ДАУНШИФТИНГ ПО-РУССКИ
"...не стоит и смотреть на карту, раз на ней не обозначена Утопия, ибо это та страна, на берега которой всегда высаживается человечество. А высадившись, оно начинает осматриваться по сторонам и, увидя лучшую страну, снова поднимает паруса".
- Оскар Уайльд. "Душа человека при социализме"
I
Немногие Люди сейчас помнят, что и первобытный коммунизм основывался не на скудости средств к существованию, а на их избытке.
Карлос-Анджело Маркес, этносоциолог. Anno Domini 2115
Поездкой в Москвополь меня наградили от имени Большой Семьи. Дед выразился в том смысле, что парень вырос, поднабрался всякого умения, пора ему приискивать достойную гаджи. Теперь можно и не чистую роми, коли мир устоял на ногах.
Деда слово веское: он у нас замечательный. Кому другому в Семье и дядя, и дед, и прадед, и баро: по-всякому именуют. А мне он родной отец, только что так не зовётся. Сделал меня, когда самому было под девяносто.
И вот теперь проговорил и приговорил...
Так ведь я лет до семи не то что о мировой столице, вообще о городах не слышал ничего толкового и слышать не желал. Зато жуть как умел гордиться: иные Семьи держат хутор, иные село из старинных торговых, иные городок, а мы - целый континент. Два источника жизни, к которым припадаешь: старина Эребус, что иивсё и вся греет, знай откачивай теплоту, чтоб не пыхнула до небес бомбами и газом, и ледяное озеро Грейт-Ист. То есть попросту очень холодное. Раньше говорили "подлёдное", но четырёхкилометровый континентальный щит отчасти подтаял, слегка подняв по всей земле уровень солоноватой водицы, отчасти мы сами его распределили по всяким Сахарам и Намибам, и стало можно доставать из-под него диковины, живые и неживые. А всякие научники, которые одни и могут получить с них реальную пользу, те или сами не хотят платить своим риском, или мы эту плату не принимаем: себе дороже, если кто убьётся по-глупому.
Фамильный промысел, однако.
После того как наша первая промысловая добыча отправилась в кругосветку, наше малое племя упрекали, что это из-за рома вирус женской верности совершил вояж по всем Сухим Землям. Понимай - незатопленным. Но тогда нас ещё там не было: отчая земля стояла пуста, и тьма полярной ночи окутывала бездну. Так что насчёт вируса - враньё. Насчёт женской верности, однако, - чистая правда. Женщина-роми с первой брачной ночи до конца своих дней должна быть с одним мужчиной, иначе мир рухнет, а ходячие мертвецы "мола" заполонят то, что от него останется.
Ну, я присочинил немного: образованному человеку с четырьмя ступенями виртуальной школы не следует верить в сказки. Они дают лишь образ настоящего положения дел.
Так вот, по поводу заразы. Вирус был известен давно: редкая венерическая болезнь, которая передавалась через мужчин. Единственное последствие для партнёрши: все укоренившиеся в её чреве зародыши, кроме тех, что от семени самого её первого, умирали. Естественно, прежде чем понести первенца, она уже становилась носителем Women's Fidelity Virus, сокращённо WFV. Было и латинское имя, только дед его не называл. Иммунитет, аллергическая реакция, отторжение чужеродного белка - вы можете определять это по-разному, но суть останется прежней.
Медленный и практически незаметный убийца.
Человечество долгое время не понимало, отчего так обвально падает рождаемость, пустеют города, останавливаются предприятия, снабжённые умнейшей техникой, которая могла производить блага почти без участия людей. Почти без...
Пока не была пройдена критическая точка возобновления популяции и в одно время с нею не выделен малютка-враг.
Народ рома эта напасть обошла стороной, а супружеская пара из наших, которая вместе с прочими отбывала смену в лагере "Восток", и вообще не заподозрила неладного, пока по аппарату Всесвязи не пришла весть, что пересменки не будет. По причине, названной несколькими строками выше.
"Консервируйте станцию, сворачивайте движимое снаряжение, пакуйте особо ценную аппаратуру и улетайте, мы пришлём вертолёты", было сказано в письме.
- Это наша погибшая земля, закованная в панцирь, - сказал муж. - Грех оставить её неоплаканной.
- Земля нашего легендарного исхода, - возразила ему жена. "Возразить" означало раньше "подать ответную реплику", но скрытый протест в этих её словах явно присутствовал. - Не годится ей быть пустой. Позовём наших близких, кто захочет.
Я понимаю, что любимая история моего родителя попахивает фольклором. Ну так и слушатель у неё был невеликих лет - лучшее время для сказок.
Жители стран, на которые несколько веков назад обрушилось Большое Кочевье, пытались вычислить исток нашего исхода: Египет, Индия, Византия, много позже - доколумбова Америка. Мы не спорили: тайное знание, которое передавалось из уст в уста, казалось непостижимой дуростью и нам самим.
Однако многие из нас, прослышав о том, что на историческую родину можно вернуться и что-то с ней сделать, собрались в путь. Крылатой и винтокрылой техники, которую во множестве побросали на южноавстралийском берегу, хватило на всех, кто пожелал.
Нужно ли говорить, что упаковав общее и не своё имущество, та первая пара не подумала консервировать станцию, теперь явно ничейную?
Мой нынешний народ собрался вместе, стал жить, наблюдать и работать ради того, чтобы жизнь и наблюдение могли продолжаться.
Это героизмом не было: как выразился некто, мы получили большую-пребольшую конфету в блестящем фантике. Конечно, не все мы: очень и очень многие рома были слишком хорошо образованны и устроены, чтобы довериться легендам, пустили корни по всему свету и оставили мысль о перекочёвке.
Героизм лежал совсем в других местах.
Когда люди поняли, что надежда оставить потомкам утончённую, сверх меры сложную техногенную цивилизацию иссякает, как вода в дырявом кувшине, "некому" по известному присловью, переросло в "некому и нечего". Дед не вдавался в подробности, тем более интернет вульгарно подвисал на самых интересных временах... простите, местах. Мы думаем, локальные конфликты всё же возникали. По крайней мере, военизированные подразделения и товарные склады громили регулярно - есть такие логистические программы, которые автоматически отражают перемещение товаров и услуг, так на экранах буквально пыль столбом стояла, даром что картинки схематические.
А мой народ тем временем обживал хорошо обустроенный подземный лабиринт, большая часть которого восходила к недоброй (и очень смутной) памяти Третьему Рейху. Геотермальный жар, используемый хитроумно и разнообразно, принудительная циркуляция жидкой лавы и воды, "светлячковое" и "гнилушечное" освещение роскошных парников и делянок -всё это появилось вовсе не по взмаху волшебной палочки. Общую провизию мы честно отослали хозяевам - пришлось нашим мужчинам ковать орудия и возделывать сад по завету француза Вольтера, а женщинам готовить пищу и делать запасы, ткать и прясть. Это была примитивная работа, но для неё находилось много рук: мы ведь фактически не пострадали от вируса, а детей у нас приставляют к делу, как только на свои ножки станут (парадокс и даже два парадокса).
