Аннотация: Красная дичь - дичь дорогая, заветная, желанная многим. На неё настораживаются западни и капканы и ещё за неё льётся кровь.
Глава 26 Красная дичь.
Луна идёт на убыль, но света вполне хватает, чтобы не заблудиться на ночных улицах. Нечеловеческая тень выпрыгивает из темноты, прямо под ноги, заставляя девушек отшатнуться. В первое мгновение.
- Агрх? Ты откуда?
- Нэ-эт, нэ-э-дить! - бормочет монстр приглушённо. Гласные тяжело даются его, полузвериному горлу, а шипящие он не выговаривает вовсе. Да тут ещё и волнение.
- Что случилось, Агрх?
- Нэ-э-дить, нэ-э-дить! - давится псоглавец, подвывая от отчаяния. - Нэ-э-ди-и-ть! - стонет он в отчаянии и вдруг замирает, насторожившись и тут же шарахается в спасительную темноту.
- Она! Вон там!
Сколько их? Всё происходит так быстро, что Аня не успевает осознать происходящее. Широкий суконный плащ в миг опутывает её с ног до головы, жёсткая рука зажимает рот. Она бьётся стянутая, спелёнанная тканью, как рыба в неводе в руках невидимого похитителя, скорее от растерянности, нежели от страха.
- Тихо!
- Бежим! - шипят друг-другу воры, волокущие её, как добычу.
Сметая преграду растерянности, потоком несутся мысли: "Неужели Мечику надоело ждать? Вот это помеха. Или ... Агрх? Что он хотел сказать, о чём предупредить? Про Мечиковы задумки псоглавец знать не может, а вот про Чёрных... Чёрные это плохо. Или не плохо? Если они идут к хозяину, то может всё к лучшему? Я-то как раз собиралась проводника искать. Выходит, суетиться не надо?"
Краткое успокоение тут же сметается беспокойством:
"А где Ириша? Схвачена или убежала? Хорошо, если убежала. Все вещи в комнате, там же деньги, лошади, лекарства. Книга и инструменты оплачены. И всё останется девочке. Лагаст возьмёт её под защиту. Ириша поделится деньгами с Алевтиной. Чуть-чуть, чтобы землячка по глупости не вызвала подозрение у Чёрных".
Хорошие мысли, успокаивающие: всё не так плохо, главное: без паники, разберёмся по ходу дела, дёргаться вроде смысла нет. А похитители тащат её и тащат, переговариваясь по пути о своём:
- Что за задворки! И это рядом?
- Зато тихо.
- А девка даже не рыпается.
- Может задохнулась?
- Некстати. Купец живую заказал.
- Он всегда живых заказывает...
"Судя по голосам, похитителей двое. Но кто этот заказчик-купец? Айрисфед?" - То, что караванный старшина всю дорогу обгладывал её глазами - для Ани не новость, но неужели торгаш настолько ополоумел от похоти? Такое приключение действительно некстати.
Похитители ставят её на ноги, отворачивают край плаща. Они в тёмном закоулке. Лиц не разглядишь.
- Жива? - в голосе похитителя - сомнение.
- Жива, жива, - бурчит Аня раздражённо. Страха у неё нет совсем. Странное состояние. Плащ похитителя опять накрывает ей лицо, руки подхватывают и как тюк перекидывают через плечо. Её долго несут. Похоже, Айрисфед решил запрятать свою добычу как следует. Интересно, что за "дворец" он для неё приготовил? И как оттуда можно будет слинять?
Получить ответы на два последних вопроса Ане не пришлось. Голос чем-то знакомый:
- Всё в порядке? Добыли?
Воры приостановились, но ответить не успели. Тот, что нёс её вдруг резко дёрнулся, всхлипнул приглушённо и страшно, согнулся заваливаясь и роняя добычу. Предсмертный стон рядом перешёл в едва слышный хрип. Невидимые Ане нападающие действовали быстро и профессионально, не позволив жертвам даже голоса подать.
- Где девка?
Чьи-то ноги прошлись по Ане в темноте. И тут ночную тишину прорезал женский крик:
- Помогите!
Восклицание оборвал звук оплеухи, но Аня успела узнать голос. Вот тут-то ей стало действительно страшно. Она инстинктивно сжалась в своём коконе, боясь пошевелиться.
- Это не она, - констатирует тот-же, чем-то знакомый, мужской голос и поясняет. - Ту нести должны были, а эта - сама идёт. Где она?
