Monosugoi : другие произведения.

Возвращение Вождя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Близится столетие Великой Октябрьской Социалистической Революции, но в мире все еще неспокойно. Чекисты, колдуны вуду и ничего не понимающий в происходящем советский полковник вступают в суровую классовую борьбу с выкормышами империализма и Великим Ничто. 3-е место по мнению жюри на конкурсе "НФ+Фэнтези=?" Крымского Фестиваля Фантастики "Созвездие Аю-Даг". Рассказ напечатан в сборнике "Настоящая фантастика-2010" издательства "ЭКСМО".

   Павел Петрович Ильичев был агентом КГБ и очень этим гордился.
   Объяснялось его гордость просто - в период максимального накала столкновения миров развитого социализма и загнивающего капитализма каждый советский гражданин считал своим долгом приложить все усилия для оказания помощи родной стране. А Ильичев мог принести пользу вдвое, а то и втрое большую, чем рядовой гражданин. Потому что полковник Ильичев служил в должности заместителя командира полка ракетной дивизии группы советских войск на Кубе. Куба же образца 2017 года, как известно любому октябренку из политинформаций, находится на острие вышеупомянутого столкновения с тех самых пор, как по указанию Никиты Сергеевича Хрущева здесь разместили часть ядерного арсенала СССР. Сколько после этого американцы ни грозили стратегической инициативе страны Советов, руководство партии на провокации не поддалось, решительно отметая возможность убрать ракеты с острова Свободы. И вот уже не за горами сотая годовщина Великого Октября, а ракеты и группа войск здесь, и никуда не двигаются.
   Что, собственно говоря, и означало, что ЦРУ, РУМО и иже с ними проявляют повышенный интерес к городку Хибара, где дислоцировалась часть, в которой служил полковник Ильичев.
   Надо сказать, что не всегда Ильичев относился к статусу агента КГБ серьезно и в беседах со своим куратором майором Железняковым позволял себе всякие шутки на предмет того, что он-де стукачок маленький. Но в этот раз Железняков, выставив на стол явочной квартиры бутылку дефицитного в этих краях армянского коньяка, принялся объяснять Ильичеву ошибочность подобных взглядов.
   - Ты, Петрович, сколько уже в партии? - вопрошал особист, разливая коньяк по рюмкам.
   - Так почитай с двадцати восьми лет, - пожал плечами Ильичев.
   - А несешь ерунду, как какой-нибудь битник с Калининского проспекта. Вот в чем, по-твоему, разница между агентом и стукачом?
   - Да ни в чем.
   - Ясно, Петрович. Давай-ка по одной вздрогнем, а потом я тебе разъясню ошибочность твоих убеждений.
   Они вздрогнули и закусили лаймом.
   Железняков выложил из кейса на стол шумодав, надежно защищавшее от прослушки новейшее изделие Министерства среднего машиностроения. Которое, как известно, на самом деле объединяло все советские закрытые НИИ. Из соседних с явочной квартирой окон, раскрытых нараспашку, мгновенно донеслась забористая ругань. Аппаратура надежно глушила не только потенциальные вражеские шпионские устройства, но и все телевизоры, сотовые телефоны и компьютеры в радиусе пары сотен метров.
   - Так вот, Петрович, - начал Железняков, раскуривая сигару. - Разница между двумя этими понятиями огромная. Стукач, Петрович, это такой человек, который для органов государственной безопасности не только не полезен, но даже и вреден. Потому что стукач только и делает, что стучит. На соседей, на сослуживцев там... А чего он нужного рассказывает? Да ничего. Кто с женой комдива из младшего офицерского состава переспал, кто скабрезные журнальчики почитывает...
   При этих словах Железняков пристально посмотрел на Ильичева.
   - Ты, кстати, Петрович, "Плейбой"-то, что третьего дня у командира второй роты Ивашкина отобрал, куда дел?
   Ильичев покраснел как рак и потянулся за бутылкой.
   - Я это... - промямлил он.
   - Да что ты как маленький, Петрович, чуть что, сразу "я это". Так и скажи - не дочитал еще. Прочитаешь - доложишь мне сообщением о содержании, особенно о тех местах, где антисоветские идеи излагаются. И отдашь вместе с журналом. Только смотри, чтобы как в прошлый раз не получилось, когда твои орлы всех баб повырывали и под штабную карту прицепили. А комдиву пришло в голову новую карту повесить. Помнишь, как он удивился?
   Ильичев мрачно кивнул. От стыда он готов был сквозь землю провалиться.
   А Железняков, как ни в чем не бывало, продолжил:
   - Так вот, стукачи, Петрович, они силы и средства органов безопасности отвлекают на всякие пустяки. Органы, Петрович, ты должен сам понимать, умные люди возглавляют. Они же понимают, что каждому надо дать кусочек запретного плода попробовать - ну нужна же даже советскому гражданину какая-то отдушина. Члены ЦК, чай сам знаешь, в Интернете не только по домену su шарятся.
   А агент, Петрович, это очень нужный и полезный государству человек. Потому как занимает он важную должность и является объектом потенциального устремления иностранных спецслужб. Или может помочь нам незаметно проконтролировать сложную ситуацию. Или даже сообщить нечто такое, что на совет офицерского собрания не вынесешь. Помнишь, у тебя в части Ковальчук повадился патроны таскать? И что ты сделал? Правильно, мне рассказал. Потому как комдив, доложи ты ему об этом, тебя же и затоптал бы. Сам знаешь - Ковальчук на его племяннице женат. А дойди его дело до суда, получил бы дурак за свою любовь по бутылкам пострелять срок в Мордве. Так у него жена и двое детей. А так провел я с ним профилактическую беседу, быстренько написал он рапорт, и уехал дослуживать до пенсии на Дальний Восток. Вот так и дивизии от тебя польза приключилась, и человека не сгубили.
