Аннотация: Как ученый человек борется со злом, уходя в глубь леса...
Виновник горе-торжества
Человек науки, хоть и гуманитарной, впоследствии начал страдать в статичной городской среде, такой беспорядочной по вечерам и рутинной днем. Всего добившись до пятидесяти лет, а именно - признания в историческом московском обществе, удовлетворения в сфере своих научных интересов, любящей жены, неплохого денежного состояния - Вениамин Сергеевич после плодотворного изучения Римского сената и кельтского народа внезапно открыл для себя художественную литературу, а именно - Фенимора Купера. Произведения с прочной исторической основой не могли не захватить увлеченного историка. С каждым новым прочитанным романом этого творца он находил своим пылким умом жизнь среди леса и бескрайних равнин чем-то первозданным для человеческого рода, безгреховным и чистым.
Идея росла, заострялась в течение нескольких лет, тогда как городское восприятие Вениамина Сергеевича стало более критичным, какие то эпизоды из его жизни в Москве в те года и вовсе казались противными и недопустимыми. И вот, со временем историк все чаще, подходя к жене, Маргарите, и ласково обхватывая ее талию, говорил, то ли в шутку, то ли серьезно, ожидая реакции, что хороша жизнь на границе с природой, что мысли там легки и особенно ценны. К тому же, мол, историку следует написать еще несколько трудов, среди которых важная монография о безумном Калигуле.
Маргарита смеялась, закидывала голову на плечо мужу, улыбалась и редко отвечала про непроходимые дела в городе. Дальше настаивать на своем Вениамин Сергеевич не решался. А затем - все те же однообразные и пыльные исторические собрания, где Вениамин Сергеевич все же блистал, показывая незаурядные познания в своей области.
Но стоило лишь подождать, вытерпеть и дать повод случайности. Внезапно скончалась одна из последних тетушек историка, подарив дальнему потомку в наследство большой дом еще девятнадцатого века в неком городке Холм. Известие пришло подобно грому среди ясного неба. Маргарита не уставала делать попытки успокоить мужа ( хотя это совсем не требовалось), который в свою очередь обрадовался неожиданной возможности воплотить уже затухавшую мечту. Тогда он начал объяснять жене - удивительная возможность предоставлена им обоим, как часто он описывал жене все прелести деревенской жизни. Сказал он также не спорить с ним, но жизнь их переменится в лучшую сторону. Также - стоять он будет на своем до последнего и дорогую Маргариту заберет, даже против ее воли.
Маргарита огорченно села в кресло, стала заявлять - у них все в столице, и деньги, и связи, и работа, и друзья, и дом. Безрассудством назвала она порыв мужа за пределы Москвы. Но дальше спорить не могла - не ее роль.
Российская глубинка тридцатых годов. Европейская часть. 50 летний большой деревянный дом. Июнь.
На счастье обоих - прижились и обосновались. Разумеется, сложности были, но крепкий брачный союз побеждал все трудности и через полтора года был налажен не только дом, но и двор. Восстановили оранжерею, основали огород - этим занималась Маргарита. Нашли также свой быт, экономку, зарегистрировали почтовый адрес - еженедельно писали в Москву письма. Спустя два года Вениамин Сергеевич приступил к главному труду своей жизни, как считал он и его дорогая супруга, да и наверное, все историческое общество страны - монография о Калигуле. И как раз кстати - приобщился к их двору дворовый пес, кажется, совсем молодой, еще недавно прошедший все трудности и лишения бродячей жизни щенка. Со временем приходы его стали регулярными и он обосновался во дворе, привязанный к добродушному профессору-историку и его жене. Для него соорудили будку, организовали регулярное питание и встал вопрос о его кличке. Вениамин Сергеевич уверенно заявил - Калигула! Мол, глаза его, от греховности народа и от бродячей жизни наполнены не только грустью, но и скромным безумием. Спорить не кто не стал, однако в городке, среди соседей, сразу пустили слух об эксцентричности профессора.
Счастье окружало этот дом.
Это был жаркий июньский день, именно - 23 число. Время близилось к полудню, когда историк, оставив монографию, вышел из кабинета на крыльцо, где уже накрывали на стол к обеду. Сначала он покормил любимого Калигулу, с любовью лаская ему пальцами правое, больное ухо. Затем оглядел двор, проверяя порядок, и голубое небо, лишенное даже маленького облака. Предобеденная тишина глушила звуки природы. Было особенно жарко - палящее солнце выгрызало кожу и в воздухе чувствовалась тяжесть духоты - кажется, кто-то говорил про грозу.