Наверху же, обнаружив, что и для изрядно поредевшего населения - словно косой его выкосили! - с чего-то не находится даровых ресурсов, обратили глаза к циклопическим помойкам. По типу "ваши отходы - наши доходы".
Да, ребятишек рождалось у них ноль целых, хрен десятых, эн сотенных, но эти "сотники" были снабжены иммунитетом от вируса и разумны как никогда раньше. Дед говорил что-то про экстремальную ситуацию и вымывание повреждённого генотипа, но для нас, мальков, то был натуральный "белый шум". В общем, вундеркинды, в том числе вундеры-переростки, набрели на несколько гениальных способов переработки вторсырья. Приодевшись и накормившись, нищее человечество, к этому моменту поневоле ставшее социально гомогенным, изобрело не менее гениальные способы добычи вторсырья с морского дна, из глубинных скважин, из бетонных блоков, в которых прятали радиоактивные материалы, и прочих мерзостей развитой цивилизации. Кажется, кое-кто попытался захватить монополию на эти дела, но желающих горбатиться не в доле, а по найму не отыскалось. Платили ведь сами они не временем жизни, а кусками жизни как она есть.
"И ведь это понравилось, - смеялся, бывало, дед. - Они, понимаешь, вошли во вкус. Будто какой наркоты глотнули все разом. Будто дорвались до заветного словца, написанного в крови. Ну да, в эритроцитах и генах - вы ведь у меня образованные. Сделались словно горничная девушка, которая без устали трёт, моет и скоблит, пока из-под грязного налёта не покажется чистое золото. А, ты не знаешь: вот если захочешь стать ювелиром - женщинам серьги делать, а мужчинам кольца с печатками, тогда покажу самородок. Красивый матерьял, мягкий, легкий в работе и никакая ржавчина не берёт".
Каким образом Никола Тесляков набрёл на способ обращения полураспада в распад, как бы локально убыстряющий само время и по старинке названный "Стрелой Ахурамазды", и в чём заключался способ "подталкивания", я не знаю, потому что боюсь как намекнуть на секрет, так и его исказить. А он не для всех. Вот про сорбент, поглощающий радионуклиды, даже в университетских учебниках написано. Это сорбентом очистили "Чернобыльскую адскую пасть", причём самое трудное было заранее отселить понабежавшее туда зверьё, все до одного - редкие и редчайшие виды. Человечество давило на них куда хуже всяких альфа-бета-гамма излучений, так что грех было им не попользоваться шансом.
Многие люди нутром чуяли, что наши беды в конечном счёте от того, что природное равновесие пошатнулось ещё во времена, когда оно было хрупким гомеостазом, а человек - его частью. И что требуется неимоверная отвага, дабы вернуть прежний союз. Вот они и стали теперь лидерами...
Когда об этом вещал наш старик, детям полагалось благоговейно спросить:
"А что стало с новым народом гадже?"
"Земля ему благодарна. Видите ли, она вроде той же собаки, только уж очень большой. Или скорее волка. Потому что её так и не одомашнили и не приручили - только подружились. Но никому там, на север от нас, не приходится пахать, сажать и сеять - только собирать урожай сам-тысячу. И всё куда полезней, изобильней и вкуснее, чем плоды их былых и наших теперешних крови и пота".
Это было преувеличением, но уместным в сказке, которая является такой лишь по форме изложения. Есть такая штука - возобновляемое природное плодородие. Там, где миллиарды вынуждены использовать искусство и насилие, сотни тысяч могут просто выжидать. Плыть не против, а по течению, как архаические племена.
Что же используем мы сами? Так думал я, летя в конвертоплане над Южным Океаном. Боремся с натурой, насылающей на нас то полярную ночь, то дрожь земли, то огненный рассвет, или принимаем в дар её плоды? Безусловно, ни то, ни другое. Некий зет, противопоставленный как иксу, так и игреку.
Далеко внизу упряжки ручных синих китов волокли на разделку чёрный айсберг: вода низкого сорта, требующая многоэтапной очистки, мы ею не занимаемся. Истые рома специализируются на питьевой, которой в Антарктике семьдесят пять процентов от мирового запаса и от наших усилий много меньше не становится. Помню, лет десяти, когда от нас уже требуют определиться с главным ремеслом, я попал в одну из глубинных шахт. Потрясающая картина: ледяной свод был на самом деле невысок, но от солнца, которое проникало через полупрозрачные слои и дробилось в искры на промороженном дубе крепей, казалось, что ты внутри небесного собора. Недаром здесь не полагалось ругаться: считали, что если простые слова отлетают от губ мелкими кристалликами, то крепкая лексика сразу обращается в подобие ледяного бумеранга. Почти по Рабле.
- Я здесь хочу, - восторженно заявил я деду.
- Нет, - отрезал он. - Никто из детей тут не начинает, а их матерям и вообще ходу нет, кроме полюбоваться, вот как тебе сейчас. Погоди: подрастёшь, наберёшь силы да ловкости - тогда пожалуй. И учти: дело женщин - их дети. Дело мужчин - закрывать собой женщин и их потомство.
- Но здесь такое всё задубевшее! - возопил я, презрев его смутную философию.
- Своды тяжкие, - сурово объяснил дед. - Брать сырьё сверху нельзя. Где человек ходил сам и держал технику, лёд ещё и хуже, чем в плавучих горах. Рушатся опоры нынче редко, да тому, кто попал под раздачу, и одного раза хватит.
Вот наши старшие и вырубали кубы, поднимали, укрывали их от наружного воздуха и вызывали по Сети огромные живые госсамеры - развезти готовую партию по жаждущим землям.
На такой госсамер - управляемый квазиразумный пузырь из тончайшего биссуса, летящий на малой скорости и высоте, - я пересел уже в Европе. Команда - двое гадже и одна очень милая гаджи - встретили меня чуть ли не с благоговением и хотели предложить лучшую каюту в гондоле, но я отказался и занял первую попавшуюся: а то как бы там не оказалось нечаянного презента. Гаджи было по виду лет тридцать, и улыбалась она не скажу чтобы зазывно, скорее любезно, однако... Не стоит делать своей первой женщиной самую первую вообще. Своя фамилия не в счёт, да и никто из свойственниц на меня не западал.
В утешение себе и экипажу я выполнил другую просьбу: выцарапал на одной из льдин свою подпись. Хотя Годи Мица заведомо не автор этого шедевра, а самой глыбе одна судьба - растаять на благо обществу, но в Москвополе, где кончится наше общее путешествие и начнётся мое личное, эту воду оценят во много раз дороже. Больше им всем чести получится.
Не успел я оставить автограф, как мы прибыли. Будто время сложили пополам и ещё раз пополам, а потом порвали вдребезги.
Госсамер оказался скоростной - этакая гелиевая "Катти Сарк" новых времён.
II
Вот было однажды.
Рванули у линкора световые линзы прямо посреди дальнего космоса. Кто живой, отвалил от борта в челноке, последним, как положено, капитан. Вот капитан и говорит: "У меня для вас две вести - хорошая и так себе. Хорошая весть: так нас зашвырнуло, что прямо под нами родная земля". Рады все, а один спрашивает: "Как далеко?" - "В тысяче километров". Радуются ещё пуще: успеют на лету сманеврировать. А тот, первый, снова: "В каком направлении?" "А вот это весть так себе. Прямо по вертикали. Там очень кстати Марианская впадина подвернулась. Сейчас ка-ак вмажемся в воду и вниз, вниз, вниз до упора..."
Анекдот с бородой. Вариант, зафиксированный Anno Domini 2215.
Лучший город если не Земли (о чём поётся в старинной песне), то Руссобалтики оказался невероятно красив - в небесах сновали добродушного вида летучие крысы с паланкинами на спине, на земле щедро распустились черёмуха и ранняя сирень, и аромат их гроздьев волнами накатывал на пришельца. Столько зелени и цветов я не видел ни в одной из наших оранжерей, не говоря уже об острове Анвер и шельфе. (Там мы растим кое-что под открытым небом, пользуясь перенаправленными излучениями Эребуса и Террора, создающими тепловой колпак.)
Видно было, что жители, войдя в очистительный раж, вместе с мусорными горами снесли и отправили в переработку все "спальные хрущобы", "долгострои", "новоделы", доходные дома и смётанные на живую нитку торговые центры, оставив только исторические здания, неподвластные никакой разрухе. Между ними возвели невысокие особняки и одновременно посадили деревья, чтобы те, кто поселился на чистой земле, ввели народившееся поколение в земной рай.
Я шагал по старой и в то же время новой Москве, но особенного восторга от здешнего печатного пряника не испытывал. Пускай мы пещерные жители, живущие на грани меж палящей лавой и цепенящим льдом. Но эта грань - наша и ничья другая, и былинка, трепещущая в моих ладонях, по меньшей мере равна здешней розе. Каков из меня поэт, однако...
Мне почти сразу показали гостиницу - трехэтажное здание, распростёртое по земле. Предел дозволенной высоты: только главный инфоцентр выше. Какие силы хранили во время всех войн беспроводной интернет, остаётся лишь гадать, но он процвёл и структурировался.
Гостиница была наполовину пуста: большинство гостей находит приют у знакомых, полузнакомых и просто добрых попутчиков. Я бросил рюкзак-колесанку в номере, но до того извлёк и повесил в шкафу парадный костюм. Другой, народный "строй" я выбрал для обстоятельного променада по центру: чёрная с серебряными хризантемами рубаха, короткий парчовый жилет в тон, на широких чёрных же шароварах - пояс с серебряным набором, за который полагалось бы заткнуть фамильную трубку (но я не курил, у нас это не принято) или кинжал. Ножик - удобная штука, но я не захотел соблазнять столичных граждан. В прошлый раз, когда мы с матушкой приехали в Мельбурн по делам и на экскурсию, мне никак не хотели выдать столовый прибор - одну ложку рядом с тарелкой положили. И это в стране каторжников! В лучшем её ресторане!
Шаровары я заправил в низкие юфтевые сапоги: это лишь в видеорамах ромалэ босыми гуляют. Под конец расчесал кудри, чтобы не топорщились, а ровно раскинулись по плечам, и придавил их шляпой, а то, что обещало в будущем раскидистые усы, чуть напомадил.
Народу на улице к вечеру стало побольше - думаю, торопился к семейным очагам. Одеты неброско, бесполо и без старания: линялые тишотки, голубые или кремовые слаксы с натуральной бахромой, мягкие туфли на резинках. На живого рома в расцвете сил оглядывались: кто недоумённо, кто приветливо, а кто - со значением усмехаясь. Я тоже усмехался в ответ: слишком уж было много детей и макак. Первые держались за папину руку или за мамины штаны: у нас их гораздо раньше приучают вести себя храбро. Макак же, что шастали повсюду и гримасничали, здесь нанимали для сбора плодов, а рассчитывались натурой. У себя на острове Хоккайдо они легко выдерживают холода покрепче российских, поэтому основали в городе своего рода землячество. А что до платы - ну сколько же немытых помидоров или груш может потребить внутрь одна обезьянская особь: чай, не резиновая.
Я не имел никаких планов на сегодня, кроме как прошвырнуться по Броду и, может быть, найти бывалого гида. Однако ноги сами вывели меня через широкий Никольский тракт к Мюрмерлизу и Петропассажу: и то, и другое - нечто вроде крытого Гайд-парка, место чинных дискуссий, церемонных прогулок и обменного рынка.
И почти сразу же увидел их.
Нет, мне говорили о рабах, что это такая игра. Вроде как если бы моя семья изобразила из себя крепостных, потому что пустила корни в родную землю (или родимый лёд). Нет: точнее - как если бы мы для противовеса сыграли в "барин приедет - барин нас рассудит".
Но всё равно было чуточку противно.
В основном тут были рабыни, даже вроде как на античный манер с выбеленными ногами. Хотя это оказались ажурные получулки, а у мужика, который затесался в их среду, - гольфы с кисточками. На нём ещё была юбка, чему я бы порадовался как раритету, если б она не оказалась бессовестно короткой и притом в крупную клетку, мрачно-синюю на изумрудно-зелёном: жуткое сочетание оттенков.
Все продажные существа глядели прямо перед собой, не замечая публики, губы у них шевелились, словно ведя незримый подсчёт. Народ мельком оглядывал "товар" и проходил мимо словно с лёгким испугом.
И тут меня ударило прямо в сердце.
Не то чтобы она была хорошенькая или, в отличие от прочих, улыбалась. Или поводила бровями. Или плакала. Честно, я даже сейчас описать её не могу. Одно помню - на ней было напялено что-то парусиновое. Мешок с рукавами и невыразимые в мелкий рубчик, типа того.
Я подошёл к девице и спросил:
- На каких условиях идёшь?
Тотчас подскочил некто лысовато-официальный, в длинном носе и усах с подусниками.
- Время - полгода. Назначение - для лёгкой физической работы, не требующей высокого профессионализма. Условия содержания: кормить простой здоровой пищей, одевать более или менее пристойно, регулярно выгуливать и укладывать в постель. Для одного лишь спанья, имейте в виду. Да, если точно берёте: отвечать способна лишь на прямой вопрос, что называется, в лоб. И не имеет права отказать в том, что диктуют условия.
Мне если кто и был нужен, то проводник по городу - чтобы не морочиться со встроенными бедекерами. Гид из неё, безусловно, как из огородного пугала агроном.
Но я с важностью произнёс:
- Тогда я тебя беру, ладно?
И уже когда на неё надевали припасенный металлический обруч с биркой:
- Голодная или как?
- Или как, хозяин, - ответила красотка еле слышно.
- Тогда пойдём оденем тебя, что ли...
Вгляделся в бирку:
- Иринея. Редкое имя. А я - не "хозяин", но Годавир.
Тут же неподалёку выстроились крошечные бутики начинающих модельеров с костюмами типа "print on demand": выбираешь, прикидываешь на себя, и тут же это переводят из виртуала на бума... простите, в ткань и кружево. Молоденькая девушка ринулась к нам с порога:
- Сито Иринея, какой почёт...
Увидев меня, осеклась.
- Вот, гражана Мара (имя я прочёл на вывеске), отыщите, что сито Ири лучше всего придётся к лицу, будьте другом, - попросил я.
- О, приложу все старания, - девочка заметно воодушевилась. Утянула мою спутницу в примерочную, а меня бросила в одиночестве.
Я приблизительно представляю, чем они там занимались: гоняли образцы одежд на трёхмерном воздушном экране, прилагая к ним заказчицу, отформатированную в виде этакого фигуристого облачка с чётко выраженным лицом. Изменяли цвет и фактуру, редактировали покрой, подгоняли к внешности. Мы в чужих городах изощряемся примерно так же, но скорей по приколу; местные - редкие гости в своих заповедных местах, им подавай со склада и что попроще.
Когда после всех манипуляций, махинаций и манифестаций (за дверьми шумели довольно громко) нашу даму явили свету, меня потрясло до самых глубин. В уме не держал, что пурпурный цвет так идёт к пепельным волосам и тускло-бледной коже. Шея была голой, рукава были подобраны (подорваны) так, чтобы с одной стороны показать всё от кисти до подлокотной впадинки, а с другой закрыть даже пальцы с маникюром, воланы и фалборки ниспадали до щиколоток, а посередине была как бы опрокинутая рюмка. Причём полная. Из-под сего роскошества выглядывали спереди узкие носочки, сзади - какие-то шильца, судя по комментарию Мары - каблуки-антигравы, чтоб не застревать в их знаменитой брусчатке. Всё вместе заметно взрослило Ири - придавало внешности определённость и характер.
Так что я поразмыслил - и вынул из-за пазухи особенное колье: из прямоугольных золотых пластин, покрытых затейливым цыганским орнаментом. Чокер называется. Привёз дюжину таких, как у нас говорится, девицам на красованье - выучился и этому делу, благо схоже с основным. Оба огневые.
Попросил у модистки лазерный карандаш и вывел на центральной пластине:
ИРИНЕЯ НАВСЕГДА
У нас такие надписи означают то же, что японское "банзай": "живи вечно, не горюй, донт варри, би хаппи, акуна матата".
- Твой оловянный обруч к наряду не идёт, - сказал. - Вот, носить тебе - всю жизнь не снашивать.
Она вроде как испугалась немного, словно в пожизненную крепь заточили. Потом приняла. Я ей помог справиться с защёлкой - хитрая такая, в виде двойного крабика. Чтобы не сваливалась с тонкой шейки.
- Теперь ещё тебя и кормить по-порядочному, - спросил я. - Где это, чтоб было поближе?
Оказалось, что тут рядом большая столовая, так называемый "шведский стол". Ага, такой же примерно, как пресловутый шведский социализм: всего много и всё безвкусное.
Так что мы как ввалились туда при полном параде, так и вывалились.
- Здесь что, всё никак такое - плодоовощное? - возопил я. - Женщина, я слыхал про веганов и вегетарианскую обувь, которую они гложут с голодухи. Но не знал, что встречусь лицом к лицу с извратом. Вы и живое мясо не едите, что ли?
Ири кивнула.
- Глупо. Оно всё равно что микробная культура в питательном бульоне. Ползёт, разбухает, увядает, если не трогают. А живой мех? Этот хоть муркает и ластится. Да говори полным голосом - я его ещё не слыхал!
- Таким мехом я, бывало, укрывалась, - ответила она. Приятный альт - немного мальчишеский.
- А шубу из него не хочешь?
- Так апрель же, - помотала Ири головой. - Успеется. И, прости, сито Годавир, мы же кушать собрались.
- Что за сито-решето такое?
- Просто "гражданин" или "гражданка". Из французского: "Вставайте на последний бой, отчизны верные сыны" и прочая Марсельеза.
Хм. А ведь я такого ещё не слыхал. Все человеки, как правило, без хитроумных титулов обходятся.
В общем, поводил я даму сколько-нисколько и затарился с тоски. В гиперпупермаркете. Набрал в одноразовый пакет куропатины, пулярды, дрожжевого теста в дутой оболочке, пряной зелени и зелёных пряностей. В номере до того приметил недурную кухоньку. Хотел нагрузить этим Ири, да посовестился: и так сущей павой выступает, как бы не спотыкнулась в своих лодочках-антипадах. Хоть настоящий мужчина должен идти с пустыми руками и быть настороже, однако опасностей в этой новой Москве не встретишь, хоть век ищи на свою тыловую часть.
- Вот, сделаем окорочка в витом тесте, - бодро сказал я. - Самое лучшее у рома блюдо, на свадьбу подают.
Быстренько переоделся, кинул ей казённый халат - парусиновые одёжки мы оставили где-то по дороге. И принялся кухарить. Дело это не мужское, но я умел: всего-навсего подружись с огнём, по-настоящему живым, не то что эти... прямиком из чашки Петри, - и будет тебе счастье.
Видели бы, как она уплетала мою стряпню! Трещало не только за ушами, а и по всему телу, включая эластичный корсет с костями. Эту штуковину она зачем-то оставила.
Спали мы, естественно, врозь. Впопыхах я стащил с кровати ненатурально мягкий матрас со всей застилкой и бросил ей на пол, а сам улёгся на замечательно упругой раме без одеяла. Одеяло - это для индейских пау-вау, однако.
А на следующее утро Иринея начала на меня работать. Кольцо высоток, каждая из них торчала на здешней изумрудной скатерти бутылью кагора на иудейском седере. Малый Хрустальный Дворец. Разумеется, Кремль в ожерелье вековых голубых сосен и с мраморным кенотафом посреди них. Золотое Кольцо пригородов - Суздаль, Владимир, Ярославль. Много чего ещё: оказалось, что голографии одно, а оригинал - совсем другое. В самый первый день я хотел взять квадроплан, но Ири убедила меня, что гиперкрыса много удобнее: у них ультразвуковая локация, а квадры хоть и маневренны, и легко зависают в воздухе, и вообще оснащены всем самым передовым, но нередко сталкиваются. В конце концов мы пришли к компромиссу, которым стала генно-модифицированная летучая мышь, снабжённая теневыми очками, словно вампир из сказки. Днём и ночью она вела аппарат как бы на привязи.
Разумеется, мы нахватали ещё с десяток костюмчиков в типично московском стиле, один прикольней другого. Мы вусмерть перепились в подпольном кабачке клюквенным морсом и медовым сбитнем безалкогольного брожения. Мы перешли на "ты", чтобы не тратить время на словесные реверансы.
И, как итог всех безрассудств, тот ортопедический матрас вернулся на мою постель - вместе с его прелестным содержимым.
Не надо думать, что до той поры я был полностью невинен. От наших женщин такое настоятельно требуется: но не от наших юношей. Как одно сочетается с другим - тот ещё вопрос.
Но совсем разные вещи - хороший секс плюс сходство интересов, включая детей и совместное хозяйство, плюс сходный интеллектуальный уровень, плюс... Из сотни лягушек не сделаешь лосося, говаривала Екатерина Медичи. Но у нас... Мы совершенно не знали друг друга - никаких фактов. Когда Ири попросилась на часок в этот их Глав-Инфо-Какеготам-Центр, всемирную мозговую парилку, я имел полное право "не пущать" или по крайней мере уточнить повод для визита. К тому времени я понимал, что она как бы лечится от как бы компьютерной наркозависимости. Но я согласился, только ограничил её тем часом, который она оговорила. И что? А ничего. Просто в конце концов мы поймали того лосося. Пожалуй, даже Левиафана.
- Это же не по правилам, - вздохнул я после первого натиска страсти.
- Правила лишь предупреждают насилие над низшей, - Ири потянулась так, что вырисовались рёбрышки на грудной клетке. - Мало ли что люди вообразят. А мы сделали это во взаимном согласии. Кровать - территория сексуальной свободы.
- Если будут последствия - я не виноват, - сказал я, может статься, в шутку.
- Знаешь, после сорока младенец становится буквально манией небесной. Навязчивая идея после кошмаров, которые испытало человечество.
- Как-то ты уж очень глобально вещаешь, - посмеялся я.
Ну, а потом обрушились ледяные своды, вскипела лава в Эребусе, озеро Грейт-Ист вышло из...
Нет, об озере погодим.
В общем, я вспомнил, в каких безднах подсознания запечатлелось то редкостное имечко. Плюс необычное расширение.
- Что же никто меня не предупредил? - вопил я, хватаясь за виски. Рвать роскошные волосы казалось мне перебором.
- Годавир, дорогой мой. Так иначе бы мне никого на себя не изловить - разумею, из сограждан. Все, кроме странника из чужедальных краёв, знают, что "сити" и "сито" - красивое имя, высокая честь - обозначают передовой эшелон власти. Власть, как ты понимаешь, - главным образом информация: машина машиной, но приходится удерживать с мозгу невероятное множество фактов и увязывать их до полного прозрения иных миров. В общем, если я и офисный планктон, то такой, каким подавится любой кит. Что и ещё хуже: работа Верховного Координатора условно пожизненная. Среди наших гениев такого дебила, чтобы вляпался в управленческие дела, ещё поискать. Вот и вкалываешь круглые сутки вопреки охране труда и материнства. И ходишь в рабство как в отпуск. Эх, как ведь замечательно, когда тебя холят, лелеют, всячески оберегают здоровье - и ничего не надо решать самой...
Я тоже лихорадочно перебирал и тасовал информацию.
Ребёнок, который может будет, может нет, но иметь его охота. Внешность: Иринее-единственной-в-своём-роде лет хорошо за пятьдесят, как сообщают официальные источники. Но гадже часто стареют меньше рома - своего рода награда за малодетность. И вообще, жена должна быть старше мужа - на ней ведь какой долг лежит, какой тяжкий груз повешен. А до кучи - у меня в запасе аж четыре с гаком месяца её рабства и подчинения.
- Ири, выходи за меня. И, будь что будет, уедем: госсамеры каждый день до шестого континента летают.
- Нужна вам ставка земного правительства в Атлантиде, как чирей на заднице.
- Правительства, как и государства, на Земле нет. Одни чирьи имеются, а тех как ни мало - не на всех хватает. Оттого вы все такие благополучные до упора.
И чтобы поддеть её окончательно, добавил:
- Мещане и в перспективе третье сословие.
Не приказывать же совсем против её воли...
III
"Здесь в середине XIX века н.э. останавливался великий русский стихотворец и прозаист Козьма Прутков. Постоял минутку-другую и пошёл дальше своей дорогой".
Реставрированное граффити на стене гостиницы г. Боровска (ныне Боярыня-Морозова-дистрикт урбса Москвополь), 2315.
Стоило бы эту главу написать от лица моей жены, только она упорно отказывается. Ложная скромность тому виной или желание скрыть от меня кое-какие общеполезные секреты - не знаю, но полный спектр Иринкиных эмоций остался для меня загадкой.
По крайней мере ровно три месяца она меня почти что слушалась.
И в живой олений мех согласилась нарядиться - тройной. Это пока летели в гондоле с умеренно прохладным микроклиматом - для адаптации. Волосом к телу, волосом к волосу и ещё поверх комби - расшитая кухлянка с капюшоном, а понизу - торбаза. В придачу маска-личинка и костяные очки с прорезями - от сильного ветра и льдистого сияния. Я, как знал, привёз всего вдвойне и даже с размером попал в самый центр мишени: вышло тык в тык, если она не на шпильках. Двое косолапых идут Антарктикой под ручку: были конфеты "Мишки на Севере", теперь будут "Мишки на Юге".
Церемониальный ошейник я хотел было выбросить в связи с морозным форс-мажором, но меня уговорили заменить металл на кожу: своего рода пропуск в дольче фар ниенте, без такой метки Иринея хоть от природы семи пядей во лбу, а всё одно прогульщица и махровый тунеядец. Вроде как шутка: кому следить за нами здесь и, главное, зачем?
Конвертоплан помахал нам винтами и крыльями и пустился в обратную дорогу - в ^Австралии его зафрахтовали. Наша земля становится центром экстремального туризма: вот и императорские пингвины это почуяли - так и лебезят, и суетятся, и отталкивают друг друга в попытке завладеть одним из наших рюкзаков. Но я тотчас пресек это недостойное поведение, щёлкнув одного по клюву и небольно прищемив второму передний ласт. Попрошайки рассеялись. А мы двинулись вперёд уже без помех.
Стоило бы описать картину, что открылась перед нами, глазами моей невесты. Но увы: всё, на что она способна, - это переводить красоту на язык своей электронной тьматьматики.
Страна, сотворённая словно из голубого венецианского хрусталя и молочного опала. Оттуда, где мы стояли, виднелась гора, дышащая пеплом, - внутреннее пламя освещало и просвечивало насквозь её верхушку, причудливо отражаясь в склонах отходящего от горы ледника, иззубренных пещерами. Навершие раскалённого жезла и ниспадающая с него мантия, подумал я и сжал руку Ири.
- Двадцать четыре миллиона кубометров льда, - вздохнула она. - Урсула ле Гуин списала отсюда свой Гобрин. Эребус, самый южный и самый крупный из действующих вулканов мира, кратер размером сто на сто пятьдесят метров с лавовым озером в глубине - похожих было два, в Африке и на Гавайях.
- А звёзды на небе пересчитать не пробовала? - ласково спросил я. Но она уже переключилась на другую диковину. Из трещины в одной из отвесных стен со скоростью улитки сочилась кровавая жидкость, расстилаясь по обрыву широким веером.
- Водопад крови?
- Он тут не один. Двухвалентное железо, какое, по мнению людей, могут выработать только микробы. Ну, ты же знаешь, в нутре континента полно минеральных ресурсов: железной руды, каменного угля, меди, никеля, свинца, цинка, молибдена и всякого такого. Последняя надежда расточительного человечества и зародыш последней сокрушительной войны.
- Которая не состоялась, - кивнула Иринка.
- Вы были заняты своими проблемами, мы своими, - уклончиво ответил я. - Нам не так мало идти, и дышать будет непросто. Уверена, что не надо аделек в сани запрягать? Им бы только порезвиться за условный кус рыбы, даром что живая в воде прямо кишит.
Она помотала головой в меховом куколе.
Про сани я сказал недаром: чуть дальше ватага ребятишек свергалась с пологого ската прямо в свободное ото льда море. Фокус был в том, что на самой береговой кромке надо было круто вырулить нарту вбок. Вода обладала такой температурой, что никакой экстраполартекс не спас бы от мгновенной остановки сердца. Объяснять такое умному человеку не приходится.
- Почему вы такое позволяете? - гневно спросила моя женщина.
Я пожал плечами:
- Им жуть как нравится. Зачем лишать пацанов удовольствия?
А поскольку на узком прямоугольничке, что остался от её лица, так и застыло недовольство, я добавил:
- Срывается в воду примерно каждый двадцатый малец. Если не учить умению вовремя сманеврировать и вложить в манёвр все силы, из подростков мы потеряем уже половину. И учти: есть биокапсулы для регенерации, так называемые "кальмары", и считчики биоритмов мозга. Душу можно снова внедрить в тело, как бы наложить на него. Обычно мы отправляем капсулы и записанные планшетки в Южную Америку, курандейро там просто выдающиеся. Но то, что получается у них, - уже не наши дети. Им радуются в тысяче других мест, хотя на землю отцов им не светит попасть, кроме как на экскурсионных гидропланах.
Говоря так, я пристально глядел вокруг: лёд тает и плавится, картина моего родного дома меняется с упорством улитки, лезущей на гору Фудзи.
Мальчишки отвлеклись от своей забавы - впрочем, среди них, кажется, были и девчонки, помельче ростом и более юркие. Я замахал им рукавицей.
- Вот, теперь проводников до места будет хоть засыпься, - пояснил я. - Нарочно не давал мнемограммы - хотел устроить нечаянную радость.
В окружении почётного эскорта, вопящего на пределе громкости, мы достигли портала в склоне горы и всем скопом забрались в шлюз. Сразу сделалось жарко.
- Это с непривычки, - предупредил я Иринку. - Неопасно - наоборот, тяжёлая сбруя бережёт от теплового удара. В жилье прямо тропики. Но пока не расстёгивайся.
- Учёная, - выпыхнула из себя она. - Уфф.
Когда мы все выползли из кучи, что образовали наши драгоценные шкуры, на нас сходу налетели мои родственницы - черноглазые, черноволосые, все в золоте и разлетающихся по-летнему пёстрых тканях. Родичи мужского пола работали в других местах и тратить дорогое время не пожелали - благо весь вечер и вся ночь впереди.
Когда нас уже нарядили, усадили за стол в Аметистовом Зале и приступили к почётному кормлению (будто мы прибыли из голодного края), моя невеста тихонько спросила:
- Ладно, вина я попробую, раз традиция и вообще из местных гроздьев. И мяса поем, хотя никакая пища внутрь не лезет. Зачем такие резкие перепады температур - это ведь вредно?
- Наоборот, закалка, - пояснил я. - Немного сгладить всегда можно, только снаружи не протопишь, в ледяные ходы жара и вовсе не пустишь, а ходить приходится везде.
- Вам что - этот жар девать некуда?
- А! Такая информированная, а не догадываешься. Эребус - клапан от главного парового котла, на котором сидит человечество. Рванёт сразу по всему пеклу - что тогда будет, понимаешь?
- Щит исчезнет под лавой и растает, вода в мировом океане поднимется на шестьдесят метров. Изменится направление подводных течений и оттого - климат, - проговорила она, как затверженный и порядком надоевший урок. - Под водой окажутся закраины континентов. Цветущие приморские города затопит, Антарктика же снова станет архипелагом. Вдобавок ко всему из её недр вырвется метан и изгадит атмосферу уже совсем непредсказуемо.
- Нет, - ответил я. - Кто-то забыл про детонацию. В одной точке вся сила не соберётся, хотя тряхнёт вас всех здорово. Ну и поджарит в кляре. Но "Планеты Водный Мир" из Земли не получится.
- Какая-то странная у нас выходит застольная беседа, - констатировала она.
- Да, а кто её начал?
- Ну вот, со времён праматери Евы женщина в любой распре крайняя.
Я улыбнулся женщинам, благо они все были здесь и едины в трёх лицах: кухарки, официантки и благородные леди. Подёргал за косички кое-кого из девочек - они считали своим долгом влезать во все подавально-посудомоечные дела, словно белый свет без того не стоит. Отодвинул от себя прибор, от стола - свой стул:
- Пойдём проветримся. Я хотел это сделать под конец нашей совместной авантюры, но, как говорил мой прадед, куй железо, пока горячий.
- Он что - так плохо говорил по-русски?
- Это русо рома-то? Да нет, просто у него было двенадцать детей от одной жены. И около сотни внуков. Жаль, я его уже не застал: поздний ребёнок, чего уж там.
На выход мы не пошли, наоборот - углубились под землю. Рядом с внутренними шлюзами и лифтом висели иные комбинезоны - по виду тонкие, полупрозрачные, как скорлупа змеиного яйца. И с таким же щитком перед глазами, носом и ртом - вплоть до подбородка.
- Вот, влезай, - скомандовал я. - Они практически безразмерные.
- Это...
- Такая биотехнология. Можно заказать ручным микроорганизмам шёлк или бычью кожу, а можно и материал, который будет словно архипростейшие: приспособляться к любой среде. Ты переживала, что мы шастаем из жары в холод и обратно? Так теперь можно хоть не переодеваться.
А поскольку мы заговорили о ковке, я первым делом потащил Иринку в горячий цех.
Здесь и пребывала большая часть наших мужчин: в ваграночном цеху созрела новая порция молибденовой стали, и надо было выпускать плавку, разливать по тиглям и ковать крицу, пока мягкая. Ну, в самое пекло мы не пошли - и без того кругом было полно грохота и искр, миазмов и фантазмов.
Всё это не показалось бы такой уж диковиной для моей дамы, но тут прямо из разливного ковша вынырнул пламенник: должно быть, продышаться захотел.
- Саламандра, - зачарованно протянула Ири. - Ящерка из "Красной Книги". Я думала, они только в заповедниках остались: Исландия, Камчатка там.
- Наши огневики - из местных. Скучно им всем в сказке, понимаешь. И еда однообразная. Да, вообще-то это не саламандра, а саламандер: работа здесь не женская. Самки тусуются в кузне и волочильном цеху. Ну и прожигают вентиляционные ходы в ледяных коридорах.
- Всё-то ты знаешь.
- Потому что урождённый кузнец и литейщик.
А сам тянул её дальше: стоило бы не опоздать к главному аттракциону. Догадывался, что в коридорах она застынет монументом: здесь тебе не шахта, гранёные кристаллы льда вправлены в прочную сеть из металлической проволоки и переливаются гигантским ювелирным изделием - опять-таки спасибо огнёвкам. Пол впереди и по сторонам был словно гладкое зеркало. По сторонам открывались другие коридоры и в перекрестьях - малые зальцы.
- Это называется "Жемчужное Ожерелье", - пояснил я. - Спим-то внутри гор для тепла, а здешняя красота - чтобы перебегать по морозу было веселее.
Не только в жилые комнаты, понятное дело.
Мы ненадолго замерли перед порталом, похожим на окоченевшую радугу - мерцал семьюдесятью семью оттенками и звенел переливчатой дрожью. А потом вошли.
Ещё с порога Ири подняла голову кверху - и крутой, матово светящийся, одетый звёздами свод бросился ей навстречу. Он был по виду так лёгок, что расширяющиеся колонны, которые поддерживали его по сторонам, казались излишними. Или нет, не зря, подумал я. Бахрома медузы лишь увеличивает её красоту.
- Здесь нет рёбер - всё держится само по себе, - пояснил я. - Архитектурное чудо, как шпиль Солсберийского собора.
- Купол Привратницкой имеет сто двадцать три метра в вышину и двести десять метров в окружности, толщина льда в самой высокой точке - около сорока метров, - мечтательно перечислила Иринея. - Годи, это же... храм.
- Угадала, - улыбнулся я. - Мы не Республика Южного Креста имени Брюсова, филармоний не приглашаем, но до зрелищ охочи. Вот и приходится стараться. Хотя, собственно, это в самом деле лишь прихожая. Двинулись дальше?
Следующий зал был низок и вытянут овалом: всё на уровне человеческого роста казалось горячечным сновидением. Свод отражал себя в полу зеленовато-лимонными бликами, которые шли из балочных перекрестий и перекликались с серебряным сиянием, вытекающим из вертикальных плоскостей, каждая из которых была закреплена в узкой раме из живой древесины. Идти сквозь этот лучезарный хаос в первый раз было почти невозможно - я знал по себе. Однако моя дама, к чести её, ступала мелко,но без страха.
- Настоящий песок? - спросила только.
- Мы пробовали отколупнуть и прислать верхам образец. Ничего не вышло - слишком плотный и упругий, - пояснил я тихим голосом. - Только кажется россыпью, а на деле монолит. Ну и, в общем, - не дело это. Ты лучше поздоровайся. Смотри сначала вправо, потом налево - так и ты увидишь Стражей в задуманном порядке, и они тебя узнают. Показываются они по одному - на то и загородки сделаны.
Да, и всякий раз иначе - оттого я глядел на них не только глазами Ири, представляя, как на них дивится моя женщина, но и моими собственными.
...Скульптуры на низких плоских постаментах - то и другое из чёрного базальта, крадущего блики со стен и потолка, чтобы одеться ими. Стиль исполнения и пластика их изумляли - в них проявлялось нечто чуждое человеку, вызывающее невероятный ужас и такое же невозможное восхищение. Вот хищный зверь, лев или пантера, припал к земле, словно готовясь прыгнуть: над его спиной распростерлись огромные перепончатые крылья с острыми когтями, из приоткрытой пасти торчали длинные тонкие клыки. В глазах, выточенных, казалось, из фосфоресцирующего рубина, светилась мудрость наравне с безумием. Мужчина с обнажённым торсом держал в обеих руках огромных королевских кобр с раздутыми очковыми капюшонами: ещё один гамадриад обвивал его волосы тюрбаном. Тощий медведь, стоя на задних лапах, протянул саблевидные когти передних и встопорщил маховые перья крыльев. Рядом с ним огромная нагая женщина опрокинулась на спину: узкие глаза были наполовину закрыты, руки и ноги кончались плавниками или ластами, соски грудей расцветали чешуйчатыми бутонами, из пупка росло деревце. Кит или дельфин распластался с другой стороны крылатого льва: вместо частокола усов у него были мелкие зрячие щупальца, грудные плавники имели суставчатые пальцы, как у приматов, спинной походил на отточенную секиру. Амфибия, вся в буграх, похожих на пасхальные яйца, вздымала над уплощённой головой хвост, оканчивающийся опахалом из перьев страуса. А далее шли ещё более невообразимые существа: жукоглазые, головоногие, рукохвостые, жабропанцирные. Ничей язык бы не повернулся обозвать их химерами, тварями или монстрами, потому что были в них некая извращённая целостность и гармония.
Извращённая? О боги морских глубин... Кажется, слишком я погрузился в мысли и чувства иноземки.
Иноземки? А сам я тогда кто?
- Они в самом деле существуют? Существовали? - прошептала Ири.
- Никто не знает, - ответил я. - Открылись нам, когда мы поселились тут навсегда и овладели Озером. Пришлось порасчистить совсем немного. Кто говорит - это насельники океанских впадин, куда человек и не помышляет спуститься. Хотя это куда ближе космоса. Кто считает их вымыслом ваятеля.
- Нет, - покачала она головой. - Эти ваши пробы мы отчасти разгадали. Вот как на суше есть парк окаменевших деревьев, в которых да долгие века органика заменилась неорганикой, так и здесь. Вы же пользовались похожим для строительства.
И добавила:
- Я не испугалась. Не увидела в них вражды - лишь инаковость. Выдержала искус, как ты думаешь?
- Никто в тебе и не сомневался, - ответил я. - А теперь само посвящение. Вперёд!
...Совсем просто и лаконично в своей завершённости. Необъятный купол из светлого камня с сиреневыми бликами и прожилками как бы сотней крыльев парит вверху. Берег из белого кварцевого песка круто обрывается вниз.
Там, далеко под ногами, озеро. Тёмное, с такой гладкой поверхностью, что она кажется обманкой - но это истина. Истинная поверхность истинного озера, от которой веет тонким холодом. Что-то вроде тумана или изморози, отчего разглядеть то, что внизу, невозможно.
- Оно? - спросила Иринея. - Вы соорудили над Грейт-Истом кровлю.
- Нам помогли, скажем так, - ответил я. - И это лишь центральная часть. Малый Восток, так сказать. Своего рода полынья.
- Двести пятьдесят на пятьдесят метров. И четыре километра льда сверху, а не сто метров, как здесь. Там, над кровлей, свет и пустота?
- Погоди со словами и тем более с цифрами - сейчас начнётся.
Туман рассеялся. Озеро внизу покрылось мелкой рябью, будто со дна забили ключи, вода заходила ходуном. Нежная аквамариновая флюоресценция сменилась яростным багрянцем, потом возобладала тёплая, солнечная зелень.
И сразу завертелось, поднялось, отступило к стенкам. Возник небольшой водоворот, он расширялся, втягивая в себя всё больше воды и одновременно поднимаясь. Ири вцепилась мне в руку.
- Не вздумай отойти, - пробормотал я. - Всё равно потянется следом.
Но тут плеснуло как бы звучным стеклянным колокольцем, край воды задел наши ноги и тотчас исчез. Водоворот убрался восвояси. Озеро потускнело.
- Подарок тебе,- сказал я. - Возможно, не один. Вот их мы вам и отправляем - не все, конечно. И не только их. Да ты бери, ничего.
Иринея подняла с песка подобие жадеитового шильца или скрученной в узкий штопор раковины с длинным сабельным отростком на конце:
- Не знаю. Такое и не такое, как наши морские раковины.
- Может быть, это омертвевшее слово, - подумал я вслух. - Или даже текст - в любом случае текст. Может статься, с нами говорят. Иногда мне кажется, что, глядя на это, я вспоминаю детский язык: знаешь, папа-мама-тятя.
- Своего рода шифр. Действует на родовое подсознание. Знаешь, я тоже хочу сделать тебе что-то вроде ответного сюрприза, - она выпрямилась. - Информацию, которую до поры до времени скрывают от пылкого народа Земли как несколько... скажем так, преждевременную. Видишь ли, микрофлора озера немного странная. И реликты, что выплёскивает волна. Очень похоже, практически аналогично земным видам, но... Так, крошечный добавочный виток спирали. Лишняя пара хромосом.
- Понимаю, - кивнул я. - Примерно как в "Городе иллюзий" Легуин.
- И народ рома тоже часть этой трудно определимой совокупности. Что не мешает вам плодотворно любиться с гадже.
- Ты хочешь сказать...
- Лишь то, что давно уже бродит во всех умах. Годи, вы невосприимчивы - а ваши метисы мало восприимчивы - к вирусу направленного бесплодия не из-за чистоты крови, целомудрия жён и даже не благодаря силе отчей земли. Просто он - не ваша болезнь.
- Так отчего цыгане заражались всей прочей дрянью, вплоть до самой мерзкой, - наравне с остальным человечеством, не скажешь?
Ири, пораздумав немного, ответила:
- Мы не знаем точно. Возможно, это плата за право совместно зачинать детей. Детей обеих великих рас. Ибо ты сейчас учишь меня - за все желания надо платить, лишь такое достойно человека.
- "Когда Земля дрогнула, и ось Великой Матери сместилась, и Ледяная Смерть пришла в цветущую папоротником и плауном страну, губя и изгоняя прочь её жителей..." Тебе не кажется слегка несообразным то, что наши ребятишки затверживают с детства?
- Цветущая - всего лишь изобильная. И это перевод, - ответила она.
- Цыгане - аборигены Антарктиды? Ты веришь?
- Я знала и подозревала большее, а теперь уверилась окончательно. Некоторые геоантропологи утверждают, что Антарктика - та же Атлантида. Родина царей древней земли, появившихся на ней ещё до силурийского периода и расселившихся по Пангее. Возможно, царей моря, сумевших уберечь от вымирания кое-какие глубоководные виды. Совершенно точно - облюбовавших архипелаг неподалёку от теперешнего Южного полюса. Им пришлось его покинуть, как говорил античный автор, "в один день и бедственную ночь".
- Ромалэ в роли атлантов. Или атланты в роли цыган. Ири, в той легенде не говорится ничего нового: был владыка, стал, по словам знаменитого советского витии, ассенизатор и водовоз. Ну, ещё колдует помаленьку с огнём и металлом. Немного ближе к якобы утерянной власти.
В голосе моём явно не чувствовалось горечи, юмор и тот был не чёрный. Так, серенький вроде голубенького.
- Годи, гигантская воронка в Грейт-Исте - портал, откуда вышли вы все. Но... Вы не пробовали приносить озеру жертвы?
- Отправляем мёртвых. Бросаем кое-какие особо удавшиеся вещицы. И... Дети его кормят наравне с собой.
- То-то, полагаю, по ту сторону удивляются... Гиперпространственная червоточина - вот что это. Дорога к звёздам, откуда изошли твои наши предки. Отчая земля, куда им надлежит вернуться. И путь в недра мирового океана. Возможно, обе эти бездны - как аверс и реверс червонца. Если говорить наукообразным стилем - бутыль Кляйна.
Говорила она спокойно - им там, наверху, привычно размышлять на возвышенные темы.
- Иринка, - внезапно сообразил и я. - Но ведь в результате События цыганские помеси и цыганские гены везде преобладают. Кровь вечных скитальцев.
- Тех, кому не сидится на месте и не лежится в колыбели? - она улыбнулась. - Да, ты прав. Как ты думаешь, муж мой, стоит рискнуть и показать моим подшефным, нашему с тобой сыну звёзды морские - и небесные?