Мохорт Генрих Генрихович. Полный реализм

Когда мы были молодыми или сорок пять лет назад.

1. Вуз окончен. Перед окончательным расчётом наш институт (ЛЛТИ) дал всем желающим выпускникам почти бесплатные путёвки на Чёрное море, в Рыбаковку, в наш строящийся спортивно-оздоровительный лагерь. Наши мудрые и добрые наставники, возможно, чувствовали лёгкие угрызения совести из-за того, что направляли нас из города Львова, в котором мы прожили, возможно, лучшие 5 лет нашей молодости, в тайгу, в лес, где нам предстояло отработать по направлению минимум три года. "Пусть позагорают, покупаются в море, поправят здоровье перед нелёгкими испытаниями!". В те далёкие времена (1963 год!) наш спортивно-оздоровительный лагерь в Рыбаковке (находится рядом с островом лейтенанта Шмидта), представлял собой палаточный городок при "капитальной" столовой. Степь и море, помост со штангой и гирями, танцплощадка, стол для настольного тенниса - вот и всё. Море было преимущественно холодным, т.к. ветер с берега уносил тёплую воду куда-то далеко. Живых змей я там не видел, но рядом с тропинкой, ведущей к морю, валялось тело большой чёрной гадюки. Недалеко от лагеря было село, в селе жили люди, у людей был виноград, из которого они делали неплохое каберне и продавали его нам по рублю за литр. Ближе к ночи, когда спадала жара, делегаты от палаток с чайниками шли в село и покупали там вино. С водой было труднее. В воздухе было очень жарко, от солнца спрятаться было негде: практически никакой зелени, никаких деревьев. В палатке днём было невыносимо жарко. Наибольшее удовольствие мы получали от стакана компота, которым завершались наши завтрак, обед и ужин. Вино выпивали уже после ужина, перед танцами, которые происходили рядом с атлетическим помостом. Кроме студентов, в нашем лагере были преподаватели и члены их семей, а также какие-то молодые девушки "по обмену" с другими институтами. Ведь наши студенты, в силу наших специальностей, преимущественно были юноши. Руководил лагерем в то лето преподаватель кафедры истории КПСС Григорьев. К обслуживанию и работе на кухне привлекались по очереди все отдыхающие, но не более одного раза. Это была ответственная работа. Всем должно было всего хватить, всё надо было приготовить, сберечь, подать, убрать, помыть и т д. Когда одна бригада проштрафилась, её руководителя, молодого и симпатичного студента, на утренней линейке торжественно выгнали из лагеря. Они, работники кухни, не имели права кушать, пока не покушают все! Эти же воспользовались небольшим перерывом и поужинали, а когда пришли опоздавшие, кому-то не хватило компота. Остаться без компота было очень обидно! Узнал наш руководитель об этом и утром нашёл и наказал "виновного". Нам всем очень быстро надоело холодное море и палящее солнце, нас на рыбацких лодках возили на остров (историческое название - Березань), там когда-то располагалась батарея береговой артиллерии. Островок был небольшой и мы его быстро весь облазили. Запомнились головоломные спуски с очень крутых обрывов к берегу моря. Мы искали любые поводы, чтобы разнообразить свой отдых. Когда ветер изменил направление и море стало тёплым, группа наших выпускников предприняла поход по дну мелкого в этом месте моря до острова, но идти по горло в воде трудно, а когда почувствовалось течение, которое могло нас снести в море, мы решили вернуться. Купались, плавали, играли на берегу, перебрасывая волейбольный мяч и, естественно, загорали. Такой отдых меня изматывал, самочувствие было нормальное, но настроение было не очень праздничное. Познакомился с одной девушкой на танцах, но ей не понравилась моя черная шелковая рубашка и её закатанные рукава. Потом познакомился с весёлой и энергичной девушкой Светой - дочерью (какого-то) генерала. Она во время купания любила меня топить, брызгалась, резвилась. Было весело. Когда пришла моя очередь работать на кухне, "команда" избрала меня командиром и я очень переживал, чтобы всё сделать, как положено. В конце концов, всё обошлось благополучно. Все старались, никто не подвёл! Поужинав после всех, мы с облегчением и чувством хорошо выполненного долга вернулись к обычным занятиям. Как-то наши ребята познакомились с каким-то водителем ЗИЛа - самосвала и взяли меня с собой покататься. Нас в кабине было 4 человека и водитель катал нас по степи, рассказывая попутно свою историю. После окончания войны он остался в армии в звании старшего лейтенанта. Пехоту со временем переделали в мотопехоту, на вооружении появились бронетранспортеры со станковыми пулемётами новой конструкции. Изучая новую технику, они с другом, таким же старлеем, решили проверить, действительно ли броня бронетранспортёра защищает экипаж от пуль такого типа с расстояния 400 и более метров. Они аккуратно установили бронетранспортёры на 400 метров друг от друга. Рисковать жизнью не стали, машина-мишень была без экипажа. Короткая прицельная очередь из пулемёта и ... Пули прошили оба борта навылет! И если входная дырочка была сравнительно аккуратной, то второй борт был с большими дырками, а дырки имели рваные края. Командиры сразу поняли, что скрыть их эксперимент не удастся. После разбирательства их лишили наград, разжаловали в рядовые и уволили из армии. Хорошо, хоть не посадили. Так офицер стал водителем самосвала.

Вечером, после стакана вина, ребята поднимали штангу, гири, потом танцевали, потом гуляли со своими подругами или шли в палатку спать. Мы со Светой тоже гуляли у берега моря. Нас предупреждали, что ночью прибрежную полосу проверяют пограничники, но дочь генерала было нелегко напугать. Ночь была тёмная, но глаза постепенно начали различать какие-то детали - море, берег, кусты. Мы шли и разговаривали. Вдруг прозвучал какой-то слабый выстрел. Стрелял из автомата какой-то человек в плащ-накидке. Мы вспомнили про пограничников и развернулись обратно. Тут на выстрел прибежал ещё один военный, перекинулся парой слов с тем, кто стрелял, потом догнал нас, отдал нам честь и очень вежливо извинился, что у них тут свои игры и он сожалеет...Нам же всё это было интересно. Проводив Свету к её палатке, я пошел через весь лагерь к своей. По пути был стол для настольного тенниса, на котором я каждый день тщетно пытался сделать силовой подъём в стойку на руках. Этой ночью мне удалось это сделать - я наконец сделал стойку на теннисном столе!

У Майи Берёзы - девушки из нашей группы - был большой надувной шар голубого цвета. Море было теплым и многие отдыхающие купались. Шар был у парня, который, вероятно, был инвалидом, т.к. плохо передвигался. Ветер вырвал у него шар и понёс его в море. Майя крикнула мне, что шар уплывает, я попытался его догнать вплавь, но вскоре понял, что это мне не под силу. Расстояние между мной и шаром всё увеличивалось. Бросился догонять шар какой-то хороший пловец, но и у него ничего не получилось. Майя забеспокоилась, что из-за этого шара человек может утонуть и стала ему кричать, чтобы оставил шар. Я тем времени попытался догнать шар по берегу, так как ветром его относило к мысу, с правой стороны врезавшемуся в море, но скоро понял, что и это не поможет. Шар был уже очень далеко, он превратился в голубую точку и вскоре вообще исчез из виду. Надеюсь, он доплыл до Турции. От холодной воды у меня заболела спина, я не мог при игре в волейбол брать нижние мячи. Опытные товарищи сказали, что это радикулит. Большой компанией мы пошли на лиман, где была очень мелкая, солёная и тёплая вода, а со дна было легко достать целебную грязь. Мы вымазались этой грязью и ходили страшные, как черти. Потом смыли засохшую грязь тёплой водой лимана и мой радикулит как рукой сняло. На долгие годы я забыл, что это такое. Но пора было ехать на работу! Я уже опаздывал. Не добыв нескольких дней до конца путевки, я уехал домой. 2. Место моей будущей работы я выбрал сам. В списке по распределению я был между Васей В. и Ромой Г. Было для меня два приемлемых места - Архангельская область и Краснодарский край. Во втором случае предлагалось работать мастером леса на северном Кавказе. Я же выбрал должность инженера производственного отдела в Кривозерском леспромхозе Плесецкого района Архангельской области, чем очень обрадовал Рому, который мечтал не о Севере, как я, а о Краснодарском крае.

Мама помогла мне собрать тяжеленный чемодан. Поезд благополучно доставил меня на станцию Шелекса. Расспросив людей, я узнал, что автобусом можно добраться на 10-й километр, местные говорили просто - Десятый, дольше был посёлок Савинский, а еще дальше - примерно в 3 км по грязной, разбитой лесовозами грунтовой дороге - посёлок Кривозерка, где и находились контора, гараж, нижний склад, баня, магазин и деревянные домики Кривозерского леспромхоза. Эти три километра я шёл в компании уже немолодого мужчины, который искал работу в этом же леспромхозе. Он, видя, как мне тяжело нести чемодан, предложил вырезать палку. Мы так и сделали, просунули палку под ручку чемодана и понесли его вдвоём. По дороге "обменялись" своими короткими биографиями: мой попутчик имел фамилию Петух, во время войны воевал, был ранен, после операции у него начала отниматься нога, где были повреждены нервы. Врачи ему посоветовали заниматься физическим трудом, чтобы постоянно эту ногу нагружать. Отбойный молоток или бензопила - вот какие инструменты ему были нужны для поддержания своей физической формы. А по образованию он был учителем. Регулярно выписывал и читал газеты и журналы, но об этом я, конечно, узнал уже позже. Забегая вперёд скажу, что он был бригадиром в одной из моих бригад, пока не поругался с начальником участка и его откомандировали из леспромхоза в колхоз. Защитить его мне не удалось, т.к. Галя Виноградова - наш профсоюзный лидер, была заодно с начальством. В деревянной "стандартной" конторе леспромхоза мы разошлись: он зашёл в отдел кадров, а я в приёмную, где сидела молоденькая красивая секретарша. Она сказала, что меня уже давно ждут, предложила зайти к главному инженеру, так как директор был в отпуске. В кабинете главного инженера сидел крупный мужчина - Бурдак Иван Григорьевич, в леспромхозе, как я позже узнал, его за манеру разговаривать называли "махайрука". Он начал разговор с того, что поставил мне на вид моё опоздание на работу. Потом сказал, что я поеду работать техноруком на лесоучасток Лёвушка, где начальник участка Борей Я.Е., что зарплата у меня будет 168 рублей. "А стипендия какая у вас была?"- спросил он. "35 рублей" - ответил я. "Жить будете в домике начальника участка вместе с Бореем. А сейчас Тушинская проведет Вас на квартиру Борея, где Вы поживете до его возвращения из отпуска", - сказал Бурдак. Я попрощался, взял свой чемодан, а прекрасная секретарша Тушинская повела меня напрямую, через какие-то огороды в дом Нечаевых, где мой новый начальник с инженером по технике безопасности Суржиком снимали комнатку в большом, северной конструкции деревянном доме. В нескольких словах Тушинская объяснила хозяйке, кто я и зачем к ним пожаловал. Ещё раньше там посели парня - выпускника лесопромышленного техникума, которого оставили работать на нижнем складе. Суржик тоже пока был в отпуске. Так сразу рухнули мои планы насчет работы инженером производственного отдела, ради которой я и поехал в эту "Тмутаракань". Но я ничего никому не сказал по этому поводу, хотя чувствовал себя обманутым. Надо было посмотреть своими глазами, что и как. Надо объяснить, что государство в этот период не очень полагалось на нашу сознательность, документы - диплом об окончании ВУЗа с приложением о нашей успеваемости, выслали нам по месту работы лишь через год! Мой новый знакомый показал мне поселок, он был очень наблюдательным парнем и рассказал мне много интересного. Его очень скоро взяли а армию и мы больше не виделись. Утром следующего дня я пришёл в гараж, откуда с водителем лесовоза Грибовым отправился на Лёвушку. Чтобы доставить меня на лесоучасток, ему пришлось сделать крюк в три километра. Дорога до Лёвушки состояла из двух участков: сначала километров 10 шла песчаная грунтовая дорога, не очень ровная, "украшенная" большими лужами, потом начиналась лежнёвка - деревянная колейная дорога с петлями разъездов, кое-где уже присыпанная песком. Типичная лежнёвка - мост. [В.Тертышник]

