Аннотация: В книге "Записи 2008 года" Михаила Георгиевича Мурашкина речь идет об инонаучной картине мира, которая включает в себя религиозное, мистическое, эзотерическое, эстетическое.
Михаил МУРАШКИН
Записи 2008 года
Днiпропетровськ
"СIЧ"
2010
УДК 081/082
ББК 94; я44
М91
В книге "Записи 2008 года" Михаила Георгиевича Мурашкина речь идет об инонаучной картине мира, которая включает в себя религиозное, мистическое, эзотерическое, эстетическое.
ISBN 978-966-511-389-5 No Мурашкин М.Г., 2010
ПРЕДИСЛОВИЕ
"Записи 2008 года" Михаила Георгиевича Мурашкина выходят после таких книг как "Записи 2000 года", "Записи 2001 года", "Записи 2002 года", "Записи 2003 года", "Записи 2004 року" "Записи 2005 года", "Записи 2006 года", "Записи 2007 року". То есть "Записи 2008 года" - это девятая книга по счёту.
Автор книги не изменяет своей традиции выделять две части текста. Одна часть текста на полотне страниц книги - художественные произведения. Другая же - эссеистика и публицистика. Здесь на пространствах страниц все с более низким уровнем эстетического, то есть не художественное, выделено квадратными скобками. Они вмещают не художественные тексты. Художественные же тексты лишены квадратных скобок и размещаются непосредственно, вписаны в белизну страниц без всяких отделений.
В книге "Записи 2008 года" кроме текстов на русском языке есть также тексты на украинском, написанные в том же году.
Книга содержит в себе всё, что было написано автором за год. Здесь и стихи, и проза, и эссеистика, и публицистика. Темы эссеистики и публицистики в основном касаются религии, мистики, эзотерики, эстетики. То есть речь идёт об инонаучной картине мира.
Однако книга "Записи 2008 года" Михаила Георгиевича Мурашкина затрагивает не только инонаучные темы, но и научные, а также бытовые. Поэтому данные записи могут быть интересными и полезными широкому кругу читателей.
ПИСЬМО. 2008.
...
...
Семя уходит в песок. Вместо того, чтобы в тело, в женское тело ушло, и породило жизнь - девочек, мальчиков много, чтоб расселять по планетам, чтоб утверждать человечье.
Семя уходит в песок.
Разумный ли человек?
Разумное существо?
А как говорит о себе!!!
Я приоткрою дверь. Послушаю, что он глаголит.
Заплачу что только сил.
Семя уходит в песок.
Выход не найден совсем.
...
...
Безысходно шумит океан. Безысходно шумит что-то в нервах... и - в душе.
Думы; думы... Идут и идут...
Что оставлю я сиротам-детям, так гуляющим важно по миру?
То всё дети, все люди Земли. Ни о чем говорящие просто.
Ни о чем говорят. Сбить лишь с толку хотят. Лишь желание жить, и не боле...
Что оставлю я людям-сиротам?
О любви было сказано много.
Ну, а воз?
Ну, а воз... Он всё там же.
Та же жажда цвести и цвести.
Я оставлю тот маленький кейс. Там записка, и слов очень мало: "Умереть ради жизни живой, чтоб в веках могло длиться начало".
...
...
Я порою узнал не тебя. Закружил. Закружил. Закружил. Я порою узнал тихий час, тех раскидистых веток прохладу, жажду жизни, что так утоляет, воскрешая в душе огонёк, малый-малый, но главный из всех; остальное всё чахнет и чахнет, умирает, и так - насовсем. Остается основа, основа. Огонёк! Ветер дунет сполна...
И уж нет его, нет?
А взберусь я на гору!
...
...
Всё проходит порой, проходит. Всё промчится, промчится однажды. Забелеет уж иней висков. Кожа станет морщинистой очень.
Это осень твоей души. Там прохлада тенистых парков. Ещё холода нету того, что нельзя совместить с нашей жизнью. Но приблизились мы ко всему, что есть мир неподкупно-простой, мир покоя, холодных просторов, ледяных оснований Вселенной. Там нет нас, ох, живых, тех живых, что, пульсируя, жаждут.
Пока осень тенистых аллей..., на душе та прохлада, что знает размышленье под тенью сосны. Это нужно, чтоб вспомнить о жизни. И потом никогда не забыть. Хоть порою раскаянье точит.
...
...
Всё; ухожу; улетаю. Куда? И зачем? Почему? Душа моя нервная, нежная, вдруг превращается в камень. Душа моя камень и нежность; сразу и то и другое.
Всё; ухожу; улетаю. Туда. И за тем. Потому...
Просто другой я однажды, стал, воскресив первородность.
...
...
Смотрят эти глаза, что с неба, неба высших вершин душевных...
Смотрят эти глаза, что с неба. И в меня, в мою душу, в просторы, что в глубинах душевных раздались, так значительно, небу под стать. Там вселенные тоже клокочут, уходящие в пропасть куда-то, в ту бездонность расщелин, что жизнь начертила в нейронных сплетеньях. Там просторы теплятся немного, а порою - гарячие очень.
А что небо? Холодное впрочем. Солнце разве что шпарит огнём. Но что Солнце с просторами Космоса? Так мало; как душевный мой пыл, когда я зацеплюсь языками с моим братом, сестрой и роднёй, возжелая родню увеличить до размеров Земли как планеты.
...
...
Прихожу. Говорю: "Я есть". Ощущаю возвышенность духа. Но не смотрит никто на меня. На меня и единственный глаз не направлен.
То сиротство. И я ни при чем? Мои мысли и чувства, и сущность? Что, не нужно все то никому? Тот контакт?
Мне утопнуть лишь только осталось.
А пойду-ка я в прорубь со льдом окунусь; если выживу, будет то счастье.
...
...
Как заглянуть в ту даль безбрежную, что называем жизнь в будущем? И как увидеть несравненное, что вещим сном возведено? Возведено, конечно, к небу, к мольбе безмерной о безумстве, что против всякого, что жизнь всю унижает..., принижает..., своё выпячивая благо, что для себя лишь светит вечно, а значит, без учета нашего совместно верного, святого, объединяюще-прямого пути вперед для дальних странствий в никуда, чтобы и там взрастить ту жизнь, что веселить так сможет взоры, чтобы и там, превозмогая, расти, цвести на благо падшим, их трансформируя в иное, снимая грех их, возрождая к бессмертью всех сторон на свете.
...
...
Я не заметил, как я стал старик. Много лет промелькнуло так сразу.
Фигура такой измененною стала.
Что затем?
А затем - держись.
Новой жизни поклонником стань.
...
...
Опять и вновь я подымаю крылья.
Опять и вновь я говорю всё о тебе... Всё о тебе, мой милый.
И что ты будешь делать, когда закатится заря, заря? Что, тьма? Что тьма на белом свете? Ударь же камни; пламя воскреси. Сильней, сильней, в удар вложи всего себя. Отдай себя. Зачем себя хранишь? Чтоб тьмой оборотиться?
Движенье воплоти. Воскреснет пламя.
Потом лишь созерцай, покой медитативный сохраняя.
И то, как передышку от движений.
...
...
Тёмные комнаты.
Листья деревьев по стенам колышутся.
Тени их ходят.
Как уберечься на белом свете?
Так говорил я в потёмках однажды - и размышлял...
Как уберечься на белом свете?
Вопрос задавал.
Не знаем, что делать. От того мы так в праздность кидаемся. Кумиров всё ищем. Иль развлеченья.
...
...
Я не сеял и я не пахал.
Жил свободо, срывая бананы.
Ветер, ветер, скажи мне, ты кто?
Все бананы мои поламал.
А мои они были? Мои?
Я не сеял и я не пахал.
Ветер, ветер, твоё всё то диво, что кормило меня много лет.
Упадаю к тебе на коленях.
Распластавшись, я весь пред тобой, лишь молю мне продлить пару дней. Ты могучий, о ветер; всесильный. Всё ты можешь. И всё здесь твоё.
Пару дней только дай!
Этого будет достаточно мне, чтоб вогнать твои силы в трубу, чтоб сковать твои силы железом.
Но, Космический ветер, забыл я?!
...
...
Сумрачно всё в этом мире. Камни. Всё камни, и твердь. Мягкого нету, не сыщешь. Разве немного живого где-то затерянным будет среди комет и планет, миром спокойным живущее.
Живое то мягкое, нежное... Как уцелело оно?
Впрочем ещё сколько будет тихо и плавно трубить, жить и трубить о своём, что продлевать надо время, как-то бороться с тем камнем, что норовит размозжить мягкость телесную, тело.
А море?
Море. Ах, нежное море! Воды его так мягки.
Нет; неживое оно. Ласкает прибрежные камни. Ласка ли то, расскажи? Просто шлифует, шлифует... И превращает во что? Впрочем не знает само. Оно неживое совсем. Нет в нём заботы о ближнем.
...
...
Я поднимаю голову. Я гляжу вперёд. Там пространства навзнич мне предстают постепенно.
И без конца, без конца; будто я их не знаю, что они представляют.
Я в курсе. Их не счесть.
И я попадаю в тиски. Их не могу охватить. Они же хватают, и всё тут. Мне никуда не деться. Не вырваться мне никак.
Я опускаю голову. И не гляжу никуда. Но это только на время. Жизнь требует жить. Поднимаю голову снова. Усилие. Взгляд вперёд. И так - без конца в попытках.
Тем бесконечный впрочем.
Вот вся бесконечность моя.
...
...
Расселять по планетам людей.
Может, кто уцелеет когда-то, в том далёком будущем мире, для которого нету названий.
Мы не знаем совсем, что там будет.
Раздвигаем ноги - сношаем.
Раставляем ноги - рожаем.
Расселять нам детей по планетам.
Может, кто уцелеет когда-то.
...
...
Вот он я. Стоящий. Смотрящий. И куда? В бесконечную даль? Что затем?
Отложу-ка я дело. И конкретно взгляну на миры. Их не счесть. Мириады созвездий небесных. Небо синее, всё в желтизне. Что я - мал? Да, я мал бесконечно. Созову я друзей. И про это, лишь про это глаголить начну.
Солидарны должны мы быть все. Раскажу это всем, всем, кто есть. Солидарны для жизни, для жизни. Расселяться скорей по планетам. Пока вихрем не сбросило вдруг.
Мы все есть. Но нас мало, однако. Побороть что мы можем звезду? А другую, другие, что светят? Их не счесть; их не счесть до конца. Напрягаться нам надо отчаянно; и служить только правдой одной тем мирам сотворённым всем людям, для людей, без конца для людей, всех, хранящих людское начало, телом множить такое с лихвой, чтоб хватило на случай обвала, и облома, и нервного срыва.
Закачу я глаза вдруг однажды. Засучу рукава - и в пространства...
И месить, и месить все миры без конца, чтобы жить...
Да всё жизнь-то это. Жизнь для жизни. А что же ешё?
...
...
Горы. Долины. Долины. Затем предстаёт океан. Волны свирепые свищут. У берега - шума от них.
Но в мыслях затишье. Расправил себя средь просторов Вселенной; вовеки.
Вечный ты, что ли, скажи?
Нет! Набегают проблемы. Мир обустраивать надо. Чтоб тело в надежде на вечность могло настроенье иметь.
...
...
Стою. Смотрю. Не вижу ничего. Лишь только звёзды, звёзды, звёзды в небе. А дальше - тьма, всё тьма и тьма.
А звёзды - крохи в этой тьме кромешной.
Неужто поглотит она нас всех?
А звёзды лучше?
Они жар для тела!
О Бог ты мой...
Кто я во тьме ночной?
Случайно я пришедший в этом мире.
...
...
О Вселенная, замедли своё движение, дабы дать шанс придумать что-нибудь, чтобы противостоять тебе. Не засыпай нас метеоритными камнями, нас, людей на маленькой планете Земля.
Так шепчу я, стиснув зубы, каждое утро. Хотя Млечный Путь, в котором располагаются наша Солнечная Система и планета Земля, ещё не скоро сблизится с туманностью Андромеды.
Я каждый день делаю усилие. Живу для решения этих проблем.
Может быть непоправимое - исчезновение живого из космических пространств.
Экий глупец, - скажут.
Выпей пива. Расслабься.
Праздность?
Хмельное. Нельзя. Надо быть в здравом рассудке. Воспринимать реальное положение вещей.
Шиз?
...
...
Да будет воля Твоя - говорится в молитвах. Не моя. Моей воли уже нет. А некая сила мне что-то диктует. И я записываю ноты; исполняю.
Это подлинное бытие; истинное существование.
Это - я, на некоторое время.
Но и навсегда, в какой-то степени.
Я ведь это уже знаю.
...
...
Тотальная бдительность сознания. Будьте бдительны в отношении ваших побуждений. Они - не ваша истинная сущность. Лишь одно-единственное побуждение - подлинная сущность. Ваша истинная сущность лишена страха.
Так бормочу я на трамвайных остановках, в театрах и кинотеатрах.
Чем вызываю настороженность окружающих. Они не знают меня.
А я знаю себя?
Знаю, что без них я ничто. Хочу как-то синтонно жить с ними как с самим собой.
Я человек планеты!
Мои мысли разорваны. Постоянно в разорваном состоянии. Я живу чувствами. Я - пульсирующее сердце, пульсирующая планета, летящая в тартарары. Я - предсказатель армагеддона, конца света. Такова моя природа. Вслушайтесь в неё.
...
...
Я ставлю ногу, уверенно и плотно. Я вскидываю руки; к небесам. Я говорю своё слово, жестокое и неумолительное, от которого не только мурашки по коже, а просто кружится голова, тошнит и хочется рвать, от которого не просто руки опускаются вниз, а приземляются вместе с телом, и сознанием, которое в обморочном состоянии заливает глаза слезами, проступающими из глубин мозга и из глазниц потоками. Я говорю, что все наши дети (дiточки-квiточки) погибнут во всемирной катастрофе будущего времени, от чего материнская волевая ненависть вокруг меня всколыхивается волной до небес, подобно цунами, и обрушивается на меня с воплем: сатана! Ты ничего не знаешь и знать не можешь, дьявол.
Им просто не нравится вариант таких событий. И они готовы меня растерзать, видеть во мне зло, злую силу, нарушающую их умиротворённость. Но я исхожу из их дел, в своих суждениях. Они не заботятся о сохранении будущей жизни. Они просто рожают эту жизнь.
Но космический мир больше нас. И он - хаос. Он может уничтожить всю земную природу и человека в том числе. Если не заниматься предусмотрением опасности и ничего не предпринимать, а устраивать времяпрепровождение в бессмысленных играх в рулетку, дабы добыть для себя нетрудовыми усилиями богатство, значит, только терять дорогое время и не работать на спасение. Значит, покончить с собой. Покончить с будущими поколениями.
Ну-ну. Что?
...
...
Я подымаюсь. Иду к окну. Смотрю вдаль через запотевшие стёкла. Они скрывают ясность окружения. Я злюсь. Неужели всё так? Не можем уловить подлинного. Не можем прояснить для себя окружения! И как в потёмках. Как слепые котята. Тычемся. Тычемся. В поисках свободы. Хотя свобода здесь рядом. В жизни нашего пупка, который сыт и живёт.
Жить. Жить. Жить. Что ещё?
Жить в будущем!
Я народил восьмерых детей.
Им требуется будущее!
А их детям требуется будущее?
А детям их детей требуется будущее?
Потому я не опускаю руки. И с упорством вглядываюсь в запотевшее окно, в надежде узреть там что-то жизненное, способствующее жизни.
И так всегда.
И я прилагаю усилия. Правда, с этим сложнее. Я могу чего-то не учесть.
...
...
Я говорю, что с нами, что пользу приносит жизни.
Я говорю, что против, что зло, с чем бороться надо.
С этим взобрался на крышу. Не говорю уже, а кричу.
Люди внизу в удивлении. Странным всё это им кажется.
Что? Все меня не поняли? А речи? А крики? Призывы?
Я знаю, что скоро будет. О том говорю, кричу. Неужто не ясно, что делать? Доводы веские надо?
А довод один: что за жизнь?
За жизнь витамины. Вита!!!
Так много могу наворочать всего, что настроит на дело.
Однако решаться всем надо.
Отказ от всего для жизни!
...
...
Стою. Смотрю. Предо мною блещут и синь, и даль, и гладь, и тишина.
Там вышина.
Гляжу на небо зорко.
Что зоркость та моя? Там звёзд не счесть, не счесть.