Мучник Анатолий Моисеевич : другие произведения.

Гейштор Л.К. Короленко и евреи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1998 год ознаменовался тем, что Еврейский Совет Украины присвоил писателю Владимиру Галактионовичу Короленко почетное звание "Праведника Украины", за его особую роль в защите прав и достоинства еврейского населения Украины (и России). Своими выступлениями в печати и практическими действиями Владимир Галактионович настойчиво и последовательно боролся со всякими проявлениями антисемитизма как при царском режиме, так и в годы советской власти, о чем особенно хорошо знают его земляки, жители Полтавы. В Полтавском музее писателя теперь хранится этот документ и дополняет те материалы, которые отражают тему этой главы "Короленко и евреи".

  Л.К. Гейштор
  
  КОРОЛЕНКО И ЕВРЕИ
  
  1998 год ознаменовался тем, что Еврейское общество Украины присвоило писателю Владимиру Галактионовичу Короленко почетное звание "Праведника Украины" за его особую роль в защите прав и достоинства еврейского населения Украины (и России). Своими выступлениями в печати и практическими действиями Владимир Галактионович настойчиво и последовательно боролся со всякими проявлениями антисемитизма как при царском режиме, так и в годы советской власти, о чем особенно хорошо знают его земляки, жители Полтавы.
  В Полтавском музее писателя теперь хранится этот документ и дополняет те материалы, которые отражают тему этой главы "Короленко и евреи".
  Национальный вопрос был близок Короленко лично в силу особенности его собственной национальности, которая непросто поддается определению и причиняла ему известные трудности.
  Его предки по отцу были украинскими казаками, мать по национальности полька, отец, чиновник на российской государственной службе, считал себя русским. Жили в юго-западном крае. Дома говорили по-русски и по-польски, владел Короленко и украинским языком, но писал по-русски, потому что еще в юности литература захватила его "разноплеменную .душу", как он писал, и ввела в круг тех русских писателей, которые любили Украину и писали об Украине с такой же любовью, как о России.
  Интернационалист и по крови, и по мировоззрению, Короленко был особенно чуток и непримирим не только к разным формам национализма, но и к преследованиям по национальному признаку.
  Критикуя наше трудное время, не следует забывать и его положительные стороны. Например, есть место, где открыто, легально могут собираться и работать люди этой некогда гонимой и оскорбляемой национальности.
  Возможно ли исследование на тему "'Короленко и евреи"? Оно всегда было возможно теоретически, так как материал "лежал на поверхности", напрашивался, но тема для публичного выступления практически была совершенно нереальна.
  Меня она интересовала всегда, так что готовила ее по предложению Нины Владимировны Белицкой с удовольствием и увлеченно. Делала это в память друзей детства, однокурсников по институту, товарищей по работе, которых, как сказал поэт, "одних уж нет, а те далече...".
  Нет Григория Абрамовича Бялого, профессора ленинградского университета, доктора филологических наук, лучшего специалиста по Короленко, автора монографии о нем. Нет Абрама Борисовича Дермана - редактора многих московских изданий, произведений Короленко и статей о нем, Аркадия Абрамовича Фуремса, нашего дорогого постоянного лектора в музее Короленко.
  "Далече": ленинградец Михаил Иосифович Ульман (Австралия), москвич Артур Рубинштейн (Израиль), кандидат филологических наук, бывший старший научный сотрудник музея Короленко - Ирина Александровна Кронрод (США).
  Наверное, они могли бы сделать эту тему лучше, интересней. О себе могу сказать, что старалась. Читателям судить о том, что из этого получилось.
  Евреи, "еврейский вопрос" в России. Этот мотив звучит на протяжении всей жизни В.Г. Короленко. Отразился он во всех жанрах его творчества, присутствовал в его практической деятельности.
  Жанры: рассказы, очерки, публицистика, газетные статьи. Практические дела: борьба с погромами и клеветой, хлопоты об арестованных, заботы о спасении человеческих жизней.
  Первые впечатления от евреев были у Короленко рано, так как он родился в юго-западном крае, провел там детство (Житомир, Ровно), раннюю юность, в непосредственной близости от черты оседлости. Мальчик был наблюдательный и чуткий. Естественно, его внимание привлекали люди, которые отличались от других внешним видом, языком, манерами, поведением. Встречал их на улицах, присматривался. Иногда они бывали по делам у отца-судьи, с еврейскими девочками встречались его сестры. О более близких контактах, дружбе не могло быть и речи - слишком сильны были сословные предрассудки той среды и того времени. Но воспоминания остались и потом пригодились для литературной работы. Они отразились в рассказах "Судный день" (''Иом-Кипур"), повести "Без языка", незаконченной художественной работе "Братья Мендель".
  Хронологически еврейская тема впервые возникла у Короленко на историческом материале в произведении с длинным названием "Сказание о Флоре, Агриппе и Менахеме, сыне Иегуды". Оно было написано в 1886 г. (через год после возвращения Короленко из ссылки) и тогда же напечатано в петербургском журнале "Северный вестник" (октябрь, Љ 10). Произведение полемическое и было спором с Л.Н.Толстым. В феврале того (1886) года Владимир Галактионович познакомился с Толстым в Москве как раз в тот период, когда великий писатель был увлечен своей теорией непротивления злу насилием. Короленко не разделял этих взглядов, но огромное уважение к Толстому-художнику помешало вступить в спор при встрече с Толстым-моралистом. Однако несогласие Короленко с учением Толстого было так велико, что он выразил свое мнение на страницах художественного произведения - "Сказания о Флоре". В форме старинной притчи он изложил свою точку зрения, прямо противоположную толстовской. Интересно, что для иллюстрации своих убеждений писатель обратился к истории еврейского народа. Он проштудировал такие капитальные исторические труды, как "История иудейской войны" Иосифа Флавия и "Жизнь Иисуса" Э.Ренана, статьи Н.К.Михайловского. Хотя "Сказание" написано на историческом материале, оно имеет злободневный смысл. Оно направлено против покорности и смирения, которые образуют благоприятную почву для насилия и произвола. Оно утверждает необходимость борьбы со злом всеми способами, в том числе и насилием.
  Кротость и послушание иудеев только разжигали жестокость римского наместника Флора и его сподвижников, которые беспощадно уничтожали жителей Иудеи. Отважный воин Менахем бен-Иегуда сплотил молодых иудеев на борьбу против римских угнетателей и одержал победу. Устами своего героя Короленко выразил глубокое убеждение в том, что бывают такие ситуации, когда необходимо применить силу против зла для защиты ближнего, для защиты своего достоинства, независимости и свободы. Реализует позицию автора в рассказе герой-еврей, умный, смелый и гордый защитник своего народа. Все симпатии автора на стороне героя.
  В 1890 г. Короленко написал рассказ совсем иного рода. Это был "Йом-Кипур, или Судный день" (начат 17 декабря 1890 года, закончен 1 января нового года, как помечено в черновой рукописи). Впервые напечатан в газете "Русские ведомости" в 7 номерах в 1891 г. Рассказ с сильным украинским колоритом и юмором в духе Гоголя. В основу его положена легенда, которую Короленко слышал в детстве. Она изложена в его более раннем рассказе "Ночью", и действуют там те же персонажи: мельник-еврей и еврейский черт Хапун. Когда в селе шинкарем был Янкель, его частенько поругивали местные крестьяне: и людей спаивает, и до денег жаден. Но когда в судный день Хапун унес Янкеля и шинком завладел мельник-украинец, то оказалось, что он намного хуже Янкеля: и жаден, и мошенник, и обидчик бедняков. Симпатии простых людей склонялись в пользу еврея Янкеля при сравнении его с мельником-украинцем. Автор подчеркивает, что у простых людей есть чувство справедливости, которое перевешивает национальные предубеждения - еврей оказался лучше православного. Такую же справедливость у простых людей по отношению к евреям подметил Короленко и в жизни, когда бывал в кустарном селе Павлове, на Волге, и рассказал об этом в "Павловских очерках". Когда Короленко приехал в Павлов и встретился с местными жителями, его кудрявая шевелюра вызвала вопрос:
  - Не еврей ли будете?
  - Нет, не еврей.
  - Эхма! Жалко! А я думал, не моего ли еврея опять мне Бог дает.
  - Зачем Вам так понадобился еврей?
  В ответ получил объяснение, что теперь евреям запретили покупать товар в Павлове и всей скупкой занимаются свои - христиане, которые оказались намного хуже евреев. Евреи давали лучшую цену мастерам, хорошо платили за упаковку и отправку товара. Около них лучше зарабатывала беднота. Поэтому и жила добрая память о евреях. Эта маленькая деталь в пользу евреев в народном мнении не ускользнула от внимания Короленко. Писатель очень чуток к "мелочам" жизни. В них иногда, как в капле воды, отражаются важные явления общего порядка.
  Вот, например, в повести "Без языка". Братья, Дима и Матвей Лозинские, приехавшие "без языка", то есть без знания английского языка в далекую Америку, обрадовались, как родному, еврею, встреченному на пристани в Нью-Йорке. С большой симпатией писатель знакомит с жизнью еврейских поселенцев в Америке, ее плюсами и минусами. Косвенно, намеками идет сопоставление Америки с Россией. Приниженное положение в обществе, ужасы погрома в Дубно остались позади. В новом мире, несмотря на трудности, у евреев появилось чувство собственного достоинства, в том числе и право называть себя на равных с американцами "мистером" (господином). Бывший Берко в России здесь "мистер Борк". Здесь он равен в правах с остальными и имеет полное право найти, завоевать свое место в жизни. Если старшее поколение еще грустит об утрате прежних обычаев и традиций, то молодые решительно устремлены в новое, открывшееся для них будущее. Только в Америке могла еврейская девушка Роза разделить свою кровать с христианкой Анной после того, как каждая помолилась своему богу. Вскользь Роза упомянула, что ее мать умерла после потрясения от пережитого еврейского погрома. Анна впервые по велению какого-то внутреннего голоса, подсознательного стыда, умолчала, что брат ее участвовал в погроме.
  Короленко особо интересовался судьбой евреев в Америке и буквально накануне возвращения из Нью-Йорка в 1982 г. посетил еврейскую земледельческую колонию в Вудбайне. Хотел посмотреть, как еврейские переселенцы осваиваются на новой земле в непривычном для них качестве земледельцев. В России они не имели права собственности на землю.
  Когда Короленко начал работу над самой большой своей книгой "История моего современника" (1905), он уходил на какое-то время от острых вопросов современности в прошлое. В первом томе это были воспоминания о детстве и ранней юности в Житомире и Ровно. И здесь нашлось место для евреев, на этот раз в лице торговавшей тканями "вразнос" Баси и ее красавицы-внучки Иты, в которую подросток Короленко был немного влюблен. В окончательной редакции писатель исключил из основного текста те его части, которые, по его мнению, нарушили общую композицию книги. Такая участь постигла и главу, посвященную детской любви. В позднейших изданиях она публикуется в приложении к "Истории моего современника" под заголовком "Детская любовь". Бася и ее внучка появились у Короленко снова в 1915 г. как персонажи большого рассказа или даже повести "Братья Мендель". Болезнь, внезапная смерть брата, разные злободневные темы оторвали Короленко от этой работы, когда была уже готова первая часть, и дальше она не пошла, хотя он неоднократно пытался вернуться к ней.
  При подготовке Полного посмертного собрания сочинений Короленко редакторы поместили среди незаконченных произведений в XXII томе и "Братьев Мендель". А.М.Горький писал жене Короленко, что читал этот том с наслаждением и особо отметил "пластику и мудрую простоту "Братьев Мендель", напомнивших ему "старых французских мастеров, как Проспер Мериме" [I].
  Первая часть вполне отделана автором. Яркое впечатление оставляет образ господина Менделя, его жены и сыновей. Много интересных бытовых подробностей, выражений, терминов свидетельствуют о том, что Короленко пользовался помощью евреев, которые все это знали. Образы братьев Мендель четко намечены, но еще не развиты. По воспоминаниям жены писателя в рассказе должна была происходить дальнейшая эволюция в характере двух братьев: старший, Израиль, превращается в мыслителя-революционера, а младший - Фроим, изменяет своим прежним убеждениям, увлекается "верой отцов", к которой так пренебрежительно относился в юности. Юная героиня-красавица Фрума (Ита в "Истории моего современника") имеет реальный прототип в лице Иты Сухарчук, с которой у Короленко была переписка много лет спустя после отъезда из Ровно.
  В музее Короленко хранится копия письма Иты Сухарчук из Ровно 28.09.1913 г. [2].
  Она вспоминает семью Короленко, пишет, что письмо Короленко "будет хранить, как святую Тору всю жизнь'', и пишет далее: "На нашем празднике Йом-Кипур я просила Бога за Вас и за Ваше семейство, чтобы ваш Бог послал много здоровья. Так мы читали в газете, что Вы нездоровы и не можете ехать а Киев".
  Кроме "Братьев Мендель" есть еще небольшое произведение Короленко, которое датировано тем же 1915 г. Оно близко к художественным произведениям, ибо это очерк - жанр, который Короленко очень любил. Основа очерка, как правило, действительность, но поданная художественными средствами. Данный очерк под названием "Мнение мистера Джексона о еврейском вопросе" был написан во время "обострения "еврейского вопроса" в связи с военными событиями и опубликован в журнале "Русские записки" Љ 8 и литературном сборнике "Щит" (Москва). Потом он был напечатан только в т. XVII ППСС [З]. Издание это было неполным (28 томов из 48), до 1928 г., выходило в Харькове, тираж небольшой. Читатели его знают мало, так как он не переиздавался. Он стоит нашего внимания в разрезе темы и заслуживает краткого пересказа.
  Описывается встреча с простым американцем на борту парохода, когда писатель вместе с другом (С.Д. Протопоповым) ехал в Америку в 1892 г. "Мы обсуждали еврейский вопрос, - пишет Короленко. Американец мистер Джексон не был ни образованным, ни симпатичным, - некий "средний" американец, он ехал с нами в одной каюте.
  Мистеру Джексону евреи не нравились, он высказывался о них в духе русских антисемитских листков. "Еврейский характер" рисовался самыми ужасными чертами [4].
  Из выслушанного русский спутник Короленко сделал вывод: "Итак, без сомнения, вы стоите против равноправия евреев? Вы желали бы закрыть для евреев границу? Живущих у Вас ограничить в правах? Например, установить черту, дальше которой они не могли бы селиться?" Здесь перечислено все, что было реальностью для евреев в России.
  По мере того, как американец слушал собеседника, его брови удивленно поднимались. Потом он стал горячо опровергать собеседника, так как подобные заключения ему непонятны. Он сказал: "Я не люблю этот народ, это верно. Но из этого не следует, что я требую ограничения прав" [5].
  В это время пассажиров пригласили к завтраку. Американец продолжил свою мысль в несколько комичной форме: "Вот нас сейчас зовут завтракать. Я не люблю зеленого горошка, но не вправе требовать, чтобы его не подавали к столу. Может быть, другие любят... Что за идея.'". А дальше - Короленко: "Устами "простого американца" говорил в эту минуту опыт и мудрость великого народа" [5]. И дальше заключение автора: "Любовь - одно, а справедливость - другое..; Любовь, как благодать Божия, "веет иде же хощет", а справедливость обязательна, как воздух для дыхания" [6].
  Писатель и его спутник наблюдали потом, как мистер Джексон ("наш американец") обсуждал с другим американским пассажиром, какие странные выводы делают русские и не понимают такой простой вещи: полное и справедливое равенство в правах для всех людей - является законом в Америке. Никто не вправе его нарушить!
  Есть одна четкая закономерность в обращении Короленко к "еврейскому вопросу", - оно всегда подсказано современностью и является откликом писателя на нее. Волна антисемитизма в России то поднималась, то, относительно, спадала. На "подъем" всегда откликался Короленко.
  Так было, например, когда у Короленко начались отношения с В.С.Соловьевым в 1890 г. Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900) - известный философ, публицист, литературный критик, поэт. Кроме всего этого он был благородный и гуманный русский человек и, в частности, горячий защитник евреев в вопросе христианско-еврейских отношений.