   - Давайте за справедливость, а? - Ильичев к Железнякову всегда на вы обращался, потому как уважал его.
   - Ну, давай, - Железняков принял рюмку и они выпили.
   - Сергей Иваныч, я все осознал, - сообщил Ильичев, вцепившись зубами в дольку лайма. - Впредь обязуюсь не порочить достойное звание агента органов.
   - Вот и хорошо, Петрович. Но я тебя не для того сюда позвал, чтобы твоим политическим воспитанием заниматься. Тут дело серьезное. Прибывает к нам завтра делегация товарищей из компартии республики Гаити. Контингент, не скрою, сложный, необычный. Пугать заранее не буду - сам все увидишь. И завтра же прибывает для работы с ними группа ответственных работников одного из наших "абонентских ящиков". Цель визита и тех и других строго засекречена и даже тебе, Петрович, знать ее ни к чему. Спать лучше будешь. Наших из "ящика" встречу я, а вот гаитян тебе поручаю. По легенде они прибывают для ознакомления с передовым опытом кубинских товарищей. Так вот, твоя задача - чтобы ни один кубинец к ним не подошел и близко, не говоря уж об иностранцах, которых тут полно. Обрядишь роту своих орлов в гражданские тряпки, детишек возьмешь с десяток... Они у тебя все так загорели, что от местных не отличишь. Вывезешь всю эту компанию завтра утром на аэродром, там уже будут журналисты. Все наши, проверенные. Встретишь делегацию, рассадишь по автобусам и в часть. Но так, чтобы не сразу, а попетляете по городу для вида. А в часть прибудете - сразу в особый отдел всех сдавай.
   - Что, Сергей Иваныч, все так серьезно?
   - Серьезно, Петрович, серьезней некуда. По нашим данным в город уже прибыл ряд американских агентов. Кой черт ЦК дернул разрешить свободное посещение кубинских курортов туристами из капстран! Проблем теперь выше крыши. В общем, ожидаем всего, начиная от диверсии и заканчивая ракетной атакой. Давай, Петрович, по последней, и действуем, время не ждет.
   Они хлопнули еще по стопке и засобирались.
   - Сергей Иваныч, - собравшийся было уходить Ильичев замялся. - А можно просьбу личного характера?
   - Валяй, Петрович, - рука Железнякова, потянувшаяся было к шумодаву, замерла на полпути.
   - Мне бы это... Ну не мне, точнее, а жене... Ноет вот, последнее время, домой хочет...
   - Петрович, - Железняков нахмурил брови. - Домой нам сейчас с тобой нельзя никак. Здесь, можно сказать, судьба мира решается, так что никаких "домой".
   - Да я не об этом, - сконфузился Ильичев. - Мне даже и неудобно, просто жена борщеца хочет сварить, а то надоела местная жратва. Особенно гадость эта, авокадо...
   - Ничего, Петрович, это не смертельно. Я тебя понял, завтра с начсклада поговорю, у него точно помню был ящик борща в банках.
   Ильичев представил себе сверкающую краской ребристую пластиковую банку с колечком самоподогрева. Яркая наклейка сообщала, что в банке находится "Борщ свекольный", ГОСТ 33343 - 71, цена 45 копеек для третьего пояса. Воображение разыгралось так, что у полковника только что слюнки еще не потекли.
   - Так Сергей Иваныч, - вздохнул Ильичев. - Я уже у него спрашивал, говорит - нет.
   - Петрович, - Железняков похлопал Ильичева по плечу. - Я ему такое "нет" устрою, он у меня небо в овчинку увидит. Можно подумать его одного ностальгия по родине замучила. Завтра как гаитян встретишь, заходи к нему, скажешь что от меня.
  
   Не понравилась компания эта с Гаити Ильичеву, сразу не понравилась. То, что точно это никакие не товарищи из компартии, он просек быстро. Ибо в сопровождении бравурного марша с трапа реактивного стратоплана ТУ-544 спускался столь разношерстый сброд, что впору детей пугать. А они, собственно, и испугались, и, вместо того, чтобы встречать прилетевших с радостными по сценарию лицами, быстро посовали им цветы и спрятались за спины родителей.
   Во главе прибывших шествовал наряженный в рваные штаны и кеды двухметрового роста негр, сверкающий ослепительной белизны зубами. Шоколадного цвета кожу делегата покрывали многочисленные разноцветные линии и знаки, а с шеи свисало несколько рядов бус, перемежающихся пучками перьев и иссохшими цыплячьими головами. В руках негр тащил помело из облезлых перьев, которым постоянно махал равно поп кадилом. Ильичев определил его как главу делегации. За "главой" следовал еще один негр, облаченный в джинсовый костюм с обрезанными до колен брюками. Башку его украшали собранные в луковый хвост косички-дреды, на болтающихся концах дредов звенели крошечные колокольчики. Типчик щеголял огромными солнцезащитными очками, в зубах у него дымилась цигарка. Он непрерывно трещал по сотовому телефону, прижимая его к уху правой рукой, а левой волочил плетеный сундук.
   Но и на нем приезжий цирк не заканчивался - далее следовала пара разрисованных гаитянских товарищей, отчаянно лупящих в пузатые барабаны, болтающиеся у них на груди. Завершали процессию еще два сотрясавшихся в диких припадках полуголых негра в жутких масках и с палками в руках. Венчавшие их штуковины, в которых Ильичев к вящему ужасу признал мумифицированные человеческие головы, издавали зловещий треск, заглушавший оркестр.
