Аннотация: Отрывок из "Осени матриарха", переделанный для Конкурса Авантюристов.
СВАДЕБНЫЕ ГОСТИ
- Кто-то из вас, сынки мои из чужой земли, говорил, что хотел бы от меня побольше авантюр? Или я ослышалась? Нынче будут вам обоим авантюры.
В эдинской степи гулялось нашей наёмной кавалерийской ватаге вольно, а как вошли в Горную Страну Лэн - начались всякие неудобства. Велено ведь было до здешней столицы тихо просочиться и уже там заключить Лэн-Дархан в соединённые воинские объятия. Только не думайте, что мы, словно боязливые купцы, пробирались окольными тропами, уклоняясь от предлагаемых нам стычек. Подобное было бы верхом неучтивости. Так что принимали вызовы едва ли не все подряд.
А своё первое сражение вы помните? - спросил один из мальчишек.
Ещё как. Хотя сражение - слишком громко сказано. Даже не особо понимаю: ночлег ли не поделили или наскочили на рыцарей большой дороги. Дело было вечером, не разобрать. Тут и огнестрела толком не применишь, - а сабли будто сами по себе выскользнули из ножен и прильнули к правому плечу. Помню, как Нойи, комиссар наш, крикнул, словно в футболе:
- Играй центра, Таци! И держи его как клювом. А прочие крыльями развернутся.
Одна из ваших военных женщин писала: "Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне". Не думаю, что она пустила войну внутрь себя: иначе бы после того эпохального боя на одних штыках к ней не приходили бы навязчивые сновидения. В бою как раз не бывает страшно - иначе ты вмиг окажешься в стороне: под ногами, копытами, траками... в лучшем случае головой в кустах на опушке.
Меня тогда охватила холодная и весёлая злость - отбивайся, крутись кубарем, рассылай колкие реплики своей кархой-мэл. Ощущение ловчей сети: не уходи вперёд, порвёшь, а одну в клочья порубят. Ликование: прорвались, одолели!
Когда всё кончилось, Нойи самолично забинтовал мне плечо:
- Левое, как и следовало думать. Едва шейную вену не зацепило. На том вы, новички, и просекаетесь: в азарте забываете о себе самих. Оно не дуэль, однако: со всех сторон достают. Ладно, за храбрость тебе высшая оценка, а мало-помалу и мозги начнёшь в дело пускать.
Керм, наш командир, тоже подошёл:
- Я ведь говорил, что в тебе, сэнья, от рождения имеется что-то бунтарское и боевитое? Но пока не во всю меру проявилось: один личный норов показываешь. А ты не себя, свою карху-мэл слушай - у неё опыта раз в сто поболе твоего. И не дай Всевышний тебе думать посреди боя - разве сталь думает, когда убивает? Истинный воин - одно со своим клинком.
Карха, как можно судить по её имени, была у меня короткая, злая, степняцкая. Из тех, которые больше всего учат отваге. Супротивника надо подпустить близко, чтобы срубить, а сам он куда как чаще кархой-гран орудует - длинной тяжёлой саблей. Зато с этаким ослопом в руке вьюном не повертишься. Особенно когда в седле.
И не мой то был клинок: свой воину ещё отыскать предстоит. И сделать живым.
- Живым? - повторил за ней другой юнец. - А, знаем. Напоить вражеской кровью.
- Всё-то тебе на пафос давить, вампирёныш. Да там куда больше пота прольёшь, причём своего... О, вот что ещё. С какой стати у побратима родились такие сравнения: клюв и крылья? Эскадрон гусар крылатых, ну конечно; мы пели похожие стихи в переводе на местное наречие, а сочинил их один поляк-эмигрант. Но тут ещё что. Сидела я в седле даже не по-горски, а на степняцкий манер: "хмурым ястребком". Стремена подтянуты к лошажьим маклакам, подбородок прижат к груди, повод за поясом, рядом с тесаком заткнут. Ножи мы носили, чтобы при случае поиметь запасной шанс. Что, говорите, язык у меня чуть испортился? Это из-за общего колорита и, не исключено, по причине отсутствия в полевых условиях холодильника.
Ребята хором прыснули.
- Вот-вот, а у меня к тому же такой был опыт красноречия, благодаря главной торговой площади в Дивэйне, - калёным железом не вытравишь.
Пока шли - а шли мы по воинским меркам не торопясь, - было время пораздумать. Ведь не может такое статься, чтоб не было центра координации и управления, а не так, как нам в штабе сказали: к известному, довольно отдалённому числу прибыть и стать на обговоренную позицию. Не всем фигурантам, как можно понять, сразу: кто-то - агент глубокого залегания, кто-то обычный тихий диверсант в составе небольшой группы, а такие, как мы, - подобие veni-vidi-vici: кубик Рубика брошен нужной гранью, Рубикон перейдён.
И это очень похоже на то, как только и управляются в горах: растопыришь пятерню, дотянешься всей рукой - сожмёшь в кулак. А уславливаешься со всеми пальцами заранее. Мощёных дорог, годных под тяжёлую артиллерию и штабные бронеперевозки, не завелось, что завелось - похоже на Военно-Грузинскую девятнадцатого века или козьи тропы. Радиосвязь блокируется горами, что и говорить о телефонной. Одни гонцы-скороходы да голубиная почта.
Авиация на что, говорите? У нас ведь была, спрашиваете?
Отвлекусь на присказку. Один наёмный ухлёбок из Эдинера, летя бомбить язву, которая всем надоела, причём язву формально не свою, лэнскую, какая-то там была международная база инглезов-террористов, - краешком задевал Пустынное Царство Эро. С тамошним просветлённым каганатом наши полковники пребывали в отношениях кисло-сладкого мира: типа тебе наша шуба не по рёбрам, а нам стрёмно под тебя подкраиваться. Вот эроские пограничники терпели-терпели непотребство, чинимое с благородной целью, да и пальнули вверх самым мощным зарядом, какой имелся в наличии. Типа всё вдребезги.
Нежданная помощь, буде и уместна, слишком сходна с насилием. О помощи полагается сначала попросить. И попросил Лэн, в конечном счёте, не Эдинер, а как раз Эро: дешевле показалось. Горцы себя тоже мыслят особой землёй наравне с пустынниками, хоть правительство у них чаще всего бывало одно с динанской Влажной Равниной. Автономия, которую забыли провозгласить. Да в придачу столица в качестве явного символа тайной независимости.
В общем, летать над Лэнскими горами приходилось с оглядкой. Дедовские способы передвижения казались куда как надёжнее...
Ещё было дело - как раз о них. Способах. У нас под седлом были эдинские лошади: сухой стати, быстроногие, выносливые, приученные к горам, но овёс для них приходилось возить следом. В обозе, да и отчасти в заводных, шли коники местной породы, неказистые, не шибко резвые, но способные добывать даже ту еду, что под снегом.
А наших коней убивало чаще, чем всадников. Если знаете: передняя нога прострелена или сломана - и в мирное время, считай, не выжить. Выхаживают постепенно, да: можно такого инвалида в селе оставить и надеяться, что не сразу колбасы из него накрутят. Но из войска, считай, выбыл.
Керм говорит:
- Посестра, у тебя на лошадей рука лёгкая. (Что родной отец меня к ним приваживал, он слышал, а что ко мне все до единого льнули, видел своими глазами.) Поди поработай ремонтёром и барышником, а то у нас на одну саблю полтора конских хвоста приходится. И ещё твоё приданое - книги приходится за войском возить.
Отвечаю:
- Сказано-сделано. Только не на конской же ярмарке нам стоять? Ближняя - через два месяца и тридцать фарсахов по горам. Проще до Лэн-Дархана пешком дойти.
- Ничего, сообразишь, - кивает аньда. - Вот тебе десять всадников, тот и этот, такой и сякой, мазаный и немазаный, и чтобы мне был к завтрашнему дню табун дикарей на двадцать голов как минимум.
Попросту говоря, на конокрадство меня послал. Я не так уж и против - хороший местный обычай, однако. С нашим отрядом иной раз поступали немногим лучше.
Но нарочно отказываюсь:
- В таких делах я им не указ. И слышать не захотят.
- Я прикажу, чтобы слушались, - и этак чисто по-командирски губу поджимает .
И вот тут мне, мягко говоря, взбрыкнулось. Попала под хвост та вожжа, которой он меня грозился поучить. Или там подпруга под известное место, не знаю...
