В общем зале было накурено. Однако, никто не жаловался. Тепло, уютно, приятно...
Александр провел взглядом проплывшую рядом аппетитную попку, прикрытую тонким кружевом нательного белья, хмыкнул в усы, но следовать за зазывно покачивающимися бедрами гетеры не стал. Вечер утех был в полном разгаре, но желания утешаться или развлекаться барон не испытывал. Он злился.
На себя... за то, что так сдержан. На Фредерика Дрэйзена... за то, что тот столь напорист. На Маргариту... за то, что разносит сплетни. На мать... за то, что слушает и передает чушь по цепочке. И еще за то, что без видимых причин решила узнать про генеральскую дочь то, должно оставаться в семье.
Александр и сам, конечно, был виноват. Так открыто показывать собственную заинтересованность учительницей истории. Пускай и именитой учительницы. Не мог сразу догадаться, что настроенная женить сына на другой, царица херсонских степей проявит бдительность и наведет справки о новой кандидатуре?
Все женщины одинаковые: подозрительные, мнительные интриганки!
- О чем задумался, барон? - кто-то больно хлопнул по плечу, возвращая Фальц-Фейна в реальность.
- О женщинах, - автоматически ответил барон.
- Так чего ж о них думать? Их любить надо! - еще один сидящий за столом мужчина, произнесший пафосную, хоть и короткую речь, сжал крепкими ручищами филейную часть дамы, восседающей у него на коленях. Куртизанка взвизгнула и звонко расхохоталась.
Словно по мановению волшебной палочки, к светящейся весельем компании слетелись полдесятка ночных бабочек. Обмахиваясь веерами, курсируя от одного барина к другому, она запутывали тонкие пальчики в волосах, прижимались округлыми бедрами к сидящим мужчинам, подмигивали и выпивали из высоких бокалов.
Даже Александр не удержался - провел ладонью по тонкой талии, затянутой в атласную ткань корсета.
- Ты же, в конце концов, не поэт, чтобы о них думать! - подхватил еще один гость борделя. - Это писакам противопоказаны любовные утехи, а то все творчество не туда выветривается.
Новая шутка вызвала новый громовой раскат смеха.
- А ты у нас живой человек. Тебе о семье думать надо, - натужно произнес молчавший доселе толстяк, потянувшись к столу, и схватив за хвостик засахаренную вишню, уложил ее на накрашенные коралловым перламутром губки куртизанки.
- О какой семье? - не понял барон.
- Как о какой! А разве ты не собираешься делать предложение Марго?
- Да, не собираешься? - тут же заинтересовались друзья барона.
- Не собирался и не собираюсь, - буркнул Фальц-Фейн, отмахиваясь от официанта и выхватывая у того из рук графин с водкой. - С чего вы вообще взяли, что я на семью нацелился?
- Ха, - хрюкнул толстяк, - об это весь город судачит. Блажковых не раз в свадебных салонах видели.
- Так, а может, она действительно замуж собралась? - с надеждой барон глянул на друзей.
- Конечно, собралась, - поддакнул один из гостей, запихивая кусок ветчины в рот, - за барона одного знакомого.
Александр нахмурился, пытаясь вспомнить, кто еще носит сей достойный титул.
- За тебя, осел, - друг снова хлопнул по плечу. Больно. - Уже всем растрепала.
- Ну, женщины! - возмутился любитель пошутить. - Все должно по ихнему! Бегут впереди паровоза и не думают о последствиях. Глупые. Как пить дать, все абсолютно глупые.
- Мало того, что глупые, так еще и гордые. То можем, это могём. И стихи лучше вас, мужиков, напишем, и одежду шить лучшую сумеем. И дайте нам право голоса. А потом еще и страной ринутся управлять.
- Есть женщины в русских селеньях, их бабами нежно зовут, - начал декламировать толстяк, - слона на ходу остановят и хобот ему оторвут.
На последних словах рассказчик давился смехом. Впрочем, как и остальные.
Александр сидел хмурый.
- А ведь могут быть и умнее, и ловчее, и сильнее нас, - задумчиво проговорил барон. Вроде и тихо, но соседи по столу услышали и приумолкли. - Екатерина Великая чем не пример? Управляла ведь страной? Железной хваткой держала!
- Ну, ты, брат, сравнил. Она ж немкой была!
- А чем немки отличаются от наших? - возмутился толстяк. - Разве что мягкостью тут да упругостью там.
Руки шутника прошлись по выпуклым местам ночной бабочки, а зал наполнился очередным взрывом смеха.
- В общем, все бабы - дуры, - подытожил один из друзей барона, - но есть исключения.
- И как же мне хотелось бы, чтоб моя была таким исключением, - вздохнул толстяк. - Так нет же! Дура дурой! - И снова смех. - Знал бы, на ком женюсь, в жизни не сделал предложение. Нашел бы поумнее.
- А как бы ты ее нашел? На них бирки не вешают, узорами не расписывают, - решил уточнить Александр.
- А я бы задание какое-нибудь выдумал, - начал фантазировать весельчак, - посчитать в уме, например, перемножить трехзначные числа.
- Или в лес вывел бы ночью да наказал к утру вернуться. Пришла бы - взял, не пришла бы - царство ей небесное. Одной дурой меньше!
Компания покатилась со смеху. Толстяк от напряжения прослезился, Александр потянулся за бокалом.
- И все же, как же определить, кому какое задание выдавать? А на какую и времени тратить жалко? А то, будешь свататься, в лес посылать, так всех красавиц волкам и скормишь!
- А вот ты, барон, какое бы задание дал бы своей невесте, если бы выбирать пришлось?
Александр возвел глаза к потолку, пошевелил усами, а затем выдал:
- Я бы ее за руль мотора посадил бы, - собеседники одобрительно замычали, - даже моя мать не подходит к водительскому сиденью. Чертом рогатым обзывает и боится его.
- То есть, думаешь, женщина, которая переплюнет твою мать, станет хорошей тебе женой?
Фальц-Фейн хлопнул рукой по столу, заулыбался.
- Могу биться об заклад, не найдется в нашем городе такой женщины!
- А я говорю - легко! Найдется! Наши бабы они знаешь, какие? Ого-го-го! Только уж тогда тебе придется жениться, друг, - заискивающе заглянул в глаза барону его собутыльник.
- Не, - отмахнулся барон, - жениться не стану. А то вдруг за рулем ездить умеет, а готовить - нет. Или будет уродлива?
- А давайте пари! - предложил толстяк, даже девицу с колен прогнал. - Если среди первых десяти незамужних барышень окажется та, что сядет за руль мотора и проедет по площади или вокруг квартала, Фальц-Фейн признает, что есть достойные его дамы и сбреет усы. А ежели не найдем такую, тогда признаем все, что барон прав - нет у нас в городе достойных, и тогда усы сбриваем все! Мы - трое.
- И год безусыми ходить будем!
- Или Александр год безусым выходит!
- Да! Пари!
- Пари!
- Пари!
Над столом скрестились руки и четыре азартных друга поспешили закрепить согласие звоном бокалов.
Вера хлопала ресницами и тихо хрюкала, посмеиваясь над объявлениями, развешанными и приклеенными на тумбу. Настойка из трав и ягод оказалась не только чудодейственной, но и коварной. Пахла она изысканно, переливалась янтарными оттенками и выглядела как густой сироп из шиповника. И действие сразу почувствовалось: по телу разлилась жаркая волна, голова прояснилась, сердце учащенно забилось. Нос моментально отложило, а щеки перестали алеть.
Хлебнув еще глоточек, Вера стала собираться домой. Однако, учтивая компаньонка решила не отпускать Епанчину одну, да и самой прогуляться хотелось. После недельного непрерывного дождя прогуляться под теплым осенним небом - одно удовольствие.
А Вера и не заметила, как абсолютно травяная настойка подняла градус настроения. Появилось желание петь и танцевать. Списывая подобный настрой на улучшившуюся погоду и на недавно подаренные томные вздохи британца, генеральская дочь отправилась на прогулку.
Путь подруг пролегал по длинной оживившейся улице. Мимо закрытых на ночь магазинов, мимо манящих огнями иллюзионов, мимо шумных ресторанов.
Компании и одинокие пары перебегали улицу, то тут, то там раздавались свистки полицейских. Кто-то шумел, переругиваясь с возницей, из открывающихся дверей вырывались на улицу звуки музыки. Зажигающиеся в вечерних сумерках окна манили уютом.
Вот ведь народ! Была строгость - и подчинялись все! Запретили вешать вывеску перпендикулярно улице - все сняли, ни одного лавочника не пожалели. Приказали у каждого входа мусорную урну поставить - все поставили! Еще и в разнообразии соревновались - у кого позаковыристее вышло плетение латунное.
- Ой, Вера, ну, что ты приклеилась к этой тумбе? - модистка дергала подругу за рукав, призывая идти дальше.
- Нет, погоди, тут так смешно написано, - волшебная настойка заставила вновь Епанчину захрюкать, - "По совершенно легкому методу преподаю тройную бухгалтерию. Двойная итальянская и плюс одинарная русская". Нет, ну это ж надо! Вот так открыто признаваться в своих "грязных" умениях.
Вера зачем-то сделала ударение на слове "грязных", еще и изобразила картавость. И снова сама себя рассмешила. Женевьеф оставалось лишь терпеть - ей-то не понять нравов двадцать первого века.
- "По случаю смерти владельца продаётся почти новая кровать"!!! - Вера схватилась за живот, - нет, ты такое слышала?!
Утирая платочком выступившие на глазах слезы, Епанчина обернулась на компаньонку, попыталась вовлечь в разбор полетов и француженку. Женевьеф же изо всех сил старалась образумить генеральскую дочь, но та не унималась, и тем самым стала привлекать к себе внимание гуляющих горожан.
Поэтому модистка просто отступила от подруги на несколько шагов и изобразила горячую заинтересованность припаркованным у обочины автомобилем. Водителя за рулем не наблюдалось, а открытый верх кабины позволял прохожим во всех подробностях, во всех шикарных подробностях рассмотреть убранство дорожного средства передвижения.
Хоть запах горелого масла и бензина модистке не нравился, но еще больше ее смущало поведение Епанчиной. Женевьеф предпочла нюхать химию. Однако и из поля зрения Веру не выпускала.
- "После пожара вновь открыт магазин Леона Ицковича. Кроме того, что не догорело, есть и свежие товары. Несгораемые у нас только цены. В чем прошу лично убедиться". У-у-у, ха-ха-ха! - продолжала зверствовать Вера, все больше обращая на себя внимание. - Ну, и маркетинг! Ну, и креативный подход! У нас бы за такой креатив премию на Каннских Львах можно было бы заработать.
Понимая, что хоть и маленькая, но для Веры - фатальная доза настойки может обернуться фатальными последствиями, Женевьеф поспешила оттащить подругу от тумбы с объявлениями.
- Нет, нет, погоди, - девушка вырвалась и вновь прилипла к объявлениям, - тут еще одно есть: "При чайной трактира "Россия", кроме крепких и некрепких напитков, разрешена торговля чаем". Ой, держите меня трое! Женевьеф, давай заглянем в чайную "Россия", ну, пожалуйста!
Епанчина разнылась, как ребенок, однако по глазам было видно - девушка смеется. А француженка злилась. И уже по-настоящему.
- Хватит, - в очередной раз шикнула модистка, утаскивая Веру подальше от злополучных объявлений. - Идем в чайную, если хочешь.
С совершенно глупым и счастливым выражением лица Вера послушно следовала за подругой ровно до момента, когда девушки миновали "фаэтон".
- Ой, это что? Это Форд?! - Вера в очередной раз поменяла направление движения, заставив француженку негромко выругаться. - А почему тут написано "Форд"?
- Потому что это и есть мотор, производства завода имени Форда, - прошипела Женевьеф, стреляя глазками по сторонам. Не дай Бог, поглядеть на цирк соберутся ротозеи - потом позора не оберешься. Тоже мне, трезвенница, от капельки настоечки травяной - в хлам!
В то же самое время, когда Вера охала и ахала, разглядывая полировку деревянных панелей, проводила пальчиком по отражающим вечернее небо поверхностям, из парадных дверей дома напротив вышла веселая компания - четверка друзей. И застыли на месте.
Такого удивительного сочетания детской непосредственности и эротической чувственности мужчины не видели никогда. Все враз замолкли, замерли, боясь пошевелиться, словно страх отогнать сказочное видение сковал все тело, и смотрели, смотрели.
Первым очнулся толстяк:
- Пари, господа, само плывет в руки! - и азартно потер ладони. - Сейчас вот с этих премилых мадмуазель и начнем.
И первым ринулся через каменную реку мостовой.
- Мадмуазель Женевьеф, какая приятная встреча! - запел соловьем толстяк, улыбаясь шире дверного проема борделя. - Как я погляжу, вам крайне приглянулся "фаэтон"?
Женевьеф привыкла не доверять дружелюбным пьяным мужчинам, а тем более - этому. Не первая встреча и не последняя. И каждый раз - с новым сюрпризом.
Молчаливая и улыбающаяся тройка заговорщиков неспешно перешли дорогу и приблизились к девушкам. Все чинно поздоровались, господа расцеловали ручки дамам.
- Может, вас подвезти? - предложил компаньонкам маленький шустряк, который высказал сакраментальное предположение про умственные способности женской половины человечества, еще сидя за столом в доме терпимости.
- Благодарим вас, господа, мы вышли проветриться. Но не простудиться, - жеманно исполнила полупоклон француженка. И обернулась к Епанчиной - та стояла соляным столбом, как показалось модистке, совершенно протрезвевшая.
Еще одним столбом стоял барон, но у того хоть усы шевелились. А генеральская дочь даже не моргала.
- Ну, раз вы не желаете прокатиться, тогда, возможно, прокатите нас? - толстяк невоспитанно перекрыл дорогу, заставляя Женевьеф остановиться.
Вот вам и доказательство. В очередной раз встреча, и в очередной раз подвох.
- Ну, говорите уже, чего вы действительно хотите? - устало опустила плечи модистка, и обвела взглядом все честную компанию.
- Мы, действительно хотим, чтобы вы нас прокатили, - совсем жалобно проблеял один из заговорщиков. Александр продолжал молча сверлить глазами Веру.
Женевьеф покачала головой, обозначая некую степень удрученности, и подхватила Веру под локоток:
- Не обучены, господа, уж простите, нанимайте шофера, - и потянула подругу за собой.
На сей раз Вера не упиралась, молча пошла за подругой, на мгновенье задержав печальный взгляд на бароне. И уже отойдя на приличное расстояние вдруг поняла смысл последней, случайно подслушанной фразы - "Минус две, осталось еще восемь и мы останемся без усов".
- Они пари заключили!
Модистка от неожиданного заявления оступилась, обернулась к Вере.
- Не поняла...
- Они пари на что-то заключили, но я условий не поняла. "Минус две, осталось еще восемь и мы останемся без усов"... - повторила услышанное Вера. - Как ты думаешь, они на усы поспорили? А какое условие?
Девушки дружно уставились себе под ноги, ища на камнях ответы.
- Они ведь предлагали прокатиться, - Женевьеф подняла голову и хитро прищурила глаза.
Вере такой вариант понравился - глаза загорелись азартом.
- Нет, не пойдет, - модистка качнула головой, - я не умею за рулем.
- А я умею!
И уже через минуту подле гуторящих мужчин вновь возникли две нимфы.
Одарив каждого испепеляющим взглядом, уперев руки в бока, Женевьеф ткнула зонтом в машину:
- Куда вас подвезти, господа?
Спорщики пооткрывали рты от удивления.
- Нет, так не годится, - шепнул толстяк Александру, - мадмуазель Женевьеф - не русская.
Вере показалось, или она услышала страх?
- Ну, так что же? Рассаживайтесь, - Вера выступила из-за спины подруги и направилась в обход ошалевшей компании к водительской двери. Остановилась и выжидающе уставилась на мужчин.
Первым и, похоже, единственным, кто сообразил, чего ждет девушка, стал Александр. Он не сорвался с места, не поскакал горным козликом. Отнюдь! Подозревая, что вот-вот лишится усов, барон чинно прошествовал к водительской двери, щелкнул замком, помог Вере сесть за руль. Сам же вновь обошел машину спереди, одарил ледяным взглядом друзей, и уселся на переднее сидение.
Вере было неуютно, но отказываться от затеи не позволили гордость и хмель. Она поерзала на высоком сидении. Конечно же ни высота, ни расстояние до руля не регулировались. Мало того - ключа и замка зажигания тоже не наблюдалось. И на рычаге коробки передач ни единой метки. Хорошо хоть педалей было как положено - три.
- А простите, Александр Эдуардович, у вашего мотора сколько ступенчатая коробка передач? - с абсолютно умным видом выдала Епанчина.
- Как и у всех - две... двухступенчатая, - смутился Фальц-Фейн, а когда Вера понимающе протянула первую букву алфавита, даже растерялся: машина-то новая, но Бог знает, на чем ездила столичная жительница.
- И зеркала заднего вида нет, - бурчала Епанчина, пытаясь нащупать рычаг зажигания.
Помог сам барон. Извинился за неудобство:
- Он немного заедает, а мастер пока не исправил, - и сам включил зажигание.
Вера с облегчением выдохнула, выжала педаль сцепления, дернула рычаг переключения передач и дала газу. Машина дернулась и быстро поехала задом. Стоящие на тротуаре охнули и отшатнулись.
Вера сообразила быстро и ударила по тормозам. И совсем осмелев, повернула голову к Фальц-Фейну. Тот сидел, вцепившись побледневшими пальцами в сидение, и натянуто улыбался.
- Главное, не как едешь, - Епанчина задрала носик, передвигая рычаг в противоположную сторону, - а с кем едешь!
И снова нажала на педаль газа. Машина взревела и прыгнула вперед. Еле справляясь с тугим рулем, Епанчина прокатила барона вокруг квартала. И уже наловчившись переключать передачи, норовила "врубить" третью, которой-то и в природе не существовало.
Из автомобиля выходила на деревянных ногах. Благо подскочившие мужчины наперебой протягивали руку помощи.
- А теперь можно мне в чайную? - жалобно проскулила Вера, повисая на руке у Женевьеф.
- Теперь можно все, - успокоила и обрадовала подругу модистка, - идем, я расскажу, кто теперь на целый год останется без усов.
Через час с лишним генеральская дочка узнала, кто, когда и при каких обстоятельствах заключал пари.
- Они оказывается, как обычно, обсуждали женщин, - смеялась Женевьеф, откусывая медовый пряник, - можешь себе представить? В борделе - и женщин!
Вере было не совсем понятно, над чем смеется подруга. Сейчас ее больше беспокоили собственные ноги. От нервного ли напряжения либо от туго ходящих педалей они гудели и отказывались подарить покой своей хозяйке.
- Так вот, - меж тем продолжала веселиться француженка, успевая хлебать чай и кивать знакомым, пришедшим, как и компаньонки, на "рюмочку чая", - тот, который толстый, всегда заводила. Он не один раз и мне предлагал пари, но я никогда не соглашалась. Глупости! А тут... я бы поучаствовала. Ах, знала бы я с самого начала! Верочка, - отчеканила модистка, - барон теперь будет целый год брить усы и бакенбарды!
Вера прикрыла глаза, представила Александра без растительности на лице и улыбнулась уголком губ.
- Вот-вот, и мне тоже смешно! - похвалила Женевьеф чужую фантазию. - Будет бегать безусым мальцом! Ха-ха-ха!
Тем же вечером барон Фальц-Фейн чуть не довел свою мать до инфаркта, а брата и племянников - до истерики. Как они хохотали, узнав истинную причину поступка не мужчины, но незрелого подростка.
Единственным положительным моментом в этой трагедии оказалась изменившаяся внешность барона - теперь Александр выглядел на пятнадцать лет моложе. Да и баронесса после простого, но меткого комплимента растаяла.
- Мама, это же наша порода! - произнес Александр. - Теперь вам будут говорить не "какой у вас взрослый сын", а "какой у вас молодой любовник"!
И уже стоя на балконе кабинета, разговаривая с братом и выкуривая последнюю на тот день сигару, барон признался:
- Знаешь, Фридрих, если бы я заключил то пари не на усы, а на женитьбу - не пожалел бы своего проигрыша ни на секунду.