Неумелые мысли соскребаются с хребтов моих извилин на кантах, лишая их рыхлого слоя напускного спокойствия, который худо-бедно, да защищал ранимый мозг от воздействия извне строссогенных факторов. В их иголки может превратиться все, что угодно, начиная с неприятного звонка от родственников и заканчивая некомфортной компанией на горнолыжном выезде. Которая некомфотна, конечно, по надуманным причинам о плохом мнении обо мне данного человека.
Впрочем, колючие ежи - типичная фауна в горах моих извилин, так и бегают по ним туда-сюда, в лучшем случае оставляя следы на мягкой доверчивой поверхности, а в худшем роя норы прямо в нежной мякоти мозга, попутно искалывая своими ядовитыми иголками все поверхности вокруг и оставляя в них занозы. Они начинают воспаляться и гноиться, пока еж превращается в колючего червя и жадно точит в мыслящей массе мозга сеть нор когнитивных искажений.
Таких переродившихся ежей в моей голове много, и они снуют по своим тоннелям так шустро, что они не успевают затягиваться здоровыми выводами. Только паутина компенсаторных реакций успевает нарасти, пушась все новыми неврозами и зависимостями. Здоровые реакции пытаются, конечно, расчистить эти тоннели от нездоровой паутины и хотя бы забаррикадировать ходы когнитивных искажений валунами представлений о правильной реакции как на стресс, приходящий незваным плотоядным ратраком-убийцей извне, так и занозами ежей-червей изнутри.
Мы с моим зверинцем в голове и приятелем на соседнем сиденье двухместной креселки тихо скользим вверх по тросам на вершину пусть и небольшой, но горы. Левое плечо подпирает окрашенный закатом запад, пятерней своей красоты хватая мозги целиком и выдавливая из них сок вдохновения. Добавить шампанского легкой обиды художника, осознающего, что такой вид невозможно передать никакими красками, будь ты хоть трижды Леонардо (то-то он писал портреты). Следующий ингредиент - горькая полынь покорности этой равнодушной и пылающей красоте, согласие нарисовать все что угодно, чтобы передать ее отстраненно-страстное величие беспечному зрителю. Щепотку жгучего желания самовыразиться, освежающий листочек неожиданных приемов, взболтать, обязательно смешав - и наш коктейль невероятной задумки готов. Осталось только поджечь его поверхность пламенем исполнения и жадно выпить, пока сок не скис, а шампанское не выветрилось. И полирнуть абсентом безумия, благо, с ним у меня всегда было все в порядке и резервуары реакций им полны.
Доза ослепительной сине-розовой красоты с оранжевыми всполохами на кончиках кудряшек облаков заливает собой все тоннели и ходы стрессогенных ежечервей. Эти твари не тонут и не выползают на поверхность розовыми колбасками напускной невинности по имени Ачтотакова, нет. Они обладают навыком перевоплощения во что угодно, отращивая себе жабры отговорок и плавательные пузыри самообвинений и в этом случае. Этих рыбо-червей, густо покрытых отравленными стрессом иголками, слишком много, чтобы они не испоганили своим присутствием врывающуюся в мозг красоту заката. Немалую часть водоканал здорового восприятия, без сомнения, успеет загнать в трубы, ведущие к водохранилищам чистейших впечатлений, но то, что останется на донышке ходов когнитивных искажений, чтобы там вступить в химическую реакцию с тем самым ядом стресса. В ее ходе выпадет осадок из хлопьев вины. Чуть позже, когда я уже вернусь домой, отдохну и лягу спать, они вспенятся желанием переложить ответственность за страдания, у которых нет причины, на кого-то, кто окажется рядом.
Будучи ненарочно разбуженной ночью этим кем-то, я быстро найду дыру в сдержанности, проковырянную поводом начать орать обидные гадости партнеру и швыряться недешевыми, между прочим, вещами. Потом - рыдать в туалете, чтобы он не слышал и не расстраивался еще больше, неубедительно пытаясь вырвать себе клок волос. Жалкое зрелище свергнутой королевы самоконтроля - сидит своей крахмально-рыхлой попой на фаянсовом троне, трусы болтаются на сведенных судорогой лодыжках, своим красным цветом запрещая движение колонне успокоения, руки и голова сложены на коленях в молитвенно-экстатичной позиции, пальцы вцепились в пропитанные потом пряди, лицо сморщено в неприглядную плаксивую гримасу.
Пройдет минут семь, и колонна спокойствия снесет светофор трусов и въедет в гетто моего сознания. Вот машина необходимости умыться, вот миникупер предложения все-таки надеть трусы обратно, а это - вездеходный джип постановления себя на чужое место. За ним следует пикап, груженный искренними извинениями и, наконец, начищенный до блеска смарт принятия чужой реакции. Всем этим составом мы приводим меня в божеский вид и следуем на кухню, где сидит серьезно обиженная проявлениями моей истерики сторона.
Мы поговорим, я снова невольно пущу слезу, но нервозную напряженность непонимания и острой обиды удастся снять и выкинуть в темнеющее ночью окно. Приняв валерьянки устало побреду в кровать, оставляя любимого человека приходить в себя за компьютером. Ночью тоже не все будет гладко с точки зрения физиологии, но это уже другая история, рассказывать позор которой королеве самоконтроля совсем не хочется.