Если поставить братьев рядом (не получится, один давно не держится на ногах), вы бы никогда не подумали, что они близнецы. Сейчас обоим за сорок, один программист, а второй когда-то был диктором на телевидении. Мрачный и нелюдимый программист жил с женой в оставшейся от родителей квартире, выходящей окнами на мутные воды канала, а телеведущий, веселый и оборотистый малый, построил коттедж за городом, с бильярдом и сауной.
Диктор жил на широкую ногу, как и полагается кинозвезде: ездил на спортивном автомобиле с откидным верхом, одной рукой крутил руль, а другой раздавал автографы и обнимал женщин в струящихся платьях с ярко накрашенными губами. Программист всю жизнь проработал в государственной организации, занимаясь тем, скучнее чего нет ничего на свете, - статистическими отчетами. Учреждение располагалось прямо напротив его дома, на другом берегу канала, и для того, чтобы попасть на работу, достаточно было перейти мост.
Статистикой занимались одни женщины, считалось, что они лучше справляются с монотонным трудом, послушно превращая входящие в исходящие, а затем в утиль. Программист, едва ли не единственный мужчина в учреждении, чувствовал себя скованно. Каждый месяц он стыдливо подходил к окошечку, забранному решеткой, расписывался в ведомости, которую протягивала женская пухлая рука, и, сгорбившись и пряча лицо, торопливо уходил.
С утра до вечера он прилежно ткал простыни из цифр, поджав ноги на табурете у счетно-вычислительной машины. Разгоняя потоки чисел, он представлял себя то дирижером оркестра, то старшиной, вербующим дивизии новобранцев, то укротителем в цирке. Его мрачное насупленное лицо светлело, когда он заставлял цифры повиноваться своей воле, выстраивал их в плотные ряды, подравнивая нолик к нолику, единичку к единичке. Устав от цифровой ряби, программист поднимал взгляд и смотрел в окно, на мост и зыбкую гладь канала, за которым расплывались болотными огнями окна его квартиры.
Жена работала в ночную смену и просыпалась, когда в учреждении начинался обед. Программист спускался в столовую и садился за столик у окна. Он съедал борщ или бульон, уставившись в окно, пока глаза не начинали слезиться, отщипывая крошки от ноздреватой булки. Ему казалось, что он видит, как жена лениво собирает волосы у окна, зевая, идет на кухню, распахивает окно, ей все время было душно. Вот она просовывает в форточку голую руку, чтобы открыть шпингалет. Он мысленно следовал за женой по пятам, пока она ходила по квартире, собираясь на работу, и покидал ее, лишь когда она распахивала тугую дверь парадной, замешкавшись на пороге, чтобы надеть перчатки или застегнуть сумку.
В его жене жила размеренность часового механизма. Прислушиваясь к ее ровному дыханию по ночам, он слышал не биение сердца, а сухое тиканье. Жена никуда не спешила, ничего не делала второпях, и у нее всегда оставалась минута про запас - хотя бы для того, чтобы вот так замереть на пороге, поправляя берет.
Программист никуда не ходил, только на работу и обратно, но каждый раз останавливался на мосту и бросал в воду камешек, загадывая желание. Камешек, издав тихий всплеск, исчезал на дне, а зимой оставался лежать на льду, ожидая, пока его сожрет полынья.
Женщины в учреждении первое время подсмеивались над программистом, строя догадки, почему он все время сидит у окна, не сводя глаз с дома напротив. Сплетничали, что он гнусный извращенец, подглядывающий, как переодеваются женщины. Но насмешки быстро иссякли, шутники и фантазеры в учреждении не задерживались, цифровое болото успевало поглотить их. На программиста скоро перестали обращать внимание, он не был фигурой, способной подолгу занимать чужие мысли. Никто не мешал ему, когда он стоял, прижавшись лбом к стеклу, и вздрагивал, если проходившая мимо дама со стопкой бумаг случайно задевала его локтем. Но камешек на счастье бросал всегда, это была единственная примета, в которую он верил.
