Всё, написанное здесь, создано не мной, а народом. Я лишь пересказываю.
Автор
Одни зовут меня Ныряльщик, другие - Знающий Тайну. Мне не нравится ни то, ни другое прозвище. Какой из меня Ныряльщик? Я никуда не ныряю и уж тем более я не 'знающий' ... Я - обычный человек. Меня зовут Зезва. Зезва по прозвищу Ныряльщик.
Слова, приписываемые Ныряльщику
Ещё раз проверив содержимое сумы на поясе, Аштарт вытер пот со лба и прислушался. Плеск воды уже был слышен отчётливо, и, ещё немного помедлив, юноша начал спуск, осторожно огибая последние деревья небольшого леса, что прилегал к берегу мелководной реки. Пробравшись через орешник и жимолость, он добрался до кустов лозняка, бурно разросшегося у самой воды. Здесь Аштарт опустился на корточки и немного перевёл дух. Вечернее солнце лениво скрывалось за дубравой на противоположном берегу, и юноша, облизав пересохшие губы, сделал три жадных глотка из початой бутыли с водой. Тут до его слуха донёсся девичий смех, и он едва не поперхнулся от неожиданности. Наконец глубоко вздохнул и, крадучись, стал приближаться к воде, моля всех богов о том, чтобы добраться до цели без шума. На счастье, земля оказалась мягкой, ни один сучок не треснул под ногами, и вскоре взору Аштарта предстала картина, которую он ожидал и страстно надеялся увидеть, но которая всё равно заставила его замереть от смешанного чувства страха и восхищения.
- Ормаз всемогущий... - прошептал Аштарт и нервно сжал рукоять меча, чувствуя, как капелька пота медленно стекает по напряжённой спине. Юноша смотрел на длинноволосую девушку, плескающуюся на мелководье у самого берега. - Это она.
Казалось, купальщица ничего не замечала вокруг. Она прыгала и смеялась, от её движений вода дробилась на брызги, которые искрились и сверкали в лучах заходящего светила. Блики солнечного света бегали по смуглой коже, россыпью ослепительных бриллиантов зажигали капли в мокрых волосах, таких длинных, что золотые пряди падали намного ниже пояса. Аштарт глубоко вздохнул. Златовласка продолжала плескаться, радостно смеясь. Юноша наконец решился. Прошептал заученные слова, нервным движением руки отвел от себя злых духов реки и двинулся вперёд. До воды оставалось несколько шагов.
Ноги бесшумно ступали по островку прибрежной травы, похожей на сказочный пушистый ковер. Словно решив помочь или, наоборот, помешать намерениям юноши, на том берегу, в дубраве проснулись и запели птицы. Златовласка обернулась, но не заметила Аштарта, скрывающегося в густом лозняке у самого края зеленоватой поверхности реки. Взмахнув мокрыми волосами, дева опять принялась плескаться. Аштарт прикусил вновь пересохшую верхнюю губу. Золотоволосая была совсем близко, ещё немного - и он сможет к ней прикоснуться. Рука Аштарта медленно сползла вниз, к суме, привязанной к поясу. Достав из сумки тяжёлый свёрток, а из него - большие серебряные ножницы, юноша сжал их так, что ногти впились в кожу ладони. Но он даже не почувствовал боли.
- Потом не забыть бросить их в воду, - чуть слышно прошептал Аштарт, - так она сказала.
А Златовласка стояла у самого берега и выжимала волосы. Если бы охотник видел улыбку на лице жертвы и зажёгшийся в зелёных глазах огонёк, то, быть может, поостерёгся подходить вплотную. Но Аштарт не подозревал, что девушка знала о его приближении. Метнувшись вперёд, он ловко отрезал ножницами прядь волос с головы златовласки и отступил на шаг, торжествуя.
Солнцеволосая купальщица обернулась, и её яростный крик понёсся над водой, промчался через лес, спугнув птиц, которые испуганными стайками полетели прочь из дубравы. Эхо страшного, полного бессильной злобы крика ещё долго металось среди вековых деревьев.
Аштарт отбросил ставшие ненужными ножницы. Сверкнув на солнце, они с плеском пошли на дно. Юноша высоко поднял над головой руку, сжимающую прядь золотых волос.
