"Дивград", - отчетливо промелькнуло в бормотании соседа. Я оторвался от книги и навострил уши. Ничего интересного, конечно, не услышал, даже когда спросил объяснения: что-то про производные, значки в виде арфы и еще штук пять мертвых ученых, дождь из которых и так сыпался на мои бедные уши чуть ли не ежедневно.
Дело было в безымянном студенческом городке, где я третий год прятался от времени. Не учился даже - просто существовал: место в комнате уступил мне один нынешний четверокурсник, сам он жил этажом выше, вытесняя какого-то весельчака с крайнего севера; тот, в свою очередь, женился и обитал парой корпусов дальше - цепочка вилась и вилась, захватывая женские и мужские этажи, преподавателей и пару съемных квартир на другом конце столицы, мы увлеченно наматывали ее уже пятый семестр и ждали, чем кончится. Пока что я раздавал учебники в местной библиотеке, искал опечатки в паре никому не нужных научных журналов и так невинно улыбался направо и налево, входя в столовую, что никто не замечаю, мою ли я тарелки или подъедаю все, что плохо лежит. Хорошо жилось, в общем: гулял и читал все свободное время, рассказывал соседям байки о дорогах и мирах и подсчитывал перед сном, сколько народу не знает моего настоящего имени. Выходило, что все семь миллиардов плюс-минус один: соседи величали Домовым, хотя и пытались иногда принять за своего и машинально спросить что-нибудь по учебе, в библиотеке так радовались, что я свожу на нет половину вечных очередей, что паспорт иногда просили, но внутрь никогда не заглядывали, а про столовую и говорить нечего. Пока никто не задумывался, кто я и сколько мне лет, мне оставалось семнадцать: не отрастали забытые в хвосте чуть ниже плеч волосы и аккуратные ногти, не рвалась одежда. Свой семнадцатый день рождения я встретил давным-давно, в полуночной электричке, которая остановилась на моей станции, постояла немного нараспашку и повезла меня дальше. Думаю, если однажды я все-таки сойду там, где не вышел тогда, вселенная сделает вид, что я и не убегал. Не знаю, понравится ли мне такое будущее, - поэтому и обхожу тот маршрут стороной, коротая годы в общежитиях и месяцы в поездах.
Но однажды я услышал слово "Дивград", оказавшееся всего лишь стыком двух некрасивых корней, и вдруг что-то понял. Не дожидаясь даже сессии, я кинул в рюкзак паспорт неведомого года выдачи и половину содержимого той узенькой полки, которую я за два с лишним года занял своими вещами, оставил соседям несколько томиков малоизвестных писателей и карту области и встал зайцем в первый же подвернувшийся тамбур.
Не помню, где я потом спал и у кого стрелял шоколадки, когда не оставалось времени прилично поесть - благо меня наконец занесло в место, где шоколад раздавали, как сигареты: травись на здоровье. Менялись пейзажи и области: Дивенское, Дивногорье, каждый раз я выходил из электрички понюхать воздух и шел искать другую электричку.
Видимо, рефлексы у меня были не самые лучшие, а время все же шло: однажды я зашел в тамбур, сел на пол и намертво отключился, не думая ни о контролерах, ни о застуженной спине. И приснилось мне что-то такое, что потом я просто вскочил на ноги и вышел на платформу, точно зная: никуда больше не поеду. Неважно, живут ли здесь люди и говорят ли они на моем языке, больше - ни единого перегона.
На перроне меня встретила табличка, посреди которой красовался один-единственный треугольник. "Дельта, - вспомнил я прежних соседей, но потом поправился: - Лапласиан. Дивград".
Вдали вставало солнце и возвышались величественные башни. Что-то такое и стояло у меня перед глазами все это время. Я зашагал к горизонту: здравствуй, дивный город! Пусть даже все это окажется тонким математическим юмором, я тебя все равно нашел.