Могутова Е.В. : другие произведения.

Fuck’n Rock-N-Roll

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками


   FUCK'N ROCK-N-ROLL.

это ты моя шизофрения, или я - твоя?

  
   Время пахнет дождем, а меланхолия - шоколадом. Точно не помню сколько: неделя, день или час понадобился мне, чтобы проснуться. Но тогда я уже чувствовала запах шоколада, настоящего, горьковатого, а не того аномального, вкус которого используют в сладостях. Окуренная сандалом комната казалась мне необычно большой и холодной, настолько холодной, что мысли мои застывали в воздухе красивыми узорами, кружились снежинками и таяли на моих щеках солеными каплями. Мне снился ужасный сон, один из тех кошмаров, просыпаться после которых особенно тяжело. Ты продолжаешь лежать до тех пор, пока не начинаешь понимать, что лежишь, уставившись в потолок, белый и безжизненный, ограничивающий небо. И только потом ты начинаешь чувствовать свое тело и понимать, что это был всего лишь сон, смысл которого ты уже не помнишь, но знаешь наверняка - он был ужасным. Черно-белыми вспышками в мое сознание врываются воспоминания прошедших дней, и я корчусь на полу, как от боли, пытаясь снова все забыть, но не могу. Я хочу бежать от воспоминаний далеко, я мечусь по комнате, но выйти из нее все равно не могу, хотя знаю точно, там, на многолюдных улицах мое спасение. Я часто брожу по городу, просто иду, всматриваясь в лица прохожих, в озябшие дома, скрюченные ветви деревьев. Что я ищу? Кого я ищу? Куда я иду? Не важно куда, не важно к кому, но подальше от давящих стен и кошмарных снов.
   И сейчас, внутри, я была глубоко в городе, хотя снаружи - все еще на полу, обнимая руками плечи, пытаясь спастись от холода. Время снова остановилось, не было ничего, ни слабого дыхания, ни биения сердца. Я превратилась в застывшее изваяние, безжизненное, но бесконечно прекрасное в своем мертвом сне. Потом меня занесло снегом, он уже не таял на моих холодных плечах, потом прошел теплый дождь и смыл остатки сна. Капли его вдребезги разбивались о мою твердую, мраморную кожу, гладко омывая угловатые очертания. Не знаю, сколько я была вне времени, за гранью законов физики, может минуту, может несколько часов, может целую вечность. Снова начать дышать было больно, легкие мои взорвались запахом шоколада, с кожи осыпалась твердая скорлупка мертвой вечности, и я снова стала ощущать свое тело, смогла повернуться и осмотреть комнату. Паркетные полы, кушетка, шифоновые шторы цвета молока в несколько слоев, мое сознание запуталось в них, они тяжелой волной коснулись меня и отпрянули от порыва ледяного ветра, раздулись как паруса и снова опустились, лаская блестящий паркет, как морская пена. Из окна лился свет, густой и обволакивающий, делающий мою кожу прозрачной, цвета ванильного крема с голубоватыми тропинками вен, с розоватыми разводами прожилок.
   Солнечный свет ударил в глаза и начал стекать по щекам прозрачными кристалликами. Рассвет. Мое возрождение.
   А потом я начинаю осознавать, что мой ночной кошмар не сон вовсе, хотя, что можно называть реальностью? Есть ли она вообще? И не солнечный свет бьет мне в глаза, а самая обычная хирургическая лампа. Вот так бывает иногда, реальности смешиваются, подменяют друг друга, а ты едва ли способен заметить и различить эти перемены.
   Это было не так уж давно, но кажется, что в прошлой жизни. Эти сны я вижу довольно часто, и всякий раз переживаю все заново: ужас, отвращение, панику, ненависть, ярость и бесконечное отчаяние. Всю оставшуюся ночь я думаю об этом, сидя в кресле в полной темноте.
  
  
   Знаешь, в чем мое преимущество? В том, что я ясно вижу свою смерть, в отличие от других, кто полагает, что будет жить вечно. Они не замечают времени, ускользающего сквозь пальцы, по крайней мере, до тех пор, пока с огромным для себя удивлением не окажутся на смертном одре. Может тогда они поймут, что всю свою жизнь ждали именно этого откровения, спешили, стремились, а к чему? Бежали вдогонку за своим счастьем, и сами не заметили, как умерли. Внезапно и нелепо. Аминь.
   На самом деле мне повезло больше, чем думают многие окружающие. Потому как я знаю, что такое счастье, я чувствовала его запах, пробовала на вкус, ощущала его легкое прикосновение на коже, словно порхание бабочек.
  
  
   Я родилась не так далеко отсюда, в одном небольшом городке с суровым климатом и всего двумя временами года - холодным и очень холодным. Правда, летом иногда выдавались действительно жаркие деньки. Воздух в большом отдалении от морей и в окрестностях гор всегда очень сухой, поэтому, когда солнце сходит с ума и полуденная жара города достигает своего апогея, такое чувство, что твои легкие заполняет уличная пыль. Кожа моментально сгорает и трескается, каблуки проваливаются в асфальт, и ты готов душу продать за небольшое дуновение ветерка. Но погода меняется слишком быстро и на следующее утро оконные рамы трещат под натиском стихии, и о стекло барабанит осенний дождь, наталкивающий на извечные вопросы о смысле жизни. А стоит только выйти из дома, как тут же увидишь тысячи зомби, спешащих на работу, у всех поголовно рак лица, будто разучились улыбаться еще в раннем "зародышестве".
   Нельзя сказать, что я не люблю свой родной город, ведь именно ему я во многом обязана, там все началось, но и неприятных воспоминаний связано немало. Особенно начало жизни, если так можно назвать детство и юность.
   Я была долгожданным ребенком своих уже вполне зрелых, состоявшихся родителей. Папа - гендиректор одной крупной фирмы, мама заведовала сетью салонов красоты, по ее словам она всегда об этом мечтала. Сначала они были слишком заняты своими жизнями, чтобы заводить детей, а потом я все же появилась и была сразу же окружена заботой многочисленных нянечек и воспитателей. Мои родители намертво привыкли к своему образу жизни, чтобы менять его ради меня, поэтому я видела их крайне редко, по праздникам, или когда требовалось меня за что-нибудь отчитать. Дорогие игрушки, неимоверные капризы, частные уроки иностранных языков, игры на фортепиано и живописи, и неотъемлемые вечера одиночества, проведенные в отцовском кабинете за чтением книг, или просмотром старых фотографий. У меня было все, о чем другие могли только мечтать, другой вопрос - было ли МНЕ это нужно?
   Потом меня отдали в частную школу и, наконец, начали брать с собой в гости, на светские вечеринки, где я, по мнению мамы, непременно должна была выглядеть красивее других детей. Так и было, у родителей всегда было все самое лучшее и ребенок должен быть как минимум золотым. Я ненавидела, когда они просили меня сыграть на фортепиано для гостей, ведь отказываться я не имела права. Все аплодировали и поздравляли родителей с таким "ангелочком", ставя меня в пример своим детям, они считали меня идеальным ребенком: красивым, послушным, воспитанным в лучших традициях.
   Мои родители никогда об этом не знали, но в школе на меня не обращали внимания не только одноклассники, но и учителя. Представьте маленькое сгорбленное создание, пожизненно сидящее за последней партой. Я была всего лишь тенью, подобием живого человека, но с огромной душевной болью внутри, настолько всепоглощающей, что окружающие люди избегали смотреть мне в глаза. С людьми довольными жизнью и собой намного проще общаться, чем с теми, в глазах которых видишь одиночество и отчаяние. Наверняка и в твоем классе обитало такое никому незаметное существо. А может этим существом был ты сам? Круг моих интересов сводился к школьной программе, хотя особыми талантами к обучению я не обладала, мне становилось скучно слишком быстро. Друзей у меня не было, надо мной обычно издевались и смеялись, втихую, по-другому было не принято. Я ненавидела своих одноклассников, они были избалованными снобами, во многом я тоже была капризной, но хотя бы понимала, что количество шмоток, прическа и побрякушки не показатель, ни человеческих качеств, ни материального благосостояния. Под внешним блеском многие из них скрывали, или компенсировали, как тебе больше нравится, недостаток чего-то более важного. Ослепи окружающих своей яркой "оберткой", и мало кто сможет заметить, что на самом деле ты дешевка. О парнях я и не мечтала, потому как считала себя абсолютно непривлекательной. Королевой была та, у которой юбка короче, а из-за своей патологической неуверенности в себе, я не могла одеваться, как мои сверстницы. Да и на дискотеки и в ночные клубы я не ходила, меня не приглашали.
   А родители были счастливы и тому, что я тихая и спокойная, не вожусь с сомнительными компаниями, все вечера провожу дома, конечно, насколько они могли это знать от нашей экономки. Когда я без посторонней помощи и особых трудностей поступила в престижный ВУЗ, гордости моих родителей не было предела. Они устроили настоящий праздник из этого события. Пригласили своих друзей и знакомых, как обычно, я воспринималась лишь как выгодное дополнение шикарной жизни моих родителей, как нечто такое же совершенное и бесконечно успешное, иначе и быть не может. Они и представить не могли, что творилось у меня внутри. В тот вечер, сгорая от бессильной ярости, кулаками я разбила зеркало в своей комнате. Руки были в крови, а я понимала, что это принесло мне покой, относительный, конечно, но я впервые позволила своим чувствам вырваться наружу, это оказалось не так уж и страшно.
   Первый курс обучения подходил к концу, я училась без малейшего усилия, это оказалось намного проще, чем в частной школе. Снобов я видела гораздо меньше, но их сменили люди, не выносившие моего благосостояния и считающие себя Фрейдами в новом воплощении. С однокурсниками мои отношения так же не сложились.
   В конце зимы мне исполнилось восемнадцать. Дни рождения свои я терпеть не могла. Еще бы! Мне даже пригласить было некого. А в свой восемнадцатый день рождения я оказалась совсем одна и столкнулась нос к носу с тяжелой реальностью. Столько времени упущено зря, времени, когда я могла дружить, любить и ненавидеть, совершать ошибки и исправлять их, и в этом виновата только я сама. Чувство собственного, и вполне справедливого, уничижения полностью захлестнуло меня. Тогда я видела выход лишь в одном решительном поступке. Жизнь потеряла смысл в ту же секунду, как я потеряла себя, точнее сказать, не потеряла, а возненавидела, я перестала быть нужной самой себе.
   Папа поздравил меня вечером и сообщил, что задерживается, ужасная погода, его рейс отложили на пару часов, а мама не могла выбраться из загородного дома своей подруги, по ее словам они весь день искали мне подарок, и было бы очень обидно не вручить его именно сегодня. Погода действительно была не для дальних прогулок, температура внезапно взлетела до ноля, снег на дорогах превратился в талую кашу, а к вечеру вообще заморосил дождь с мокрыми липкими хлопьями вперемешку.
   Я ушла из дома так, что экономка не заметила, я точно знала, куда идти. Я не торопилась, эта погода была мне по вкусу. Идти пришлось не долго, или мне просто так казалось, я была слишком погружена в свои мысли, в свои, как я тогда была уверена, последние мысли. О чем я думала? О том, что впервые сама делаю выбор, эта мысль приводила меня в восторг. Я не думала о родителях, а все, кто утверждает, что не покончил с собой только ради близких людей, либо лжет, либо просто не был на самом краю. Инстинкт самосохранения - сильнейший у людей. А самоубийцами правит инстинкт саморазрушения. Оба эти инстинкты не поддаются, или почти не поддаются контролю, поэтому в свои последние минуты жизни не думаешь ни о ком, кроме себя самого. Звучит страшно эгоистично, но это факт. Хотя, если разобраться, что в жизни мы делаем не из эгоистичных соображений? Мы подаем деньги нищему на улице, упиваясь своим же милосердием. Ах, какой я хороший и добрый, мне обязательно воздастся! Мы дружим и помогаем друзьям в твердой уверенности, что придет время, и они не смогут отказать в помощи нам самим. А как часто мы любим из эгоизма? Хорошо, когда рядом есть человек, который смотрит на тебя с обожанием, который души в тебе не чает, в его глазах ты - идеал, всегда приятно чувствовать себя совершенством, не так ли? Кто может себе отказать в этом тонком изысканном самолюбование, отражаясь, как в зеркале, в глазах другого человека? Мы пользуемся окружающими нас людьми, а они, в свою очередь, используют нас. Все очень просто, но людям необходимо придумывать изощренные игры, ведь почему-то считается, что эгоистом быть постыдно.
   Мокрый снег, желтые фонари, проносящиеся мимо огни автомобилей, гудящий от напряжения мост и заледенелая река внизу. Здесь еще никто не выживал: приличная высота, холодная пустота, раздирающие плоть жесткие осколки льда, свинцовая тяжесть ледяной воды. Меня передернуло от ощущения неотвратимой боли и ужаса предсмертной агонии. Но, справившись с нахлынувшем страхом, я начала перелезать через перила. Слезы инеем застыли на ресницах и щеках, мешая ясно видеть конечную цель моего жизненного пути.
   - Эй, зажигалки не найдется? - услышала я голос и замерла с перекинутой на другую сторону ногой.
   - Не курю, - ответила я дрожащим голосом и медленно обернулась. Рядом стояла девушка в легонькой курточке и джинсах, укутанная в огромный шарф грубой вязки. Она опустила голову, и ее лицо наполовину скрылось в нем.
   - В твоем положении уже поздно думать о здоровом образе жизни, - заметила она.
   - Я просто хотела...
   - Ну да, посмотреть, - она покачала головой и встала еще ближе, опершись спиной о перила. - Черт! И надо же было мне именно сейчас пойти прогуляться на мост. Знаешь, ты испортила мне настроение окончательно, я не хочу видеть, как ты сорвешься вниз, и будешь биться в конвульсиях. И я не хочу тебе мешать, уж поверь! Черт!
   Она поскребла носком ботинка по талому снегу, по всей видимости, ей действительно было неловко, она не знала, что делать.
   - Если я уйду сейчас, то еще несколько ночей не буду спать, раздумывая, сделала ты это, или нет, - продолжала она. - Но и отговаривать тебя не собираюсь, это глупо, ну что я тебе скажу? Я борюсь за свободу личностного самоопределения, поэтому и не собираюсь решать за тебя этот вопрос. Да и, кроме того, мне на тебя плевать, я тебя впервые вижу.
   Голос у нее слегка простуженный, грубоватый.
   - Что нам делать?
   Ответа я не знала, но знала, что уже не смогу. Нет, не потому, что одумалась, или незнакомка меня чем-то задела, увлекла в беседу и тому подобное. Все это отговорки. Я просто струсила.
   Я перекинула ногу обратно и бессильно сползла по перилам вниз, сотрясаясь от гневных рыданий.
   - Ну вот, ты мне этого не простишь, да? Хотя, знаешь, выбор всегда за тобой, можешь довершить начатое завтра. Нет, я серьезно.
   В ответ я только киваю, все, что мне сейчас хочется - оказаться дома, в своей комнате, под одеялом.
   - Пойдем, - незнакомка протягивает мне руку. - Зайдем в кафе, а то прохладно становится.
   В маленьком придорожном кафе мы пьем чай с лимоном и смотрим друг на друга огромными удивленными глазами. Мне не верится, что меня кто-то заметил, а ей просто безумно интересно. Из-под густой челки на меня смотрят глаза цвета осеннего неба, длинные ресницы слиплись из-за сильной влажности воздуха.
   - Меня Лика зовут, - представилась девушка.
   - А меня Ева, - ответила я.
   - Красивое имя, в нем есть что-то сексуально девственное.
   У меня даже уши покраснели от смущения.
   - И так, Ева, сколько лет ты уже мучаешься на этом свете?
   - Сегодня исполнилось восемнадцать.
   - Шутишь? Эх, такой повод пропадает! А ну вставай! Пошли со мной, обязательно надо отпраздновать.
   Мы долго идем куда-то по переулкам, пустынным дворам, какими-то обходными короткими путями. Наверное, Лика вдоль и поперек прошла этот город, а я нигде толком и не бывала, тем более мой патологический страх заблудиться.
   Наконец, мы оказались возле невзрачного здания из серого кирпича без окон. У железной двери толпились люди, они громко смеялись, разговаривали, курили. Заметно похолодало, кружащиеся в воздухе снежинки стали колючими. Увидев Лику, многие приветственно заулыбались и беспрепятственно пропустили нас внутрь. У входа здоровенный бугай пожал Лике руку и кивнул в мою сторону. Она что-то шепнула ему на ухо.
   Здание служило закрытым ночным клубом. Все очертания вокруг казались размытыми от сигаретного дыма, гремела музыка, под самым потолком сияли красные неоновые лампы, заливая все кровавым цветом. На танцполе в такт музыке пульсировала масса полуобнаженных тел, на небольшой сцене извивались фигуристые красотки.
   Лика помогла мне снять пальто, и я поняла, что выгляжу самым неподобающим образом. На Лике красовались потертые джинсы и черная рубашка с отсутствующими кое-где пуговками, то ли нарочно, по последней моде, то ли совершенно случайно.
   Возле бара Лику, кажется, знали все. Прилично выпивающие ребята вели себя так естественно, будто родились с кружкой пива в одной руке и сигаретой - в другой. Они веселились, ругались, целовались.
   - Налей нам, у моей подруги сегодня день рождения! - крикнула Лика бармену, который тут же схватился за бокалы.
   - Нет, не надо, я не пью, - запротестовала я, но никто меня уже не слышал, да я и сама не смогла расслышать свой голос за грохотом музыки.
   Со всех сторон ко мне потянулись улыбающиеся лица, все выкрикивали поздравления, некоторые даже пожали мне руку. Такого в моей жизни еще никогда не случалось, и я растаяла в теплых словах и доброжелательных хмельных взглядах. Лика протянула мне бокал с мартини и крикнула:
   - За нашу дружбу! - это был самый прекрасный тост, который я когда-либо слышала.
   Крепкий напиток обжог мне рот и горло, а потом приятным теплом разошелся по всему телу. За этим тостом последовал следующий, а потом другой, и еще один. Так весело мне еще никогда не было. Мартини быстро ударил в голову и снял общее напряжение трудного дня. Впервые в жизни я свободно общалась с людьми, с друзьями Лики, и они слушали меня, даже смеялись над моими шутками. Лика много курила и не отходила от меня ни на шаг, чему я была очень рада. Я уже потеряла счет времени и окончательно влилась в компанию, мне казалось, будто я знаю этих ребят всю жизнь.
   Не помню, во сколько я вернулась домой, родители так и не смогли приехать в тот вечер, экономка уже спала, она и не поняла, что меня не было дома. Лика проводила меня до самого дома, она практически тащила меня на себе.
   - Ты удивительная, ты знаешь? - спросила она, помогая мне опереться о железную дверь с кодом.
   - Врешь! - отмахнулась я.
   - На завтра ничего не планируй, идешь со мной на репетицию.
   - Куда?
   - Все! Иди спать, - Лика вдруг рассмеялась. - Ты не умеешь пить.
  
  
   Не знаю, как я добралась до своей комнаты, помню, что налетела на стул, потом на книжный столик, и долго смеялась, прикрывая рот рукой, стараясь производить как можно меньше звуков, из-за чего мне становилось еще смешнее. Мне впервые в жизни было так хорошо, это был самый лучший подарок, какой можно только представить, кто-то, наконец, услышал мои молитвы и повернул жизнь в другое русло. В том, что теперь все изменится, я уже не сомневалась, иначе и быть не могло, уж я приложу к этому все усилия.
   Проснувшись утром, я даже не посмотрела на часы, как это делаю обычно. Прошла в ванную комнату и долго смотрела на себя в зеркало. Довольная улыбка, даже не смотря на темные круги под глазами, спутанные волосы и красные полоски на щеке, следы от подушки, так бывает, когда крепко спишь.
   Я прошла на кухню и заварила себе кофе.
   - Ты проспала, - приветствовала меня экономка.
   - Я знаю, - ответила я, и поспешила удалиться в свою комнату.
   - Мама была утром, приедет только завтра! - крикнула мне в спину она.
   В своей комнате я долго копалась в шкафу, в поисках подходящей одежды. Наконец, я отыскала старенькие джинсы, полосатый свитер и вязаную шапочку голубого цвета.
   Потом я долго сидела в ванной перед зеркалом, обдумывая свои дальнейшие планы, вновь прокручивая события прошлой ночи. Я постепенно осознавала, что есть другая жизнь, яркая и полная удовольствий, такая, о какой я всегда мечтала, для которой была рождена. В этом у меня не осталось ни малейших сомнений, видимо кто-то ошибся, позволив мне родиться в этой семье, или, возможно, именно для того, чтобы я осознала, чтобы научилась бороться с обстоятельствами, строить свой собственный мир.
   В яростном стремлении изменить мир вокруг себя, я схватила с туалетного столика ножницы. Какой самый лучший способ изменить мир? Естественно, начать стоит с себя. Хотя, поддается ли хоть что-то нашему влиянию, кроме нас самих? Это спорный вопрос. И боюсь, что решается он не в пользу идеалистов, стремящихся сеять добро ради мира во всем мире. Мои длинные локоны вскоре оказались на полу. Из зеркала на меня смотрела девица с торчащими в разные стороны кое-как остриженными пучками волос и восторженной улыбкой. После этого действа я минут десять носилась по комнате, прикрывая рукой радостные всхлипывания, вперемешку со щенячьими завываниями. Я не могла поверить, что сделала это.
  
  
   - Ух ты! Мне нравится твоя стрижка, но, боюсь тебя разочаровывать, парикмахерша была пьяна, - так встретила меня Лика, пропуская вслед за собой в то же здание, где мы были накануне вечером. При свете дня все вокруг казалось каким-то чересчур огромным, несуразным и жутко унылым. Никому и в голову бы не пришло, что с наступлением ночи здесь разворачиваются адские вакханалии.
   - Пойдем, - Лика завела меня в дамскую комнату, потом исчезла на минуту, а вернулась уже с ножницами в руках.
   - Я подравняю немного, - сказала она.
   Получилось у нее здорово, теперь это была самая, что ни на есть мальчишеская стрижка.
   - Тебе идет, - улыбнулась Лика и слегка взъерошила мне волосы.
   Мы вернулись в огромный пустой зал клуба, где, кроме уборщицы, к моему удивлению, оказались еще ребята. Они стояли на невысокой сцене и настраивали инструменты. Приветствуя Лику, они весело заулыбались.
   - Ребята, это моя подруга Ева, правда, она похожа на ёршик?
   Все дружно и шумно согласились.
   - Знаешь, мы тут играем иногда, - пояснила Лика.
   - Здорово! - расплылась я в улыбке.
   - Черта лысого мы тут играем, милая! - услышала я громкий голос и обернулась.
   У дверей стояла высокая смуглая девушка с длинными черными волосами. Она была удивительно хороша собой, и даже особая жестокость во взгляде не портила ее.
   - Привет, - поздоровалась Лика без видимого энтузиазма.
   - Какого хрена ты меня вышвырнула? - возопила девушка и пнула ногой огромную сумку.
   - Ты пришла выяснять отношения? Можно подумать, тебе негде жить!
   - Ты на это меня променяла? - кивнула красотка в мою сторону. - Ты еще пожалеешь!
   Девушка презрительно фыркнула и поспешно удалилась, громко хлопнув дверью.
   - Вот дрянь! - рявкнул парень, настраивающий бас-гитару.
   - Она вообразила, что лучшая солистка на свете, - шепнула мне Лика.
   - Лика, ты в своем уме? - недовольно хмыкнул барабанщик. - Кто, если не она?
   - Черт! Да не знаю я! - крикнула Лика, было заметно, что она сильно взволнована происшедшим. Она шумно вздохнула, приложила ладонь ко лбу и метнулась в уборную.
   - Пока играйте, ребята, - сказала она на ходу.
   Я закусила губу, мне стало не по себе, захотелось бежать вслед за ней. Захотелось сказать, как много она для меня значит, но это, наверное, звучало бы глупо, ведь я видела ее всего второй раз. На ее месте я бы не поверила, да и никто не поверил бы. Она только рассмеется. Мне казалось, что если она рассмеется, то я умру прямо на месте, в тот же миг, от раннего инфаркта или еще чего в том же роде. Если не готов распрощаться со своими деньгами навсегда - не давай в долг, если не готов к тому, что над твоими чувствами могут посмеяться - не говори о них. Сдерживая свои благие и искренние порывы, я медленно прошла вслед за Ликой и осторожно постучала в дверь. Не услышав ответа, я прошла внутрь. Лампы дневного освещения заливали все голубоватым светом, как в морге, честное слово, тоску нагоняет, надо бы вообще запретить производство этих гнусных ламп. Лика стояла у раковины, но она не плакала, а просто то открывала, то закрывала кран с горячей водой.
   - Она мне никогда особо не нравилась, но у нее потрясающий голос, и песни, как будто для нее написаны, - тихо сказала Лика. Она была подавлена.
   - Она пела мои песни, а я очень хочу, чтобы мои песни кто-то пел, - продолжала Лика.
   Я хотела сказать что-нибудь приободряющее, но в этот момент грянула музыка. Надо признать, отличная музыка. Ритм проходил сквозь стены, бойкий и заводной он постепенно сменился очень печальной, даже трагичной мелодией. Музыка, которую играли ребята, не была похожа ни на что, ранее слышанное мною. Воздух вокруг вибрировал от напряженных резких аккордов, проникающих в грудь и заставляющих сердце биться в другом ритме.
   - Здорово, да? - крикнула Лика, улыбаясь. - Ты умеешь петь?
   - Я?..
   - Да, ты!
   - Ну я училась в музыкальной школе, но мой голос вряд ли подойдет к этой музыке, - запротестовала я.
   - Пойдем, - Лика открыла мне дверь, и мы вместе вернулись в зал.
   Порядком разогревшиеся ребята вошли в раж. Лика дождалась, пока они доиграют, а потом толкнула меня вперед.
   - Она сможет, - смело заявила Лика. - Дай ей микрофон, Ники!
   Гитарист сначала подал мне руку и подтянул на сцену, а потом подал микрофон.
   - Слушай сюда, - позвала Лика, я наклонилась к ней. В ее руке, откуда ни возьмись, появился клочок бумаги с текстом. Она тихонько напела мне мелодию и ритм. Стихи были удивительными, впрочем, как и все, что связано с Ликой.
  
   Мы проходим миллионы дорог,
   И не находим лучшего мира.
   А в чем здесь подлог?
   Может нами просто играют красиво?
   Или мы глупы? Не замечаем прекрасного близко,
   И мы как коты,
   Ждем, когда нам положат в миску
   Порцию лжи и фальши,
   А что же с нами будет дальше?
   Кто-то умеет скрывать,
   Кто-то вскрывает вены.
   Кто-то от нечего делать,
   А кто-то - от измены.
   А вообще все мы,
   Собак свора.
   Ждем, когда нам свалят к забору
   Порцию лжи и фальши,
   А что же с нами будет дальше?
   А дальше, итог таков:
   Все зависит от ваших мозгов!
  
  
   Ники тихонько наиграл на гитаре, барабанщик негромко задал ритм. Мне было страшно и ужасно неловко, кажется, я покраснела. Осторожно я начала петь так же, как мне напевала Лика.
   - Давай смелее! - подбадривала меня она, хлопая в ладоши в ритм, то ли от возбуждения, то ли пытаясь помочь.
   Я пела по бумаге, и все время боялась перепутать слова, или сбиться с мелодии. Но воодушевление Лики вселяло в меня уверенность. Я начала петь громче. Мой голос никогда мне не нравился, он подходил к пению девичьих романсов под фортепиано.
   - Нет, не пойдет, - сказал Ники. - У твоей протеже нет шансов.
   - Ничего, у нее отличный слух, а петь, как надо, мы ее научим, - ответила Лика.
  
  
   - У тебя неплохо получается, нет, я серьезно, - говорила Лика, провожая меня домой. Было темно и сыро, пахло подтаявшим снегом. Репетиция закончилась, когда клуб начали подготавливать к приему посетителей. Владелец клуба оказался хорошим знакомым Лики, поэтому разрешал репетировать, а иногда и выступать в клубе. Я бы хотела остаться, но была словно выжатый лимон, у меня до сих пор дрожали руки и колени от волнения.
   Лика закурила и протянула мне сигарету. А я всегда мечтала попробовать, даже, когда думала о своем будущем, то все время представляла себя с сигаретой. Говорят, так бывает с детьми, выросшими в семье, где родители курят. Пример, и все такое. Сигарета приятно грела замерзшие пальцы, теплый дым заполнил все внутри, неся по телу тяжесть, от которой хотелось спать и видеть красивые сны.
   - Ты можешь петь чуть приглушеннее и на пол октавы ниже?
   - Я попробую, - честно пообещала я, улыбаясь и выкуривая уже третью сигарету.
   - Если будешь так курить, то и пробовать не надо будет, - рассмеялась Лика. - Знай меру, детка! Откуда ты такая? С луны свалилась? Будто только родилась.
   - Так и есть, - согласно кивнула я.
  