- Теперь ты моя, - сказал он. - Моя!
Речная дева медленно перекинула со спины мокрые пряди волос, прикрывая обнажённую грудь. Пристально взглянула на смутившегося человека.
- Я твоя, - прошипела дева. - И пока прядь в твоих руках, буду покорной, человек.
- Да не нужна мне покорность, - мотнул головой Аштарт. - Я...
- Только не говори, что влюбился в меня! - презрительно фыркнула речная дева. - Приворот же вернётся, дурень ты смертный, вернётся со страшной силой! Кто тебя научил, что нужно отрезать прядь волос, кто? Кто подговорил заполучить деву али в жёны, кто? Молчишь, человечишка? Против моей воли ведёшь к себе домой. Но берегись: вернётся ко мне прядь и тогда...
- Если не полюбишь, - тихо проговорил Аштарт, - обещаю, что верну тебе свободу. И тогда сможешь убить меня, если захочешь.
Златовласка впилась глазами в лицо юноши. Тот выдержал взгляд. Спокойно улыбнулся.
- Если захочу, говоришь? - В зелёных глазах снова загорелся недобрый огонёк. - Хорошо, смертный, будь по-твоему.
***
Зезва по прозвищу Ныряльщик посильнее закутался в плащ, но это мало помогло ему: вокруг громыхало, сверкало и лило. Лило с такой силой, словно тысяча горных дэвов поливали мир из гигантских вёдер, сопровождая это действие неистовым громыханьем в большие небесные бубны. Толстик громко фыркнул и помотал головой.
Конь Толстик, в меру упитанный жеребец невнятно-рыжей масти, протестующе заржал, но вертеть гривастой 'башкой' стал меньше.
- Знаю, - продолжал Зезва, - ты думаешь о том же, о чём и я: о тёплой корчме, ночлеге и вкусном ужине! Что? Сухое тёплое стойло, душистое сено и сладкий овёс? Отличный выбор... Курвова могила, дёрнули меня дэвы переться на ночь глядя! Но разве с этим упёртым как баран тевадом поспоришь? Вперёд, Толстик! Ну, чего же ты, устал, что ли? Вперёд, а то пущу на колбасу, дубом клянусь! Не веришь? Рот наоборот, если вру!
То ли конь принял такую страшную угрозу к сведению, то ли ещё по каким-то другим неведомым причинам решил послушаться приказа, но лошадка прибавила ходу и ленивой рысью поскакала по раздолбанному тракту.
Короткие яростные молнии скупо освещали пустынную дорогу. Дождь немного утих. Вокруг не было ни души, лишь изредка доносилось уханье филина из черневшего вдоль тракта леса, да пару раз завыл то ли волк, то ли гелкац-перевёртыш. Гелкац, конечно, не станет выходить на дорогу, обычно они поджидают свою жертву в... Зезва плохо разбирался в оборотнях, поэтому не мог точно сказать, где они любят сидеть в засаде. Но уж не на дороге - это точно. А что насчёт дэвов? Да нет, те в горах да холмах обитают. Не трогаешь их, и тебя не тронут. Впрочем, есть ещё лесные дэвы. Мхецы ещё, великаны. Нет, в такую паршивую погоду ни один нормальный дэв на охоту не выйдет. Ну, разве что проголодаются как следует.
- Вот теперь я понимаю, что означает выражение 'голоден, как дэв'! - воскликнул Зезва. - На собственной шкуре испытал. И на желудке тоже. Как считаешь?
Толстик согласно заржал в ответ. Они преодолели поворот, проскакав совсем близко от края леса, который в этом месте чуть ли не выходил на дорогу. На открывшемся просторе, прямо перед ними, приветственно, хоть и тускловато, заблестели огни большого села.
- Ну, наконец-то, - приободрился Зезва, - выполню поручение тевада, чтоб у него на причандале прыщ вскочил, переночую, и назад, на заслуженный отдых! Ха-я, Толстик, ха-яяя!! Вперед, лентяй, помни про колбасу из конины!
Ленивым галопом Толстик въехал в село и безошибочно направился прямо к огромному фонарю, светившему на веранде большой, немного покосившейся корчмы. Соскочив на землю, Зезва немного ослабил подпругу седла, затем набрал в ведро воды из колодца, такого же кособокого как корчма, и разрешил Толстику сделать несколько глотков. После этого, отряхиваясь, зашёл в кабак. Поручение поручением, а с дороги подкрепиться просто необходимо.
- Огня и ужин мне, сена и стойло моей лошадке! - громко провозгласил он, оглядываясь по сторонам.
- Что ж вы кричите так, господин? - проворчал хозяин, здоровенный волосатый детина в довольно чистом переднике, выходя из полумрака. - Щас всё будет, присаживайтесь вот тута.
Зезва позволил себя усадить за деревянный стол, такой ветхий, что, верно, за ним обедал сам царь Волчья Голова, не иначе. Хозяин смахнул крошки с древней поверхности, свистнул слуге-мальчишке, чтобы тот присмотрел за Толстиком, и повернулся к рассматривавшему убранство корчмы Зезве.
- Не обессудьте, судырь, - ухмыльнулся хозяин, украдкой присматриваясь к гостю. - Домишко не первой свежести. Вот поднакоплю деньжат и...
- Новую мебель не забудь, - буркнул Зезва.
- Э?
- Неважно. Принеси мне поесть. Да разожги огонь посильнее!
- Добрый камин и добрая еда - что может быть лучше, не правда ли?
Зезва медленно повернулся. Оказалось, он не единственный посетитель в столь поздний час. Рядом с ярко пылающим камином стоял сгорбленный человек в чёрном плаще и грел руки. Грел немного странно, потому что ладонь правой руки была облачена в чёрную перчатку. Широкополая шляпа скрывала лицо. Виднелась длинная чёрная борода. И меч в ножнах на кожаном поясе. Рука Зезвы непроизвольно потянулась к собственному оружию.
- В этом нет необходимости, Зезва Ныряльщик! - не оборачиваясь, произнес бородач.
При этих словах корчмарь бросил на Зезву испуганный взгляд. Тарелка с жареной курицей чуть дрогнула в его руках, но в следующее мгновение он уже суетился перед столом.
- Осторожно, не урони, - сказал хозяину Зезва, косясь на незнакомца. - Ставь сюда, вот так. Хлеба и подливки! Овощи есть тушёные? И вина принеси... красного, а то продрог я. Только хорошее, а не кислятину. Цветастое есть? Ну, давай Цветастого.
Хозяин закивал, одарил подзатыльником слугу-мальчишку, что с раскрытым ртом слушал разговор, и помчался выполнять заказ.
- Мы знакомы?
- Нет, Зезва, вряд ли, - незнакомец по-прежнему грел руки у огня. - Но мы много слышали про тебя.
- Вы? - зевнул Зезва и с наслаждением вдохнул аромат жаркого. - Кто ж вы такие будете, таинственный посетитель?
Человек в чёрном повернулся и сделал два шага к столу Зезвы. Тот внутренне напрягся, но не подал вида. Исподлобья взглянул на возвышающегося над ним незнакомца. Лица не видно, шляпа мешает. Да и темно тут.
- Давно ходил?
- Куда это?
- Ты знаешь, о чём я, Ныряльщик.
Зезва откусил от ножки, с наслаждением прожевал нежное мясо. Ни движением, ни выражением лица не выдал он своего напряжения.
- Недавно, - соврал он. - Три дня назад.
- Можно присесть? - спросил незнакомец.
- Садись, чего уж там.
Явился хозяин с вином и снедью. Бухнул всё на стол, испуганно улыбнулся и скрылся за стойкой. Зашипел на мальчишку, громыхнул бутылками. Наконец утих.
- Зови меня Ваадж.
- Ну надо же... Важная птица, ничего не скажешь. А я Зезва из Горды. Впрочем, ты это знаешь.
- Знаю... - Ваадж помолчал, играя стаканом. Зезва медленно ел свою курицу.
- Зачем приехал? - наконец спросил Ваадж. - Что тебя привело в славную деревню Убик?
- А тебе какое дело?
Ваадж засмеялся, откинулся на спинку кресла, скрестив на груди руки. Правая ладонь по-прежнему была скрыта чёрной перчаткой.
- Мне-то никакого, Ныряльщик.
