Мне было семнадцать, когда странное солнце взошло над полями Хизарда, странное солнце,
господа, странное. Ветер завыл и полил дождь, но не было ни облачка.
Страх, безумие - наш городок обуял страх. Но мы жили, черт возьми, с этим солнцем еще несколько дней. Мы яростно пытались выжить. Историю, которую я расскажу вам сегодня, нельзя назвать обычной историей маленького забытого городка. Хизард был не просто городом, это был мой город.
1.
Ему в тот день стукнуло три тысячи семьсот лет, - навряд ли найдется на Земле множество таких древних городов. Но Хизарду в тот день действительно было три тысячи семьсот лет, о чем говорила найденная кем-то древняя хроника событий нашего города. Даже удивительно, что наши предки уже тогда умели писать.
День был как всегда: кучи лошадиного навоза на узких улочках города, помои из окон на проезжую часть дороги и едкий запах полупротухшего (но все же почти дожаренного к празднику) мяса непонятного животного( да и было ли это животное ). Вообщем, благоухание Хизарда никого не могло оставить равнодушным и даже вся одежда жителей этого города была пропиитана таким "чудесным ароматом".
Город вонял. Какой-то древний писатель, роман которого чудом сохранился до наших дней, почти так же начинает свое произведение (заметьте, я говорю ПОЧТИ). Только тогда на его великий город напали и подожгли все вокруг. Но наш Хизард обошелся безо всякой посторонней помощи, - на улицах и так было как после урагана - везде разбитые телеги, полудохлые лошади и дырявые горшки из-под крупы, в которых уже ютились мыши. Живопись! Натюрморт, нет, пейзаж, достойный руки великого художника!
Солнце взошло, как обычно - обычное еле дышащее светило в еле двигающемся городе. Никто даже не заметил, как к полудню оно поменяло цвет.
2.
Холод, непомерный пробирающий до костей холод внезапно скрыл все вокруг, - Хизард тонул в волнах морозного ветра, лошади впали в безумство и повставали на дыбы, крысы в панике скрылись в темные подвалы, а люди... люди...
Я помню, как дядя Майкл велел мне закрыть покрепче ставни и завалить окна старыми шубами, хранившимися у нас на чердаке. Нашим мышатам явно не по духу было мое пребывание в их обители.
Окна были крепко заколочены и щедро завалены теплым тряпьем, которое я все же умудрился найти в наших катакомбах.
Дядя Майкл раздавал указания бойко и смело, но я не верил, что все то, что происходило на улице, его совсем не пугает. Но моей тете нечего было скрывать - тетя Скарлетт была жутко напугана ветром, солнцем и криками людей, бегающих по улицам города.
Иногда мы слышали звук, будто кто-то пытался вломиться в наш дом. В дверь стучали, колотили, а кто-то по ту сторону орал, угрожал, молил, а потом тихо стекал по косяку и падал на порог с обратной стороны от нас. Мы не видели всего, что происходило, но мы слишком хорошо все понимали, чтобы оставаться спокойными. Наступала ночь.
3.
--
Спи, малыш, ночь уже началась, - тетя Скарлетт тихо наклонилась над своим сыном. - Спи, Мэтью, завтра все будет по-другому, и то, что ты слышишь, покажется лишь только кошмарным сном.
--
Что это, мама? -спросила из другого угла испуганная Сандра.
Вместо ответа тетя Скарлетт подошла к дочке и поцеловала её. "Время спать", - и никто не мог с этим поспорить.
Я проследовал за тетей, но около небольшой дверцы, ведущей, по-видимому, в подвал, она сделала мне резкий знак остановиться. По ее выражению лица я понял, что мне нужно возвратиться к детям или куда-нибудь еще, но только подальше от этой двери.
4.
Утро наступило внезапно, - в общем-то, так, как наступает любое утро, когда ты просто открываешь глаза и понимаешь, что проснулся и что начался новый день.
Я встал с кровати и подошел к окну с узкими ото сна глазами. Отодвинув тряпки и болтающуюся доску, я взглянул через стекло. С первого мгновения я не мог понять, что именно ищу на этом голубом небе, но вскоре осознал: "Солнце, мне нужно видеть его".
Я никогда не забуду этот момент, момент крушения своей надежды, я тогда еще не совсем понимал, что это значит, и к чему это приведет, но я точно знал, - началась другая эпоха. Солнце оставалось красным.
Сердце мое бешено застучало.
По-видимому, ветер уже закончился, - ветки деревьев больше не раскачивались из стороны в сторону, и я решился на смелый шаг, - отодвинув палки, подпиравшие дверь изнутри, я вышел на крыльцо.
Распластавшись на земле рядом с нашим крыльцом, лежал пекарь Стивен Макштой. Это зрелище вызвало у меня приступ дурноты, но, справившись со своим глупым организмом, я принялся рассматривать его. Макштой лежал, раскинув руки в разные стороны. Его глаза были открыты. Мне всегда казалось, что именно так и должен умирать настоящий мужчина - он должен видеть смерть своими глазами. И Макштой увидел её. Но что именно так подкосило этого крепыша? Я пощупал его руку. Пульса не было. "Ну конечно, ты ведь только сейчас рассуждал о смерти для настоящего мужчины!" - сказал я себе, усмехаясь. Странно, но ни вид пены изо рта Макштоя, ни его обледенелые руки и холодные губы, ни даже слезы в глазах бедолаги не могли затронуть хотя бы что-то в моей душе, и это после того, как меня чуть не стошнило. Я просто рассматривал нашего милого пекаря с видом покупателя антиквариата или детектива, орудующего на месте преступления.
Макштой замерз. Я был уверен в этом. Ветер, поднявшийся вчера, пронзил его насквозь. И именно его возгласы мы слышали за дверью. "Макштой замерз",- повторил я сам себе и спустился с крыльца.
Дядя Майкл схватил меня за руку.
- Куда ты направился, сынок?
- Мне нужно посмотреть, что с остальными, - огрызнулся я, хоть и понимал, что осторожность дяди вполне обоснованна.
--
Пойдем, - вместо ответа он протянул мне теплую куртку из натуральной кожи, затем еще одну и еще, хотя надобности в теплой одежде пока не было. Я взял все три куртки и кое-как натянул на себя.
5.
Миссис Портсмер. Она жила в доме напротив с мужем, братом и его женой. Постучавшись, мы зашли в дом. На кровати лежала Синдия, жена Палмера, женщина тридцати с небольшим. Её накрывало легкое одеяло, а волосы, волнистые черные волосы, были раскиданы по подушке. Женщина не двигалась и не дышала.
Пощупав пульс, мы сложили ей руки на груди и накрыли одеялом - старый обряд, неизвестно откуда пришедший в Хизард.
Пройдя мимо покойницы, мы зашли в другую комнату, такую же дряхлую, как и первая. Около дальней стены стояла печка. Фигура у печки, казалось, заснула, складывая дрова в жерло так и не загоревшегося спасительного прибора. Патрисия Портсмер, миссис Портсмер, сидела на полу, привалившись плечом к печи. Пламя не дышало, в воздухе носились остатки морозного воздуха.
Мы перевели взгляд на скамью, стоящую у стены слева. Палмер Портсмер оставался таким, каким его застала смерть - обхватив голову обеими руками, он сидел, уставившись в пол. На его лице было недоумение. Казалось, он уже отчаялся, зная, что миссис Портсмер не успеет разжечь огонь.
В следующей комнате мы наконец увидели и самого хозяина дома. Но мы совсем не жаждали его застать в таком виде. Дрэгс лежал на полу, забившись в угол и собрав под себя все тряпки, которые имелись в доме. Он был одет лучше всех остальных домочадцев, - на нем был вязаный шарф, оставшийся от отца (мистер Портсмер постоянно хвалился им перед гостями), дырявые пальто, куртки, шубы и прочее тряпье, которое он считал мало-мальски теплым. Сверху в виде одеяла на Дрэгсе лежали женские платья. Интересная подробность. Хотя, нет ничего удивительного - зная мистера Портсмера, можно было не удивляться тому, что он "позаимствовал" у двух дам их самые теплые туалеты.
Дом Портсмеров вымер, дом замолк навсегда, но по нему еще гулял свежий морозный ветерок. Мы пошли дальше.
6.
Три улочки по семь домов на каждой, каждый пятый дом лишился всех своих хозяев, каждый второй потерял члена семьи, и каждый был смертельно напуган.
Люди боялись выходить на улицу и, только после того, как видели нас в наполовину забитое окно, решались выползти из своих укрытий. Я смеялся над ними,- смеялся, хотя и сам был точно таким же - человеком, напуганным до полусмерти. В свои семнадцать я не видел ничего подобного и, честно говоря, никогда и не думал увидеть.
