Девятилетний Миша с любопытством, хотя не без некоторого беспокойства разглядывал лес. Высокие, поросшие мхом сосны закрывали полянку от прямого солнца. Небольшая речка протекала совсем рядом, и блестела зеленовато-серебристым цветом. На поваленном стволе чистила перья птица, окрасом напоминающая воробья. Величиной же она была чуть поменьше обыкновенного сизого голубя. Заметив наверху какое-то движение, Миша задрал голову и мельком успел заметить пушистый хвост пепельного цвета.
- Чего глазеешь? Всех ворон не пересчитаешь!
- Пап, а..?
- Пошли. Сейчас научу тебя костёр разжигать!
С этими словами он взял Мишу за плечо и развернул в сторону полянки. Его "Москвич 412" стояла на противоположной стороне полянке, и Миша снова почувствовал запах ещё не успевшего остыть двигателя. Заднее боковое стекло "Москвича" было покрыто паутинкой трещин. Отец уже, наверное, полгода как собирался заменить его, но руки всё не доходили. Чуть дальше, повернувшись к ним спиной, стоял папин приятель Дядя Макс, с которым они приехали, и мочился на муравейник. Он курил и, казалось, что его голова дымится.
Отец собрал несколько палочек, сложил их в кучку и попытался поджечь. Утром прошёл дождь, и они были ещё влажные. Огонь было перекидывался со спички на хворост, но угасал, не пройдя и пары сантиметров. Отец подкладывал под хворост сухую траву, но она лишь дымила, а огонь и не думал появляться. Миша наклонился чтобы попытаться раздуть еле тлевшую солому, но только наглотался дыму. Он тёр кулаками глаза, и ещё пару минут не видел перед собой ничего кроме размытых очертаний.
Отец подошёл к Дяде Максу, что-то сказал ему, и они захохотали. Смех Дяди Макса вдруг перешёл в натужный хриплый кашель. Отец подошёл к машине, открыл багажник, и вытащил большую зелёную сумку. Достал из сумки резиновый шланг и стакан, открыл бензобак. Опустив один конец трубки в горловину бензобака, он сильно, со свистом втянул воздух из другого конца. И быстро опустил его в стакан. Что-то хлюпнуло, и из трубочки в стакан потекла жидкость янтарного цвета. Набрав почти полный стакан отец заткнул трубочку пальцем и вытащил ёё.
- Ну-ка, Мишк, подвинься, я тебе сейчас такой костёр запалю, что на нём кабана зажарить можно будет.
- Пап, ну я уже почти зажёг, - Миша кивком головы показал на маленький костёрчик из щепок, который он прикрывал ладонями. - Да и кабаны здесь не водятся... наверное.
- Не водятся, говоришь? Иди у Дяди Макса спроси, водятся ли здесь кабаны или нет? - отец задрал большим пальцем кончик носа, оттопырил нижнюю губу, так что стали видны жёлтые зубы, и сердито захрюкал, как будто пытался что-то сказать.
Миша засмеялся и пошёл искать Дядю Макса. Он заглянул в машину, но его там не было, тогда он достал из сумки, которую собирал себе (отдельно от отца по настоянию мамы), пирожок и надкусил его. Он оказался с кислой капустой, и хотя Миша не любил её, через полминуты от пирожка остались одни только крошки. Среди деревьев мелькнула жёлтая куртка и голова с сильными залысинами, принадлежавшие Дяде Максу. Миша побежал к нему, по пути споткнулся о корягу и чуть не расквасил себе нос, руки у него теперь были грязными и оцарапанными. Он представил себя на границе, ему надо догнать нарушителя, который уходит всё дальше и дальше, ловко обходя мины.
Догнать его Мишке удалось довольно скоро: Дядя Макс остановился и присел на корточки, чтобы срезать очередной грибок.
- Смотри, Мишк, лисичка. Вишь рыжая какая. А во-он там... посмотри чуть левее - мухомор. - он показывал рукой куда-то под заросли орешника.
Миша прищурился, пытаясь увидеть необыкновенный гриб, который почему-то так любят рисовать в детских книжках. Когда он летом ездил с родителями к материному брату Дяде Лёше, он видел такие книжки у своей маленькой двоюродной сестрёнки. В гостях Мишке не понравилось. Играть на улице там было не с кем, сестрёнка совсем маленькая - с ней неинтересно, слушать о чём говорят взрослые - тоже. Мать уходила спать часов в десять, Мишка сидел на ковре, и перечитывал старые газеты чтобы убить время. По настоянию матери он взял с собой учебник математики, но ни разу не притронулся к нему. Иногда он засиживался за газетами до половины первого ночи, потом со слипающимися глазами переползал с пола на раскладушку. Проснувшись посреди ночи, по дороге в туалет, он видел, что на кухне ещё горит свет, и слышал приглушённые голоса отца и Дяди Лёши.
Мишка вынырнул из под деревьев, держа в руках сломанный у основания мухомор.
- Мишка! Едрить твою налево! На кой пёс ты его сорвал? Он же ядовитый, выбрось его и срочно иди мыть руки... Хотя подожди, давай я тебя сфотографирую. - Дядя Макс достал из кармана фотоаппарат и навёл на Мишку.
- Скажи Чи-из! - сказал он и щёлкнул фотоаппаратом.
- Макс! - закричал Мишкин отец.
- Иду, Коляныч, - и Мишке, - пошли, папка есть зовёт, - и подтолкнул его в спину.
Прошло несколько часов.
- Нет, Коляныч, ты мне конечно друг, и я тебя уважаю, но вот что я тебе скажу... - Дядя Макс стискивал в одной руке руку Мишкиного отца, а другой пытался налить водку в две жестяные кружки.
Он, вероятно, сбился с мысли, поскольку перестал говорить, некоторое время тупо смотрел на ещё одну пустую бутылку, потом на кружки, до половины залитые водкой. Чокнулись, выпили и закусили копчёной колбасой.
Мишка бродил неподалёку, собирал грибы. Не для еды - он не умел отличать съедобные от ядовитых - а просто так, чтобы не сидеть вместе с этими. Со стороны полянки раздался звяк стукнувшихся друг о друга кружек, потом фырканье, а потом два совершенно сбитых голоса заорали песню, перевирая как только можно слова и мотив. О мелодии там вообще речи не шло:
Да! Уже решено безвозвратно
Я покинул родные поля.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною шуметь ковыля...
Песня оборвалась на середине после слов "я читаю стихи проституткам и с бандюгами жарю спирт". Сразу после этого снова послышались звяк, фырканье и бормотание.
Прошло ещё часа полтора
А потом донёсся недовольный ропот двигателя "Барбоса" - так отец называл свой автомобиль. Мишка выскочил из-за кустов на полянку и тут же отскочил за дерево: машина ехала прямо на него. Задним ходом.
Видно отец решил, что он едет слишком медленно: в паре метров от дерева "Москвич" взревел и с силой ударился о ствол. Мишка, вскрикнув, отскочил и свалился на землю, разбив коленки и порвав рубашку. "Мать заругает", - подумал он и поднялся с земли. "Москвич" хрипел. Из-под задних колёс вылетали комья земли и веточки. Мишка подбежал к машине и рванул на себя водительскую дверцу. Вслед за ней из кабины выпало тело отца. "Барбос" тут же заглох.
Между передними и задними сиденьями
Как он там уместился? - подумал Мишка.
на полу корчился Дядя Макс и громко стонал и пытался произнести что-то нечленораздельное. Мишка слышал только две буквы "бл", а за ними стон. Дядя Макс лежал, скорчившись, между его животом и спинкой сиденья была втиснута канистра с холодной водой. Он поднял на Мишку выкатившиеся на лоб глаза и простонал: "живот". В машине пахло блевотиной и кровью.
Мишка почувствовал, как откуда-то из глубины горла поднимается вой со слезами. И тут же глаза заволокло пеленой. Он стискивал зубы, ругался словами, которые ему строго-настрого запрещено было употреблять, и всё равно рыдал и не мог остановиться.
Он поднял верхнюю часть туловища отца за подмышки и попытался вытащить из машины. Сразу же заболели мышцы живота, но Мишке было наплевать. Отец не подавал признаков жизни, если не считать мощного спиртового выхлопа при каждом тяжёлом выдохе. Мишка поднатужился и дёрнул сильнее. Ноги отца, наконец, выскочили из машины. Один ботинок свалился с ноги, носок наполовину сполз. Штанины были до колена в грязи и тине.
Мишка свалился вслед за отцом. Он уже не обращал внимания что вся его одежда перемазана землёй, он не чувствовал разбитых коленок, он не замечал глубокой царапины от виска к шее. Не переставая рыдать, он поднялся, открыл заднюю дверь "Москвича", и стал затаскивать туда отца. Он пробирался задом, на четвереньках по заднему сиденью и втягивал за собой отца. Под сиденьем стонал Дядя Макс. Мишка открыл противоположную дверцу, вылез и продолжал тянуть отца за руки. Он почти затащил его, когда нога отца (та, что в ботинке) свалилась на Дядю Макса. Тот заорал нечеловеческим голосом, а Мишка бросился на ту сторону, споткнулся о сорванный бампер, вскочил, подбежал к дверце и, просунувшись внутрь, поднял ногу отца и затолкал её на сиденье, согнув в колене, чтобы закрыть дверцу. Вернулся и захлопнул другую дверцу.
До последнего момента он в глубине души надеялся, что этим всё кончится, а дальше либо отец оклемается, либо... Но Дядя Макс уже не стонал - он тихо выл на одной ноте, и ко всем запахам в машине добавился запах горечи.
Мишка залез в кабину...
Младший лейтенант Игнатенко стоял в этот день на посту. Дорога была пустая, и только изредка по ней проезжали, дребезжа крытые зелёным брезентом ЗИЛы, с надписью "ЛЮДИ" и чёрными номерными знаками. Когда ЗИЛы проезжали, Игнатенко видел грустные, ничего не выражающие лица солдат. Который раз он видел эту картину, но никак не мог привыкнуть, не мог забыть... Брат его погиб в Афганистане...
Сначала Игнатенко услышал натужный рёв слабого движка. Он сбросил с себя оцепенение и прислушался. Дорога делала крутой поворот, и он ничего не видел. Ему хотелось броситься за поворот, но он этого не сделал - он стоял и ждал. Через пару минут на дороге показался ползущий со скоростью километров сорок в час "Москвич 412". Капот был помят, правая фара разбита, задний бампер волокся следом по асфальту. Игнатенко испугался, увидев, что за рулём никого нет, и бросился наперерез, совершенно забыв про жезл, и размахивая руками. "Москвич" заглох - Мишка просто вытащил ключи, и Игнатенко рывком распахнул переднюю дверцу...
Полчаса спустя
Мишку отпаивали крепким чаем в 23 отделении милиции N-ского района. Он сидел на высоком железном табурете за столом, прихлёбывал, почти не ощущая вкуса, очень сладкий чай, держа кружку двумя руками, словно пытаясь согреться...
Дядю Макса срочно отправили в больницу с диагнозом "прободная язва желудка и двенадцатиперстной кишки".