Мурашкин Михаил Георгиевич. Конец света?

Михаил МУРАШКИН

0x01 graphic

КОНЕЦ СВЕТА?

Михаил МУРАШКИН

КОНЕЦ СВЕТА?

Днiпропетровськ

МОНОЛИТ

2015

УДК 081/082

ББК 94; я44

М91

Текст печатается по изданию: Мурашкин М.Г. Записи 2012 года. - Днiпропетровськ: СIЧ, 2013 (ISBN 978-966-511-409-3); Мурашкин М.Г. Записи 2013 года. - Днiпропетровськ: СIЧ, 2014 (ISBN 978-966-511-417-4); Мурашкин М.Г. Записи 2014 года. - Днiпропетровськ: СIЧ, 2015 (ISBN 978-966-511-426-3).

В книге "Конец света?" Михаила Георгиевича Мурашкина речь идёт об опасностях среды в которой живёт человек. У человека есть возможность обезопасить себя. Но он может и не суметь обезопасить свою жизнь. Конец света может быть, а может и не быть. Автор говорит об опасности в будущем.

ISBN 978-966-2252-99-6 No Мурашкiн М.Г., 2015

ПРЕДИСЛОВИЕ

Книгу "Конец света?" Михаила Георгиевича Мурашкина можно считать сборником, который писался в 2012, 2013 и 2014 году. Эта книга является выборкой из записей различных лет.

Текст книги "Конец света?" печатался по изданиям:

Мурашкин М.Г. Записи 2012 года. - Днiпропетровськ: СIЧ, 2013 (ISBN 978-966-511-409-3); Мурашкин М.Г. Записи 2013 года. - Днiпропетровськ: СIЧ, 2014 (ISBN 978-966-511-417-4); Мурашкин М.Г. Записи 2014 года. - Днiпропетровськ: СIЧ, 2015 (ISBN 978-966-511-426-3).

В книге "Конец света?" Михаила Георгиевича Мурашкина речь идёт об опасностях среды в которой живёт человек. У человека есть возможность обезопасить себя. Но он может и не суметь обезопасить свою жизнь. Конец света может быть, а может и не быть. Автор предупреждает наступление опасных ситуаций в будущем.

Книга "Конец света?" будет интересна широкому кругу населения так как касается многих тем из различных областей культуры.

2012.

...

Я не стойкий к соблазнам, но, впрочем, всё же отдамся я песне однажды, что зовёт меня к новым пределам, поднимает над лесом и рощей, над полями кружит тихой ночью, когда светом луны всё залито, когда звёзды мне шепчут: попробуй, замахнись на светило небес.

Замахнулся однажды. И что же? Да одёрнул меня друг мой близкий. Он сейчас мне не друг. Разошлись мы.

Я ищу, кто напарником будет в той нелёгкой задаче собраться, всех собрать, кто желает так жизни.

Позову я и прежнего друга. Нам теряться нельзя в этом мире, мире гроз, мире молний и гроз.

...

Я открываю Бога, Бога в себе - однажды. Страхи уходят сразу. Нервная тишь, благодать. Богом смогу бороться с тем, что так против жизни, что возвещает ужас, света конец - однажды, света конец - однажды, света конец - для всех нас.

Прежде с собой бороться. С монстром таким поганым, страха в котором нет.

Ведь я возвещаю ужас, света конец для всех.

Все мы не то рождаем, для мира, для жизни нашей. Мы провозвестники смерти, света конец глаголя. Я лишь подметил это, когда увидал однажды, как, изливая семя в мусорный бак, мужчина не мог догадаться, впрочем, что это никчемно очень, что это концом света лишь завершиться может.

Как? Вы спросить хотите?

Смотрим, что жизнь рождает!

Смотри, её лелеять надо?

Или её губить?

Я открываю Бога, Бога в себе - однажды. Чтоб, возвещая мерзость, смелость иметь в себе.

Чтобы толпа...

Зевая,

Глаза на всё закрывая,

Не смогла затоптать мою душу в просветах всяких.

...

Всё понимаю, впрочем. Что уцелеет в мире?

Треск мне какой-то в уши.

То рассыхается тумба. Шкаф мой рассохся давно. Ну, и распался на части.

Что уцелеет в мире?

Ты, человек, думать будешь?

...

Слышу шорохи ночные.

Звёзды там; молчат.

Грохот их не слышен, впрочем. Слишком далеко. Но и близко. Что отдельно, мы отдельно, а?

Нет!

Мы в связях, в тесных связях.

Та грохочет, чу...

Это движутся потоки звёзд? Иль просто гром? Если гром, опасность тоже; не защищены. Как защиту мы воздвигнем? В тесных связях мы. Все друг с другом.

Изучаем.

Применяем.

Вдруг спасёмся мы.

...

Шорохи там - за окном.

То не Вселенная плещет.

Люди там делят добро.

Ах, не поделят никак. Кто-то голодный всё ж будет.

Нам про Вселенную думать?

Себя мы не поняли вовсе.

А время бежит и бежит.

Вселенная всё ж наступает.

...

Я не всегда был простым.

Что-то искал всё в округе.

Будто найти что-то можно лишь для себя одного.

Если найдёшь, то на время.

Время сжирает, сжирает.

Вместе нам - быть обновленью.

По одному нам не жить.

Я не всегда был таким.

Думал другое совсем.

Годы окручуют всё.

Жить нам с тобой на Земле?

...

Ветер меня обнимает.

Рвёт, потом сильно рвёт.

Но отчего? Что я сделал?

Жил как все люди живут.

Впрочем, ему всё припало.

Рвёт он так всё подряд.

Просто мне думать надо, как защитить себя.

Это свирепство лишь камням и водам морей подойдёт.

Нас насторожить должно-то.

Как бы чего не вышло.

...

Скачет он, человек. Скачет. Скачет. Туда и сюда. Везде.

Пространства ещё не сжались. И времени - полно.

...

Поскользнусь. Упаду. Встану.

И смотрю, и смотрю в даль.

Там озёра; туман потом долгий...

Там упасть - не подняться, наверно. Света нету. Как жить там, а?

А наскочит туман поближе, как нам жить в белой гуще? Как?

Мы б придумали что-нибудь, впрочем. Только силы уходят куда-то, когда спорим мы между собой, кто всё ж старший в делах наших общих. Спорим так, будто общего нету.

Землю мы поделили неравно.

...

Вода. Ты утекаешь. Ты неуловима. Тебя никак не ухватишь. Потому тебе завидую, вода. Ибо я схвачен обстоятельствами намертво. От меня все чего-то хотят, зажимая постоянно в угол. Кровопийцы? Наверно, да. Когда обстоятельства падут, пустят меня в свободный полёт, то я буду счастлив. Я буду как вода? Нет, надо изначально быть как вода, имея свой стержень, свою идею, извиваться, двигаясь в определённом направлении, утекать от всего, от всего, что мешает прикасаться постоянно к заветному.

А оно есть у воды?

Вода! Ты имеешь заветное? Утекать! Вот твоё заветное. Но куда? Нет. Нет. Нет. Ты, наверно, не имеешь ничего заветного, утекая в никуда. Твоё свойство ничем не наполнено. Ты не имеешь такого организованного тела, с постоянными поломками. Ты проста, вода, в тебе нет ничего, что можно было бы сохранять, имея идею спасения. Я имею эту идею. Не утекаю в никуда, согласно своим свойствам. Утекаю, преследуя определённое направление. Вода! Ты бы тоже имела своё направление. Утекать, дабы не замёрзнуть, не превратиться в лёд, например. Или утекать, дабы не испариться, соприкоснувшись с огнём. Но ты не сопротивляешься. Тобой управляют внешние обстоятельства полностью. Огонь? И ты превращаешься в пар. Холод? И ты становишься льдом. Во мне - девяносто процентов воды. Ну, восемьдесят. Ну, семьдесят. Этой воде я не даю испариться, или замёрзнуть. Она в моей системе тела остаётся водой. Я так хочу. Хочу жить.

...

Стою, смотрю. Там плещет океан. Там рыб когда-то было тьма, и больше. Теперь всё нефтяные пятна чёрным блещут.

То человек так руку приложил. А как приложит он в дальнейшем? Впрочем, бывает он добрее горных скал. Расшаркаться готов на юбилее. Но главное, что он принёс нам всем, конкретный человек, под именем конкретным.

А мы что принесли? Забыли про себя?

А мы такие же.

О будущем забыли.

...

Стою, смотрю. Бушует океан.

И что я есть, и что я есть на свете?

Он будет первый. Он сильней меня. Но я всё ж приспособлю своё тело, чтобы оно всё ж было на плаву, чтобы увидело всю синь небес бессменных, увидело всё то, что океаном движет; чтоб заглянуло дальше в небеса, распознавая, что небесной синью движет... Что движет?

И тело движется пока!

...

Стою, смотрю. Бушует океан. Я весь - в агонии.

А ты, мой друг?

Как лунь ты поседел.

Да завтра океан нас захлестнёт. И - твой земли надел, всю твою долю. Всё захлестнёт.

Объединиться нам и жить сполна для будущих детей всех нерождённых.

А что имеем?

Ты всё жужжишь.

Желудок твой ведь полный. Сыт ты! Сыт! Земли участок ты имеешь. Участок равный, как у всех.

Ты остальным делиться не желаешь. Жиреешь. Умирая для всех нас.

Стою, смотрю. Бушует океан.

Похолодел.

Агония проходит. Ведь я один остался в этом мире.

Я одинок. А мысли всё бегут. Я со своими мыслями остался.

Ты про другое думаешь, дружок.

Про что другое думать нам пред смертью?

...

Смешно от движений. Я сущность узрел. Она приковала меня. Прибила. Прибила. Словно гвоздями прибила совсем. И навсегда, навсегда.

Но всё же отвлёкся.

...

Прильнёт ко мне час запоздалый.

О будущем что-то прошепчет.

Но время ушло безвозвратно.

Не думал я так. И сгорел.

...

Солнце! Я в автобусе. Еду. Сижу. Смотрю в окно. Но ты мне светишь прямо в глаза. Ты ослепительно сильное. Меня это не устраивает. Но ты, если бы даже захотело, не смогло бы изменить ситуацию. Она зависит от многого. От туч, которых на небе нет. И ты беспрепятственно бьешь мне в глаза своими яркими лучами.

Солнце. Ты можешь быть беспощадно. Но я тебя не виню. Я виню себя, что я не мог предвидеть эту беспощадность и не защитил свои голубенькие глазки, цвета неба, от тебя. Чтобы мои глаза отражали небо, вряд ли. Это генетически. А так в принципе всё отражает.

...

Я - Бог. Всесильный, Всемогущий, Бессмертный, Самодостаточный, восхитительный и удивительный для самого себя.

Это состояние. Оно снижается, уходит, оставляя "след" на всю оставшуюся жизнь. Отчего оно возникло? Причины? Первый раз оно возникло много лет тому назад, по окончанию ХХ века, когда время было уже на подступах к ХХI веку. Я не астролог, свожу астрологию к символам, метафорам и аллегориям интригующего характера, многозначным по своему содержанию. Но возникновение впервые во мне Состояния Бога на стыке веков, при переходе ХХ века в ХХI, заставляет обратиться к космическому времени. Хотя в то время я никакого интереса к пространствам Вселенной не имел, а космос для меня заканчивался дневным сияющим небом, как у древнего ария, жившего шесть тысяч лет назад, когда Божественное заканчивалось сияющим небом и не более, заканчивалось солнечной погодой. Это сейчас я заболел проблемами космоса, когда узнал о последних исследованиях астрофизиков, по которым Вселенная расширяется. И не просто расширяется, а расширяется с ускорением. А небесные звёзды - самые мощные, мощнее нашего Солнца во много раз, со временем снижают свою мощь, отдавая энергию в холодные космические пространства, превращаются в звёзды средней величины наподобие того же нашего Солнца. Со временем энергетически ёмкие образования Вселенной тускнеют и расходятся куда-то в глубины космоса. Наше Солнце тоже тускнеет. Время жизни ему - десять миллиардов лет. Пять миллиардов лет оно уже просуществовало. Ещё пять миллиардов лет - и его не будет. А через миллиард-два жизнь на Земле станет невозможной, непригодной для существования живого. И надо что-то делать.

Но в те годы, когда меня посетило Состояние Божественного, я такими проблемами занят не был. В те годы я читал Шри Рамана Махарши, медитировал и говорил с друзьями о совершенстве. Кому нужно это совершенство, если жизнь как таковая прекратит своё существование в связи с космическими катаклизмами? Такое совершенство для себя, чтобы приспособиться и выжить среди людей. А надо ли среди них выживать? Выживать надо среди природы, заглядывая в будущее. Наш социум к этому не готов. Люди выживают среди людей, проводя маштабные войны, или просто убивают друг друга, травят друг друга выхлопными газами или заводскими трубами, заранее себе в котедж поставив очистители воздуха.

Человек. Тебе конец.

...

Собака лазит по мусорным бакам, пищу ищет. Жалко собаку? Жалко. Она хочет жить. Как разделить все блага, чтобы всем было в норме для тела? А то богатые в мусор бросают то, на что жить и жить. А оно сгнивает. Может, собака достанет? Спасёт ценный продукт?

...

Не так всё просто в жизни этой милой,

Порою всё берётся только силой.

...

Я не ведаю, что творю,

Ты не ведаешь тоже, впрочем,

Говорю, говорю, говорю...

Чем же? Чем же я так озабочен?

Той безвыходной жизнью своей,

И твоей. И твоей, между прочем.

...

Вот он, час, упадающий в бездну.

Вот он, день, упадающий в тьму.

Я когда-нибудь всё же исчезну.

Жить зачем? Я того не пойму.

Ведь когда-нибудь всё же сотрётся...

Обо мне, как я жил, как я был,

Память всякая всё ж унесётся

В никуда. Ведь её не хранил

Человек. Он исчезнет когда-то.

Он не думает, как выживать.

Променял свою совесть на злато,

И металл этот начал лобзать.

Обменял свою душу на атом,

На молекулу, на вещество.

И чем кичится? Только лишь златом,

Утеряв всё своё естество.

...

Мысли проходят, проходят...

Куда они все идут?

Куда-то в бездонность уходят.

В бездомность мою. Там и ждут.

Потом вдруг нахлынут однажды

Проблемой, что нету жилья.

Уже поскользнулся я дважды

На том, что вся жизнь - не моя.

...

Вот он, час, упадающий в муку...

Я один среди гор, среди скал.

Только раз ощутил я разлуку,

Когда снова тебя потерял.

Смысл жизни? Ушёл он однажды...

Обретать можем мы его дважды?

Да! Если все заодно.

И - оставлено резко вино.

...

Всё мелькает; и то, что рыдалось...

Всё пройдёт, всё пройдёт опять.

Но останется всё же малость,

Что нельзя обратить мне вспять.

То, что жизненно, что бессменно -

Хлеб, вода, родников вода,

То, что ждём мы всегда забвенно,

То, что ждём мы всегда-всегда.

...

Иногда, иногда я всё же

Претворяю святое ложе.

Открываю печаль и радость,

Открываю себя порой.

Бог ты мой! Бог ты мой! О Боже!

Ты порою свершаешь тоже.

Ты порою свершаешь тоже,

Открывая миры собой.

...

Этот час, говорящий мне:

Быть весне!

А тот час говорит всем нам:

Быть слезам...

...

Призываю к затишью. Призываю бороться.

Призываю ещё что-нибудь сотворять.

Но не вижу совсем я в себе инородца,

Чтоб без общего дела по полям мог гулять.

...

Это будет во мне так скоро,

Низойдёт тишина и блажь.

И потоки всякого вздора

Переполнят до края аж...

Но просунусь я новым миром?

И просуну идей своих

Череду; на потребу лирам,

Некрасивых идей таких.

...

На закате годков я своих,

Я ведь в принципе вовсе не стих,

Всё бушую; и мчусь всё куда-то.

Что манит меня? Доллары? Злато?

Нет. Готовлюсь к уходу в иные миры.

А деянья мои? Ну, кому те дары?

...

Желание жить.

В ротик чего положить.

Нам пищу бы надобно всё ж добывать,

Выращивать злаки и фрукты.

А значит, в округе миры покорять,

Из мира нам делать продукты.

...

И в этот час я буду верить в Бога,

И в этот час всё говорить о том,

Что вновь пришедшая забытая тревога

Мою всю жизнь покатит кувырком.

...

2013.

...

Я хотел бы узнать: что будет

Через тысячу тысяч лет?

Что убудет и что прибудет?

Что "рассвет" назовём? Что "свет"?

Свет, наверно, за жизнью останется.

Без него жизни не было, нет.

За рассветом же длинный тянется

Шлейф вопросов. И где ответ?

...

Может, просто я был однажды...?

Или в прошлом я был не тот?

Или я не проснулся дважды?

Просто не был я вовсе. Вот!

Перепуталось в мире этом

Всё, что думал, что видел. Всё.

Свет и тьма. Та же тьма со светом.

Оттого и плачу за всё.

...

2014.

...

Астероид диаметром десять километров движется к Земле.

Надо изменить курс движения астероида. Над этим надо работать. Придумывать способы изменить курс астероида. Но вместо этого мы придумываем способы, как обмануть ближнего своего. В это мы вкладываем свой талант. А самое главное - мы вкладываем время. А время нужно для того, чтобы предотвратить катастрофу.

Насколько слаб человек перед силами природы. Но человек ещё больше ослабевает, направляя свои силы в никуда, вместо того, чтобы бороться за себя и за людей будущего.

...

Идущий падает. Встаёт. Идёт.

Вот я, видящий это.

Как помочь?

Слишком большое расстояние от падающего.

Ну и что?

Беги помогай!

А надо? Ведь он уже поднялся.

Всё так быстро происходит.

Я иду стройно и весело.

Всё обошлось.

Он не ушибся.

Ху.

...

Все танцы, которые могут быть!

Поворачиваешься влево. Поворачиваешься вправо. Становишься на голову. Падаешь - и замираешь, распластавшись навзничь. Конец. Сил больше нет. Игра прекращена. Наступило медитативное состояние. Не оно ли является передышкой для накопления игрового отношения к миру? Оно. Оно. Подскакиваешь, начинаешь игру, заводишь и заводишься в игровых увертюрах. Медитация прекратилась. Она явила собой противоположность игре; если она, конечно, не активная медитация. Она явила собой замирание, которое затем развернулось игрой в ещё большей интенсивности. Она компенсировала игровую ситуацию, которая в свою очередь компенсировалась своей противоположностью. И так всё время, все дни и ночи напролёт игра-медитация, медитация-игра. Одно компенсирует отсутствие другого, усиливая интенсивность этого другого. И так что, без конца? Всё без конца в человеческой жизни. Были бы условия для жизни тела. А всё остальное приложится. Тело впадает в медитацию; тело впадает в игру. Если это активная медитация, это сплошная игра, танец дервишей.

Это все танцы, которые могут быть.

...

Тешим себя, придумав всякое. А на дворе - мороз зимою. Летом жара, что исходишь потом.

Нет утешенья нигде. Лишь в себе.

Тешим себя, придумав всякое.

...

Помотал. Помотал ногой. Помотал другой.

Ёрзать стал, аж со стула упал.

И очнулся. Подумал, что делаю? И к чему всё приводит, когда ты сотворяешь, не зная что. Что творит человек? Что? И всё падает, падает, падает... Ну, в ту бездну, что чёрной дырой зовётся. Просто ёрзал всласть. Получил. Получил по заслугам сполна. Кто давал? Кто давал по заслугам? А природный процесс неосвоенный.

Человек залетал не туда. Ну, и крылья ему обожгло.

Человек, человек... Что ты есть?

А он корчит всё рожи. Недоумок.

...

Море...

Простор.

Волна за волной идёт. Так идут мои мысли - одна за одной - о тебе, о тебе, простор. Что ты есть? Поглотишь ты меня? Когда?

Заплачу я сполна за всё, что есть в моей жизни движением синим до боли, когда я, изнывая страдал, не глядел, как страдают другие, не участвовал в жизни совсем, совсем, о себе лишь скучающим взглядом теребил простор, что для всех летит и в мечтах, и в реалиях диких; словно зверь зарычит камнепадом с утра, звездопадом в ночные часы.

...

Бросаю. Бросаюсь сам. Свинчиваюсь в клубок, чтобы никто не попал в меня и не поразил. И живу. Ради чего? Ради того, чтобы жить и процветать в будущем, которое лично для меня закончится. Но моя сперма имеет длинный шлейф в будущие поколения. И этим я держу свою радость до самого утра столетий, открывающих новизну, с которой необходимо справляться, дабы возрождаться каждый миг и жить наперекор губительным силам Вселенной, норовящей меня разорвать при вкручивании в чёрные дыры, насчёт которых уже найдено техническое решение, от которого можно уже чувствовать себя в какой-то степени в безопасности, и жить наперекор всяким негараздам, которые отодвинулись на неопределённое время.

И слава Богу.

Живём.

...

Перекидываюсь в другие пространства, растекаюсь в них, созерцая их горы и долины, распластавшись мыслью, растворив её, сам растворившись, слившись со всей бесконечностью и вечностью, которая вообще может существовать во всяком человеческом воображении, даже всяком заурядном, даже всяком гениальном, всё же пребывающем в себе самом, оторвавшись от той бесконечности и вечности, где чувствуешь себя свободным, не найдя ни малейшего основания, подпирающего тебя, дающего надежды, но заставляющего направлять свои стопы к будущим свершениям во имя своего собственного живого тела, воплощающегося постоянно в других телах, дабы не прекратить связующие движения, постоянно возрождающие жизнь в новых поколениях людей, овец, но только не волков, которые своими зубами замыкают всё на себе, делая жизнь беспомощной в контактах с окружающими пространствами вплоть до пространств Вселенной, таящей и так много опасностей для всего хрупкого, но жизненного, для всего нежного, но дарующего, а не отгрызающего волчьими зубами, тем самым отделяющего себя на собственную погибель. Хотя отделяя себя в своих мыслях и фантазиях даём надежду в дальнейшем более плотно слиться со всем, что есть, и пребывать в радости и свободе.

...

Двигаю ногой, рукой, головой, всеми членами своего тела. Живу. Живой. Солнце встало. И я вместе с ним поднялся с постели и пошёл обливаться водой. Окатить бы ею слегка Солнце, чтобы не так сильно жарило в полдень.

Потом думаю. Не надо вмешиваться в ход вещей. Я ведь выдерживаю силу солнечных лучей в полдень. Ну и всё. А так, кто его знает, чем мои вмешательства могут обернуться.

Если вмешиваться, то с умом, по необходимости. Солнце и так будет показывать свой норов в будущем. Превратится в красного гиганта. Сожжёт всё на Земле. Мало того - вскипятит и испарит океаны.

Вот это задача!

Вот здесь есть над чем подумать - как предотвратить такой ход событий, как их повернуть в нужном направлении, нужном для моего тела, чтобы оно не поджарилось ненароком?

Думаю.

Вот это работёнка.

Глядь в окно. А там недоумки козла забивают.

Я здесь за них и ради них мозги сушу, а они козла забивают да папиросочки покуривают, подрывая своё собственное здоровье.

Всё равно буду пахать, отдуваться за всех недоумков на свете, за всех кошечек и собачек, над которыми недоумки чахнут. За всех гомиков и лесбиянок, которые превращают свои энергии в мыльные пузыри и не хотят признавать себя больными.

За всех, за всех, кто не может оценить реальное положение вещей.

А что делать?

Если для других, то и для себя.

Если лишь только для себя, то для утверждения смерти.

...

Наступаю на червяка. Больно. Прекратилась ещё одна жизнь.

Больно.

А тут стреляют и убивают людей. Бригады террористов разгуливают с автоматами и чуть что - стреляют в голову без предупреждения. Как-то не так двинулся, шевельнулся - и тебя уже нет. Идёшь и думаешь, как бы не двинуть рукой или ногой так, что может вызвать возмущение террориста.

Свобода отсутствует.

Свобода только лишь у тех, кто имеет в руках автоматическое оружие и боекомплект с патронами. Они делают, что хотят. Беспредел. Нарушены все законы всеобщего характера, законы для всех. Террорист как исключение взял власть над всеми. Перегибая палку. Это кончается плачевно для всякой жизни.

И человек восстаёт на свой страх и риск.

Безоружный восстаёт, дабы прикрыть собою других.

...

Я хочу писять. И я писяю. Вверху планеты движутся в космических пространствах, звёзды нависают, посылая кометные и метеоритные опасности, а я продолжаю писять.

Казалось бы, надобно прекратить. Теряю время. Надо действовать по предупреждению космической опасности, а я писяю. Не кстати? Теряю время? Нет же. Я высвобождаюсь от ненужных веществ, чтобы потом насыщать своё тело нужными, необходимыми для правильного, жизненного обмена веществ. Это нужный процесс. Это не потеря времени. Я восстанавливаюсь для дальнейших действий, действий по предупреждению космических опасностей.

А как, не пописяв?

Тут не выкрутишься с экономией времени. Штаны всё равно будут мокрыми и надо будет что-то предпринимать.

На то время, когда я буду писять, меня подменят на посту. Я договорился.

Без людей - никуда. В следующий раз я подменю. Пусть идут опорожняться. А я буду следить за кометами, наводить на них ракеты.

...

Не владею ничем. Язык шевелится. Про себя бормочу всякое. Так научен.

Про себя бормочу.

Но пора бы и другим сказать кое-что.

Ведь наболело. Живое трогают. Боль причиняют.

Наболело.

...

Придёт время - и меня, красивого, здорового не будет в живых. Придёт смерть и меня не будет.

Красота? Уйдёт.

Здоровье? Уйдёт.

Сотворённое станет перед глазами стеной - неприступной, каменной.

...

Выхожу - и строю, строю. Дома и балконы; коттеджи. Для всех людей на свете. Для маленьких и больших.

Чтобы мороз не сковал.

Чтобы дождь не заливал.

А что в ответ мне?

Нечисть! Ты символ не наш носишь. Он не похож на другие, наши. Он никакой, никакой.

А ты разберись в чём дело.

И что есть на свете правда?

Зачем поделились люди?

Войны зачем ведут?

Может, нам надо вместе? А символ какой, не важно. Пусть носят, что захотят.

Лишь бы рожали, растили...

Чтоб процветала жизнь.

Чтоб процветало счастье. Счастье во веки веков.

Насуну я снова шляпу.

Отгорожусь от людишек. От этой мрази болотной. Не затянула б меня, чистого, светлого очень, открытого к новым движеньям, открытого к новым свершеньям... для жизни, для блага всех.

А все так воинственно дышат.

Ну, пакость сплошная, скажу я.

Их воспитать невозможно.

Чума и беда их трезвит.

...

Вот это - вся жизнь!

Умру.

На гробик покладут всё, что я натворил.

Книги, видео, фото...

Все мои изыскания...

Что я искал?

Изначальный смысл, который затмит будущий конец света, когда Солнце сожжёт Землю? Или когда звёзды падут?

О, нет!

Звёзды удаляются!

Есть шанс на выживание!

Что покладут на гробик моим отдалённым потомкам?

А для гробиков места не будет. Их будут сжигать.

Как оно будет, впрочем, не знаю.

Знаю одно: надо что-то делать.

Но что может делать такое крохотное существо, как я?

Трепыхаться.

Трепыхаться что есть мочи, что есть сил. Авось случайно выпадет возможность выкрутиться и не пропасть.

...

Я иногда только двину; двину плечом иль рукой, вихри рождая случайно.

И... так всё происходит.

И без всяческих целей.

Природы дитя, скажешь, друг мой?

Глупец! Идиот! Вот и всё.

Нам всё расписано, впрочем, и всем, до глубин, до основы.

Нет лишних движений. Лишь цели, цели спасенья, спасенья.

А ты дёрнул руку. Плечом повёл по беспамятству, просто.

А завтра? Возьмёшься за шприц. Захочется кайфа тебе неземного.

Да в прорубь тебя, утопить. Лечить бесполезно таких.

Спасенье! К нему мы идём.

Спасенье ли это?

Не знаю.

Сказали мне так; я иду, и иду...

Наверно, и я сумасшедший.

...

Существую. Живу. Смотрю: мир везде, и - в себе. Без конца.

Я смотрю без конца...

Нет!

Нарушу тот мир я движеньем, чтобы встать. Чтобы делать, как надо. Для себя и для всех моих братьев. Для китайцев, для москалей... Для людей всей планеты Земля. Будь ты гомик, больной, иль кривой. Нам всем вместе со звёздами спорить, с астероидом бой назначать на сейчас, и не ждать перемены. Нам опять ликовать с тем, что будет, свои ногти порою кусая, кровь пуская для дела, для всех, для израненных в битвах, в битвах тех, что закончатся скоро, в битвах лишних, ненужных, кровавых. Ради...

Ради жизни?

Хе-хе.

Нескончаемо дик человек.

Это всё погружает в унынье.

...

Привстану, взгляну за окно.

Увижу.

Увижу всё новое. Всё снегом застлало. Вчера было Солнце, движенье, сомненье. Сейчас - лишь сомненье. Идти не идти. Ведь не пройдёшь. Всё сугробы, сугробы... Как человек? Весь зависим от снега, от снежной лавины, от снежных буранов, от малых снежинок, от малых снежинок, от маленьких очень, что так быстро тают в тепле...

Им тепло!

И снега не будет.

Но сколько тепла?

То лишь Солнце даёт.

А человек?

Ожидает, что будет. Силой своею он мал, очень мал. Надобно всем, всем в единстве...

Нет счастья. Несчастье одно. Разбегаются все по норам-квартирам. По своим. Хорошо. Однако не чувствуют вовсе единства.

Беда. То беда.

...

Вот я! Составная часть всего сущего, оплеуха общественному мнению, не уважающему живое. Я то живое, которое не уважают, заблудившись в самих себе.

Вот я! Противоборствующее начало, прорезающееся к живому, доброму, отзывчивому, сострадательному.

Вот я, как и не-Я! Ибо отрёк себя во имя будущих поколений.

...

Я вижу, не вижу, в себя погружаясь. Наплыв новых мыслей. Что завтра? Что завтра?

Придёт непогода, бураны, метели. И пробирайся. Ведь цели наметил. Не повернуть ли все цели к проблемам - как бы бураном, метелью владеть?

Чтоб повелел, и сияющим Солнцем всё осветило вокруг, к горизонтам.

Стало вдруг жарко; и снизил накал. Солнцу умерил лучей интенсивность. Как захотел, так и сделал.

Король!

Нет, не король.

Ты об этом не думал. Так, прозябал. От буранов, метелей запрятавшись где-то; где-то в домишке закрывшись на засов, думы свои хороня под подстилкой. Чтобы не думать, не думать никак. Словно то дума великая в жизни.

А при погоде выходишь с ружьём. Так, пострелять всех тех, кто так не думал, кто думал иначе, думал и мыслил, и жил по-другому.

Не по-российски живут все они! Гомики все.

А мы - правые люди.

Правые люди до первых буранов. А там мы запрячемся вновь по домишкам.

...

Рассосётся Китай.

Распадётся Россия.

Разлетится повсюду Америка.

Лишь бы жизнь цвела. Человек бы не мучился. Не страдали б, не мучились люди, даже кошки, собаки. Пусть играют себе на лужайке. Не воюют, играют. Лишь бы жизнь цвела.

Разлетится Китай.

Распадётся Россия.

И с Америкой что-то случится.

Много исчезнет всякого, много...

Человек бы вот только не страдал и не мучился. Лишь бы кошки, собаки играли себе.

Процветает пусть жизнь. Остальное - не важно.

Чтоб слеза не сочилась из глаз, чтобы кровь не сочилась из тела.

Чтобы мир и покой. Чтоб Нирвана цвела, продуцируя жизнь Вселенной.

...

Моя вязь, которую я сплетаю со своих мыслей, лишь об одном, быть и плыть в бесконечность вечно наперекор бурям и грозам, стучащим в мои окна и двери, в мои мозги мыслями об опасности, разворачивающейся поминутно каждый момент в жизни своими стихиями льда и огня, гибельно влияющие на моё нежное тело, желающее жить и процветать даже в самую непогоду, в жажде окрыляться и вдохновляться даже самым незначительным, даже пылинкой, летающей в луче Солнца, даже ей, повергающей в восторженное состояние, живёт душа, возрождаясь каждую минуту, ощущая безмерность бессмертия своего и даже чужого, всякого, без чего нет и собственного; без остального нет собственного, ибо собственное тоже остальное, зависимое и зависящее своими связями, вплетёнными в души всех на Земле; Земле, ликующей от единства, и в депрессии от разорванных связей.

...

Что я есть в этом мире? Что? Пустота лишь в глубинах души. Но когда вдруг живое горит, когда палёным мясом картинно тебя распинают. Невмоготу тогда выдержать муки души. Нет пустоты тогда; тогда слёзы и скорбь.

Пусть всё живое живёт. И на солнышке греется пусть.

Убивать и сжигать?

Это нам не понять никогда.

Никогда не понять нам бредовых мыслей других. Нет! Чужих. И других, и чужих... Всё равно нам прислушаться надо. А возьмём мы лишь то, где убийства, сжигания нет. Где лишь жизнь цветёт против всех, против всех, кто покорен.

...

Вижу, заря восходит. Вижу её заход. Я перемены вижу. Знаю, что делать надо, чтобы хоть что-то в мире было во веки веков.

Что? Что же должно биться без перемен особых?

Что же должно светиться светом не гаснущих истин?

Скажешь, дружище милый?

Скажешь, что это что-то?

Всё очевидно, впрочем.

Сердце людское в такты должно гонять по телу кровь бесконечно вечно, вечно во веки веков. Кое-кому не нужно сердца биение, впрочем, кое-кому не нужен жизни полёт безмерный. Тех мы понять не можем. Они всё ж живут на свете. Они всё ж за жизнь боятся. Хотят сохранить её очень, чтоб наслаждаться восходом. Чтоб наслаждаться закатом. Чтоб в океанах плескаться, будучи на стороже. Вдруг там акула... иль шторм, или ещё что случится. Боязнь за жизнь повсеместно. Не оттого, что ты против, против её же, родимой, против всего, что живёт не по твоим законам, тем, что однажды придумал без разговора с другими.

...

Прихожу. Говорю, что счастлив.

Счастлив я?

Да не знает никто.

Да и сам я не знаю, впрочем.

Что-то там в глубинах души шевелится. Потом замерло. Одна неизвестность. Люди. Миры.

Города на Земле. Степи. Леса. Горы.

Глянешь вверх, там миры в тех вон звёздах ночных. Да не греют они.

А что греет?

Конечные дни на Земле?

Мы увязли в проблемах желудка. Что? Отвлечься смогли мы?

Да нет же!

Нам ведь мало желудок набить.

Мы гребём и гребём.

Смотрят звёзды ночные - и гаснут.

...

Что оставлю после себя? Двух деточек. Жену-проститутку. Ну, не смог её воспитать. Да я многое, впрочем, не смог. Мал я, мал. А гора как стояла, так она и стоит. Не проделал туннель я в ней.

Обхожу, обхожу далеко.

Чтоб проделать туннель, мне помощь нужна, помощь. Кому надо всё это? Кому? Люди, впрочем, гору не обходят. Они далеко не ходят. Не нужны им миры за горами. Мне нужны. Знаю, останусь на месте, задавит... Гора. Надвигающийся смерч. Буря. Задавит. Разнесёт.

Я пророк, которого никто не слышит, не слушает.

Нет пророка в своём отечестве. И это действительно так. Правильно говорили древние. Многое они говорили неправильно. Но насчёт пророка - всё верно.

Другого отечества нет. Мал земной шар. Буду пробивать людей. Шансов очень мало. А где их много?

Гора? Её пробить? Шансов мало.

Люди? Их переубедить? Шансов мало.

И всё началось с неудачи. Не смог я воспитать жену-проститутку. А может, я не смог её удовлетворить? Не смог ничего ей дать? Что? Моя никчемность начинается с моего тела? Видимо, да. Не жилец я.

Нет-нет. Жилец. С другими женщинами получалось отлично.

Так что, я - проститут?

Эх... Не занимался делом. А других упрекаю.

...

Мы не знаем, где оставит нас жизнь.

А где смерть?

То загадка сплошная.

Я однажды сказал, что я буду. А зачем? Для чего быть в миру?

А не быть?

А не быть - это надо?

Кто же знает?

Деревья срубаю. Траву я топчу. Она Солнца энергию копит. Что же я-то коплю?

Запасаюсь я золотом, впрочем.

Что? Жду чёрные дни?

Или нет... Превосходство ищу над другими.

Сколько можно искать?

Дни ведь все сочтены.

И не жить тебе столько, как дубу, как сосне...

Ты всё, впрочем, подмял.

Имя сделать хотел.

Да! Богатство ты сделал. Что дальше?

Всё оно разойдётся по рукам после смерти. Ни тебе, ни делам... Да и дела ведь нету. Ради денег живёшь, нагревая других? То не греет других. Они мёрзнут. Мёрзнет всё постепенно в мирах бесконечных. Тухнут звёзды.

А ты всё о благе своём, о земельных угодьях, отцарапанных вовсе недавно, закон нарушая тем самым.

И куда это всё? Ты знаешь? Примости где-нибудь.

Где же? Где?

Тьма идёт.

Звёзды гаснут.

А желудок твой, впрочем, очень плотно набит.

Переел.

Для здоровья-то плохо. Ты себя не жалеешь совсем.

...

Мы будем искать убежище. Но будет поздно.

Сейчас мои пророчества не востребованы. Просто весело живём.

Да, и нет пророка в своём отечестве.

Все умники. Но для себя. И в том погибель всем.

Скажи кому-то об этом. Вызовет смех.

Смеётся тот, кто смеётся последний... последним... последний... последним...

Один смех разливается по ресторанным чащобам.

Пир идёт полным ходом.

Пир во время чумы.

А чума - сам человек со своими воззрениями.

Этот человек будет искать убежище.

Но будет поздно.

Не делал человек, что следует, не делал вовремя.

...

Кто простит меня? Кто?

Обирал я людей.

Втихомолку. Так тихо. Так тихо.

И не знает никто.

Как энергии мной поглощались? Там природы ресурсы. Место денежной массы там есть. Там всего очень много. Концентрация сил и энергий.

И куда все богатства?

Я скоро умру. Уже стар.

Я всю жизнь был занят одним: загребал.

А куда? И зачем?

Увлеченье! Игра! Кто кого. Коль не ты, то тебя одурачат.

Так бессмысленно всё среди мира, миров...

А ведь смыслы-то бродят вплотную.

Дорасти, впрочем, надо до этих высот.

Время кончено, впрочем.

Пора умирать.

Напоследок хоть что-то сверши!

Не дорос.

Ты не знаешь, чего и хотеть.

Прогремели громы в небесах.

Дождь упал на обитель твою.

Подтопленье.

А ты плачешь. Слезою умылся.

Что ли водный ресурс увеличивать хочешь?

Подтопленье идёт. Под тебя подтекает.

Знал ты это?

Увлекался... Играл...

...

Вдруг поднимается ветер.

Вижу, кружит, кружит...

Закружит однажды так сильно, и понесёт, понесёт...

Если ударит о скалы...

Не будет меня на свете.

Что мне - спасеньем для жизни?

Вгрызаться в миры, что вокруг.

...

Руки прочь.

Ноги прочь.

Прочь себя от всего, что было.

Была правда.

Её мы скажем.

Убивали людей? Скажите!

Да, пришли; убивали; правда.

Говори же, как есть, дружок.

Император сидел в Москве.

Ну, а здесь убивали людей.

Скажешь так: непричастен он, император, непричастен к тому, что в округе.

...

Стою. Смотрю. Бушует океан.

И я как маленькая щепка возле дома, на берегу стоящего...

А прочно?

Насколько прочно буду жить, стоять?

Волна ведь наступает.

Пять лет назад дом в отдаленье был.

Сейчас - вплотную... Волны близко-близко.

Всё так меняется. Я сам меняюсь очень.

Уж не охочусь я по мелочам. И с женщиной схожусь, чтобы от сходки этой дитя родилось; а не так, как раньше - ударит что-то в голову, летишь, снимаешь на ходу одежды, ноги раздвигаешь. Зачем и что влечёт, не знаешь сам. Припадки молодости буйной.

Воспоминания одни. Туман воспоминаний.

А волны подступают близко-близко.

...

Случайно приходит утро.

Случайно спускается вечер.

Или так должно?

Не знаю.

Знаю, закат неизбежен, закат неизбежен всему.

Разве что шанс случайный меня осчастливит внезапно после мытарств и усилий жить подобающе. Впрочем, мне ещё надо много, много движений сделать. Но я не ропщу на судьбину. Ложу свои силы сполна. Ложу до предела, до боли. Авось что-то выйдет; спасёмся, спасёмся от тех ураганов, что могут легко унести в отдаленье, разбить нас о скалы...

Цепляйся сейчас поскорее за дело важнейшее самое.

Не жди ураганов смертельных.

Время теряешь.

То смерти подобно.

...

Пробуждаюсь.

Лечу.

Туда, туда... В бесконечность.

Воскресаю из пепла. Вижу. Вижу насквозь всё.

Всё - прозрачность. Всё - покой.

Я...

Растворённое Я плачет от радости.

Пробуждённый лечу.

Куда? Не знаю.

Что-то несёт меня.

Это - сила, мощь.

Имени этому нет.

...

Стою; смотрю. Бушует океан.

А я - как перст.

Стою; смотрю. И чахну.

Что я? Что я?

Подле меня пустоты?

Все люди где?

По барам пиво пьют.

Потом все с жалобой друг к другу.

Мол, океан, а сколько бед для всех?

Волною смыло всё, что строили годами.

Подле меня пустоты! Люди где?

Где те усилия совместные, для всех, чтоб обуздать волну, стихию, дикость?

По барам пиво пьют.

Там где-то в стороне.

Бушует океан. И укороту нет.

Во мне простор. Во мне простор и нега.

Во мне всех подлинных миров скрестились шпаги.

Зачем скрестились, если истина одна?

Ну, и зачем желаете воздвигнуть выше жизни что-то?

Никто не знает, что так движет нами.

То недоделанность какая-то блестит.

И мучит так порою неприкрыто.

...

Нам иное священное будет перед тем, как прийти и уйти в никуда, там, где нет тусклых мыслей о благе, что заканчивать может наш дух, так парящий свободно над миром, над богатством тех серых людей, что так чахнут, себя унижая перед миром, мирами обласканных.

Не ласкайте. Идите. Идите.

Прямота - то залог всем здоровья.

...

Я лечу.

Мои огни в глазах на весь мир.

Мир улыбается.

Или я сошёл с ума?

Но подымаюсь всё выше и выше.

Нет предела.

Растворяюсь в высотах.

Нет меня.

Один покой; и замедленное движение говорит о счастье, счастье из ниоткуда, как водопад бодрящий и восхищающий.

Я и не-Я одновременно.

...

Мир наполнен тихим свистом,

Тихим шелестом осины,

Тихим шёпотом травы.

Но о чём же шепчут травы?

Чтобы их так не топтали,

Чтобы как-то уважали,

А не просто так сжирали,

Благодарности не знали

За ту пользу, что сыскали

От сжирания травы.

Но - увы.

...

Я в этот час привстану; посмотрю...

Там за окном - волна морская плещет.

Душа моя, та нежная, трепещет.

Когда волну я эту покорю?

...

Вот он, час, упадающий в бездну.

Вот он, день, упадающий в тьму.

Я когда-нибудь тоже исчезну.

И зачем мой уход? Не пойму.

Не пойму я, гаданье одно.

Перепортило жизнь оно.

Я предвидел! Теперь нету сил.

У гадалки судьбу попросил.

...

И вот опять мы будем жить и верить...

И вот опять мы будем говорить...

О чём? Себя нам надобно доверить.

И невзирая... жизнь воплотить!

...

Стою. Смотрю. А океан шумит.

Вот-вот ко мне он близко подойдёт,

Потом и дальше, дальше он пойдёт.

Он движет, движет и совсем не спит.

Я отдыхаю, будто бы убит.

...

Приходит час. Проходит час. Всё мчит, всё мчит куда-то.

Куда? Куда? За далью даль. А нам? А нам - расплата.

Всё то, что ты творил всегда,

Не утекает, как вода.

Стоит. Стоит и шепчет вновь:

"Ну где, ну где твоя любовь?".

...

Может, станет во мне пределом

Перепутанный мир чудес?

Тогда будет то, первым делом,

Что не спутал во мне ещё бес.

А не спутал он то начало,

Что горело ещё сначала.

Изначально светило ввысь.

Но ты всё же его берегись.

Оно - пламя, и жжёт всегда,

И изменчиво, как вода.

Равновесье нашёл я там.

Там Божественный свет - я сам.

...

Я.

Что это? Где оно? Где оно, это Я?

Вы смотрели в себя в поисках этого Я?

Я смотрел. Проникал в глубины подолгу. Но ничего там не находил. Одни пустоты, пустотные пространства, уходящие в бесконечность. Всё.

Нирвана?

Нет, нет. Нирвана - это нечто. Она хоть и пустотная, но она сама по себе нечто.

А Я?

Я - ничто.

Хотя на поверхности этого ничто сгущается нечто. В виде мысли, чувства, побуждения. Оно превращается в движения моего тела. Я действую.

Вы можете, конечно, не согласиться с моим пониманием Я. Вы, наверняка, тоже заглядывали в себя. Хоть раз, но заглядывали, всматривались. Там вы могли обнаружить нечто. Тем самым вы станете меня опровергать.

Ну, ну.

Послушаю ваши рассуждения-опровержения. Но учтите, какими бы вы не представили видами это ваше Я, оно всё равно временно, преходящее, заслоняющее пустоту.

Вы скажете: моё Я - это терпение. Я терпелив.

Но это, наверно, в большей части случаев. Уверен, что вы проявляли и нетерпение, спонтанно срывались с цепи.

Боже... Кто вы? Что вы?

А кто и что я?

Нас несёт. Нас заносит. Куда? Что?

Что мы хотим?

Есть?

Несомненно.

Под ложечкой засосало - и мы бежим к кухонному столу. Это наше Я проголодалось?

Нет, нет. Мы скажем, что проголодалось наше тело, а мы со своим священным Я в стороне, ни при чём. Мы не тело. Мы - некая высшая субстанция под названием Я. А где это Я? Что это Я? Того мы не знаем. И когда мы заглядываем в глубины себя, то оказываемся дезориентированными, не находя ничего более или менее постоянного. Всё здесь текуче. Как, впрочем, и вся наша внешняя жизнь. Одни столетия не похожи на другие. Молодое поколение уже другое в сравнении со старым поколением.

Другое-то другое, во многом другое. Но многое настолько стойко и непоколебимо присутствует, что, кажется, навсегда.

Возвратимся к нашему желанию поесть, к самому процессу поглощения пищи.

Древний человек - дикий человек; ел руками. Разрывал пищу на куски и ел. Затем были изобретены вилки и ложки для этого. Современный человек сервирует стол, имеет несколько ножей, вилок и ложек, на каждое блюдо. Всё изменилось. Неизменным остался сам процесс еды, сам процесс приёма пищи. Он не исчез как таковой. Не исчез, как не исчезло наше тело, имеющее желудочно-кишечный тракт для поглощения и переваривания пищи. Останется ли в дальнейшем этот желудочно-кишечный тракт в нашем теле? Думаю, да. Насколько изменятся все эти процессы поглощения и переваривания пищи? Думаю, изменятся. Вероятно, даже существенно. Но исчезнуть они вряд ли смогут. Ведь всё тело требует этого. Требует наше тело. А мы неотделимы от него. Наше как бы парящее Я неотделимо от тела. Нет тела - и нас нет. Мы, конечно, можем сколь угодно фантазировать в этом отношении. Мысленно отделять себя от тела, бубня себе под нос: "Я не тело, я не тело". Однако мы привязаны к нему, и с ним расстаться не можем. Расставание с телом называется смерть. Конечно, мы можем вообразить из себя небесных ангелов, бестелесных, вообразить бестелесный дух. Мы и не то можем вообразить. Но реалии есть реалии. И мы приземляемся и питаем своё тело, дабы не умереть, питаем витаминами, ненасыщенными жирными кислотами, незаменимыми аминокислотами. Питаем в первую очередь теми веществами, которые наш организм не способен производить. Эти вещества должны быть в достаточном количестве, дабы не нарушать естественный обмен веществ, процесс, заложенный природой генетически. Всё остальное - потом. А это главное, чтобы жить, процветать.

Вот и возникли сгустки в нашем Я в виде правила питаться в большом количестве теми веществами, которые не вырабатывает наш организм, незаменимыми веществами. А сколько таких правил? Много. Много. И всё о тебе, тело. Наше Я печётся о тебе, тело.

...

Вот он - час, упадающий в муку,

Вот он - час, упадающий в тьму,

И порой ощущал я разлуку,

А порою не знал... Но пойму,

Если знать не дано мне от века?

И пойму, если я человека

Распинал за его личный взгляд?

Он не бил и не рушил. Лишь ряд

Идеальный выстраивал. Всё.

И ему вдруг расплата за всё?

Он не сделал и шага. Мечтал.

Как он был, так остался. Он спал.

И за что распинать, расскажи?

Мы на сонного точим ножи?

...

Нам конец всем однажды принесёт тихий ветер, что в раскрутке своей, словно смерч, разорвёт.

Ты не знал, не гадал, что тот ласковый ветер обернётся бедой? Погибай ты тогда. Не достоин ты жизни.

Ты не знал, не гадал?

В ресторанах гулял?

...

Я не знал, что так будет. Закружит сильный ветер, и закрутит меня, и зажмёт в моих мыслях лишь о том, лишь о том... ...лишь о том, чтобы выжить, чтобы жить и плодиться на радость, и друзьям, и врагам тоже нашим... А впрочем, побороть их всех надо; ведь они так мешают продолжать тот порыв, что, возможно, нам выход нарисует однажды, и мы все в то пространство поспешим что есть сил.

Нам не знать всё иное. Мы зажаты лишь в мыслях о спасеньи друзей, о спасеньи родных.

...

Я совет дам простой: не карабкайся в гору, если знаешь, что будет пустота под ногами. Неустойчивость просто. И движенья не будет. Прекратится всё сразу. А зачем так, зачем?

Выживать, выживать нам в движении надо, замирая на время, чтоб слегка отдохнуть в медитации славной, подымающей душу, окрыляя её, чтоб лететь и лететь в бесконечность пространства - хоть на звёзды горячие, хоть в холодную синь. Хоть куда, хоть куда.

Я такого не знал, чтобы видеть, что будет. Но теперь повзрослел, стал на подлинный путь. И лететь, и расти - это надо мне очень. А то я задыхаюсь без таких перемен. А то я сам не свой. Возникает желанье заливать эту жизнь тем игристым вином, что ведёт в никуда мою душу - обитель явной прелести чувств о друзьях, о былом, что хранить так нам надо, дабы вновь не скатиться к иллюзорным мирам от игристых напитков, что уносят в пространства пустоты бесконечной, о себе только зная, отрываясь в ничто.

Я воскрес лишь однажды, непомерно ликуя о ближайших соседях, что со мною живут одной жизнью в проблемах, только мне лишь понятных, и надеюсь, что вскоре будет ясно для всех, что лететь нам всегда, остановок не зная, разве что в медитацию миг обратить, чтоб слегка отдохнуть и, набравшись чуть силы, продолжая полёт, восхищеньем сверкать.

...

Упадаю в ничто. Восхожу к пьедесталам. Одним словом, кручусь. Ну замри! Ну замри! Ветер буйный придёт. Ты задумайся, друг мой. А то песни поёшь о ветрах, о ветрах.

Я когда-то не знал, что бывает такое: понесёт, понесёт и о скалы - шарах... Разобьёт, растрощит, размозжит механизм, механизм сложнейший, что зовётся живое.

Ветер, ветер...

Утихни.

Дай пожить, дай пожить.

...

Начерчу полосу и другую, и третью, расплетая себя в этом мире большом, в бесконечность идущем, туда, за те звёзды, что в ночи так загадочно блещут, порой побуждая к движенью в пространства Вселенной, охватить чтобы всё, чтобы всё до конца, перелив своё сердце, в движении этом, охватив даже пыль, возвеличив, что рядом, всё, что хрупкое очень, что очень дрожит, от морозов-ветров, ото всей непогоды, сберегая себя что есть сил, что есть сил, продолжая себя в своих детях и внуках, в своих генных сплетениях, продолжая живое сквозь пургу-непогоду, сквозь горячие звёзды, что блещут в ночи непонятным огнём, угрожая сверкающим или просто манящим, чтоб летел на огонь; обожжёшь или нет свои крылья свободные, неизвестно никак, только где-то напуганный ты идёшь всё же прямо, как отец научил перед смертью своей, не сгибаясь лишь быть, что от деда пророчество, чтоб хранить, сохранять. Или бросить всё навзничь, раствориться в пространствах и исчезнуть навеки, умереть, умереть...?

Нет!

Идти и идти. Ну а там... Ну, что будет.

Нам плясать и плясать, хоть в обрыв и сорвёмся...

Осторожней, дружок. Осторожней в пространствах.

...

Чёрные образы блеют раскатами грома и молний, так приносящих тревогу в мире нестойком таком, в мире нежданном, случайном, так не похожем на прежний, так неуёмно текущим, лишь разбиваясь о грады, что сотворил государь; государь тот, что временно очень ликуя, вешая люд непокорный, люд, что как волны случайно желает расти в поднебесье. Государь же хотел непокорную силу, теснящую нервным пределом, переломать. Нежный возглас толпы, ломающий трон супостата, неверно парящего в неге и под бутыль водяры забравшись, себя возвеличив до беса, грады поставив, пределы вольной волне всяких будней, тем государем назвавшись, что, не являясь бессменным, вкопался и стал неприступным на время, на вид неприступным, надумав с волною сразиться, не зная, что всё перемены, что нету устойчивых будней, что всё бесконечно растёт.

Ломая росток, увядаешь. А корень, цветы отделяя, усохнет когда-нибудь всё же.

...

Лоснящийся ветер щекочет, снабжая невинность покоем, незримостью, новым пределом, лобзающим нас спозаранку, когда мы надуманно встали, а сами по-прежнему киснем бумагой мочёной, невзгодой, навыворот трещину чуя, ликуя от этого рано, как будто бы ранняя пташка, паркеты обгадив невинно, возмездием стукнула в очи, совсем не помыслив о благе просторов, скреплённых печатью, навылет по сердцу ударив своей лопастиной единой, её расколов до предела, не ведая даже начала того, что наскучит однажды, когда мы в потёмках блуждаем, когда, разыгравшись, как дети, срывая заметное счастье, ну, так незаметно ликуем, что голубь, в дверях застревая, не слышит начала всех песен, последствий всех, что убудут в расщелину дерзкого гнева, неведомо как возвращаясь к пределам всего, что не знает, зачем залетает на почву, вскормлённую тысячью нежных столетий, не знающих муки, а только вплетающих ленты в предельные части Вселенной в надежде увидеть неверность всего, что в округе трепещет, всегда восхваляя, что было, неверно трактуя, что будет, не зная, что, как в этом мире и в том, за окошком стеклянным, с таким неустойчивым цветом, изменчивым к новым пределам, не зная, откуда печали берутся на головы наши, когда мы незримо крадёмся на цыпочках, снова вгрузая в пески наших будней тяжёлых, ложащихся навзничь крестом, на плечи, на шею, на совесть, тяни, мол, незримо ликуя, не зная, зачем всё на свете и для кого будет лира, когда погибает лишь ближний, вдали уносящийся тиной, свивающий память о страсти, о нежностях, чёрствых до боли, когда неподкупно мы блеем, совместно с начальником нашим, совсем не желая ни счастья, ни горя, ни прочего всякого, распавшись на части, как муха, вся в паутинной замазке, что так паук ей устроил, чёрную шаль зарядив новой удавкой на случай - вдруг взбудоражится что-то, вдруг заклокочет живое, нервно стирая завесы, нервно смывая пределы, те, что гнетут непомерно, рост прекращая бессменный, рост сей на веки веков, если, подумав как надо, путь не наметить в погибель, если, как славное море, плеском туманить, то счастье, что неуёмно нейтрально высится просто как столб над этой землёй, что чернеет, но зеленеет вовек.

...

Запляшет, запляшет, запляшет.

И вновь запоёт, запоёт мой чёрный предел, что в коморе глубинной сидит. Где-то внутри моей сути. И плачет о всех тех погибших, невинных таких и случайных таких молодых, молодых, сейчас среди нас не живущих, защитой стоящих когда-то, когда-то стоящих за нас напротив нечистой оравы, за деньги убийствами занятой, за деньги творящей всякое, за деньги творящей зло.

Напомню, держать оборону нам велено лишь для защиты. За что полегли наши братья?! За что мы поляжем однажды? За главную ценность на свете, за рост нашей собственной жизни, что так у арийского племени было в почёте всегда.

Не просто в почёте святое. То было святое всегда.

Губу закусивши однажды от боли, о жертвах бессмертных немею я, память имея и вспоминая о крови, о крови, текущей из ран.

Всё безвозвратно уходит. Но кровь остаётся. Константа. Константа всех дел тех неправедных.

Впрочем, мой друг, ты другим озабочен.

Но может ли быть что важнее?

Важнее, чем жизнь, не может.

И потому вспоминает и плачет мой чёрный предел.

...

Понимать нам дано не всегда.

Мы, как птицы, летаем, летаем...

А куда? И зачем? Забываем, что мы посланы, впрочем, случайно. Что должны разобраться с собой. Что, зачем. А потом уж лететь. Поменять курс полёта, на ходу разобравшись в никчемности всего, чего мы желали буквально недавно.

Мы - есть всё!

Утвержденье банальное? От незнания сущности дел. Коль не всё, погибать остаётся. Нас задавит. Не вспомним того, чего тщательно ночью желали. Продолжая всё это и утром. Днём накрыла нас чёрная туча всяких дел, что совсем не по теме. Что по теме? Давай разбирайся. А то весь, весь в желаниях спишь. Нету мысли о хлебе насущном.

Нету мысли? Тогда погибай.

Надлежит отражать нам хоть что-то из того, что наметили раньше наши предки своими сединами, поселив в нас покой наших мыслей о блаженстве, о жизни, о счастье.

Нету мыслей? Тогда погибай.

И растопчут нас камни. Не думали... Мы не думали, как уберечься. Наши мысли куда-то исчезли.

...

Я хотел рассказать о зверях, и о людях, что к ним так приближены.

Нет!

Совсем не приближены!

Нет!

Превзошли они братьев по крови. Жгут. Пытают. Война, мол, война.

То ума не дала им природа.

Вот воюют.

Убийство подобных. Убивают подобных себе.

Убивают.

И жгут.

И пытают.

Разобраться зачем ведь не смогут.

Не дано им ума по рожденью.

Так подобие взращивать могут?

Нет. Не могут, не могут, не могут.

Оттого и война, и беда.

Звери. Звери.

То им не простится.

А им это не надо совсем.

Зверь есть зверь. Что он думает, а?

...

То для тела совсем не дано. Слышишь это? Меня спасали, когда я не съедал для пользы. Когда я не испил нектар тот медовый, молочный, - соки.

Соки надо. Сок вишнёвый, сок кабачка... Всё для тела, для тела всё. Чтоб его уподобить Богу.

А потом?

Лишь употребить. Чтоб возвысить над Богом башню. И смотреть во Вселенной на звёзды, регулируя их движенье. Так всем нам завещал пророк, наш Отец. Земля ему пухом. Пухом близких, что все полегли молодыми за землю родную, чтоб на ней воздвигали башни и смотрели на звёзды пёстрые, регулируя их мерцанье распускающим светом без толку.

В толк возьмём, когда вспомним Отца, и в твореньях покинем обитель, лишь в надежде на сердца биенье и до боли щемящую грусть.

...

Побежал. Побежал. Побежал.

За долину. За гору. За взморье.

Окрылил и себя, и собой - полк людей, что зачахли в расщелине.

Нам туда. Нам туда. За моря. За Вселенную; глазом окинуть.

Воссоздать все миры как реальность.

Воссоздать всё, что в нас в головах.

Расскажи мне всё то, расскажи.

А иначе, что есть?

А!

Не знаешь!

А нет ничего; ничего.

Воссоздать нам лишь тот идеал, что воздвигнет всё жизнью ведомое. Воссоздать всё реально, везде. Не забыть своих предков усопших, что так ночью стучат нам во сне - всё о том, что энергии влили в нас когда-то, что мы их несём, что с пути нам сойти так негоже, а расти лишь, расти и цвести. И никак по-другому, никак.

Иначе?

А иначе - лишь смерть к нам с косой. А иначе - лишь чахлые струи нездоровья; болезни придут, завораживать станут изменой. Мол, сойди, мол, сойди лишь с пути, и в роскошную виллу войдёшь, и получишь земельных угодий до краёв. Сколько? Столько... К горизонту - полей и полей. К горизонту - всё будет твоё.

А зачем? Всё не надо. Для всех. Мне - для всех. Потому мне хватает обочины. Лишь бы жизнь цвела и росла. Лишь бы люди кишели везде. И в полях. И в лесах. На лугах, к горизонту идущих.

...

Вы подсматриваете за мною, как я окунаюсь в преступный мир Крыма 2014 года? Это не просто преступный мир. Это преступный мир власти, которая очищает полуостров от инакомыслящих. А кто здесь особо по-другому думает? Проукраинские активисты, крымские татары? Они исчезают. Потом находят их трупы. Так, один из пропавших шестого октября был найден повешенным. Всё идёт по плану. Не будет лидеров, не будет и проблем. А остальную массу можно запугать - и жить, жить припеваючи. Нет человека - нет проблемы.

Преступная власть оккупантов.

...

Что-то говорится в глубинах моего существа, за что-то зацепило.

Неравнодушие?

Наверно.

А как быть ровной душе, когда убивают людей?

Тут какую тварь живую прижмёшь - и жалко.

А тут двадцатилетних красивых парней убивают, калечат, делают инвалидами. И для этого придумана специальная тяжёлая военная техника: - "Град", "Смерч".

Человек! Ты - выродок! Не выживешь ты среди галактик Вселенной. Сдохнешь.

Постой, постой.

Человек-то разный.

Кто послал "Град"? Кто послал "Смерч"?

Человек-московит послал.

Сдохнет он среди галактик Вселенной.

Но и мы сдохнем вместе с ним.

Мы зависимы.

Мы все, люди, зависимы друг от друга.

Что делать?

Человека-московита перевоспитывать надо. Уж больно он съехал мозгами. Дошёл до того, что начал людей убивать. Избивал! Но этого ему было мало. Он начал убивать неугодных, кто не носит на груди двуглавого орла-мутанта.

Человек-московит странный. Сам в себе. Представляет, что вокруг него враги, которые хотят отнять у него пустующие пространства Сибири, из которых он выкачивает нефть и газ, занимаясь торговлей.

Человек-московит, живи себе. Зачем же людей убивать?

...

Катаюсь на своих лопатках, как на роликах. Вправо-влево. Влево-вправо.

Не хочу вставать с постели и окунаться в этот безумный мир.

Люди осатанели. Несут придуманный мифический бред про Русь и убивают.

Какая Русь?

В Донецке и Луганске убивают людей! Причём не просто убивают, а пытают, издеваются.

Какая Русь? Там выращивали. Здесь уничтожают. Пытают.

Вас когда-нибудь пытали?

Меня - нет.

Над вами когда-нибудь издевались?

Надо мной - слегка. Издевательский тон. Но есть и не слегка, и есть не просто издевательский тон. Доклад ООН о террористах Донбасса вмещает целый список пыток и издевательств. За это должно быть наказание. Иначе мы дальше никуда не двинемся.

Катаюсь на своих лопатках, как на роликах. Вправо-влево. Влево-вправо.

Не хочу вставать с постели - и окунаться в этот безумный мир.

...

Всё, что было, что есть, всё уйдёт. Всё, что будет, туманом покрыто. Остаётся в душе пустота. Сохраняется боль о несчастных; тех, что рядом без света живут, без воды, без жилья и без пищи. Им разрушила жизнь война, весь уклад их такой незатейливый. Жить и есть, и детей нарожать. Дети гибнут под "градами". Кем допущено это? Зачем? А сектанты-язычники правят. Есть оружие. Им ни по чём. Им желаемый мир воплотить. Ну хоть как. Против жизни? Пускай. Пусть той жизни не будет на свете. Лишь бы цвёл пьедестала гранит, возвышая бессмысленность рвений. Лишь бы так.

То шиза. То шиза.

Всех - оружием, всех - на колени.

И цветёт, и цветёт пьедестал, той безумственной мысли опора.

...

Всё воскресает из мёртвых

Только у самых упёртых,

Тех, кто себя не жалея,

Друга и брата лелея,

Вкладывать душу в других

Готовы. Я это постиг.

...

Принимаю. Понимаю.

Жизнь движет; жизнь бдит.

Что я снова принимаю?

То, что так во мне болит?

Боль свисает. Боль сверкает.

Ищет боль исток беды.

Боль слезами умывает.

И не надо нам воды.

А вода течёт, сверкая.

В небе движет птичья стая.

Мы не знаем наш предел,

Оставаясь не у дел.

Вот я к этому пришёл.

Сколько дней, ночей я шёл?

А зачем, не знаю сам.

Чтоб поведать снова вам

Что я есть, что шевелюсь?

Что я неге отдаюсь?

А зачем? Не знаю сам.

Проявление богам?

Это надо очень нам?

...

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ..........................................3

2012...........................................................4

2013.........................................................14

2014.........................................................15

Мурашкiн М.Г.

М 91 Кiнець свiту? / М.Г. Мурашкiн. - Днiпропетровськ: Монолит, 2015. - 50с.

ISBN 978-966-2252-99-6

В книзi "Кiнець свiту?" Михайла Георгiйовича Мурашкiна мовиться про небезпеку середовища в якому живе людина. У людини є можливiсть захистити себе. Але вона може i не спромогтися захистити своє життя. Кiнець свiту може бути, а може i не бути. Автор говорить про небеспеку в майбутньому.

УДК 081/082

ББК 94; я44

Лiтературно-художнє видання

МУРАШКIН Михайло Георгiйович

КIНЕЦЬ СВIТУ?

Росiйською мовою

Вiдповiдальний за випуск Г. М. Гарченко

Пiдписано до друку 17.11.2015. Формат 60x84/16. Гарнiтура Таймс. Папiр офсетний. Друк офсетний. Ум. друк. арк. 2,79. Обл.-вид. арк. 1,47. Тираж 1000 прим. Вид. N 187. Зам. N 11/171.

Видавець i виготiвник ПП "Монолит"

49038, м. Днiпропетровськ, вул. Ленiнградська, 56

Тел.:(0562) 340-873, E-mail: monolit97@i.ua

Свiдотство про внесення до Державного реєстру

ДК N 273 вiд 08.12.2000

Зв'язок з автором здiйснюється через електронну пошту й мобiльний телефон:

Е-mail: michailmurashkin@gmail.com

Мобiльний телефон: 097 45 90 308

095 5 81 91 21

Додаткова iнформацiя в Iнтернетi:

1) michailmurashkinbooks.blogspot.com [або: Издания Михаила Мурашкина]

2) http: // samlib.ru/m/murashkin_m_g/ [або: Мурашкин Михаил Георгиевич - Lib.ru: Журнал "Самиздат"]

3) murashkin.jimdo.com [або: Записи Мурашкина]

4) mgmurashkin.jimdo.com

5) murashkinmg.narod.ru

На обкладинцi використано зображення "Никшарум" (Свiдотство про реєстрацiю авторського права на твiр N 32181)

Оставить комментарий © Copyright Мурашкин Михаил Георгиевич (smeu1@rambler.ru ; smotrytskyy@gmx.de) Размещен: 02/03/2016, изменен: 02/03/2016. 79k. Статистика. Эссе: Публицистика КНИГИ Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: В книге "Конец света?" Михаила Георгиевича Мурашкина речь идёт об опасностях среды в которой живёт человек. У человека есть возможность обезопасить себя. Но он может и не суметь обезопасить свою жизнь. Конец света может быть, а может и не быть. Автор говорит об опасности в будущем.

Мурашкин Михаил Георгиевич : другие произведения.

Конец света?