- Чего спрашиваешь тогда, курвин корень?
- Просто так, из интереса.
- Любопытной Маквале, - проворчал Зезва, - нос оторвали.
Ваадж захохотал ещё сильнее и снял свою нелепую шляпу. Зезва уставился на него. Лицо продолговатое, усов нет, только чёрная как смоль борода закрывает половину груди. Глаза голубые-голубые, как у жителя Кива или Элигершдада. Волосы заплетены в короткую косичку. Перстень мага на пальце. Чародей, дуб его дери! Зезва хмуро опрокинул стакан вина. Неплохое.
- Ну, раз не хочешь говорить, - стал серьёзным Ваадж, - то и спрашивать больше не буду. Убик - хоть и большое село, но делать тут особо нечего. Во всяком случае, тевадскому гонцу. Думаю, ты просто привёз письмо местному гамгеону от светлейшего тевада Мурмана. Я угадал?
- Уф, подумаешь, - фыркнул Зезва. - Тут и баран догадался бы. Разве нормальный человек попрётся ночью к дэву на рога? А светлейший тевад Мурман, чтоб ему пусто было, накатал письмецо и отправил меня в Убик! А что? Хочешь почитать, чудик?
- Ты всех чародеев чудиками называешь? - снова заулыбался Ваадж.
- Всех. Вы ж сплошь обманщики. Думаете, если в стекляшках зловонные жидкости смешиваете да взрывы устраиваете, то уже волшебники? Чудики и есть. Ну а ты, судя по физии, не просто чудик, а наёмный чародей, и в Убик пожаловал по делу. Видно, завелась тут нечисть, вот эры-крестьяне тебя и призвали на подмогу. А может, и сам сельский староста-гамгеон, кто знает. И как, много платят, а?
- Вот как, значит, - протянул Ваадж, по-прежнему улыбаясь. - Хозяин! Подойди-ка, сделай милость.
Детина почтительно приблизился к столу и поклонился. Зезва заметил, что у корчмаря лицо стало серым от страха. Он вздохнул. 'Боится народ магов, понятно. Ваадж, конечно, не кадж, но все же... Ах да, это он не мага, а меня испугался', - вспомнил он и помрачнел. - 'Снова сплетники слухи дурацкие распускают'.
- Скажи-ка, любезный, - обратился к хозяину Ваадж, - всё ли спокойно в славном селении Убик?
- Что вы, ваше чародейство, - взмахнул руками корчмарь, - Ормаз с вами! О каком спокойствии речь? Мы уж и позабыли, как оно выглядит-то, спокойствие-то! Нету тута спокойствия-то, нету!
- Да? - прищурился Зезва. - А скажи-ка, гамгеон уже спит, а? Дело у меня к нему срочное.
- Спит ли? - икнул хозяин, пуще прежнего взмахнув руками. - Спит наверняка, отсыпается, завтра-то в ночь хлопоты предстоят ему и семье евойной!
- Он что, кровосос, что ли?
- Упырь?! Ох, священный дуб с вами, господин! Вот кровососов нам и не хватает для полного набора-то!
- Погоди ты со своим дубом, - поморщился Зезва, - я тебе что, дэв лесной? Говори по делу, что творится у вас, раз уж чародея наёмного на помощь призвали.
- А твориццо у нас ужасть настоящая, милостивый господин, ужасть! - закивал хозяин, зачем-то оглядываясь. - Повадились к нам али речные ходить.
- Сын нашего гамгеона Аштарт, - продолжал трактирщик, - влюбился в деву али, клянусь дубом! Сколько ни говорили ему не ходить на речку, где али водятся, не испытывать судьбу, а он, молокосос, не послушался!
- Но ведь али, особенно женского пола, заманивают беспечных путников в воду и топят, - задумчиво проговорил Зезва, делая глоток вина. - Этот ваш Аштарт и вправду дурень, как я погляжу. А к дэвам в кости поиграть он ещё не ходил, а? Или к каджам?
- Ох, дэвов-та с каджами и не хватало нам-то, - отшатнулся хозяин. - Священный дуб с нами, не дай Ормаз... С вашего позволения, к камину отойду.
И корчмарь, покачивая головой, отошёл к камину подбросить дров.
