Аннотация: Кто-то уверен, что цель оправдывает средства, а кто-то, - что средства определяют результат, а дурное дело - не хитрое потому как доступно любому.
Глава 17. Балаган.
Приятная и увлекательная в обоюдном плане беседа затянулась далеко за полдень. Алевтина, изнывая от тоски, ушла в таверну, где веселились те, кто имел лишние деньги. Гомон хмельных разговоров и музыка манили её, как крыс - дудочка Нильса.
Когда Аня начала уставать от новых знаний, Травница попрощалась, пообещав прийти завтра. Уходила она с теплом в душе, уже не огорчаясь тем, что уступила доброжелательной приветливости своей ученицы. Мир не без добрых людей и это хорошо. Она вспомнила про золотую монету. Её ещё придётся отработать, но разве трудно помочь хорошему человеку в том, что ты и сам хотел бы сделать, да не можешь? А на такие деньги в своём доме можно прожить год и даже больше. Впрочем, воин сказал: "Я подумаю". Значит подумать следует и ей. Оглянувшись, на всякий случай, женщина перепрятала монету под стельку в башмак. Всё надёжней. А дома она зашьёт её под заплату старого мешка. Там ни один злОдий не догадается искать золото. Кстати, о злОдиях: нашёлся, БурОй, и на твою голову покупатель. Щедрый покупатель. Не в пример тебе.
- Куда спешишь, потаскуха?
Ну да, помяни нечистого и вот он. Не Бурой, конечно, а один из его подручных - мальчишечек. Руки в боки, глумливая ухмылка на прыщавой морде.
- А то не знаешь. К клиенту.
- А я думал: ко мне.
- За чем дело стало? Плати - обслужу. Или не встало?
- Чтоб ты сдохла, старая подстилка! Да на тебя и у собаки (...)
- Тебя проводить меня послали? Так проводи.
- Да пошла ты (...), - сопляк брезгливо роняет бранные слова. Ничего, мальчишечка, порезвись. Глядишь, и до тебя очередь дойдёт.
- Тогда прочь с дороги! Мне ещё к БурОму успеть надо. Ну!
- Не запрягла (...)
- Как запрягу, разговаривать не стану. А сейчас - брысь!
В другое время на такие слова охальник ответил бы кулаками, но сейчас - нельзя. Сейчас ведьма действительно спешит по хозяйскому делу и если дело сорвётся - хозяин не спустит этого подручному.
- Ладно, - бурчит прихвостень, - беги, целуй своего клиента. - Он уступает дорогу, но не может удержаться от того, чтобы не ударить женщину в спину кулаком и словом. - Потаскуха!
Вчерашний домик, дверь с задов, лестница, чистая комната. Чернобородый ученик и Сивый путник:
- С чем пожаловала?
Тянуть не имеет смысла. Тем более, что у неё есть ещё одна приманка и ещё один крючок для этих умников:
- Амулет у Анны.
- Точно?
- Ты видела?
- Даже в руках держала. Где серебро?
- Не спеши, женщина, - Чернобородый - перед ней, Сивый смещается за спину. - Чем докажешь?
- Мне что? Принести его надо было? Татьба да разбой - это к БурОму.
- Чем докажешь, что видела? - стоит на своём ученик.
- Вам лгать - себе дороже.
- Верно, но ...
- Я видела амулет: три камешка обкатанные водой, с дырочками, чёрный, белый и пёстрый между ними, нанизанные на двухцветный шнурок из конского волоса. Анна носит его на шее, под одеждой. Какие слова тебе ещё нужны?
- Говори. Послушаем.
- Амулет нашёл хозяйку. - Она глядит Чернобородому прямо в глаза. - Хозяйку - девственницу и девственница эта идёт на запад. Но она не знает: куда идёт.
- Это ей знать ни к чему, - шипит Сивый из-за спины.
- Может быть так, а может быть и нет. Незнание рождает страх, - возражает путнику травница, не отводя взгляда от глаз ученика. - Часть пехотинцев из того отряда хотят вернуться в Пристепье.
Есть! Подсечка! Рыба на крючке: Чернобородый вздрагивает:
- Этого нельзя допустить! Амулет должен вернуться. Ты должна уговорить деву продолжить путь судьбы.
- А где моё серебро?
- Не дорого ли за несколько слов? - Опять шипит из-за её спину Сивый. Даже не видя его лица, травница слышит, как он хлюпает слюной от жадности.
- Ты должна...
- Есть и пить я должна тоже, - перебивает женщина Чернобородого. - А дева испугана.
- Чего ей бояться, если сам Учитель берёт её под свою защиту! - Ага! Сивый проболтался.