   В общем, будь на то воля Ильичева, вся эта компания отправилась бы у него в полковую парикмахерскую бриться наголо, а потом на гауптвахту суток на несколько. С последующим выходом на общественно-полезные работы. А главное - он понятия не имел, как надо было приветствовать застывшую у трапа делегацию.
   Возникла заминка.
   Единственным нормальным человеком в этой компании выглядел щупленький субъект в очках, облаченный в мятый серый костюм, показавшийся из люка стратоплана последним. Он только что не кубарем скатился по трапу и подбежал к Ильичеву, одетому в панаму, гавайку и шорты. В тени на улице было около сорока.
   - С-средин, Митрофан Каземирович, - товарищ в костюме отчаянно заикался. - Младший научный сотрудник, состою в качестве переводчика при делегации.
   - Мне что делать-то? - прошипел Ильичев, не сводя взора с делегации.
   - В смысле, что делать? - Средин промокнул лоб платком. - Я-я, думал в-вас проинструктировали...
   - Приветствовать мне его как?
   - А-а, понял! - лицо Средина расплылось в улыбке. - Одну м-минуту.
   Он повернулся к гаитянам и резво затараторил на птичьем языке, причем, похоже, без малейшей запинки.
   В ответ на тираду Средина, глава делегации расплылся в широченной улыбке и полез обниматься с обалдевшим Ильичевым. Облапив его пару раз, негр принялся охаживать воздух над его головой своей палкой и что-то лопотать по-птичьи.
   - Самеди Преваль г-говорит, что р-рад встречи с вами, - принялся переводить Средин. - Он т-также р-рад встрече с одним из т-тех людей, что изменят м-мир и в-в-внесут в него г-гармонию и п-порядок.
   - Чо это он такое несет? - опешил Ильичев. - Вы все правильно переводите?
   - Вы что! - замахал руками Средин, мгновенно забыв про заикание. - Улыбайтесь и делайте вид, что рады это слышать! Вы ему своими грубыми эмоциями весь настрой перед работой собьете! Думаете, раз он по-русски ни бельмеса, значит и ничего не чувствует? Он же потомственный ганган!
   Средин покосился на радостно лыбящегося Преваля и полушепотом добавил:
   - К тому же у него необычайно развит дар предвидения - он никогда не ошибается! Если Самеди Преваль сказал, что вам уготована важная роль в предстоящих событиях, значит так тому и быть! Хорошо еще, что он в свое время в Патриса Лумумбы обучался. Не представляю, что случилось бы, перехвати его американцы.
   С этими словами Средин ухватил Преваля за руку и потащил в "икарус", подогнанный на взлетно-посадочную полосу, оставив озадаченного Ильичева наедине с деловито засобиравшимися журналистами. Как и обещал Железняков, текст репортажа они получили заранее и, сделав пару снимков прибытия, могли спокойно слать их в редакции.
   Неожиданно из кармана гавайки Ильичева полился голос нестареющего Кобзона, напевавшего "не думай о секундах свысока". Ильичев вытащил мобильник (не хухры-мухры, кстати, а подарок офицеров части на сорок лет - новейшая "Электроника").
   - Слушаю, Сергей Иванович.
   - Петрович, тут такая фигня... - донесся из трубы голос Железнякова. - Ситуация осложняется. Тебе Преваль что говорил?
   - Да как вам сказать, - Ильичев вздохнул. - Странный он какой-то. Тут при них толмач прибыл, Средин, так вот он...
   - Значит говорил, - нетерпеливо перебил Железняков не дослушав, чего на памяти Ильичева не приключалось ни разу. - Ты вези, давай, гаитян в часть, как договаривались, а как сдашь в отдел, иди к себе и меня жди. Разговор есть.
   - Понял Сергей Иванович, - Ильичев совсем растерялся.
   - Товарищ полковник мы едем? - из полковой "волги" высунулся водитель, узбек Турсунбаев, наряженный по случаю в шорты и футболку с портретом Че Геварры. - Однако в части скоро обед, макароны по-флотски давать будут!
   Ильичев сообразил, что без него автобусы с делегацией и встречающими не тронутся с места, сунул мобильник в карман и поспешил к машине.
  
   По всему Острову Свободы наступила послеполуденная сиеста. В такую жару работать все равно было невозможно, поэтому в части царил "тихий час". Нежданной расслабухе все новоприбывшие удивлялись со страшной силой, но, столкнувшись с местными погодными реалиями, быстро приобщались к дневному отдыху.
   В кабинете Ильичева тишину нарушали только периодически просыпающийся кондиционер да приглушенное хрюканье интернет-радио "Маяк". На радио второй день наводили помехи натовские хакеры, так что слушать его было невозможно - вместо родной речи из колонок компьютера неслась какая-то похабщина. Но Ильичев канал не отключал, ждал пока трансляцию восстановят.
   В ожидании Железнякова полковник листал экспоприированный "Плейбой". Он не сомневался в том, что советские комсомолки и спортсменки легко дадут прикурить подретушированным заморским красавицам, но втайне печалился, что ни в "Работнице", ни в "Крестьянке" в таком виде их не напечатают. Так что прав, видимо, был Железняков, когда говорил, что даже советскому человеку надо дать вкусить немного запретного плода. Чтобы не чувствовать себя обиженным жизнью.
   В дверь постучали. Ильичев лихорадочно зашарил по ящикам стола. Вытащив недельной давности номер "Красной Звезды" он уложил его поверх томно изогнувшейся ударницы модельного бизнеса.
   - Разрешите, товарищ полковник? - в кабинет просунулась голова майора Кошкина, стоявший сегодня дежурным по части.