- Помогите, - придушенно шепчет Алевтина в ответ.
- Заткнись, шлюха, - рыкнул на неё другой. - Где девка?
- Здесь! - кто-то в темноте спотыкается о тюк с Аней.
- Здесь! Здесь! - радостные голоса. Руки прошлись по Аниному телу, откинули край плаща, ощупали лицо:
- Пёс вас задери! Она что? Мёртвая?
- Тащи на свет.
Луна светит в лицо.
- Живая, - с облегчением констатирует один из похитителей. - И в сознании.
- Значит может идти сама, - уточняет "почти знакомый голос" из темноты.
- Могу, - хрипло соглашается Аня. Право, трудно ответить иначе, когда нож вопрошающего блестит от тёплой крови, а у твоих ног расплывается кровавая лужа. - Куда идти?
.................................
Широкие улицы городской окраины. Жилища - полуземлянки, слепленные на скорую руку и тесовые заборы, сделанные, кажется, на века. Забавное сочетание. За заборами - сады, по улице - тротуары и широкие канавы для отвода воды с аккуратными мостиками. Интересно, как похитители сумели ночью выйти за городскую стену? Уже не спросишь.
Домов больше нет, дорога переходит в тропу, вьющуюся между деревьями. Кстати, этих похитителей пятеро и похожи они на обычных, городских злОдиев, а не на чьих-то слуг. Интересно: куда они её с Тиной ведут? Явно не в дом купца. Да, кстати, о птичках:
- Тина, ты Иришу видела? Что с ней?
- С Иришей? - землячка испуганно вскидывается.
- Да. Что с ней? Ты видела? Только честно.
- Я не знаю, я ...
- Её убили?
- Нет, но ... Да кому она нужна! Это мы с тобой - избранные, а она ...
- "Мы?" - передразнивает её тать, идущий следом за девушками. Он единственный похож на воина, точнее на наёмника, именно его голос кажется Ане знакомым, впрочем, не на столько, чтобы по тёмному силуэту вспомнить имя.
- Да! Мы! - Алевтина сама не слишком верит себе, но очень хочет поверить. Всё-таки надежда.
- Ты? Избранная? - продолжает издеваться рубака.
- Да!
- Так что же ты, "избранная" свою землячку купцу за четыре золотых продала?
- Я? Продала? Врёшь, негодяй!
Удар мечом плашмя, крик боли.
- Выбирай слова, шлюха.
- Запечатай ей пасть, мясник, - советует кто-то из похитителей, - медью да покрепче.
- Успеется. Пусть поболтает напоследок, - отмахивается наёмник от непрошенного совета. - Здесь чужих нет.
- Твоё имя: Глузд, - вклинивается в перебранку Аня. - Ты шёл с караваном от Белого Клина и ты договаривался о комнате для нас. Ты тоже продал меня купцу?
- Надо же, угадала, - Аня не видит лица наёмника, но его гнусная усмешка отражается в голосе. - Только я не купцу там служил.
- Понятно кому.
- Догадлива. Только не спеши вслух говорить, если не хочешь ...
- Меди плашмя попробовать? Молчу, молчу.
- Хитра, сука, - хмыкнул наёмник, не желая оставить за собеседницей последнее слово. - Не зря из-за тебя такая возня.
- Женщин нельзя бить! Это нечестно, - Алевтина едва сдерживается, чтобы не зарыдать, но её мнение здесь никто не разделяет:
- Да как же их не бить?
- Баба на то и баба.
- Кого бить, если не бабу...
И Тина прикусывает язык: возражать тем, кто на возражение отвечает оплеухой, она опасается. А тропа вьётся между деревьями. Тьма обступает людей. Похитители зажигают факелы.
- Долго ещё? - стонет Алевтина. Аня молчит. Тине только повод для жалоб дай. И опять отмолчаться не удаётся. Именно к ней землячка и привязывается. Аня-то сдачи не даст.
- Я знаю, ты меня стервой считаешь, потому и не хочешь говорить со мной. Только я добра для нас хотела. И для тебя тоже, а оказалась плохая. Ты бы меня не послушалась никогда, а Айрисфед, между прочим, обещал защитить нас...
- От кого? - обрывает зануду Аня.
- От убийц. На тебя же покушались!
- Тина, - обречённо вздыхает Аня, - ты не стерва. Ты просто круглая дура, если это не одно и тоже. Ты хоть понимаешь, что сказала? Айрисфед и защитит?
