Никто из нас никогда не был на улице. Кроме того единственного раза, когда новеньких нас несли от магазина до дома. Но блеск еще не срезанных бирок засветил всю пленку восприятия, и в волокнах ткани и памяти не осталось ничего. Кроме разве что шума улицы, стука колес поезда, людских голосов да непередаваемой вони большого города. Или маленького - нам-то откуда знать? Соседи по полке в платяном шкафу клятвенно заверяют, что город очень большой, чуть ли не самый большой на планете, но исходя из их надменного шуршания в верхних слоях постоянно используемой одежды, напрашивается вывод о недопустимости доверия словам этих расфуфыренных тряпок.
Залезут на нас сверху комом плохо сложенной одежды и знай себе воняют перегаром, сигаретным дымом, мусорным ведром и тошнотворными духами. Обзывают нас дураками за неспособность отличить кислый запах похмелья от изысканного аромата вина, тонкий табачный мускус от вони паленой бумаги, помоечное амбре от запаха благородной белой плесени на камамбере, что выступал закуской к тому самому вину, и мерзкое благоухание рвоты от дорогого парфюма. Мы же знай себе молча сносим эти обзывательства или, того хуже, зацепки молниями и крючками, и терпеливо ждем, когда же эту повседневную братию уже запихнут в стиральную машину.
Мы, может, и не имели даже единичного удовольствия вкусить всю сладость городской жизни, но и воспитание наше не умерло от сахарного диабета при такой диете. Пусть нас доставали и расправляли на кровати всего раз, при отрезании бирок и аккуратном пошовном складывании, но мы, зато, не утратили способности ценить простые радости жизни.
Например, тонкий лавандовый аромат, распространяемый ароматическим мешочком по пространству шкафа. Или улыбку хозяйки, пусть и вызванную выуживанием наших более популярных соседей по полке. Какая разница, какова причина этой улыбки - она не становится менее прекрасной и счастливой из-за различающихся какими-то, мы уверены, незначительными нюансами причин. На которые можно и закрыть кармашки.
Хотя среди нас встречаются и вечно всем недовольные бунтари. Они так и норовят рухнуть с полки или вешалки под ноги хозяйки. Сами с надменным видом оправдывают такое поведение тем, что они, дескать, не согласны с имеющимся порядком вещей и требуют его пересмотреть в пользу именно их ежедневной носки. Но умудренные молью шубы и шерстяные платки склонны лишь укоризненно поплевывать пылью в ответ на такие революционные взгляды. Побитые годами и насекомыми дубленки уверены, что этим нигилистам просто не хватает места на полках или вешалках, чтобы лежать там спокойно и преисполненно собственного достоинства. Мы же, забытые на несколько лет вещички в самых нижних рядах одежды на полках, склонны думать, что эти пайеточно-капризные пиджаки, вульгарно-канареечные юбки и джинсы с количеством прорех, превышающих по площади весь метраж истраченной на них ткани, просто падки до хозяйских ножек.
И не просто не смеем осуждать их за такой выбор объекта вожделения, но и полностью солидарны с этой точкой зрения! Ведь это диво, а не ножки: стройные, сильные, без единого лишнего волоска, искрящиеся бархатом гладкости, такие по-кошачьи изящные и по-птичьи легкие! Роли, отведенная божествами-модельерами своим детищам в виде колготок и чулок, остается только завидовать. Так же безмолвно, как и сносить нападки повседневной одежды.
Но важно знать свое место. Если ты был создан всю жизнь прокататься в метро - катайся там с удовольствием и достоинством. Если ты был рожден каждый день обнимать прекрасные ножки, то изволь не рваться от истерик по каждому пустяку или ноготку. Если тебя надевают только дома и только на выходных, чтобы не жалко было о ткань твоего сущего вытереть жирные пальцы, пролить в нутро твоих складок пиво и припудрить эту красоту крошкой от чипсов - то изволь быть самым заляпанным и неприличным объектом гардероба, чтобы даже до помойки в твоем облачении было стыдно дойти! А если мойры сплели вирд твоего материала так, чтобы ты всю жизнь пролежал неношеным в шкафу - то лежи там самым аккуратным и беззлобным прямоугольничком, какой только знавала любая геометрия!
Тем более, что мы, ни разу не надетые вещи, свято верим в перерождение после смерти. Ведь что такое смерть для предмета одежды? Это попадание в старый пыльный пакет абсолютно неважно, по каким причинам. И после попадания в него тебя ждет один проворот колеса сансары. Может, новая жизнь начнется на вешалке секонд-хенда, а, может быть, на вешалке плеч тощего бомжа. Или ты станешь лучшим подарком на какой-нибудь праздник для малоимущей семьи. Но в чем мы уверены точно - что рано или поздно все изменится. Нужно лишь запастись терпением и стойко сносить вес верхних слоев постоянно носимой одежды.