Муратова Ника : другие произведения.

Причудливые лики бытия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение историй, начало которых положено в романах "Предрассветные миражи" и "Подари мне белые сны". Думаю, это будет и завершением истории Киры, Андрея, Кристины и Женьки. Судьба забросит их в Африку, где и поставит все точки над i. Помимо взаимоотношений героев, вы найдете в романе много зарисовок Африки, истории неэтичных медицинских исследований и варварские традиции, до сих пор живущие среди африканского народа. Трилогия истории о Кире Дорониной и Жене Ладыниной завершается этим романом. Узнав, что у бывшего мужа погибла жена и сам он находится в сомнительной африканской больнице, Кира летит к нему на помощь. В маленькой африканской стране с ней происходит множество событий - расследование убийства, вмешательство в неэтичные медицинские исследования, новые отношения с казалось бы хорошо знакомыми людьми. Можно ли простить борьбу за жизнь родного ребенка ценой жизни чужих детей? Можно ли забыть измену и обман и дать шанс своим чувствам? Где граница этики в клинических исследованиях, проводящихся в странах третьего мира? На эти вопросы Кира и Женя ищут ответы как в Африке, так и дома, узнают новый мир и себя, познают причудливые лики бытия. Роман опубликован в изд-ве Эксмо в серии " Континенты любви" под названием "Кольцо океанской волны". http://www.moscowbooks.ru/book.asp?id=404475
  
  
  
  Посвящается моему папе, чья вера в справедливость вдохновила меня на этот роман.
  
  
  
  Причудливые лики бытия
  
  
  
  
  
  Все события, имена и характеры в этой книге вымышленные. Автору неизвестны реальные прототипы героев, организаций и исследований, указанных в романе. Любое совпадение с реальными людьми и обстоятельствами является совершенно случайным.
  
  
  
  
  
  Во всех важных происшествиях жизни продолжают действовать два основных инстинкта нашего существа: инстинкт самосохранения и инстинкт любви.
  
  Поль Шарль Жозеф Бурже.
  
  
  
  Глава 1. План
  
  
  Планы на жизнь рушатся всегда неожиданно. Но порой они не просто рушатся, а обрываются на недопетой ноте, оставляя разочарования и вопросы. Она умирала. Евгения Ладынина, молодая, цветущая женщина в расцвете сил, умирала. И ей было нестерпимо жалко себя. Только-только начала жить, можно сказать, добилась чего-то в жизни, и вот тебе. Смерть уже совсем близко. Глаза различают белый мерцающий свет. Интересно, это уже по ту сторону мира или еще по эту? Даже странно что все происходит именно так. Свет становился все ярче и резче и вот уже различим не только свет, но и лица людей. Кто они, эти люди в белом? Они ждут ее, чтобы помочь встретиться с неизвестностью? Она готова. Да, готова. Так и подошла к концу ее такая яркая, но, по сути, полная незавершенных поступков жизнь. И теперь они умирала. Или почти умирала. По-крайней мере, ей-то самой казалось, что это именно то, что с ней происходит. Возможно, и даже вероятнее всего, врачи так вовсе не думали. Наверное, поэтому они так широко улыбались, окружив ее больничную койку.
  - Красавица! - произнес один из них, скрестив руки на груди.
  "Прекрасен лик твой перед лицом смерти",- вспомнила Женька невесть откуда взятые строки.
  - Ничего, пару недель, и следов не останется. - заметил другой, бесцеремонно дотрагиваясь до ее лица.
  "От кого следов не останется?" - подумала Женька, - "Уж не от меня ли?".
  - Ну, как самочувствие? Испугали вы нас, барышня. Мы к вам с распростертыми объятиями, а вы хлоп - в обморок. Нельзя же так! Даже наркоз не успели ввести, как вы уже отключились.
  Какой обморок? Какие объятия? О чем они вообще говорят? Женя переводила взгляд с одного лица на другое, они расплывались в лучах света, она никак не могла сконцентрироваться и разглядеть их.
  - Я жива? - пролепетала она, ощущая, что язык как нечто чужеродное во рту.
  - Жива, конечно! Ну и вопросик. А мы кто, по-вашему? Ангелы в белых халатах? Нет, не надо нас так быстро на тот свет отправлять. Мы еще жить хотим, в отличие от некоторых невнимательных водителей, не смотрящих по сторонам на дороге.
  - Ну ты нашел время для лекции, Кириллыч. - укоризненно вставил тот, который назвал ее красавицей. - Тем более за рулем не она была.
  - Ничего, никогда не вредно. А тот тут барышня вон помирать собралась, и это после всех наших усилий! Барышня! Просыпаться пора, все позади, можно даже встать.
  
  "Тоже мне, нашли барышню!", внутренне усмехнулась Женя. Маленькая собачка всегда щенком кажется. Женя имела честь служить живым доказательством сей народной мудрости. Будучи невысокого роста, обладая довольно хрупким телосложением и имея тридцать семь лет в послужном списке жизни, она никогда не испытывала душевных терзаний по поводу вопроса о ее возрасте. Напротив, ее забавляла реакция людей, когда она гордо сообщала свой возраст и пристально смотрела при этом в глаза собеседнику - а ну-ка, попробуй, не выкажи изумление! Справедливости ради надо отметить, что даже если бы Женя выглядела старше своих лет, она бы все равно не омрачала свою жизнь такой ерундой. В ее жизни хватало места чему угодно, но никак не подобным "пунктикам".
  - Так что, попробуем пошевелиться или так и будем лежать в образе статуи?
  Врач, величавший ее барышней, протянул руку, предлагая подняться с постели. Женя покосилась на повязку на руке. Сумбур в голове постепенно проходил цикл обратного развития и вот уже это вовсе и не сумбур из хаотических мыслей, а отдельные зернышки вполне ясных мыслей. И утро вспомнилось, бешенное, как обычно, заполненное делами и заботами, и билет Москва - Франкфурт - Банжул и обратно, выкупленный и притаившийся теперь у нее в сумке меж страниц ежедневника, и покупки для поездки в Африку. И еще вспомнился урод с родовой травмой головы, отразившейся на его умении водить машину. Он умудрился врезаться на светофоре в такси с Женькой на заднем сидении так, что такси поддалось резко вперед и с силой въехало в впереди стоящую машину. Сама Женька при этом притормозила об спинку переднего сидения, неловко так притормозила, стало очень больно. Плечо словно проткнули чем-то, так что рукой невозможно было даже двинуть. Рука странно торчала в приподнятом положении и любая попытка опустить ее сопровождалась нестерпимой болью. Лицо тоже пострадало. Казалось, что осколки от стекла впились все одновременно в ее кожу, пронзив насквозь. Вспомнилось, как в больнице ее встретили врачи, завезли на каталке в светлый кабинет, обработали ранки на лице, открывали ее веки, неприятно светили туда фонариком, ощупывали все ее тело. Она чувствовала себя куклой, набитой ватой и болью. А потом кто-то из них потянул ее за руку и тут-то она и отключилась. Еще бы! От такой боли можно и умереть, не то что сознание потерять.
  Здоровой рукой она пощупала повязку на подвешенной на груди руке. Не гипс. Слава Богу, значит, не перелом. И вообще - она жива! Прямо чудо какое-то. Отныне будет пристегиваться даже будучи на заднем сидении автомобиля. Раньше и за рулем не беспокоилась о такой мелочи, теперь будет наукой. Таксист, бедолага, наверняка, совсем плох.
  - Что с таксистом?
  - Пара переломов, сотрясение, но в общем отделался довольно легко. Могло быть и хуже.
  - А со мной что?
  - Заботливая, - улыбнулся Кириллыч. - о себе вторым вопросом спрашиваете.
  Женя криво улыбнулась. Иногда просто непостижимо, почему люди удивляются таким элементарным вещам.
  - А с вами, барышня, ничего страшного. Вывих плеча мы вам вправили, порезы от стекла неглубокие, так что ничего страшного. Жаль, что рука повреждена именно правая, письма любимому пока писать не сможете.
  - Я левша, как-нибудь справлюсь.
  - Ну, тогда вообще никаких проблем!
  - Спасибо.
  Женя произнесла это как-то не очень уверено. То есть, она, конечно, была благодарна врачам, но вот большой радости от произошедшего она не испытывала.
  - И сколько мне теперь с этой повязкой валандаться?
  - Недельки три-четыре, будем наблюдать. За рукой своей вам, милая барышня, теперь следить придется - полный покой, никаких нагрузок.
  - А я через два дня улетаю...
  Женька запнулась. Вопросительно посмотрела на врача.
  - Мне ведь можно?
  Тот всплеснул руками и окатил Женю таким взглядом, что она вся скукожилась на койке от ощущения собственной неполноценности.
  - Забудьте, барышня! Все поездки отменяются! Хотите, чтобы ваш вывих превратился в привычный и при любой нагрузке на руку ваше плечо начало выскакивать из сустава? А нарушения режима приведет именно к этому. К тому же вам понадобится физиотерапия, реабилитация после снятия повязки, а вы как думали?
  Женя ничего не думала. Она просто не могла поверить, что именно с ней произошло именно это и именно сейчас. Бог с ним, с плечом, это можно пережить, если бы не один факт - лететь в Африку ей надо было просто позарез. Там, в госпитале, находился ее брат, Андрей, нуждающийся в квалифицированной медицинской помощи, там же, в чужой семье, находился ее четырехлетний племянник Глеб, потерявший мать. Их обоих надо было срочно оттуда вывозить. Ну как, как объяснить этому широко улыбающемуся доктору, что плевать ей и на плечо, и на физиотерапию, что ей надо лететь и точка? Кириллыч словно уловил ее мысли и, сделав серьезное лицо, повторил.
  - Никаких поездок. Я не шучу. Потом придется плечевой сустав оперировать - привинчивать штырем, фиксировать, Вам это надо? Не думаю. Любое неосторожное движение - и эффект повязки пойдет насмарку. Не верите мне - спросите любого другого врача.
  Ладынина ему верила. И чем больше она ему верила, тем больше хотелось плакать от бессилия. Отец сейчас невыездной - проверки налоговой посадили его "под колпак" и пресекли всякие передвижения вне родного Питера. Маму с ее впечатлительностью и приступами стенокардии только в такие поездки и отправлять. Правду говорят - пришла беда, открывай ворота. С таким трудом успела вовремя все визы оформить, даже Киру, невестку бывшую пришлось подключать, и вот надо же - что теперь со всем этим делать? Бог с ним, с потраченными деньгами, временем и нервами, все это дело наживное и поправимое, а вот кто Андрея вывезет - большой вопрос, решать который надо в самое ближайшее время.
  То, что Андрею она сейчас необходима, не вызывало никаких сомнений. Близнецы всегда по-особому чувствуют друг друга. Женя чувствовала, что ему тяжело. Как и он всегда чувствовал ее черные моменты, и всегда старался оказаться рядом, поддержать, вытащить ее из темной полосы в светлую. Даже их родители не могли бы предположить в детстве, что такие разные по внешности и характеру двойняшки в итоге окажутся настолько близки по духу. Рыжеволосая веснушчатая Женька-пигалица, кареглазая анархистка и бунтарка, и ее брат-дипломат, высокий блондин с ясными голубыми глазами, сдержанный и благоразумный, всегда вызывали удивление своим разными стремлениями в жизни и путями к достижению своих целей. Женя шла наперекор семейными традициям, желаниям родителей, брала то, что хотела, пробовала все, что возможно, пока не нашла себя в фотожурналистике. Добилась признания, славы и возможности жить, не поступаясь своими принципами, и при этом находиться в комфорте и согласии с самой собой. Андрей, в прошлом успешный дипломат и образец для подражания в том обществе, где обитали Ладынины, два года назад умудрился всех шокировать. На пороге получения "лакомого" поста в одном из посольств, он вдруг решил бросить Киру, свою красавицу и умницу жену, приложившую немало усилий для успеха его карьеры, и сбежал с вихреобразной Кристиной Кристаллинской в Африку. Сбежал, зараженный ее идеями борьбы с несправедливостью и необходимостью оказания помощи нуждающимся. Сбежал вслед за ветром свободы.
  Много воды утекло с тех пор, Женя, открыто недолюбливавшая Киру в период их брака с Андреем, вдруг сдружилась с ней, неожиданно обнаружив в бывшей невестке множество перемен. Они даже стали подругами, организовали проект по помощи детям-инвалидам, создающим изумительные картины. Андрей с трудом верил, когда слышал об этом. Это было нечто новенькое, совершенно не совпадающее с образами из его прошлой, доафриканской, жизни. Казалось, после сильных и болезненных встрясок, жизнь налаживается. Они развелись с Кирой без скандалов, без истерик. Кира, казалось, тогда мудро восприняла ситуацию, согласившись, что так, как они жили, продолжать у Андрея не было сил. Он стремился к другой жизни и нашел воплощение своих устремлений в Кристине. Кира на тот момент казалась ему символом той самой жизни, от которой он бежал - слишком правильной, слишком зажатой в рамках общества, в котором они существовали, слишком нерешительной до ярких поступков. Они разбежались и каждый пошел своим путем. С Кристиной они поначалу жили в Сьерра-Леоне, потом переехали в Гамбию, где Андрей преподавал в университете и был счастлив свой новой жизнью и тем, что, наконец, ощущал себя полезным людям. Кира же, попробовал себя в качестве работника МИДА, в итоге нашла себя в качестве куратора детей-инвалидов и менеджера успешной консалтинговой фирмы. Говорили, что она собирается замуж за Алекса Гурова, талантливого молодого дизайнера, моложе ее лет на шесть или семь. Сама Кира слухи не опровергала, но и не подтверждала.
  - Жизнь покажет, - сказала она как-то Жене, - Одно я знаю точно - такими чувствами не разбрасываются.
  У Жени было сильное подозрение, что "под такими чувствами" Кира имела в виду скорее чувства Алекса, а не свои, но о таких личных вещах Женя предпочитала бывшую невестку не спрашивать.
  Да, казалось, что у всех жизнь потекла по спокойному широкому руслу, покончив с подводными камнями, ямами и другими препятствиями. Но недаром опытный моряк знает, что затишье - опасно, что вскоре может разразиться гроза. И она разразилась. В далекой Гамбии. Унесла с собой жизнь Кристины, и швырнула Андрея в госпиталь с ограниченными медицинскими возможностями, откуда Женя и задалась целью вывезти его как можно скорее. Кира, воспользовавшись своими дипломатическими связями, сделала Жене все необходимые визы, Женя купила билеты и...оказалась на больничной койке в окружении дружелюбных улыбчивых врачей, совершенно ничего не понимающих в трагичности ее ситуации.
  
  - Я могу ехать домой? - спросила она.
  При этом в глазах ее стояла такая безнадежность, как будто ее собирались приковать к постели на целое столетие.
  - Да почему же нет, езжайте! Только не забывайте к нам заглядывать время от времени и показывать свое плечо, а то что-то мне подсказывает, что доверять Вам покой плеча дело рискованное, требует дополнительного контроля.
  Женя изобразила подобие улыбки и поплелась к выходу.
  - Подождите, сейчас выпишу вам свои рекомендации, чтобы не забыли.
  Кириллыч исчез в дверях, а Женя уныло уставилась в одну точку, размышляя о несправедливости бытия.
  
  - Боже мой, Женя, да ты же вообще погибнуть могла!
  Мама, как и ожидалось, приняла известие настолько близко к сердцу, насколько это было возможно.
  - Ты только подумай, ты же была на волосок от смерти! Ужас какой! Как ты сейчас? Может, мне приехать? Помочь? Тебе же нельзя давать нагрузки на руку.
  - Уж как-нибудь одной рукой смогу включить чайник и согреть еду в микроволновке. Лучше поговори с папой, что делать теперь. Андрей ведь по-прежнему нуждается в выезде. Надо что-то решать.
  Мама всхлипнула.
  - Что-то нас неприятности не оставляют, то одно, то другое. Прямо беда за бедой.
  Женя сжала губы. Мама права. Сначала у отца начались проверки на работе, все рыщут, рыщут, ничего найти не могут, но нервы терзают изрядно, потом трагедия у Андрея, теперь сама Женя. Впрочем, она-то легко отделалась.
  - Ладно, - вздохнула мама, как-нибудь выберемся мы из этого, как-нибудь выберемся. Лишь бы все были живы и здоровы. Лишь бы живы и здоровы...
  - Да, мам, ты только не волнуйся, тебе нельзя. Слышишь, не волнуйся. Я что-нибудь придумаю.
  
  Женя повесила трубку, плюхнулась на диван и обхватила голову руками. Что-то и вправду к семье Ладыниных в последнее время неприятности так и липнут. Ведь она сегодня вполне могла остаться навсегда в том треклятом такси с разбитой головой. И Андрей мог погибнуть вместе с Кристиной на том треклятом катере, что сломался посереди открытого океана. У мамы недавно был такой сильный приступ стенокардии, что тоже еле откачали. Что-то очень уж близко госпожа Смерть подходит к ним, Ладыниным, прикасаясь холодными пальчиками, попугав, отпускает. А вот Кристину с собой забрала. Женя успела узнать Кристину больше, чем остальные Ладынины, не считая, конечно, самого Андрюхи. Андрей познакомился с ней во время командировки в Папуа Новую Гвинею, где в качестве представителя МИДа сражался за ее свободу с бюрократическими махинами закулисной политики. После этого Кристина написала статью о политике России и Австралии в тихоокеанском регионе. С Кристины станется - язык у нее, что нож, и правдолюбия не занимать. Андрей тогда чуть с работы не вылетел, все думали, что именно он и снабдил ее секретными данными. Закончилось все благополучно, только Андрей тогда твердо решил, что политикой, которой посвятил столько лет и сил, строя карьеру российского дипломата, он больше заниматься не хочет. Как и жить прежней жизнью.
  Женино знакомство с Кристиной сыграло не последнюю роль во всей этой истории. Познакомилась она с ней благодаря Андрею - его неприятности на работе свели двух молодых женщин именно в тот момент, когда звезды решали судьбы как Андрея с Кирой, так и Кристины с ее мужем. Быстрое сближение Жени и Кристины была закономерной - они были близки с по духу, обе прямодушные, независимые, у них в крови было неприятие рутинной жизни и шаблонных решений. Женя к тому времени уже приобрела известность в качестве фотографа, имела за плечами международные фотовыставки и признание публики. Кристина занималась благотворительностью, работой в гуманитарных организациях и независимой журналистикой. Они почувствовали друг в друге родственные души. Женька не хотела разрушать брак Андрея и Киры, но невольно все равно способствовала этому, ведь так случилось, что именно Женька первая узнала о том, что кто является отцом Глеба, сына Кристины. И именно она приняла решение, вопреки воле Кристины, рассказать обо всем брату. Кристина не хотела этого, не хотела разрушать брак Андрея, не хотела навязывать ему отцовство, которое он не планировал. Но Женька рассудила, что скрыть такую информацию - нечестно по отношению к Андрюхе, тем более к тому времени она знала, что брак его и так уже подходит к своему логическому завершению. После этого у Андрея, похоже, уже не осталось сомнений о том, что ему делать дальше. Он уехал вслед за Кристиной, развелся с Кирой, и стал жить в Африке, утверждая, что наконец-то счастлив и доволен своей жизнью. После этого Женя редко виделась с Кристиной, общалась в основном по телефону и в чате, но все равно успела привязаться к ней, как к близкой родственнице и подруге.
  А теперь ее нет. И жизнь кажется странной и страшной. Впервые в жизни Жене стало страшно. За себя, за то, что жизнь, оказывается, может оборваться вот так вот неожиданно. И никто от этого не застрахован. Женя подумала о том, что Кристины успела сделать немало в своей жизни. Помогла немалому количеству нуждающихся, родила сына, встретила свою любовь. А что она, Женя? Да, нашла Дело Своей Жизни, да, стала настоящим профессионалом, добилась признания. Но когда тебе тридцать семь и ты чуть не умерла, этого кажется мало. Слишком мало. Невыносимо мало.
  Женя потянулась к сумке на полу и вытащила оттуда карманный компьютер. Кликнула на страничку ежедневника и написала.
  "Я, Ладынина Евгения, пока жива и дееспособна, хочу успеть сделать следующее:
  
  Пункт первый. Выслать кого-нибудь за Андреем, и как можно скорее. Помочь ему восстановиться".
  
  Тут она остановилась и задумалась. Пункт важный, но надо бы и более глобальные вещи включить.
  
  "Пункт второй. Влюбиться. С большой буквы. Чтобы дух захватывало от счастья".
  Такие вещи по заказу не случаются. Но настроится на любовь можно хотя бы попытаться. Причем постараться забыть обо всех неудачных опытах прошлого и начать все с чистого листа. Ведь это должна быть настоящая, с большой буквы Любовь. Тогда можно будет считать прошлые романы тренировкой перед большим чувством. А на тренировках разрешается падать и расшибать коленки.
  
  "Пункт третий. Повидать новые страны. Посетить необычные места. Открыть для себя новые миры".
  
  Она и так немало поездила в своей жизни. Но оставалось еще столько неизведанного, сулящего умопомрачительные открытия, что флажки на глобусе можно будет расставлять еще очень долго, и так и никогда не успеть утолить голод стопроцентно.
  "Пункт четвертый. Оказать людям реальную, осязаемую помощь. Чтобы было не стыдно за прожитые годы. Мелкие подачки типа взносов в благотворительные фонды не считаются".
  
  Хорошее уточнение. Именно так - конкретную помощь конкретным людям, адресную, чтобы видеть результат своими глазами.
  Женя с сомнением посмотрела на список. Пункты, в принципе, можно менять местами. Важность каждого могла варьировать в зависимости от путей воплощения в реальность. Еще один пункт вертелся в голове, но она не знала, имеет ли она право вносить его в качестве пункта или это относилось к вещам, курируют которые совсем другие инстанции? И все же она написала.
  
  "Пункт пятый. Родить ребенка. Желательно от любимого человека".
  
  Теперь, кажется, все. Все самое главное включено. Неосторожным нажатием на кнопку Женя переключила компьютер на другую программу, стерев предыдущие записи. Чертыхнувшись, она вернулась на страничку ежедневника. Восстанавливать запись полностью было лень. Но список стоило все же сохранить, чтобы через несколько лет вернуться к нему. Она вновь набросала его, только на этот раз вкратце.
  
  "Ближайшие планы на необозримое будущее:
  
  1. Андрей.
  2. Любовь.
  3. Путешествия.
  4. Помощь.
  5. Ребенок"
  
  Кратко и ясно. Оказывается, планирование своей жизни не такое уж нудное занятие, как может показаться. Даже если нет никакой надежды, что она выполнит больше, чем один пункт из этого списка, все равно приятно осознавать, что есть он, такой вот набор желаний. Будет, что включить в письмо Деду Морозу на Новый Год. А кто говорит, что желания существуют исключительно ради исполнения? Важен процесс. Загадать. Надеяться. Ждать.
  
  
  Глава 2. Андрей
  
  Кира заваривала кофе на кухне, когда услышала, как наверху, в спальне, зазвонил ее мобильный телефон. Бежать наверх не было никакого желания.
  - Алекс, узнай, кто там звонит, пожалуйста! - крикнула она, заправляя кофеварку.
  Кира разложила на подносе чашечки, сахарницу и подогретое молоко, посмотрела в окно и потянулась, ожидая, пока кофеварка запыхтит дымящимся ароматом. Из окна открывался вид на лужайку перед домом и высокую сосну у калитки. Сосна эта обещала войти в семейные легенды, так как именно благодаря ей Кира и купила данный дом. Увидев во сне дом своей мечты с сосной у входа, она уже не смогла ничего с собой поделать, кроме как найти такой дом и приобрести. Кира Доронина была не из числа тех, кто что-то бросает на пол пути и отказывается от своих планов. Она не просто купила этот дом, но и умудрилась встретиться по ходу приведения дома в божеский вид с Алексом Гуровым, дизайнером интерьера, который украсил не только дом, но и ее жизнь, став неотъемлемой частью. Они жили вместе несколько месяцев, строили планы на будущее, но Кира все никак не соглашалась узаконить их отношения, несмотря на его настойчивость. И причина была не только в разнице в возрасте. Примеров счастливых браков где жена старше мужа сколько угодно. Причина крылась в самой Кире. Именно с самой собой она никак не могла разобраться. Вроде бы все шло в ее жизни хорошо, и работа нравилась, и рядом находился человек, растворяющийся в ней, но все же что-то свербело, не давая расслабиться. На днях она даже пообещала Алексу родить ребенка в ближайшем будущем, но мало ли что можно пообещать на волне эмоций. Хотя с Алекса станется - поймает на слове, не отвертишься.
  Разлив кофе по чашечкам, Кира поднялась с подносом в спальню и поставила его перед Алексом.
  - Кто звонил?
  - Женя. Просила передать, что попала в аварию, вывихнула плечо и теперь парализована повязкой и запретом врачей на путешествия.
  - Что?
  Кира охнула и чуть не опрокинула поднос.
  - Почему она сообщает тебе об этом?
  - Потому что это значит, что теперь она не сможет поехать к брату. А его и ребенка надо срочно вывозить оттуда.
  - То есть твоего бывшего мужа теперь кому-то надо вывезти из Африки?
  - Вместе с ребенком, - зачем-то еще раз повторила Кира, словно этот факт мог что-то оправдать.
  Алекс и Кира смотрели друг другу в глаза и не решались произнести то, что думали. Оба знали, что происходит в ее голове. И оба знали, что если в ее голове что-то возникло, ее не переубедишь.
  Алекс недолюбливал Женю. Она являлась для него связующей ниточкой между настоящим Киры и ее прошлым, в котором остался любимый некогда муж и развод. А Алекс хотел удержать Киру в настоящем, где есть только он, Гуров, и она, где они могут строить планы на будущее, без воспоминаний о всяких там бывших мужьях. Он знал, как глупо это выглядит, знал, что Кира не давала никаких поводов для ревности, и все же не мог ничего с собой поделать. Когда недавно Женя сообщила Кире, что у Андрея погибла жена и его надо привезти в Москву на лечение, Алекс раскопал в себе не просто неприязнь к Жене, но и реальный страх, что если бывшая любовь Киры окажется в досягаемой зоне, это может как-то повлиять на их отношения. Если бы Кира узнала о его страхах, она бы громко рассмеялась. В одну реку не войдешь дважды, и она прекрасно об этом знала. Ее отношение к Андрею претерпело самые разные стадии - любовь, злость, обиду, ненависть, тихую боль и теперь наступила стадия спокойного отношения, как к давнишнему знакомому, с которым произошло досадное недоразумение, недопонимание, пути разошлись и ничего тут не поделаешь.
  Ей было жаль Кристину, и Андрея было жаль, никому такого не пожелаешь. Она с удовольствием помогла Жене сделать все необходимые визы для поездки в Гамбию, она рада была оказаться полезной в такой ситуации. Сделать визы не составило большого труда - еще недавно она работала в МИДе, хотя в последнее время взяла длительный отпуск за свой счет и занималась больше консалтинговой фирмой. Основателем и патроном фирмы являлся Зелотов, бывший начальник Андрея, еще в бытность его работы в МИДе. Когда-то Кира, дочь дипломата с дипломом экономиста, искренне готова была стать домохозяйкой и посвятить всю свою жизнь поддержке дипломатической карьеры Андрея, а вышло все совсем не так. В итоге он все бросил, а она стала сотрудником МИДа, менеджером фирмы и патронессой детей-инвалидов. Если жизнь смогла так круто измениться за каких-то два года, чего от нее ожидать в будущем? Трудно даже вообразить и предположить. Вот ведь никто не мог предположить, что Женька попадет в аварию и все ее планы полетят в тартарары!
  - Мне надо перезвонить ей.
  Кира потянулась к телефону через всю кровать. Извиняющиеся интонации в голосе возникли совершенно некстати. Сколько бы она не извинялась, Алекс все равно не поймет. Да и никто бы не понял. Этот факт омрачал, но не отменял Кириного решения. Решение находилось пока в самом зачатке, но уже было ясно - оно есть, оно крепнет и ему нужна лишь небольшая подпитка, чтобы расцвести буйным цветом.
  - Женя, это я. Что там у тебя стряслось? Что с рукой?
  
  Женька была права. Знала, к кому обратиться. Кто же еще, как не Кира, сможет перекупить Женькины билеты и срочно выехать в Гамбию? Кто, как не Кира, имеющая дипломатический паспорт и не нуждающаяся в предварительной визе для въезда в Гамбию? С таким паспортом визу можно получить прямо в аэропорту. Женька все учла. Кроме нелепости самой ситуации, что просит поехать за братом его бывшую жену, от которой он сбежал.
  Когда Кира закончила разговаривать, Алекса в комнате уже не было. Он спустился и вышел во двор, где курил и его тело было похоже на натянутую до предела струну.
  - Алекс, я не могу по-другому.
  Он пожал плечами.
  - Македонский, ну пойми меня, это будет просто бесчеловечно, если я откажусь.
  Македонским она его прозвала с самого начала их знакомства. Уж очень он соответствовал образу прекрасного Александра Македонского, существовавшем в ее голове со времен чтения "Таис Афинской" Ефремова. Такой же высокий блондин, такие же голубые глаза, изящный эстет с упрямым характером и бурлящими эмоциями.
  - Я понимаю, - произнес он, не вынимая сигареты и не глядя на нее.
  - Нет, не понимаешь. Ты думаешь, что я руководствуюсь другими мотивами.
  - А какими мотивами ты руководствуешься?
  - Обычным человеческим состраданием. Человек в беде. У него там ребенок и ни одной нормальной больницы во всей округе, возможны осложнения, да всякое может случиться в такой глуши! Мы не можем его там так бросить.
  -Кто мы?
  - Ну, я, Женя...
  - Женя не едет, как я понял.
  - Да, но ведь не по своей воле. Думаешь, она специально подстроила себе вывих плеча, чтобы не ехать и послать меня?
  - Думаю, что она могла попросить кого угодно, если бы хоть на секунду засомневалась в твоем решении. Она знала, что ты с радостью ухватишься за эту возможность...
  Он прервался и словно раздумал продолжать. Махнул рукой и сделал очередную затяжку.
  - Ну, продолжай. Возможность чего? Поехать за Андреем? Македонский, ты что, ревнуешь? Ревнуешь меня к моему бывшему мужу? Ты что, думаешь, я героиня мексиканского сериала?
  - Кира, можешь оставить все эти шутки и банальности. Факт то, что ты хочешь ехать. И я сильно сомневаюсь, что ты сделала бы это для любого другого.
  - Конечно, нет. Не для любого. Но для бывшего родственника, можно сказать, сделаю. И ты бы сделал.
  - Ладно, хочешь поиграть в благородство, поиграй. Я тебе не указ. Авантюризм на почве непонятно чего - это что-то новенькое, и я умываю руки. И вообще, что это я тут разговорился? Разве ты меня когда-либо слушала?
  
  Алекс развернулся и зашел в дом. Кира, скомкав мысленно все гневные слова, готовые сорваться с языка, пошла за ним. Поехать она все равно поедет, но не хотелось бы ссориться с Алексом. Она ведь едет не потому, что хочет расстаться с ним, отнюдь. Она намерена вернуться как можно скорее и вернуться к нему. К тому же, у нее здесь довольно много дел, которые не оставишь без присмотра надолго. Зря Алекс дуется на нее. И ревность его совершенно напрасна и даже смешна. Нашел к кому ревновать! Она же не мазохистка, чтобы наступать вновь на те же грабли. Андрей-мужчина остался в прошлом, Андрей-друг имел право на существование в настоящем. Кира не страдала склонностью к авантюризму, напротив, еще с ранней молодости ее любили обвинять в излишнем перфекционизме, в желании упорядочить всех и вся, сделать все идеально правильно. Когда-то это стало одним из пунктов непонимания между нею и Андреем. Оказалось, что ему это вовсе не нужно, и чересчур правильная Кира не нужна, а нужна стремительная в своей спонтанности женщина, не имеющая страха плыть против течения.
  Однако, с тех пор прошло больше двух лет. Жизнь с Алексом смягчила Киру, научила проще относиться к жизни, получать удовольствие без поиска на то логических оснований, она даже научилась совершать поступки, которые не вписывались в рамки сводов и законов общества, но все равно никто не смог бы сказать про Доронину Киру Викторовну, что она человек спонтанных эмоций. Если Алекс думал, что она захотела поехать за Андреем по причине неожиданно возвратившихся чувств к бывшему мужу, то он ошибался. Причина как раз крылась в стремлении Киры совершать правильные поступки. Помочь Андрею в такой ситуации казалось таким же правильным и естественным, как помогать детям в интернате. Кира понимала, что со стороны выглядит это все немного странно и двусмысленно, но сама не видела никакого второго дна и скрытой подоплеки.
  
  - Я обещаю звонить из каждого аэропорта и каждой гостиницы, обещаю слать нежные письма, если найду интернет, и обещаю каждый день думать о тебе и том, как крепко ты меня поцелуешь по возвращению.
  Эти слова тонули в гуле голосов пассажиров аэропорта Шереметьево. Кира прощалась со смирившимся с ситуацией Алексом и получала последние инструкции от Жени. Женька, убедившись, что ее присутствие уже лишнее, тактично отошла в сторонку, поглядывая на выражение лица Алекса. "Наверное, он меня сейчас ненавидит", подумал она, "и готов придушить". И была недалека от истины. Впрочем, это решение Киры, в конце концов она могла отказаться, взрослая женщина, самостоятельная. Так что зря Алекс так демонстративно холоден с ней, зря, со своей любимой пусть отношения выясняет!
  Женька так рассуждала, пытаясь наступлением защититься от собственного чувства неловкости. Все же неудобно было обращаться именно к Кире. Андрей обидел ее и обидел сильно. Любая другая женщина послала бы Женьку подальше и отказалась бы даже разговаривать на эту тему. А Кира согласилась поехать. Женька уже давно признала, что недооценивала бывшую невестку, но сейчас ее прямо-таки распирало от чувства благодарности к ней.
  Алекс изобразил улыбку и поцеловал Киру, отпустив ее руку. Она обернулась, помахала Женьке и растворилась в толпе пассажиров. Алекс сухо попрощался с Женькой и быстрым шагом направился к такси. Женька пожала плечами и засунула руку в карман драпового пиджака, накинутого поверх повязки. Ветер задувал за воротник и было довольно зябко и противно. Еще несколько дней - и она будет встречать своего брата и племянника. Еще несколько месяцев будет приводить Андрея в нормальное состояние и возвращать к жизни. А потом... Загадывать так далеко не стоило. "Удачной тебе поездки, Кира!", подумала она, ежась от ветра, "привези моих мальчишек живыми и невредимыми".
  
  ***
  
  
  О том, что Кристина погибла, Андрей узнал не сразу. Трудно даже сказать определенно, когда именно его сознание согласилось "узнать", что она умерла. Пролежав в госпитале несколько дней в коме, он сначала вообще не знал, что произошло и насколько он сам приблизился к смерти. Океан и жара. Главные виновники трагедии. Кристина, всегда старавшаяся быть ближе к природе, не смогла противостоять ее жестоким законам.
  
  Все началось совершенно безоблачно. Они арендовали небольшой катер в небольшой пристани близ рыбной фабрики "Лье Фиш" недалеко от въезда в центр Банжула. Выехали с двумя пареньками из яхт-клуба, хотели проехаться через устье реки и выплыть в море. Обычно лодки возили туристов вверх по реке Гамбия, откуда можно было увидеть город, огромную реку, а в одном из узких ответвлений реки можно было остановиться и искупаться в окружении мангрувых деревьев, растущих прямо из воды, пуская длинные корни вглубь, на дно реки. Во время отлива корни оголялись и на них белели многочисленные устрицы, нанизанные слоями, словно бусы. Можно было доплыть до отеля "Ламин" и пообедать там креветками на гриле, а можно было доплыть до порта в Банжуле и перебраться на другой берег, откуда рукой подать до Сенегала.
  Банжул располагается в области впадения реки в Атлантический океан, а потому река в этом месте уже как бы и не река, а нечто смешанное. Вода - соленая, рыба - морская, течение - тоже как в море. Но все равно не океан, размах не тот. А Кристина любила море. Она обожала волны, отражение солнца от воды, синий простор, бескрайний, создающий ощущение, что ты находишься на совершенно другой планете, где нет нищеты, убогости, страданий, где есть только безграничная завораживающая красота. Она скучала по лазурному Коралловому морю, у берегов которого провела немало лет, когда жила в Папуа Новой Гвинее. Ее бывший муж, Глеб, очень часто брал ее с собой в море, море приручило ее, загипнотизировало, навсегда влюбило в себя. Атлантический океан был совершенно другим, суровым, серо-синим, вода смешивалась с песком, который волны щедро черпали со дна, и становилась мутной, скрывая в непроницаемой воде свои богатства. Рыбы поднимались на поверхность океана, серебристым покровом мелькая под солнцем. Опытные рыбаки различали мерцание рыбной чешуи издалека, некоторые даже не выходили на лодках в океан, а стояли по колено в воде у берега и выжидали, когда волна засеребрится. Тут-то они и накидывали на серебряные ленты свои огромные сети и вытаскивали на берег с десяток рыбин мелкого и среднего калибра.
  Кристина поначалу с осторожностью относилась к новому океану, даже своему сыну Глебу не разрешала купаться, а потом привыкла, расслабилась, не было ни одного выходного, чтобы они не выехали на берег искупаться и покачаться на волнах. Андрей тоже приобщился к морской любви, возможно, больше из-за того, что Кристина так беззаветно любила море, но и сам он получал огромное удовольствие всякий раз, когда соприкасался с морской водой.
  Глеба они с собой в тот раз на катер не взяли, он оставался ночевать у их друзей, с сыном которых он дружил, и там как раз устраивался детский праздник. Решили, что не будут отрывать его от компании и устроят себе отдых вдвоем, наедине. Конечно, назвать это "наедине" было бы преувеличением, ведь на катере находилось еще два человека - Ибра и Ассан, управлявшие судном. Но они большую часть пути молчали и если и переговаривались, так больше между собой. Катер был старенькой, одномоторной посудиной, отчаянно нуждающейся хотя бы в косметическом ремонте, но все еще "на ходу". По-крайней мере хозяин Амаду, сдавший им катер, заверил их в надежности судна.
  Мотор заглох, когда они уже проплыли устье реки и вышли в море, и даже успели отплыть довольно далеко от берега. Ибра стал дергать все возможные ручки и нажимать на кнопки. Потом начал энергично артикулировать, объясняя что-то Ассану. Ассан, все время лениво дремавший около мотора, подошел к нему и тревожно дернулся. Проверил желтые пластиковые контейнеры для запасного топлива и с отчаянием пнул их ногой. Они покатились, оглушая неожиданной пустотой. Ибра с Ассаном занервничали, громко переговаривались на родном волофе и явно перепугались.
  - Что случилось?
  Андрей подошел к ним, заглядывая через плечо Ассана.
  - Сэр, ничего не понимаю. Топлива нет. Пустой бак.
  - Как пустой? Разве вы не заполняли его перед отплытием?
  - Заполняли сэр. Я лично проверял. Поэтому ничего не понимаю.
  Андрей нахмурился и отвернулся так, чтобы Кристина не могла увидеть его лица. Пустой бак вдали от берега - хуже не придумаешь.
  - Возможно, где-то утечка топлива. - предположил Ибра. - Но это уже у берега проверим. Здесь нырять опасно, видите, как волна идет, подводное течение здесь, и довольно сильное.
  Кристина не заставила себя ждать. Мигом оглядела лица и нахмурилась.
  - Что-то серьезное?
  - Бак пустой. Думают, что утечка где-то, причина неизвестна, но бак пустой.
  Андрей вытащил свой мобильный в слабой надежде, что он будет ловить сигнал. Но связь отсутствовала.
  - Наше радио должно работать, - Ассан снял микрофон с крючка и начал вызывать берег. Никто не отвечал, хотя они находились на нужной волне и даже слышали голоса остальных. Но на их вызов никто не реагировал. Ассан постучал по микрофону, потряс радио, подергал контактный шнур и попробовал вызов еще раз. Кристина переводила взгляд с Ассана на Ибру в поисках решения, но видела лишь отчаяние и растерянность.
  - Но мы не можем здесь сидеть и ждать, пока нас кто-то заметит. Мы должны что-то делать. Неужели на катере нет ни капли запасного топлива?
  - Нет. Мы заполняли, два контейнера стоят вон, но оба пустые. Ничего не понимаю.
  - Но этого не может быть! Если вы заполняли, они должны быть полными!
  - Андрей, не кричи, - дернула его за рукав Кристина. - Что они могут сделать?
  - Ну как можно настолько безответственно подходить к делу?
  - Мы заполняли. - продолжал упрямо твердить Ассан. - Я точно знаю. Что-то случилось, сэр. Что-то случилось. Я не понимаю.
  
  Их болтало по морю пять дней. Запасы воды закончились в первый же день. Оказалось, что на катере нет не только топлива, но и с водой полная напряженка. Сэндвичи из коробки со льдом, чипсы и пиво были поделены между всеми и проглочены в один момент. К концу второго дня у всех потрескались губы от жажды, во рту поселилось мерзкое ощущение сухой липкости и не было никакого желания и сил двигаться. Никто не знал, как скоро их найдут и найдут ли вообще. Логично было предположить, что пропажу катера все же заметят на берегу и начнут поиски. Но с организацией поисковых работ дело обстояло отнюдь не блестяще, так что надежда на спасение хоть и была, но слабая. Сначала они сидели, облокотившись к борту, потом легли, совершенно обессиленные. Сознание путалось, они находились в состоянии дремы и плохо ощущали реальность. Что случилось потом, никто не мог сказать точно. Помутнение рассудка захлестнуло всех четверых, обезвоживание ввергло в глухую темноту.
  Их нашли на пятый день. Нашли благодаря усилиям их друзей из Центрального Института Медицинских Исследований, ЦИМИ, как его называли сокращенно. Они выпросили у своего начальства вертолет, предназначенный для поездок в проектные офисы в провинциях, и начали поиски. Обнаружили катер, отнесенный течением далеко от того места, где река впадала в море, но относительно близко к берегу. Тяжелые волны Атлантики не давали им уплыть слишком далеко от берега, приносили обратно. На катере в тяжелом состоянии нашли Андрея и Ассана. Ибра и Кристина к тому времени уже были мертвы. Организм не справился с тяжелейшим обезвоживанием в условиях сорокадвухградусной жары. Ассана и Андрея в бессознательном состоянии поместили в госпиталь ЦИМИ. Андрей восстанавливался дольше Ассана. Казалось, у него просто не было никакого желания приходить в себя. Он не сопротивлялся своему состоянию, он не искал силы выжить. Позже, придя в себя, он не мог объяснить, как именно ощутил, что Кристины больше нет. Витая в неизвестном измерении пространства, фактически не имея никакой информации о смерти Кристины, он все же знал, что произошло. Он не помнил после, каково это дышать, не приходя в сознание, но хорошо помнил ощущение резкой, скручивающей боли и нежелание возвращаться туда, где ее больше нет.
  
  Когда он смог принимать визитеров, к нему привели Глеба. Хелен Пирсон, сотрудница Андрея, приютившая Глеба на время болезни Андрея, не знала что и сказать. Она оставила мальчика рядом с кроватью Андрея и отошла к окну. Глеб смотрел испуганными глазами на отца, подавленный атмосферой госпиталя, мрачными лицами больных в палате и духотой.
  
  - Ну как ты, малыш?
  - Карашо.
  - Скучал?
  Глеб кивнул и выпятил нижнюю губку. Он был очень похож на Андрея - те же голубые глаза, светлые волосы, то же телосложение. Но при этом разрез глаз, слегка раскосый, миндалевидный, прямой нос, да и выражение его слегка удлиненного, как и у мамы, лица, говорили о наличии Кристининых ген. Невозможно было не думать о ней, глядя на Глеба.
  - Пап, а ты когда домой придешь?
  - Скоро, малыш.
  - А мама?
  Андрей посмотрел на Хелен. Та беспомощно пожала плечами. Она не решилась сказать ребенку о смерти Кристи. Просто не смогла. Да и посчитала, что это прерогатива Андрея.
  - Мама... она уехала. Наверное, надолго. Мы с тобой потом об этом поговорим, хорошо?
  - Карашо.
  - Тебе нравится у тети Хелен?
  - Да. Мы играем с Патриком. А ты совсем скоро придешь?
  Патрик - сын Хелен и ровесник Глеба, ходил с ним в одну и ту же группу школы для малышей. Хелен преподавала биологию в единственном университете Гамбии, там же, где Андрей преподавал экономику. А ее муж, Ник, занимался программированием и работал чаще из дому. Они давно подружились, вскоре после приезда Андрея и Кристины в Гамбию, дети часто ходили друг к другу в гости. Это у них ночевал Глеб в то злосчастное воскресение. Андрей только благодарил Бога, что Глеб не поехал с ними. Мальчик не прожил бы и двух дней без воды на такой жаре.
  - Ты там себя хорошо веди, договорились? А папа скоро тебя заберет.
  
  К Андрею подошла медсестра с капельницей и Хелен увела ребенка. Обычно такая энергичная и улыбчива Хелен на этот раз даже не пыталась скрыть, как она подавлена тем, что случилось.
  
  В течение недели Андрей потихоньку восстанавливался физически, но не морально. Казалось, что он проживает не свою жизнь, а чью-то чужую, жизнь неизвестного ему человека. Кристина подарила ему такое множество подарков, что он не понимал, что ему теперь делать со всем этим. Подарки были один ценнее другого - сын, совершенно новая жизнь, новый уровень внутренней свободы, новое место жительства, новая работа, новые планы на будущее. Два года назад он служил атташе в департаменте МИДа и готовился стать консулом в посольстве. Он не знал ничего другого, кроме бумажек, отчетов, попыток предугадать мысли начальства, верил в утопию собственной способности изменить мир, сидя в кресле кабинета. Нехватка кислорода накатывала так медленно, что он не замечал, как задыхается, адаптировался, принимая спертый воздух за чистый кислород, подстраивался под условия, убеждая себя, что так и надо, пока не встретил Кристину и не понял, что дышит в пол силы.
  Там, в Папуа Новой Гвинее, она обрушила целый шквал насмешек и ушат презрения на молодого дипломата, приехавшего вырывать ее из лап раздраженного ее борьбой против коррупции правительства. Такой встряски с ним никогда не случалось в его гладкой до того момента жизни. Родители всегда поддерживали сына в его карьере, первая жена так вообще прилагала столько усилий для этого, что иногда становилось тесно от ее опеки. Только сестра не слишком доверяла кажущейся причесанности его жизни, иногда подшучивала, иногда напрямую спрашивала, нравится ли ему его жизнь или он только делает вид. Андрей не знал ответа. Пока Кристина, не щадя его чувств и самолюбия, не высказала все открытым текстом, не разложила по полочкам его будущее, продолжи он в таком же духе. Она сумела убедить его, что есть альтернатива, не вписывающаяся в рамки того общества, в котором он жил привычным укладом, но тем не менее отвечающая его внутреннему миру, его настоящим желаниям. Сначала он злился на нее, потом начал прислушиваться, а потом поверил. Ни он, ни она не влюбились друг в друга с первого взгляда, но почувствовали некую общность, объединяющую их, невзирая на внешние различия. Оба состояли на тот момент в браке и не собирались бросать своих партнеров. Так и расстались, оставив все как есть, но необратимо изменившись внутренне.
  Их следующая встреча произошла в Москве на фоне жарких событий вокруг политической статьи Кристины, которая обличала двойные стандарты сильных мира сего, и в связи с которой Андрея чуть не уволили. В итоге, как всегда, выяснилось, что они оба были разыграны, как пешки, в крупной партии, причем основные игроки были слишком сильны и могущественны, чтобы по-настоящему заботиться о судьбе таких мелких в их понимании сошек. Для Андрея это послужило лишь лишним доказательством правоты его решения, зревшим со времени поездки в Папуа. Он готовился бросить МИД, забыть о карьере дипломата и заняться чем-нибудь, что позволило бы ему совместить возможность свободного передвижения, независимость от бюрократических махин и помощь тем, кто в ней нуждался. Не на бумаге, не для отчетности, а реальную, пусть маленькую, но так, что бы плоды ее можно было увидеть своими глазами. Тогда же произошло еще одно поворотное событие. Скончался от рака муж Кристины, Глеб, в честь которого Кристина назвала сына. И только после его смерти Кристина рассказала Жене, что на самом деле брак их с Глебом был фиктивным. Когда-то Кристине надо было остаться в Папуа Новой Гвинее на долгий срок и возникли проблемы с визой. Глеб, давнишний друг ее семьи, давно занимался там бизнесом, и решил помочь ей, так и возник фиктивный брак, который никому из них не мешал, а потому и не возникало надобности его расторжения. Глеба и Кристину связывала близкая, крепкая дружба, и ничего больше. Новости об отцовстве того стало достаточно, чтобы Андрей решился на последний шаг - он ушел от жены, от работы, от своей прежней жизни. Он ушел к Кристине в почти инопланетную жизнь, такую, о которой люди из его окружения в Москве и Питере читали, возможно, когда-то, но никогда даже не пытались примерить на себя.
  Быть мужем Кристины было нелегко. Ее настроение менялось, словно погода на море. Если ее захватывала какая-то идея - ее было не остановить. Она погружалась в новые проекты с головой, порой даже забывала обо всем остальном. И даже Андрей иногда ощущал, что она смотрит сквозь него, что ее мысли далеко. Он знал, что она не всегда делалась с ним своими идеями. Несколько раз она рассказывала ему о своем участии в какой-нибудь безумной затее уже после того, как все благополучно или неблагополучно завершилось. Но Андрея это не возмущало. Он воспринимал ее, как увлекающегося ребенка, отважного, с горячим сердцем, а себя - ее защитником, другом, любовником. Он знал, что ее секреты не были признаком отчуждения - просто такова была ее увлекающаяся натура. Она же считала, что это она его оберегает - от обилия горя в окружающей жизни, от обилия негатива. Она много с ним советовалась, но никто не мог сказать, насколько полно ему удавалось разделить ее чашу увлечения решением проблем всех нуждающихся. А ему и не нужна была ее абсолютная открытость. Он любил ее такой, какой она была. Он верил ей. В их союзе именно он готов был пойти за ней на край света - потому что она знала, как надо проживать каждый день. Она отдавала себя всю жизни, и он учился у нее этому.
   Сьерра-Леоне, Гамбия, нищие народы, болезни, голодающие, беженцы, пострадавшие от войны... Но кроме этого были еще и благодарные студенты, школы, получившие возможность вновь открыться, маленькие больницы, получившие снабжение для продолжения приема пациентов, была пронзительно красивая природа, океан, изумительные люди. Было ощущение, что вот теперь-то он дышит, живет, а не просто отбывает свой срок на Земле. Теперь он знал, как он хочет жить. Только вот Кристины уже нет.
  
  
  ***
  
  Едва прибыв в совершенно незнакомую ей страну, Кира начала отдавать распоряжения. Встретил ее муж Хелен - Ник. Он оглядел невысокую брюнетку с тонкими чертами лица и подумал, что она совершенно не похожа на описание сестры Андрея, которое он получил. Ник отвез ее, как она и попросила, в гостиницу "Морской бриз", располагавшуюся недалеко от дома Андрея. Гостиницу она выбрала загодя, через интернет, забронировала номер на четыре дня. Она была уверена, что дольше там не задержится. Купить билеты для Андрея и Глеба, помочь упаковать их вещи - и все. И отвезти в Москву. Она так же проработала вариант на случай, если Андрей окажется в плохом состоянии и не сможет осилить дальний перелет. При таком раскладе она повезет его в Дакар, в соседний Сенегал, час лету - и ты в городе с оснащенными больницами и прекрасными врачами. Это обойдется дороже, но вопрос денег не стоял.
  - Вы ведь его родственница?
  Нику плохо удавалось скрыть удивление ее решением о гостинице.
  - Да.
  - Извините, что спрашиваю, просто Андрей сказал, что мы можем разместить вас в их ... в его доме.
  - Думаю, в этом пока нет необходимости. Малыша я заберу к себе, вот только навещу Андрея и сразу - к вам за Глебом.
  - В гостиницу заберете?
  - Да. Ничего страшного. Мы ведь скоро уедем все вместе, так что пусть малыш будет со мной. Он и так уже у вас столько дней, спасибо вам огромное. Вы не представляете, как семья Андрея благодарна вам за помощь.
  - Не за что, - Ник смутился. - мы ведь друзья. Такое горе...
  Кира тактично выдержала паузу. Интересно, что скажут эти люди, когда узнают, кем она приходится Андрею. Слышали ли они о ней? Что слышали? Может, ее здесь считают последней идиоткой, бесчувственной ледышкой, кто знает. Но домой к Андрею она не поедет, это очевидно. Жить под одной с ним крышей, в доме, наполненном горем о Кристине, будет невозможно. Да и просто неприлично, жестоко по отношению к Андрею. Кира приехала помочь, но она твердо обещала себе, что не будет погружаться в эмоциональную сторону событий, иначе еще неизвестно, где она вынырнет.
  Ник повез ее в гостиницу, открыв окна машины. Кондиционера в его повидавшем виды джипе не было, и Кира не очень хорошо справлялась с внезапно нахлынувшей жарой. Стоял октябрь, самый неприятный месяц в гамбийском календаре сезонов. Дожди уже прекратились, а прохлада сухого сезона еще не дошла. Жара буквально пожирала все вокруг, действуя на голову, спутывая ясность мыслей.
  - Сзади на сидении лежит бутылка с водой, возьмите.
  - Спасибо.
  Кира жадно глотнула тепловатой воды. Дорога от аэропорта была на удивление приличной. Края асфальтированной части дороги резко обрывались у кромки, что делало езду довольно рискованной, особенно для невысоких машин. Вдоль дороги можно было увидеть пальмовые деревья, а чуть дальше - целые плантации пальм. Кое-где сквозь деревья проглядывалась кромка моря. Гамбия расположилась вдоль реки, на вытянутой вглубь континента полоске земли. Ее столица - Банжул, и пригород, располагались прямо у моря, занимая крошечный участок длиной 60 километров. Самые респектабельные районы и гостиницы раскинулись у моря, что неудивительно - белый песчаные пляжи и великолепный Атлантический океан привлекали туристов и служили отличным местом отдыха для жителей. Кира с жадным любопытством вглядывалась в синеющие полоски океана, но по большей части берег был скрыт за растительностью и зданиями. Сразу же рядом с дорогой можно было увидеть сухой красный песок, посереди которого и возвышались дома, магазины и офисы. Дома выглядели очень респектабельно, разноцветные, двух и трехэтажные, с открытыми террасами.
  - Это район состоятельных людей?
  - В общем-то, да. Есть и покруче дома, но здесь тоже не самые бедные живут.
  - Иностранцы?
  - Не только, полно и местных. Владельцы все - местные, сдают в аренду дома иностранцам, и сами тоже здесь живут. Когда увидите бараки бедных, почувствуете разницу.
  Вскоре он свернул с дороги и поехал уже по песку ко входу в гостиницу.
  - Вы уверены, что не хотите ехать к Андрею домой? Ключи у меня с собой.
  - Уверена. У меня здесь уже и номер забронирован. Я только оставлю вещи и поедем в госпиталь. Подождете?
  - Конечно, не торопитесь. Примите холодный душ, а то задохнетесь с непривычки от жары.
  
  Гостиница, маленькая, уютная, чисто выбеленная, с простенькими, но милыми номерами, подняла Кире настроение. Она ожидала намного худших условий. Фотографиям на странице гостиницы в интернете она не доверяла - всем известно, как они делаются. Два квадратных метра обшарпанной комнаты при удачном освещении и ракурсе можно представить пятизвездочными хоромами. Так что настрой у нее был весьма скептическим, но, к ее приятному удивлению, здесь было все необходимое - кровать, душ, телевизор и мини-холодильник. Чего еще желать на четыре дня? При регистрации она попросила принести в номер еще одну кровать для ребенка, за что ее попросили заплатить дополнительно. При гостинице находился ресторанчик, где можно было пообедать, так что проблема с едой тоже была решена. Сначала она хотела только занести чемоданы и переодеться, но потом решила все же последовать совету Ника и приняла душ. Сразу стало легче. Через двадцать минут они уже ехали в больницу.
  - Он до сих пор находится в отделении ЦИМИ, там условия средненькие, но зато врачи хорошие. Мы решили пока не переводить его в частный госпиталь, там хоть и получше палаты, но персонал не всегда заслуживает доверия. ЦИМИ ведь на самом деле спонсируется европейскими странами, и основную часть персонала они предоставляют и оплачивают, так что там работают профессионалы, мы им доверяем.
  - Как вы считаете, он в состоянии ехать со мной в Москву?
  - Не знаю. Надо будет у врачей спросить. Он очень подавлен, сами понимаете.
  Кира кивнула. Неожиданно она осознала, что миссия ее будет труднее, чем она ожидала. Погибла не просто жена друга, погибла женщина, к которой когда-то ушел ее муж, к которой когда-то она страшно ревновала и винила во всех своих бедах. И хотя все это в прошлом, отголоски прежних эмоций невозможно было скинуть с весов.
  Около светофора им пришлось остановиться и прождать минут десять, пока полиция не сняла блок с дороги, поставленный, чтобы пропустить какую-то местную шишку.
  - Обычное дело. - бросил Ник, ничуть не нервничая по этому поводу.- Сейчас еще ничего, а когда у нас тут саммит или конференция, где участвуют важные персоны, вот тогда хоть на работу не ходи, постоянно перекрывают дороги. Хорошо, что я работаю дома.
  Ник улыбнулся собственным словам и полез в карман за мелочью для нищенок. Их на перекрестке стояло довольно много. В основном женщины с младенцами, привязанными куском ткани к спине, несколько инвалидов с детьми.
  
  - Женщины все сенегалки, приходят сюда с приграничных районов в поисках лучшей доли. А здесь и своим то не всем хватает.
  Полицейский энергично замахал рукой, пропуская машины вперед. Они проехали еще минут пятнадцать, миновав Фаджару и Кейп Пойнт, районы, населенные в основном дипломатами и государственными чиновниками высокого ранга. Район Фаджара являлся одним из старейших районов с застройками колониального типа. Резиденции послов и посольства строились изначально именно там, вдали от шумного и грязного центра столицы, дабы оградить "их превосходительства" от назойливости будничного быта гамбийцев. Со временем новые шикарные дома стали строить и в других районах, но Фаджара по-прежнему оставался самым престижным и найти там свободный дом для съема было крайне сложно. В Кейп Пойнте они проехали застекленное синими стеклами здание ООН и пару гостиниц, вскоре после этого районы с жилыми домами закончились и они выехали сначала на узкую дорогу, окруженную гигантскими баобабами, поражающими своими причудливыми формами стволов и раскидистыми сухими ветвями. Потом они оказались на скоростной трассе, ведущей в центр Банжула. ЦИМИ находился в пятнадцати минутах езды от Кейп Пойнта, и между ними практически не было жилых домов. Ник свернул с трассы в противоположную от берега сторону, проехал недавно выстроенную мечеть, и они оказались около огромной территории, обнесенной забором, с широкими воротами, шлагбаумом и охраной в серой униформе.
  - Ну вот и приехали, это и есть наш знаменитый ЦИМИ.
  - Почему такое странное расположение?
  Кира удивленно оглядывалась на толпу народа, ожидающую у входа своего пропуска. Они приезжали сюда на маршрутках, до отказа набитых пассажирами.
  - ЦИМИ изначально строили сугубо для исследовательских целей, и назывался он тогда лабораторией, потому и расположили его вдали от населенных пунктов, но потом дополнили его деятельность и клинической работой, лечением больных, переименовали, но место уже менять было поздно. Люди все равно могут доехать сюда, если приспичит, маршрутки ходят регулярно.
  Машину им пришлось припарковать на стоянке и до отделения пройтись пешком. Кира нервничала. Как воспримет ее приезд Андрей? Вот уж никто не думал, что они встретятся вновь при таких странных обстоятельствах. Она старалась настроить себя на сугубо деловую волну - она приехала выполнить просьбу Жени, не более. И что бы там ни думал Андрей, она не собирается осложнять и без того щекотливую ситуацию.
  
  Кира выросла в довольно обеспеченной семье. Отец - дипломат, работал послом в нескольких странах, Кира знала, что такое хорошие условия. Да и сама она в последнее время неплохо зарабатывала. С настоящей нищетой она никогда не сталкивалась. Увиденное в лечебном отделении ЦИМИ ввергло ее в состояние шока. Невыносимая духота, комнаты, набитые койками по шесть-восемь на палату, мухи, маленькие окошки, замурованные в пыльные противомоскитные сетки. Цветастые занавески, едва прикрывающие окна, железные кровати, покрытые некогда пестрыми, а сейчас исстиранными и поблекшими простынями. Резкий запах дезинфицирующих веществ ударял по носу, вызывая легкую тошноту. В палатах находились не только больные, но и посетители, бесконечное множество посетителей, сидящих на полу, журчащих что-то на непонятном, но очень выразительном языке.
  Андрей лежал на спине, повернув голову к окну. Его присутствие сразу бросалось в глаза - единственный белый в палате, если не во всем отделении. Не считая врачей и нескольких медсестер. Кира слегка замедлила шаг, пропуская Ника вперед. Невольная защитная реакция. Набрала воздуха в легкие.
  - Андрей, смотри, кого я к тебе привел!
  Ник произнес это каким-то не очень естественным бодрым тоном. Словно разговаривал с ребенком, обидевшимся на весь белый свет, и старался его развеселить, хоть и понимал его обиду.
  Андрей повернул голову и замер. С минуту он молчал. Ник в замешательстве переводил взгляд с Андрея на Киру, не понимая, что происходит.
  - Привет, - выдохнула Кира. - Разве Женя тебе ничего не сообщила?
  Женя не сообщила. Чертовка решила, что сами разберутся. Не захотела тревожить нервы и так страдающего Андрея. Услужила, да.
  - Я приехала за тобой, заберу вас с Глебом как можно скорее и перевезу в более лучшие условия. В идеале - в Москву, если врачи запретят такой дальний перелет - то в Дакар.
  Он молчал так долго, что Кира готова была сквозь землю провалиться.
  
  - Почему ты?
  - Долгая история. Женька повредила плечо, невыездная, у остальных тоже были причины, потом расскажу. Главное, чтобы тебя сейчас восстановили.
  Андрей не шевелился. В вену его руки капала жидкость желтоватого цвета. На губах все еще были видны сухие корочки потрескавшейся кожи. Непривычная Кириному глазу светлая борода делала его лицо почти неузнаваемым. Только глаза, светлые голубые глаза оставались те же. Нет, не совсем. Выражение глаз изменилось. Пелена нейтральности плохо скрывала затаившееся горе. Таким она его никогда не знала, не видела. Это был другой Андрей. Это был не ее бывший муж, молодой, окрыленный, улыбчивый. Этот человек был намного старше, серьезнее, сильнее. Он переживал горе и в тоже время испытывал растерянность от собственных мыслей. Кире стало как-то легче. Как будто они определились, кто есть кто, осознали, как далеко они ушли от прошлого и где находятся сейчас.
  - Я сейчас поговорю с врачами, а потом поеду забирать Глеба в гостиницу.
  - Почему в гостиницу?
  Кира замялась. Андрей внимательно посмотрел на нее и сделал слабый жест рукой.
  - В доме полно места. К тому же там Айша, няня Глеба, и все его вещи. Он к ней привык, она его обожает. Там есть гостевая комната. Не станешь же ты...
   - Я просто не хотела причинять неудобства...
  Андрей вздохнул. Хорошо, что Ник не понимает ни слова по-русски. Иначе бы подумал, что она не в себе.
  - Хорошо, хорошо, я перееду к тебе. Только не нервничай.
  Он кивнул, но не улыбнулся.
  - Ладно, пойду искать врачей. Мне нужны будут все твои анализы, что тебе уже сделали и что еще нужно сделать. Перед уходом загляну еще раз.
  Андрей смотрел на нее, не мигая.
  - Да и...- Кира хрустнула пальцами рук. - Прими мои соболезнования. Мне очень жаль, искренне жаль.
  - Спасибо.
  "А выдержка дипломата не изменяет ему", подумала она совершенно несвоевременную мысль. Ник пошел с ней, помог отыскать знакомого врача Робин Хокс, англичанку, заведовавшей терапевтическим лечебным отделением. Она сказала, что состояние Андрея улучшается с каждым днем, и что если они подождут еще хотя бы дня три, то потом могут лететь даже в Россию.
  - Зачем вам спешить и тащить его в Дакар на несколько дней, если потом вы спокойно сможете перевезти его домой? Надо сказать, что его организм отлично справляется с перенесенным стрессом и обезвоживанием, так что я полагаю, что через несколько дней нашей терапии он вообще будет нуждаться лишь в отдыхе дома и хорошем уходе. Возможно, дальнейшая госпитализация даже и не понадобиться.
  Кира с сомнением покачала головой.
  - Я вас понимаю, - улыбнулась Робин, - условия у нас далеко не пятизвездочные, но мы делаем все, что ему необходимо, и все необходимые препараты у нас есть, если вас это беспокоит, и нашим лабораториям можно доверять, так что если тесты покажут нормальные результаты крови, то значит так и есть.
  Кира сказал, что подумает.
  - Думаете, стоит подождать? - спросила она Ника по пути в палату.
  - Робин хороший врач, я бы ей поверил.
  - В ее словах есть смысл. Но я должна посоветоваться с его родными.
   - С его родными? - удивленно переспросил Ник. - А вы разве не...
  - Нет. Я его бывшая жена.
  
  Загорелый малыш Глеб так радовался возвращению домой, словно пытался найти среди родных, знакомых ему вещей укрытие от трагедии, о которой он не знал, но не мог не ощущать. Любимая няня Айша приходила в дом Хелен помогать присматривать за Глебом, но отсутствие мамы и папы и постоянно огорченные лица Хелен и Ника действовали удручающие и вызывали тревогу. К Кире он отнесся с настороженностью, присущей детям в отношении к незнакомым людям. Она разговаривала на знакомом ему языке, так же, как и его родители, мягко улыбалась, не пыталась тискать его и не навязывалась в близкие друзья. Она приготовила ему блинчики с яблоками, а потом Айша уложила его спать. И хотя родители так и не пришли, Глебу отчего-то стало спокойнее, и он проспал три часа, вызвав удивление Айшы и легкое беспокойство Киры. Она не имела опыта общения с маленькими детьми и не знала, что является нормой, а что нет. Однако Глеб показался ей вполне сговорчивым и очень теплым ребенком. Пока он спал, она созвонилась с Женей. Было решено, что они последуют совету Робин.
  - А там нельзя как-нибудь ... ну, заплатить побольше и организовать ему отдельную палату? - спросила Женя, не представляя, что там за условия, но желающая брату самого лучшего.
  - Можно наверное, но при этом придется лишить мест нескольких пациентов и я что-то сомневаюсь, что Андрей на это согласится.
  - Это правда, - вздохнула Женя. - Как он там вообще? Не сильно раскис?
  - Даже не знаю. Он очень изменился, я будто повстречала нового человека. Вроде бы держится, но что там внутри - трудно сказать.
  - Ты его поддержи, ладно, Кир? - всхлипнула Женька. - Я знаю, что я ненормальная и что требую от тебя слишком многого, но мне большего некого просить. Как только вы приедете, я обещаю - больше тебя никто не побеспокоит.
  - Да ладно тебе, Женька, брось ты эти штучки. Я же тоже человек и мне его жалко. А особенно малыша. Он такой растерянный, ничего не понимает, что происходит.
  - Бедняжка. Надеюсь, увижу вас через три - четыре дня.
  - Надеюсь.
  