   - Тебе чего? - майор появился не вовремя.
   - Товарищ полковник, - Кошкин протиснулся в едва приоткрытую дверь. - Жалоба поступила от местных... местной.
   Ильичев посмотрел на часы.
   - Излагай давай быстро, - вздохнул он.
   Кошкин сунулся обратно за дверь, оттуда донеслись звуки спора и яростные выкрики на испанском. Затем раздался сочный шлепок, дверь распахнулась и в кабинет ворвалась тропическая буря.
   Буря оказалось дородной кубинкой лет сорока, непрерывно и громогласно вопящей. За руку матрона волокла свою более мелкую и изящную копию. Копия выглядела зареванной, но миленькой.
   Следом показались Кошкин и один из прапорщиков, фамилии которого Ильичев не помнил. Лицо Кошкина украшал пунцовый отпечаток пятерни.
   - Это что за цирк, Кошкин?
   - Товарищ полковник, гражданка Мария Амелиа. Пришла с жалобой на прапорщика Петрова. Говорит, что только что от el doctor, и ее дочь беременна от Петрова.
   Ну вот, только этого не хватало, мысленно вздохнул Ильичев. Железняков должен был появиться с минуты на минуту.
   - Майор, - Ильичев открыл ящик стола и незаметно смахнул туда "Плейбой". - Вы что, сами разобраться не можете? Это что, в первый раз? Быстренько провели суд офицерской чести... Вы кажется один из его членов? Осудили товарища, после чего он, осознав свою вину, на гражданке... как вас там?
   Матрона выстрелила пулеметной фразой, которую не понял даже Ильичев.
   - Неважно, - махнул он рукой. - В общем, осознав проступок, товарищ Петров женится на гражданке.
   Я бы и сам не отказался женится на такой, добавил он про себя. Ишь как глазки строит. А глазки-то карие, томные. Не то, что у моей Светки.
   - Товарищ полковник, а он не... - начал было Кошкин, но тут дверь снова открылась.
   - Опаньки, Петрович, - растерянно развел руками появившийся Железняков. - А вас тут много.
   - Так, Кошкин, - Ильичев почувствовал резкий приступ раздражения. - Я что, неясно выражаюсь? Суд офицерской чести и жениться, ясно? Петров, ты меня понял?
   - А я не буду, - вдруг заявил Петров, беззастенчиво уставившись на Ильичева.
   - Это как "не буду"? - опешил тот.
   - У него в Союзе уже жена есть, - виновато пожал плечами Кошкин.
   - А даже если бы и не было? - Петров явно отказывался осознавать свою вину. - Я ее насильно под пальмы не тащил. И не виноват я, что в этой деревне ни в одной аптеке этого... средств защиты нет. Пусть идет аборт делает.
   Горячая волна ударила в голову Ильиечва.
   - Ах ты, мерзавец! - полковник трясущимися руками полез за табельным бластером Алфёрова. - Да я... Да я...Да я тебя по всей строгости кодекса строителя коммунизма, без суда и следствия, лично сам!
   Кобура никак не желала открываться.
   - Эй, Петрович, ты давай с этим завязывай, - тяжелая длань особиста легла на кобуру. - Это тебе не тридцать седьмой год!
   Из Ильичева сразу как будто выпустили воздух.
   - Сергей Иваныч, ну ты глянь до чего скатились! Советский офицер, а ни стыда ни совести. И ладно бы еще не женат был...
   Ильичев в сердцах махнул рукой и рухнул в кресло.
   За дело взялся Железняков.
   - Петров, - интонация, с которой особист произнес фамилию провинившегося, заставила умолкнуть даже матрону, непрестанно причитавшую с момента появления. - Через час ты сидишь в моем кабинете в особом отделе, ты понял? Разбираться с тобой буду лично.
   - Так точно, товарищ майор, - Петров побледнел ужасно, моментом растеряв весь гонор.
   - А теперь все вон, - не терпящим возражений тоном добавил Железняков.
   Повторять по-испански не пришлось. Матрона и ее отпрыск испарились едва не быстрее Петрова.
   - Сергей Иваныч, ну куда мы катимся, а? - Ильичев отстегнул форменный галстук и полез в сейф, где хранилась початая бутылка "Гавана Клаб". - Ты посмотри, что творится. Никаких моральных устоев у нынешней молодежи, дожили. Что наши деды бы сказали, что в сорок пятом брали Берлин, глядя на них?
   - Сильно расстроился, Петрович? - Железняков сел напротив.
   - А то. Ты ведь глянь на них - с детства все подают на блюдечке с голубой каемочкой, школа, институт, профсоюзы... А в армии? Любая дура мечтает за офицера выйти, а им все мало. Местный, так сказать, колорит подавай. Да у этого Петрова жена небось первая красавица на село, да еще и МГИМО закончила. А он что? Тьфу, лишь бы присунуть. Бездуховность полнейшая. Этак мы скоро докатимся до того, что офицеры отсюда ром да сигары начнут возить и торговать ими. Будете?
   Ильичев выудил бутылку из недр сейфа.
   Железняков покачал головой.
   - И тебе тоже не советую. Нам с тобой сейчас этим увлекаться нельзя, у нас есть дела поважней. Тут надо твердость духа проявить. И главное, Петрович, не отступать и не сдаваться. Вот если бы в шестьдесят втором Никита Сергеевич пошел на поводу у Кеннеди и ракеты с Кубы убрал - где бы мы сейчас были? Сначала ракеты им с Кубы убери, потом дай независимость какой-нибудь Прибалтике, а там дальше что? Вообще весь Союз отдать, чтобы по кусочкам растащили? Не будет такого, Петрович, и мы с тобой все усилия к тому приложим. А о Петрове не волнуйся, я его так воспитаю, мало не покажется.
   - Так их, таких, с каждым днем все больше. Ну скажите мне, Сергей Иваныч, чего им не хватает?
   - Серьезно мыслишь, Петрович, - расплылся в улыбке Железняков.
   А следующие его слова и вовсе озадачила Ильичева:
   - Не ошибся в тебе колдуняка. Знай, Петрович, что не одного тебя эта проблема волнует. ЦК тоже об этом думает, и знает, в чем дело. Нет в жизни нашей молодежи трудностей и нет у нее примера перед глазами для подражания. Веры нет, если хочешь, Петрович, в марксистско-ленинские постулаты. А там, где вера в светлое будущее кончается, начинается фрейдисткая трясина, направленная на удовлетворение низменных желаний... Не понимаешь, да?
   Ильичев отчаянно затряс головой. Если бы он не знал Железнякова много лет, то подумал бы, что его берут на галимую провокацию. Но провокаторством особист никогда не страдал, да и самому Ильичеву строго-настрого запретил даже касаться этой темы. Органы госбезопасности, говорил всегда Железняков, человека, балансирующего на грани, должны потянуть к себе и в общество вернуть, а не толкнуть на преступление. Потому как раскрытое преступление, если преступника можно было спрофилактировать и не допустить злодейства, для чекиста считается браком в работе.
   - Значит рано тебе еще, Петрович, все знать. Операция здесь проводится серьезная и в случае ее провала последствия могут быть пострашней атомного взрыва. Потому всех на Кубу и свезли - если что не так пойдет, все будут валить на американскую провокацию. Я тебе доложу, что "ящичные" у нас размещены, заперты надежно и уже приступили к работе. А вот с гаитянскими товарищами мы так поступить не имеем права. Потому им предоставлен режим свободного перемещения по городу и ты, Петрович, должен будешь их сопровождать везде и всюду, понял?
   Ильичев кивнул.
   - Это не моя прихоть, и наша опергруппа за вами присмотрит. Но Преваль хочет, чтобы ты с ним это время был. Так что переодевайся в гражданку и вперед. Считай, что на задании.
  
   - Пал Петрович, закажите еще по одной, - приняв на грудь поллитра, мэнээс Средин абсолютно забывал про заикание. - Барон Самеди, чтоб его, требует.
   Ильичев опасливо покосился на отчаянно двоящегося в его глазах колдуна,
   - А точно еще? - уточнил он. - А то мне после вчерашнего, когда мы мимо кладбища шли, и так начало казаться, что мертвые вдоль дороги стоят.
   - Не показалось вам, - Средин тоже покосился на колдуна. - Это все он, наподнимал останков батистовских прихвостней из могил.
   - А зачем? - Ильичев с трудом сфокусировал взор на собеседнике.
   - Скучно ему было.
   Гаитянская делегация провела в Хибаре уже неделю. Каждый день колдуна забирали в особый отдел, где в тайном подземном бункере "ящичники" вешали на него паутину проводов, что-то замеряли, записывали и высчитывали. Преваль в это время замогильным голосом исполнял какие-то гаитянские напевы, от которых у Ильичева мурашки по коже бегали. В качестве аккомпанемента колдуну выступала делегация. И чего только рьяный материалист Ильичев за эти дни не нагляделся - и стулья-то по комнате летали, и сам колдун светился что твой праздничный салют. Несколько раз помещение наполнялась странными звуками, шедшими, казалось, ниоткуда. Но больше всего Ильичев перепугался, когда после очередной порции песнопений в лаборатории появился туман, и он готов был поклясться, что в этом тумане возникли нечеловеческие фигуры, говорившие на том же языке, что и колдун.
   Так что известие о подъеме из могил десятка-другого terratenientes Ильичев уже не относил к выдающимся явлениям.
   И каждый день после опытов полковник вынужден был таскаться с колдуном по всем городским забегаловкам, в которых они глушили ром с перцем и кофе в неописуемых количествах.
   Но все это время мозг Ильичева терзал один вопрос - зачем это нужно? Железняков на него отвечать отказался, сославшись на секретность. Так что сегодня он решил идти напролом.
   Заказав еще три порции, Ильичев взял под локоть Средина и подтащил его к колдуну.
   - Каземирыч, ну-ка переведи ему, - Ильичев подвинул стакан к колдуну.
   - Чего перевести? - насторожился Средин.
   До этого Ильичев, обычно, старался держаться от колдуна подальше, хотя тот всячески демонстрировал ему свое расположение.
   - А ты спроси его, чего он тут забыл. Пусть объяснит нам, как его эти шаманские штучки согласуются с материалистической теорией.
   - Вы что, это же секретная информация... - начал было Средин.
   - Каземирыч, в морду дам, - пьяный Ильичев не терпел возражений, а кулак у него даже на вид был весьма увесистый.
   Средин покорно принялся лопотать на колдунском наречии. В ответ тот расплылся в улыбке и говорил долго-долго, но так, зараза, увлекательно, что Ильичев не заметил, как прикончил свой ром.
   - Преваль говорит, что в нашем мире идет незримое противостояние, - Средин повернулся к Ильичеву.
   - Наш человек, - уважительно заметил тот. - Холодная война, она на первый взгляд как будто не видна...
   - Ну, не совсем так. Он говорит, что сейчас идет война между Лоа, духами старого мира, и Великим Ничто.
   - Чего-чего?
   - Великое Ничто... Пал Петрович, меня ж за это под суд отдадут!
   Ильичев снова показал кулак.