- Влюбиться в али, - покачал головой Ваадж. - Надо же.
- Вот-вот, господин, - подхватил корчмарь, оборачиваясь, - и я о том же. За Убиком есть речка, Иорка та речка зовётся. Славная там форель, скажу я вам. Только вот рыбачить туда мы уж не ходим, потому как завелись там али проклятущие, и женского и мужского, значицца, пола. Стали они губить народ. Али-то, знаете, обернуться может кем угодно: знакомым вашим, лошадью, собакой, котом. Даже мамой родной. У, нечисть поганая...
- Понятно, поганая, - прервал Ваадж. - Дальше что?
- Дальше-то? Аштарт, значицца, влюбился в али златовласую, что на Иорке плескаться любила. Потерял свет и покой, не могу, говорит, жить без неё, каждую ночь снится, проклятая! Выслежу, да и украду, отнесу в отчий дом! Стали мы, значицца, предупреждать дурня-то, не ходи, мол, пропадёшь зазря! Али подпустит к себе, поиграется, тело девичье покажет, а потом хвать - и на дно утащит на веки вечные! Но не слушал нас Аштарт. Пойду, говорит, и все тут. Уговаривал его отец, но всё напрасно, собрался он и пошёл было на речку-то, но тут случись вот что: посоветовал ему отец в сердцах, что, раз уж сгинуть решил, то пусть сперва совета-то у ведуньи деревенской спросит.
- В Убике есть ведьма? - насторожился Зезва.
- Есть ведьма, есть, как не быть ведьме-то, господин? - хозяин подкинул дров в камин, поворошил кочергой, шмыгнул носом. - Только не знали мы тогда, что не простая она ведунья, что сухой киндзой на базаре торгует... За окраиной живет, через лес переть нужно! Звать Миранда! Старая, лет сто ей, не меньше! Говорят люди, что поселилась она в Убике ещё со времён короля Роина. А красивая была, страсть! Правда, немало лет с тех пор прошло...
- И отправился к ней Аштарт, - поторопил хозяина Ваадж, - что дальше-то?
"Курвин корень, - подумал Зезва, потягивая вино, - наш друг-чародей давно всё знает. Ведунья, значит. Вот ведьм как раз стоит опасаться."
- Ага, к Миранде-то и направился молодой Аштарт! Спрашивает у ведьмы, мол, как бы мне али златовласую пленить так, чтоб на дно-то не утащила! Ну, Миранда и усмехается, смотри, говорит, пожалеешь потом, Аштарт! " Нет, и все тут",- упрямится юнец, что твой баран, прости Ормаз... Уговорил он старую, монет ей подкинул, согласилась она помочь. Вот тебе, говорит, ножницы серебряные, подкрадись к деве али сзади и отрежь прядь волос золотых! - 'Как же я подкрадусь неслышно?' - спрашивает Аштарт. - 'Не боись, - отвечает ведьма-то, - научу тебя присказке, не услышит тебя дева али! Сделаешь всё, как я говорю, и рабой твоей станет али на веки вечные! Пойдёт за тобой, куда захочешь, станет женой тебе и облика девичьего менять не будет'. Ну, обрадовался Аштарт, схватил ножницы - и бегом к дверям. А Миранда снова усмехается, смотри, говорит, чтобы али не нашли прядь волос золотых. Спрячь так, чтобы не нашёл никто и никогда. Если вернут али волосы златовласки, горе тебе, горе родным твоим и всему Убику! Горе! Ух...Задумался Аштарт. - 'Не передумал ли?' - спросила ведьма. - 'Нет, не передумал', - отвечал юнец. 'Что ж, иди тогда, - сказала Миранда. - И помни, что я тебе сказала. Береги прядь-то!'
Хозяин умолк и подбросил ещё пару поленьев в камин.
- Интересная история, - сказал Ваадж. - Не правда ли, Зезва?
- Очень интересная, - фыркнул гонец. - Только мне что до этого?
- Ты думаешь? - загадочно улыбнулся чародей, и стало Зезве нехорошо и тревожно от этой улыбки.
- Что же дальше? - хмуро спросил у корчмаря Зезва.
