Апельсиновый сок щиплет внутреннюю поверхность щек. Она обожжена слишком горячим чаем и горьким сигаретным дымом. Поэтому лимонно-кислая пища и напитки, которые я так люблю, заставляют лицо складываться в гримасу, а из глаз начинают течь слезы. Как от слишком едкого дыма осеннего костра, на котором сгорают последние моменты лета. Неуловимые, как нежный закат в конце августовского дня, который замечаешь, только когда он уже перетек в иссиний мрак ночи.
Вкусовые сосочки на языке кажутся по-кошачьи жесткими - жаль им не дотянуться до головы. Все же придется ее вымыть. Сосочки царапают горящее небо, пытаясь проложить путь к серому веществу и вычистить все извилины от пепла отживших установок. После очередного извержения вулкана сознания неизбывной тоской и блекло-неподвижной апатией там остались барханы загрязнений. Они мешают шестеренкам характера и воли споро и правильно крутиться, стачивая их зубцы под зеркальную морскую гладь. Она зыбка и неверна, как престарелая нимфоманка, готова отдаться любой новой мысли или идее.
Губы тоже пересохли, и без бальзама грозят их целостности лопнуть и начать кровоточить. Если это допустить, то цитрусовые и острое я не смогу позволить себе очень долго. Чаще трещины покрывают поверхность губ зимой, красным льдом застывая под желтым светом уличных фонарей. Тогда без зеленого флакончика гигиенической помады ходить и вовсе небезопасно, потому что трещины грозятся каньонами взрыть губы еще сильнее, и тогда запретной станет даже самая простая улыбка. Я и так улыбаюсь достаточно редко, чтобы позволить себе такую роскошь, как бесстрастное выражение лица. И умываться кровью после каждого приступа смеха не хочется.
Горячие напитки тоже временно поставлены на паузу, как бы сильно не любила швыркать чаем. Когда в далеком детстве так делали родители, маленькая девочка внутри и снаружи меня приходила в бешенство, но, несмотря на готовность покусать родственников и заразить их этой злобой, я всегда молчала. Слишком хорошее воспитание и извечный комплекс вины втыкали мне в рот влажный от слез кляп.
Впрочем, я все равно потребляю кислое, соленое и острое, потому что не способна отказаться от этих удовольствий. Пусть лучше из глаз текут кислые слезы, внутренняя поверхность рта полыхает острым, а язык сворачивается в соленую трубочку. В конце концов, я слишком хорошо переношу и боль, и такой маленький дискомфорт, чтобы отказывать себе ради потакания им от излюбленных удовольствий. Вот чай с медом и лимоном, который так хорошо умеряет пыл тела в сорокоградусную жару. Копченый сыр Чечил, который так прекрасно считается с пивом. Оно прекрасно успокаивает полыхающую слизистую своими игривыми шариками. Или курица карри с солидным добавлением кайенского перца, который выбивает слезы из уголков глаз даже когда рот не обожжен.
Эти маленькие ожоги напоминают мне о тебе. Твоих жестких прикосновений раскаленного металла, клеймящего мою кожу синяками и ссадинами, очень не хватает во время твоего отъезда. Поэтому приходится обжигать себя дымом и кипятком, чтобы хоть как-то компенсировать твое отсутствие в моей постели. Вернее, в твоей, ведь наши "встречи", как мы их тактично величаем, происходят на твоей территории. Я, надо признать, тоже не остаюсь в долгу и клеймлю твои плечи зубами.
Чая и дыма недостаточно для удовлетворения и расслабления. Поэтому ожоги во рту так напоминают о тебе, заставляют протяжно скучать и хоть-как-то сублимируют тебя, пока ты в пешем походе где-то там, на севере. Но время течет быстрым потоком, хоть порой и кажется, что оно комьями глины еле просачивается сквозь пальцы. Поэтому ждать тебя мне осталось недолго, и нет никаких сомнений, что я с легкостью вечернего ветерка смогу сделать это.