До этого я никогда лежневок не видел и мне было очень интересно, как быстро и уверенно водитель управлял машиной, в некоторых местах проезжая буквально по одному брёвнышку, если два других были сломаны. Таких мест, где дорога была частично разрушена, было довольно много. Через болотистые участки и ручьи дорога проходила по невысоким мостам. Вокруг дороги была вырубка, торчали пеньки, лишь кое-где были оставлены островки молодого леса. Там, где кончалась грунтовая дорога, был Городок - так называли бывший военный посёлок, в котором когда-то обитали военные, там был магазин, в котором продавались продукты и спиртные напитки. Этот посёлок стоял среди соснового леса. Наконец за поворотом лежнёвки появилась деревянная, выполненная в виде буквы П "арка" с надписью в верхней части "Добро пожаловать!". Мы въехали в Лёвушку, которую некоторые наши "юмористы" называли "Ловушка". Название посёлок получил от узенькой, сильно петляющей речки с водой цвета хорошо заваренного черного чая. Она снабжала посёлок водой. Вода слегка отдавала запахом болотной тины, но к этому все быстро привыкали и переставали замечать. Посёлок имел около десятка домов, рубленных, барачного типа, и сборных - четырех квартирных. Был клуб, баня, пекарня, просторная столовая, мастерские и отдельно - дом начальника участка из трёх комнат, кухни и туалета(!). Грибов остановил свой "Уралец" на деревянной площадке перед столовой - отсюда утром увозили рабочих в лес, сюда же их возвращали вечером. Я познакомился с мастерами Захаровым и Хомечко, с завхозом Науменко, с механиком Нагорным, с бухгалтерами Надей Ерещенко и Олей Остренко, с десятницей Машей Куць. Почти все были молодые, приветливые, улыбались, дома тоже были ещё "молодые", не чёрные, моё первое впечатление было очень благоприятное! Обходя окрестности посёлка, я отодрал от ствола берёзы кусок бересты и написал на ней маме первое письмо с Севера. Почта шла в один конец ровно неделю. Телефонная связь была не очень надёжной и только с коммутатором конторы леспромхоза. Читатель уже заметил, наверное, обилие украинских фамилий. Это не случайно. Наш леспромхоз подчинялся Киеву, это было очень интересное предприятие, можно сказать, чей-то гениальный проект. Формально считалось, что предприятие работало силами командированных к нам колхозников из различных районов Украины. На самом деле рабочие леспромхоза были в основном из западных районов Украины. Они приезжали на работу готовыми бригадами по 7-10 человек и работали по полгода. Бригады имели своего тракториста, вальщика леса, сучкорубов, чокеровщиков, бригадиров. Бригада заключала договор со специальными агентами колхозов, в котором все члены бригады именовались командированными от этого колхоза для заготовки древесины с определёнными условиями дополнительной оплаты. За каждую выполненную "норму" рабочему доплачивали 3, 4, а то и больше рублей. Считалось нормой, если за полугодие человек дополнительно зарабатывал 200 норм. Если потратить эти деньги, то всё же оставалась вся сэкономленная зарплата от леспромхоза. Эта зарплата в среднем была меньше, чем в обычном, соседнем с нами Савинском леспромхозе, который возил лес по той же, что и мы, магистральной дороге. Но в сумме наши труженики могли заработать больше, чем соседи. В нашем леспромхозе были распространены взятки, подношения начальству, махинации с определением таксационных "таблиц" делянок - документа, на базе которого определялись нормы выработки бригады, проценты перевыполнения плана и фактический заработок лесорубов. Случались приписки и другие "грехи". Думаю, основная часть этого проекта - реализация полученной от нас древесины, тоже не была чистой, но это уже происходило вне поля моего зрения и моё предположение не более, чем гипотеза, которая основывается на том, что наша власть не очень была склонна что-то делать для простых людей, но себя не забывала. Что касается бытовых условий, условий труда, охраны труда и т.д., то у нас всё было заметно хуже, чем у соседей. Рабочих у них возили автобусами, у нас - переоборудованными грузовиками. У них в лесу были котлопункты, у нас их не было. У них зимой в каждой бригаде были обогревательные будки, у нас была одна будка на весь лесоучасток. У них выдерживался семичасовый рабочий день, у нас работали без ограничений, "по договорённости" бригады с шофёром. Летом, когда были "белые ночи", наши труженики работали, сколько могли, некоторые - круглосуточно. Это было вызвано тем, что заготовленный лес не успевали вывозить в дневное время, а водители лесовозов тоже хотели побольше заработать и ездили почти круглосуточно, вот и оставались несколько человек из бригады, чтобы погрузить вручную с высоких эстакад заготовленный лес. Среди водителей было много таких "фанатов" лесовывозки, которые, как шофёр Лукеча, что получил в начале командировки новенький голубой ЗИЛ, ездили на своих автомобилях так, что через полгода, когда кончалась их командировка, оставляли совершенно добитую машину, которую никто не хотел брать. Это была работа на износ и людей, и машин. Рвачество, кажется так это называется? Водители никогда не высыпались дома, спали в кабине, пока грузят их машину. Нагрузили - разбудили - поехал! Лесорубы тоже работали на износ. Летом их заедали комары, мошкара, зимой - морозы, снег до подмышек. Как говорили они сами - тот же фронт. Я тогда понял, что наших людей, если идёт хороший заработок, не надо заставлять работать, скорее - наоборот. Никакие проблемы с трудовой дисциплиной, как правило, не возникали. Уже гораздо позже, когда к нам приехали вербованные из России - из Беломорской сплавконторы и других мест, мы столкнулись с запоями в некоторых бригадах, которые не могли приступить к работе, пока у них оставались деньги на спиртное или просто пиво в бочке. Квалификация большинства наших лесорубов была достаточно высокая, я их мало чему мог научить. Среди них попадались совсем юные ребята. Однажды один бригадир предложил мне сдвинуть на эстакаде толстое бревно. Я взялся за него обеими руками и попытался подвинуть, но ничего у меня не вышло. Тогда бригадир позвал паренька, которому едва исполнилось 18 лет, и он это бревно подвинул. Силы у него было не больше, чем у меня, но были и сноровка, и тренировка. Наши кадры (Лёвушка) [Неизвестен]

На нашем лесоучастке был "сухой закон": алкоголь в нашем магазине не продавали. Но по дороге в Кривозерку можно было купить вино, водку или питьевой (95⁰) спирт в Городке. Ещё до моего приезда, в какой-то религиозный праздник (после Нового Года) была грандиозная драка между украинскими бригадами и большой бригадой румын. Началось все, как это обычно бывает, с мелочи. По случаю праздника многие лесорубы были слегка под хмелем. Два товарища гуляли вдоль нашей единственной улицы от моста до столовой. Там стояла кузовная машина, на которой приехал водитель, чтобы проведать земляка и отметить с ним праздник. Один из товарищей, который недавно получил водительское удостоверение, открыл кабину грузовика и что-то там объяснял другу. Кто-то из бригады румын заметил ребят, которые залезли в кабину. Сразу несколько человек побежали к машине и, не долго думая, надавали "автомобилистам", кому-то из них разбили нос. Обиженные и побитые, они прибежали в свою бригаду с криком "Наших бьют!". Вооружившись чем попало, подняв ещё несколько бригад, мстители направились к бараку, в котором жили румыны. Те закрылись. Толпа нападавших, вооружившись чурками дров из ближайшей поленницы, быстро вышибла окна общежития и пошла на абордаж. Никого, слава богу, не убили, но раненных было несколько человек, один получил рубленую топором рану. Было милицейское расследование, арестовали самого грамотного участника драки, это был молодой бригадир Коваль, который имел оконченное среднее образование. Но и его скоро выпустили, он вернулся на участок героем, обогатив свой язык оборотами из тюремной "фени". Позже, уже при мне, один из молодых бригадиров Костя Зозук, как говорят, по пьянке, ударил более слабого физически и старшего по возрасту бригадира румын Шимона. Тот долго носил огромные синяки около переносицы и глаз. Т.к. расследования не было, видимо, конфликт этот они уладили своими силами. Сразу можно сказать, что жизнь в таком маленьком посёлке, где всё у всех на виду, полна всякими интересными событиями. Рассказывать о них можно долго. Но вернусь к началу моего пребывания на Лёвушке. Завхоз Науменко - мужчина средних лет, женатый, благоразумный украинец, предложил мне купить у него для начала фуфайку и резиновые сапоги. В такой одежде работали все лесорубы, трактористы, ходили мастера, механики. Строители дороги в 33 кв. [Неизвестен]