- Да! Защитил бы, если бы его не предали! Он обещал! Он влюблён в тебя до беспамятства. Не знаю уж, почему здесь все мужики так на тебя западают. Не красавица ведь, а они - просто в штабеля ложатся!
- Он - работорговец!
- И что? Здесь это нормально. Зато он богатый и уважаемый ...
- Он работорговец, - повторяет Аня с напором. - Главный его товар - женщины.
- Какая разница чем он торгует! Ты вон с наёмниками дружбу водила и не стеснялась. А они - здешние отбросы и отнюдь не сосредоточие всех добродетелей.
- Зато слова: "честь" и "долг" для них не пустые звуки. А Айрисфед, натешившись, продал бы нас как рабынь, да ещё и с прибылью...
- Продал? Нас! - Тина искренне возмущена, но больше ничего не успевает сказать. Неожиданно и громко заржал наёмник за их спинами:
- Во сказала! Ох, и умна ты, Ведьма! Всю правду видишь. Не зря парни тебя уважали.
- Да кто её уважал!? - Взвизгнула Алевтина. - Убийцы наёмные?
И тут же получает шлепок мечом плашмя, пониже спины. Не сильно, так, для проформы, чтобы не забывала: с кем говорит.
- Не верещи. А то, что ты - дура, даже коза с горы поймёт: землячку продала, а деньги не получила.
- Это потому что ты меня обманул. И Айрисфеда ...
- Да, обманул. Потому, что ты - дура.
- Эй, мясник, - окликает наёмника первый в группе тать с факелом. - Тропа раздваивается. Куда дальше? На право? На лево?
- Посередине.
- Без дороги?
- Здесь недалеко.
- Опять недалеко? Ты это всю дорогу твердишь!
- Здесь недалеко, - повторяет наёмник. - До озера дойдём и там подождём заказчика. На берегу.
- До озера?
- Ох, смотри, наёмник.
- Если окажется, что мы зря ноги били...
- И за доставку бы накинуть надо. Слышишь? Мясник?
- Всё к хозяину, - бурчит Глузд, сдерживая раздражение. - Вот придёт он - с ним и торгуйтесь.
....................
Брошенный из темноты плащ, как живой, разом опутал Анну с головы до ног. Один из грузиков, зашитых в край ткани больно ударил Иришу. Девочка в испуге шарахнулась в глубокую тьму ночной тени, под самый забор, сжалась в комочек, не в силах не то что бежать - дышать. Их было трое: двое мощных мужчин, из тех, что в одиночку быка поднять могут и женщина. Алевтина.
Ириша не видела её лица, не могла разглядеть одежду, но если живёшь с человеком три с лишним месяца бок о бок, такие детали не нужны. Для узнавания достаточно силуэта и пары характерных жестов, из тех, что человек за собой даже не замечает, так они привычны для него.
Похититель наклоняется, поднимает и закидывает запутанную плащом Анну на плечо, как тюк и, не обменявшись с товарищем даже знаком, скрывается в тени уличного поворота. Остальные бесшумно следуют за ним. Всё происходит так тихо и быстро, что может показаться ночным кошмаром.
Впившись зубами в руку, Ириша задыхается от нехватки воздуха и даже не чувствует боли, так ужасно для неё случившееся: Анну украли и она ничего не может сделать. Ничего!
- У-укр-а-а-ли-и! - неожиданно и с отчаянием протянул, почти провыл над её ухом невидимый во тьме псоглавец, обрывая наваждение.
- Агрх, кто это был?
- Н-и-э-знай- аю, - жалобно простонал монстр.
- Мы их догоним?
- Д, о-о-г-оо-ни? - Кажется он вскочил. Ириша, вскинув руку, едва успела поймать подвижный край плаща:
- Мы с тобой не одолеем их. Нужна помощь.
- П, о-о-мщ?
- Господин Гастас. Он поможет.
- Г, а-а-стс?
- Мы найдём его, а потом ... ты сможешь отыскать похитителей по следам?
..........................
Тёмные улицы, прорезанные полосами лунного света. Ночь, осенний воздух, холодящий разгорячённое лицо. Человеческая тень с собачьей головой рядом. Глаза псоглавца горят в темноте, как два красных угля. Мир ночных теней обступает девочку, улицы изгибаются переулками, как змеи, дома и заборы приобретают призрачность тумана. Они не важны. Значит их нет. Есть лишь цель: найти и спасти. Остальное не стоит внимания. Даже собственная жизнь.