Погибли Билли Рутгарт и Стейси Бойниц, Ливи Спартли и Кевин Мидлтон, все семейство Скартер - муж и жена, Липлэнс, одинокие брат с сестрой, Горэлсби, огромная семья из тринадцати человек с одиннадцатью детьми. Правда, с Горэлсби дела обстояли немного по-другому, - тела семи младших детей не были найдены ни в Хизарде, ни в его окрестностях (в целях безопасности мы решили не искать слишком далеко от города). Четверо детей вместе с родителями сидели в разных позах на полу, - казалось, они просто на минуту присели отдохнуть, и были захвачены стальным ветром.
Мне становилось страшно - да что там, нам всем становилось страшно, глядя на количество тел, сбрасываемых на главной площади в большую кучу. Похоронить их не было никакой возможности, - земля промерзла насквозь.
Дядя Майкл оставался невозмутимым.
7.
К вечеру началось мародерство - из домов погибших тащили теплые вещи, находились даже такие, кто раздевал мертвые тела, для приличия посыпая землей. Город безумствовал, - все пытались спасти свои жизни. Солнце заходило, ветер усилился. Началась еще одна ночь.
Волны ветра налетали на нашу убогую лачугу - кувшины и тарелки слетали с полок, как от взрывной волны. Стены прогибались вовнутрь. Никто не знал, что делать. Мы просто смотрели за разгулявшейся стихией.
Я вспомнил про молитву. Люди в древности просили богов (или одного бога) помочь им... Глупости, это было давно, полный бред.
После очередного налета ветра начали падать верхние черепицы крыши. Ветер уже почти ворвался в наш дом. Скарлетт побежала успокаивать детей и накрывать их теплыми вещами. Она что-то шептала, но слов не было слышно.
Дядя Майкл рванулся вперед, к черному ходу, прихватив с собой теплую одежду и одевая ее на ходу. В руке его был небольшой молоток и мешочек гвоздей. Резким движением он открыл дверь и так же резко захлопнул её за собой. Мы даже не успели понять, что происходит.
На крыше послышались стуки молота. Звук шарканья досок о черепицу продолжался некоторое время, затем опять удары. Внезапно звук смолк.
Тишина.
...Крик в детской, еще один крик, детский плач, женский вой.
Я побежал туда.
...Две кровати, одна около окна, освобожденного от тряпок и куска доски.
...Лица двух детей, сжимающих дрожащую от ужаса мать.
...За окном Майкл, лежавший на грязной холодной земле.
Он упал, он замерз, он умер. Он подарил нам еще один день.
У меня все закружилось перед глазами.
8.
Мы потеряли еще пять семей. Еще пять домов опустело. В них были и дети, и старики, и женщины. В них были все - и те, кто ненавидел друг друга, и кто любил. Хотя, была ли любовь вообще в этом провонявшем городе? Не время думать об этом, не сейчас.
Я вышел на улицу. После осмотра тела мистера Литвига и его домочадцев я абсолютно ничего не чувствовал. Майкла так же положили в огромную кучу, оставив как подарок для мародеров. Ненависть? Нет, я чувствовал скорее досаду, что внезапно потерял такого замечательного собеседника. Мне стало совсем страшно, - я страшился себя самого.
9.
Ночь. Я выглядываю в окно. Нет фонарей, факелы так же потушены и растащены по домам, - все греются, чем только могут. У нас теперь больше теплой одежды. Старина Френки Горби одолжил немного курток. Правда он пока об этом не знает. Да и не узнает вовсе. Я думаю, он не будет против того, что я порылся в его сундуках. Ему все равно больше ничего не понадобится.
Я боюсь этого ветра. Если он сорвет крышу или выбьет окно, у меня не хватит смелости сделать так, как дядя Майкл.
Тетя Скарлетт хворает и постоянно говорит о своем муже. Сегодня она мне уже в сотый раз рассказала историю моих родителей - о том, как они ушли в город, расположенный в непомерной дали от Хизарда, а потом их одежду нашли возле каньона, а чьи-то два тела вскоре видели в горной реке. Их убили, - так говорили люди, хотя мало ли чего болтают. Лично я был просто уверен, что им надоело жить в этой вонючей дыре. Просто надоело жить.
Потом Скарлетт вдалась в подробности её романа с Майклом и мгновенно перешла на разговор о моих грязных брюках, в которых я постоянно приходил после прогулок.
Она хотела рассказать все, прежде чем... Это было бы грустно, если бы не было так смешно. И в душе я смеялся.
Я был в детской. Мэтью уже три дня подряд не вставал с постели. Сандра до сих пор не могла прийти в себя после смерти отца. Я бродил по комнате взад и вперед, хотя никто из детей не обращал на меня внимание.
Быстрым шагом зашел в комнату, где, держась за спинку кровати, стояла тетя Скарлетт. Увидев меня, она протянула руки в мою сторону, отпустив поручни. Сделав два шага навстречу, она рухнула в мои объятия, а я бережно поднял её и положил обратно на кровать. "Зачем? Нет больше смысла", - говорило что-то внутри меня, хотя я и сам это знал.
Скарлетт вцепилась в мою руку, а затем медленно отпустила её, лишь однажды открыв глаза. Она заснула, чтобы больше не проснуться. Дети еще не знали, дети не должны были знать.
10.
Четвертый день нашего заточения. Погибло восемь семей. Интересно, сколько нам еще осталось здесь померзнуть?
Рано утром я проснулся, откинув дырявое одеяло. Мне было ужасно холодно, ведь все теплые тряпки в доме я напялил на Мэтью и Сандру.
Я зашел к ним в комнату. По моему взгляду они поняли, что случилось прошлой ночью.
Натянув на себя одеяло по самую шею, малышка Сандра слезла с кровати и побежала к подвалу. Через секунду она вернулась, держа в руках небольшую коробочку. Я откинул салфетку. На дне коробки лежал крест. Не знаю, какой именно - наверное, католический, я никогда не стремился изучать теософию, впрочем, как и все в Хизарде.
Рядом с крестом лежала маленькая черная книжечка. Библия. На ней был точно такой же крест. Значит, тетя Скарлетт хранила эти глупости при себе, как, наверное, все ее предки, начиная с древних времен.
--
Мы должны положить это с ней, - сказала Сандра, подавая мне распятие. - Мы должны похоронить её вместе с этим, он так просила.
--
А что еще она просила? -рявкнул я, которому совсем не улыбалась перспектива стоять на холоде, пытаясь разрыть хотя бы кусочек замерзшей земли.
--
Если она умрет...- произнес Мэтью с кровати, но тут же осекся.
--
Мама сказала, что нам нужно будет уходить, если она умрет. Если все умрут. Но ведь еще не все умерли.
--
Еще не вечер, - сказал я, лишь только после понимая, какую глупость сморозил. - А что тетя велела вам делать с Библией?
--
Забрать с собой.
Ах, это древнее почитание богов! Они до сих пор верят в это!
--
Может, и крест возьмете?
--
Нет, - возразила уверенным тоном Сандра. - Он должен лежать в её могиле.
--
Скоро весь этот город будет нашей могилой.
Через несколько минут мы нашли лопату и отковырнули огромный кусок земли у нас в подвале. Распятие легло в могилу Скарлетт.
11.
Пятый день. Четвертая ночь позади. Я уже не сомневаюсь, что наша семья - последняя в Хизарде.
Мэтью и Сандра вышли на рассвете. Специально для них я насобирал по домам теплые куртки, шапки, шарфы и перчатки. Я лично уложил им мешки из разных тряпок, чтобы можно было разжечь костер.
Они ушли. Я был один.
Нет, я не стал рассказывать им историю о двух людях, десять лет назад ушедших в город, которых потом нашли в горной реке.
У Мэтью и Сандры была хоть какя-то надежда на спасение. Я радовался, у меня её не было.
12.
Я дописываю последние строчки в ожидании ночи. Милое и удивительно прекрасное красное солнце медленно садился.
Нежный ветерок легко покалывал мою спину, обволакивал руки. Дурак, я ведь остался совсем без теплых вещей.
Моя пятая ночь. Я всегда любил цифру пять.
Мои руки коченеют. Неужели есть еще люди, которые верят в древнего Бога? И это в городе, возникшем после всех остальных - после того, как древние города были уничтожены? После того, как их Бог не смог спасти их?
Хизарду черт знает сколько лет. И все эти годы нет ни одного другого города. Нет ни одного Бога.
Я закрыл глаза, представляя двух детей, сражающихся с холодным ветром. Они идут в Другой Город.