Хозяйка, у которой квартировали Борей с Суржиком, Нечаева, после их возвращения из отпуска, отвела меня на квартиру к своей родственнице, Александре. Её дом был метрах в 20, т.е. рядом. Там я "базировался" около двух лет. У Александры было двое сыновей, один был на год старше меня, второй, от другого отца, едва пошёл в школу. Его отец отбывал наказание в колонии. Его посадили за недостачу, любил выпить, как многие северяне, и поэтому плохо контролировал свои дела. Александра не отличалась красотой, кроме этого, прихрамывала, т.к. в молодости косой перерезала себе ахиллесово сухожилие. Когда она поехала к мужу в колонию, чтобы навестить его, он, по её словам, застеснялся и отказался с ней встречаться. У неё была корова, иногда она угощала меня молоком. Ничего, кроме молока и хлеба, я у нее не ел. Готовить она, по моим понятиям, совершенно не умела, в чём я быстро убедился. Рыба в её рыбниках запекалась вместе с чешуей, а рябчиков, которых я принёс с охоты, она сварила, не ощипав перьев... Иногда она привлекала меня к работе. Единственный раз в жизни я у нее ходил за плугом, когда мы пахали огород. Однажды грузили на чердак сено для коровы, нам помогала её племянница Дуся, которая служила в Северодвинске, во флоте и носила чёрную, как у эсесовцев, форму. Она приезжала к матери, в отпуск. У неё была красивая "точёная" фигурка, она была умной девушкой. По словам моей хозяйки, в послевоенный период она спасла их с матерью от голодной смерти, т.к. была бригадиром огородной бригадой и имела возможность помогать родственникам. Много людей в тот период умерли с голоду. За "угол" и за стирку я платил хозяйке рублей 15 в месяц. Однажды она попросила меня помочь ей купить радиолу. После этого приобретения мы получили возможность слушать радио и пластинки. Я любил и часто слушал Анну Герман - "Танцующие эвридики". Потом к Александре приезжала в гости молодая девушка Надя из деревни, она любила слушать пластинки и не очень музыкально подпевать им. Пока я работал на Лёвушке, бывал в Савинске не часто - иногда в выходные дни, на Новый год. Майские праздники проводил на Лёвушке, с Николаем Хомечко ходили по лесу, который освобождался от снега. Была распутица, добраться в поселок Савинский было трудно. Олин день рождения [Неизвестен]

Вернулся из отпуска мой начальник. Это был невысокий лысеющий блондин, которого в поздравительной открытке кто-то из старых друзей называл "Златокудрым поэтом Славиком". Он был выпускником Киевского сельхозинститута. Работал в леспромхозе уже третий год. Ему достался участок Лёвушка после какого-то, проштрафившегося в прошлом, партийного руководителя. Тот прославился своей жадностью и умением выжимать из людей взятки. Например, какой-то молодой парень скучает за своей женой, просит у начальника квартиру. Тот похлопывает его по плечу, улыбается и приговаривает: "Думай, Петя, думай!". Петю надоумили товарищи и после того, как он дал начальнику энную сумму денег, тот ему говорит, что можно вызывать жену. Жена приехала. Начальник ведёт Петю с женой в однокомнатную квартиру Гриши и предлагает им жить вместе. На робкие протесты Гриши начальник ему говорит: "Тебе нравится спать с женой? Нравится! А они что? Не люди? Они тоже хотят спать вместе! В тесноте - не в обиде!" Вопрос улажен. Надо было платить начальнику и за новый трактор, за новую бензопилу и уж, конечно, за хорошую делянку леса. Этот ловкий проходимец меньше чем за год купил себе новенький "Москвич-407". Колея колёс этой машины не позволяла ей ездить по лежневкам, так что ездил он только зимой, по зимним снежно-ледяным дорогам. Однажды, двигаясь задним ходом, он зацепил открытой дверкой глубокий снег и повредил её. Бригадир Боян рассказывал мне, как он любовно, руками ровнял повреждения, пока всё не исправил. К моему приезду от этого начальника остались на участке предания и возле дома пустой гараж, в котором хранились дрова. Лёня и Валя [Генрих]

Борей предложил мне кровать в большой комнате, рядом с телефоном, а сам ушел в маленькую, где была печка и стояла радиола. Дом начальника был светлым и тёплым, его убирала и топила уборщица Аннушка, жена Николая Компанийца, водителя, который при мне возил людей и выполнял различные служебные и хозяйственные поездки. Кроме него, было постоянно ещё три таких водителя - Гриша Рыбалко, Миша Ивасик по прозвищу "дыхало", которое пристало к нему за его манеру матерно ругаться: "в дыхало мать!", Соколов и ещё какие-то водители, которые почему-то долго у нас не задерживались. На участке были мастерские по бензопилам и по тракторам. Первой заведовал тихий, лысый мужчина Липаков. Тракторная мастерская была сравнительно большая и располагалась у опушки леса. Ею заведовал механик Анатолий Нагорный, там было несколько слесарей, помню Филечкина и токаря по металлу Владимира Босого. На крутом берегу речки Лёвушки стояла наша дизельная электростанция, которой заведовал ещё один механик. К ней вёл узенький подвесной пешеходный мостик. Электростанция запускалась в 4 часа утра и выключалась после 23 часов. Она была весьма маломощной и токарь Босый включал свой станок во время демонстрации в клубе кинофильма, когда там собиралось почти все население участка и потребление электричества было минимальным, тогда мощности хватало для работы его станка. Об этом мы узнавали по колебаниям напряжения, каторые сопровождались дефектами звукового сопровождения кино. Раннее включение электростанции требовалось для работы пекарни и столовой. На работу вставали очень рано: летом в 5 утра, зимой в шесть. Для меня было самой большой мукой так рано вставать. Кроме этого, были ещё сезонные неудобства. Весной и летом заедали комары, гнус и прочие насекомые, которых в лесу было очень много! Бедных наших рабочих, кроме этого, в бараках заедали клопы. Когда я возвращался ночью домой с ночной погрузки, электростанция уже не работала, в тёмных окнах бараков то и дело вспыхивали огоньки - это спичками "жгли" клопов самые чувствительные к ним лесорубы. Зимой бывали сильные морозы, на моей памяти до минус 42 градусов по Цельсию. Они дезорганизовывали всю нашу жизнь. Мало того, что при таком морозе очень холодно в любой одежде, так и техника перестаёт работать, а от усердия истопников то и дело возникают пожары. У костра [Кострец (младший)]

Молодой мастер леса Коля Хомечко приехал с бригадой на Лёвушку, как обычный лесоруб, но когда ему предложили работу мастера, узнав в отделе кадров о его лесотехническом образовании, он согласился. Мы с ним пешком ходили по лежнёвкам и он мне рассказывал то, что уже успел узнать об участке и его людях. Однажды Борей сказал мне, что к нам приедет на пару дней директор Виноградов Василий Захарович. Поэтому мне надо будет переночевать в комнате, где жили Босый и Хомечко. Я не подозревал, что в этой комнате полно клопов, что свет там ночью не тушат. В ту единственную ночь, которую я провёл в гостях, уснуть мне не удалось. По счастью, директор у нас долго не задержался. На ужин к начальнику были приглашены механик Нагорный, девушки Надя и Маша, женщина - завмаг с Удриги... Как впоследствии рассказывали девушки, ужин начался со спора, у кого, у директора или у механика, больше половой член. Они вышли на кухню и там определили, кто победитель. Потом, правда, умолчали о результате. После ужина директор уехал в гости к завмагу на Удригу и там пропадал всю неделю. На Удриге не было телефона и напрасно жена директора звонила нам, пытаясь выяснить, где её муж и чем занимается. Директор наш был человеком не слишком образованным. Из "дипломов" у него были водительские права, в сильном подпитии его всегда тянуло к управлению автомобилем, что кончалось тем, что он сваливался с лежневки. Больше всего он любил "воспитывать" водителей в гараже ранним утром, выгоняя их на работу. За это они прозвали его "Зверь Захарович". В военные времена он руководил лагерем заключённых, которые тоже занимались заготовкой леса. Мастер Захаров после моего приезда заторопился в отпуск, меня приказом обязали "временно" принять его бригады. Тот же бригадир Боян предупредил меня, что на Захарове "висит" много невывезенного леса, этот лес брошен на бывших зимниках, в основном, вывезти его оттуда практически невозможно, ибо экономически невыгодно торить дороги к этим небольшим объёмам древесины, разбросанной на необъятных просторах старых вырубок. Да и в том, что этот лес там есть в указанных в документах количествах, он очень сомневался, т.к. Захаров занимался приписками. Я же, настроенный очень благодушно, не внял его предупреждениям. В силу природной лени, я также не очень аккуратно записывал, где этот лес находился и в каких количествах. Но большинство мест, где Захаров показывал мне брошенную древесину, я запомнил на местности. Надя Ерещенко, наша молодая бухгалтерша, сразу урезала мне зарплату до размеров зарплаты мастера. Правда, эту её ошибку быстро исправили. Я обходил свои новые бригады, знакомился с людьми. Буквально в первую же встречу один из молодых бригадиров Л. стал совать мне взятку. На вопрос, зачем он мне даёт деньги, парень сказал, что для знакомства. Я ему рассказал, что это преступление, за которое можно получить немалый срок. Он был немного смущён моим нетипичным поведением. А я понял вскоре, что его поведение было типичным для нашего леспромхоза. Мне много раз совали деньги различные бригадиры, пока не поняли, что я взяток не беру. Потом, когда начальнику понадобились деньги на приём лесничих, комиссии по приёму делянок, я уже хотел бы их получить, но сработало моё честное имя: приписку бригада "проглотила", как должное, и я ничего от них не дождался. Но об этом позже. Иногда меня загружали работой технорука: я рисовал технологические карты делянок и возил их главному инженеру на утверждение. Потом директор заказал мне план нашего лесоучастка. Но всё это было несерьёзно. Никому эта работа не была нужна. Главная моя работа заключалась в том, чтобы показать бригаде их делянку, а потом, в конце месяца, закрыть наряды. Между этими делами я периодически навещал своих лесорубов, знакомился с новыми делянками, которые "отводила" инженер лесфонда Галя Виноградова, она же нам составляла и рисовала на кальке планы делянок. Весной, когда растает снег и проснутся комары, к нам являлись представители лесничества и (почему-то?) банка, из Архангельска. Я их водил по лесу и по вырубкам, где они замеряли высоту пеньков и составляли акты нарушений, за которые леспромхоз платил штрафы. Приходилось их кормить, поить и развлекать. Был такой лесничий Каргин, который после изрядной выпивки требовал гармошку. Начальник в общежитии находил и приносил гармошку и тогда лесничий отводил душу, напевая и наигрывая какие-то мелодии. После работы мы устраивали пикник на Белом озере со стрельбой по бутылкам, с рыбалкой и ухой. В конце месяца мы с мастерами ездили на нижний склад на сверку. Там подсчитывали объёмы вывезенной древесины отдельными бригадами, мастерскими участками и в целом по лесоучастку. Акты сверки подписывали мастера и начальник нижнего склада Прыгунов В.К. Его предшественник на этой должности был мужчина пьющий. Однажды нагрянула проверка и у него обнаружилась большая недостача. Был суд и он получил небольшой срок. Когда назначили на должность Прыгунова, он сразу сказал, что недостачи больше не допустит. Его десятницы измеряли объёмы получаемого и отправляемого по железной дороге леса, а во время сверки цифры прихода и расхода сравнивались. Частенько бывало, что отправляли вроде бы больше, чем получали. Чтобы поправить отчётность, мы в актах сверки писали вывозку в несколько больших объёмах, чем получалось по квитанциям, выписываемым на каждый рейс лесовозного автомобиля. В результате вывозкой "проводились" объёмы, превышающие объёмы заготовки. Благодаря этой разнице списывались те тысячи кубометров, которые я принял на ответственное хранение у мастера Захарова. Когда меня перевели на работу в центральную усадьбу, то эта цифра уже была красной, т.е. я "вывез" немножко больше, чем за мной числилось. Пришлось принять по акту немного леса у мастера с другого участка - Удриги. Не сложись всё таким образом, я не представляю, как бы я отчитывался. Ведь реально удалось вывезти совсем немного оставленного в зимних делянках леса. Как-то наш директор в беседе со мной заметил, что не видит у меня инициативы к работе. Это было после вручения мне диплома, полученного из института, т.е. после года работы. Я ответил, что всего лишь отрабатываю свой трёхлетний срок, хотя это замечание было обидным. Мои бригады всегда были в передовиках. За первые несколько месяцев меня даже премировали, что составило примерно половину отпускных денег (около 300 рублей). А за 1964 год мой участок был единственным по леспромхозу, который выполнил годовой план. За это меня премировали 25 рублями, из которых главбух оставила мне 15 р., т.к. финансовое положение леспромхоза было бедственным. Наши рабочие за месяц зарабатывали столько, сколько я за полгода. Фуфайки, сапоги, валенки нам, мастерам, приходилось покупать за свои деньги, тогда как рабочим всё это полагалось как спецодежда. Понятно, что всё это не способствовало нашей бодрости. Из развлечений реально можно было заниматься охотой или пить водку. Водку мой организм не принимал. Так что оставалась (безальтернативно!) охота. Наш токарь Босый Владимир имел мотоцикл ИЖ-56, пару ружей. Как то мы с ним зашли в сельпо, там продавалось одноствольное ружьё ИЖ-17, я его сразу купил, стоило оно 21 рубль. Босый подарил мне патронташ, латунные гильзы и немного всего того, что необходимо для снаряжения патронов. Потом мы с ним поехали в известные ему леса по грунтовой дороге, там мне повезло настрелять рябчиков. На обратной дороге мы свалились с мостика без перил, мотоцикл перевернулся, но не заглох. Отделались лёгким испугом. Потом к нам на участок приехал участковый милиционер Доронин, который спросил меня, когда я собираюсь вступить в общество охотников. Я был удивлён его осведомлённостью и спросил, где находится это общество. Он мне всё подробно обяснил и я вскоре получил зелёное охотничье удостоверение. Охота была сомнительным развлечением в том смысле, что, как и работа, требовала хождения по лесу, а ту дичь, что иногда удавалось подстрелить, я редко готовил и кушал сам, чаще кому-нибудь отдавал свои трофеи. 4.В те далёкие годы зима в Плесецком районе Архангельской области начиналась после Октябрьских праздников. Были стабильные морозы и почти каждый день сыпал снег. К весне в лесу глубина снега была больше метра. Движение по скользким лежнёвкам становилось практически невозможным. Обычно рядом с лежнёвкой проходил зимник. Так называли снежно-ледяную дорогу, которую сначала готовили бульдозеры - валили лес, расчищали полосу шириной метров 12 - 15. Потом, когда начинались морозы, пускали по ней гусеничные трактора, которые ломали тонкий лед, "проминали" грязь. Когда вся полоса дороги хорошо промёрзнет, пускали трактор с "угольником" на буксире. Это была раскладная деревянная конструкция в виде огромной буквы "А", подбитая снизу железнодорожными рельсами. Она, как струг и утюг одновременно, утюжила и ровняла будущую дорогу, превращая её в зимник. Почти каждое зимнее утро начиналось с протягивания по дороге этого угольника, дорога получалась широкая и ровная, а в морозные дни даже не очень скользкая. По этой дороге после осенней распутицы начиналась вывозка леса, накопленного в период распутицы и даже ещё раньше на зимних делянках. Это обычно были делянки в сильно заболоченной местности, с ручьями и озёрами. Иногда это были островки соснового леса среди бескрайних болот. Добраться к ним на транспорте иногда было очень трудно. Чтобы сделать к такому острову дорогу, пришлось бы утопить в болоте весь тот лес, который вырос на острове. Т.е. явно овчинка не стоила выделки. Летом по этим болотам можно было ходить, болото прогибалось под ногами, но не проваливалось. Было немножко страшно, но потом привыкаешь и уже не думаешь, что будет, если вдруг... Были маленькие ручьи, шириной метра 2 -3, которые текли в заболоченной пойме. У берегов этого болота его покров был такой прочный, что держал человека, но по мере приближения к ручью коричневатый цвет болотной растительности сменялся ярко зелёным, эта зелень уже была непрочной, чтобы перейти ручей, приходилось выламывать несколько тонких сушин и укладывать их поперёк ручья. Сотни километров таких болот пришлось пройти летом и зимой, на лыжах или без лыж, часто в компании Гали Виноградовой, нашего инженера лесфонда. Когда бригада знакомилась с новой делянкой, я водил всех желающих во главе с бригадиром по "тёмным" визирам - затёсам на деревьях, которые едва удавалось разглядеть. Не раз нога глубоко проваливалась в болото, которое скрывал снег. Приходилось становиться на колени и руками доставать из болота резиновый сапог или валенок, который быстро заполнялся болотной водой. После обхода делянки по периметру, который в идеале имел вид квадрата 500х500 метров (25 га), выбирали место для эстакады, дороги и лесорубы приступали к работе. Иногда им приходилось несколько месяцев складировать заготовленную древесину, пока не проложат к ним дорогу и не начнётся вывозка. Такие бригады на работу и с работы добирались пешком, иногда несколько километров в один конец. Был случай в бригаде Зозука, которая вот так же "автономно" работала за ручьём, когда вальщик - сам бригадир, повалил солидных размеров сосну прямо на крышу своего трелёвочного трактора. Кабина трактора смялась, стёкла вылетели. Тут появляюсь я. Бригада просит никому об этом случае не рассказывать. Я сомневался, что они смогут на таком тракторе работать, но меня стали уверять, что мы всё сделаем сами, только не выдавайте нас. Тракторист Шпилька, только-что чудом избежавший смерти, постепенно приходил в чувство. Я пообещал молчать. Действительно, коллективными усилиями бригада сделала, что смогла. На их производительности этот инцидент не сказался. В другой бригаде, где трактористом был Рафаил Оборотов, сгорел трактор. Новенький. Приехали утром, стоит присыпанный снегом трактор, а вся кабина сгорела. Истинную причину пожара выяснить не удалось, списали на самовозгорание хвои от глушителя. Оборотов плакал, а я его утешал. В период перехода с лежневок на зимники больше всего было аварий лесовозов. Слететь с лежнёвки в это время было проще простого. Что было делать водителю, который слетел с дороги? Идти на участок за помощью. Мы в осеннее - весенний периоды держали на "десятовском" перекрёстке специальный трактор для буксировки таких машин. Но часто "слетали" лесовозы уже после работы. Тогда приходилось просить тракториста, чтобы помог водителю выбраться. Был у нас хороший тракторист Юрчишин. Его "наградили" новым красным трактором ТДТ-75. Чтобы обкатать его без больших нагрузок, поручили Юрчишину буксировать машины. Юрчишин после знакомства с новой техникой был явно не в восторге. Он показывал свои руки в волдырях от рычагов, которыми управлять было очень трудно. Наши умельцы-механики обычно сразу переделывали управление тракторами, отрезая так называемые "рога" и приваривая тонкие рычажки поворотов. Вот иду я в общежитие, где тракторист ещё не спит, но уже находится в кровати, и начинаю в очень вежливой форме просить его помочь товарищу-водителю. Вроде бы удаётся его уговорить, он начинает обуваться. Но потом что-то вспоминает, матюкается, разувается, вся процедура уговоров начинается сначала. Все товарищи по комнате с интересом наблюдают за нашими разговорами. Последний аргумент - помочь надо, а кроме тебя больше некому! И бедный усталый тракторист идёт, заводит трактор, едет с водителем в ночь и бог знает в котором часу возвратится обратно в общежитие. Однажды в подобной ситуации, когда я уже готов был отказать водителю в помощи, он предложил свой вариант. У него на участке есть земляк, немец, немолодой уже тракторист Пильц. Если Лёня Свирид, тракторист из бригады Липая, который устал и отказывается ехать, даст Пильцу свой трактор, то он поедет и вытащит машину. Лёня и Пильц согласились на такой вариант. А утром оказалось, что опытный Пильц не заметил, как из двигателя трактора вытекла охлаждающая вода и блок цилиндров двигателя лопнул. Трактор оставили на месте аварии машины. Бригада Липая осталась без трактора. Наш механик сразу же обвинил в этом меня, но на мою защиту встал новый начальник участка и пришлось ребятам браться за ремонт трактора. Пильц держался независимо, вины своей не признавал, сам, мол, Лёня виноват, жену, бритву и машину нельзя доверять никому. Позже я возместил бригаде материальные потери, связанные с простоем трактора, за счет описанной выше "схемы". Но, видимо, немного перестарался: Липай стал чемпионом среди вальщиков леса в Архангельской области, его чем-то награждали, приглашали обмениваться опытом и т.п. При морозе в - 42 градуса почему-то начинают потеть руки в рукавицах и ноги в валенках, лицу становится больно уже через несколько минут. Машины не хотят заводиться, нормальная жизнь прекращается. Бригадиры и механики собираются возле машин, крутят моторы заводными рукоятками, т.к. аккумуляторы теряют свою силу. Нашего механика Нагорного бог не обидел силой: он так крутил заводную рукоятку, что скрутил её, как если бы она была из теста. Этот мужик имел привычку, когда здоровался, пожимать руку так, что было больно. Это выработало у меня привычку к сопротивлению, т.е. я тоже хватал его руку и жал её изо всех сил. Когда я только приехал на участок, один из молодых механиков - Бобриш, предупреждал меня насчёт Нагорного, что он опасный человек. Я как-то не очень этому предупреждению поверил. Но тут с Нагорным случился первый конфуз: его жена застала его с нашей бухгалтершей Соломчак. Нагорный изобразил из себя жертву этой женщины и потребовал, чтобы её или его убрали с участка. Так Соломчак перевели на новый лесоучасток Удригу - в 15 км от нас в северном направлении. Её отец работал на Лёвушке ночным сторожем, её брат тоже работал на участке. Это были вполне нормальные люди. О ней же рассказывали, что она любила разговоры на "сексуальные" темы: неужели у Нагорного такой уж большой половой член? После перевода на Удригу с ней случались такие запои, что она без сознания валялась на перекрёстке дорог около лежнёвки, а водители лесовозов, встречаясь на разъездах, предупреждали друг друга со смехом, что, если хочешь, то пожалуйста! Соломчачка принимает всех желающих... Позже Нагорный отличился тем, что, возглавляя народную дружину участка, так наводил порядок, что ранил ножом бригадира Баннова. Просил не заявлять в милицию, обещал оплатить ему лечение. Но время шло, рана бригадира не заживала, загноилась, утаить всё это не удалось, в результате механика перевели в трактористы. Воровал он с детства, о своих "подвигах" рассказывал охотно. На чердаке его дома было полным полно ворованных запчастей к трактору. Позже у него произошёл ещё один скандал - с Филечкиной - женой тракториста. Этот случай "разбирался" в нашем клубе на заседании товарищеского суда. "А что, я мужик, она купила бутылку коньяка, пригласила меня, вот я и не устоял!" "Пострадавший" Филечкин рассказывал на суде, что они с женой, которая работала у нас заведующей ГСМ (заправщицей), "испытывали" друг друга долгих 6 лет, потом официально "расписались" и вот, на тебе... Он грустно и растерянно улыбался. На Нагорного он не обижался. Чего ещё от такого человека можно было ждать? Что касается охоты, то моему примеру вскоре последовали многие: в Архангельске купили ружья Рыбалко, Капелусь, Павлов, Хомечко, Кикла, Компаниец. Многие заказывали ружья по почте - "Товары-почтой!". Коля Компаниец был очень талантливым человеком: он был одним из лучших водителей леспромхоза, виртуоз езды по лежнёвкам. Он одинаково быстро умел ездить вперёд и задним ходом. Был он человеком азартным. Раньше он возил лес и всегда был в лидерах лесовывозки. Бурдак был недоволен тем, что Борей взял его на участок: людей, мол, любой дурак возить может, а хорошего лесовозника леспромхоз потерял! Когда Николай занялся охотой, то очень серьёзно, зимой почти каждый день добывал зайцев, глухарей, тетеревов. Мы иногда выезжали с лесоучастка на охоту всей "командой". Недалеко от нас был заброшенный лесоучасток Кирилловка, где какое-то время оставался наш откормочный пункт. Там летом откармливали телят, а поздней осенью их забивали. Их мясо на нашем участке ели до весны. Рядом с Кирилловкой было большое белое озеро Плотичье. В день открытия охоты все наши охотники с Нагорным во главе ранним утром ринулись к озеру. Над озером поднимался туман. Когда мы приблизились к воде, то увидели там множество уток. Тут же началась ружейная канонада. Утки поднялись и перелетели к другому берегу озера. До самого вечера наши охотники пытались кого-нибудь подстрелить, но безуспешно. Позже я разобрался в том, почему не мог попасть в утку. Проходя мимо поленницы, я метров с 10 выстрелил дробью в торец бревна. Когда подошёл, то удивился, как мало дробинок попало в то место, куда я целился! Это было большой неожиданностью, т.к. стрелять я умел, имел первый спортивный разряд по стрельбе из пистолета, стрелял с раннего детства, вырос среди охотников. Видимо, заряд бездымного пороха, который я из-за отсутствия у меня весов отмерял объёмным способом, был слишком большим. При этом дробь сильно разбрасывалась, а отдача от выстрела была такая сильная, что мне до крови разбивало средний палец правой руки рычажком открытия затвора ружья. После того, как мама по моей просьбе купила и прислала мне маленькие аптечные весы, эта проблема была решена. Для того, чтобы сгонять уток, которые сидели на воде озера вне досягаемости дробового выстрела, я стрелял по ним пулями. Пуля рикошетом отскакивала от воды и летела довольно далеко. Утки взлетали и летели вокруг озера. Тут мы по ним стреляли влёт. На моей памяти никто из наших охотников влёт в утку ни разу не попал. А я один раз метров за триста попал в утку пулей, конечно, совершенно случайно. Коля Компаниец, который плавал на плотике, даже не хотел верить, что такое возможно. Но потом поплыл и привёз её. Зимой Коля на зайцев ставил проволочные петли, в которые они, бедные, регулярно попадались. Иногда мы на участке устраивали стрельбу влёт по бутылкам. Бутылок за участком валялась целая гора. Попаданий у нас было маловато. Причина была в том, что мы все брали слишком большое упреждение. На расстоянии 25 метров это было совершенно лишнее. За всё время я на охоте подстрелил одного зайца, 5 уток и одну глухарку. Два раза очень близко видел крупных лосей. Первый раз лось перешел лежнёвку перед нашей машиной и скрылся за бугром. Я побежал за ним, но его и след простыл. Второй раз я видел, как лось очень уверенно перешёл заболоченную пойму и сам ручей и скрылся в лесу. Мощное животное и превосходный вездеход. Иногда кто-то убивал лося и сдавал часть мяса в столовую, так я попробовал гуляш из лося. Довольно жесткое мясо. Живых медведей ни разу не видел, но, проходя по вырубкам, не раз видел окорённые медведем пеньки. Под корой медведи ищут личинки, которые питаются древесиной. Одного молодого медведя застрелил наш водитель Соколов, который шкуру подарил Борею.