- Убийц. Они напугали её.
- Жалкая трусиха! - шипит из-за её спины Сивый.
- Рядом с ней - сильный воин, - возражает Чернобородый.
- Кто-то должен сказать ей это. И не раз.
Взгляд: глаза в глаза. Таран мужской воли против всё отражающей безмятежности женщины.
- Повторять надо много, много раз...
Чернобородый дрогнул: достаёт кошелёк, отсчитывает монеты. Не серебро конечно, медяки: большие, малые. Даже чёрной мелочи сыпануть не постеснялся:
- Бери. С тебя хватит, но дева должна продолжить свой путь на закат.
Травница взвешивает в руке подачку, усмехается по- особому:
- Когда я получу остальные деньги?
- Когда дева с караваном пойдёт на запад.
- Мне надо починить забор и крыша прохудилась. Скоро осень, дожди...
- Чини. Деньги ты получила.
- Половину. Когда я получу вторую?
- Когда дева с караваном пойдёт на запад, - повторяет Чернобородый. - В этот день придёшь сюда и получишь вторую половину. Всю и сразу. Да! Пусть не ежедневно, пусть через день, но будь здесь в это время! Будешь рассказывать всё, что узнала. И не вздумай прятаться! Из-под земли достану! Иди.
- Дева действительно может испугаться, а в Пристепьи у нас власти нет, - третий голос в горнице за закрывающей дверью, заставил Травницу сбиться с шага. То, что Пристепье для Чёрных закрыто - не новость для не неё, но кто он, этот третий?
..................................
Вымыть руки, ополоснуть в воде монеты. Сумма всё-таки не пустячная. Такую в канаву не бросишь. Но и себе брать эти деньги не годится. Починить забор и крышу? Да пусть они в труху развалялся. Неужели чёрные маги действительно поверили, что она придёт за оставшимися деньгами? Хорошо бы.
Медленным, прогулочным шагом, она петляла по знакомым улицам Нижнего города, будучи вся во власти своих дум. Нарочито громкие причитания привлекли её внимание: здесь тризна.
- Он был такой сильный! Ой-ой-ой!
- Он был такой отважный! Ой-ой-ой!
- Он трудился не покладая рук!
- Он был такой ещё молодой!
Бедный домишко и ломящийся от угощения стол. За столом - многочисленная родня. Старшие родичи - во главе стола, у лучших блюд. Прочие - по старшинству. На самом конце стола, чуть не у ворот, вдова с тремя ребятишками: две девчушки примерно трёх и пяти лет и парнишка лет десяти - одиннадцати. У матери и у детей в глазах даже не горе - ужас.
Ворота - нараспах, горе - на показ, пьяные слёзы на лицах:
- Он был такой, такой, такой...
- Мы его так любили, любили, любили...
- Дом продали? - спросила Травница у одного из участников тризны. Человек то ли опирался на ветхий забор, то ли подпирал его.
- Пропивают. А ... какое твоё дело, ведьма! - пьяный язык еле ворочался у мужчины во рту, но Травница уже не слушала его. Стараясь не привлекать внимания, она подошла к сиротам, взяла подростка за руку, вложила ему деньги в ладонь:
- Возьми. Будет завтра на что еды купить.
Теперь можно и к Бурому. Отчёт дать. А, заодно, к логову его присмотреться получше. Придётся опять выслушивать глумливые угрозы и оскорбления. Что ж, всё это - привилегия сильного. Слабый не угрожает, а бьёт. Желательно насмерть.
...................................
Парни наигрались медью далеко за полдень. Теперь обливаются водой у колодца и фыркают, как моржи. Тина вернулась из кабака. Оказалось, там тоже скучно. Сплошная махла. В общем, успеха она не имела.
- И не надоедает им, - ворчит красавица. - Они там только и делают, что хлещут пиво и рубятся.
- От этого их жизнь зависит.
-А где твой? - сразу сменила тему Алевтина.
- С Лагастом ушёл.
- С начальством, - ворчит Алевтина. - А до тебя ему и дела нет. А ты всё терпишь...
- А ты всё ноешь, - отмахивается от неё Аня. - Не надоело мои дела обсуждать?
- И ведьма та с нами не слишком откровенна...
- Опасается.
- Или не спешит делиться. А что? Здесь её кормят, деньги дают.
- Ну, если это так... - Аня задумалась, - тогда всё в порядке. В конце концов она нам всё расскажет.
- Что? Всё?
- Всё, что знает. А она интересные вещи говорит: про учеников, путников и слуг, например. И про красный камень тоже.
- То, что камень у мага - мы и без неё знали!