Из дома блеснуло белое платье Маргариты. Как хороша! Может ли творец описать изящную, подчеркнутую красоту женщины брюнетки, когда ее натуральные темные волосы соперничают с контрастным чистым белым платьем? Не одно стихотворение Вениамина Сергеевича не достигало совершенного и точного описания его жены - ее надо было видеть, чтобы понять, созидать, любить.
А вот он постарел. Седина хватала его усы, пробежалась по волосам. Бакенбарды и вовсе были седыми. Недавно ему исполнилось пятьдесят. Но ум остался живым и творческим.
- Как ты, дорогая, относишься к недавним событиям в Германии? - Спросил историк жену за обедом.
Маргарита задумалась :
- Да кто его знает, как там его, Гитлера. Германия себя проявляет...
- Вот-вот. А то, что это происходит после Великой войны никого не заботит! Германия проиграла, но я знаю немцев! Еще проявят себя... Но лишь бы не худо.
После некоторой паузы начала Маргарита :
- Может, ну его, капитализм? Рухнул рынок в Америке, кризис в Европе. Наша политика хороша?
Вениамин Сергеевич качнул головой.
- А то, что Ленин неправильно уяснил Маркса заботит кого-нибудь? Нет, знаю я все ужасы Революции - братишка погиб. - Глаза историка затуманились.
- А Сталин?
- История покажет. Как-то он себя проявит. Но что я могу сказать? Цикличная наша история! Войны повторяются, но с новой силой, революции одна другой страшнее, страны меняются, рушатся монархии...
Экономка принесла вино.
- В удивительное время мы живем, Маргарита! Оно то все и покажет.
На это его жена улыбнулась.
Далее легко заметить как стечение обстоятельств оказалось, к сожалению, самым неудачным. В такие жаркие дни историк имел обыкновение купаться в диком пруду, но достаточно широком. Обычно за ним следовал верный Калигула, однако не в этот раз - Маргарита собралась на рынок, псу следовало сторожить дом.
Распрощавшись с женой, одетый только в трусы и тапки, неся под мышкой последние листы монографии, Вениамин Сергеевич последовал к любимому пруду. Лаем его провожал Калигула. Историк вспоминал слова жены, мол, близиться гроза, не промокни. В них ощущалась забота.
За оранжереей и задним двором следовал ограниченный деревьями с густой листвой луг с иссохшей желтой травой по пояс. С левой его стороны кривились перед спуском ивы. Историк пересек кривую рощу и последовал по спуску к лесу - те же ивы, реже сосны и дубы. Простор действительно необыкновенный. И что самое главное, почти ключевое - совершенно безлюдный. Право, совсем рядом к Холму, может, конечно, проходят охотники, на пути к дикому лесу, но их Вениамин Сергеевич никогда близко к дому не видел. Вероятно, одной из причин безлюдности являлось отсутствие дороги, густая трава, непроходимые лопухи, дикие пруды, которых и не заметишь, сколько детей утонуло...
Среди ив и тополей оброс плотно лопух, однако одна тропинка, создавшаяся историком, узкой лентой, среди зарослей, вела прямо к пруду. По ней и последовал Вениамин Сергеевич.
И внезапно из кустов справа - шипение, шевеление листов где-то у влажной земли. Историк отшатнулся влево, огляделся. Теперь шевелились стволы лопухов, качались их листы. И вновь раздраженное шипение...
Что это? - думал Вениамин Сергеевич, как вдруг нечто поднялось из лопухов, ржаво желтое, с темными злыми глазами. Узкое тело зловещей твари пугало непропорциональностью - голова большая, выпирают глаза, хвост метался в лопухах.
Змея?! - крикнул отчаянно историк и вновь огляделся. Все произошло быстро - справа, где путь к дому, псу любимому, жене - вырос высокий человек в шляпе и с красными глазами. Тоскливое лицо опрокинуло всю выдержку историка. Тот закричал во всю силу, змея, совершенно неестественная, метнулась куда-то в строну. Историк принялся бежать...