  
   Пальцы легко скользят по отполированным клавишам фортепиано. Как давно я не играла? К этому монстру в гостиной мне всегда было запрещено даже подходить. Фортепиано старше меня самой, оно принадлежало моему дяде, который умер еще совсем молодым. Мама его очень любила, я так думаю, потому что она всегда плачет, когда вспоминает о нем. Люблю старинные вещи, в них есть жизнь, в них есть мудрость, как в старых людях, многое повидавших на своем веку. А это фортепиано несет в себе тепло рук, мастерство, оно терпеть не может, когда я фальшивлю. Порой я замечаю, что боюсь сделать ему больно. Оно слишком старое, чтобы терпеть чьи-то неудачные попытки, невыученные уроки, оно всегда требовало многое, но и взамен давало не мало. Потрясающий звук, потоком льющийся через весь дом, наполняющий все вокруг скрытым смыслом, тем самым, который ощущаешь обычно кожей, а не разумом, и даже не чувствами. Мама не разрешает мне играть на фортепиано, боится, что я могу что-то сломать. А я тайком играю, когда никого нет дома. Могу часами просидеть, играя, или просто глядя на него, представляя, сколько этому совершенному организму пришлось испытать. Думаю о том, где его сделали и кто, как оно досталось моему дяде, какие чувства передавали его руки. В общем, о многом думаю и играю, пока не пойму, что уже спустилась ночь, и я сижу в полной темноте. Возможно, у всех недовольных своей жизнью людей есть свой собственный способ ухода от реальности. Моим же проводником всегда было старое мудрое фортепиано.
   Мне вдруг показалось, что я отдаленно слышу какие-то звуки, что-то старательно пыталось достучаться до моего сознания и вернуть в реальный мир. Я очнулась резко, вокруг была темнота, лишь свет от фонарей проникал сквозь тончайшую тюль. Под окном что-то хрустело, а оконное стекло вздрагивало. Я подошла к окну и открыла его. Внизу стояла продрогшая Лика.
   - Твою мать, до тебя невозможно достучаться! Ты оглохла совсем?!
   - Извини, я.... А что ты здесь делаешь?
   - Быстро спускайся! Едем развлекаться, - хитро улыбнулась она.
   - Но...
   - Так и будешь на меня пялиться? Я жду, - недовольно добавила она и топнула ногой.
   Я закрыла окно и побежала одеваться. К этому времени мой гардероб пополнился подходящими вещами: старыми джинсами, свитерами, рубашками, ботинками.
   Я резво выскочила на улицу, поскользнулась и упала возле порога. Лика рассмеялась.
   - Так тебе и надо!
   Лика помогла мне подняться и повела куда-то вдоль по улице. Ночь была ясная, на небе красовался золотистый серп, ледяной ветер подморозил дорогу, холод пробирал насквозь. Лика была одета очень легко, даже без шапки, и вскоре я поняла почему. За углом стоял старенький "Опель" синего цвета. Кажется, его хозяин страстно желал сделать из этого классического чуда весьма преклонных лет спортивный автомобиль. Предпосылки, конечно, есть, например всего две двери, но посадка высоковата, правда, кто-то пытался с этим бороться подручными материалами. Капот старичку пересадили от совершенно другой марки. А в целом, у бедняги был такой вид, будто по нему долго и усердно били кувалдой.
   - Какой ужас, - прошептала я. - Чей это уродец?
   - Одного знакомого, садись, - скомандовала Лика и открыла мне дверцу.
   - Ты умеешь водить? - удивилась я.
   - Вполне возможно, - усмехнулась Лика.
   Оказалось, что именно это утверждение как нельзя точно выражает автомобильные способности Лики. Пару раз мы выехали в кювет, всего то, несколько раз нас заносило, и мы пропустили нужный нам поворот, а в остальном все было замечательно. Наше путешествие сопровождалось отборными ругательствами, кто во что горазд, и диким хохотом с хрюканьями.
   - Знаешь, у меня есть новая песня, - сказала Лика, тщетно пытаясь выровнять движение машины. Не дожидаясь моей реакции, она начала петь:
  
   Вечность, как ты ужасна,
   Закрытые двери, ключ на небе.
   Разбито сердце на мелкие осколки,
   Как страшно жить в мире, не зная толка.
   И вот, ты идешь,
   Но впереди пропасть.
   Ты хочешь прыгнуть,
   Но не хватает силы.
   Ты хочешь взлететь,
   Но тупик впереди.
   И что же остается?
   Лишь стоять позади.
   В жизни все сложно,
   Мне не понять.
   Я просто хотела немножко летать,
   Но кто-то подрезал мои крылья, зачем-то.
   И вот я живу.... И в то же время меня нет, как голос из гетто.
   Загублены души многих столетий,
   Нас режут, как мясо и ложат в котлеты.
   И все говорят, что самоубийство это плохо,
   А как же жить, если жизнь сама, как плаха?..
  
   - У тебя потрясающе получается, - искренне сказала я. - Но почему все твои стихи такие?
   - Какие?
   - Ну, такие мрачные что ли, - замялась я.
   - Они правдивые, а не мрачные, - отрезала Лика и замолчала, кажется, обиделась.
   - Извини, мне нравится, правда, - начала я оправдываться.
   - Ничего тебе не нравится, - возразила Лика. - Многим не нравится, я знаю. Вы живете в своем радужном мирке, жизни то настоящей не видели, и не желаете со своими розовыми очками расставаться.
   - Но ведь не все так плохо в мире, Лика!
   - Вот-вот, я об этом! А как?
   - Ну, есть много чего приятного...
   - Приятного мало, есть много грязи! Да что ты вообще понимаешь! - махнула она рукой, давая понять, что не желает больше разговаривать.
   - Иди к черту, Лика!
   Лика так резко затормозила, что автомобиль развернуло, что-то затрещало, и мне показалось, что "старичок" просто рассыплется по частям.
   - Выметайся! - Лика открыла дверцу и вытолкала меня на улицу.
   - Эй, ты с ума сошла?! - закричала я и пнула дверцу ни в чем не повинного автомобиля.
   - Даже если ты будешь очень любить весь мир, он не ответит тебе взаимностью!
   Лика со всех сил надавила на газ и сорвалась с места, окатив меня едким выхлопом.
   - Ответит! Ответит! - кричала я ей вслед сквозь слезы.
   Я долго шла по пустынной дороге, мне даже было плевать, куда я иду. Наконец, я оказалась на знакомой мне улице и пошла в сторону дома. Мне снова хотелось умереть, было обидно и мерзко на душе. Я была не права, но я лишь высказала свое мнение. В конце концов, людям часто не нравится слышать мнение, которое немного расходится с их собственным. Порой всего несколько слов критики способны включить их программу самоуничтожения. И что происходит тогда? Человек теряет голову, брызжет слюной, старается доказать, что он прав, а все вокруг - круглые идиоты. К сожалению, а для кого-то и к счастью, люди больше прислушиваются к посторонним, чем к самим себе. Парадокс. Казалось бы, кто может знать тебя лучше, чем ты сам?
   В ту ночь я так и не смогла уснуть, а на утро получила сильнейшую головную боль. Весь следующий день провела в постели. Не хотелось ни пить, ни есть, вообще ничего. Я просто вспоминала, как хорошо вся эта история началась, и как гадко закончилась. От этих мыслей голова разболелась еще больше. Потом я долго вертела в руках телефон, думая о том, что легче было бы позвонить и извиниться, но никак не могла решиться. Мне казалось, что, услышав мой голос, Лика бросит трубку, нагрубит, или просто скажет, чтобы я больше не звонила. Тогда мое сердце, мое бедное, израненное сердце разорвется, я моментально умру, даже понять не успею, а она не придет на похороны. От этих мыслей мне стало себя так жалко, что я чуть не разрыдалась. Еще одна гадкая человеческая черта: мы будем сидеть, и упиваться жалостью к себе несчастному, но никогда ничего не предпримем. Чего сидеть и думать, как может быть, а как - нет? Не лучше ли набраться мужества и сразу все выяснить, или исправить ситуацию? В этих раздумьях прошел день, и ночь, и следующий день, и еще один. Правда, с той разницей, что мне все-таки надо было делать вид, будто я выхожу из комнаты, чтобы поесть. Через неделю я смогла морально подготовить себя к мысли о том, что мне рано или поздно придется выйти на улицу. Как обычно, в крайне тяжелых ситуациях, мне хотелось провести под одеялом ближайшие десять лет. Но смогла заставить себя раздвинуть портьеры и посмотреть в окно. Солнце уже начало активную работу по уничтожению снега. Весна ведь наступила. Интересно, меня еще не выперли из универа? Сплошной поток мыслей, не остановишь прямо. Что поделать? Все люди, как люди, а я - гений.
   Ну вот, мой сарказм ко мне вернулся, значит, не все так плохо, как хотелось бы! Ну вот - опять. Я даже фыркнула от удовольствия, которое выпадает не так уж и редко, поиздеваться над собой. Странно, раньше я от этого удовольствие не получала. Потом я завернулась в огромный свитер и попыталась развлечь себя хотя бы чтением книги. И только я начала сосредотачиваться на изложенных чужих мыслях, которые без сомнения заслуживают внимания, раздалась трель телефонного звонка. Я подпрыгнула на месте и схватилась за трубку. Тихий голос, ее голос. Я, кажется, забыла, что нужно дышать.
   - Знаю, я много чего тебе наговорила...
   - Ты извини, если можешь...
   - Просто поговори со мной...
   - Мне нужно...
  
   ***
  
  
   Мои частые опоздания на лекции уже вошли в норму среди преподавателей и однокурсников. Обычно я просыпаю и бегу, сломя голову, едва успев одеться и выпить кофе. Бегу по улицам, чуть ли не падая на заледенелых дорожках, благо университет совсем недалеко от дома, потом быстро по ступенькам на третий этаж, немного отдышусь у дверей, и смело дергаю ручку, захожу, извиняюсь и просачиваюсь за последнюю парту, где спокойно сплю до конца лекций.
   А потом меня ожидает ночная прогулка с Ликой, дождаться которую никак не хватает терпения, поэтому я прихожу раньше, назначенного времени. Весна уже смело вступила в свои права, солнышко пригревало, щебетали птицы, ноги утопали в вязкой талой каше, которая еще совсем недавно была форменным снегом и льдом. Было так тепло, что мне захотелось снять шапку, что я и сделала с превеликим удовольствием, это ведь означало, что мое любимое время года - лето, уже не за горами. Потом я достала пачку сигарет и закурила. За последнее время произошло слишком много событий, и мне совершенно искренне казалось, что я - это не я, просто я переродилась в другого человека. Это замечали все, кто был раньше хоть немного со мной знаком.
   Среди однокурсников я числилась придурковатой, замкнутой то ли избалованной богачкой, то ли наркоманкой. Смотреть на меня начали с высока, что мне не нравилось в принципе. И с некоторой опаской, это из-за того, что меня часто замечали в компании с нагловатой однокурсницей, кстати сказать, единственной, которая относилась ко мне непредвзято. Она, так же как и я, имела весьма сомнительную репутацию. Просто однажды я помогла ей сдать экзамен, а после она увесисто хлопнула меня чуть ниже талии, видимо, это считается дружественным жестом, и заявила, что теперь будет моей "крышей", и пусть хоть кто-то только попробует меня обидеть. Поэтому, как только я появлялась на лекциях, она осведомлялась, не нужна ли мне ее помощь, не придирается ли кто и все в этом же роде. Я отвечала, что все хорошо, и спрашивала как у нее с учебой. Она мне нравилась, правда. Наверное, потому что она никогда не пыталась залезть в душу, не задавала лишних вопросов, и вела себя естественно.
   Репетиции в клубе давно приобрели ежедневный характер. Сначала мы с Ликой просто гуляли, бродили по городу в поисках чего-то занятного, а потом, ближе к вечеру шли в клуб. Лика почти каждый день хвалилась тем, что написала, или находится в процессе написания новой песни. В ответ она обычно ждала слов восхищения и признания. Она искренне хотела быть признанной и не скрывала этого. А такое поведение было само по себе достойно уважения. Ненавижу это наигранное геройство типа: "Я из кожи вон лезу, стараюсь, но только для себя, ах, не нужно мне ваше внимание!". Все равно ведь не правда, каждый из нас стремиться утвердить свою личность в первую очередь в глазах других людей, а потом и в своих собственных. Хотя, почему именно в такой очередности, никому не известно. Видимо, слишком много значит мнение окружающих, так было всегда, это нам прививается с детства: сиди тихо, не смотри косо, не показывай пальцем, а то, что о тебе люди подумают?
   Лика немного опоздала, но это моментально потеряло всякое значение, стоило мне увидеть ее улыбку. Она тоже была без шапки, длинная челка падала на глаза, но это ей ни капли не мешало.
   - Знаешь, я сегодня была в клубе, - с ходу выпалила она. - Антошка хочет, чтобы мы выступили со своей программой, понимаешь?
   Антошкой Лика называла владельца клуба, такое обращение было позволено только ей.
   - То есть, не как обычно, на разогреве у всяких недоумков, а с целой программой!
   - Он сам тебе сказал? - дрожащим голосом спросила я. У меня руки и ноги онемели, ведь я еще никогда не выступала перед большим количеством народа.
   - Да! - восторженно продолжала Лика. - Он как-то слышал нашу репетицию, ему чертовски понравилось! Эй, ты что? Струсила?
   - Ничего я не струсила, - буркнула я.
   - Вот я тебя сейчас снежками закидаю!
   Лике это вполне удалось, тем более что я была поглощена своими тоскливыми мыслями о провале моей певческой карьеры.
   Промокшие насквозь, но довольные мы пришли в клуб. С ребятами из группы я уже давно подружилась, они были веселыми пофигистами, с огромной склонностью к алкоголизму, что проявлялось почти каждую ночь. На тех людей, кто отказывался пить, а были и такие среди посетителей Антошкиного клуба, правда, редко, они смотрели с большим недоверием, как на инопланетян. Бывало, у ребят случались и загулы, и кризисы, и большие проблемы то с родителями, то с властями, то с девушками, но, не смотря ни на что, они были отличными мастерами, преданными музыке. К моему удивлению, у дверей нас встретил Антон Сергеевич, собственной персоной. Весьма привлекательный, с гордой осанкой и безупречной улыбкой. В общем, один из тех мужчин, кто призван покорять сердца и прекрасно знает это свое предназначение. Все его движения, слова и жесты, словно отрепетированные перед зеркалом тысячи раз, говорили, да что там, просто вопили: "Посмотрите! Я само совершенство!".
   - Так это и есть ваша новая солистка? - ухмыляясь, спросил он.
   - Угу, - ответила Лика, отряхивая с куртки мокрый снег.
   - Хорошенькая, значит, выпускать на сцену можно.
   - Блин, Тоня! Учи тебя уму-разуму, а толка нет, как нет! - выпалила Лика, кажется, в ее голосе даже нотки обиды прозвучали. - Это только в дешевых мыльных операх внешность имеет значение, моя группа, по-твоему, как называется, "Конфетки"?
   - Бе-е-е, мерзость! - фыркнул Антошка.
   - Ладно, извини, нам пора, - быстро сказала Лика и помогла мне снять пальто. - Пойдем, попробуем сегодня с той, новой. Она тебе нравится?
   Я кивнула, повторяя про себя слова. На самом деле, я всегда боялась, что мне не хватит чувств, не хватит жизненного опыта, чтобы понять то, что Лика доносит через свои песни. Но она всегда говорила, что у меня отлично получается, конечно, не так хорошо, как у бывшей солистки, а кому нужен идеал?
  