В начале зимнего сезона к нам назначили нового начальника - Курицына Николая Георгиевича. Борея повысили в должности, он стал главным инженером. Бурдака назначили директором в какой-то леспромхоз, в такую глушь, что он оттуда удрал и "осел" в Киеве. Там он не затерялся, как-то я слушал по радио его интервью. Курицын по началу произвёл на нас очень благоприятное впечатление своими знаниями лесного дела, он сам отлично валил лес, глубоко и правильно понимал все процессы заготовки, вывозки леса и складирования его, справедливостью и своим главным принципом, что "мастера у меня всё!". Только Суржик с самого начала предсказал, что толку с него не будет, т.к. он пьяница! Не хотелось в это верить, но так и случилось. Мы с ним встретились поздним вечером, когда он приехал на участок с попутной машиной. Рядом с лежнёвкой в грязи ворочался трактор, готовя зимник. Я показал ему участок, проводил домой. У него с собой была бутылка спирта, мы выпили за знакомство, я грамм 50, а он легко допил остальное в процессе нашей беседы, при этом по нему ничуть не было видно, что он выпил в пересчёте на 40⁰ водку почти 3 бутылки! Позже он показывал не раз, что с утра и до ночи может выпить ведро водки. В таком подпитии в тридцатиградусный мороз он ходил по участку голый по пояс, такого цвета, словно только что вышел из парной. Получив зарплату, он сразу покупал ящик водки и хранил её на квартире у Коли Компанийца. Он заходил к нему и пил, когда ему захочется. А хотелось постоянно, успокоиться он не мог, пока не выпьет всю водку. Закуска была не столь существенна, её предоставляли хозяева. Начальник мог пожаловать и днём, и ночью. Однажды Коля забыл закрыть свою входную дверь, а должен был везти рабочих на ночную погрузку. Но не поехал, за него эту несложную операцию иногда выполнял я, иногда младший брат Лёни Свирида, которого Николай научил водить машину. Ночью жена будит его, она услышала, что кто-то вошёл. Коля берёт ружьё, опасаясь худшего, но узнаёт сопение начальника. Я возмущался беспардонностью начальника. Тогда я думал, что он приходил к жене Николая Аннушке, сейчас же мне кажется, что он заходил за водкой. Курицын предложил Коле Хомечку переселиться в наш дом - вместе нам будет веселее! Коля переселился. Но вскоре жить с начальником стало трудно. К нему стали ходить с бутылками бригадиры, в доме появились клопы. Ночью он мог по несколько раз будить нас, спрашивая, "Который час, Генрих?". Боялся проспать момент отправки в лес рабочих. Ему понравился мой полушубок. Он его уже носил, не спрашивая моего разрешения. Я же на работе ходил в обычной фуфайке, а полушубок одевал, когда ездил в Савинский. Однажды, собираясь ехать в "центральный" посёлок, я надел свой полушубок, а Курицын стал критиковать мой вид в этой одежде: "Да ты в нём, как заяц подстреленный!" Я критику учёл и продал свой полушубок одному из бригадиров. Начальник, не видя привычной одежды, спросил меня, где полушубок. Я сказал, что продал. "Что же ты мне не сказал, я бы у тебя его купил". Водки ему хронически не хватало. Подгоняемый жаждой, он бродил по участку в поисках спиртного. Заходил в общежития и, увидев на столе бутылку, просто забирал её с собой. Однажды имел неосторожность пригласить его на свой день рождения наш электрик, Геннадий. После выпивки вышли на улицу и начальник, показывая какой-то боевой приём, сломал ему руку. Оформили, как несчастный случай на производстве. Хомечко между тем пожалел уже, что переселился к нам, он попросил завхоза, чтобы тот дал нам только что отремонтированную квартиру. Я был согласен, хотя жалко было уходить с лучших условий в худшие. Начальник не соглашался сначала, но потом к нему из Череповца должна было приехать жена - учительница, он и согласился. Ремонт, к сожалению, не уничтожил клопов в нашей новой квартире. Мы их сначала уничтожали "физически", но потом мама прислала мне какое-то химическое средство от клопов китайского производства и мы избавились от этих кровопийц. Мы с Колей стали по очереди готовить обеды, в основном борщ из борщевой заправки, которая продавалась в магазине. Кроме этого, покупали сгущённое молоко и консервы из "молочных" поросят. Иногда в магазине появлялась заплесневелая колбаса и вино "Grin silvaner", если я не ошибаюсь. Вместе они неплохо шли... Словом, жизнь продолжалась. В период моего пребывания на участке погиб президент США Джон Кеннеди, а потом отправили на пенсию нашего главного кукурузовода Никиту Хрущёва. У нас тоже не обошлось без потерь. На участке работали три брата - Кострецы. Ещё раньше, до моего приезда, работал на участке и их отец. Его искалечило падающим деревом. Леспромхоз ему выплачивал пенсию по инвалидности. Средний брат, Иван, работал трактористом, жил с женой. Перед Новым годом его положили в Савинскую больницу с аппендицитом. Его жена сильно переживала, говорила, что у него слабое сердце. 1-го января с участка поехала машина в Савинский, жена Ивана везла ему бритву. Приехали и оказалось, что он в ночь после операции умер. Врач, делавший операцию, куда-то уехал, персонал больницы праздновал Новый год, некому было бедному Ивану помочь. Умер он от потери крови, т.к. операционные швы разошлись. Всю дорогу домой убитая горем вдова голосила в кабине. Компаниец, который вел машину, потом говорил, что боялся, что не доедет. В ту же зиму умер на участке ещё один человек, приехавший на заработки из какой-то восточной республики. Вся бригада у бригадира на квартире что-то отмечала, выпили, как водится, одному человеку стало плохо и он лёг отдохнуть на кухне. Потом все разошлись, а его решили не будить. Ночью жена бригадира встала в туалет, а потом подошла к гостю. А он уже мёртвый. Разбудила мужа, тот - начальника, вызвали из Савинска скорую помощь, но помочь не смогли. Потом приехали из далёких краёв родственники покойного, я закрыл наряд, с ними рассчитались, они увезли покойника хоронить на родину. Той зимой на участке дважды горела баня и один раз столовая. Случалось это в самые сильные морозы. Баню я помогал тушить и вернулся после пожара домой похожий на снеговика или точнее - ледовика. Вода, что попадала на меня из брандспойта, замерзала на моей шапке, фуфайке... Стены бани мы "отвоевали" у огня. Потом обугленные брёвна оббили досками и баню восстановили. Столовой не дали сгореть, так как сторож рано заметил дым, который шёл с чердака. Там, на чердаке столовой, тушил пожар Коля Хомечко. Многие наши лесорубы приходили "греться у огня", но тушить пожар не спешили. Они не воспринимали имущество леспромхоза, как своё. Интересно, что я узнавал о пожаре по телефону. Наш сторож сообщал из конторы о пожаре в диспетчерскую, а уже оттуда звонили на телефон начальника участка, рядом с которым я спал. "У вас Баня горит!" - слышу я из телефонной трубки, сажусь на кровати, смотрю в окно, вижу огонь, говорю: "Вижу, спасибо за сообщение!" Бужу начальника и бегу на пожар. Приехал на Лёвушку на годичную преддипломную практику Лёня Зинченко - высокий, красивый парень, студент нашего института. Его сразу назначили мастером. Приехала на участок и Нина Шуневич, маленькая красивая девушка, которая раньше работала в гараже диспетчером. Она уже имела опыт работы десятницей. Позже, когда рассчитался Хомечко, она приняла его бригады и работала мастером. К нам устраиваться на работу приехал немолодой уже мастер Большаков, директор хотел передать ему мои бригады. К тому времени на мне ещё много "висело" невывезенного леса. Нам в помощь дали целую бригаду десятниц, среди которых была и дочка директора Валя. Я их водил по старым делянкам и они обмеряли остатки древесины. После недели ходьбы и замеров наш новый мастер подбил итоги, рассчитался и ... уехал, побоялся принимать на себя чужие грехи. Директор тоже, видимо, понял, что я не вполне владею ситуацией с этим лесом, что надо помочь молодому специалисту. Мне давали специальные машины для вывозки дров и бульдозер для расчистки подъездных путей. Но всё, что мы вывезли, была капля в море оставленного леса. В дальнейшем я действовал более целеустремлённо и дела пошли вполне сносно, как я уже написал выше. В Кривозерке на нижнем складе работала десятницей Валя Омецинская - красивая, высокая, кудрявая блондинка. Её перевели на Удригу. На Удриге также работала бухгалтером Оля Остренко. На Лёвушку по направлению после техникума прислали Олега Капелуся, а его товарищ Китайчук работал на нижнем складе мастером разделки древесины. Т.е. в нашем леспромхозе было довольно много молодых девушек и ребят. Китайчук был уже женат, остальные были пока холостые. Ещё до моего приезда на работу наши девушки "распределили" меня - я должен был составить пару Гале Виноградовой. Она оказалась хорошим товарищем, мы с ней прошли по тайге много километров. Никаких недоразумений между нами не возникало. Она очень чётко выполняла свою работу, была общительной, весёлой. Но никаких чувств к ней, как к женщине, я не испытывал. Ко мне она относилась, как и к другим ребятам. После встречи Нового 1964 года по команде Борея нас с ней на короткое время закрыли в комнате. Мы, естественно, сидели тихо и даже не разговаривали. Никаких попыток к сближению между нами не было. Несколько раз мы с Лёней Зинченком ездили к нашим знакомым девушкам на Удригу на уральце Коли Компанийца. Кабина Колиного "Уральца" внутри была оклеена эротическими открытками с Кубы, где служил его брат. Коля, увлечённый охотой на зайцев, выходил из машины в нескольких километрах от нашего участка. Он был в белом маскхалате, очень тепло одетый. Мы с Лёней ехали на Удригу, где рядом жили Оля Остренко и Валя Омецинская. Побыв с ними несколько часов, мы возвращались обратно. Вода в двигателе машины не успевала замёрзнуть. Доехав до того места, где мы оставили Николая, мы глушили машину и возвращались на участок пешком. Николай, "наохотившись" вдоволь, позже брал оставленную нами машину и тоже приезжал на участок к утреннему "развозу" людей. При этом у него не было проблемы с машиной: не надо было сливать воду из мотора, потом снова заливать кипяток, заводить мотор и т.п. Мотор просто не успевал остыть до опасной температуры. У нас на участке часто гостил очень колоритный человек - наш начальник дороги Кот Александр Иванович. Он, как многие, любил хорошо выпить, потом оставался ночевать у начальника. Утром утолял жажду крепко заваренным чаем из носика большого чайника. Это был крупный мужчина с тёмным лицом весьма сурового вида. Однажды я выпросил у него бульдозер, чтобы прочистить дорогу к отдалённым зимним бригадам, которые уже заготовили много древесины и мы все мечтали о том, чтобы её вывезти на нижний склад. Зная, для чего мне нужен бульдозер, он требовал, чтобы я ему пообещал, что я не полезу в то болото. Мы с его очень нервным бульдозеристом не успели далеко отъехать, как бульдозер так ударился в пенёк, что потекло масло из каких-то трубок. Тут вернулся Кот, увидел, зашумел, забрал бульдозер. Вскоре директор передал этот бульдозер на наш участок, на него сел наш бульдозерист. Пеньки на будущей дороге мы срезали бензопилой и благополучно вывезли весь заготовленный лес. Подвыпивший Кот любил рассказывать истории про бывшего директора леспромхоза Садка. Садок был евреем. Однажды ему сообщили, что на каком-то участке пьяный человек с ружьём сидит под домом и ждёт своего соседа, чтобы его убить. За что? Это не важно. Садок поехал разбираться. Подошёл к человеку с ружьём и стал его уговаривать, чтобы оставил свою глупую затею. Тот не соглашался. Всё у него было плохо, ему просто надо было кого-то убить. Тогда, сказал Садок, убей меня, если тебе всё равно. Тот так и сделал. Увидев, что он совершил, начал плакать, биться в истерике, но это уже никому не могло помочь.

Сам Кот как-то избил свою жену, которая работала в леспромхозе главным бухгалтером. Та подала на него в суд и, как говорили наши товарищи, посадила мужа в тюрьму. После роспуска нашего леспромхоза, она работала на железной дороге сцепщицей. С ней произошёл несчастный случай - ей размозжило сцепным устройством руку. Это ей за мужа, говорили наши знакомые.

Тем временем обстановка на участке накалялась. Поведение начальника никому не нравилось.

Отступление о мужской и женской солидарности.

- Бригадир Банный прогуливался с женой по единственной улице нашего участка. Навстречу им попался наш начальник Курицын. Во время разговора он достал свой пенис и пописал прямо перед ними. Потом Банный возмущался "Ну как он мог, ведь должна же быть какая-то мужская солидарность!"

- В нашем доме, кроме нас с Хомечком, жили Лёня Свирид с сожительницей и младшим Лёниным братом, девушки Надя, Маша и Нина. Жила ещё семья Соколовых, которую позвал на участок Курицын. Нина дружила с Лёниной женой. (Первый раз я не ошибся - Лёня официально не признавал её женой.) Как-то мы собрались в нашей комнате со Свиридами и Ниной Шуневич по какому-то случаю. Чего-то на столе не хватало и Нина на минуту выскочила из-за стола, чтобы взять это в своей комнате. В этот момент жена Свирида высказалась примерно так: "И чего эта Нинка ломается, как целка, ведь все знают, что её тюкал прямо на эстакаде бригадир Бобошко! Скажи, Лень!" "Да, тюкал"- подтвердил Лёня. Коля Хомечко был в Нину влюблён и даже делился со мной своими планами, собирася на ней жениться. Свадьба, конечно, не состоялась. К нам из Беломорской сплавконторы приехали работники в долгосрочную командировку. Среди них был бригадир - белорус Капустёнок.со своей любовницей. Они жили все в одной комнате. Потом Капустёнок уехал в Беломорск к жене, а его любовница спала с каким-то парнем, у которого она была первой девушкой. Потом Капустёнок вернулся, и она вернулась к нему. А парень, который успел в неё влюбиться, не смог больше видеть и слышать их любовные утехи. Он пошёл к начальнику участка с требованием прекратить этот бардак, а то он чего-нибудь сделает! Пришлось откомандировать домой всю бригаду. Работал у нас тракторист Васюков. Как то он в выходной день поехал на машине с группой товарищей, которые ехали в Савинск. В Городке он и наш новый повар вышли, а остальные поехали дальше, по своим делам. На обратном пути мы подобрали Васюкова и повара, они спали на обочине дроги, не заметить их было невозможно. Но Васюкова пришлось поднимать в кузов на руках, он был без сознания, разбудить его не удавалось. Я проверял его пульс, он был ритмичный, хорошего наполнения. Но повар всё не мог успокоиться. Они выпили бутылку спирта на двоих. Васюкову это не пошло на пользу. Когда приехали на участок, хлопоты вокруг Васюкова продолжались. Кто-то предложил лекарство - надёжное, проверенное: надо его напоить женской мочой! Его сожительница взяла тазик и скоро было получено лекарство. Васюкова напоили мочой, но в сознание он не пришёл. Пришлось его завезти в Савинскую больницу. Там его поставили на ноги, но врачи сказали, что он был близок к смерти. Когда он вернулся на участок, то стал объектом насмешек, насмешники вспоминали, как его возвращали к жизни. К своей любовнице он не вернулся. Позже с ним произошел несчастный случай. Трактор вытаскивал лебёдкой из болота другой трактор. Буксировочный трос лопнул и вырвал у Васюкова с бедра кусок мяса размером в кулак. Я шел куда-то и встретил трактор, который вез Васюкова. Мне коротко объяснили, в чем дело. Я предложил сделать перевязку, но они отказались. Васюков сказал, что у него полный сапог крови. Я спросил, больно ли ему. Он ответил:"Больно, если мужчина плачет". Я побежал на участок по прямой, через лес, а они на тракторе ехали по дороге, я их намного обогнал. На участке не было машин, потом появился Миша Ивасик ("Дыхало"). Я сказал ему, что сейчас подвезут раненного Васюкова, которого надо быстро доставить в больницу. Он послал меня матом. Было обидно. Ивасик полез под машину и стал там что-то подкручивать. Наконец приехал трактор. Я сделал Васюкову перевязку, его рана уже почти не кровоточила. Сам он был бледным и слабым. Ивасик завёз его в больницу и там он лечился целый месяц. После лечения рассчитался и куда-то уехал. После очередной проверки зимних делянок мы с Галей Виноградовой и новым техноруком участка провожали в Савинский на автобус двух представителей банка из Архангельска - молодую полненькую девушку Свету Бессонову и немолодую уже женщину, которая когда-то жила в Крыму. Купили в магазине какое-то креплёное вино, закуску и в Савинской гостинице танцевали под музыку из настенного радио. Выпили по рюмочке, настроение было прекрасное. Света пить почему-то отказывалась. Я стал её уговаривать, что вино неплохое, а от рюмки вреда не будет. Она выпила. Потом мы танцевали. Потом ей стало плохо. Пришёл автобус, нужно было отправляться на станцию, компания нас с ней оставила вдвоём, а сами уехали. Я не знал, что делать. Массировал Свете грудную мышцу, потом напоил её, как меня учил один бывший зек, слабым водным раствором нашатырного спирта - маленькая ампулка на стакан воды. Не знаю, что помогло, но ей стало легче. Поздно ночью я ушёл от нее, а утром пришел и проводил её на поезд. Мы в результате этого происшествия как-то сблизились. Потом Борей, побывав в Архангельске, передавал мне от нее привет. У нас слесарем в мастерских работал молодой парень, Чижик. Ему сказали, что если он отремонтирует бульдозер, то сам будет на нём работать. Всю зиму он занимался ремонтом. Жил вместе с Босым и я не раз видел, как он бродит по лесу с его одностволкой. Летом его призвали в армию, потребовали, чтобы представил с места работы характеристику. Начальник, видимо, хотел получить от Чижика за эту характеристику бутылку, всё обещал, обещал, но ничего не делал. Время шло, в понедельник Чижик должен был явиться с характеристикой в Плесецкий райвоенкомат. В воскресенье он пошёл домой к начальнику, у которого был гость - Автомеенко - начальник Савинского стройучастка, здоровенный мужчина. Оба они уже были в изрядном подпитии. Характеристики не было, Чижик стал возмущаться. Начальник и его гость поколотили комсомольца и выбросили его с крыльца. Свидетелем этих событий был наш завхоз Науменко. Чижик побежал в общежитие, завхоз за ним. В комнате Чижик начал распихивать в карманы патроны, зарядил ружьё. Науменко уговаривал его ничего не делать, а то себе же сделает плохо. Тот повалил завхоза на кровать, достал из под кровати топор. -Убил бы, тебя, гада, да детей твоих жалко! - сказал он, отпустил Науменка и пошёл с ружьём к дому начальника. Науменко за ним. Через несколько шагов Чижик оглянулся, прицелился из ружья в завхоза, тот остановился. Чижик пошёл дальше. Завхоз за ним. "Отстань, а то пристрелю" - предупредил Чижик завхоза "в последний раз". Завхоз немного отстал. Тут из дома вышли Курицын и Автомеенко. Чижик в движении поднял ружьё и выстрелил. Этот выстрел и потом какой-то шум услышал я. У меня в комнате был бригадир румын Шимон. Я выглянул на улицу, на мосту толпа народу. Поперёк дороги лежит Чижик, весь рот у него в крови. На нём сверху сидит завхоз и держит его за руки. Вокруг них "орлом" ходит Курицин и норовит ногой попасть Чижику в голову. Я стараюсь побыстрее разобраться в ситуации, оказывается, что ранен Автомеенко, пуля по касательной попала ему в грудь и пробила бицепс руки. Он тоже ходит вокруг, то ли во хмелю, то ли в лёгком шоке от случившегося. Помогают ему раздеться, на груди овальная ранка, как три копейки, кровь не идёт из нее. Я всегда имел при себе перевязочный набор, бинтую его раны. Он такой толстый, что кто-то берёт у меня бинт за его спиной и возвращает у груди. В это время механик Павлов побежал за проволокой и скоро Чижика связали. Потом кто-то из общежития принёс тюфяк. Его бросили в кузов нашей машины и на него положили Чижика. Туда же вылез начальник. Мне кто-то говорит, что они, т.е. Курицын с Автомеенком, Чижика убьют по дороге, надо начальника снять с машины и пустить нашу машину первой, и чтобы не останавливалась до самой милиции, а обогнать они её на своём самосвале не смогут. Так и сделали, я "уговорил" начальника слезть с кузова и наша машина поехала. За ней на самосвале поехали Автомеенко с начальником. Ружьё Чижика - одностволку ИЖ-17 16 калибра, отдали мне на хранение. Уточняю обстоятельства происшествия: не только наш завхоз оказался героем, шофёр самосвала Автомеенка схватился с Чижиком, когда он после выстрела на ходу пытался перезарядить ружьё. Он же и подбежавший Науменко не позволили Чижику выстрелить ещё раз. Первый заряд был с пулей на медведя, остальные шесть патронов были снаряжены картечью. Потом был суд, дали Чижику 6 лет. Его знакомые рассказывали, что он как бы предвидел такой поворот в своей судьбе, т.к. очень интересовался жизнью заключённых, эта тема его постоянно занимала. Автомеенко месяц лечился в больнице. А хозяйка в Савинском спросила меня, что это у Вас на Лёвушке такие плохие стрелки? Оказывается, этот Автомеенко был мужем её родственницы, она знала его, как большого негодяя, никто его не пожалел бы, если бы... За ружьём заехал наш участковый Доронин и забрал этот вещдок. Начальник после этого случая вскоре рассчитался и куда-то уехал. Уволился с большим трудом и Николай Хомечко. Со мной в комнате стал жить выпускник Малинского лесотехникума Олег Капелусь. Через какое-то время он женился на поварихе из нашей столовой. Начальником Участка сделали Геннадия Абрамова, который был до этого лебёдочником на нижнем складе. Его образование - двухмесячные курсы мастеров леса. Я вводил его в курс дела. Но моё присутствие на участке сковывало его "инициативы" и он попросил директора меня с участка забрать. Тот воспользовался тем, что я когда-то давно просил его перевести меня в Кривозерку, предложил мне должность мастера погрузки на нижнем складе. Я, не долго думая, согласился, хотя потерял при этом в зарплате рублей 40. Через месяц работы на нижнем складе, где меня приняли, как родного, Борей предложил мне должность инженера по технике безопасности. "Всё-таки инженерная должность",- сказал он. Я снова согласился. Стало совсем скучно. Отпросился в отпуск. Это был мой второй и предпоследний на Севере отпуск. 5. Ребята с Лёвушки при встрече рассказывали мне о "художествах" нового начальника участка. Он в работу вообще не вникал, зато повадился к девушкам. Те, зная, какая старая и некрасивая его жена на Кривозёрке, сочувственно его принимали. Он пил, гулял и командовал. Встретившись у девушек с молодым трактористом, он попытался его прогнать. Тот ему ответил, что ты мне тут не начальник. Тогда Абрамов пошёл к румынам и приказал им проучить наглеца, что они и сделали. Это уже была финальная стадия Лёвушки. Коле Компанийцу дали новый автомобиль ЗИЛ-157. Лёня Зинченко уехал во Львов писать диплом. Я перед отпуском договорился встретиться во Львове со своим студенческим другом - Сергеем Костогрызом, который работал по направлению на Кавказе, а через год поступил в аспирантуру. Он представил меня своему руководителю, профессору Гастеву. Тот объяснил мне, что надо сделать, чтобы поступить к нему в аспирантуру, предупредил о трудностях. Эта идея, предложенная другом, показалась мне тем спасательным кругом, который меня вытащит из Архангельских лесов. Т.