- Зато я теперь знаю: где он у мага!
- Ну и где?
- Во рту.
- Она такого не говорила!
- А я сама догадалась. Я видела картинки в книге того, сивого путника.
- И что же там были за картинки?
Аня задумалась: "Действительно? Что это были за картинки?". На глаза ей попался лоскут полотна. Ириша что-то чинила а остатки убрать не успела. Аня оторвала кусок ткани. Сероватая, но пойдёт. Чернила из сажи на рыбьем клею у неё остались от Сивого. Обмакнув тростинку, она по памяти воспроизвела одну из страниц книги.
- Вот, смотри. Понимаешь, эти линии должны быть красными. Я ещё думала: "Что за огонь у него во рту?" А сейчас, вдруг вспомнила сказку "Волшебное кольцо". Помнишь, этот мультик? Там царская дочь, Анфиска-гангрена кольцо во рту прятала.
- Твой рисунок ничего не доказывает. Мало ли что можно нарисовать.
- Нет, ты не права. В священной книге любая деталь должна иметь свой смысл...
- Да я не про книгу. Я её не видела. Я про твои каракули.
- Я нарисовала то, что запомнила, - нахмурилась Аня, отбирая лоскут у Тины. Та за него и не цеплялась, кстати.
- Именно. Только то, что запомнила. А могла что-то и забыть. Что-то очень важное.
- Тогда я не понимаю: чего ты хочешь. Слова тебя не устраивают, рисунки - тоже, а Некроманта я тебе предоставить не могу. Да и жалеть тебя мне что-то не хочется.
- Это ты уже говорила. Жалости от тебя...
- Как и от тебя, кстати. Ты ведь тоже меня не жалеешь. Лишь подкалываешь постоянно и... - Аня споткнулась, резко переменила тему разговора. - Знаешь, парни вчера про балаган рассказывали. Сегодня они туда идти хотят. Может быть и мы с ними пойдём? Интересно ведь: что здесь за цирк.
- Без Гастаса?
- Он занят. А, если что, парни за нас всегда заступятся.
- Сомневаюсь, - поморщилась Алевтина. - Кто мы для них?
- Свои, Тина. Здесь быть "своим" - это всё. Ну? Идём? Иришь?
Ириша, как зачарованная рассматривала схематичный рисунок на холсте:
- Нет, госпожа Анна, я останусь
- За фургоном будешь присматривать?
- Да что здесь, у вас брать! - сморщилась Алевтина. - Нищета сплошная.
- Неважно, - отмахнулась от подруги Аня. - Напугал Сивый ребёнка. И ничего уже не изменишь. Так что, Ириша, если тебе так спокойней - оставайся, а мы прогуляемся.
Торговая площадь в Нижнем городе оказалась местом действительно занятным. По сути своей, это было просто свободное пространство, засыпанное толстым слоем белой щебёнки, сквозь которую, вопреки ногам, пробивалась жёсткая трава. Рядов, естественно нет, но по краям, кое-где стоят деревянные хибары из дранки на лёгком каркасе: летние лавки.
- Какие жалкие, - не удержалась от критики Алевтина.
- А чего стараться? - отозвался один из воинов постарше. - Всё равно весенним паводком снесёт. Тут каждую весну всё заново стоить приходится.
- Потому и место свободное, - поддержал его другой.
- И много места.
Товару, впрочем, тоже было немало, но не на прилавках, а на дерюжках: пряденная нить, холст, кудель - в одном углу; мука, крупа, печёный хлеб всех сортов вплоть до пряников - в другом. Там - деревянные изделия: посуда, прялки, скалки и многое прочее; рядом - стрелы, ровные древки копий разной толщины, дощатые щиты. А вот - глиняный пятачок. Здесь поверх белого камня - слой черепков. Там - корзины, здесь - лапти, рядом - сапоги с башмаками.
Аня купила маленькую, аккуратно сплетённую корзинку из тростника. В этом мире они заменяли дамские сумочки и отличались не только размерами, формой, типом плетения, но и цветом. Такую же корзинку купил кто-то из сопровождавших их воинов, Алевтине, тающей от счастья в центре мужского внимания.
Обернув тело рогожей выше пояса, кукольник показывал представление. Две руки - два персонажа: грубо и броско раскрашенные головки в балахончиках с крошечными ручками. Они визжали, дрались, ругались на потеху, следующим за человеком-театром, зрителям. А там - скоморохи (от "скамара" - маска) с настоящим медведем тоже разыгрывают какое-то представление, аккомпанируя себе бубном. И ещё один бубен лежит на земле. В него зрителя кладут кто и что может: кто мелкие монетку, кто пол лепёшки.