   ***
  
   Я сегодня болен, наверно тоской,
   И полночный ветер не смотрит в глаза.
   Я бреду по углу мостовой,
   Закрываю встречным свои голоса.
   Я, скорее всего, неудачно иду,
   Видно день мой еще не настал.
   Только видно кромешную тьму,
   И обиды людской оскал.
   Но я встану, не помеха, я силы найду,
   Очертания города, вечной любви.
   Как же я прикоснуться к тебе хочу,
   Только мне же тебя никогда не найти
  
   Лика предупредила, что сегодня репетиция закончится раньше, кто-то пригласил ее на вечеринку.
   - Ты готова? - спросила она, протягивая мне пальто.
   - В смысле?
   - Думаешь мне прикольно идти одной? - она потянула меня за руку.
   - Но меня не звали...
   - Зато меня звали.
   На улице было уже темно, у входа нас ждал старичок "Опель".
   - Только не выкидывай меня на полном ходу, - предупредила я, открывая дверцу.
   Внутри автомобиль был смоделирован по последнему слову моды и стиля. Сидения из натуральной кожи, магнитола, мощные колонки, бардачок полный дисков с отличной музыкой. После знакомства с Ликой я стала хоть чуть-чуть в ней разбираться.
   Лика надавила на газ и включила магнитолу.
   - Тебе нужно научиться водить, - сказала она. Я кивнула в ответ, думая, что это совсем не для меня, хотя, как знать? Я ведь ни разу не пробовала. Мы довольно долго ехали по пригородной трассе, молча, просто наслаждаясь движением и музыкой. Наконец, Лика свернула на проселочную дорогу и затормозила возле небольшого коттеджа.
   - Это здесь, - сказала она.
   В принципе, объяснений и не надо было. Двухэтажный коттедж содрогался под ритм музыки, возле него было много народа, громкий смех, всеобщее веселье. Мне стало не по себе, я вздрогнула и обняла себя руками за плечи.
   - Зря я приехала, - промямлила я.
   Лика схватила меня за шиворот и потащила к крыльцу. По старой доброй традиции все подходили к нам, чтобы поздороваться с Ликой, кажется, не знать ее считалось дурным тоном. Внутри воздух был пропитан сигаретным дымом и запахом спиртного. Сквозь толпу было трудно протиснуться. Настолько разномастную публику вряд ли можно было бы где еще встретить.
   - Пришла, наконец то! - приветствовал Лику невысокий парень с падающими на лицо рыжими волосами.
   - С днем рождения! - поздравила его Лика. Она приняла из его рук бокал с пивом.
   - Это мой подарок тебе, - сказала она, кивая в мою сторону и задорно улыбаясь. - Детка, это мой друг, Кен, это на его тачке мы приехали.
   - Так это твой уродец?! - вдруг вырвалось у меня.
   - Сама ты уродец! - оскорбился Кен, развернулся и оставил нас с Ликой в гордом одиночестве. Интересно, а почему одиночество всегда гордое?
   Лика громко рассмеялась, те, кто были рядом и слышали наш разговор, по очереди пожали мне руку, со словами: "Круто ты его!", или "Так его!".
   - Обычно, Кен не оставляет в живых тех, кто говорит плохо о его тачке, - объяснила мне Лика. - Тебе повезло, он пока почти трезв.
   - Черт! Я не знала, я не хотела его оскорбить, - сокрушенно покачала я головой.
   - Да, брось, Ёрш, - сказал какой-то парень.
   - Мы все мечтали поставить его на место, - поддержала его девушка с модной стрижкой. - А у тебя так здорово получилось!
   - Пойдем, - Лика повела меня в самую гущу событий.
   - А я их даже не знаю, - шепнула я ей, указывая на ту парочку, которая так горячо меня поддержала.
   - Привыкай, - ответила Лика. - Ты думаешь я что ли всех знаю?
   Лика начала резво скакать в ритм музыке вместе со всеми. Было только одно различие между ней и полураздетой толпой, она еще не сняла куртку. Парень, что заведовал баром, принялся обливать всех желающих текилой. Брызги летели во все стороны под общий восторженный визг. Лика сняла куртку и рубашку, под которой у нее оказался модный топ, и отдала их мне. Я отнесла вещи в прихожую, разделась сама, предвкушая ночь полнейшего безумия, как вдруг заметила возле двери Кена. Мне захотелось как-то исправить ситуацию, ведь у человека день рождение.
   - Почему тебя называют Кен? - ни с того, ни с сего спросила я. Да, знаю, у меня просто талант налаживать отношения, такой же, как и задавать глупые вопросы.
   - Потому что тебя называют Ёрш, - хмыкнул он. Вполне рассудительное объяснение.
   Он стоял и смотрел на меня высокомерно и пренебрежительно. Но потом вдруг улыбнулся и протянул мне пачку сигарет. И я поняла, что это просто у него взгляд такой, на самом деле он никого и не хочет унизить. Это взгляд человека, который действительно может собой гордиться, правда, я еще не поняла за какие такие заслуги.
   - Я раньше играл в группе Лики, - сказал он. - Она пишет отличные песни, но два лидера никогда не уживутся вместе.
   - Почему тебе не весело, как другим? - снова невпопад спросила я. Наверное, все дело в том, что я не умею общаться с людьми, нет практического опыта.
   Кен фыркнул и ухмыльнулся.
   - Это не мое дело, извини, - я попыталась реабилитировать свое положение.
   - Вот именно, - поддержал Кен. - Мне говорили, что ты забавная, но не до такой же степени.
   Я совсем смутилась и отвернулась от него. Тем более мне не нравилось, что не могу как следует рассмотреть черты его лица, из-за сигаретного дыма и ниспадающих волос, закрывающих почти все лицо, совсем как у Лики.
   Кстати, об оной. Кто-то поднял и поставил ее на полированный и наверняка безумно дорогущий стол, где она продолжала свой дикий танец на радость многочисленных знакомых.
   - Она тебе тоже нравится? - услышала я почти над самым ухом голос Кена.
   Я ничего не стала отвечать, просто потому, что не хотела вообще больше с ним разговаривать.
   - Уверен, ты можешь не хуже, чем она, - продолжал он, как бы между делом. - Если тебя напоить.
   Он взял меня за руку и потащил к бару, перелез через барную стойку и помог перелезть мне. Мы уселись прямо на пол, мешаясь под ногами бармена, продолжающего поливать желающих текилой. Кен достал из шкафчика бутылку "огненной воды", сначала отпил сам, а потом протянул мне. Я сделала большой глоток и закашлялась.
   - Ну и гадость! - простонала я, едва приобретая способность говорить.
   - Ничего не гадость, ты просто не распробовала, - резонно возразил Кен. - Давай, пей!
   Я снова сделала большой глоток, он пошел куда удачнее, потом еще и еще один. Да, действительно, не так уж и противно. Правда, не уверена смогу ли я встать без посторонней помощи.
   - Вот видишь, все отлично! - заорал мне в ухо Кен, потому что кто-то опять прибавил громкость и без того мощного центра.
   Кен закурил и дал мне затянуться. В этот момент откуда-то сверху донесся смех Лики. Она свесилась головой вниз через барную стойку.
   - Вот вы где! - сказала она. - Он уже успел тебя споить?!
   Кен потянул Лику за плечи, и та, с диким хохотом и визгом, повалилась на нас.
   - Ребята, вы трахнутые, честное слово! - кричала она.
   - Пока нет, куда мы без тебя, героиновая девочка! - ответил Кен.
   Мы снова выпили все втроем.
   - Черт! Я не могу встать! - рассмеялась я.
   Прошло еще несколько часов бурного веселья. За это время я успела со всеми подружиться и выпить. Точнее сказать, не выпить, а просто упиться. Поэтому, в конце концов, Лика притащила меня в ванную комнату и засунула головой под струю холодной воды. В этот момент я искренне и страстно желала ее убить, яростно отбиваясь и издавая звуки, напоминающие хрюканье и рычание одновременно. Правда, из-за слегка, мягко выражаясь, нарушенной координации, это мало чем могло мне помочь. Не могу понять, как мне удалось не свалиться в ванну, или не разбиться о кафельный пол. Потом Лика вытирала меня полотенцем, а я хотела сказать нечто банальное, типа: "Спасибо". Но почему-то получилось совсем другое.
   - Я тебя люблю.
   - Знаю, - рассмеялась Лика.
   - Нет, ты не слышишь! - взбунтовалось мое хмельное сознание. - Ты слушаешь, но никогда не слышишь!
   Мне было так обидно, что я расплакалась, а Лика просто ушла, хлопнув дверью и демонстративно задрав свой хорошенький носик.
   К утру в голове немного прояснилось. После холодного душа в принудительном порядке, на моем лице не осталось ни грамма косметики, волосы торчали дыбом, и привести в порядок прическу не составляло никакой возможности. Многие уже разъехались по домам или спали в разных углах, благо пространство позволяло. В гостиной люди сидели на полу, курили, разговаривали на философские темы, музыка сменилась на медленную и более мелодичную. Я закурила и облокотилась плечом о дверной косяк, заглядывая в гостиную. Лика танцевала в обнимку с каким-то смазливым парнем. Он крепко обнимал ее, она улыбалась и что-то тихо говорила. Их лица были совсем рядом, было заметно, что они заняты только друг другом. Я вздохнула и отвернулась. Увиденное меня одновременно расстроило и взбесило. За весь остаток вечера мы с Ликом и парой слов не перекинулись. Может подойти и заговорить прямо сейчас? Ну что я ей скажу? Она и не заметит меня. Что она могла найти в этом парне? Мне вдруг стало плохо, голова закружилась, и я чуть не навернулась на тумбочку, но Кен не дал мне так позорно и низко пасть.
   - Хорошо смотрятся, - сказал он, кивая в сторону Лики и парня. По всей видимости, он был по близости и тоже наблюдал за ними.
   - Ревнуешь? - шепотом спросил он.
   Я лишь опустила взгляд. Да, может быть и глупо, но я ревновала. Безумно. Впервые в жизни. Правда тогда я не смогла себе в этом признаться.
   - Хочешь, я его убью? - снова прошептал Кен. У него даже глаза кровью налились, или мне показалось?
   - Иди к черту! - разозлилась я.
   Наконец, парень отпустил Лику, и она подошла ко мне. Я счастливо улыбнулась, но оказалось, что радоваться было рано. Лика прошла мимо и взяла свое пальто.
   - Ты куда? - вырвалось у меня.
   - Я уеду с этим красавцем, - весело подмигнула она. - Кен, ты отвезешь малышку Ёрш домой?
   Кен лишь нахмурился еще больше и продолжал курить. Потом Лика улыбнулась и направилась к двери.
   - Лика, не уезжай! - я схватила ее за руку.
   - Что с тобой? - серьезно спросила она, заглядывая мне в глаза.
   - Останься...
   - Ева, хватит, - зло прошипела она, резко развернулась, чуть ли не ударив меня, и выбежала за дверь.
   - Со мной, - закончила я фразу уже после того, как дверь захлопнулась.
   - Не вздумай к ней привязываться, - сказал Кен.
   Мы еще некоторое время постояли молча. Для меня реальность вообще потерялась где-то между мыслями о жизни после смерти и о том, как мне добраться до дома.
   - Ты влюблена в нее? - спросил Кен, беря меня за руку.
   - Отстань, - ответила я.
   Кен привел меня в пустую комнату, достал из-за пазухи бутылку вина. Мы выпили, молча. Казалось, мы и без слов понимаем друг друга. Я просто чувствовала, что Кен тоже ревнует Лику. На самом деле, мы были очень похожи, товарищи по несчастью. Поэтому и молчали. Точнее обменивались взглядами, пытаясь улыбнуться и как бы сказать, что все, в сущности, не так уж и плохо.
   - Ты замечательная, - прошептал Кен, обнял и поцеловал меня. - Ты будешь страдать из-за нее, но она того стоит...
   То, что между нами произошло потом должно было произойти. Мы просто утешали друг друга, стараясь забыть о тех неудачах, которые не могут заглушить ни выпивка, ни долгие душевные разговоры. Было спасением хоть на какое-то время представить, что мысли наши заняты друг другом, а не одним и тем же человеком.
   Я проснулась только к полудню. Кен все еще спал, по-детски посапывая. Я умылась, оделась, собрала вещи и спустилась вниз. Оглядев скучающим взглядом весь бедлам, в который превратился миленький, словно с обложки, коттедж, я вышла за дверь. Мысли мои были где-то далеко, меня словно не было вообще. Такое чувство, будто растворяешься, сливаясь со всем окружающим миром, перестаешь себя ощущать, даже толком понять не можешь, о чем думаешь. Ты везде и нигде одновременно.
  
   ***
  
   Я уже несколько репетиций отложила. Говорила, что занята, потом, что голова болит, что голос осип. Много пустых слов. Просто не могла сказать ей, что не могу ее видеть, что не хочу все глубже и глубже увязать в это болото. Поэты и романтики меня, наверное, не поймут. Какого черта я сравниваю любовь с болотом? Но я то знаю, любовь не так прекрасна, как о ней пишут в романах. Это деструктивное чувство, порой любовь убивает. Взять хотя бы Кена. Он уже слишком долго ее любит. Эта любовь словно выжала его до капли и наполнила совершенно противоположными чувствами. Он превратился в замкнутого циничного эгоиста. Почему я так уверенно об этом говорю? Потому что я видела. Его тело и те чувства, которые его переполняют, не совмещаются друг в друге. А ведь любовь должна окрылять, открывать для человека лучший мир, если верить авторам дамских романов.
   Мысли о ней убьют меня однажды. Не сейчас, и даже не скоро, но я уже чувствую приближение катастрофы. Она неизбежна. Как бы я хотела сказать, что меня ни капли не волновал вопрос общественного мнения по поводу однополой любви. Но это не правда. Он задевал меня больше, чем все остальные, но я боялась себе в этом признаться. Всю свою сознательную жизнь я воспитывалась в строгом консерватизме, и это обстоятельство не могло не нанести свой отпечаток на мой внутренний мир. Но все же я осознавала, что человека стоит любить не за то, что он соответствует твоим понятиям о любви, а за его личность. Либо ты его принимаешь, таким, какой он есть, причем независимо от половой принадлежности, либо - нет, середины быть не может, нельзя же быть чуть-чуть беременной. Я всегда была против всех резких разделений на "за" и "против", но здесь не тот случай.
   Когда родители узнали от нашей экономки, что я не ночевала дома, мне устроили настоящий бойкот. Папа даже выдвинул предложение отселить меня на другую квартиру и выдавать что-то вроде месячного пособия. Я была бы только рада, ведь я и так месяцами не вижу родителей, и на кой черт мне жить в этом огромном доме одной? Здесь неуютно слишком. Через две недели сборов меня перевезли в маленькую квартирку в старом доме. Две комнаты, кухня, мало мебели, обои в бежевый цветочек. Все просто, можно сказать провинциально, но для меня это никогда не являлось основополагающим фактором. Главное - уловить общую энергетику места, мне было там хорошо. Холодильник оказался в глухую набитым провизией, а я и микроволновку то в глаза не видела. Пришлось обучаться в срочном порядке. В хлопотах моей новой жизни прошла еще неделя. На улицах города стало совсем тепло. Прошли первые весенние дожди, распустилась черемуха, заполняя все вокруг приятным горьковатым запахом. Я уже начала привыкать и даже была готова остаток своих дней провести как отшельник, вдалеке от мирских сует. Я наблюдала жизнь со стороны, так она казалась намного проще. Все успокоилось и стало слишком хорошо.
   Однажды, выходя из здания университета после нудных лекций, я увидела ее. Она сидела на бордюре и курила. Я хотела убежать, но она уже заметила меня и улыбнулась, направляясь в мою сторону.
   - Как дела, Ёрш? - спросила она.
   Я кивнула в ответ. Не знаю, что именно я хотела этим сказать.
   - Почему ты нас бросила? Ребята волнуются, - продолжала Лика. - Да и я тоже.
   - Я переезжала, сама понимаешь, много хлопот, - как можно отрешеннее произнесла я.
   Мы пошли по улице рядом, совсем как раньше.
   - Как твой парень? - спросила я.
   - Он просто кретин, - быстро ответила Лика, даже не задумываясь. - Глупый, но мне он нужен был не для разговоров о квантовой физике. Вообще не для разговоров.
   Я улыбнулась, если честно, у меня даже от сердца отлегло.
   Мы сели на скамейку и закурили, мимо проходили люди с какими-то своими заботами и проблемами. А мы просто сидели.
   - Знаешь, я боюсь любить, - сказала Лика. - Однажды любовь меня уже испепелила.
   Я искренне ей посочувствовала, но промолчала.
   - А чтобы жить нужно быть очень смелым.
  
   По замерзшему снегу идет человек.
   Он так одинок.
   В закрытых глазах выступает слеза.
   Я бьюсь над собой, над своими повадками,
   А мне говорят: "Ты сегодня герой",
   Ты сегодня герой и сгоришь без остатка.
   Ты странно смешен, ты раздет до гола,
   Ты разве не видишь?
   И в руку игла как оса впилась вновь.
   Нет, люди, я не смешен, я не гол, и игла не оса...
   Это любовь...
   Любовь, которая жжет без огня и режет без ран,
   Лишь только душа, разрываясь, бежит от меня.
   Ей надоело со мной, и она без оглядки несется домой.
   А я остаюсь...
   Зашиваю себя, и любовь не смешна, и любовь не игла.
  
   ***
  
   И все началось по новой. Долгие прогулки, репетиции. Лика задалась целью выступить со своей программой, а я, честно говоря, не представляла себе как это возможно. Но если она так хотела этого, я готова была рискнуть, хуже не будет, это точно. В случае провала Лика просто возненавидит меня.
   Мы побывали еще на нескольких вечеринках, куда приглашали уже не только одну Лику, но и меня. Она была в центре внимания, как обычно, а я смотрела и поражалась, до безумия желая хоть капельку быть похожей на нее. Нет, не внешне, я умею ценить человеческую индивидуальность. Я хотела, чтобы меня обожали так же, как ее. Не знаю, когда именно я начала осознавать это. В конце концов, я всегда была настолько неуверенным в себе человеком, что вскоре захотела компенсировать свою собственную нелюбовь к себе обожанием окружающих людей. И мне было, у кого поучиться.
  
  
   У меня сорвался голос, прямо на одной из ее песен. Поэтому я закрылась в туалете с этими жуткими лампами, смотрела на свое отражение серо-зеленого цвета и пыталась внушить себе, что со всяким могло случиться, и что если Лика выбрала меня, то значит я лучшая. Она стучала кулаками в дверь, требуя открыть, пока, наконец, не сломался замок. Она вошла быстро, я слышала звук ее шагов, эхом отражающийся от кафельных стен, но не могла посмотреть на нее.
   - Лика, я не смогу, - прошептала я.
   - У тебя нет выбора, - требовательно заявила она. - Ты сделаешь это для меня.
   Это был форменный шантаж, но она была абсолютно права. Я поняла, что сделаю для нее все. Кажется, это даже читалось в моем взгляде.
   Она провела кончиками тонких гибких пальцев по моей щеке, а потом ее рука легла мне на плечо.
   Как и всех одиноких людей, у меня существуют свои маленькие странности в отношении взаимодействия с другими человеческими существами. В моем случае это культ прикосновений. В полной изоляции порой трудно представить прикосновение. А в последствии оно приобретает магическое, чуть ли не священное, значение. Это уже не просто прикосновение, будь то случайное или дружеское, это глубокое душевное взаимодействие. Это считывание, принятие и понимание информации, которую несет тактильное ощущение. Прикосновением обмануть труднее, чем словами и взглядами. Вы когда-нибудь задумывались, почему бывает так неприятно прикосновение незнакомого человека? А когда приходится пожимать руку человеку, который вам не нравится?
   Весь день перед той незабвенной ночью Лика провела со мной. Все происходящее подчинялось массовому психозу. Ребята "Клуба Самоубийц", или как группу называли по ее эмблеме "S", старались не пить и не принимать запрещенных препаратов, зато много курили и орали друг на друга по любому поводу и без. Лике тоже трудно было себя чем-то занять, она ходила из угла в угол и постоянно говорила, что все пройдет успешно и в лучшем случае нас закидают яйцами. А мне казалось, что все это происходит не со мной. Я послушно позволила Лике сделать себе подходящий макияж и прическу, потом мы позаимствовали вещи из ее гардероба. А потом она передумала, и пришлось все переделывать. Ей виднее, в конце концов.
   В итоге, я оказалась в белой боксерке и джинсах с разрезами в весьма интересных местах, с прической, естественно напоминающей предмет домашнего обихода и, ярко выделяющимися, подведенными черным, глазами.
   - Все, ты готова, - облегченно вздохнула Лика.
   - Ты уверенна, что хочешь этого?
   - Да.
   - Лика, если я испорчу...
   - Хочешь покурить?
   - Да. Но если я испорчу все...
   - Заткнись ты, ради бога! - заорала Лика и топнула ногой.
   Мы закрылись в кабинете Антона за неимением более подходящего места.
   - Послушай, представь, что это обычная репетиция и все...
   Я судорожно вздохнула.
   - Ты самая лучшая, детка, ты их всех покоришь, - она взяла ладонями мое лицо. - Там только наши знакомые, твои друзья, пой для них.
   Я кивнула и улыбнулась, хотя мысли мои были уже далеко. Я смотрела на Лику и думала, какая же она все-таки красавица, я любовалась тем, как тусклый свет падает на ее лицо, освещая безупречно гладкую кожу щеки и шеи, и как таинственно блестят ее грустные глаза.
   - Девочки, вы готовы? - постучал в дверь Антон.
   - Ты готова? - спросила Лика.
   Я все еще была где-то в другом мире.
   - Ёрш, ты готова?
   ...
   - Что с тобой?
   ...
   Голос ее уже доносился как сквозь толщу ледяной воды, сама я тонула в ней.
   - Черт! Ёршик, очнись! - она чувствительно ударила меня по щеке.
   - Не бей меня, - простонала я, с трудом открывая глаза.
   - Надо дать ей что-нибудь выпить, - услышала я голос Антона.
   - Что-нибудь покрепче, - согласилась Лика.
   Вокруг происходила какая-то суета. Я пыталась встать, я честно пыталась, но не могла сфокусировать взгляд, все расплывалось, да и почти ничего не слышала, лишь сплошное гудение. В рот мне влили какую-то крепкую гадость, зато через пару мгновений я уже начала приходить в себя.
   - Все, пошли, - Лика помогла мне встать.
   - Удачи, Ёрш, кстати, хороша, как никогда, - улыбнулся Антон.
   Я попыталась улыбнуться в ответ, но получилось что-то вроде гримасы предсмертной агонии.
   - Покури, - Лика дала мне свою сигарету в узком коридорчике, ведущем на сцену. Я слышала, как ребята настраивают инструменты.
   - Ёрш, я тоже тебя люблю, - сказала Лика и обняла меня. Я прекрасно понимала, что она имеет в виду, но мне хотелось верить, хотелось надеяться. В любом случае, мы всегда верим, во что хотим верить, во что нам удобнее. Она целовала мое лицо своими теплыми мягкими губами, от нее пахло горьким шоколадом, и пусть весь мир полетел бы к чертям, о большем счастье я и мечтать не могла.
   На сцену меня позвала до боли знакомая мелодия, и страха уже не было. Все оказалось не так, как я представляла. Я думала, что на меня будет пялиться много людей, а я буду видеть их лица и сразу пойму нравится им или нет. Ничего подобного. Света было очень мало, и он был направлен на сцену, на меня, поэтому, кроме макушек присутствующих, я не видела ничего. Я не видела их лиц, их глаз, так было легче.
   Но как возможно сухими и глухими словами описать живой и неуловимый звук? Тот звук, который воспринимается не только слухом, но и всем телом. Тот звук, который проникает сквозь кожу и растворяется внутри. И ты - есть этот звук.
   Во время выступления Лика сидела за сценой с закрытыми глазами, едва дыша. Она хотела бы умереть прямо сейчас. Я не могла ее видеть, но знала, что так будет. Когда отзвучали аккорды последней песни, свет прожекторов резко погас, и я рванулась за сцену, при этом сбив кого-то с ног и хорошенько обо что-то ударившись. В темноте я врезалась в Лику, и мы упали. Зал за нашими спинами взорвался диким визгом восторга.
   - Как это понимать? Это успех? - спросила я.
   - Кажется, да! - закричала Лика.
   - Что мне делать?
   - Выйди к ним! - сказала Лика, но потом схватила меня за руку, и мы снова упали. - Хотя, нет, не надо, не выходи.
   - Девочки, поздравляю! - восхищенно сказал, неизвестно откуда появившийся, Антон. - Ёрш, молодец, пойдемте отмечать!
   В своем кабинете Антон откупорил бутылку красного вина. Мы выпили почти залпом от волнения. К нам начали подтягиваться ребята из группы.
   - Лика, я готов подписать с твоей группой контракт, - сказал Антон. - Будете выступать у меня по праздникам.
  
  
   Я вернулась домой ранним утром. Точнее сказать, я так думаю, потому что проснулась вечером, когда за окном было уже темно. Кровати в моей квартире не было вообще, вместо нее огромный двухместный матрас прямо на полу. Возле него торшер, напротив стол и компьютер на нем. Два высоких окна занавешены темно-синими шторами, но одно из них приоткрыто и виден уличный фонарь.
   Тело болит, перед глазами все плывет. Я снова чуть не заснула, но заставила себя подняться и сесть. Я вспомнила, что вчера мы поехали к Антону домой и развлекались у него. И домой меня отвез именно Антон, помог подняться, и... А, кстати, вот и он, мирно спит рядышком.
   - Бли-и-и-ин, - простонала я. - Блин, блин, блин блинский...
   Я схватила свои вещи и просочилась в ванную. Включив свет и взглянув на свое отражение, я поняла, что лучше бы я свет не включала. Волосы дыбом, краска размазалась по щекам, ничего толком вспомнить не могу, и все это, не считая Антоши на моем матрасе. Замечательно провела время, нечего сказать! Меня разобрал дикий хохот.
   После душа стало гораздо лучше, по крайней мере, приступы безудержного смеха прекратились. Но я еще не была готова увидеть Антона, хозяйничающем на моей кухне, практически "НЮ".
   - Привет! - улыбнулся он.
   Я ответила слабой полусумасшедшей улыбкой, и уселась на подоконник.
   - Почему ты не говорила, что у тебя такая классная квартира? - спросил он, разбавляя кипятком кофе.
   - Я недавно переехала, - растеряно ответила я.
   Антон закурил и протянул мне кофе.
   - Ты бы оделся, - предложила я, стыдливо покосившись на полотенце на его бедрах.
   - Извини, я просто думал...
   - Антон, я ничего не помню.
   - В смысле? Ты издеваешься?
   - Нет, я просто не помню.
   - Но ты не можешь...
   Антон судорожно затянулся и сокрушенно покачал головой.
   - Если не хочешь меня больше видеть, то так бы и сказала, - оскорбленным тоном произнес он.
   - Не в этом дело...
   Я еще как-то пыталась оправдаться, пока он одевался и собирал свои вещи.
   Нет, определенно нельзя пить в таких количествах.
   - Ты такая же сука, как и все остальные, - мило попрощался он со мной.
   - FUCK OFF!!!!! - ну что еще на это скажешь?
  
   ***
  
   На следующий день Лика позвонила и сказала, что ждет меня в клубе для серьезного разговора. Когда я вошла, то сразу поняла, что что-то не так. Лика сидела за барной стойкой с той самой смуглой красавицей, которую с таким фейерверком выгнала из группы. Они смотрелись мило, даже слишком, разговаривали, курили, улыбались друг другу.
   - Что происходит? - спросила я, нутром чувствуя какую-то гадость.
   - Ничего, - просто ответила Лика, едва на меня взглянув.
   - Ничего? - обижено переспросила девушка. - Кстати, я Сандра, хотя для тебя - Александра.
   Она смерила меня презрительным взглядом.
   - А ты и есть Ёрш?
   Я кивнула.
   - Я видела выступление "Эсов", ты не вписываешься в формат. Только не обижайся.
   Она усмехнулась и продолжила:
   - Честно говоря, я сначала подумала, что ты парень, а для "Эсов" нужна настоящая женщина и сексуальный женский вокал.
   - Пока, Лика, - сказала Сандра на прощание и чмокнула ее прямо в губы. Потом Сандра встала и направилась к выходу, как бы случайно задев меня плечом.
   Я смотрела на Лику, она провожала Сандру мечтательным теплым взглядом. Она никогда не смотрела так на меня. Я плотнее запахнула куртку, мне вдруг стало непереносимо холодно.
   - Вы помирились? - спросила я, но голос предательски сорвался на хрип.
   - Что?..
   - Вы помирились?
   - В общем, да, - улыбнулась Лика.
   - Она мне не нравится, - правдиво сказала я, будто мое мнение кто-то спрашивал.
   - Расслабься, она хорошая, просто ты не знаешь.
   Взгляд грустных глаз встретился с моим, и я не смогла его вынести.
   - Что с тобой? - спросила она. - Ты ненормальная, Ёрш.
   - Что? - снова спросила Лика, видя, как я хочу что-то сказать. - Что?..
   Я хотела сказать, как сильно я ее люблю, как сильно ревную, но слова застряли.
   - Скажи мне! Что?
   - Ничего...
   Лика вздохнула, так и не услышав нужного ответа.
   - Кстати, из-за тебя мы чуть не лишились контракта с Тошей, - объявила она, встала и ушла, толкнув меня в другое плечо.
   Когда дверь вслед за ней захлопнулась, мне показалось, что я умру, если она не вернется. Без нее все потеряет смысл, так как все, что я делаю, я делаю для нее и благодаря ей. Я не сильна в анализе своих поступков и мыслей, тем более что не могу подойти к этому вопросу непредвзято. Человеческие души устроены хитро. Мы все живем, как нам удобнее. Можно поспорить, конечно, но это мало, что изменит. Человеческие души такие хрупкие, такие нежные и ранимые, поэтому и нуждаются в надежной защите. И человек выстраивает каменные стены, которые со временем начинают казаться ему естественными и неотъемлемыми, они врастают в душу медленно, но верно. До тех пор, пока человек сам не теряет грань между ними, не может понять, что является защитной стеной, а что - его душой. В конце концов, мы сами придумываем и строим свой мир. А если что-то идет не так, сваливаем беды на обстоятельства, на судьбу, на случай.
   А я так боялась ее потерять. Если бы я тогда знала, что человек лишается именно того, что больше всего боится потерять. Если бы я знала...
   Лика вернулась, но очень быстро я поняла, что лучше бы этого не произошло вообще.
   - Знаешь, Сандра хочет вернуться, - сказала она, беспощадно глядя мне в глаза. - Я думаю, так будет лучше...
   Я кивнула и направилась к двери. Вот и все. Я думала о том, что сейчас выйду, а дальше не будет ничего. Все случившееся со мной похоже на чудо, наверное, это со временем будет напоминать сон. Всего лишь. Уже взявшись за ручку двери, я поняла, что не хочу вот так уходить, я останусь любыми способами, даже если Лика будет в бешенстве, даже если она будет меня ненавидеть. В конце концов, ненависть - хотя бы какое-то чувство. Часто любовь и ненависть - это одно и то же понятие.
   - Какого черта? - я повернулась и подошла к Лике.
   - Что?
   - Какого черта?! Ты с ума сошла? Вот так запросто все решаешь! Между прочим, это я подписывала контракт с Антоном, а не она! Поэтому, не имеешь никакого права!
   - Я думала, ты не хочешь больше петь, ты так волновалась, - смутилась Лика.
   - Знаешь что? Я не намерена участвовать в ваших личных перипетиях с этой девицей! Вы можете ссориться и мириться, когда вам заблагорассудится, я тут причем?
   - Но ты лишь подменила ее на какое-то время!
   - Лика, мой голос создан для твоих песен, ты не слышишь? Или она уже успела промыть тебе мозги? Весь город стоит на ушах, все говорят о тебе, вот она и прибежала мириться. Неужели ты не видишь?!
   - Нет, это не так, - пыталась спорить Лика, но я уже ее не слышала.
  