Удача улыбнулась его брату-близнецу, хотя он ее и не заслуживал: плохо учился в школе, отслужил в армии, а, вернувшись, устроился на работу в такси. Однажды брат вез знаменитого режиссера или продюсера, и эта поездка оказалась судьбоносной. Режиссер отправил брата на курсы техники речи, а потом устроил диктором на телевидение. С тех пор программист, торопясь утром на работу, искал самый красивый, особенный камень, чтобы бросить его с моста, и долго смотрел на расходящиеся по воде круги.
Брат каждое утро появлялся на экранах, озаряя мир улыбкой. Привычка смотреть чуть исподлобья его нисколько не портила. У обоих была манера разговаривать, чуть наклонив голову, но от программиста исходила угроза, а диктор словно к игре приглашал. Брат читал новости, пересыпая их шутками, делал комплименты ведущей - красивой девушке, сидящей рядом. Они веселились на пару, счастливые и раскованные, пока программист кривился от зависти, щелкая пультом.
В молодости братья мало общались, но с возрастом сблизились. Диктор стал захаживать к программисту, в компании приятелей и красивых женщин, садился во главе стола, ловко разливал коньяк, шутливо-церемонно целовал дамам ручки. С его появлением мрачная квартира оживала. Однажды брат достал с антресолей трехколесный велосипед, на котором они катались детьми, уселся на сидение, еле поместившись, так что колени торчали выше руля, и проехал по коридору, врезавшись под общее ликование в программиста.
Брат смеялся громче всех, и все вокруг сгибались от хохота, даже молчаливая жена программиста улыбалась, только он сам сжимал кулаки, потирая ушибленное колено. А брат уже забыл про него, рассказывая, как тренировал дикцию на курсах. Он набил рот орехами, которые ловко схватил с блюда, и выкрикивал скороговорки, сидя на трехколесном велосипеде, а потом звенел в звонок, прерываемый взрывами смеха. Жена программиста заслушалась, забыв подать горячее. Она так и стояла, прислонившись к дверному косяку и держа обеими руками накрытую полотенцем кастрюлю с картошкой, пока диктор не подскочил к ней, приподняв крышку и уморительно сморщив нос.
- Чем здесь так вкусно пахнет, а? - спросил он, приобняв жену программиста.
- Я и забыла совсем, - смутилась жена. - Пожалуйста, угощайтесь. Сейчас курицу принесу.
- Мы картошку не едим, - отнекивались девицы, жеманно оглаживая тощие бока. А брат подмигнул жене и сказал: "Клади мне добавку, я всеядный".
Такой он и был, всеядный, готовый принять все, что предлагает судьба, не отплевываясь и не мотая головой, не стараясь увернуться от вездесущей ложки, армия так армия, таксист так таксист, курсы так курсы. А когда дошло до сладкого, он получил на блюдечке с голубой каемочкой - и дорогой костюм, и бархатный взгляд. Программист с ненавистью смотрел, как брат звенит хрустальным графином, стучит вилкой по блюду, цепляя без разбору все, что попадется, - дольки огурцов, ломтики бекона, раздавленные помидоры и чужих жен.
Мысль убить брата появилась у программиста внезапно, но не ужаснула и не испугала. Напротив, он начал ее обдумывать, да так увлеченно, что, глядя в окно на работе, даже перестал воображать, чем занята жена. Программист надеялся, что после смерти брата займет его место и будет читать новости по телевидению, благо никто не заметит подмены, но вскоре отбросил эту мысль, как заведомо нелепую: братья хоть и были близнецами, но чем старше становились, тем меньше походили друг от друга.
Глядя по ночам на тени, ползущие по потолку, программист размышлял, как лучше убить брата. Сначала он хотел отравить его, подмешав яд в вино, или, например, взорвать машину, которая возила его в студию. Но эти способы были или слишком сложны в исполнении, или оставляли следы, которые неминуемо привели бы к убийце.
Однажды ночью программисту в голову пришел вариант, который показался самым удачным: столкнуть брата с моста и утопить. Брат был легок на подъем и обожал приключения. Ничего не стоило в темноте выманить его из дома, подвести к ограде моста, показать пальцем: "Смотри, какие там огоньки", а когда он перегнется через перила, быстро схватить поперек туловища и бросить в реку.
Осталось выбрать ночь, непременно темную, воробьиную, и действовать быстро, чтобы брат не успел выкарабкаться на берег. Программист решил, что сейчас самое подходящее время - ранняя весна, лед начал таять, и брат, еще по-зимнему одетый, сразу пойдет на дно. Натягивая одеяло, программист видел словно наяву, как брат цепляется за лед, обламывающийся под его пальцами, барахтается в расползающейся полынье, захлебываясь и молотя руками.
Для верности программист решил привязать к ногам брата камень, чтобы он сразу ушел на дно, и пикнуть не успев, только как это сделать? Можно затеять игру вроде катания на трехколесном велосипеде, брат доверчив и падок на розыгрыши. Программист возбужденно перевернулся на другой бок. Привязать к ногам большой камень, а потом столкнуть в воду, так будет надежно. Он удовлетворенно пожевал губами.
Если камня не будет, брат выплывет, непременно выплывет, колотя руками по воде, цепляясь за склизкие камни набережной. Придется идти за ним, наклоняться, молча отдирать его пальцы от парапета и топить, наступая ногой на голову, как только она покажется из-под воды. А самое неприятное - ему придется смотреть брату в глаза. Программист встал с постели, надел халат, возбужденно забегал по комнате. Он обязательно увидит его лицо, прежде чем брат захлебнется, и что будет в его глазах - ненависть, ужас, немой упрек? Программист поморщился. Да все что угодно, лишь бы не эта его улыбочка.
Программист заворачивался в простыню и садился к столу, чтобы сделать расчеты. Он нарисовал маршрут и даже прошел его с секундомером, считая, сколько шагов от парадной до набережной. По пути на работу он каждый раз заглядывал под мост, выбирая место, где удобнее осуществить свой замысел. Он останавливался, встречаясь взглядом с чугунными чудовищами, сторожившими мост, и бросал камешек на счастье.
Брат, ни о чем не догадываясь, шел навстречу судьбе, что поделаешь, он не умел уворачиваться. Каждое утро он улыбался с экрана, а по выходным приходил к родственникам, не зная, что молчаливо сидящий в углу брат уже все решил.
Телеведущий бренчал на гитаре, обнимал программиста, предлагая ему спеть вдвоем, а девушки ахали, как так, неужели близнецы, вы же такие разные. Они действительно совсем не были похожи - стройный, с зачесанными назад волосами, открывающими гладкий лоб, улыбчивый телеведущий и скорчившийся, измятый, словно в узел завязанный программист.
В прихожей он подошел к зеркалу, распрямил плечи, одернул пиджак, но не стал больше походить на брата. Мешало выражение лица - его словно исказил невидимый шрам. Программист попробовал оскалиться, как брат, растянул губы, лицо стало кривым и клоунским, он поспешно отошел от зеркала, даже перевесил пальто, чтобы стереть из памяти свое отражение.
Брат казался вездесущим и бессмертным, как двойник, высасывающий жизнь, которого не убить ни пулей, ни ядом, уж сколько казней было ему придумано, а все без толку. Программист осунулся, стал опаздывать на работу, кричать на жену. Ему казалось, что в квартире дует из всех щелей, он наглухо заклеил все рамы, а утром на работе смотрел в окно и с горечью представлял, как жена открывает форточку, просовывая между рам голую руку, а потом стоит, вдыхая утренний воздух.
Воздух был чист и свеж, не отравленный братоубийством. Воды канала, через который шел программист, не окрасились кровью. Еще не мерещилась ему в воде голова брата с вытаращенными умоляющими глазами, на которую он наступал, да так, чтобы хрустнула шея и ненавистное лицо скрылось под водой навсегда.
