Аксинья мучилась от тоски. Василий куда-то уплыл - сказал, что стаю лещей от сетей спасать в низовьях, но ее терзали сомнения, не нашел ли он там себе кого-нибудь с более пышными, чем у нее, грудями и хвостом. Даже поделиться тревогой и печалью было не с кем, потому что лучшая подруга кикимора Марфа из соседнего болота обиделась на нее из-за сущего пустяка. "Ну подумаешь - съела щука твою любимую лягушку, в которую ты вселяешься, ну так новую найди, их там у тебя пруд пруди, да и следить за ней сама должна была, чтобы не плавала в реке, а мне недосуг за всеми щуками смотреть", - в очередной раз мысленно ворчала Аксинья, с досадой теребя поросшую тиной корягу. От одиночества наступали мороки, и она с ужасом возвращалась на сто шестьдесят лет назад, вновь чувствуя себя молодой крестьянкой, захлебывающейся мутной ледяной водой в водовороте омута и медленно опускающейся на вязкое илистое дно.
Из острых и тяжелых, словно медвежьих когтей отчаяния ее вырвали всплеск, трепетное ощущение близости одного из тех, чей мир она давно покинула, и блестящая мормышка с червяком, застывшая почти у самого дна. "Не мешать - пускай ловит сколько хочет, или дать выловить несколько рыбок, а остальных отогнать... или приманить самого крупного окуня, который скоро тут у меня всю молодь сожрет", - размышляла Аксинья, глядя на устремившегося к наживке ерша. "Нет, пожалуй, на этот раз пошалю маленько, а то слишком зачастили уж эти рыбаки", - решила она в следующий момент и, схватив мормышку, сорвала червяка и натянула леску до предела, а потом, почувствовав подсечку и идущие с берега волны радости, резко отпустила.
- ... ... ... ... мать! - донеслось сверху.
В другой раз, услышав столь злобную матерщину, Аксинья просто запутала бы леску за корягу при следующем забросе, но сейчас печаль заставила ее заглянуть за пелену окутывающего реку тумана и хмельного марева, вязким коконом обволакивающего страдающую душу. "Зарплату третий месяц задерживают... жена все время пилит из-за этого и из-за того, что пью, а как не пить-то, если поясница болит так, что не нагнуться, и врачи помочь не могут... хоть в петлю лезь".
"Может, золотой рыбкой обернуться? Нет, ведь пробовал же когда-то Вася от скуки, так его какую-то новую Мазду попросили, а он даже и не знал, что это такое... какая-то машина мудреная, это у городских духов просить надо, а у нас с ними связи нет. Нужно по-другому", - с этой мыслью она достала из потаенного места между корягами найденные еще лет пятьдесят назад золотые червонцы и стала превращаться...
Сначала Олег не поверил своим глазам и попытался прогнать наваждение морганием и матерным возгласом, а потом отбросил удочку и собрался бежать куда глаза глядят от обнаженной пышногрудой красавицы, неспешно выходящей из подернутой утренним туманом воды, но застыл под немигающим взглядом опалесцирующих глаз и блеском золота в ее руке...
... Он не помнил, сколько времени они провели вместе и чем занимались, и нежные слова "Возьми это и будь счастлив. И боль свою отдай реке, сейчас я у тебя ее заберу", и многое другое выскочило из его головы, а остались лишь непривычные легкость в спине и на душе, горсть диковинных золотых монет и улов из десятка окуней, один из которых был на редкость крупным, не меньше килограмма. Он радостно и бодро возвращался домой, не до конца веря в то, что с ним произошло, но зная лишь, что он еще много раз придет в это волшебное место, чтобы забрасывать удочку и пристально смотреть в темную воду заводи, ожидая свидания с чудом.