   Ты любишь колечки одевать на чужие пальцы,
   Покорять сердца, и дальше.
   Действовать по запланированной схеме, системе:
   Кино, мороженое и спать.
   В ее голубых глазах и строгих чертах лица
   Потонут: море, небо и самолет.
   И розы цветут без участья людей,
   И тот, кто знает ее, поверь.
   Никто не убережен: от ее глаз, от ее губ, от ее взгляда,
   Надо так надо.
   Пробивает насквозь, даже если ты не хочешь,
   Ты станешь ее,
   Вот досада!
  
  
  
   Наши отношения превратились в прохладно деловые, настороженные, напряженные. Разрядка не заставила себя долго ждать.
   По большей части, мы общались только на репетициях. На вечеринках, куда меня приглашали уже не в качестве бесплатного приложения Лики, она появлялась в компании Сандры, поэтому мы проводили время в разных углах, по-детски пытаясь привлечь к себе внимание. Наш обмен взглядами казался почти романтичной игрой, если бы не гнилостное чувство ожидания какой-нибудь пакости, либо с ее, либо с моей стороны, смотря, кто быстрее сорвется. Не то, чтобы сложившаяся ситуация мне нравилась, но по крайней мере, не приходилось делать вид, что я испытываю к Лике лишь дружеские чувства.
   Очередной праздник непонятного смысла и содержания не заставил себя долго ждать. В нашей стране вообще много праздников, не обремененных особым смыслом для общества. Лишь бы повод, а как называется и что собой представляет - вопрос уже не к нам.
   Народу в клубе не счесть, и все явно начали отмечать уже с утра. Я в полной боевой готовности, Лика курит и с интересом на меня поглядывает.
   - Куда делась твоя нервозность? - спрашивает она.
   По всей видимости, вопрос риторический, поэтому я не отвечаю. А моя нервозность отошла на второй план, на первом же красовались мои амбиции. Просто я была уверенна, что Сандра обязательно захочет на это посмотреть, мне хотелось доказать, что я - лучшая. И Лика должна была это понять. И вообще - все вокруг.
   Когда оставаться в замкнутом пространстве наедине с Ликой стало уже невыносимо, я взяла сигареты и направилась в женский туалет. Там было всего несколько девчонок, о чем-то шумно спорящих. Одна из них, когда увидела меня, вдруг заголосила:
   - Я тебя знаю! Классные песни поешь! И сейчас будешь, да?
   - Да.
   - Клево! - она бесцеремонно похлопала меня по плечу. Меня такие жесты не прельщают, не люблю подобных вольностей. Культ прикосновений, слишком лично, слишком эмоционально.
   Дверь громко хлопнула и на пороге возникла Сандра. Она подошла прямо ко мне, прошипела в сторону девчонок, чтобы они побыстрее убрались. Те отозвались парой смачных оскорблений, но все же вышли.
   - Давай по-хорошему договоримся, - тихо сказала Сандра, нависая надо мной и пристально глядя в глаза. - Сегодня ты не будешь петь.
   - Выступление отменили? - издевательски наивно спросила я.
   - Нет, я буду петь! - начала терять терпение Сандра.
   - С какой радости? Ты и песен не знаешь.
   - Все я прекрасно знаю, да и с Ликой договорилась уже. Поняла?
   Сандра, кажется, действительно готовилась выйти на сцену. На ней была черная рубашка, пикантно застегнутая на две пуговки по середине, кожаная мини-юбка и сапоги на платформе. Я критично осмотрела ее наряд и обилие косметики, портящей красивое лицо.
   - Ты собираешься петь песни Лики в костюме проститутки-трансвестита? - усмехнулась я и направилась к выходу.
   - А ну, стой, сучка! - взорвалась Сандра.
   Она схватила меня одной рукой за шиворот, а другой за плечо, развернула и толкнула так, что я ударилась спиной и затылком о кафельную стену. Со злости я пнула Сандру в голень, она взвыла и запрыгала на одной ноге. На этом баталия только началась. Если быть честной, даже не баталия, а техничное и банальное избиение меня. Сандра ударила меня в нос, а потом в затылок и я потеряла равновесие. Удар ногой в живот, и вот она уже уселась на меня сверху и лупит, что есть дури по лицу. Как бы я хотела сейчас написать, что дала ей достойный отпор и избила до полусмерти. К сожалению это было бы неправдой. Я не умела драться, и кроме как пытаться увернуться от ее тумаков, ничего не предприняла. Потом я услышала, как хлопнула дверь, и кто-то завизжал, другой голос сказал, что сейчас вызовет милицию, если мы не прекратим. А что я то? Лежу себе спокойно, никого не трогаю.
   Кто-то потянул меня за руку и попытался поднять. Я отмахнулась со словами: "Сама". Но встать было трудно, поэтому я уселась, потирая живот. В глаза ударил серый свет, надо мной кто-то склонился и что-то говорил. По всей видимости, меня контузило не на шутку, слова доходили с большим трудом.
   - Ёрш! Ёршик! - наконец я услышала знакомый голос и смогла сфокусировать взгляд на лице Кена перед собой.
   - Ты что тут делаешь? - спросила я.
   - Встать сможешь? - участливо осведомился он.
   Я шмыгнула разбитым носом:
   - Щас, отдохну немнос-шко, устала с-што-то...
   - А я на тебя пришел посмотреть. Вот, насмотрелся уже...
   - Да пошел ты!
   Его сарказм почему-то меня не воодушевлял.
   - Иди сюда, я тебя щас умою, - он схватил меня поперек талии и потащил к раковине.
   - Черт, больно же! - стонала я. Мне казалось, что у меня ребро сломано, или еще чего получше.
   С моего лица потекли алые струйки, холодная вода постепенно приводила в сознание.
   - Откуда в тебе столько крови? - "успокаивал" меня Кен.
   Мое лицо болело так, что даже заплакать не представлялось никакой возможности. Хотелось просто лечь и смиренно умереть. Ну хотя бы от потери крови.
   А когда я увидела свое отражение, то все оставшиеся силы ушли на долгий сардонический смех. Глаз подбит и уже почти заплыл, из носа все еще идет кровь, у меня вообще плохая свертываемость, губа разбита, бровь рассечена, на белоснежной футболке капли крови, один рукав почти оторван.
   - Пойдем, твой выход скоро, - сияя как медный таз, заявил Кен.
   Вот урод.
   - Издеваешься?
   - Давай, ты должна...
   - Кому?
   Кен терпеливо вздохнул, кажется собрался сделать мне промывку мозгов. Он сел на пол рядом со мной, откинувшись спиной на стену.
   - Позволишь этой суке сделать свое черное дело? - тихо спросил он.
   Потом, в ответ на мой удивленный взгляд, пояснил:
   - Думаешь, я зря пришел, следил за тобой, и сейчас тут сижу? Знал же, что она какую-нибудь гадость выкинет. Всем уши прожужжала, что сегодня петь будет, одна ты, бедняга, не в курсе.
   Я судорожно втянула воздух. От обиды.
   - Не фиг мне тут щеки надувать, как обиженная телка! - возопил Кен. - Терпеть не могу женские сопли, только не при мне.
   - Ты как никто другой умеешь успокоить человека! - проворчала я.
   - В общем, так, если ты сейчас обставишь эту дрянь, то отомстишь сполна, и не только за себя, ее давно пора поставить на место.
   - Как я, по-твоему, выйду? Прямо в таком виде?
   - Конечно! Ты не представляешь, какое одолжение Сандра тебе сделала! - восторженно сказал Кен.
   - Может мне ей еще спасибо сказать?
   - А знаешь, как люди любят всякие кровавые истории! Да за твой жуткий видок они тебя на руках захотят нести!
   Я обессилено положила голову ему на плечо. Конечно, он прав. Людей хлебом не корми, дай посмотреть на кровь и ужас. Может они даже решат, что это мой сценический образ? Но Кен не стал так долго раздумывать, встал и потянул меня за собой. Я поморщилась от возникшей резкой боли, хотя морщиться тоже было больно.
   - У меня нет сил, и кажется, она мне ребро сломала, - прошептала я.
   Я пыталась упираться, но Кен тащил меня силой, да и кроссовки предательски скользили по кафелю. У самой двери он остановился.
   - У меня есть то, что тебе поможет, - прошептал он, порылся в кармане и достал маленькую таблетку. - Это кодеин, успокоит, не волнуйся!
  
   Сначала Кен оттащил от сцены Сандру, готовую уже вот-вот выскочить. Никаких слов не хватит, чтобы описать возмущение, выраженное ее мимикой. Она извивалась, как могла и шипела, что убьет и меня и Кена, и вообще всех, кто посмеет встать у нее на пути. Но ее слова мало меня волновали, все внимание на Лику. Тусклый свет галантно огибает ее изящную фигуру, мягко ложится на макушку и плечи. Глаза странно блестят из-под густых ресниц.
   - Ты все знала? Ты знала, что она собирается сделать! Как ты могла? - яростно шепчу я, понимая, что часть слов теряется, тонет в общем гуле, но кричать уже нет сил.
   Она смотрит на мое разбитое лицо, вглядывается, медленно, я замечаю, как ее губы удивленно приоткрываются, и она кидает на Сандру не менее удивленный взгляд. Сандра немного остыла и теперь лишь тяжело дышит.
   Немая сцена.
   Все понятно без слов.
   Они так не договаривались.
   Сандра не должна была настолько радикально подходить к решению вопроса.
   Ребята начинают играть, Кен хватает меня за руку и выталкивает на сцену. По залу проносится приветственный визг, потом на меня падает свет, и зал, словно в едином порыве вздыхает, точнее "охает", и снова восторженный визг. Одобрили.
   А кодеин действует довольно быстро. Сначала расслабление мышц и приятное тепло по всему телу, боли больше не существует и страха - тоже. Внутри остается только сила. Огромная сила, как будто крылья выросли.
   Я чувствую на себе множество взглядов, они ждут. Столько столетий, а человек ни капли не изменился по сути своей. Ему все также необходимы сильные эмоциональные переживания, иначе ему скучно. Он в вечном поиске панацеи от скуки. Не важно как, не важно за счет кого. В римской империи, например, во время представлений в амфитеатрах, люди теряли сознание, умирали от разрыва сердечной мышцы. Но слишком мало сведений о том, что же за представления там показывали. Каждой эпохе - свои трагедии и комедии, от которых разрывается сердце, но которые ты не можешь пропустить.
   Вот и сейчас они поглощены мной и текстом из моих уст. Они восхищены и заинтригованы моим внешним видом. А я стараюсь сделать так, чтобы каждую песню услышал лишь один человек, там за сценой. Каждым словом я выражаю всю ненависть, всю агрессию, боль, обиду. Теперь я - только комок острых, оголенных чувств. Неприятных, но честных, сильных, безмерных. Ее песни тонут в моей боли. Каждое слово, каждый звук взрывается под напором ненависти. Зал без сомнения ловит мое настроение, рвет на куски. Без паники, ребята, всем достанется!
   Все вокруг превратилось в настоящее кровавое безумие. Нет, кроме моей, ничья кровь больше не пролилась, но они ухватили мои чувства мертвой хваткой, содрали их с меня, упивались ими. Все. В одном порыве.
   Во мне ни осталось ни капли.
   Досуха.
   Пусто.
  
  
   Почему я сегодня один на один,
   Со своею тоской и своею любовью?
   Просто я убежал от мирской суеты,
   И закрылся на небе от разных прохожих.
   И словами кололи чужие сердца,
   Выбивая признанья из умерших уст.
   Но ты знай, что я честен с тобой до конца,
   И не важно, что я совершенно пуст.
   Ты не слушай, когда говорят, что герой.
   Это просто пафос древних людей.
   Нет героев давно, и нет на земле,
   Я скажу тебе правду, а ты просто пой.
   Наша жизнь два сосуда: смерть и любовь,
   И два стражника в ней: небеса и земля.
   Чтоб сосуды внимать проливали мы кровь,
   Ну, а чтоб уцелеть - становились на голень...
  
