К вечеру маленький отряд вновь воссоединился у лагерного костра на лесной поляне. Рядом журчал студеной водой ручей, который и стал причиной привала: больше всего людям нужна была вода. До реки, где была спрятана лодка с припасами, измученные путники брести сквозь темноту не пожелали, хотя оставалось пройти не так уж и много. Но сил не было ни у кого, даже у казавшегося неутомимым заморянина.
Промыв раны и кровоподтеки от многочисленных ссадин и ушибов, компаньоны приготовили скудный ужин из ягод дикой смородины и сладких кореньев пурпуролистой ойгры, в изобилии растущей по берегам ручья. А из листьев мяты заварили чай, вскипятив воду в трофее Окена - глубоком гномьем шлеме-горшке, украшенном позолотой и инкрустрированном драгоценными камнями. Покончив с едой, торговец и его слуги улеглись прямо на траве у костра: заботиться о более удобном ложе не стал из-за усталости. Только Ройс Ренделл, наломав лапника и нарвав вокруг высокой травы, свалил все это в кучу, а сверху постелил свою обтрепанную куртку. Но старался он не для себя. На мягкую, словно перина на лебяжьем пуху постель он осторожно положил Приманку.
Девушка до сих пор не пришла в сознание, и это, по мнению Ройса, было к лучшему. Так она, по крайней мере, не чувствовала боли. А боль могла убивать сама по себе... Пока купец со слугами допивали чай, заморянин порыскал вокруг в сумерках, отыскивая те немногие целебные травы, которые известны каждому воину. На самой поляне густо рос костовяз с мелкими желтыми цветками, на пути к ручью кудрявился молодой дубок, с которого Ройс надрал коры, а у ручья нашлась крапива и немного шпорника с фиолетовыми цветками. Заодно он выстирал в ручье свою рубаху, вернее то, что он нее осталось. Разорвав ее почти пополам, Ройс на одну часть кинул несколько пучков крапивы, сказав Окену, чтобы тот плеснул немного на них кипятка.
- Сделай так же и приложи крапиву к ране Коута и к своей руке, - посоветовал он слуге. - Это останавливает кровь и очищает рану от заразы...
Ополоснув от остатков чая шлем-котелок, заморянин накрошил в него дубовой коры и поставил на огонь. Когда вода закипела, приставил Ирика распаривать над котелком листья костовяза, а сам присел рядом с девушкой. Она все еще была без сознания. Заморянин глубоко вздохнул и задрал повыше подол ее туники, полностью открывая то, что осталось от ног. Для начала он обложил раны листьями крапивы. Затем, когда настоялся и остыл отвар из коры дуба, поставил шлем-горшок рядом с Приманкой и занялся ей всерьез. Ножом и пальцами он долго выковыривал осколки кости и вычищал грязь, в особо тяжелых случаях присвечивая себе время от времени выхваченной из костра веткой. А то, что осталось, собирал по косточке, по клочку мышц в одно целое, тщательно сшивал иглой, которая нашлась у Окена в поясе, и нащипанными из остатков рубахи нитками, выпрямлял и жестко фиксировал в деревянных лубках. Остатки рубашки пошли на примочки из отвара дубовой коры. Закончив, Ройс еще раз ополоснул шлем и поставил на костер порцию шпорника, а сам снова склонился над девушкой.
- Она уже никогда не сможет ходить, - сказал Коут, лежа на боку и глядя куда-то в ночь, в направлении реки. - Никогда, даже если выживет.
Но заморянин, будто ничего не слыша, молча продолжал возиться с Приманкой.
- А она не выживет! - крикнул ему Коут, приподнявшись на локте. - Даже до утра не доживет! А если даже вдруг и случится чудо, что боги Карема даруют ей жизнь... Ты подумал о том, захочет ли она принять такой дар? С такими-то ногами?! Может, их придется совсем отрезать. Если начнется гангрена. А она и так потеряла слишком много крови и сил, чтобы пережить еще и это. А без ног... Что она без ног, Ройс? Во что превратится любая женщина, лишившись этой част тела, а, упрямый ты варвар? Или на ваших островах не так, как на Ранвене? Ты молчишь, хотя прекрасно слышишь, что я тебе говорю... Хорошо, я сам тебе скажу: она превратится в ничто и даже меньше, чем ничто! Она перестанет считаться не только женщиной, но и человеком вообще! Это же не калека-ветеран, потерявший свои конечности в бою за короля и отечество или за свободу родного племени, - у таких хотя бы остается какой-то почет да уважение со стороны сограждан. Но разве принимают за людей, за настоящих людей, грязных нищенок и попрошаек, вонючих уродов, копающися среди отбросов на городских свалках и дерущихся с крысами за кусок гнилой требухи? Жалкой, беспомощной, никому не нужной уродиной, вот кем она станет, если выживет!
- В Вотбурге выспишься, - буркнул ему Коут и снова заговорил, обращаясь к заморянину. - Нет, Ройс, это еще не все! Коут пожил, Коут знает... А ты понимаешь в женщинах не больше, чем свинья в жемчугах! Ты не представляешь себе, что это: быть молодой и красивой, нравиться мужчинам и любить их, надеясь на то, что когда-то удастся окрутить подходящего лоха и выйти замуж, народать кучу детей и дождаться внуков, - а потом вдруг потерять все это, окончательно и бесповоротно! Она будет валяться в грязи помоек Города-На-Озере, жалко выпрашивая милостыню у прохожих. И с ненавистью глядеть на баб, в сто раз худших, чем она, но имеющих ноги - короткие, кривые, толстые, волосатые, с выпирающими венами, - но НАСТОЯЩИЕ НОГИ! А по ночам будет выть, как собака, от такой жизни. Да она проклянет тебя, Ройс! Проклянет за то, что ты дашь ей жизнь - ТАКУЮ жизнь, - и она будет права. Смерть для нее - лучший выход, пойми это...
Но Ройс Ренделл промолчал и на этот раз. Коут какое-то время молча сверлил взглядом его широкую спину, потом заговорил снова.
- Утром мы уйдем, Ройс. И так потеряли столько времени... Да и лодка осталась без присмотра, - купец говорил тише и спокойнее, обвинительные нотки в его голосе сменились оправдывающимися. - А девчонку нельзя даже тронуть. В таком состоянии ей придется остаться здесь, чтобы не умереть быстрее, чем ей положено судьбой. Ты тоже останешься?
Толстяк не удивился, когда заморянин коротко кивнул в знак согласия, - ничего другого Коут от Ройса уже и не ожидал.
- Что ж, как пожелаешь, Ройс, - вздохнул торговец. - Тогда договор между нами будет расторгнут досрочно. И, заметь, не по моей инициативе - до Вотбурга еще далеко, и необходимость в телохранителе отнюдь не отпала. Поэтому я не дам тебе и ломаного гроша - ты сам принял такие условия контракта.
Но Ройс Ренделл снова промолчал, напряженно всматриваясь в бледное лицо несчастной девушки.
- А доля от сокровищ? - неожиданно подал голос Окен. Заерзав, Ирик бросил в его сторону быстрый злой взгляд.
- Сокровища? - торговец нахмурился. - Ах, да, я совсем забыл, что даже в той спешке, в которой мы покидали логово колдуна, кое-что по пути мы прихватили. Я думаю, сейчас самое время сложить всю добычу в одну кучу и разделить поровну, как было договорено.
Толстяк обвел пристальным взглядом прищуренных глаз своих слуг: выражения их лиц ему не понравились. Коут беспокойно засовался на своем месте, поудобнее устраивая раненную ногу и шаря вокруг глазами в поисках хоть какого-нибудь оружия. Но гномий клевец остался где-то наверху... Зато Ирик будто невзначай положил руку на рукоять трофейного меч, а Окен уже сел, при этом топорик оказался у него на коленях. Коут зыркнул в сторону Ройса, но тот, кажется, после заявления о разрыве контракта вообще потерял интерес к своим спутникам. Вернее, к своему нанимателю, который остался один против двух вооруженных и жадных слуг... От осознания этого факта у Коута похолодело в груди, но он слишком хорошо владел собой, чтобы показать, что испугался.
- Значит, я прав, - уверенно продолжал толстяк тоном отца, заставшего своего сына-подростка в самый разгар грешения рукоблудием. - Вам есть что скрывать в своих поясах и карманах. Но договор - дороже денег, разве не так, Ирик? Или ты больше не хозяин своему слову?
- Я помню уговор, - отвечал ему кирт, перевернувшись набок и подогнув ноги так, что мог вскочить в любой момент. - Поровну на всех - значит, поровну на всех. Но если с кем-то что-то случится, - а здесь полно разных опасностей, Коут, - то может получиться и так, что делиться будет попросту не с кем.
- Ты сильно ошибаешься, Ирик, - толстяк заметил, что кирт назвал его не хозяином, а по имени. Но торговец смотрел на слуг надменно и твердо. - Подумай сам. Если с кем-то здесь что-то произойдет, то какова бы ни была причина этого "что-то", кое-кто в Вотбурге и в других местах начнет задавать вопросы тем, кому удалось избежать этих случайных происшествий. А отвечать на эти вопросы будет тяжело и неприятно, Ирик. И те, кто будет спрашивать, обязательно узнают правду, обязательно. Ты же знаешь, что у гильдии торговцев есть и свои сыскные агенты, и маги, и пыточных дел мастера... Вспомни, сколько было попыток разбогатеть, устроив какую-нибудь случайность. И чем это заканчивалось? Ты хочешь разделить участь этих несчастных? Подумай, хорошенько все взвесь, Ирик, перед тем, как сказать свое последнее слово. И ты, Окен, тоже подумай.
- Не надо меня пугать, - прошипел сквозь зубы Ирик. Его пальцы нервно играли на рукояти меча. - Пуганый я, понял?
Глаза Окена быстро забегали, переводя взгляд с рыжебородого торговца на потемневшее от мрачной решимости лицо кирта. Он никак не мог сделать свой выбор, а значит, скорее примет сторону более сильного, в данных обстоятельствах - Ирика. Легко просчитав это, Коут приготовился к самому худшему. Торговец мог теперь только пожалеть о ране, временно сделавшей его одноногим, и о потерянном при бегстве клевце. Что и говорить, если под руку до сих пор даже каменюка какая-нибудь не попалась!
Пауза затягивалась, грозя в любой момент взорваться кровавой разборкой при свете костра. Но тут вдруг вмешался Ройс Ренделл, о котором все как-то забыли. Заморянин молча подошел к Коуту, который от неожиданности едва удержался от того, чтобы не кинуться на четвереньках в спасительную темноту за пределами освещенного костром круга. А Ройс порылся в карманах штанов и... бросил в траву перед торговцем горсть сверкнувших в отблесках огня драгоценных камней и золотых монет странной чеканки. За первой горстью последовала вторая, когда же карманы заморянина опустели, он все так же молча присел возле толстяка, небрежно положив рядом тяжелый мадлошский меч.
Поколебавшись какой-то миг, примеру Ройса последовал Окен. И почти одновременно с ним Коут начал копаться в складках одежды, выкладывая в образовавшуюся кучу свою часть добычи. Только Ирик не сдвинулся с места, судорожно вцепившись в свой меч, уже не казавшийся таким страшным, как пару вздохов назад. Три пары глаз выжидательно впились в него, и кирт не выдержал.
- Ладно, хрен с вами, поровну - так поровну, - пробормотал чернявый слуга и, скорчив кислую мину, подошел, чтобы вывернуть свои карманы, а потом добавить целую горку драгоценностей из-за пазухи.
- Это все? - голос тульсинарского торговца был холоден и жесток, как чешуя снежного дракона, грозы холодных Темных земель, отделявших друг от друга миры Карема. Ирик обреченно засопел, снял пояс, потом сапоги - оттуда высыпалось почти столько же, сколько было в первой порции. Нежелание кирта выполнить договор объяснялось очень просто: его доля оказалась самой богатой.
- Вот так бы и сразу, - примирительно сказал Коут, сгребая в одну груду добытые компаньонам сокровища. - Окен, подбрось-ка веток в костер, нам понадобится как можно больше света.
Началась дележка. Торговец осторожно брал в руки какую-нибудь из драгоценностей, внимательно рассматривал ее в оранжевых отблесках огня и называл ее примерную цену. Слуги, не первый год подвизавшиеся в торговле и достаточно разбиравшиеся в таких вещах, обычно соглашались с толстяком. Правда, иногда они спорили с Коутом, - впрочем, без особого успеха, - но как только они приходили к единому мнению, вещица отправлялась в одну из кучек. Все происходило достаточно быстро. И только один раз, в самом начале, вышла заминка, когда Коут, наметив первые четыре кучки, замялся, раздумывая, куда положить пару только что оцененных изумрудов, выковырянных Ириком из глаз какой-то статуэтки из слоновой кости. Рыжебородый толстяк посмотрел в сторону все еще безсознательной Приманки, затем - на неподвижного и безмолвного Ройса Ренделла. И положил изумруды отдельно, в пятую кучку.
- Это еще кому?! - возмутился было Ирик, но напоролся на холодный, как сталь, взгляд заморянина и заткнулся.
К тому времени, как в темном небе засверкали первые блестки звезд, рыжебородому тульсинарцу удалось разделить сокровища на пять долей, не только равных по стоимости, но и почти одинаковых по размеру. Согласно подсчету, каждая доля, с учетом вероятного разброса цен при перепродаже, составляла от двадцати до двадцати пяти тысяч полновесных золотых империалов - немалое состояние даже по меркам Города-на-Озере. С таким капиталом Коут уже видел себя в совете меркаторов Вотбуржского отделения имперской торговой гильдии, а его слуги... Слугами они уже никогда больше не будут! Если, конечно, не спустят свалившееся на голову богатство в кабаках и борделях... Но в руках толстяка осталась одна вещь, с которой он не знал что делать. Это было изумительное по красоте украшение, похожее на колье, в каких щеголяли на придворных балах самые богатые из придворных аристократок. Но выглядело оно куда дороже любого из тех, что довелось видеть Коуту за всю свою жизнь. Настоящая работа древних мастеров!
На тончайшую золотую цепочку были нанизаны несколькими рядами крупные и мелкие жемчужины различных цветов и оттенков, от бело-розового до редчайшего черного. Они складывались в нечеловечески странный, но божественно прекрасный узор, ниже которого свисало двенадцать маленьких, с полмизинца, золотых фигурок, инкрустированных совсем уж крохотными драгоценными камнями. Причем, каждая из двенадцати имела только свой, особый, набор камней: бриллианты, опалы, изумруды, янтарь, алмазы, карбункулы, аметисты, рубины, турмалины, тигровый глаз, селенит и аквамарины. Они сочетались между собой в какой-то сложной закономерности, вместе составляя еще более сложный узор, чем вышерасположенные жемчужины. Каждый камешек был искусно ошлифован и сверкал, переливаясь, подобно маленькой живой звезде. Даже в слабом свете костра человеческий глаз мог различить мельчайшие детали каждой из двенадцати фигурок. Но понять, что или кого изображали эти фигурки, было не возможно: они не были похожи ни на что из тысяч символов, божеств, животных и разумных существ известной Коуту и его спутникам части Карема. Застежка, выполненная в виде драконообразного существа с изумрудной чешуей и двумя парами бирюзовых глаз, была настолько реалистичной, что только за тонкость работы можно было получить очень большие деньги. И что с ним делать?
- Красивая вещь, - наконец произнес Коут. - Может быть, это даже работа Древних, тех, кто жил до Катастрофы, когда, как говорят, Стена Бурлящего Мрака отодвинулась от центрального Карема и появились миры по ту сторону Темных Земель... Как произведение искусства она значит куда больше, чем жемчуг, золото и камни, из которых сделана. Так сказать, эстетическая ценность... Реальная стоимость этой штуки может сильно колебаться: истинный ценитель или собиратель древностей выложит за это колье куда больше монет, чем обычный ювелир или ростовщик. Я не знаю, как нам ее разделить.
- Да просто обменяем на несколько камешков и безделушек из одной кучки, а их разделить поровну между остальными, - предложил Окен.
- И ты, конечно же, пожелаешь, что бы это была твоя доля? - недовольно спросил Ирик, жадно пожирая глазами колье, сверкающее в руках Коута.
- Да, ведь это именно я нашел колье! - огрызнулся Окен. - И будет справедливо, если...
- А я внес в банк больше всех! - вскинулся кирт. - И если кто-то и имеет право претендовать на эту штуку, то только я!
- Тогда разрубить ее на куски и поделить, - обиженно надул щеки блондин и, перехватив взгялд Коута, добавил. - И чихал я на ее эстетическую ценность! Все поровну!!!
- Слишком красивая вещь, чтобы ее испортить, - вдруг тихо произнес Ройс Ренделл, и оба слуги, разом умолкнув, настороженно посмотрели в его сторону. - И слишком красивая, чтобы принадлежать одному из нас.
- Что ты предлагаешь? - раздраженно повернулся к нему тульсинарец. - Вернуться в горы и сбросить в самую глубокую пропасть или, может быть, оставить на алтаре какого-нибудь из божеств Карема, как благодарственную жертву?
- А вот богов подмазать не помешало бы, - серьезным тоном сказал Окен. - Только по их милости мы выбрались живыми из этого переплета.
- Чушь! - фыркнул кирт. - Мы уцелели благодаря сам знаешь кому и самим себе: никакой божественной помощи я за все это время как-то не заметил!
- Не богохульствуй, - одернул его Коут. - Впрочем, Селл, покровитель торговцев, прагматично довольствуется процентом от полученной прибыли, и слишком щедрое пожертвование может воспринять, как проявление гордости. А гордость, как известно, один из смертных грехов... Короче, если ты, Ройс, предлагаешь просто избавиться от колье, то я - против. Категорически.
- Я тоже, - пробурчал блондинистый слуга. - В конце-концов, почему никто не считается с тем очевидным фактом, что именно я его... Я не понял?!
Пока он говорил, заморянин мягким, но быстрым движением взял из рук торговца колье и положил его в пятую кучку - в долю Приманки.
- Но!.. - смуглое лицо кирта сделалось краснее, чем его алая феска, будто ему перехватило дыхание.
- Она сделала больше, чем любой из нас, и потеряла также неизмеримо больше, - Ройс Ренделл обвел всех троих нетерпящим возражений взглядом. - Поэтому эта вещь должна принадлежать ей. И мне бы не хотелось убеждать кого-нибудь из вас в этом, по-моему справедливом решении.
На лагерь тяжелым покрывалом упала тишина. Только ветки тихо потрескивали в костре.
- Это слишком сильный аргумент, чтобы спорить, - наконец грустно произнес Коут. - Пусть будет так.
- И какого дьявола я помог тебе вытащить ее из-под завала? - задался вопросом Ирик, благоразумно убрав руки подальше от своего меча.
- Я благодарен тебе, Ирик, - ответил Ройс и, отделив от своей кучки добрую треть, пододвинул ее к оцепеневшему от неожиданности кирту. - Это - твое.
- Да что ты, Ройс, ты меня не так понял, - глаза чернявого слуги расширились от ужаса. - Я совсем не хочу этого, я не то хотел сказать, я не хочу с тобой ссориться....
- Я благодарен тебе, Ирик, - повторил варвар и, считая разговор законченным, рассовал свою часть добычи по карманам, затем сгреб в пригорошню долю Приманки и вернулся к девушке. Остальные провожали Ройса взглядами, в которых смешались и жадность, и понимание определенной правильности его решения, и обычный человеческий страх.
- Что помешает ему дождаться, пока мы не уйдем, а потом бросить девчонку, прихватив ее долю? - прошептал Окен, с опаской покосившись на заморянина, склонившегося над Приманкой. Он знал, какой чуткий слух у Ройса.
- Дурак, - так же тихо рыкнул на него Коут. - Если бы он хотел, то мог бы прямо сейчас взять все. Или ты думаешь, что вы с Ириком на пару смогли бы его остановить? Хвала богам, что в эту поездку я взял в телохранители именно варвара с Западных островов, а не какого-нибудь мордоворота, рожденного в цивилизованных землях Ранвена, - в противном случае, если бы мы не погибли в городе гномов, то уже валялись бы с перерезанными глотками. Эти заморяне - странные, страшные, но по-своему, по-варварски, благородные и честные парни.
- Но если она умрет? - все не унимался блондин. - Ты сам говорил, что она долго не протянет... Что тогда? Мертвым золото без необходимости. А его честность и варварское благородство наврядли заставит догонять нас, чтобы разделить с нами ее долю. Может, Ройс и варвар, но не полный же идиот!
- Сделаем носилки и понесем ее с собой, - предложил Ирик. - Убедим его, что единственный ее шанс - как можно быстрее добраться до Вотбурга, к тамошним костоправам и магам-целителям. А без лодки тут никак, а лодка у нас.
- Он не согласится, - покачал головой толстяк. - И я на его месте - тоже. Девушка слишком плоха для транспортировки. Говорю же, она и до утра может не дожить.
- Так в чем проблема? - натянуто улыбнулся кирт. - Подождем до рассвета, а там видно будет. Короче, кто как, а я - на боковую...
Коут и Окен последовали его примеру, предварительно тщательно спрятав на теле свою долю добычи. Усталость взяла свое, и все трое быстро провалились в темную пропасть сна без сновидений. И только Ройс из клана Ренделлов, юный варвар с далеких Западных островов, провел эту короткую летнюю ночь, сидя на корточках у изголовья погруженной в забытье зеленоволосой девушкой народа Линн-Шаох. Впрочем, и железная выносливость молодого воина имела свои пределы. Борясь с волнами накатывающей, как океанский прилив дремоты, он едва не пропустил тот миг, когда Приманка очнулась.
Это случилось, когда над горизонтом на востоке заалели первые отблески нового дня. Вначале, будто от легкого дыхания ночного ветерка, шевельнулись ее длинные пушистые ресницы, открыв на миг огромные синие озера глаз, полные изумления: как, я еще в этом мире? Потом глаза окончательно раскрылись, а обескровленные губы чуть слышно прошептали:
- Пить...
- Сейчас, - отвар шпорника, заранее приготовленный в шлеме Окена, уже настоялся и давно остыл бы, если бы Ройс время от времени не подогревал его на костре, чтобы питье было теплым, как только понадобится. Кроме того, из горячего настоя этой травы варвар делал примочки, которые сменил раз пять или шесть за ночь. Заморянин одной рукой осторожно приподнял голову девушки, а другой поднес к ее губам шлем с мутноватой, пахнущей травами жидкостью. Приманка слабо закашлялась, едва отхлебнув из шлема, но Ройс заставил ее выпить еще немного.
- Вот так хорошо, - Ройс вернул ее в первоначальное положение и отставил в сторону шлем с зельем. - Я знал, что ты не уйдешь в царство Тьмы. Видишь - уже светает. Это добрый знак.
Девушка попыталась улыбнуться в ответ, но улыбка получилась грустной.
- Может, я вернулась только для того, чтобы попрощаться, - прошептала она. - Что с моими ногами? Я совсем не чувствую их.
- Ничего страшного, - торопливо заговорил заморянин. - Тебе, правда, порядочно досталось, но кроме пары переломов - ничего серьезного. Кости быстро срастутся, и скоро ты будешь прыгать и скакать, как молодая лань...
- Ты говоришь неправду, - тихо сказала Приманка, не обвиняя, а просто констатируя факт. - Я знаю, все гораздо хуже... Я умру?
Ее голос зазвучал жалобно и обреченно. Но в нем все же теплилась крохотная искорка надежды, что она и ее дар все-таки ошибаются.
- Нет, ты не умрешь, - твердо произнес Ройс Ренделл. - Ты - сильная, Приманка, ты выживешь. Я знаю это. Поверь, я разбираюсь и в ранах, и в людях.
- Ты ВЕРИШЬ в это, - мягко поправила его девушка. - И я верю тебе. Хочу верить. Странно...
- Что странно? - не понял варвар.
- Я выхаживала Керра, его ноги.... Ты убил его. А теперь - лечишь меня. И тоже ноги.... Смешно даже, как повернулась судьба...
- Ты бы лучше молчала, тебе нужно беречь силы, - попросил Ройс, видя, что ей тяжело говорить. Но она продолжала. Медленно и тихо, будто обдумывая каждое слово, она произносила короткие отрывистые фразы, делая между ними продолжительные паузы.
- Тогда я хотела убить тебя. Керр был для меня всем. Может быть потому, что я дала ему вторую жизнь... А ты ее отнял. Отнял его у меня. Я думала, что люблю его. Ну, по настоящему люблю, понимаешь? А потом столько всего произошло... Так много всего изменилось, и я...
Но она не смогла закончить фразу. Пришла затаившаяся до поры где-то в глубине ее изувеченного тела боль, и предрассветную тишину разорвал тонкий жалобный крик...
Вскрики и стоны Приманки разбудили торговца и его слуг. Испуганные внезапным шумом, сонные и злые, они стали собираться, чтобы уйти. Как можно было понять из их вялой ругани, оставаться рядом со страдающей девушкой оказалось выше их сил, хотя все трое сначала намеревались таки дождаться ее смерти, чтобы закончить дележку сокровищ. И если еще вечером они, пожалуй, рискнули бы сцепиться с Ройсом, пожелай он лишить их доли умершей, то теперь хотели одного - убраться отсюда немедленно. Впрочем, уйти по-быстрому не получилось. Рана Коута за ночь высосала из рыжебородого тульсинарца последние силы. Толстяк не смог передвигаться, даже опираясь на плечи обеих слуг. Пришлось Окену с Ириком сначала промыть рану, позаимствовав с молчаливого согласия Ройса шлем с отваром, затем перевязать ее наново, а потом еще и сколачивать на скорую руку грубые носилки для своего пока еще хозяина. Между тем крики Приманки зазвучали заметно тише, слабее и реже.
- Не торопитесь, - чуть взбодрившийся Коут оттолкнул поданные ему носилки. - Она умирает. Осталось совсем не долго.
Ирик с Океном понимающе переглянулись, зыркнули на заморянина, полностью поглощенного девушкой, и, немного помявшись, присели на траву рядом с толстяком.
Приманка тоже чувствовала приближение смерти. Она сопротивлялась ей, как могла, из последних сил, - но их-то у нее уже и не было. Вскоре зеленоволосая девушка не могла даже кричать и только беззвучно плакала, глотая слезы искусанными в кровь губами. Ее холодная, как лед, рука слабо шевельнулась, коснувшись кончиками побелевших тонких пальцев широкой ладони Ройса Ренделла. Заморянин угадал ее желание - накрыл ее руку своей. Девушка судорожно сжала пальцы, так, что ее ногти впились в кожу ладони Ройса, выдавив несколько капель крови. Но он этого, казалось, не замечал.
- Держи меня! - ее мокрые, посеревшие от боли глаза с мольбой впились в глаза варвара. - Держи меня, Ройс! Ты сильный, сильнее всех... И лучше... Я... Я люблю тебя, Ройс, ты слышишь?!
Он молча кивнул в ответ.
- А ты... Ты любишь меня?
Он кивнул еще раз. На какой-то миг напряжение покинуло девушку, ее губы растянулись в слабой улыбке. Она была сейчас похожа на роженицу, в муках дарящую жизнь новому человеческому существу и счастливую от осознания этого.
- Это правда, ты любишь меня....
Смерть, которая и не думала уходить, а только отошла в сторону, чтобы полюбоваться своей жертвой, тут же вернулась.
- Держи меня, Ройс! - страшно закричала Приманка, с нечеловеческой силой сжав его руку. - Не отдавай меня ей, не отпускай меня!..
И замолчала. Навсегда.
Потом он подошел к остальным, ожидавшим неподалеку с каменными лицами и потупленными взглядами, и бросил горсть драгоценностей к ногам Коута. Золотистые лучи восходящего солнца заиграли на золоте, расцветили драгоценные камни всеми цветами радуги.
- Она умерла, - произнес Ройс ровным равнодушным голосом. Но рыжебородому торговцу показалось, что в холодных серых глазах варвара блеснула влага.
- Пусть боги Карема благосклонно примут ее душу в своих небесных чертогах, - ответил Коут ритуальной фразой и сделал руками священный жест. Заморянин не ответил. Он повернулся, чтобы уйти, когда Ирик вдруг окликнул его.
- А что с тем колье, Ройс? - голос кирта прозувачал хрипло, как карканье ворона. Окен вздрогнул и на всякий случай отодвинулся от товарища подальше.
- Оно принадлежит ей, - глухо ответил Ройс, даже не обернувшись, и тяжело зашагал туда, где неподвижно лежала Приманка.
Ирик раскрыл было рот, собираясь еще что-то сказать или спросить, но Коут дернул его за рукав, скорчив такую гримасу, что кирт едва не прикусил себе язык, смыкая губы.
Тем временем Ройс выбрал место на небольшом пригорке над ручьем, где росла молодая кудрявая березка, и принялся руками и мечом копать глубокую яму. Коут направил было слуг, чтобы они помогли заморянину, но тот прогнал их одним движением нахмуренных бровей. Когда яма была готова, Ройс взял тело девушки на руки и бережно опустил в могилу. Он придал ей надлежащую позу, - юный варвар уже успел узнать, как хоронят на землях Империи, затем осторожно одел ей на шею колье с двенадцатью таинственными фигурками. Поправил все еще роскошные и кажущиеся живыми зеленые волосы. Замер на несколько вздохов, пристально глядя в лицо девушки, а потом поцеловал ее в холодные белые губы.
- Я не смог удержать тебя. Прости.
Он тщательно засыпал яму землей, затем завалил камнями, чтобы пожиратели падали не смогли добраться до могилы. Затем ниже по руслу ручья среди россыпи крупных валунов выбрал самый большой и сам, в одиночку, кряхтя от усилий, притащил к месту погребения и водрузил сверху.
- Коут, я не знаю вашей грамоты, - обратился Ройс к рыжебородому купцу. - Как на общеимперском пишется слово "Приманка"?
- Хм-гм, - закашлялся тульсинарец. - Это ведь не настоящее ее имя... Впрочем, другого мы и не знаем. Вот, смотри.
Толстяк подобрал острый сучок и нарисовал им на земле нужные руны.
Какое-то время Ройс Ренделл тщательно рассматривал их, беззвучно шевеля губами, затем взял меч и, подойдя к валуну, аккуратно, скупыми, точно рассчитанными движениями выцарапал на темной, еще влажной от воды шершавой поверхности восемь угловатых значков: