Аннотация: "Если долго смотреть в одну точку на стене при лунном свете, начинаешь вспоминать предыдущую жизнь, которую ты прожил на этой земле раньше".
Он утонул, доставая отражение
Луны в зеркале.
Omnem crede diem tibi diluxisse supremum:
Grata supeerveniet, guae non sperabitur hora...
Ceterum censeo praefationem non esse scribendam *
В Кенигсберге по Гитлерштрассе ночью шел преступник. Лицо его до глаз было закрыто белым офицерским шарфом. На голове натянута до бровей белая лыжная шапочка. Ему не нравилась эта неожиданная для города снежная метель в марте. Но еще более раздражала оторванная жесть на крыше дома. Хотя, если быть точнее, то не сама жесть, а скрип или точнее сказать скрежет, который ураганный ветер разносил по округе. Преступник шел, низко опустив голову, и для него стало неожиданностью появление тупоносых милицейских сапог припорошенных снегом. Мгновенное замешательство сменилось внутренним смехом. Он увидел себя со стороны. Представил, что милиционер изучает ноги, пальто, руки, но где же лицо? Белый шарф, белая шапочка и эта белая снежная метель делали преступника человеком без головы! Как же давно он не смеялся! Эта встреча стала поводом, а возможно, и ключом, отомкнувшим ржавый замок смеха. Он почувствовал, как ком воздуха поднимается из легких, задевает позвонки, упирается в связки и, раздвинув их, вырывается в носовую полость. Преступник ждал давно забытый звук смеха, и когда тот появился в ушах, стало окончательно ясно, что внутри заработал однотактный двигатель внутреннего сго-
рания: кх...кх...кх... Преступник смеялся не открывая рта. Он упивался весельем, которое хотело вырваться наружу, но плотно сжатые губы не пускали и оттого смех бился где - то там в груди:..кх...кх...кх...Если бы не оторванная жесть на крыше, то можно было сказать себе, что наступил на ногу счастью, но скрип раздражал его и напоминал крики сивучей в Тихом океане. Тогда, стоя с Натальей на палубе плавбазы " Северодвинск " они наблюдали, как во время брачных игр самец ложился на спину, поднимал ласты вверх, а самка, прижавшись к его боку, пронзительно пищала, очевидно, гордилась, что у нее такой громадный и любящий жених...
NB Нет не нравится мне такое начало! Во - первых, не указано время, да и улицы такой уже давно нет, и название города изменилось. Ну, подумаешь, шел по улице города преступник. Кого сейчас этим удивишь? Да и что такое преступник? Это может быть мелкий, самый мелкий несовершеннолетний воришка. Попробую по другому. Возможно, так?
По улице весенней ночью, для которой метель была прощанием с зимой, шел киллер.
Так начало выглядит более правдиво, но вот слово "киллер" не устраивает меня. Стрелок, которому показали фотографию, заплатили деньги, указали место, где бывает клиент и остается только во время приехать и нажать курок. Нет, эта пошлость не для меня.
Ab altero expectes, alteri guod feceris *
8 марта 2ООО года в 2 часа 47 минут по проспекту Мира в городе Калининграде шел убийца. Настроение у него было хорошее. Он выполнил работу, которую готовил несколько месяцев. Веселости добавляло и наличие в кармане портмоне убитого. Совершенно ненужный, то есть не нужный ему, ни в каком качестве кожаный, источающий запахи парфюма и туго набитый, возможно, что и деньгами в иностранной валюте, этот, говоря простым языком, кошелек. Диссонансом был этот противный звук оторвавшейся жести на крыше дома... При сильных порывах ветра она так пронзительно скрипела, что появлялось желание в ответ заскрипеть зубами. Промозглый ветер дул в лицо и приходилось одной рукой постоянно держать шарф на уровне глаз. Он подошел к фонарю и, заслоняя спиной ветер, осмотрел себя. Крови на одежде не было. Наклонился, зачерпнул ладонями снег и протер руки и лицо. Настроение было отличное, вот только щека замерзла. Он пошел левым боком, так было удобнее смотреть на витрины магазинов. Девчонки стояли за стеклами в летних платьицах и купальниках. Убийца подмигнул манекену - Красавица, надень шубу, замерзнешь. Это шутка, но смотреть на тебя жутко, - с новой силой заработал где-то ниже горла однотактный двигатель. - О, сказал стихами. Как она выпучила глаза! Вот бы по ним бритвой, как в фильме Бунюэля. Гаденыш, снял же такой эпизод, я с детства помню кадры, как бритвой разрезают глаз пополам. Мировое кино. Встретить бы режиссера сейчас.
Рука в кармане прикоснулась к ножу и почувствовала слизь на лезвии. От низа живота, прыгая по позвонкам, через хрящевые прокладки, звук работающего однотактного двигателя миновал горло и уперся в губы. Это было удивительно! Ветер закидывал концы шарфа за спину, кусочки льда били по лицу, но он не отворачивался, а даже наоборот, когда попадала особо крупная градина, улыбался замерзшими губами и запрокидывал голову вверх, оголяя шею. Левое ухо так замерзло, что пришлось тереть, и тереть очень интенсивно, чтобы не отморозить. Впрочем, будет ухо отмороженным или нет, его уже не волновало. Убийца поднял голову и увидел, что стрелки старых электрических часов, едва видимые через пелену снега, показывали три часа ноль восемь минут. Ну, невозможно удержаться от смеха! Это же его адрес. Минуты показывают номер этажа, а часы, если перевести в минуты, подскажут номер комнаты.
Восьмой этаж сто восьмидесятая комната. Он приоткрыл рот и снежный вихрь услышал смех: кх...кх...кх... кладовку в общежитии, превращенную с согласия коменданта в жилую камеру, он назвал комнатой...кх...кх...кх...Часы в городе висят часто, почти каждые сто метров. Что это значит? Помни о времени тебе отпущенном? Торопись взять от жизни больше? Почему, выйдя из казино, эскулап не пошел прямо по проспекту, а свернул за угол и направился к мусорным бачкам? Хотел сходить "по маленькому"? Но это он мог сделать в казино. Догадка подкреплялась работой однотактного двигателя. У каждого человека своя Голгофа. У эскулапа это оказалась свалка, мусорные бачки. Поразительно, но он не удивился моему появлению из снежной бури, точно ждал, хотя прошло три месяца и одиннадцать дней.
Pater familias *
Отец очень тщательно, неспешно готовил ножи и паяльную лампу. "Резать свинью, - говорил он, - это праздник, венец твоих трудов и твой плод. Срывай его. Пойдем, сынок, пришло твое время учиться заканчивать жизнь животного. Это трудная, но приятная работа". Мы вошли в сарай. На стенах видна грязь и покусанные свиньей доски. Деревянный пол хоть и был в некоторых местах провален, но сегодня посыпан опилками и сеном. Свинья Машка свободно и даже радостно встречала так неожиданно для нее нахлынувших гостей, которые к тому же дарили подарки. Накануне ее помыли и теперь, сияя чистотой, она поднимала пятачок ко всем, кто входил в сарай. А вошли трое: я, отец и сосед дядя Леша. Животные чувствуют уход в мир иной. Машка подошла к отцу и, как кошка, ласково и нежно носом стала чесать его ноги. Мне показалось, что она просила ускорить процедуру, а когда отец погладил за ухом, разлеглась своей стокилограммовой тушей на чистом полу и подняла ноги вверх, облегчая нам дальнейшие действия и прощая нас. Отец почесывал ей живот, говоря при этом теплые, ласковые, нежные слова, а мне, сквозь стиснутые зубы, как будто Машка могла услышать и понять о чем шла речь, отдавал команды. "Бери длинный нож и подходи к левому боку. Не становись близко от ноги, она может в судорогах ударить. Когда нож войдет по рукоятку, чуть его подними, поверни по кругу и поширяй по сторонам, чтобы попасть в сердце. Леша, держи задние ноги крепко".
Отец взял мою руку с ножом и толкнул свинье в грудь. Я удивился, как же просто и легко входит нож в тело, как в масло говорят в подобных случаях. Все, кому суждено умереть от ножа, открывают свое тело. Эскулап тоже обрадовался, что пришел конец, а иначе разве обнял бы он меня руками за шею, не сопротивляясь, обмяк и запрокинул голову? "Человек как жук, - говорил отец, - Когда теплый день и играет солнце, летит он, гордится собою и жужжит: все мои луга! Все мои леса! А как солнце скроется, дохнет холодом и загуляет ветер - забудет жук свою удаль, прижмется к листику и только пищит: не спихни! Сынок, ты обязан научиться резать, и не только животных. Человек придумал войны, чтобы играть и наслаждаться убийством, причем безнаказанным и востребованным обществом. Кто больше убьет себе подобных, тому больше почестей. Учись убивать, сынок, учись..."
Отец оставил в наследство этот нож. Знал, что пригодится, что будет использован по назначению? Остается только удивляться его знанию жизни, в частности моей. Во всяком случае, нож хороший. Убийца снегом протер лезвие, и оно, избавившись от запекшийся крови, снова заблестело под светом неоновой лампы. Он опустил шарф. Глаза на его лице светились в этом белом мареве. Вот еще бы укрыться от звука оторванной жести! Ладонью левой руки выровнял снег и теперь держал ее над ровной площадкой, защищая свою работу от порывов ветра со снегом. Лезвием ножа стал рисовать схему места убийства. Над площадкой крупными буквами написал:
Ab altero exspectes, alteri guod feceris.*
Вспомнив хрипы эскулапа, убийца почувствовал, как набирая обороты, внутри заработал однотактный двигатель. Делая чертеж, он приоткрыл рот и высунул кончик языка, при этом сопя одной половинкой носа.
Когда чертеж был готов, он встал, посмотрел на работу оценивающим взглядом, и плечи его удовлетворенно задергались в такт смеха. Он резко нагнулся и подписал "ГОРМАХИТОМ - большой сфинкс Гиза". Свинья Машка умирала в чистом сарае, а эскулап лежит за мусорным бачком запорошенный снегом. Смех! Придет репортер и начнет выискивать "вкусные" подробности и его взгляд будет скользить по помойке, шарить по вывалившимся из мусорных бачков объедкам с пиршеских столов казино, и находкой будут торчащие из-под замерзшего грязного снега ноги трупа. Здесь нет ничего маловажного, нет незначительных деталей и подробностей. У них все важно, за все платят деньги. Все работает на сюжет. Эх, вьюга, вьюга, вьюга...как, право, тоскливо скрипит жесть. Или у меня в ушах, ушах убийцы слышится мольба о пощаде?
Nit de nihilo fit *.
Наталья, в день нашего знакомства ты умолчала, что беременна и тебе нужна помощь. Мне сейчас, да и тогда, когда возвращался в порт на белом пароходе, было ясно, что ты хотела меня просто использовать. И тебе это удалось! Знакомство началось очень романтично, и мне приятно еще раз вдохнуть аромат любви. Вечер теплый, тихий океан и рядом на пустынной палубе красивая, очень красивая девушка. Картинка для экскурсионного бюро. Но уже на следующий день все изменилось. Тебя я не виню, возможно, что ты в происшедшем не виновата, это твоя жизнь - твои правила в этой игре.
- Вчера вечером, когда ты рассказывал мне о звездах, я боялась, что ты меня поцелуешь и все этим испортишь.
- Знаешь, а я почувствовал, что обнимать тебя не нужно. Не знаю только кто или что меня сдерживало. Вот достал бутылку водки...теперь врач сделает аборт?.. Как же ты пошла в море беременной?
- Что беременна, узнала уже перед рейсом. А в море нужно было идти обязательно, сидела без денег.
Доктор вышел на палубу в нарядном костюме. Он всегда ходил, как бы над людьми, по их головам. Гладко выбрит, лоснящийся он прямо-таки излучал наслаждение утреней погодой, вкусным завтраком и вниманием молодых женщин, которые очень от него зависели и поэтому наперебой старались оказаться хотя бы рядом.
- Вот, возьмите. Извините, что завернута в простую газету...
- Что?.. Только одна? ..Да ты смеешься?
- А сколько нужно?
Эскулап, поторговавшись, сделал бы аборт и за одну бутылку. Дрались мы, если ты помнишь, недолго. Я повалил его на палубу и пытался, почему-то засунуть в шпигат. Но руки соскользнули и, ударившись головой о кнехт, я потерял, на несколько секунд, сознание. Эскулап вывернулся и, широко открыв свой поганый рот, откусил мне нос и вместе с кровью выплюнул за борт.
Хотелось тишины. Пройти по улице медленно и подумать. Как - то все складывается так, что оказываюсь с кем-нибудь в конфликте. Часто жалею, что приходил в компанию или на свидание, или просто в кино, или на танцы...Камень, брошенный в воду, всегда оказывается в центре круга. Точно сказано. Убийца резко остановился и поднял шарф. Порыв ветра раздвинул снежный занавес и в блеклом свете фонаря он увидел за стеклом рекламного щита свой портрет! По спине пробежала дрожь и стало холодно в низу живота. Он отчетливо видел свои глаза, руки и откушенный нос. Трудно, невозможно поверить, что портрет вывесят так быстро! Убийца стал осматривать щит, ища заголовок "Их разыскивает милиция". Стирая ладонями снег, он увидел в правом углу написанное цветными буквами приглашение посетить Египет. Опустив шарф, стал подвигаться так, что бы отражение совпало с лицом сфинкса. Удивительное сходство! Даже кожа на пальцах правой руки сжатых в кулак потрескалась и была каменного, песочного цвета. Как упоителен этот ночной смех и снег, и ветер...хочется сказать, что-нибудь стихами, но лицо уже представляло собой пасхальный торт, посыпанный сахарной пудрой, а проносящиеся мимо машины обдавали облаками грязной снежной пыли. Удивительно, что в такое время суток столько машин. Убийца вытер с лица снежный крем, присыпанный льдинками града, закрыл шарфом лицо и чуть повернувшись левым боком к ветру, пошел к остановке автобуса.
Amabilig insania! Dulce periculum! *
Ну, вот есть возможность хотя бы на несколько минут остановить движение машин и насладиться тишиной. Для этого достаточно подойти к этому гнилому интеллигенту с, наверняка, зашитыми карманами пиджака, чтобы не совать туда руки и неожиданным ударом в челюсть опрокинуть его на проезжую часть дороги под колеса вон той снегоуборочной машины. От этой идеи ему стало тепло, а ладонь правой руки покрылась капельками пота. Он несколько раз сжал пальцы и, не вынимая руки из кармана, медленно подходил к остановке. Нужно было рассчитать время и расстояние, что бы на остановке появиться одновременно с машиной. Гнилой интеллигент стоял боком и позевывая старательно изображал смелость и бесстрашие. Но убийца уже на него не смотрел. Его внимание полностью было отдано сидящей на скамейке девушке. Она втянула голову в плечи и, не мигая, смотрела на него глазами состоящими из одних черных зрачков. Смех, который неожиданно заполнил грудь, был таким мощным, что перегнул убийцу пополам. Когда берешь рукой курицу или петуха и кладешь на чурку, чтобы отрубить голову, то происходит самое удивительное; курица не вырывается, а наоборот успокаивается и вытягивает шею, чтобы было удобнее ударить по ней топором. После чего голова лежит у огромной березовой чурки и с трудом сдерживает пленку, закрывающую око. Куринный мозг, еще наполненный кровью, пытается понять, почему смеется человек, наблюдая, как по свежему снегу бегает тушка курицы, выбрасывая струю крови из того места на шее, где была голова.
Вот он подошел к обезглавленной курице, которая, воткнувшись в старый почерневший деревянный забор, теперь лежала в лужице крови, сложил вместе крылья и лапы, взял в правую руку и быстро пошел домой, оставляя на белом девственном снегу красные кровяные пятна.
- Ну что, Алеша, как дела?
- Все готово, папа! - расплываясь в радостной улыбке, отвечали губы.
Пелена на курином глазу упала, закрыла зрачок, и стало темно......................................................
- Закончилось цветное кино и началось черно-белое, - Алексей даже не обиделся на обстоятельства, а принял все спокойно, как бы ожидая, что должно произойти нечто, что помешает написать завещание до конца.
Лента в пишущей машинке была старая и теперь, распавшись на две половинки, не мешала свинцовым буквам ударяться о бумагу, оставляя на ней точки очень похожие на пулевые отверстия, если стрелять из автомата по голому трупу семидневного утопленника. Алексей не стал перечитывать начало завещания, понимая, что никому (кроме, разве, милиции) это не будет интересно. Наталья пойдет хоронить эскулапа. Там будет оркестр, накрытый в кофейне стол. А здесь жалкий клочок бумаги, да еще и с текстом на латыни, перевод которого хотел напечатать в конце. И карандаша нет, чтобы дописать от руки. Ладно, кто захочет прочитать - прочитает со словарем. Начало у завещания получилось уж слишком виртуальным. Триллер нашпигованный смехом. Жаль, что порвалась лента у пишущей машинки и я не описал последнюю встречу на пароходе. Тогда на рейде стоял белый пароход, на котором привезли смену и забирали моряков, списанных на берег. Я с забинтованной головой, вырезаны были только щели для глаз, пришел в каюту Натальи. Её не было и я решил подождать, потому что не мог уехать не попрощавшись, а еще, сознаюсь, была надежда, что она поедет со мной. Но мечты улетучились, как с белых яблонь дым, как только я увидел торчащие из-под подушки фотографии.
- Я была в цехе. Ты смотришь фотографии?
- Извини, они лежали на видном месте. Это эскулап тебе подарил или ты сама взяла?
- Леша, у нас бы ни чего не получилось.
- Ты практичная...когда будет делать операцию? ..Срок терпит?
- Ему еще нужно поправиться. Ты сильно разбил голову. Медсестра полчаса бинтовала.
- Меня дольше. Друзья устроили на плавбазу, чтобы я на время ушел из театра и от окружавших меня низких, скверных, лукавых душонок. Это наше существование всего лишь сон и сон гаденький. Нужно самому просыпаться и будить, будить всех и любыми средствами. Только в той настоящей жизни есть справедливость и счастье.
- Я тебя провожать не пойду. Ты понимаешь? Не хочу, чтобы нас видели вместе.
- Прощай. Ты поставила на моей линии жизни точку, а я поставлю на эскулаповой. Буду встречать после рейса.
Найдется много умников, желающих исправить или даже зачеркнуть написанное, но ни кто не властен над завещанием. Даже не думалось, что будет немного времени для веселья и не просто для щенячьей радости, а внутреннего спокойствия и философского отношения к событиям. Перед концом тело наполнено спокойствием, счастьем и легкостью, как у барышни отправляющейся на первый бал. Пробуждение от сна или пугающее всех слово смерть и есть продолжение настоящей, вечной и почти забытой нами жизни. Иногда я старался вспомнить, что было до этого сна. Напрягая зрение и память, всматривался ночью в какую-нибудь еле видимую точку на стене и вот она становилась отчетливой, большой, расплывалась по стене и появлялись отдельные незнакомые моменты из другой настоящей жизни. Очень хотелось побыть подольше в реальности, но наступал опять этот бесконечный надоевший всем сон, прервать который не у всех хватает сил, и они мучаются, страдают и морально, и материально и все стараются заглушить в себе желание умереть, успокоительными мыслями о радости, которая вот-вот должна наступить. Прекрасно, что у меня этот сон закончится полетом. Я там встречусь с мамой. Узнаю ли ее? Помню только морщинки у голубых глаз. Она говорила, что если человек летает во сне, то растет, но только с прекращением сна можно увидеть, насколько вырос человек, и не во власти людей знать время своего пробуждения..."
Алексей полез в нижний ободранный, без ручки ящик письменного стола или, вернее, то, что от него осталось. Ножки были отломаны, и вместо них поддерживали стол металлические ящики для молочных бутылок. Фотография лежала сверху. Мама его мыла! Он ее поцеловал и положил фотографию в карман. На раме окна и на подоконнике потрескалась краска и теперь лежала на ладони белыми, нетающими снежинками. После приземления кусочки краски припорошат тело. Не очень хорошо. Божья коровка на восьмом этаже! Алексей подставил ладонь. Она перелезла через мизинец, выползла на ноготь и собралась взлететь. Алексей взял ее губами и, поцеловав, зажал в кулаке.
- Я тебя не обижу, не съем и не раскушу, но только не откажи мне в удовольствии взять тебя с собой. Не распускай крылья, не задерживай тем самым полет. Ну, ты готова? Сейчас измерим длину полета.
Алексей оторвал кусочек бумажки и бросил в окно. Ровно пять секунд до приземления. Ничтожное время для вечности. А для полета человека? За это время можно передумать умирать и начать защищаться от удара, выставляя вперед ладони. Алексей засунул руки глубоко в карманы, чтобы они без ведома головы не могли выбраться наружу.
- Ну, кажется, все готово. Пора, а то, как бы Наталья не пришла и не завела сердобольные разговоры. Так дверь оставил открытой, а из любой ситуации есть два выхода через дверь и через окно. Я выбрал второй.
Алексей сделал шаг в пространство...раз...два...три появилось приятное ощущение или предчувствие, предвидение прекрасного. Он улыбался, а внутри вначале чуть слышно, но вот уже громче, громче вырастал крик и, наконец, рот открылся и вырвалось, заглушая шум ветра в ушах, последнее слово: