Аннотация: Он уже восемь лет не ездил на электричках. Пришлось вспомнить, почему.
Он уже восемь лет не ездил на электричках. Жил в Москве - дневал и ночевал в метро, отдыхать летал самолетами, институтских друзей навещал поездами, школьных - трамваями, а к родителям на границу области если ездил, то исключительно на машине сводного брата.
Почему именно так, даже почти не задумывался, а если выплывал вдруг из подсознания вопрос, то сразу топил его воспоминанием о прокуренных тамбурах, чужих плечах и тяжелом рюкзаке за спиной - в студенческие годы-то ездить приходилось каждый день, ничего удивительного, что потом как отшибло.
Однажды случилось так, что его любимая группа, в последние три года напрочь пропавшая из страны, вдруг решила поездить с концертами по Подмосковью - как будто нарочно выбирая такие края, куда автобусы не ходят, метро еще не дотянулось, а шоссе перегружены на три года вперед или ремонтировались тридцать лет назад. Друзья с машинами только пальцами у висков покрутили: даже не думай, жалко железных коней, и не слушаем мы такого. Друзья без машин тоже не горели желанием составить компанию, поэтому и вышло так, что оказался он субботним вечером на вокзале своего детства один-одинешенек.
Предвкушение концерта немного подпортили сладостные воспоминания, уверенной струей влетавшие в голову с каждым нищим и каждым поломанным турникетом. Потом за окном электрички сгустились сумерки и в хоровод промерзших вагонов и третьих пересдач начало просачиваться что-то неясное и дурное, но тут поезд подъехал к нужной станции, и он с облегчением влился в ручеек фанатов, уверенно текущий к заветной цели.
После концерта он не торопился уезжать. Бродил по городу, смакуя впечатления: лет пять уже не бывал ни на чем подобном, то работа заедала, то семья, - и как-то незаметно пропустил мимо весь ручей торопившихся на быструю электричку столичных фанатов. Потом еще долго возился у кассы, выгребая из карманов мелочь, и уехал уже почти на самом последнем поезде, незадолго до полуночи. Успел подумать, входя в вагон: "Здравствуй, называется, юность..." - и рухнул на первое попавшееся сиденье, на ходу вбивая в телефон наушники, зажмуриваясь и молясь, чтобы картинка из мозга не вздумала воплощаться.
Родители его жили на той же ветке, но парой станций ближе к столице, и он частенько возвращался домой последними электричками, но никогда не ездил заполночь в Москву. А вскоре после диплома как-то заехал к семье, умудрился со всеми разругаться и поехал ночевать обратно на съемную квартиру - тоже на последней электричке. И оказался в вагоне почему-то совершенно один.
Совершенно не смутившись, он сел против хода где-то в середине, закрыл слезящиеся от яркого освещения глаза и уже почти заснул под привычный стук колес, когда за спиной раздались тихие и мерные шаги.
Он хорошо знал, что в этот час мало кто будет ходить по вагонам, потому что не нашел себе места, убегает от видящих десятый сон контролеров или пытается что-то продать. К тому же, все они стучали бы ногами об пол куда громче и беспорядочнее. Оборачиваться почему-то было страшно. Но очень хотелось.
Он достал из кармана телефон и заглянул в отражение на его экране: по проходу шло что-то невысокое, плотное, в темной куртке с капюшоном. Оно двигалось медленно, как будто пространство растягивалось перед ним, за тридцать секунд проходя не больше одного купе, - но все же двигалось. И, возможно, не собиралось проходить мимо.
Поезд резко остановился, и внутрь зашел бодрый старичок с рюкзаком за плечами. Он прошел меж сидений куда-то за спину единственного пассажира, хрустнул пальцами, как будто отвешивал кому-то щелбан, вернулся и сел напротив попутчика, которого от всего увиденного охватил вдруг суеверный ужас.
- Успокойся, - сказал старичок. - Я его на место-то поставил.
- К-кого? - только и выговорил вчерашний студент.
- Ну этого, Тринадцатого-то контролера, - отмахнулся старик и, наткнувшись на испуганный взгляд, объяснил: - Он когда-то миром ошибся, да так и не понял. Так и ходит теперь по ночам, людям в души заглядывает, как там заведено. А мы-то к такому непривычные, - вздохнул он, - сердце может не выдержать, если душа глубоко лежит. Тебе повезло еще, что не смотрел на него.
Старичок оказался веселый, и всю дорогу до Москвы рассказывал, с каким духом он вчера пил чай в ночном поезде и как бунтуют в метро домовые, которым приходится питаться крысами. Доехав до квартиры, перепуганный выпускник уже мало что помнил, кроме того, что в поезде ему приснился какой-то бред и, наверно, утром надо позвонить домой и извиниться. Но к родителям с тех пор ездил почему-то только с братом, на машине.
И теперь, восемь лет спустя, он судорожно вдохнул, открыл глаза и огляделся: повезло, на этот раз он в вагоне не один. Через пару сидений спиной к нему сидел старичок с очень знакомым, хотя и порядком потрепавшимся рюкзаком. Все инстинкты требовали пересесть к нему: только шагать надо бы погромче, чтобы по носу не щелкнул.