- Привёл Аштарт златовласку домой, - продолжил хозяин тихим голосом, - стала дева али жить с ним, как с мужем. Прошло некоторое время, и перестала дева грустить-та! Видать, прошла тоска её по свободе. Вишь ты, как оно повернулось, а? И вскоре не отличалась уже она ничем от обычной дочери человеческой. Красивая, весёлая, смеётся так заразительно. Добрая, ребятишек любила сильно... Не нарадовался Аштарт на молодую жену. Да и отец его, гамгеон, полюбил невестку всем сердцем. Прошло девять месяцев, и родила златовласка близнецов - мальчика и девочку, таких же золотоволосых, как и она сама. Девочку назвали Нази, а мальчика - Светиком...
- Дева али стала человеком? - покачал головой Зезва. - Как же так? Речной злой дух?
- Пока спрятана прядь её волос, - пояснил тихо Ваадж, - али будет тем, кем её наречил похититель.
- А потом горе случилось, господа милостивые, - дрогнувшим голосом произнёс трактирщик, вороша угли кочергой. - Горе...
- Горе? Что за горе такое? Неужто жених из реки заявился и потребовал деву назад?
- Жених? Нет, господин рыцарь. Молодой Аштарт ведь не рассказал отцу всего, что должон был.
- О чём, трактирщик? Ну, давай же, говори, не томи душу!
- Ведьме Миранде отдал Аштарт золотую прядь на хранение, милостивые господа. Надёжнее места не будет, решил он, да и ведьма согласилась, курва старая.
- И что же? Потеряла ведьма прядь или...
Зезва вздрогнул и уставился на печальное лицо детины-трактирщика.
- Да, милостивый господин, - кивнул хозяин, - я смотрю, догадался ты ужо, что да к чему тута у нас-та. Говорят люди, что Миранда-то согласилась прядь на хранение принять, да плату затребовала за ножницы заговорённые. Болтают на селе у нас, будто сказала ведьма: 'Как родит тебе детей златовласка, отдашь их мне, Аштарт!' И настолько затуманен-то был юнец наш страстию, что согласился. Захохотала Миранда, отдала Аштарту ножницы серебряные, и пошёл сын гамгеона на речку Иорку... Когда родились детки, стал Аштарт со страхом ждать, что ведьма про должок вспомнит. Не рассказывал никому про клятву свою, ни отцу с матерью, ни златовласке Злате. Да и ведьма исчезла с Убика, не видели больше её ни в лесу, ни на базаре.
- Не рассказывал никому? - поднял голову Ваадж. - Откуда же ты узнал тогда?
- Да народ языками чешет, господин, - побледнел хозяин, но Зезва заметил быстрый хитрый взгляд серых глаз, тут же скрывшийся под маской напускного простодушия. - Все ж знают, какую плату ведуньи требуют порой, ага. Аштарт аж трясется над детьми и...
Зезва сделал ещё глоток и взглянул на хитрое лицо трактирщика. Плут либо врёт, либо водит очень хорошее знакомство с прислугой в доме гамгеона Убика. А скорее всего - и то и другое.
- Да, господин, прошу прощения... На чём ж я остановился-то? Ах да. Обрадовался, значит, Аштарт. Знать, померла Миранда, раз столько времени не показывается. Иль волки загрызли. А может, упырь уволок, мало ли. Кто её знает? Так прошел год после рождения деток. Стали они чудо, какое загляденье! Да только рано радовался гамгеонов сын, ох как рано! В утро одно раннее кто-то постучал в ворота дома-то гамгеона нашего! Вышел Аштарт за ворота и обомлел: Миранда стоит перед ним, всё такая же сгорбленная, в лохмотьях своих обычных. Стоит и ухмыляется, нечисть проклятая. За долгом пришла, говорит, отдавай детей своих малых! Отпрянул Аштарт, оглянулся со страхом на дом отчий, убоялся, что выйдет Злата и родители его старые. 'Уйди прочь, - схватился за меч Аштарт. - Прочь, ведьма, прочь отседова, не видать тебе деток моих, уходи, пока голову не отрубил тебе!' Отступила Миранда на шаг и зашипела как змея, гляди, говорит, сын гамгеонов, пожалеешь! Промолвив это, не стала ведьма больше спорить, повернулась и ушла восвояси.