В кабаке при постоялом дворе ярко горит очаг, пылают факелы, на столах - мясо и хлеб. Галдят воины, в предвкушении доброй пирушки. Ириша замирает на освещённом пороге, переводя дыхание и отыскивая взглядом нужного ей человека. Ага! Вот он! В своём синем, нарядном плаще стоит спиной к девочке и о чём-то оживлённо болтает с товарищами. Глаза Иришы впиваются в спину парню и вдруг, к собственному её удивлению, юноша осекается на полуслове, нервно оглядывается:
- Ириша? - Собеседники забыты, окружающее перестаёт существовать. Есть только задыхающаяся от бега девочка на освещённом пороге и её взгляд. - Что случилось? Анна...
- Её украли.
- Кто?
- Их двое. Агрх найдёт их. Но ...
- Что?
- С ними Тина.
- Даже так? Что ж, ей же хуже, - он оглядывает зал. Лагаст занят: следит за тем, как слуга разливает вино из бурдюка по кувшинам. - Брат, ...
- Что? - оборачивается на голос старшой.
- Анну похитили.
Тень недовольства ложится на лицо командира. Если бы только:
- И что?
- Надо помочь.
- Кому?
- Анне...
Слово виснет в пустоте, пауза затягивается удушающей петлёй. Мир вокруг вдруг блекнет, обращаясь в скопище полупрозрачных теней. Даже побратим. Вздохнув несколько раз, Гастас отгоняет наваждение:
- Лагаст, ей надо помочь. Я должен.
- Должен? До каких пор ты будешь ей должен?! - всплеск раздражения слишком уж яростен. Мужчина понимает это, сам обрывает себя, смягчая тон. - Брат, послушай: может хватит? Завтра, на рассвете мы уходим. Понимаешь? Мы с тобой уходим домой. Это наш путь. Хватит нам жить одним днём.
- Но Анна ...
- У неё свой путь и своя судьба. Вспомни: тот, кто пойдёт с ней - разделит с ней и путь, и судьбу. Ты понимаешь, что это значит?
- А тот, кто встанет на её пути?
- На её пути пытаешься встать ты.
- Её похитили.
- Кто?
- Думаю, что Чёрные. Здесь Агрх ...
- Агрх? Этот овчар с собачьей головой? Ему-то что надо?
- Не знаю. Ещё не спрашивал.
- Как у тебя только терпения хватает говорить с ним? Послушай хоть раз меня: махни на всё это рукой. Такова судьба, а с судьбой не спорят. Попробуй лучше вина. Купец целый бурдюк прислал. Когда такое было? - Лагаст плеснул вина в две кружки, протянул одну товарищу, из второй отхлебнул сам. - Отличное вино. Выпей и забудь о стриженной. Мало ли женщин на свете...
- Я думал ты мне друг.
- Что?
- Я думал, что ты мне друг, - повторил Гастас, глядя товарищу в глаза.
- Да, я твой друг. А кто же ещё? - отозвался Лагаст с непробиваемым добродушием. - Конечно друг, потому что хочу, чтобы ты вернулся в родную сторону, женился, стал уважаемым человеком и умер в своей постели, под своей крышей в окружении детей и внуков. Так кто я в таком случае?
- Не знаю.
- Ах, не знаешь? - Перешёл в наступление Лагаст. - А кто тогда ты, если готов променять нашу трёхлетнюю дружбу, наше побратимство, нашу кровь на приблудную потаскушку...
Кружка с размаху врезалась в стол, вино красным пятном плеснуло на выскобленные добела доски столешницы, кровавыми брызгами разлетелось по сторонам:
- Нет между нами ничего. Ни дружбы, ни крови!
- Гастас, погоди! - крикнул Лагаст в спину уходящему. - Вернись! Я забуду твои слова.
Юноша приостановился, бросил через плечо:
- Зато я твоих не забуду.
Конечно, его можно было догнать и попытаться остановить или, кликнув товарищей, последовать за ним, но Лагаст не двинулся с места. Обида захлестнула мужчину с головой: он столько раз дрался плечом к плечу с этим мальчишкой, прикрывал его, отдал ему сердце, хотел породниться с ним и вот, вместо благодарности, щенок бросает ему в лицо обвинение в предательстве. И из-за кого? Из-за бабы, коих вокруг тьма тьмущая: выбирай любую и пользуйся пока не надоест. Обидно? Да ещё как.
Лагаст поплотнее уселся на скамью, отхлебнул из кружки, сплюнул зло:
- Ладно, до утра время есть. Вернёшься - прощу, а нет - значит не судьба.
- Что делаем, командир? - подлез под руку Рагаст, наблюдавший за перепалкой со стороны.
- Гуляем, - сухо отозвался мужчина, - или что другое предложишь?
Рагаст предлагать естественно ничего не стал. Зачем? Командир не в духе. Оно и понятно. После такого-то разговора. Ну и ладно. Не в первой. Остынет. Это не великая печаль, а вот если простынет мясо на столе - худо. Да и чистое вино в кружках не каждый вечер бывает.
.......................................
Лагаст делает третий глоток. Вино выдохлось и отдаёт медью. Неприятно. Сколько же он просидел над кружкой? Почему так тихо вокруг? И окружающее? Всё вокруг как дымкой подёрнуто.
Тишина в кабаке действительно стоит мёртвая. Никакого движения. Неужели парни так быстро опьянели? Странно.
Мужчина пытается подняться, но ноги не слушаются его. И это после пары глотков? Догорают угли в очаге, коптят факелы, чёрный дым завивается петлями и сползает вниз. Люди лежат вповалку: на столах, на лавках, под столами и под лавками. Видно крепкое было вино, раз закуска толком не почата. А вот и она. Куда же без неё.
Сгорбленная старуха в длинном, развевающемся одеянии с белым посохом из резной кости. Она не идёт, плывёт между телами, наклоняясь над каждым и касаясь ладонью лба каждого. Словно жар снимает. Или искру.
Так вот, как она выглядит: призрачно-сияющий шарик, как полупрозрачная жемчужинка или рыбья икринка. Искра жизни.
Набрав горсть искр, ссыпает их смерть из живой ладони в костяную руку. Две ладони из белой кости на навершии посоха, как чаша принимающая. От такого зрелища тело стынет. Бежать бы прочь, без оглядки, да ноги, как назло, отказали. Тут бы хоть прямо устоять, потому что ...
- Прости, воин, твой день закончен. - Гнилая прямо перед ним. Хотя, почему "Гнилая"? Вполне человеческое лицо с нечеловечески усталыми и печальными глазами. Он даже видел его где-то. Давным-давно.
- Погоди, - он вскидывает руку, прикрывая лоб от прикосновения. - Говорят ...
- Тот, кто встретит смерть стоя, может задать ей три вопроса? Так и есть, воин, только...
- Что?
- К чему считаться, раз ответы ты унесёшь с собой?
- Ты щедра, - мужчина переводит дух. Как всё-таки трудно стоять и даже дышать. Потому вопрос его звучит коротко. - Кто?
- Он. Не сам, конечно.
Тело сковывает неподвижность, зато мысли перестают путаться. Это кстати. Так как для того, чтобы задать вопрос, ему, оказывается, даже языком шевелить не надо.
- Это Щуп?
- И он тоже.
- Зачем?
- Остановить.
- Что?
- То, что должно случиться.
- То, что должно случиться - случится.
- Конечно случится, воин.
- Но тогда ...
- Да. Тогда это всё, - она обводит рукой вокруг, - напрасно.
Кажется, уголок губы его собеседницы приподнимается в кривой ухмылке. Или это только кажется? Новая мысль:
- Мой друг. Что с ним?
- Его день продолжается.
- И ... долго?
- Пока срок не настал и моей власти над ним нет.
- А если бы я ...
- Пошёл за ним?
- Да, прежде чем выпил вина?
- Твой день продолжался бы. Это всё?
- Нет. Что будет с ним?
- Не знаю, воин. Твой друг сошёл со своего пути и судьба его мне неизвестна.
- Хорошо. А ...
- Что?
Лагаст обводит мысленным взглядом комнату: мясо и хлеб на столах, отравленное вино в кружках и трупы, трупы, трупы. Не только воинов. Вон, хозяин обмяк на скамье. Видать тоже дорогого винца пригубил. А там - парнишка-слуга. Не иначе на дармовщинку позарился.
- Мы встретимся с ним, там, или...
- Всё может быть, воин, но...
- Что?
- Вы не узнаете друг друга. Чёрная вода смоет хорошее, но она же унесёт и плохое. Пойдём со мной, воин и ты никогда не вспомнишь, как отказал другу в помощи, польстившись на кружку отравленного вина. И он об этом тоже никогда не узнает и никогда не пожалеет о том, что не был с тобой более настойчив.
- Хорошо. Я готов...
Сухая, женская ладонь касается лба, снимая крутящую внутренности боль. Глаза человека гаснут. Ещё миг и живая искра скатывается с пальцев в костяную чашу - навершие посоха. Урожай собран. Все мертвы. С тяжёлым вздохом Многоликая обводит взглядом мёртвые тела: "И все до срока. А скажут, что всё это сделала я. Время, сроки ... Как же их не любят люди. И Мастер про время забыл. Пусть оно идёт для кого-то быстрее, для кого-то медленнее, но вернуть прошлое не может никто."
.................................................
Гастас бежал по улицам, ведомый псоглавцем. Чуть-чуть отставая, рядом бежала Ириша. На разговор не было ни времени, ни дыхания. Все силы уходили на бег. Очередной закоулок, отбитая доска забора, сад, полуразрушенный погреб. Псоглавец нырнул в чёрный провал. Люди - за ним.
Темнота. Рука воина коснулась тонкопалой лапы монстра. Ириша уже вцепилась в короткий, синий плащ. Длинный путь на ощупь, в темноте позволяет перевести дыхание. И опять лунный свет пробивается в пещеру.
- Где мы?
- За сте-у-ной-й.
Широкие улицы предместья.
- Л, у-у-ди-и, - всхлипывает псоглавец, опускаясь на четвереньки. Он уже знает, что в облике собаки для людей незаметен. Гастас не успевает среагировать столь быстро и с разбегу выскакивает на освещённый перекрёсток.
- Стой!
- Стоять!
На земле, посреди улицы - два скрюченных трупа. Растёкшаяся кровь ещё липнет к подошвам. Тут же пять стражей ночного дозора:
- Кто такой?
- Человек.
Факел освещает юношу с головы до ног.
- Наёмник?
- Да.
- Что делаешь здесь?
- Гуляю.
Ириша буквально материализуется из темноты, прижимается к своему защитнику. Взгляд её, расширившихся от темноты и ужаса глаз, прикован к мёртвым. Выражение лиц стражников смягчается:
- Понятно. Гуляй дальше.
- Стой!
Гастас останавливается на половине движения. Лицо и поза его выражают крайнее недоумение.
- Меч покажи.
Юноша медленно вытягивает из ножен оба меча, протягивает ближайшему стражнику. Тот с опаской проводит ладонью по одному лезвию, по второму, недоверчиво рассматривает в свете факела сухую ладонь:
- Оба чистые.
- Конечно. Мы же гуляем.
Рука Ириши нащупывает его руку. Он отвечает пожатием на пожатие: "Понял. Молчи", - спрашивает, изображая никуда не спешащего гуляку:
- Кто это? И за что их?
- Кто это? - переспрашивает с сарказмом один из стражей, поводя факелом. Свет выхватывает из темноты непонятный ком под ногами. Страж поднимает с земли плащ с зашитыми по краю грузиками, встряхивает. - Если эту штуку раскрутить и бросить умеючи, - она человека с ног до головы опутывает. В миг.
- Не понял ...
- Это людокрады. Девок воруют и работорговцам за пол цены сбывают.
- Понятно, - нехорошая ухмылка против воли искажает красивое лицо юноши. - Не ту украли. Туда им и дорога.
- Дорога, говоришь? - Ворчит старший в страже. - Тебе легко говорить, а нам где убийц искать? Не найдём - опять весь город будет языками чесать: мол сами мы этих злОдиев порешили ...
- Да, беда, - иронически соглашается Гастас. - Вон, в Пристепьи Тадарик так и сделал. Больше никто не жалуется. Некому.
- Слышь, наёмник, тебе легко языком ляскать, - огрызается стражник. - Гуляешь себе и гуляй. Чего к нам привязался?
.........................................
- Они Анну украли. Я их запомнила, - шепчет девочка, когда стражи не могут её услышать. - Они ...
- Сделали это для Айрисфеда, - обрывает спутницу воин.
- Откуда ...
- Айрисфед - работорговец, главный его товар - женщины. Только сейчас он замахнулся не на тот кусок. Анну кто-то перехватил. Кто?
- Й-а знать! Знать!
- Агрх? Ты знаешь?
- Й-а чу-у-уйу, чу-у-й-у! - монстр показывает рукой в темноту. - Т,у-у-да!
- Вперёд.
Свежий след, тихая ночь. Псоглавец даже к земле не наклоняется, ощущая похитителей верховым чутьём. С таким помощником не заблудишься. Дорога из предместья тропой втягивается в лес, раздваивается, петляет. Агрху всё равно.