к. мне полагался один оплачиваемый отпуск для сдачи экзаменов в аспирантуру, то я сразу решил поучаствовать в этом деле, хотя, конечно, уверенности в успехе у меня не было. Я договорился о теме своего "научного" проекта, уточнил сроки, предметы, содержание экзаменов, запасся литературой. Эта новая тема так меня увлекла, что заслонила воспоминания о самом отпуске. Возвратившись в Кривозерку, я уже не застал нашего леспромхоза. Его со всеми участками и со всем "барахлом" присоединили к Савинскому леспромхозу. Я оказался инженером по технике безопасности этого леспромхоза. Принял дела у бывшего инженера по т/б Потылицына, тот меня проинструктировал, когда звонить в Плесецкий лесокомбинат Онегалес, кому и что докладывать. Я получил стол в конторе ЛПХ, в комнате, где со мной вместе сидели главный механик Харлов, механик Н., председатель профкома Платонов. Это были нормальные люди, с которыми было приятно и интересно общаться. Руководил леспромхозом Кобылин, уважаемый человек, который писал кандидатскую диссертацию по пакетной погрузке древесины трактором на лесовозы. Это ему не мешало тоже иметь весьма долгосрочные запои. Главным инженером был Батурин. За те несколько месяцев, что я там проработал, мной никто не интересовался, я понимал, что ничего почти в своей работе не понимаю. Первые месяцы я продолжал жить у Александры. Но потом привёз жену с Украины её старший сын Толя, а я перешёл жить в общежитие. Там мы жили вдвоём с комсомольским вожаком из Тернополя Богданом Лопатинским. Его выслали на Север за какие-то грехи молодости. Это был весьма скромный парень. Рабочий день у меня проходил однотипно - до обеда боролся с голодом (столовая открывалась в 12 часов), после обеда - со сном. Писал свой псевдонаучный проект о преимуществах хлыстовой лесовывозки перед сортиментной. Когда он был готов, отправил его почтой в ЛЛТИ. Иногда меня привлекали в какие-то инспекторские набеги на участки, экзамены бензопильщиков и т.п. Иногда я по собственной инициативе посещал своих друзей на Лёвушке и Удриге, бывал в известных мне бригадах. Там меня уже воспринимали, как контроль из высшей инстанции. "Не руби сучья от вершины к комлю!" - кроме этого лозунга я мог мало чего им сказать, поэтому ни к кому не приставал. Получив приглашение на экзамены, отпуск для их сдачи и поступления в аспирантуру я получил без труда. Мы сдавали три экзамена: иностранный (немецкий) язык, (лесовозный транспорт) и историю КПСС. На экзаменах встретились с товарищем по комнате студенческих лет - Пастухом Игорем, который работал после института в Душанбе и тоже решил связать свою жизнь с наукой. У меня был конкурент - Андрийчук Андрей, который окончил наш факультет годом раньше меня. Экзамены мы сдали одинаково хорошо, но он поступал уже второй год подряд. Поэтому его зачислили сразу, а мне пообещали, что если профессору Гастеву дадут ещё одно место аспиранта, а, наверное, дадут, то меня зачислят немного позже, недели через две. Вернулся я в Савинский и потянулись долгие дни ожидания. Их скрасило знакомство с девушками, которые работали в Савинском леспромхозе. С ними вместе я ходил в наш клуб, встречался в библиотеке, и, наконец, на празднике Октябрьской революции. Компания подобралась весёлая, но особую симпатию я испытывал к румяной и весёлой девушке Лиде. Она работала на нижнем складе, жила в комнате вдвоём с Женей Карельской, заведующей нашим клубом. Всего мы встречались недели три. Пришёл мне вызов в аспирантуру, я двумя бутылками вина откупился от Потылицына, который обратно принял у меня документацию по технике безопасности в довольно запущенном виде. Сборы были недолги, в конце ноября я простился со своими знакомыми и отбыл на Украину, во Львов. Жизнь продолжалась. 6. Прибыв во Львов, я первое время жил в общежитии нелегально, в большой комнате Лёни Зинченка и его товарищей на улице Алтайской, где одна койка была свободна. Они в это время готовились к защите своих дипломных проектов. Потом мой коллега Андрей пригласил меня на квартиру к себе, на ул. Кондукторскую, там хозяева - тётя Оля и дядя Петя - сдавали нам комнату с мебелью, телевизором, радиолой всего за 13 рублей с человека. Потом ещё по 2 рубля мы приплачивали за стирку. Лёня и его товарищи, провожая меня к такси, куда я еле втащил тяжеленный свой чемодан, тихонько посмеивались. Когда я приехал на квартиру и открыл чемодан, то понял, почему. Они подарили мне две 10 - килограммовые гантели! Лишних 20 килограмм моего чемодана не вызвали у меня никаких подозрений. После голодной жизни в лесу, на свежем воздухе, я был в отличной физической форме! Месяц прошёл незаметно. К Новому 1966 году я получил от Толи Нечаева поздравление с припиской: "Николая Компанейца зарезали на выборах". Я был шокирован, не хотелось верить. Потом выяснилось, что после выборов в местные советы, куда в этот день выбрали и Николая Компанийца, он с завхозом Лёвушки Николаем Карповым отмечали это событие. К ним зашёл подвыпивший работник завхоза, литовец пожилого возраста Рудзит. Он начал спорить с Карповым по поводу того, что тот выписал ему мало денег. Слово за слово, Рудзит схватил со стола нож и пошёл на завхоза, а Компаниец бросился их разнимать и получил удар ножом в живот. Надо было срочно везти его в Савинскую больницу. Взялся везти Николай Рыбалко. Видимо, волновался, так как слетел с лежнёвки. Чтобы вытащить его машину, завели ЗИЛ Компанийца, вернули его машину на дорогу. Это всё потребовало много времени. По дороге Компаниец понял, что умирает, и попросил похоронить его на родине. Пока доехали до больницы, он умер от потери крови. Рудзита судили и дали ему 6 лет. Он работал в том же районе, но за колючей проволокой. Ходили слухи, что Карпов оставил свою болезненную жену и женился на вдове Компанийца Аннушке. Следует объяснить, что выдвижение Николая Компанийца депутатом местных советов было не случайным. Он был самым популярным на Лёвушке человеком. Многим он нравился своей лихостью и мастерством за рулём, весёлым, прямолинейным и общительным характером. Энергия из него била фонтаном. Но были у него и скрытые враги. Как-то утром он обнаружил, что у его грузовика спущены колёса. Кто-то другой, возможно, запаниковал бы, но Коля быстро решил эту проблему - у него было несколько готовых колёс, а недостающие он одолжил у товарищей-водителей и рабочих вывез в лес вовремя. Для меня его глупая смерть была сильным ударом, я долго был под гнётом этого события. Обидно было слышать и некоторые отзывы - "...по пьянке!" Я его ни разу не видел в подпитии. Яркий был человек и так нелепо погиб... Потом рассказывал Лёня Зинченко, что однажды в день получки он и "битый" Абрамовым тракторист с Лёвушки ехали в кабине лесовоза с Кузьмой Замулянцем на Кривозерку. Впереди остановился лесовоз с хлыстами. Замулянец не смог затормозить вовремя и врезался в торчащие хлысты. Один хлыст пробил насквозь кабину и шею тракториста. Тот умер мгновенно. Лёня и Кузьма остались невредимы. Тракториста не могли освободить и вытащить из кабины, пока не перепилили хлыст в двух местах ножовкой. Были и другие аварии со смертельным исходом, как будто после моего отъезда кто-то выпустил на волю эти несчастья. Нина Шуневич рассчиталась и уехала жить в Киев. Потом мы с ней переписывались какое-то время. Она вышла замуж и стала Цилинской. Потом написала, что жалеет, что не сделала этого раньше. Галя Виноградова тоже вышла замуж. Лёня Зинченко и Валя Омецинская поженились, у них родилась дочка. Нядя Ерещенко и Маша Куць вышли замуж. Борей и Суржик женились. Харлов стал главным инженером, Батурин - директором. С Лидой мы поженились в мае 1967 года, у нас сын, дочь, внучка и внук. В Плесецком районе я был ещё дважды. Посёлки Лёвушка и Удрига давно исчезли с лица земли, Савинский здравствует и сейчас. Жизнь продолжается! Связь с бывшими товарищами и друзьями потеряна, но они живут в моей памяти. Послесловие. Само пребывание на лесозаготовках опасно для здоровья и часто опасно для жизни. Но некоторых людей судьба хранит, а некоторых нет. Со мной происходили случаи, которые вполне могли окончиться увечьем или смертью, но, как говорится, бог миловал. Я никогда особенно не заботился о своей безопасности, более того, была у меня в молодости тяга к рискованным действиям. Однажды мы вдвоём с десятницей Машей пешком возвращались на участок по зимнику. Остановился лесовоз с сортиментами и шофёр предложил подвезти мою попутчицу. Я тоже хотел сесть в кабину, но меня он не пустил - втроём не положено. Машина тронулась, я догнал её и сел за прицепом на короткий, торчащий назад кусок дышла. Ехал лесовоз быстро, прицеп вилял по дороге и подпрыгивал. Я, конечно, удержался, но потом больше никогда так не ездил. Другая поездка была ещё интереснее. Мы с Гришей Рыбалко ехали в кабине его Уральца по старому волоку. Вижу впереди по нашему курсу два пенька, первый пониже, второй - повыше. Когда машина задела передней осью первый пенёк, я подумал, как же мы проедем второй? Мы его и не проехали! Удар был такой, что вырвало переднюю ось и она пробила картер двигателя, я ударился головой в стекло, Гриша - в руль. Держусь за голову, смотрю на Гришу, а у него из носа течёт кровь. Механик в этой аварии обвинил меня. Опасность пребывания на работе у людей разных специальностей была различной. От элементарного "заблудиться" в лесу, до более сложных случаев. Например, был случай, когда в разъезде лежнёвки водитель поднял домкратом машину и что-то ремонтировал под ней. Рядом по лежнёвке ехал гружёный лесовоз, это как землетрясение в 7 баллов. Ремонтируемая машина сорвалась с домкрата и задавила насмерть водителя. Или другой случай. В сильный мороз, ночью заглох мотор у лесовоза. К утру водитель был еле живой. Больше он шофером работать не смог. Однажды меня привлекли к общественной работе на выборах. После подсчёта голосов и выпивки по случаю благополучного исхода, начальник избирательного участка спешил отрапортовать и отвезти результаты с Городка в Савинский или на станцию Шелекса. Я попросил, чтобы меня взяли до Кривозёрки. Место нашлось в кузове. Была холодная зима. Наш ЗИЛ периодически почему-то глох, потом заводился стартером и ехал до следующей остановки метров 500. Потом всё повторялось. Не доезжая до Кривозерского леспромхоза, водитель велел мне слезать, так как специально из-за меня останавливаться ему не хотелось, надо было спешить! Я же подумал, что спрыгну на ходу в том месте, где мне надо было сходить. На заднем борту кузова была сваренная из металлического прутка лесенка, я стал на нижнюю ступеньку и ждал момента "десантирования". Машина ехала быстро, кузов сильно кидало, я еле держался. У самой точки моего предполагаемого выхода машину так тряхнуло, что я перелетел через весь кузов и грохнулся у самой кабины. Скоро мотор снова заглох, машина остановилась, я спустился на дорогу и пошёл домой. Утром было больно пошевелиться, но я понимал, что ещё легко отделался, могло быть гораздо хуже. Ранней весной я на лыжах обходил будущие летние делянки, снег был очень глубокий и рыхлый. Я отдавал себе отчёт в том, что если, например, сломается лыжа, то мне из этих дебрей не выбраться. Всё обошлось. Местность была очень живописная, холмистая, рядом было красивое белое озеро. Это красота и девственная природа - самая большая награда за все лишения и трудности. Но она не может привлечь туда добровольцев, нужны и другие стимулы. Жизнь впроголодь и в постоянном движении была для моего здоровья полезна, я вернулся во Львов более здоровым и сильным, чем был в студенческие годы. Генрих Мохорт

Комментарии: 2, последний от 11/06/2012.
© Copyright Мохорт Генрих Генрихович (genry@svitonline.com)
Размещен: 21/02/2009, изменен: 15/09/2009. 81k. Статистика.
Рассказ: Мемуары

Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"

Комментарии: 2, последний от 11/06/2012. © Copyright Мохорт Генрих Генрихович (genry@svitonline.com) Размещен: 21/02/2009, изменен: 15/09/2009. 81k. Статистика. Рассказ: Мемуары Иллюстрации/приложения: 9 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: Воспоминания о первых после института годах жизни (1963 - 1966 г.г.)

Мохорт Генрих Генрихович : другие произведения.

Полный реализм