  Кира положила трубку и немного расслабилась. Решение принято, осталось только подождать немного и собрать все вещи. А как она будет собирать, куда складывать, что брать, что оставлять? И что делать с вещами Кристины? Надо будет попросить Айшу помочь. Бедняга, видно, очень любила хозяйку, говорить о ней без слез не может. Невысокая, крепкого телосложения, с коротко остриженными волосами, она бесшумно передвигалась по дому и приводила его в порядок после многодневного отсутствия. Каждый раз, когда она прикасалась к вещам Кристины или фотографиям, она украдкой вытирала глаза и сжимала губы. Кристину все любили. Даже слуги. И Андрей. Он больше всех. Надо стараться не забывать этот факт и быть максимум тактичной, повторяла себе Кира.
  Она, наконец, оглядела дом повнимательнее. Одноэтажный, с арками в стиле колониальных построек, выкрашенный в белый цвет, с небольшими комнатами, простой деревянной мебелью, сетками над кроватями и множеством самодельных полок повсюду. На полках стояли различные сувениры, фотографии, похоже, что собиралась эта коллекция не один день и не в одной стране. Были даже кое-какие вещи из Папуа Новой Гвинеи. Низкий потолок и небольшие проемы для окон мешали солнечному свету разгуляться внутри дома, но зато держали относительную прохладу. Дом выглядел намного проще, чем те шикарные резиденции, что она видела проезжая к ЦИМИ. Похоже, что денег у них с Кристиной было не так уж и много, было бы странно, если бы Кристина стремилась к высоким заработками. Вокруг дома раскинулся небольшой сад, где росла низкая банановая пальма с гроздью зеленых бананов и лимонное дерево, усыпанное лимонами, как новогодняя елка игрушками
  - Айша, нам надо будет потихоньку начать собирать вещи, ты мне поможешь?
  Айша кивнула.
  - Мадам хочет начать прямо сейчас?
  - Нет, наверное завтра, надо будет посмотреть, хватает ли нам чемоданов или нужно докупить. А где тут можно купить продукты?
  - Я могу съездить на рынок в Серрекунду или Бакау, если мадам пожелает, но там только фрукты и овощи. А остальное - в супермаркетах. Мистер Ник и мадам Хелен знают где.
  - Хорошо, спрошу у них. А далеко рынок?
  - Не очень. За пару часов успею съездить.
  - Тогда езжай. А я побуду с Глебом.
  - Мне нужны деньги для покупок.
  - Деньги, да, деньги...
  Кира растерянно оглянулась вокруг. Где же ей взять денег? Она не успела разменять евро, как-то даже не подумала об этом.
  - Айша, но у меня есть только евро и доллары. Ты знаешь, где можно поменять?
  - На рынке, мадам. Там всегда меняют.
  - Тебе написать список?
  Айша смутилась.
  - Я не умею читать. Мадам Кристина учила меня, но я запомнила только несколько букв. Я всегда просто запоминала.
  - Тогда купи, что обычно они покупали в дом. Тебе лучше знать.
  
  Айша бесшумно выскользнула за дверь. Парень на воротах, Мумбала, одетый в чистую просторную рубашку и повидавшие виды джинсы, открыл ворота. Они о чем-то тихо поговорили, поглядывая на окна. Мумбала покачал головой и скорбно вознес глаза к небу. Он тоже любил Кристину и скорбел.
  
  Три дня пролетели довольно быстро. С Андреем Кира практически не общалась, только по вопросам, касавшихся сборов. Насчет лечения и состояния Андрея она постоянно переговаривалась с Робин. Ник и Хелен помогали ей делать покупки, возили везде, где ей было необходимо. Они старались не упоминать при ней Кристину, так как не могли избавиться от чувства неловкости. И хотя Кира вела себя совершенно естественно и спокойно задавала вопросы о Кристине, они не могли расслабиться. Кристина была для них родной, своей, они обожали ее, они души в ней не чаяли, а Кира - чужак, с неизвестной душой. На утро третьего дня Мумбала передал ей газету. Это была газета-листовка, такие, что распространяются небольшими организациями в агитационных целях. В газете крупным шрифтом были напечатаны слова соболезнования по поводу гибели Кристины и целая колонка о ее деятельности, о том, как ее любили все ее сотрудницы и те, для кого она работала не покладая рук и не жалея сил.
  
  Кира бережно отложила листок в сторону, рядом с фотографиями Кристины. Пусть Андрей решает, что ему с этим делать. Они пробыли здесь всего год, а Кристина уже успела заслужить всеобщую любовь. Кира кольнула легкая зависть и она тут же одернула себя.
  Когда она поехала в обед навещать Андрея, он сказал, что с минуту на минуту ждет посетителей из страховой компании. Оказывается, катер, на котором они плыли, был застрахован, и у страховой компании возникли какие-то вопросы.
  - Мне уйти?
  - Нет, лучше останься. Если они будут слишком долго занудничать, ты поможешь мне спровадить их.
  Тут Андрей впервые улыбнулся Кире. Впервые за эти три дня.
  
  Их было двое, один белый, высокий, худой, с яркими голубыми глазами на загорелом лице, в светлой рубашке и брюках, что выдавало в нем офисного работника. Он представился Полом Борье, менеджером страховой компании "РАП". Другой, черный, среднего роста, крепкого телосложения, с квадратным подбородком и тяжелым взглядом, одетый попроще, представился Бенжамином Скипом, попросил называть его просто Беном и сказал, что представляет полицию.
  - Полицию? Это обычная процедура, или...?
  Андрей удивленно разглядывал его удостоверение. Бен и Пол переглянулись.
  - В принципе, обычная. - сказал Пол, - Установить пофактно, как и что произошло - наша задача. Но сейчас и случай не простой, я бы сказал сомнительный. Владелец хочет выплаты за повреждения, но он не совсем понимает, что произошедшее - это не просто повреждение. Ну, вы понимаете.
  Андрей не понимал, но вопросов задавать не стал. В конце концов, вопросы пришли задавать они, а не он.
  - Мы бы не стали вас беспокоить в госпитале, если бы не узнали, что вы скоро собираетесь уехать, - извиняющимся тоном произнес Пол.
  - Послезавтра.- вставила Кира.
  - Надеюсь, мадам, ничто не нарушит ваши планы, - усмехнулся Бен.
  Ей не понравилась его улыбка.
  - Не понимаю?
  - Обычно процедура выяснения обстоятельств, возможно, не займет много времени, но всякое бывает...
  Андрей протянул руку Кире и сел на кровати.
  - Под обстоятельствами вы имеете в виду то, что судно вышло в рейс технически неисправным? Неужели я могу надеяться, что виновные будут наказаны?
  - Я бы не сказал, что здесь речь идет о простой неисправности. Но, впрочем, я забегаю вперед. Мне нужны ваши показания для начала. Вы свидетель и можете понадобиться нам и в дальнейшем расследовании.
   -Свидетель чего?
  - Происшествия.
  - Безалаберность людей, работающих в яхт клубе, приведшие к смерти моей жены, - вы это называете просто происшествием?
  Они не ответили на его вопрос. Кира подумала, что Андрей слишком уж нервно реагирует на слова Скипа. Наверное, сказывается нервное перенапряжение и состояние после травмы.
  Скип прищелкнул языком и продолжал гнуть свое.
  - Вы не заметили ничего странного при отплытии, господин Ладынин?
  - Нет.
  - А когда вы обнаружили?
  - Что?
  - Что-нибудь странное.
  - Обнаружил не я, а ребята.
  - Когда? Вы не помните время?
  _ Нет
  - Вы должны вспомнить.
  - Почему?
  _ Чтобы помочь нам восстановить картину.
  - Я не помню точно.
  - Вы не помните или не хотите вспомнить?
  - Послушайте, это что - допрос? Если допрос, то объясните причину. Если нет, то я не понимаю, почему должен отвечать на ваши вопросы?
  Андрей начал терять терпение. Полицейский словно не понимал, в каком состоянии находится Андрей, он говорил обо всем таким обыденным тоном, словно у Андрея украли бумажник на рынке.
  Пол нервно теребил уголок его визитной карточки, так и не отданной Андрею, и молчал, а Бен откинулся на спинку стула и прищурился, словно оценивал, прикидывается Андрей или нет.
  - Я бы не стал называть это допросом. Скорее, дача показаний, содействие компании.
  - А для чего? Для выплаты денег на починку катера? Неужели вы не понимаете, что меня сейчас это волнует меньше всего! Впрочем, - Андрей как-то сник и сбавил тон, - спрашивайте, что хотите, и уходите. Чем быстрее закончим с этим, тем лучше.
  - Да с чего вы решили, что меня волнует выплата страховки? Неужели не понимаете, что техническое состояние судна и смерть вашей жены взаимосвязаны и я обязан расследовать, как это случилось и кто несет ответственность. И вообще, что за враждебность? Может, вам есть что скрывать?
  - Бен, - вмешался Пол, - полагаю, нам надо рассказать господину Ладынину, в чем дело, а уж потом задавать вопросы. Ведь он потерял жену, ему и так нелегко...
  - Позвольте мне решать, что и когда говорить! - рявкнул Бен, - вы меня, кажется, сюда не с улицы привели, я знаю свое дело.
  - Я слушаю вас, Бен, - тихо произнес Андрей.
  Кира не могла сказать что именно, но что-то во всем этом было настораживающее. Скорее всего то, как пытался обставить беседу Скип - словно у каждого в этой комнате были опасные секреты. Понятно, что они обязаны собрать максимум информации. Понятно, что случай непростой. Кто-то должен быть наказан за неисправность, хотя ожидать здесь справедливости было бы удивительно. И как еще у владельца катера хватило совести обращаться в страховую компанию после всего, что произошло! Ведь виноваты его люди! Андрей мог бы подать в суд и требовать расследования, как такое могло случиться. Где угодно мог бы. Но не здесь, не в Гамбии. Здесь дело зависнет на долгие годы, коррумпированные чиновники до конца жизни не вынесут приговор, а если и вынесут, то в пользу тех, кто больше заплатит. Возможно, владелец катера знал об этом. И знал, что Андрей, как и Ассан, никуда не станут обращаться. А вот он имел шанс получить страховку, если правильно обставит дельце. Хотя о какой сумме могла идти речь? Небольшое повреждение? Ведь катер в общем и целом не разрушен, на ходу, насколько она знает.
  Бен тем временем вытащил блокнот и с важным видом стал делать записи - во сколько они выехали, как и что произошло, кто что сказал и сделал. До того момента, пока Андрей не сказал, что дальше он уже ничего не помнит, так как потерял сознание.
  - Так значит, вы уверены, что катер не натыкался на препятствия, никуда не врезался, никто не попадался на вашем пути?
  - Нет, не уверен. Потому что какое-то время я пробыл без сознания.
  - Я имею в виду - до того.
  - До того - уверен.
  Они раздражали друг друга. Андрей и Бен. Старались скрыть. У Бена получалось хуже.
  - Тогда все это выглядит по меньшей мере странно.
  - Я бы назвал это более тяжелым словом.
  - Каким?
  - Это не относится к делу.
  
  Андрей замолчал и вопросительно посмотрел на Бена. Тот понял, что его стараются выдворить, но уткнулся в свои записи и что-то там дописывал.
  - Послушайте, вы же нам так и не сказали, что вы обнаружили? - не выдержала Кира. - К чему вообще этот разговор?
  Пол заерзал на стуле. Потом, с молчаливого согласия Бена, вытащил отчет технического осмотра катера.
  - Наша группа механиков нашла повреждение в соединительном шланге, через который осуществляется подача топлива. Как раз там, шланг подходит к карбюратору подвесного мотора, так что топливо подтекало прямо в море, но мотор до последнего продолжал работать, так как получал небольшую порцию топлива. Так как топливо стекало за борт, вы не заметили не запаха, ни пятен. Причем повреждение совсем маленькое, поэтому вы смогли так далеко отплыть, топливо вытекало небольшими порциями.
  - А что за повреждение?
  - Небольшое отверстие.
  - Откуда оно могло взяться и...?
  - А вы, простите, кто? - перебил ее довольно резко Бен.
  - Это моя родственница, приехала помочь мне. И я не совсем понимаю резкость вашего тона. Это по меньшей мере просто невежливо. У меня ощущение, что вы пришли сюда обвинять мне в чем-то, а не просто задать вопросы. Я еще раз повторю - я не заметил ничего странного при отплытии и не помню ни о каких столкновениях во время плавания. И если у вас больше нет вопросов, я вынужден с вами попрощаться, так как неважно себя чувствую. Прошу прощения.
  
  Андрей холодно кивнул и скрестил руки на груди. Бен ему не нравился. Как и не нравилось мусолить эту тему.
  - Да, да, извините, - пробормотал Пол и стал складывать бумажки в свою папку. Бен кинул нарочито многозначительный взгляд на Андрея и Киру и встал.
  - Возможно, мы еще встретимся, господин Ладынин. И возможно, вы еще сами ко мне обратитесь с вопросами.
  - Все возможно, господин Скип. С некоторых пор я перестал загадывать на будущее. Всего доброго.
   Уже у двери Пол остановился и, словно спохватившись, покраснел и попытался выразить запоздалые соболезнования. Андрей предупреждающим жестом остановил его и тот замолчал, поняв, как бестактно все получилось.
  
  - Вот пройдохи. - посочувствовала Кира. - Их волнует только одно - не заплатить ни гроша.
  Андрей молчал, углубившись в свои мысли. Кира решила, что он устал, и поднялась.
  - Ладно, до завтра. Завтра выписка, заеду за тобой утром. Робин обещала подготовить все бумаги и рекомендации.
  Андрей кивнул и откинулся на подушку.
  - До завтра.
  
  Кира подходила к стоянке автомобилей, где ее должен был ждать Ник, и застала там Пола, разворачивающего свой "Ленд Ровер" по направлению к выходу. Бена в машине не было. Пол остановился и открыл окно.
  - Послушайте, так неудобно получилось. Я сожалею. Передайте, пожалуйста, господину Ладынину, что я очень сожалею о смерти его жены.
  - Что не мешает вам отстаивать свои позиции. Неужели вы так хотите избежать выплаты крохотной суммы за поврежденный шланг?
  - Дело не в этом. Мы ведь и виновных ищем в этих повреждениях. Из уважения к господину Ладынину и к ситуации я приехал сам.
  Он сделал паузу, огляделся, словно боялся, что Бен и здесь сможет его контролировать.
  - И еще - повреждения не такие уж и крохотные. Поврежден не только шланг подачи топлива, но и водоотливная помпа и крепежи на моторе. Катер рисковал потонуть при любом маломальском шторме. Теперь вы понимаете, почему мы приехали?
  - Не совсем, - пробормотала Кира, чувствуя себя последней идиоткой. - Мне надо сказать об этом Андрею.
  Она резко развернулась и побежала обратно. Пол пожал плечами и нажал на газ. Ник недоуменно наблюдал всю сцену и стал звонить жене, сообщать, что происходит что-то странное.
  
  Андрей выслушал Киру, но не удивился, как она того ожидала.
   - Это лишь подтверждает мои предположения. Мы никуда не поедем завтра, Кира. Вернее, ты езжай, а я останусь здесь. Мне надо кое в чем разобраться. Можешь распаковать мои вещи. Извини за беспокойство.
  - Извини за беспокойство? С ума сошел, да? Я же за тобой приехала. Что это ты еще собрался выяснять? Разве это в твоей компетенции? И потом, - она понизила голос, - мне кажется, чем скорее ты уедешь, тем лучше. И тебе и Глебу так безопаснее.
  - Ты права. Насчет Глеба. Нечего ему здесь делать, забирай его, отвези к моим родителям. А я... я попозже прилечу.
  Хотела бы Кира еще повозмущаться, но слов не находила. Искренних слов. Потому что и она понимала, что дело странное. Более чем. Не халатностью механиков катера тут пахнет, а совсем другим.
  - И ведь как хитро спланировано, - произнес Андрей, глядя в потолок, тоном, словно речь шла о посторонних людях. - И время нам дали отплыть, чтобы звать на помощь было некого, и радио повредили, и даже повреждение помпы предусмотрели на случай излишка воды. И запасы пресной воды свели к минимуму. Не предусмотрели только вертолета ЦИМИ. Того, что у Кристины такие друзья, которые из-под земли достанут любую требуемую подмогу. Завтра я выпишусь в любом случае и оформим доверенность для тебя на Глеба. Вылетите, как и планировали.
  - Но зачем? Почему, Андрей? Кто?
  - Не знаю. Потому и хочу разобраться. Кристина была очень смелой, говорила, что думала, выступала против местных традиций, но она не делала ничего такого, за чтобы ее хотели бы убить. Здесь десятки людей, кто занимаются теми же проблемами и никого еще никогда не убивали из-за этого. Насколько я знаю. Да и я тоже никому не перебегал дорогу до такой степени.
  - А местные ребята?
  - Ассан и Ибра? Что ты! При желании их можно было бы убрать с дроги намного легче. Нет, это все было предназначено нам. Я выжил случайно. Значит, мне и разбираться.
  
  
  
  Кира впервые в жизни столкнулась с убийством. То есть она, конечно, читала об убийствах, слышала, но чтобы вот так близко - впервые. Андрей попросил ее ничего не говорить родным, не хотел никого пугать. Официальная версия - неполадки в моторе по неизвестной причине. Старый катер, плохо проверяли, скажи им что угодно, инструктировал Киру Андрей, только пусть не заподозрят ничего из правды.
  - А почему бы тебе самому не позвонить? Как я вообще объясню Жене, что ты остаешься?
  - Скажи, что я уже в порядке и решил довести студентов хотя бы до конца семестра. Здесь меня заменять некому, и если я уйду сейчас, это значит, что они не закончат курс и не смогут быть аттестованы. Что, кстати, правда. Тебе они больше поверят, чем мне.
  - Почему это?
  - Потому что они послали тебя сюда.
  - Но ты же знаешь, почему здесь я, а не Женя.
  - Знаю. Но я так же знаю и свою сестру. И если она уговорила ехать тебя, Кира, значит произошло что-то, чего я не знаю. Что-то изменилось в мое отсутствие.
  Кира выдержала его пристальный взгляд, но не нашлась, что ответить. Он произнес эти слова без тени флирта, без намека на похвалу, просто констатировал факт. Как нейтральный обозреватель.
  
  
  Прежде, чем позвонить Жене, Кира решила привести в порядок свои мысли. Все смешалось в голове и определиться с дальнейшим планом было нелегко. Она все еще не могла себе представить, как Андрей, еще такой слабый, хочет остаться здесь один, да еще и что-то предпринимать. К тому же заартачился Глеб. Когда Кира намекнула ему, что папа должен остаться, а они поедут к тете Жене и бабушке с дедушкой, он расплакался. Ничего не стал говорить, забился в своей комнате под кровать и так и пролежал там около часа, пока Кире не удалось выманить его оттуда.
  - Я хочу к маме. Отвези меня к маме.
  - Я не могу тебя к ней отвезти, Глеб.
  Кира уселась рядом с ним на пол и взяла его руки в свои.
  - Почему?
  - Это тебе объяснит папа, малыш.
  - Не хочу ехать к бабушке.
  - Почему?
  - Хочу с папой.
  - Он скоро к тебе приедет. Он будет очень занят здесь, мы пока его подождем в Питере. Как только он закончит дела, он к тебе приедет.
  - Мама тоже так сказала.
   Кира слегка опешила.
  - Как сказал? Что она сказала тебе?
  - Скоро приеду. И не приехала.
  Ах, вот оно что. Кира превратила лицо в маску, чтобы не разревется прямо там.
  - Я поговорю с папой. Обещаю. Хорошо?
  Она прижала голову мальчика к груди и стала укачивать его, баюкая и лаская, пока он не расслабился и не заснул в ее руках. Она осторожно раздела его и уложила на кровать. Опустила противомоскитную сетку, подоткнула ее под матрас, как это всегда делала Айша, включила вентилятор и вышла. Тут же позвонила Андрею. Он, как она и думала, стал возмущаться.
  - Что ты такое говоришь? Ему нельзя здесь оставаться. Ты сама знаешь, что происходит!
  - Ты бы его видел, Андрей. Он боится потерять тебя так же, как маму. Он боится, что, уехав от тебя, он больше никогда тебя не увидит. Ты не можешь так жестоко его травмировать.
  - Не учи меня, что мне делать, а что нет. Моему сыну не место здесь.
  Кира вскипела. Его сыну! Не забыл напомнить ей ее место.
  - Значит до этого твоему сыну здесь было место, а теперь нет? Пока Кристина была жива, ты считал, что ребенку полезно увидеть другие страны и пожить среди разных людей и культур, а теперь нет? Разве не так вы с ней всем говорили, а Андрей? Или это была только ее вера, не твоя? Кого ты хочешь обмануть?
  - Прекрати! Я совсем не это имел в виду.
  - А если не это, то посмотри реальности в глаза. Твой сын нуждается в тебе сейчас больше, чем в бабушке с дедушкой. И если ты его отошлешь, потом будешь разгребать последствия травмы всю жизнь.
  Молчание в ответ. Значит, доводы пробились.
  - Кстати, я тоже не уеду. Помогу тебе с Глебом, пока все образуется. Да и вообще помогу. У меня виза трехмесячная, так что есть время.
  Кира и сама не знала, как у нее вырвались эти слова. Она, конечно, думала об этом, но никакого решения до сих пор не принимала. Ее ждали Алекс, работа, обязательства, здесь ее не ждал никто и, мало того, она явно была лишняя и все это понимали. Но если она сама считала, что здесь были люди, нуждающиеся в ее помощи, ей как-то наплевать на все обстоятельства кроме тех, которые казались наиболее важными в данный момент.
  - Кира, я тебе очень благодарен,но...
  - Я знаю наперед все, что ты скажешь. И я понимаю, что я здесь вроде пятого колеса. Но позволь мне помочь вам. Глебу и тебе. Иногда пятое колесо оказывается очень даже кстати, если одно из четырех выйдет из строя.
  - Ты все еще думаешь, что я ни на что не способный слабак, нуждающийся в постоянной опеке?
  - Знаешь ли, с некоторых пор я так не думаю.
  Кира прикусила язык. Язвить было не время.
  - Да и вообще никогда так не думала, если уж на то пошло. Если ты хочешь, чтобы у тебя и Глеба была верная помощница в эти дни, то лучше меня тебе не сыскать. Кстати, мы с ним неплохо ладим и сейчас я его уложила спать.
  - Только не стриги Глебу ногти при Айше.
  - Чтооо?
  - У них есть здесь странное поверье. Маленьким детям нельзя стричь ногти, иначе они станут ворами, когда вырастут. Разрешается стричь только по достижении возраста, когда ребенок сам в состоянии попросить об этом. Так и ходят с длиннющими ногтями.
  - Но Глеб то уже может попросить?
  - Все равно не смущай Айшу. Она очень суеверная.
   - Хорошо. Значит, решено? Остаюсь?
  Он кивнул.
  - Пока, разумеется, Женька не поправится и не сможет приехать. Хотя, надеюсь, до этого ты уже найдешь, что собираешься искать, и мы все сможем уехать домой. По домам.
  Последнее вылетело невольно. Андрей, кажется, даже и не заметил. Но возражать больше не стал. То ли знал, что спорить с Кирой бесполезно, то ли согласился с ее доводами. Как бы там ни было, билеты Кира сдала. Вещи из чемоданов вернула на свои места. Терпеливо объяснила все родителям, выслушала обидные обвинения Алекса, удивленную благодарность Жени, смешанную с подозрением неладного (обладая нюхом журналиста, она хоть не очень то поняла, что там на самом деле происходит, но на всякий случай решила это время Алексу на глаза не попадаться).
  
  С неизвестно чьего молчаливого согласия Кира превратилась в посредника в общении между Андреем и его родными. Андрея решили не донимать, ему и так тяжело. К тому же женщина - есть женщина, и подробности расскажет, и в курс дела введет, и о ребенке все новости доложит. Андрея это весьма устраивало. Ему на самом деле было не выслушиваний соболезнований и сочувствующих вздохов. Он этого просто не выносил. И если появление Киры в его жизни он поначалу воспринял, как временное недоразумение, то постепенно он обнаруживал, что она никак не мешает ему, и даже неловкость, которую он испытывал, если вдруг нечаянно заговаривал о Кристине, со временем стерлась, исчезла, уступив место ощущению сплоченности, понимания со стороны Киры. И хотя на самом деле Кира все еще испытывала замирающий холодок в сердце при разговорах о Кристине, она ничем этого не выдавала. К тому же она все больше привязывалась к Глебу и все чаще думала о Кристине скорее, как о его маме, а не как о жене Андрея. Это была, пожалуй, защитная реакция, позиция, которую она осознанно заняла, чтобы всем было максимум комфортно при таких некомфортных обстоятельствах.
  Дом, который снимал Андрей, располагался на типичной для пригорода Банжула улочке. Вместо дороги - красные песочные реки, вдоль которых располагались одно - и двух этажные дома, выкрашенные в белый цвет. На окнах почти во всех домах были решетки, вокруг - высокие заборы, над которыми возвышались верхушки кокосовых и банановых пальм, тонкоствольные деревья папайи и усыпанные плодами раскидистые ветви лимонных деревьев и манго. По дорогам между домой спокойно прогуливались козы и овцы, подбирая упавшие за забор на проезжую дорогу сладкие плоды манго, а так же бездомные собаки, так и норовившие перебежать дорогу прямо под машиной. Часть собак была так стара, что почти не двигались, задремав под дневным зноем. По деревьям сновали юркие ящерицы, пугливо убегающие под камни при виде людей и машин. Так как это был район относительно состоятельных людей, то в каждом дворе кроме хозяйского дома находилась и пристройка для прислуги. В более бедных районах во дворе, как правило, строили несколько прижатых друг к другу комнат с отдельным входом, в каждой комнате жила семья, чаще всего члены одной большой семьи, и таки образом в одном дворе могло ютиться несколько десяткой семей. Днем можно было увидеть всех жильцов в общем дворе за приготовлением пищи или стиркой белья. Дворы состоятельных людей отличались аккуратно подстриженной травой и наличием охраны.
   Кира поселилась в комнате для гостей. Над ее кроватью тоже повесили сетку, так как в октябре по стране гуляла самая тяжелая малярия, еще и заставили пить для профилактики лариам, от которого у нее частенько случалась бессонница или снились чудные сны. Андрей лариам не принимал, у них с Кристиной было убеждение, что если следовать элементарным правилам безопасности, малярии можно избежать, а если и заболеют - то это лишь укрепит их иммунитет против малярии.
  - Мы же собирались здесь жить несколько лет. Невозможно пить лариам постоянно, посадишь печень, - сказал Андрей. - Кристина всегда говорила, что если хочешь понять страну, живи, как люди этой страны. А гамбийцы лариам не пьют.
  Но Глебу он все-таки в самые опасные месяцы сезона дождей лекарство давал. Знакомые из ЦИМИ уговорили. Не рискуй, мол, ребенком, тем более - скоро уезжать, кто вас там в Москве будет лечить от малярии? И то правда, там о ней забыли и уже давно. Хотя большинство иностранцев, особенно работников ЦИМИ или дипломатических представительства, принимали профилактику.
  Как и везде, внутри иностранного сообщества Банжула сложились отдельные группы людей - дипломаты, ученые, бизнесмены, просто искатели приключений. Смешивались они редко, но все же считали себя не-местными и вели себя соответственно, и это их объединяло. Живущие в Банжуле иностранцы привыкали к местным реалиям каждый по-своему, но определенная информация об особенностях жизни в Банжуле становилась общим достоянием, передавалась из уст в уста, преподносилась новичкам вместо приветствия, адаптируя их к непривычным приметам. Упали первые капли дождя - жди отключения электричества. Генераторы не выдерживали грозы. Приехала ВИП персона - жди блокирования единственной центральной трассы. Покусали комары - жди малярии. Свернул с проезжей колеи на легковушке - жди пробуксовки в песке, пока кто-то не проедет мимо на джипе и не вытащит тебя оттуда. Приехал мусорщик - жди, что он запросит с тебя больше, чем получает врач в больнице (мотивирует тем, что мусорщики - они люди особенные). Попробовал национальное блюдо - жди "неба в алмазах", так как количество жгучего перца, употребляемого в западной Африке, другим нациям и не снилось. Услышал по новостям, что в Сахаре пылевая буря - жди пыли везде вокруг. Можно на несколько недель перестать мыть машину, все равно хватает ровно на пять минут. И главная примета - приехал в Гамбию - жди, что все будет не так, как ты привык. Кира это усвоила и не ждала от событий предсказуемого развития.
  
  Комната для гостей поначалу выглядела словно склад для чемоданов и ненужных вещей. Кровать неприкаянно стояла в углу, заваленная пакетами с вещами. С помощью Айшы Кира рассовала все вещи по шкафам и углам, повесила занавески, перенесла туда пару стульев из гостиной поставила в угол комнаты горшок с раскидистым цветком. Айша не снимала темного шарфа с головы, все еще носила траур по мадам Кристине. Кира не раз видела, как она начинала беспричинно плакать, бормоча что-то себе под нос. Но при всем при этом у нее хватало мудрости не делать этого при ребенке и с Глебом она, наоборот, старалась быть предельно спокойной и улыбалась. Удивительно, но неграмотная женщина, выросшая в совершенно иной культуре, чувствовала Глеба и его состояние так чутко, как будто знала его, как родного. Ей не нужны были никакие книги по психологии, она интуитивно знала, как надо себя вести, чтобы помочь ребенку справиться со стрессом.
  Пока Андрей находился в больнице, Кире не раз приходилось отвечать на телефонные звонки, выслушивать бесконечные соболезнования и предложения помочь, если есть необходимость. Казалось, Кристину знал чуть ли не весь город, если не страна. Один раз пришла молодая женщина, тоненькая, совсем юная, за спиной у нее в платке висел ребенок, как и у всех здешних матерей, а на голове покачивалась огромная корзина с фруктами. С совершенно бесстрастным лицом она что-то сказала охраннику, опустила корзину на землю, развернулась и ушла той же гордой походкой. Мумбала сказал, что она прошагала около часу, чтобы принести эту корзину, что это ее дань, подарок сыну ее сестры, которая когда-то помогла ей так, как никто другой.
  
  ***
  
  Андрей первые дни после выписки еще отлеживался дома, просматривал какие-то бумаги. Робин зашла пару раз навестить его, сказала, что все нормально, посоветовала стараться не перенапрягаться. К ним заходили еще разные люди, все хотели поддержать Андрея, о Кристине говорили так, словно она была жива, просто уехала куда-то, оставив им воспоминания о ней. Таким образом Кира познакомилась с несколькими новыми людьми, среди которых особенно запомнились Фалуке Джало, метиска из Гвинеи Канакри, сотрудница Кристины, Патриция и Даниель Риккарди, итальянцы, работающие в отделе исследований ЦИМИ, и Сара Роглик, практикующий врач в прошлом, а в настоящем исследователь, занимающийся разработкой нового лекарства против СПИДа при том же ЦИМИ. Фалуке взахлеб рассказывали Кире, как много Кристина помогала хоспису для больных СПИДом и как мало в Гамбии белых, которых настолько волнуют проблемы африканцев.
  - Знаете, - сказала Фалуке, - обычно люди приезжают сюда, делают свое дело, защищают свои интересы, или интересы работодателей, и все. Живут в своих комфортных домах, отгородившись от реальной Африки высоким забором и воротами с охраной. А Кристина вливалась в их жизнь. Растворялась среди них. Принимала их проблемы так близко к сердцу, словно они все были ей родными.
  - Запираются от Африки - это она про нас, - засмеялась Патриция. - Кристина всегда подзуживала нас, что мы живем в компаунде на территории ЦИМИ и не видим, что творится вокруг. Сотрудников по приезду селят в домах, построенных внутри института, так удобнее всем - и сотрудниками и компании. Кристина считала, что мы выстроили там свой мир и не ничего больше не видим.
  - Ну, к тебе, Пат, как и к Даниелю это не относится, - вставил Андрей, - хотя, признаться, большинство ваших сотрудников за ворота шаг боятся сделать, все еще считают, что находятся на вражеской территории. Да и гамбийцев побаиваются. Они и на рынок-то местный никогда не заглядывали.
  - А Кристину там знали по имени, - заметила Фалуке. - Впрочем, не только там. В любом из проектов, в котором наша организация принимала участие, Кристина знала в лицо каждого из работников, находила время поговорить со всеми и помочь, где можно. Ей бы поосторожнее, конечно, надо было бы действовать, но такая уж у нее была натура.
  - Что ты хочешь сказать? - насторожился Андрей.
  - Ну, ты же знаешь, у Кристи что в голове было, то и на языке. Не всем это нравилось. Если она начинала выступать против обрезания девочек, то ее было не остановить. Из некоторых деревень нас насильно выпроваживали, чтобы прекратить ее опасное влияние на женщин.
  - Обрезание девочек?
  Кира слышала об этом, но думала, что подобная дикая практика осталась лишь в самых глухих провинциях. Оказалось, что нет. И по сей день миллионы африканских девочек подвергаются обрезанию наружных половых органов в угоду традициям, якобы для того, чтобы не страдать в будущем грехом сладострастия, не испытывать влечения и быть защищенной от мужчин до свадьбы. В некоторых племенах после обрезания раны девочкам зашивали, оставляя лишь маленькое отверстие, а в день свадьбы вновь делали надрез, распечатывали, как они выражались, открывая доступ единственному мужчине, имеющему на это право - мужу.
  
  Киры впитывала разговоры, как губка, пытаясь за короткое время узнать о стране и людях, населяющих мир Андрея, как можно больше. Они оба понимали, что пытаются собрать по крупицам информацию, найти то недостающее звено, которое может стать ключом к причине убийства. Сопротивление традициям? Выступление против коррупции? Борьба за права женщин? Любая из этих акций могла обозлить преступников. Но так же любая из этих акций проводилась не только Кристиной. Об этом вслух говорили и кричали многие организации, но никого до сих пор не убивали.
  
  ***
  
  - Вы считаете, повреждения на катере - случайность?
  Бен напирал. Он нашел Андрея в его доме, узнав, что тот никуда не уехал.
  - Не знаю. Я не эксперт, не мне судить.
  - Вы думаете, у вас с женой могли быть враги?
  - Не знаю. Все возможно. Но я лично ни о каких врагах не знаю
  -Чем занималась ваша жена?
  - Вам это и без меня прекрасно должно быть известно. Была помощницей директора неправительственной организации по защите прав женщин.
  - И что именно она делала?
  - Думаю, для этого вам лучше обратиться в неправительственные организации, они вам смогут дать подробную информацию.
  - А вы?
  - Я не настолько в курсе.
  - Странно, не правда ли?
  -Почему?
  - Вы ее муж - и не в курсе.
  - Я не копался в подробностях ее деятельности.
  - Ну хорошо, тогда опишите мне в общих чертах. Без подробностей.
  - Не люблю говорить о том, в чем мало разбираюсь. С удовольствием расскажу вам о предмете, который я преподаю, но не о деятельности организации Кристины.
  Бен Скип был похож на акулу, которая подплывает к лодке то с одной стороны, то с другой, пытается атаковать, но ударяется лбом об прозрачное стеклянное днище, разбить которое не в силах. За стеной он видит человека, он человек этот прекрасно держит себя в руках, знает, чего хочет, и тщательно скрывает от окружающих свои мысли. выдержке и находчивости которого можно только позавидовать. При этом он замечает все маневры Скипа, но не боится, он по-прежнему сидит за невидимым стеклом и гнет свою линию. А Бен по-прежнему атакует.
  - Повреждения на катере не оставляют сомнений, что сбой в работе катера был тщательно спланирован. Вас это не пугает?
  - Пугает? Странное определение. Моя жена мертва вследствие этих повреждений. Это больше, чем страх.
  - Значит, вы признаете, что вашу жену убили?
  - Я признаю, что моя жена погибла вследствие повреждений на катере.
  - Господин Ладынин, почему вы не хотите сотрудничать со мной? Почему вы уходите от всех вопросов и не хотите дать мне никакой полезной информации?
  - Мне показалось, что я как раз отвечаю непосредственно на ваши вопросы, господин Скип.
  Кира, подслушивающая на кухне, фыркнула. Как он его!
  - Значит, господин Ладынин, вы не допускаете мысли о спланированном, преднамеренном убийстве?
  - У меня нет на то достаточных оснований.
  - Ага, - обрадовался Бен зацепке, - значит какие-то, пусть недостаточные, основания у вас все-таки есть?
  - Да. Раз вы здесь и спрашиваете меня об этом, значит есть тому причины. Но так как основу для этих причин знаете только вы, я не могу считать эти основания достаточными для выводов.
  
  Бен ушел, злой, с пустыми руками. Кира проскользнула к Андрею, в гостиную, где он так и остался сидеть за низким деревянным столиком, сбитого из светлого дерева местным столяром.
  - А почему ты не хочешь поговорить с ним нормально?
  - Если я это сделаю, если признаю, что подозреваю убийство, информация может просочиться и дойти до убийц. Этим я могу вызвать их агрессию. Пока я делаю вид, что и сам ничего не понимаю, и таким образом я меньше рискую и имею больше свободы действий.
  - Но ведь они все равно, наверняка, не спускают с тебя глаз.
  - Наверняка. Поэтому играть надо очень осторожно. И вам с Глебом все же лучше уехать.
  Кира проигнорировала последние слова.
  - Пойду состряпаю что-нибудь к обеду.
  
  Каждый раз приступая к стряпне, Кира обнаруживала, что Кристина, по всей видимости, на кухне много времени не проводила. Когда она спрашивала у Айши, где находятся приправы, где масло, где сухие травы, она получала в ответ лишь изумленный взгляд. Кухонные шкафы пустовали, пока Кира не начала наполнять их разным содержимым.
  - Кто готовил для семьи? - спросила она Айшу.
  - Мадам и я. Мадам много ездила, поручала мне что-нибудь сделать.
  - И что ты обычно готовила?
  - Жаркое-ясса из курицы и рыбы, жареный рис бена чин, суп из акры. Наши гамбийские блюда, мадам и мистер любили их.
  - А почему тогда у тебя нигде нет припасов для готовки? Приправ, соусов?
  - А мы все свежее используем. Охранник ходит на ближайший рынок и приносит все свежее, а по-другому я не знаю. У нас ведь там, где мы живем, нет электричества, нет холодильников, мы ничего не храним впрок, все съедаем и потом покупаем свежее.
  - Хорошая привычка, - пробормотала Кира. - Надо бы в Москве ее внедрить. Для здоровья весьма полезно.
  
  
  Вспомнив о Москве, она вспоминала и последнем разговоре с Алексом. Он по-прежнему ужасно злился на ее решение задержаться и не хотел слушать ничего из ее возбужденных рассказов об Африке. Ни парк Бижило с обезьянами, куда она водила Глеба, ни изумительный белый песок на пляже, ни сочное манго прямо с дерева - ничто не вызывало у него интереса. Или же он тщательно скрывал его, чтобы показать, как сильно он обижен. Кире было жаль его. Но чем больше времени она проводила в Африке, тем больше ее затягивало все происходящее вокруг. Не Андрей, как намекал Алекс, а именно все происходящее вокруг.
  Со временем она узнавала все больше и больше. Стала ходить с Айшей на местный рынок, где лотки ломились от фруктов и овощей. Касава, акра, афра, цветы для настоя биссап и плоды баобаба - чего там только не было! А утром с рынка у моря приносили корзины с креветками. Креветок прокладывали льдом и продавали прямо в корзинах. Постепенно Кира научилась с ходу различать креветки первой и второй свежести. Иногда они спускались прямо к морю, на рыбный рынок. Там они ходили среди разноцветной многолюдной крикливой толпы, перешагивая через валяющихся в песке рыбин, выискивая среди разложенных в лотках самых красивых и свежих.
  Рыб сгружали прямо с лодок. Рыбаки сплывались к вечеру, к пяти часам, и все знали о времени их прибытия и стекались к берегу. Кто-то коптил или жарил мелкую рыбку прямо на рынке и продавал самым нетерпеливым и голодным. Большинство же предпочитало готовить дома, на углях, щедро сдабривая перцем и лимоном. Кира наловчилась быстро справляться с рыбой и креветками, но вот крабов и лобстеров она не покупала, так как, по ее словам, "морально была не готова следовать инструкции по их приготовлению". Если готовить их как положено, следовало живого краба или лобстера запихать в кипящую воду. А японцы, как рассказывали, так вообще подают их в сыром виде, едва отрубив голову, пока шевелятся щупальца. Поливают лимонным соком или еще чем-нибудь, и вперед выковыривать палочками кусочки мясца. Свежатина! Кира даже попробовать бы такое не решилась, не то что приготовить! А вот африканскую кухню она приняла всей душой. Да и Африку тоже. С ее красным песком, шоколадными детьми, женщинами с густо подведенными черной краской глазами и яркими, разноцветными одеяниями. С ее бескрайними просторами тростниковых плантаций, кокосовыми лесами, лотками с манго, очищенными апельсинами и кокосами на каждом углу. Африку с африканцами, не желающими расставаться со своими культурой и традициями, даже когда они мешали их развитию и тянули их назад. Африку, где гражданин любой из многочисленных стран все равно называл себя африканцем и говорил "мы, африканцы". Африку, с настороженностью наседки, оберегающей свое гнездо, настороженно воспринимающей все новое, исходящее от Запада. Африку с ее коррумпированным правительством, баснословными сумами денег, растворяющихся в карманах чиновников и управленцев из гуманитарных организаций. Африку с ее людьми, в глазах каждого из которых горел огонь.
  Африка либо принимала гостей и тогда они влюблялись в нее до конца своей жизни, либо отторгала, и тогда они ненавидели все живое и неживое этого континента. Тут не было односторонних отношений. Либо взаимная любовь, либо взаимная ненависть. Кира еще не знала, примет ли ее Красная Земля, но могла сказать совершенно определенно, что начинает понимать страсть, которую испытывала Кристина к Африке. Как наверняка Кристина понимала, за что Кира когда-то любила Андрея. Хоть и отрицали это все их общие знакомые, но все же было нечто общее у нее с Кристиной, раз их чувства в итоге приводили их к одному и тому же знаменателю. Как совсем недавно Кира была охвачена идеей о своем доме, увиденном во сне, и детях-инвалидах, которым она должна помочь, так теперь она смутно ощущала в себе ростки нового пристрастия. Словно ее энергия, заскучав, увидела новые пути приложения.
  
  
  
  
  Глава 3. Любовь
  
  Женька не представляла свою жизнь без камеры под рукой. Если она вдруг замечала нечто необычное, она замирала, а рука непроизвольно двигалась в поисках "третьего глаза", и если не находила - Женька ужасно расстраивалась. Она не была из числа тех, кто с детства мечтал стать фотографом. С детства она мечтала о всяком разном, но разное это всегда сходилось к главному принципу - чтобы было интересно и не было втиснуто ни в какие рамки. Когда после окончания школы она согласилась сделать фотосессию для подруги на ее свадьбе, она и подумать не могла, что фотография отныне станет делом ее жизни, ее призванием, принесет ей славу и даже деньги. Женька оказалась той самой счастливицей, которым любимое дело приносит не только моральное удовлетворение, но и приличный доход. Родители, никогда не мечтавшие о дочери-фотографе, тем не менее, оказались достаточно мудры и поддержали ее на самых первых порах, помогли организовать первую выставку и открыли этим самым ее работы широкой публике. С тех пор Женя Ладынина стала одним из самых востребованных фотографов.
  Женька была реалистом, хоть частенько и отрывалась от земли, чтобы полетать в облаках. Она знала, что для того, чтобы иметь возможность фотографировать то, что интересно, надо иногда фотографировать то, что заказывают. Поэтому время от времени она соглашалась делать снимки для глянцевых журналов, принимала и другие заказы. А на заработанные деньги организовывала себе поездки в те места, которые были интересны лично ей, посещала никому не известные и, наоборот, знаменитые места, и искала, искала, искала. Пока не возвращалась домой уставшая и счастливая, и привозила такие снимки, которые со временем обязательно находили своего зрителя. Если не через агентство, то через авторские выставки.
  И вот после периода бурного взлета и довольно длительного и ровного периода удовлетворения своей работой, на Женьку вдруг накатило уныние. Не глубокое, не убийственное, не депрессия в полном смысле этого слова. Нет, легкое уныние. То ли общая полоса неудач, охватившая семью Ладыниных, сказалась, то ли затишье в творчестве, то ли еще что. Но факт оставался фактом. Она почувствовала, ощутила всеми клеточками, убыль азарта. Словно кто-то хулиганской рукой смешал все краски, превратив цветную палитру в монохромный грязно-серый тон, не оставив ничего интересного.
  Ко всему прочему, ее рука была все еще скована фиксирующей повязкой, что жутко мешало - тяжелую камеру одной рукой не очень то и удержишь. В таком вот настроении застала ее просьба Киры найти одного человека, бизнесмена и мецената. Человек этот настолько поразил Киру и Андрея своими поступками, что они единодушно решили - Женька непременно должна подбить кого-нибудь из журналистов на репортаж о нем. Женька сначала мялась и сомневалась, настроение не то, мало ли кто о всяких богачах пишет? Ну, пожертвовал пару тысчонок для детишек, и что? Он эти деньги за один вечер проест в ресторане, не убудет. И зачем, спрашивается, Женька просить кого-то сделать о нем репортаж? Она так и сказал Кире по телефону, не притворяясь даже, что рада просьбе.
  - Кира, кому нужна эта статья? Если только тебе и Андрюхе, так и скажите, я просто найду этого показушника ... эээ ... мецената, познакомлюсь и потом вам расскажу о нем. И даже фотографии могу послать.
  - Зря ты так! - смеялась Кира с другого континента. - Похоже, что этот человек - личность неординарная. Мало ты найдешь таких среди наших богатеев.
  - Женька, ну что тебе, трудно? - Это уже выхватил трубку Андрей. -Найди ты этого Арбенцева, что тебе стоит? Уж ты-то кого угодно можешь разыскать. Трудно пойти мне навстречу?
  Загнали в угол. Обложили. Ну как можно отказать в просьбе любимому и единственному брату, если еще к нему присоединяется бывшая невестка, взявшая на себя выполнение Женькиных обязанностей? Правда, с последним Кира справляется каким-то странным способом. Вместо того, чтобы привезти незамедлительно Андрея и Глеба домой, она вдруг сообщила, что Андрюха выписался, в медицинской помощи не нуждается, но зато непременно хочет завершить курс лекций в университете. Кира, дескать, его с ребенком там оставить одних не может, а Глеба отрывать от отца, когда он только что потерял мать, было бы жестоко и неправильно. Если кого эта версия и убедила, то только не Женю. Что именно там творилось, она так и не поняла. Но в связь происходящего с университетом не поверила ни на минуточку.
  - Хорошо, уломали. Пришлите мне тогда хоть какую-нибудь информацию о вашем благородном рыцаре Арбенцеве, а то ведь к интервью надо будет подготовиться. Только вот как буду снимать - у меня же рука все еще на привязи!
  - Ну Жень, ну ты же профи - придумай что-нибудь! Штатив, например.
  - Штатив! - фыркнула Женя. - Он же ограничивает свободу передвижения! Впрочем, для портретных съемок пойдет...
  - Вот видишь, все у тебя получится!
  "Надо было Кире ехать в Африку, чтобы найти мне персонажа для фотосессии в Москве!" - фыркнула Женька, правда Кира этого уже не услышала.
  
  
  ***
  
  
  Работа фотографа сродни охоте. Иногда добыча сама идет на ловца - только и успевай стрелять, иногда приходится вынюхивать, выискивать, выжидать - и все только ради единственного удачного кадра, того самого кадра, который потом украсит развороты самых престижных печатных изданий, принесет славу и бешеные гонорары. Но не всегда цель получения удачного кадра - слава и гонорар. Настоящий фотограф, как и настоящий охотник, до глубины души азартен в своей работе. Азарт, как ничто другое, гонит фотографа в поисках интересного и незабываемого. Камера превращается во вспомогательный инструмент, срабатывающий сам по себе, когда нужная сцена, нужный взгляд вдруг материализуются и замирают на долю секунды, моля о том, чтобы превратиться в вечность. И камера в руках фотографа идет мольбам навстречу.
  Именно это ощутила Женька, нацелив объектив на Станислава Арбенцева, в ужасе взирающего на вызывающе-натуралистические фотографии больных африканских детей. Он держал их веером в руках, и все его тело выражало отторжение, словно куски матовой бумаги обжигали и он вот-вот выбросит их. В его глазах отражался неподдельный ужас. Через секунду он сменился на жалость, потом на беспомощную улыбку.
  - Извините, сколько видел подобного, и все равно всегда в первый момент становится страшно.
  Он обращался к Даше Светловой, журналистке, работающей на журнал "Ярмарка тщеславия", совсем недавно появившемся на русском языке. Даша являлась единственной журналисткой, чью помощь Женька считала адекватной данной просьбе. Даша, как и Женя, поначалу мялась ("Не знаю, нужна ли такая статья редакции?"), а потом прозондировала почву и вдруг обрела уверенность, что статья не останется невостребованной. И даже помчалась прямо-таки договариваться к ведущему редактору Артему Шилову, чтобы доложить о своих планах. Тот вскинул брови, поинтересовался, откуда такая уверенность в том, что господин Арбенцев согласится дать интервью, и выдал карт-бланш.
  В итоге Стас Арбенцев рассматривает фотографии африканских детей, полученные Женей от Андрея, смущенно улыбается, а Женя продолжает снимать, передвигая штатив то в одну, то в другую сторону, выбирая наиболее удачный ракурс и кляня свое больное плечо, не дающее развернуться. Она прицеливается вновь и вновь, прищурившись, всматривается в изображение на экране фотокамеры, и в душе уже знает - тот самый кадр уже получен. Арбенцев смотрит в основном на Дашу, отвечает на ее вопросы, но при этом не теряет из виду фотографа, которая спряталась за камерой и едва слышно передвигается по комнате, непрерывно фотографируя.
  - Станислав Романович, - почему именно Африка? Почему именно эта больница в Гамбии?
  Голос Даши звучит мягко и уютно, без подхалимства, но с искренним интересом.
  - Просто потому, что мне довелось там побывать. Случайно, можно сказать. Когда я был проездом в Гамбии, я узнал об их деятельности, об их проектах, узнал, в чем они нуждаются, и решил внести посильный вклад. Я люблю конкретную помощь, целевую. Никогда не делал пожертвования на счет организаций без четкого представления, на что пойдут эти деньги.
  Женя отрывается от камеры. Арбенцев сидит в весьма непринужденной позе, одна рука на подлокотнике хай-тековского кресла, другая - поверх веера фотографий на столе. У него не совсем славянская внешность. Чувствуется небольшая примесь других кровей, скорее всего восточных. Темный, почти черный цвет волос, кожа то ли загорелая, то ли от природы обладает средиземноморским золотистым оттенком, выразительные глаза, зеленые, с черным ободком по краю радужки, красивой формы брови и выдающийся нос с горбинкой. Глаза очень внимательные, видно, что от них не ускользает ни одна деталь, даже когда Стас смеется и выглядит совершенно расслабленным. Худощавый, подтянутый, без атлетического перебора. Кажется, интервью его немного забавляет, словно он не ожидал, что к его персоне может возникнуть интерес у глянцевого журнала.
  - И все-таки, - не унимается Даша. - Вы владеете заводом по огранке бриллиантов, что вас вдруг потянуло на проблемы медицинской науки в Гамбии? Прихоть?
  - Любое действие можно назвать как угодно, при этом изменится только презентация, но не суть его.
  Улыбается.
  - Хотите представить это прихотью?
  - Нет. Думаю, это скорее порыв сердца.
  - Пусть будет так.
  - А почему не российская больница?
  - Простите?
  - Почему бы не поддержать науку в российских медицинских центрах? - повторяет свой вопрос Женя под суровым взглядом Даши. Встревать в интервью уговора не было.
  - У вас недостаточно сведений. Ваши информаторы добрались до Африки, но не удосужились собрать сведения по России.
  - Так вы спонсируете и российские НИИ?
   - Конечно. В первую очередь. Просто не кричу об этом на каждом углу. Впрочем, рассказать об африканской больнице тоже не я сам вызвался, не так ли?
  
  Женя вспыхнула. "Ваши информаторы добрались до Африки". Ее же оружием. Сначала он не соглашался давать интервью. Отказал и Даше и ее посланцам. Потом встряла Женя. Сказала, что ей прислали информацию о чудо-русском, меценате с большим сердцем, помогающем больным раком африканцам. Эффект был достигнут. Встреча назначена. А теперь он демонстрирует ей, что информирован о ней больше, чем она о нем.
  - Это очень благородно.
  Даша улыбается, хочет растопить его сердце. Он очень харизматичен. Стильный. Умный. Галантный. Успешный. Он - как раз такой герой, о котором ее журнал будет рад написать. Его имя не мелькает на страницах газет. Он не звезда светских тусовок. И тем не менее, его имя знакомо каждому, кто имеет отношение к большому бизнесу. Скромность? Или есть причины не выходить из тени?
  - Это очень обыденно и нормально. Несмотря на кричащее название вашего журнала, я не страдаю чрезмерным тщеславием. Не примите согласие дать вам интервью за мой страстный порыв оказаться на витрине вашей ярмарки.
  Даша понимающе кивает. Он не первый, кто иронизирует над названием их журнала. Но она-то что может сделать?
  - Вы не против, если мы поговорим о ваших интересах? Помимо благотворительности.
  - Алмазы. Люблю превращать их бриллианты. Вам подходит такой интерес?
  - Думаю, читатели, особенно читательницы, будут в восторге.
  Все смеются. Стас бросает взгляд на Женю. Ждет вопросов от нее. Но она больше не собирается мешать интервью. Он провоцирует.
   -А почему вы не спросите "А почему алмазы?"
  Смотрит Жене в глаза. Даша оборачивается к ней, вынужденно уступая позиции.
  - Потому что отшлифованные они так блестят, что за их блеском можно оставаться невидимым?
  Вопросительная интонация окончательно развеселила Арбенцева.
  - И поэтому тоже!
  
  
  Даша перехватила инициативу и продолжила интервью. Через минут пятнадцать они закончили и ассистенты стали собирать оборудование. Женя не забывала о своих обязанностях.
  - Возможно, понадобится еще несколько снимков, лучше в другой обстановке, для разнообразия. Вы сможете приехать в студию?
  - Предпочел бы менее банальный пейзаж.
  - Например?
  - На природе.
  -Где?
  - Есть у меня любимые места. Могу показать.
  - Мне необходимо будет взять с собой команду осветителей и визажистов.
  - Нет, не придется. Сыграем на дневном свете и на том, что имею. Без грима. Пойдет?
  - Если только вы мне поможете с установкой штатива.
  - Не вопрос. Так что, скоро увидимся?
  Последнее было скорее утверждением, чем вопросом. Женя пожала плечами. Так даже лучше. Когда в машине Даша пошутила, что это похоже на приглашение на свидание, а не фотосъемку, она скептически хмыкнула. Такие люди не нуждаются в уловках для приглашения на свидания. Они просто приглашают и все.
  - Так он так и сделал! - рассмеялась Даша. - Тебе так не показалось?
  
  Ей не показалось. Она была просто уверена в этом. И несколько раздражена. Все выглядело до банального шаблонно. Штамп за штампом - начиная от внешности зеленоглазого_героя_владельца_фабрик_и_заводов до избитого приема, которым он воспользовался, чтобы пригласить ее на встречу. Женя не любила лгать ни окружающим, ни себе. Поэтому она не стала убеждать себя, что ничуточки не заинтересована персонажем по имени Стас Арбенцев и что ее не интригует все, что она о нем узнала при подготовке к интервью. Сорок два года. Владеет (вернее, совладеет) заводом по огранке алмазов, занимается и другим бизнесом (импорт эксклюзивных автомобилей, например), но основной доход все же имеет от завода, владение с которым делит с целой ордой пайщиков. Казалось бы, не такой уж и большой бизнес на фоне всем известных олигархов, и на страницах прессы о нем никогда не пишут, разве лишь упомянут мельком в связи с каким-нибудь событием в алмазном бизнесе России. На великосветских тусовках не бывает, разве что по большой деловой надобности. В телепередачах не мелькает, шлейфом скандалов не обременен. Прямо скромняга и трудяга самых честных правил. Пример молчаливого успеха. Во всем этом Женю смущал тот факт, что знакомые, близкие к Сильным Мира Сего, при упоминании фамилии Арбенцева реагировали весьма бурно.
  - Стас? Неужели согласился на интервью? И чем же ты его так зацепила?
  - Ничем. Просто интервью. О его меценатстве. Он спонсирует научные проекты в Африке.
  - Ну да, - осторожно смеялись ее знакомые, - он много что спонсирует.
  - Что именно?
  - Да ты и сама знаешь. Вот ведь даже науку в Африке, как ты говоришь!
  - А что, он настолько знаменит?
  - Не то, чтобы знаменит, но и венец бесславия ему не грозит.
  
  Слова за слово, информация накапливалась, но в итоге Женя так ничего толком и не выяснила, кроме того, что имя этого человека каким-то образом многим знакомо, что интервью он дает крайне редко и вообще ничем примечательным не отличается кроме своей странной славы на фоне отсутствия к тому предпосылок. Поговаривали, что раньше он вел менее тихую жизнь, но то было давно и неправда, а в последние годы о нем ничего не слышно. Ну и что? Мало ли молодых и успешных мужчин с приятной наружностью и врожденной харизмой? Но не все же выделяются из этой массы везунчиков и становятся известными в самых высоких кругах, да так, что говорят о нем с подчеркнутым уважением даже те, кто стоит намного выше него на социальной лестнице.
  Женька не видела ответов на свои вопросы. При встрече Арбенцев произвел на нее скорее положительное, чем отрицательное впечатление. Сдержан, интеллигентен, хорошо держится. Ее раздражение было вызвано самими обстоятельствами, антуражем их встречи. Если их знакомство продолжится, то никто не воспримет его адекватно, никто не поверит, что это не более чем очередная интрижка симпатичного кошелька с бойкой фоторепортершей. Жене, в общем-то, было глубоко наплевать на мнение окружающих, но сама она была противницей клише и всячески их избегала. Пока не втемяшилась лбом в самую, что ни на есть, избитую ситуацию.
  
  
  Он прислал за ней шофера в редакцию журнала. В принципе, надобность поездки к тому времени отпала. Фотографии, которые Женя предоставила редактору, оказались одна удачнее другой. Но победителем являлась, несомненно, та самая - со снимками африканских детишек. Профессиональное Женькино чутье не подвело, как всегда. Даша наперебой рассказывала всем, каким очаровательным собеседником оказался господин Арбенцев и какой удачный получился репортаж.
  - Этот номер сделает наш журнал звездой месяца! - утверждала Даша.
  - Я бы не был так уверен.
  Главный редактор, реалист и коммерсант до мозга костей, знал, что почем.
  - Арбенцев неизвестен широкому кругу читателей. Н наши читатели - особо любопытные. Они покупают не просто красивый глянцевый журнал, она покупают интересные истории. Я согласился разместить это интервью только потому, что понял - то, что ты нам принесла, это крючок. Это зацепит читателя, он захочет узнать о нем больше, и мы его не разочаруем. В определенном смысле, не мы прославимся благодаря ему, а он - благодаря нам. И Арбенцев тоже это понимает. Только вот зачем ему это надо, я не до конца разобрался.
  - Публичность?
  - Вряд ли. Он мог бы добиться ее другими путями. А он ее избегает.
  - Возможно, готовит новый проект, для которого вдруг понадобилась публичность?
  - Возможно. Но он о нем ни слова не упомянул о новых проектах в интервью, насколько я успел ознакомился с материалом. Не понимаю.
  Шилов пожал плечами и раздумывал о том, не выйдет ли ему боком статья об Арбенцеве. С такими людьми не знаешь, где можно проявлять интерес, а где следует попридержать лошадей.
  Даша же не стала вникать в подробности. Материал получился звездный и фотографии Ладыниной на высоте. Даже если бы она писала о неизвестном из подворотни, все равно удалось бы зацепить читательский интерес. Правда, неизвестных из подворотни в "Ярмарку тщеславия" на интервью не приглашают. Не тот формат.
  Женя знала, что портретный снимок уже не нужен. Но во встрече не отказала по двум причинам. Первая - Шилов настоятельно попросил сделать-таки попытку еще одного снимка (шито белыми нитками - просто не хотел срывать встречу с ВИП персоной). Вторая причина - личная. Жене было любопытно поговорить с этим человеком не на заданную тему, а просто так, без диктофона. Без суровых взглядов Даши-надзирательницы.
  Шофер загрузил оборудование в багажник "Лексуса" и отвез Ладынину к офису Арбенцева, где он встретил их у дверей, отпустил шофера и сел за руль сам. По дороге практически не разговаривали. Женьке абсолютно не хотелось навязываться человеку, который предпочитает молчать на встрече, словно сноб и бука. На интервью расточал обаяние и красноречие, а тут будто воды в рот набрал. Словно компенсируя свое молчание, он включил музыку. Латиноамериканские мотивы, пронзительное танго в изумительной аранжировке. Музыка окутала Женю, отключив ее от внешнего мира. Она питала слабость к латиноамериканской музыке. Львиную долю ее коллекции музыкальных дисков составляли сборники самбы, сальсы, танго, мировые хиты и малоизвестные исполнители, фольклор и современные мотивы южноамериканского континента. Он не мог этого знать, но волшебство попадания в точку смягчило напряжение, повисшее в машине.
  Она доехали до Пречистенки, откуда свернули в Мансуровский переулок, оттуда свернули еще раз - в узкую улочку, в конце которой уперлись в запертую калитку. Стас остановил машину и открыл ей дверцу.
  - И куда мы приехали?
  Женька ожидала, что повезет куда-нибудь с панорамным видом, залитым солнцем, но уж никак не ожидала оказаться в тихой улочке у ворот старого заброшенного дома. Однако уже в следующее мгновение ее восприятие художника приковало ее к этому необычному месту. Старый желтый дом скрывался за витым чугунным забором. Узкий двор зарос густой травой. Одна из стен дома увита виноградным плющом, высохшим и пожелтевшим по осени. Ее взгляд остановился на изумительном переплете в окнах, прошелся по арке над дверью, к которой не было даже тропинки. Калитку украшал вырезанный круг с узорными кольцами и головой льва в самом центре. Зрелище в целом завораживало.
  - Ну как, оценили?
  Стас наблюдал за ней, слегка прищурясь.
  - Да, красотища. Как вы откопали это место?
  - Я здесь недалеко живу. Вообще люблю Мансуровский переулок. Сворачиваешь в него, и будто попадаешь в другой мир - тихо, миниатюрно, уютно. Особенно после парадности фасадов Пречистенки - такой контраст.
  - Не любите помпезности?
  - Если честно - то нет.
  - Заметно.
  - Лучше так, чем наоборот.
  - Значит, любите это место за уединенность?
  - Не только. За все вместе. Да и соседство с духом Булгакова будоражит душу и сердце.
  Женя не могла не улыбнуться в ответ.
  - Насколько я помню, сам Мастер не слишком жаловал сие место.
  - Это уже не важно. Не правда ли?
  Женька спохватилась, что разговор их как-то отвлекся от делового.
   -Так что, вы хотите здесь фотографироваться? Боюсь, темновато...
  - Попробуем. Не выйдет - и бог с ними, со снимками.
  - Ну, как сказать.
  "А зачем мы тогда сюда приехали, спрашивается?", подумала она, прикидывая, какой ракурс лучше выбрать. Вот если снять так, чтобы и дворик попал, и окна, и лев этот замечательный, и Арбенцев, конечно же.
  - Так куда ставить штатив прикажете? И кстати, что у вас с рукой?
  - Так, боевое ранение. Скоро уже снимут повязку.
  - Ссадины на лице из той же оперы?
  - Нет. Бой френд силы не рассчитал.
  Женя сохраняла серьезное выражение лица. Стас несколько секунд разглядывал следы от порезов без тени улыбки.
  - Авария?
  - Говорю же, бой френд поколотил.
  -Таких женщин, как вы, не так-то легко поколотить. Так что шутка не удалась.
  - А если не шутка?
  
  Арбенцев еще раз вгляделся. На этот раз не в порезы, а в ее глаза.
  
  - Шутка, - заключил он с нескрываемым удовлетворением. - Так куда ставим штатив, уважаемый фотограф?
  - Пожалуй, вот сюда, напротив калитки, чуть левее. Ага, а теперь сами встаньте вот здесь, чуть подальше, голову чуть поверните, в общем, как вам нравится - можете что-нибудь рассказывать, а я буду снимать.
  - А что рассказывать?
  - Да что угодно. Что-нибудь вдохновенное.
  Хм, не так уже много вещей меня вдохновляют в настоящий момент. Вот разве что вы. А о вас я ничего не знаю.
  Женя не отреагировала на его слова, сосредоточившись на работе. А он смотрел на нее и улыбался, словно встретил старого друга и его безумно забавляет тот факт, что друг его все еще не заметил.
  Она сделала несколько снимков и показала ему на экране камеры отснятый материал.
  - Возможно, не для обложки, но как сопровождение к статье подойдет. Игра света и тени получилась неплохой. И фон замечательный.
  Стас задумчиво разглядывал снимки, видя в них явно нечто большее, чем просто свое изображение.
  - Возможно, вы правы... Но я бы сказал, что эти снимки отражают меня, как нельзя лучше.
  - Почему?
  - Не знаю. Мне так кажется. Я куплю у вас эти снимки.
  Женя усмехнулась.
  - Ну конечно! За них мне заплатит редакция, не беспокойтесь. А вам я их подарю.
  - Щедро.
  - Издеваетесь?
  - Выражаю восторг.
  - Я уже заметила, что вы предпочитаете отвечать на вопросы не прямым текстом, а так, чтобы вопрошающий почувствовал себя в тупике.
  - Евгения, с чего это вы решили, что мне непременно хочется загнать вас в тупик? Задайте любой вопрос, и я докажу свою невиновность.
  Женя на мгновение задумалась.
  - Что вы скрываете?
  - То же, что и вы.
  - То есть?
  - Личную территорию. Я ее не скрываю, а, скорее, охраняю. Разве вы впускаете к себе за черту любого?
  Она покачала головой. Он поднял одну бровь, в глазах заиграли чертики.
  - Я ответил на Ваш вопрос?
  - Да, очень подробно и обстоятельно.
  Она не могла скрыть сарказм, хотя поддалась его задорному настроению и ощутила себя скорее на его стороне, а не на противоположной. Действительно, кто здравомыслящий станет выворачивать наизнанку личную жизнь, разве что только для раздувания сплетен и скандалов, в качестве саморекламы. Этого Женя терпеть не могла. Сдержанность Стаса была ей более близка и понятна. Но любопытство не угасало. Она еще раз взглянула на снимки. Арбенцев на фоне старого дома с загадочным фасадом. Дверь, к которой нет тропинки. Если это и есть настоящий Станислав Арбенцев, то она от него не отстанет. Уж лучше бы он был открытой книгой, тогда бы она с легкостью прошла мимо, даже не замедлив шаг.
  
  - Экая вы неугомонная душа, - произнес он, наблюдая борьбу эмоций на ее лице. - Пообедать не хотите?
  - Почему бы нет?
  - Действительно, почему?
  Они рассмеялись и сели в машину.
  - Кстати, здесь недалеко есть прекрасное уютное местечко, итальянский ресторан с единственной в Москве уникальной печью для приготовления настоящей пиццы. Шеф-повар утверждает, что она облицована изнутри вулканическим камнем и топится настоящими березовыми дровами.
  - Ого! А вы гурман!
  - Да нет, просто делюсь информацией. Хочу произвести впечатление и завлечь вас туда. Получилось?
  - Что именно? Первое или второе?
  - Желательно и то и другое!
  - Поехали. От пиццы, испеченной на березовых дровах отказываться грех.
  "От продолжения знакомства - тоже". Эту мысль она не стала озвучивать.
  
  
  
  
  ***
  
  Женькины впечатления от знакомства с Арбенцевым позабавили Киру. Слишком хорош для миллионера, слишком странный для мецената.
  - Ты уверена, что он серьезно интересуется наукой? - уточнила Женя по телефону. - Слишком уж у него разносторонние интересы, от брильянтов до исследований в области медицины.
  - Насчет брильянтов я узнала впервые от тебя, если честно. А вот насчет науки - совершенно точно. Информация из проверенных источников.
  - Тогда я просто снимаю шляпу.
  - Женька, неужели тебя что-то еще может восхитить?
   - Кто-то. И не то, чтобы восхитил, просто человек достоин уважения.
  - Ой-ей, госпожа Ладынина, что-то вы скрытничаете.
  - Это не я, а он, твой Арбенцев скрытничает. Никто о нем ничего не знает кроме того, что он позволяет о себе знать.
  - Здравствуйте, приехали. С каких это пор он стал мой? Кстати, это твой брат о нем первый узнал и заинтересовался, так что если какие вопросы есть - к Андрею, пожалуйста.
  - Ладно, ладно, сплавила меня, можно сказать. Кстати, Андрюха что-то вообще редко стал звонить, чем он там так занят? Лекциями в университете?
  - Да разное, дел много, втягиваешься. Даже я как-то не скучаю.
  
  Это всегда было самой трудной частью - изворачиваться, когда речь заходила о делах Андрея. Кира понимала, что звучит все не очень правдоподобно. Лекции, студенты... Почему раньше это все не занимало столько времени, а сейчас занимает? Почему Андрей сам редко звонит? А что ты там делаешь, пока он занят? Отвечать на все эти вопросы приходилось дипломатично и обтекаемо. Рассказывать подробности Андрей ей строго-настрого запретил, вернее, попросил, но таким тоном, что не последовать просьбе мысли не возникало. С Алексом она старалась созваниваться почаще, ходила в интернет кафе посылать ему письма, но все равно чувствовалось, что его обида не исчезла бесследно. Особенно резануло по живому то, что он переехал из их дома к себе на квартиру, сказав, что пока ему так удобнее. Кира проглотила известие, не углубляясь в детали, хотя переезд откровенно сигналил о неприятностях. В этот дом Алекс вложил не меньше души и сил, чем Кира, и любил его не меньше, столько планов строилось, столько надежд возлагалось. Если он больше не чувствует себя там уютно, значит дом, как и Кира, не являются больше такой уж неоспоримой частью его жизни. Алекса, конечно, легко было бы переубедить в обратном, но только глядя ему в глаза. Будучи в Африке этого не решишь и не объяснишь. Такие вопросы решаются только с глазу на глаз, а значит придется подождать ее возвращения.
  О возвращении, однако, пока речь не шла. Андрей не хотел никого пугать резкими движениями, старался искать с разных сторон, ходил дорожками лабиринта деятельности Кристины, но пока ни одна из дорожек не привела хоть к чему-нибудь определенному. Казалось, у него в руках клубок, сплетенный из множества нитей, концы которых торчат в разные стороны, запутываясь все больше и больше.
  Через несколько дней после выписки Андрея к ним с визитом заглянула очаровательная молодая женщина по имени Кейт Ритц. Среднего роста, с гладко зачесанными назад смело выкрашенными в черный цвет волосами, выгодно оттеняющими белое лицо и голубые глаза. На фоне почти не пользующихся косметикой и довольно безалаберно одетых "местных" европеек, Кейт выглядела очень ухоженно, ее губы были умело подкрашенными алой помадой, на ней было элегантное темно-синее платье с открытой спиной и высокой, подходящей к самой шее, проймой спереди. Кира сразу отметила про себя, что эта женщина не из числа сотрудниц Кристины или Андрея. Она явно происходила из другого общества.
  Андрей представил Кейт, как подругу Кристины, хотя по его лицу можно было угадать, что ее приход его удивил. Кейт задержала на несколько секунд взгляд на Кире, словно прикидывая, что ее связывает с Кристининым мужем, но потом, спохватившись, продолжила разговор с Андреем.
  - Мне ужасно жаль, я просто потрясена. Не могу прийти в себя. Как ты справляешься с этим, Андрей?
  Английский для Кейт был явно не родной, но владела она им превосходно.
  - Кто бы мог подумать, что такое возможно! И все из-за безалаберности этих идиотов!
  Андрей пожал плечами. Версия о халатности Ибры и Ассана, по всей видимости, стала официальной, и он пока не хотел менять ее.
  - Ты сам как? Как малыш? - она понизила голоса. - Вы ему сказали?
  Она участливо посмотрела на Киру, включая и ее в понятие "вы".
  - Пока только намеками, не прямым текстом. - Андрей оглянулся, опасаясь, что Глеб может услышать. Но ребенок увлекся мультиками и не обращал внимания на гостью.
  Кейт выглядела очень искренне и казалось, что она действительно очень расстроена произошедшим.
  - Вы были близкими подругами? - спросила Кира, наливая ледяной воды с лимоном в высокий бокал.
  - Здесь маленькая страна, маленький город. Если кто-то живет здесь больше трех месяцев, он успевает узнать почти всех, кто не сидит взаперти дома. А Кристина с ее общительностью стала нашей звездой, таких людей нельзя не заметить.
  - Слушай, Кейт, я все хотел тебя спросить, - перебил ее Андрей. - Помнишь, у вас на приеме, последнем, куда мы приходили, вы приглашали фотографа снимать гостей. Ты обещала прислать снимки...
  - Разве вам не передали?
  - Нет. А кто должен был передать?
  - Секретарь Саймона занималась рассылкой. Моя вина, - манерно всплеснула она руками, - надо было самой завезти вам. Я обязательно проверю, куда делись снимки. Я, собственно, зашла не просто так. Не знаю, захочешь ли ты в период траура принять наше приглашение, но нам бы очень хотелось увидеть тебя на свадьбе.
  - Свадьбе? Вашей?
  - Да. Мы с Саймоном все наконец-то решили и назначили свадьбу на конец ноября. Ты знаешь, как мы любили Кристину и ни в коем случае не хотим обидеть память о ней, но нам было очень приятно увидеть тебя на нашей свадьбе. Хоть на минуточку загляни, мы будем очень рады.
  Она протянула конверт с пригласительным. Кира уставилась на ее кольцо - такого красивого бриллианта она еще не видела. Роскошный камень рассыпал искры огней даже при неярком свете их комнаты, отливал розовым светом и имел форму капельки.
  Кейт заметила ее взгляд и улыбнулась. Кире смутилась.
   - Прекрасное кольцо, - пробормотала она. - В честь помолвки?
  - Нет, просто подарок.
  Пока Кира раздумывала, какими должны быть друзья, дарящие подобные подарки, Кейт распрощалась и ушла, оставив в комнате аромат терпких духов и ощущение, как после перелистывания страниц журнала "Вог". Дорого и красиво.
  - Ну как тебе она?
  Андрей смотрел через окно, как алый кадиллак Кейт выехал за ворота, и морщил лоб.
  - Роскошная женщина.
  Кира осторожничала. Что-то в этом визите Андрея насторожило. Она не хотела давать преждевременных оценок.
  -Для здешних краев более, чем роскошная. Да она и не живет здесь постоянно, так, наездами.
  - Как же тогда Кристина сдружилась с ней?
  - Сдружилась? Я бы так не сказал. Назвал бы их знакомство чем угодно, но только не дружбой. Они же с разных планет, разве ты не заметила? Кристина таких на дух не переносила, но при этом именно с Кейт почему-то общалась, и причем довольно тесно. Хотел бы я узнать, почему.
  - А ты ее саму об этом не спрашивал?
  - Спрашивал. Да только Кристина отмахивалась, говорила, что хочет через нее выбить деньги для своих проектов для бедных.
  - А как они познакомились?
  
  Андрей помнил этот момент. Очень хорошо. Он и не подозревал, как много моментов врезалось в память, и теперь всплывали, обнаруживая все больше странностей, рождая все больше вопросов.
  Кристина тогда потащила Андрея в ЦИМИ на открытие нового отделения для больных раком. Обычно она работой ЦИМИ не особо интересовалась, хотя дружила со многими сотрудниками оттуда. Как любила говорить Кристина, "вся эта ерунда насчет помощи европейцев больным гамбийцам шита белыми нитками. Ясно, как божий день, что лечение больных - это всего лишь плата за возможность проведения исследований на местном населении. Где они еще столько найдут волонтеров, готовых за бесплатную таблетку подписаться под чем угодно? Но активно она на них не нападала, говорила, что несмотря на все это, все-таки ЦИМИ обследует и вылечивает ежедневно множество людей, за что им следует быть благодарными. Но в тот день она уговорила Андрея пойти с ней. Обещала, что познакомит с интересными людьми. Так оно и случилось. Там они встретили Кейт Ритц. Она являлась почетной гостьей на открытии, так как ее жених, известный своими миллионами, спонсировал несколько проектов в ЦИМИ, покупая таким образом имидж и расположение правительства. Конечно, это были не единственные методы откупа, но зато самые публичные. Кейт представляла его в ЦИМИ, раздавая налево и направо ослепительные улыбки, фотографируясь с больными детишками для газет, вручая чеки директору ЦИМИ. В тот день Кристина умудрилась не только познакомиться с Кейт, но и напроситься к ней в гости, и даже пыталась изобразить дружбу, тратя время на кофепития и совместные обеды. Андрей особо не вникал в эти несколько нетипичные для Кристины отношения, но он всегда знал, что Кристина очень редко тратит время бесцельно. Если для Кейт нашлось место в жизни Кристины, значит тому были причины.
  Вот об этих-то причинах и задумался Андрей, глядя вслед уезжающей Кейт. Зачем она приходила? Пригласить на свадьбу? Проведать, как он? Она ведь никогда не заходила к ним домой, насколько он помнил. Этот визит - первый на его памяти.
  - Тебе не показалось, что она хотела что-то разузнать? - обратился он к Кире, не глядя на нее.
  - Что например?
  - Как-то она странно сделала акцент на безалаберности ребят с катера.
  - Но об этом ведь все говорят.
  - Да, но зачем ей было уточнять этот момент?
  - У тебя есть основания ее подозревать? Эту роскошную красавицу? Зачем ей могло понадобиться убивать вас?
  - Никаких у меня нет оснований. Но ее визит показался мне... Впрочем, возможно у меня уже просто начинается паранойя.
  
  Андрей ухватился за эту ниточку из клубка. Потянул. Она привела его к Саре Роглик, он вспомнил, что она тоже тогда была на открытии нового отделения. Сара могла знать что-то о Кейт, к тому же она дружила с Кристиной и могла знать о ее отношениях с Кейт больше, чем он со своим мужским подходом к дружбе.
  - Кейт? С чего это ты о ней заговорил? - удивилась Сара. - Я ее знаю только постольку, поскольку ее женишок спонсирует наши проекты. И все.
  - Но ведь Кристина с ней дружила, не так ли?
  - Не знаю, дружила, или просто общалась. Ты же знаешь, Кристи любого старалась вовлечь в свои проекты по спасению мира. Возможно, Кейт не исключение.
  - А что еще ты знаешь о ней, кроме наличия богатого жениха?
  Сара пожала плечами. Они сидели на скамейке перед ее домом в компаунде ЦИМИ. Ее лабораторию можно было увидеть среди деревьев в ста метрах от ее дома. Она только что приняла душ и пряди все еще мокрых медных волос прилипали к щекам.
  - Да ничего примечательного. Жених действительно богат. Его имя даже избегают произносить вслух, так как богатство его связано с таким бизнесом, что лучше в него не вникать.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Что говорю, то и имею в виду. Лучше в его дела не вникать. Мы с благодарностью принимаем его щедроты и делаем вид, что не знаем их происхождение. Официально все чисто - предприятия разного калибра и направленности, но вряд ли те деньжищи, которыми он ворочает, происходят оттуда.
  - А откуда?
  - Андрей, я не хочу неприятностей ни тебе, не себе. Давай не будем обсуждать эту тему. Тем более что к Кристине это не имеет никакого отношения.
  - Я все равно не понимаю, зачем Кристина пыталась сблизиться с Кейт.
  - Андрей, не знаю, как бы тебе лучше это сказать. Кристины нет и я не хочу давить на больное, но...
  Он напрягся, защищаясь от вторжения на его личную территорию.
  - Это ведь не секрет, Андрей, что поступки Кристи не всегда были разумными, так скажем. Мы все знаем, что она хотела только добра людям, но шла к этому не всегда правильным путем. Иногда ее эмоции зашкаливали и не давали ей увидеть картину в реальном свете. Ты ведь и сам это знаешь, не так ли?
  - Тем не менее, натуру человека она определяла с ходу. А натуру Кейт не так уж трудно разгадать. Какие эмоции, как ты выражаешься, могли толкать Кристина дружбу с этой дамочкой?
  Сара в очередной раз поправила волосы, собрав их в пучок. Положила ногу на ногу и скрестила руки на груди, словно пыталась закрыться от собеседника.
  - Кейт обещала дать ей денег на компанию против обрезания девочек. Правительство противится этой компании, боится потерять голоса избирателей, а Кристина хотела выбрать одну из провинций и развернуть там пилотный проект, с внедрением информации на всех уровнях, с привлечением местных властей и лидеров племен. На все это были нужны немалые деньги. Храбрость ведь тоже можно купить, как можно купить и страх.
  - Ты думаешь, у Кристины могли быть враги на этой почве?
  - Не знаю. Почему ты спрашиваешь?
  Она пристально посмотрела ему в глаза, пытаясь расслышать в тишине ответ.
  - Почему ты спрашиваешь? Ты что-то знаешь?
  - Нет. Только то, что у нее были враги. И я хочу узнать - кто они.
  Сара замолчала. В ее глазах мелькнули страх, сомнение, боль. Она резко встала.
  - Думаю, мне пора. У меня скоро встреча. Не обижайся, Андрей. Ты же понимаешь, я могу действовать только в рамках своей компетенции.
  - А если я скажу тебе, что ее убили?
  Он произнес это так тихо, что только по губам можно было догадаться, что именно он сказал.
  Роглик посмотрела не него немигающим взглядом, развернулась и зашла в дом, захлопнув за собой дверь. Он услышал, как она повернула ключ в двери.
  Андрей не хотел напугать Сару. Он просто хотел проверить. И страх, выпрыгнувший в ее глазах из самого сердца, рассказал ему больше, чем она хотела бы. Она не удивилась. Она не стала говорить, что Андрей сумасшедший. Она ожидала услышать нечто подобное и, когда услышала, поняла, что ее худшие опасения оправдались. Кристина действительно наступила кому-то на хвост. Неужели тема обрезания девочек настолько взбудоражила защитников варварской традиции, что они решили убрать слишком громкий голос?
  Женское обрезание - больной вопрос мусульманской части Африки. Варварская традиция, родившаяся несколько столетий назад, продолжала процветать, принимая все более ужасающие и никчемные формы. Девочкам вырезали половые органы в той или иной степени (зависело от племени) в младенческом возрасте, без анестезии, в домашних условиях. Основным доводом служила цель снизить сексуальность девочки в будущем, дабы ее не тянула к другим мужчинам и хватало своего мужа, другой целью являлось "запечатывание" девочек от попыток вторжения в их сокровенные органы мужчин до свадьбы. Для этого рану стягивали так, чтобы размер оставшегося отверстия не могл допустить сексуального контакта. В день же свадьбы горячим острым предметом их "распечатывали" и вручали в таком состоянии мужу. Вперед, к счастливой супружеской жизни. И если в некоторых странах женское обрезание запретили законодательством, что хоть и не решило проблему полностью, но хотя бы снизило количество проводимых обрезаний, то в Гамбии этот обряд до сих пор являлся поводом для праздника с размахом. Против обрезания девочек боролись все, кто мог - ООН, неправительственный организации, частные лица, но на практике реального снижения количества обрезания не наблюдалось. То ли средства борьбы были выбраны неправильно, то ли традиции были настолько крепки, что мнение чужаков, пытающихся искоренить то, что гордо называлось "традиции наших предков", не могла сыграть никакой роли. Кристина пыталась сдвинуть дело с мертвой точки, но какими средствами она для этого пользовалась и почему на нее так обозлились?
  
  
  Кире не пришлось что-то расспрашивать, чтобы понять, что Андрей так ничего и не выяснил. Что ей нравилось, так это его собранность и самообладание. Если в первые дни, когда она увидела его в больнице ЦИМИ, он был похож на окаменевшую статую, без эмоций, без интереса к окружающему миру, то теперь было похоже, что Андрей нашел для своих чувств определенное место в сердце, но понимал, что надо двигаться вперед. К тому же, у него была цель - найти убийц. Зачем он искал их? Наказать? Вряд ли он сумел бы наказать их, хотя и это не исключалось. Тогда зачем?
  - Если я найду, за что ее убили, я узнаю, ради чего она не пожалела своей жизни. Она ведь наверняка знала, что рискует. Она знала, что ей грозит опасность. Я хочу узнать, что оказалось для нее важнее всего на свете. Возможно, я смогу тоже внести вклад в это дело. Если так, то это поможет мне смириться с ее смертью.
  - А ты не исключаешь возможности провала? Ты не думаешь, насколько велика вероятность так ничего и не узнать?
  - Конечно велика. В Африке можно растворится и спрятать концы так, что ни одна живая душа не узнает.
  - И что тогда?
  - Тогда...
  Андрей посмотрел на сына, сооружающего на полу гараж из картонных коробок.
  - Не знаю.
  - Как не знаешь? Ты смотришь на сына и при этом произносишь такие уродливые слова?
  Андрей промолчал. Конечно, Глеб - это его жизнь теперь. Это частица Кристины, которая осталась как самое драгоценное наследство. Он поначалу испугался ответственности. Конечно, никому бы он в этом не признался, но испугался. Что теперь делать с этим маленьким ранимым мальчиком? Сумеет ли он так же чутко реагировать на его жизнь, как это делала Кристина? С любым вопросом Глеб всегда прямиком бежал к матери. С любой бедой, с любой радостью. Отца он тоже любил, но такой близости, как с матерью не было. То ли то, что первый год жизни он провел не зная отца, сказывалось, то ли еще что. Скорее всего причина крылась в простой вещи - соперничать с Кристиной было просто невозможно. Он умела превращаться в ребенка и общаться с сыном так, словно его ровесница или старшая сестра, но она также умела трансформироваться в мудрую наставницу, в мать, которая оберегает и выслушивает, не осуждая. Андрей с трудом избавлялся от ролевой модели родителей, навязанных ему в детстве. Он знал только одну роль отца - строгого, любящего хозяина дома, которого надо слушаться и не ставить под сомнение его мнение. В любви отца он никогда не сомневался, как и не было сомнения в своей любви к собственному сыну. Но вот быть таким близким к сыну, как это умела Кристина, он ее мог. После исчезновения матери у Глеба остался только Андрей. Все родные, бабушки-дедушки - все они были далеко, да он и не знал их толком. Андрею надо было научиться заполнять его пространство близких людей за двоих.
  Со временем страх ответственности начал смягчаться. Помог в этом Глеб - как оказалось, он не требовал от отца быть другим, не ожидал от него превращения в Кристину. Ему хватало того, что Андрей рядом, это создавало ощущение стабильности и спокойствия, уверенность, что мир треснул, но не разрушился до конца. И чем больше Андрей наблюдал за переменами, происходящими в мальчике, тем больше он убеждался, что Кира не зря настояла на том, чтобы остаться с Глебом. Но ответить на Кирин вопрос он еще не мог. У него появилась цель, и цель эта была непосредственно связана с Кристиной, с ее жизнью до и после смерти. И если его усилия окажутся напрасными, он еще не готов был ответить на вопрос "Зачем?". Зачем все это делается? Что может оправдать ее смерть? И может ли вообще что-то оправдать? Потому что если ответом вдруг окажется "нет", это может оказаться крахом многих внутренних основ.
  - Ты не можешь строить свою жизнь только вокруг поисков причин случившегося.
  Кира пыталась, отчаянно пыталась найти нужные слова. Чтобы не задеть за живое, чтобы не оскорбить память о Кристине. Но вывести Андрея из состоянии зомби было просто необходимо! Хотя бы ради его сына. Да и ради него самого.
  - Ты должен найти точку опоры внутри себя. Понимаешь, внутри себя! Ты не можешь опираться на месть, на выяснение обстоятельств, на свои обязательства. Никто не может помочь тебе в такой ситуации, никто не может подставить плечо, чтобы ты на него опирался. Это все ненадежно и непостоянно. А опора внутри тебя - она навсегда. Она тебя не предаст и не подставит. Только ты сможешь решить, что для тебя важно, а что нет. Что хорошо, а что плохо. И у тебя есть, из чего выбирать.
  - Зачем же тогда ты здесь? Разве не для того, чтобы подставить плечо?
  Ирония у него не получилась. Вместо этого лицо исказила кривая улыбка, плохо скрывающая боль.
  - Да, я тоже так думала вначале. Но сейчас вижу, что мое плечо - оно скорее для Глеба, потому что он еще слишком мал, чтобы определиться с точкой опоры. Но при этом он справляется пока намного лучше тебя. И так как ты ему нужен рядом, на виду, я не увезу его отсюда до тех пор, пока ты не сядешь рядом с ним в самолете. Такая вот чехарда. Придется тебе меня терпеть.
  Он как-то дернулся, собрался что-то сказать и передумал. Сел рядом с Глебом, прислонился головой к его мягким волосам на макушке и прикрыл глаза, как будто усталость свалилась на него разом всем своим грузом.
  "Вот она, твоя опора, дорогой." - подумала Кира. -"Этот малыш и есть твой кирпичик, чтобы строить опору внутри себя. И никаких других тебе не надо искать. По-крайней мере - сейчас".
  
  
  В тот же день вечером их посетила Патриция Риккарди. Она удивительно шустро передвигалась, учитывая ее полноту, и все время прятала руки в карманы, словно удерживая непослушные части тела от чрезмерного жестикулирования. Патриция разговаривала на английском так же, как и на итальянском - очень быстро, эмоционально и с таким акцентом, что, если не прислушиваться, можно решить, что она произносит итальянские слова. Кире с трудом удавалось понять, что она говорит.
  - Ну как ты тут, пациент?
  Патриция деловито оглядела Андрея, оттянула вниз его нижнее веко, пощупала пульс.
  - На удивление быстро пришел в себя. Молодчина! Домой вообще собираешься ехать или решил здесь навсегда поселиться?
  - Собираюсь, Пат, не волнуйся. Я тебе уже так надоел?
  - Да живи сколько хочешь, - пожала она плечами. - Ради Бога, кто же против? Ты же меня знаешь - я всегда рада тебе. Кстати, не хотите в гости к нам заглянуть? Например, завтра, на ужин?
  Патриция посмотрела на Киру, ища поддержки.
  Так кивнула и оглянулась на Андрея. Все-таки, это его друзья, ему решать, чьи приглашения принимать.
  - Придем, раз зовете.
  - Очаровательно. И бамбино берите, нечего ему дома с няней сидеть. Уснет - уложим в нашей спальне. Кстати, ты на работу уже вышел?
  - Да, а что?
  - Да хотела спросить, не хотят ли ваши биологи к нам на конференцию заглянуть. Должно быть интересно. Дадим первые результаты о новых исследованиях в области раковых заболеваний.
  - И что нашли интересного?
  Кире показалось, что мысли Андрея витали совсем в других атмосферах, но из вежливости он поддерживал разговор.
  - Есть кое-что любопытное. Кстати, ты ведь знаешь, что одним из спонсоров этого научного проекта является ваш соотечественник?
  По изумленным лицам собеседников Пат поняла, что сообщила новость.
  - Мистер Арбенцев. Неужели не слышали? Андрей, ну ты-то должен знать!
  Он нахмурился.
  - Нет, не слышал такой фамилии. И чем он занимается?
  - Да я понятия не имею, чем он занимается, но видимо к науке не равнодушен. Говорят, был здесь как-то, согласился дать денег на развитие проекта по лечению раковых больных. Я вообще-то занимаюсь в основном проектом по малярии, и деталей не знаю. Не уверена, сколько именно он выделил, но говорят - сумма внушительная. Я всегда думала, что он у вас знаменитость, типа Била Гейтса в Штатах, нет?
  - Никогда не слышала, - покачала головой Кира. - И давно он вас спонсирует?
  - Года два. В основном его деньги идут на исследования в области детской онкологии.
  Патриция о чем-то задумалась, с сомнением посмотрела на Андрея.
  - И все-таки я удивлена, что Кристи тебе о нем не говорила. Они как-то с Кейт у нас были и вместе обсуждали его персону. Правда, Кейт сделала вид, что его личность ее особо не интересует. Но ты же знаешь, она может быть жутким снобом, типа только ее жених самый главный дядюшка-меценат, а все остальные - мелкие сошки.
  - Не любишь ты ее, я смотрю? - не сдержалась Кира.
  - Ай, она не моя подруга, и детей мне с ней не крестить, так что мне ее любить не обязательно.
  Руки Пат вырвались из карманного плена и уже вовсю носились в воздухе, сопровождая каждое слово выразительными жестами.
  - Я вот тоже не понимаю, зачем Кристина с ней дружила. Ты не знаешь?
  - Нет. Деньги, благотворительность. Ты же знаешь, как Кристи умела оборачивать всех в свою религию добра.
  - Да, но при этом далеко не со всеми она дружила.
  - Ой, я не знаю. Не знаю я, Андрей, не мучай меня. И вообще, мне тяжело говорить о Кристи. Давай лучше сменим тему. А то я сейчас расплачусь.
  - Только одну вещь скажи мне - Кристина интересовалась вашим проектом?
  Патриция заерзала.
  - Да она всем интересовалась. Они с Кейт дружили, и часто к нам заглядывали.
  - А с чего вдруг Кейт интересовала наука?
  - Ну как - она же наша патронесса, можно сказать. Положение обязывает.
  Пат многозначительно подняла указательный палец и сделала очень смешное лицо. Кира улыбнулась. Чем же ей так красавица Ритц не угодила, интересно?
  - Ладно, синьоры и сеньориты. Побежала я. Робин тебе привет передавал. Она, кстати, надоумила меня тебя проведать. Но завтрашний ужин - полностью моя идея! И попробуйте только не прийти!
  
  Патриция ушла и сразу стало слишком тихо. Вихрь слов и жестов умчался и воздух опустел, повис угнетающей тишиной. Глеб давно спал, Айша уже закончила возню на кухне и ушла к себе в комнатку. Трескотня ящериц гейко казалась недостаточной для поддержания ощущения жизни в этой комнате. В пригороде Банжула практически не было ночной жизни. Парочка улиц с ресторанами и казино в районе Сенегамбии были единственными оживленным местами после семи вечера. Еще в отелях иногда по вечерам давали представления африканских танцев и музыки. Но во всех остальных районах вечером стояла тишина. Редкий лай собак да кваканье лягушек. Иногда кто-то из соседей устраивали вечеринки и тогда можно было слышать музыку допоздна. Но случалось это довольно редко. В основном же район, где жил Андрей, был тихим и сегодняшний вечер был скорее правилом, чем исключением.
  Кира приготовила коктейль из джина и тоника, выжала в бокалы сок лайма, от чего руки покрылись пленкой ароматной цитрусовой жидкости и кинула кусочки льда. Она зашла в комнату и застала Андрея в той позе мыслителя, в какой он пребывал все время после ухода Патриции. Его озадачила информация, услышанная от Пат. Сбила с толку. Что именно - то, что Кристина не все рассказывала ему или новые доказательства странной дружбы между его женой и Кейт?
  Кира не хотела поднимать эту тему. Но не задай она мучавшего ее вопроса, она бы не успокоилась. Он крутился у нее на языке уже не первый день, но сегодня, во время болтовни Патриции, она только убедилась в своих предположениях еще больше.
  - Андрей, а ты здесь только преподаванием занимался?
  - В смысле?
  - Ну, если бы не Кристина, ты бы сам решился здесь жить?
  - Возможно, не обязательно здесь, но где-нибудь в Африке - да. Мне нравится путешествовать, нравится погружаться в совершенно новую культуру, узнавать новых людей. Нравится ненормальность здешней жизни. А если я при этом еще и могу приносить пользу своим студентам - так это еще лучше. Почему ты спрашиваешь? Все еще пытаешься представить меня в роли мидовского работника? Брр, с ужасом вспоминаю о тех днях. Не уйди я тогда, однажды, я бы задохнулся от бюрократии.
  - Ну это все понятно, но все же... - она замялась, - все же мне кажется, что вы с Кристиной несколько по-разному воспринимали здешнюю реальность, занимали разные ниши. Прости, наверное, не мое это дело, но похоже, что ты все же больше сопровождал Кристину, чем принимал участие в ее делах. Или я не права?
  Андрей улыбнулся.
  - Я не собирался принимать участие в ее делах, у меня были свои дела. Одно дело разделять интересы, другое - делать одно дело.
  Кира ощетинилась. Он что, ее упрекает? Намекает на то, что она вечно лезла в его дела? Он не дал ей ответить, продолжив иронизировать.
  - А ты думала, я поехал в Африку санитаром в морге работать?
  - Я, насколько тебе известно, вообще не очень осведомлена, зачем ты сюда приехал. Но полагала, что не только за новыми впечатлениями.
  - Что еще ты полагала?
  - Что заслуживаю по крайней мере объяснений.
  - От меня?
  - А от кого? От твоей сестры? От общих знакомых ? От кого, скажи? Не от Кристины же.
  Напряжение сверкнуло, как разряд грозы. Андрей весь напрягся, словно по больному место прошелся слон.
  - Если бы ты умела слушать и слышать, ты бы услышала мои объяснения.
  - Значит, во всем только моя вина? Ты сбежал, ты мне изменил, ты мне врал, а виновата только я, получается?
  - Нет, но ты меня не хотела понять, вот что важно! Ты хочешь объяснений? А какие могут быть объяснения? Страна глухих - вот чем был наш брак. И хорошо, что у нас нашлись силы прекратить это.
  - У тебя нашлись, - поправила она его, нервно теребя мочку уха.
  - С твоей помощью.
  - И все же не я сделала этот шаг.
  Андрей отвернулся и не стал отвечать.
  Ей вдруг стало душно. Ведь она этот диалог столько раз проигрывала в своей голове, представляла, как достойно поведет себя, не станет опускаться до выяснения отношений, и что же? Они вновь вернулись к банальным обвинениям, недостойным их обоих. Они вновь по разные стороны баррикад. Как и тогда, перед его уходом. Тихо, без скандалов, вели молчаливую войну. За что, спрашивается, бились? За понимание? Или же от страха потерять - мужа, положение, придуманный мир? Стереотипы, вдолбленные в голову, стереотипы, только добавляющие страха. Как приятно думать, что тебе кто-то что-то должен. Как тяжело отказаться от этой мысли и понять раз и навсегда, что никто ничего тебе не должен, кроме тебя самой. И главное, что ты должна себе - это быть счастливой. И все. Вот так вот просто. И никаких баталий. И когда придет это понимание, что не стереотипы важны, не то, как это выглядит со стороны, не то, как это принято, а только то, как быть счастливым, тогда и баррикады растворятся в воздухе. Окажется, что поводов для драки нет. А если вдруг и появится, то единственное, что потребуется - это выслушать друг друга. Услышать. Попытаться понять. Ведь тот, другой, он тоже должен себе счастье. Он тоже имеет на это право. Такое же, как и ты. Так зачем постоянно примерять его жизнь на себя, а в итоге на него натягивать свою? Смотреть, как она трещит по швам, расползается под руками, не подходит по размеру, да и цвет не тот, но все равно упорно натягивать, уверяя себя, что так всем будет лучше? И никакого в этом не оказывается в итоге смысла. Зато итог всегда один - платье испорчено.
  - Послушай, - тихо произнесла она. - Прости меня.
  Андрей, ожидавший чего угодно, но только не этого искреннего "прости меня", аж вздрогнул.
  - Да нет, это ты...
  - Я неправа. Я обещаю, что больше не будет подобных сцен. Я здесь ведь не для этого, я приехала помочь тебе. А что было - то было. Мы оба многого не услышали тогда, много не сказали. Произнеси мы тогда больше нужных слов, не было бы столько ненужной боли.
  - Кира...
  - И знаешь еще что? Я искренне рада за тебя, за то, что ты имел в своей жизни эти счастливые два года. За то, что ты совершил решительный поступок и добился своего. Ведь большинство из нас всю жизнь не решаются протянуть руку и сорвать яблоко с ветки. Ты решился. И я даже понимаю - почему. Чем больше я узнаю о Кристине, тем больше мне открывается нового в людях. Наверное, - Кира слегка улыбнулась, - будь я мужчиной, я бы тоже за такой женщиной пошла хоть на край света.
  - Нет, Кира, все не совсем так. Мне следовало бы давно попросить у тебя прощения, но не хватало духу. И не знал, как ты воспримешь.
  - Вот и сейчас не надо. Потому что я до сих пор не знаю, как восприму. Давай остановимся на том, что уже сказано. Думаю, этого и так достаточно.
  Кире показалось, что Андрей смотрит на нее, а видит кого-то другого. Кого он видел? Кристину? Или пытается отыскать ту Киру, понятную ему, существовавшую в годы их брака? Она не могла определить, что за эмоции скрываются за его взглядом. Удивление? Недоверие? Неважно все это. Не так то просто перевернуть страницы их жизней. Чтобы понять, что написано на сегодняшней странице, приходится снова и снова перелистывать назад, отыскивая нужные предложения. Жалко, что в жизни нет сносок. Разве что в виде памяти. Но память не может быть безболезненной.
  -А знаешь, что? - переключилась она на другую тему. - давай позвоним Женьке и попросим ее узнать насчет этого Арбенцева? Довольно нетипичный случай - русский богатей спонсирует науку в африканском институте. Вдруг Кристина не зря не рассказала тебе о нем. Вдруг за этим что-то кроется и он выведет нас на что-нибудь любопытное?
  - Вряд ли. Хотя, все возможно. Уж слишком он далеко отсюда, что привести к интересующим меня фактам.
  - Так ты же и сам пока не знаешь, какие факты тебя интересуют. Будем тыкать наугад - туда, сюда, где-то окажется тонко и хрупко, и палец провалится в сундук с нужной информацией.
  - А что ты скажешь Жеке? Арбенцев, спонсор и все? Мы же ничего о нем не знаем.
  - Во-первых, можно узнать у самой Кейт. Во-вторых, наверняка кто-то в ЦИМИ знает о нем больше, чем рассказал Патриция. Я могу прикинуться русской журналисткой и взять интервью у их представителя из отдела информации.
  - Еще не хватало, чтобы ты втягивалась в эту мерзость.
  - Почему мерзость?
  - Кристина не интересовалась "чистенькими" историями. Эту работу она оставляла для других. Она говорила, что взахлеб хвалить успехи других желающих всегда море, а вот копаться в том, в чем никто не хочет пачкать руки - эту работу она предпочитала брать на себя.
  - Но что может быть плохого в спонсировании научного проекта?
  - Я не знаю. Я пока ничего не знаю. Пока моя главная зацепка - это ее борьба против обрезания девочек. Ничего другого у меня нет. Буду продвигаться шаг за шагом. До чего-нибудь дойду.
  - И все же я поговорю с ЦИМИ. И попрошу Женю выяснить, кто это. Да ей и самой будет интересно. Все-таки не каждый день у нас таких странных меценатов встречаешь!
  Они засыпали каждый в своей комнате. Но думали они об одном и том же. Неужели такое возможно? Неужели людям надо пережить разрыв и полный крах отношений, чтобы понять, что они могут быть просто друзьями, могут понять друг друга, могут воспринимать друг друга не как обязанных сделать их жизнь счастливой, а просто как личность со своими взглядами на жизнь, ошибками, страхами и ожиданиями. Казалось, дружить у них получалось куда лучше, чем быть мужем и женой.
  
  
  ***
  
  
  К своим тридцати семи годам жизни Женя научилась чему угодно, только не тому, как устраивать свою личную жизнь. Сказать, что ей не везло, было бы неправдой. Потому что желающие создать с Женей уютное семейное гнездышко имелись, но когда дело доходило до более или менее близких отношений, выясняли, что понятие о семейном гнездышке у Жени разительно отличается от мнения мужчин, с которыми она встречалась. Однако правдой являлось то, что на самом деле ее порой агрессивная независимость и стремление к отсутствию всяких рамок и ограничений не относились к тому багажу, который она собиралась брать на борт семейной лодки. Скорее, это было чем-то вроде теста - а выдержит ли Он ее такой, какая она есть, не испугается ли, не сбежит, не будет ли шокирован? И если тест будет пройден, то это не означает, что на практике так оно и будет продолжаться всегда. Но тест никто пока не проходил до конца. Сбегали. При этом утверждали, что если бы не Женькино сумасбродство и выкрутасы, все бы у них было хорошо. И оставались друзьями после. И в гости приходили. И выручали, если что, по первому зову бежали, словно связь, возникшая между ними, не исчезла, а трансформировалась в тонюсенькую невидимую леску, незаметную совершенно в повседневной жизни, но стоит только захотеть - и нащупать ее можно с легкостью.
  - Наверное, я женщина-друг, ну еще женщина-любовница, но никак не женщина-жена, - вздыхала она.
  - А тебе это надо?
  - Ну, наверное, уже надо. Возраст или мозги, не знаю, что там у меня прогрессирует, но появилась какая-то потребность.
  - В семье или в ребенке?
  - Ты так говоришь, будто это не одно и тоже.
  - Конечно не одно и тоже. Особенно для таких особ, как ты!
  - В смысле?
  - Разве ты не назвала бы семьей своего ребенка?
  - Без отца? Назвала бы. Но с отцом оно как-то лучше. И отец нужен не только в качестве самца - производителя. Та половинка, что сидит во мне, кажется, вдоволь насладилась своей свободой и экспериментами, и теперь потянуло на поиски второй половины. Или врут все легенды и мифы народов мира?
  - Про мутации слышала? Иногда бывает, что обе половинки селятся в одном человеке.
  - Хочешь сказать, я гермафродит? Ну, спасибо, друг Беня, утешил!
  
  У Жени было много подруг, но место самой близкой занимала не женщина, а бывший одноклассник Беня Жмуркин. На самом деле его звали, конечно, не Беня, а Борис, но кто-то когда-то придумал для него кличку Беня, по его словам случилось это чуть ли в песочнице детского сада, и с тех пор кличка стала его именем, приклеилась намертво, так, что иногда он даже новым знакомым представлялся как Беня, и лишь потом, спохватившись, поправлялся. Беня обладал высоким ростом, ширококостным телосложением и такой же широкой натурой. С Женькой они близко подружились не в школьные годы, а позже, лет через семь после школы, когда встретились по работе. Она и не знала, что Беня стал журналистом и работал на одну из питерских газет. Если в школе Женя была больше озабочена поисками смысла жизни и борьбой с родителями по поводу своей независимости, то на момент, когда они вновь встретились, она уже более или менее определилась, встала на ноги и люди ей виделись в несколько ином ракурсе.
  Они с Беней сделали немало репортажей вместе, и работала она с ним не потому, что его редакция хорошо платила (скорее, платили они довольно средненько), но материалы, над которыми работал Беня, были, как правило, необычайно интересными для Жени. Он ездил в тюрьмы, в дома престарелых, брал интервью у жертв торговли людьми, у наркоманов, излечившихся и нет, у людей с экстраординарными способностями, у семей с необычными детьми. Как-то они поехали брать интервью у семьи, где ребенок страдал гигантизмом, вырос до двух метров тридцати сантиметров, страдал различными заболеваниями и проживал жизнь, полную неудобств. Пока Беня задавал вопросы, Женя фотографировала. Она поймала тот самый момент, когда мать с отцом взирали на свое чадо с выражением недоумения и страха. Словно страхи беременной женщины, которой снятся ночные кошмары о ребенке-уродце, воплотились в жизнь и предстали перед ними в виде их гигантского отпрыска. Эта фотография впоследствии обошла страницы многих СМИ - мир увидел семью гиганта глазами Ладыниной Евгении.
   Никто никогда и не подумал бы о том, что между Женей и Беней может быть роман. Они были слишком близкими друзьями для этого. Как-то они, впрочем, переспали друг с другом, в виде эксперимента, но потом быстренько забыли о сделанном, так как ничего, кроме вопроса "и зачем мы это сделали?", это не принесло. Беня женился на девушке Оксане, хохлушке с устоявшимися взглядами на жизнь и практичном отношении к обстоятельствам. Девушке - образце стабильности и надежности. Оксана Женю хорошо знала и порой даже ревновала немного к ней своего мужа, но по большому счету не беспокоилась. Если бы у Бени хоть когда-нибудь возникла мысль влюбиться в Женю, он бы уже давно это сделал. А если не сделал, то уже не сделает.
  
  - Ты случайно не путаешь профессиональный интерес с личным? - спросил он, когда узнал об Арбенцеве.
  - А какой тут может быть профессиональный интерес? Кадры с ним я уже отщелкала, все что после - уже вне рамок.
  - Что-то мне не нравится во всем этом.
  - Почему? Странно, что я, наконец, в ком-то увидела нормального мужика?
  - И это тоже.
  Беня загоготал, хлопнув Женьку по хрупкому плечу.
  - Ты, Жека, из любого нормального мужика свинью недоделанную сделаешь, как бы здесь не получился обратный эффект!
  - Ну что ты за человек, Беня! Все опошлишь!
  - Спрашивали - отвечаем.
  - Я погибла, дорогая редакция.
  - Еще не поздно.
  - Унести ноги?
  - И это тоже.
  - Не хочу, не буду.
  Женька упрямо мотнула головой.
  - Если есть что-то необычное в этом Арбенцеве, чтоб его, то я это хочу обнаружить первая. Потому что если все так, как я думаю, то я его не хочу потерять из виду.
  - Только из виду?
  - Ну какой ты - все тебе вынь да положь. Не скажу.
  
  Беня не зря ее предостерегал. Женька была ему больше, чем сестрой, больше, чем другом. И он прекрасно знал ее способности вляпываться в самые необычные истории. Про Арбенцева до этого он слышал только вскользь, но когда узнал о Женькином интересе, решил копнуть глубже. Не нашел ничего настораживающего, кроме отсутствия такового. Ну не может человек заниматься известным бизнесом и не иметь за собой ни одной мало-мальски скандальной истории. Разве что обнаружилось, что лет семь назад у него был какой-то бурный роман с очень красивой женщиной, потом она родила ребенка, но поговаривали, что родила не от него, так как вскоре после этого они разбежались и ни о той женщине, ни о ребенке больше никто не слышал. Знающие люди говорили, что Арбенцев вывез их за границу с глаз долой и больше они не появлялись на горизонте и никто о них ничего не знал. Видимо, девица получила хорошие отступные и жила себе припеваючи. В остальном же никаких пятен в биографии господина Арбенцева не обнаружилось.
  - Ты прямо нашла себе идеального мужчину. Все при нем. И даже кристальное прошлое.
  - Завидуй молча, Беня. - отмахнулась Женя. Помолчала и добавила. - Думаешь, я сама об этом не думаю? Думаю, еще как. И знаешь к какому выводу пришла? Если права поговорка о том, что за все надо платить, то я, возможно, сделала стопроцентную предоплату. И теперь получила товар. Конец моей жертвенной женственности. Ты же знаешь, Беня, как я старалась. И почти, можно сказать, достигла результата, еще чуть-чуть - и я стала бы смотреть на мужчин, как на объект моей заботы, лелеять их и холить.
  - А не выгонять взашей, когда они вещи из твоего дома тырят?
  - Ниже пояса, Беня, так не договаривались.
  
  Эту тему Женя поднимала всякий раз, когда речь заходила о ее личной жизни. С мамой ли, с подругами ли. И только Беня понимал ее до конца - жертвенность могла существовать в Жене только в контексте любви. Приносить себя в жертву мужчине только потому, что такова роль, приписываемая женщине большей частью общества, - это было не из ее оперы. Правда, и на старуху случалась проруха. Бывали в ее жизни мужчины, которые направлялись выбирать ей кольцо, а возвращались с купленными себе часами, которые одалживали у нее денег "на дело", а при расставании как-то даже и не вспоминали об этом. Женька все жалела их. Говорила, дело в не их хитрости и жадности, а просто в глупости, с которой ей не по пути. Говорила, что мягче, снисходительнее ей надо бы быть к мужчинам, не требовать и не ожидать от них ничего. Вроде бы не независимый характер мужчин от нее отпугивает, а недостаточная женственность. А снисходительность к слабостям, дескать, есть составляющая той женственности, которая ей недоступна.
  
  - Ты, Беня, вспоминаешь, события столетней давности. Я же потом узнала, что тот субъект наркоманом был. Разве эту беду можно сравнить с потерей побрякушек?
  - Хочешь сказать, что не выгнала бы, если знала об этом тогда?
  - Хочу сказать, что Стас пришел и все испортил. Ткнул меня носом в то, что встречается еще в наше время сочетание интеллекта и мужественности в самом хорошем смысле этого слова. Если бы не увидела я это, так бы и старалась снизить свою планку, перестала бы дергаться, когда видела что-то другое. А что мне теперь делать? Вдруг ничего у нас не получится с ним? Я же на меньшее не соглашусь.
  Беня не знал, что и сказать. И вдохновлять Женю не хотелось, и разочаровывать тоже. Тем более, что для второго не было никаких объективных оснований. Женька влюблялась медленно и неумолимо и ему оставалось только наблюдать. Опыт прошлого показал, что влюбленная Женя - это вулкан, готовый в любую минуту начать извергать лаву эмоций. Ее эмоции и восприятие мира гипертрофировались прямо пропорционально ее любви. Если она не остановится и все-таки влюбится в Арбенцева, то мужику крупно повезет. Он найдет в ней самого верного партнера и самую преданную спутницу. Правда, ему придется для этого доказать, и не раз, что на ее свободу он не посягает, даже если ей эта свобода окажется вовсе и не нужна. Наступали интересные времена.
  
  ***
  
  Из истории болезни: Евгения Ладынина. Фоторепортер. Возраст - тридцать семь лет. Симптомы - бессонница, перемежающаяся с приступами глубокого счастливого сна, нездоровый блеск в глазах, яркий румянец, возбуждение, сменяющееся уходами в себя. Диагноз - арбенцева лихорадка. На данный момент методов лечения не найдено. Рекомендовано - наблюдать.
  Да, Женя заболела. Харизма по имени Стас Арбенцев закружила, загипнотизировала ее, сбила с ног, лишила опоры, ориентации во времени и пространстве и даже дала уверенность в собственном счастье. Встречи, совместные обеды, ужины, ночи, завтраки - разве можно таким банальным способом описать отношения, интенсивность которых пугала даже саму Женю? Все встречаются, все проводят вместе какое-то время, но Женька отказывалась быть, как все. Она считала, что ее отношения со Стасом не вписываются в стандартные рамки. В первый же день они переспали. В тот самый день, когда он отвез ее в Мансуровский переулок и потом они обедали в итальянском ресторане. И даже повязка на руке не помешала, хотя Женя опасалась, что всей фиксации такими темпами придет полный окончательный конец. Но Стас оказался чутким и нежным, и так осторожно обращался с Женькиным телом, что даже самый строгий врач не нашелся, к чему придраться. Нежность эта, однако, не помешала Жене взорваться от его прикосновений, словно она только и ждала заветной искры.
  Она не знала и не пыталась даже объяснить, как все это произошло. Уж точно не потому, что так оно и планировалось с самого начала. И уж точно не потому, что для Женьки такая практика была обычным делом. Наоборот, если и случалось такое, то только в тех случаях, когда она точно знала, что встреча эта кратковременная и ни к чему не обязывающая, разве что к приятному времяпровождению в постели. Если же человек ее заинтересовывал, она наоборот пыталась оттянуть момент сближения как можно дольше. Сказывалась ли осторожность или невесть откуда взявшийся консерватизм в отношении последовательности платонические отнощения-секс, она не знала. Но так сложилось, и Женька не стремилась искать тому объяснения. И вдруг - Стас. То, что он заинтриговал ее с первой встречи, сомнению не подвергалось. Не просто заинтриговал, но и заинтересовал. Ей бы узнать его получше, не подпускать близко, пока не удостоверится, что не обожжется, так нет. Как только он дотронулся до нее, она поняла, что все, корка, подкорка, все смешалось, превратившись в единый пульсирующий сгусток чувств - хочу_его_немедленно. Все границы сметены, все фронты открыты. И не было никакого сомнения, не было даже мысли - а стоит ли? Было лишь всепоглощающее чувство восторга, и радость от полноты ощущений.
  Впрочем, Женька была бы не Женька, если бы сомнения не возникли. Но возникли они потом, позже, да и то в связи с попыткой анализа собственных ощущений. "И что теперь?", вопрошала она саму себя. Кто они теперь друг другу? Просто любовники? Случайные знакомые, которые забудут друг о друге через пару дней? Или все же есть надежда на что-то большее?
  Когда они встретились на следующий день, ее охватила странная, идиотская скованность.
  - Как рука?
  - В порядке.
  - А как сама?
  - Тоже ничего.
  Она не знала, как он ее воспринимает. Вроде бы - ближе некуда. Но разве физическое сближение значит так много? Для нее, живущей на эмоциях и импульсивных порывах, один взгляд или слово могли отменить любые физические контакты. Стереть, словно и не было их. И так же ощущение взаимопонимания могло привязать ее к человеку так сильно и крепко, что секс казался лишь приятным дополнением, но никак не основополагающим элементом. Со Стасом все было непривычно. Тело уже сказало "да", а сердце все еще радостно-тревожно прислушивалось.
  Стас, казалось, вовсе не думал раскладывать их отношения по полочкам общепринятых принципов. Принимал все так, как есть. Сближение тел произошло более гладко, чем сближение душ. Потребовалось время, пока Женька расслабилась и поверила, что ее связь со Стасом - это не однодневная интрижка, а более сильная, более глубокая и захватывающая связь.
  Он не переставал ее удивлять. Однажды на встречу он приехал в весьма возбужденном состоянии. Сказал, что только что обедал с какими-то французами.
  - Видно вам было весело, - заметила она, вдохнув запах хорошего коньяка.
  - Ты права. Они такие забавные. И ничегошеньки не понимают в жизни.
  - И чем же они такие забавные, что до сих пор такой веселый?
  - Представляешь, они спросили меня, почему я живу именно так, как живу. Почему до сих пор в России, почему не имею роскошную виллу и не держу яхту в марине на французской ривьере. Представляешь, они не понимают Не по-ни-ма-ют!
  - А ты им что?
  - А я говорю - а зачем? Ну, был я там, на их ривьере, и не раз, захочу - еще поеду. Но не в этом же цимус жизни! Как они не понимают - все это уже успело набить оскомину своей предсказуемостью. Куда интереснее поехать в Африку и сделать что-нибудь такое, что перевернет науку, перевернет жизнь целого народа, целого мира! Вот ты, Женька, ты такая же. Тебе наплевать на все эти побрякушки, яхты и ривьеры. Ты тоже чокнутая. А они этого не понимают.
  Женька засмеялась. Он, конечно, не такой, как все миллионеры, но до чокнутости Женьки ему еще ох как далеко!
  - Ты еще всей моей чокнутости не знаешь, дорогой, так что поостерегись.
  - Да мне и не надо знать. Главное ведь что - что человек способен на поступок. Не на банальные действия, а на поступок. Тебя не заботит, поймут тебя окружающие или нет, правда ведь?
  - Нет, - согласилась она, - не заботит.
  - И меня не заботит. Я просто делаю то, что мне интересно. Что считаю нужным. Что я, лично я, Стас Арбенцев, считаю полезным.
  - Даже если идет вразрез с чьими-то интересами?
  - Даже если так. Я не могу ориентироваться на компасы других людей. Они могут завести меня совершенно в другую гавань, где мне ничего не нужно. Я следую только внутреннему компасу, своему, я ему доверяю.
  - И каков же твой конечный пункт? Куда плывешь, капитан?
  - Ааа, хитрюга, этого я тебе не скажу. Но если захочешь, возьму с собой.
  - Нет, - щелкнула Женя языком, - на провокации не поддаюсь. В незнакомые места с незнакомыми мужчинами не езжу.
  - Звучит, как цитата из маминых нотаций!
  - Вообще-то, если бы я всегда следовала маминым нотациям, то сидела бы сейчас в какой-нибудь скучной - прескучной конторе от звонка до звонка и анализировала бы чьи-нибудь отчеты.
  - И это значит...?
  - Это значит, что если ты меня сможешь заинтересовать, то, может, и поеду с тобой.
  - Даже если это чревато опасностями?
  - Не волнуйся, я за тобой присмотрю.
  Женька смеялась, но думала о том, что Арбенцев все-таки странный тип. Жутко привлекательный, до спазмов в паху обожаемый, но все-таки странный. Было в нем что-то... Что-то недоступное. Казалось, он раскрывался и был, как на ладони, приближал к себе на максимальное близкое расстояние, но при этом не покидало ощущение, что граница эта - не единственная. Что за ней есть еще несколько, тщательно скрываемых и охраняемых. И именно туда ей и хотелось попасть, это тоже было частью привлекательности в Стасе. Такую, как Женя, возможность взять труднодоступный рубеж, интриговала еще больше. И Стас не торопился раскрывать все карты. Иногда ее это злило, иногда смешило. Никогда не оставляло равнодушной.
  
  - Хоть ты и прикидываешься не от мира сего и уповаешь на личный компас, но норм поведения в обществе ты все-таки придерживаешься. Иначе чем объяснить, что твоя биография такая чистенькая и белая в глазах светской хроники?
  - Если я и следую какому-то правилу, то оно одно - не светись. И это очень помогает, знаешь ли. И дела делать, и нормальную жизнь вести. Вот будь я вечным героем первой полосы, ты бы что обо мне подумала?
  Она пожала плечами.
  - А эти французы думают, что к этому надо стремиться. К публичности. К наполнению своей жизни всеми стандартными атрибутами. Как автомобиль массового производства. А я не хочу быть массового производства. Я предпочитаю быть эксклюзивом, с необычным набором аксессуаров, с ненужными, но интересными прибамбасами, и пусть обо мне будут знать всего пара-тройка знатоков, зато я буду собран по собственному, уникальному заказу.
  - Что-то тебя занесло. Любой человек уникален.
  - Да? Если бы оно так и было, ты бы уже давно была бы замужем.
  А это то тут при чем? Женька чуть не поперхнулась.
  - Ты ведь уникум ищешь. Чтобы как ты. Раз не нашла, значит, таких мало.
  - Хочешь сказать, что ты уникум?
  - Да. Очень скромный уникум.
  Она посмотрела на него и увидела, что он еле сдерживает смех. И даже не разозлишься на его самомнение. Где закончились серьезные размышления и начался розыгрыш - не разберешь.
  - Вот веришь, могу запросто все бросить и умотать в Конго куда-нибудь. Начать все с начала.
  - Тебе не трудно будет начать все с начала. С твоими ресурсами.
  - Да при чем тут это! А знаешь, почему французики начали эту тему? Потому что я согласился на совершенно неприбыльную для меня сделку. Им этого не понять.
  - А зачем ты согласился?
  - Сама сделка заинтересовала. Процесс. Ожидаемый результат. Даже если бы от нее одни убытки были, я бы все равно согласился. Я исследую этот путь, а потом смогу применить его в другой сделке, уже имея опыт. А те, кто отказался, так и останутся олухами. Пусть с прибылью, но олухами.
  - И часто ты так поступаешь?
  - Постоянно. Вот даже сейчас - сижу тут с женщиной, абсолютно непредсказуемой, способной улететь с первым ветром в неизвестном направлении, если ей что-то не понравится, и что? Вместо того, чтобы удержать ее, я рассказываю ей, какие у меня причуды.
  - Не будь у тебя причуд, сидела бы я тут, как же!
  Он опустил глаза, а когда поднял, совершенно серьезно спросил:
  - Ну что - в дурдом?
  - Куда, куда?
  - А кому мы еще такие нужны?
  Женька покачала головой, разулыбавшись. Ну откуда он такой взялся, читающий ее мысли?
  
  
  Они продолжали проживать свои жизни. Вместе и порознь. Порознь и снова вместе. Она - работала, как и прежде, хотя в свой привычный ритм после травмы так и не вошла. Он много времени проводил в разъездах и в своем офисе. Они вовсе не были вместе двадцать четыре часа в сутки. И не стремились к этому. Ее даже иногда настораживало, почему он так легко соглашается не видеть ее продолжительное время. С другой стороны, если бы он пытался привязать ее к себе, она бы насторожилась еще больше. Но даже когда они не виделись несколько дней, а потом встречались на пару часов, она задыхалась от эмоций и ощущала, что наконец-то ее краник с кислородом включили. Теперь можно дышать. И даже впрок. На случай, если они опять долго не увидятся.
   Она по-прежнему чаще обитала в Питере, он же все свое время проводил в Москве. Он шутил над ее привязанностью в Питеру.
  - Вы, петербуржцы, странный народ. Вы создали город, который существует в вашем сознании в единственном числе. Вы даже называете его так - просто город. Вы говорите "уехал из города", "вернусь в город". И никому не закрадется в голову сомнение, о каком городе идет речь.
  - Ну конечно, а о каком городе может идти речь, если не о Питере? Мы же, когда говорим об этом, находимся в Питере, а не в Москве! - объясняла она, смеясь, словно непонятливому ребенку.
  - Это просто фантастика какая-то! Типа - Питер это единственный город, а все остальное - подвиды деревень, так что ли? Впрочем, мне это даже нравится. Если бы в вашем городе не обитали такие не от мира сего люди, то и ты была бы скучная и однообразная, чрезмерная нормальность меня не привлекает, знаешь ли.
  Она заливалась смехом и тормошила его жесткие темные волосы.
  - А ты? Ты сам-то кто такой будешь? Ты же не коренной москвич?
  - Вот еще. Кореннее не бывает. С чего это ты взяла?
  - Да с того, что ты со мной связался.
  - А я и не связался. Просто ты взяла боем без предупреждения. У меня не хватило ресурсов сопротивляться.
  
  У нее тоже не хватало ресурсов. Она и не искала их. Ее чувства набирали обороты так быстро, как случается только в виртуальном пространстве в наши дни. Когда настоящее подменяется сюрреальными сюжетами, жадно вбирая в себя все эмоции, перемалывая их в ускоренном темпе и выдавая в качестве готового продукта любовь, ненависть, радость, боль. Жизнь меняется со скоростью передачи сигнала по бескрайней сети интернета, вот уже создаются пары, влюбленные насмерть друг в друга, но никогда не встречавшиеся в реале, вот уже собираются детей рожать, а потом расходятся и воспринимают эту боль, как самую настоящую. Все меняется так быстро, что не успеваешь остановиться, обдумать. Женька просто неслась по этому бурному потоку, где-то в подсознании мелькала мысль, что однажды этот поток должен вынести ее куда-то в море, в конечный пункт, но когда и куда - большой вопрос, да и стоит ли о нем думать сейчас? Вот только с Беней иногда удавалось поговорить, да и то - все больше приходилось защищать и отстаивать позиции. Беня не сдавался и пытался осторожно сбивать энтузиазм Жени, она не понимала и сердилась. Но долго сердиться не могла. На Беню не могла сердиться, да и в такой состоянии влюбленности кто же будет тратить время на злость?
  Ее болезнь под названием "арбенцева лихорадка" прогрессировала и у нее не было ни малейшего желания искать пути ее лечения. И любой знающий и не знающий ее человек заметил бы в ее походке признаки парения, что, как известно, является очевидным и всенепременным признаком влюбленности. Так же было и в один из вечеров, когда она шла домой, попросив таксиста оставить ее чуть поодаль от дома, чтобы немного пройтись. Дурманящий осенний воздух пронизывал все тело, наполняя его невероятной свежестью. Легко поверить в магическое воздействие осени, когда влюблена. Любое время года обретает сверхъестественные свойства, превращается в нечто особенное, неповторимое. И кажется уже, что это не только любовь, но и все вокруг питает тебя живительными соками, опутывает ощущением невесомости.
  Женька шла, словно не домой спешила, а прогуливалась по лесу, нарочито медленным, но в тоже время легким шагом, втягивая в себя терпкие ароматы сухой листвы. Интересно, подумала она, существует ли парфюм с ароматом листопада? Он должен быть непременно во флаконе темно красного цвета и содержать нотки легкого дыма. Надо бы поинтересоваться. Если есть - обязательно купить. Или сказать Стасу - он-то уж наверняка достанет такой флакон, даже если он существует в единственном экземпляре. Женьке, некогда выступавшей за то, что женщина не должна во всем рассчитывать на своего мужчину, было жутко приятно просто знать, что есть человек, готовый достать для нее даже звезду. И не факт, что она попросит его об этом, скорее всего даже точно не попросит, но знание ощущалось уютной теплотой по телу.
  Внезапно гармонию ароматов нарушил резкий запах гнили. Она повертела головой в поисках источника. Недалеко от ее подъезда нарисовался невесть откуда взявшийся мусорный бак. Его никогда здесь не было. И быть не могло по определению. Рядом с домами такого класса мусорные баки не обитают в принципе. Мало того, что бак вопиюще нагло стоял прямо рядом с подъездом и источал весьма неприятную вонь, рядом с этим баком ко всему прочему находилась женщина, по виду - вылитая бомжиха. Многослойное тряпье, свисающее из-под стеганной рваной куртки неопределенного цвета, завершалось живописным беретом всех цветов радуги. Берет, нахлобученный чуть ли не на глаза, выделялся, словно яркая птица на грязной помойке.
  Женька остановилась, как вкопанная. Что ее удивило больше - наличие мусора у подъезда элитного дома или старуха с экзотическим беретом, трудно сказать. Инстинктивно она потянулась к камере, рефлекторное движение фотографа, но камеру она не носила с тех пор, как вывихнула плечо. Да и не носила, конечно же, она камеру повсюду, особенно там, где не ожидала ничего необычного. А что могло быть необычного возле дома, мимо которого она проходила тысячи раз?
  Старуха между тем деловито перекладывала вещи из бака в свой мешок, не обращая внимания на замершую Женьку. Повинуясь внутреннему порыву, Женька вытащила из сумки сотню, подошла к бомжихе и молча протянула ей деньги. Та, не выказав ни тени удивления, вытерла руки в перчатках об себя, взяла деньги и засунула их куда-то в бесконечные недра своих одежд. И только после этого взглянула на Женю. Глаза у нее были, как и берет, словно не ее. Словно принесенные с совершенно другой картины, прозрачно серые, с ярким черным ободком, радиальными лучиками и широким зрачком. Взгляд был совершенно ясный, острый, пронзительный. Пытливо оглядела Женю, остановила взгляд на ее повязке и криво улыбнулась одними губами.
  - Какие грехи замаливаешь?
  - Что?
  Женька опешила.
  - За здоровье просишь или за счастье?
  Голос у нее был хриплым, прокуренным.
  - Да я, собственно, просто так...
  "Глупость какая", мысленно одернула себя Женя, "оправдываюсь сама не знаю за что".
  - Будет тебе счастье. Только не такое.
  - Какое не такое?
  Женя улыбнулась, но отчетливо ощутила, что ей стало не по себе, зябко как-то. Серые глаза смотрели не на нее, а сквозь нее.
  - Другое. Но счастье. Зайдешь в одну комнату, окажешься в другой.
  - Мистика какая-то... Вы что, гадалка?
  Бомжиха презрительно фыркнула. Отвернулась и, как ни в чем не бывало, продолжила рыться в хламе мусора. Женя постояла еще минуту, но старуха уже явно потеряла к ней всякий интерес. Делать здесь было больше нечего. Вдруг заныл травмированный сустав. Она поморщилась о пошла прочь.
  
  На утро следующего дня она встретила в подъезде консьержку, которой вчера, почему-то, не было на месте.
  - Татьяна Борисовна, что у нас теперь мусорные баки прямо у подъезда будут стоять?
  - Какие такие баки?
  Консьержка испуганно хлопала глазами и, запахивая на ходу теплую шаль, засеменила на улицу. Там было пусто. Привычно чисто и никаких баков.
  - Но... вчера я видела здесь бак и...
   - Вчера? Не знаю. Я только утром заступила на смену. Спрошу у сменщицы, может она в курсе. Может, убрали уже?
  Она участливо смотрела на Женю и строила предположения о том, где жилец провела предыдущий вечер и хватила лишку, и почему привиделись ей мусорные баки там, где их в помине быть не должно было.
  Женька смущенно пробормотала "возможно" и, обескураженная, пошла дальше. Через пару дней ей сказали, что в их районе на днях снимали сцену для какого-то фильма. Возможно, что-то из мусора не убрали вовремя. Вот и вся мистика. Женька не то, чтобы не любила мистику в своей жизни, просто она предпочитала ясность и логические объяснения событиям. Так было комфортнее. А потому, получив необходимые объяснения, тревога на душе улетучилась и можно было спокойно двигаться туда, куда больше всего рвалась душа. К Арбенцеву.
  
  
  
  ***
  
  
  Андрей вышел на работу, возобновив свои лекции оп экономике и международному развитию. Было приятно, что студенты обрадовались его возвращение и задавали много вопросов по материалу лекций. Когда он только начинал, его пугали, что студенты местные совсем не заинтересованы в учебе, что некоторые даже не умеют толком читать и писать. Частично это оказалось правдой, особенно в отношении грамотности. Школы, особенно в провинциях, были очень слабые, а те ребята, что могли себе позволить учиться в сильных международных школах, уезжали поступать в университеты Англии и США. Так что контингент его слушателей был вполне определенный. Но со временем он открыл для себя простую истину - эти ребята очень даже хотели учиться, просто никогда раньше им не преподносили материал на должном уровне, никогда не пытались вовлечь в процесс учебы, не хвалили их успехи и не вдохновляли на дальнейшие достижения. Во многом так получилась благодаря местной культуре, строго иерархической структуры общества, где младший не имел права голоса и мог только беспрекословно слушать старшего. Андрей сумел найти со студентами общий язык и был благодарен им не меньше за получаемое удовольствие от работы, чем они ему.
  Однако вскоре ему пришлось ненадолго уехать. Чем дальше Андрей расспрашивал знакомых Кристины о ее деятельности в отношении обрезания девочек, тем больше у него волосы на голове вставали дыбом. Проводницей в дебрях народных традиций ему стала Фалуке. Хотя она и не была местной, но все же была африканкой, и жила в Гамбии так давно, что знала все о жизни гамбийцев. Андрей не сказал ей всей правды. Возможно, она и догадывалась, но по обоюдному умолчанию оба приняли за правила игры то, что Андрей решил написать книгу об обрезании африканских девочек, чтобы собрать туда все материалы и проекты, которые собиралась использовать Кристина.
  Они поехали в провинцию Бассе, что вверх по реке. Бассе находился почти у самой верхней границы Гамбии с Сенегалом. Чтобы добраться до него, приходилось проехать Гамбию практически по всей ее длине, пересечь реку по пути из Банжула в Барру и потом еще дважды, пересекая островной Джордж Таун. Переправа через реку из Банжула в Барру не заняла у них много времени. Они благоразумно выехали пораньше чтобы успеть попасть на первый паром. Однако даже в семь утра пристань была полным полна народу - женщины с тюками на голове, мужчины с мешками на плечах, дети в перевязи на спинах у матерей, привычный галдеж громкоголосых африканцев и сигнальные гудки, подаваемые нетерпеливыми дальнобойщиками, торопящихся доставить груз в Сенегал. Фалуке постоянно с кем-нибудь здоровалась, успевая расспросить о всех новостях у людей, которых давно не видела.
  - Ой, смотри, доктор Ламин Дамбо, небось, едет на свою станцию. - она вытянула руку в направлении высокого крепкого телосложения мужчины, стоящего у двери белого джипа Ниссан Патрол.
  - Куда?
  - Он работает в Бассе в подстанции ЦИМИ. Мотается между Банжулом и Бассе, я его постоянно встречаю по пути, здесь на переправе не разминешься.
  
  Фалуке энергично помахала из окна машины Ламину, но выходить не стала. Машины уже начали заезжать на паром и надо было торопиться, чтобы не остаться в ожидании следующего. Оказавшись на пароме, она дождалась, пока паром двинется и вышла из машины.
  - Пойдем, поболтаем с Ламином. Он нас часто выручает, когда негде остановиться.
  Они протиснулись между тесными рядами машин и поднялись на второй уровень, где сидели пассажиры.
  -Привет, доктор, опять на подстанцию?
  
  - День добрый. На подстанцию, как всегда. А вы куда? Тоже в Бассе?
  - Да. Это Андрей, муж Кристины.
  - А! Очень приятно! Как она поживает?
  Фалуке ошеломленно посмотрела на него.
  - Она... погибла. Разве ты не слышал?
  - О, Господи. Погибла?
  - Да все об этом слышали, ваши же ребята из ЦИМИ помогли найти их лодку в море. Утечка топлива, пять дней в море, обезвоживание...
  - Я был в отпуске, вывозил семью в Англию, только вчера вернулся. - Ламин выглядел растерянным. - Мне ужасно жаль.
  Он сочувственно посмотрел на Андрея. Что-то знакомое промелькнуло в его глазах. Где-то он уже видел это выражение лица. Сара Роглик. Он точно так же посмотрела на него, когда услышала, что Кристину убили.
  - Вы хорошо знали Кристину?
  - Как сказать. Пересекались с ней несколько раз. Любой, кто общается жителями Бассе, слышали о Кристи.
  Любой? Андрей засомневался. Не так уж часто она там бывала, чтобы успеть стать такой знаменитостью. Доктор Дамбо. ЦИМИ. Негде остановиться. Воспоминания зашевелились встревоженным роем. Он слышал это имя. Она рассказывала о нем. Но в связи с чем?
  - Вы случайно не тот самый доктор, который позволил ей переночевать у вас дома, когда шел сильный дождь и негде было остановиться?
  - Да, да, было как-то такое...
  - Она была вам очень благодарна, много рассказывала о вас.
  Ну, давай. Выходи на контакт. Расскажи, что ты помнишь. И почему у тебя такой страх прыгает в глазах.
  - Да чего уж там, просто предложил переночевать, была свободная комната. Она очень хорошая женщина - ваша жена.
  Он сказал это, не смотря ему в глаза. Он вглядывался в даль уходящего широкой лентой русло реки. Но не воду и берега с мангровыми зарослями он там видел. Он видел белую женщину, с непослушными локонами каштановых волос, постоянно выбивающихся из под шарфа, которым она их стягивала. Ее глаза горели огнем, который редко увидишь у белых женщин. Белые женщины растеряли свой темперамент в процессе эволюции. Правила поведения, общественное мнение, воспитание заменили естественные порывы души и эмоции. Так он думал, черный доктор, работающий на белых. Он бы написал на эту тему исследование, но этим самым перекрыл бы себе кислород. Отношения с белыми надо поддерживать, а не портить. Они хорошо платят. Они дают возможность заниматься наукой в таких условиях, о каких и не мечтают в местных клиниках. Поэтому исследование на тему угасающего темперамента белых женщин он оставил на потом. Такая, как Кристина, могла бы стать прекрасным исключением из правил. Она было стопроцентной белой. Но все же внутри нее горел такой огонь, что находящимся рядом становилось жарко.
  В тот день шел один из тех невероятных тропических ливней, которые прошибают крыши домов, валят деревья, река выходит из берегов и ее воды заливают улицы. Те лачуги, где она обычно останавливалась у друзей, были по окна в воде. Жители затыкали дыры и щели, чем могли, но Кристине там ночевать не советовали. Они пришли к Ламину, спросили, нельзя ли переждать до утра внутри станции ЦИМИ. Ламин разрешил, но при этом пригласил Кристи переночевать у него. Зачем? Приглашал ли он так всех гостей в Бассе? Нет. Напротив, он старался вести себя тихо, в контакты с местным населением не вступать. Один из немногих гамбийцев с дипломом врача, он привык быть в некотором роде отшельником среди своих. Ему надоело выслушивать упреки земляков по поводу того, что он работает на тех, кто экспериментирует над людьми. Что они понимали? Неучи. Наука не может двигаться вперед без экспериментов! Без проб и ошибок, без исследований, без рискованных опытов! Двадцать лет назад эти неучи кричали о том, что это утопия - разрабатывать вакцину против гепатита Б на людях, которые никогда не смогут позволить себе купить ее. И что теперь? Большая часть детей в Гамбии привиты этой самой вакциной. Но нет. Они не понимают этого. Они обвиняют его в предательстве. Впрочем, не об этом он думал, когда пригласил белую женщину с горящими глазами к себе в гости. Ему просто захотелось приблизиться к этому источнику энергии. Побыть рядом. За чашечкой крепкого зеленого чая. Поговорить. Узнать, откуда в ней столько огня и что она забыла в этом богом покинутом крае? Он не ожидал, что она согласится. Правда, причину ее согласия он узнал позже. Когда она ринулась на него с ушатом своим вопросов, устроила ему настоящий допрос, натиск, который он не мог выдержать и лишь растерянно хлопал глазами. Ей стало его жалко. Она сменила тему. Много смеялась. Благодарила за приют. Утром ушла. Оставив его с вывернутым наизнанку сердцем. Он нашел силы улыбнуться и сделать вид, что все забыл.
  - Ваша жена была очень хорошей женщиной, - еще раз повторил он. - Думаю, нам пора садиться в свои машину, паром подплывает и сейчас толпа ринется к трапу. Увидимся в Бассе!
  - До встречи!
  Фалуке помахала ему рукой, хотя он даже не оглянулся.
  - Странный он, - заметил Андрей. - Тебе так не показалось?
  - Нет. Он всегда такой - тихий, себе на уме. Это не странность, просто такая натура. Пошли в машину, потом не протолкнемся.
   Первое время они еще видели машину Ламина, но потом потеряли из виду. И хотя ехали по одной и той же дороге, они так и не пересеклись с ним до самого Бассе.
  
  
  Дорога через Среднеречье к самой верхней точке Гамбии относительно течения реки занимала больше восьми часов и в основном из-за ожидания паромов и плохих дорог. Ландшафт, впрочем, не сильно менялся на протяжении всего пути. Вокруг то и дело можно было увидеть деревеньки , состоявшие из немногочисленных, иногда не более пяти-шести прижавшихся друг к другу глиняных хижин, окруженные забором из прутьев. Нельзя было сказать, что местность сильно заселена, скорее - наоборот. Между деревеньками раскинулись неосвоенные земли, поросшие дикой травой. Густая трава благодаря сезону дождей бурно разрослась и колыхалась изумрудными волнами, порождаемыми легким ветерком. Андрей вспомнил, как однажды проезжал здесь в сухой сезон - поля, покрытые сухой соломой, выглядели куда менее живописно.
  Чем дальше от моря отъезжала машина, тем реже встречались взмывающие в небо пальмы. и тем чаще - низкорослые деревья, крона которых была словно скошена умелой рукой садовника.. Иногда изгибы дороги подводили путников совсем близко к реке, и тогда можно было увидеть широкую, полноводную, спокойную, как уверенная в семе кормилица-мать, реку Гамбия. Кое-где в верховьях реки встречались ленивые гиппопотамы, на спинах которых уселись маленькие птички самой разной окраски -, красноклювые птицы-носороги, скоропуты с желтой короной на голове, голубощекие королевские рыболовы.
  В Бассе жили преимущественно племена сарауле и фула - самые яростные защитники обрезания девочек. И поэтому именно там решили начать малюсенький проект по борьбе с обрезанием, держащийся больше на энтузиазме его сотрудников, чем на какой-либо финансовой поддержке. По словам Фалуке, Кристина собиралась использовать деньги доноров на расширении этого проекта. Чьи именно - она не упоминала. Возможно - Кейт Ритц что-то обещала, Фалуке не знала наверняка.
  - Как же ты могла не знать, на чьи деньги вы работаете?
  - Когда деньги уже были на нашем счету - Кристина посвящала нас в детали. Пока велись переговоры - нет. А все дело в том, что могла произойти утечка информации и деньги могли оказаться перехваченными другими НПО.
  - Но тебе-то она доверяла?
  - Конечно. Но иногда лучше не знать и спокойно спать, чем знать и бояться своих знаний.
   Они поехали на машине их НПО. Старенький Паджеро подпрыгивал на ухабах дорог, время от времени проваливаясь в свежие последождевые ямы. Каждый раз после дождя местное население старательно засыпали ямы песком, который вымывало из ям с первым же потоком небесной воды. Иностранцы смеялись над их сизифовым трудом, но у местных не было другого выхода - денег на цемент не было, а песок хотя бы на время выравнивал дорогу. В сухой сезон песочных заплат хватало надолго, но в сезон дождей - максимум на неделю. Большую часть пути приходилось ехать по обочине, так меньше трясло.
  
  Вдоль дороги все еще можно было заметить плакаты с призывами голосовать за президента. Выборы давно прошли, но плакаты с портретом победившего президента никто и не думал убирать. Андрей был непосредственным участником выборов, так как в университете был организован один из избирательных пунктов и преподавателей попросили помочь с организацией. Он никогда еще не видел таких выборов. Из-за того, что большая часть населения Гамбии была безграмотной, голосовали они стеклянными шариками трех цветов (три партии, у каждой партии - свой цвет). Выбрав шарик, голосующий бросал его в специальный барабан соответствующего цвета. При попадании в барабан звенел звоночек, по которому узнавали, что человек проголосовал. Потом шарики раскладывали по ячейкам по пятьсот и считали. Таким образом подсчет занимал не такое уж долгое время и было очень трудно подтасовать голоса. Хотя этого и не требовалось. Все равно было ясно, кто победит.
  
  За рулем сидела Фалуке. Черты ее лица сильно смахивали на очертания Нефертити, длинная шея гордо несла изящную голову с пышным тюрбаном из бесчисленных косичек. Привычка африканок вплетать в свои волосы искусственные косички уже не удивляла Андрея, хотя поначалу он наивно полагал, что у всех у них такие шикарные волосы. Африканки готовы были сидеть по десять - пятнадцать часов во время процедуры вплетения косичек. Кристина как-то тоже захотела, но после получаса не выдержала и сбежала, хотя над ее прической работали три пары рук и уверяли, что вот-вот закончат. Удивительно... Совершенно неожиданные вещи напоминали о Кристине. Даже косички Фалуке - и те навевали ассоциации. Фалуке приехала в Гамбию со своим мужем-учителем десять лет назад. Да так и остались. Помимо преподавания они еще занимались тем, что возили музыкальный центр по всей стране, обеспечивая музыкальное сопровождения на свадьбах и других мероприятиях. Кроме того, Фалуке работала в НПО, там же, где и Кристина, по защите прав женщин. Она была из немногих африканок, о которых Кристина говорила, что "она без двойного дна". Иметь двойное дно считалось частью местной культуры. И не потому, что второе дно было плохим, нет, просто оно приберегалось для негативных эмоций, которым было не место существовать на публике, нелицеприятную правду говорить было просто не принято. Фалуке в этом плане умудрялась говорить то, что думает, даже если это порой ставило ее в позицию аутсайдера.
  
  - Я не собираюсь кричать об этом на всех углах, Фалуке, не волнуйся. - сказал ей Андрей по дороге, наблюдая за тем, как хмурится ее лицо. - Я просто собираю материал.
  - Даже если будешь кричать - тебе ничего не грозит. Ты не женщина и у тебя нет дочери.
  - А это при чем?
  - А ты не слышал жуткую историю белой медсестры, взявшей на воспитание черную девочку?
  - Нет. Что за история?
  - В одной из деревень работала медсестра из Ирландии, Ханна. Она была известна своей яростной борьбой против обрезания девочек. Выступала на митингах, обвиняла местных лидеров в бездействии, призывала, что в Гамбии это признали таким же криминалом, как и в Сенегале, вдалбливала женщинам, какой опасности они подвергают своих детей. Никого и ничего не боялась. Потом она удочерила одну из местных девочек. Мать той умерла от СПИДа, отец женился на другой и согласился на то, чтобы Ханна взяла девочку к себе и воспитывала ее. Девочка доросла до школьного возраста и Ханна отдала ее в хорошую школу, возила ради этого каждый день очень далеко, готовилась забрать с собой в Ирландию. Девочка росла, впитывая западный менталитет, в душе она уже не была африканкой. Где-то за неделю до их отъезда в Ирландию отец девочки попросил взять ее к своей родне - попрощаться. Вернули ее обрезанной. Да еще и неудачно провели процедуру обрезания - девочка пострадала от кровотечения, рана инфицировалась, а шок от боли вверг девочку в ужасное состояние. Родня считала, что девочка по крови все равно принадлежит им, а значит должна быть обрезана, как все женщины их клана. Рану залечили, конечно, но Хана с тех пор чуть с ума не сошла от переживаний. Он уехала в Ирландию и больше не возвращалась, хотя всю жизнь клялась в своей любви к Африке. Те, кто встречали ее в Дублине, говорят, они с девочкой хорошо устроились, но о Гамбии и слышать не хотят. Вырвали эту страницу с корнем.
  Андрей слышал, как дрожит от гнева голос Фалуке. У нее у самой было двое дочерей, и она очень близко к сердцу воспринимала подобные истории.
  - А что Кристина? С кем именно она схлестнулась?
  - Да со многими. Ты же знаешь, она много ездила по стране, выступала на женских собраниях. Но чтобы поднять такой проект - нужны деньги. Печатать буклеты, подкупать правительство, нанимать персонал, чтобы читать лекции. На все нужны деньги.
  -Говорят, Кейт Ритц обещала ей дать денег?
  Фалуке с сомнением покачала головой.
  - Может и обещала. Кристина ничего про это не рассказывала. Сомневаюсь я, что Кейт волнуют такие проблемы.
  - Но она же спонсирует ЦИМИ?
  - Не она, а ее жених. Только еще неизвестно, что они там спонсируют.
  - Что ты хочешь сказать?
  - Ай, забудь. Я сама ничего не знаю. Лучше подумай, ты с кем именно хочешь встретиться? А то я ведь могу возить по всей стране по следам Кристины, да только это займет недели!
  
  Андрей ни разу не был в этой части страны. Провинция отличалась от города не только строениями, но и природой. Здесь не чувствовалась свежесть морского воздуха, взамен этого близость реки сказывалась в липкой влажности и отметинах на стенах построек - в сезон дождей река иногда настолько высоко поднималась и выходила из берегов, что прибрежные дома оказывались наполовину в воде и людей приходилось эвакуировать. Здесь практически не было асфальтированных дорог, сплошной песок, местами так плотно утрамбованный, что казался каменной выкладкой.
  К удивлению Андрея, центр Бассе оказался довольно застроенным различными зданиями - административные здания, школа, больница, магазины. Правда то, куда его повезла Фалуке, находилось несколько дальше самого центра и там уже глазу открывался типичный пейзаж африканской деревни. Низкие деревья с плоской, словно срезанной ветром кроной, диссонирующие с ними высокие кокосовые пальмы и редкая, неярко-зеленая трава, редеющая на красной почве. Между деревьями располагались низенькие круглые хижины, цилиндрической формы стены которых были сделаны из глины вперемешку с соломой, а крыши -из высушенных и туго переплетенных пальмовых листьев. Хижины располагались группами, одна семья располагалась в нескольких хижинах (при многоженстве каждой жене полагался отдельный дом, там же жили и взрослые дети со своими семьями и пожилое поколение). Вокруг семейного компаунда обычно разбивался небольшой огород, на котором выращивали овощи. Огород окружался сплетенной из прутьев оградой. Чуть поодаль от деревушки виднелось рисовое поле. Его делили на участки, в зависимости, у кого на сколько хватало средств. Каждый участок обрабатывался женщинами владеющей участком семьи. Это рис служил основным продуктом питания африканцев. Проезжая, можно было заметить, как женщины, согнувшись, пропалывали участки, а их дети болтались у них на спинах в широких платках. Мужчины считали это труд чем-то вроде работы на кухне - это считалось пропитанием семьи, а не доходом. Деньги же в семью приносились мужчинами после продажи годового урожая арахиса, а потому мужчины занимались только арахисом, как более уважаемым трудом, и деньги держали при себе.
  Среди традиционных глиняных хижин с конусообразными крышами выделялись всего несколько свежевыбеленных домов из цементных блоков. Один из них служил школой, другой - офисом местных властей. Еще пара блочных домов являлись частными владениями и сдавались под проектные офисы - для маленькой клиники ЦИМИ, где проводили исследования, вакцинировали детей и выявляли случаи, которые следовало направить в Банжул, в центральное отделение ЦИМИ, а другой служил гостевым домом, маленькой гостиницей для приезжих иностранцев.
  - Почему иностранцев? - поинтересовался Андрей.
  Фалуке пожала плечами.
  - Гостиница на самом деле принадлежит ЦИМИ, управляющий - белый, имеет свои странности. Не хочет сдавать местным. И даже когда местный водитель привозит визитеров из международных организаций, визитеров принимают, а водителю рекомендуют останавливаться в деревне, а не в гостевом доме. Был даже случай, когда вопреки рекомендациям кто-то из гостей оставил с собой водителя и, говорят, с тех пор этой организации в гостеприимстве отказано.
  - Бред какой-то... А где же офис вашего проекта?
  Андрей вертел головой но не находил больше ни одного подходящего для офиса ( в его понимании) здания.
  - Да у нас нет офиса, как такового. Персонал живет в обычных лачугах, а когда надо провести собрание или прочесть лекцию, собираем людей в школе. Мы не такие богатые, как ЦИМИ, чтобы содержать целый дом.
  Фалуке произнесла все это совершенно спокойным тоном, без возмущения или сарказма. Она привыкла принимать условия в жизни такими, какие они есть, разыгрывать те карты, что раздали. Что толку сетовать на судьбу и тратить время и нервы на возмущение, если можно использовать эти драгоценные ресурсы на что-нибудь более полезное?
  Они разместились в гостевом блочном доме. Просто обставленные комнаты, ситцевые занавески в мелкий цветочек, минимальный набор дешевой посуды, противомоскитная сетка над низкой деревянной кроватью. Они собирались пробыть здесь до утра, так как выезжать на ночь глядя было бы опасно, в основном из-за дождей и плохих дорог. Ночные путешественники рисковали застрять на пол пути вдали от населенных пунктов, к тому же паромы переставали ходить ближе в полуночи.
  Андрей не знал, с кем в первую очередь ему следовало разговаривать. Решили, что поговорят с директором проекта, Уми Суаре. Подтянутая женщина с выраженной фигурой "негритто", как здесь называли стройные длинные ноги, тонкую талию и женственно выпуклые округлости груди и ягодиц. Взгляд, однако, был твердый, даже жесткий, словно предостерегал любого, что не стоит воспринимать ее в контексте пустоголовой красавицы. Когда она заговорила, ощущение, что разговариваешь с "железной леди", усилилось. Говорила она отрывисто, почти не улыбалась, имела привычку склонять голову на бок, прислушиваясь к словам собеседника. Низкий голос обладал приятной тональностью и был начисто лишен мягких ноток. Создавалось впечатление, что она повидала в своей жизни много жестокости и несправедливости и что теперь может воспринимать мир только с позиции борца за выживание.
  - Почему Вы хотите узнать именно об этой части проекта?
  - Потому что Кристина намеревалась расширить проект. Я хочу собрать информацию и продолжить агитацию, поднять доноров, правительство.
   - Мистер Андрей, давайте не будем играть в кошки-мышки. Хотите откровенности, будьте откровенны и вы. Ясно ведь, что белому мужчине нечего делать в этой области. Кто к вам прислушается? Кто вы такой? Какой властью обладаете? Вы знаете, что обрезание девочкам делают для того, чтобы доставить удовольствие мужчинам? Чтобы сохранить ее чистой для мужа, чтобы сделать женщину "узкой", опять-таки для их удовольствия. Все для них. Подумаешь, женщине больно, подумаешь, варварство, кто о них, женщинах, думает? Главное, чтобы мужчине было хорошо. И как вы думаете, как воспримут при этом слова от вас, мужчины, да еще и белого?
  - Почему бы мне не апеллировать к мужчинам? Варварство - оно и есть варварство. Какая разница, кто с этим борется?
  - Ну уж нет.
  Уми невесело засмеялась.
  - Был тут у нас один доктор. Канадец, кажется. Все умничал по поводу обрезания. Тоже собирал информацию. А потом нам его статью прислали. И знаете, что он там написал? Что, дескать, западный мир не может осуждать Африку, потому что сами в 19 веке широко практиковали это в качестве лечения от бессонницы, несчастливого брака, бесплодия и разных женских болезней. Что якобы в настоящее время на Западе модно делать пластику разных частей тела женщин с целью того, чтобы они нравились мужчинам. "Это ли не есть угнетение женщины в угоду мужским вкусам, только более изощренным способом?" восклицал он в статье. Каково?
  
  Тут даже Фалуке фыркнула.
  - Доктор на минуточку забыл, что пластика женщинам в развитых странах делается по их желанию, в современных клиниках, под обезболиванием. А уж первый аргумент вообще странный. Если кто-то когда-то сжигал ведьм на костре, значит надо не противиться этой практике, если вдруг где-то она сохранилась?
  Уми лишь пожала плечами. Она уже устала объяснять это каждому.
  - Но ведь я же не тот доктор, Уми. Вы же знали Кристину, я бы не стал...
  - Я знаю. - оборвала его Уми. - И еще знаю, что вы не ездили с ней раньше, не принимали участия во всем этом. Она ходила из дома в дом, разговаривала с женщинами, девочками подростками, невестами, буквально умоляла их восстать против этой чудовищности. Однажды она пришла ко мне в слезах. Говорит, "Уми, я не знаю, что можно сделать. Женщины старшего поколения поддерживают обрезание. Они не знают другой жизни и их не убедишь, что это вред." И она права. Если с кем и работать, так с молодежью. И мужчинами.
  - С кем хотела работать Кристина? На что она хотела потратить деньги доноров?
  - Мистер Андрей, спрашивайте то, что вас интересует на самом деле. Поверьте, если бы не Ваша жена, я бы давно уже прекратила этот театр. Я люблю прямоту.
  Уми сверкнула глазами. Андрей даже попятился, ощутил кожей ее нарастающий гнев.
  - Я думаю, ей угрожали. Хочу узнать, кто.
  Фалуке опустила глаза. Уми продолжала смотреть Андрею в глаза.
  - В это я верю. Ее многие не любили. Особенно из религиозных деятелей. Поборники традиций. Противники перемен. Противники свободных женщин. Противники образованных женщин. Таких еще много.
  -Кто? Имена? Конкретные имена есть?
  - Я подумаю. Узнаю кое-что. Но не думаю, что вы на верном пути. Угрожать могут нам, но не ей, белой иностранке.
  - Значит, вам угрожали?
  Уми свела брови и над переносицей образовались две глубокие складки.
  - У меня растут две девочки. Я не дала их обрезать в младенчестве. Я не хочу, чтобы связали на полу и острым ножом вырезали нежнейшие органы, не обращая внимания на их крики. Не хочу, чтобы потом они лежали, днями и ночами воя от боли, а я каждую секунду ждала, не нагноится ли рана. Не хочу, что в день свадьбы они потеряли сознание от новой боли и потом каждую ночь, видя своего мужа, не могли думать ни о чем, кроме возможной боли. Не хочу, что бы они, как я, как моя мать и бабушка, не знали, что это такое - получать радость от общения с мужем. Я читаю романы западных писателей о сексе и чувствую себя получеловеком. "Разве так бывает?", спрашиваю я себя. "Разве может женщина ощущать такое?". Мне кажется, что все это выдумки. И если бы я не знала причину своего незнания, я бы так никогда и не поверила. Но мои девочки... Они имею право прожить нормальную жизнь. Я хочу, по крайней мере, попытаться дать им этот шанс. О том, что я не дала их обрезать, знают все в деревне. Этого не скроешь. Они - пятно позора в семье моего мужа, он из племени Мандинка, у них это - позор, грязь. Нам угрожают изгнанием из клана, изоляцией, девочек часто унижают прилюдно.
  - Но вы все равно продолжаете борьбу? - тихо спросил Андрей.
  - Я прошла через это. Я знаю, что это такое. Я не желаю этого моим девочкам.
  - Почему вы не уедете?
  - Здесь мой дом. Куда я уеду? Если все уедут, кто будет продолжать? Вы уедете, другие, а я останусь. Мое место - здесь.
  
  
  Фалуке словно нарочно не заговаривала с Андреем о Кристине в тот вечер. Избегала и тем об угрозах. Она притихла и все думала о чем-то своем. Андрей настоял, что хочет встретиться главой местной администрации.
  - У тебя будет такая возможность. Нас сегодня пригласили на праздник. Один из сотрудников ЦИМИ нашего дома устраивает день рождения сыну. Мы в числе почетных гостей.
  - С чего вдруг?
  - Местное гостеприимство. Ты же знаешь, гамбийцы очень гостеприимны. Как и большинство западных африканцев. И они любят устраивать праздники.
  - Во сколько?
  - Гамбиан мэй би тайм. Неопределенно. Так что можем идти часов в восемь, не ошибемся.
  
  Детский день рождения оказался совершенно феерическим мероприятием. Закололи пять баранов, пригласили невероятно популярную в Африке группу Юссу Ндура из Сенегала, музыка гремела на всю округу, напитки лились рекой, еда - в нескончаемых количествах. И даже шум тарахтящего генератора не мешал народу веселиться. Андрей не заметил среди гостей Уми, хотя другие сотрудники ее проекта были. Из колонок приглашенной диско-банды гремела музыка на весь квартал, пожилые женщины в неописуемых тюрбанах и расшитых нарядах важно восседали на креслах, мужчины - в отдельной комнате, молоденькие девушки в довольно соблазнительных нарядах танцевали лучше профессиональных танцовщиц, дети просто сходили с ума и носились по огромному двору. Приметы современности встречались здесь наряду со знаками традиционного уклада и по внешнему виду этих женщин совершенно невозможно было сказать, что жизнь каждой из них проходит через этапы боли и жестокости, что жизнь их неполноценна, что они лишены данного женщине природой счастья наслаждаться своей сексуальностью и получать радость от половой жизни. А может это от того, что им не с чем сравнивать, и такая жизнь, что они имеют, и есть самая нормальная в их понятии?
  
  Мутар Мбоге, называемым гамбийцами алкалу, что означало буквально "глава деревни", сам подсел к нему. На нем была белая маленькая шапочка, какие носят мусульмане, и такой же белый африканский наряд, длинный и широкий. Он довольно улыбался и выглядел очень дружелюбно.
  - Ну как вам у нас? Все хорошо?
  - Спасибо, все хорошо.
  - Надолго?
  - Нет, до завтра.
  - А что так? Не хотите задержаться?
  - Да нет, мы уже почти все сделали.
  - Ваша жена - прекрасная женщина. - вздохнул Ламин. - Мы все очень скорбим о ней.
  - Вы ее знали?
  - Конечно. Ее все знали здесь. Она столько сделала для нашей деревни. Примите наши искренние соболезнования.
  - Спасибо, я и не думал, что вы ее так хорошо знали.
  - Здесь место маленькое, все друг друга знают. И все, что происходит - общественное достояние.
  Андрей вскинул голову. Зачем он это говорит? Предупреждение? Или случайность?
  - Вы думаете, ее дело здесь будут продолжать? - спросил он.
  - Надеюсь. Она делала много хороших дел. Если бы еще это было адаптировано к нашему менталитету...
  - То есть она его не учитывала?
  - Ну, как вам сказать. Она же родом не отсюда. Только африканец может понять африканца по-настоящему. Вот я, например, не знаю, как лучше для ваших людей, зато знаю, что надо для моих.
  - Она делала ошибки?
  Ламин покачал головой и сложил руки на коленях.
  - Все мы делаем ошибки. Но мы же люди - все понимаем и прощаем. Ваша жена была хорошим человеком.
  
  Андрей весь вечер обдумывал слова Мутара. Не похоже, что он озлоблен на Кристину. И не похоже, что она кому-то сильно мешала. Андрея все воспринимали спокойно, он не ощущал напряжения, опасности, тревоги. Он вглядывался в лица людей и видел на них улыбки. Они все широко улыбались ему. Некоторые произносили слова сочувствия. Но сегодня был праздник и они веселились. Его присутствие никого не смущало. Нет, не могли люди ненавидеть Кристину и улыбаться ее мужу. Что-то не сходилось. Не складывалось. Какой-то элемент отсутствовал.
  
  В гостевой домик они возвращались пешком. Улицы не освещались, электричество в этой части страны подавалось часа три-четыре в сутки, остальное время света не было, и лишь единицы могли позволить себе генератор. Музыка с вечеринки все еще гремела, ее было слышно далеко по деревне. Тусклый свет масляных лампад из некоторых окон откладывал светлые пятна на дорогу, выхватывая лягушек и жирных ящериц, пересекающих дорогу. Андрей все опасался наступить на одну из них. Фалуке молчала всю дорогу. Андрею показалось, что они зря приехали. Правду узнать практически невозможно. Улыбаться - это часть местной культуры. Как можно заглянуть за эти улыбки? Никак.
  
  В гостевом доме они разошлись по своим комнатам. У себя в комнате на кровати Андрей нашел газету. Это был старый, прошлогодний номер английской газеты. Разносчик ошибся и все напутал? Он развернул ее и на развороте обнаружил абзац, обведенный жирной чертой фломастера.
  "В развитых странах дети обычно не включатся в медицинские исследования новых препаратов, но в Африке нам необходимо протестировать препараты на детях, так как мишенью для многих исследуемых заболеваний являются дети. Убедить общество в том, что разрешение на участие детей в опытах может привести к распространенным медицинским преимуществам в будущем, может потребовать дополнительных усилий."
  Абзац был взят из интервью главы фармакологической компании. Статья рассказывала об их препаратах и работе в Африке. Андрей не нашел в статье ничего интересного и решил спросить об этом Фалуке. Она прочла, покачала головой и сказала, что, скорее всего, газету оставил кто-то из предыдущих жильцов, а уборщица решила отложить ее для него.
  Когда Андрей вышел, он услышал, как Фалуке повернула ключ в двери и закрыла окна. При такой то жаре закрывать окна? Сара тоже закрыла двери на ключ перед его носом. Теперь Фалуке. Боятся. Чего? Кого?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 4. Путешествия
  
  
  Все дороги ведут в Рим. Когда-то вели. А теперь, похоже, они ведут в Гамбию. Почему-то именно эта мысль назойливо вертелась в голове Жени, потягивающей мятный мохито на свадьбе у Кейт. Мысль эта появилась не из ниоткуда. Любая мало-мальски пытливая натура пришла бы к такому выводу, наблюдая за гостями сего примечательного торжества, отмечаемого на широкой террасе прибрежного отеля. Круглые столики располагались так тесно, что официанты с трудом передвигались между ними, а гости, особенно те, кто успел уже приложиться к крепким коктейлям, беззаботно переместились с тесной террасы на пляж, погрузив свои нарядные туфли в белый сухой песок. Море плескалось совсем рядом, с террасы открывался отменный вид, заходящее солнце отбрасывало огненные блики на морскую гладь, легкие белые облака, гонимые бризом, время от времени обретали розовый оттенок, придавая небу совершенно сюрреальный вид.
  Какими судьбами оказались все эти люди на песчаном берегу пригорода Гамбийской столицы Банжула? Здесь собрались люди из самых разных стран, Женька насчитала не менее сорока, и все такие разные по цвету кожи, виду, поведению. Слово "разношерстный" подходило для этой публики как нельзя лучше. Тут были и бизнесмены разного калибра, и дипломаты, и представители ученого мира и невесть откуда затесавшиеся военные. И вот среди этого разнообразия сидели и пили за здоровье новобрачных аж четверо русских. Женя, Андрей, Кира и Стас Арбенцев. Для такой маленькой, едва различимой на карте африканской страны, иметь среди приглашенных на одну свадьбу четверых гостей из России - это много. Мало того, они еще и родственники! Почти родственники. Андрей и Женя - настоящие, Кира - бывшая, Стас - будущий. По-крайней мере, именно это он ей сказал, когда заявил, что должен поехать в Гамбию на свадьбу к другу и хочет взять с собой Женю. У нее к тому времени сняли повязку с плеча и даже разрешили нормально двигать рукой, правда, в "разумных пределах", как выразился врач, с недоверием поглядывая на пациентку с чертиками в глазах. " И не забудьте о физиотерапии!". Конечно, не забудет. Она даже начала. Успела принять пять процедур и клятвенно пообещала закончить после поездки. И хотя ношение тяжестей все равно было ограничено - ехать со Стасом, это не путешествовать в одиночку, и к тому же повидать Андрея и Глеба и узнать, что же там такое творится, хотелось неимоверно.
  
   Ему не пришлось ее уговаривать. Женька не относилась к числу ломак и кривляк, говорящих сначала "нет" только для того, чтобы уговаривали. Если она соглашалась - значит соглашалась. А в такой ситуации это просто идеально вписывалось в ее планы. Мало того, она была благодарна такому удивительному совпадению и считала это очередным знаком того, что они со Стасом просто созданы друг для друга.
  
  По приезду в Банжул Женя даже не успела толком поговорить с Кирой и Андреем, потому что Стас в день приезда поволок ее на эту свадьбу. Оказалось, что Андрей знает новобрачных, и что невеста была к тому же подругой Кристины. Андрей сначала не хотел идти на торжество, но потом передумал, сказал, что ненадолго все же сходит. Траур - это глубоко личное, можно соблюдать его в сердце, не демонстрируя другим. Уход в монастырь - подходит для одних и не обязателен для других. Никто не сомневался, что Андрей скорбит по Кристине. Ему не стоило это доказывать. Именно это говорила Андрею Кира. Но, похоже, основной причиной для визита на свадьбу послужили все же другие причины, о которых Женя не знала, но намеревалась непременно узнать. Позже. После свадьбы.
  А пока она разглядывала гостей. Фигуры одна колоритнее другой. Начать хотя бы с самой новобрачной - Кейт Ритц. Женя сильно подозревала, что фантастически стильная и яркая мадам Ритц когда-то звалась Катей, судя по выговору английского с отчетливым славянским акцентом. Кира подтвердила, что акцент есть, но в том, что это именно славянский выговор - не была уверена. Ну да бог с ним, с ее происхождением, самое интересное заключалось в другом - в выборе жениха. Женя всегда слыла человеком прогрессивных взглядов, но даже она, не могла скрыть своего изумления.
  "Нет, все-таки я не настолько маргинал, чтобы спокойно на это смотреть. Ну зачем, скажите на милость, она выходит замуж за этого голубого? Красавица, умница, женщина-картинка, женщина-глянец, и вот вам..."
  Она смотрела на странную парочку в преддверии бракосочетания и никак не могла понять, зачем они это делают. Саймон Гардози, невысокий упитанный мужичок лет шестидесяти, с отчетливой лысиной и вкрадчивой улыбкой, казалось, совершенно спокойно воспринимал любопытные взгляды гостей. То, что его нестандартная сексуальная ориентация известна определенному кругу, он знал. Да и не пытался особо скрывать. Хотя на официальные приемы неизменно являлся с сопровождающей его женщиной. Словно демонстрировал, что местные законы уважает. Знаменитый бизнесмен, владеющий многочисленными заводами и торговыми фирмами на Африканском континенте, имел итальянские корни, родился в Шотландии, но половину жизни прожил в Африке. Его знал любой человек, хоть немного осведомленный о бизнесе на "черной" земле.
  Кейт отошла к гостям, а Стас схватил Женьку за руку и поволок ее к Гардози.
  - Поздравляю!
  Женька произнесла это с несколько преувеличенной вежливостью и натянутой улыбкой. Он вызывал в ней странное чувство, не очень приятное, и никак не вязался с образом друга Стаса.
  - Спасибо! Вы, я полагаю, и есть та самая таинственная журналистка, вскружившая голову нашему другу?
  - Не уверена насчет той самой, но что журналистка - это точно!
  - Добро пожаловать.
  Женька обернулась на вкрадчивый голос и оказалось лицом к лицу с Кейт. Синие глаза разглядывали Женю с пристальным вниманием, в них не было ни тени улыбки, только настороженное, глубокое любопытство. Женя ощутила себя словно под лупой микроскопа. Интересно, эта красотка всех женщин так разглядывает, или только подружек Стаса.
  - Мы наслышаны о вас. Стас просто без ума от вас.
  Да что же это - сговорились? Или Стас с ними каждый день по телефону обменивается новостями с личного фронта? Он, конечно, сказал ей, что Гардози его друг, но чтобы такой вот близкий друг - явилось для нее новостью.
  - Вы меня совсем смутили, - пробормотала она.
  - Смутили? Ах, как это очаровательно!
  Кейт засмеялась переливчатым смехом, окружающие оглянулись на них. Женьке стало неловко, а потом ее охватила злость.
  - Вот уж не думала, что смогу так развеселить вас! Впрочем, это ведь замечательно. Невеста должна быть веселой и счастливой в день свадьбы, не так ли?
  Похоже, стрела попала в цель, так как выражение лица Кейт на мгновение превратилось в ледяную маску, но потом она взяла себя в руки. Вернее, взяла за руку Стаса и доверительно заглянула ему в глаза.
  - Она у тебя просто душка!
  При этом слово "душка" она произнесла на отчетливом русском языке.
  
  - Кира, что это за невеста у нас сегодня такая крутая? - тихо спросила она, подсев к Кире за отдельный столик.
  - Что, понравилась?
  - Тебе, я смотрю, она тоже не шибко по вкусу пришлась?
  Они обе засмеялись и дружно посмотрели на Кейт. Та, как оказалось, тоже не сводила с них глаз, но встретила их взгляд с холодным равнодушием.
  - Откуда она знает русские слова? И вообще - откуда она?
  - Сама толком не знаю. Но знаю, что здесь есть одна дамочка, которая расскажет нам всю подноготную, если мы только превратимся в свободные уши для ее словесных изливаний. Я как-то не особо интересовалась этой Кейт, но сейчас мне и самой стало любопытно, что это за птица.
  Словоохотливой дамочкой оказалось пожилая египтянка Айда, жена владельца сети отелей, в том числе и в Гамбии. Она прожила в странах западной Африки не один десяток лет и знала общество "богатых и знаменитых" вдоль и поперек. А так как ей самой вход в высшие круги дипломатов был всегда доступен только строго по пригласительным, то она с особой тщательностью следила за всеми новичками, делающими карьеру на этом поприще. Появление двух молодых женщин, жаждущих услышать из ее уст подробности жизни новобрачной Гардози, оказалось как нельзя кстати - всем остальным гостям все это было давно известно и Айда даже заскучала от долгого молчания.
  - Кто такая Кейт? Ах, вы не знаете историю нашей дорогой Кейт? - Айда уселась поудобнее, сделала большой глоток вина и затараторила. - Милашка Ритц просто находка для нашего общества унылых зануд, толстых животов и стародревних хранителей лучших традиций светской жизни. И не спрашивайте, сколько мне лет, достаточно, чтобы помнить и появление мальчика Гардози и уж тем более милашки Кейт. Ну, Гардози уже, можно сказать, легенда мира бизнесменов. Если бы не его странные наклонности, ну, вы понимаете, о чем я, так не было бы ему цены. А Кейт - Кейт совсем другое дело...
  Женя с Кирой уже пожалели, что напросились на этот долгий рассказ, но зато в итоге они получили исчерпывающую информацию о мадам Гардози. Свежеиспеченная звездочка стала известна светской публике западной Африки относительно недавно. Появилась она на западном побережье Африки года три назад. Светской тусовке Кейт была представлена семьей венгерского почетного консула в Гамбии. Должность почетного консула - весьма шаткое основание для того, чтобы быть полноправным, весомым членом дипломатического сообщества. Это и не дипломат в полном, формальном смысле этого слова, но и не совсем посторонний для дипломатичного корпуса человек. Почетный консул Фред Лошвари получал очень маленькую сумму на содержание себя и консульства, а большей частью жил на доходы приносимых импортом дешевого вина из Европы, что не добавляло престижа его положению полу-дипломата. Однако неожиданно ситуация изменилась и его вместе с супругой стали приглашать на все приемы и мероприятия, проводимые дипкорпусом. Причиной тому стала его племянница - Кейт. Согласно слухам, Кейт появилась в семье Лошвари семье после семейной трагедией, рассказывать о которой публике Лошвари не хотели. Обольстительная, невероятно красивая, модница и умница Кейт могла стать украшением любой семье, мечтающей о славе на светском поприще. Она сыграла роль своеобразного пропуска для господина Лошвари в самую гущу сливок общества. Ее хотели видеть везде и всегда, а потому ни одно мероприятие не обходилось без приглашения Кейт и ее опекунов. Зачастили гости и к венграм. Причем хозяйкой вечером была именно Кейт, а не супруга почетного посла. За ее столом обсуждалось больше политических вопросов, чем на любой официальной встрече на уровне правительства. Вскоре слава светской львицы вылилась далеко за пределы дипломатического сообщества и вот уже даже маститые воротилы бизнеса торопились пригреть красавицу на своей груди, да только та не дается, ускользает и продолжает парить в одиночестве. Пока не встречает Гардози, становится его невестой да так публично, что об этом стало известно чуть ли не всей Африке, а теперь вот выходит за него замуж.
  - Но почему за него? Ну, с его, как Вы говорите, наклонностями...- вставила Женя вопрос, который интересовал ее больше всего.
  Айда пожала плечами.
  - Это сделка, разве непонятно? Гардози нужна женщина, сидящая рядом с ним, принимающая гостей в его доме, устраивающая приемы для высокопоставленных гостей, президентов и их семей. Не посадит же он рядом с собой молодого красавца!
  Айда засмеялась так, что даже закашлялась. Отдышавшись, она вновь отхлебнула вина.
  - В мусульманском обществе никого не интересует, что у тебя за ориентация, изволь соблюдать внешние правила приличия - и ты в почете.
  - А Кейт что от этого? - спросила Кира, исподволь поглядывая на то, как мадам Гардози щедро раздаривала улыбки и грациозно принимала подарки. - С ее данными могла бы найти и нормального мужчину, разве нет?
  - Может, у нее тоже нетрадиционные наклонности? - Женька засмеялась, но увидев возмущенное лицо Айды, перестала улыбаться.
  - О нет, с этим у милочки все в порядке.
  Судя по тону, которым были произнесены эти слова, доказательства тому существовали и были хорошо известны публике.
  - Наверное, ее прельстило богатство и положение Саймона. Он же один из самых богатых и влиятельных бизнесменов, так что она получает доступ к огромному кошельку и власти.
  
  Кира с Женькой нашли предлог и покинули говорливую Айду. Женька все еще прокручивала добытую информацию. Все это более, чем странно. Кейт вовсе не показалась ей такой уж милой и приятной, как о ней все говорили. Скорее всего, она прилагала значительные усилия, чтобы завоевать общество и стать его королевой. Неужели целью этого служил брак с Гардози? Ну не верилось Женьке в то, что Кейт пошла на эту сделку только ради денег. Впрочем, по себе людей не судят. Она вернулась к Стасу, который чувствовал себя как рыба в воде среди этой разношерстной толпы. Он болтал о всяких пустяках с гостями, успел перезнакомиться с десятком новых людей, Гардози время от времени подходил и обнимал его за плечи, демонстрируя свое расположение.
  Женя подошла к нему и коснулась его ладони.
  - Наболталась? - спросил он ее и поцеловал в макушку.
  - Есть немного. Это старушенция может кого угодно уболтать.
  - И что же она вам так вдохновенно рассказывала?
  - О невесте. Похоже, Кейт - хит сезона в местном обществе.
  - Да ну? Гардози знает, что делает!
  Стас засмеялся и крепче сжал Женину ладонь.
  - Ты не устала?
  - Нет. А ты знаешь о том, что Гардози...ммм.. ну..
  - Знаю. Тебя это смущает? Вот уж не думал!
  - Меня? Да нет. Но будь я сегодня невестой, то меня бы это смутило наверняка.
  - Люди устраивают свои жизни по-разному. Ты же не станешь осуждать их за это, правда?
  Женя пожала плечами.
  - Да нет. Просто непривычно. Я бы так не смогла.
  - А что твой брат думает по этому поводу?
  - Андрюха? Да ему вообще не этого.
  - Но ведь он с Кейт знаком, не так ли?
  - Да. Его жена дружила с ней вроде бы. Так он сказал.
  - Ну вот видишь. Значит, не так уж она плоха, раз дружила с твоей невесткой. А странности - они везде встречаются. Кому-то покажется странным, что твой брат живет с бывшей женой, но ведь люди просто не знают всего.
  - Да мне и самой это кажется странным, хотя я приложила к этому руку. Слушай, - Женька взяла его за подбородок и повернула его лицо к себе. - А чего это ты так защищаешь эту венгерку?
  - Кого?
  - Кейт. Ты что, не знаешь, что она венгерка?
  Стас подавил улыбку.
  - Просто она жена моего хорошего друга. И я не люблю вникать в сплетни. Вот и все.
  - Ну-ну, -Женька пригрозила пальчиком. - Я женщина свободных нравов, но таких, как Кейт, опасаюсь.
  - С чего вдруг?
  - Хочешь сказать - не в твоем вкусе?
  - Мадмуазель, Вы что, ревнуете?
  - А что? Нормальное чувство, - надулась Женя. - Насчет тебя не знаю, но она на тебя точно запала!
  Стас наклонил голову и поцеловал ее в шею. Женьке стало щекотно и она не могла удержать улыбки. В следующую секунду она заметила, как смотрит на них Кейт. Женька была готова поклясться, что лицо Кейт перекосилось от обуревавших ее эмоций. Но лишь на мгновение. Она быстро совладала с собой. Сколько же раз они встречались с Арбенцевым и что у них были за отношения, чтобы так вот реагировать на их невинные жесты?
  Женя решила больше не провоцировать Кейт, но весь вечер старалась не спускать глаз со Стаса и Кейт. Однако он если и приближался к парочке Гардози, то только затем, чтобы поговорить с Саймоном, да и Кейт не делала никаких попыток заговорить с ним. Женька решила, что ей все померещилось. Она мысленно поздравила себя с тем, что превращается в ревнивую подружку привлекательного мужчины, которому при всем желании не избежать повышенного интереса со стороны женской половины.
  Женька так увлеклась своими наблюдениями, что не обратила внимания ни на то, как напряжены были Кира с Андреем весь вечер, ни на то, как они, свою очередь, не сводили глаз с Гардози и Стаса. Все это осталось вне зоны ее внимания, как и краткий визит некоего господина с квадратным подбородком по имени Бен Скип, который схватил с подноса официанта бокал тоника со льдом, опрокинул его одним залпом, бросил быстрый взгляд на всех присутствующих, удовлетворенно хмыкнул, словно увидел именно то, что ожидал, и так же быстро удалился, как и вошел.
  
  
  
  ***
  
  Андрей подбирал момент, когда можно будет уйти так, чтобы не обратить на себя внимание. Киру подвезет Женя со своим новоиспеченным другом, так что ее можно оставить, если ей захочется. Еще сегодня утром он собирался передать с Женькой извинения и цветы для Кейт. Идти совершенно не хотелось. Да и кого бы он там встретил? У него имелось еще парочка вопросов к Кейт, но не на свадьбе же их задавать! И неизвестно, когда он сможет с ней поговорить теперь, наверняка молодожены умчатся в медовый месяц, и поди ищи их потом. Андрей даже уже сказал Кире, что если ей интересно, она может пойти на свадьбу с Женей и Арбенцевым.
  То, чем обернулось знакомство Жеки и Арбенцева, удивило его, но не настолько, чтобы показаться невероятным. Кире удалось выведать об Арбенцеве немного, ничего такого, чтобы зацепило его интерес. Кроме того, насколько настойчиво Арбенцев вкладывался в исследования в ЦИМИ. Андрей пребывал в убеждении, что зачастую крупные бизнесмены любовью к благотворительности прикрывают свои темные дела. А тут еще и любовь не простая, а нацеленная на Африку. Зачем ему это надо было? Впрочем, Женька немного рассеяла его сомнения. Раз она влюбилась в него, а похоже, что именно так оно и было, значит, все нормально. Объект чист. У Жени чутье. Она бы не стала и приближаться к нему, если бы знала о каких-либо сомнительных проектах. Он обрадовался, что сестра приезжает, но с другой стороны испугался, что Женька станет расследовать все вокруг и ни за что не успокоится, пока не выяснит, что происходит. А почувствует она сразу, что что-то не так. Уж кто-кто, а Женька своего брата знала. И в истории с незавершенным курсом лекций не поверит.
  Он напряженно думал, как бы обойтись минимальной информацией и не втягивать Женю в эту историю. Хватит и Киры. Он старался не думать о том, какая странная дружба завязалась между ним и Кирой. Он находил в ней именно ту сдержанную поддержку, которая ему была необходима в данный момент. Ненавязчивое, но теплое внимание, плечо, на которое можно опереться. Почему Кира? Почему именно она оказалась рядом в такой смутный и болезненный период его жизни? Они уже это проходили. Болезненные периоды. И прошли далеко не блестяще. Каждый старался тянуть одеяло на себя, в итоге оно затрещало по всем швам, противным звуком рвущейся ткани перечеркнуло все то хорошее, что было между ними раньше. Каждый остался с куском порванной ткани в руках, с неприятным осадком, с массой невысказанного, вязким грузом осевшего где-то на дне сердца. Казалось бы, никакие отношения, даже подобие дружбы, не сможет вырасти на такой неблагоприятной почве. Но ему иногда чудилось, что это душа Кристины, вечно думающей обо всех, кроме себя, и здесь позаботилась о нем, чтобы тоска не разъела его, словно ржавчина, не убила в нем то, что она любила.
  
  В день свадьбы Кейт, часов в одиннадцать утра, к нему явился нежданный гость. После его визита Андрей уже не сомневался, что на свадьбу он непременно пойдет.
  Навестил его не кто иной, как Бен Скип. Полицейский с квадратным подбородком и напряженным взглядом. Андрей ждал этого визита. И даже готовился к нему. Но не ожидал, что Бен явится с целым ушатом вопросов.
  - Вы еще не созрели, чтобы поговорить со мной о том, что произошло на катере?
  - Разве я сообщил вам не все, что знаю?
  - Я думаю, что вы сообщили то, что считали нужным.
  Андрей пожал плечами. Вы можете считать все, что угодно, читалось на его лице.
  - Господин Ладынин, меня удивляет ваше нежелание сотрудничать со мной.
  - Я просто не вижу, чем могу вам помочь, мистер Скип.
  - Нам уже совершенно ясно, что неисправности на том катере были подстроены преднамеренно. И микрофон радио выведен из строя, так что вас не могли услышать на берегу, и подводной топливный шланг поврежден очень хитро, и запасные баки опустошены. Все было предусмотрено, чтобы вы отплыли и оказались без связи, без топлива, без воды и без водооткачивающего насоса. Тот, кто это делал, знал не только о том, что вы поедете на этом катере, но и ваш маршрут. Потому что если бы поехали, как все туристы, вверх по реке, то их план провалился бы. Мало того, владелец катера как сквозь землю провалился после того, как подал заявку на выплату страховки.
  - И зачем же владельцу катера было светиться, если он замешан?
  - Все пальцы в рот захотел засунуть. И от заказчиков, и от страховщиков. Жадность. Впрочем, это только мое предположение, я с ним так не успел поговорить. И вряд ли мы его увидим в наших краях ближайшие лет десять. А вот насчет убийства - это уже не предположение, а уверенность. И в ваших интересах мне помочь.
  Андрей скрестил руки на груди и уселся поудобнее в кресле. Бен нервничал, злился. Почему? Хотел раскрыть преступление века в масштабах маленькой Гамбии? Почему он считает, что именно Андрей сможет вывести его на преступников? Кажется, любой мог бы подтвердить, что Андрей не участвовал в делах Кристины настолько, чтобы знать о мотивах убийства. Андрей так старательно поддерживал эту легенду сейчас, после ее смерти, неужели Бен пронюхал о его мыслях? Бен умел читать по мимике. И даже бывший дипломат Андрей Ладынин не мог скрыть, что опасается вопросов Бенджамина Скипа.
  - Решили, что сами найдете убийц, а, господин Ладынин?
  - Я? С чего вы взяли?
  Плохо. Плохо играю, раз догадался. Андрей положил ногу на ногу. Он не хотел раскрывать карт перед Скипом. Он не доверял ему. А вдруг он просто действует от лица убийц и хочет вытянуть из него информацию, узнать, насколько Андрей продвинулся в своем расследовании. Андрей не был готов доверять никому. Только Кире. Как бы ни сложилось у них в прошлом, но она никогда не предавала его. Не подводила. Не понимала - да. Но не подставляла. Она была "своя", родная, как бы ни странно это было признавать.
  - Ваша...эээ.. родственница дома?
  - Кого вы имеете в виду?
  - Ту, которую видел в ЦИМИ.
  - Кира? Дома.
  - Позовите ее, пожалуйста.
  Вот это ход! А Кира ему, спрашивается, зачем понадобилась? Думает, она окажется разговорчивее? Думает, сейчас сядет и расскажет все, как на духу? Но показывать удивление не стоит. И улыбаться тоже. Просто соглашаться и не нервировать гостя. Он и так, похоже, нервный.
  Андрей кивнул и пошел звать Киру. Она в это время объясняла Айше, как гладить ее шелковое платье так, чтобы не осталось пятен от пара. Платье пришлось купить в местном магазине за бешеные деньги, оно явно их не стоило, но другого выхода не было. На свадьбу идти Кира собиралась, а идти было не в чем. Собирая свои чемоданы для поездки в Африку она меньше всего предполагала, что будет приглашена на свадьбу местных знаменитостей. В итоге Хелен потащила ее на Каираба авеню, где они прошлись по ливанским бутикам готовой одежды и отыскали нечто более или менее подходящее к событию. Когда Андрей сообщил, что он не пойдет, она тут же воскликнула, что пойдет вместо него с Женей. Благодаря Женьке и Стасу ее пригласили тоже, как близкого друга. Арбенцев похоже, был весьма близок с Саймоном, вроде бы деловые партнеры, но в какой области - оставалось несколько туманно. У людей крупного бизнеса всегда найдутся общие интересы. Женя сказала, что Саймон связывает Стаса с поставщиками алмазов из Африки, алмазы потом идут на его гранильную фабрику и превращаются в бриллианты. Звучало шикарно, но Женька смеялась и говорила, что Стас совершенно простой и очень "свой", не похож на образ олигархов, созданных газетами, с ним легко общаться и он их всенепременно очарует. Кира успела услышать о нем немало хороших слов от персонала ЦИМИ, так что охотно поверила Женьке и порадовалась, что та, похоже, наконец-то нашла свое счастье.
  Кира нарочно не стала мелькать перед Скипом, чтобы не показаться излишне любопытной. Удивилась, когда Андрей позвал ее.
  - Не знаю, что он хочет, но что-то сегодня у него не очень дружелюбный настрой. Будь осторожна.
  Хорошо, что они могли спокойно обмениваться репликами на русском языке без опаски, что их поймут. Хотя Андрей несколько раз сталкивался с гамбийцами, которые в советские времена учились в Москве или Харькове и довольно сносно изъяснялись по-русски, Скипа он в этом заподозрить не мог. Полицейских в СССР, вроде бы, на учебу не отсылали.
  Кира предельно вежливо поздоровалась, справилась, как дела, не хочет ли Бен чего-нибудь выпить и уселась напротив него, плотно сдвинув загорелые колени, выглядывающие из-под кромки льняных шорт.
  - Чем могу быть полезна?
  - Информацией, уважаемая мадам Кира, информацией.
  - Например?
  - Например, зачем вы ходили в ЦИМИ и выспрашивали о неком господине Арбенцеве?
  - О! Это вас интересует? Так он же спонсор их исследований и мой соотечественник. Знаете ли, это довольно редкий и неожиданный пример меценатства русских в Африке, так что я заинтересовалась. К тому же сестра Андрея - журналистка, она делала о нем репортаж. Вот и решили узнать побольше.
  - Чушь!
  Лицо Бена еще больше заблестело от пота. Широкие ноздри подрагивали, как у норовистого скакуна.
  - Простите?
  - Чушь! Это чушь и вы бессовестным образом скармливаете мне ее! Ваш Арбенцев - алмазный делец, скажете, не знали?
  - Знаю. Полагаю, именно это дает ему возможность оказывать помощь клинике.
  Кира оставалась невозмутимой. Она совершенно не понимала, чего Скип так взбесился.
  - Может быть, вы не знаете, как делается алмазный бизнес в Африке?
  - Я не эксперт в этой области, согласна.
  - Не эксперт? Да любой мало-мальски осведомленный человек знает, что алмазами у нас торгуют те же люди, которые торгуют оружием. Это все одна и та же цепочка. Алмазы за оружие, оружие за алмазы, спонсируются войны, скрываются доходы, алмазы вывозятся под видом добытых в стране, при том, что добыча в той же Либерии в двадцать раз меньше, чем они вывозят под видом легального экспорта. Откуда, спрашивается? Кто-то продал оружие, взял алмазы и включил их в список добытых и спокойно вывез из страны. И куда идет оружие? Не мне вам объяснять. Убийства и кровь. И кто за этим стоит? Да такие, как ваш Арбенцев!
  - Да при чем тут он вообще? Он только огранкой занимается, да и не такой уж он крупный бизнесмен, чтобы стоять за таким бизнесом.
  - И Гардози, по-вашему, не крупный бизнесмен? А, мадам Кира?
  - И какая связь?
  - И вы еще спрашиваете? За идиота меня считаете? А к кому на свадьбу едет ваш дружок Арбенцев? Меценат чертов!
  Кира замолчала. Тут ей крыть было нечем. Но картинка выходила уж слишком черной, чтобы в нее поверить. Если Бен Скип прав хоть на одну десятую, даже на одну сотую, то, выходит, Арбенцев замешен в алмазно-оружейном бизнесе, а деньги ЦИМИ дает только для отвода глаз. Тогда понятно, откуда такой интерес к Гамбии. Она вспомнила, как во время визита в ЦИМИ ей рассказывали все, что угодно, но только не то, как Арбенцев оказался вообще в их клинике. Робин Хокс перечисляла препараты и реактивы, которые они смогли купить для лечения и исследований, благодаря Арбенцеву, а Патриция даже провела ее по отделению, где лежали больные с раковыми заболеваниями и восторженно рассказывала, как они продвинулись в своих исследованиях новых методов лечения. И вот скажи этим увлеченным исследователям и людям, ожидающим спасение от своих недугов, что деньги, на которые все это делается, грязные, что они получаются за счет того, что кто-то умирает, где-то идет война и людей сотнями, тысячами расстреливают, взрывают, и все на деньги того же бизнеса, что поддерживает и их клинику, скажи все это людям, ожидающих отмены смертельного приговора за счет новых лекарств, откажутся ли они от такой возможности? Да и решит ли их отказ проблему войн в Африке и проблемы грязного бизнеса?
  Кира почувствовала, как голову сжимает кольцо мигрени. А что же они скажут Женьке? В конце концов, а вдруг это все неправда? Ведь информация непроверенная, такими фактами не швыряются. Тем более, Женя так увлеклась. Это убьет ее.
  Кира тяжело вздохнула.
  - Я не знаю, что сказать, господин Скип. Я ничего об этом не знаю. А вы, вы располагаете фактами, или это все только предположения?
  
  - Фактами, да, конечно!
  Бен выругался.
  - Если бы у меня были факты и доказательства, прижал бы я обоих прямо сегодня, на свадьбе и уволок бы туда, где им и место - в тюрьму! Но такие люди за собой следов не оставляют. Можно выловить кучу местной братвы, замешанных в конечных звеньях сделок, и не найти заказчиков, тех, кто стоит за их спинами, в тени, и диктует, что делать. Никто не расскажет всей правды. Не выдаст боссов. Никто не хочет иметь перерезанное горло к утру. Убийцы, затевающие войны, любят алмазы. И любят оружие. А больше всего они любят деньги и власть. Они не дадут кому-то перебежать им дорогу.
  Кира хотела бы возразить, что такими обвинениями при отсутствии фактов нельзя швыряться, но тут заметила, что Андрей не смотрит ни на Бена, ни на Киру, а уставился в одну точку на стене, словно совершил страшное открытие и не может в это поверить.
  - Андрей, что с тобой?
  - Потом.
  
  Бен, не понимая ни слова, насторожено вглядывался в их лица, пытаясь хотя бы по мимике угадать, о чем они говорят. Но Кира лишь выказывала любопытство, а Андрей оставался бесстрастен.
  - Вы так и будете продолжать скрывать от меня все, что знаете?
  Бен спросил просто так, порядку ради. Он подозревал, что эти двое не знают больше, чем говорят, но собираются раскрывать перед ним карты. Почему они считают его врагом? Не доверяют только потому, что он черный, а они - белые, чужаки? Скип не сказал бы, что симпатизировал Андрею, скорее, тот раздражал его своей излишней воспитанностью, манерами сдержанного и скрытного человека. Скип не любил таких сложных людей. Они являлись полной противоположностью ему самому. Бен считал себя простым парнем, добившегося в жизни большего, чем его соплеменники в средней массе. Он был выходцем из племени Джола, их считали простолюдинами и народ Джола извечно ходил в прислугах у более элитных племен, таких, как Мандинка и Сарауле. А он, Бенжамин Скип, выучился на курсах полицейских, стал офицером и теперь ему поручали сложные и важные дела. Конечно, до самых высоких чинов ему никогда не дорасти, если только президент не останется на своем посту еще лет десять. Президент Джаме и сам был джола, совершил военный переворот и захватил власть, свергнув находившегося у власти двадцать лет президента-аристократа. С тех пор полетели многие головы и тысячи представителей элиты уехали из страны. Зато таким, как Скип, можно было, наконец, пойти учиться и получить офицерские погоны. Тихая вражда продолжала существовать между бывшими верхами и бывшими низами. И те и другие знали, что при любом удобном случае достаточно будет маленькой искры и конфликта не избежать. И в случае победы оппозиции низы вновь окажутся прислугой верхов.
  Он понятия не имел, что из себя представляет этот Ладынин, кроме тех скудных данных, что он получил о его пребывании в Гамбии. Но нутром Бен чувствовал, что если в белой стране Ладынина и были разделение на племена, то Ладынин произошел не из племени прислуги. И его нежелание сотрудничать с ним Скип относил именно к этому.
  - Помилуйте, но вы нас просто огорошили своими сведениями!- воскликнула Кира, пытаясь разбавить напряжение, потоком лившееся из глаз раздраженного полицейского. - Если бы я полагала, что Арбенцев замешан в крупных преступлениях и от него исходит хоть какая-то опасность, я бы ни за что не стала совать свой нос в это дело!
  - А я как раз горю желанием сунуть свой нос в его делишки и узнать, чем он занимается.
  - Ну, у вас работа такая. А я не такая смелая и отчаянная.
  - Смелая и отчаянная, - пробормотал Андрей едва слышно.
  - Что?
  Кира и Бен недоуменно посмотрели на него, но тот лишь покачал головой.
  - Да, это моя работа, - продолжил Бен. - А вы не хотите мне помогать. Вы придумали себе какую-то другую работу, возомнили, что можете сами все найти, думаете, что умнее меня, да, господин Ладынин? Ну, скажите, что я не прав?
  Андрей пожал плечами. Не стоит его злить. Надо бы сделать видимость, что он готов пойти навстречу.
  - Отчасти вы правы, Бен. Кстати, мне будет приятно, если вы меня будете называть Андрей. Я очень благодарен вам, что вы пытаетесь выяснить обстоятельства, связанные со смертью моей жены. Признаться, я тоже захотел кое-что выяснить, но интерес к Арбенцеву никак с этим не связан.
  - И что же вы выяснили?
  Бен оживился. Даже сменил позу в кресле, наклонился всем корпусом к Андрею, словно боялся упустить хоть слово.
  - Думаю, что я сделал скоропалительные выводы. Решил, что ее работа в НПО привела к трагедии. Она ведь активно выступала против обрезания девочек, вот я и подумал, что кому-то это не понравилось.
  - Вы поэтому ездили в Бассе?
  Андрей кивнул. Как хорошо, что он сам рассказал об этом. До того, как полицейский упомянул о его поездке. Тем более сейчас, когда ясно, что он взял ложный след, можно и Бена пустить по нему. Уже не важно, станет ли это достоянием публики или нет. Даже если предположить, что Бен как-то связан с убийцами, он передаст им информацию, что Андрей на ложном пути.
  - Обрезание?
  Бен рассмеялся. Кира передернулась. Нет, только гамбийский мужчина может найти эту тему забавной. Для них это все равно, что проколоть уши для сережек. Не велика беда. Красота требует жертв. Бен уловил перемену в ее лице.
  - Не подумайте, что не понимаю вашего отношения к этой традиции. Наслышан, не беспокойтесь. Но поймите - ни одна белая женщина, ни одно иностранное НПО не в силах что-то изменить. Пока это не произойдет здесь, - он постучал по голове, - в мозгах, пока не изменится менталитет, ничего вы не сделаете. И не станет никто убивать из-за этого. Убивают из-за денег, из-за больших денег, из-за криминальных денег, но никак не из-за национальных традиций!
  - Значит это, по-вашему, не криминал? - жестко спросила Кира. Ее добродушие как рукой смело.
  - По-крайней мере, не в головах гамбийцев, мадам.
  Андрей молчал, не спорил. Его мысли уже умчались за пределы их разговора. Похоже, все намного сложнее. Новая информация перевернула все с ног на голову. Осложнила ситуацию, но прояснила некоторые из шарад, которые он никак не мог разгадать.
  - Так это ваша единственная версия?
  Бен обратился к Андрею, проигнорировав возмущенный взгляд Киры. Эти белые никогда не поймут африканцев. Вечно лезут со своими идеями и порядками. Разобрались бы со своими странностями.
  - Да, на сегодня - да, - ответил Андрей. - А у вас? Есть еще версии, Бен?
  - Пока все очень смутно. Но одно мне ясно. Есть цепочка, в которой есть и Гардози, и ваш русский меценат и какое-то отношение они имеют к вашей семье. Еще не знаю, какое. Но вот ведь вы им тоже интересовались, не зря, уверен, просто не хотите говорить. И Кристина с невестой Гардози дружила. Зачем? Не знаю. А вы не хотите мне помогать.
  - Я просто не знаю, чем, Бен.
  - Мне придется установить за вами слежку. Разрешение я получу. Потому что я уверен, что вы что-то скрываете. Я не хочу узнать обо всем последним, как бы вы не старались.
  Бен встал. Оглядел обоих тяжелым взглядом и демонстративно направился к выходу.
  
  Кира дождалась, пока Мумбала закрыл ворота за Скипом. Андрей молчал. Значит, он так же встревожен, как и она. Понимает, что теперь замешана еще и Женя. Насколько правда то, что подозревает Скип? Насколько Арбенцев замешан во всем этом? Как это грозит Жене? И это ведь была ее, Кирина, идея, заставить Женю взять интервью у Арбенцева. Хотелось как лучше, получилось... Андрей казался несколько подавленным.
  - Мне очень жаль, Андрей.
  - Ты о чем?
  - Зря я рассказала Жене об Арбенцеве. А теперь они еще летят сюда, кстати, нам скоро в аэропорт, встречать их. Скип обязательно узнает, опять подозрения.
  - Как раз его подозрения меня волнуют меньше всего. Женя... Она большая девочка, разберется. Конечно, придется ее немного шокировать, но лучше раньше, чем позже. Да и кто знает, где там правда зарыта. Возможно, Арбенцев просто партнер Гардози. А вот сам Гардози...
  - Ты думаешь, он действительно преступник?
  - Если честно, тихим и правдивым он не кажется. Но что стоит за этим - выясним. Только не ты. Я. Ты больше не вмешивайся, хорошо?
  - Как это? Решил меня уволить?
  - Я не шучу. Становится опасно. Лучше вам уехать. Вот с Женькой и уедете.
  - Никуда не уеду. Насчет Глеба подумаем. Если дело настолько плохо, может, его отправим? Если только у него не случится истерика. Давай не будем загадывать. Может, нам всем уехать?
  - Мне еще рано. А за тебя я боюсь.
  - Ой, ну нашел, за кого бояться. Разберусь как-нибудь.
  - Слушай, а твои родители, они не волнуются?
  - Я им все объяснила. Хочешь верь, хочешь нет, но они по прежнему к тебе очень хорошо относятся. Папа даже умудряется винить меня в нашем разрыве.
  Андрей улыбнулся. Он легко мог представить себе лицо бывшего тестя. У них всегда были хорошие отношения. Вообще, память - причудливая штука. Как там работают все эти хитросплетения нейронов, никому непонятно, но некоторые вещи остаются в памяти в неизменном виде, невзирая на обстоятельства и время. Взять родителей Киры. Он по-прежнему думал о них, как он родственниках, как о части своей семьи. О Кире так не думал. Она - другое. Он что-то в последнее время и сам не мог определить, кто она для него. Друг - не друг, чужая - не чужая. Не получалось думать о ней в контексте бывшей жены. Потому что все, что связано со словом "жена", прочно занято Кристиной. И все, что связано со словами "близкая", "любимая", тоже. Кристина захватила его целиком и полностью, растворила в себе, а теперь ее нет, а он все еще плавает в субстанции ее образа, не может отделить себя от нее. Возможно, именно это состояние и называют наваждением? Наваждение, которое не проходит даже после смерти человека. Что с ним случилось за эти два года? Кем он стал? Как далеко ушел от прошлого? Связано ли его желание не приближать Киру с опасением приблизить вместе с ней и свое прошлое, от которого он так радостно сбежал когда-то? Казалось, она не посягала на его границы, на его новую жизнь, но вместе с тем она была здесь, живая, участливая, другая, совсем другая. Немного настороженная. Немного неуверенная. Тщательно взвешивающая каждый шаг. Ей-то это все зачем?
  - А твой парень? Ведь у тебя есть парень, он не зовет тебя поскорее вернуться?
  - Ты об этом спрашиваешь, чтобы все точки над "i" расставить?
  Ей стало даже смешно. После того, как стало обидно, что он так вот, по слоновьи, отбрасывает ее от себя.
  - Нет, но я не хочу стать причиной твоих неприятностей.
  - Ты все еще считаешь, что это возможно?
  В этом они мастера. Обмениваться стрелами. По поводу и без. А ведь не до этого сейчас.
  - Нам пора в аэропорт.
  - Ясно.
  Увернулся. Ну и ладно. Лучше так, чем говорить об Алексе с Андреем. Как-то эти два человека существовали словно в разных мирах, плоскостях, измерениях. Она не могла говорить с Андреем о нем. Хотя и с Алексом это плохо выходило.
  - Так что ты решил со свадьбой?
  - Пойду. Непременно. Мне надо увидеть все своими глазами. Гардози, Арбенцева, Кейт. Всех их друзей. Я готов даже стать лучшим другом Кейт, чтобы узнать, понять, зачем с ними пыталась дружить Кристина.
  - Я тоже могу стать ей другом.
  - Она не подпустит тебя. Она слишком осторожная.
  
  По дороге в аэропорт, Андрей думал о разговоре с Беном. В голове не укладывалось, что Кристина была настолько, как это сказала Кира, "смелая и отчаянная", что решилась засунуть голову в такое пекло. Алмазный бизнес - это ведь самый опасный, криминальный бизнес в Африке, да и не только в Африке. Но в Африке больше всего, потому что именно в Африке идет бесконечные войны по поводу и без, войны нуждаются в оружии, в бесперебойных поставках оружия, оружие в Африке не производят. Его производят России, в Америке, в благополучных странах Европы. Оно стоит денег. Больших денег. Откуда у африканских стран, выжженных засухами, голодом и беспросветной бедностью, деньги на оружие? У них их нет. Зато есть алмазы. Много алмазов. Алмазами можно расплачиваться с белыми торговцами оружием. Уж они найдут, как их вывезти под самым легальным и благоприятным предлогом. В сделках замешаны президенты стран, крупные дельцы, политики и известные узкому кругу посредники. Только человек без головы может попытаться вмешаться в это. Кристина была отчаянной женщиной, но все же разумной. Зачем же она ввязалась в это?
  
  Женькины объятия в аэропорту он вынес не меняясь в лице. Настоящим эмоциям было не место в таком публичном месте, все, что касается смерти Кристины, они уже обсуждали сотни раз с сестрой. И как бы ему не терпелось поговорить с ней об этом вновь, рассказать, как изменился мир, как не стало части его самого и как трудно к этому привыкнуть, он знал, что не может себе этого позволить. Не сейчас. Не здесь. Не в присутствии Арбенцева, друга Гардози. Гардози, который, возможно, имеет к ее смерти самое непосредственно отношение. Он сдержанно улыбнулся и сделал шаг в сторону, предоставив арену для Жекиного друга.
  
  - Андрей, Кира, знакомьтесь, это Стас. Тот самый Арбенцев.
  - Очень приятно.
  Андрей был даже благодарен ему за то, что тот почувствовал, насколько излишни сейчас будут слова соболезнования. В чувстве такта ему не отказать.
  - А что значит, тот самый?
  Арбенцев с улыбкой посмотрел на Женю, потом пожал руку Андрею и учтиво кивнул Кире.
  - Что она уже тут обо мне рассказала?
  - Пока ничего, скорее, это мы ей о вас рассказывали больше, чем она нам.
  - Большая просьба, давайте будем на "ты", а то получается как-то слишком официально. Не по-родственному.
  - А где ты тут родственников увидел? - залилась смехом Женька. - Разве что мы с Андрюхой, но мы и так на "ты".
  - Так, тугодумам и непонятливым жирафам просьба выходить из аэропорта через отдельные двери.
  
  Всю дорогу они шутили и смеялись, и Кира не могла не заметить, как счастлива Женька рядом с этим галантным, симпатичным мужчиной, как он буквально зажигает в ней солнце она светится теплым ярким светом. Кире стало немного завидно. Так бывает, когда проходишь поздним вечером по парку и то тут, то там натыкаешься на целующиеся парочки, слышишь их счастливый, беззаботных смех, видишь их прикосновения и думаешь о том, что твоя любовь уже прошла все эти этапы. Что беззаботность и хождение по струнам эмоций, звенящим от самого легкого дуновения ветра, прошли и сменились мудростью, компромиссами, нежностью, стремлением к чему-то более глобальному. Что тихий смех и поцелуй на скамейке в парке уже не может осчастливить настолько, чтобы больше ничего не хотелось. Что простое прикосновение уже вызывает не дрожь по телу, а ощущение единого целого, и это ощущение ничуть не хуже дрожи, возможно, даже и лучше, более глубокое и значимое, но все же другое.
  Кира смотрела на то, как Стас и Женя перекидываются шутками и жестами, как загораются просто от присутствия друг друга и улыбалась про себя. Кто заставляет ее так радоваться? Алекс? В какой-то степени, да. Правда, в их отношениях он любит за двоих и как бы Кира не старалась убедить себя, что тоже стала вносить свой вклад в копилку их любви, все же львиная доля приходилась на Алекса. Он делал ее счастливой, он создавал ощущение уюта и надежности, но когда Кира смотрела на такие пары, как Женька и Стас, ей становилось пронзительно недостаточно того, что было у нее. К тому же в последнее время становилось все труднее объяснять Алексу, что ее здесь держит. Никакой любви не хватит на то, чтобы понять, почему твоя любимая женщина живет со своим бывшим мужем в одном доме, заботится о его сыне и все откладывает свой приезд домой.
  
  ***
  
  На следующий день после свадьбы Стас с Женькой получили приглашение от супругов Гардози на кофе. Они пригласили и Андрея с Кирой, не особо ожидая, что они согласятся, но, к их великому удивлению, те моментально согласилась. Стас выглядел так, словно рад компании, Женька же подозрительно покосилась на дружное "Конечно, пойдем!", выстрелившее из Киры и Андрея без промедления. "Какое единодушие", пробормотала она.
  Кейт и Саймон жили в симпатичном доме колониальных времен на берегу океана, с длинной застекленной верандой, арками и зеленой лужайкой, продуваемой морским бризом. Кейт выглядела немного сонной, хотя макияж и одежда были безукоризненны, как всегда.
  - Привет, друзья. Выспались? - встретила она довольно радушно. - Саймон сейчас подойдет.
  - Уже успел убежать по делам? - удивился Стас.
  - Ты же его знаешь - ему что свадьба, что медовый месяц, дела все равно важнее. Как и тебе, полагаю
  - Неужели правда? - возмутилась Женька.
  - Для исключительных случаев я делаю исключение.
  - И я полагаю, твоя спутница как раз тот исключительный случай?
  Кейт вроде бы сделала комплимент, но вышел он как-то криво и косо. Все испортил тон и выражение лица. "Все-таки она не очень хорошая актриса", подумала Кира, "и Женя ей чем-то не нравится".
  - Вы рано ушли. - произнесла Кейт, - присаживаясь на кушетку в гостиной. При этом она смотрела на Андрея. Ведь именно из-за него все и ушли рано. Как только он засобирался, Стас почему-то тоже заторопился, и, естественно, остальные за ними.
  - Не думал, что ты заметишь.
  Андрей улыбался. Очень тепло улыбался. Женя недоуменно смотрела на его улыбку и мысленно пыталась отгадать сложные шарады.
  - Андрей, но ты же знаешь, я всегда неравнодушна к тому, что делают мои друзья.
  - Знаю, думаю, Кристина именно поэтому тебя так любила.
  Откровенная лесть, казалось, слегка обескуражила Кейт. Тем более из уст такого человека, как Андрей. Она насторожилась. Но выразилось это лишь в том, как она изменила осанку, выпрямилась и пересела на краешек софы.
  - Кристина была таким особенным человеком, что любила всех.
  - Я бы так не сказала, - вставила Женя. - Она, как раз, была очень избирательна в людях.
  - Значит, мне повезло. Ах, а вот и Саймон. Дорогой, мы тебя заждались.
  Она поднялась к нему навстречу и прикоснулась щекой к его щеке. Поцелуй новобрачных.
  Гардози выглядел довольным и расслабленным. Он сыпал комплиментами направо и налево, приказал накрыть стол для кофе на террасе. Они обсуждали все, что возможно - от политических интриг на мировой арене до планов на медовый месяц.
  - А почему бы вам не проехаться через Москву? - спросил Стас. - Я давно тебя зазываю, Саймон, но ты все находишь отговорки.
  Кейт молчала, но выжидательно следила за выражением лица мужа.
  - Почему бы и нет. Кейт, кстати, давно мне об этом говорит. Что она там забыла, не знаю, но все рвется туда съездить.
  - Именно в Россию, не в Венгрию? - спросила Женька ровным голосом.
  - В Венгрии я бываю каждый год, а в России давно не была. У меня ведь есть русские корни, хотя я не поддерживаю связь с дальними родственниками.
  - Вот я и смотрю, что у вас на английском произношение, как у меня, русское.
  - Правда? Значит, славянские корни прорываются наружу. Кстати, Андрей, должна перед тобой повиниться, я все никак не передам тебе те фотографии с Кристиной. Пойдем в мой кабинет, я поищу конверт.
  Она грациозно встала и проплыла по коридору в дальнюю комнату. В коридоре на них из резко распахнувшейся двери вылетел слуга с подносом. Он удержал равновесие, но напитки в бокалах расплескались и пара капель попала на платье Кейт.
  - Ты что, не видишь, куда идешь, идиот? Гребаные черные, сколько их не учи, все без толку!
  Неожиданная резкость тона и грубость слов неприятно поразила Андрея. Такой он ее никогда не видел. Но зато слуга ничуть не удивился. Он пробормотал извинения и ждал очередной порции проклятий.
  - Чтобы я больше не видела тебя здесь, идиот! Пошел вон!
  Она глубоко вздохнула и лицо ее вновь приняло безмятежное выражение.
  - Извини. Тренировка прислуги всегда была моим слабым местом. Подожди меня здесь, в этом кабинете, я быстро переоденусь.
  
  В ее кабинете царил безупречный порядок. Настолько безупречный, что Андрей засомневался, бывает ли Кейт здесь вообще. Она вернулась действительно быстро, сменив брюки на открытый сарафан прямого кроя из легкого шелка.
  - Присядь. Я пока поищу, куда я его положила.
  -Кейт, все хотел спросить, а ты не знаешь, что стало с тем проектом по обрезанию девочек, который вы с Кристиной хотели спонсировать?
  - Проект?
  Кейт озадаченно посмотрела на него.
  - Сара Роглик сказал мне, что ты хотела дать денег на это для проекта в Бассе.
  - Да? Возможно.
  Не хочет показать, что впервые слышит об этом. Что же, помогу ей.
  - И что в итоге? Проект заморозился? Я, кстати недавно ездил туда, в Бассе, по следам Кристины. Было любопытно, с кем она работала и что делала.
  - Если ты заинтересован, я могу поговорить с Саймоном и мы выделим деньги.
  - Не то, чтобы я был заинтересован, просто так мне сказали.
  - Да не проблема, Андрей. Только скажи, сколько и кому передать.
  - А я не знаю. Разве Кристина тебе не говорила? Или вы с ней другие проекты планировали?
  - Мы просто дружили, Андрей, это не было связано с работой, если ты это имеешь в виду. Кстати, вот фотографии. Держи.
  Она вытащил стопку фотоснимков и у него дыхание перехватило. Кристина, такая реальная, такая живая, завладела им, словно находилась в одной комнате, рядом с ним, держала его за руку. Что ты делала рядом с этой насквозь холодной и расчетливой женщиной? Что ты делала рядом с ее мужем? Подозрительным, неприятным дельцом? Что ты искала? Какие вопросы мучили тебя, не давали покоя, ослабили твое чутье на опасность? Что тебя интересовало? Алмазы? Почему? Что именно об алмазах ты хотела знать?
   Он перебирал фотографии, одну за другой, пока внимание его не привлекло еще одно лицо. Арбенцев. Он был здесь, Кристина встречалась и с ним. Но она никогда не упоминала его имя. Может, он не заинтересовал ее? Как такое возможно? Если он давал денег на исследования в ЦИМИ, как могло случиться, что Кристина не заинтересовалась им? Необычность ситуации налицо, она не могла пройти мимо такого. Она просто решила не говорить об этом по каким-то причинам.
  - Ого, я смотрю Стас тоже был на той вечеринке?
  - Да, он довольно частый гость в Гамбии.
  - Все из-за дел с твоим мужем?
  Кейт сделала паузу прежде, чем ответила. Совсем маленькую, но Андрей уловил ее.
  - Я не вникаю, Андрей. У нас в Саймоном негласный уговор - я не вникаю в его дела. Как и в дела других людей, если они только сами не втягивают меня.
  "Похоже, это не единственный уговор между вами", подумал Андрей.
  - А Кристина? Она втягивала тебя в свои дела?
  - В некоторой степени.
  - Тебе было интересно, чем она занималась?
  - Кое-что. Я живу несколько в другом мире, знаешь ли. Хотя в чем-то наши интересы пересекались.
  - Например?
  - Тебя не ранит, когда люди говорят о ней?
  - Нет. Я люблю, когда о ней говорят. Оказывается, я много не знал.
  - Может, она не хотела, чтобы ты знал?
  - Это уже не важно. Я все равно узнаю.
  - Я так не думаю.
  Они смотрели друг другу в глаза и глаза их говорили совсем другие слова, вкладывали в паузы и интонации совсем другой смысл. Они поняли друг друга. Губы Кейт дрогнули. В ее глазах не было страха или огорчения, что она сказала или услышала что-то лишнее. В ее глазах стоял интерес. Любопытство. Словно она увидела интересный экземпляр человеческого мира, обнаруживший качества, которые она никак не ожидала в нем обнаружить. И она разглядывала его с холодным любопытством и раздумывала, какое движение это существо сделает дальше. Андрей не опустил глаз. Он принимал ее взгляд без эмоций. Он не станет раскрывать своих чувств. Он будет играть в игру по заданным правилам, даже если она знает о его блефе.
  - Вы тут уснули или как?
  Гардози заглянул в кабинет Кейт с самой добродушной улыбкой, на какую только был способен.
  - Кейт, дорогая, я тут предлагаю всем остаться на обед. Все равно уже час дня, утренний кофе плавно перетекающий в ланч, как ты на это смотришь?
  - Конечно. Великолепная идея! Пойду отдам распоряжения на кухне.
  Она неспешно вышла из кабинета, Андрей последовал за ней. Гардози продолжал улыбаться, при этом переводя взгляд с лица жены на Андрея.
  - Мир удивителен и весьма тесен, - сказал он громко. - Вот ведь не думал, что мой друг, возможно, скоро станет вашим родственником!
  Андрею показалось, что Кейт слегка споткнулась. Возможно, просто показалось. Такая женщина не способна спотыкаться.
  - Так вы останетесь на обед?
  - С удовольствием!
  Они вернулись на террасу, где застали сидящих в обнимку Женю и Стаса. Стас перебирал ее рыжие локоны, а она жмурилась от удовольствия, как котенок под теплыми лучами солнца. Андрея передернуло. Ему потянуло отбросить руку Арбенцева от его сестры, не позволять ему даже рядом сидеть, словно его прикосновение могло осквернить ее. Но откуда у него может быть уверенность в причастности Арбенцева? Нельзя, нельзя всех под одну гребенку, любила говорить Кристина. Нет доказательств - нет вины. Презумпция невиновности. Андрей выдавил из себя улыбку и обернулся в поисках Киры. Кира стояла в гостиной и разглядывала картины на стенах. Процесс настолько поглотил ее, что она не заметила возвращение Андрея, пока он не окликнул ее. Но даже когда она обернулась, ее мысли витали где-то далеко.
  
  
  
  ***
  
   Домой они вернулись к вечеру. Гардози посвятили им практически весь день, кормили, развлекали, все перемещались по дому в поисках интересных экспонатов, коими дом Саймона и Кейт был просто нашпигован, а потому проследить, кто с кем и когда разговаривал, было практически невозможно. Вернулись они домой подуставшие от насыщенного общением дня. Стас настоял на том, чтобы они с Женей сняли номер в отеле. Андрей сначала возмутился, предложил им остановиться у него, но потом согласился, что в отеле, им, конечно, будет комфортнее. Единственная гостевая комната была занята Кирой, он бы мог переселить Глеба к себе, но вряд ли Арбенцеву с Женей будет удобно спать в детской.
  - Я завтра приду пораньше. - шепнула Женька на прощание Глебу. - Мы с тобой завтра будем целый день купаться в бассейне, объедаться мороженным и лопать сладости. Договорились?
  Глеб кивнул и обвил руками Женю за шею. Глаза у него уже слипались, но он мужественно ждал их возвращения целый день и не соглашался идти спать до их прихода. Боязнь уснуть до прихода отца появилась у него после смерти Кристины. Даже при сильной усталости он не спал, не дождавшись возвращения Андрея и поцелуя на ночь. Кира со временем тоже вписалась в число тех, кого он ждал. Она читала ему на ночь сказки и рассказывала истории про детей, которые умеют рисовать чудесные картины. Он даже решил, что тоже однажды станет художником, так увлекательно и красиво она рассказывала. Приезд тети Жени внес некий хаос в их упорядоченную было жизнь, но он все равно был очень рад ее приезду. Она всегда смешила его и привозила чудесные подарки. То, что с мамой случилось что-то страшное, он понял уже давно, хотя и боялся в этом признаться кому-либо. Он даже придумал себе версию, что не хочет огорчать папу страшными историями, пусть только он будет знать об этом и мужественно хранить тайну. Даже тете Жене он не станет рассказывать, хотя и слышал, как она спрашивала что-то о маме у папы.
  - В нашем отеле прекрасный бассейн, возьмем его туда, - предложил Стас.
  - А вы номера забронировали?
  - Нет, но думаю Саймон все уладит.
  Стас улыбнулся, но сдержанно, так, что невозможно было понять, насколько все-таки близки их отношения с Гардози. Друзья? Партнеры? Знакомые?
  
  Кире не терпелось остаться наедине с Андреем. Столько всего надо обсудить, но только с ним, больше ни с кем. Они стали сообщниками, они делят общую лодку и, надо же, даже Женя вдруг оказалась за той чертой, куда была допущена Кира.
  - Что тебе сказала Кейт, когда вы ушли за фотографиями?
  - Ничего особенного. Но на фотографиях я увидел Стаса. Представляешь? Он был здесь и не раз, и Кристина... она знала его. Или о нем.
  - А тебе не говорила?
  - Нет. Никогда. Думаю, у нее были на то причины.
  Скрывать от Киры свои подозрения уже не было смысла. Она и так достаточно много знала и не собиралась удаляться со сцены.
  - Ты что-то подозреваешь, Андрей? Думаешь, что Кристина знала об алмазном бизнесе?
  Он кивнул.
  - Думаю, либо знала, либо подбиралась к этой информации. И Арбенцев в этом как-то замешан, иначе она не стала бы умалчивать о нем. Все его меценатство, скорее всего, прикрытие отмывания денег.
  - Жене расскажешь?
  - Не знаю. У меня ведь нет доказательств.
  - Ты думаешь, ее убили... - она запнулась, заметив как дернулись уголки его губ, - из-за алмазов? Из-за того, что она что-то разузнала?
  - Не знаю. Но это больше похоже на правду, чем история с обрезанием девочек. Бен ведь прав - вряд ли кто-то станет из-за этого убивать, тем более иностранку. Слишком заметно. А вот алмазы и оружие - сфера, где всегда кровь.
  - И у Кейт ничего не удалось выведать?
  - Нет. Но она знает, что мы оба играем. Знает, что ходим где-то рядом, кружим вокруг заветной информации. И она тщательно охраняет ее, как самка детенышей, видя во мне чужака.
  - Это странно. Ведь ее брак с Гардози - чистой воды фикция. Деловая сделка.
  - Но, видимо, она от этой сделки получает нечто настолько для нее ценное, что готова, как львица, биться за то, чтобы у Гардози не было никаких неприятностей.
  Кира замолчала. В голове проносились детали последних дней. Отрывки разговоров. Становилось немного не по себе. Опасность - она уже ощущалась. Тщательно скрываемая. Оберегаемая. Настороженная. Но все же ощутимая. Реальная. Исходящая от людей, живущих рядом.
  - Ты сказал - самка, охраняющая детенышей...
  - Да, звериный такой инстинкт. Даже самое примитивное животное, произведя на свет детенышей, становится в десятки раз более агрессивным и настороженным по отношению к чужакам. Правда, у волчицы Кейт вместо волчат бизнес и деньги мужа.
  - Как знать..
  Андрей приподнял брови.
  - Что ты сказала?
  - Я ни в чем не уверена, просто....
  - Ну, что? Что ты нашла?
  - Там, среди картин у них в гостиной,.. Там есть одна картина, портрет, вернее даже - подобие портрета, потому что черты лица скрыты среди деталей радуги, цветов, солнца, странная такая композиция, но очень эмоциональная.
  - А что именно тебя так поразило?
  - Это лицо мальчика. С голубыми глазами, славянское такое лицо, понимаешь?
  - Да как ты можешь это утверждать?
  - Ну, может, и ошибаюсь, но все же похоже именно на русское лицо. Глаза такие, узнаваемые, ее глаза, понимаешь? Она ведь не похожа на венгерку, ты не находишь?
  - Как-то не слишком задумывался. Подозревал, что она знает русский и неплохо знает, но она не любит в этом признаваться. Как и большинство выходцев из восточной Европы. Напрочь забывают о том, что когда-то учили русский язык в школе.
  - Возможно, возможно... Почему, как ты думаешь, она держит на стене портрет этого ребенка?
  - Кто ее знает. Может, просто напоминание о родине.
  - А может сын? Ведь говорят, до ее приезда сюда с ней приключилось что-то очень неприятное, что погнало ее аж в Африку к тете с дядей.
  Андрей пожал плечами. Клубок не только не распутывался, а, наоборот, запутывался все больше и больше, и чем сильнее они тянули за конец веревки, тем сильнее затягивался запутанный узел.
  - Я пока ничего не понимаю. Но я боюсь за Жеку.
  - Не думаю, что Арбенцев причинит ей вред. Посмотри, как он на нее смотрит. Они же влюблены друг в друга, как несовершеннолетние! Знаешь, я даже позавидовала.
  - Ты? Чему?
  - Такой вот влюбленности, пылкой, самой настоящей влюбленности. Хотела бы я сохранить способность так любить через несколько лет, когда буду, как Женька.
  - Почему ты в этом сомневаешься? В своей способности любить?
  Кира молчала. Интересно, он понимает, какой вопрос только что задал? Он, человек, который и поставил под сомнение ее способность любить. Он, который несколько лет назад перечеркнул все одним махом и превратил то, что она считала любовью, в какой-то нереальный, надуманный пшик! Человек, которого она как раз и любила когда-то той любовью, на которую была только способна. И теперь он спрашивает, почему она сомневается! Да потому что разуверилась, потому что так и не ощутила себя пылающим угольком в чьих-то руках, как Женька сейчас выглядит, потому что, несмотря на все глобальные перемены в ее жизни, на все достижения и успехи, она так не знает, до какой степени в ней еще жива женщина, способная трепетать от любви. Она научилась любить себя. Окружающих. Любить и ценить успехи близких. Она научилась ценить любовь к себе. Принимать ее с благодарностью. Получать от нее радость. Наслаждаться ею. Но все это не имеет никакого отношения к уверенности в том, что однажды она раскроет в себе способность любить так, как это получилось у Жени.
  Андрей следил за ее меняющейся мимикой, за гримасой горечи, которую она поспешно убрала.
  - Прости, наверное, я что-то лишнее спросил. Забудем об этом.
  Она тряхнула головой. Забудем, да. Что еще он может сказать? Что еще она может сказать?
  - Забудем.
  Не забыли. Полночи ворочались и думали об этом. Не только об этом, конечно. О разном. О Кристине. О Кейт. О Гардози и Арбенцеве. Об алмазах. О портрете не стене. Обо всем происходящем. Но между мыслями о настоящем то и дело встревали мысли о прошлом.
  
  Утром Женька разбудила их телефонным звонком.
  - Андрюха, спишь еще? Вот соня! Пора вставать.
  - А тебе чего не спится? Я думал, тебя до обеда даже не стоит беспокоить.
  - Я тоже так думала. Но мой любезный друг был похищен его любезным другом и утащен на рыбалку. Я отказалась, потому что мне не терпится нормально с вами пообщаться, да и Глебу я обещала программу на сегодня.
  - Гардози свой второй день в качестве женатого человека решил провести на рыбалке?
  - А ему-то что? Брачная ночь - это не про них, ты же понимаешь, так что, по-моему, в его жизни особо крупных изменений не произошло.
  Андрей зевнул. Беспокойные мысли не давали спать почти до самого утра.
  - Так тебя привезти из отеля?
  - Давайте-ка вы всей дружной командой сюда приезжайте, Глеб будет купаться, пока солнце не очень сильное, а мы посидим, выпьем кофе, позавтракаем и поболтаем. Звучит заманчиво?
  - Вполне.
  - Значит - жду. Без вас не завтракаю. Задержитесь - найдете меня павшей смертью голодных по вашей вине.
  - Надеюсь, до этого не дойдет.
  
  
  Женьке таки пришлось прождать их целый час, пока они собрались и приехали. За это время она набрала целую коллекцию наблюдений за тем, как работницы отеля активно охмуряют эвакуированных с Берега Слоновой Кости ооновских миротворцев. Миротворцы маялись от безделья. Девушки маялись от соблазна поймать в свои сети иностранцев. Наблюдать за этим было весьма забавно. Девушки в отеле работали красивые, фигуристые. Женька подумала, что ко времени отъезда миротворцы, скорее всего, сдадут позиции.
  
  Как только Андрей с Кирой и Глебом приблизились к бассейну, Глеб сразу же побежал к детскому бассейну и сиганул в прохладную воду, остальные устроились в тени пальмовых деревьев на шезлонгах. Женька дала им время выпить первый глоток кофе и взбодриться, но не более того.
  - А теперь, друзья, извольте рассказать, что у нас тут творится.
  Андрей не моргнул. В отличии от Киры, которая чуть не поперхнулась кофе. Но при этом она смотрела на Андрея, не считая нужным отвечать за него.
  - Что ты имеешь в виду, Жека?
  - Свое спокойствие и вежливость можешь оставить для других, братец, а передо мной можешь расслабиться и рассказать все, как есть.
  - Как есть что?
  - Андрюха, не испытывай мое терпение. Ты хочешь, чтобы я тебя в лоб спросила?
  - Можно и в лоб. Только не сильно - а то синяки оставишь.
  - Шутишь, да? А по-моему, то, что тут происходит, вовсе не шуточки. Вопросов у меня на самом деле миллион. Начиная с того, почему ты не возвращаешься домой, заканчивая тем, почему ты так внезапно воспылал интересом к Гардози и его странноватой женушке?
  - Мне показалось, что интерес к ним испытываешь как раз ты, и твой друг тоже.
  - А что мой друг? Стас-то тут при чем? Нет, я ничего не понимаю.
  Женька откинулась на спинку шезлонга, закинула ногу на ногу и усиленно начала ею качать. Кира всеми силами делала вид, что увлечена игрой Глеба в воде, махала ему рукой и посылала ему улыбки. И Кира и Андрей прекрасно знали, что от Жени просто так не отделаешься. Можно оттянуть момент истины, но он все равно настанет. Женька вытащит истину за хвост, чего бы ей это не стоило. Кира вообще считала, что зря Андрей все в прятки играет. Уж кому-кому, а Жене можно было бы рассказать, что происходит. От чего он ее оберегает? От риска? От разочарования? От желания вмешаться? Сам же сказал - взрослая девочка, разберется.
  - Ладно. Можете тут конспирироваться сколько влезет. Только я ни капельки не верю в твою преданность университетским лекциям, в Кирин интерес к ведению домашнего хозяйства моего брата в Гамбии. В твою привязанность к супругам Гардози, в саму эту пару Гардози тоже не слишком-то верю.
  - То есть ты не веришь в их существование?
  - Ха, ха, ха. Очень смешно, Андрюха. Я не верю в их дружелюбность, особенно этой красотки Кейт.
  - Вот в этом ты права. В это я тоже не очень-то верю.
  - А в остальном не права, хочешь сказать?
  Женька сняла солнцезащитные очки и прищурилась от яркого солнца. Ей непременно хотелось продемонстрировать Андрею свой возмущенный взгляд. Женя всегда была умной женщиной. Наблюдательной. Схватывала на лету любые интересные детали окружающего мира. Она переводила взгляд с Андрея на Киру, имеющей намного худшую выдержку, чем Андрей, и складывала в уме кусочки, отрывки, обрывки. Фраз, слов, взглядов, мыслей.
  - Это как-то связано со смертью Кристины?
  Слух резануло резкой сменой тона - от насмешливо агрессивного до встревоженного, даже испуганного.
  - Глеб, кажется, воды наглотался. Пойду, проведаю, как он там.
  Кира схватила полотенце с лежака и зашлепала по мокрой плитке к детскому бассейну. Для этого ей пришлось обогнуть полукруглый глубокий бассейн и подойти к Глебу, плескавшемуся в огороженном сеткой мелкой зоне. Она сняла босоножки, присела на бортике и спустила ноги в воду. Глеб возбужденно рассказывал ей о своих плавательных достижениях и демонстрировал способность плыть под водой. Она хвалила его и смеялась вместе с ним над его проказами, но при этом время от времени поглядывала на Андрея и Женю. Говорил в основном он, Женя больше слушала, изредка перебивала его, артикулировала и всплескивала руками. Кира не хотела быть при этом разговоре. Она не хотела слушать, как Андрей будет рассказывать о смерти Кристины Женьке, которая так любила ее. Кире было больно слушать это. Боль носила смешанный характер. Боль от смерти хорошего человека, боль от боли Андрея, боль от ограниченности причастности к такому личному, интимному страданию. Она провела с Глебом не менее получаса, все не решаясь вернуться.
  - Я хочу пить.
  - Сейчас принесу. А лучше пойдем со мной, твой сок стоит у нас на столике.
  - Ананасовый?
  - Как ты любишь.
  - Со льдом?
  - Так точно!
   Глеб расплылся довольной улыбкой и засеменил за Кирой. Детский ум еще не мог давать определения сложным отношениям между взрослыми. Но эта женщина определенно занимала какое-то позитивное место в их с папой жизни. Она вносила спокойствие и стабильность. И хотя папа был постоянно грустный, в присутствии Киры Глебу не было так тревожно, как без нее. Она очень быстро узнала всего его привычки и пристрастия, прислушивалась к его словам и как-то незаметно обустраивала все так, что Глебу было удобно и спокойно.
  Расправившись с соком за полминуты, Глеб стал тянуть отца за собой в бассейн, чтобы показать и ему, как он "классно научился плавать под водой".
  - Ты сразу узнала обо всем этом?
  Женька смотрела вслед Андрею и Глебу, кусала губы и яростно размешивала лед в бокале с соком.
  - Ты, должно быть, узнала об этом в первый же день, раз осталась?
  - Нет. Андрей и сам узнал не сразу.
  -Тогда я не понимаю. Никак не пойму, что тебя заставило здесь остаться.
  - Женя, что-то на тебя это не похоже. Хочешь что-то спросить - спрашивай.
  - А я и спросила. Что тебя здесь держит?
  - Твой брат. Он, знаешь ли, мне не чужой, как ни странно. И Глеб. Тебе надо было его видеть в первые дни. Он был на грани истерики, срыва, страх одиночества, страх, что отца он может тоже потерять, как и мать. То, что ты видишь сейчас - это вполне оправившийся ребенок. Не до конца, конечно, бывают еще моменты страха, депрессии даже, неконтролируемых эмоций, но все же намного реже, чем раньше. Я ответила на твой вопрос?
  - Нет. Мне не кажется это достаточно веским основанием. Ты ведь...
  Женя запнулась.
  - Не родная им? Ты это хотела сказать? Не родная. Но и не чужая. Иначе бы ты меня не попросила приехать, не так ли?
  Кира держалась вполне спокойно. Сдерживать эмоции помогал тот факт, что Женька сидела буквально пунцовая от кипящих внутри переживаний. Что-то ее сильно завело, задело, и вот теперь она пытается спустить пар на Кире.
  - Сигареты закончились. Пойду принесу из номера.
  Женька накинула халат и чуть ли не побежала в свой номер. Там она бросилась на кровать и разрыдалась. Слишком много информации. Все не может быть так плохо. Так ужасно. Так страшно. Убийство, расследование. Стас. Как бы она не переживала за Кристину, но она не могла врать себе - больше всего ее задела информация о Стасе. Подозрение, что он связан с людьми, замешанными в убийстве Кристины. Она накинулась на Андрея с обвинениями в необоснованности его подозрений. Ей казалось совершенно недостаточно информации, что обвинять Стаса в чем-либо. Стас казался совершенно ни при чем. Даже если он и знаком по делам бизнеса с Гардози, это не значит, что он тоже причастен к грязи и криминалу. Тем более - к убийству.
  - Но ведь они подозрительно близки, Жека. Я ничего не утверждаю, но их дружба кажется странной.
  Андрей возражал и успокаивал одновременно. Врал? Или старался смягчить свою неприязнь к Арбенцеву? Жалел Женьку? Она все равно не воспринимала никого негатива по отношению к Стасу. Хотите обвинять Гардози и Кейт? Пожалуйста! Только вот Стаса - не трогайте. Она знает его. Она чувствует его. Он не может быть соучастником. Андрей выслушал ее возражения и не стал дальше спорить. Он намеревался расследовать дальше. Он хотел, чтобы Женя ему не мешала. Ничего, абсолютно ничего не рассказывала Стасу. Он не умолял, он просто спокойно и твердо попросил молчать.
  - Ты ему доверяешь, а я - нет. Эта информация принадлежит мне. Делись своей жизнью, но мою оставь мне. Договорились?
  Она злилась. Злилась так, что слов не могла подобрать, чтобы выразить свою злость. Вместо этого она обидела Киру. Зря совершенно. Но Кира, похоже, все поняла. Женя повела себя, как обыкновенная собственница, защищающая свое добро. Никто не может говорить плохо о том, что принадлежит ей. Хотя это и является наиполнейшей чушью. Начиная с того, что Стас принадлежит ей, продолжая его безукоризненностью и заканчиваю правом Жени накидываться на Киру.
  Женя умылась холодной водой. Этого показалось недостаточно, чтобы остудить пылающее лицо. Она вытащила из бара кусочки льда и приложила к щекам. Лед кольнул холодком по коже, и мысли в голове выстроились в более стройный ряд. Но возвращаться пока не было сил. Зазвонил телефон. Стас справлялся, как она.
  - Разве вы не у бассейна с Андреем?
  - Там, просто зашла за сигаретами.
  - Я уже скучаю! Но раньше трех не вернемся. Привезу тебе огромную рыбу.
  - Если поймаешь.
  - А откуда ты знаешь, что еще не поймал?
  - У меня на вашей лодке камеры наблюдения.
  - Молодец, все продумала.
  Он сделал едва заметную паузу, скрытую непринужденным смехом.
  - Что это в тебе шпионские наклонности проснулись?
  - Не доверяю местным русалкам.
  - Кому-кому?
  - Русалкам. Вдруг водятся в здешних водах.
  - Что-то ты грустная. Ничего не случилось?
  - Нет, все нормально. Тоже скучаю. Хватить рыбачить и возвращайся скорее.
  - Хорошо. Пойду отдавать команду разворачивать корабль.
  Женька послала поцелуй в трубку. Заметил. Еще бы. У нее же все, как на ладони. Ничего не скроешь. А надо будет скрывать. Андрея она не подведет. Не может. Да и Стас не заслуживает, что бы его так обижать своими подозрениями. У Андрея есть полное право подозревать всех и вся. Когда твою любимую женщину убили чьи-то грязные лапы, поневоле начинаешь подозревать в каждом врага. Но Стас провинился лишь тем, что оказался знакомым Гардози. А Гардози не нравился местной полиции. Но ведь это не повод обвинять Стаса.
  В дверь постучали. Негромко, как бы боясь потревожить. Она открыла. Кира всматривалась в ее глаза и не находила, что сказать.
  - Ты... ты в порядке?
  Женя пожала плечами. Глупее вопроса не придумаешь. Как она может быть в порядке?
  - Мы, наверное, поедем домой сейчас, пока Глеб не сгорел на солнце. Поедешь с нами или будешь ждать Стаса здесь?
  - Поеду с вами. Я же сюда приехала не в гостинице торчать. Сейчас, переоденусь.
  Женька зашла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Кире не надо было быть специалистом по физиогномике, чтобы догадаться о всех ее переживаниях. Женька подкрасила рыжие ресницы и размазала блеск по губам. Лицо оживилось, но все равно не выглядело счастливым. Под ложечкой ныло, как перед страшным экзаменом. Если сейчас опять придется доказывать Андрею, что Стас тут ни при чем, она не выдержит. Она ведь только хорохорилась, когда яростно защищала Стаса. В душе же тревожно застучал молоточек, противный такой, звонкий, каждым ударом больно отдающийся во всем теле. Так, что хотелось сесть у стеночки где-нибудь в одиночестве, обхватить колени руками, спрятать голову подальше от света и зажмурить крепко-крепко глаза, чтобы никто не увидел, что творится на их дне. Только чтобы никто не подумал, что она плачет. Нет-нет. Она просто скажет, что устала. Устала падать. Это по жизни своей Женя росла, если не росла, то шла вперед. А в вопросах любви она все время падала. И ведь причину не понимала. Абсолютно. Говорят, себя надо любить, тогда и другие полюбят. Но ведь она любила себя! И ее любили да, но каждый раз не те, и не так. И каждое "не то" добавляло по камушку в корзину комплекса неполноценности. И комплекс уже даже казался чем-то естественным и правильным. Конечно, если его лелеять, подкармливать, водичкой поливать, он будет цвести буйным цветом. А большое и цветастое иногда кажется правильным только потому, больше всего остального, ярче, заметнее. И уже ищешь в каждой неудаче очередное оправдание своей утяжеляющейся корзине с камнями комплексов и подтверждение права на ее существование.
  Да, она знала, что надо себя любить. Но чем больше она себя любила, тем больше жалела, когда падала. То в яму проваливалась, то в капкан попадала. Как мышка на сыр, прямиком в мышеловку. И больно было. Все падают, говорила она себе. Все по-разному. Одни кричат, так чтобы все услышали и пожалели. Другие, как пантеры, встают на четыре лапы, выгибают спину и шипят от ярости, но при этом умудряются ничего не повредить. Женька падала и молчала. Старалась, чтобы никто не узнал об очередном провале. Думала, что не так поймут. И однажды скажут - ты во всем одна виновата. И каждый неправильный мужчина оборачивался не просто неудачей, а показателем ее, Женькиной, нечуткости, неправильности, неумелости. И даже друг Беня не мог убедить ее в обратном. Говорил, что она просто не хочет договориться с собой. А она и не хотела. И не могла. Уступки можно делать кому угодно, а себе не получалось. И сердце вновь и вновь оказывалось немножечко смятым, надорванным. Но ведь болело. Значит, она была все еще жива. И это успокаивало. И давало силы двигаться дальше. И не терять надежды.
  А вот сегодня что-то боли не было. Вероятность того, что Стас - преступник, могла подрезать подпорки любой любви. И сомнение, конечно же, закралось в сердце, завладело мозгами. Женя знала, что теперь каждое его слово будет обдумывать и прилагать к полученной информации. К каждому телефонному разговору прислушиваться. И целуя, будет думать не о том, как все чудесно и прекрасно, а о том, что, возможно, целует преступника. Но она будет защищать его, пока не удостоверится в правоте обвинений. И хотелось быть уверенной, что не удостоверится никогда. Потому что нельзя опять так упасть. Не осталось кредитов и запасных жизней. Казалось - если не сейчас, то никогда. Поэтому и душа не болит, не осталось субстанций боли. Рецепторы притупились, потеряли чувствительность. Казалось, это последний шанс доказать себе, что она не неудачник в любви. Потому она будет цепляться за любую возможность доказать его невиновность. Будет рядом. Верно. До конца. И будет верить ему. И себе. Дай-то Бог, чтобы не пришлось выбирать.
  
  - Кира, а можно я чуть попозже к вам присоединюсь? Голова кружится, немного полежу.
  - Давай сделаем так. Андрей отвезет меня с Глебом домой, а через часок заедет за тобой. Стас когда должен вернуться?
  - После трех. Не знаю. Он еще позвонит.
  - Он все еще с Гардози?
  - Да. Я же не могу запретить ему общаться с ним только потому...
  - Тсс. Давай не будем кричать об этом на всех углах. Ты на Андрея не обижайся. Он и сам не знает уже, во что верить. Он просто ищет ответы везде, где возможно. Он одержим, разве ты не заметила? Я поэтому и осталась здесь, потому что когда человек одержим, необходимо чтобы рядом находился кто-то с более трезвой головой.
  - Я ни кого не обижаюсь. Мне просто надо немного... освоиться с новой ситуацией. Я как-то впервые очутилась в гуще таких событий и пока еще не могу понять, что ощущаю.
  - Позвони Андрею, когда будешь готова ехать. Он за тобой заедет.
  Женька кивнула и прикрыла дверь. Неужели ей все-таки придется сделать выбор между приоритетами брата и своей точкой зрения? Человек вообще плод многочисленных экспериментов богов. А выбор - это один из двуличных подарков, подаренных человеку разумному богами. Способность выбирать - это дар и наказание. Смотря когда и что выбирать. И смотря - зачем выбирать. Есть люди, которым просто нечем дышать, если они не знают, что даже при очевидном решении есть запасной выход, альтернатива, есть, куда отступать и двигаться вперед. Других бросает в пот от одной мысли, что придется, опять!, выбирать. Сравнивать, анализировать, оценивать, принимать решение - все это кажется страшным и невозможным, тяжелым бременем разума, грузом потенциальной ответственности за приятое решение, за возможность ошибки, за вероятность расплаты за упущенные возможности. И кто из нас однозначен и монохромен? Да никто. А потому и та, и другая ипостась то и дело всплывает, оборачивая варианты выбора в яркие цветные и мрачные черно-серые обертки.
  Женька думала полежать и вернуть себе тем самым спокойствие души, но вместо этого она обнаружила себя прохаживающейся из угла в угол, пересекая гостиничный номер бесчисленное количество раз. Она вышла из номера и прошлась к холлу отеля. Раздумывала минут пять, звонить Андрею или нет, потом ее внимание привлекли парочка туристов, в руках которых пестрели африканские сувениры. Особенно ей понравилась кукла в национальном наряде и ребенком, прикрепленного, согласно местным обычаям, широким платком к спине.
  - Простите, а где вы купили это чудо?
  - Здесь в десяти шагах местный сувенирный рынок. Найдете все, что душе угодно!
  - Спасибо.
  - Только не поддавайтесь на провокации бампстеров.
  - Кого?
  - Бампстеров. Попрошаек. Безработные парнишки, стремящиеся сорвать денег с глупых туристов. Будут предлагать какие угодно услуги - не обращайте внимание и вежливо от всего отказывайтесь. Иначе потом отвязаться будет просто невозможно!
  Женя с благодарностью улыбнулась словоохотливому мужчине и направилась на рынок. Турист оказался прав. И насчет близости рынка и насчет бампстеров. Не успела она отойти от дверей отеля, как ее окружили несколько местных ребят, засыпав вопросами и комплиментами.
  - Ах, какая красивая женщина! Вы знаете, вы очень красивая! Вы здесь надолго? А вы откуда? А куда направляетесь? А мы здесь живем и можем вам показать самые интересные места. И на рынке мы для вас выторгуем самые низкие цены. У нас там знакомые, они для нас делают скидки. Не хотите? Почему? Да вы же без нас не справитесь, потеряетесь, вас обманут и вы еще пожалеете, что не послушались нас.
  С огромным трудом Женька отделалась от назойливый гидов-самоучек и направилась к рынку сама. Рынок представлял собой выстроенные вдоль дороги ларьки. Продавцы зазывали покупателей, мастера по дереву изготовляли свои деревянные фигурки прямо на месте, портные сидели за старенькими ножными швейными машинками и строчили, строчили, выдавая конвейером африканские наряды и костюмы из батика. Она с любопытством разглядывала местный люд. По мужчинам еще было видно, что это мусульманская страна, а вот по женщинам - такого не скажешь. Большинство из них были одеты в очень интересном стиле - вроде бы видно арабское влияние (много блестящего, много украшений, яркие туфли на каблуках, платки на голове), но при этом много обтягивающей одежды, открытые декольте, глубокие вырезы, при их фигурах смотрелось это очень аппетитно. Создается ощущение, что все поголовно собрались на праздник. У любой бедной уборщицы на руках звенели браслеты, а в ушах блестели крупные серьги. Женька подумала, что стоит до отъезда купить что-нибудь с национальным колоритом, типа балахона африканского. Ярко, красиво, необычно.
  
  - Зайдите в мой магазин! Ну, зайдите? - зазывала женщина с огромным тюрбаном на голове.
  - А у вас есть тряпичные куклы?
  - О, да, мадам, конечно, заходите!
  Женя втиснулась в тесный, темный, душный магазинчик.
  - Какая мадам красивая женщина! Я сейчас все вам покажу.
  Торговка засуетилась, вытаскивая на стол рубашки, шарфы, скатерти.
  - Посмотрите! Настоящий африканский батик!
  На прилавок вывалился ворох всевозможного барахла, все, кроме кукол.
  - Мне не нужен батик, - вежливо возразила Женя. - мне нужны куклы.
  - А вот, взгляните, бусы и браслеты из кофейных зерен, а вот из янтаря. Отлично подойдут вашему цвету кожи! Старинный янтарь, между прочим.
  - Меня интересуют куклы.
  - О, сорри, но кукол у меня нет! Но вы заходите еще раз, может появятся!
  - Непременно.
  
  Женя, обливаясь потом, выскочила из душного магазинчика и огляделась. Кукол, как ни странно, в ближайших ларьках не было видно. По крайней мере, на прилавках. То ли туристы все раскупить успели, то ли рядом есть еще один рынок, о котором она не знает. Она прошлась чуть вперед и завернула за угол, там стояло еще несколько ларьков, но закрытых, и только около одного из них сидела пожилая полная женщина в широком платке, накинутом на тюрбан на голове. Белый сатиновый платок свободно спадал на плечи, прикрывая практически все тело. Она плавными, ритмичными движениями переливала чай из чайника в кружку и обратно. Это было традиционным способом приготовления гамбийского чая. На небольшое железное приспособление с раскаленными углями ставился малюсенький чайник, буквально на пару крошечных чашек, в нем заваривался чай и потом множество раз переливался, чтобы достичь нужной крепости. Чай в итоге получался темно зеленого цвета, насыщенный, как чефир, и тонизировал не хуже кофе. Женя приблизилась к женщине и остановилась, раздумывая, возвращаться ей в отель или попытать счастья дальше.
  - Чаю?
  Женя оглянулась, но кроме женщины рядом никого не было. Женщина же по прежнему не поднимала головы и переливала чай.
  - Чаю хочешь?
  Нет, это определенно произносила старуха.
  - Вы мне предлагаете?
  - Больше никого нет.
  Логично. Кроме них рядом никого не было.
  - Нет, спасибо.
  - Почему?
  Настойчивость и то, что женщина так и не удосужилась поднять головы, настораживала. На бамстеров она точно не походила, но и на обычную торговку тоже. А может здесь так принято, угощать прохожих туристов и потом завлекать их в свой ларек?Женя заворожено смотрела на плавные движения женщины. Струи зеленой жидкости журчали под ее руками и не единой капли не разбрызгивалось, пока она переливала чай из одной крошечной чашечки в другую.
  - Вы не знаете, кто здесь продает тряпичных кукол?
  - Нет.
  - Никто?
  - Я не знаю. Выпей чаю. Жарко.
  - Спасибо. Я лучше воды, у меня с собой.
  - Вода не спасет. Когда здесь болит, - она ткнула пальцев в область сердца, - вода не спасет. Выпей чаю.
   "Вот заладила, чаю, чаю!"
  - У меня ничего не болит.
  Тут старуха, наконец, оторвалась от заваривания чая и протянула Жене миниатюрную синюю керамическую кружку. На черном, сморщенном годами и солнцем, лице, лезвием ножа сверкали прозрачные серые глаза. С необычайно большим зрачком.
  - Пей.
  Женька решила, что если сейчас откажется, то старуха еще, чего доброго, разозлится. И откуда она поняла, что Женьке плохо? Наверное, по заплаканным глазам. Так, прививка от гепатита А есть, можно и рискнуть. Она сделал осторожный глоток терпкой сладкой жидкости, совершенно не похожей на привычный вкус зеленого чая, и почувствовала, как по телу разлилось тепло, словно от большого глотка вина. В голове прояснилось и комок в горле, подступивший при словах о боли в сердце, отступил.
  - Иди дальше.
  - Куда?
  - Куда идешь, туда и иди. Найдешь то, что ищешь. Не сворачивай назад.
  - Вы имеете в виду кукол?
  - Вы ищете кукол? У нас есть куклы! Сейчас я вам покажу!
  Эти слова произнесла молодая энергичная африканка с париком из гладких волос, в ярко-желтом кружевном платье. Она появилась из недр ларька стремительно и неожиданно, Женька и не видела, что там кто-то есть.
  - Да, я ищу кукол.
  - Сейчас, сейчас, одну минуту, все покажу.
  - Почему же вы мне не сказали, что у вас есть куклы? - спросила она старуху.
  Та покачала головой и пробормотала что-то невнятное.
  - Извините, моя тетя не говорит по-английски. Вот смотрите, что у нас есть.
  - Как не говорит? Только что разговаривала.
  Бойкая девица с сомнением покачала головой, но не стала спорить. Продать товар было важнее странностей белой туристки. Она-то точно знала, что тетка по-английски ни слова не знает. Женька поставила кружку с чаем на скамейку и принялась рассматривать кукол. Их было всего три, все три в ярких национальных нарядах, но у одной в руках находилась охапка дров, у другой сумка, а у третьей на спине был привязан ребенок в платке. Старуха что-то произнесла на местном наречии.
  - Тетя говорит, чтобы взяли ту, что с ребенком.
  - Почему?
  - Не знаю. Говорит, это принесет счастье. У нас свои поверья, знаете ли...
  Девица немного смущенно засмеялась, зная, как иностранцы относятся к африканским поверьям - с нескрываемой иронией.
  - А почему не с дровами или сумкой?
  Африканки вновь перекинулись фразами.
  - Тетя говорит, что дрова - это доход в доме, у тебя он и так есть. А сумка - путешествия. Она говорит, что тебе это не так важно.
  - Так мне эта кукла принесет счастье?
  Женька обратилась к старухе, но та сделала вид, что не понимает ни слова.
  Она купила куклу с ребенком и пошла обратно в гостиницу. Андрей ждал ее звонка и наверняка уже начали беспокоиться. Странная все-таки старуха. И с чего бы это ей вдруг притворяться, что не знает английского, если знает? И эти глаза странные. Ну да, такие же странные, как у той бомжихи. Надо же, как тесен мир. Московская нищенка имеет что-то общее с африканской торговкой на рынке. И обе одинаково загадочные. Причудливость бытия.
  
  ***
  
  Ветер усилился и теперь уже не просто легкими прикосновениями ласкал тело, но довольно ощутимо трепал банановые листья, сплетенные в виде зонтиков от солнца, и то и дело норовил сорвать полотенца с лежаков, на которых растянулось семейство Ладыниных. Глеб, накупавшись и набегавшись по пляжу, задремал, Кира пошла разузнать, что готовят в кафе, спрятавшемся в тени кустарников в нескольких метрах от лежаков, а Андрей с Женей продолжали валяться в тени зонтиков. Они приехали сюда через два дня после болезненного разговора в отеле. Стас уехал с Гардози в Намибию, и Андрей, закончив с утренними лекциями, повез Женю на пляж, к морю, отдохнуть и успокоить нервы. Пляж Танджи пустовал. Они специально отъехали на значительное расстояние от всех отелей и людных мест, чтобы найти пустынное место. Сюда в основном приезжали те, кто здесь жил, туристы о таких местах и не знали. Андрей впервые после смерти Кристины выехал на пляж. Ради Глеба и Жени. И то Кира уговорила. Сам он не купался и жутко нервничал, когда Глеб сидел прямо у кромки воды. Но Кира с Женей непрерывно находились рядом с мальчиком, не спускали с него глаз. Понятно, что океан еще долго у него будет ассоциироваться только с одним - со смертью, но ведь не объяснишь ребенку, которому мать привила такую любовь к морю, что больше он не может ощущать себя в воде в безопасности. Андрей, надо отдать ему должное, редко когда давал выход своим мрачным мыслям, и Женя мысленно благодарила за это Киру - она каким-то образом сумела обеспечить ему такой мир, в котором он мог существовать, оберегая свой внутренний мир и боль, но при этом не изолируясь от повседневной жизни и не замыкаясь в своем горе.
  Женя зябко повела плечами. Довольно прохладный ветер для Африки. В ее представлении здесь вообще не должно было быть прохладно, хотя Андрей еще раньше говорил ей, что зимой они носят одежду с длинными рукавами и даже куртки, настолько падала температура. Но это было зимой! А на дворе стоял ноябрь и туристы валом валили в Гамбию в поисках жаркого солнышка.
  - Ты так и не поверил в то, что сказал Стас?
  - А ты?
  - Думаю, да. Звучит правдоподобно, и у меня, если честно, пока нет никаких причин подозревать Стаса в чем-то еще, кроме того, что он мне рассказывает. Саймон мне и самой не нравится и я прекрасно понимаю, почему ты копаешь вокруг него, но почему ты решил, что Стас обязательно причастен?
  - Жека, разве я такое говорил? Я просто рассматриваю все возможные варианты. Он прекрасно к тебе относится и я очень надеюсь, что права ты, а не я. Потому что если он играет нечисто...
  - Ну и что ты сделаешь?
  Женя порывисто села.
  - Что ты сделаешь, Андрей? И вообще, что планируешь делать, когда докопаешься до истины?
  - Что ты хочешь этим сказать? Что я зря все это делаю?
  В его голосе послышалась горечь. Жека всегда понимала и поддерживала его. Пока не появился этот Арбенцев. Теперь она разрывается. И очень боится ошибиться.
  - Нет, Андрюш. Я просто боюсь за тебя.
  Он отвернулся. Она за него боится! Сама чуть ли не замуж собралась за человека, который возможно причастен если не к убийству Кристины, то к грязному бизнесу, и при этом она за него боится. Уму непостижимо. Жене достаточно было проследить за его лицом, чтобы и без слов понять его мысли. Они все не доверяют Стасу. Кира, Андрей. Даже Кейт. Уж той то, казалось бы, чего дергаться? Но она постоянно следит за ним, глаз не сводит, постоянно напряжена, внимательно слушает все, о чем он говорит, хотя сама с ним заговаривает весьма редко. Сейчас, когда Стас уехал, так она даже и не звонит к Андрею с Кирой, и про Женю напрочь забыла, а пока Стас был здесь, так ни дня не давала им побыть вдвоем - то обед, то ужин, то рыбалка, прием. Словно супруги Гардози безумно волновались, что Арбенцеву станет в Гамбии скучно и всеми силами пытались его развлечь. Теперь вот вообще Саймон увез его в Намибию. Обещал через два дня вернуть, но кто же его знает. Стас выглядел жутко виноватым и все уговаривал Женю поехать с ними.
  - Там очень красиво! Страна намного более развитая, громадный национальный парк с дикими животными, сафари, это тебе не Гамбия, где последнего льва убили еще в прошлом веке. Поехали! Ну, соглашайся!
  Она не согласилась. Она очень хотела бы поехать с ним. В любое другое время, но не сейчас. Не теперь, когда она оказалась между двух огней, когда терзается сомнениями и как бы ни прислушивалась к собственной интуиции, никаких заветных знаков о том, где же находится истина, не находит.
  - Тебе действительно необходимо ехать с Гардози?
  Она спрашивала это уже в десятый раз. Ей так хотелось, чтобы он остался. Тогда можно было сказать Андрею - вот, смотрите, не такие уж они и друзья! Но Стас не мог не ехать. И ведь причины были самые что ни на есть благородные.
  - Ты только представь себе - все воруют у Африки, а мы дарим ей. Мы делаем то, что позволит им получать доход от производства алмазов, а не просто служить дешевой рабочей силой.
  - Они этими алмазами за оружие расплачиваются, оружием потом убивают невинных людей, а ты говоришь - доход.
  Женька прикусила губу. Зачем только заговорила об этом? Ведь Андрей просил ее не поднимать запретную тему!
  - Правильно. - он и бровью не повел. - Одни торгуют оружием, другие отмывают деньги, а мы хотим строить заводы и обучать людей обрабатывать алмазы, и тогда они смогут их продавать не за бесценок, а за настоящую цену и оставлять эти деньги себе, а не белому дяде. Заводы, конечно, строит Гардози, но мои люди приедут сюда обучать огранщиков в Анголе и Намибии. Ты считаешь, я не должен этого делать?
  - Что-то мне слабо верится в альтруизм Гардози.
  - Ну, с Саймона станется. Ему за это там налоги скосят, там пошлины ослабят, так что есть у него шкурный интерес, не волнуйся.
  - А у тебя? У тебя шкурного интереса нет, хочешь сказать?
  Стас рассмеялся.
  - Я бизнесмен, Жень, я тоже все шаги просчитываю. Я потом получу квоты на огранку большей части алмазов. Вместо других фабрик они будут делать заказ нам. Но ведь это не криминал?
  Почему он о криминале заговорил? Разве она что-то сказала о криминале?
  - Я знаю, ты волнуешься за меня. Могу тебя заверить, что ни в какую аферу я тебя не втяну. Неужели ты меня еще не знаешь?
  Ну да, она-то знает. А вот остальные... Они по-прежнему не верят. Вот и Андрей сейчас лежит тут у моря и не верит. И Кира не верит. Она знает, что они опять о Стасе говорят, потому и ушла. Не хочет встревать. Боится, что у Женьки опять, как тогда в отеле истерика начнется. Не начнется. Женька уже понемногу привыкала к мысли, что ничто в этом мире не идеально и было бы странно, если ее неожиданный роман протекал гладко и счастливо. Тех, кто имеет деньги, всегда в чем-нибудь да подозревают. А уж тех, кто имеет их неприлично много, подозревают так же неприлично часто. Не говоря уж об алмазах. Женя, естественно, успела добраться до интернета и прочесть всякой всячины об алмазном бизнесе в Африке. Поэтому к вопросам Андрея была готова. И к ответам тоже.
  Он ей о том, что самые большие поставки оружия в Африке контролируются русской мафией и русские самые известные посреднике в сделках "оружие за алмазы", она ему - ну и что, а Стас при чем, Стас занимается только огранкой, он не скупает алмазы в Африке, он лишь обрабатывает их. И он - совладелец фабрики, он не единолично принимает решение. Он ей - Гардози не стал бы так близко дружить с Арбенцевым без весомых на то причин, она ему - не стал бы, он использует специалистов Стаса, его мозги и знания, чего ему самому, похоже, не хватает, зато есть деньги их купить. Споры велись бесконечные и при этом каждый оставался на своей позиции. Андрей - следователь, Женя - адвокат. И как адвокат она старалась твердо придерживаться позиции - не доказано, не факт. Хотя и признавала, что позиция ее сдобрена чувствами, которые только, как назло обострились, словно любовь развивалась наперекор всему.
  Есть вообще у любви такое странное свойство - процветать наперекор. Вот если все хорошо и замечательно, и солнце светит ярко и беззаботно, и улыбка на губах, так и скучно становится, тесно как-то любви, не развернуться, накал не с чего поддерживать. Но возникни только препятствие, нет, не бытовое, бытовое - оно тоже скучно и зевоту с унынием вызывает, а такое, настоящее, с запретами, с наговорами, с далекими расстояниями, с доводами "против" - так сразу и огонек полыхать костром начинает, так и норовит поглотить всех, кто "против", переплавив их доводы своим жаром. Причем, такой особенностью чаще обладает женская любовь. То ли потому, что у женщин эмоциональная сфера все же больше развита, чем у мужчин, то ли потому, что страсть прародительницы Евы к запретному плоду накрепко связалось с икс хромосомой и неустанно передается из поколения в поколение, причем в двойной дозе у женского пола.
  
  - Я заказала нам лобстеров на гриле , ой, - Кира понизила голос, заметив, что Глеб уснул. - и чипсы с салатом. Глебу - креветок. Скажу им, чтобы сюда несли, жалко его будить.
  "Все-таки Кира, хоть и изменилась, во многом все та же Кира", подумала Женя с бессознательным раздражением. "Все так же старательно избегает конфликтных и неудобных ситуаций". Ну конечно, это Женя всегда гордилась своим умением лезть на рожон, а Кристине так вообще не было в этом равных, и что теперь? К чему все это привело? Ни к чему хорошему. Жене вот теперь, вместо того, чтобы наслаждаться своей любовью, придется из кожи вон лезть, чтобы доказать, что Стас не причастен ко всей этой грязи.
  - Жень! Жека!
  Андрюха пересел к ней на лежак.
  - Ну что ты дуешься? На Киру вон волком смотришь. Она-то тут при чем?
  - Да ни на кого я не смотрю.
  - Мы же за тебя переживаем. Ну такие странные стечения обстоятельств, совпадения, у меня и самого голова кругом идет.
  - Зато тебя это отвлекает.
  - Да я бы не сказал.
  - Отвлекает, отвлекает. Сестру спасаешь, расследуешь все... Наверное, лучше так. Только ты вот говоришь, за меня беспокоишься. А сам? Сам-то уже в какие дебри влез? Ты не думаешь, что у тебя сын еще растет?
  - Я это уже слышал.
  - Конечно слышал. Кира наверняка тебе уже все уши прожужжала.
  - Почему ты решила именно на нее собак спустить?
  - Потому что, - вздохнула Женя. - Я ее попросила тебя привезти, а вы тут что за кашу заварили?
  Женька понимала, что несет ерунду полную. Чушь. Срабатывала инерция, привычка винить в неурядицах брата Киру. Как это было когда-то. Но все изменилось. Сейчас, похоже, в его бедах придется винить совсем другого, очень близкого человека. Или не винить.
  - А я знаю, что я сделаю.
  Она зарылась с головой в свою бездонную плетенную пляжную сумку и извлекла оттуда телефон. Так, где же он, последний звонок. Это Стас звонил. Совсем недавно. Она ему перезвонит. Скажет, что передумала. Что решила вылететь к нему. И быть рядом. Неотступно. Слушать. Видеть. Запоминать. А потом решать - что к чему. Уж если кому и разбираться в делах господина Арбенцева, то пусть это будет она.
  Стас лишь рассмеялся. Вот уж чего она не ожидала, так этого. Обиделась. А он продолжал смеяться.
  - Ты забыла, что я знаю, какая у меня ненавязчиво сумасшедшая невеста?
  - Так я приеду?
  - Приезжай.
  Хм. Вот так вот просто.
  - А как?
  - Я думал, ты уже билеты купила. Неужели Евгения Ладынина решила сначала со мной посоветоваться?
  После секундного молчания.
  - Да. Представь себе.
  Уже улыбается, хотя и старательно сдерживается.
  - Ну, считай, разрешение получено. Ассистентка Саймона передаст тебе билеты. Только мы ведь здесь ненадолго, тебе охота мотаться всего на пару дней? Только не бери ничего тяжелого, тебе нельзя! Документы и деньги, все. Остальное я тебе здесь куплю.
  Ей стало жутко неловко. Как подозрительная подружка, вынюхивающая левак своего парня. Как-то пошло и ужасно некрасиво получается. Уже и ехать-то не хочется. Важно было услышать, что он не против. Что ему нечего скрывать. Что рад ее приезду. Это ведь так много. И до страшного мало. Господи, она не следователь! Она не хочет ничего выведывать, выслеживать, выискивать! Она хочет просто любить. Его, Стаса любить. А Кристина мертва. Ее убили. Похоже, то же самое грозит и Женькиному праву любовь.
  
  ***
  
  
  Страшно хотелось спать. А уснуть никак не получалось. Кира ворочалась с боку на бок, вглядывалась в тени от вентилятора, прислушивалась к сверчкам, и уговаривала себя заснуть. Но упрямые веки не смыкались. А все из-за проклятой Женькиной поездки. Ну как, как Андрей мог отпустить ее к Стасу в Намибию? Это же безумие полнейшее. Абсолютное. А вдруг она засунет свой нос во что-то запретное и ее тоже захотят убрать? Ведь никто до конца не знает, что именно раскопала Кристина, а вдруг Женька разгадает ее тайну именно там, будучи в эпицентре переговоров Арбенцева и Гардози? Но Андрей так не считал. Он вообще почему-то переменил свое отношение к Стасу. Иначе бы он не стал спокойно выслушивать Женькины доводы о необходимости поездки. Как и Женю, готовность Арбенцева встретить ее в Намибии и возить везде с собой, его впечатлила. Они оба решили, что это признак того, что Арбенцев непричастен. И если у Жени есть все основания быть такой легковерной и впечатлительной, то на Андрея это вообще не похоже. Значит, он опять что-то скрывает. А это, в свою очередь, значит, что это "что-то" еще более опасное, чем все предыдущие версии.
  Была еще одна причина, не дававшая Кире уснуть. Алекс. Они отвратительно холодно поговорили сегодня. Звонки его вообще становились все реже и реже, ссылался, что занят, что готовит новый проект, что отец Даниэллы заказал ему дизайн его нового офиса и это отнимает все его время. Даниэлла, аристократичная красавица, по возрасту куда больше подходившая двадцатишестилетнему Алексу, чем Кира со своими тридцатью двумя годами, не раз служила камнем преткновения в ссорах Киры и Алекса на почве ревности и неуверенности между Кирой и Алексом. Конфликты эти, впрочем, всегда заканчивались благополучно. У Алекса хватало спокойствия не поддаваться на Кирины провокации, у Киры хватало ума не углубляться в дебри собственных комплексов.
  Сейчас Кира даже не знала, что ее больше всего зацепило - то, что Даниэлла вновь умудрилась привлечь Алекса к проекту своего отца, и, следовательно, приблизить к себе, или то, что Алекс разговаривает с Кирой все более и более нейтральным тоном, а в последний раз так вообще холодно и отчужденно. Это вовсе не значило, что Алекс завел в конце-концов интрижку с Даниэллой, просто теперь стало совершенно очевидно, что попытки Киры убедить Алекса в неизменности своих прежних чувств потерпели крах и что он то ли нарочно, то ли непроизвольно, самоустранился. Возможно, до лучших времен, то есть до ее возвращения (когда?), возможно - все обстояло гораздо хуже. А у нее сил успокаивать его и удерживать на коротком поводке просто нет. Со всеми этими переживаниями, убийствами, расследованиями сил осталось не так уж и много, особенно на выяснения отношений. А главное - у нее не осталось сил убеждать себя. Ни в чем, что касалось Алекса. Она малодушно поставила везде знаки вопроса и не стала на них отвечать. Трусливо сбежала от самокопания и спряталась за ширмой чужих проблем.
  Таблетки снотворного, конечно же, закончились. Уже сколько ночей в этом доме страдающих бессонницей хоть отбавляй, чего же еще ожидать. Кира захлопнула дверцу кухонного шкафа. Снотворного нет, зато на столе приветливо примостилась початая бутылка текиллы. Одна стопочка - и глаза должны послушно закрыться и дать уставшему мозгу отдохнуть. Лимончика вот нарезать еще не помешает, солью присыпать, все как положено. Так ведь она горькая, эта текилла, а с лимоном и солью - самое то. Мексиканцы знают толк в кактусовой водке. Теперь все это на поднос и устроиться перед телевизором, хлопнуть золотистого горячительного и ждать, пока подействует, разморит, а потом можно и спать.
  - Хорошо устроилась.
  - А ты чего не спишь?
  - А ты?
  - Не спится. Тебе, смотрю, тоже.
  - Ну, мне положено, я жду звонка от Жени. А ты кого сторожишь?
  Сама не знаю. Не могу уснуть, и все тут. А спать страшно хочется.
  Кира храбро влила в себя вторую стопочку, разочарованно подумав, что от первой не случилось никакого эффекта.
  - Ну ты особо не увлекайся, успеет еще подействовать.
  - Не волнуйся, буянить не буду. А выспаться хочется, уже сколько ночей не могу нормально спать.
  - Но сегодня что-то решила и вовсе напиться, я смотрю.
  Он с тревогой проследил за третьей стопочкой текиллы, отправленной по адресу. Что у нее случилось? Словно не в себе. Абсолютно не похоже на уравновешенную Киру. Он никогда еще не видел ее пьяной. Похоже, сейчас как раз представится случай.
  - Кира, остановись. Тебе будет плохо, как друг предупреждаю.
  - Как друг.
  Она хрипловато засмеялась. Как друг. Надо же. Друг нашелся.
  - А хочешь, я тебе сказку расскажу. Про дружбу.
  Она опьянела. Но совсем слегка. Как ей показалось. А спать все равно не хотелось. Зато хотелось рассказывать сказки.
  - Жила была одна девочка. Нормальная, как все. И был у нее брат, который болел с детства, но девочка о том не знала. Сама еще мала была. И вот однажды брат умер, у нее на глазах, в разгар игры. Девочка была так мала, что не смогла справиться с этим. Она решила, что виновата в его смерти. Но она не захотела с этим жить. И забыла. Просто забыла - и все. Словно и не было никакого брата, и не было трагедии. И родители тоже "помогли". Им было больно об этом вспоминать, а ей было трудно разблокировать память, так старательно хранившую страшный секрет. Так и жили все, притворяясь долго-долго. Только вот девочка с тех пор изменилась. Все стала неосознанно оправдания себе в жизни искать. Оправдание тому, что она осталась жить. И вину все подспудно старалась загладить. Всем старалась угодить. Всех осчастливить. Везде успеть. Отличница такая вся из себя, во всем идеала добивалась, понимаешь?
  Он кивнул. Кира была пьяна. И ее куда-то несло, да так, что ему стало немного не по себе. Она улыбалась, но смешного было мало.
  - Кира, может, пойдешь, приляжешь?
  - Нет, ты послушай!, - еще одна стопочка. - Интересная сказка. И встретила она однажды прынца. Настоящего. На белом коне. И казалось ей, что вот оно, счастье. Только вот и прынцу тому тоже надо было доказать, что она хорошая, белая и пушистая, и тогда все поверят, что все у нее хорошо и ладно. И, главное, правильно. Иначе зачем она живет? Девочка старалась. Очень старалась и верила, что все делает правильно. Девочка, конечно, не знала, что все у нее так плохо и запущено. А когда узнала, то было поздно. Прынц сбежал. Ничего не понял и сбежал. А девочка выросла и все вспомнила однажды. И все поняла. Девочка научилась принимать себя такой, какая есть. И винить себя перестала в несуществующих грехах. Вооот...
  Еще стопочка.
  - А что же ты не спрашиваешь, что было потом? Эх ты! Ведь в сказках не бывает плохого конца, только хэппи-энд! И у девочки той. Тоже. Хэппи-энд. Прынц предложил ей не много, ни мало, а дружбу. И это, знаешь ли, много стоит. Ну вот. Про дружбу? Про дружбу. За дружбу!
  Последняя стопочка что-то не пошла. К горлу подкатил неприятный комок, желудок сжал противный спазм. Она помчалась в туалет.
  
  Андрей вышел на террасу. Под ногами копошились жуки. Раз в год, когда сезон дождей заканчивается, а прохлада еще не наступила, Гамбию атакуют ночные насекомые. Мириады бабочек, сверчков и еще множество странных насекомых, маленьких жуков с серыми крылышками, окружают дома с источниками света в темное время суток. Если открыть на рассвете двери, то наружные стены, двери, окна, полы - все серого цвета, сплошняком покрыто этими жучками. Обычно утром их счищал шлангом или щеткой охранник, чтобы они не заползли в дом. Но сейчас Мумбала крепко спал, а жуки уже успели покрыть все вокруг противной массой. Интересно, у этих насекомых есть чувства? Эмоции? Что им дает близость себе подобных? Что бы они почувствовали, если бы узнали, как несправедливы были по отношению к своим близким? Стало бы так же больно, как становится людям? Застряли бы у них в горле слова прощения? Заболела бы голова от горечи и стыда? Нет, эти твари только и умеют, что рождаться, жить и умирать. И еще есть и плодить себе подобных, бездушных, безмозглых существ. При этом он им даже позавидовал - им не надо переживать о своей неправоте, потому что они никогда не узнают о ее существовании. Андрей принялся яростно давить их. Топал по полу, с хрустом раздавливая жуков и ощущая, как неприятный, резкий запах распространяется в воздухе. Бездушие всегда неприятно пахнет. Он вернулся в дом и прислушался.
  
  
  Всю ночь Киру рвало. Как будто не просто перепила она текиллы, а вся горечь, скопившаяся в ней за последние недели, а может и дольше, выходила из нее, вместе с желчью и слезами. Воспоминания о погибшем брате. О том, как она треть своей жизни провела виня себя в его смерти, причем все это в скрытом виде, без видимых проявлений, что еще хуже. И когда узнала, что у брата был порок сердца, несовместимый с жизнью, только тогда смогла смириться. И принять ситуацию. И даже простить родителей, скрывавших от нее правду так долго. И перфекционизм свой болезненный смогла перебороть. Только было это все уже после эры замужества. Прынц так и не узнал тогда всей правды.
  В голове стучала какая-то песня, монотонная, занудная, с повторяющимися вставками. Или это играла музыка за окном у соседей. Она не помнила. Утром она уже не знала, что было явью, а что плодом ее воспаленного воображения. Как ни странно, несмотря на осипшее горло, опухшие донельзя глаза и черные круги на бледном лице, ощущала она себя легко и хорошо. Немного было стыдно перед Андреем, который наверняка слышал звуки ее ночных бдений, но это как-то не сильно ее заботило.
  - Ну что, выспалась?
  Он встретил ее на кухне с уже дымящимся кофе и растворенной в воде таблеткой аспирина.
  - Грех смеяться над больными и убогими.
  Она обхватила горло руками. Он жутко болело.
  - А я предупреждал, но некоторые не хотели слушать.
  - Каюсь. Готова понести любое наказание.
  Она плюхнулась на табурет и залпом выпила шипучий аспирин.
  - Совсем не спал из-за меня?
  - Да нет. Часам к трем уснул.
  - Бедный. Тебе же сегодня на работу. В таком состоянии! Ужас. А где Глеб?
  - Пошел с Айшей до лотка на дороге, батон хлеба купить.
  - Пойду приму душ и переоденусь. А то похожа на чучело.
  Она запахнула поплотнее полы халата, взяла кружку с кофе и встала, пошатываясь.
  - Дойдешь? Можешь, еще отлежишься?
  - Да нет, все в порядке. Небольшая слабость, сейчас пройдет. Подумаешь, напилась. С кем не бывает.
  - Ну да. Особенно с тобой.
  Она пожала плечами и медленно, стараясь не разлить, пошла к себе.
  - Кир...
  Обернулась.
  - То, что ты вчера рассказала. Я ведь не знал. Ты же никогда...
  - Когда-нибудь мы с тобой об этом поговорим. Обещаю тебе. Но не сейчас. Хорошо?
  Он не мигая смотрел на нее. Человеку, пережившему горе, гораздо легче понять чужую боль.
  - Женька-то звонила?
  - Звонила. Все нормально у нее, завтра приедут.
  - Угу.
  Они кивнула головой, прикидывая, что может подразумевать Женька под "все нормально".
  - Темнишь ты, Ладынин, но я пока еще плохо соображаю, так что выяснять начну чуть позже. Ты пока готовься колоться.
  
  Кира женщина умная, а потому подвох в перемене отношения Андрея к Арбенцеву почуяла не зря. Как и не зря провел Андрей когда-то не один год в аналитическом отделе МИДа. Он обладал терпением и умел после кропотливой работы над мозаикой фактов отдалиться от картины и взглянуть на нее со стороны. Картина выходила нестройная и нелогичная. Пока на ней красовались лишь отдельные куски, но связи между ними было не так уж и много. Явной связи. Кристина использовала Кейт для своих целей - это очевидно. Она являлась для нее пропуском в какие-то двери, могла провести ее к нужной информации. Другой причины для дружбы между этими совершенно разными женщинами он найти не мог. И если версия об алмазно-оружейных сделках он пока не отбросил, все же его не совсем устраивало, как разворачивались события вокруг всего этого.
  Гардози вел себя слишком уж дружелюбно, излишне дружелюбно для человека, пытающегося что-то скрыть. Арбенцев вовсю крутит роман с Женей, заявляет всем о своих намерениях жениться на ней. Если бы ему было, что скрывать, зачем бы ему приближать к себе ее? Зачем приглашать в Гамбию, таскать с собой в Намибию? Зная любопытство и неуемный ум Жени, Стас не мог не опасаться того, что она заметит что-то, что не должна замечать. Ему бы наоборот отвлекать ее всеми силами в Москве, а не тащить в самое пекло событий. Андрей попытался поставить себя на его место. Нет, не сходилось. Нелогично. Всему должно быть объяснение, а единственное объяснение, приходившее на ум, было то, что история с алмазами здесь либо не при чем, либо играет не самую важную роль.
  Кейт могла служить пропуском в несколько мест. К делам Гардози. В светское общество. К благотворительным организациям. Куда еще?
  - Кира, придется тебе сыграть роль сиделки и свозить меня в ЦИМИ на обследование.
  - С чего вдруг?
  - Надо бы пообщаться кое с кем.
  
  Патриция встретила их радушно, как всегда. Она не относилась к числу тех, кто с замиранием сердца заглядывает тебе в глаза и спрашивает о твоем самочувствии так, что тебе будет стыдно, если ты вдруг не болен. Оглядев Андрея с ног до головы, она широко улыбнулась.
  - Хорошо выглядишь. Как дома? Как сын? Какими судьбами к нам?
  Итальянская манера скороговорить даже на английском делала ее речь похожей на пулеметную очередь. Она встретила их у входа в здание лаборатории, где велись исследования. ЦИМИ работал над самыми разными проектами - от профилактики малярии до генотипа разных вирусов и разработки вакцин. Она немного удивилась, что Андрей нашел ее здесь без предупреждения. К тому же обследований больных они здесь не проводили.
  - Все нормально, сойдет. Как сама? Слышал, муж отправился в Англию?
  - Да, что-то по своей диссертации представляет. Ты же его знаешь - ему только дай волю, он всем голову своими изысканиями заморочит.
  - Молодец. У меня бы не хватило терпения. Не то, что вы.
  - Наука - это бескрайние просторы. Хотя, признаться, я сама подчас устаю от рутинных анализов и статистических обработок, но когда получаю хоть какой-нибудь результат, такой кураж, что уже не остановить. Это все окупает.
  - Да, Кристина мне говорила, что вы с Дани одержимые просто.
  - Она сама была одержима. Только ее идеи выходили далеко за рамки науки. Не то, что мы - лабораторные крысы.
  Патриция засмеялась, вглядываясь в Андрея. Она понимала, что разговор этот какая-то прелюдия.
  - Кристина часто здесь бывала?
  - Довольно часто. Ты же знаешь, она не могла пройти мимо интересного.
  - Но ведь у вас тут такие дебри исследований, разве ей, не медику, могло быть интересно?
  - Представь, да. Например, когда она узнала о результатах профилактики малярии у детей, она загорелась идеей внедрить это по всей стране, найти фонды для этого.
  - И?
  - Ну, это ведь не так просто. Во-первых, результаты исследования принадлежат не нам, а компании, которая оплачивает их, то есть тем фармакологическим гигантам, которые в случае положительных результатов получают громадный контракт на закупку у них профилактических препаратов для стран Африки.
  - А во-вторых?
  - Да кто же так вот, за один присест, всю страну охватит? Таких денег за один день не сыщешь. Такие доноры могут быть только на уровне ООН или правительства.
  - А Кристина пыталась найти?
  - Вот чего не знаю, того не знаю. А тебе она ничего не говорила?
  Андрей подумал, что скоро у него от этого вопроса будет начитаться сыпь по всему телу. Не говорила! Мне_она_ничего_не_говорила! И не спрашивайте почему. Наверное, знала, что за какие-то из ее знаний могут и убить. Хотя нет, про малярию она что-то рассказывала. Но считала, что это нереальный проект и не зацикливалась на нем. Или делала вид, что не зацикливалась.
  - Так тебя к нам каким ветром занесло?
  - Мне предписывали проверить кровь после выписки, а я так и не дошел до этого.
  - Так это не у нас. Иди к Робин. Ты же знаешь.
  - Просто решил заодно и тебя навестить.
  Она с сомнением покачала головой и сделала жест, означающий "не свисти". Но дальше копать не стала.
  - Мы тут на выходные хотим в обезьяний парк выбраться. Хотите присоединиться?
  Кира пожала плечами, кивнув на Андрея.
  - У меня здесь сейчас сестра, так что вряд ли получится. Но спасибо, что пригласила.
  Патриция обняла его и похлопала по спине.
  - Ну давай, беги к Робин, и мне работать пора. Увидимся еще.
  - А Сара здесь?
  - Взяла сегодня выходной. Говорит, простыла безбожно. Кстати, ее Кристина дергала еще больше, чем меня, раз уж тебя это интересует. Не знаю, может она и от СПИДа решила всю Гамбию лечить, Сара ведь в этой области работает.
  
  Сара Роглик после того, как Андрей сообщил ей об убийстве, ему вообще не звонила. Словно исчезла из Банжула. Андрей намеренно дал ей время, не теребил. Если Сара испугалась, то она может вообще не захотеть разговаривать с ним.
  - Кира, мне кажется, тебе лучше подождать меня в машине. Боюсь, при тебе Сара вообще не захочет разговаривать.
  
  Он оказался прав. Сара жутко испугалась, увидев его. Но потом взяла себя в руки и впустила в дом.
  - Неожиданный сюрприз.
  - Извини, если не вовремя.
  - Да нормально. Если только не боишься заразиться. Я чихаю и кашляю, так что держись подальше.
  Он сел на обитый дерматином диван. Чем надо было думать, чтобы в таком жарком климате использовать дерматиновую обивку? Но дома для сотрудников ЦИМИ обставляли наниматели, так что все было казенное и выбирать особо не приходилось. Сара жила одна и во всем доме царил творческий беспорядок в виде кип бумаг, книг, научных журналов, заполонивших каждый свободный квадратный сантиметр дома.
  Сара звучно высморкалась, всем видом демонстрируя, как она больна.
  - Как Глеб?
  - Нормально. Сейчас у меня сестра гостит, так что ему не до скуки.
  - Это хорошо. Она приехала помочь тебе собраться?
  - Почему ты так решила? Я пока никуда не уезжаю.
  Она не ответила. Поднимать больную тему ей не хотелось.
  - Как переносишь жару? Ноябрь просто невыносимый стоит. С меня постоянно пот литрами стекает, пью, как лошадь, только это и спасает.
  - Да ничего. Я тебя сначала на работе искал. Видел Пат.
  Молчание.
  - Она обмолвилась про то, что Кристина интересовалась вашими исследованиями.
  Ну вот, началось.
  - Ты мне этого не говорила. Ты рассказала только об обрезании девочек и Кейт. Почему, Сара?
  - Почему что?
  - Что ты скрываешь от меня?
  - А я и сама ничего не знаю.
  - На что она хотела получить деньги у Кейт? На профилактику малярии? Или на программу по СПИДу?
  - Может быть то и другое.
  - Тогда что в этом такого, что ты выглядишь, как затравленный зверек, когда я об этом тебя спрашиваю?
  - Андрей, мы подписываем определенные документы о неразглашении результатов наших исследований до тех пор, пока на это не дадут добро. Я не могу тебе всего рассказать. Пат тоже не должна тебе всего рассказывать.
  - А Кристине могла?
  Молчание.
  - Она хотела использовать ваши исследования раньше времени и искала на это деньги?
  - Может быть.
  Сара выглядела устало и как-то уж очень быстро согласилась с ним.
  - А разве Кейт финансировала такие проекты?
  - Пока нет.
  - Но могла бы?
  - Возможно.
  - А есть какие-нибудь официальные проспекты по вашим исследованиям? То, что уже рассекречено?
  - Ежегодный отчет ЦИМИ для широкой публики. Статьи в научных журналах.
  - Можешь мне дать?
  Она пожала плечами и принесла стопку журналов.
  - Вот последние пять номеров. Статьи ищи в медлайне, у меня нет всех статей.
  - Спасибо и на этом. Я, правда, до сих пор так и не понял, что же плохого в том, чтобы финансировать массовое лечение населения.
  - А кто сказал, что это плохо?
  - Тот, кто убил Кристину.
  Сара опустила голову.
  - Это все настолько ужасно. То, что ты говоришь. Я просто не верю больше ни во что. Ни во что не верю.
  - А может быть, чтобы Кристина пыталась втянуть в это дело деньги из алмазного бизнеса?
  - Ты думаешь, тебе об этом кто-нибудь расскажет?
  Он так не думал. Он думал, что до этого он докопается сам. Но нужны факты. Которых пока нет.
  
  ***
  
  Жене снилось, что ее душила Кейт. На самом деле просто вырубили электричество и в отеле забыли включить генератор. Кондиционеры затихли, и в комнате стало нестерпимо жарко и душно. Но ей снилось, что не жара, а Кейт душит ее своими наманикюренными пальчиками, сохраняя при этом непроницаемо-вежливое выражение лица. Что Женю удивило во сне, так это то, что даже в такой момент у Кейт были идеально подкрашены губы ярко красной помадой. Она попыталась сорвать с себя цепкие пальцы и никак не могла этого сделать. Она стала яростно извиваться и больно стукнулась. И если боль от пальчиков Кейт она не ощущала физически, то боль от ушиба на голове была вполне реальной - она умудрилась упасть с кровати. Ойкнув, она потерла ушибленное место и вытянула шею посмотреть, не разбудила ли Стаса. Тот шумно вздохнул и перевернулся на другой бок, но, похоже, не проснулся, дыхание не сбилось. Обслуга отеля опомнилась и где-то в ночной тишине глухо заурчал генератор и створки кондиционера нехотя приподнялись, пропуская прохладные струи.
  Женя зевнула и тихо встала. Номер, в котором они остановились со Стасом, считался президентским. Таких в отеле было всего три, один из них занимал менеджер отеля, а два держали для особо важных персон. Сама бы она никогда в жизни не остановилась в таком помпезном по местным меркам номере, но Гардози заказал для Стаса самое лучшее, что было в Банжуле, и отказаться было бы некрасиво. Шикарнее были только номера бунгало нового отеля Шератон, но тот еще не был достроен и пока пальму первенства завоевать не успел. Номер Жени и Стаса представлял собой двухэтажный коттедж с тремя спальнями, большой залой и офисом. Из всех окон открывался вид на океан, и вдоль комнат протянулись открытые балконы.
  Женя вышла в другую спальню и распахнула двери на балкон. Ветер жадно ворвался в помещение и ударил в лицо хрустящей морской свежестью. Внизу по берегу расхаживали охранники. Один из них кивнул ей и приподнял козырек кепки. Гамбийцы все очень приветливо здоровались. "Добрый день, мадам!", "Как дела, мадам?", они никогда не забывали улыбнуться. В Намибии люди показались ей чуть менее приветливыми. По развитию страна ушла намного дальше Гамбии, но по дороге человеческий фактор постепенно уступал место западной модели отношений между людьми, как это часто бывает. Природные ископаемые, которые напрочь отсутствовали в фермерской Гамбии, позволяли Намибии шагать чуть быстрее. Женя очень устала. За два дня они со Стасом объездили невероятное количество мест. Он встречался с таким множеством людей, что у нее уже голова шла кругом. Ни о каком отдыхе речи быть не могло. Переговоры, встречи, презентации, контракты. Поначалу она старалась внимательно слушать, о чем они говорят. Но они обсуждали по большей части самые нудные технические вопросы, детали контрактов, документацию и множество прочих скучных для Жени вещей. Стас ничем не выдал своей реакции на ее решение приехать, но она была уверена, что он как минимум удивился, если вообще не обиделся. Он словно нарочно старался держать ее постоянно рядом с собой, по ходу дела рассказывал, что к чему. Женя уже была сыта по горло его делами и устала, но он продолжал в том же интенсивном темпе втягивать ее в свой мир.
  Под конец она все же решительно заявила, что хочет сделать несколько снимков и потому позволит себе идти на пару шагов позади группы. Однако съемок хороших не получилось, потому что мысли фотографа витали очень далеко и она никак не могла сконцентрироваться на кадрах. Один из сопровождающих вежливо поинтересовался, не нужна ли ей помощь.
  - Я сотрудник в офисе господина Гардози, если какие-то проблемы, обращайтесь.
  - И давно работаете с господином Гардози?
  - Да уж лет пять, не меньше.
  - И чем занимаетесь, если не секрет?
  - В общих чертах - полезными ископаемыми. Детали Вам вряд ли будут интересны, мадам.
  Он обнажил свои белоснежные зубы в улыбке.
  - Занимаетесь алмазами? - с невинным видом продолжала спрашивать Женя.
  - Все здесь так или иначе занимаются ими, мадам.
  Мужчина вновь широко улыбнулся. Ему было за пятьдесят, выглядел он моложаво и подтянуто, и улыбка у него была открытая и дружелюбная.
  - И хорошо получается?
  - Простите?
  - Выгодно вам этим заниматься? А то я смотрю все жалуются, что страну обманывают южноафриканцы, покупают за бесценок и перепродают дальше за бешеные деньги. Вы так не считаете?
  - Согласен. Поэтому это так важно то, что предлагает господин Арбенцев. Сырье всегда ценилось дешевле готовых изделий. А если мы научимся обрабатывать свои алмазы, то сможем продавать их по рыночной цене.
  - Кому продавать?
  - Желающих много.
  Он вновь засмеялся, словно услышал хорошую шутку.
  - И повстанцам тоже?
  - У нас их нет.
  - В соседних странах есть. В Сьерра-Леоне, например. В Анголе.
  - Так у них есть и свои алмазы.
  Заметив, что Женя перешла на зыбкую тему, он посерьезнел.
  - Я знаю, о чем вы говорите. Все в Африке знают об этом. Убийцы покупают оружие за алмазы, и пока есть неконтролируемые алмазы, а их очень много, - есть легкий путь пополнения армии оружием. А значит - войне конец придет не скоро. Алмазы - самая ходовая валюта здесь. Самое главное - их легко вывезти. Месячная добыча алмазов с рудников Намибии, стоимостью в сорок миллионов долларов, может быть вывезена из страны в одном небольшом чемоданчике. Так что судите сами.
  - Но ведь это отвратительно - делать деньги на крови. Это ведь прежде всего на совести тех, кто продает оружие за алмазы. А потом продает грязные алмазы, как ни в чем ни бывало. Чистенькие бизнесмены, привозящие бриллианты добропорядочным европейцам. Сволочи.
  - Разве есть понятие "совести" в кругах, где ворочают миллионами и идет борьба за власть?
  Она замолчала. Но ее собеседник уже спохватился и поправился.
  - Только вот нашей фирмы это не касается. Мы-то как раз все легально делаем. Если мы начнем обработку алмазов, то нашим добытчикам уже не будет смысла продавать их за бесценок любому прохожему, в том числе торговцам оружием. Они продадут их нам, потому что мы предложим им самые выгодные условия. Кстати, вы ведь тоже из России? Я раньше работал на одну крупную южноафриканскую компанию, занимающуюся скупкой, обработкой и продажей алмазов. Так вот мы, помнится, очень тесно дружили с вашей страной.
  - Да? Продавали нам алмазы? У нас вроде свои есть.
  - Ну да. Вот мы их и покупали. Правда, нам было приказано тогда молчать об этом, ведь СССР в те годы громогласно бойкотировал ЮАР, но при этом Советы все же продавали нашему концерну алмазов на биллионы долларов. Если бы все об этом прознали, выгоднейшая сделка могла обернуться скандалом.
  - Зато теперь эта ваша компания ищет пути сближения с русскими алмазными монстрами, - вставил Стас, подойдя к ним. - Времена меняются. Правда, теперь испугались европейцы и поставили на этом жирный антимонопольный крест. Никто не хочет слияния и без того сильных мира сего.
  - Да, вы правы. А мы вот тоже стремимся сотрудничать. Ну что вы думаете по поводу вашей поездки?
  - Будем строить завод. И обучать людей. Думаю, в таких опытных руках, как ваши, дело пойдет.
  - Вы нам льстите. Но я очень надеюсь, что ваши планы не изменятся. Мы еще обгоним ЮАР, уверяю вас. Только дайте нам топлива для начала, а уж мы наберем обороты. Были очень приятно пообщаться с вами, мадам.
  Мужчина, так и не представившись Жене, вежливо откланялся и отошел в сторону.
  - Кто это был такой?
  - Один из управляющих. Гардози метит его на место директора завода, который хочет построить. Так что большая шишка в будущем.
  - Очень приветливая большая шишка.
  
  Стас улыбнулся. От того не ускользнул ни один момент Жениных передвижений, но, по всему было видно, что его это мало беспокоило.
  - Познаешь азы моей науки? Правильно. Будешь мне еще помогать потом.
  - Да ни за что. У меня своих дел полно!
  - Знаю, знаю, какая ты у нас крутая. Тогда я буду тебе помогать.
  - Больно надо. Только все испортишь.
  Он рассмеялся и притянул ее к себе. Она тихонько сжала его руку. Все-таки хорошо, что она поехала. Она доверяла своей интуиции - если бы что-то было не так, она бы обязательно это почувствовала. Даже если они тщательно скрывают что-то негативное, все равно ее страшно успокаивало тот факт, что она лично ничего не заподозрила и не заметила. Чтобы там ни говорил Андрей с Кирой. И даже если они скажут, что на поверхности информация о криминале нигодка не лежит, она все равно не согласится, что это касается Стаса. Стас просто бизнесмен и ничем он не опасен. Гардози - возможно, но только если он и замешан в криминале, это не касалось тех сфер, в которых он сотрудничал со Стасом.
  Больше всего ее проняло то, что Стас не стал задавать ей вопросов. Ее поведение и мотивации были шиты белыми нитками, и это понимала даже она сама. И будь на ее месте он, она бы уже раздела догола, наизнанку бы вывернула вопросами и требованиями объяснений. А Стас только улыбался и обнимал ее. Постоянно обнимал. То руку на плечо положит, то невзначай за талию обнимет. И это было очень приятно. И хотелось так провести всю жизнь - стоять рядом и обниматься. И чтобы теплая рука ощущалась через тонкую ткань одежды. Так, что тепло это устремлялось по всем каналам энергетическим. И достигало самых сокровенных мест тела, до которых даже энергия самого замечательного секса не может добраться. Если ничего под собой, кроме физиологии, не имеет.
   Ей хотелось смотреть на него постоянно. Пусть он немного смущается под ее прямым взглядом, а ей все равно нравилось. Женя вообще была всегда неравнодушна к красивым людям. Не важно, какого пола или возраста. Будучи художником, она западала на всякое проявление красоты и стремилась исследовать его, рассмотреть поближе. Арбенцев обладал такими чертами, которые ей лично казались очень гармоничными в мужчине. Без слащавого перебора, без излишней ухоженности, без коробящей грубости. Впрочем, в способности давать объективную оценку Женю в данный момент вряд ли можно было бы заподозрить. Все вместе, как бы там ни было, вызывало в ней одно мощное, пронизывающее желание - желание быть рядом с ним. Всегда.
  Когда-то, в годы бурной юности и поисков сути жизни, она смеялась, когда слышала о парах, которые "и в огонь и в воду, и горе и в радости, и только смерть разлучит". Ей, полной энергии и жажды нового, противнице любых оков и уз, эти пары казались ущербными. Ей думалось, что они добровольно лишили себя многих открытий и калейдоскопа разнообразия в жизни. Обрекли себя на однообразное душевное и сексуальное меню, заточили себя в замкнутое пространство. Дружочек Беня говорил ей еще, бывало, что она просто не созрела для этого. Когда созреет, сама поймет, что все не так просто. Но ей-то так не казалось. Понятие свободы ассоциировалось с понятием одиночества. Никаких обязательств. Никаких компромиссов. Компромисс - это то, обо что чаще спотыкаются "обращенцы". "Обращенцами" она называла тех, кто в молодости ратовал за независимость, а потом изменил свою точку зрения и переженился, утонув в семейном счастье. Но проходили года, два, три, пять лет, и каждый из них сталкивался с тем, что приходится идти на компромисс. Иначе вдвоем под одной крышей долго не протянешь. И прикладывать усилия надо, чтобы перешагнуть через естественно случающиеся кризисы обыденности и привычки. А все вместе это означало уступки, где-то в ущерб своим интересам, в ущерб когда-то так обожаемой свободе. И многие "обращенцы" не выдерживали. Сбегали. В поисках нового потока гормонов счастья, всплесков адреналина, ярких фейерверков. В твердой уверенности, что обращение в новую веру было напрасным, ошибочным. Но были и те, кто не сбегал. Кто находил силы или мудрость сохранять отношения. И такие в итоге превращались в те самые пары, которые намерены идти вместе до конца.
  С годами отношение Жени к таким парам изменилось. На место неприятия и жалости пришло восхищение. Пришло желание узнать об их секретах побольше. Как им удается? Как они нашли друг друга? Как смогли пронести через столько лет веру друг в друга, потребность друг в друге? И все эти слова - обыденность, рутина - они просто блекнут перед мощью связи между этими людьми. Ей захотелось такого же. Чтобы тоже сильно. И вместе. И надолго. Так, что бы только смерть...
  Дурацкий все же сон ей приснился. Почему ей снилось, что Кейт ее душит? Какая-то скрытая угроза все-таки исходила от этой наполненной тщательно скрываемыми тайнами женщины. Она не любит Женю. Она боится Андрея. Она настороженно относится к Кире. И очень странно, невнятно относится к Стасу. Она затаилась. Она ждет. Но чего? У Женьки пересохло во рту. Стало страшно. Она ни секунду не сомневалась, что уж кто-то, а Кейт - способна на убийство. Способна уничтожить все на своем пути. И огонь пройдет, и воду. И даже перед смертью не сробеет...
  
  
  
  Глава 5. Помощь
  
  
  
  
  
  - Боже мой, какой запах! Здесь все отделения так воняют?
  Женька не удержалась и прикрыла нос салфеткой.
  - Все, - кивнула Кира. - Вроде бы и убирают, и дезинфицируют, а запах такой везде стоит.
  - И Андрюха провел здесь несколько недель? Как он выдержал?
  - По-моему, ему было абсолютно все равно, где он находился и как долго.
  Женя искоса посмотрела на Киру и невольно приподняла брови.
  - Похоже, ты действительно пронялась его болью.
  - Что ты хочешь сказать?
  - Не обижайся и пойми меня правильно, но я бы никогда не подумала, что сможешь так поддержать его после смерти Кристины. Я-то всегда считала, что ты на него в смертельной обиде.
  - Нет ничего смертельнее, чем смерть, уж прости за тавтологию. Совру, если начну заверять тебя, что не злилась на него.
  - Я бы и не поверила.
  - Знаю. Но когда я увидела его здесь, в палате, веришь, у меня сердце просто перевернулось. Дышать было трудно в его присутствии, не то что смотреть на него. Да еще и Глеб. Он тоже был совсем потерянный, все ожидал, какая еще беда приключиться с его близкими. Хотя ему никто и не сказал, что случилось, но ведь детское сердце не обманешь.
  - И ты ни капельки, совсем ни капельки не ревнуешь его?
  Кира помолчала, прежде чем ответила. Ревнует? Ревнуют тогда, когда любят. Когда сочувствуют, сопереживают - остается ли место ревности? Ревнуют тогда, когда чья-то любовь грозит обернуться потерей любимого человека, а когда любимый уже давно потерян - имеет ли смысл ревновать? Ревнуют тогда, когда чувство собственника превосходит здравый смысл и понимание ситуации, а когда собственника в себе уже сто раз убил и как раз за то, что вовремя не смог оценить право на свободу другого человека - стоит ли тратить силы на разрушительную ревность? Андрей, как муж, пусть и бывший, как любимый, как близкий, перестал существовать. На его смену пришел некто знакомый ей, но не до конца. Она и другом то его не могла назвать. Кто он ей? Она не знала. Похоже, что новый человек, со своим прошлым, которого она не знала, но постигала. И чем больше постигала, чем больше узнавала о его прошлом, проникалась событиями, которые прошли в его жизни без нее, тем больше удивлялась, как они умудрились двигаться с ним в одном и том же направлении, будучи так далеко друг от друга. Пусть совершенно не сравнимыми путями, но с идентичным направлением. Она превратила свою жизнь из стандартной рутины в мозаику спонтанных решений, интересных действий, он сделал то же самое. И все же было нечто, о чем она сожалела. Чему немного завидовала. К чему ревновала.
  - Знаешь, ревную. Но совершенно дурацкой ревностью Ты скажешь - я сумасшедшая.
  - Я? - Женька улыбнулась. - Только не я.
  - Я ревную к Кристине, но не как к женщине, а как к личности. Я завидую ее энергии, ее страсти к человеческой жизни. Я всегда считала ее сумасбродкой, а Андрея - слабаком, который купился на блестящую обертку псевдораскрепощенной Кристины. Да, да, именно псевдо. Я всегда думала, что она всего лишь любительница красиво рассказать о своих приключениях и любви к свободе, но на деле - это пшик. Я просто не верила, что может быть действительно настолько не все равно, как живут другие люди. И я завидую ее способности чувствовать чужую боль. Я так не могу.
  - Ну, Кира, ты меня озадачила, - пробормотала Женя. - Ты ведь тоже немало сделала, особенно за последние месяцы. Взять всех тех детей из интерната, как ты им помогла, ты же не можешь скинуть это со счетов.
  - Я не говорю о том, что сделано. Я говорю о ... Ну как тебе объяснить... Вот если бы я не попала в тот интернат, я бы и не подумала бы о тех детях, о том, что им нужна помощь. А Кристина из тех, кто чувствует чужую беду за километры. Взять хотя бы это проект с обрезанием девочек. Ну какое, ей, казалось бы дело? Все равно она с ее усилиями мало что могла изменить. Но она все равно пыталась. Потому что было не все равно. Потому что жалела искалеченные тела девчушек. Она из тех, кто не проходит мимо, вот что я хочу сказать.
  - Была.
  Женя сказала это так тихо, что казалось, и вовсе не произносила ничего. Кире было достаточно даже шевеления губ.
  - Да, была. И не думаю, что когда-нибудь Андрей сможет утолить свой голод по подобной энергии.
  Какое-то время они шли молча.
  - Он мой брат и я знаю его лучше других. И люблю его больше всех. И все же...- Женя говорила медленно, в нехарактерной для нее манере растягивать слова. - Все же, не пора ли ему самому научиться питать себя энергией? Как то так получается, что он постоянно полагается на близких ему женщин. И ведь он не слабак, знает, чего хочет. И умеет добиваться того, чего хочет. И все равно ведомый.
  На эту тему Женя часто думала, а в последнее время - сами обстоятельства толкали на размышления. С Андреем они провели все детство и юност. Он, такой спокойный и уравновешенный, был словно противовесом ее бедовости, страстности, инициативности. Она была словно вектором его движения. После того, как дороги их разошлись, возник дисбаланс в их жизнях. Но Андрей быстро нашел, чем заполнить место лидера в его жизни. Кира стала тем самым спутником, который был ему так необходим. Но он ошибся - он думал, что ему нужен просто спутник, понимающий, одобряющий, поддерживающий, а ему недоставало яркости и энергии. И когда он понял, что заскучал в тех рамках, в которые сам же себя поместил, он встретил Кристину, в которой увидел целый шквал того, что искал. Он мог бы еще с Кирой попробовать найти новую модель поведения, уже с позиции зрелого человека, главы семьи, но появление Кристины поманило его, словно уходящий за горизонт парус прирожденного моряка.
  Жене казалось иногда, что Андрей, получив долгожданную жизнь вне рамок формальностей, немного потерял в своей самостоятельности. Кристина определяла их жизнь во всем, у нее хватало и идей и энергии на это, а он радостно плыл в кильватере, не думая о собственном пути. После гибели Кристины он вновь остался один - без любимой, без лидера, вез ведущего. Привык следовать ее пути, он, казалось, и после ее смерти двинулся по инерции по ее следам. Он следовал за ней живой, и привычка сработала и после смерти. Так казалось Жене, не совсем понимающей, что же он в итоге ищет, что ожидает найти и что собирается с этим делать.
  
  
  - Есть люди-источники, есть потребители, - ответила Кира и на ее слова и на ее мысли. Хотя, кажется мне, что Андрей все-таки перенял эстафету. Своеобразно, но перенял. Поживем, увидим.
  - О чем ты?
  - Об энергии. Мы уже пришли. Судя по надписи, Сара Роглик находится в этом кабинете.
  
  Это был новый виток в их поисках. После того, как Женя со Стасом вернулись из Намибии, Андрей только укрепился в своем мнении, что алмазный бизнес хоть не следует полностью вычеркивать из списка, но проверить надо и другие варианты. Он не поверил в историю прозрачности алмазного бизнеса Саймона Гардози и говорил, что понимает, почему Арбенцев так хорошо известен среди людей влиятельного круга его родины. Африканский алмазный рынок - это самый мощный алмазный рынок в мире, российский рынок идет на слияние с ними, ищет пути объединения и усиления и без того значительного влияния. Арбенцев - один из тех, кто играет немаловажную роль в сложных лабиринтах переговоров, возможно, даже большую роль, чем Женя могла себе представить, но это не значило, что теневые стороны бизнеса обязательно проходили при участии Стаса, и было совершенно непохоже, что он хоть сколь-нибудь обеспокоен тем, что его участие в африканских переговорах, как и тесная дружба с Гардози, становятся доступны публике.
  Собственно, история, расследуемая Андреем, все равно крутилась вокруг парочки Гардози, но в большей мере вокруг Кейт Гардози, и Андрей так и пребывал в уверенности, что странная связь Кристины с Кейт и есть ключ к разгадке. Интерес Кристины к исследованиям ЦИМИ дал ему новую почву для размышлений. Кейт - это деньги. Кейт - это пропуск в ЦИМИ. Кейт - это, в конце концов, доступ к той информации, которую могут не открыть для простых любопытствующих, но откроют для тех, кто спонсирует немалую долю этих исследований. Зачем это надо было Кристине - другой вопрос. Патриция навела его на мысль о профилактике малярии. Но если бы Кристина всего лишь стремилась найти деньги на профилактику всего населения, то зачем ее надо было убивать? Он даже спросил об этом у Кейт, поинтересовался, не просила ли она у нее денег на финансирование проекта по общенациональной профилактике малярии. Кейт отозвалась на удивление эмоционально.
  - Ты знаешь, Андрей, я не хотела даже поднимать эту тему. Не хотела даже вспоминать.
  - Почему же? Что в этом может быть плохого?
  - Хм, плохо ты знаешь современный мир бизнеса. Ты думаешь, кто основной спонсор всех исследований в ЦИМИ?
  - И кто же? Фармакологические компании?
  - Именно!
  Ее глаза расширились, словно она ужаснулась чему-то. Она стала нервно постукивать пальчиками по столу ресторана с видом на море, куда предложила пойти поговорить.
  - Мне Саймон вообще запретил влезать в эти дебри, - она перешла на шепот, - сказал, чтобы вела свои гуманитарные работы и не лезла, куда не надо. А уж он-то знает, о чем говорит.
  - Да что же такого плохого или секретного в том, чтобы оздоровить всю страну?
  Кейт казалась напуганной, встревоженной. Андрей никогда ее такой не видел. Сильные эмоции вообще были не характерны для нее. Тем более, что раньше она вообще не затрагивала эту тему, а теперь вдруг так ею озаботилась. Кейт чего-то боится? Кейт, имея за спиной акулу Саймона Гардози, боится?
  - Ха! Я тебе скажу, только без передачи, договорились? Если что - я ни при чем.
  Он кивнул. Какая разница? Разве это большой секрет, кто финансирует исследования?
  - Те компании, которые дают деньги на исследования, ждут положительных результатов, как манны небесной. Потом они быстренько патентуют открытие и получают лицензию на выпуск данной комбинации препаратов для профилактики или лечения. Но фишка в том, что подобные препараты выпускает не одна-единственная фирма. Существует много дженериков, более дешевых копий препаратов, выпускаемых в Индии и Китае, и если информация об успехе проекта и том, что страна собирается делать массовые закупки препаратов, просочится, то конкуренты могут опередить спонсирующую фирму. И тогда все их вложения послужат на благо другой компании, а они останутся в полном проигрыше. Теперь понятно?
  - Но ведь Кристина не собиралась, как я понимаю, привлекать конкурентов или нарушать какие-то законы?
  - Ну, формально нет. Но она хотела привлечь ООН к данным исследованиям. А ООН покупает препараты по тендеру, то есть у того, кто предложит наиболее выгодную цену. Улавливаешь связь?
  - Ты думаешь, фармкомпания могла испугаться этого? Думаешь, ЦИМИ позволил бы вмешаться в исследования, нарушив договор со спонсорами?
  - Опять-таки, формально нет. Но где гарантия, что информация не просочится дальше, чем следует? Все в мире так коррумпировано. Один чиновник шепнет другому, тот - третьему, третий - своему другу в конкурентной компании. И вот те уже начали выпуск комбинированного препарата, обосновывая тем, что по отдельности каждая из составляющих уже протестирована, и их взаимодействие не чревато побочными эффектами. Деньги, дорогой, деньги! Боюсь, как бы Кристина не сказала где чего лишнего. Если честно, я очень боюсь этого.
  - А почему ты этого боишься? Кристину кто-то пугал? Или тебя? Почему ты считаешь, что Кристина была в опасности?
  - Андрей, мы живем в маленьком, просто крошечном городишке. При связях Саймона услышать о том, что поломка вашего катера была не случайной, не составляет труда. Ему даже спрашивать об этом не пришлось, сами рассказали. Я хочу тебе помочь. Но я жутко боюсь. И очень прошу тебя, не лезь ты в это дело.
  
  Андрею только это и нужно было - чтобы кто-нибудь сказал "не лезь ты в это дело". Ему такие слова, как прямой сигнал к действию. Об этом думала Женя, замерев у кабинета с табличкой "Сара Роглик".
  У Сары на лице было буквально написано, что она смертельно устала и меньше всего хочет отвечать на их вопросы.
  - А почему вы пришли ко мне? Я ведь не занимаюсь малярией.
  Она пожала плечами и скрестила руки на груди. Кира и сама толком не знала, почему Андрей послал их именно к Саре. Сказал, что из всех, похоже, именно Сара больше всего боится говорить, а значит, на нее и надо больше давить. С Андреем Сара наотрез отказывалась говорить на тему Кристины и ее опасных интересов, решили попробовать Женя и Кира.
  - Все-таки вы врач, и друг Кристины, и знаете обо всех исследованиях.
  - Но вы ведь не обо всех исследованиях пришли спрашивать, а только о малярии, или я не права?
  Женя с Кирой переглянулись. Судя по всему, эта женщина сама так переживает все случившееся, что врать ей казалось кощунством. Сара вялым движением поправила волосы и села за свой стол. Стала что-то искать в своем компьютере.
  - Малярией я не занимаюсь. Вам надо обратиться к Пат, вы же ее знаете? Хотите, я вас туда провожу, к ней в лабораторию.
  - А что вы сами думаете по этому поводу?
  - По какому именно?
  - Ну, профилактика малярии, гуманитарная помощь, могло это как-то навредить Кристине.
  - А откуда вообще появилась эта мысль?
  Кира снова переглянулась с Женей, размышляя, могут ли они рассказать об этом.
  - Кейт сказала Андрею, что могут быть замешаны компании-спонсоры. Конкуренция, утечка информации и так далее. Это действительно опасно.
  Сара, казалось, слушала в пол уха, по ходу разговора что-то распечатала, сделала пометки на полях документа, лежащего перед ней на столе, щелкала мышкой.
  - Я никогда не вникала. Но Кейт крутится в этих сферах не один день, ей виднее.
  - Так с кем нам лучше поговорить об этом? Можем мы как-то выйти на спонсоров, кто может знать хоть какую-то часть информации?
  - Я так и не поняла, что именно вас интересует.
  Кира вздохнула. Замкнутый круг. Сара не хочет вникать. Она всеми силами самоудаляется из темы. Прямым напором здесь ничего не решишь.
  - Для начала, - Кира старалась, чтобы ее голос звучал как можно обыденнее, - мы бы хотели узнать побольше об этом проекте по малярии, да и о других проектах. В чем их суть, на что направлены исследования, кто спонсирует.
  - Это информация не для широкой публики.
  - А мы не широкая публика, - нетерпеливо вставила Женя, - мы родственники Кристины.
  - А я получаю зарплату не за то, чтобы нарушать свои обязательства. И вы должны это понять. Общедоступные сведения содержатся в журналах ЦИМИ, я уже говорила об этом Андрею. Хотите узнать что-то о малярии, идите к Патриции. Я могу рассказать о проекте по СПИДу, но, боюсь, ничего нового вы не услышите. Все, что мы на данный момент знаем, есть в любом справочнике по СПИДу.
  - Если все так просто и общеизвестно, на что тратятся миллионы, получаемые ЦИМИ?
  - На попытки узнать что-нибудь новое. Любое открытие занимает года, десятилетия, пока не будет получен достоверный результат. Простите, боюсь, больше ничем не смогу вам помочь.
  Женя отступила.
  - Ладно, закроем тему. Кстати, у нас тут есть с собой кое-какие игрушки и гостинец, Андрей попросил передать одному вашему пациенту, Додди, сказал, что вы знаете.
  Роглик несколько напряглась, приведя в недоумение своих посетительниц.
  - Додди?
  Кира насторожилась.
  - Андрей сказал, что Кристина его часто навещала. Привязалась к нему.
  Тут Сара впервые улыбнулась.
  - Еще бы! Этого сорванца здесь все знают. Он же стал другом Глеба, Андрей не говорил? Пойдемте, проведу вас к нему.
  Малышом по имени Додди оказался мальчик пяти лет, с коротко остриженными волосами, так, что мелкие короткие кудряшки ровным плотным слоем повторяли форму головы. Одет он был намного опрятнее и лучше, чем остальные дети в отделении. Он сидел на скамейке около отделения, чуть поодаль от общей толпы людей, ждущих своей очереди на осмотр или же навещающих больных. Он сидел один и внимательно рассматривал книжку с большими яркими картинками.
  - Тоже болен СПИДом? - тихо спросила Женя.
  - Нет, слава Богу, он негативен. Его мать больна, она у нас в отделении лежит. У него другой диагноз, тоже не из приятных. Так что он здесь не просто время проводит.
  - А что у него?
  Сара не ответила. Они подошли уже близко, и мальчик их заметил.
  - Привет, Додди. Как дела?
  - Хорошо, Сара. Привет.
  Он внимательно разглядывал новые лица. Нахмурился, потом разулыбался.
  - Ты похожа на Кристи, - сказал он Жене.
  - Я? Ты так думаешь?
  Он важно кивнул. И, хотя из них двоих цветом волос на Кристину была больше похожа Кира, но мальчишка разглядел более глубокое сходство - сходство характера.
  - А мы тебе как раз подарки от нее принесли.
  Женя вытащила пластиковый пакет и протянула мальчугану.
  -Держи.
  Додди, не церемонясь, распотрошил пакет, издавая возгласы восхищения "Вау!" и поглядывая на Сару в полнейшем восторге.
  - Сара, смотри какая машина! Она с пультом! Она ездит быстро-быстро! И робот, я его посажу на эту машину. Класс! А где Кристи?
  - Ммм, она...
  - Ей пришлось срочно уехать, я же тебе говорила, Додди,- спасла запнувшуюся Женю Сара.
  - Когда приедет?
  - Не знаю. Когда закончит свои дела. Наверное, не скоро.
  По всей видимости, Роглик повторяла ему эту историю не в первый раз, потому что не испытывала ни малейшего смущения, словно проговаривала хорошо заученный урок.
  - А Глеб тоже уехал?
  - Нет, - вмешалась Женя, - он здесь. А ты и Глеба знаешь?
  - Кристина несколько раз брала его с собой поиграть с Глебом.
  - Глеб - мой друг.
  Додди произнес таким тоном, что в его правоте не оставалось никаких сомнений.
  - А хочешь, мы тебя как-нибудь опять к Глебу пригласим?
  Сара удивленно посмотрела на Женю. Зачем ей это надо?
  Додди радостно и энергично закивал.
  - Договорились. Может, завтра я заеду. Хорошо?
  - О"кей.
  
  После встречи с Додди Сара ощутимо смягчилась. Она проводила Киру и Женю до лаборатории Патриции и даже попросила одну из ассистенток принести последние статьи, опубликованные учеными ЦИМИ.
  Патриция, как и ожидалось, не сообщила им ничего нового. Она явно удивилась, услышав о потенциальной угрозе, которая могла бы исходить от их спонсоров.
  - Ну, придумали, тоже мне! Да эти схемы профилактики не сегодня придуманы. Просто, учитывая различную степень резистентности малярии к препаратам в разных частях Африки, в каждом отдельном регионе необходимы свои исследования. Думаете, кто-то мог реально опасаться действий Кристины? А что она могла сделать? Рассказать ООН, рассказать неправительственным организациям, посольствам, и что? Что бы это дало? Деньги все равно пошли бы через правительство. А правительство уже сотрудничает, назовем это так, с теми, кто спонсирует наши исследования. Иначе, как вы думаете, мы получили этот грант? Без согласия правительства никак. Так что никто ничем не рискует, все продумано с самого начала.
  
  Все продумано. Все просчитано. Все подкуплены. Все предупреждены.
  
  - А ты считать умеешь? - смеялась в ответ на эти рассуждения Кейт, разъясняя дилетанту Андрею азы бизнеса в развивающихся странах.- Получил человек сто тысяч долларов за предварительную договоренность, а завтра ему предложили сто пятьдесят плюс проценты от продаж или суммы закупки препаратов. И что, ты думаешь, решит чиновник с неопределенным будущим в своем министерстве? Тут и думать не надо. Спроси Саймона, как это все работает.
  
  Андрей вновь упустил нить. Только он начинал улавливать связь между событиями, как связь эта грубо обрывалась вмешательством новых фактов. Скип все давил на него своими догадками об алмазном бизнесе и продаже оружии. Тряс перед его носом призывами к покупателям не покупать драгоценности, замешанные в убийстве невинных людей. Его можно было понять. Он хотел, чтобы Андрей помог ему раскрыть громкий всемирный заговор. Алмазы, оружие - все это звучало громко. Бену Скипу нужны были громкие дела. Но у него не было доступа к Саймону Гардози и Арбенцеву. А у Андрея был. И еще у Андрея был стимул. Скип был уверен, что тот не оставит смерть жены безнаказанной. Правда, его сбивало с толку нахождение рядом с Андреем его бывшей жены. Как-то не вписывалось это в картину горюющего вдовца. Как бы эта женщина не испортила все, не сбила запал Ладынина. С этими белыми не поймешь, что между ними творится. Взять даже сестру Ладынина. Узнай бы кто из сестер Бена, что ее жених замешан в убийстве снохи, да она бы больше никогда слова бы жениху не сказал. Вся бы семья встала бы между ними. А тут что? И общаются себе спокойно, и даже живут так же вместе, в одном отеле, в шикарном президентском номере. Наслаждаются жизнью, что б их! А ему, бедному полицейскому, остается самому все расхлебывать? Ничего, он еще этих голубков прижмет. Всю подноготную вывернет наружу.
  
  Голубки, между тем, ворковали на балконе своего номера и действительно наслаждались жизнью и видом на море в том числе. Женька как решила для себя, что не верит ни в какие обвинения по поводу криминального бизнеса Стаса, так ей стало легче, и она вновь могла спокойно упиваться его близостью. Конечно, смерть Кристины, расследование и все прочие неприятности не исчезли с ее горизонта, но все-таки человек по природе эгоист и собственное счастье, хочешь не хочешь, занимает главенствующее положение среди приоритетов жизни. Женя не питала себя иллюзиями, что накал ее любви продержится на том же уровне всю ее жизнь. Нет, конечно. Спадет, как миленький. Хорошо, если оставит приятные воспоминания и хотя бы следы былого. И потому ей хотелось насладиться этим сейчас, полной грудью, всеми клеточками. Ей казалось, что нет ничего важнее для нее сейчас, кроме этой всепоглощающей любви.
  - Когда домой поедем?
  Стас легонько касался ее открытой спины. Дул ветер и хорошо было бы накинуть рубашку, но тогда пришлось бы убрать его руку со спины. А этого делать вовсе не хотелось.
  - А ты все свои дела уже закончил?
  - Да. Могу уехать в любое время. У тебя какие планы?
  - Даже не знаю. И с тобой хочу поехать, и брата здесь оставлять не хочу. Надо бы мне его как-то уговорить тоже поехать.
  - Мне Кейт сказала, что он пытается найти убийц жены?
  - От твоей Кейт ничего не скроешь.
  - Она не моя, а Саймона. Так ты что, решила тут тоже в следователя поиграть?
  - Это не игра. Для Андрея это уж точно не игра.
  Она помолчала. Рассказывать все до конца она еще не была готова. Несмотря на то, что Стас из списков подозреваемых был решительно вычеркнут. Но он дружил с супругами Гардози, а Ладынины им по-прежнему не доверяли.
  - А знаешь что, мне тут такая идея в голову пришла...
  Она замялась. Стас повернул к ней голову, ожидая продолжения.
  - Здесь в ЦИМИ открыли новый метод профилактики малярии. Говорят, очень эффективный, особенно для детей. Кристина хотела добиться, чтобы этот метод применяли ко всем детям страны. Тогда бы детская смертность снизилась бы в несколько раз.
  - Насколько я знаю, такими проблемами должно заниматься правительство.
  - Оно не занимается. Ждет, когда производители лекарств придут к ним с выгодными предложениями. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю.
  - Думаю, да.
  Он улыбнулся. Куда Женю понесло?
  - Может, ты сможешь поговорить с Саймоном?
  - О чем?
  - Ну, найти спонсоров или добить правительство, чтобы начали массовую профилактику.
  - А кто тебе даст это делать, пока исследования официально не признаны завершенными? А вдруг там куча побочных эффектов, неучтенных противопоказаний, кто потом будет отвечать за это?
  - Хм, как ты хорошо осведомлен о лекарственных испытаниях. Хотя, ты ведь здесь тоже что-то спонсировал?
  Она выжидающе смотрела на его реакцию. На мгновение повисло напряжение, но, возможно, ей просто показалось.
  - Было дело. Но я не очень-то хорошо знаю, что именно там делают. Больше связано со СПИДом. Пробуют препараты, что-то в этом роде. Я же тебе как-то рассказывал, нет?
  - Не помню. Может быть. Но подробностей я не знаю
  - Это надо у Гардози спросить. У него пунктик - создавать себе репутацию покровителя бедных и больных. Он и меня тогда увлек.
  - То есть это просто часть бизнеса?
  - Не только. Спишь от этого тоже лучше. Помог кому-то - и день спасен.
  - Ну, так давай насчет малярии этой все-таки выясним. Может, можно будет что-то сделать?
  - Ну, выясни. То есть ты предлагаешь задержаться?
  - Буквально на несколько дней. Ты ведь не против? А знаешь, что мы можем сделать? - вдруг загорелась она. - Устроим фотовыставку, посвященную этому проекту, и привлечем внимание общественности.
  - В Гамбии то?
  Стас весело расхохотался.
  - Это тебе не Москва и не Питер. Не сработает. Придут пять человек и на этом вся выставка завершится.
  - Ну а что ты предлагаешь? У тебя самого-то идеи есть?
  - Когда ты на меня так умоляюще смотришь, я теряю даже остатки своих и так небогатых мыслей. На идеи у нас мастер ты, так что ты придумывай, а я буду оценивать.
  - А реализовывать тогда кто будет?
  - Гардози!
   Они оба рассмеялись. Еще бы супруги Гардози были согласны реализовывать и Женькины идеи, тогда вообще не будет никаких проблем!
  
  Каким-то образом Стас в считанные дни уговорил Гардози дать денег на профилактику малярии в трех провинциях Гамбии на последующие пять лет. Официально назвать это национальной профилактикой они не могли, так как проект еще не был формально завершен. Но говорили, что можно будет включить три дополнительные провинции в исследования. Стас сказал, что им и с представителями фармакологической компании удается вроде бы договориться, так как для них это было только плюсом - препараты будут закупаться у той же компании плюс дополнительное количество больных, успешно перенесших профилактику, добавит очки в достоверность исследования.
  Женя сама присутствовала на некоторых встречах и даже убедила принять и ее скромный финансовый вклад. Легкость предприятия даже несколько смутила ее. Если это было настолько легко, почему же для Кристины это оказалось настолько опасным?
  - Потому что она не хотела, чтобы лекарства покупались у западной фирмы за втридорога, - объясняла Кейт, которая стала чуть ли не главным гидом в малярийно-гуманитарной компании. - Она хотела, чтобы их покупали у азиатских фирм за реальную стоимость, чтобы любой мог себе позволить этот препарат, даже те, кто не попадает под субсидии государства. Кристина хотела подставить подножку фармгиганту, а гиганты обычно не прощают подножек.
  - Значит, те, с кем мы ведем переговоры, возможные убийцы Кристины?
  - Я бы не стала так категорично утверждать. Те, с кем вы разговаривали, могли никогда даже не слышать ее имени. В этой махине зарабатывания денег столько винтиков, что всех учесть невозможно. Одни производят, другие продают, третьи перепродают, четвертые лоббируют грант на закупку и имеют с этого куш, пятые переплачивают при оптовой покупке с тем, чтобы иметь с этого свою долю. И еще множество вовлеченных, чей счет в банке напрямую зависит от этого исследования и его результатов. Понимаете? Вы не узнаете, кто виноват. Это невозможно.
  - Но то, что мы делаем в итоге, это ведь тогда противоречит идее Кристины? Мы помогаем им и дальше наживаться?
  - Можно и так посмотреть. А можно и так, что несколько десятков тысяч детей теперь спокойно доживут до пяти лет. Ведь именно из-за малярии большинство из них умирает в первые годы.
  
  В Женьке боролись самые разные чувства. Она не хотела делать ничего, оскорбляющего память Кристины. А ей казалось, что расширение профилактики малярии в рамках исследований той же фармакологической компании, что продавала свои лекарства по завышенным ценам, возможно, шло в разрез с тем, что об этом думала Кристина. Но лишать возможности профилактики целую группу населения тоже казалось неправильным. Больше всего, однако, ее озадачивало поведение Андрея. Он совершенно спокойно относился к ее деятельности. Даже поддерживал, одобрял. Помогал связаться с Патрицией, доставал через нее нужные материалы. Сам вникал в отчеты и доказывал цифрами, какую выгоду здоровью пролеченных детей это принесет. Женя пыталась завести с ним разговор о Кристине и ее противостоянию сотрудничеству именно с этими производителями, но он не поддавался на ее проникновенные разговоры и лишь отвечал, что главное - это результат.
  - Ты ведь деньги другого богача на это тратишь, а не деньги нищих, так что о чем тебе волноваться? Не о чем. А что там дальше будет, еще будущее покажет. Чем больше областей покрывает проект, тем меньше возможности скрывать его от заинтересованных лиц. Тем больше о нем узнают. Тем больше вероятности, что кто-нибудь надавит на гуманитарные организации с целью пролоббировать других, возможно более дешевых производителей. И даже если нет, они все равно начнут производить дженерики. И поставлять их в местные аптеки. И разве это не результат? Цель будет достигнута - дешевый и эффективный способ профилактики малярии появится на рынке. Пусть чуть позже, но появится.
  
  И ведь все правильно говорил. Но как-то не вязалось это с его общим настроением. Ведь он так и не успокоился. Не нашел для себя однозначного ответа на вопрос "Кто убил?". И лишь Кира знала, что оптимизм Андрея по поводу Жениного проекта связан вовсе не с тем, о чем он говорил вслух. Да, он радовался за детей. И совершенно не кривил душой, когда внушал Жене необходимость идти дальше. Но он уже успел, еще до контактов Жени с производителями и представителями ЦИМИ, выйти на фармакологические компании. Опять-таки Пат помогла. Организовала несколько не афишируемых встреч. За бокалом вина. Там, где никто не увидит. И представители эти в один голос утверждали, что ни о какой буре, поднятой Кристиной, и речи нет. Потому что не было никакой бури. Это нормально, когда конкуренты идут параллельно в своих поисках. Узнать о том, на что направлен исследовательский проект в Гамбии - проще простого. Желающих приоткрыть секрет найдется предостаточно и за весьма умеренную сумму. Это нормально, когда фирмы лоббируют свои препараты. Это нормально, когда те, кто проводит испытания, имеют приоритетное право на производство. Пусть даже более дорогого, чем могли бы сделать другие. Это в рамках закона. Как и договариваться с правительством. Это не в рамках закона, но известная и широко применяемая практика. И Кристина не могла бы открыть ничего нового, заговорив об этом. Этим никого не удивишь. Не шокируешь. И уж тем более не разозлишь. И уж тем паче не до такой степени, что убить.
  И Пат тоже подтверждала. Кристина не беспокоилась по поводу производителей. Да, хотела вывести проект на национальный уровень поскорее, чтобы сейчас, а не через десять лет, предотвратить смерть детей, да, говорила о необходимости сделать препараты доступными. Но это было лишь ее "одним из интересов". Не основным. Не самым волнующим. А что было самым-самым? Она не знает. Даже не подозревает. Но знает, что она проводила в ЦИМИ много времени. Но не все время у Пат в лаборатории. Туда они приносила бумаги - читать их. В тихом уголочке у Пат в кабинете. А все думали, что она читает о малярии. Откуда бумаги? Она не смотрела. Кристина не показывала, и она не смотрела. Зачем? У каждого свои интересы. У европейцев не принято совать нос в чужие дела. Пока они не затрагивают их личные интересы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ***
  
  Этот случай запомнили многие из персонала провинциального госпиталя в Бассе. Не часто им случалось встречаться с таким редкостным расхождениям во мнениях светил медицинского мира в Банжуле. Женщина по имени Амината никак не могла забеременеть. Восемь лет попыток увенчались, наконец, успехом. Всю беременность она ходила на прием к акушеркам и послушно выполняла все их нехитрые инструкции. Когда пошел восьмой месяц, акушерка заметила, что живот у Аминаты подозрительно большой и решили они послать ее на ультразвуковое исследование в столичный госпиталь. Результат подтвердил подозрения акушерок - двойня, нормально развивающиеся малыши, да вот только один из них решил разместиться поперек, а потому перед самыми родами решили женщину отправить опять в столицу, чтобы рожала там, в случае, если операция понадобится. И вот тут-то и вышел казус. Амината обследовалась еще у двоих врачей и результаты разнились совершенно. Один сказал, что из ее двойни один ребенок уже погиб, а второй имеет врожденные уродства. А второй врач заявил, что видит вообще только одного ребенка и тот мертв. Амината от горя не знала, что и делать. Вместо двойной радости беременность обернулась горем. Она вернулась в свою деревню и сказала, что рожать будет дома, что своего мертвого ребенка похоронит сама, незачем для этого тратиться на больницу. Больше половины женщин Гамбии рожают дома, так что Аминату никто не осудил, но знакомая акушерка из клиники Бассе все же сказала, что придет и поможет ей, пусть даже дома.
  Не прошло и пары дней, как Амината родила. Мертвого ребенка, сморщенного и некрасивого. И даже такого приложила она к груди и поцеловала на прощание. Акушерка же стала щупать живот и вдруг как закричит: "Амината, там еще один есть! Я его чувствую!". Второй ребенок родился намного меньше своего погибшего брата, но живой и невредимый, безо всяких уродств и видимых патологий. Семья Аминаты была бедная, но все же родня собралась и устроила по этому поводу праздник. Посчитали этот случай чудом, а мальчика назвали Додди. Когда Додди исполнилось три года, его отец умер. Умер от странной болезни, в деревне шептались, что это болезнь черных сил, неподвластная врачам. Впрочем, видимо и знахарям-марабу тоже неподвластная, так как на лечение мужа Амината потратила чуть ли не все, что у не было, продала почти все из своей нехитрой утвари. Но не помогло. А потом и Амината тоже захворала, деревенский марабу и ее лечил разными травами и заклинаниями, натирал черным пахучим маслом, читал над ней молитвы, заставлял по пять раз ходить вокруг священного дерева и делать на нем насечки и пить сок его коры. Отговаривал идти в госпиталь, лечил несколько месяцев, пока не стало ей совсем плохо. Похудела страшно, уже и по хозяйству ничего не могла делать. Ребенок по соседям кормился, да родня помогала. Обратилась она в подстанцию ЦИМИ, где таких, как она, ослабленных и истощенных, принимали и лечили. У Аминаты обнаружили СПИД. У Додди - нет. Оставлять ребенка было не с кем, родня испугалась, что ребенок тоже окажется "нечист", заразит других, взять к себе отказались наотрез.
  Аминату и Додди переправили в ЦИМИ в Банжуле, где ее лечили бесплатно и одновременно пробовали на ней новые схемы лечения. Это было не секретом для местных больных. Они принимали все, что им скажут. Они знали, что все равно умрут, и выбирать им приходилось из двух - умереть чуть раньше или чуть позже. Все хотели оттянуть смерть. Вот и неграмотная Амината послушно поставила крестик на стопке бумаг, текст которых ей зачитала медсестра. Она ничего не понимали из сказанного, разве что услышала, что ей бесплатно дадут лекарства и разрешат бесплатно лежать в больнице и питаться там. И сыну разрешат. Врачи за ними присмотрят, врачи - они ученые люди, они все знают, врачи - они почти святые. Их так мало в их нищей стране, что каждый человек в белом халате - на вес золота. И слово его - закон, никто никогда не посмеет оспорить. И если врачи говорят, что возможно смогут ей помочь - она верила безоговорочно. И потом, в ее-то ситуации, что ей еще было надо? Ребенок рядом, она жива, худо-бедно крыша над головой есть. И пусть забирают кровь из вены раз в неделю, пусть изучают, что хотят, лишь бы не выгоняли, лишь бы лечили, лишь бы ее мальчик не остался один.
  Амината таяла на глазах. Новые препараты оттягивали конец, но, похоже, ненадолго. Амината знала, как это происходит. Она помнила, как умирал ее муж. Она узнавала симптомы. Но она помнила также, что у мужа ухудшение настало гораздо раньше, чем у нее, за что врачам была благодарна.
  Додди держался хорошо, познакомился со всеми в госпитале, начал говорить по-английски, только вот ел плохо. Врачи решили поначалу, что он просто тоскует в больничной обстановке, как и многие дети, но потом обратили внимание на цвет его кожи и решили обследовать малыша. У Додди нашли рак печени. Небольшая, ограниченная опухоль, затаившаяся бомбой замедленного действия. Страшная история беременности Аминаты все-таки нашла свое продолжение. Так они и жили в госпитале ЦИМИ - умирающая от СПИДа женщина и больной раком печени ребенок. Такими их и увидела впервые Кристина. Додди к тому времени стал любимцем отделения. Опухоль не увеличивалась в размерах и на консилиуме ее решено было не трогать. Химиотерапии в Гамбии не было, а вывозить больных на лечение за границу в бюджет ЦИМИ не входило. Опухоль не мучила Додди болями, а потому настроение у него, как правило, было веселое, чем он заражал всех окружающих. Больные африканки, наблюдая, как угасает Амината, шептались между собой, что ее сын словно впитывает всю ее энергию. Они говорили, что он должен всех пережить, потому что забрал энергию своего близнеца, отца и теперь вот матери. По их понятиям, такого человека ничто не может сокрушить. О его болезни в отделении не распространялись, и соседкам Аминаты по палате он внушал какой-то священный ужас, как человек, имеющий внутри себя больше, чем доступно их понимаю. Зато работникам отделения мальчик внушал вовсе не ужас, а самую искреннюю симпатию. Ему приносили игрушки, с ним играли в свободное время, его баловали гостинцами. Он начал свободно разговаривать на английском, увивался за всеми и старался быть в курсе всех событий.
  Почему именно на него обратила внимание Кристина - несложно предположить. Додди выделялся из общей толпы. А возможно еще и потому, что сама имела сына почти такого же возраста, и просто не могла не заметить эти огромные блестящие глаза. Впервые она увидела его в больничном дворе, где он гонялся за стрекозой. Восхитившись его упорством, Кристина поймала ему стрекозу, после чего он умчался. Додди вообще поначалу от Кристины все время убегал. Как только она появится в отделении - он прятался либо под кровать, либо вообще выбегал из комнаты. Сара смеялась, что он смущается в ее присутствии, чего раньше за ним никто не замечал. Кристина делала вид, что занята делами с врачами клиники, но краем глаза все же следила за передвижениями малыша. А однажды она сидела в кабинете Сары, и в окно чья-то рука просунула роскошную веточку пурпурной бугенвилии. Сара выглянула в окно и со смехом показала на убегающего со всех ног Додди.
  - Ого, да у тебя тут поклонник появился!
  - Только не говори Андрею - заревнует!
  - Скорее заревнует Глеб.
  - А мы их познакомим. Точно! Я приглашу Додди к нам домой - поиграть с Глебом. Вы его отпустите?
  - С тобой - отпустим. Только узнай, что ему можно есть, а что нельзя. Он на диете, не все разрешено.
  - Ах, ну да.. Кстати, а как его печень?
  Роглик пожала плечами.
  - Пока стабилизировали, не растет, особо не нарушает функций печени. Его бы по-хорошему прооперировать, провести химиотерапию, вот тогда можно было бы сказать, что есть надежда. А так - уповаем на чистое везение.
  - А почему не оперируете?
  - Среди сотрудников ЦИМИ нет таких специалистов, к нам хирургов не присылают, а химиотерапии вообще во всей Гамбии нет. А везти за границу - сама понимаешь, нужны деньги.
  - А разве ЦИМИ не дают деньги на лечение?
  Сара скривила губы.
  - Дают. Но дают строго на конкретные виды вмешательств, на одобренные схемы лечения, на то, что находится под прицелом исследования.
  - Ты хочешь сказать, что Додди - не тот случай, - скорее констатировала, чем спросила Кристина.
  Роглик покачала головой.
  - Его мать, безнадежную в плане выживания больную, лечат, потому что на лечение больных СПИДом у нас есть бюджет и препараты, а на Додди - нет.
  - Но что-то же с ним здесь делают?
  - Пытаются наблюдать, как ведет себя его опухоль, пытаются смягчить симптомы.
  - Но по большому счету - вы просто оставили его умирать, не так ли?
  - Кристина, ты задаешь мне вопросы, на которые я не в состоянии ответить. Это не моя клиника, это не мои деньги и не мои правила.
  - Но ты же врач, Сара. Вы здесь все - врачи, медики. Как же вы может спокойно смотреть на больного мальчика?
  - Найди спонсоров - мы поможем отправить его на операцию. А то критиковать нас легко, а мы ведь люди подневольные. Только учти, что здесь больных с его диагнозом не один человек, а намного больше. Ты всех готова вывезти за границу?
  - И что же они все здесь делают?
  - Обследуются, получают терапевтическое лечение. То, что в наших силах.
  - Значит, терапевтическое лечение входит в ваш бюджет? Кто-то в этом заинтересован?
  - Значит, так.
  - И кто?
  Сара удивленно посмотрела на нее.
  - А какая тебе разница? Хоть какая-то помощь идет, а то хорошо. Что-то всегда лучше, чем ничего.
  - Ну да, - пробормотала Кристина, - именно на это рассчитывают все те, кто вбухивает деньги на исследования именно в Африке.
  - Зря ты так скептично. Ни одна нормальная фирма не сможет провести свой препарат на рынок без того, что их исследования проверят вдоль и поперек. И законность их проведения, и все остальные пункты.
  - Ну да, только вот в европейской стране волонтеров для исследований, поди, не так уж легко отыскать. И в случае неудачи с организаторов три шкуры сдерут. А здесь - делай, что хочешь. Никто не пикнет и все подпишет.
  - Это тебе так кажется, что в Европе так все происходит. На самом деле страховка подчас диктует такие условия, что очень много больных оказывается перед сомнительным выбором. И в итоге соглашаются принять участие в исследованиях.
  - Но они хоть грамотные! Они могут прочесть то, под чем подписываются!
  Сара засмеялась.
  - Ты хоть раз видела талмуд, который они подписывают? Он составлен такими мудрецами, что черт ногу сломит. А пациенту важно только пара пунктов - возможные осложнения, и какова надежда на положительный результат. Все. Если они с этим согласны, подписываются.
  Кристина упрямо тряхнула головой.
  - Все равно. Разница огромна. Здесь некому даже пожаловаться. А там...
  - Есть кому. Мне, например. Если ты узнаешь, что где-то идет нарушение, всегда можешь пожаловаться мне. И не заморачивайся тем, что не так просто, как кажется. Так что, когда ты Додди хочешь взять?
  - Да хоть сегодня.
  
  С тех пор Додди стал довольно частым гостем в их доме. Андрей его видел реже, так как днем чаще всего находился в университете, зато няня Айша в нем души не чаяла. Малыш, напичканный медицинскими терминами, умудрялся задавать ей такие вопросы, от которых ее и без того смуглая кожа темнела еще больше от смущения, а охранник Мумбала хохотал до слез.
  Потом Додди перестал к ним приходить. Кристина сказал, что у него ухудшение, но врачи надеются, что смогут справиться. А вскоре после этого Кристина погибла, и Андрей и не вспоминал о нем, закружившись в круговороте странных событий. Пока Глеб не напомнил ему. Услышал про разговоры об отъезде в Россию и спросил, нельзя ли пригласить его друга Додди.
  - Почему именно Додди? А остальных друзей?
  - У остальных есть мама и папа и дом. А Додди нет.
  - Хм... Но мама-то у него есть.
  - Он говорил мне, что его мама болеет и скоро умрет.
  - Так и сказал?
  - Да.
  В больнице мало ли злых языков, подумал Андрей. И еще царапнула совесть, что Кристина так заботилась о мальчике, а он даже ни разу не навестил.
  Если невидимый дух Кристины летал повсюду и шептал на ушко своим близким, что надо делать, то Женьке он явно шепнул что-то насчет Додди. Потому что ее интерес к малышу за считанные дни перерос в привязанность, причем взаимную, и она чуть ли каждый день торопилась навестить его. Сара несколько напряженно относилась к этой дружбе, не разрешала часто вывозить его из ЦИМИ, говорила, что его только недавно стабилизировали и не хотели бы спровоцировать новый кризис.
  - И потом... Я беспокоюсь за его психику. Ты ведь тоже скоро уедешь, а он привяжется к тебе, потом расстроится. Кристина исчезла, потом ты исчезнешь. Ни к чему ему такие переживания.
  Женя не спорила. Отвечать было нечего, но она не могла уговорить себя не привязываться к ребенку.
  Стас объявил, что не может больше оставаться, что срочно должен вылететь в Москву. Женя решила задержаться еще. Хотела увидеть собственными глазами развитие событий с проектом по малярии и помочь Кире с Глебом собраться. Как бы Кира ни хотела остаться, у нее тоже были дела дома, она и так уже просрочила все возможные сроки возвращения. Глеб, как они единодушно решили, немного оправился от потрясения, достаточно привык к Кире и Жене и готов был ехать с ними. Единственной сложностью оставался вопрос об Андрее. Он ни в какую не хотел ехать. Он говорил, что вот-вот, еще чуть-чуть, и он будет у цели. Что он близко. Что чувствует это.
  - Я прощупал уже все возможные варианты. И я думаю, я рядом.
  - Откуда такая уверенность?
  - Не знаю. Нервные все стали. Дерганные.
  - Кто?
  - Кому положено. Значит - я близко. Дайте мне еще немного времени.
  
  Стас улетел. Долго и нежно прощались с Женькой. Женька клятвенно обещала прилететь как можно скорее. Он шутил, чтобы она не вздумала тут влюбиться и остаться. У Женьки кружилась голова и сжималось сердце. Уверенность в своей любви, в своем счастье, тоска от предстоящих одиноких ночей, родные глаза, улыбающиеся ей тепло, совсем по-родному. Господи, да ведь он уже стал родным, Арбенцев этот. Уже въелся в нее, вплелся невидимыми нитями. Как это незаметно случается, однако. Только-только был знакомым, другом, пусть даже любовником, а вот уже родная душа. Казалось, что он нечто похожее ощущал, и его это не только удивило, но и немного напугало. Потому что легкая тревога промелькнула в глаза. Исчезла быстро. Но не осталась незамеченной. Неужели, как и все мужчины, испугался потери свободы? Или, напротив, сила обнаруженной привязанности встревожила его?
  - Жень, ты только здесь не делай никаких глупостей, хорошо?
  Ах, вот оно что! За нее тревожится, не за себя. Это лучше.
  - Обещаю! С акулами плавать не буду, по темным закоулкам шастать тоже.
  - Я серьезно.
  И правда, серьезно. Слишком даже серьезно. Крепко сжимал ее руку, ей даже больно стало. Она пошевелила пальцами, зажатыми в его ладони, и он, спохватившись, расслабился.
  - Занимайся малярией, занимайся семьей, но больше никуда свой нос не суй. Он у тебя длинный, я знаю.
  Она скосила глаза на кончик носа.
  - Нормальный нос, нечего тут обзываться.
  - Все тебе шуточки.
  Он щелкнул ее пальцами по носу, обхватил за талию и приподнял.
  - Ого, а вы, мадам, поправились здесь на бананах и грейпфрутовом соке.
  - Не нравится, не держи.
  - Так нет, мне же надо тренироваться, невесту ведь принято через порог переносить.
  - К тому времени похудею.
  - Надеюсь! Поэтому побыстрее выезжай отсюда, и возвращайся к привычной пище и обстановке. Если ты не приедешь через неделю, я приеду сюда сам.
  - Ого!
  Женька улыбалась, но что-то в его тоне царапнуло. Мимо проходили пассажиры, прощались, плакали, улыбались. Суетились носильщики, визжали перевозбужденные дети.
  - Арбенцев, а чего ты за меня волнуешься?
  - А я за тебя всегда волнуюсь. Ты же не умеешь жить без приключений..
  Она приподняла брови и покачала головой. Звучало не очень убедительно. Может он, как и Андрей, тоже ощутил нервозность окружающих?
  Он уехал. Уезжать страшно не хотелось. Но дела не хотели ждать. К черту бизнес! К черту все проблемы! Она не послушается. Она втемяшится куда-нибудь. Обязательно втемяшится. Ну что с ней делать? Прямо хоть связывай и с собой в самолет. А как еще можно уберечь? Ему не было дела до остальных. Он думал только о том, как можно уберечь ее. От всех. О том, что разумнее всего ее было бы уберечь от него самого, он не хотел думать.
  
  
  
  
  Глава 6. Ребенок
  
  
  Амината умирала. Это было ясно, и врачи решали, когда лучше будет перевести ее в хоспис для терминальных больных СПИДом. В принципе, перевести ее можно было бы в любой день, как только там освободится место, но вот вопрос с Додди никак не утрясался. Мальчика не хотели брать в хоспис, там было мало мест, много пациентов, много инфекции, все это было ни к чему маленькому ребенку, как и обилие горя, которое также лишнее для малыша пяти лет. Оставался только один вариант - деревня СОС. Домов сирот в Гамбии не было. Прежде всего, потому, что по традиции детей-сирот брали на воспитание родственники. Но иногда все же случались случаи, когда детей никто не брал в младенчестве и откладывали усыновление на более старший возраст. И тогда их забирали в деревню СОС, где жили семьи, берущие на воспитание детей-сирот. Им это оплачивалось одним из международных НПО, детей там было немного, поэтому средств хватало. Условия в деревне были настолько хороши по сравнению с бедными африканскими деревнями, что многие дети, достигнув возраста, когда им полагалось возвращаться к своей родне, отказывались это делать - ни нормальной школы, ни нормального питания, тяжелый труд и отсутствие привычной среды пугали их, заставляя говорить твердое "нет" возвращению а родной клан.
  Но прежде, чем привязаться к чему-то, надо это "что-то" прочувствовать. Опыт Додди ограничивался далеким детством в Бассе и жизнью в ЦИМИ. Уезжать он вообще не хотел. Врачи обещали забирать его каждую неделю для обследований и лечения, но держать его постоянно в больнице они тоже не могли. Слишком мал, кто возьмет на себя ответственность? И хотя все понимали, что Амината тоже толком не смотрела за ним, ей было не до этого, но формально он был при матери. А так...
  Сара Роглик сказала, что нашелся спонсор, согласный оплатить пребывание Додди в семье работников СОС, чтобы улучшить условия его пребывания. А в остальном осталось только оформить бумаги. Мальчика планировали увезти до отъезда Аминаты, чтобы не травмировать его еще больше. Он плакал, не хотел даже слышать о том, что должен уехать. Сара даже призвала Женю на помощь, чтобы поговорить с ним о необходимости отъезда. Женя и поговорила. А потом подошла к Роглик и заявила, что усыновляет Додди.
  - Каким образом? - только и нашлась спросить Сара.
  - Обычным. Возьму согласие у матери, никто на него вроде бы больше не претендует. Какие могут быть сложности?
  - А тебя не смущает, что он болен? И болезнь может в любую минуту начать прогрессировать? У нас для него специальное лечение, мы его поддерживаем хоть как-то, а что ты с ним будешь делать в Москве?
  - Продолжим то же самое лечение.
  - Невозможно. Мы разработали новый вид терапии рака печени. Я думаю, он держится только из-за этого. Но исследования еще не закончены. Таких препаратов нет в Москве. Их просто еще не начали выпускать.
  Женя повернулась к ней спиной. Плечи ее опустились, спина согнулась. Она замкнулась в собственных мыслях. Думала ли она о том, чтобы остаться с ним здесь? Решала ли сложные медицинские задачки в голове?
  - Женя, не слушай меня, - неожиданно тихим голосом произнесла Сара.
  Женя повернулась к ней, вглядываясь в лицо.
  - Увози его. Только быстрее все оформляй и увози. Я тебе помогу выписку сделать, все туда впишем. А ты его там к онкологам свози. Они его прооперируют, проведут химиотерапию. А я потом тебе скажу, что дальше делать. Может, мы к тому времени уже отладим наш препарат, может, ты уже сможешь им воспользоваться. Мы надеемся, что еще годик и у нас будет достаточно доказательств его эффективности.
  - Почему ты сразу это не сказала?
  - Потому что.
  Голос ее звучал глухо, невыразительно.
  - Потому что усыновляй и увози его. И не задавай вопросов. И не говори пока никому.
  - Кому?
  - Никому. Даже своим близким. Никому.
  - И Андрею?
  - И ему пока не говори. Я тебе дам телефон адвоката, который занимается этими делами. Он поможет тебе. Давай взятки, ускоряй процесс, только не тяни. А я пока буду делать вид, что мы оформляем его перевод в СОС.
  
  
  Рассказать все-таки пришлось. Потому как выяснился один прелюбопытный факт. Незамужнее положение Жени сильно затрудняло процесс и взвинчивало ставки. Адвокат посоветовал пока оформить просто официальное опекунство. Чтобы она могла вывезти ребенка на лечение. Амината была согласна подписать любые документы, подтверждающее ее согласие на то, чтобы эта чудесная белая женщина позаботилась о ее сыне. Но нотариус наотрез отказался заверять. В мусульманской стране закон не позволяет передавать опекунство одинокой женщине. Не говоря уж о роли матери-одиночки.
  - Будь вы замужем, процесс занял бы один день. - сокрушительно качал головой адвокат. - А так... Только родственные связи могут оправдать ваш иск. Но вы ведь не родственники, так что я не знаю... Если бы вы еще не собирались его вывозить отсюда, тогда могли бы просто взять и растить, никому бы не было дела. Но вывезти его не дадут без документов. Да и вашей стране как вы оправдаетесь?
  
  Вот так и пришлось рассказать Женьке о своих планах. Сначала Стасу. Потому как прошла неделя со дня его отъезда, а он все никак не мог вырваться. Сердился, что она не едет. А она - бац! Бомба. Хочу, говорит, выйти за тебя замуж и немедленно. Приезжай, иначе выйду за другого.
  Стас готов был спалить телефон от того, что ничего не понимал.
  - Ты с ума сошла?
  - Нет, не сошла. Я, кроме того, еще и ребенка решила завести.
  - Какого ребенка, Женя? Ты беременная? Почему ты раньше не сказала?
   - Да нет, не волнуйся ты так. Я Додди имею в виду. Усыновить решила. Пока взять опекунство. А незамужним не дают. Амината вот-вот умрет, мне нужна ее подпись. Когда ты сможешь приехать?
  - Женя, успокойся и возьми себя в руки. Я приеду, как только смогу. Ну, дней пять подождет? Давай, ты пока ничего не предпринимай. Я приеду, и мы все решим. Хочешь, женюсь в первый же день! Только дождись меня.
  - Но тогда ты тоже усыновишь Додди. Ты это понимаешь?
  - Все понимаю. Только не спеши. Дождись меня! Не делай ничего без меня!
  Он буквально кричал эти слова в трубку. Он лихорадочно думал, что можно сделать. Что нужно сделать. Кому позвонить. Как ее остановить. Как побыстрее туда вылететь. Или, наоборот, не лететь? Чтобы оттянуть ее решение?
  Он разговаривал с ней каждый день. Узнавал все детали ее переговоров, контролировал каждый его шаг. Так ему казалось. Но ситуация все же вышла из-под его контроля. За несколько дней до его приезда Сара сообщила Жене, что Амината совсем плоха и может умереть в любой день, в любую минуту фактически. А место в хосписе так и не освободилось.
  - Забери хотя бы пока Додди к себе. А там решишь, что делать. Не хочу, чтобы он видел мать такой.
  Женя привезла Додди в дом к Андрею. Вместе с новостью о своем решении. И вместе с просьбой помочь ей. Просьба звучала совершенно безумно. Все это понимали и никто не знал, что говорить. Прежде всего это понимала сама Женя. Но боялась она не столько Андрею в глаза посмотреть, сколько Кире. Она просто не представляла, что может в них увидеть. А когда все же решилась посмотреть, то увидела в них смех. Это смех больше всего поразил ее. Вот все что угодно она ожидала, но не это веселый смех. Сначала смех тихо журчал, а потом вырвался наружу и Кира уже буквально хохотала. Андрей, поначалу серьезный и даже рассерженный, тоже начал улыбаться. Кира перевела дыхание.
  - Ладынина, нет, ну ты просто чудо! - веселилась она. - Такое придумать! Это же надо!
  Женя молчала, боясь спугнуть веселый настрой Киры.
  - Сначала ты заслала меня сюда, теперь решила замуж выдать. У меня просто нет слов! И за кого? За моего же мужа, бывшего мужа собственной персоной! Андрей, ты только подумай - это же нарочно не придумаешь!
  - Кира, это у тебя истерика или тебя серьезно веселит Жекино предложение? Меня, например, совершенно не веселит. Это глупость какая-то несусветная. Нет, ну я не хочу никого обидеть...
  Теперь уже и Женя пронялась комичностью ситуации и улыбнулась.
  - Нет, ребята, вы подумайте, может это ваш второй шанс в жизни? Не понравится, разбежитесь, ну что вам стоит? Как только я сама выйду замуж и оформлю усыновление, вы свободны!
  Андрей смотрел на нее, как на душевнобольную.
  - Женя, а нельзя как-нибудь по-другому все это устроить, а? Вот именно этот выход только и остается? Вот выйди сама за кого-нибудь замуж, в конце концов!
  - Не могу. Стас вот-вот приедет. Но может не успеть до смерти Аминаты. А она совсем плоха. Я вас сейчас же потащу в местный офис регистрации брака и поженю, потом поедем к Аминате, захватим с собой нотариуса и адвоката, и все! Дело сделано. Можем спокойно вывозить Додди. А уж потом я о нем позабочусь, не волнуйтесь. Со временем вообще все документы на себя оформлю.
  - А Арбенцев не против?
  Андрей вдруг отбросил все улыбки и посмурнел.
  - Да, он знает. Разберемся, не чужой же!
  - Что ты имеешь в виду? Он все-таки против?
  - Он был против того, чтобы я принимала это решения без него. Но я же не виновата, что Амината настолько плоха. Он поймет.
  - Ты так думаешь?
  Женьке меньше всего хотелось сейчас об этом думать. Это была уже головная боль завтрашнего дня, не сегодняшнего.
  Расписали их в считанные минуты. Женька так заморочила им головы, что Кира с Андреем и опомниться не успели, как им уже выдали сертификат о том, что они отныне муж и жена. Вновь. Бесстрастный клерк в офисе регистраций получил все инструкции от адвоката Жени заранее, вместе с пухлым конвертом. В их стране брак регистрировали единицы, в основном все женились по местным обрядам, так что неожиданный доход оказался очень кстати.
  После регистрации тоже не было времени опомниться. Они тут же поехали к Аминате. Та была совсем слаба, но нашла силы поставить крестик и отпечаток большого и указательного пальцев. Нашли и свидетелей, согласных подписать акт о назначении опекунов. Сделали все это вовремя, потому что к утру следующего дня Амината уже была мертва.
  
  - Она молодец, держалась изо всех сил. - сказала Сара Женьке по поводу ее смерти. - И дело не в лекарствах, а в ее воле жить. Наверное, в этом есть заслуга Додди. Ради него она жила. Знаешь, у нас была одна пациентка, пришла в поликлинику с задержкой в три месяца, тошнотой, потерей аппетита. Сказала, что как раз недавно вышла замуж. Первая мысль врачей - беременность. Даже пожурили, что довела себя до такой худобы и раньше не пришла за помощью. Она улыбалась и обещала исправиться. Очень хотела это ребенка, первенца. Тест на беременность вышел отрицательным. А вот на СПИД - положительным. Сказать, что она сникла, ничего не сказать. Но больше всего она боялась рассказать мужу. Просила пока не говорить, подождать, боялась его реакции. Не могла поверить, что ее браку пришел конец. Ты же знаешь - в Африке больные СПИДом - изгои. Это смертный приговор и не только в физиологическом плане, но и в социальном. Их никто не хочет видеть среди здоровых. Та женщина знала, что ей ее ждет. Ее положили к нам в отделение. А на следующий день она умерла. Словно воля к жизни в ней выключилась за одно мгновение. И если мысль о беременности ее поддерживала и внушала какой-то оптимизм, то, как только она узнала свой диагноз - жить ей больше не хотелось. Она выключилась. А вот Аминате жить хотелось. И она жила. Невесть откуда находила силы и жила. Не выпускала из виду Додди. А теперь, узнав о том, что за Додди есть кому присмотреть, видишь, она не продержалась и дня. Сдалась, отдала себя на волю судьбы.
  Сара помолчала. Никто не знал, до какой степени ее трогала вся история. Особенно то, что Додди теперь усыновляет Женя.
  - Жень, я помогу тебе всем, чем смогу. Я научу тебя, как вылечить его. У него все будет хорошо, я знаю, особенно теперь. С тобой он в безопасности. Только... Ты обязательно рассказывай Додди о его матери, она мужественная женщина, он должен об этом знать.
  - Конечно, Сара!
  Женя растрогалась. Мысль о взрослении Додди рядом с ней еще не полностью уместилась в ее голове. Но ощущение ответственности за чью-то жизнь, за его здоровье, судьбу, за то, как он проживет каждый день своего детства, наполнила ее тревогой и трепетом.
  - Просто... Я знаю, о чем говорю. - продолжила Сара слегка осипшим, хрипловатым голосом, как бывает после надрывного плача. - Моя мать меня бросила в детстве. Оставила дальним родственникам на воспитание. Они меня вырастили, у нас сложились прекрасные отношения с приемными родителями, они дали мне образование. Но при этом наличие у меня биологической матери никогда не скрывалось. И я жила мечтой однажды с ней повстречаться. Я рисовала себе ее образ, конечно же, идеализировала, думала о том, как мы однажды встретимся и поймем друг друга с полуслова, потому что мы одна кровь. Непременно станем самыми близкими людьми на свете. Если что-то не складывалось с приемными родителями, я представляла, что вот если бы мама была рядом, она бы меня поняла и поддержала. Я нисколечко не осуждала ее за то, что она меня бросила. Я находила ей тысячи оправданий только за ту возможность, что однажды мы встретимся, и все будет просто прекрасно. Я жила этим очень долго. И, представь себе, однажды мы все-таки встретились. Мне было к тому времени уже двадцать пять лет. После долгих лет скитания за границей, она объявилась и нашла меня. Клик! Чуда не случилось. Мы поговорили полчаса, потом встретились еще пару раз. Она оказалась самой обыкновенной, заурядной, уставшей от жизни женщиной. И самое ужасное - она оказалось совершенно чужой. Она не понимала меня, мои заботы, она не знала, как я росла, она не жила моей жизнью столько лет и не собиралась этого делать и теперь. Я была ей не нужна. Так же, как и двадцать пять лет назад. Меня постигло очень сильное разочарование. И хотя это стало лишним поводом сильнее любить и ценить мою приемную мать, все равно было очень больно от того, что такая красивая мечта разбилась, как дешевое стекло. Возможно, было бы лучше, если бы я бы я ее вообще не встречала. К чему я все это тебе рассказываю.... У Додди не будет возможности узнать свою мать. Кроме как от тебя, Женя. И ты обязана поддерживать в нем эту сказку о чудесной и прекрасно маме. Это очень важно, когда у тебя нет родителей. Не бойся, он не станет тебя меньше любить из-за этого. Но не отнимай у него веру в свои корни.
  
  Пока Женя оформляла медицинские документы Додди, Кира, наконец, осталась наедине с Андреем. Ее забавляла ситуация, но она боялась неосторожным словом обидеть Андрея. Конечно, это все фикция. Она даже не будет никому об этом рассказывать. Алекс после этого с ней вообще не захочет разговаривать. Никто же не поверит, что они это для Жени сделали. Все решат, что Кира за этим и ехала сюда. Конечно, только и мечтала вернуть бывшего мужа. Через несколько месяцев после смерти Кристины. Выглядело это, конечно, ужасно. Общество не поймет.
  - Надеюсь, мы не станем афишировать это? - спросила она совершенно обыденным тоном.
  По его взгляду было понятно, что нет.
  - Да ладно, ерунда все это. Меня волнует совсем другое.
  - Да я вижу. Лишний штампик тебе совершенно не взволновал.
  - Кир, ну ясно же, что к чему. Не думаю, что нам есть смысл над этим шутить.
  - Хорошо, не буду. Извини. Меньше всего хотелось бы задеть твои чувства.
  - Ну какая ерунда. Перестань.
  - Просто.. Я по-прежнему нахожу это забавным. Понимая, что обо мне начнут судачить, узнай об этом знакомые и родственники.
  - Да пусть говорят, что хотят. Лучше займись заказом билетов. Даже нет, лучше сразу их выкупай. Вам надо уехать с Женей и мальчиками.
  - А ты?
  - Наверное, и я. Мне кажется, я все понял. Только вот здесь начало веревочки. А конец болтается, скорее всего, в Москве. Или еще где-то в России. И для этого мне надо поехать туда и все разузнать.
  - Все-таки склоняешься к своей последней версии?
  - Да. Сама же видишь, как все складывается. Роглик хоть и не хочет, а потихоньку выдает мне ключик за ключиком, и она, заметь, знает больше всех. Но боится. То, что она сказала Жене, только подтверждают мои предположения. Я, собственно, поэтому так легко и согласился на Жекину авантюру, потому что был уже готов к подобному повороту. Не к женитьбе, конечно, а к тому, что Додди надо будет срочно вывозить отсюда. И то, что он станет членом нашей семьи, это даже лучше. Кристина, думаю, только порадовалась бы. Скорее всего, сама бы так поступила.
  - А почему ты раньше не подумал о Додди?
  - Даже не знаю. Зациклился на других проблемах, а причина, похоже, прямо под носом была. Ведь Кристина так часто приводила мальчика к нам домой, так опекала его, что я должен был бы раньше подумать, что это не спроста, продиктовано не только ее жалостью к судьбе мальчика. Она пропадала в ЦИМИ целыми днями, я должен был уже тогда догадаться, что дело именно в ЦИМИ и Додди.
  - А она ничем даже не намекала на обеспокоенность его состоянием, его лечением?
  - Ничего такого в память не врезалось. Если бы намекала, я бы сразу об этом подумал, связал бы с ее ... расследованием. Помню лишь, что она очень пеклась о нем. Но, зная ее любовь ко всем бедным и обездоленным, я думал, что это все из той же серии.
  - Просто жаль, что столько времени потеряли.
  - Потеряли? Да нет, я рад, что узнал так много о ней. Рад, что Женька, независимо от нас с Кристиной, решила усыновить его. Судьба все-таки хитра и знает, как тасовать колоду. В итоге все сложилось вполне благоприятно для Додди, теперь он будет в безопасности. Надеюсь.
  - Женя говорит, что Арбенцев уже едет сюда. Что она ему еще не сообщила о случившемся, но он и так обеспокоен.
  - Еще бы! Я не удивлюсь, что к его приезду ему преподнесут информацию об опекунстве раньше Жени. Тот же адвокат продастся с потрохами таким информаторам. Сама понимаешь.
  - И что делать?
  - Пока ничего, собираться в дорогу. Как сможем, так выедем.
  - Но теперь она захочет дождаться Арбенцева. Она же ничего не знает.
  - Поэтому мы дождемся его все вместе. Под предлогом опекунства ни на шаг не будем отпускать от себя Додди, а Женька автоматом будет стремиться находится рядом с ним. Женька в безопасности, пока она ничего не знает. А о том, что именно знаем мы, вряд ли кто-нибудь догадался. Что дает нам преимущества и время выяснит все до конца. А когда все выясним, тогда и подумаем, как и от кого нам надо спасаться.
  - В принципе, ты бы все равно уже уехал из Африки, не так ли? Что еще тебя здесь держит? Если выясниться, кто убийца, если его накажут, тебя здесь ничего не будет держать?
  Он удивленно посмотрел на не.
  - Ты так думаешь?
  Она неопределенно пожала плечами.
  - Я тоже так думал. Раньше. Поначалу. Но на самом деле ведь все гораздо глубже. Кристину убили по причине того, что она раскрыла какие-то недозволенные действия. Что-то, что по ее мнению, было несовместимо с нормальными человеческими ценностями. И я считаю свои долгом не только поймать за руку того, что убрал ее, но добиться прекращения того, против чего Кристи начала войну. Понимаешь? Раз уж я начал, мне надо довести дело до конца.
  - Но как ты себе это представляешь? Это ведь не по силам одному человеку, не имеющему к тому же, никакого влияния в этой стране?
  - Но я могу попытаться. Иногда простая публикация фактов может завести механизм снежного кома. Но это - следующий этап. Для этого я еще вернусь сюда, а сейчас я хочу вывезти всех вас, включая Додди, в Россию. Ставится слишком опасно, мы подобрались совсем близко.
  - А Скип что? Он же не отстанет?
  - Он все еще ищет иголку в стоге алмазов и оружия. И, возможно, найдет, он так увлекся, что уже вытянул на свет божий какие-то имена, в том числе и русские. Но не Арбенцева. Если он что-то докажет и с той стороны, нам только на руку будет.
  - Все же Женю жалко.
  Андрей вздохнул. Да, жалко. Но ничего страшного не случилось. Пока. А от разочарований в жизни никто не застрахован. Даже от таких тяжелых.
  
  
  ***
  Женя не понимала, от чего Стас так взбесился. Он то тряс ее за плечи, то орал, что она ненормальная, то, бессильно сникнув, курил, сидя прямо на полу гостиничного коттеджа. Президентский номер так и оставался на его имени. Словно он знал, что вернется. Сказал, что держал бы его до тех пор, пока Женя не выехала. Даже если бы она жила у брата. Он заботился о ней. А она поступала так, как ей заблагорассудится. И совершенно не хотела прислушиваться к его мнению
  - Я же просил тебя, дождись меня! Я же просил!
  - Да что с тобой такое творится? Какая муха тебя укусила в Москве?
  - Это тебя укусила, а не меня. Это ты сошла с ума!
  - Не ори на меня! Не смей повышать на меня голос! Да что я такого сделала, что ты так взбешен?
  - Господи ж ты боже мой! Да тебе невозможно ничего объяснить. Ты не понимаешь простые слова, я не знаю, на каком языке ты понимаешь.
  - Слушай, если ты так из-за Додди, то можешь остыть и расслабиться. Я на тебя его не вешаю и не собираюсь. Я о нем сама буду заботиться, понятно?
  - Что еще ты сама будешь делать? Может, тебе вообще никто больше в жизни не нужен?
  - Ну что ты утрируешь? Я всегда мечтала помочь кому-то, кому-то конкретному, осязаемому, я нашла это в Додди, я люблю этого малыша, у него никого больше нет. Почему тебя это так злит? Ты ведь сам жалеешь этих детей из ЦИМИ, ты же мне рассказывал, как тебе их жалко, ты же деньги им даешь безумные на лечение, я не понимаю!
  - Ты не могла принимать такое решение без меня.
  Женька, растрепанная, с мокрыми волосами, в тоненьком шелковом халатике, стояла в дверном проеме на балкон, и свет от пляжных фонарей проходил сквозь тонкую материю халата, выделяя очертания ее фигуры. Дул довольно прохладный ветер, но ей было не до этого. Она злилась. И расстраивалась. Все вместе.
  - Ты не должен указывать мне, что делать. Я всегда говорила тебе, что свободна в своих решениях. Если ты считаешь, что я должна все решать через тебя и даже то, кого мне любить, то ты ошибся. Во мне ошибся. В нас ошибся.
  - Женька, ну что ты такое говоришь! Ну мне же просто...
  - Что?
  Он сел перед ней на колени и прижался к животу.
  - Я тебя люблю.
  Она не шелохнулась. Хотелось плакать почему-то.
  - Поклянись мне. Жека, вот прямо сейчас поклянись мне, что бы ни случилось, ты будешь мне верить. В то, что я люблю тебя, будешь верить.
  - Почему ты говоришь такие страшные слова? Что может случиться? Чего ты боишься?
  - Всего. Даже вот этого шороха на пляже боюсь. И охранников под окнами. И каждого, кто стучится в дверь.
  - Но почему? Стас, милый, почему?
  - Потому что я тебя люблю.
  
  Он ненавидел высокопарные слова. И ненавидел говорить о своих чувствах. Но сейчас ему было важно, чтобы его слова запечатлелись в ее голове. Чтобы ее полные ужаса и слез глаза запомнили его именно таким, искренним, ее, целиком ее.
  
  
  
  К Кейт он приехал на следующий день, уже изрядно напившись. Она сразу же это заметила и презрительно скривилась. Как делала всегда, когда замечала, что Арбенцев дает слабину. Это происходило нечасто, но в последнее время чаще, чем раньше. И это не умаляло приятности ситуации. Когда можно ощутить себя сильнее и умнее его. Нечасто такое случалось.
  Он молчала, выжидала. Кейт знала, о чем он будет говорить. Но не была вполне уверена, как она все это воспринимает. На всякий случай она предупредила слуг, что мистер не в себе, выпил, и если начнет буянить, они должны помочь ей успокоить его. Гардози слинял. Тоже трус тот еще. Все трусы. Только у нее хватает трезвости ума и сил решать все проблемы.
  
  
  - Значит, убийц наняла именно ты.
  - Милейший Саймон растрепался, как только подул ветерок опасности?
  - Зачем ты это сделала?
  - А ты бы предпочел, чтобы я переложила это на тебя?
  
  Кейт глубоко затянулась. Длинная сигарета в прямых напряженных пальцах дымилась прямо у ее лица, скрывая мутной завесой ее металлический взгляд. Она стояла у окна, облокотившись локтем на тумбу, на которой находилась огромная ваза с голубой росписью на золотом фоне. Саймон привез ее из Касабланки. Неизвестно чем, но она была ему дорога, и он настоял на том, чтобы ее поставили на самое видное место. Кейт считала ее образцом безвкусицы, но подозревала, что это подарок чьего-нибудь разбитого сердца и не противилась. Она вообще редко вставала против решений Саймона, покуда он соблюдал условия их договора и выполнял свои обещания. Только сейчас он что-то стал играть в ее ворота, и это не к добру.
   Стас с отвращением смотрел на ее тонкие пальцы, когда-то сводившие его с ума своим изяществом.
  
  - Насколько я помню, об убийстве речь вообще не шла.
  - По-другому остановить ее было просто невозможно.
  - Возможно. Саймон мог только шепнуть словечко президенту, и ее бы выслали из страны без права возвращения. И все. На этом все можно было прекратить.
  - Она узнала о тех здоровых кроликочеловеках, которым вводили раковые клетки, чтобы стимулировать иммунный ответ.
  - Как это - здоровым? Ты с ума сошла? Ты мне об этом не рассказывала!
  - Не рассказывала, теперь рассказываю. Даже Роглик не знает всей истории, иначе не дала бы добро. Я подкупила нескольких врачей, чтобы они подделали истории болезни, и выдали здоровых за больных. Зато теперь у них на руках такое количество материала, что они стали продвигаться намного быстрее.
  - Но зачем? Идиотка, зачем ты это сделала? Теперь все могут пойти под суд!
  - Надо было ускорить исследование. У здоровых наблюдался более мощный иммунный ответ, чем у больных. Ты сам знаешь, у нас нет времени ждать. Ничего с ним не сделалось, просто им внушили, что они больны и там их лечат. Еще потом будут всем рассказывать, что их вылечили.
  У Стаса все буквально поплыло перед глазами. Это все осложняло. Это все просто ужасно осложняло!
  - Неужели ты не понимаешь, в каком мы теперь положении? Это же все равно все может раскрыться?
  - Нет, не может. Мы все подчистили в бумагах, больных на днях под разными предлогами выпишут домой, врачи будут молчать.
  - Ты не просто убийца, ты монстр, ты чудовище!
  - С чего бы это господину Арбенцеву так расчувствоваться? Подозреваю, что без разбитого сердца растрепанной фотожурналистки тут не обошлось.
  - Прекрати паясничать, Катя. Я не понимаю, я просто не могу никак понять - зачем? Зачем тебе надо было убивать ее? Кому ты сделала лучше? Зачем надо было травить здоровых людей больными клетками?
  
  Кейт постепенно раскалялась. Выдавали ее накал только ноздри, подрагивающие, как у норовистого скакуна.
  - Ну что ты сейчас из себя строишь тут чистенького, а? Хочешь сказать, что не знал, что произошло, когда тебя предупредили о Ладыниной? Хочешь сказать, не знал, что мы используем людской материал для достижения наших целей? Играем на их бедности и тупости? Хочешь сказать, что не понял, к чему весь этот спектакль? Только не надо мне сказки рассказывать!
  Она была права. Черт бы ее побрал, она была права! Он знал, о том, что некая Кристина Кристаллинская заподозрила неладное в работе ЦИМИ по новым методам лечения рака печени. Знал, что она пытается получить доступ к документам, к отчетам по исследованиям, знал, что осведомлена так же и о том, что исследования спонсируются в основном Арбенцевым. Даже то, что он проводил основную часть своих дотаций через другие организации, не помогло. Она подбиралась все ближе и ближе. И Катя знала об этом. Рассказывала ему об этом. Предупреждала. Только не рассказывала, почему именно она так испугалась и разнервничалась. Говорила лишь, что Кристина затевает большую бучу по этике исследований. Потом она сказала, что Кристина погибла от инцидента на катере. Она не говорила об убийстве!!! "Какое удачное стечение обстоятельств", подумал он тогда. А то ведь уже хотели сворачивать исследования и переводить их в другую страну. Хотя ответы на вопросы уже были так близко. Работники ЦИМИ заверяли, что еще немного, максимум год, и они дадут им так страстно желаемый препарат.
  - Стас, я так устала от всего. От вынюхивающих псов, тупоголовых полицейских, детективов-самоучек. Я правда устала. Не донимай хотя бы ты меня!
  - Ты не имела права. Никто не давал тебе права убивать людей!
  - Почему людей? Кроме этой правдоискательницы никто больше не умер.
  - Нов ведь могли. Вы могли спровоцировать развитие рака у здоровых людей.
  - Тебе так важно здоровье этих черномазых?
  Он был в отчаянии. Он причастен. Причастен к незаконным исследованиям. Причастен к убийству родственницы Жени. Когда Катя предупредила его о том, что муж Кристины пытается копаться в ее делах, а его бывшая жена выведывает информацию о нем, Арбенцеве, она сразу же предупредила его о возможном появлении на горизонте и Жени. Это был ее конек - она умела предвидеть развитие событий и играть на этом. О всех родственных связях Кристаллинской, включая родню ее мужа, они выяснили еще давно, теперь же настала момент использовать информацию с максимальной пользой.
  - Держи ее на коротком поводке. Если она что-то знает, она непременно проговорится. Сделай ее нашим информатором. Я не думаю, что Кристина что-либо рассказывала своему мужу, иначе он давно бы уже прекратил со мной общаться, но он не собирается оставлять ее дела незаконченными. Подружись с его сестрой. Она нам пригодится.
  Да, пригодилась. Как же. Куда уж больше. Никто, даже Катя, расчетливая, прозорливая Катя не могла предвидеть такого поворота событий. Но кто теперь поверит, что он влюбился в нее? Никто. И Женька в первую очередь.
  - Черт бы тебя побрал, Катя! Что ты еще умеешь, кроме как портить людям жизнь?
  - Я?
  Она вскинула тонкие брови и усмехнулась.
  - Или мне кажется, или ты чуточку подзабыл, зачем я здесь нахожусь. Если бы не я, никто бы здесь не контролировал исследования в ЦИМИ. И Саймон, мой гарант на открытые двери в любой кабинет в этой проклятой стране, тоже моя заслуга. Не так уж это приятно жить со стареющим гомиком в загнивающем, всеми забытом городе. Только вот приходится - ведь без этого гомика никто не позволил бы контролировать ход исследований и влезать секретные проекты ЦИМИ! И ты это прекрасно знаешь! Так что не надо мне тут тыкать носом в испорченные жизни.
  - Да, да, да!!! Ты кругом права, несравненная Кейт! Только ты подзабыла, что я, между прочим, тоже для него огромные услуги оказываю. Иначе взял бы он тебя к себе, как же! Думаешь, на твои ножки пленился? Ему женские ножки не нужны. Ему нужны мои услуги и льготы. Но ты об этом не хочешь говорить, тебе надо, что бы я в ногах у тебя валялся, не так ли? Ты не перестаешь мне об этом напоминать! Бедная, несчастная Катя, жертвует собой, пожалейте ее. Только ты забываешь, что ты это делаешь не для меня. Сильно я сомневаюсь, что стала бы стараться, если бы не чувствовала своей вины. Если бы не пила свои антидепрессанты..
  Легкий румянец покрыл ее щеки. Пальцы побелели, сильно впившись в тумбу.
  - Только посмей рассказать об этом кому-то, скотина! Потому что тогда я тоже расскажу. Расскажу, как по вине твоего бездействия исследования теперь могут прекратиться! Начнут копать этическую сторону - и все, стоп кран! И ты станешь виновником не одной, а тысячи смертей. Ты и твое мужское эго будут виной этому! Тебе настолько важно трахать именно эту рыжую тетку, что ты готов ради этого на все, да?
  - Сука! Какая же ты сука.
  - Ну да. Не будь я сукой, кто бы делал все грязную работу? Легко быть джентльменом и держать ручки в чистоте, когда есть кому пачкать их. Саймон тоже хорошо - пока ему с этого капали денежки и выгодные сделки, он покрывал меня, а как только почуял, что, его репутация под угрозой, так сразу слинял и все на меня переложить решить. А он не сказал тебе, что сам же меня и надоумил? Это ведь его методы - убирать неудобных людей. Только теперь уже ничего не докажешь. И он, и ты - оба беленькие и пушистенькие отморозки, а я должна тут перед тобой оправдываться?
  - Ты убийца. Тебя надо держать подальше от людей. В изоляции.
  - Давай, попробуй. Я могу хоть сегодня исчезнуть так, что в жизни не найдешь. Денег у меня предостаточно, поверь мне. Исчезну, ну и что? Что ты сделаешь потом? Расскажешь всю правду?
  - И расскажу. Начну с самого начала. С тебя.
  - По-крайней мере я готова на все ради искупления своих ошибок. А ты? На что ты готов? От чего ты готов отказаться? Ты даже своей рыжухой не можешь пожертвовать, что уж...
  - Заткнись!
  Стас кинулся к ней и налетел на тумбу с вазой, за которую она шагнула. Ваза не замедлила свалиться на пол и разлететься на мелкие куски. Испуганные слуги выбежали из кухни, но Кейт сделала им предупреждающий знак рукой, и они попятились назад. Вымуштрованные спокойно реагировать на любые сцены, они не произнесли ни единого слова.
  - Не смей ее трогать, слышишь? Даже близко не подходи к Жене!
  
  Он дрожал. Выдержка полностью покинула его. Катя всегда была стервой, но сейчас она, похоже, превзошла себя. Холодная и невозмутимая, она не сомневалась в своей правоте. И ему, положа руку на сердце, было бы все равно, куда она катится, если бы это не касалось самых дорогих ему на свете людей.
  Исследования, скорее всего, все равно приостановят. Если Ладынины поднимут шумиху вокруг всего этого, то проект могут закрыть. Пока разберутся, где вопросы медицинской этики соблюдены, а где нет, пройдет время, драгоценные месяцы могут быть потеряны. Они бежали наперегонки со временем. Если бы не время - все могло бы повернуться иначе. И незаконных экспериментов не понадобилось бы. И никакая Кристина не могла бы помешать. Ее вмешательство могло повлечь за собой ненужный скандал, медицинская этика - это болезненный и очень скользкий вопрос. Этику разыгрывают так и эдак, кому как выгодно. На исследования в африканских странах давно пристально смотрят западные правозащитники. Те, у которых нет никакой финансовой заинтересованности в исследованиях. И если бы Кристина озвучила свои подозрения, нашлось бы много желающих поднять шумиху и тогда разбор этой истории мог бы подставить им подножку и время выиграло бы у них. От следователей можно откупиться, но пауза в исследованиях неизбежна при таком раскладе. Впрочем, видимо и так все к этому и идет. Надежда на многообещающее лечение умирала у него на глазах. Катя знала, на что давить. На самое больное место.
  - Не собираюсь я ничего делать твоей рыжухе. Сам позаботься о том, чтобы она со своей семейкой отсюда убралась. А Саймон поможет замять шумиху. Это в его интересах. Увези ее отсюда. Она пока ничего не знает толком, но это пока. Пусть забирают и своего черномазого недоростка. От него все, что можно, уже получили, я так понимаю. Так что пусть катится. Увези их и все будет нормально.
  - У кого все будет нормально?
  - Меня лично волнуют только мои проблемы. А ты у нас теперь интер-папаша, я так понимаю? Если женишься на этой идиотке, то и ублюдка ее усыновишь? Прямо отец народов. Да черт с тобой. Утешать ты умеешь, это я еще помню.
  
  Она продолжала стоять над осколками вазы и курить, манерно выпуская дым. Она продолжала смотреть на него стальным взглядом и говорить страшные вещи. Он ненавидел ее, но сгибался под сталью ее расчетливости. Она умела манипулировать людьми. Могла для этого притвориться больной и несчастной, могла кого угодно убедить в болезни, чтобы потом приложить все усилия для излечения, быть сиделкой и подругой, а потом потребовать за это полную цену в виде пожизненной благодарности и чувства долга. Она могла умирать именно в тот момент, когда от нее намеревались избавиться, вырваться из ее уз, а кто же бросит умирающую женщину? А потом она выздоравливала и вновь высасывала все соки.
  Стас помнил. Он прекрасно помнил несколько лет, проведенных с Катей. Очароваться ее красотой было просто. Тем более она, как хамелеон, могла меняться и приспосабливаться к потребностям человека. Так, что казалось - вот она, мечта моей жизни! Идеал, которого ждал всю жизнь. Они прожили вместе около года, все шло более или менее нормально. Она изменяла ему направо и налево, но он не знал об этом. Узнал позже. Когда уже было все равно, кто кому изменяет. Когда на весах лежали не чужие любовники и любовницы, а человеческая жизнь. Они потратили огромное количество денег и использовали все возможные связи и возможности для того, чтобы жизнь эту спасти. Исследования в незаметном исследовательском институте в крошечной Африканской стране дали реальную надежду. С маленькими оговорками. Пока не появилась Кристина, которую эти оговорки не устраивали. И пока Кейт все не испортила своим бесчеловечным отношением ко всему, что ее окружало.
  
  
  Катя осторожно перешагнула через осколки вазы и прозвонила в звоночек. Слуга появился в дверях и замер.
  - Принеси нам виски. Тебе со льдом? - как ни в чем не бывало обратилась она к Стасу.
  Он не ответил.
  - Со льдом , - приказала Катя.
  Она уселась на диван. Прямо под портретом. Тем самым, что разглядела Кира.
  - Теперь давай успокоимся и решим, что делать дальше. Чем более скоординированы будут наши действия, тем больше контроля будет в наших руках.
  - Я не хочу больше ничего с тобой координировать.
  - Тебе придется. Ты уже причастен. Вся история состряпана не без твоего участия, на твои деньги, так что, как ни старайся, ты причастен.
  - Я не убивал. Я никого не убивал.
  Он повторял это с упрямством невинно осужденного. Но он был виновен, не в том, так в другом. И его сопротивление Кате диктовалось лишь отчаянием, стремлением спасти себя в глазах Жени.
  - Если хочешь давить на мою совесть - зря стараешься. Правильно, неправильно - это сказочки для благородных девиц из пансиона оставь. Ты меня знаешь - я не люблю мешающихся у меня под ногами. Особенно, когда мешают так глупо и так назойливо. Я остановила ее и не жалею. У нас еще есть шанс добиться успеха. Но ты, Стас, что-то совсем размяк. Распустил нюни. Мне уже становится скучно. Я не собираюсь тебя уговаривать, да ты и сам не выйдешь из игры. Ты не можешь это скинуть со счетов все, что сделано. Здесь, в этом несчастном вонючем институте, находится наша единственная надежда на спасение. В этих недоразвитых черномазых ублюдках множатся те самые клетки, которые нам так нужны. Так что пошевели мозгами и сделай так, чтобы до выходных всей этой компашки во главе с братцем твоей рыжухи здесь не было.
  - А если они не уедут?
  - Не задавай тупых вопросов. Тебе придется не просто увезти их, но и сделать так, что бы они увидели всю эту историю в другом свете.
  - Ты требуешь нереальных каких-то вещей.
  Катя промолчала. Принесли виски. Он выпил залпом. Посмотрел на портрет Максима, подумал о чем-то таком, от чего задвигались желваки.
  Он бы хлопнул дверью, но предупредительный слуга на входе придержал ее. На выезде из ворот усадьбы резко взвизгнули тормоза машины, одолженной у Гардози.
  
  
  
  ***
  Провожать их пришли Патриция с мужем, Фалуке и Хелен с Ником и сыном. Сара Роглик пришла к ним до выезда из дому, попрощалась с Додди, дала напутственные инструкции для Жени. Она старалась как можно меньше разговаривать с Андреем, избегала его взглядов, казалось, она сконцентрировалась на Додди и его здоровье и не хотела касаться никаких других тем. Но Андрей со своей стороны тоже ни о чем ее не спрашивал. Сама того не желая, Сара уже дала ему достаточно ключей к разгадке. И он не винил ее в том, что она так боялась публичности.
  Хелен передала ему что-то, завернутое в красочную бумагу.
  - От твоей кафедры. Просили передать, что будут скучать и что очень благодарны за все. Там открытка - они все подписались.
  Андрей развернул сверток. Там оказался очень красивая, искусно выполненная роспись по шелку с изображением сцен из жизни гамбийцев. Он пробежался глазами по открытке и улыбнулся. Все это было трогательно и неожиданно. В такой стране он бы не удивился, что местный люд встанет в сторонку от высылаемой персоны, но нет - подписались практически все работники кафедры и несколько студентов.
  Стас тоже уезжал с ними. Как и все последние дни, он успел уже залить в себя определенную дозу алкоголя. На это раз оправдался тем, что боится летать. Женя не трогала его. Она понимала, что своим решением возлагает на него ответственность, которой он не планировал. Она понимала, что к такому повороту в жизни не так уж легко адаптироваться. Ставила себя на его место, соглашалась, что тоже была бы потрясена не меньше его. Она не понимала только, почему он казался таким отчаянно несчастным. Но решила оставить выяснение этого на потом. Стас держался в стороне, лишь следил, чтобы Женя не поднимала ничего тяжелого. Провожающие держались относительно спокойно, в основном из-за Глеба и Додди. Никто не хотел пугать детей своими эмоциями. Все было понятно и без слов. Вернее, всем было ясно, что невидимые рычаги сработали, и их всех просто-напросто выгоняют из страны. Неожиданно оказалось, что и у Киры и у Андрея и у Жени что-то не в порядке с визами. По невероятному совпадению министерство иностранных дел Гамбии обнаружило у каждого из них фатальную ошибку в выданных визах и потребовало срочно выехать из страны. Апеллировать было не к кому, да и бессмысленно. Все ожидали, что Андрей будет злиться и грозиться вернуться, но Андрей держался на удивление спокойно. Кроме Киры, никто больше не знал, что он и так уже решил возвращаться в Москву. Конечно, не хотелось уезжать вот так, как преступники, но что же делать. Значит, так тому и быть.
  - Уми передавала тебе привет, - сказала Фалуке. - Ее девочек таки обрезали, но она добилась того, что дело представили в суд. Под соусом похищения. Обвинила родственников мужа. Говорит, что благодарна Кристине за мужество, которая та ей внушила. Ну и все наши сотрудники....Ты сам знаешь, как они ее любили.
  Фалуке отвернулась, закусив губы.
  Андрей кивнул. Ну что же, все было не зря. Их пребывание в этой стране дало очень много. И не только ему с Кристиной. Но эта страна забрала у него несоразмерно больше. И он не жалел, что уезжает. К этому времени он уже знал, как много людей скрывали от него крупицы правды, которые он с таким трудом выискивал. Он знал, как велика роль страха в жизни их друзей, тех самых, что казались такими преданными и такими искренними. Кристина не зря не втягивала его во все эти истории. Она не хотела, чтобы он, с таким оптимизмом открывающий для себя новый мир, резко и безоговорочно разочаровался. Он никого не хотел винить - у каждого оказались свои мотивы скрывать истину. Но быть частью этого... Нет, только не сейчас. Только не таким образом. Ему необходимо время переосмыслить обнаруженное. И понять, что он может сделать. Возможно - вернуться и продолжить. Но уже более осмысленно. Когда-то он кинулся из одной крайности в другую. Из мира бюрократизма и грязной политики в мир неформальных решений и свободы выбора. Оказалось, что такого мира просто не существуют. Утопия, в которую так хотелось верить. Ложь - она существует на всех уровнях. Обязательства, сковывающие разум и действия людей - они сильны везде. Совесть - понятие относительное не только для политиков и бюрократов, но и для рядового сотрудника маленькой лаборатории, один поступок по совести которого мог бы изменить так много. Как же сильно пришлось разочароваться Кристине, если она даже не решилась рассказать ему об этом? Как сильно ей пришлось испугаться, реально испугаться, чтобы так тщательно уберегать его? Он вновь ощутил себя на перепутье, где не было указательных знаков, не было знакомых символов. Все менялось на глазах, как рисунки на песке вдоль берега, искажаясь с каждым новым приливом волны.
  
  Регистрацию прошли быстро, осталось попрощаться. Все слова уже сказаны, напутствия даны. Скомкано расцеловали друг друга. Когда спины их скрылись за дверьми салона для отъезжающих, Фалуке не выдержала и всхлипнула. Хелен упорно кусала губы, не произнося ни слова. И только Патриция что-то энергично говорила своему мужу на итальянском, при этом Даниель качал головой и размахивал руками. Они, по всей видимости, не пришли к согласию, так как он жестом отчаяния махнул рукой и ушел вперед к машине.
  - Стойте! Где они? Где эти русские?
  Из резко остановившегося взвизгнувшего тормозами такси выпрыгнул Бен Скип.
  - Уже прошли регистрацию?
  Не дождавшись ответа, он помчался к паспортному контролю, показал свое удостоверение и проскользнул вслед за отъезжающими.
  - Мне надо поговорить
  Он схватил Андрея за локоть.
  - Стойте, мне надо поговорить!
  - Мистер Скип? Вы здесь? Вот так неожиданность!
  Бен запыхался и вспотел. Даже кондиционер в зале ожидания не спасал его.
  - Неожиданность? Вас выдворяют из страны и вы даже не изволите мне об этом сообщить? Да что же происходит?
  - Мистер Скип, - как можно миролюбивее произнес Андрей, - давайте присядем. А лучше, давайте пройдемся к бару, пропустим по стаканчику виски и поговорим.
  Он так настойчиво потянул его к бару, что у Бена хватило ума не сопротивляться. Арбенцев тревожно следил за выражениями их лиц. Кира старалась усадить детей и разместить сумки на сидениях, а Женя, пребывающая в полной эйфории от шалостей и болтовни Додди, пыталась решить, хватает ли ему теплых вещей или придется купить в аэропорту Лондона.
  
  - Садитесь, мистер Скип.
  - Можно Бен, - пробурчал Скип и неуклюже взобрался на высокий барный табурет. Андрей заказал виски, терпеливо дождался, пока им нальют, повертел бокал в ладонях, помешивая лед на дне виски, потом наклонился как можно ближе к Скипу, словно вел задушевный разговор со своей любовницей.
  - Прошу вас говорить очень тихо и не выражать никаких эмоций на лице.
  В Скипе проснулся полицейский, вытеснив рассерженного и обиженного Бена.
  - Что вы хотели мне сказать, Бен?
  - Я кое-что выяснил. Как раз хотел рассказать вам, но тут узнаю, что вас всех выдворяют!
  - Да, неудачно получилось. Так что вы выяснили?
  - Я нашел владельца катера. Идиот решил купить кусок земли в Банжуле и мне об этом тут же сообщили. Он сейчас у меня сидит. И рассказывает любопытные вещи.
  - Хм...
  Андрей неспешно отпил маленький глоток и даже улыбнулся, словно услышал что-то приятное.
  - Знаете что, Бен. Я и правда вел себя, как полный идиот. Мне надо было сразу вам все выложить, возможно, мы были бы у цели. Но я подозревал всех и вся. И даже вас.
  - А теперь, значит, нет?
  - Теперь нет. Я вам кое-что расскажу напоследок, но при условии, что вы поможете мне, а я - вам. И что если мне придется вернуться, а я думаю, мне необходимо будет это сделать,- вы это организуете.
  Бен пожал плечами.
  - Договорились.
  
  Бен слушал очень внимательно, иногда вставлял свои комментарии, кивал, соглашаясь с доводами Андрея, при этом складка на лбу становилась все более и более глубокой. В конце он закурил сигарету, обдумывая все услышанное, сложил в голове все кусочки и удовлетворительно кивнул, словно соглашаясь со своими мыслями.
  - Так я могу Вас поздравить, господин Ладынин? Вы все-таки докопались до истины, и убийц мы нашли. Ведь именно этого Вы и добивались.
  - Не совсем. Признаюсь, изначальная цель найти убийц несколько видоизменилась.
  - И как им же образом?
  - Смотрите шире, Бен. Разве мы можем остановиться на этом? Мы ведь только мешающие ветки обломаем, не более. Я, а прежде всего Вы и ваши друзья, должны помочь срубить дерево на корню. Вы понимаете, о чем я?Если мы не уберем причину, наказания одного - двух человек не будет иметь никакого смысла. К тому же, это долг перед моей женой, завершить ее дело. Иначе ее смерть окажется бесполезной, а это было бы самым большим оскорблением ее памяти.
  
  В глазах Бена сквозило удивление, смешанное с уважением.
  - Неужели Вам настолько близки проблемы наших людей?
  - Зачем говорить обо мне? Они прежде всего близки Вам, именно поэтому я и рассказал все сейчас, чтобы Вы продолжили, чтобы смогли завершить.
  
  
  Когда Андрей вернулся к своим, Бен уже ушел. Кивнул издалека, помахал рукой на прощание и растворился в коридорах аэропорта.
  
  
  
  ***
  
  - Я знаю, как тебя отвлечь. Тебя, госпожа Ладынина, может отвлечь только одно - работа!
  - А зачем меня отвлекать?
  - Ну не можешь же ты заниматься только ребенком? Ты совершенно забросила свою работу. Ты не должна зарывать талант. Где та фотограф с горящими глазами, которую я встретил несколько месяцев назад?
  - Где, где... Занята домашними проблемами. Имею право. Додди надо поставить на учет в онкологический центр. Обойти всех специалистов, решить, стоит ли ему сейчас начинать дошкольные занятия или до операции не надо. Проблем миллион!
  - Ты ведь еще хочешь документы на усыновление подать, не так ли?
  - Ну, со временем да. Если... ну ты сам знаешь, если что.
  - Ах, какие мы стеснительные. То сама мне в жены предлагалась, то теперь прямо одуванчик.
  - Зараза ты, Арбенцев. Ну если сам все знаешь, зачем спрашиваешь?
  - Ладно, ладно. Но я все равно обеспокоен тем, что у тебя такой простой в работе.
  - Ты еще скажи мне, что разбираешься в моей работе.
  - Я во всем разбираюсь, если ты еще этого не заметила.
  Это все-таки удивительно, в который раз твердила себе Женя. Удивительно, как Стас чувствовал ее, понимал, как отзывался на все подводные течения ее сумбурных мыслей. С тех пор, как она вывихнула плечо, она ничего серьезного, интересного в плане работы не сделала. А поездка в Гамбию так вообще все с ног на голову перевернула. Приехали - еще больше забот. При этом ее ожидали сотни приглашений на выставки коллег и предложения о сотрудничестве. Она всем отказывала. Ссылалась на занятость. С другой стороны выставки ее коллег задевали за живое. Где-то все же царапало, что она давно ничего выдающегося не делала. Она знала, что начала скучать по работе, но для себя все же решила, что пока посвятит себя Додди. Заботы о ребенке воодушевляли ее, наполняли жизнь новым смыслом. Но вот в душе, там, где было отведено место творчеству, скреблась кошка неясного, размытого неудовлетворения. К тому же, как ни крути, а лечение Додди обойдется недешево, она привыкла полагаться только на себя, и значит, не имела права бросать работу совсем.
  - Я недавно просматривал коллекции твоих фотовыставок в Интернете, и мне в голову пришла такая классная мысль...
   - Что мне надо повторить выставки моих старых работ? Ну уж нет. Старо, как мир. Ни за что. Мне надо что-то свежее, новое, яркое. Думала, что отберу что-то из африканских фотографий, но пока не получается. Не хватает чего-то. Мне нужно связующее звено. Тема. А ее пока нет.
  - Если бы ты меня не перебивала, а любезно дослушала, то поняла бы, что я как раз об этом.
  - О"кей.
  Она с показным вниманием уселась слушать.
  - У тебя есть замечательные портреты. Известных и неизвестных людей, разницы большой нет. Просто известные люди больше на виду, а значит, лучше подходят для моей идеи.
  - Ну что за идея-то, скажешь уже или нет? Я так долго слушать не могу.
  - Ужасно. С тобой невозможно разговаривать!
  - Хорошо, хорошо. Молчу.
  - Все эти люди изменились с тех пор, как ты их снимала. Прошли годы, они пережили самые разные моменты в своей жизни. Это не могло сказаться на них. И дело не в возрасте. Дело в том, как они прожили эти годы. Улавливаешь?
  Она кивнула. Теперь уже не с напускной веселостью, а серьезно. Глаза вспыхнули узнаваемым огнем интереса. Азарт. Азарт фотографа.
  - Найди их. Кого сможешь, всех найди. Усади в ту же позу. Создай то же освещение. Сделай совершенно идентичный антураж. И снимай.
  - И все увидят, как они прожили свою жизнь, - продолжила она задумчиво. - Что случилось с ними с тех пор, как снимался их предыдущий портрет. Что стало с их глазами. С улыбкой. Кто продолжает гореть, а кто потух или тлеет. А еще лучше найти супружеские пары. Уловить изменения в их позах, жестах. Это будет хроника последних лет. Это будет слепок прожитого. Квинтэссенция пережитого. Арбенцев - ты гений!
  - Это элементарно, Ватсон.
  - Естественно. Только я до этого не додумалась.
  
  Все. Женька на какое-то время выпала из реальности. Додди и новая фотоколлекция. Ему это и надо было. Своих дел было невпроворот, а среди них и такие, в которые Женю посвящать было противопоказано. А Женька, если загоралась идеей, растворялась в ней. Для Додди она наняла адвоката, чтобы начать оформлять его документы, и нашла хорошего врача, который шаг за шагом говорил ей, что и где надо делать, какие обследования проходить, каких специалистов посетить. А для новой работы - для начала отсортировала старые фотографии. Отобрала самые интересные портреты. Потом из них тех, кого было реально найти в нынешние дни. Созвонилась со своей ассистенткой Ольгой. Ольга была непревзойденным специалистом по свету. И если понадобится воссоздать атмосферу и освещение старых фотографий, то без Ольги ей не справиться.
  Начались поиски людей. Звонки, объяснения. Не все, но многие сами загорались идеей диагностики своих прожитых лет. Банкиры, фермеры, телезвезды, писатели, продавцы на рынке (удалось найти даже некоторых из них!), врачи, олигархи, их подруги, кого только не было в списке! Результаты превосходили самые смелые ожидания. Женьке хватало мгновенного взгляда, чтобы увидеть, какой мощный потенциал несут фотографии. Реакция же "объектов" была самой разной. Ах, это как мило! Неужели я так поправилась? Нет, вы только взгляните - у меня все морщины скопились на переносице. Мне вредно столько хмуриться! Я почти не улыбаюсь, чтобы это значило? А я еще ничего! Нет, я никому это не покажу, стыдно сказать, как я озверел!
  Женька улыбалась и пыталась убедить всех, что все прекрасно и совершенно. А главное - выпросить разрешения выставить это на выставке. Соглашались не все. Одно дело - для себя, другое - на общественный суд выносить. Особенно трудно было с парами, которые либо разошлись, либо жили по инерции. Инерция и скука их жизни ощущалась во всей позе. В каждом жесте отчуждения, попытки отодвинуться, сесть в разные углы дивана, скрестить руки на своих коленях, но никак не с рукой своего партнера. Это резко контрастировало с фривольными, шутливыми жестами других пар, которым и улыбаться-то не надо было. И рассказывать о себе тоже. Достаточно было просто взглянуть на руку, примостившуюся на талии партнерши, на голову, расположившуюся на плече партнера.
  Работа отнимала много времени. Женька не ленилась ездить в самые разные места, города, чтобы найти своих героев. Она не торопилась с выставкой. Она хотела отобрать самые-самые удачные, самые показательные. Стаса она держала в курсе всего происходящего. Обещала сделать его соавтором. Или автором идеи. Или музой. Музом. В общем - вдохновителем. Женька вновь ощущала себя на пике волны. Любовь, азарт, гениальные находки и открытия - что еще надо для счастья?
  Все это она успевала делать так, чтобы Додди не был обделен вниманием. Врачи обследовали мальчика и с удивлением отметили, что его состояние очень хорошее, для такой опухоли без химиотерапии он держался прекрасно. Они заинтересовались записями Сары Роглик, похоже, это вызвало среди них настоящий научный ажиотаж. Они сказали, что перед тем, как провести операцию, Додди следует подготовить к ней и установить, как его организм реагирует на стандартные методы лечения после такой новаторской терапии, которую он проходил в Гамбии. Врачи обещали, что все у него должно быть хорошо. Женя верила. Потому что это единственное, что ей оставалось. Вера в силы Додди и свои собственные. Вместе они победят, так она ему говорила. А он кивал курчавой головой и ежился от непривычного холода московской зимы.
  Работа и Додди занимали все ее время. На Стаса оставались короткие вечера, но, похоже, он и сам был занят и не обижался. Они планировали свадьбу, но при такой занятости решили отложить это на потом. Операция Додди стояла первым пунктом. Пока ее не проведут, ни о какой свадьбе и речи быть не могло. А еще лучше и выставку успеть провести. Беня смеялся над Женей, что у нее всегда найдутся важные причины не выходить замуж. Хотя на этот раз она не противилась, просто определялась с приоритетами. А штампик в паспорте для нее никогда не имел сколько-нибудь важного значения. Хватит того, что у Киры с Андреем есть. Если она выйдет замуж и оформит Додди на себя, они сразу же разведутся. А ей почему-то этого не хотелось. Несмотря на то, что Кира и Андрей вовсе не бежали друг к другу на встречи каждый день после приезда. Однако же встречались. И Женька точно это знала.
  
  
  Только эти встречи были вовсе не тем, что Женя могла предположить. Андрей и Кира продолжали свои поиски. Вообще-то, Кира не намеревалась продолжать активное участие в жизни Андрея после возвращения в Москву. У нее на повестке стояли другие вопросы - выяснить отношения с Алексом, привести в порядок дела на фирме, навестить своих подопечных в интернате. При этом последнее терзало ее совесть больше всего. Когда-то она начала дружить с ребятами из интерната для детей-инвалидов в Подмосковье, дружба эта разрослась в важное для нее дело. Она подыскивала преподавателей для интерната через своих знакомых консультантов, проходящих через фирму, организовывала выставки их рисунков. При этом среди них были настолько талантливые художники, что работы их покупали и не за бесценок. Алекс помог ей построить студию для занятий в интернате и найти прекрасного художника для преподавания. Интернат стал частичкой ее жизни, а она в последние месяцы так бессовестно забыла о них.
  До отъезда в Африку Кира почти все свое время проводила в доме под Москвой, доме, который они создали вместе с Алексом. Там же у нее был и офис, да интернат находился недалеко. Квартира, которую ей при разводе оставил Андрей, пустовала, там она проводила лишь редкие ночи, когда допоздна задерживалась в Москве. Вернувшись, она вновь поселилась в Подмосковье, в Апрелевке, ведь именно туда, по идее, должен был вернуться Алекс. Он и вернулся, но ненадолго. Казалось бы, прошло каких-то пару месяцев, а между ними выросло такое отчуждение, словно близости никогда и вовсе не было. Но ведь была! Он любил ее, она это точно помнила. Так явственно, что до сих пор сохранила то ощущения, когда просто невозможно противостоять его любви. Ведь именно его любовь, настойчивая, нежная, растворяющая, заставила ее забыть о том, что он намного моложе, закрыть уши от сплетен, поверить в возможность их будущего. Все было романтично и по-настоящему. В этом она не сомневалась. Просто прошло. Наверное. Или изменилось. Или изменилась она и теперь по-другому взглянула на него. Он не стал хуже. Не стал менее романтичным или более толстокожим. Он просто остался тем же Алексом Гуровым. А она... Она стала Кирой, побывавшей в Африке и повидавшей совсем другую жизнь.
  Алекс приехал в тот же день, когда она позвонила и сообщила о своем возвращении. Они мило поужинали, Кира делилась впечатлениями. Потом Алекс начал отпускать шуточки по поводу Андрея. Кира отреагировала возможно чуточку более сердито, чем могла бы. Ему это не понравилось. После этого напряжение уже не спадало. Что бы они ни обсуждали, все упиралось в стену, через которую ни один не хотел пройти. Гуров вдруг показался ей совсем молодым мальчиком с далекими от нее интересами, а сама она - уставшей женщиной, которой просто хотелось свалиться в кровать и выспаться после всего. Не будь между ними напряжения, это показалось бы естественным. Долгий перелет, переживания. Но теперь во всем виделся другой смысл.
  - Я понимаю, ты устала. Иди ложись спать, я сам все уберу.
  - Ты так говоришь, словно свою двоюродную тетку отправляешь спать.
  - Тебе во всем слышится не то, что я говорю.
  - Но ведь ты и не думаешь то, что говоришь.
  - Это твои фантазии.
  - Не думаю.
  - Кира, ты хочешь поссориться в первый же вечер?
  - Нет.
  - Ну вот и не будем.
  - Не будем. Твое здоровье!
  Они допили вино, и она поднялась в спальню. Он пришел позже, лег рядом. Она не шелохнулась. Он сделал вид, что поверил в ее крепкий сон и заснул, повернувшись к ней спиной. Несмотря на усталость, Кира уснула далеко не сразу. Она думала над тем, что Алекс лежит рядом, а ее это совершенно не волнует. Его тело не волнует. Оно больше не притягивает. Не отталкивает, нет. Полный нейтралитет. Что с ними происходит?
  На следующий день они разъехались каждый по своим делам. Еще несколько вялых вечеров и такого же вялого секса. Каждый понимал, что близость уже не приносит былой радости. С другой стороны, каждый верил в то, что их отчуждение не происходит от физической измены. Они все же были достаточно честны друг перед другом. И если бы один из них изменил, это бы проявилось. Но нет. В сексе не изменилось ничего. Кроме исчезновения ощущения единого целого, объединявшего их раньше.
  Когда Алекс сказал, что ему надо будет несколько дней провести в Москве, так как он заканчивает проект, и в финальном цейтноте не будет успевать приезжать в Апрелевку, Кира восприняла это совершенно спокойно. Даже словно тяжесть с души упала. На несколько дней она освобождалась от напряжения, от словесной паутины, в которой запутывались мысли и ощущения. Ни он, ни она не подумали о том, что бы Кира поехала с ним и провела эти дни так же в Москве. Обоим настолько удобным показался предлог, что такое расставание в данный момент выглядело наиболее естественным. Уйти, чтобы остаться. Уйти, чтобы вернуться. Уйти, чтобы уйти. Выберите правильный ответ и нажмите кнопку. Ответа пока не знал никто.
  И никто не знал, зачем ей вновь позвонил Андрей. Вернее, предлог был вполне произносимый. Они с Глебом приехали в Москву, и ребенок спрашивает о ней.
  - А где ты остановился?
  Резонный вопрос. Квартира осталась ей. Он пока жил с Глебом в Питере у родителей. Впрочем, в Москве еще была квартира Жени.
  - Нет, к Жене мы не поедем.
  - Что так?
  - Не хотел бы встречаться с Арбенцевым. А он там практически все время околачивается.
  - Скажешь тоже, околачивается. Можно сказать, твой будущий родственник.
  - Подожди еще. Надеюсь, до этого мы не доживем.
  - Что-то разузнал?
  - За этим и приехал. Еще несколько кусочков - и мы увидим полную картину. Бен даже знакомых из Интерпола подключить умудрился. Только по телефону я бы не стал об этом распространяться.
  - Хорошо. Но я спать не смогу от любопытства. Давай увидимся. Так где ты остановился?
  - У Женькиных знакомых.
  - Ясно. Ну говори, куда подъехать.
  
  Однокомнатная квартира-студия, в которой остановились Андрей с Глебом, выглядела гламурно, шикарно, интерьерно-образцово-показательно, но никак не как квартира для мужчины с маленьким ребенком. Повсюду на полках стояли хрупкие вазы и статуэтки, а любое пятнышко на белоснежных стенах казалось вопиющим преступлением века. Глеб даже как-то поутих среди этой идеальности. Он радостно улыбнулся Кире и схватил ее за руку. Андрей предложил ей кофе, но полностью растерялся на кухне, не зная, где что лежит.
  - Держи.
  Кира протянула ему ключи.
  - Что это?
  - Ключи от нашей квартиры. Нечего вам тут дрожать из-за каждого чиха.
  - А ты?
  - А я сейчас за городом живу, так что квартира пустует. Кстати, Глеба надо будет ко мне в гости свозить, у нас там речка под боком, ему понравится Правда, холодновато сейчас, но ничего - оденем его потеплее.
  - Уррра! Мы едем к Кире! - завопил Глеб и стал быстро-быстро запихивать свои игрушки в рюкзачок.
  - Подожди, подожди, пока еще никуда не едем. Глеб, ау! Ты рано одеваешься!
  Андрей взял у него из рук шапку и куртку.
  - А чего ждать? Нет, не если ты не хочешь ехать сейчас за город, то хотя бы в нашу квартиру переберитесь. Кстати, а ты Глеба с собой по всем делам таскать собираешься?
  - Еще не решил. Жека очень хорошую няню нашла, предлагает, чтобы она за обоими смотрела пока. Но туда, к ней, я не хотел ездить, а сюда страшно двоих дутей запускать - перевернут все с ног на голову.
   - Вот видишь! Поэтому, давай, собирайся, и поедем. В ту квартиру можешь хоть десятерых приводить, ничего страшного не случится.
  
  Рассуждать о том, что удобно, а что нет, давно уже потеряло всякий смысл в отношениях Киры и Андрея. С тех пор, как она жила с ними в Гамбии, не говоря уж о том, что по факту они вообще расписаны.
  
  Пока Кира хлопотала по дому, обустраивала Глеба и жарила ему сардельки с картошкой, Андрей все еще приходил в себя. Он прошелся по комнатам, отмечая про себя, как много изменилось. Его комната преобразилась в кабинет, полки опустели, Кира перевезла многое в свой дом. И все же это была та самая квартира, в которой он прожил ни много не мало, а целых семь лет. Последний год был самым странным, рванным каким-то, с отрезанными концами. О нем вспоминать не хотелось. Хотя за то, что тот год подарил ему встречу с Кристиной, он ему был благодарен. Глеб ничего не понимает. В том смысле, что не понимает, какое отношение Кира имеет к их жизни. Ему достаточно ощущения, что она ему близка.
  После приезда в Питер Андрей поговорил с ним о маме. Рассказал, что мама не сможет вернуться. Попытался объяснить понятие "смерть". Важно было донести до него, что мама не возвращается к нему не потому, что разлюбила, бросила и не хочет его больше видеть. Важно было сохранить у него самые хорошие воспоминания и веру в ее вечную любовь. Глеб воспринял разговор очень серьезно, потом возвращался к нему, спрашивал, уточнял, но в итоге, видимо, сумел-таки сложить у себя в голове картинку, понятную ему. Причем картинка эта его не пугала, огорчала, да, но не внушала ужаса. И если раньше он стремился заполнить пустоту с долей отчаяния, потому что не понимал, что происходит, и почему его жизнь стала вдруг такой пустой, без мамы, то теперь он верил, что мама позаботилась о том, что окружающие люди будут его любить. А так как Кира появилась в его жизни сразу после исчезновения мамы, то он решил, что именно ей мама поручила любить его больше остальных. Не считая папы, конечно.
  
  - Ну что, гаврики, будем обедать?
  Уговаривать долго не пришлось. За обедом удалось и поговорить. Старались не называть имен при Глебе, хотя это было трудно - он то и дело вставлял свои вопросы и требовал уточнения.
  - Так что ты узнал?
  - Например, то, что у нашей синеглазой красавицы в помине нет венгерских родственников. Зато есть русские корни.
  - То есть все-таки русская? Как мы и думали?
  - Именно. К тому же, нынешний ее брак - второй.
  - Да ну? Удивительно, что не десятый. С ее амбициями и аппетитом. Наверняка, и ребенок есть? Есть ведь, да? Тот портрет - не случайность?
  - Думаю, ты права. Еще не нашли точных подтверждений, но, скорее всего так и есть. Мне нужен доступ к архивным данным ЗАГСа. Просто так, по запросу частного лица, они его не дадут. Будет рассмотрено, как посягательство на частную жизнь. Я уже узнавал - архив ограничивает доступ к документам, содержащим информацию о фактах частной жизни, если не истек срок в семьдесят пять лет с момента создания таких документов. Представляешь, как нам долго ждать?
  - Или?
  - Или мы идем другим путем. Через организации, которые могут сделать запрос об этой информации. Или еще как-нибудь.
  - А если прикинуться, что ищем родственников? Была ли моя тетя замужем, и за кем, и были ли у нее дети?
  - Не выйдет. Слишком молода "тетя". Можно и у нее самой спросить. Я же говорю, должно пройти семьдесят пять лет. Или предоставь доказательства согласия данной личности на исследования ее жизни.
  - Хм... А если...
  Кира вытерла Глебу руки и отправила его за коробкой сока в шкафу.
  - Помнишь своего бывшего начальника Зелотова?
  - Еще бы.
  - Он может помочь. Сделать запрос. Уж у него-то в органах знакомых немало, сам понимаешь.
  Андрей невесело усмехнулся.
  - Да он меня видеть не захочет. Наверное, считает меня последним подлецом, после того, как я тогда сбежал из его отдела.
  - Ну, не скажу, что он на тебя не надышится от большой любви, но тебе с ним совсем необязательно разговаривать. Я поговорю.
  Он понимающе кивнул. Конечно, она же рассказывала, что работала у него, и теперь управляет фирмой, которую тот основал. Прожженный МИДовский работник знал, как обеспечить старость. Кадровая помощь в консалтинговом бизнесе при его связях обещала приносить стабильный доход.
  - Попробуй. А что ты скажешь?
  - А ты против, если я расскажу всю правду?
  
  Он пожал плечами. В принципе, Зелотов никогда не делал ему ничего плохого, не подставлял его. Риск был возможен только в том случае, если Зелотов хоть каким-то боком причастен к этому делу, а вероятность этого практически сводится к нулю.
  - Если доверяешь, расскажи.
  - Я пойму по реакции. Он не захочет засовывать шею в петлю, если найдет причины испугаться. Но ведь мы будем делать запрос по "тете", а она вряд ли представляет из себя политическую ценность. Это в африканских кругах она знаменитость, а здесь о ней, скорее всего, никто и не слышал. Сегодня же к нему съезжу и поговорю. Кстати, а ты вообще чем собираешься заняться? Ну, в смысле в обозримом будущем? Есть планы?
  Об этом надо было думать, и Андрей понимал, что в один прекрасный день должен будет что-то решать. Жизнь Глеба должна быть устроена, да и его тоже. Пока никаких мыслей не было. Возвращаться в госструктуры ни за что не хотелось. Ехать в новую страну пока было рано. Он решил, что Глебу надо немного укрепить свой русский и пожить в России. Слишком большое потрясение они все перенесли, чтобы сейчас куда-то срываться. К тому же, он часто думал о том, как приспособится Глеб к жизни детей третьей культуры. Так называли детей, которые все детство путешествовали со своими родителями по миру. Они впитывали культуры разных стран, они знали о своих корнях, но по-настоящему они не принадлежали ни к одной их культур, ни к одному народу. Они отрывались от всех и образовывали группу, совершенно отличную от всех остальных, но при этом дети третьей культуры имели много общих черт. Они привыкали адаптироваться к новым условиям довольно быстро, но при этом оставались ранимыми и восприимчивыми к тому, что теряли чувство принадлежности к корням родителей. Они имели много друзей по всему свету, но при этом постоянно сталкивались с расставанием, так как приходилось переезжать вслед за родителями и менять школу. Они поздно взрослели, но рано отрывались от родителей из-за того, что приходилось учиться вдалеке от них, когда наступало время колледжа. Они возвращались домой, и были чужаками среди своих соотечественников - они выросли в другом мире, с другими интересами. Они были другие, "не свои". В жизни детей третьей культуры было много плюсов, но и много минусов. Андрей не знал, насколько он хочет видеть Глеба ребенком без национальности, без корней. Взрослому человеку, принявшему решение путешествовать и жить в других странах, это уже не грозит - он, как личность, уже сформирован, а вот детям приходится меняться, как хамелеон, и приспосабливаться ко всему новому с частотой намного большей, чем это происходит в жизни среднестатистического ребенка. Это приносило много пользы и расширяло кругозор, но влекло за собой неизбежные психологические травмы. Возможно, имело смысл дать Глебу немного привыкнуть к дому, родному дому, осознать, кто он и откуда.
  
  - Еще не решил, - искренне ответил он Кире. - Посмотрим. Давай решать проблемы в порядке очередности. Например, сейчас надо позвонить Жене и уточнить насчет ее няни и Додди.
  - Только звонить будешь ты.
  Она так и видела многозначительный взгляд Женьки. С нее станется.
  
  Няня и Доддик, как теперь его все называли, приехали в тот же вечер. Вместе с Женей и Стасом. Потом решили пойти, раз такое дело, поужинать все вместе. Стас ретировался, сославшись на дела. На радость Андрею, который по-прежнему не чувствовал себя комфортно в его присутствии. Выбрали ресторан с детской площадкой, вечер получился веселым и шумным. И Кира ощущала себя совершенно спокойно и уютно, как среди своих лучших друзей, среди своих близких.
  Женька рассказывала о новом фотопроекте, рассказывала так, что все проникались ее энтузиазмом. Потом она вроде бы шутки ради сделала несколько снимков.
  - Не хотите ли тоже поучаствовать моей выставке?
  - В качестве кого? Родственники знаменитости?
  - Увидите! Вот покажу снимки - и увидите!
  
  
  Поездка за город получилась совершенно новогодней. И хотя до Нового Года оставалось еще несколько дней, ощущение праздника пропитало каждую частичку морозного воздуха. Началось с того, что Кира нарядила елку. Она не планировала, но раз уж ожидались дети, то почему нет? Алекс был по-прежнему занят своим проектом и, как подозревала Кира, его заказчиками, среди которых была та самая Даниэлла Констанца, ну да бог с ними. Она даже не ревновала. Было до странного все равно. И про возрастные комплексы забыла, и про похожесть-непохожесть. Все словно встало на свои места. И то, что праздник приближается, приобрело новое значение. Потому что теперь праздничные дни включали в себя не только званные обеды-ужины-тусовки, но и праздник для двоих сорванцов, собиравшихся к ней гости на выходные. Так родилась идея нарядить елку. И комнаты обвесить гирляндами. Потом окна показались пустыми, слишком прозрачными. Вспомнился детский сад из детства, когда окна разукрашивали всей группой и приклеивали снежинки, вырезанные из белой бумаги. Затем появилась и другая идея.
  Праздник - так праздник! Устраивать, так устраивать! И не для двоих, а для целой оравы детей. Которые сами и разукрасят окна. И декорации придумают и сотворят. Группа юных художников, которых она курировала в интернате, именно те, кто ей нужен. Буквально на следующий день ее дом стал похож на новогодний дворец из сказок, а воспитатели из интерната придумывали, что можно испечь к празднику.
  Прийти смогли не все. Только те, кому здоровье позволило покинуть интернат. Глеб с Доддиком совершенно ошалели от такого количества детей. Как и разукрашенного дома Киры. Глеб последние две зимы провел в Африке и о снежном празднике вокруг елки мало что помнил, а Додди так вообще впервые находился на настоящем новогоднем празднике. В ЦИМИ на Рождество ежегодно устраивали праздники для детей сотрудников, но Додди всегда приглашали, как особого пациента. Он помнил, что на праздник приводили ослика с тележкой, на которой чернокожий Санта Клаус привозил мешок с подарками. У них даже елка была своя во дворе ЦИМИ - высокая, раскидистая, правда она совсем не пахла, не так, как здесь, во дворе Киры. И игрушки на ней были не такие красивые. А еще он помнил, что они разукрашивали печенья цветным кремом и что после этого показывали кино. Но все это отложилось в памяти смутно, и не помнил он, чтобы было так весело, как здесь. И хотя все дети на сегодняшнем празднике отличались от него цветом кожи, говорили на чужом языке и с удивлением разглядывали его, все равно было хорошо. Уютно и спокойно, как когда мама была рядом и не болела.
  
   Кира больше всего волновалась, что Глеб с Додди могут задать вопросы, которые смутят инвалидов, мало ли... Ведь не каждый день они видели последствия ДЦП или тяжелого менингита. Но ничего подобного не случилось. Вопросов, конечно, избежать не удалось, но дети воспринимали их так просто и естественно, что дружбе и общему веселью это никак не помешало.
  - У тебя очень красивый дом получился. Ты не зря о нем так вдохновенно рассказывала.
  - Спасибо.
  Кира улыбнулась, вспомнив, как она все уши прожужжала Андрею в Гамбии о том, какой она сотворила себе дом и как видела его во сне, и прочие истории своей жизни "после него". Неосознанно, но ей тогда хотелось показать ему, как изменилась ее жизнь. Как сама она изменилась. Не оправдывалась, нет, просто увидела, по какой дороге пошел он, и хотела поделиться, что и она не остановилась там, где они расстались.
  - А где же твой знаменитый дизайнер?
  - Алекс? Занят.
  Андрей промолчал.
  - Ну не надо делать такое тактично-вежливое лицо. И так понятно, что не все ладится.
  - Из-за поездки?
  - Наверное. Хотя, разве может такой несущественный факт быть причиной? Поводом, возможно, но не причиной.
  - А что же причина?
  - А я и сама не знаю. А ну-ка, народ, расцепляй руки и бери меня в хоровод!
  Кира изобразила ослепительную улыбку и втиснулась в детскую кучу-малу вокруг елки, меньше всего похожую на стройный хоровод. Один из подопечных Киры, Сережа Тинин, преподнес ей в подарок деревянную досочку, расписанную собственноручно. На стенах Киры красовалось несколько картин этого талантливого мальчика, его работы раскупались на выставках в первую очередь, настолько необычны и талантливо выполнены были картины.
  Сережа сидел на инвалидной коляске и наблюдал за всеми из угла. Кира подошла к нему и предложила поесть.
  - Кира Викторовна, а можно я фотографии о вашей поездке посмотрю?
  - Конечно.
  Она принесла ему альбом и рассказывала, кто там снят и где она побывала.
  - А вот эта, смотрите!
  Кира стояла с Глебом на руках рядом с огромным баобабом.
  - Вы видите, видите? - восторженно кричал Сережа. - Вы помните?
  Незадолго перед отъездом Киры он нарисовал картину. Кира тогда узнала в героине себя, но никак не могла понять, откуда у нее ребенок и странное, огромное раскидистое дерево, никогда ранее не виданное. Сережа тогда сказал, что увидел это во сне.
  - Я был прав!
  - Ты - волшебник, Сережа, и я всегда это знала.
  Кира наклонилась к его макушке и поцеловала. По телу пробежала легкая дрожь, как это всегда бывает при столкновении с неизведанным, но столь пронзительным в своей истинности.
  
  Под вечер, когда интернатских детей уже собирались увозить, в дверь вдруг ввалился Дед Мороз. Додди, конечно, сразу же завопил "Стас!", но для остальных он явился самым настоящим Дедом Морозом при полном обмундировании и мешком с подарками.
  - А ну-ка, где тут детки, для которых я подарки привез?
  Он пытался басить, но получалось это плохо. Шоу-мен из него был неважный, но его старательность трогала. Женька пришла на выручку.
  - Так, если Дедушка не против, буду я сегодня Снегуркой и помогу ему раздать подарки!
  - Нет, внучка у меня уже есть! А вот старухи нет, бабушки Морозихи нет!
  - Да какая же из меня Бабушка Морозиха, дед?
  - Ничего, ничего, молодиться - это мы все любим. Давай, старуха, помогай мешок открыть.
  Дети заворожено смотрели, как Женя развязывала ленту на мешке и один за другим вытаскивала разноцветные коробочки с подарками.
  - Когда ты успел все это приготовить? - шепнула она.
  - Это не я, а девушки в магазине подарков. Ну что, будешь моей старухой?
  - Ах, хитрец, подарками купить решил? - продолжала шептать она. - Не выйдет.
  - А мы сейчас у детишек спросим, - громко произнес Стас. - Скажите, детки, берем мы ли мы эту девицу Бабушкой Морозихой?
  - Бере-е-ем!!!
  - Пусть скажет "да"?
  - Да-а-а-а!!!
  Стройный хор не оставлял Женьке никаких ходов для отступления. Веселились все, кроме Андрея и Киры, хотя они старательно улыбались. Звонок телефона потонул в общем гуле веселья, Кире пришлось выйти на крыльцо, чтобы расслышать звонившего.
  - Кира, тут конверт с ответом по запросу из архива ЗАГСа пришел. Извини, что так поздно звоню, сам только приехал и нашел его у меня на столе.
  - Вы на работе?
  - Да, срочное дело. А ты где?
  - В Апрелевке.
  - Тогда поздно уже ехать. Завтра приезжай. И пусть Андрей тоже приедет, хватит ему от меня прятаться.
  - А... а вы прочли, что там?
  - Конечно.
  Она ждала продолжения, но Зелотов молчал.
  - Валерий Маркович...
  - Да?
  - Лучше мне самой прочитать?
  - Именно. До завтра.
  
  ***
  
  
  Доктор Ламин Дамбо страдал бессонницей. Началось это каких-то две-три недели назад. Он списывал свою инсомнию на перемену погоды, на облачность, на давление, на перегрузки на работе. Раньше он как-то не замечал за собой таких расстройств сна, таких длительных и мучительных. И вроде бы хотелось спать, но в кровати мозг отказывался расслабляться. Жена заваривала ему травы, он пил снотворное, но все это помогало лишь на короткое время, и в итоге утром он все равно просыпался совершенно разбитым. Несмотря на повышенную занятость на работе - окончание года, отчеты, прессинг со стороны руководства, в уставшей его голове по ночам крутились вовсе не рабочие мысли. Отчеты свои он знал наизусть, не хватало лишь времени их написать, результаты исследований он тоже мог предсказать весьма точно, но следовало выполнять инструкции и накапливать необходимое количество пациентов для достоверности. Получалось, что выполнял он свою работу уже много лет механически, и интерес его с каждым годом уменьшался с внушающими опасениями темпами.
  Когда-то его приводила в восторг возможность прикоснуться к великим открытиям, стать частью команды ученых, готовых изменить мир медицины. Но чем дальше, тем больше понимал гамбийский доктор, что они здесь ничего не открывали и не изобретали. Все это делалось до них, в западных лабораториях, западными светлыми головами, а их институт использовали лишь как рабочую лошадку, на которой отрабатывали нужное количество больных. Регистрацию препарата невозможно произвести без энного количества испытуемых. Сотни, тысячи - в каждом случае свои требования. Что и проделывалось в их институте. А такие, как он, писали отчеты, сколько человек приняли пилюлю, сколько отреагировали хорошо, сколько плохо. Он не подтасовывал факты. Все его отчеты были абсолютно достоверны, в лжи он себя не мог обвинить. Он не боялся проверок и не боялся, что препараты, отчеты по которым он писал, приведут к более серьезным побочным эффектам, чем прогнозировалось. Да и не могло быть иначе. Однако это не умаляло тот факт, что все равно он ощущал себя винтиком в махине, общий механизм работы которой был не очень-то справедлив.
  Сколько регионов он уже вовлек в их исследования, и что? Проходили года, начиналось производство препаратов, фармакологические компании получали огромные прибыли и начисто забывали о тех, кто когда-то помог им провести это препарат через исследования. Ламин поднимал этот вопрос и предлагал заранее вносить в контракт между страной и спонсорами исследований, что в будущем, в случае успеха, определенный процент прибыли должен идти населению. Но его никто не хотел слушать. Вернее, те, кто хотел, никак не могли повлиять на контракты, а те, кто могли, и так не были обделены финансово, так что портить отношения с заказчиками им было невыгодно.
  Доктор частенько злился из-за собственной мягкотелости и беспомощности. Он понимал, что мог бы сделать что-то значительное, но не делает. Трусит потерять работу, трусит потерять репутацию, влиятельных друзей. И даже жену. Не раз она слышала, как друзья упрекали его. "Эх ты, Ламин, все прислуживаешь этим иностранцам, которые используют наш народ?". "Доктор, когда же вы в ЦИМИ уже начнете платить по счетам?". "Ты передай им, что это бесчестно, ты же один из нас. Или уже нет?". Она бы не злилась так сильно, если бы не видела, как пасмурнело его лицо при этом. Словно небо в дождливый сезон - ни лучика солнца не пробьется. Он выдавливал улыбки, совершенно неискренние, а потом, когда друзья уходили, сидел и опустошал бутылки гамбийского пива "Джил Брю". Поначалу она не вмешивалась, но со временем стала, нет-нет, да шипеть на него, чтобы он не вздумал слушать своих дружков.
  - Где тебе еще так хорошо будут платить? Откуда мы возьмем деньги на университет нашего сына? Если только заикнешься об этом в ЦИМИ, вылетишь оттуда с треском. Да так, что больше никуда не устроишься. Они так говорят от зависти. Потому что ты один из первых в Гамбии на врача выучился. Один из немногих получил работу, оплачиваемую на уровне европейцев. А они что?
  Доктор Дамбо молчал. Она была права, конечно, эта меркантильная женщина, только и думающая о том, сколько денег приносит ее муж. На учебу сына он уже скопил, теперь копил на новый дом. Так и жизнь проходит. Все время на что-то копишь. На дом, на образование, на более лучший дом, на более престижное образование детей, на свадьбу детей, на старость, на внуков. И копишь, и копишь, а годы проходят. А ты все дрожишь за свое место, боишься потерять источник своих доходов, потому что боишься, что настанет день, когда копить будет не с чего. И даже если на основные потребности уже скопилась неплохая сумма, все равно страшно, страшно не копить, остановиться, страшно ощутить зыбкую почву под ногами, страшно начинать все с начала в таком возрасте, когда уже думаешь о покое и стабильности.
  Но кроме страха поселилось в докторе еще одно чувство - стыда. И все благодаря этой белой женщине, которой почему-то не страшно было говорить, не страшно было расследовать информацию о некорректности некоторых исследований, не страшно было кричать на всех перекрестках о том, что жители гамбийских деревень должны получать не только бесплатное лечение на какое-то короткое время взамен на участие в разработке новых препаратов, но и более существенные бонусы в виде льготных цен на лечение в будущем, в виде процентов с продаж. Тогда, когда она остановилась у него в Бассе, она говорила тихо, ее голос дрожал от гнева. Она обвинила Ламина в молчании. В покорности системе, в отступничестве от своих идеалов.
  - Я не верю, что вы мечтали именно о такой работе, когда учились на врача! Я не верю, что вы верите сейчас в то, в чем пытаетесь меня убедить. Вы ведь сами все видите и понимаете. Вы ведь знаете, что это несправедливо и вы причастны к этому. И такие, как вы, причастны к медленной смерти больных раком. Тех, что служат инкубатором для размножения противораковых антител. Разве вы не знаете? Они начали с больных, но ведь могут дойти и до исследованиях на здоровых. Разве не так? Их ничего не остановит, их не заботит здоровье пациентов - разве только ради положительных результатов их исследований.
  Он тогда опешил. От ее напора, от обвинений. Он защищался, он возражал, но его аргументы казались жалкими и неубедительными. О больных раком у них вообще не принято было говорить с подобной точки зрения. Напротив, те, кто знал подоплеку, считали этот проект прогрессивным и очень перспективным. А то, что больных не лечили, как положено - так кто же их будет лечить? И ведь никто не задался вопросом спонсорам - а не дадите ли вы денег и на операции, и на химиотерапию? Хотя бы тем, кого еще можно спасти? Тем, у кого начальная стадия? Никто не поднял эту тему. В том числе и он, доктор Дамбо. А уж про ее намеки на эксперименты со здоровыми людьми... Он не знал ничего конкретно, но будучи осведомленным о методах работы некоторых из сотрудников, он не удивился бы, узнай, что такой беспредел возможен.
  Отчаянная женщина потеряла свою жизнь. Ламин умирать не хотел. И хотя преступники находились под следствием, он все равно не ощущал безопасности, находясь в Системе. А совесть мучила. Превратилась в бессонницу. В головную боль. А потом и в план.
  Первым шагом к выполнению плана послужила встреча с полицейским. Бен Скип знал, куда двигаться. Теперь он получил от Андрея практически все необходимые данные и тот просил его достать лишь документацию исследований в ЦИМИ, секретную документацию, чтобы подтвердить всю историю фактами. Скип уговорил его встретиться поздно вечером. Привез его для разговора на какую-то съемную квартиру на окраине Банжула. Все под покровом секретности.
  - У нас мало времени, доктор Дамбо. Объясню суть, и верну вас домой. Не беспокойтесь, никто не узнает о нашей встрече. Но содействовать нам - в ваших интересах.
  Скип рассказал ему немало интересного. Про белого миллионера, про его больного сына. Он выложил ему даже подробности лечения того ребенка. Скип не стал рассказывать ему, что, оказывается, в России тоже заинтересованы Гардози и его связями с российскими бизнесменами. И что они весьма охотно использовали всю эту историю, чтобы поближе рассмотреть всех героев истории. И даже без колебаний выдали информацию для Андрея Ладынина, зная, что это приведет к притоку новых данных. Кто там еще оказался рыбой, а кто наживкой, трудно сказать. Важно, что все двигались в одном направлении. Правда, лечение умирающих больных органы мало интересовало, но почему бы не помочь раскрыть это дело, если история хоть как-то поможет пролить свет на звенья цепи криминального алмазного бизнеса? Гардози еще тысячу раз пожалеет, что связался с этими русскими и их сумасшедшими проектами.
  - Вот здесь бумаги, мне прислали их через экспресс-почту. Вы ведь разбираетесь, доктор Дамбо? Вы разбираетесь, что это за схемы? Вы сможете достать документацию по новым видам лечения в ЦИМИ? Вы сможете проанализировать, какая между этим связь? В принципе, мы уже и так подозреваем, что к чему, но нам нужно ваше веское мнение. Факты. А достать их сможет только сотрудник ЦИМИ.
  - Почему вы обратились ко мне? У вас же там столько связей? И почему нельзя сделать официальный запрос?
  - Они слишком пугливы. И дрожат за свои шкуры. А вы мне показались другим. Они уничтожат всю документацию, если поймут, что мы все узнали. Или изменят записи. Все возможно.
  Бенжамин наблюдал за колебаниями Дамбо.
  - Ламин, - он положил руку ему на плечо, совсем по-дружески. - Я же знаю тебя. Ты - наш. Ты должен помочь. Это ради наших, понимаешь? Ради наших! Мы должны помочь закончить это дело. Мы должны остановить тех, кто превращает наших детей в подопытных крыс.
  - Это не совсем так.
  - Вот давай и разберемся. Но ты знаешь, что там дело нечисто.
  - И что вы тогда будете делать?
  - Посмотрим. Но чтобы что-то делать, сначала надо вывести всех на чистую воду. Ламин, мы должны действовать.
  
  В эту же ночь Ламин Дамбо подкупил охранников и проник в комнату Сары Роглик. Он знал, что все отчеты находятся у нее. Он светил маленьким синим фонариком и пытался открыть ее сейф. Скип снабдил его разными отмычками, но ни одна не срабатывала.
  - Могу я чем-нибудь помочь?
  Он выпрямился и застыл. Сарин голос звучал совершенно спокойно. У нее в руках тоже был фонарь, но она выключила его.
  - Я знаю, что ты ищешь, Ламин.
  - Знаешь?
  - Я давно уже жду, кого же они пошлют. Странно, что выбрали именно тебя. Почему? Ты работаешь на полицию?
  - Нет.
  - А на кого?
  Ламин молчал. Хотел сказать "Долг чести", но подумал, что Роглик не поймет.
  - Ты знаешь, что будет, если я доложу об этом начальству?
  Он кивнул. Его карьере пришел бесславный конец. Будет уволен с позором, ославлен на всю Гамбию.
  - Но я не буду этого делать.
  Он удивленно вглядывался в темноту. Силуэт Сары застыл в дверном проеме.
  - Я помогу тебе. Сейчас ты отправишься домой, пока тебя тут не засекли, завтра оставь свою машину незапертой на полчаса, в десять утра, я успею положить в нее конверт с нужными тебе копиями.
  - Откуда ты знаешь, что именно мне нужно?
  - Не волнуйся, знаю. Слишком много ночей я провела, не решаясь передать эти документы тем, для кого ты стараешься. Кроме того, я давно подозревала, что не все чисто в делах нашего отдела, но не знала до конца, в какое дерьмо мы тут все вляпались. Теперь я собрала всю документацию и ты пришел очень вовремя.
  - Почему?
  - Потому что, как ни банально это звучит, но я не хочу потерять работу. А подними я скандал - могу и сама оказаться крайней. Я сделаю все, чтобы подобной мерзости со здоровыми пациентами не повторилось, но я не хочу начинать скандал. Обыкновенная трусость, назовем все своими именам. - она кашлянула, прочистила горло. - Если ты сможешь вынести все это на публику - я тебя поддержу во всем..
  - Значит...?
  - Значит мы с тобой в одной лодке, Ламин. Иди спать.
  
  Удивительно, но в эту ночь Ламин Дамбо спал очень крепко.
  
  
  ***
  Профессиональный шпион сказал бы, что это полный провал операции. Арбенцев не был шпионом. Но все же это был для него полный провал. На всех фронтах. А ведь была возможность рассказать ей все. Еще тогда, когда она спрашивала о его романе с некой красавицей и истории с ребенком. А он струсил. Сказал, что все это ерунда, слухи, ничего интересного. А Женька верила ему, всем его словам. Смотрела в глаза и верила. Больше не спрашивала. Уверен, и другим рты затыкала. А теперь все истории его жизни выплывают, одна за другой, на поверхности ее информационного океана. Шокируя. Ударяя по самому больному - по доверию.
  Он знал, что Андрей не успокоится. Знал, что будет продолжать искать. И он, казалось, предпринял все шаги, чтобы Андрей не добрался до цели. Там, в Банжуле, в ЦИМИ, было легче следить за его передвижениями. К тому же Сара Роглик и еще два-три человека, имеющие непосредственное отношение к исследованиям, не знали истину до конца. А значит, не могли ее выдать. Здесь, в России, следить и контролировать ситуацию было сложнее. Но он старался. Старался предугадывать шаги Андрея и опережать его, перекрывая пути или ставя подкладывая ложную информацию. И архивы ЗАГСА он предусмотрел. Там даже подменили документы, изменили записи в архивных книгах. Он даже подумал о дублировании записей в базе данных ФСБ. Он предусмотрел, что там на него есть файл и все, что касается его имени, тщательно фиксируется в его содержимом. Ведь это только для прессы он фигура не слишком заметная, а для ФСБ - объект пристального наблюдения. У него там были свои люди, и он знал - в случае чего, они ему сообщат. Правда, он не думал, что это понадобится. Андрей - фигура нон-грата в МИДе, кто бы мог подумать, что он найдет выход на засекреченную информацию в органах? И даже Кира - мелкая сошка для таких структур. Как она убедила своего начальника откопать для нее эти данные? Арбенцев получил сигнал слишком поздно. Те, кто прикрывал его спину в ФСБ, доложили ему об утечке информации тогда, когда поделать уже было ничего нельзя. Кто знает, может, так оно и было задумано?
  Ну что он теперь скажет Жеке? Что можно сказать в такой ситуации? Прости, я не знал о том, какая Катя сволочь и что она там творит? Прости, забыл рассказать тебе, что у меня есть сын от Кати? Так, что ли? Он так и видел ее по-детски обиженное лицо, не верящее в происходящее. Впрочем, теперь уже наверняка она знает все. И о сыне, и о Кате, и об исследованиях. Знает все факты, что так старательно скрывались от нее. Старается понять, как так могло все получится. И не понимает. Он уверен, что она не понимает. Потому что она не знает, что чувствует он, Стас Арбенцев, для которого жизнь оборвалась в тот момент, когда у его маленького сына нашли рак.
  В ушах еще звенел крик Кати. Недавно он разговаривал с ней по телефону и она, как всегда, орала на него, что он во всем виноват. Что она страдает за всех, а виноват он, Стас. Что ее допрашивает полиция, что даже Гардози не хочет вытаскивать ее из этой грязи.
  - Почему ты все время говоришь, что виноват только я? Разве все, что мы делали, мы делали для меня? Ведь Максим и твой ребенок, ты помнишь об этом? Помнишь? И том, что ты пила всякую гадость во время беременности, ты помнишь?
  Он тоже кричал. К тому моменту они уже разучились разговаривать спокойно.
  - Никто не доказал, что антидепрессанты виновны в раке печени Макса.
  - А что тут доказывать? Ты знала, что твои антидепрессанты противопоказаны при беременности, но все равно пила их. Что тут еще доказывать? Узнай об этом Максим...
  - Не смей, слышишь? Ты меня слышишь? Не смей!
  
  А когда-то они общались весьма мило. Тогда, когда поженились. Тогда все казалось почти нормальным. Не считая ее внезапных истерик, которые, как оказалось, были просто частью манипуляций. Как и все ее мнимые болезни и приступы. Как и все, что она делала. Потом Катя забеременела, после чего и начался настоящий кошмар. Ее стало угнетать все на свете. Беременность раздражала ее, близость со Стасом раздражала еще больше, положение будущей матери нагоняло тоску и предвещало только одно - отказ от прежней жизни. Однажды Стас обнаружил, что она пьет антидепрессанты. Она заверила, что они безопасны. Потом уже врачи объяснили, что они могут вызвать уродства у плода. У их ребенка уродств не было. Максимка родился здоровым щекастым ребенком, и Стас готов был простить Кате все ее скандалы и истерики за то, что она произвела на свет такого чудесного малыша.
  В три месяца Максим вдруг стал заходиться криками плача, которые невозможно было остановить. Поначалу списывали на колики, потом на мозговые нарушения. Обследовали все, что можно, пока не заподозрили самое страшное. Диагноз "рак печени" прозвучал смертным приговором. Стас использовал все возможные средства - вывез его в Швейцарию, нашел лучших специалистов, лучшие лекарства. Максима прооперировали. Химиотерапия прошла нормально. Им дали пять лет. Пять лет на наблюдение и контроль. Если за эти пять лет ничего не случится, то ребенок, скорее всего, больше об этом страшном сне не вспомнит. Они жили в Швейцарии, так захотела Катя, под наблюдением лучших специалистов. Каждый месяц - анализы, сканирование, каждый месяц тревожного ожидания - ну что на этот раз? И облегчение, что еще раз обошлось. Еще на один месяц отменен приговор, еще один месяц можно спокойно дышать. Потом уверенности стало так много, что разрешили частоту обследований сократить. Раз в пол года. Боялись признаться и произнести это вслух, но каждый верил в то, что уже ничего не случится. С Катей он к тому времени виделся только из-за необходимости общения с сыном. У нее был личных психотерапевт и психаитр, она жила на антидепрессантах, хотя утверждала, что это просто помогает ей бороться с бессонницей. Он был даже рад, что ее контролируют врачи - так было спокойнее за сына. На личных отношениях с ней он поставил крест - избавившись от ее истерик и манипуляций, он вздохнул свободно и зажил своей жизнью.
  На пятый год у Максима обнаружили рецидив. Малюсенький очаг, едва заметный. Вновь операции, вновь химиотерапия. Только на этот раз надежды было намного меньше. И уже не верили врачам, что может обойтись. И на статистику смотреть не хотели. Было страшно. До колик, до перебоев в сердце страшно, что в один прекрасный день они его потеряют. Именно тогда период совпал с тем, что Стас начал вести дела с Гардози, итальянцем, развернувшемся на африканском континенте. У обоих был общий интерес в алмазном бизнесе. Стас был готов на любые, даже рискованные сделки. Ему нужны были деньги. Гарантии, что если и существует способ спасти его сына, то у него хватит на это средств. Гардози пригласил Арбенцева в Африку, и на одном из банкетов они встретились с директором ЦИМИ. Стас прилично выпил, он тогда вообще много пил, и поделился с ним своей проблемой. То, что в ЦИМИ ведутся исследования по разработке нового лечения от рака печени путем выработки моноклональных антител к раковым клеткам печени, перевернуло для Арбенцева весь мир.
  Организовать все оказалось просто. Деньги решают многие проблемы. Изначально Стас сделал непоправимую ошибку - он рассказал обо всем Кате. Он не учел, что ее маниакальная страсть все контролировать и везде принимать участие может обернуться ему таким боком. Он настояла, что станет частью плана. Так как в случае отказа, она могла все испортить своим неуемным языком попытками вмешаться другим путем, ему пришлось разработать план с ее участием. Боже, как он теперь раскаивался в этом! Но тогда... Тогда венгерскому почетному послу заплатили за гостеприимство и дали значительный грант на поддержку его бизнеса, за что он представил всем новоиспеченную племянницу Кейт Ритц, а потом уже Гардози взял ее под свое крылышко. Продумали все так, чтобы появление Кейт не было связано с исследованиями в ЦИМИ, но чтобы при этом она имела доступ к важной для них информации. Сделка устраивала всех. Гардози использовал Кейт в качестве ширмы в ханжеской мусульманской стране и в качестве предоставляемой услуге Арбенцеву, Кейт использовала Гардози в качестве ключика к ЦИМИ и предоставления статуса патронессы ЦИМИ, Стас финансировал исследования и на суперльготных условиях заключал сделки с фирмой Саймона, закрывая глаза на происхождение их алмазов. Он сознательно ничего не выяснял, следуя золотому правилу "меньше знаешь, лучше спишь". Его никто не мог бы обвинить в участии сбыта алмазов за оружие, потому что он попросту никогда об этом не спрашивал. Стас не был слепым и глухим идиотом, и прекрасно осознавал, что Саймон не без скелета в шкафу, а , значит, выбирать его в партнеры небезопасно. Но у него был стимул. Он оказался повязан с Саймоном. Катя, казалось, справлялась со своей ролью превосходно. Она была в курсе всех мелочей и держала в курсе дела Стаса. Он стала его представителем, и сделала все так, что он уже не мог обходиться без нее. Они все стали соучастниками, и уже невозможно было бы разорвать звенья этой цепи без фатальных последствий.
  
  И, возможно, никто бы, включая Стаса, никогда не узнал бы об экспериментах на здоровых пациентах, если бы не Кристина. Если бы она не заинтересовалась судьбой Додди, а потом и судьбой остальных пациентов, исследования спокойно продолжались бы, дав то, чего от них ждали Стас и Кейт. Если бы исследования дали положительный результат. Если бы лечение подошло Максиму. Если бы клетки его опухоли среагировали так же, как и клетки исследуемых. Много "если бы", но об этом никто не задумывался. Все упорно шли к намеченной цели. Официально к исследованиям подключилась одна фармакологическая компания. В случае успеха новый метод лечения сулил принести громадные деньги. Но на клинические исследования и все стадии одобрения на всех инстанциях могли уйти годы, десятилетия. У Стаса с Кейт не было в запасе этого времени. Они давали деньги в неограниченных количествах - на препараты, на персонал, взятки, на решения этических комиссий, на поддержание больных в отделение, и даже совсем на другие исследования, лишь бы это, самое нужное исследование, не прекращали, а продвигали гигантскими темпами. Они только и ждали сигнала - в случае маломальской надежды, проблеска, первых подтвержденных случаев регрессии опухоли, они готовы были применять данный метод на своем мальчике. Додди стал первым, давшим реальную надежду. Были еще пациенты, но у них результаты были не столь обнадеживающими. Говорили, что препарат требует усовершенствования, дальнейшего тестирования. Но надежда есть. Потенциал огромен и реален. У Додди размеры опухоли уменьшались на глазах. К тому же, опухоль его была идентична той, что нашли у Максима. Моноклональные антитела, успешно ведущие борьбу с опухолью Додди, вполне реально могли так же успешно бороться и с раком Максима.
  Кто бы не воспользовался этой возможность, окажись на месте Арбенцева? Кто? Любой другой поймет это, но поймет ли Женя?
  Он найдет ее. Он объяснит. Он все попробует объяснить. Теперь не будет кривить и вилять. Теперь только правду. Только бы она согласилась его выслушать. Только бы не замкнулась, не закрылась для него навсегда.
  
  Женя, я тебя умоляю, просил он. Выслушай. Можешь потом никогда со мной больше не разговаривать. Можешь предать меня анафеме. Можешь делать, что хочешь. Только выслушай.
  Она разрешила ему приехать и встретиться с ней в кафе. Он с трудом узнал ее. Мертвенно бледная. Как будто кто-то умер. Она молча дала ему пройти, села напротив. Она приготовилась слушать. Не потому, что все еще верила ему. Не потому, что ожидала услышать оправданий. Она дала ему шанс высказаться, чтобы еще раз убедиться, как ошиблась, чтобы убить его в себе окончательно. Чтобы и он понял это, прямо здесь, сейчас, что все кончено. И по-другому и быть не может.
  Он набрал воздуха, словно на суде перед дачей показаний. Терять нечего. Все и так потеряно, разрушено.
  - Про моноклональные антитела, так называемые МАТы слышала? Конечно, нет, о них знают только медики. И я. Я уже стал экспертом. Это клетки нашего иммунитета, вырабатываемые в ответ на чужеродные клетки. Для каждого вражеского агента - свой специфичный МАТ. Они способны творить чудеса. Эти малюсенькие клеточки с почти матерным названием способны уничтожить рак. Если правильно их применить. А как правильно - пока только исследуют. Для некоторых видов рака уже даже выпустили препараты из МАТов. Но только не для рака печени. Потому что к каждому виду рака должен быть свой, специфичный МАТ. А знаешь, как их добывают? Впрыскивают мышам раковые клетки, ждут, пока у тех не образуется рак и их иммунная система не начнет вырабатывать МАТы. Из этих МАТов потом создают гибриды, которые мультиплицируются и используются для лечения. Их можно даже особым образом программировать, прикреплять к ним вещества, разрушающие раковые клетки. Они как ракета с точным прицелом - добираются до цели безошибочно. Но вот беда - с раком печени дело никак не двигалось. Мышиная печень никак не хотела производить рак, похожий на человеческий. А людям раковые клетки никто впрыскивать не станет. Если только не найти тех, у кого этот рак уже есть, и не прооперирован, выждать время, накопить МАТы, вырастить, опробовать их. Но при этом одно "но" - у этих больных должен быть рак. Не удаленная опухоль. Но кто же даст в обиду своего ребенка? Кто позволит испытывать новый вид лечения, оттягивая операцию? Никто. В развитом государстве - никто. А в стране третьего мира - возможно. И под рукой прекрасно оснащенная лаборатория. И целая орда жаждущих открытий ученых. И несколько больных с раком печени в разной стадии. И надежды на лечение у них никакой. Их не оперируют. За их лечение никто не берется. Но можно попробовать лечить их новым, не до конца опробованным методом. Он может им помочь. Может и не помочь. Но они и так уже обречены. А новое лечение может дать надежду. Продлить жизнь. К тому же, их клетки могут помочь другому ребенку выжить. Почему бы не помочь? Ну вот скажи мне - почему бы не помочь?
  
  Она замерла. Застыла. Окаменела.
  
  - Вы вводили здоровым людям раковые клетки. Они ведь могли заболеть раком. Я даже не знаю, каким словом это можно назвать.
   Этого он боялся больше всего. Это он объяснить не сможет.
  - Женя, я не знал, я клянусь тебе чем угодно, что я не знал об этом. Это стало для меня такой же шокирующей новостью, как и для тебя. Катины бредовые идеи перешли все границы дозволительного, тут я с тобой полностью согласен. Но это делалось без моего участия. А что касается остальных больных, того абсолютного большинства исследуемых пациентов, включая Додди, у которых был реальный рак - то для них делалось единственное возможное в тех условиях. Единственное, понимаешь?
  - То есть вы просто позволили Додди медленно умирать?
  - Нет. Его опухоль не растет. Он не умирает. Как раз это и привлекло к нему внимание. Подобные исследования велись давно, и у этого мальчика обнаружился удивительно сильный иммунитет. Он не сдается, он стабилен. Его опухоль даже уменьшается. Он поддается на лечение!
  - Но... Я не понимаю.
  Она с трудом шевелила губами.
  - Ведь его можно было прооперировать.
  - И что потом? Химиотерапии в Гамбии нет. Что бы с ним делали дальше? Без химиотерапии операция бессмысленна.
  - Это ты так считаешь. Вы ведь не пробовали. Не дали ему ни одного шанса. Просто наблюдали, как он умирает. Мне Сара рассказала, что его операция была нежелательна для исследования. Как и операция остальных. Это сорвало бы исследования. Это жестоко, Стас. И ты не можешь не понимать этого.
  - А не жестоко было бы не дать моему сыну шансов?
  - Но если эти, как их, эти клетки могут мультиплицироваться, почему бы не взять несколько и отстать от больного ребенка?
  - Потому что надо исследовать их эффект. Потому что метод пока не прошел все положенные испытания. Препарат, созданный из этих конкретных МАТов, еще не готов к применению. Между прочим, Додди тоже пытались ими же лечить. Это лучше, чем ничего. Возможно, он еще излечится даже. Тебе ведь здешние врачи сказали, что его опухоль регрессирует.
  - Возможно. Но его все равно надо оперировать. И это можно было бы сделать намного раньше. Он был вашим подопытным кроликом. Вы и сейчас ждете, поможет ли ему лечение. Только я не дам вам спокойно наблюдать за тем, как увеличиваются его шансы на смерть при оттягивании операции.
  - Его было некому оперировать там, в Африке. И это лечение МАТами - было лучше, чем ничего!
  - Вы звери. Нелюди. Это бесчеловечно, Стас. Вы воспользовались тем, что у тех людей нет выбора. Ну не притворяйся, что ты этого не понимаешь. Я просто не могу поверить в это. Я могу понять, зачем ты это делаешь, но я не могу поверить, что ты не отдаешь себе отчет, как это жестоко. Ведь там и сейчас люди так же ждут своей медленной смерти, правда? А вы забираете их клетки и выращиваете для своего сына.
  Женька совсем сникла. Она даже возмущалась как-то вяло. У нее не хватало эмоциональных сил на возмущение, гнев. Вся ситуация била настолько больно по всем возможным точкам, что перехватывало дыхание.
  - Вы могли бы дать денег на лечение, на операцию, на химиотерапию. Вы использовали этих детей, как мышей, как крысят, которыми после опыта никто не интересуется. Если бы их потом нашли на помойке, вас бы это ни капельки не взволновало.
  - Ты неправа. Мы дали им возможность получить новый вид лечения.
  Он готов был повторять ей эту фразу миллион раз. Как повторял себе. Только этим ведь можно было убеждать себя в правоте. Задавался ли он этими вопросами раньше? Конечно, задавался. Только Максим был важнее и роднее, чем никому неизвестные больные в далекой стране. Клинические испытания все построены на подобных принципах - при безнадежности ситуации применяют новый метод. Если поможет - хорошо, не поможет - так и так надежды не было. А финансировать все операции в планы не входило. Это было за рамками исследований и даже не обсуждалось.
  - Вы давали им препарат, не зная, насколько он эффективен. А то лечение, которое заведомо эффективно, они не получали. Господи, как мерзко...
  - Жека...
  Он потянулся к ее руке. Он всегда так делал, когда хотел что-то объяснить. Когда хотел передать ей свои ощущения не только через слова, но и через тепло рук. Она медленно убрала свою руку, потерла место, до которого он дотронулся, словно ушиб.
  - Да, я виноват, я знаю, как я виноват, особенно в твоих глазах.
  - Да при чем тут мои глаза, Стас? - еще спокойно произнесла она. - Передо мной ты не виноват. Я ведь не Додди, не пациент с непролеченным раком, не здоровый человек, которому ввели раковые клетки, я не убитая Кристина, в конце концов.
  - К ее смерти я не имею никакого отношения. Вы ведь выяснили. Я знаю, что вы все выяснили с Андреем. Вы знаете, что я не имею к этому отношения.
  - Имеешь. И ты, и Гардози, вы все косвенно причастны хотя бы тем, что позволили продолжаться таким омерзительным исследованиям. И даже Сара Роглик. Ведь она догадывалась, в чем дело. Она не могла не связать концы с концами, она умная женщина. Но не предотвратила. Как и вообще все это исследование.
  - Никто не знал, что Катя на это способна. Никто не ожидал этого. Никто не хотел смерти Кристины.
  - Ты ведь со мной тоже из-за этой истории решил сблизиться, да? Можешь не заходиться слюной, возражая мне. Наверное, я не сделала того, чего ты ожидал. И я очень рада. Особенно рада, что Додди теперь со мной. Можно сказать, ты подарил мне ребенка. Ха-ха. Разве не смешно? А про своего ребенка на минуточку забыл сказать. И о Кате распрекрасной. И об экспериментах. Обо всем забыл сказать. Наверное, я не стоила твоего доверия. Я не из тех, кому можно доверять - простушка и болтушка, дурочка, идиотка, каких можно только использовать в своих целях, а потом выбросить за ненадобностью.
  - Ну зачем ты так, Жека? При чем тут не доверял? Я просто боялся, что ты не поймешь, боялся потерять тебя. Я бы все рассказал тебя - со временем, когда ты была бы более готова понять все правильно. Твое неведение оберегало тебя и от Кейт и тебя самой. Ты же знаешь, что я люблю тебя.
  - Да-да, ты вообще весь мир любишь. Это я поняла очень хорошо. Боюсь, в твоем любвеобильном мире для меня места нет.
  - Ты не можешь...
  Стас запнулся. Сглотнул комок в горле.
  - Ты не должна все воспринимать так. В таком свете. Ты не хочешь посмотреть на все с другой точки зрения.
  - Мне кажется... Я думаю, что у тебя не осталось никаких прав указывать мне, что я должна делать. Мне это просто не интересно. Ты омерзителен. Вместе со своей Катей-Кейт. Вы убийцы. Мне очень жаль вашего сына, но я никогда не пойму, как вы могли...
  Тут она почувствовала, что вот-вот расплачется. Она бросилась прочь от него. Прямо по улице, расталкивая прохожих. Не думая, куда бежит. Прочь. Подальше. Туда, где безопасно. Где можно выплакаться. И подумать о том, как страшно жить. В мире, где люди играют жизнями других людей. Где те, кому не повезло родиться в стране бесправия, лишены самого элементарного - права на выбор. На помощь. На информацию. Права знать, в конце концов, что с ними происходит. Они подписывают документы, которые не могут прочесть. Врач - Бог. Он может все. Он знает все. Ему можно верить. Им все равно, кто платит. И почему платит. Им все равно, для чего все это. Им важно одно - их лечат. Они в госпитале. Здесь безопасно. Мать Додди тоже так думала. У нее не было выбора. Но у Стаса был. Он мог не только использовать больных людей. Он мог дать денег на лечение. Нормальное лечение. Оправданное, эффективное. Но он не делал этого. Гуманитарная помощь строго ограничивалась рамками личных интересов. Он использовал их. Как и ее. Она даже не знала, от чего более всего мерзко на душе. Все вместе сплелось в такое отвратительно месиво, что и дышать было трудно.
  Вся ее жизнь - это проблема доверия. Когда-то у нее был брат, которому она доверяла, ее вторая половинка, ее надежное плечо. Потом он зажил своей жизнью, и надежное плечо в ее жизни так больше и не появилось. На довольно долгое время творчество настолько поглотила ее, что она не замечала недостатка, но потом проблема все же обнажилась, обнажив и ее трудность доверять людям, особенно после ошибок и разбитых корыт. Стасу она поверила. Безоговорочно. До такой степени, что готова была не верить даже своему любимому брату. Возможно, именно поэтому Андрей выложил ей все залпом, не стараясь смягчить факты. Катя, больной сын, эксперименты над людьми... Все это время он ей врал, все это время он использовал ее доверие как пластилин, из которого можно лепить что угодно. Ее доверие, которым она так дорожила, оказалось выброшенным на свалку.
  
  ***
  
  
  "Привет, Кира. Как дела? Как поживают Андрей и Глеб? У нас тут все нормально. Проект идет, у нас в проекте теперь есть деревня, где совет старейшин поддержал нас и теперь об обрезании девочек можно разговаривать свободно, можно открыто говорить о нарушениях прав человека и о возможных осложнениях. Уми в восторге. Теперь у нее много дел. И это только начало.
  Ты наверняка удивлена, что я пишу тебе. Но я не зря попросила у тебя электронный адрес. Я знаю, что Андрей не захочет это обсуждать. Не уверена, захочешь ли ты, но все же... Я наблюдала за тобой и мне кажется, я увидела в тебе человека, готового на действия ради правой идеи. Именно об этом я и хочу поговорить. Я встречалась с Бенжамином Скипом, мы долго обсуждали, что случилось с Кристиной. И мы решили, что наказание Кейт - это лишь верхушка айсберга. За ней стоят такие люди, как Саймон Гардози. Именно такие, как он, разлагают Африку. Именно из-за них процветает беспредел и криминал. От таких людей надо избавляться. И делать это с помощью закона. Мы хотим начать с малого. Поднять историю убийства с Кристиной. Поднять дело о неэтичных исследованиях. О том, как продажно наше правительство, соглашаясь на все ради денег, даже на эксперименты над собственными братьями и сестрами. Ты можешь помочь нам. Мы не хотим ограничивать наше расследование только случившимся с Кристиной. Мы хотим пойти дальше - поддельные лекарства, алмазы и оружие, незаконные сделки, кровь и смерть ради чужой выгоды. Нам нужны помощники на всех континентах. В России находятся дилеры, посредники между торговцами оружием и алмазами, ты можешь помочь нам с информацией. Ты можешь организовать там НПО по борьбе с криминальным алмазным бизнесом. Мы не можем полагаться только на власти и органы - они коррумпированы и медлительны. Мы должны подключать общественность. Мы будем снабжать тебя информацией, ты - нас. Деньги мы найдем. Наша полиция тоже с нами. Главное - мы сможем убедить людей в том, что эти люди - зло, живущее среди нас. Их нельзя прощать. Мы можем приостановить войны, мы можем очистить Африку от нечисти вроде Гардози.
  Прости, если озадачила тебя. Буду ждать твоего ответа. Передавай привет всем моим друзьям.
  
  Целую,
  Фалуке Джало"
  
  Встаешь себе спокойно утром, когда не надо никуда бежать, завариваешь кофе, включаешь компьютер и открываешь почтовый ящик. Радуешься, видя имя друга из далекой страны. Открываешь, читаешь и чуть не опрокидываешь кофе на клавиатуру. Вот тебе на! И с чего это Фалуке решила, что Кира - потенциальный борец за свободу Африки? И какой надо быть наивной, чтобы подумать, что какая-то мелкая сошка вроде Киры сможет раскопать имена дилеров, за которыми охотиться Интерпол и иже с ними годами и никак не может найти? Фалуке не представляет себе размеры России. Она думает, это как в Гамбии с полуторамиллионным населением - все, как на ладони. Наверняка, это ее Скип убедил. Он-то заболел этой идеей убрать Гардози с самого начала. Теперь, видимо, после успешной операции с раскрытием убийства Кристины, и вовсе загордился и решил идти дальше. Уж чем он очаровал или загипнотизировал Фалуке, трудно предположить, но письмо ее явно вне всяких разумных рамок. Начиная с адресата заканчивая самой идеей. Вот Женька еще могла бы больше этим заинтересоваться, но ей сейчас точно не до этого. У нее есть свой мир, требующий максимум внимания. Здоровье Додди для нее сейчас будут важнее любых других вопросов.
  Кира нажала "переслать" и вставила адрес Андрея. Но на "отослать письмо" так и не нажала. А если предположить, что его это заинтересует? А если предположить, что он решит, что это продолжение дела Кристины? Захочет принять участие? А если он не увидит все безумство затеи? Вряд ли, конечно. Она представила себя и его, обсуждающих это письмо. А потом представила Кристину на своем месте. А чтобы сказал она? Как бы отреагировала? Ринулась бы в Африку помогать Фалуке? Бросилась печатать обличающую статью о "грязных" бриллиантах, продающихся в ювелирных магазинах? "Прежде, чем купить подарок своей любимой, подумай, сколько крови пролилось из-за этого куска прозрачного камушка", так и виделись строки на газетной полосе. Но ведь Андрей ее за это и полюбил - за отчаянность, за то, что близко к сердцу принимала проблемы всех, готова была помогать даже в самых беспросветных проектах, если верила в саму идею. А что же она, Кира? О чем думает прежде всего она? О заведомом провале затеи. О том, что это очень далеко от ее насущных проблем. О том, что это глупо и рискованно, в конце концов, даже заикаться об этом. Именно рискованно. И малейшее движение, особенно здесь, в России, может вызвать такой резонанс, что поставит под колпак риска всех близких ей людей. В том числе и Андрея. И Глеба. А кому это поможет? Люди, которым даже повода не надо, чтобы начать войну, не прекратят ее только из-за того, что какая-то из многочисленных сделок отменится. Гуманитарная помощь была и будет служить прикрытием для других, подводных, отношений. Кристина уже пострадала. Кто следующий? Скольких людей это затронет? Что в итоге? Псевдо свет в конце тоннеля? Может будет, а может нет. А пока пользуйтесь факелами, спотыкайтесь, падайте, разбивайте головы, но двигайтесь дальше.
  Она не хотела. Не хотела рисковать, не хотела менять всю свою жизнь ради призрачной идеи. Она была реалисткой, практичной, осторожной, продумывающей каждый шаг. Даже если ей придется однажды разойтись с Андреем и Глебом навсегда, даже если однажды она вновь станет для них чужой и далекой, она все равно ни за что на свете не хотела бы подвергнуть их жизнь малейшему риску. Ей не нужна была слава человека, приблизившегося к раскрытию преступления века. Ее не прельщало то, что ее действия могли бы кому-то принести пользу, кому-то незнакомому, возможно, и не нуждающемуся в ее помощи. Она прекрасно отдавала себе отчет, что рассуждает, как наседка, заботящаяся только о своих подопечных. Судьба близких ей людей волновала ее куда больше, чем незнакомых.
  
  
  
  
  
  
  Ника Муратова
  2006
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"