  
   ***
  
  
   Мне хотелось исчезнуть. Была даже мысль переехать жить в другой город. Слишком пусто внутри, чтобы продолжать жить по накатанной, пустота требует наполнения чем-то новым. Иначе просто задыхаешься.
   Кен рассказывал, что еле спас меня от разъяренной толпы, жаждущей выразить свое признание моей скромной персоне. Жаль, что я слишком мало помню. С того самого вечера, мы с Кеном почти не расставались, явно чувствуя выгодность нашего союза. Не то, чтобы это нам особо нравилось, и мы были довольны обществом друг друга, но так было легче. По ночам он учил меня вождению, за что я была ему безмерно благодарна. Оказалось, что это занятие весьма увлекательное. В университете я стала появляться еще реже, предпочитая отсыпаться днем.
   Прошло недели три, не больше, когда как-то утром, я только легла спать, в дверь настойчиво постучали. С недовольным рычанием я завернулась в плед и пошла открывать. За дверью стоял Антон, безучастно разглядывающий свои дорогие часы.
   - Чего? - вежливо осведомилась я.
   Антон вошел в квартиру, не обращая внимания на мои протесты. Как у себя дома прошел на кухню и залез в холодильник, в поисках чего-нибудь вкусненького. Из съестного там был недоеденный и очень вкусный торт.
   - Что празднуешь? - спросил Антон, доставая тортик, мой любимый тортик.
   - Очередной день жизни, - просто пожала я плечами.
   - Поздравляю! Ты что, только этим и питаешься? Ну и кошмар! Что у тебя в квартире такой бардак? - он огляделся в поисках стула или табуретки, а потом уселся прямо на подоконник.
   - Я тебя умоляю! Только легла спать! - заныла я.
   - Кстати, вот, так все на свете можешь проспать, - он протянул мне конверт.
   Я открыла его и торопливо протерла глаза.
   - Твой гонорар, или как там это называется? Короче, сумма, полагающаяся тебе за выступление.
   - Целая уйма денег, - сомнительно протянула я. - Мне?
   - Я не знаю, как ты это делаешь, но хочу, чтобы ты делала это чаще. Они тебя обожают!
   - А что Лика? - осторожно спросила я.
   - А что Лика? Она сделает так, как я ей скажу.
   - Я думала теперь солистка Сандра.
   Антон отрицательно покачал головой:
   - С ней было не так весело, как с тобой, потому что тебе действительно нравится это делать. В общем, жду тебя сегодня на репетицию.
   - Я не приду, не могу, - устало вздохнула я и уселась прямо на пол, казалось еще чуть-чуть и я разревусь.
   Антон лишь вздохнул:
   - Они будут тебя ждать, они хотят только тебя. Неужели тебе это не нравится?
   Я тускло улыбнулась. Мне это нравилось.
   - Вижу, что нравится! - он потрепал меня по макушке. - Ну же, Ёрш, давай, продай мне свою душу, в обмен обещаю безумную жизнь, все, что пожелаешь...
   Антон подождал, пока я умоюсь, оденусь, изъявив желание собственноручно доставить меня на репетицию. Впервые за месяц я вышла из дома днем. Солнечный свет ударил в глаза. Лето наступило, но все равно несколько прохладно, для первого летнего месяца. Воздух достаточно нагревается только к вечеру.
   - Мы с тобой так похожи! - говорил Антон, пока мы ехали. - Оба алчные до внимания. А знаешь почему? Потому что в детстве нам так не хватало любви.
   Я кивнула, что еще добавить? Он прав. Диагноз такой, "недолюбили" называется. А сам себя любить достаточно не можешь - не интересно. Я вздохнула и расслабилась, оказывается, так легко быть рядом с человеком, который напоминает тебя, перед которым не надо играть, и показывать себя лучше, чем ты есть.
   Но, как ни странно, в клубе не было никого, кроме Лики. Я ее не видела, но знала, что она где-то совсем близко, ее присутствие всегда чувствовалось.
   - Что это значит? - спросила я у Антона.
   - Она сама меня просила привезти тебя, - пожал плечами он. - Вам действительно лучше поговорить.
   Вошедшая в зал Лика, смущенно опустила взгляд. Никогда бы не подумала, что она умеет смущаться.
   - Я знала, что ты не захочешь со мной говорить, - тихо сказала она.
   Я до боли закусила губу. Господи, ну как она могла такое подумать? Была бы моя воля, я бы говорила с ней постоянно, обо всем на свете. Если бы только она захотела. Если бы только...
   - Я клянусь тебе, я не знала, что Сандра собирается сделать.
   - Я знаю, я все поняла.
   - Тогда почему ты заставляешь меня чувствовать себя такой виноватой?! - ее голос почти сорвался на крик.
   Я подошла к ней и успокаивающим движением пальцев скользнула по линии губ. Она чуть отшатнулась от меня.
   - Я тут не при чем, - ответила я.
   В своем собственном чувстве вины люди готовы обвинять кого угодно. Но на самом деле главный обвинитель всегда внутри. Называй это как хочешь, совесть, стыд, нравственность. Те мысли, которые не дают нам спокойно жить, но которые сдерживают лавину наших чувств и желаний. Один из компонентов самосохранения? Возможно.
   - Но то, что ты сделала тем вечером...
   - Мне просто необходимо было выплеснуть свою агрессию, - объяснила я.
   - Нет, не все так просто, я услышала, правда. Ты ненавидела меня тогда...
   - Прости, ты не виновата! Всего лишь мои эмоции.
   Да и какая кому до них разница?
   - Я хочу, чтобы ты продолжала петь, - улыбнулась Лика.
   Я улыбнулась в ответ, понимая, что сделаю все ради того, чтобы остаться с ней. Пусть в качестве друга, но я буду с ней. В этом случае у меня есть хотя бы надежда. Когда-нибудь она поймет.
  
   ***
  
   - Ну и дрянь! - смачно выругался Кен.
   - Что?! - едва отдышавшись, спросила я.
   - Говорю, талантливая ты сука! - крикнул он.
   Я усмехнулась, довольно вслушиваясь в рев толпы за спиной.
   - Голоса у тебя нет! Никакого! Просто пока они этого не поняли! - продолжал Кен орать мне в ухо.
   - Возблагодарим Господа нашего, - устало отозвалась я и хитро улыбнулась.
   - Что?
   - Ничего! - крикнула я и почувствовала, что мне сейчас станет дурно.
   На это выступление "Эсов" я безбожно опоздала, ладно успела переодеться на заднем сидении "Опеля" Кена в драные джинсы и белый топ, за отсутствие макияжа получила оплеуху от Лики. Кстати, где она?
   - Где Лика?
   - Она где-то в зале!
   Кроме того, мы с Кеном успели накуриться и выпить коньяка. Сама не понимаю, как меня до сих пор не стошнило.
   Я все еще не могла отдышаться от переполняющих меня эмоций, с лица не сходила довольная улыбка. Народу было больше, чем обычно. Стоило выйти на сцену, как меня захлестнул шторм голосов и, поднятых в приветствии, рук. Такого я не ожидала. Они снова жаждали зрелищ.
   Агрессия, секс, шок - вот, пожалуй, стандартный набор. Наживки, которые заглатывают сразу и с удовольствием. А я знаю, что им дать. Несколько раздражающих нот, как презрительный плевок в лицо разъяренной толпы, немного смягчающий контекст вызывающей сексуальности в резких движениях тела.
   Они в восторге.
   Я исчезаю, как обычно, без лишних слов и жестов, как меня учила Лика, чтобы сохранить ореол таинственности. Это она здорово придумала. Ускользающий горьковатый аромат страшной тайны тоже всем по вкусу.
   - Мне плохо, - простонала я и направилась в туалет.
   Там я засунула голову в раковину и подставила горящее лицо под струю холодной воды. Только когда немного пришла в себя, я заметила, что не одна. Остальные присутствующие девушки столпились возле двери и шептались о чем-то, поглядывая на меня, как будто боясь приблизиться. Красивые, ярко одетые, оригинальные, такие разные. Одна из них закурила и решила первой нарушить возникшее неловкое молчание и деликатный обмен заинтересованными взглядами.
   - Будешь? - она протянула мне сигареты.
   - Спасибо, - я отошла к дальней стене, оперлась об нее спиной и закурила. Они все как-то сразу расслабились и начали, наиграно спокойно, разглядывать свои отражения, поправлять макияж. Медленно, пытаясь уловить хоть что-нибудь захватывающее в моем облике, как-то особо невзначай кидая взгляд на меня. Наблюдать за ними было одно удовольствие. Они не старались скрывать свое любопытство и смотрели на меня почти без эмоций, не оценивая, не критикуя. Это был чистый нейтральный интерес, когда они еще не могут понять "за", или "против". Об этом они подумают потом, вот только наглядятся. Ближе всего ко мне стояла девушка, что дала мне сигареты. Я заметила насколько она красива. Светлые волосы почти до пояса, огромные зеленые глаза, ярко очерченные красные губы идеальной формы, хрупкая миниатюрная фигура, простенькая одежда, обгрызенные ногти.
   - Хочешь уехать отсюда со мной? - шепотом спросила я.
   - Шутишь? - ее глаза от удивления стали еще больше. - Еще бы!
   Девушка смотрела на меня восхищенным, чуть настороженным взглядом, пока мы сквозь толпу пробирались к выходу. Люди вокруг меня расступались, улыбались откровенно дружелюбно, некоторые даже хлопали меня по плечу и пожимали руку, что-то кричали в след, к сожалению, из-за громкой музыки слов было не разобрать. Лику в зале я так и не увидела, это было к лучшему.
   - Прикольная тачка! - сказала девушка, когда увидела уродца "Опеля". - Твоя?
   - Почти, - ответила я, открывая дверцу.
   Я понятия не имела, куда мне ее везти и главное - зачем я все это делаю? Просто она мне понравилась, визуально, ничего больше я о ней не знала.
   - Куда едем? - спросила она, как-то по-детски ерзая на сидении от нетерпения.
   - Может, кофе попьем? - наивно предложила я, чем вызвала приступ бурного хохота.
   - Все уже закрыто, середина ночи, - пояснила она причину своего веселья.
   Я кивнула. Ну надо быть такой дурой? Уже и клубы то многие закрыты!
   - Ты такая странная, даже не верится! Когда поешь, ты совсем другая, - сказала девушка и тепло улыбнулась.
   Прекрасная улыбка, почти влюбленная.
   Я решила везти ее к себе, кажется, в холодильнике было что-то вкусное.
   Она долго осматривала мою кухню, медленно передвигаясь по периметру: от плиты к холодильнику, от холодильника к окну. Совсем как дворовая кошка, которая сначала сделает все, чтобы понравиться тебе, вызвать умиление и сострадание, а потом будет долго и критично обнюхивать твой дом, раздумывая остаться ей или уйти. А я смотрела на нее. Хрупкое, угловатое создание со спутанными волосами и зажатыми скованными движениями. Действительно дикий звереныш.
   - Я знала, что ты должна жить именно так, - сказала она, оборачиваясь ко мне.
   - Как?
   - Без штор, без стульев, без лишних предметов, ясно и ...
   - Лаконично?
   - Если бы я еще знала, что это такое, - смутилась она. - Даже направление в искусстве есть такое. Как же это?..
   - Минимализм?
   - Точно! Извини, не спорю, я очень глупая, - она смутилась еще сильнее. - Мне не дано.
   - Ты зря так.
   Она улыбнулась в ответ, как будто я красноречиво выразила самый приятный для нее комплимент. Потом подошла ко мне так близко, что дыхание перехватило. Примерно на полголовы ниже меня ростом.
   - Ты такая классная! "Клуб Самоубийц" - моя любимая группа, правда! Блин, я не верю, что мне так повезло! И все видели, что я уехала с тобой. Вот прикольно! - она усмехнулась и хитро сощурила глаза. Потом выгнула спину и приподняла правую бровь.
   - А я тебе нравлюсь? - тихий шепот почти в самое ухо.
   Вот те раз! Интересно, ей хотя бы шестнадцать есть?
   Хрупким телом она прижалась к моему так, что я почувствовала каждый изгиб, даже то, как бьется ее сердце. Она уткнулась лицом в мою шею, длиннющие ресницы приятно защекотали кожу, словно требуя какой-то ответной реакции. Мои пальцы скользнули вверх по ее рукам, на плечи. Светлая, почти прозрачная кожа с тонкими напряженными прожилками и голубым узором вен. Потом коснулась ее жестких, испорченных перекисью, волос. Она подняла на меня сияющее лицо, глаза лихорадочно блестят из-под дрожащих ресниц.
   - Я кажется тебя...
   Пришлось закрыть ей рот страстным поцелуем. Сухие горячие губы и запах дешевой помады.
  
   ***
  
   Если бы было также легко,
   Взять и отправить все чувства в конверте белом.
   Мне бы, наверное, было не так тяжело,
   И не писала бы твое имя на стене мелом.
   Я бы, наверное, не плакала ночью,
   От того, что я так невезуча,
   Все свои мысли гнала бы прочь я,
   Как и эту белую тучу.
   Я б писем тебе не писала,
   А ты б не читала, не тратила время.
   Тихо стоит в уголочке гитара,
   Долго стоять ей, целую вечность.
  
  
   - Слушай, твои родители тебя не потеряют? - спросила я, сидя на подоконнике. Солнце нещадно припекало спину, плечи и макушку, пробираясь горячими лучами даже через стекло.
   - Тебе то какая разница? Ты даже имени моего не спросила, - обижено ответила "дворовая кошка" и надула губы.
   - Мне не важно как тебя зовут.
   - Вот спасибо! - еще больше обиделась девица, но не выбежала из кухни, чтобы забиться в истерике, а подошла к окну, чтобы я лучше разглядела ее обиженное лицо, весьма миленькое и без косметики.
   - Твое имя мне ни о чем не скажет, - пояснила я и погладила ее по голове. - Всего лишь формальность, которая записана в твоем паспорте. Ненавижу формальности. Так что насчет родителей?
   - Они в другом городе, - немного погодя, ответила она недовольным тоном, как бы еще раздумывая простить меня, или - нет.
   - Тогда ты точно бездомная кошка, - моя мысль в слух.
   - Я приехала учиться, поступила в педагогический колледж.
   Возникло неловкое молчание. Девица принялась грызть ногти. Я слезла с подоконника и направилась в комнату, одеваться, на ходу крикнув:
   - Кошка, пойдешь пить кофе с пироженными?
   Уговаривать ее не пришлось.
  
