Блок начинает новый роман, переросший в главную любовь его жизни - он знакомится с Любовью Дмитриевной Менделеевой, дочерью Дмитрия Ивановича Менделеева (Того самого! Периодическая таблица, сорокоградусная водка "Менделеевка" и пр.)
(Любовь Менделева справа) Собственно говоря, знакомы они были давно: когда их отцы вместе служили в университете, четырехлетнего Сашу и трехлетнюю Любу вместе вывозили гулять в университетский сад. Но с тех пор они не встречались - пока весной 1898 года Блок случайно не встретился на выставке с Анной Ивановной Менделеевой, которая пригласила его бывать в Боблове(семейная родовая усадьба Менделеевых рядом с Шахматово) . В начале июня семнадцатилетний Александр Блок приехал в Боблово - на белом коне, в элегантном костюме, мягкой шляпе и щегольских сапогах. Позвали Любу - она пришла в розовой блузке с туго накрахмаленным стоячим воротничком и маленьким черным галстуком, неприступно строгая. Ей было шестнадцать лет. Она сразу произвела впечатление на Блока, а ей он, наоборот, не понравился: она назвала его "позером с повадками фата". В разговоре, однако, выяснилось, что у них есть масса общего: например, оба они мечтали о сцене. В Боблове началась оживленная театральная жизнь: по предложению Блока поставили отрывки из шекспировского "Гамлета". Он играл Гамлета и Клавдия, она - Офелию. Во время репетиций Люба буквально заворожила Блока своей неприступностью, величием и строгостью.
Тот спектакль прошел один-единственный раз на грубо сколоченной сцене, перед сотней человек, и было это в позапрошлом веке(фотографии именно того спектакля!!). Но между Гамлетом и Офелией тогда пробежало нечто, чего не предполагалось по Шекспиру, и чему потом будет посвящен не один цикл блистательных стихов Александра Блока.
После спектакля они пошли прогуляться - впервые оставшись наедине. Именно эту прогулку оба вспоминали потом как начало их романа.
По возвращении в Петербург встречались уже реже. Любовь Дмитриевна стала постепенно отдаляться от Блока, становясь все суровее и неприступнее. Она считала унизительной для себя влюбленность в этого "низкого фата" - и постепенно эта влюбленность прошла. Лето кончилось. Она доучивалась в гимназии, он ходил в университет. Виделись мало, он был -- весь порыв и ожидание, она -- холодна и недоверчива... Лето 1899-го прошло спокойно: на столетие со дня рождения Пушкина играли сцены из "Бориса Годунова" и "Каменного гостя". Блок снова томился и выжидал, Люба казалась безразличной. На следующее лето к спектаклям Блок охладел, а вернувшись в Петербург, перестал бывать у Менделеевых... В 1900 году она поступила на историко-филологический факультет Высших женских курсов, завела новых подруг, пропадала на студенческих концертах и балах, увлеклась психологией и философией. О Блоке она вспоминала с досадой.
Неизвестно, стало бы что-нибудь дальше с этими странными, нервозными и недосказанными отношениями, если бы не... На Пасху 1901 года Сашура получил в подарок от матери книгу стихов Владимира Соловьева... и погиб. Соловьев -- философ, публицист, богослов, один из первых "чистых символистов", писал о том, что земная жизнь -- всего лишь искаженное подобие мира "высшей" реальности. И пробудить человечество к истинной жизни может только Вечная Женственность, она же Мировая Душа. Впечатлительный, тонко чувствующий Блок сразу определил суровую Любу в носительницы той самой Вечной Женственности -- и в Прекрасные Дамы заодно. Блок к тому времени был увлечен различными мистическими учениями.
Однажды, будучи в состоянии, близком к мистическому трансу, он увидел на улице Любовь Дмитриевну, которая шла от Андреевской площади к зданию Курсов. Он шел сзади, стараясь остаться незамеченным. Потом он опишет эту прогулку в зашифрованном стихотворении "Пять изгибов сокровенных" - о пяти улицах Васильевского острова, по которым шла Любовь Дмитриевна. Потом еще одна случайная встреча - на балконе Малого театра во время представления "Короля Лира". Он окончательно уверился в том, что она - его судьба. Для любого мистика совпадения не являются просто случайностью - они проявление высшего разума, божественной воли... В ту зиму Блок бродил по Петербургу в поисках Ее - своей великой любви, которую он назовет потом Таинственной Девой, Вечной Женой, Прекрасной Дамой... С тех пор бойкая, экзальтированная, кокетливая Люба Менделеева прекратила свое существование -- во всяком случае, для Блока. Ближайшие десять лет он даже не будет воспринимать ее, такую живую и такую земную, как простую женщину. Отныне она -- Прекрасная Дама, которой можно только поклоняться и боготворить. Это проявилось в его стихах, собранных потом в сборник "Стихи о Прекрасной Даме". Такое слияние земного и божественного в любви к женщине не было изобретением Блока - до него были трубадуры, Данте, Петрарка, немецкие романтики... Но только Блоку удалось действительно соединиться со своей возлюбленной - и на своем опыте понять, к какой трагедии это может привести.
Любовь Дмитриевна была человеком душевно здоровым, трезвым и уравновешенным. Она навсегда осталась чужда всякой мистике и отвлеченным рассуждениям. По своему складу характера она была абсолютной противоположностью мятущемуся Блоку. Она как могла сопротивлялась, когда Блок пытался привить ей свои понятия о "несказанном", повторяя: "Пожалуйста, без мистики!". Блок оказался в досадном положении: та, кого он сделал героиней своей религии и мифологии, отказывалась от предназначенной ей роли. Любовь Дмитриевна даже хотела из-за этого порвать с ним всяческие отношения. Не порвала.... Он хотел покончить с собой. Не покончил.... Она постепенно вновь становится суровой, надменной и недоступной. Блок сходил с ума. Были долгие прогулки по ночному Петербургу, сменявшиеся периодами равнодушия и ссор. Так продолжалось до ноября 1902 года. В ночь с 7 на 8 ноября курсистки устраивали в зале Дворянского собрания благотворительный бал. Любовь Дмитриевна пришла с двумя подругами, в парижском голубом платье. Как только Блок появился в зале, он не раздумывая направился к тому месту, где она сидела - хотя она была на втором этаже и ее не было видно из зала. Они оба поняли, что это - судьба. После бала он сделал ей предложение. И она приняла его. 2 января он сделал официальное предложение семье Менделеевых. Дмитрий Иванович был очень доволен тем, что его дочь решила связать свою судьбу с внуком Бекетова.
К этому времени Блок уже стал приобретать известность как талантливый поэт. Руку к этому приложил его троюродный брат, сын Михаила Соловьева Сергей. Александра Андреевна присылала в письмах к Соловьевым стихи сына - и Сергей распространял их среди своих друзей. Особенное впечатление стихи Блока произвели на старинного друга Сергея, сына известного профессора-математика Бориса Бугаева, ставшего известным под псевдонимом Андрей Белый.
3 января Блок, узнав от Соловьевых, что Белый собирается написать ему, отправляет свое письмо - в тот же день, что и сам Белый. Разумеется, оба восприняли это как "знак". Переписка бурно развивается, скоро все трое - Белый, Блок и Сергей Соловьев, - называют друг друга братьями и клянутся в вечной верности друг другу и идеям Владимира Соловьева.
...А пока, в Шахматове готовились пышно праздновать свадьбу. Многие из окружения Менделеева негодовали, что дочь такого великого ученого собирается выходить замуж за "декадента". Сам Дмитрий Иванович стихи своего будущего зятя не понимал, но уважал его: "Сразу виден талант, но непонятно, что хочет сказать". За пару дней до венчания Блок делает странные и многозначительные записи в дневнике: "Запрещенность всегда должна оставаться и в браке... Если Люба наконец поймет, в чем дело, ничего не будет... Все-таки, как ни силюсь, никак не представляется некоторое, хотя знаю, что ничего, кроме хорошего, не будет..." Чуть позже горький и парадоксальный смысл этих записей станет ясен, и Люба действительно "поймет, в чем дело" -- но будет уже слишком поздно...
Возникли разногласия и между Любой и Александрой Андреевной - виной этому были нервозность матери Блока и ее ревность к сыну. Но тем не менее 25 мая Блок и Любовь Дмитриевна обручились в университетской церкви, а 17 августа в Боблове состоялась свадьба. Шафером невесты был Сергей Соловьев. Любовь Дмитриевна была в белоснежном батистовом платье с длинным шлейфом. На торжество званы многие, в том числе и новый друг Сашуры Боря Бугаев, начинающий писать в большие журналы под псевдонимом Андрей Белый. Блок очень хотел представить Белого семье, но тот приехать не смог.Вечером молодые уехали в Петербург. Впрочем, через некоторое время он приедет в Шахматово, потом умчится за Блоками в Петербург, на следующее лето опять приедет погостить в Шахматово, потом снова будет захаживать в петербургскую квартиру Блоков... На первый взгляд все просто -- у Сашуры и Андрея Белого большая и искренняя дружба. Они называют друг друга "брат", пишут письма с обращениями на "Ты" обязательно с большой буквы, читают и почитают творчество друг друга... Но помимо дружбы было что-то еще, что-то неуловимое и не понятное даже самим "братьям". Позже это "что-то" оказалось любовью не друг к другу, а к одной женщине, которую теперь звали Люба Блок.
Мучительная неразбериха в отношениях двух гениальных мужчин и одной обыкновенной женщины продолжалась три года. В том, что это была именно неразбериха, виноваты все. И Блок, постоянно уходивший от внятного объяснения с женой и с другом. И Люба, которая так и не смогла твердо выбрать кого-то одного. И Андрей Белый, который за три года ухитрился довести себя до патологии и заразил своей истерикой всех остальных...
...Все началось в июне 1905-го, когда Белый, поскандалив с Блоком, уехал из Шахматова и оставил молодой хозяйке записку с признанием. Люба не придала этому никакого значения и в тот же вечер, смеясь, рассказала о записке мужу. Конечно, ей не могла не льстить любовь человека, которого все вокруг, и муж тоже, считают выдающимся. К тому же она давно устала быть Прекрасной Дамой, со всеми вытекающими мистическими и философскими смыслами. И тут ее наконец просто полюбили -- не как Идеал, а как молодую привлекательную женщину. Это само по себе дорогого стоит.
Дальше -- письма, поскольку видеть друг друга они не в состоянии. Блок иронично дает Белому понять, что знает о его увлечении Любой, Белый уклоняется от ответа и вежливо хамит Блоку, Люба заступается за Сашуру, Белый хочет увести ее от мужа и нагнетает такие страсти, каких Люба и от своего Сашуры не видела...
Постепенно Белый впадает в помешательство: Люба снится ему каждую ночь -- золотоволосая, статная. Поскольку писать нельзя -- общероссийская почтовая забастовка, -- он срывается и в начале зимы приезжает в Петербург...
...Всё здесь, конечно, имеет свои причины. Неспроста Андрей Белый позволил себе увлечься женой друга, неспроста Люба позволила себе поощрить это увлечение, неспроста Блок позволил этим двоим то, что они сами себе позволили... Причина вроде объяснима и в то же время безумна.
Когда под знаком Гамлета и Офелии начался их роман длиной в жизнь, Люба, разумная и волевая девушка, писала Сашуре: "Для меня цель и смысл жизни, все -- ты". Она была готова принять любые условия Блока, оправдать любые его "странности" -- до поры до времени.
"Понимаешь, моя любовь к тебе совершенно необыкновенна, -- пылко объяснял Сашура невесте. -- А значит, в ней не может быть ничего обыкновенного! Понимаешь? Ни-че-го!"
А Люба ждала как раз самого обыкновенного и пыталась сделать их и так сложные отношения хоть немного попроще.
"Не убив дракона похоти, не выведешь Евридику из Ада..." -- невнятно пробурчал Блок и, перехватив непонимающий взгляд Любы, добавил: -- Это из Соловьева, не обращай внимания. Всему свое время".
По Соловьёву Дама Сердца предназначалась для поддержания духа и молитвенного экстаза, в крайнем случае -- отстраненного созерцания ее небесной красоты. Не более. Для бытовых нужд, в частности, усмирения буйной плоти, во всем своем разнообразии существовали проститутки, благо публичных домов в Петербурге того времени насчитывалось свыше трехсот. "Свое время" пришло аккурат в первую брачную ночь, перед которой Сашура и записал многозначительное: "Запрещенность должна оставаться и в браке..." Отгремела музыка, и разошлись гости, проводив молодоженов в спальню нескромными взглядами. Новоиспеченный муж жестом предложил Любе сесть на кровать и нежно заговорил, ходя взад-вперед по комнате. -- Как бы это объяснить... Ты, верно, знаешь, что между мужем и женой должна быть близость? Физическая, я имею в виду. -- Люба радостно закивала. -- Но если честно, я ничего в этом не понимаю... Я только догадываюсь... немножко, -- запинаясь, добавила она и завороженно посмотрела на мужа. Он расправил плечи и отчеканил: -- Не знаю, как там у других, а нам этой самой близости не надо. -- Как не надо? Почему не надо? -- Потому что все это астартизм и темное, -- Блок выдержал эффектную паузу. -- Ну посуди сама, как я могу верить в тебя как в земное воплощение Вечной Женственности и в то же время употреблять, как какую-нибудь... дрянную девку! Пойми, близость -- дьявольское извращение истинной любви... Плотские отношения не могут быть длительными! -- и добавил чуть тише: -- Я все равно уйду от тебя к другим. И ты тоже уйдешь. Мы беззаконны и мятежны, мы свободны, как птицы, запомни это, -- подвел итог Сашура.
Люба запомнила это очень хорошо и на всю жизнь. Поэтому, когда в Петербург примчался взбудораженный и влюбленный Андрей Белый, она недолго сопротивлялась. Началась странная жизнь -- где все трое были явно не на своем месте...
...Белый и Люба уезжали гулять на весь день, возвращались к обеду. К столу выходил молчаливый Блок, ел и снова запирался у себя без единого слова. Как-то возвращались из театра: Блок ехал в санях с матерью, Люба -- с Белым. Отстали, остановились на набережной, за домиком Петра, она сдалась: "Да, люблю, да, уедем". После этого пошла форменная неразбериха -- жадные поцелуи, как только оставались вдвоем, клятвы и колебания, согласия и сразу за тем -- отказы.
Однажды она даже поехала к нему. Уже были вынуты из волос шпильки и сняты туфли, но... Белый что-то сказал, и вот уже она опрометью бежит вниз по лестнице...
Никогда больше Люба не даст ему такой возможности, никогда больше Белый не поймет с такой ясностью, что любит эту женщину больше всего на свете, никогда больше Александр Блок не напишет таких уверенных строк, посвященных жене:
Что огнем сожжено и свинцом залито- Того разорвать не посмеет никто!
Люба смогла окончательно порвать с Белым только в конце 1907 года. После этого они встретились только дважды -- в августе 1916-го ("Мы говорили о прошлом и сознали свою вину каждый") и пять лет спустя -- у гроба Блока.
До конца жизни Белый будет исповедоваться желающим -- с такой страстью и таким отчаянием, словно не прошло многих и многих лет:
Кровь чернела, как смоль, запекаясь на язве. Но старинная боль забывается разве?
...А пока на дворе стоял 1907 год и Люба разбиралась с Белым, всепрощающий и всепонимающий Блок страстно влюбился в актрису труппы Веры комиссаржевской Наталию Волохову...
(Продолжение следует)
Использовались статьи Дарьи Чистяковой, Виталия Вульфа. Материалы и фотографии с сайта Государственного историко-литературного и природного музея-заповедника А. Блока. И другие источники...