарил,
И, обжегшись, палец в рот потянул, нечаянно.

И тут он услышал птиц щебетанье,
Что говорили о коварстве Регина, о его обмане.
Сигурд понял, что кузнец его предал,
И мечом своим Регина он тут же обезглавил.

Так Сигурд победил дракона Фафнира,
И золото Андвари в руки заполучил он.
Но проклятие клада уже начало действовать,
И судьба его, как и многих, была предрешена.

Эта песнь о храбрости и о жадности,
О золоте, что приносит лишь горе и несчастье.
О Сигурде, герое, что дракона сразил,
И о проклятии, что его жизнь омрачило.
***
Регин: Песнь Кузнеца и Змея

В кузнечной печи, где пляшет огонь,
Регин ковал судьбу, день за днём.
Не золото лил, не мечи для войны,
А замыслы тёмные, в сердце одни.

Он был из рода Хрейдмара, гордый и жадный,
Братьев своих предал, в жажде наградной.
Фафнир, драконом ставший от злобы,
Сокровище Хрейдмара в пещере хоронит.

Регин же, изгнанный, в скитаньях блуждал,
И мести огонь в душе разжигал.
Он Сигурда встретил, героя молодого,
И хитростью в сердце его поселился.

"Убей Фафнира, - шептал он ему, -
И золото Хрейдмара вернёшь ты себе.
Я меч тебе выкую, что дракона сразит,
И слава твоя в веках загремит".

И выковал Регин Грам, меч легендарный,
Что сталь рассекал, как ветер январский.
Сигурд, послушав коварного гнома,
Отправился в логово дракона угрюмо.

Фафнир пал от меча, кровь хлынула рекой,
И Сигурд, омытый победой святой,
Сердце дракона на жару жарил,
А Регин, довольный, на подвиг взирал.

"Дай мне отведать, - просил он героя, -
Сердца дракона, что силы утроит.
А сам отдохни, ты славно сражался,
И золотом Хрейдмара ты будешь награждён".

Но сок драконий, коснувшись языка,
Открыл Сигурду правду, что так далека.
Он услышал птиц, что Регина клянут,
И замыслы тёмные его предают.

И понял Сигурд, что кузнец коварный,
Лишь золота жаждет, и власти угарной.
И меч свой поднял, не дрогнула рука,
И голову Регина срубил с плеча.

Так кончил Регин, кузнец и предатель,
В жажде наживы, в коварстве старатель.
И золото Хрейдмара, проклятое кровью,
Принесло лишь горе, смерть, и злословье.

И помнят потомки, сквозь толщу веков,
О Регине жадном, и силе оков,
Что алчность куёт, и месть порождает,
И к гибели верной всегда направляет.
***
Хрейдмар: Песнь о Жадности и Проклятии

В долине гор, где тень ложится густо,
Жил Хрейдмар, могучий и богатый.
Король гномов, владелец дивных руд,
Чей гнев был страшен, а кошель слабый.

Три сына было у него, три воина,
Отважных Фафнир, Отра и Регин.
Отра любил он больше всех, за кротость,
За тихий нрав и золотые руки.

Однажды боги, Один, Хёнир, Локи,
Блуждали по миром, голодны и злы.
Увидев Отра, что рыбой наслаждался,
Локи убил его, не ведая беды.

Пришли к Хрейдмару, прося ночлега,
Не зная, кто перед ними, кто убит.
Узнал отец, в ком кровь его застыла,
И в ярость страшную, как пламя, был разлит.

"За жизнь Отра, платите золотом чистым!
Покройте шкуру, до последнего клочка!"
Так Хрейдмар взвыл, и боги в страхе диком,
Пошли искать сокровище, дрожа.

Локи, хитрец, поймал Андвари в реке,
И вырвал кольцо, что проклято навек.
Андвари проклял золото то жадно,
Чтоб смерть и горе приносило всем.

Наполнили шкуру Отра золотом,
Но кончик уса остался не покрыт.
Локи отдал кольцо, проклятое жаждой,
И Хрейдмар жадностью был навсегда убит.

Фафнир, брат старший, жаждой ослеплённый,
Отца убил, чтоб завладеть сокровищем.
В дракона страшного он превратился,
И золото стерёг, проклятое навечно.

Регин, брат младший, мстил за отца,
И Сигурда нанял, храброго героя.
Сигурд убил дракона Фафнира,
И проклятое золото забрал с собою.

Так жадность Хрейдмара, его проклятый клад,
Принесли смерть и горе всем вокруг.
И помнят люди, эту песнь печальную,
О жадности, что превращает в прах.

И шепчут ветры в долине горной,
О Хрейдмаре, что жадностью убит.
И предостерегают всех живущих,
От золота, что проклято лежит.
***
Песнь о Семаргле, Крылатом Страже

В небесах лазурных, где сплетаются звёзды в нить,
Рожден был Семаргл, пёс с крыльями, чтоб мир хранить.
Не зверь он дикий, не бог надменный, но страж меж миров,
Сплетённый из пламени, ветра и древних снов.

Шерсть его - искры костра, что вечно пылает в ночи,
Глаза - два сапфира, в которых все тайны ключи.
Крылья - из перьев рассвета, окрашенных в золото дня,
И каждый их взмах - это песня, что будит уснувшую Землю.

Он страж семян, что в земле таятся, надежду храня,
Он шепчет росткам, чтоб пробились, весну возродя.
Он слышит молитвы деревьев, что к солнцу тянутся ввысь,
И защищает их корни от злобы, что прячется в тишь.

Когда над Русью сгущаются тучи, и воет злой ветер,
Семаргл взмывает в небо, как молния, яростен и светел.
Он разгоняет тьму своим пламенем, своим грозным рыком,
И возвращает свет и покой в дома, где царит лишь уныние.

Он видит сквозь время, он знает судьбу каждого дня,
И мудрость веков в его сердце, как искра, храня.
Он верный слуга Рода, хранитель земли и людей,
И имя его - Семаргл - эхом звучит средь полей.

Так славься, Семаргл, крылатый страж, пёс огненный!
Твой подвиг бессмертен, твой дух непорочен, сердечный.
Ты символ надежды, ты свет во тьме, ты сила и мощь,
И память о тебе в наших сердцах никогда не истощится.
***
Тугарин: Песнь о Змее и Земле

В степях широких, где ветер гуляет,
Где ковыль серебрится под солнцем палящим,
Восстал из мрака, из тьмы вековечной,
Тугарин Змей - чудище, землю глотающее.

Не человек он, не зверь, не птица,
А сплав кошмара, из глины и пламени слеплённый.
Голова змеиная, пасть ненасытная,
Тело чешуйчатое, броней закованное.

Дыханье его - засуха, мор и погибель,
Глаза - два уголья, взирающие злобно.
Копыта коня топчут нивы золотые,
Хвост, словно плеть, рушит города и веси.

Он вызов бросил земле русской святой,
Потребовал дани - девиц прекрасных,
Золота и серебра, хлеба и соли,
Иначе - огнём всё обратит в пепел.

И дрогнула земля, испугались люди,
Заплакали матери, завыли сироты.
Но не сломился дух богатырский,
Восстал супротив Змея Добрыня Никитич.

Три дня и три ночи бились они люто,
Земля стонала, небо трещало от грома.
Добрыня копьём пронзал чешую змеиную,
Тугарин огнём отвечал, ядом брызгал.

Но сила правды, сила земли родной,
В Добрыне крепла, как солнце восходящее.
И вот, в решающий миг, богатырь могучий,
Отсек Змею голову, злобу и ненависть.

Кровь чёрная хлынула, землю оскверняя,
Но Добрыня очистил её молитвой и верой.
И воссияло солнце над Русью свободной,
И воспели люди победу над Змеем проклятым.

Так помните, люди, о подвиге славном,
О Добрыне храбром, о Змее коварном.
И знайте, что зло всегда будет повержено,
Когда за землю свою стоишь ты отважно!
***
Тавр, сын Земли и Бури

Из пены морской, что плескалась у скал,
Где Крымские горы вздымались стеной,
Рождён был Тавр - исполин, дикий и зол,
Сын Геи-Земли и бури морской.

Не ведал он ласки, не знал он любви,
Лишь грохот стихии в душе его жил.
В пещерах глубоких, где тени густы,
Он ярость свою, словно пламя, хранил.

Глаза его - угли, горящие тьмой,
И голос - как гром, что раскатывал высь.
Он правил Тавридой, землёй неродной,
Где жертвы людские рекой пролились.

Богиня Артемида, в гневе слепа,
Заставила жрецов кровь невинных лить,
И Тавр, как палач, исполнял их дела,
На алтарь богине людей волочить.

Но помнится миф о Ифигении, той,
Что жрицей богини невольно была.
Она, словно луч, пробиваясь сквозь строй,
В душе у Тавра искру сострадания зажгла.

И, может быть, в миг, когда брат её, Орест,
Приплыл к берегам, чтоб сестру свою спасти,
В душе у Тавра проснулся протест,
И он перестал богине угождать.

Легенды молчат, что случилось потом,
Но шепчут ветра, что Тавр был сражён.
И кровь его, смешавшись с морским песком,
В горах Тавриды навеки погребён.

И ныне, когда над Крымом гроза,
И волны бушуют, о скалы крушась,
В том громе и ветре слышны голоса,
Напоминающие о Тавре, что жил когда-то здесь.
***
Ифигения: Песнь о жертве и надежде

В Авлиде тихой, где Эвбейский пролив
Вздыхал под ветром, словно зверь томимый,
Стоял стан греков, яростью кипя,
Готовый плыть к троянским стенам высоким.

Но ветер стих, и море замерло,
Корабли словно вкопанные стояли.
Пророк Калхас, чей взор пронзал века,
Изрек проклятье, что сердца терзало.

"Артемида, дева-охотница, гневна!
Ей жертва нужна, чтоб ветер вновь подул.
Ифигения, дочь царя Агамемнона,
Должна на алтарь в жертву быть положена!"

Отец, герой, властитель над людьми,
В отчаянии метался, словно раненый зверь.
Любовь к дочери, долг перед войском,
В его душе вели борьбу нещадную.

И вот, обманом, под предлогом брака,
Ифигению в Авлиду привезли.
Невеста, полная надежд и счастья,
Не знала, что её ждёт впереди.

Когда же правда ей открылась горькая,
Когда увидела алтарь и жреца,
В её глазах застыл ужас нестерпимый,
Но в сердце вспыхнула и искра храбрости.

Она поняла, что жертва её спасёт
Отчизну, братьев, мужей и матерей.
И, гордо голову склонив перед роком,
Взошла на алтарь, как ангел в плоти.

Но в миг последний, когда нож сверкнул,
Артемида, тронутая её душой,
Послала лань, чтоб жертву заменить,
А Ифигению в Тавриду унесла.

Там, жрицей девы, долгие года
Она служила, тоскуя по родным.
Но память о жертве, о её любви,
В сердцах греков жила, как свет во тьме.

Ифигения, символ жертвенности,
Надежды луч в кромешной темноте.
Её история - урок для поколений,
О силе духа, о любви и красоте.

Так пусть же ветер, что попутным стал,
Напомнит нам о жертве той святой.
И пусть Ифигении имя прозвучит,
Как песнь о вере, что ведёт нас за собой.
***
Пророк Калхас: Песнь о Видящем

В тени священной рощи, где шепчутся дубы,
Родился Калхас, дитя судьбы.
Не просто смертный, избранник богов,
Он видел нити, сплетающие снов.

С младенчества взор его был глубок и чист,
В нём отражался звёздный, небесный лист.
Он слышал шёпот ветра, понимал язык зверей,
И тайны будущего открывались перед ним ясней.

Аполлон, златокудрый, коснулся его чела,
И дар пророчества в сердце зажёг.
Он видел Трою, пылающую в огне,
И гнев Ахилла, что горел в его душе.

Когда ахейский флот застыл у берегов,
И ветер стих, не слышно было слов,
Лишь Калхас, мудрый, поднял свой голос ввысь:
"Артемида гневается! Жертву ей принеси!"

И дрогнули сердца, и страх сковал людей,
Но жертва Ифигении открыла путь морей.
Он видел битвы, кровь и смерть впереди,
И знал, что Трое суждено пасть, увы.

Он предсказал судьбу Одиссея, долгий путь домой,
И хитрость с конём, что станет роковой.
Он видел гнев богов, их прихоти и страсть,
И знал, что смертным не дано над ними власть.

Но дар пророчества - тяжёлый, горький крест,
Он видел боль, страдания, и людской протест.
Он знал, что знание - это и проклятье, и дар,
И в одиночестве нёс свой тяжкий, звездный шар.

И вот, однажды, встретил он пророка,
Что превзошёл его, и это было строго
Наказано судьбой, ведь Калхас поклялся,
Что не встретит никого, кто был бы лучше, чем он сам.

И умер Калхас, не выдержав позора,
Оставив миру мудрость и укоры.
Он был пророком, видящим сквозь тьму,
Но даже он не смог обмануть свою судьбу.

Так помните о Калхасе, о даре и цене,
О том, что знание - это бремя наравне
С великой силой, что дарована с небес,
И что судьбу не обмануть, как ни проси.
***
Гефьён: Песнь о Пахоте и Земле

В чертогах Асов, где злато сияет,
Жила дева Гефьён, мудростью полна.
Ей Один доверил дар величайший,
Чтоб земли бесплодные в плодородье обратить могла.

И вот, явилась Гефьён к Гюльви, конунгу,
Владыке земель, что скованы льдом.
Просила она лишь клочок небольшой,
Чтоб пашню создать, даровать жизнь потом.

Гюльви усмехнулся, в глазах его хитрость:
"Возьми столько земли, сколько волы за день вспашут твои.
Но знай, дева, если обманешь меня,
То гнев мой обрушится, и не сносить головы!"

Гефьён улыбнулась, в ней сила таилась,
Не ведал конунг, с кем он заключил уговор.
Ибо не волов она впрягла в плуг,
А сыновей своих, рождённых от великана-йотуна!

Четыре гиганта, могучие, словно горы,
Впряглись в плуг, что землю терзали.
И с грохотом, с треском, от матери-земли
Оторвали кусок, что в море упал!

Вздыбилась пена, забурлила вода,
И остров возник, прекрасный и новый.
Зелёные луга, леса и поля,
Земля плодородная, щедрая, словно корова!

Зеландией остров тот ныне зовут,
Для Дании он украшенье навек.
А место, где землю Гефьён оторвала,
Озером стало, что шрамом легло на берег.

Так Гефьён, богиня пахоты и силы,
Своим трудом и мудростью мир изменила.
И помнят народы о подвиге том,
Как землю бесплодную в жизнь обратила!
***
Гюльви: Песнь о Мудрости и Обмане

В далеких землях, где лёд и пламя сплелись,
Жил Гюльви, король, мудростью славясь.
Но жажда знаний, словно вечный голод,
Влекла его в мир богов, где тайна колод.

Он слышал сказы о Асах, о Ванах,
О силе их, о власти в небесах.
И, переодевшись странником простым,
Отправился в Асгард, к вратам самим.

Предстал он пред троном, где восседал Один,
Всевидящий, мудрый, владыка глубин.
И начал Гюльви вопросы задавать,
О мироздании, о жизни, о смерти, о рати.

Три фигуры пред ним возникли тогда:
Высокий, Равный и Третий - богов череда.
И каждый из них, словно река мудрости, тёк,
Отвечая на вопросы, что Гюльви извлек.

О сотворении мира, из тела Имира,
О Мидгарде, что люди населяют, о мире.
О древе Иггдрасиль, что держит вселенную,
О Рагнарёке, грядущей битве, неминуемой.

Но чем больше Гюльви знаний получал,
Тем больше сомнений в душе возникало.
Ибо слова богов, словно дымка тумана,
Скрывали истину, обманом маня.

И вот, когда солнце взошло над Асгардом,
Исчезли боги, словно миражи, наградой
Оставив лишь пустоту, и тишину, и мрак.
Понял Гюльви, что мудрость - не дар, а лишь знак.

Знак вечного поиска, знак вечной борьбы,
За истину, что скрыта в глубине судьбы.
И вернулся он в земли свои, просветлённые,
Король Гюльви, мудростью обременённый.

Он правил справедливо, учил свой народ,
Что знание - сила, но и обман ведёт.
И помнил всегда он урок Асгарда,
Что мудрость - не дар, а вечная награда.

Так песня о Гюльви дошла до наших дней,
О короле, что искал мудрость средь богов и теней.
И учит она нас, что знание - путь,
И только в поиске истина может блеснуть.
***
Грид: Песнь о Железной Деве

Слушайте, дети Севера, слушайте внимательно!
Я расскажу вам о Грид, о деве несравненной,
О воительнице, чья сила подобна буре,
О защитнице, чья ярость не знает уступок!

Родилась она в горах, где ветер воет дико,
Среди скал и ледников, где жизнь сурова.
С детства познала Грид холод и голод,
И закалила свой дух, словно сталь кузнец молотом.

Её волосы черны, как крылья ворона в ночи,
Глаза серы, как море в преддверии грозы.
Она носит броню, кованную гномами,
И владеет мечом, что рубит врагов, как колосья.

Грид не богиня, но дух её божественен,
Она не принцесса, но кровь её благородна.
Она - защитница слабых, карательница злых,
Имя её шепчут с трепетом в землях далеких.

Однажды, когда тьма сгустилась над миром,
Когда чудовища из глубин поднялись с рёвом,
Грид встала на защиту своего народа,
И повела воинов в бой, не зная страха и упрека.

Она сражалась с троллями, великанами и драконами,
Её меч сверкал, словно молния в небе тёмном.
Она сокрушала врагов, словно волна разбивает скалы,
И её имя стало символом надежды и отваги.

Говорят, что Грид обладает даром предвидения,
Что видит она будущее в пламени костра.
Говорят, что она может говорить с духами гор,
И что её защищают древние силы природы.

Но главное - Грид верна своему долгу,
Она предана своему народу и своей земле.
Она - символ силы и справедливости,
И её имя будет жить в веках, как легенда.

Так слушайте, дети Севера внимательно!
Помните о Грид, о деве железной воли,
И пусть её пример вдохновляет вас на подвиги,
И пусть её дух живёт в ваших сердцах!
***
Ганеша: Стих о Мудрости и Преодолении

В джунглях вечных, где лианы спят,
Где шепчут тайны древние леса,
Родился Бог, чей лик неповторим,
Ганеша, сын Парвати и Шивы.

Слоновьей головой, могуч и мудр,
Он символ силы, знания и веры.
Его большой живот вмещает мир,
И все его печали и надежды.

Один лишь бивень, сломанный в бою,
Напоминает о цене победы.
Он им писал "Махабхарату" в ночи,
Под диктовку мудрого Вьясы.

Четыре руки, как ветви дерева,
Держат лассо, трезубец, сладкий плод,
И благословение даруют всем,
Кто ищет путь, кто жаждет знаний света.

Он устраняет все препятствия с пути,
Он покровитель творчества и мысли.
Его молитва - ключ к успеху в деле,
И к мудрости, что в сердце прорастает.

О Ганеша, Бог мудрости и силы,
Прими наш скромный стих, как подношение.
Даруй нам ясность мысли и ума,
И помоги преодолеть все искушения.

Пусть твой благословенный, добрый взгляд,
Наполнит наши души светом чистым.
О Ганеша, мы славим имя Твоё,
И просим о защите и о милости!
***
Вьяса: Ткач Судеб, Голос Вечности

Вьяса, мудрец, рождённый в тумане времён,
От Сатьявати, девы реки, и Парашары,
Чей взгляд пронзал завесу тайных имён,
И видел нить судьбы, что мир связала.

Он вырос в лесах, в молчании гор,
Внимая шёпоту древних деревьев,
И мудрость впитывал, как влагу простора,
Чтоб знание потомкам передать, не лениво.

Когда Куру царство в смуту впало,
И род пресёкся, словно ручей в засуху,
Вьяса, по велению матери, встал,
И семя жизни вновь посеял в прахе.

От Амбики и Амбалики, в ночи,
Родились Дхритараштра, слепой от рождения,
И Панду, бледный, словно лунный лучик,
Судьба плела узор, полный сомнения.

Он разделил Веды на четыре части,
Чтоб знание стало доступно смертным,
И "Махабхарату" соткал, полной страсти,
Где боги и герои сплелись в смертной битве.

Он рассказал о Кришне, воплощении Вишну,
О его божественной игре, о долге и любви,
О Дхарме, что ведёт к истине высшей,
И о карме, что плетёт судьбы нити.

Вьяса, мудрец, свидетель эпох,
Чей голос звучит сквозь тысячелетия,
Он видит прошлое, настоящее и рок,
И учит нас мудрости, что вечно светит.

Он не просто рассказчик, он - творец,
Он - архитектор судеб, он - голос вечности.
В его словах - начало и конец,
И ключ к пониманию человечности.

Так слушайте внимательно, смертные,
Вьясы мудрого слова, что льются рекой,
Ибо в них - отражение жизни, бесценное,
И путь к просветлению, к истине самой.
***
Амбика: Песнь о Жертве и Силе

В тени Гималайских гор, где снег вечен и тих,
Жила Амбика, дочь царя, с сердцем чистым, как крик
Орла, парящего в небе, над пропастью времён.
Краса её затмевала луну, а мудрость - сон.

Но судьба, как змея, плела коварный свой узор,
И брат её, Амбалика, втянулся в смертный спор.
За царство Каши, за власть, за трон, залитый кровью,
Он бился с Бхишмой, воином, исполненным любовью.

К долгу, к чести, к клятве, данной отцу.
И пал Амбалика, сражённый, ушёл в вечную тьму.
Амбика, скорбящая сестра, осталась одна,
На плечи хрупкие легли заботы, как стена.

Пришёл к ней Бхишма, победитель, с печалью в глазах,
И предложил ей брак, чтоб род не угас в прах.
Но Амбика, в сердце которой горел огонь мести,
Отказала ему, не желая делить с ним ложе чести.

Тогда мудрец Вьяса, провидец, явился во дворец,
И предсказал ей судьбу, что станет началом всех.
Он предложил ей обряд, чтоб родить наследника трону,
Но Амбика, полная гнева, смотрела в сторону.

Когда Вьяса приблизился к ней, она закрыла глаза,
Не желая видеть лица того, кто принёс ей грозу.
И родился Дхритараштра, слепой, как её отказ,
Слепой к истине, к правде, к свету, что гас.

Так Амбика, жертва судьбы, стала матерью короля,
Но в сердце её жила лишь скорбь, и вечная тоска.
Она не смогла принять ни долг, ни честь, ни любовь,
И в пламени костра, очистившись, обрела покой, вновь.

И пепел её развеян ветром над горными хребтами,
Напоминая о силе духа, что не сломить годами.
Амбика, символ жертвы, символ несгибаемой воли,
Её имя живёт в легендах, в каждой травинке в поле.
***
Амбалика: Песнь о Тишине и Семени

В тени сандаловых деревьев, где Ганг лениво шепчет сны,
Жила Амбалика, царевна, чьи очи были полны луны.
Не знала войн она и славы, не рвалась к власти и к богатству,
Лишь в тишине садов искала души своей святое братство.

Её сестра, Амба, жаждала мести, Кашираджа мечтала вернуть,
Амбика, старшая, гордостью пылала, хотела мир собой пленить.
Но Амбалика, словно лилия белая, росла вдали от бурь и гроз,
В ней зрела мудрость, тихая и светлая, как утренний, нежный мороз.

Когда Бхишма, клятвой скованный, привёз сестер в Хастинапур,
Амбалика, сердцем тронутая, приняла свою печальную судьбу.
Вдовы Вичитравирьи, бездетного царя, она должна была стать женой,
И долг династии исполнить, забыв о воле и мечте иной.

Но в первую ночь, когда Вьяса, мудрец, явился в её покои,
Амбалика, страхом скованная, закрыла очи, полные тоски.
И от союза этого родился Панду, бледный ликом, слабый телом,
Несущий в себе отпечаток страха, что в сердце матери горел.

Амбалика, видя сына немощь, скорбела, молча, день за днём,
Искала утешение в молитвах, в садах, где пел ей соловей.
Она учила Панду мудрости, терпению, состраданию к другим,
И вкладывала в него надежду, что мир изменится, станет иным.

Когда Панду, проклятый мудрецом, ушёл в леса, оставив трон,
Амбалика, словно сломленная ветвь, склонилась в горечи и стон.
Она видела, как Кунти, юная вдова, рожает сыновей богов,
И знала, что судьба династии плетётся из хитросплетений снов.

И вот, когда битва Курукшетры разразилась, словно адский гром,
Амбалика, старая и мудрая, молилась в тишине о мире, о былом.
Она видела гибель сыновей и внуков, видела кровь и слёзы рек,
И понимала, что в этой бойне не будет победителей вовек.

После войны, когда Юдхиштхира взошёл на трон, смиренный и мудрый,
Амбалика, уставшая от жизни, ушла в леса, в обитель тихую и скудную.
Там, в окружении деревьев и птиц, она нашла покой и тишину,
И растворилась в вечности, оставив миру лишь память о себе одну.

Амбалика, царевна тишины, чьё семя дало росток династии,
Напоминает нам о том, что сила не всегда в битвах и страстях,
А в мудрости, терпении и любви, что в сердце матери живёт,
И в тихом подвиге, что незаметно, но мир к гармонии ведёт.
***
Юдхиштхира: Песнь о Долге и Потере

Я, Юдхиштхира, сын Дхармы, царь справедливости,
Стою перед вами, тенью былой славы.
Корона давит, словно бремя грехов,
А трон, как ложе скорби, холоден и суров.

Я помню Курукшетру, поле багряной жатвы,
Где братья мои, как львы, сражались яростно.
Арджуна, лучник богов, Гандиву свой натянул,
Бхима, гроза врагов, дубиной смерть вдохнул.

Но что есть победа, если цена - утрата?
Кровь братьев, кровь наставников, кровь без возврата.
Я выиграл царство, но потерял покой,
И справедливость моя отравлена тоской.

Я помню Драупади, царицу, гордость нашу,
Униженную, оскорблённую, в пламени страстей.
Молчание моё, как яд, её терзало,
И долг мой, словно цепь, меня сковало.

Я помню Якшу, мудреца, что испытал меня,
Вопросами жизни, смерти, дня и огня.
Я выбрал брата, а не себя, не славу,
И думал, что долг мой - вот истинная правда.

Но правда ли это? Справедливо ли было?
Когда вокруг меня все рушилось, гибло.
Я следовал Дхарме, как компасу слепому,
Но привёл ли он меня к счастью, к дому?

Теперь я стар, устал, и сердце моё ноет,
По тем, кого нет, по тем, кто больше не придёт.
Я отдам царство, уйду в Гималаи,
Искать искупление в снежной дали.

Пусть Дхарма рассудит, пусть боги решают,
Был ли я прав, когда мир вокруг терял.
Я, Юдхиштхира, царь, игрок, страдалец,
Ищу покоя, ищу прощения, скиталец.
***
Драупади: Песнь Пяти Огней

В дымке веков, где боги играют в кости,
Рождается дева, судьбы не знающая злости.
Из жертвенного пламени, словно цветок лотоса,
Драупади явилась, прекрасная и грозная.

Панчала царя дочь, рожденная из огня,
Темнее грозовой тучи, ярче полудня дня.
Её глаза - два озера, полные мудрости древней,
А голос - звон колокольчиков, в роще священной.
Её красота затмила солнце, луну и звёзды,
Но судьба её сплетена из терний и морозов.

Стрела Арджуны, словно молния, пронзила цель,
И Драупади, как приз, досталась ему теперь.
Но мать Кунти, в слепоте своей, произнесла слова,
Что разделили её судьбу на пять частей, увы.
Пять братьев Пандавов, пять мужей, одна жена,
Судьба, что словно проклятие, ей суждена.

В зале собраний, где честь и справедливость мертвы,
Драупади, словно лань, попала в сети лжи и тьмы.
Раздета перед всеми, унижена и оскорблена,
Молитвы её к Кришне, словно крик из заточенья.
И Кришна, услышав зов, явился в час беды,
И платья бесконечные спасли её от срамоты.

Огонь мести пылает в её сердце, словно вулкан,
И кровь Кауравов должна оросить священный стан.
Она - искра, что разожгла пламя Курукшетры,
Война, где гибнут герои, и рушатся империи.
Её страдания - топливо для ярости богов,
И справедливость восторжествует, хоть и ценой крови.

После битвы, после крови, после слёз и ран,
Пандавы и Драупади идут в небесный стан.
Но Драупади падает, сломленная грехами,
И Юдхиштхира, верный правде, не оставит её с ними.
Она - символ стойкости, символ чести и любви,
И в памяти людской навеки будет жить.

Драупади, дочь огня, жена пяти мужей,
Её судьба - урок для всех грядущих дней.
О силе духа, о чести, о справедливости,
И о том, что даже во тьме можно найти искру истинности.
И пусть эта песнь о ней звучит сквозь времена,
Напоминая о том, что жизнь - это вечная война.
***
Кровь Кауравов: Миф о Падении

Багровый закат над Курукшетрой пылал,
Как гнев Дхритараштры, что в сердце таил.
Сто тысяч сынов, словно лес вековой,
В кровавой земле свою смерть обрели.

Не просто война, не спор за престол,
А древняя клятва, что в прах обратилась.
Кауравы горды, ослеплены властью,
Забыли о чести, о долге забылись.

Их кровь, словно река, по полю текла,
Смешавшись с землёй, пропитав каждый камень.
Кровь Дурйодханы, царя надменного,
Кровь Духшасаны, чья злоба безмерна.

Кровь Карны, героя, что предан был ложно,
Кровь Шакуни, что сеял лишь смуту и ложь.
Все пали они, под гневом судьбы,
За жадность и зависть, за грязную ложь.

Их кровь - это символ падения гордыни,
Урок для потомков, что помнить должны:
Что правда и честь - дороже богатства,
Иначе лишь кровь останется от них.

И даже сейчас, когда ветер гуляет,
Над полем Курукшетры, где битва гремела,
В багряном закате, как отблеск пожара,
Видна кровь Кауравов, что вечно алеет.

Она напоминает о страшной расплате,
За злобу и жадность, за слепое стремление,
К власти и славе, что в прах обратились,
Оставив лишь кровь, как вечное знамение.
***
Бренн: Кельтская Молния

Из сумрака лесов, где шепчутся дубы,
Родился Бренн, дитя грозы и тьмы.
В глазах его пылал небесный гнев,
В руках сжимал он молнии напев.

Он вышел в мир, как вихрь, как бурный шторм,
Разрушив цепи, поборов позор.
В его крови кипела древняя мощь,
Он был вождём, он был надежды рощ.

Его народ, измученный войной,
Увидел в нём спасителя, героя.
Он поднял меч, сверкающий как свет,
И повёл их в бой, где страха больше нет.

Он мчался впереди, как дикий зверь,
Врагов сметая, открывая дверь
В свободу, в жизнь, где солнце вновь взойдёт,
Где кельтский дух навеки воспоёт.

Его удар был быстр, как вспышка молнии,
Его слова - как гром, что землю полнит.
Он был защитник, он был карающий меч,
Он был Бренн, чью силу не пресечь.

Но даже молния, что небо рассекает,
Имеет предел, и время угасает.
Предательство, как яд, проникло в стан,
И Бренн пал, сражённый подлым обманом.

Но память о нём, как искра в темноте,
Живёт в сердцах, в легендах, в красоте
Кельтских земель, где ветер воет песнь
О Бренне, чья отвага не исчезнет.

Он спит теперь под древним курганом,
Но дух его летает над туманом.
И если кельтский народ в беде опять,
Он явится вновь, как молния, сиять!
***
Киаксар: Песнь о Грозе Мидии

О, Киаксар, сын Фраорта, царь-воин,
Чья ярость пылала ярче солнца в зените!
В жилах твоих текла кровь древних богов,
А в сердце - жажда мести, что тьму пронзит.

Когда Ассирия, змея многоглавая,
Пожрала земли Мидии, ввергнув в стон,
Ты, Киаксар, поднял свой меч, закалённый,
И поклялся кровью смыть позор и урон.

Ты собрал воинов, крепких и смелых,
Из племён кочевых, что знали лишь битву.
Ты научил их сражаться единым строем,
И превратил в грозную, смертоносную силу.

Ты заключил союз с царем Вавилона,
С Навуходоносором, чья мощь была велика.
И вместе вы двинулись на Ниневию,
На город греховный, что в роскоши погрязла.

Семь лет длилась осада, жестокая и долгая,
Семь лет лилась кровь, орошая землю.
Но Киаксар не сдавался, его воля крепла,
И вера в победу горела неугасимо.

И вот, когда казалось, что силы иссякли,
Когда голод и мор терзали осаждённых,
На Ниневию обрушился гнев богов,
И реки Тигра и Евфрата вышли из берегов.

Вода затопила город, сметая всё на пути,
И Ассирия пала, погребённая под волнами.
Киаксар, стоя на руинах Ниневии,
Воскликнул победно, и эхо разнеслось по горам.

Так Киаксар, царь-воин, гроза Мидии,
Отомстил за свой народ, за слёзы и боль.
Он возродил царство, могучее и славное,
И имя его навеки вписано в историю кровью и сталью.

Но помните, потомки, что даже великие цари,
Не властны над судьбой, над волей богов.
И гордыня может погубить даже самое сильное царство,
Поэтому чтите предков и будьте мудры в своих делах.
***
Песнь о Фраорте, Восставшем из Пепла

О, слушайте, дети земли, внимайте слову древнему!
О Фраорте, сыне Кшатриты, о пламени, что вспыхнуло вновь!
Когда Ассирия, словно змей, обвила шею Мидии,
Когда царь Ашшурбанипал, в гордыне своей, попрал закон богов,

Тогда народ мидийский стонал под игом чужим,
И кровь отцов наших лилась, как река в половодье.
Но в сердце Фраорта, юного воина, зрел гнев неукротимый,
И он поклялся освободить землю свою от чужого зловолья!

Он собрал вокруг себя храбрых воинов, верных друзей,
Тех, кто помнил славу предков, тех, кто жаждал свободы.
И словно буря, обрушился Фраорт на ассирийские земли,
Разрушая крепости, освобождая города, сея страх и тревогу!

Три года сражался он, словно лев, защищая свою стаю,
Три года Мидия ликовала, видя, как враг отступает.
Но Ашшурбанипал, царь жестокий, не желал уступать,
Он собрал войско огромное, чтобы Фраорта сломить и поработить.

И вот, у стен города Разиана, сошлись две армии в битве кровавой,
Мидийцы против ассирийцев, за право жить на своей земле.
Фраорт, в доспехах блестящих, вёл своих воинов в бой,
Но силы были неравны, и враг одолел, словно волна прибрежная.

Пала Мидия снова под иго ассирийское,
И Фраорт, герой наш, пал в бою, сражённый стрелой вражеской.
Казалось, надежда угасла, и тьма поглотила землю,
Но пепел Фраорта, словно семя, упал в сердца мидийцев!

И из этого пепла, из этой скорби великой,
Вырос Киаксар, сын Фраорта, наследник его славы.
Он собрал новую армию, ещё более сильную и яростную,
И отомстил за отца, и освободил Мидию от рабства!

Так помните же, дети земли, о Фраорте, герое мидийском!
О пламени, что вспыхнуло вновь, о надежде, что не умирает!
Ибо даже из пепла поражения может восстать новая сила,
И свобода, за которую боролись отцы, всегда будет жить в наших сердцах.
***
Песнь о Пианхи, Львином Сердце Куша

В долине Нила, где солнце палит,
В земле Куша, где предки спят,
Родился Пианхи, царь и воин,
Чей гнев подобен Нила разливу, свят!

От Напаты, града древнего,
Взглянул он на север, в земли Кемет,
Где фараоны, слабые и тщеславные,
Забыли богов, погрязли в грехе и тьме.

Амон, владыка Фив, взывал к нему,
Через жрецов, что слышали его глас:
"Иди, Пианхи, сын мой избранный,
Верни порядок, очисти мой дом от зла!"

И поднял Пианхи войско своё,
Воинов нубийских, сильных и смелых,
С копьями, луками, щитами из кожи,
Под знаменем солнца, в бой они шли умело.

Он шёл на север, как лев на добычу,
Города сдавались, трепеща перед ним,
Гермополь, Мемфис, каждый пал перед мощью,
Перед царем Куша, чьё имя гремело, как гром.

И вот, у стен Гераклеополя,
Встретил Пианхи войско врагов,
Но не страх, а презрение он чувствовал,
К тем, кто забыл богов и древних отцов.

"Не убивайте коней! - он кричал воинам, -
Они полезны для пахоты земли!
Не рубите деревья, дающие тень и плоды,
Ибо жизнь священна, как дар богов, пойми!"

И в битве яростной, словно буря в пустыне,
Разбил Пианхи войска врагов в прах,
Фараоны бежали, в страхе и стыде,
А он вошёл в Фивы, как истинный царь и пастырь.

В храме Амона, он совершил обряд,
Омылся в водах священного озера,
Принёс жертвы богам, вознёс молитвы,
И вернул Кемет к вере, к свету и к правде.

И правил Пианхи мудро и справедливо,
Восстановил храмы, вернул земле покой,
И помнили люди его имя с любовью,
Царя Куша, чьё сердце было львиным, а дух - святой!
***
Лугальзагеси: Песнь о Власти и Песках

Из песков, где ветер шепчет древние имена,
Восстал Лугальзагеси, пламя, а не тень.
Не царь-жрец, не воин, рождённый в тиши храма,
Но буря, что сметает старые знамена.

Умма, город глины, вскормил его мечту,
О власти над долиной, где реки текут.
Энлиль, бог-владыка, вложил в его ладонь
Желание единое, чтоб Шумер стал одним.

И двинулся Лугальзагеси, как песчаный вихрь,
На Лагаш, на Урук, на Киш, на Ниппур.
Сражался он неистово, не ведая пощады,
И боги, наблюдая, взвешивали награды.

Урук, город Гильгамеша, пал перед его стеной,
И Инанна, богиня любви, склонила голову перед ним.
"Ты силен, Лугальзагеси, - шептала она в ночи, -
Но помни, власть, лишь песок, что утекает сквозь пальцы".

От Нижнего моря до Верхнего моря,
Простерлась его империя, словно тень от горы.
Он правил справедливо, строил каналы и храмы,
Но в сердце его росла гордыня, словно пламя.

Забыл он о богах, забыл о долге своём,
И власть, что дарована, стала его грехом.
И тогда, из песков, поднялся Саргон Аккадский,
И буря новая смела Лугальзагеси с трона.

В Ниппуре, в цепях, перед Энлилем предстал,
Тот, кто мечтал о вечном, а в итоге пал.
И Энлиль, с печалью в глазах, произнес:
"Ты был силён, Лугальзагеси, но забыл о небесах".

И так закончилась песнь о власти и песках,
О царе, что возвысился и пал в прах.
И ветер, шепча над руинами Уммы,
Напоминает о бренности земной славы.
***
Набопаласар: Песнь о Глине и Крови

Из праха древнего, из глины жгучей,
В долине меж рек, где шепчут боги,
Восстал Набопаласар, царь могучий,
Разрушив оковы, отринув тревоги.

Он был рождён в тени Ашшура гордого,
Под взглядом Иштар, луны серебристой,
Но сердце его пылало голодом,
По власти, по славе, по жизни чистой.

Ассирийский лев держал его в клетке,
Народ его стонал под тяжким игом,
Но в жилах текла кровь древних предков,
И ярость богов шептала тихо.

Он поднял знамя, багряное знамя,
На нём - символ глины, символ жизни новой.
И кликнул клич, пронзительный, пламенный,
Свободу нести, разрушая чуждые им оковы!

От Урука до Ниневии дальней,
Восстали народы, отринув страх смерти,
И в битве кровавой, в сече бескрайней,
Ассирийский лев пал, разорванный в клочья.

Набопаласар, царь-освободитель,
Воздвиг Вавилон, город славы и света,
И мудро правил, как бог-покровитель,
Забыв про обиды, про горечь ответа.

Он строил зиккураты, высокие к небу,
Молился Мардуку, богу-создателю,
И правил законом, справедливым и строгим,
Заботясь о каждом, о каждом жителе.

Но слава земная, лишь тень мимолетная,
И даже цари смертны, как люди простые.
Набопаласар ушёл в царство тёмное,
Оставив наследие, вечно живое.

И помнят народы, сквозь толщу столетий,
О царе из глины, о воине смелом,
О том, кто свободу принёс в Междуречье,
Набопаласаре, царе справедливом.

И шепчут ветра над руинами древними,
Легенду о глине, о крови и славе,
О царе, что восстал из пепла забвения,
Набопаласаре, в вечной державе.
***
Легенда о Модэ: Стрела, поющая смерть

В степях безбрежных, где ветер воет волком,
Родился Модэ, сын шаньюя Тоуманя.
Не ждал его престол, судьба плела узоры,
Из крови, стали, ярости и пламени.

Тоумань, отец, в угоду юэчжам гордым,
Отдал заложником наследника родного.
И сам же замыслил, коварством сердце тронув,
Послать войну, чтоб Модэ принял смерть.

Но дух степной, вскормивший воина с детства,
Не дал погибнуть в западне чужой земли.
Бежал он, словно ветер, быстрый и неистовый,
И гнев в душе, как уголь, разгорелся.

Собрал он войско, юных, дерзких, смелых,
И лук волшебный дал им в руки крепкие.
Стрела, что пела смерть, летела безошибочно,
Туда, куда шаньюй укажет перстом.

"Стреляйте туда, куда летит моя стрела!" -
Громовым голосом Модэ повелел.
И кто ослушался, кто дрогнул, засомневался,
Тот пал от стрел, безжалостно и смело.

Сначала в коней любимых, в жён прекрасных,
Учил он воинов беспрекословно подчиняться.
И вот однажды, стрела, словно молния,
В отца шаньюя вонзилась, не дрогнув.

И пала Тоуманя власть, и рухнул трон,
И Модэ, сын его, шаньюем стал великим.
Он юэчжей гордых разбил, как хрупкий сон,
И хунну племена объединил под стягом диким.

Он земли покорял, от гор до океана,
И империю создал, что трепетала в страхе.
Модэ-шаньюй, чья воля неустанна,
Чья стрела поёт о смерти и о славе.

Так помнят степи песнь о Модэ-воине,
О луке, что вершил судьбу народов.
Легенда жива, в каждом ветре стонет,
О шаньюе, что правил твердо и сурово.
***
Восемь Оленей: Песнь Зари и Сумерек

В тумане древнем, где мир рождался,
Из хаоса вышли, как искры огня,
Восемь Оленей - небесные стражи,
Хранители времени, ночи и дня.

Четыре белых, как первый снег,
С восходом солнца в путь отправлялись,
Несли на рогах рассветный свет,
И тьма отступала, перед ними склонялась.

Их имена - Дыхание Ветра,
Шёпот Звезды, Песня Росы,
И Сердце Земли, что бьётся неслышно,
В ритме вселенной, в вечном трансе.

Четыре чёрных, как бархат ночи,
С закатом солнца в мир приходили,
Несли на рогах мерцание звёзд,
И тайны глубокие в сердце хранили.

Их имена - Тень Забвения,
Эхо Молчания, Сон Глубины,
И Память Предков, что в вечности дремлет,
В объятьях луны, в тишине долины.

Восемь Оленей - вечный хоровод,
В небесном танце, в круговороте,
Сменяют друг друга, из года в год,
И мир существует в их вечной заботе.

Когда Олени белые в небе плывут,
Пробуждается жизнь, расцветают цветы,
И птицы поют, и реки бегут,
И мир наполняется светом мечты.

Когда Олени чёрные в небе царят,
Засыпает земля, утихают ветра,
И звёзды мерцают, и тайны молчат,
И мир погружается в объятья сна.

И если услышишь ты в тишине,
Звон рогов их, в небесной дали,
Знай, что Олени рядом, во сне,
Хранители мира, твоей земли.

Так пусть же славится вечный их путь,
Восемь Оленей, небесные стражи,
Что дарят нам свет, не дают нам уснуть,
И в вечном танце кружатся однажды.
***
Госпожа Шесть Обезьяна

Из тени джунглей, где шепчут лианы,
Явилась Госпожа Шесть Обезьяна.
В глазах - осколки древних пирамид,
В улыбке - тайна, что вечно хранит.

Она танцует под лунным сиянием,
Сплетая судьбы в сложном гадании.
Её ладони - карты мироздания,
Где звёзды пляшут в вечном колебании.

Шесть обезьян - её верные слуги,
Они - отражение её могущества,
Их крики - эхо забытых ритуалов,
Их прыжки - танец жизни и смерти.

Она - хранительница древних знаний,
В её голосе - шёпот ушедших созданий.
Она - повелительница времени и снов,
В её власти - расцвет и гибель миров.

Не ищи её в храмах из камня,
Она обитает в сердце тумана.
Не зови её по имени громко,
Она явится, когда придёт время.

Госпожа Шесть Обезьяна - загадка,
Что вечно будет манить и пугать.
Она - символ мудрости и хаоса,
Она - вечное эхо древнего космоса.
***
Пакор: Песнь о Забытом Герое

В песках забвенья, где лишь ветер воет,
И солнце жжёт, как пламя древних битв,
Легенда дремлет, словно зверь в покое,
О Пакоре, чьё имя позабыто.

Он был рождён под знаком скорпиона,
В тени великих пирамид и сфинксов,
И кровь царей текла в его ладонях,
Но сердце билось в ритме буйных вихрей.

Он меч ковал из звёздного металла,
Что с неба пал в пустыню в час затменья,
И щит его был выкован из скалы,
Не знавшей страха, боли и сомненья.

Он бился с демонами из преисподней,
Что выползли из трещин в древних храмах,
И войско тьмы, что шло дорогой злобной,
Развеял в прах одним лишь взмахом пламени.

Он спас принцессу, пленницу дракона,
Что в горной пещере золото копил,
И сердце девы, словно луч икона,
Любовью к Пакору навек пленил.

Но слава - тень, а память - словно пепел,
Развеянный ветрами перемен,
И имя Пакора, как будто шёпот,
Ушло в забвенье, словно в вечный плен.

Лишь старый сказитель у костра ночного,
В глазах, которого горит огонь времён,
Поёт о Пакоре, герое былого,
И шепчет имя, словно заклинанье он.

И может быть, когда луна взойдет над миром,
И звёзды засияют в тишине ночной,
Вновь Пакор явится, могучий и красивый,
И мир спасёт своею сильной рукой.

И пусть легенда эта не умрёт,
Пусть имя Пакора живёт в сердцах людей,
Ведь даже в пепле искра тлеет,
И память о героях - вечный свет идей.
***
Самос: Песнь о Рождении и Судьбе

В лазурных водах Эгейского моря,
Где солнце плещется, златом искрясь,
Из пены морской, как дивное горе,
Родился остров, судьбою клянясь.

Самос, дитя Посейдона могучего,
И нимфы Наис, что в волнах жила,
Взращённый ветрами, сильный, кипучий,
Он тайны древние в сердце хранил.

Здесь Гера, царица богов Олимпа,
В тени платанов любила гулять,
И воздух звенел от небесного лимба,
Когда начинала она колдовать.

Пифагор, мудрец, рождённый на Самосе,
Познал гармонию сфер и чисел власть,
Он мир постигал в математическом трансе,
И знание вечное людям принёс.

Виноградники, щедро солнцем согреты,
Дарили нектар, что богов услаждал,
И амфоры полнились, словно ответы,
На вечные вопросы, что мир задавал.

Но слава и мощь не вечны, увы,
И остров познал и горечь, и боль,
Войны и пожары, людские молвы,
Оставили шрамы на теле его.

Но Самос стоит, как свидетель веков,
Храня в себе память о прошлом своём,
И шепчет легенды из древних холмов,
О силе духа, что живёт в нём.

Так слушайте, люди, песнь эту мою,
О Самосе, острове солнца и грёз,
Где мифы и, правда, сплелись воедино,
И вечная тайна в сердце живёт.

Конец