Она была Хранительницей света. На темной поляне с темного края леса она обходила цветы и дарила им лучи света, золотистые и голубые, бирюзовые и изумрудные. Цветы, любившие эти радужные лучи, тянулись к ней, протягивая навстречу свои лепестки, которые отсвечивали этими цветами, причудливо переливаясь. Они не могли без хранительницы, она давала им то, без чего нельзя было раскрывать свои бутоны и давать жизнь этому сумрачному миру. Она не могла держать в себе лучи, не могла не дарить их, это был смысл ее жизни.
Так длилось долго, она ходила по поляне изо дня в день, год за годом. И этот маленький цветной мирок жил своей маленькой жизнью, на которую, говорят, приходили смотреть диковинные существа из чащи, не осмеливаясь, однако, нарушить его. В воздухе над этим мирком витала мечта, без которой никакие краски не могли быть живыми. Иногда мечта касалась своими невидимыми ладонями Хранительницу света и дрожь пробегала по ее телу. В эти моменты ей казалось, что где-то за густыми зарослями есть красота, невиданная и чистая, волшебная и яркая, какая может быть только в самой светлой мечте.
Та красота, которая добавила бы в этот мирок тысячи новых красок. Ведь все мечты могут быть только такими.
И вот однажды она увидела во сне то самое место, и причудился невиданный доселе цветок в виде легкого видения, переливающегося такими красками, от которых замирало сердце. С дрожью Хранительница проснулась и побежала к тому месту, к тому высокому кусту на краю леса, который никогда ранее не выдавал никаких признаков живительной силы, и который она обходила стороной. Она даже не бежала, она летела, не замечая дороги, и задевая цветы, которые напрасно протягивали ей свои стебли и вскрикивали от боли, если Хранительница задевала их. Она ведь не хотела никому сделать больно, она хотела принести в этот мир мечту, так, как она могла.
И она увидела это и замерла. Эта была прекрасная мечта, великолепный спящий бутон, хранивший в себе тайную и желанную жизнь. Сил устоять не было, и Хранительница вспыхнула самым ярким светом, который мог истощить ее в мгновения. Мечта не выбирает средств, она волшебна, и дарит веру в чудо. И чудо свершилось. Бутон раскрылся.
Красота ослепляла. Красота давала жизнь, и жизнь проникла в самое сердце Хранительницы, давая новые силы. И они не могли оторвать друг от друга взгляды и жили друг другом. И все новые существа приходили смотреть на это чудо, и любовались его красотой и ее красками, и поляна расцвела так, как никогда и нигде в лесу никому не было подвластно. И было это прекрасно и долго.
Но было одно, что омрачало жизнь прекрасного Цветка. Хранительница не могла забыть другие цветы и уходило светить им. Они не могли жить без света, это понимали все, это понимал и самый прекрасный Цветок. Но когда хранительница уходила и уносила с собой живительный луч, Цветок закрывался и плакал. После такого яркого света, к которому он не привык, прозябая в тени, он уже не мог переносить холодную темноту. И Цветок ждал, ждал Хранительницу, как только можно ждать волшебство. И получал луч, и терял, и плакал, и страдал от тьмы, и расцветал.
Цветок хотел света всегда, он уже не хотел жить во тьме, даже недолго. У него то же была мечта, как и у всех. Он мечтал, чтобы Хранительница светила только ей, всегда. И хотя его содрогала мысль, что без света Хранительницы другие цветы не раскроются никогда, он не мог сам убить свою же мечту, и звал Хранительницу, и ждал.
И вот однажды Хранительница увидел то, что не было для нее непереносимо. Из корня Цветка вырос высокий и тонкий стебелек, который качался на ветру, и давая от этого мерцающий свет. Это был свет холодный и робкий. Хранительница не могла видеть, как этот безжизненный, отдающий холодом земли свет освещает ее прекрасный Цветок. Она, привыкшая к ярким краскам, не переносила это, и не могла находится рядом. И не могла уйти. Ей так нужна была красота Цветка, и так нужно было, чтобы эта красота не исчезла, чтобы Цветок не закрылся навсегда, чтобы поляна не погрузилась с привычный, но пресный полумрак, иногда озаряемый ее слабыми лучами. Без Цветка не было сил светить так ярко и красиво, а без ее луча Цветок мог не выжить и опять закрыться на долгие годы, похоронив в бутоне призрачный свет его собственного фонарика. И прошла бы красота, ради которой стоило жизнь.
И они плакали, и не могли друг без друга. Но он так привык к свету, и не мог погружаться во тьму, и ему нужен был свет. И он выбрал фонарик. И Хранительница ушла. Цветок еще пытался ловить лучи сквозь заросли кустарника, но просил не приходить к нему с поляны и не светить ярко. Иногда многим кажется, что слабый свет в руке лучше прекрасных вспышек молнии в небе, которые, однако, до боли и слез в глазах ослепляют. А может это и не кажется.
Но и Хранительница не могла видеть этот новый фонарик с чуждым его природе светом рядом Цветком, и не знала, нужно ли подходить к кусту и видеть красоту хоть краем глаза, теряя при этом осколки своего сердца.
И Хранительница потеряла свой волшебный свет и замерла посреди поляны, испуская слабые лучики, не дававшие погибнуть ее мирку.
И на поляну опустился серый туман. Все хотели живительного ветра, который его разгонит, все его ждали. Но его не было.
И Цветок и Хранительница не видели теперь глаза друг друга, не знали, чем теперь они живут, и величайшая трагедия леса звучала гулким этом в деревьях и темных небесах.
И все цветы поняли, как бывает прекрасна, но горька мечта, внезапно врывающаяся в жизнь.