Однажды программисту позвонили на работу и сухо спросили, кем он приходится известному телеведущему такому-то. "Братом", - ответил программист, и сердце его подпрыгнуло.
Ему сообщили, что брату стало плохо прямо в студии, его увезли в больницу, состояние тяжелое, и родным лучше срочно приехать. Из родных был только программист, он выскочил на улицу, не попадая в рукава пальто, задыхаясь, побежал через мост, даже камешек бросил второпях, несильно размахнувшись, но желание загадать успел. Дома он пытался сообразить, что брату понадобится в больнице, метался по квартире, уложил мыльницу, бритву, тапочки, но в спешке забыл пакет в прихожей. Возвращаться не стал, тем более в больнице оказалось, что брату не до бритвы с мыльницей.
Брат лежал неподвижно, с перекошенным после инсульта лицом, одна половина которого жила какой-то зловещей жизнью. Один глаз вращался, лоб собирался морщинами, как будто брат силился что-то понять, а рот провалился, не оставляя намека на прежнюю улыбку.
- Вы брат, насколько я понял, - деловито сказал врач.
- Да, а как вы догадались? - переспросил программист.
- Вы очень похожи. Близнецы?
Программист кивнул.
Врач оставил его в палате, чтобы программист мог сказать все, что хотел, заверив, что брат слышит и понимает каждое слово. Программист смотрел на лицо брата, такое же искаженное и полное немого отчаяния, как если бы он топил его ночью под мостом. В глазах брата были хорошо знакомые ему ужас, страх и боль, не было только одного - упрека. Ему захотелось надавить на макушку ладонью, погрузив голову больного под одеяло, а потом отвернуться к окну и никогда больше не встречаться взглядами, но если с утопленником разобраться просто, то с парализованным никак.
Брата продержали в больнице около месяца, он лежал неподвижно, только вращал правым глазом и дергал щекой.
Программист настоял на выписке, заявив врачам, что позаботится о больном, и выполнил обещанное. Он выделил брату самую большую и светлую комнату в квартире, а сам с женой переселился в соседнюю, больше напоминавшую чулан. Он менял брату простыни, кормил с ложки, а вечерами, приходя с работы, подолгу сидел у изголовья, держа больного за руку, упавшую плетью, так что жена, проходя мимо, замечала, как они стали похожи, действительно одно лицо.
Жена была недовольна таким поворотом дел. Они продали коттедж и спортивный автомобиль, принадлежащие брату, и на вырученные деньги вполне могли поместить больного в пансионат, где обеспечивают уход за лежачими, но программист отказывался наотрез. Каждое утро он включал брату телевизор и поворачивал экран так, чтобы тому было удобно смотреть. Показывали новости, их читал другой ведущий - сытый блондин с шелковым шейным платком. Блондин улыбался не так широко, как брат, а пытаясь острить, давился своими шутками, словно кашлем. Брат шумно дышал через нос, елозил пальцами здоровой руки, собирая простынь в складки, брат не понимал, что он хочет сказать, а жена, раздувая ноздри от злости, хлопала дверью, унося с собой еле слышное тиканье.
- Он все равно не поправится, - выговаривала программисту жена, понижая голос до шепота, когда они оставались в комнате одни, как будто парализованный мог неожиданно появиться на пороге. - Зачем ты с ним возишься? Лежачий больной в квартире!
Программист решительно мотал головой. Жена в сердцах вскакивала, забыв былую размеренность, рывком распахивала окна настежь, оторвав полоски бумаги, которые он аккуратно приклеивал каждый вечер. - Повесил себе камень на шею! И так дышать нечем!
А программист улыбался, слабой, затаенной улыбкой человека, который провел жизнь в пещере, а сейчас, щурясь, робко выбирается на солнце. Он наконец-то был счастлив, впервые с тех пор, как перевез брата в свою квартиру.
Возвращаясь с работы, уже подойдя к дому, программист вдруг остановился и хлопнул себя по лбу. Он не заметил, когда перестал бросать камешек на счастье, переходя мост.