Аннотация: Последние электрички, случайные попутчики и много воздуха.
Жизнь без билета
По утрам он иногда поднимался на платформу и мучительно смотрел по сторонам. Поезд не придет - кажется, больше никогда. Снег никуда не денется, хотя по нему совсем не холодно ходить босиком. Никто не придет даже опустошить урну около разваливающейся скамейки - там так и останется лежать одинокая обертка от шоколадки, которую он выкинул тем вечером. Теперь-то есть уже совсем не хочется. Уже... уже долго. Ровно столько же, сколько держит зарядку лежащий в кармане телефон, на который никто никогда не напишет.
Он тогда выбежал из поезда, толком не проснувшись, потому что контролеры решили зайти с двух сторон. Их вообще последнее время бывало слишком много, так что он каждый раз подумывал послать свою лень подальше и начать уже покупать билеты - но снова и снова проходил мимо кассы прямо в гостеприимно распахнутую дверь поезда.
В спину раздалось снисходительное "Удачи, парень", а перед глазами замаячила станция. Сразу видно - ждать придется долго, останавливаются тут нечасто. Он не знал еще, насколько.
Тем вечером, не увидев вокруг ни одного дома, он двинулся по рельсам вслед электричке. Шел долго - давным-давно стемнело, только снег искрился в вечных сумерках. Дошел до следующей станции, взобрался на платформу - ни названия, ни расписания. Стукнул кулаком в перила и побрел дальше. Километра через три стало просто страшно: все мерещилось почему-то, что руки растворяются в воздухе. Повернул назад - отпустило. Добрался до той, первой станции, залез под платформу и заснул прямо в снегу - понял уже, что лишний раз умереть не удастся.
Потом он ничего толком и не делал - ловил интернет, поставлявший почему-то только тексты добрых сказок и ни одного сообщения, лепил из нескончаемого снега армию снеговиков - сам однажды в сумерках испугался этого молчаливого эскадрона без ног и глаз (ни одной ветки не нашел, хотя лес и маячил на самом горизонте), - и ходил взад-вперед. В одну сторону можно было пройти три станции, в другую - целых пять. На одной из них многообещающе пахло сигаретным дымом, но и только - а на границе неизменно повторялась одна и та же история: растворялись руки, не держали ноги, кружилась голова. Один раз даже надорвалось лоскутом небо - и проглянуло что-то настолько неприятное, что он без лишних споров бросился бежать назад, даром что по колено в снегу.
А сегодня он решил заночевать на прокуренной платформе: никогда не любил этого запаха, но сейчас бы, пожалуй, даже стрельнул бы сигарету - окажись вдруг, что есть, у кого. Переворошив в вышедших из строя мозгах уйму глупых надежд, он лег на скамейку и увидел сон.
В этом сне он проснулся на той же скамейке, но в своем родном городе. Встал, отряхнулся, спрыгнул с платформы и пошел домой, улыбаясь каждому недовольному прохожему. Объяснил маме, что ночевал у друга, и до вечера засел за учебу.
Потом была, кажется, долгая и довольно интересная жизнь почти со всем, о чем мечталось: проекты там, друзья по всему свету... Только чем дальше, тем больше все расплывалось, теряло фокус. Он совершенно не помнил, о чем был доклад на последней конференции: просто исчезло полгода из жизни и появилась где-то в голове да резюме галочка: "участвовал". Он не знал в лицо своих детей, просто отметил для себя, что было их примерно трое - выросли да поразъехались. Он ничего не помнил, только собирал иногда в кучку результаты, которых не достигал, и молился, чтобы хотя бы сам не растворился раньше времени в воздухе чьим-то хорошим воспоминанием.
Однажды это и случилось, и он с каким-то облегчением открыл глаза на заснеженной скамейке. Снова - табак в воздухе да телефон в кармане. И - сколько бы он ни прожил, восемнадцать или восемьдесят, - у него всегда будет станция вперед, семь - назад и вечный снегопад.
А когда-нибудь потом, если это - действительно отдельный мир, в нем просто обязана будет зародиться жизнь. И тогда по рельсам пройдет новый поезд, куда его хоть на два перегончика да пустят без билета.
Версия мира
Кажется, в моей сегодняшней версии мира мы с тобой даже не знакомы. Ты залезаешь в электричку следом за мной, садишься через пару рядов и не реагируешь. Вчера еще спасу не было - и в вагон подсадить норовил, и разговорами донимал всю дорогу, и чуть ли не сутками маячил где-то в поле зрения. У меня в голове - лет десять наших общих воспоминаний, начавшихся в этой же электричке, и одного дня, кажется, достаточно, чтобы начать по ним скучать. У тебя в ушах наушники, чего отродясь не водилось, новая куртка и почти заживший порез на пальце - вчера еще ничего не было. Эта тоненькая ранка убеждает меня окончательно - я снова в параллельном мире, и - надо же - тут не случилось именно нашей с тобой забавной случайности.
Что ж, десять лет назад все начиналось как-то похоже, поэтому наверняка сработает, если я решу хлопнуть тебя по плечу уже в метро и рассказать эту историю.
...Бывает, поспишь ночью часа четыре - и с тобой случается, я-то хорошо знаю, - и не можешь с утра понять, в каком ты мире. Вроде бы, все свое, родное - и лица, и числа, и чужие привычки, и мелодия будильника. Только что-то да выбьется - птицы вчера пели не так, друг внезапно сменил любимое слово-паразит, фотография из паспорта под другим углом смотрит... Встанешь, встряхнешься, поешь чего-нибудь - вот и падать уже не хочется, вот и сложилась картинка, вот и молодец, не выдумывай себе всякого. И живешь себе преспокойно до вечера, а там - ложишься пораньше, видишь хороший сон и ничему с утра не удивляешься.
Только вот бывает, что не проходит иллюзия. И поневоле спрашиваешь себя, в твоей голове деталька сдвинулась или все же в мире. Ну ладно - приятель не узнает или величина физическая другой буквой записывается. Иногда смешно, иногда обидно - но объяснимо. А вот когда просишь в магазине мыльницу, а тебя спрашивают, что это за зверь, становится немного страшно.
Один мудрый человек - тоже дружили-дружили, а потом оказалось, что вижу я его в первый и последний раз, - объяснил мне так. Дескать, существуют миллионы параллельных вселенных, а населяем их обычные, непоследовательные мы. (Да-да, ни динозавров, ни камней разумных - множатся-то миры только от наших решений.)
И у каждого из нас, столько миллиардов раз ни распараллеленного, есть одна-единственная душа, с сознанием да со всеми делами. И живет она примерно одну жизнь за раз, на ночь улетая в страну снов, днем - нацеливаясь обратно.
Время от времени она, конечно, устает за день, плохо отдыхает ночью и промазывает - прямиком в новую жизнь, спокойно поджидающую на той же точке, где прервалась прежняя, чтобы и разницы видно не было. И живешь себе дальше, знать не зная, что мир уже немножко не тот, что раньше.
В прошлый раз ты мне напоминал эту историю, а я заводилась: хочешь сказать, мы большую часть времени живем без души? Ты улыбался: ничуть мы без нее не живем, только время проходит и повесть жизни на хвосте притаскивает. А мы так - заходим иногда на огонек. И не факт даже, что мы чем-то лучше, чем то, что сложилось без нас. Возвращаешься так иногда из столицы последней электричкой - и понимаешь, что на днях у тебя книга вышла, или ученик любимый женился, или... - а ты и помнишь-то уже с трудом. Как будто не твое это прошлое.
А теперь я рассказываю тебе обо всем десятый, наверно, раз в жизни. Ты киваешь - тебе интересно, и, хотя на мне уже повис тоненький мысленный ярлык "черт знает что и сбоку рюкзак" (не первый год тебя знаю, в самом деле), - мы, наверно, в очередной раз подружимся.