Заказ призывно поблескивал боками стакана для виски и жирными ломтиками оленины. Сейчас мне уже хотелось пива, но не хотелось и дальше откладывать неприятный разговор.
Василий вонзился в мою ауру немигающим взором светло-серых глаз из-под низко нависших над ними бровей цвета соломы:
- Ну давай, рассказывай. Что там у тебя?
Пригубив виски, я достала из сумки все вышеизложенное, напечатанное утром на неподходяще сияющей белизной бумаге, и протянула другу.
- Лучше тебе прочесть. Вслух я плохо выражаю свои мысли.
- Лучше бы ты прислала это все заранее, - недовольно поморщился Вася, - но ладно уж.
- Я хотела, чтобы ты прочел в моем присутствии и по ходу дела задавал вопросы. И да, еще я делала расклады на таро, так себе, как смогла, конечно. Вот они тоже, - выудила я из сумки новую папку распечаток, на этот раз с фотографиями раскладов, и протянула их Василию. Медведи волнений щелкали зубастыми пастями над моими прыгающими лососями. Некоторые из них попадали им в зубы, и кровь капала с подбородков неуклюжих хищников в реку. Они застывали рубинами в снежных оправах, и слова рассыпались на буквы, которые, если попытаться заново собрать их воедино, стали бы совсем другими существами. Уродливыми, с руками, торчащими их головы, ногами без ступней, лишенными лиц и пальцев, дышащими с трудом, потому что у них не было бы легких, и падали бы трупами у ног нервной дрожи. Мне все еще казалось, что я зря это все затеяла. Я боялась вызвать смех своим непониманием очевидных вещей, или, тем паче, осознанием всего, но требующим подтверждения извне.
Новый глоток виски, в этот раз слишком большой, попал не в то горло, и диафрагма спазмически содрогнулась в попытке выкашлять драгоценный напиток в салфетку. Василий бросил на меня еще один внимательный взгляд и продолжил чтение, чуть приподняв в кривую скобку уголки своих тонких белых губ. Вообще, снежная белизна бумаги под черными буквами текста очень дополняла его белобрысые волосы, белобрысые глаза и белобрысую же улыбку. Как будто он весь был покрыт облачком светлых волос, так и норовящих обратиться в сияющий нимб над головой молодого человека (белобрысость до того его молодила, что язык не поворачивался назвать его "мужчиной") в свете желтых фонариков позади него. Это сходство давало уверенность, что друг укажет мне направление, но превратится при этом в сфинкса, указывающего путь загадками, и угадать который стало бы возможным только верно ответив на все вопросы. С первой попытки сделать это мне точно не удастся, поэтому придется разматывать за собой, блуждая в этих лабиринтах, нить смирения и логики.
Виски закончился. Голова чуть-чуть кружилась при взгляде на нетронутую оленину. Легкое опьянение заставило меня сверлить взглядом Василия до тех пор, пока он не положил бумаги на стол и не уставился на меня в ответ. Мы дырявили друг друга сверлами ожидания первого слова от собеседника, пока друг, снисходительно ухмыльнувшись, в конце концов не заговорил.
- Ну что ж. Ты и сама все прекрасно понимаешь, и я не буду повторять твои выводы, подкармливая "пауков сомнения" мухами подачек, - отвечал он мне знакомыми метафорами, - в твоем замке не хватает только еще одного вида живности. Лучше путь расклады подтвердят твои слова.
- И это все? Все, что ты мне скажешь? - сомнения и разочарование сплелись в моем вопросе в единую спираль ДНК и звучали отчаянно.
- Да. Это все.
- Но я потратила твое время, сюда же так долго добираться, тем более по пробкам... Прости, - улыбалась я с кислотой квашенной капусты.
- Ничего. Все нормально. Тебе же тоже пришлось добираться с переломанной ногой - кивнул он на костыль, глядя на туфлю-баруку, - кстати, обрати внимание на то, что у тебя повреждена именно левая нога.
- Ладно.
- Пока. Пиши, если что.
- Счастливо, - сказала я и начала уже подниматься со своего насеста на диване, чтобы обнять друга. Но он сам наклонился ко мне с высоты своего немаленького роста, предупредив мои попытки обняться, и поцеловал в щеку.
- И это. Поаккуратней. Не стоит идти вниз по этому серпантину, иначе он осыплется в тот самый момент, когда ступни коснутся дна. Лезть обратно будет сложно. И долго.
На этом мы и распрощались. Во время разговора, вернее чтения, я намеревалась быстро одеться и броситься курить на улицу по его завершению, но мне опять не хотелось смолить. Странно. Вместо этого я решила все-таки взять себе стаут, чтобы провести в кабаке еще немного времени, не признаваясь себе в том, что рассчитывала встретить еще каких-нибудь знакомых. Хотелось утопить снесенные только что неоплодотворенные яйца в болтовне с ними.