  
   - Ты просто ненормальная! Я не могу поверить, что участвую в этом безумии! - распылялась Лика, поднимаясь по ступенькам ко мне в квартиру. Я открыла ключом дверь и пропустила ее вперед.
   - А потом ты скажешь, что это я во всем виновата, что не остановила тебя...
   - Что случилось? - услышала я голос, выглядывающей из комнаты Кошки. Она вытребовала у меня ключи и приходила, когда хотела. Чаще - каждый вечер, но сегодня, по-видимому, решила сделать мне приятный сюрприз. Лика с интересом уставилась на девчонку, которая оказалась почти в нижнем белье, лето ведь, жарко, с небрежной косичкой и вымазанными графитом пальцами. Кристина, так оказалось впоследствии, ее звали, училась на учителя рисования, и сама обожала рисовать, поэтому вскоре ее мольберт из комнаты общежития перекочевал в мою квартиру.
   - Это, - я попыталась найти подходящее слово. - Это моя...
   - Кошка, - улыбнулась Кристина.
   - Я так и поняла, - ответила Лика, приходя в себя. - Пойдем-ка!
   Она потянула меня за руку на кухню и даже закрыла дверь за нами.
   - Почему ты мне ничего не рассказывала? - спросила она.
   Я уселась на подоконник, вот только выяснения отношений мне сейчас и не хватало! После утреннего скандала с матерью, которая в одночасье узнала, что ее единственная и неповторимая дочь исключена из университета, устраивает пьяные дебоши соседям и живет с девушкой, появляющейся исключительно по ночам. А потом разборки с отцом, заявившим, что знать меня больше не желает. После чего я забрала из дома остатки своих вещей и документы из универа, которые подавала на восстановление.
   - У тебя с ней серьезно? - продолжала допрос Лика.
   - Не думала, что тебя это интересует.
   - Конечно серьезно, раз ты так говоришь! Понимаю, она поразительна красива! До тошноты! Не знала, что тебе такие пустоголовые куклы нравятся!
   Я закурила.
   - Оставь меня в покое, я не в состоянии спорить.
   - Я тебя оставлю! Пошла ты! - острый звук хлопка дверью, хищный, голодный, бьющий куда-то в середину живота, ускользающий порыв ветра.
   - Что случилось? Кто она? - спросила, подошедшая Кошка.
   Тощая до нельзя, измазанное графитом лицо. Почему-то мне до слез захотелось бежать вслед за Ликой.
   - Уходи, ладно? - сказала я.
   - Хочешь, чтобы я ушла? - удивленно переспросила Кошка.
   Я лишь кивнула, рассматривая пейзаж за окном и все еще раздумывая броситься за Ликой вслед или сохранить верность гордости. Я бы, наверное, целый день могла вот так просидеть, в оцепенении, или даже неделю, или вечность, взвешивая и продумывая все возможные варианты выхода из ситуации. Тысячи раз проигрывая в воображении сцены, слова, жесты, пока не нашла бы идеальное решение, что, впрочем, Лика с легкостью раскусит и возможно даже подыграет. Она всегда видит меня насквозь, поэтому все мои драматические замыслы, лирические фразы, жесты в рамках высшей школы трагедии, были обречены на провал в самом зачатке. Она терпеть не может эффекты, которые обожает мое воспаленное воображение.
   - Но почему? - вопрос, который Кошке пришлось повторить несколько раз, прежде чем я его услышала. - Ведь я люблю тебя!
   Я едва смогла сфокусировать свой взгляд на ее озадаченном лице. Кажется, она даже говорила правду. В любой другой момент я бы многое отдала, чтобы услышать такое, и не так уж и важно от кого. Для меня эти слова имеют, чуть ли не судьбоносное значение. Как и каждому патологически неуверенному в себе человеку, мне хочется находить подтверждение своего небесполезного существования на этом свете через чувства других людей ко мне, через необходимость меня для них. Кажется, это называется "нездоровый эгоизм". Да как угодно! Я всего лишь сон окружающих меня людей, когда они обо мне забывают, я перестаю существовать, растворяюсь в их сознании до капли.
   Но в ту минуту мне стало настолько больно, что захотелось выброситься из окна. Я знала, что так будет, все было видно и на ее лице, и в ее взгляде, но она любила не меня, а свой сон обо мне. Какая разница? Я была ей необходима, осознание этого привязывало меня к ней. Нет, не как что-то должное, не как ответственность за прирученное создание, а как наличие огромного источника нежных чувств, жизненных сил моего существования. И от этого я должна отречься?!
   Испуганная моим трансом и калейдоскопом отражающихся во взгляде непонятных ей мыслей, Кошка заплакала и спрятала лицо в измазанных графитом ладонях.
   Я соскочила с подоконника и побежала за Ликой, отчасти не вынося слез ранимого подросткового отчаяния, отчасти все же надеясь догнать и извиниться.
   Я выскочила на улицу и огляделась вокруг, ища взглядом до боли родной и изученный до последней мелочи силуэт, слишком тонкий, чтобы не затеряться в огромной безликой толпе, но слишком прямой и точеный, чтобы остаться незамеченным. "Опель" Кена оказался как нельзя кстати, я объехала на нем все ближайшие улицы, приняв, в конце концов, одно единственное правильное решение. Не знаю, как эта идея не пришла мне в голову раньше, видимо, интуиция - не мой конек.
   Она шла по мосту, трогательно хрупкая на фоне, проносящихся мимо и ревущих, стальных чудовищ, кажущаяся прозрачно нереальной рядом со слишком яркими чугунными узорами перил.
   - Зажигалки не найдется? - спросила я, сбавляя скорость.
   Она лишь мельком взглянула на меня, остановилась возле перил и облокотилась. Под дружный мат и проклятия в мой адрес, вынужденных притормозить автолюбителей, я припарковалась в самом неподходящем месте и вышла из машины.
   Поднялся ветер, предвещающий скорое изменение погоды, наверное будет дождь. Не в состоянии думать о чем-либо более подходящем, чем погода, я подошла к Лике. Сигарета в тонких гибких пальцах, взгляд из-под челки строго вперед.
   - Не обижайся на меня, ладно? - спросила я, по-собачьи преданно пытаясь заглянуть в глаза. Мой голос утонул в общем реве моста.
   - Что происходит, ты знаешь? - вопросом ответила Лика.
   - Да, знаю. Обещаю, что этого больше не будет.
   В ответ она лишь кивнула, хотя поняла ровно половину от сказанного мной. Так всегда бывает, мы говорим друг с другом, но каждый говорит о своем. Так было и в этот раз, только много позже я поняла, что она имела в виду. Наши мысли были рядом, но оставались в разных плоскостях.
   - Ты просто шлюха! - рассмеялась Лика.
   - На себя посмотри! - ответила я.
  
   ***
  
  
   Темнота. Мягкая и легкая, как пуховое одеяло. Она везде, я даже дышу ею, она внутри. Безучастно прохладная, равнодушно безвкусная. Никакая, но присутствие ее ты почувствуешь всегда. Как она это делает? Ничего не обещает, ничего не требует, не дает, не дарит, не берет взамен и подарков не принимает, молчит. Молчит и смиренно наблюдает, спокойно, безразлично, слегка устало, читая твои мысли, глядя в твое прошлое и настоящее. Не судит, не обвиняет. Просто смотрит, без чувств принимает тебя. Она все породила и все поглотит однажды. Весь твой мир, всю твою жизнь. Пока она просто ждет.
   И она была со мной той ночью, обняла, хотела забрать к себе. Все ждала и ждала, а потом просто растворилась, поцеловав на прощание душистыми рассветными сумерками.
   Я, покачнувшись, села на кровати и обняла руками колени. В маленькое зарешеченное окно дул ветер, небо было серого цвета, а комната и все вокруг - грязно-синего, как это обычно бывает ранним осенним утром. Да, осень уже самая поздняя, ни одного листика на высоченных деревьях за окном. Я мотнула головой, приходя в себя и думая о том, что из моей жизни кто-то вычеркнул лето. Знаешь, как это обычно бывает. Непутевый писатель пишет роман всей жизни, а при повторном прочтении понимает, что глава, где-то ближе к концу, совершенно не нужна. Это глава о моем лете. Никому никогда не хватило бы слов, чтобы описать, никто никогда не смог бы понять, поэтому эта глава оказалась такой ненужной.
   Я выбралась из-под одеяла и уселась с ногами на широкий подоконник, впиваясь, изувеченными иголками, кончиками пальцев в ледяное стекло за стальными прутьями, глядя в свое изможденное лицо, с сухими бесцветными губами и черными кругами вокруг глаз. Хорошо, что здесь еще курить не запрещают, иначе было бы совсем тяжко. Я оказалась здесь примерно месяц назад. Меня привез отец. Не поленился отвезти в другой город, сообщив, однако всем знакомым, что я уехала жить за границу, отдать меня на лечение в лучший наркологический диспансер, правда под другой фамилией. Но это все мелочи. Я понимаю, остальным ни к чему знать подробности. Они пытались отречься от меня, правда. Не получилось.
   Все произошло после промедоловой комы.
   Воображение моих родителей разыгралось настолько, что они отказали мне во временном проживании в квартире, в моей квартире, в той самой, которую я так любила. Когда я вернулась домой под вечер, вещи мои были упакованы, и дама, грозного вида, отобрала у меня ключи и любезно сообщила, чтобы я здесь больше не появлялась. Вот так я поселилась в малюсенькой квартирке у Лики. Тогда мне казалось, что это предел всех возможных мечтаний. Видеть ее каждый день, молчать, когда она сердится, говорить, когда она довольна жизнью, поить кофе каждое утро, мыть ее посуду, смотреть из окна как она переходит улицу. Как уплетает свою любимую пиццу, или шоколадный торт, притворно сокрушаясь по поводу возможного лишнего веса, как трясет головой, чтобы привести волосы в надлежащий беспорядок, как красит ногти черным лаком. Думаю, что она не подозревала, как я любовалась ею, когда она сердилась, громко ругалась, а когда я пыталась успокоить и обнять ее, она отталкивала меня. Она спрашивала, почему я так смотрю на нее, а я не отвечала, просто соглашаясь, что ее гнев вполне праведный. Меня бесило, когда она долго молчала, когда она не приходила домой ночевать без предупреждения, когда в ярости отталкивала меня, когда разговаривала со мной как с непослушным ребенком. Но все же для меня было раем чувствовать ее присутствие каждый день, каждую минуту моей жизни. Стихи она писала на крыше многоэтажки, даже если был дождь и сильный ветер, тогда домой она возвращалась насквозь промокшая, холодная, пахнущая дождем. А кофе она пила редко, предпочитая обычный чай.
   Я не видела ее уже слишком давно, все, что у меня осталось, так это память. Черты лица, запах, угловатый, но такой родной силуэт. Я пыталась смириться с мыслью, что никогда теперь не увижу ее, что необходимо забыть и постараться продолжить жизнь, точнее то, что от нее осталось. Я пыталась убедить себя в том, что мы и так причинили друг другу слишком много страданий, чтобы продолжать эту бессильную, немую пытку воспоминаниями. Что мы сделали друг с другом? Ведь мы догадывались, что так будет, но уже не могли остановить программу самоуничтожения. Нам надо было бежать друг от друга, чем дальше, тем лучше, но нас словно магнитом притягивало. А был ли другой путь? Был ли у нас выбор? Или все было уже предрешено, там, на мосту, стоило нам взглянуть друг на друга?
   В то утро, когда я видела ее в последний раз, она, сидя на подоконнике, пила чай, болтая ногами. Я злилась на нее и курила, стоя возле двери, готовая в любую минуту отступать с места военных действий. Лика пришла недавно. Вчера было очередное выступление, но я все же вернулась домой, думала, она будет переживать, если я не приду ночевать, в итоге прождала ее все утро, прекрасно зная, что она была у Кена. Кому-то повезло той ночью. Надолго ли?
   - Ты даже не будешь сегодня допытываться, где я была? - усмехаясь, спросила Лика. Для нее моя ревность всегда была лишь шуткой.
   - Мне плевать, - со злостью ответила я.
   В ту же секунду в меня полетела чашка с недопитым чаем, больно встретилась с моим лбом, упала и разбилась в дребезги. От неожиданности я уронила сигарету и мотнула головой, пытаясь понять, чем вызвана такая реакция. Лика шумно выдохнула, сквозь зубы, но продолжала сидеть на подоконнике, вся напряженная, как сжатая пружина.
   - Значит, плевать?! - прошипела она.
   - Что ты хочешь от меня? - спросила я, потирая лоб. - Ты бесишься, когда я слишком много уделяю тебе внимания, звереешь, когда наоборот, но делаешь все, чтобы задеть меня!
   - Просто мне надоело, - вздохнула Лика и наклонила голову. - Мне все надоело! Мне плохо с тобой, а без тебя еще хуже! Понимаешь?
   Я коротко кивнула.
   - А вот я не понимаю, что происходит с нами? - продолжала Лика.
   - Просто так бывает с людьми, которые не могут быть вместе. В полном значении слова "вместе". Что-то сдерживает их, может чувство врожденного мазохизма?
   Насколько часто человек любит кого-то только потому, что этот кто-то не любит его? Вот что я подразумеваю под врожденным мазохизмом. Это же какая эмоциональная подзарядка?! Я молча прошла в комнату, собрала кое-какие вещи и огляделась в последний раз, разбросанная одежда, диван, кровать, шкаф. Все просто, напоминает гостиничный номер, где человек останавливается только на некоторое время, готовый в любую минуту отправиться вместе с попутным ветром. Такова ее суть, ее смысл, ее мир. Она нигде и ни с кем не задерживается надолго, иначе ей становится скучно. А я задержалась слишком долго, мое присутствие в ее мире душит. Пора уходить, ведь не для этого я хотела быть с ней, я хотела сделать ее счастливой, только получилось наоборот. И я ушла, не прощаясь, о чем пожалела много раз. Нужно было раз и навсегда прекратить эту пытку, быстро и безболезненно, резким ударом в сердце, почти безболезненно. А я оставила за собой надежду, ведь последние слова были не сказаны.
   Я отправилась туда, куда ноги сами понесли. Открыв дверь, Кен сразу же получил от меня затрещину, но в долгу не остался и ответил тем же.
   - Урод, - пробурчала я.
   - Дура, - ответил он. - Она тебе рассказала?
   - Мне и рассказывать не надо, я знала, - я прошла в руины, оставшиеся от гостиной, и уселась в кресло, которое, жалобно скрипнув, завалилось на бок. Я быстро вскочила на ноги. Кен тихо рассмеялся.
   Через пару часов разговоров о погоде и головной боли, мне уже не хотелось убить его.
   - И что теперь? - спросила я, то ли у себя, то ли у Кена.
   - Я сам задаю себе тот же вопрос, - сказал он, подразумевая, естественно, отношения с Ликой. - Она уже забыла обо мне, это очевидно.
   Он опустил голову, и мне показалось, что он вот-вот расплачется. Мне стало так страшно, как никогда.
   - Я не знаю что теперь, - совершенно откровенно сказал Кен.
   - Я тоже, - ответила я. - Но я знаю, что с нами случилось. Так случается, когда вся твоя Вселенная умещается в одном человеке.
   - Так не должно быть, это не справедливо! - всхлипнул он.
  
  
   Один человек сказал мне однажды, что самая желанная смерть - это смерть от рук того, в ком уместилась твоя Вселенная. Да, наверное, так и есть.
  
  
   Знаешь,
   Нас поймут с тобой однажды,
   А может и не важно,
   Что будет послезавтра.
   Лишь надо верить в чудо,
   Что сбудется когда-то,
   А может - никогда.
   А я иду, шагаю,
   Где тротуары пахнут зловещими цветами.
   Еще мы полетаем.
   А завтра выйду в люди,
   И навсегда забуду тот вечер,
   По полудню с тобой мы попрощались,
   Но так и не расстались
   Сердца наши навеки.
   Быть может человеки,
   Мы странные с тобою.
  
  
   А через три месяца, превратившихся для меня в один сплошной наркотический сон, у меня случилась передоза, и я не могу сказать, что совершенно случайно. Вся моя жизнь превратилась в кошмар, и никто в этом не был виноват, кроме меня самой. Откуда мне было знать это золотое правило, что если человек, которого любишь, не отвечает тебе взаимностью полгода, то лучше от него бежать, потому что уже ничего не изменится.
   Теперь у меня уже не осталось выбора. В этот самый день, когда я, наконец, смогла окинуть беглым взглядом все произошедшее, когда смогла трезво расценить и осознать степень своего заблуждения и, ничем не прикрытой, феерии наслаждения жизнью в том самом заблуждении, уже ничего нельзя было повернуть. Мое тело, медленно, но верно начало умирать. Нет, не страх, не чувство обреченности, не обида, не удивление, наоборот - приятное чувство завершения. Никуда не надо бежать, торопиться. Смерть сама найдет меня. Не нужно придумывать сцены новой жизни, новые оправдания своего существования, новые законы, правила, с одной лишь целью - не сойти с ума. Все предельно просто. Никаких планов, обязательств, привязанностей. Спокойное принятие факта собственной бренности. Скоро все кончится.
   Курс лечения от наркотиков был уже в прошлом, тонкая грань между жизнью и смертью - тоже позади. И вроде все было как всегда: первый снег, иней на деревьях, морозный воздух обжигает горло, яркое солнце, разбавленная молоком синева зимнего неба, чернеющая пустынная трасса, и впереди долгая-долгая зима, бесконечная.
  
  
   Спасибо Манюне за дружбу и стихи.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"