  В 1890 г. задумал организовать коллективный протест писателей и ученых (цвет интеллигенции русского общества) против еврейского бесправия и систематической травли евреев в русской антисемитской печати. Он составил текст заявления, свою декларацию. Декларация, по словам автора, была направлена против ''нападений и оскорблений, которым подвергается еврейство в русской печати".
  Автор писал далее: "Требования правды и человеколюбия одинаково применимы ко всем людям, в том числе и к евреям. К ним должен применяться тот общий принцип справедливости, по которому евреи, неся равные с прочим населением обязанности, должны иметь такие же права''. Тысячелетние жестокие преследования еврейства должны побуждать к большей снисходительности, а не наоборот. "Усиленное возбуждение национальной и религиозной вражды чуждо истинному христианству. Оно подавляет чувство справедливости и человеколюбия, а потому развращает общество и может привести его к нравственному одичанию, особенно при заметном упадке гуманных чувств и слабости юридического начала нашей жизни"[5].
  Соловьев собирал подписи под своей декларацией среди выдающихся современников. Первая была подпись Л.Н.Толстого, за ним подписи профессоров и ученых, в том числе Герье, Тимирязева, Столетова, Фортунатова, Веселовского и др. (всего 28). Обратился Соловьев с просьбой о подписи и к В.Г.Короленко. Короленко тотчас же откликнулся согласием. В своем ответном письме к Соловьеву от 22 декабря 1890 г. он писал: "Я всегда смотрел с отвращением на безобразную травлю еврейства в нашей печати. Если простых невежественных людей-антисемитов можно не оправдать, а пожалеть, - пишет Короленко, то не может быть оправдания для печати, которая забывает, что единственное решение всех самых сложных вопросов общественных есть решение справедливое, а то, что несправедливо - не может быть решением...'' [7].
  "Декларация" Соловьева имеет свою историю. Слухи о ней распространились в столице, а антисемитская печать подняла шум еще до ее публикации. Возглавил протест против нее реакционный публицист и историк Иловайский. В результате цензура не пропустила "Декларацию" в печать в России. Она была опубликована за границей и, таким образом, стала доступна только образованному меньшинству и осталась неизвестной большинству русского общества.
  Мысль о "Декларации" Соловьева не покидала Короленко и после смерти ее автора (1900), "еврейский вопрос" продолжал оставаться для Короленко очень важным в русском обществе и в этом смысле был для него "русским вопросом".
  Начало века ознаменовалось новым подъемом волны антисемитизма.
  В 1901 г. Короленко отдал свои знаменитые "Огоньки" для печати в сборнике "Помощь евреям".
  Реакционная печать подняла шум о ритуальном убийстве в г. Дубоссары (100 верст от Кишинева) и нагнетала напряжение, создавая прямую угрозу погромов. Самое время было напомнить в этой обстановке о "Декларации" Соловьева, что и сделал Короленко, Он скромно назвал свою статью "Из переписки с В.С.Соловьевым". В ней привел полностью текст "Декларации" с подписями и дал свои комментарии. Статью послал в газету "Русские ведомости" со слабой надеждой на публикацию. Увы, название не обмануло цензуру, - статью не пропустили.
  Между тем события приняли трагический оборот -7 апреля на христианскую Пасху 1903 г. разразился кишиневский погром. Короленко поехал туда вскоре после погрома. Посетил место самой мрачной драмы - Азиатский переулок и дом Љ 13. Собрал и записал впечатления очевидцев, установил картину убийства черта за чертой. По данным о составе жильцов было видно, что дом был населен беднотой, - грабить было нечего. Короленко старался представить себе причину и полную картину событий, а также роль прессы перед этими событиями и роль представителей власти во время них. Он встречался и разговаривал не только с потерпевшими, но и с нейтральными людьми и с антисемитами. Об этом есть запись в дневнике.
  13 июня 1903 г. он писал: "Четвертый день я в Кишиневе и чувствую себя точно в кошмарном сне. То, что с полной психологической несомненностью выясняется передо мною, действительно похоже на дурной сон. И как в кошмаре, -более всего мучит сознание бессилия" [7]. Очерк трудно пересказать и лучше прочесть его в т. 10. Собр. соч. Короленко.
  Как убедился Короленко, большую роль в создании погромного настроения в городе имела пресса, в частности, местная газета, которую издавал антисемит Крушеван. Погрому предшествовал "кровавый, мрачный, изуверский призрак ритуального убийства", писал Короленко в неизданной главе "Дома Љ13".
  Убийство мальчика в Дубоссарах породило слухи о ритуальном убийстве с целью использования евреями христианской крови для приготовления пасхального блюда - опресноков. Газета "Бессарабец" эти слухи напечатала, а петербургские реакционные газеты "Новое время" и "Свет" перепечатали. Газеты систематически приводили ужасающие и совершенно вымышленные подробности убийства. "И это день за днем, номер за номером повторялось в течение целых недель. И это одно царило над воображением целого края, так как "единственная газета" приводила лишь те отзывы столичной прессы, которые повторяли ее собственные мрачные измышления" (неизданная глава "Дома Љ 13") [8]. Прогрессивная печать молчала, так как министр внутренних дел Плеве издал циркуляр изъять из печати обсуждение дубоссарского дела. Но сделано это было уже после того, как "накричалась" реакционная пресса. Таким образом, информация была односторонняя и фактически клеветническое обвинение евреев осталось без ответа.
  В этой обстановке Короленко счел своим писательским и человеческим долгом лично расследовать ситуацию и обнародовать истину. Зная цензурные порядки, он очень сомневался в реальной возможности напечатать очерк, но не написать его не мог, как не мог и не поехать в Кишинев, чтобы увидеть и пережить весь ужас увиденного.
  Короленко не был доволен своим очерком, поскольку он писался с постоянной оглядкой на цензуру, но "все равно не мог ни о чем свободно думать, пока не отдал эту малую и плохую дань сему болящему вопросу" [9].
  Опасения Короленко подтвердились: его очерк разделил судьбу "Декларации" Соловьева. Он был послан в журнал "Русское богатство", но цензура его не пропустила. Дверь была закрыта наглухо, и невозможно было пробиться через нее читающей публике. Как и "Декларация", очерк "Дом Љ 13" впервые появился за границей, в 1903-1904 г., там вышло 3 издания. В России он увидел свет только после революции 1905 года (первое издание вышло в Харькове).
  Все-таки он стал известен той части русского общества, которая остро и болезненно интересовалась "болящим" (по выражению Короленко) вопросом.
  В 1903 г. исполнилось 50-летие Короленко. Этот юбилей вызвал целый поток приветственных адресов (так назывались коллективные письма в художественном оформлений), телеграмм и писем. Среди них были телеграммы от юристов из Кишинева и Гомеля, от писателя Шолом-Алейхема. Из Кишинева писали:
  "Собранные здесь печальным кишиневским процессом поверенные гражданских истцов и нижепоименованные защитники подсудимых шлют наилучшие пожелания дорогому автору "Дома Љ 13", чутко, как всегда, .откликнувшемуся на многознаменательное общественное явление. Будем дружно работать, чтоб далекие огни, к которым Вы так страстно и настойчиво зовете русское общество, становились нам все ближе и ближе.
  Поверенные гражданских истцов: Карабчевский, Зарудный, Грузеберг, Соколов, Кольманович, Пергамент, Гиллерсон, Бомзе, Рампер, Увиллинс, Гроссман, Гольдштейн, Чекерун, Куш, Авгулис, Сакен. Защитники подсудимых:
  Сахаров, Шамонин, Переверзев, Метакса, Жданов, Гродецкий, Ганушкин, Мекко, Мальский, Лобунченко" [10].
  Телеграмма адвокатов из Гомеля: "Изучая в Гомеле злое дело человеконенавистничества, мы тем глубже и живее чувствуем значение деятельности крупного художника и публициста, неизменно борющегося за права и достоинства личности без различения веры и национальности.
  Адвокаты Ганфман, Калашников, Красильщиков, Мандельштам" [II].