Голос у меня вдруг стал - самой ужасно, до чего на громовой колокол похож, какими возвещают беду. Не так низкий, как звучный и с некоей забронзовелостью.
- А мне не надо твоих приказаний. Как-нибудь сама отдам.
Секрет власти: если ты делаешь нечто с видом, будто имеешь право, а другие это признают - право у тебя появляется уже бесспорное.
В тот первый раз побратим моё право признал, да и немудрено: он ведь сам мне его вручил.
- Как много позже ваш любимый Пастух Волков? - с непоказным волнением спросили отроки.
Ну, позже, но не намного. И не признал, а принял к сведению. Замечу, что официальные слухи так или иначе приурочивают мою встречу с Волчьим Пастырем к Лэн-Дархану. Это верно и в то же время неправда. Куда раньше это получилось, только оба мы о том не догадывались. Никакого тайного притяжения сердец и прочей слащавой чепухи.
Теперь каков получался расклад. Лошади были отчасти помехой - слишком из себя видные. Мой Локи, между прочим, уцелел во всех передрягах и даже начал заноситься - вон, мол, я какой крутой! Из парней хорошо знали местные обычаи по крайней мере двое - тут и на Керма можно было положиться, и я сама такое выспрашивала. Без того в Лэне пропадёшь. Наряжены мы были отнюдь не в форму - какая, ко всем бесам, форма. Но и не в беспогодные ягмурлуки, что свисают до земли похуже кавалерийских шинелей, а на пешем ходу путаются в ногах. Халаты на нас: стёганые, на ягнячьем подбое, крыты эроским атласом. Таким плотным, что хоть ножом режь - скользнёт и заметной царапины не оставит. А от травы да грязи только больше лоснится. За пазухой подпоясанного кушаком халата у меня всегда была книга, чтобы скоротать время, а сам кушак был необычный: женский шарф в несколько сложений. Не то чтобы я тосковала о потерянной доле, но кусок тончайшего кашемира размером два на три метра с шёлковой нитью, которая в него вплетена, годится на многое: хоть удави, хоть сама на нём повисни.
Выехали в таком составе, поозирались, поразведали. География в Лэне слегка путаная, только неподалёку как раз обновились старые стены. Я ведь упоминала? Каждое село ведь своего рода замок с башнями и внутренним двором, куда выходят все мазанки.
Смотрим - на леваде под самыми стенами табун голов на сорок, и все лошади выхолены да расчёсаны. Сторож один - по виду растепеля или вообще малость не в себе: сидит у воротец, скрючившись в три погибели, лошадиный укрюк, такой длинный шест с петлей, в руках вертит, из-под башлыка волосы торчат - чисто осенняя трава на болоте. Лицо будто спеклось от загара, нос окостенел, глаза серые - чисто бельма.
- Вот бы и угнать всех чохом, - мечтает один из моих, Юсаф его звали. - Вдогон пуститься будет не на чем.
- Скучно, - отвечает его лучший дружок Рами. - Ты вот лучше угадай, с чего здесь такой слёт коренного населения?
- Да свадьба, c чего ж ещё, - отвечает Юсаф. - В крайнем случае похороны, но так много людей не успело бы собраться. Покойника ведь сложить в землю полагается вечером того же дня, когда умер.
А свадьба - все знают - это множество мужчин с винтовками (в небо палить на радостях) и саблями. Притом по причине своего правоверия таких трезвых, что ни в одном глазу, ни в обоих. И слава Аллаху, если кто из сватьёв противотанковое ружьё не приволок или малую ракетную установку. Так что дело наше получается не такое уж и занудное.
Тут нечто вроде как пихает меня под ребро и гласит моими устами:
- Братцы, ведь правда, что на лэнской свадьбе любой гость дорог и благая примета, особенно если с подарком?
Все братцы хором подтверждают.
- Тогда мигом переодеваться, - командую. - Напросимся на праздник самым что ни на есть законным манером. А дальше - смотрите на меня и действуйте по обстоятельствам.
- Каким? - спрашивает Рами.
- Да лих его знает! На месте разберёмся.
Отъехали чуть подальше, чтобы не видать нас было. Мужчины только прифанаберились и поглубже нахлобучили тафьи - вид у них самый заурядный. Я кое-как распределила между ними оружие, себе оставила всего ничего - нагрудный стилет с извитым жалом, какой тут все подряд на гайтане носят. И книгу, понятное дело. Халат подхватила случайным ремешком, а шарф развернула и закуталась вплоть от тафьи до поясницы. Простые здешние дамы лицо не прикрывают, одни волосы, глаза словно козырьком, подбородок и немного рот, когда пить-есть и говорить не надо. Тогда чуть оттягивают от лица. Но я ведь доброго рода сеянец, верно?
Чин чином подъезжаем к лакомому табуну, говорим сторожу примерно такое:
- Прибыли мы на заключение никаха, чтобы Всемилостивый и Всемилосердный, Высокий и Великий одарил союз счастьем, миром и благом. Знатная дама Та-Циан бинт Идрис в сопровождении дальних родичей и слуг путешествует по торговым делам и желала бы вручить новобрачным дар, редкий по своим качествам.
Тому это чисто как о стенку горох, но ладно: потренироваться никогда не лишнее. Между священной жрицей, в каких я себя когда-то числила, и простой женщиной муслимийя разница только в навыке: обе преподносят себя как нечто драгоценное. Я же среди своих грубых мужчин поотвыкла играть голосом и бёдрами так, чтобы этого не замечали глаза, - одно душевное нутро. Нутро, по правде, и так и эдак отзывалось безошибочно.
Стреножили мы моего Локи, чтоб не буйствовал особо, если кобылу почует, запустили в леваду остальных меринов, пошли представляться. Часовые у ворот чин-чином проводили нас к жениху, и прекрасно: сами бы, не дай Аллах, заблудились. Вы же знаете, что такое хорошая свадьба на горный или степной лад?
В общем, весь крепостной двор заставлен столами, перемены блюд таскают в котлах, водружённых на носилки, жених еле виден из-за суеты, но вроде ничего себе дядя: средних лет и недурной пушистости. От невесты остался небольшой фрагмент, хотя, если отбросить пышную оправу, хорошенький и даже вообще красивый.
Вот ей-то мы и вручили свадебный презент. А то была книга одного гранадского шейха пятнадцатого века, который в подробностях описывал, как зачинать с женой детей, чтоб и полезно было, и приятно. С цветными гравюрами в стиле "аль-андалус" и стихами Ибн-Хазма из его "Ожерелья голубки". В переплёте из позолоченной кожи мула и с замочком, ключ от которого полагалось прятать в секретном месте новобрачной.
В Динане ханжи долго не протягивают, тем более Испания времён Конкисты почитается золотым сердцем средневековой Европы. А уж библиографическая редкость в наш меркантильный век - сами представляете, что такое.
Так что единым манием руки раздвинулись гости и внедрили меня с охраной в самую гущу дозволенного разврата.
Вот значит, едим, пьём и смекаем, что будет дальше. А заодно получаем наглядное представление о толкованиях Благородного Корана. Мы как бы не учли, что Мухаммад, мир ему и в пророках благоволение, запретил виноградное вино, хлебное вино, а кумыса с производными не учёл. По счастью, он остерёг напиваться, так что народ вокруг нас был не так хмельной, сколько весёлый и жизнерадостный. Причём дамы уже успели удалиться в покои молодожёнов и что-то там для них обоих приуготовляли.
Вот. А я понятия не имею, как в этих местах полагается кушать за столом. Сижу как дура, куски полуукрадкой под свою занавеску пихаю. Перебинтоваться так, чтобы хоть глаза и нос открыть и кормиться уже сверху, негде - стиснули нас так, что и отлить в простоте не выйдешь.
Вот некто особенно весёлый и не выдержал:
- Ина Тасиан, - спрашивает. - Больно ты отважна - с такими неоперившимися юнцами по дорогим торговым делам разъезжаешь, да ещё на жеребце высоких кровей. Или ты не юная жена, а мальчик-гюльбачи, что пляшет перед Тергами, словно девица? Или перед нами одна из тех сказочных богатырок вроде Затт-аль-Химми, что для-ради скромности сражались с мужами окутанные покрывалом, но всё одно побеждали?
А было принято в разгар пира устраивать шутливые поединки с призами. Зрители могли поставить заклад, разделиться на группы поддержки, по-современному, - в общем, разнообразить веселье.
И я, оказывается, только и жду похожего случая. Даже, можно сказать, ответная реплика уже к самым губам подкатила.
Встаю, кланяюсь и говорю с учтивостью и на самых своих бархатных тонах:
- Издавна дочери ислама умели постоять за свою честь, и поклонницы святого Хесу ба Йоше в былые времена от них не отставали. Если кто желает потешить жениха с невестой и их родню, берусь я доказать, что если не ровня тем отважным девам, то, по крайней мере, они бы меня не постыдились. Но нет радости в поединке, коли нет заклада или заклад мал.
Кто-то из старейших меня спрашивает:
- А какой заклад ты хочешь от нас и какой даёшь сама?
Вот тут-то и настал мой звёздный момент. Говорю:
- Мой заклад - женская честь и слава. Отчасти и жизнь: сабли можно и не притуплять, ежели владельцы искусны. Ваша ставка - за каждую мою победу мне дают коня в узде и под седлом.
Собственно, под честью имелась в виду одна моя репутация. Правила практически ничем не отличались от рядовых турнирных: победителю - конь и доспех побеждённого. Доспеха мне было не надо - не без шальвар ведь мужиков пускать.
Иначе говоря, ударили мы по рукам. Когда намечается хорошая драка, отчего-то и свободная площадь легко образуется. Так что выбрались мы с тем самым нахалом на чистое место. Мои парни тотчас мне карху вернули. Помните, что она была невелика и собой невидна? Но зато сидела в руке как влитая, а мой оппонент, дурище на счастье, своим долгим клинком владел неважно. Под конец выбила я его карху-гран и тотчас подхватила за рукоять. Но и своей не выпустила - кто его знает, удастся ли приловчиться на ходу. Керм меня, положим, и тут поднатаскал, но ведь не родное...
- Кто на обоерукую? - кричу.
В общем, ставки ещё повысились: народ собрался азартный, опять же кумыс и арака... Десяток меринов я выиграла - а это, чтоб вам знать, самая нужная в деле лошадь. От кобылы не ярится и поверх любого препятствия идёт без раздумий, потому как ничего заветного внизу пуза не болтается. Ещё пять на моего милого Локи выменяла: углядели в нём отменного производителя, а у меня он что же - конина для боевой мясорубки. Слишком много, видите ли, о себе возомнил, а это опасно для жизни. И семь кобылиц мне подарили как отдарочек на подарочек, от широкой души да радостного сердца. Про мою первую в жизни большую саблю и говорить не приходится: законная доля.
Что, говорите, неправда всё? Зато интересно. А если рассудить - то и достоверность на высоте. Свадьбы в счастливый для них сезон играются часто и длятся долго. Посчитайте, сколько невест поспевает вот в таком селе каждый год? И всем сочетаться браком надо поближе к месяцу навруз. У вас он иначе называется, навруз-байрам - лишь один день весны, а в Динане живут куда шире.
И что победа какая-то уж очень масштабная? Ну, положим, я была отличный фехтовальщик, все они - так себе. Как орешки расщёлкивала. Вот против такого же мастера, как я сама, в ту пору и в той одежде мне было не выстоять.
И призы больно щедрые? Во-первых, праздник. Во-вторых - вы оба как думаете, меня не распознали? Ещё как распознали. Против юной задиры могли лучшие из лучших стать - но не стали. Могли отказаться помогать врагине и чужачке идти под самую столицу - а помогли. Нюхом угадали, что у нас с побратимами возникла по её поводу непростая задумка.
И ещё вы обижаетесь, наверное, что про Волчьего Пастуха не сказано ни слова, хоть и обещано. Так?
А вот и нет. Полно вам думать напраслину. Джен, Дженгиль ибн Ладо как раз и был тот конский сторож. Он нашу неполную дюжину мог бы и один положить. И одним посохом. Тот ещё Затойчи, однако.
В общем, вернулись мы в отряд чётко по уговору: разве самую чуточку за полночь. Хоть нас и оставляли, и уговаривали побыть по крайней мере с недельку. Керм долго удивлялся: про сегодняшний день он для красного словца сказал и ради пущей острастки. Он же меня пытался в сугубой строгости держать, чтобы не загордилась...