А вон там - торгуют живностью: свежая дичь, птицы в клетках, овцы, козы, поросята и подсвинки: щетинистые, горбатые, очень похожие на диких свиней, лежащих тут же, но в полу разделанном виде. Там - рыба. А вон - красный товар: цветные нитки, яркие ленты, пёстрая тесьма. А дальше...
Впрочем, всё это кружение имело одну и главную цель: огромный по местным меркам шатёр на краю площади, окружённый фургонами и повозками напоминал одновременно передвижной зверинец и цирк.
Огромные псы и тонколапые гепарды, мулы с яркими султанами из пёстрых перьев и ярких тряпочек на головах и меланхоличный, двугорбый верблюд, медведь и рыжая рысь - кто за решёткой, кто на привязи - усиливали это впечатление. Две клетки стояли наособицу, закрытые дерюжными покрывалами. Именно они больше всего привлекали внимание зевак. Особенно потому, что иногда, в щель между дерюжками можно было увидеть ухватившуюся за прут руку, очень похожую на человеческую, только волосатую. В одной клетке рука эта была огромной, неуклюжей, грубой, белой и мохнатой, с плоскими ногтями. А в другой - тонкопалая, ловкая, почти человеческая, но с тупыми, звериными коготками, розовая и покрытая жёсткой и редкой, чёрной шерстью.
Внутренняя обстановка шатра отличалась от привычной, цирковой разве что отсутствием сидений. Публика стояла вокруг арены за низеньким барьером.
Для разминки и для развлечения собирающихся зрителей на натянутом над ареной канате расхаживали канатоходцы с шестами. Кое-кто из них даже умудрялся жонглировать пёстрыми и кривыми булавами. Вот, создавая суматоху, на канат полез шут: нелепый оборванец. Он раскачивался на канате, балансируя руками. Зрители швыряли в него огрызками и очень веселились, когда клоун "запутавшись в канате ногой", повис вниз головой, изображая при этом панический ужас.
- Вот дурак! Вот дурак, - в голос вопил над Алевтининым ухом Рагаст. - сейчас как грохнется!
Клоун не упал. Он извернулся всем телом, ухватился за канат руками и, выпутав ступню, уже на руках добрался до лесенки под свист и улюлюканье толпы.
- Действительно, мастер, - не удержалась от реплики Аня. Её никто не поддержал и, наверно, даже не расслышал.
А на канат тем временем поднялась девочка-подросток в лоскутно-пёстром, коротком платьице. Лёгкая настолько, что опора под ней даже не прогнулась. В руках у девочки, как два веера - два расправленных и высушенных птичьих крыла с пёстрыми перьями. В волосах - корона из фазаньих хвостов. И по канату она не просто идёт, а буквально танцует - отличный контраст предыдущему ловкачу. Шатёр - полон, зрители в восторге, а вокруг арены, тем временем, выстраивается кольцо из деревянных решёток. Значит, будут выступать дрессированные звери.
Гепарды шутя перепрыгивали с чурбака на чурбак, играли в чехарду, прыгали сквозь обруч. За ними на арену вывели рыжую рысь. Лесная кошка, в отличие от степных, покладистым характером похвалиться не могла: шипела, упрямилась, замахивалась лапами на дрессировщика и даже бросилась на решётку, но всё равно была вынуждена "отработать" свою часть программы. Строптивого зверя сменили послушные собаки: они ходили на задних лапах, лаяли по команде, кувыркались, но зрители ждали главное чудо и дождались.
Двухметровая, белая обезьяна неуклюже прошествовала на арену на двух ногах, оглядела зрителей скорбным взглядом глубоко посаженных глаз. Осанистыми габаритами тварь напоминала гориллу, печальной мордой - орангутанга. Существо, которое вышло вслед за белым гигантом, вообще нарушало все законы природы. Чуть сутулое, волосатое, но явно человеческой тело венчала остроухая голова собаки.
Человек в кольчуге щёлкнул бичом. Псоглавец вздрогнул, зарычал чуть слышно. Аня видела лишь оскал. Кстати, а зубы у него почти ровные, как у человека. Ещё щелчок, и человек-пёс прыгает на спину обезьяны. Та поворачивает голову, на плоской морде написана вселенская обида, пытается поймать прыгуна, но тот, оттолкнувшись от сутулой спины зверя, прыгает на одну из тумб. Бич жалит белое чудовище, заставляя его развернуться в сторону человека. Чёрный псоглавец повторяет свой прыжок: на спину обезьяне и с неё - на противоположную тумбу. Обезьяна машет лапами, ревёт жалобно. Удар бича опять заставляет её развернуться, подставляя спину ловкой, дерзкой шавке.
