Аннотация: Об уникальной литературной традиции, сложившейся в рязанской глубинке.
Андрей Можаев
ПОЭТЫ ЛУГОВОГО КРАЯ
(очерк)
В пяти часах езды от Москвы, за Мещёрой на рязанщине между реками Окой и Мокшей лежит луговой край, обозначенный на картах как пителенский район. Нет здесь ни промышленных предприятий, ни городов, даже малых. Люди живут как встарь: земледелие, уход за скотиной, охота да рыбалка.
Сам райцентр Пителено - старинное, некогда ярморочное село со многими сохранившимися каменными домами. Но вот, что самое удивительное: в этом луговом крестьянском краю почти уже двести лет являются самобытные литераторы, поэты. Обошла стороной эти земли индустриальная суета, и цветёт здесь поэзия - даже вопреки тяжёлой, скудной нынешней жизни. Пишут стихи и люди с образованием (сельская интеллигенция), и простые крестьяне. Нет, речь - не о "лубочных виршеслагателях", таких модных ещё недавно! Речь идёт о настоящем стихотворчестве, где слиты два потока: народной, песенной культуры и высокой литературной традиции. Вот строки местного поэта:
"Под дождями осени косыми
В шорохе застывшей тишины
Спит Пителено среди России,
И в ночной туман уходят сны.
Ветер по проулкам тихо бродит.
Месяц в небе - серпик золотой.
Тихая, задумчивая родина,
Та, где ивы плачут над водой"...
Надо подчёркнуть особо: пителенская земля (совсем недалёкая от есенинского Константинова) дала русской литературе двух классиков.
Первый - Николай Павлов, современник Пушкина, муж известной поэтессы Каролины Павловой, устроительницы знаменитого литературного салона. Павлов был незаконным сыном помещика и вывезенной тем из персидского военного похода пленной грузинки. Отец отдал новорожденного в семью зажиточного крестьянина Павлова и записал в крепостное состояние. Впрочем, о его образовании позаботился - уже юношей отправил сына в Петербург в театрально-музыкальное училище. Но Павлов стал всё же поэтом и прозаиком, а затем был выкуплен друзьями на волю. Его стихи звучат сегодня несколько тяжеловато, архаично:
"Не верь ты верности земной,
Как сверхъестественному чуду;
Но верь, что в стороне чужой
Я долго, долго не забуду
И музыку твоих речей,
И простоту твоих желаний,
И небо мирное очей,
И ад неистовых лобзаний".
А вот в повестях он во многом предвосхитил художественный принцип Гоголя. Пушкин писал: "Павлов единственный у нас, кто умеет рассказывать действительно занимательные истории". Именно Павлов первым, пожалуй, изнутри, без романтизма, описал жизнь крепостных, жизнь в солдатчине.
Другим классиком, уже современным, стал Борис Можаев. В его книгах, в романе "Мужики и бабы" досконально описаны история, быт родного края, народа, описаны характерно для всей России. А главное - выражены вольнолюбие и стойкость русского крестьянина во времена тяжелейших испытаний. Правдивое слово - последнее, что сегодня ещё удерживает на самом краю полной гибели нашу жизнь. Вот строки местного поэта о значении такого слова:
"Много бурь здесь отгреметь успело,
Многое растаяло во мгле.
Кажется, что всё здесь отшумело
И уснуло в мёртвой тишине.
Но не всё, не всё ещё в распаде...
Ведь где в воду смотрят облака,
Был Борис Можаев здесь, писатель,
И оставил память на века.
Пусть уходит в этой жизни многое,
Слово не стирается во прах.
Где-то рядом деревенька Брёхово
И Россия "Мужиков и баб".
А первой книжкой писателя стал не известный широкому читателю сборник стихов. В поэзии автора слышна сильная песенная традиция. Да и как иначе? Ведь, рязанщина - исконно песенный край.
Из Пителена летом сорок первого года Борис Андреевич уходил на сборный пункт в Муром, на войну, а оказалось - уходит в большую литературу:
"И древней Муромской дорогой
Пошли мы, млад и стар,
Где предки ехали на дрогах
Косами бить татар,
Где ратных проносились кони,
Хвостами пыль мели,
Где свист разбойничьей погони
Слыхали ковыли,
Где ехал на базар вчерашний
Тархан и коновал,
Где запах дёгтя и ромашек
Я много лет вдыхал.
Прямая пыльная дорога.
Визгливый плачь колёс...
Тянулся медленно и строго
По ней войны обоз.
И люди шли, дымя махоркой,
Спокойно, как в извоз...
Был долго виден на пригорке
Нам белый холст берёз".
Этот холст берёз и сегодня провожает и встречает с пригорка...
Также, известен был по всей средней России поэт 50-70 гг. Николай Яшков. Вот строчки его стихов:
"Кружатся, кружатся листья в саду,
Но всё равно этот лист я найду -
Яблони лист, не иголка сосны,
Тот, что мне дорог с весны.
Помню, стояли в саду мы вдвоём
И вот тогда-то небрежно на нём,
Пряча свой взгляд и улыбку тая,
Ты начертила: "Твоя"...
И сегодня есть поэты, для которых стихи, литература - дело жизни. А бок о бок с ними - поэты-"любители", простые крестьяне, учителя, библиотекари, медики. Их стихи также выдержаны в высокой традиции. Да и нет, по строгому счёту, в настоящем искусстве художников "больших и малых", именитых и неизвестных. В глубинах художественного творчества такие разделения не работают. Ведь художник - это состояние души. Всё остальное - дело наживное.
Вот, например, как выражает отношение к жизни простая крестьянка (не так давно силами администрации района и области издан сборник поэтов пителенского края под названием "Зелена моя дубрава"):
"Умирают травы на покосе,
Усыхая и желтея, словно в осень.
Ветерок ласкает травы нежно
И волнуется за жизнь их так мятежно.
Приподнимет травку над землею,
Та зашепчет: "Жизнь, ведь я с тобою"
И падёт к земле головкой близко.
Не подняться, а лежать ей низко.
В ветерке спасения ища,
Травы умирают трепеща".
Это образно, и потому - художественно.
Отчего же в глубинке среди рек и озёр, лугов и лесов возникла и развивается вопреки всем условиям эта традиция? Вопрос весьма значим для понимания нашей культуры, истории.
Как было сказано выше, корни явления в самой поэтически-песенной душе народа. Отсюда всегда и везде происходят самородки. Но в России со второй половины позапрошлого века стали появляться на селе земские школы. В помощь лучшим из дворян в дело просвещения пришли выходцы из других сословий. Все они чуть позже станут называться "народниками".
В начале прошлого века дело образования вышло на свой пик. Появились династии "народников". Образы этих людей как раз выведены в романе "Мужики и бабы"... При школах часто организовывались театральные, краеведческие, фотографические, литературные кружки. Гуманитарное образование стояло на очень высоком уровне. У автора этого очерка имеется книга - полное собрание сочинений Пушкина в одном томе. Она принадлежала сельскому учителю, погибшему на первой германской войне. Страницы книги сохранили карандашные отметки и надписи, по которым легко определить, какой величины отрывки из каких произведений задавали тогда учить школьникам. Сравнение далеко не в пользу нынешнего времени.
Итак, чтение, наряду с песнями, участием детей в церковном хоре под управлением регентов были тогда главным культурным занятием. Старики ещё помнят, как читали по вечерам в кругу больших семей под керосиновой лампой, а потом обсуждали услышанное. Так врастала в быт любовь к книге. Так осуществилась мечта ещё Некрасова о том, что когда-нибудь крестьяне понесут в избы с базаров томики Белинского и Гоголя. Кстати, и сегодня глубинка достаточно равнодушна к популярным в больших городах бестселлерам, пустой претенциозной "мидкультовщине".
Традиция книжности пока жива. Это она растила людей в уважительном, достойном отношении друг к другу, что и сегодня бросается в глаза на улицах Пителена и выглядит поразительным диссонансом по сравнению с городскими нравами. И эта же традиция облагораживает чувства, даёт душе высокий строй.
Вот удивительное стихотворение местного поэта Сергея Гераскина:
"Над Россией большой и тихою,
Над святою и грешной Россиею
Купола потянулись к небу -
Золотые на тёмно-синее.
Над погостом ветла и берёза
Ветки кутают в белом инее,
А кресты на закате морозном
Золотые на тёмно-синем.
Вот луна загрустила над прудом
И блестит между ряской и лилией.
Лик её, беспристрастный и мудрый -
Золотистый на тёмно-синем.
Зрелым колосом шепчет поле,
С горизонтом сливаясь линией.
И такое раздолье и воля -
С золотого до тёмно-синего.
Много красок бывает в жизни,
Но не всеми ей быть красивою.
Я из радуги взял капризной
Золотое и тёмно-синее.
Ветер - время с годами уносит
Ту любовь, как весна, красивую...
А бывает любовь - как осень.
Золотая по тёмно-синему.
Пусть виски осыпает проседь,
Пусть уходят и чувства, и силы,
Ведь бывает любовь, как осень,
Золотая на тёмно-синем.
Всё равно, вы когда-то поймёте
Грусть и радость, что вместе - красивые,
Как любовь, купола и осень -
Золотые - на тёмно-синем".
После революции тяга к высокой литературе усилилась. Из поколения в поколение передаётся в семьях память о том, как десятилетиями переписывали в тайные тетрадки стихи запрещённого земляка Есенина. И в те же времена в сельскую, провинциальную школу пришла высланная из центров интеллигенция, высоко и широко образованные люди: профессура, учёные, инженеры, литераторы и музыканты, артисты. Они вырастили новое поколение учителей. Именно они стоят у истоков явления в советский период огромной плеяды выдающихся деятелей во всех областях жизни.
Память о тех золотых людях жива и сегодня. Это выражается, прежде всего, в отношении к школе. Вот как пишет об этом сельская учительница:
"Маленькой девчонкой возле дома
Я учила кукол говорить
И мечтала: "Вырасту и буду
Ребятишек грамоте учить".
В школе я училась на "отлично",
Шаг за шагом двигаясь к мечте,
И, окончив институт с дипломом,
Подошла к намеченной черте.
Я боялась, буду слишком строгой,
И боялась, вдруг, что не поймут?
А на деле оказалось проще:
Если что не ясно - подойдут.
Только вот бездушия не терпит
Этот маленький и радостный народ.
Только справедливых, верных, чутких
За "своих" он в классе признаёт"...
И это написано сегодня, когда нашу многострадальную школу не поливает грязью и не разрушает только ленивый!
Всё это: и поэзия, и уклад жизни, и отношение к школе, детям, и многое-многое другое, что можно ещё встретить доброго в провинции, - говорит о том, что традиция пока жива. Её след можно отыскать по всей коренной Руси, но очень наглядно она выразилась поэтикой, книжностью отчего-то здесь, в приокском луговом краю. Это даёт в сегодняшнее трудное время надежду. Как пишет об этом поэт: