Правое плечо хранит на себе огромный след от поцелуя веревки, чей диаметр был равен сантиметру. Пару дней назад она туго держала мне руки за спиной, в то время как остальное тело болталось выгнутой улыбкой под потолком. Плетение веревок, уходящих к мачте подвесной конструкции, туго натягивают парус моего тела под ветрами возбуждения. Внизу живота порхают бабочки размером с ворону, своими усиками и щекочут кишки, осыпанные волшебной пыльцой сладкого полета.
Я ещё не знаю, что, когда погаснут вспышки фотокамер, парус моего тела резко сдернут с мачты подвеса, чтобы я спущенным парусом виде болталась вниз головой. Я смотрю на себя в зеркало и вижу, как с каждым десятым кругом в нескольких сантиметрах от пола лицо приобретает все более фиолетовый оттенок. Хорошо хоть ирокез по длине не дорос ещё до щетки, сметающей пыль с кафельного пола.
Когда глаза уже застилает баклажановая пелена, канаты корабельной веревки уже тянут меня обратно вверх. Несколько энергичных движений моего верхнего - и я уже удобно лежу на боку на подушке воздуха подо мной, скрестив ноги по-турецки. Плавая рука, на которую приходится вес всей верхней половины туловища, с наслаждением пульсирует прилившей к ней кровью. Мне не видно, ведь я повернута к зеркалу спиной, но, должно быть, она уже тоже приобрела выраженный фиолетовый оттенок.
Мой мастер раскачивает меня на канатах, и я то ли маятником, то ли метрономом отмеряю мгновения захватывающего цунами наслаждения. Качаюсь, словно гальюнная фигура фривольной гарпии в такт набегающим волнам. Они вот-вот унесут меня либо в заоблачные дали, чтобы взорваться там неправдоподобно яркой радугой экстаза, либо в самые глубокие пучины океана, где меня раздавит плотная и тягучая тяжесть восторга.
Наконец, мастер решает, что для первого раза достаточно. Вначале он отвязывает мои ноги, и когда я прочно встаю на них, принимается за талию и руки. Проходит десять минут распутывания, кажущихся мне морскими узлов, и я освобождаюсь от покровительно обрекающих мое стремление все контролировать веревок. Верхний нежно укутывает меня в плед и подносит мой недопитый бокал виски. В теле и в душе разливается благоухающее полевыми цветами умиротворение. Мне так спокойно и радостно сейчас.
В конце концов я заземляюсь, окончательно переставая быть парусом, и единственное, что останавливает меня от возвращения домой - это необходимость сфотографироваться, запутавшись в канатах, покорной русалкой. Теперь можно и поехать домой, чтобы там уснуть сладким сном, полном мечтаний о повторении столь яркого опыта