   - Он считает, что в нашем мире изначально было множество Лоа, у каждого народа свой. И люди верили в них и подчинялись законам, которые Лоа для них установили. Но со временем в душах людей поселилась пустота, потому что вера в бога требует отдачи, а они увлеклись получением материальных благ и наслаждений. И чем больше этой пустоты, тем меньше веры, а чем меньше веры, тем меньше сила Лоа и тем труднее им поддерживать веру в людях. Понимаете, замкнутый круг получается.
   Ильичев кивнул.
   - И вот тогда Лоа постепенно стали исчезать из нашего мира, а их место заняло Великое Ничто, которому только жрать, пить да по бабам подавай. Лоа, конечно, отчаянно сопротивляются этому, но ничего не могут поделать. Поэтому Преваль считает, что Лоа вот-вот вообще покинут этот мир, и тогда Великое Ничто поглотит его.
   - Каземирыч?
   - Что?
   - Ты чего меня сказками народов мира грузишь? У моего сына их дома целая библиотека.
   - Вы ж меня сами попросили! А раз просили так слушайте и не перебивайте, потому что ЦК считает, что Преваль прав.
   Ильичев присвистнул.
   - Сам Преваль долго искал народ, обладающий великой верой, но не имеющий своих Лоа...
   - Религия - опиум для народа, - вдруг, ни к селу ни к городу, мрачно заявил Ильичев.
   - Пал Петрович, новейшие исследования показали, что между религией и идеологией не так много различий...
   Колдун, до этого с интересом прислушивавшийся к диалогу, вдруг изменился в лице и что-то закаркал.
   - О kwa, о jibile! Ou pa we m inosan? - разнеслось по бару.
   На глазах Ильичева и без того жуткая рожа Преваля, размалеванная под череп, вдруг стремительно вытянулась. Колдун стал превращаться в увешанного яркими бусами огромного ворона. Ворон спрыгнул с табурета бара и, воинственно сотрясая своей палкой, бросился к выходу.
   - Чем он ее держит-то? - пронеслась в голове Ильичева шальная мысль.
   Мир вокруг него завертелся, стены бара покрылись замысловатыми узорами и стали зыбкими как желе. Цепляясь остатками сознания за происходящее, он заметил бледного как смерть Средина, заползающего за стойку. В отличие от бара и колдуна, мэнээс ни капли не изменился.
   А ворон-колдун, продолжая вопить, скакал с палкой наперевес. Из его крыльев, обмазанных на концах чем-то красным, сыпались молнии.
   Бар наполнил неприятный скрежет, как от тысяч ползающих огромных тропических тараканов, которых сын Ильичева держал в школьном живом уголке.
   Скосив взгляд, полковник обнаружил, что перед колдуном выстроился ряд фигур, сотканных, казалось, из бездонной темноты, мертвой и безжизненной. Очертания их постоянно менялись. То они были похожи на людей, то на зверей, а то и вовсе на нечто такое, что никакому описанию не поддавалось. Все прибывшие держали в руках светившиеся багровым светом рогатины.
   И говорили они по-английски, это Ильичев понял точно.
   - Провокация! - сообразил он.
   Но до того как веки его сомкнулись, двери в бар слетели с петель и в проеме возникли три сияющих белым огнем образа. Хотя свет, исходивший от них, слепил ужасно, Ильичев понял, что одеты пришельцы в форму времен гражданской войны и буденовки, на которых горели алые звезды. Выхватив пламенеющие шашки, красногвардейцы бросились на черных...
   А для Ильичева наступила спасительная темнота.
  
   Во сне Ильичев видел победу коммунизма на всей Земле. И майор Железняков поздравлял его с этой победой, а потом посадил в правительственную "чайку" и повез в Москву. Ехал Ильичев в просторной "чайке" и поражался тому, как изменился мир без проклятых капиталистов. Но чудеснее всего оказалась столица дивного нового мира город Москва, стоявшая на высокой и великой горе. Она имела славу ленинскую, светилась ею подобно драгоценнейшим камням, как бы рубиновым кремлевским звездам. И ныне имела Москва большую и высокую стену и пятнадцать врат и на них пятнадцать гербов союзных республик; на воротах написаны были имена пятнадцати колен председателей республиканских ЦК: с востока четверо ворот, с севера четверо ворот, с юга четверо ворот и с запада трое ворот. Стена же города имела пятнадцать оснований, и на них написаны имена пятнадцати генсеков. И были эти пятнадцать ворот как пятнадцать жемчужин: каждые ворота были из одной жемчужины. Улицы же Москвы были чистое золото, как прозрачное стекло. И не имела она нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава ленинская осветила ее, и светильник ее - светлые идеи марксизма-ленинизма. Представители спасенных от гнета империализма народов ходили во свете их, и руководители партячеек земных принесли в Москву славу и честь свою. И не запираются ворота Москвы днем; а ночи там не было. И принесены в нее были также мир и дружба народов.
   Смотрел на этот славный город Ильичев и знал, что не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые свято блюдут написанное в кодексе строителя коммунизма.
   И проводили Ильичева во Дворец Советов высотой четыреста шестнадцать метров, что увенчан стометровой статуей вождя мирового пролетариата с простертой к светлому будущему дланью.
   Предстал Ильичев в кабинете с укрытым зеленым сукном столом, расположенном четвероугольником, и длина его была такая же, как и широта.
   Председательствовал во главе стола сам Ульянов-Ленин, озаренный ярким светом и в окружении сотен красных флагов, пошитых из бархата. И по правую руку от него восседал Феликс Эдмундович Дзержинский, и лежали перед ним каменные скрижали. Смотрел он строго и сурово на Ильичева и записывал, глядя на него, что-то золотым пером в скрижали. А по левую руку от Ленина восседал, как ни странно, Самеди Преваль, гаитянский колдун с вороньими крыльями за спиной, даже во сне не прекращающий своих кошмарных песнопений.
   - Полковник Ильичев, - вопросил сурово Дзержинский, отложив на время скрижаль. - Как же вы допустили столь досадный проступок? Вы ведь едва не сорвали мировую революцию...
   И тут Ильичев проснулся.
  
   - Петрович, приходи в себя, спящая красавица, мать твою. Нет времени в обмороках валяться!
   Ильичев открыл глаза и обнаружил себя на скрипучем кожаном диване в собственном кабинете. В окна, вместе с утренним бризом и шумом моря, проистекал приглушенный рассвет.
   Над ним склонился Железняков.
   - Хорош разлеживаться, - особист рывком привел его в вертикальное положение. - Тут такое творится!
   - Сергей Иваныч, это со мной, похоже, такое творится... - Ильичев схватился за голову, отозвавшуюся медным гулом.
   Перед глазами все поплыло.
   - Это ты про вчерашнее, что в баре было? - Железняков подошел к столу, налил из графина стакан воды и бросил в него таблетку.
   Вода запузырилась.
   - Так то американцы попытались ликвидировать Преваля. Чуть, гады, всю операцию не сорвали. Хорошо опергруппа вовремя подоспела. На, выпей.
   Железняков сунул стакан с успокоившейся водой Ильичеву.
   - Это что?
   - Из нашей спецаптечки, мгновенно протрезвеешь.
   - Сергей Иваныч, мне, после вашего колдуна, похоже, ни одна аптечка не поможет!
   - Петрович, мне сейчас не до этого. Ты чего видел - ворону и кучу черных?
   - Ну да, - Ильичев оторопело уставился на особиста.
   - Пей, - приказал тот. - Это все оттого, что рядом с колдуном был.
   - А ваших я как красноармейцев с огненными шашками видел - пролопотал Ильичев и проглотил содержимое стакана.
   В голове сразу прояснилось.
   - Ух ты, здорово! - искренне восхитился Железняков. - Ладно, Петрович, не до этого сейчас. Упустили мы вчера одного, всю ночь по окрестностям рыскали. А час назад его наш радиоперехват засек. Информирует, сволочь, свой Пентагон. Надо срочно брать его, но без шума. Так что поедешь со мной.
   Ильичев, пришедший в себя, вытащил из сейфа бластер, сунул его за пояс и бросился на выход за Железняковым.
   Перед штабом стоял открытый уазик, горящие фары которого клином разрывали предрассветный сумрак. Железняков прыгнул за руль и, стоило Ильичеву коснуться сиденья, вдавил газ до упора. Взвизгнув покрышками, машина сорвалась с места.
   - Сергей Иваныч, - Ильичев вцепился в раму над головой. - Ты мне скажи, что все-таки происходит, а то вчера мне этот твой Преваль такого понарассказывал...
   В свете фар перед ними металась тропическая зелень и дорожные указатели. На каждой ухабе "уазик" взбрыкивался как бешеный конь и Ильичев едва не прикусил себе язык.
   - Про богов, что ушли рассказал, про Великое Ничто, - продолжил он, стоило им выскочить на относительно ровное прибрежное шоссе. - Неужели это все правда?
   - Правда, Петрович, правда, - Железняков гнал машину, не отрывая взгляд от дороги. - Помнишь ты меня спрашивал, почему такие, как твой Петров появляются? Потому что нет в них веры, только пустое повторение заученных фраз. Вот таких-то Великое Ничто и хватает первых. Все от бездуховности. А бездуховность - она отчего? От того, что вера должна чем-нибудь поддерживаться. Христианам в этом плане раньше легче было - чуть что удивительное случилось, сразу чудом божьим объявляют. Но и у них лимит закончился. Нет веры у людей, хоть ты тресни. А потому, что не видят они высшей силы. И у нас также. Кто такой Ленин для наших детей? Бородатый мужик с картинок в книжках. Сто лет уж со времен революции прошло, как им с него пример брать, если он только в книжках и есть?
   Дернув руль, Железняков увел машину с шоссе на едва заметную среди деревьев просеку. По лобовому стеклу "уазика" захлестали ветки.
   - А Преваль, Петрович, великий ганган, что есть знатный гаитянский колдун. И ему что мертвого из могилы поднять, что призвать в наш мир дух давно умершего раз плюнуть. Хотя для последнего помощь наших спецов тоже нужна... Да только главная его задача - не допустить в мир то самое Великое Ничто, ибо после него только ничего в нем и останется. Все остальное, что про вуду сказывают - гнусная западная пропаганда.
   "Уазик" выскочил на вырубку, посреди которой стояла заброшенная вилла. Перед ней кучковался пяток людей в штатском, но с оружием.
   - Кузьмичев, - заорал Железняков, встав в полный рост. - Чо нахрен тут у вас за базар-вокзал?! Где янки?
   - Товарищ майор, - из домика выскочил парень в камуфляже. - Опоздали, он как радиопередачу закончил, отравился.
   Железняков матерно выругался.
   - Что передал?
   - Сейчас расшифруют, мы его ноутбук и передатчик в особый отдел уже отправили.
   - Мать вашу, а почему мне не сказали?
   Железняков упал на место, и машина понеслась обратно.
   - Сергей Иваныч, я может не вовремя, - подал голос Ильичев. - Но вы мне скажите, у нас-то что этому гангану понадобилось?
   - Советский народ, Петрович, по мнению Преваля силен своей верой, но ограничен идеологией. Потому он и обратился в ЦК, члены которого уже были озабочены проблемой бездуховности подрастающего поколения. Видишь ли, Петрович, как оказалось нам тоже нужен символ, причем такой, чтобы был живее всех живых. И книжка с картинками нам здесь не помощник. А у Преваля нет веры в империалистических идолов, у них там давно Великое Ничто хозяйничает. Скажу тебе по секрету - американцы уже пытались наш эксперимент повторить, да ничерта у них не вышло. Все какие-то кадавры получаются, хоть в Голливуде снимай... Человечество ими не спасти.
   Едва не снеся шлагбаум, "уазик" ураганом пронесся мимо полкового КПП.
   У особого отдела Железняков затормозил так, что шины завизжали. Навстречу ему выскочил бледный лейтенант.
   - Капитонов, что у нас? - крикнул ему Железняков.
   - Плохо дело, товарищ майор! Поступил доклад, что американцы так испугались успеха программы Возвращения, что запустили ракеты. Наши перехватить их не успевают. Хотят ответный удар нанести!
   - Ну вот уж этого нам никак допустить нельзя! Так, все быстро вниз! - Железняков выпрыгнул из машины.
   В бункере в лихорадочной спешке, как обычно перебрасываясь одним им понятными терминами, ученые настраивали чудной аппарат со множеством экранов и светящихся штук. На почетном красном постаменте возвышался покрытый плетением проводов стеклянный гроб, не единожды виденный Ильичевым в мавзолее на Красной площади. Рядом, также опутанный проводами, восседал Преваль. Раскачиваясь из стороны в сторону, он монотонно напевал "Gran Met, map paret tan yo!". Делегация отчаянно аккомпанировала ему на своих инструментах.
   Волосы у Ильичева начали подниматься дыбом.
   - Работает? - Железняков схватил за ворот крутившегося рядом Средина.
   - Н-не знаю, товарищ майор, - пролепетал он. - Все в такой спешке делается!
   - Не успеете, всем нам крышка, - Железняков отшвырнул мэнээса. - Всем крышка!
   Колдун вдруг озарился ярким светом и раздвоился. Через возникшую копию явно просматривались стены, а за ее спиной раскинулись уже знакомые Ильичеву вороньи крылья с красной бахромой. Призрак колдуна заговорил со Срединым.
   "Ящичные" забегали еще быстрее, ручеек непонятных команд превратился бурный словопоток.
   - Просит подняться наверх, - сообщил Средин.
   - Всех?
   - Всех, - кивнул Средин. - "Ящичных" тоже.
   Призрачная фигура поплыла над ступенями.
   - Все за мной! - крикнул Железняков, взмахнув рукой.
   На улице, куда устремился фантом, царила та чудесная тишина, что бывает только ранним утром, когда природа еще не проснулась. Открывающийся от отдела вид на побережье был прекрасен, и на мгновение все застыли, забыв о неумолимо приближающейся угрозе.
   - Средин, спросите у него, что нужно? - Железняков очнулся первым. - Ракеты вот-вот прилетят!
   Колдун помахал руками, поразевал рот, но, очевидно, так ничего и не добился. Обречено пожав плечами, он что-то пробормотал Средину.
   - Надо чтобы верили, говорит, - перевел мэнээс.
   - Во что?
   - Как во что? В Ленина, в силу марксистско-ленинской теории, в победу коммунизма...
   Железняков оглядел двор. Собравшиеся смущенно молчали.
   - И что ему теперь, "Материализм и эмпириокритицизм" наизусть процитировать? - вздохнул особист.
   Ильичев взглянул на призрак Преваля. Тот ободряюще оскалился.
   - Сергей Иваныч, а давай споем? - наконец решился Ильичев.
   Лицо Железнякова мгновенно просветлело.
   - Петрович, ты гений! А ну подпевайте все!
   "Ящичники" принялись смущенно переглядываться.
   - Союз нерушимый республик свободных навеки сплотила Великая Русь! - затянули Ильичев и Железняков.
   Средин вторил им фальцетом.
   Колдун засветился ярче, крылья за его спиной выросли вдвое и продолжали стремительно увеличиваться.
   - Да здравствует созданный волей народов великий могучий Советский Союз... - мгновение спустя подхватила заученные со школьной скамьи слова толпа.
   Хор окреп. И вдруг взревели громогласно небесные трубы, взметнувшие кроны пальм. Над особым отделом вспыхнуло ослепительное пламя, ударившее в небо столбом света. Из света в сторону берега шагнула исполинских размеров фигура в старомодном костюме-тройке. Голова ее терялась в облаках, и из них торчала лишь знакомая миллионам советских граждан бородка. Ильич простер длань на север, где на розовеющих небесах высыпали оспинки приближающихся американских ракет... И ракеты исчезли, все как одна, беззвучно и бесследно.
   Затем исчез и сам Вождь, оставив присутствующим небывалой силы уверенность в завтрашнем дне и чувство приближения чего-то чудесного.
   Воздух наполнился радостными криками.
   - Получилось, Петрович, получилось! - Железняков бросился обниматься с Ильичевым. - Это ж если мы так прикурить даем, то что будет, когда об этом узнают все братские народы?
   Отныне образ вернувшегося Ленина навеки поселился в сердцах Ильичева и Железнякова, наделив их несокрушимой верой в победу правого дела. Возвращение, о котором долго говорило ЦК Компартии, свершилось.
   И над пустынным берегом острова Свободы грянуло:
   - Славься-а-а отечество наше-е свободное
   Дружбы народов надежный оплот!
   Партия Ленина - сила народная
   Нас к торжеству коммунизма ведет!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"