  Прислал телеграмму и Шолом-Алейхем:
  "Многие тысячи жестоко обиженных судьбою и людьми глубоко признательны немногим признанным друзьям, возвысившимся до идеала: несть эллина несть иудея. Шолом-Алейхем" [12].
  Первая революция в России пробудила надежду на прогресс в сторону демократии, но и тогда "еврейский вопрос" оставался во всей своей остроте. Короленко снова встретился с ним, и на этот раз совсем близко - в Полтаве в октябре 1905 г. над городом нависла реальная угроза погрома. И здесь все началось с темных слухов. Короленко стал бороться с ними при помощи специальных воззваний к населению. Рабочие-печатники типографии И.А. Дохмана бастовали в это время, но вышли к станкам, чтобы напечатать листовки-обращения Короленко. Первое было напечатано 21 октября под заголовком "Новый неверный слух" (об убийстве казака евреями). Листовки шли в виде бесплатного приложения к газете "Полтавщина". Короленко опровергал слух и призывал к спокойствию. 22 октября вышел "Призыв к населению" - опровержение убийства двух детей на вокзале. Короленко писал: "Братья и сограждане! Берегитесь верить темным и непроверенным слухам. Слухи распространяются злыми людьми со злой целью", "остерегайтесь лжецов и их выдумок. Все слухи подлежат авторитетной проверке".
  23 октября вышло обращение под заголовком: "Христианам и евреям города Полтавы". Писатель в простой и доступной форме разъяснял политическое состояние России после царского манифеста 17 октября 1905 года и создания Государственной Думы, объяснял понятие "свобода слова". Он писал о беспорядках и раздорах в городе. Призывал к сохранению спокойствия, призывал уважать чужое мнение и свободу, быть достойными ее.
  По утрам в эти тревожные дни он ходил на базар, и его серую смушковую шапку можно было видеть в окружении толпы, когда он беседовал с людьми и говорил о том, о чем писал. Толпа бывала очень разной, нередко возбужденной и временами враждебной, но слушали Короленко внимательно, а потом расходились.
  На календарном листке у Короленко есть запись под датой 21-22 октября 1905 года: "Опасения погрома. Утро провел на базаре, среди хулиганов и черной сотни. Под вечер огромные скопления базарной публики перед театром. Трудная борьба и длинная речь" [13]. Погрома в Полтаве не было. Полтавские евреи в то время, да и позже были глубоко убеждены, что этого не случилось благодаря противостоянию Короленко. Поддерживали и охраняли его в эти дни железнодорожные рабочие.
  Позволю себе небольшое отступление. В 1936 г. в Полтаву из Ленинграда приехал молодой ученый, кандидат филологических наук Г.А. Бялый для работы над своей книгой о Короленко. Тогда весь архив писателя находился у семьи Короленко. С вокзала его вез извозчик-еврей. Они разговорились. Извозчик знал дом Короленко. Говорил, что всю жизнь работал без выходных и не вышел на работу только в день похорон Короленко. Узнав, что Бялому негде остановиться, пригласил его жить у себя. Бялый принял приглашение. Как-то разговорился со старушкой-матерью извозчика. Она рассказала, что погрома в Полтаве не было, потому что ."не разрешил Короленко". "А кто это, Короленко, - спросил Бялый. - Не знаю, - ответила его собеседница, - наверное, губернатор".
  В 1906 году Короленко был в Петербурге и внимательно следил за работой 1-й Государственной Думы. Особенно его интересовал проект земельной реформы, которую он считал ключевым вопросом для развития России. В центре разработки этого проекта от конституционно-демократической партии (кадеты), которая главенствовала в Думе, стоял профессор Михаил Яковлевич Герценштейн.
  Короленко знал и любил этого человека. В очерках "Земли! Земли!" он дал ему замечательную характеристику. Это был ученый, финансист по специальности, выпускник московского университета, которому как еврею, да еще политически неблагонадежному, была вплоть до 1905 г. закрыта университетская кафедра. Работая в частном банке, он дополнил свои теоретические познания очень основательной практикой в области земельной и банковской политики министерства финансов. Противники земельной реформы (реакционная часть депутатов Думы) боялись умных критических выступлений Герценштейна в Думе. Но зато прогрессивные депутаты и особенно крестьяне горячо приветствовали его появление на думской трибуне и в особенно трудные минуты кричали: Герценштейна! Герценштейна!, вызывая к речи умного и верного защитника их интересов.
  Первая Дума так и не решила земельного вопроса и была разогнана царем. Но Герценштейн продолжал стоять на своей принципиальной позиции и участвовал в составлении антиправительственного протеста в Выборге. Там, во время мирной прогулки с семьей на берегу моря, он был сражен пулей наемного убийцы. Преступление не раскрыли, оно осталось безнаказанным, и только слова Короленко стали некрологом еврею Герценштейну, защитнику интересов русских крестьян.
  Вскоре Короленко пришлось писать и второй некролог. 13 марта 1907 г. в Москве, среди бела дня, был убит Григорий Борисович Иоллес. Он был другом Герценштейна. Был широко известен в московских литературных и интеллигентских кругах как талантливый журналист и публицист. Он наш земляк - уроженец Кременчуга. Окончил гимназию в Одессе, а высшее образование и ученую степень получил в Берлинском университете. Короленко писал:
  "Еврей по происхождению, европеец по образованию, никогда не переставал быть русским гражданином по чувствам, симпатиям и стремлениям [14]. Он был избран в I Государственную Думу депутатом от Кременчуга.
  В заключение статьи Короленко пишет: "Герценштейн и Иоллес, два еврея по происхождению, убиты один вслед за другим. Один успел заявить себя в борьбе русского парламента за землю для русского народа. Другой всю жизнь проводил идею русского гражданского освобождения. И имена этих двух евреев теперь навеки связаны с борьбой русского народа за землю, за волю" [15].
  Отозвавшись на два злободневных трагических события, Короленко в последующие годы занимался вопросами теоретическими. В 1908 г. он написал большое предисловие к собранию речей выдающихся адвокатов России по делам о еврейских погромах. Он тщательно изучал эти речи и материалы представителей потерпевшей стороны. Анализировал события разных погромов. Среди речей были речи адвокатов Андреевского, Зародного, Карабчевского, князя Урусова, О.О. Грузенберга и других. Позже предисловие Короленко переросло в отдельную статью под заголовком "О погромных делах".
  В 1909 г. писатель снова обратился к "Декларации" Соловьева. Теперь его статья называлась "Декларация В.С.Соловьева (к истории еврейского вопроса в русской печати)". Она была, наконец, опубликована в России в газете "Русские ведомости" Љ 20. Здесь Короленко приводил большие выдержки из "Декларации", рассказывал о трудностях ее публикации, высказывал свои суждения. Благородные мысли философа Соловьева и писателя Короленко смогли, наконец, дойти до читателя в России.
  Короленко так много занимался "Декларацией" Соловьева, потому что видел в ней четкую формулировку коллективного убеждения лучшей части прогрессивной интеллигенции России, по еврейскому вопросу и считал своим гражданским делом довести ее до сознания как можно большего количества людей.
  С 1910 г. главной темой публицистики Короленко была смертная казнь, которая стала "бытовым явлением" и, по словам писателя, "вошла, как хозяйка, в дом русского правосудия". Работа над "Бытовым явлением" и "Чертами военного правосудия" прервалась для практического вмешательства в судебные дела в виде хлопот об осужденных на смертную казнь. Короленко вступался и за русских, и за украинцев, и за чеченца Юсупова, и за еврея, приказчика Ирлина, приговоренного в ноябре 1912 г. в Тифлисе и казненного в Баку. Короленко Обращался относительно Ирлина в высшие правительственные инстанции в Петербурге, лично телеграфировал наместнику Кавказа графу Воронцову-Дашкову; прося его о помиловании. Но все было напрасно. По глубокому убеждению Короленко, казнили невиновного.
  Еще до этой трагедии тучи собирались над головой другого невинного еврея. На этот раз в Киеве. Речь идет о так называемом "деле Бейлиса".
  На окраине Киева, в предместье Лукьяновке, недалеко от кирпичного завода Зайцева, где служил приказчиком еврей Бейлис, 20 марта 1911 г. был найден труп 13-летного мальчика Андрея Ющинского со следами уколов на теле. В черносотенной прессе появились статьи об этом загадочном убийстве как о ''ритуальном", т.е. совершенном с определенной религиозной целью, а именно с целью употребления христианской крови для еврейских пасхальных опресноков. На этом основании 3-го августа 1911 г. был арестован Бейлис по обвинению в убийстве. Судебное следствие пошло по направлению ритуального преступления, хотя все улики указывали на то, что настоящими виновниками убийства были члены воровской шайки, которая собиралась в притоне известной в Киеве Веры Чеберяк.
  С самого начала защиту Бейлиса возглавил знаменитый адвокат О.О.Грузенберг. Он обратился с просьбой о помощи к В.Г.Короленко, в ноябре 1911 г. Короленко стал собирать материалы. Ему понадобился текст его речи на мултанском процессе, когда он защищал крестьян-удмуртов из села Старый Мултан, которые тоже обвинялись в убийстве с ритуальной целью.
  Тогда на суде обвинитель удмуртов начал свою речь с утверждения: "Известно, что евреи употребляют христианскую кровь для пасхальных опресноков". Обвинители Бейлиса заявили; "Известно, что мултанские вотяки принесли в жертву человека" [16].
  Киевское дело (Бейлиса) и клевета в ритуальном убийстве вызвали необходимость обратиться к обществу с разъяснением, и Короленко составил текст воззвания. Оно называлось: "К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)". Было напечатано в газете "Речь" Љ 329 в ноябре 1915 г. со многими подписями. В декабре того же года в той же газете появились две статьи В.Г.Короленко "По поводу кровавого навета". Затем этот материал разросся до большой журнальной статьи под заголовком "К вопросу о ритуальных убийствах". Она была напечатана в журнале "Русское богатство" Љ 12 (декабрь 1911 г.).
  Она создана на основе глубокой проработки литературы по этому вопросу, исторических документов, касающихся не только России, но и других европейских государств. Короленко цитирует такие источники, как папские буллы, царские указы, правительственные постановления. Он убедительно доказывает, что уже в давние времена духовная и светская власть старались опровергнуть необоснованные, клеветнические обвинения евреев в совершении ритуальных убийств. Тема раскрывалась в масштабе не только русском, но и общеевропейском.
  Наряду с историко-литературной работой Короленко принимал практическое участие в совещаниях защитников Бейлиса, внимательно следил за ходом дела. Готовился участвовать в защите и чувствовал, что справится с этой задачей. Следствие тянулось два года. Суд был назначен на 25 сентября 1913 г., а потом отложен на октябрь. К этому времени Короленко тяжело заболел (сердечное заболевание). Врачи категорически запретили ему выступать в суде, опасаясь сильного волнения и напряжения для больного сердца. Но "усидеть" в Полтаве Короленко не мог. 11 -го октября он поехал в Киев с женой. Уже на следующий день после приезда присутствовал на суде в ложе для журналистов.
  В письме к дочери Софии Владимировне он писал 15 октября 1913 г. "Суд по-прежнему старается обелить воров и обвинить невинного". Не имея возможности выступить защитником, Короленко работал как корреспондент. С 19 октября в печати стали появляться его статьи одновременно в разных газетах: ''Киевская мысль", "Речь", "Русские ведомости". Всего было напечатано около 15 статей и корреспонденций. Писались они с безукоризненной фактической точностью и искренним волнением. Лучшие из них "На Лукьяновке", "Господа присяжные заседатели", "Присяжные ответили". За статью "Господа присяжные заседатели" Короленко был привлечен к суду, а номера газеты "Речь" и "Московские ведомости", где они были напечатаны, конфискованы. Писателя обвинили в неуважении к суду и искажении фактов. Короленко утверждал в ней, что состав присяжных заседателей был преднамеренно подобран так, чтобы обвинить Бейлиса. Он готов был доказать свою правоту перед судом, но его "дело" тянулось долго, до суда не дошло, а февральская революция 1917 г. вообще отменила его
  Суд оправдал Бейлиса, но перевес в пользу оправдания при тайном голосовании присяжных заседателей был всего в один голос, так что судьба несчастного подсудимого висела на волоске. Недалеко от здания суда, возле Софийского собора, стояла огромная черная толпа с хоругвями в ожидании приговора. В случае признания виновности Бейлиса погром в Киеве был неизбежен.
  Первым из здания суда выскочил журналист и крикнул одно только слово: "Оправдан". Постепенно черная толпа стала рассеиваться, а ликование началось на другой стороне, среди тех, кто был на стороне правды и справедливости.
  В 1913 г. В.Г.Короленко исполнилось 60 лет. И к этой круглой дате он снова получил много поздравительных писем, телеграмм.
  Среди приветствий этого года было письмо от еврейской общины из Екатеринослава. Там написано: "На праведниках, по еврейскому вероучению, зиждется мир в войсках правды. Насаждение справедливости на земле - идеал библейских пророков и печальников судьбы человечества нынешнего дня. Екатеринославская еврейская община, считая Вас среди таких праведников-печальников человечества вне религии и национальности, помня содеянное Вами в горестные для еврейского народа дни, имеет возможность лишь сегодня приветствовать Вас по случаю исполнившегося 60-го дня Вашего рождения, пожелать Вам оставаться светочем родной земли, утешением, надеждой в дни горести, центром ликования дней радости".
  Позже была телеграмма из Ровно на адрес журнала "Русское богатство" - "Группа еврейской интеллигенции родного Вам Ровно шлет горячее приветствие великому земляку, в дни торжества лжи и изуверств поднявшему свой голос во имя справедливости и разума. Гнетущее чувство ужаса положения, вызывавшего потребность в выступлении против обвинения еврейского народа в людоедстве, смягчается сознанием, что есть еще русская интеллигенция, чувствующая свой долг перед правдой и человечеством. В вашем лице, дорогой Владимир Галактионозич, мы выражаем этой части русского общества наши живейшие симпатии и уважение".
  Затем следуют подписи [17]. После суда в Киеве радость оправдания была такой огромной, что Владимиру Галактионовичу даже показалось, что он здоров. Слово "оправдан" как будто стало целебным и влило свежие силы, но это было временное впечатление. Болезнь не отступила, и в январе 1914 г. Короленко уехал на лечение за границу, во Францию. Настоящего отдыха и там не было, так как нужно было кончать работу над первым собранием его сочинений, которое выходило в качестве литературного приложения за 1914 г. к популярному журналу "Нива".
  Это уникальное собрание сочинений, так как составлял его сам автор, тщательно отбирая то, что считал лучшим и важным, много заново редактировал и существенно перерабатывал. Полной свободы в выборе произведений не было, так как приходилось считаться с цензурой, а в последних томах еще и с более строгой военной цензурой. Собрание сочинений было задумано в 10 томах, но последним вышел том IX, поскольку цензура не пропустила том Х целиком.
  Составляя перечень своих произведений для IX тома Короленко выделил особый отдел под заголовком-"К еврейскому вопросу", куда включил то, что считал самым важным и, возможно, с учетом цензуры. Его состав таков: "Дом Љ13", "Декларация" В.С.Соловьева, "К вопросу о ритуальных убийствах", "О погромных делах (предисловие к собранию речей по делам о еврейских погромах)", "На Лукьяновке", "Бейлис и мултанцы" [18].
  Первая мировая война застала Короленко во Франции. Он вернулся на родину в середине 1915 г., потом недолго лечился на Кавказе, а с сентября его письма шли уже из Полтавы. Свежим взглядом он всматривался в военную Россию, как всегда прислушивался к речам разных людей и по этим впечатлениям анализировал ситуацию. Война обострила национализм. Сочувственное внимание Короленко, как и прежде, было на стороне гонимых, среди которых оказались в России немцы, украинцы и евреи.
  С западного фронта доносились слухи об "измене" целой еврейской национальности.
  Еврейское население пограничных западных областей было взято под подозрение, а монархические газеты обвиняли все еврейское население в измене. Беженцы-евреи устремились из родных гнезд на восток, и весной 1915 года в Полтаву стали прибывать переполненные теплушки товарных поездов. Их пассажиры заполнили солдатские казармы на Подоле, помещение синагоги, трущобы Новопроложенной улицы (теперь ул. Шолом-Алейхема). Короленко относился к ним с большим сочувствием, а сама принципиальная проблема "измены" побудила к изучению действительных фактов.
  В статье "О Мариампольской Измене" (опубликована в газете "Русские ведомости" 1916 г., 30 августа) он рассказал о том, как возникло обвинение в измене бургомистра города Мариамполя Сувалской губернии Гершановича. Он был выбран еврейским населением города для сношений с захватившими город немцами как человек, пользовавшийся уважением и доверием. Через две недели немцы оставили город и его заняли русские войска. К командованию поступил донос на Гершановича. Доносчик, фамилия которого была известна, обвинял бургомистра и городских евреев в сотрудничестве с вражескими войсками. Гершанович в срочном порядке был передан суду и осужден на 8 лет каторги. Приговор сразу же вступил в законную силу, и "изменник"-еврей начал отбывать свой срок в Псковской каторжной тюрьме. Еврейское население города получило клеймо "изменников". Мариампольский приговор бросил тень на евреев в целом.
  Впоследствии выяснилось, что единственным обвинителем евреев-жителей Мариамполя и бургомистра был немецкий шпион, Гершановича судили повторно, он был оправдан и отпущен на свободу. Но писателю Короленко не давало покоя двухлетнее страдание невинного человека и клевета на целую народность. Но никто не потрудился снять эту клевету.
  Преследование евреев в России было постоянной болью Короленко. В его архиве сохранилось много писем, в которых он писал об этом. В одном из них (от 5 сентября 1916 г. Кс-ой) он писал: "Я считаю то, что претерпевают евреи в России... позором для своего отечества, и для меня это вопрос не еврейский, а русский" [19].
  Октябрьская революция осложнила и без того трудное положение России. Революцию как таковую Полтава не ощутила, но гражданской войны хлебнула достаточно. В городе шла непрерывная смена властей, каждая из которых устанавливала свои порядки. Здесь побывали немцы, гайдамаки, петлюровцы, Центральная Рада, Красная армия, деникинцы. Каждая смена власти сопровождалась репрессиями, арестами, жестокостью. Свои горести и заботы люди несли в дом Короленко, зная его отзывчивость и готовность помочь в беде. Короленко приходилось хлопотать об арестованных и заложниках при всех властях: и в контрразведке деникинцев, и у немецкого коменданта, и в ЧК. В это время было не до литературной деятельности. Весной 1919 г. Короленко писал: "Для работы атмосфера плохая: целый день у меня толчея, - приходят, жалуются, плачут, просят посредничества по поводу арестов и угроз расстрелами" [20]. Тогда же он писал главе украинского правительства и своему давнему знакомому Х.Г. Раковскому 21 апреля 1919 г.: "Я не могу представить себе такого положения, где я мог бы оставаться зрителем таких происшествий и не сделать попытки вмешаться. Приходится поневоле говорить о частных случаях, превратиться в ходатая. Но отказаться от вмешательства в окружающую жизнь, хотя бы в ее частностях, не могу, где бы я ни находился" [21].
  В июле 1919 г. в Полтаву вступили добровольцы. Сразу начались грабежи евреев. Настоящего погрома не было, но были единичные бессудные расстрелы. В это время Короленко писал: "Самый дикий разгул антисемитизма отметит все господство этой не армии, а... авантюры" [22],
  В 1920 г., когда в Полтаве уже прочно установилась советская власть, у больного писателя тоже не было покоя. 7-го апреля его посетил нарком А.В.Луначарский, а сразу же после его ухода прибежали с плачем родственники полтавских мукомолов, владельцев, мельниц Аронова и Миркина, приговоренных к расстрелу. Короленко бросился за помощью к Луначарскому. От приступа резкой боли в груди он не мог удержаться от слез, когда говорил с наркомом. Луначарский был искренне взволнован и обещал, что Аронов и Миркин не будут казнены. С этим ответом Короленко вернулся к родственникам приговоренных. Ночью нарком уехал. А на утро потрясенный Короленко узнал, что арестованные были расстреляны еще до приезда Луначарского.
  Авторитет Короленко среди полтавских евреев был исключительный, и проявлялось это в разных формах.
  Дни рождения писателя стали поводом для того, чтобы писать ему письма, полные любви и благодарности. Такие письма хранятся в полтавском музее Короленко. Писали члены комитета полтавской еврейской общественной библиотеки [23], писали дети - еврейские скауты, избравшие его почетным начальником своих отрядов [24].
  Письмо от полтавской еврейской общины от 15 июля 1918 г. [25] хочется привести полностью:
  Глубокоуважаемый Владимир Галактионович!
  В этот знаменательный день подведения итогов Вашей славной 40-летней литературной и общественной деятельности мы, представители полтавской еврейской общины, присоединяем и свой голос к общему хору приветствий и наилучших пожеланий всех тех, на глазах которых происходит ваша безупречная, красивая и достойная жизнь.
  Еврейская община счастлива приветствовать в Вашем лице одного из лучших борцов за раскрепощение еврейского народа в России и предоставление ему человеческих прав; счастлива принимать участие в праздновании юбилея писателя-гуманиста, будившего в сердцах лучшие человеческие чувства и призывавшего в течение 40 лет к братству и равенству народов.
  Полтавская еврейская община помнит и ценит Вашу борьбу путем слова с погромной волной, захлестнувшей в октябрьские дни 1905 года весь юг России, и если наш город миновала печальная участь других городов, то этим мы обязаны Вашему мощному авторитетному слову, призывавшему к любви и человечности.
  Чувство бесконечной признательности всего еврейского народа и нравственного удовлетворения вызывает Ваше участие в историческом Бейлисовском процессе, когда щупальцы царской реакции копошились в нашей народной совести. Имя Владимира Галактионовича Короленко, энергично выступавшего против лживого, бессмысленного, кровавого навета, значительно смягчало ту жгучую боль и национальное оскорбление, которые были нанесены еврейскому народу вражеской рукой.
  Мы желаем Вам еще много лет работы и неустанного труда на благо человечества. Мы верим, что еще долго будем наслаждаться Вашими произведениями, отмеченными печатью недюжинного таланта и согретыми теплым чувством ко всему обиженному и страждущему.
  
  ПРИВЕТ И НАИЛУЧШИЕ ПОЖЕЛАНИЯ ВАМ, СЛАВНОМУ ПИСАТЕЛЮ-ЧЕЛОВЕКУ!
  Представители полтавской еврейской общины -6 подписей, Б.И.Эткин, Л.Рубина, Л.Г.Либерман + 3 неразборчиво.
  Во время тяжелой болезни в последние годы среди врачей, лечивших Владимира Галактионовича, было много евреев. Из Харькова приезжали консультанты-профессора Гейманович, Иозефович, Фейншмидт.
  В Полтаве семью Короленко лечили полтавские доктора, которых знают, наверное, и люди старшего поколения. Это Израилевич, И.А.Рабинович, А.М.Натанзон, Дрейзен, Е.М.Фраймович, Вильвовский.
  В голодные времена после революции семья Короленко не голодала благодаря заботе и помощи разных людей. Полтавские рабочие и служащие присылали отчисления от своих скудных пайков в пользу Короленко. Еврейская община собирала, что могла, у своих членов. Незнакомые люди приносили соль, муку, спички. Иногда бывал мешочек муки поделен с запиской "Для Владимира Галактионовича", а другой - побольше и потемнее с запиской "Для господ окружающих".
  Короленко отказался от официальной помощи полтавского горисполкома, считая, что писатель должен быть независим от власти и вообще говорил: "Я не признаю пищевых привилегий". А вот дары простых людей, считавших его своим другом, принимал с благодарностью и волнением. София Владимировна вспоминала, что у него на глазах бывали слезы, когда он читал записку о муке, крупе и соли, присланных "в Вашу пользу", как было написано. Он говорил дочери: "Прими, благодари".
  Когда болезнь приняла угрожающий характер, бывало, что люди стучали в кухонную дверь и передавали то сверток с сахаром, то ампулы камфары или кофеина. Иногда на пакете бывала надпись ''На доброе здоровье"; "Только поправляйтесь", "Нашему защитнику", "Другу несчастных". Врачи и сестры распределяли между собой дневные и ночные дежурства у постели больного. Извозчики (среди них были и евреи) стояли по очереди у дома - они отвозили врачей, ездили за кислородом.
  Чувствуя приближение смерти, Короленко старался привести в порядок свои бумаги и думал о прожитой жизни.
  3-го июня 1921 г. он записал: "Оглядываюсь назад, пересматриваю старые записные книжки и нахожу в них много фрагментов задуманных когда-то работ, по тем или иным причинам не доведенных до конца... Вижу, что мог бы сделать много больше, если бы не разбрасывался между чистой беллетристикой и практическими предприятиями вроде мултанского дела или помощи голодающим. Какое-нибудь дело Бейлиса совершенно вышибало меня из колеи. Да и нужно было, чтобы литература в наше время не оставалась без участия в жизни..." [24].
  В этой главе я много раз обращалась к "Книге об отце" С.В.Короленко, потому что это была первая попытка рассказать в печати о последнем периоде жизни и деятельности писателя. Мы знаем о нем очень мало, а то, что знаем, было полно умолчании или искажений правды. Жесткая большевистская цензура не допускала печатания правды. Поэтому до сих пор нет полного собрания сочинений Короленко и неизвестно, когда оно будет.
  Когда Софья Владимировна стала выполнять предсмертную волю отца - писать продолжение "Истории моего современника", она не представляла, какие трудности встанут на ее пути. Опираясь, главным образом, на то, что было написано рукой самого Владимира Галактионовича, она по крупицам собирала материал, который воссоздал благородный образ одного из великих гуманистов нашего времени.
  24 января 1931 г. она написала краткое и скромное заключение о завершенной работе. Книга была написана в объеме немного большем, чем то, что было издано, но никто и никогда не узнает, что она представляла из себя в первоначальном виде. Сразу возникли проблемы с публикацией. Отрицательный опыт в этом деле у Софьи Владимировны уже был на примере Полного посмертного собрания сочинений В.Г.Короленко. Из подготовленных редакционной комиссией 48 томов вышло только 28 (с 1922 по 1928 г.), а остальные до сих пор лежат в отделе рукописей библиотеки имени В.И.Ленина в Москве.
  Многие статьи Короленко, письма и дневники последних лет его жизни оставались неизвестными и недоступными читателям и исследователям, так как партийная цензура их запретила. Без этого представление о Короленко как о писателе и личности было не только неполным, но и искаженным. Велись самые разные толкования о том, что он чего-то недопонимал по своей старческой слабости. Книга Софьи Владимировны ценна потому, что она убедительно показывает, как проницателен, умен, смел и честен был писатель буквально до последнего дыхания.
  Видные литературоведы, историки, друзья семьи Короленко после прочтения книги в рукописи высоко ее оценили, но очень сомневались в возможности издать ее. Вернее, были убеждены, что издать невозможно. Но Софья Владимировна все же решилась предложить ее Гослитиздату в Москве и оставила рукопись для прочтения. Через некоторое время ее пригласили к редактору (не знаю, к кому).
  Он сказал: "Вы знаете, как мы разговариваем с авторами таких книг? Мы их ставим "к стенке". Перепуганная Софья Владимировна поспешила забрать свою рукопись и вернулась в Полтаву. Времена уже были такие, когда ночные аресты, а потом бесследное исчезновение людей входили в нашу жизнь. Ей казалось, что своей книгой она навлечет неминуемую беду на своих близких и друзей. В ход пошли ножницы. Она безжалостно вырезала и уничтожала самые "крамольные" места, а потом как-то соединяла то, что осталось и, по ее мнению, могло бы "пройти".
  В таком "урезанном" виде и сохранился ее труд. Но при жизни автора он так и не появился в печати, потому что ситуация в издательствах оставалась без существенных перемен. София Владимировна умерла 6 июля 1957 г. Только в 1966 и 1968 годах в издательстве "Удмуртия" в Ижевске увидели свет две ее книжки "Десять лет в провинции" и ''Книга об отце". Тираж 30 000 экземпляров. Публикатором была подруга и душеприказчица Софьи Владимировны -Мария Леопольдовна Кривинская. Редактором - доктор филологических наук проф. А.В.Западов (Москва). Предисловие к 1-й книге написал доктор филологических наук Г.А.Бялый (Ленинград). Инициатором и "душой" издания был Ефим Мануилович Флейс (Ижевск). Старый журналист, человек опытный в издательском деле, смелый и настойчивый, он преодолел много трудностей, но добился издания книги в память любимого писателя и человека.
  Я помню переписку с ним М.Л.Кривинской. Оказывается "провезти" книгу в печать и в Ижевске было нелегко, и редактора в лице проф. Западова посчастливилось найти не сразу. Предисловие разрешили только самое краткое и сдержанное. Маленький тираж издания "в глубинке'' сделал книгу малодоступной читателю и прошла она как-то незаметно. Но дело было сделано - можно было, наконец, получить завершение "Истории моего современника", выполненное по воле автора самым близким ему по духу, а не только по крови, человеком.
  Теперь, когда времена изменились и стало возможно публиковать то, что запрещалось ранее, мы получили множество ранее неизвестных сведений из статей, дневников и писем, так что, если это собрать вместе, получится еще более масштабный образ такой яркой, уникальной личности, какой был наш земляк В.Г.Короленко.
  Приближаясь к завершению темы, хочется сказать несколько слов о дочерях Короленко. Их было четыре, но две умерли в младенчестве, а две были нашими современницами. Младшая из них. Наталья Владимировна, жила в Москве и много работала по изданию произведений отца и таким образом служила его памяти. Старшая, Софья Владимировна, связала свою жизнь и деятельность с Полтавой. Обе они активно работали вместе с матерью над посмертным собранием сочинений Короленко. София Владимировна создала литературно-мемориальный музей В.Г.Короленко на базе его архива и семейных материалов. Открылся он в 1928 г. к 75-летию со дня рождения В.Г.Короленко.
  Когда началась война, музей продолжал работать. Из книги отзывов музея видно, что его посещали люди, уходившие на фронт и уносившие с собой впечатления от дома Короленко. Немцы продвигались по Украине и приближались к Полтаве. Стали известны зверства фашистов в отношении евреев. София Владимировна решила, что необходимо уезжать. Она не нарушила музейной экспозиции, - не хотела показать паники и страха перед противником, но все самые ценные материалы из личного архива писателя, его библиотеки и личные вещи Владимира Галактионовича были уложены и отправлены в далекий тыл (Уфа). Часть материалов София Владимировна увозила в теплушке, где ехала ее семья. Горисполком объединил их в одном вагоне с какой-то сберкассой.
  Эшелон направлялся на Урал в Свердловск. В фондах музея хранится документ-удостоверение, выданное переселенческим отделом исполкома Полтавского областного совета депутатов трудящихся от 31.08.1941 г., где перечислена семья Короленко. Список длинный:
  1. Короленко С.В. - 54 года.
  2. Ляхович Туся - 2 года.
  3. Кривинская Анна Леопольдовна - 65 лет.
  4. Кривинская Любовь Леопольдовна - 54 года.
  5. Рабинович Роза Александровна - 59 лет.
  6. Александровская Татьяна Борисовна - 15 лет.
  7. Имшинецкая Антонина Яковлевна - 52 года.
  8. Имшинецкая Татьяна Александровна - 27 лет.
  9. Имшинецкая Юлия Бенционовна - 3 года.
  10. Имшинецкий Марк Бенционович - 1 год.
  11. Короленко-Ляхович Наталья Владимировна - 52 года.
  Из 11 человек собственно членов семьи Короленко -трое; друзья и их дети - 8. Из них 5 - евреи. София Владимировна сказала: "Надо уезжать, иначе мы все погибнем. Если заберут Любочку (Л.Л.Кривинская) и Розу (Р.А.Рабинович), я же должна буду пойти с ними!''.
