Планета Азавад лежит вдали от проезжих трасс. (Надо бы - пролётных, что ли, только тогда с самого начала будет ясно, что мы с ней пролетели.) По всему по этому КОМПОН поначалу никак не мог уяснить себе, что с ней, собственно, этакое сделать. КОМПОН - Космический Отряд Милитаризованной Полиции Особого Назначения. В простоте души называемый Космической Оперой, а его члены, среди которых тогда числился и я, - космооперами или космопёрами.
До нашего пришествия эта мозолистая чёртова задница представляла собой всего-навсего круглую каменюку солидных размеров с ледяными шапками на полюсах. Самая малость горько-солёной океанской водицы, омывающей по краям два континента. Континенты сложены из песка и окатышей, соединены узкой перепонкой и насквозь поросли манным деревом. Это вроде гигантского тамариска: помните Книгу Исхода? Только комочки беловатой смолы были размером с перепревшую фасолину. Иногда на этой застывшей иллюстрации митоза (я имею в виду материки, а не манную крупу) попадались фуниковые пальмы - длиннющие метёлки для несуществующих облаков. Их плоды высыхали и отделялись от ложноножки, едва достигнув молочной спелости, а потом сомнамбулически перекатывались по пышущей жаром равнине, тщетно надеясь выпустить из себя корень. У некоторых, вообще-то, получалось стать на прикол до ближайшего самума и даже выродить из себя десяток ленточных листов. Таким семенам обычно удавалось выжить и даже заселить собой бесхозные пространства - выветренные горные хребты и крутые вымоины, по которым в лучшие для планеты времена сходил с гор питательный грязевый сель. Павшие трупы пальм и тамарисков сами по себе расчленялись на папирус, луб и дрова, а также служили кормлению и произволу бродячих скарабеев-древоточцев. Склеенные животной слюной шары из опилок пригождались для костров - их золой были усеяны все караванные тропы. (Чьих костров? Погодите пока, это больной вопрос.) За всем этим безобразием тянулись подобия земных гусениц, змеек и бескрылых дракончиков, которые поедали манку и перезрелые фуники, умягчали, удобряли и рыхлили почву для растений, а также работали высокобелковым кормом ради тех своих подшефных, которые пошустрей. То есть двуногих почти земного типа, обладающих явно выраженным логически-интуиционным (фу, вот же я завернул) разумом и неотчётливо родоплеменной структурой. Они, как понимаете, имелись тоже, но подвизались на вторых ролях.
Итак, прямоходящие человеки двигались вслед за разнообразной едой, которая сбивалась в отряды самозащиты, но без особого успеха. Некоторые змейки, правда, отличались крайней ядовитостью, лекарственные червяки пребольно кусали, а мигрирующая смолка и перекати-семечки были практически несъедобны для здешних царей природы.
Впрочем, царей - это слишком сильно сказано. Никакого такого-сякого достоинства. Священных войн азавадцы почти не вели, только затевали по границам кочевий ритуальные схватки, чтобы дать полюбоваться на них своим женщинам. Уйма раненых с обеих сторон, один-два трупа и жирная свадебная обжираловка под конец. Дамы, которые по сути всем заправляли (дополнительный штрих к картине общего варварства), выбирали себе спутников жизни, руководствуясь личным вкусом и не взирая ни на эндогамию с экзогамией, ни на богатство и харизматичность претендента, но лишь на красоту и отвагу. Муж переходил в племя жены, усиливая его; так что народ, выказавший себя наиболее храбрым, был в выигрыше далеко не всегда. Торговать казалось нечем: съестное на планете было в равной мере доступно всем и в той же степени неприглядно, что же до одежды и утвари - каждое племя производило для себя абсолютно всё, что необходимо, украшало мощным этническим орнаментом и чуралось не своего колдовства. Женщины рожали на открытом воздухе и очень легко. Млекопитающие азавадцы на поверку оказались яйцекладущими, скорлупа была не известковой и не кожистой, а из тонкого, крепкого и одновременно дырчатого минерала: вроде кварца-волосатика, скрещённого с вулканической пемзой. Высиживать такие плоды было делом какой-нибудь одной старухи, ни на что более не пригодной, однако от рождения имеющей высокий статус. Ну, а потом молодые матери этих деток пускали в ход свои плохо развитые молочные железы. По очереди, всем скопом.
