Я шёл по старому осеннему парку, с наслаждением закапываясь ногами в опавшие листья, толстым слоем лежащие на земле. Опоздавшие упасть торопливо срывались с почти голых деревьев и, быстро планируя, ложились к собратьям. Впереди, задрав хвост веером, радостно носился зигзагами, вынюхивая несуществующую дичь, наш красивый, каштановый ирландский сеттер Гордон - хорошая, ласковая собака, в прошлом охотник - он часто оглядывался, проверяя, где я. В такие минуты хорошо вспоминается прошлое, думается о будущем, запоздало приходят ценные мысли, которые уже поздно осуществлять - горизонт нашей мысли закрыт туманом - вон он, не так уж и далеко. Но сколько всего было! Это только в известной песне "...как пуля у виска". Рейсы по четыре-пять месяцев тянулись долго - все с облегчением отмечали первую половину: "Ну, теперь с горки...". Спасало, что мы рыбаки, а на океанских промыслах скучать некогда. Вечная борьба за план, с погодой. Отдыхали на переходах, которые в торговом флоте являются основной работой. Зато у нас интерес каждый день - что в сетях или в трале? И песен не много сложено - одна Пахмутова.
А листья шуршат под ногами, и этот шорох что-то напоминает. А что? И услужливая память подсказывает - вода с похожим шумом сливается с через полупортики с палубы. Очень похоже. И память переносит в далёкие, незабываемые УЭЛовские времена. (Управление Экспедиционного Лова - первая и самая славная, добывающая сельдь в Северной Атлантике, организация). СРТ-417 и моё первое капитанство. Средний рыболовный траулер - всего 400 тонн водоизмещением и 25 человек экипаж. Тяжёлая работа сетями - дрифтерный лов. Сейчас это приравнивается к каторжному труду. Но тогда! Сколько радости, просто удовольствия в глазах рыбаков, когда в каждой сетке по 100-200 килограмм - значит, возьмём 10-20 тонн! Сейчас, правда, страшновато, когда оглядываешься назад. Героический труд! И мы гордимся им. Кое-где даже стоят скромные памятники рыбакам тех времён. Я, правда, знаю один. В нашем городе Калининграде.
Да, так что там вспомнилось? Что-то поучительное. И смешное, и грустное. А вообще-то я заметил, что в морях все истории поучительны, может быть потому, что часто связаны с человеческой жизнью.
Шторм, наконец, стихал. Четверо суток гудело, валяло, обрушивалось. Весь экипаж ютился в корме, так как в носовые кубрики пройти было слишком опасно - по палубе проносилась вода, иногда волна накрывала и судно, втиснутое непомерным грузом в воду, с трудом, медленно всплывало, чтобы получить очередную порцию. Ко всему привыкаешь, но это ёрзанье на матраце, упор ногами, ежеминутные взлёты и падения к подошве волны! Осточертело!
Зима в Северной Атлантике - не сахар - все знают. Я приспособился вымётывать по 50 сетей на восемь баллов. Днём бывало затишье до пяти-шести, и можно было выбрать сети. Почти всегда тонн шесть-семь. Рыба была, но погода.... А тут синоптическая группа с плавбазы пообещала на завтра затишье и, посоветовавшись с бригадиром Тимофеевичем, бросили мы семьдесят сетей. И прогадали.
Синоптики и раньше ошибались часто, а тут вообще. Ну и влипли мы. Вместо затишья - девять-одиннадцать и, как они любят говорить, в порывах - все двенадцать баллов. А больше и не бывает. Больше - уже ураган. Ну, на сетях мы уже крест поставили - оторвёт и потеряем! Но не отрывало. Подрабатывали постоянно, уменьшая нагрузку на вожак (прочный канат, к которому крепятся сети). Нос судна взлетал кверху и канат от носа к сетям вытягивался в струну, но ... выдерживал! Устав ругать синоптиков, все ждали погоды. И вот она! Правильно говорят мудрые - всё имеет свой конец. И шторм, и рейс, и... но не будем о грустном!
И вот к десяти часам ветер почти стих, осталась крупная зыбь, беспорядочно валявшая судно и, зная, что сети наверняка были с рыбой, и за четверо суток всю дель вырвало - сети старые, решили выбирать их.
Так всё и оказалось. Выбирали быстро и весело одни подборы (рамки от сетей), кое-где были обрывки дели с сельдью, уже не живой. Всё выбрасывали, оживлённо обсуждая, как удачно, что не потеряли вожак, буи - этого всегда недоставало.
В один из моментов, чуть поработав вперёд, я увидел, что буй пошёл к корме. Сбавив ход до малого, открыл дверь рубки, стал ногой на ограждение и, держась за ручку двери, свесился, заглядывая под корму - не намотать бы на винт. В этот момент судно резко и быстро накренилось на правый - мой борт. Подняв глаза, я успел увидеть летящую на меня крутую стену воды. Ничего не сознавая, неимоверным усилием оттолкнувшись от ограждения (судно лежало, накренясь на 560 по показаниям кренометра), я влетел в рубку, успев захлопнуть дверь, в которую тут же ухнуло с такой силой, что судно стремительно выровнялось. Удар огромной волны пришёлся как раз в надстройку.
- Курс! - заорал я штурману, стоявшему на штурвале.
- 330 - мгновенно ответил он.
Всё правильно, сети так стоят и зыбь после шторма оттуда катится.
Но искать ответ неизвестно на что было некогда.
Рванув ремень на раме, я открыл окно и глянул на палубу. То, что я увидел, превзошло все мои опасения, и трагедия стремительно развивалась.
Верхняя палуба СРТ в грузу находится в 80 сантиметрах от поверхности воды. Ну, ещё фальшборт столько же. Вот и всё, что оберегает рыбака от свирепых, достигающих 20 метров, волн. Судно очень удачное, мореходное - как чайка на воде, взлетает на вершину волны, летит вниз и очень редко, принимая на себя волну, снова вверх. Главное здесь - выбрать такой ход, чтобы судно слушалось руля и стояло на месте, пропуская под собой все эти волны. Девятый вал - это смешно.
А здесь - внезапный сильный крен, палуба ушла под воду и, стремительно выровнявшись, взяла на себя огромное количество воды, а волна добавила. В общем, картина открылась такая: планширя не видно, через него водопадом скатывается вода, а на ней, сверху, в оранжевых проолифенках (рыбацкие непромокаемые костюмы) плывут четверо рыбаков. Причём не как-то "по-собачьи", а саженками, выбрасывая руки и подрабатывая ногами. Потом, на мой ехидный вопрос: "А куда это вы гребли?", - они ответят, что, конечно, не соображали, но считали, что уже за бортом.
- Смотри на левый борт, может выбросило кого-нибудь, - крикнул штурману, сам осмотрел правый. Тем временем вода через полупортики стремительно сливалась и плывущие рыбаки сели животами на мель - на палубу. Вскочили, недоуменно озираясь, неуверенно улыбаясь. В рубку поднялся старший помощник:
- Что случилось? Я вывалился из койки...
- Геннадий, держись у сетей, не зарабатывай вперёд. Я - на палубу, - сказал я ему и помчался вниз. Там уже был дрифмастер. Он стоял на носу, на шпиле и его не задело - нос приподнят.
- Где остальные четверо? - спросил я.
- Хотя бы не расшиблись, - ответил он. - За бортом нет. Ищем под лебёдкой.
Да, все четверо лежали под траловой лебёдкой в самых невероятных позах, с ушибами, шишками, ссадинами. Но живые! Мы с "пловцами", уже пришедшими в себя, осторожно вытащили их, ощупывая, проверяя конечности. Все пришли в себя, молчали.
- Так, ждите!
Я побежал в каюту, где, ожидая моего 28-летия, которое наступит через два дня, лежала бутылка. Захватив стаканчик, вышел на палубу. Все по-прежнему молчали.
- Ну, ребята, за счастливое спасение! - сказал и помог поднести стаканчик ко рту первому. И тут до них дошло. Загомонили, но в основном крепкими словами.
- Лутонин, - сказал я одному, - ты уже второй раз попадаешь в такое положение, а двон детей ждут, пора завязывать с морями.
- Согласен, - ответил он, - ждите! - и загремел в кубрик.
Через минуту выскочил с бутылкой:
- Берёг на день рождения сына, а придётся за своё спасение выпить.
Забулькал в стаканчик.
- Как раз нас здесь десять. Всем по 100 грам.
Ожили.
- Тимофеевич, - дтифмастеру, - становись на вожак - уже раскочегарили камбуз. Попьем горячего, крепкого чая. Через часок подуспокоится - тогда и выберем остальные сети.
А про себя подумал, что раньше бы принял такое решение. Думал ведь - рановато! Ну, ладно, не последний день живём - учту.
Хорошая морская практика доставалась трудно.
В салончик набился весь экипаж, поздравляли со спасением, пили горячий чай - шум стоял!
В ладонь ткнулся холодный собачий нос.
"Чего стоим?" - говорил вопросительный взгляд.
Гул весёлых голосов в салоне стал затихать, затихать и удалился в прошлое. Оказывается, я стоял и, в своих воспоминаниях, забыл обо всём - настолько они были живы в памяти.
Вот к чему может привести безобидное шуршание осенних листьев.