  Дорога на Урал была долгой и трудной, эшелон бомбили, но, наконец, прибыли, и уральский город принял беженцев гостеприимно. И там музей Короленко работал, а после освобождения Полтавы его ценности и сотрудники вернулись на пепелище. От домов музея осталась только груда развалин. Восстановленный музей открыли 25 декабря 1946 г. (к 25-летию смерти В.Г.Короленко), а вся усадьба была восстановлена к 100-летию со дня рождения писателя 27 июля 1953 года.
  Во время трудного восстановления музея Софии Владимировне приходилось обращаться в разные городские инстанции с просьбой о помощи. Большей частью люди шли ей навстречу но бывали и трудности, которые приходилось преодолевать. И тогда она говорила "отец мне помогает". Она искренне этому верила, и, действительно, имя Короленко, память о нем у людей, делали свое дело. Среди таких людей были и евреи. София Владимировна дорожила помощью некоего Эййса (он ведал электрической частью в городе, имени и отчества не помню), архитектора Л.С.Вайнгорта.
  Доктора Натанзон, Дрейзен и Фраймович теперь лечили ее внучку Тусю. Любовь Леопольдовна Кривинская работала научным сотрудником музея, а Мария Леопольдовна, подруга Софии Владимировны с гимназических лет, вернувшись из ссылки, стала воспитательницей этой внучки. Жили вместе, одной семьей, при музее.
  Жизнь показала, что доброе и справедливое дело, сделанное В.Г.Короленко для нации в целом, уравновесилось ответными добрыми делами самых разных людей этой национальности.
  Публикации последних лет значительно пополнили наше представление о том, в какой атмосфере человеческих страданий жил и работал В.Г.Короленко в последние годы (1917-1921) Он был не только современником и наблюдателем происходящего, но борцом и протестантом до самого конца. "Еврейский вопрос" был актуален и в это время. Короленко записал в дневнике (1919 г.), что "Масса еврейская разных классов ... стонет под давлением преследования реквизиций и произвола" [26].
  Короленко не говорил и не писал о своей любви к евреям. Как в любой нации, среди них могут быть и хорошие, и плохие люди. Не все немцы - фашисты и не все русские или украинцы хорошие люди.
  Как-то София Владимировна, говоря о плохом поступке какого-то человека, воскликнула: "Вот еврей никогда бы так не сделал!" Присутствующий при разговоре умный и интеллигентный еврей улыбнулся и сказал: "Софья Владимировна, не лишайте нас наших подлецов",
  В 1919 году Владимир Галактионович записал в своем дневнике, что "среди большевиков много евреев и евреек. И черта их - крайняя бестактность и самоуверенность, которая кидается в глаза и раздражает"[26].
  В своих хлопотах об арестованных большевиками Владимир Галактионович больше всего имел дело с первым прокурором Полтавской губернии евреем С.Д.Сметаничем и отзывался о нем положительно, с большой симпатией. Однако замеченные негативные качества, как он считал, способствовали развитию антисемитизма в темных слоях населения.
  Можно понять, что еврейская молодежь из "низов" устремилась к большевикам, поверив в лозунги революции и увидев в советской власти путь к свободе, справедливости и равенству. И в ЧК, и потом в органах внутренних дел, действительно было немало евреев в разных рангах, но они скоро стали жертвами репрессий 30-х годов, как и неевреи. Помню, как мои однокурсники по институту - евреи оказались отверженцами как дети "врагов народа". Тогда осиротела Алиса Берман, отец которой, крупный начальник ГУЛАГа, был расстрелян в 1937 году в числе многих.
  Очень скоро нацистское отношение к "еврейскому вопросу" в Европе стало чудовищной вехой в истории страданий еврейского народа. Сам же народ ответил фашизму и антисемитизму созданием собственного независимого государства на древней земле своих предков. Хочется думать, что В.Г.Короленко порадовался бы этому акту исторической справедливости.
  В процессе работы над книгой жизнь внесла дополнения, которые хочется поместить именно в этот раздел.
  В конце 2000 года полтавский музей В.Г.Короленко получил уникальный экспонат - карманные часы, принадлежащие писателю. Они были присланы из... Израиля. Нет никаких сомнений в подлинности часов. Я хорошо помню их: довольно большие, в темном металлическом корпусе, с белым циферблатом и арабскими цифрами, фирмы Павел Буре. София Владимировна Короленко подарила их Сергею Львовичу Вольмиру в конце 40-х или начале 50-х годов, когда он приезжал в Полтаву.
  Сотрудники знали этого друга музея как благородного, душевно щедрого, бескорыстного, доброго человека, который пришел на помощь, когда она была особенно нужна, в период эвакуации музея (1943-1945 гг.). Его национальности мы не знали - это не имело значения. Добро не имеет национальности. София Владимировна считала, что его послал Бог. Она захотела отблагодарить его таким особенным памятным подарком.
  Сергей Львович, инженер-металлург, экономист, был эвакуирован в Свердловск из Харькова и работал в УФАНе (Уральский филиал Академии Наук СССР). В студенческие годы в Петербурге он принадлежал к той части молодежи, которая восхищалась Короленко-писателем и гражданином.
  Случайно узнав, что в Свердловске находится дочь Владимира Галактионовича с полтавским музеем Короленко, он нашел ее адрес и в один прекрасный день явился с предложением помочь, если есть какие-нибудь трудности. Трудности были: мало денег (продавать нечего), скудный продовольственный паек, нет дров. Было голодно и холодно. София Владимировна собирала щепки для печурки осенью и крапиву весной на суп для семьи.
  Сергей Львович взял на себя хлопоты о музее В.Г.Короленко в разных городских учреждениях. Он имел авторитет, умел убедительно говорить, - его слушали. Вскоре начались чудеса: улучшился паек, "прикрепили" семью к столовой, появилась какая-то надежда на гуманитарную помощь, выдали талон на дрова, а весной от УФАНа выделили огородный участок.
  Когда Полтава была освобождена от оккупантов, Софии Владимировне понадобилось выезжать в командировки, связанные с дальнейшей судьбой музея. Теперь она могла спокойно оставить свою музейную семью на надежного друга и помощника. В ее отсутствие ему пришлось организовать похороны старейшей сотрудницы музея А.Л.Кривинской. Он же добился в управлении Уральской железной дороги специального пассажирского вагона для реэвакуации музея. Все было погружено и доставлено вместе с сотрудниками в Полтаву за недельный срок.
  В следующие годы поддерживалась переписка, все новые издания книг Короленко посылались Сергею Львовичу. Они теперь хранятся у его племянника Виталия Тихоновича Баранова, который живет в Израиле. Часы В.Г.Короленко, переданные им, заняли свое место в фондах музея.
  
  Библиография
  
  1. Короленко В.Г. СС, т. 2, с. 476.
  2. Фонды музея В.Г. Короленко. А-2 Љ 449.
  3. Короленко В.Г. ППСС, т 18, с. 186
  4. Там же.
  5. Короленко В.Г. Собр. соч. А.Ф. Маркса 1914, т. 9, с. 257-258.
  6. Короленко В.Г. Избранные письма. - М.: Мир, 1936, т. 2, с. 15.
  7. Короленко С.В. Книга об отце. - Ижевск. Удмуртия, 1968, с. 93.
  8. Короленко В.Г. СС, т. 10, с. 750.
  9. См прим. 7, с. 93.
  10. Фонды музея В.Г. Короленко. А-2 Љ 256.
  11. Там же. А-2 Љ 328.
  12. Там же. А-2 Љ 337.
  13. Там же. А- 2 31 46.
  14. Русское богатство, 1907, Љ 3, с. 155.
  15. Там же, с. 157.
  16. См. прим. 7, с. 246 - 247.
  17. Фонды музея В.Г. Короленко. А-2 Љ 375.
  18. Там же, А-2 Љ 15.
  19. См. прим. 7, с. 276.
  20. См. прим. 7, с. 127-128.
  21. См. прим. 7, с. 328.
  22. См. прим. 7, с. 347.
  23. Фонды музея В.Г. Короленко. А-2 Љ 632.
  24. См. прим. 7, с. 357.
  25. Фонды музея В.Г. Короленко. А-2, 843.
  26. Негретов П.И. - В.Г. Короленко. Летописи жизни и творчества 1917-1921. - М.: Книга 1990, с. 99,97.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"