Вот такая простая и незатейливая жизнь...
Оттого здесь уж которое тысячелетие не возникало никаких оград, городищ и, соответственно, городов. Кроме передвижных палаточных каре, что возводились в единый миг и с таким расчетом, чтобы внутри было можно укрыться от палящего ветра не одним женщинам с детишками, но и некоторым воинам из тех, кто постарше. Ну, и загонов для полудикого скота, пока он таковым оставался. То есть не дичал совершенно.
Заниматься прогрессорством было здесь на первый взгляд невозможно. Народ, по виду вполне гуманоидный и даже симпатичный, отличался таким неистовым свободолюбием, что готов был ходить нагишом и подыхать с голоду, лишь бы не потреблять ничего привозного. Не наблюдалось у него и сколько-либо значительной культурной почвы, годной, чтобы возвести на ней фундамент под более или менее пристойную цивилизацию. Племена кочевали по своим многолетним кругам, отграниченным от других территорий умеренно живописными горами, зыбучими солончаками и озёрами крупной гальки. Галька имела скверное обыкновение перемешиваться подспудным течением, при случае затягивая внутрь целые караваны жителей вместе с их верховыми мегари, вьючными дромедас и хрупкими викуне - источником тонкой пряжи. Только вот не надо думать, что мегари и прочие - это нечто вроде четырехлапых лошадей или безгорбых верблюдов с хвостом вдоль по тыловой части и копытцами на переднезадних ногах. Скорее это рабы гуманоидов, обладающие зачаточным разумом. Одна из экспедиций КОМПОНа доказала это, похитив и допросив парочку скотов. Двуногий оказался настолько разумен, что пошёл на компромисс ради того, чтобы спасти своего четвероногого подчинённого. Который от великого в кавычках ума погрыз, заплевал и до смерти залягал уйму народа, пытаясь отбить хозяина. Кажется, он был ещё детёнышем вскормлен матерью нашего теперешнего пленника.
Вот после того инцидента и решено было наотрез остановить миграцию пищи. По спецзаказу КОМПОНа в ведущих биологических лабораториях Земли геном манны и пальметт был расшифрован, хромосомы - подвергнуты операции. Тамариск хирургически скрестили с саксаулом, а финик - со среднеазиатской дыней-торпедой, добавив к обоим коктейлям ген мишки-коала (чтобы мохнатые плоды не страдали от жажды, в том числе и жажды к перемене мест, и безвылазно сидели на своём личном эвкалипте). Прибавили также экстракт чьих-то стволовых клеток: для бурного роста и размножения. Получили гибриды и однажды ночью заронили вожделеющее семя неподалеку от мест, где на тот день и час пребывали непокорные народы.
И уселись обратно на Землю: ждать взрыва клеточного ядра. А пока изучали язык и менталитет азавадцев. Посылали зонды на орбиту, но не на поверхность. Наблюдали за экспериментом издалека - нас предупредили, что никак нельзя до времени нарушить его девственность.
Так прошло семь земных и семьдесят семь азавадских лет. Время - штука относительная, однако. Релятивизм рулит, в смысле.
... Уже из космоса мы увидели пёстрое и зелёное цветение планеты, покров с оттенком жизни, который затянул древние раны. Возвышались новые горные хребты и вершины - здания, дворцы или, возможно, деревья? На том месте, где ночью, притушив забортные дюзы, садились корабли полицейского государства в государстве, чётко вырисовывалось подобие меловой спирали. Это указывало на то, что нас ожидали загодя.
На сей раз мы сели в лужу среди бела дня. Не успело нас притянуть к влажной и травянистой почве, сплошь покрытой мелкими озерцами, как на условно безопасном расстоянии от корабля столпился разношёрстный народ.
В самом деле разношёрстный.
Всех мыслимых лошадиных, верблюжьих и ламьих мастей. Среди кентавров, чьи рукастые торсы были совершенно голы и очень мускулисты, невзирая на высокую грудь с янтарными, как морошка, сосками, попадались и двуного-двурукие, поросшие редким пушком подростки. Головные волосы и те, и другие забирали в прическу "конский хвост", другой хвост, конский по определению и очень пышный, драпировался вокруг бёдер, боков и ягодиц. Ну и крупа, натурально. На окраине скопления наблюдались четырехконечные и шестиконечные особи чуть помельче размером (впрочем, стоило бы сделать скидку на перспективу), с нежной, слегка курчавой порослью вдоль плоского корпуса, пухлым тёмно-вишнёвым ртом, крупными резцами и узкими, чуткими щелями черничных ноздрей. Сорная шерсть на тазовых мускулах и животе сих прелестных созданий загустилась до такой степени, что определить их пол было не по силам никому из нас. Кое-кто держал на руках или в подобии младенческой сбруи из мягких ремешков зелёнчатых собачек со смышлёными глазами и живым узколистым мехом, которые заливисто хохотали в ответ на реплики матери или отца.
И у всех как на подбор были очень яркие, фосфоресцирующие зрачки цвета весенней травы...
Несколько погодя до нас дошло. Высокоумные генетики Земли не учли того, что здешняя жизнь с самого начала смешивала всё со всем, а межвидовые перегородки были куда тоньше и проницаемей, чем у нас, - даже в том, что касалось четырёх древних биологических царств... То есть камня, растения, зверя и человека.
Нет, надо было быть полнейшим идиотом, чтобы остаться в привычных рамках и не понять: азавадец - это и человек, и животное, и растение, и даже, пожалуй, совсем немного самоцвет. Всё сразу. Поэтому наследственное вещество обратилось в чистой воды гремучую ртуть.
А тогда от толпы отделилось ровно столько азавадцев разнообразного вида и кроя, сколько было космооперов на борту. Гибкие и неожиданно цепкие, словно терновник, пальцы ухватились за наши станнеры с плазмоганами, поворачивая дула к безропотному небу, и певучий, донельзя миролюбивый голос пропел:
- Как мы долго ждали, чтобы выразить вам, о чужаки, свою благодарность! Благодаря вам наша земля стала местом сытости и довольства, быстротекущих вод и благоуханных рощ. Нет отныне повода для кровавых разногласий и половой вражды. Нет рабов и хозяев, высших и низших. Горы сравнялись вышиной с деревьями, деревья же - с горами, как говорится в наших легендах о Светлой Звезде Запределья. Так позвольте же нам отблагодарить вас напоследок!
Нет, не подумайте ничего такого жуткого. Обыкновенный космопортский разгул с вином, мясом и бабами, причём все три ипостаси одного большого удовольствия как-то сразу перемешались. Собственно говоря, отличить тамошнее вино от воды, мясо от хлеба, а женщин от мужчин оказалось с самого начала трудненько, однако на веселье нашем сие никак не отразилось. Разве что в ногах попервоначалу путались.
И в гривах.
И в терминологии.
Дело в том, что капитан с некоего бодуна придумал для азавадцев новое самоназвание и всё уговаривал их принять его к сведению: джойстеры, Люди Радости. Термин немножко напоминает про ликом некрасивых и добреньких внутри джокеров, персонажей сериала "Дикие Карты", ну, который под знаком того самого Джорджа Мартина. Но хуже оттого не становится. А если кто из вас употребит по этому поводу словцо "гей", происходящее от столь же весёлого названия, - вмиг набью ему морду, не посмотрю, что немножко беременный...
Ох. Это вообще-то не факт: обычные женские тесты на нас не срабатывают - генетика неподходящая. И в любом случае не повод для радости, от какого ты корня её ни производи. Как и то, что экипаж следующего космопёрского корабля, который осмелился лишь робко покружить вдоль орбиты, растянутой, как мой пояс, увидел внизу прежние пески, лишь слегка подёрнутые оазисами, каменистые равнины и злобно оскаленные горные хребты.
Понимаете, этим парнишам потребовалось не только отвязаться от нас конкретно. Не просто вогнать землянам в задницу хворь, которой мы заразили их планету, тем жутко рискованным способом, коим, по данным некоего Рюноскэ Акутагавы, на Земле избавлялись от сифилиса. В смысле передать как эстафету и забить на эти дела. Нет, скорее всего, азавадцы честно стремились одарить нас земным и неземным блаженством в одном флаконе.
Потому что я сошёл с трапа первым и лицезрел своих нехило округлившихся коллег со стороны, будто незнакомцев. Они были как на подбор смуглые и золотоглазые, будто марсиане Брэдбери, и в их квадратных от непрестанного изумления зрачках плескалось хмельное изумрудное море.