Зрители смеются, рукоплещут, швыряют огрызки в белую громадину.
- Том и Джери в местной интерпретации, - бормочет Алевтина. - Жалко Тома.
- Мне тоже...
Что случилось? Очередной огрызок попадает в морду зверюге. С рёвом, обезьяна встаёт на задние лапы, бросается на зрителей, обнажая ужасающе-огромные клыки матёрого хищника. Решётка прогибается и трещит под напором двухметровой, озверевшей твари.
Лающий приказ: "Взять!" - и четыре огромных, бронированных пса виснут на обезьяне, оттаскивая её от загородки, растягивают на кругу арены. Человек в кольчуге и с закрытым лицом подходит к обездвиженному зверю, кладёт ему палец на переносицу, что-то шепчет, глядя в глаза. Растянутая псами, напряжённая белая туша мягчеет на глазах, расплываясь на белой щебёнке арены, как желе. За лапы, псы волокут его прочь. Человек делает круг почёта, благосклонно принимая восхищённые клики зрителей. Мимоходом, щелчком бича, он поднимает с тумбы и отсылает прочь ненужного псоглавца. Зверь покорно встаёт, и уходит, пошатываясь на нетвёрдых ногах. Тело его бьёт крупная дрожь, заметная даже зрителям.
- Знаешь, Тина, - невольно вырывается у Ани, - а мне сегодня Джери жалко. Он же её так боится!
- Что?
- Белую тварь. Он обезьяну до полуобморока боится, а дрессировщик заставляет дразнить её. Ну и клыки!
- Да, - соглашается Тина. - до сих пор мороз по коже.
Одни комедианты убирают решётки, другие - развлекают публику. Акробаты выстраивают живые, многоярусные башни и пирамиды. Жонглёры играют обручами, булавами и факелами. Опять на арене появляется клоун, передразнивающий всех артистов по очереди. Зрители хохочут, аплодируют.
Решётки убраны. Арена пустеет, а на зрителей наваливается полумрак. Кто-то прикрыл в шатре окна, пропускающие свет. Все, кроме самого верхнего. Светлый столб тянется к центру арены и в нём невидимые теперь люди устанавливают круглый стол, на столе - огромный, хрустальный шар в центре и серебряные зеркала по кругу.
- Сеанс чёрной магии с последующим разоблачением, - скептически бормочет Алевтина, пряча за фразой охватившее её любопытство. Аня вполне разделяет волнение подруги: что ещё-то будет?
Наконец зеркала отрегулированы так, что шар кажется наполненным светом. Монотонные звонко-серебристые удары в ритме сердца. Из темноты выходит маг. Луч света тянется за ним не иначе направляемый зеркалом. Длинное, стелющееся по земле полосатое одеяние визуально вытягивает его. Высокий головной убор в виде тиары прибавляет роста. Лицо мага закрыто сплошной маской из-под которой видна лишь длинная, чёрная борода.
Два светильника-чаши вспыхивают при мановении его длинного, крючковатого жезла. Ещё взмах жезлом - и шар на столе начинает медленно вращаться, рассыпая вокруг себя яркие блики.
Что было дальше? А чёрт его знает! Голос прозвучал где-то далеко, за гранью сознания: "Госпожа Анна! Госпожа Анна!" - кажется это Ириша зовёт её. Откуда она здесь? Нормальный и естественный вопрос с трудом просочился в сознание, как сквозь густое сито. А за ним, как в уступившую дверь, потоком ворвались звуки извне: удары, хрипы, рычание.
Морда псоглавца рядом. Он, кажется, куда-то тащит её. Аня резко извернулась и вдруг поняла, что больно ударилась и лежит на белой, пачкучей щебёнке арены. Псоглавец попытался опять подхватить её, но девушка дёрнула чудовище за ноги, повалила наземь. Глаза встретились с глазами. Реальность опять куда-то поплыла, а белизна дроблёного камня превратилась в снежную белизну высокогорья. Белые от снега хижины, похожие на сугробы, белые струйки дыма над ними, чётко прочерченные в синеве безоблачного неба.
- Ты кто? - вопрос родился внутри, наложившись на картинку и она смялась, скомкалась, как ткань или лист бумаги. На неё в упор смотрели карие собачьи глаза монстра.
- А кто? Я? - прошелестела чужая, убегающая мысль.
- Кто ты? - повторила Аня вслух, чувствуя, как слабеет хватка её похитителя и сам он бессильно оседает на щебёнку рядом с ней.
- Я Агрх!
- Агрх?
- Да! Я Агрх! Агрх! Где я?!
Теперь уже Аня вцепилась монстру в плащ. А ведь одежда-то на звере человеческая! И никаких неудобств она ему не доставляет. И ... почему она видела те жилища?
- Где я? - повторяет он вопрос дополняя слова потоком рычаще-визжащих звуков. Незнакомая, непонятная речь. Но именно речь, не лай, не рычание.
- Госпожа Анна!
Точно! Это голос Ириши. Аня огляделась. Боже! Что это?! Где она?!
Люди вокруг манежа оцепенело покачиваются, охваченный трансом. Совсем рядом на кого-то насела белая обезьяна. Вот откуда звуки схватки. Маг у столика воздел руки и тянет что-то монотонное под ритм звонких ударов помощника за спиной. Крутится, отбрасывая блики, шар на столе. Сеанс массового гипноза!
Извернувшись, Аня дотянулась до ножки столика, рванула на себя, обрушивая конструкцию наземь. Громко ухнул шар, зазвенели серебряным звоном зеркала, разбивая усыпляющий ритм. Смертным рёвом заревела белая обезьяна, опускаясь на щебёнку и заливая её кровью из распоротой мечом аорты.
- Гастас!
- Госпожа Анна! - это Ириша наконец пробилась через частокол зрителей. И то: ритм сбит, люди приходят в себя.
- Госпожа Анна, - Гастас не спешит прятать окровавленный меч в ножны. - Что это было?
- Гипноз. Обыкновенный гипноз. Сон наяву.
- Сон наяву?
- Что за сон? - это наёмники, товарищи Гастаса, даже толком не очухавшись, подтянулись к месту событий. Мечи у всех обнажены.
- Он, - Аня оглядывается, ища мага, но того уже нет на манеже. - Маг сон на всех навёл. У нас, между прочим, за такие шутки морду бьют!
- Морду?
- Можно бы!
- И не только!
- Что за сон?
- Человека лишают воли, - Аня пытается говорить понятно. - Вы все, например, стояли ничего не видя, не слыша и не в силах сдвинуться с места.
Воины переглядываются в растерянности:
- Точно.
- Так и было...
- Я, кажется, что-то слышал, но...
- А Гастас?
- Он ворвался в середине сеанса, поэтому на него спустили обезьяну.
- Обезьяну?
- Ну да. Откуда иначе она взялась. Кстати, эта тварюга могла половину зрителей переломать, если бы Гастас её не успокоил.
- Вот гады ядовитые! - это уже реплика со стороны. - Сжечь это гнездо!
- А это кто? - меч касается мохнатой щеки псоглавца. Бедный монстр сейчас в таком состоянии, что даже не пытается встать.
- Это Агрх. У него тоже волю отняли. Видите? До сих пор в себя прийти не может.
- Агрх? - меч прячется в ножны. - Ну, ладно. Пусть будет Агрх.
- Стражу надо позвать!
- К ответу этих шутов!
- Такую тварь на людей выпустили! - это уже зрители шумят.
- Может, пойдём отсюда? - предлагает Аня. - Без нас разберутся?
Мысль своевременная: потеха закончилась, впечатлений - больше чем хотелось бы, беседовать со стражей и без них желающих довольно. Аня идёт к Гастасу:
- Спасибо, ты опять мне жизнь спас. Можно сказать, мы квиты, - она пытается улыбаться. Право, она действительно благодарна своему верному телохранителю. Как всё-таки кстати он появился. И этот моральный долг - "долг чести", который парень взвалил на себя её тоже порядком смущает. Странно, но вопреки блестящей победе на лице юноши нет радости. И голос его с хрипотцой. Но, может быть, это следствие схватки? На белом трупе не меньше десятка ран, а кровавая лужа расползлась на четверть манежа. Победа воину далась не легко:
- Думаю, вашей жизни ничего не угрожало. Вас просто хотели похитить.
- Тогда я обязана тебе дважды: за жизнь и за свободу.
Кривая усмешка:
- Ладно, сочтёмся. А Ириша где?
Да, действительно, где она?
- Ириша...
- Здесь. Я здесь, - девочка выныривает из-под руки ближайшего воина.
- Действительно, давайте пойдём отсюда? - Это Алевтина очнулась. Беднягу просто трясёт.
- Кто... Ты? - странный голос, странный выговор. Аня оборачивается и видит псоглавца.
- Кто... Ты? - повторяет Агрх.
- Я? Анна, - отвечает Аня. В конце концов это чудо назвало своё имя и просто невежливо не ответить ему.
- Ан-на? - повторяет псоглавец, глотая воздух. - Ты... с... не-ба? - гласные звуки явно созданы не для его горла, но мутант мужественно преодолевает их.
- Нет.
- С неб-ба ... - упрямо повторяет псоглавец. - С неб-ба!
Короче говоря, развлеклись. По дороге на подворье выяснились некоторые обстоятельства: Гастас освободившись от дел, захотел пригласить Аню на прогулку и узнал от Иришы, что девушка ушла с его товарищами посмотреть представление в балагане на рынке. Мысль развлечься показалась здравой. Взяв с собой Иришу он отправился следом. Пускать их в шатёр естественно не хотели: мол это представление уже заканчивается. Скоро следующее, но деньги, как ключик, открывают и не такие двери. Кстати, выходит те фигляры, что отдыхали снаружи, даже не догадывались о том, что творится внутри. По крайней мере про похищение они не знали. Иначе ни за что не впустили бы опоздавших в середине гипнотического сеанса.
Гастас пробился через толпу зрителей: "Как каменный стоят! Не пошевелишь!". Он видел, как псоглавец подхватил Аню и бросился на арену выручать девушку. И тогда на него напала невесть откуда взявшаяся обезьяна.
- Хуже всего было головокружение, - жаловался юноша. - Эти блики, этот ритмичный звон - на ходу глаза слипались. И та тварь с собачьей головой, как мне показалось, тоже в полусне была - еле двигалась.
- Да, в полусне. И мне кажется, что не один день. Надо же нарваться на такого сильного гипнотизёра! Лишиться воли - что может быть страшнее.
- А что это было?
- Гипноз.
- А как его наводят? А как ему противостоять?.. - Ириша просто изводит Аню своими вопросами, никак не желая понять, что её учительница знает немногим больше её.
Да, лишиться воли - это страшно. Просто чудо, что Аня вовремя очнулась от транса. Ириша голос сорвала, пока докричалась до неё. Имя человека в такой ситуации - подобно канату. Потяни за него и вытащишь всё сознание. Тянуть, правда пришлось крепко. Голос у девочки сиплый. Она не говори - шепчет:
- Как же вы сделали это?
- Разрушила общий гипноз? Просто, Ириша. Разрушать всегда просто.
- Так в чём секрет? - уточнил один из воинов. Его вопрос поддержали остальные.
- В ритме, - ответила Аня. - В монотонном ритме. Ритмичный звон, пение, световые блики: всё это должно было нагнать на зрителей сонливость. Гипноз - это состояние, когда разум спит, а тело - нет. Полусон. Или сон наяву. Я сразу поняла к чему дело идёт. У нас в балаганах устраивают такие представления. Это очень увлекательное действо, но у нас никогда не причиняют вреда зрителям. Это закон. Иначе...
- Понятно, - ворчит Рагаст, - развлечение развлечением, а вред - вредом. А как одолеть это наваждение?
- Уничтожить ритм. Я, например, стол с шаром и зеркалами обрушила. Грохот, исчезли световые блики, ритм ударов нарушился и все очнулись.
- Не слишком сильным оказался этот гипнотизёр, - вклинилась в её речь Алевтина. - Настоящие мастера могут обходиться без подобной ерунды. Их уроненным столом не собьёшь...
Аня не ответила, молча пожав плечами. О чём спорить? Чего доказывать. Ну да, разные гипнотизёры бывают. Остаётся лишь радоваться, что тот фокусник был не слишком силён и им всем удалось благополучно вывернуться.
................................
- Самым трудным было пробиться через человеческий частокол....
Опять вечерняя трапеза: каша, баранина, пиво - сытные и привычно-осточертевшие. Ужин, который съедается лишь по причине отсутствия обеда. Тина морщится и не только из-за опостылевшего однообразия пищи, но и из-за откровенного хвастовства. Гастас рассказывает, как дрался с обезьяной. Он нанёс монстру не меньше десятка рубленых и колотых ран, прежде чем зверь слабел от кровопотери настолько, что позволил парню нанести один, действительно смертельный удар.
- Живучая тварь! Жилистая. И шкура у неё жёсткая, как броня. А ловкая - даже сейчас подумать страшно...
- Ну ты-то справился, - не выдержала Алевтина, - и опять всех убил...
Недовольное ворчание воинов заставило её оборвать ехидную реплику чуть не на полуслове. Хорошо ещё, что в присутствии Ани наёмники выбирают слова. Но и так Алевтина услышала о себе немало неприятного и услышала ещё больше, если бы не Лагаст. Неожиданно для всех, он хлопнул себя ладонью по колену:
- Хватит. - Все враз замолкли, а командир перенёс внимание на побратима. - Единственное, что меня радует в этой истории: если дело так пойдёт и дальше, то ты наконец-то рассчитаешься со своим "долгом чести" и перестанешь морочить всем нам головы. Жду не дождусь, когда твоё сердце к тебе вернётся. - Неодобрительный взгляд старшого скользнул по Анне. - Многовато с тобой хлопот, лекарка.
Девушка покраснела до корней волос, опустила глаза
- Что молчишь? - зло напирал мужчина.
- Что я должна сказать? "Больше не буду?"
- Что "не буду"?
- Вот именно: что? - Аня вскинула голову и теперь смотрела мужчине прямо в глаза. - Разве это идиотское похищение задумала я? Я только хотела немного развлечься, как, кстати, большинство из присутствующих здесь. Но парней ты ни в чём не винишь. И правильно. А меня - винишь. Чем ты недоволен, командир?
- От тебя одни хлопоты...
- Хлопоты? А пользы от меня нет? Никому ран я не штопала? Никому жар не сбивала? Тебе, кстати, тоже.
- Помню! Было! Но хлопот с тобой...
- А ты не хлопочи. Лично тебя об этом никто не просит.
- А других? Сколько можно на парне виснуть?
Теперь кровь отлила от щёк девушки. Холодные мурашки пробежали под кожей. Боясь, что сорвётся, она встала, намереваясь молча уйти и не удержалась:
- Я никого и ни о чём не прошу и не просила, но, - взгляд её упал на предмет спора. Гастас сжался, зубы стиснул так, что желваки гуляют. - Здесь говорят: то что даётся от сердца должно быть принято с открытой душой. Поступи я иначе - это было бы свинством по отношению к очень хорошему человеку. Тебе это надо, командир?
- Что надо?
- Чтобы я по-свински поступала с твоим лучшим другом?
Взгляды опять схлестнулись. И опять первой отвела глаза Аня, отвернулась, зашагала к своей повозке. Пусть победителем в споре останется Лагаст. Так будет лучше для всех.
.....................................
- Сцена ревности! Они что? Гомики?
Чёрт бы побрал эту Алевтину. Почему она не осталась у костра с мужчинами? Её-то никто не гнал. Так нет, увязалась за Аней и именно тогда, когда ей просто необходимо побыть одной.
- Они побратимы. Кровные побратимы. Если ты понимаешь, что здесь это значит.
Кажется, Алевтина смутилась:
- Не дура. Кровные побратимы? А я думала, любовники...
Нет, это уже перебор. Надо срочно ставить точку. И чем жёстче, тем лучше:
- Тина, а ты вообще в ком-то, кроме себя, способна заметить хорошее? Парни готовы умереть друг за друга. И это не слова. А я, действительно третий - лишний, - горло на мгновение перехватывает.То, что она говорит подруге и самой себе признать не просто, а уж озвучить ... Получается, хорошо, что Алевтина её разозлила: меньше иллюзий - меньше ошибок. - Единственное, что я могу сделать для них - исчезнуть из этого мира, - твёрдо заканчивает Аня свою мысль. - Понимаешь? Нет? Просто я должна вернуться домой. Ну, и с тобой, радость ты моя, разумеется.
...............................
У костра - непривычная тишина. Лагаст обводит взглядом людей, но те, почему-то прячут глаза. Только Гастас отвечает вопрошающему взгляду командира взглядом бешённым. Но и он воздерживается от слов, молча встаёт, молча уходит спать в людскую.
Общая спальня чем-то напоминает стойла для скота: низкий потолок, узкий коридор посередине и узкие же клетушки, разделённые дощатыми перегородками выше человеческого роста, с входной дверью. В бревенчатую стену вбиты колышки для одежды и полка для лампы, на полу - толстый слой соломы, покрытой дерюжкой. Высокий порожек, между "стойлом" и коридором не позволяет соломе расползаться. Чурка под голову. Одеяло постояльцу не полагается. Своё иметь надо. У Гастаса оно есть: толстый, суконный плащ. Отличное жильё и даже с внутренним засовом на двери. Сюда можно привести женщину, а можно остаться одному, наедине со своими невесёлыми мыслями, в которых что без пива, что под пиво не очень-то разберёшься.
Ириша, притаившись, как зверёк, жадно следит за Лагастом. Оскалившись, он смотрит в спину уходящему, и только когда парень скрывается в дверях, резко поворачивается и резко садится. С хрустом ломается подвернувшаяся под руку веточка, летят в огонь обломки. Молчание товарищей давит его жёстче слов. Командир - зарвался. Это понимают все. И сам Лагаст - тоже.