Заграница, по мере стирания границ и развития средств коммуникации становится очень неопределенным понятием. Есть мой дом и моя улица, в меньшей степени - мой город, а дальше наши путешествия плюс телевидение и Интернет все более расширяют мой мир, и все меньше белых пятен "заграницы" на Земле и все больше мест, куда мы едем "домой".
Моя жена родом из Минска, а я из Харькова, и нам вздумалось в дни праздника Суккот подойти к дому, где когда-то жили, пройтись по "своей" улице и встретиться с людьми, которые никогда не перестанут быть своими безо всяких кавычек.
Когда, 23 года тому назад, поезд, скрипнув колесами, потащил меня в сторону пограничной станции Чоп, Харьков, Украина и СССР остались за "железным занавесом" и автоматически стали заграницей. Я не был тому виной. Мы пересекали границу один раз и в одном направлении. Когда моя будущая жена в 1990 году села в самолет, это выглядело иначе. Теперь же, проходя таможни и пункты паспортного контроля, мы с пониманием относились к тому, что это нужно в интересах security, но психологически граница, как таковая, уже не воспринималась. По крайней мере, не так остро. Наш Globe в быстром темпе глобализуется, а мы вместе с ним.
Не вдруг и не сразу, но "процесс идет". Занавес стал виртуальным, кисейным, но остался, и когда мы покатили по отличной дороге из аэропорта в сторону Минска, я подумал: а у НИХ тут, однако, совсем не плохие дороги. Гладкие.
На улицах Минска такая чистота, что осенний лист стесняется прилечь на тротуар. Таких прекрасно оштукатуренных домов не то, что в Израиле, в Европе не увидишь. И повсюду на фасадах пришпандорены прожекторчики для так называемой "подсветки". Завезено из Европы, но, если в Париже, эти штуки служат для того, чтобы подчеркнуть красоты архитектуры, то в Минске этого так много, что это уже кич и должно означать: мы тоже Европа и не хуже других.
То есть, конечно же, Минск все таки не по мою, а по их сторону границы, и не мое дело, но однако не могу не заметить, что показуха часто бывает прямо пропорциональна диктатуре, а чистота и поряток обратно пропорциональны демократии в стране.
--
В целях экономии электроэнергии нам не разрешают включать электронагреватели, а город сияет, как новогодняя елка, - объяснил мне один чиновник, и он прав, что в демократической стране главе государства не позволили бы транжирить деньги на показуху.
--
Однако же довольны приезжие, и минчане тоже гордятся своей подсветкой, и по всему свету несется слава о красоте этого города, - осторожно возразил я.
--
Жить от этого не легче, - вздохнул он.
В магазинах и многочисленных палатках, на рынках и в киосках полно всего. Мне объясняют, что да, конечно, товаров много, но для тех, у кого есть деньги. Простите, говорю, но так во всем мире: без денег не дают. Да, но у них там есть деньги, а у нас... Особенно у пенсионеров. Возражаю, что торговцы просто так товары не завозят и не держат на полках. Если есть товары, то значит есть и покупатели.
Причем, удивляет обилие на полках магазинов предметов роскоши. Зайдя в кафе, мы оглянулись по сторонам и признали, что оно вполне соответствует парижским стандартам. Включая цены. При этом за столиками сидят посетители и прихлебывают капуччино. При зарплате, которую в переводе на доллары или шекели я не знал бы, как принимать, перед капуччино или после него?!
Мои собеседники пожимают плечами, а я высказываю предположение, что объяснение следует искать в параллельных экономиках. Понимаю, что мне за три дня этой головоломки все равно не распутать, и мы продолжаем прогулки по ЕГО чистым улицам.
ЕГО уже даже по имени не называют: просто ОН. Например, ОН зачем-то построил этот красивый вокзал. Он (вокзал) нам нужен? Чем плох был прежний? "А помнишь, папаша, какая отличная столовка была на втором этаже? Так там же можно было посидеть", говорит мне мой подвыпивший спутник по эскалатору. Не помню, потому что жил в другой стране, но готов понять, что столовки таки жаль.
ОН выступает по телевизору. В полевой, но все же маршальской форме и сообщает народу, что армия Белоруси оснастилась новыми, "не имеющими аналогов в мире", видами вооружений. С кем они собираются воевать и от кого защищаться? Чистейший кич, расчитанный на тех, кто выберет ЕГО на третий срок и на Европу, которая дура и занята только тем, что считает свои триллионы.
--
Пенсии хватает на содержание квартиры, а зарплаты на хлеб, молоко, макароны... - говорит пожилая кассирша магазина одежды, где я купил пару брюк примерно по той же цене, что в Израиле.
--
Да, но кто-то же покупает такие брюки, - возражаю я.
--
Покупают, - соглашается она.
Это та же загадка, что мучала нас в советские времена, но тогда это выглядело так: в магазинах пусто, а в холодильниках граждан полно продуктов.
Кто их знает? Скорее всего исторически это вполне естественно и нормально, что переход от дикого социализма к капитализму европейского типа лежит через полудиктатуры и странные, не описанные в учебниках, экономики, что народу в этот переходный период ближе и понятнее "батька" колхозного типа, "перетрахивающий" свой парламент и укрепляющий свою армию "на всякий случай" (Его слова). Пусть будут подсветки, пусть будет армия на всякий случай, пусть будут бутафорские маршальские погоны на бытькиных плечах, но пусть будет жизнь, которая вроде бы имеет тенденцию движения к лучшему.
--
У вас есть обращение президента к народу? - спрашиваю в газетном киоске.
--
Конечно, нет, - отвечает киоскерша.
--
Однако...
--
Кто это читает?
В самом деле, кому нужны ЕГО обращения? Но они за НЕГО проголосуют. Не потому, что они такие неумные, а потому что ОН - это они сами, а чтобы подняться до экономического и социального уровня Европы должны смениться поколения и неспеша, от этапа к этапу сформироваться вся государственно-правовая система страны.
А страна красивая. Качу по ней в поезде Минск-Харьков и любуюсь роскошными лесами Беларуси, каких, наверное, нигде не увидишь.
Но как же в этой стране умеют прекрасно отремонтировать вагон, повесить свежайшие занавески на окнах, чистенько приодеть проводницу, а туалет... Почему в этой стране все туалеты хронически выглядят, как сортиры. В нашем вагоне к тому же замок не запирался.
--
А шо вы так вдивляетесь? - возразил мне человек в тамбуре, в джинсах, в отличном настроении и со странным акцентом. - Это ж вам не в ваших бруклинах, а у нас это так.
Вообще, радует то, что у людей повсюду хорошее настроение и все хорошо одеты. Я вспомнил, что в этих странах принято, выходя на улицу, хорошо одеваться. Одежда так и называется: выходная. Я от этого отвык. У нас не существует такого понятия, как "выходная" одежда. Мы выходим в том же, в чем были в доме.
Я не сказал, что это плохо. Просто у них принято, чтобы одежда и фасады домов были в выходном состоянии, а нам это не интересно.
Немного грустно, но, однако, все это в самом деле не мое дело.
Часть 2-я
Когда поезд Минск-Харьков подкатил нас к той самой платформе, где нас провожали, как если бы хоронили, 22-го декабря 1981 года, это было похоже на то, как замыкается электрическая цепь, а потом друг Генрих Алтунян шел рядом и тащил одну из наших сумок, а свободной рукой показывал направо-налево. Здание вокзала покрасили, фонтан перед почтамтом обновили, трамвайный круг перенесли вон туда...
Я попросил его провезти меня по местам, где прошло детство, где жил, где работал, словом, по памятным местам моей жизни. Ближайшим был визит во двор дома, где прошли 15 лет моего бытия. Это рядом со зданием бывшей музкомедии. Здание еще при мне было в аварийном состоянии и в этом же состоянии остается сейчас. Говорят, скоро обрушится. В нашем дворе был скверик с зеленью и скамейками. Кому это мешало? Теперь на этом месте грязная бетонная площадка. В глубине двора прежде была помойная яма. На ее месте кто-то построил гараж, а для мусора посреди двора поставили три зеленых бака, но мусор и отбросы брошены на землю. В воздухе висит тяжелая вонь. Кто-то потом объяснил мне, что мусор разбрасывают те, кто роется в баках. Нищие, бездомные, бомжи...
Не исключаю, что эта удручающая картина повлияла на результаты дальнейшего осмотра города. В то же время я все время повторял себе, что это не мое дело, и что я не вправе быть судьей в городе, где родился и прожил много лет, но давно покинул его и вспоминаю не часто. Уже вечером, когда в доме Генриха собрались друзья из алтуняновского диссидентского круга, в котором я был одним из "примкнувших", я подумал, что, если в сундуке моих воспоминаний есть и немало теплых, то они, конечно же, связаны с этими людьми и с их борьбой.
Какой бы ни была Украина и как бы я ни относился к ее истории и судьбе, в этих людях я вижу совесть народа этой не самой счастливой страны. Я понимаю совесть, как некий нравственный фильтр в душе каждого из нас и, если нравственный материал, из которого сделан этот фильтр обеспечивает очищение, и если этот фильтр хорошо работает, то может быть стоит каждому попытаться пропустить через него свои прошлые поступки, свои мысли и свои намерения. И в этом вопросе я не могу сказать, что это не мое дело, так как меня оно касается лично. Поэтому я считаю себя обязанным написать об этом не в эту минуту и не скороговоркой, а очень обстоятельно и постараться найти читателя. Хотя бы потому, что нигде в интернете не нахожу высказываний тех, кто, по идее, должен бы был это сделать.
Пока жил в этом городе и не видел множества других столиц и провинциальных городов и городишек, он казался, как бы сказать поточнее, значительным, а теперь он предстал передо мною таким провинциальным и бесцветным...
В данном случае я говорю даже не о неоштукатуренности и неокрашенности, не о жутких дорогах, состоящих не из покрытия, а сплошь из рытвин и ухабов, и я вполне учитываю, что Харьков - университетский город и в нем огромное место занимают культура и наука, но я говорю об убогой жизни харьковчан, а для этого достаточно пройтись по Благбазу и поговорить с людьми.
Я побывал во многих городах и странах, и всюду, куда я приезжал, я в последнюю очередь интересовался музеями и архитектурными ансамблями, но мне интересно было встретиться с жителями этого места. В Харькове они смотрели на меня с огромных "бигбордов", призывая голосовать за Януковича на пост президента. Я, такой-то (Рядом огромная фотография имяречного), проголосую за Януковича, потому что и т.д. На каждом перекрестке по бигборду. Агитация в пользу остальных 23 кандидатов отсутствует. Я безнадежно отстал от харьковской культуры и науки, но, если там еще есть интеллигенция, то странно, что нет мощного круга современных молодых диссидентов, которые, рискуя всем, до жизни включительно, кричали бы на площадях, что так жить нельзя, и что Янукович не годится ни в президенты, ни даже в водители трамвая, что коррупция пожирает то, чем нужно кормить детей, что демократия необходима, потому что она означает доброжелательность людей друг к другу, что нужно, наконец-то всем, дружно взявшись за руки... Спросите, как это делали, борясь за права человека молодые Алтунян и его компания. Тем более, что его все знают.
--
Мы рабы и у нас все продажно, - объяснил мне шофер, который прежде был музыкантом. - От гаишника до президента. У власти по прежнему люди советского воспитания.
--
У народа, который это осознает, должен был шанс, - возразил я. - Но вам, как когда-то вырвавшимся из Египта евреям, тоже нужно, чтобы сменились поколения.
Так я сказал, но при этом был не очень искренен. В век ТВ, интернета и реактивных самолетов можно и быстрее, чем за сорок лет. А пока Харьков выглядит как город, который, как старый, проржавленный грузовик, дыр-дыр-дыр - сдвинулся с места для того, чтобы тут же свалиться в кювет. Когда-то говорили: курица - не птица, Харьков - не столица. Сегодня меня уверяют, что Киев не таков. Верю, но в том-то и дело, что в развитых странах невозможно властью президента украшать столицу за счет провинции, не оставляя провинции никакой надежды. Так что причем тут Киев?
Кто решил утыкать всю огромную площадь Свободы (Бывшая пл. Дзержинского) торговыми палатками?
--
Но это же очень просто: в бывшем здании обкома разметилась резиденция губернатора, и ОН не желает, чтобы под его окнами устраивались шумные митинги и демонстрации.
Неужели все так просто?
В центре площади Свободы стоит "Ленин с протянутой рукой". Плохо, когда рушат исторические памятники и символы. Пусть остаются воспоминанием о прошлом, но тогда причем тут свобода? Разве Ленин и свобода близнецы-братья? Можно было сохранить прежнее название площади вместе с Ильичом и его протянутой за нашим прощением рукой. В назидание потомкам. Или назвать ее площадью Покаяния. И пусть бы наш вождь каялся до скончания веков.
Николаевская площадь сменила уже три названия. Чем им не понравилось первое? Почему Бассейная, перименованная в Петровского, не стала опять Бассейной, а ул.Дзержинского преименовалась в Дароносицкую? Впрочем, это не мое дело.
Синагога на Пушкинской - это мое дело. Это отобранное у евреев здание выполняло при советах множество функций, в том числе было резиденцией общества Спартак, а в 1937 году моя мама была в этом здании председателем избирательного участка на первых в СССР выборах в Верховный совет. Сейчас здание возвращено законным владельцам, отреставрировано и выглядит великолепно.
В Харькове сто лет назад проживало 11 тысяч евреев. Есть что-то символичное в том, что и сейчас в этом городе проживает 11 тысяч евреев. При советах нас было тысяч 50 или 60. Читаю избранное из "Трудов губернских комиссий" за 1984 год и из кних Шафаревича и Солженицына и, грешным делом, радуюсь за них и за нас. Те евреи, что не уехали ни В Израиль, ни в США, ни в Германию, по преимуществу старики, уже не смогут ни спаивать туземное население, ни грабить процентами на займы, ни просто мозолить глаза своим непотребным видом и чесночным ароматом.
Впрочем, и эти умудряются напоминать о своем присутствии. Так например, на улице Петровского (Бассейная) гражданка еврейской национальности Лариса Воловик практически в одной комнате ухитрилась создать музей Холокоста. Не берусь сравнивать этот музей с Яд Вашемом и музеем Холокоста в Вашингтоне, но, учитывая средства и размеры площади, нельзя не восхититься силой духа и энергией этой женщины.
Председатель комитета "Дробицкий яр" Леонид Лонидов и его помощница Юлана Вольшонок создали архив документов о гибели 20 тысяч евреев в Дробицком яре, на окраине Харькова, в 1941 году. Комитету стоило невероятных трудов собрать средства на строительство впечатляющего монумента на месте этой трагедии.
Там сохранилась также памятная стелла, к которой гебисты не разрешали нам приходить. Последний мой визит к этому страшному месту был 9 мая 1981 года
... - Увижу вас там, голову оторву, - мягко предупредил меня капитан-гебист.
... В нашей колонне я насчитал тогда 92 человека. У каждого в руке была красная гвоздика. Мы на пропитанной кровью земле сложили из этих гвоздик "6000000". Прочли Кадиш, поговорили, вспомнили о наших, чьи кости были в этом яру.
Задрав голову, посмотрел на белую арку памятника и подумал: хватит ли у кого-нибудь мужества рассказать полную правду о том, что и как произошло на этом страшном месте, в этом я не уверен, но все-таки меняются времена, а с ними меняются люди, и хочется верить, что все это - к лучшему.
Всего, вот так, с ходу, не расскажешь. Волнительно очень.
Генрих проводил нас на автовокзал, оттуда автобусом компании "Автолюкс" мы отправились к аэропорту в Борисполе. Давно не видел я нэньки-Украины, не любовался октябрьской палитрой ее удивительной природы.
Пошли ей, нэньке, Боже, силы и мудрости, чтобы подняться до уровня благополучия и, на первый случай, хотя бы сытости.