Аннотация: о любви, которой не должно быть, но она появилась, попирая все мыслимые и немыслимые законы
Ветер бросил пригоршню колючего, сухого снега в лицо. Мороз пронизывал до костей, мелкими иголками покалывая пальцы сквозь дыры в рукавицах.
- Поберегись! - Послышался в морозном воздухе протяжный окрик рубщика, покрываемый треском срубленного дерева. Мохнатая верхушка ели резко накренилась вниз. Ноги, обутые в сырые валенки, увязли в сугробе. И чернота ствола нависла над головой.
- Беги!!! - Испуганно выкрикнул охранник. Но она смотрела на падающий ствол, не в силах двинуться от сильного испуга. - Беги!!! - Сильные руки подхватили ее, словно пушинку.
- Ой, - только успели шепнуть девичьи губы, когда на место, где четким трафаретом отпечатались следы, упало дерево.
- Дура, дура!!! А если бы тебя задавило! - Охранник смотрел на исхудавшее девичье лицо. На нем, казалось, жили только глаза, большие. И синие-синие, как морской залив в тихую погоду. - У тебя есть глаза? Или ты оглохла? - Кричал он. А девушка, сжав упрямо губы - ниточки, молчала. - Ты что молчишь?
- Я враг народа. Подумаешь, одной больше, одной меньше. Мне все равно не выжить!
- Разговорчики.... - Проворчал, отходя, охранник. А девушка снова стала с каким-то ожесточением махать топором, обрубывая сосновые ветки. Норма есть норма. Ее не сделаешь - то кормить-то будут. Плевать на то, что руки покрыты кровавыми мозолями. В висках пульсировало - нужно выполнить норму. Так прошло время до самого обеда. Пока морозную тишину не разорвал грохот ржавого рельса, заменяющего колокол. Собрав инструменты, лагерные сошлись в старом сарае. Получив свои двести граммов пайка, каждый сел, кто куда. Лиза жевала черный хлеб. И размышляла. "Господи, дай пережить мне это испытание!". Несколько скупых слезинок по щеке. Кто мог подумать, что она, первая красавица курса, любовь и радость отца, будет делить кров и пищу с уголовницами? А, впрочем, не так страшны ее товарки. Разве когда пайку хлеба стянут. Но зато не пристают с расспросами, и не лезут в душу. А что от нее осталось? Так, только лишь кровавое месиво.... После того, как тело растоптали коваными сапогами. "Подпиши, подпиши, подпиши!" - Тыкал в лицо шустрый опер белый лист бумаги. А потом бил ее в лицо. И пинал ногами..... И в камере, когда приходила от всего кошмара в сознание, шептали сокамерницы тоже самое: "подпиши, целее будешь!! И каждое утро тюремный грузовик вывозил страшный груз, покрытый окровавленным брезентов за ворота. А куда - никто не знал. А люди просто исчезали, словно растворялись в забвении. И она сдалась. Вечером третьего дня дрожащей от слабости, от боли, которая, как ей показалось, поселилась в каждой клеточке тела, подписала то, что от нее хотели. Белый лист бумаги. Она поставила какую-то закорючку, испачкав лист кровью из разбитой руки. Опер скрипнул зубами, но придираться не стал. Еще одним нераскрытым делом стало меньше. Еще он стал ближе к заветному креслу прокурора. А дальше началось: этап, пересылки, и, наконец, лагерь. Наконец-то пройдены все этапы ада, чтобы оказаться на самом его дне. В лагере. Отец исчез, перемолотый в гиганской мясорубке. А кровавый молох требовал все больше и больше человеческой крови, мяса и слез. Он опутал все и всех тонкой и прочной сетью доносов, предательства и страха. "Бедный папа! Где ты? Жив ли? А может, сгинул в этой бойне?". Но больше думать не было времени. Снова работа до физического одурения. Пар вырывался изо рта клубами, окутывая лицо. Топор с глухим стуков входит во влажную древесину. Снова работа, тяжелая и надрывная. От нее притупляются все чувства, все мысли. Вечером гонг прервал работу. Черная вереница людей потянулась в сторону заснеженного лагеря. А после скудного ужина была только одна мысль - спать. Сон короток. А в бараке так сыро, что валенки не успели высохнуть, как следует. Когда одевалась, в кармане стеганой телогрейки нашла кусок хлеба с маслом. От неожиданности остолбенела. "Кто мог со мной поделиться своей пайкой? Кто? Неужели кто-то из товарок? Но масло? Да и они сами оголодали, как собаки. Так кто?" - Девушка не могла ответить на этот вопрос. А кусочек хлеба, щедро сдобренный сливочным маслом, лежал на ее ладони, согревая душу, отвыкшую от тепла заботы. Она спрятала хлеб на потом, когда сильно захочется кушать. Снова лесоповал. Охранник подозрительным взглядом сторожевой овчарки посматривал в сторону лагерников. Но это было, скорее, по привычке. Он знал отлично, что вряд ли эти доходяги сбегут. До ближайшего жилья не менее пятисот километров. Тайгой. А это верная смерть от холода, голода или волчьих клыков. Эти звери охранят от побега вернее любой лагерной вышки или колючей проволоки. Лиза по время очередного перекура своих товарок незаметно съела кусок хлеба с маслом. Ощущение непривычной сытости охватило ее тело. И почему-то захотелось спать. Но время краткого отдыха прошло. И обратно топор, ели, и крик рубщика: "поберегись!". Лиза во время обеда перехватила изучающий взгляд охранника. "Кто этот человек? Чей сын или муж?" его черные глаза казались непроницаемыми. О чем он думает? Ничего не поймешь..... а охранник изредка посматривал на неуклюжую в большом, не по размеру ватнике, в огромных валенках, девушку. И думал: "Да это настоящая барышня! Ее ручкам только гладью вышивать, заниматься рукоделием и на фортепиано бренчать! Он здесь не выживет!". А Лиза на следующее утро нашла в кармане кусок черного шоколада, завернутый в серую бумагу. И ей вспомнилось, что сегодня рождество. Не так давно собиралась большая, дружная и веселая семья за большим праздничным столом. А теперь глее дядья? Где отец и братья? А матери нет. Она умерла, когда уводили отца. Сердце не выдержало. Где они теперь все? У престола Господня? А она тянет лямку уже второй год. Присудили ни за что десять лет без права переписки. Десять лет, вычеркнутых из жизни навсегда. И каждый день лесоповал. И так - недели, месяцы. Пролетела очередная неделя лесоповала. Во время короткой передышки охранник подошел к ней. И голосом, не терпящим возражений, отчеканил:
- Заключенная, зайдите в теплушку. Его напарник посмотрел на него с некоторым удивлением и недоверием:
- Иван, ты что, спятил? Контакты с заключенными запрещены! Дойдет до начальства, сам загремишь в штрафбат.
- А обыски разрешены?
- Да....- неуверенно проговорил напарник.
- Я решил сделать личный досмотр. Идем! - Он грубо толкнул. А потом схватил девушку за руку. Она, приученная к покорности, поплелась за ним следом. Охранник, уже в теплушке, вытряхивая карманы, быстро зашептал:
- Лиза, ни слова.... Завтра меня переводят в другой лагерь. Помни, что я тебя буду ждать. И замолчал, потому что в теплушку входил его напарник.
- Не что ты там нашел у этой?
- Вот крысы! Обратно набрехали! - Иван со злостью сплюнул в сторону. - Пошла вон отсюда! Пошла! - Вытолкал ее в спину. Лиза снова принялась рубить ветки. И вечером гонг собирал заключенных в лагерь. "Если бы мама видела, как я оскотинилась! Где-то далеко живут люди, ходят и дышат свободой. А здесь.... Работаешь, как вол, а жратва .... Моя бабка свиней и то лучше кормила!"- Ее передернуло от одной мысли о той баланде, которая была в ее миске каждый вечер. Но он меня будет ждать!". Надежда согрела остывшую душу сироты, это благородное чувство осветило серость лагерной жизни. и стало почему-то жить намного легче. Хотя ничего не изменилось - товарки те же, сосны, собаки, вышки, охранники, все это осталось то же. На следующий день вместо Ивана работал другой охранник. И шоколад больше в кармане не появлялся.... Каждый день работа до отупления. А ночью - короткий сон. И тк каждый день. Дни складывались в месяцы. А месяцы - в годы. Молодость и здоровье уходило. И работать становилось ве тяжелее и тяжелее. Но Лиза наступление каждой весны ожидала с каким-то трепетом. Одним весенним днем, в марте, весь лагерь облетела весть - людоед умер! Конец их заключению! Люди начали выходить из лагеря. Ушла оттуда наконец-то и Лиза. Свобода пьянила и волновала. Но самые лучшие годы ушли неизвестно куда. Стоя на заснеженном полустанке, думала: "Что меня ждет? Кто меня ждет? Кому я нужна?".
- Лиза, Лиза! - Окликнул ее очень знакомый голос. "Кто это мог быть?". - Елизавета приметила в конце перрона мужчину, он бежал к ней. А когда он приблизился, то ахнула от удивления, - Ваня? Ваня!!! Ванечка!!! - Она бросилась к нему навстречу, раскинув руки. Слезы застилали глаза. - Ваня, ты.... - Шептала, как в полусне.
- Лиза, милая, родная! Я ждал тебя, ждал все эти годы. А последний месяц, когда вас начали выпускать, выходил на этот полустанок каждый день. Я люблю тебя.
Таял снег. Уходила стужа. Не век бушевать снегопаду. Небосвод очистился от свинчатки облаков. И небо поразило первозданной чистотой. Весна....