Владимир Николаевич Денгилевский остановил свою новенький "Лексус", который недавно приобрел, вышел из машины, открыл заднюю дверь и вытащил из машины огромный пакет и не менее огромный букет ярко-оранжевых едва распустившихся роз.
Неспешно подошел к калитке и позвонил в колокольчик.
На крыльце дома появилась Гликерия Борисовна и торопливо поспешила к калитке.
- Добрый день, Гликерия Борисовна. С наступающим днем рождения!
Денгилевский специально приехал накануне поздравить именинницу, зная, что завтра здесь будет Глика с будущим мужем, а видеть Глику в обществе другого мужчины для него было выше всяких сил.
Не мог он забыть эту девочку, которую, как уже понял, потерял навсегда.
- Спасибо, Владимир Николаевич. Проходите.
Гликерии Борисовне с одной стороны было жаль Денгилевского, с другой стороны - не очень приятно видеть его у себя, особенно сейчас, ведь у Марка могут возникнуть вопросы, а если не у Марка, то уж Бэлла Наумовна точно заинтересуется.
Конечно, можно придумать, что это старый знакомый Арсения, еще по работе в министерстве, тут и придумывать ничего не надо, они действительно вместе когда-то работали.
Но только слепой не заметит, как Денгилевский смотрит на Глику.
Словно кот на сметану, - почему-то такое глупое сравнение пришло на ум Эбер.
Они с Денгилевским вошли в гостиную.
- Сейчас я чай приготовлю. Или вам лучше кофе?
- Если можно, лучше кофе.
Я ненадолго. Только вас поздравить, и Владимир Николаевич протянул букет цветов и начал развязывать пакет.
Это вот вам, - сказал Денгилевский, доставая из пакета картину.
Гликерия Борисовна от неожиданности села на стул:
Денгилевский держал в руках большой портрет Глики.
- О! Боже, зачем! - воскликнула Гликерия Борисовна, - как я объясню появление этого портрета в доме?
- Скажите, что заказали специально.
- Владимир Николаевич, вы в своем уме? Откуда у нас такие деньги?
Вы что подпись не видите, кто автор портрета.
А кстати, как это он писал Глику? Вряд ли она позировала.
- По фотографии.
- Это же какие деньги нужно было заплатить, чтобы известный художник, придворный, можно сказать, по фотографии писал портрет.
Ну что мне делать? Гликочка тут изумительна.
Нет, к сожалению, я не могу принять этот подарок. Мне нравится здесь Глика, но простите, заворачивайте обратно ваш подарок и давайте пить кофе.
А за розы спасибо.
- Гликерия Борисовна, дорогая, я же от всей души. Примите портрет, пожалуйста.
Признаюсь, этот портрет давно у меня висел в спальне, но теперь: мне так тяжело видеть каждый день перед глазами Гликочку. А для вас я думал в радость будет.
- Вы думаете, что говорите? Как я объясню Марку?
- О Марке я как-то не подумал, - ответил Денгилевский, - да, извините меня. Хотел как лучше, а получилось: снова не угодил.
- Все, садимся пить кофе.
А хотите сделать мне подарок? У меня есть к вам просьба, - неожиданно для себя произнесла Гликерия Борисовна, - хотя эту просьбу она давно вынашивала в своих мыслях, но не знала, как обратиться с этой просьбой к Денгилевскому.
Вину, и еще какую вину она чувствовала за собой. И хоть как бы искупить эту свою вину, она непроизвольно и выговорила то, что давно хотела сказать.
- Ради Гликочки? Ради нее - любую просьбу выполню.
- Володя, - впервые она назвала его просто по имени, - забудьте Глику, - Глика никогда не будет вашей.
- Я все равно ее буду ждать, - упрямо сказал Владимир,- если я до сих пор не женился, то уж вряд ли женюсь. А Глику я люблю.
Люблю. И ничего не могу с собой поделать. Наваждение какое-то.
Вам могу признаться: я не монах, естественно у меня есть женщины, но во всех женщинах я вижу только Глику.
Гликерия Борисовна не нашлась, что и ответить на такие откровения взрослого мужчины, поэтому просто сказала:
- Давайте вот пробуйте пирожки.
- Ваши пирожки, это прелесть. Таня до чего кулинарка, но такие пирожки как у вас, никогда не испечет. Я уж ей и рецепт давал, но все равно с вашими не сравнить.
Что-что, а льстить Владимир Николаевич умел. Пришлось научиться.
Еще работая в Минрыбхозе, понял, что надо быть Молчалиным, тогда у тебя будет и карьера, и деньги.
Все у него было теперь, и льстили теперь ему. Только Глика как-то сказала: "вы что думаете, это вам льстят? Льстят вашему положению".
Глика - умничка.
И с ее словами он не мог не согласиться. Хотя его вроде бы искренне любили в фирме.
Вот и гордая Эбер снизошла до него, с просьбой обратилась. Но обратилась-то ради Глики, ради себя вряд ли. Но ради Глики и я готов на все, даже готов пожертвовать и положением, и лестью, и даже деньгами, хотя насчет денег ...
Нет, без денег никак нельзя.
Деньги - это свобода.
А ведь он чувствовал, что не любили его в этом доме, хотя виду никто никогда не показывал, но и приглашать сами никогда не приглашали. Хотя, может, не столько не любили, а не хотели, чтобы он был вхож в их дом.
Да и не было особых, вхожих в дом Эбер за исключением только детской подруги Гликерии Борисовны - разбитной тетки, работающей на телевидении.
Вот та любила Владимира ни за что.
И всякий раз при встречах, поводя плечами, восклицала: " ох, где мои семнадцать лет? Окрутила бы я тебя, Вольдемар, ты бы и оглянуться не успел. А то влюбился в девчонку".
Да, если быть перед собой честным, они никого не приглашали: к ним все могли придти без приглашения, и даже без звонка.
"Что-то я себя накручиваю! Наверно, оттого, что Гликерия Борисовна отказалась принять портрет Глики. Но сам виноват - не подумал, какова может быть реакция Гликиного жениха, да и всей новой родни.
А с Арсением Николаевичем у меня нормальные отношения: всегда с доброй грустью вспоминаем совместную работу. Жаль, что он не захотел пойти работать ко мне в фирму консультантом. Но возраст, да здоровье уже не то. Но всегда советы дельные дает, когда обращаюсь к нему с тем или иным вопросом.
В общем, зря себя накручиваю, как кисейная закомплексованная дамочка"
Но как Эбер обхаживала того сопляка из Таллинна, которого вызвала прошлым летом к больной Глике. А, может, это их родственник.
Они такие скрытные все. Ольга только иногда проболтается о чем-нибудь, на что Гликерия Борисовна подожмет губы и строго той попеняет: "не отвлекай людей своими проблемами".
Хотя такими и надо быть.
Я ведь только с Гликерией Борисовной, да с Танькой и могу быть самим собой. А для остальных - якобы, крутой. Хотя какой крутой.
Несмотря на то, что с бабушкой Глики он познакомился года три назад, почему-то воспринял ее как родную. Наверное, оттого, что рано лишился своей матери. И относился к Гликерии Борисовне как к близкой и родной. Хотя Эбер близко никогда его в свою душу не впускала. О ней Владимир Николаевич практически ничего не знал. Знал только, что пишет книги, и этим практически содержит всю семью, включая и Гликочку. Пенсия-то Арсения Николаевича так себе.
- О чем вы меня хотели просить? - спросил Владимир, проглатывая уж не помня, который по счету пирожок.
- Владимир Николаевич, возьмите в свою фирму одного человека, - не стала издалека начинать Гликерия Борисовна, а сразу как говорится в народе, взяла быка за рога.
- И это все? - поперхнулся Денгилевский, - я-то думал, - пусть приходит. Дайте ему мой адрес. Вот моя визитка. Но пусть вначале позвонит, вдруг меня в это время в Москве не будет.
- Вы не поняли и не дослушали меня.
- Весь внимание.
- Не развалюсь,- подумала Гликерия Борисовна, зато совесть моя будет чиста перед тем мальчиком.
Хоть чем-то, да помогу ему...
Хотя никогда не делай то, о чем тебя не просят, ведь он и не просил.
Но сколько раз говорил о своем затруднительном материальном положении, пусть завуалированно, но говорил же.
- Это все-таки связано с Гликой?
- Хорошо, что он спрашивает, я никак не могу подступить к главному.
- Связано, но Глика об этом ничего не знает, и не должна никогда узнать.
- Я догадываюсь, о ком пойдет речь.
Мне давно нужен человек в фирму, который бы занимался вопросами по связям с нашими заграничными партнерами. Он знает английский или немецкий?
- Наверно, знает, у него высшее образование и аспирантура.
- Это ни о чем не говорит. У меня тоже высшее образование, а английским я овладел, когда стал владельцем фирмы, да и то не сразу.
- Дайте ему мою визитку, и я думаю, проблем с его трудоустройством не возникнет. Не подойдет на эту должность, у меня еще есть задумка заменить моего нынешнего заместителя по работе с персоналом.
- Извините за некорректный вопрос, а сколько вы ему будете платить? - может и не стоит унижаться так, - подумала Гликерия Борисовна.
Хотя какое унижение здесь. Владимир Николаевич настроен вполне доброжелательно, хотя и догадался, что речь пойдет о Свидетеле, только вот ни он, ни я еще не озвучили имя этого персонажа.
- Гликерия Борисовна, извините меня, но, увы, зарплата в моей фирме - коммерческая тайна. Но не обижу. К своим сотрудникам очень бережно отношусь.
- Владимир Николаевич, вы сами должны с ним договориться.
Дело в том, что я не знакома с этим человеком. И никогда его не видела. Хотя вы тоже его вряд ли видели когда-нибудь.
Но я знаю, как с ним можно связаться. Я знаю его электронный адрес, и еще он ходит в чат, постоянную комнату не знаю, вроде бы чаще всего его можно найти в комнате "Пышки и их поклонники", но может быть и в других.
"Да, ради Гликочки бабушка способна горы свернуть. Надо же, даже в чат пошла ради своего ребенка. Вот это любовь.
Как будто я не ради Гликочки поперся в эти нечистоты"
- Хорошо, я найду его, - ответил Денгилевский, но станет ли он принимать от меня предложение?
Гликерия Борисовна, как я понимаю, речь идет о Свидетеле. Денгилевский старался выражаться корректно, хотя Свидетеля на дух не переносил, почему-то считая, что именно он виноват в замужестве Глики.
У нас с ним не совсем, как бы помягче выразиться, пусть будет так, некорректные отношения. Вы же понимаете, почему.
- Володя, предложите ему хорошую зарплату, - набралась наглости Гликерия Борисовна, - чтобы он принял ваше предложение.
Подумала и дополнила, намного больше, чем на той должности, что он получает на старом месте.
"А не захочет, и Бог с ним, зато я буду чиста перед своей совестью. Сделала, что могла".
Глика после знакомства с Марком ни разу не говорила с Гликерией Борисовной о Саше.
А сама, наверно, мучается еще, недаром на мой вопрос, как назвать хочет ребенка, назвала его имя - подумала про себя Гликерия Борисовна.
- Спасибо за пирожки. Еще раз вас с наступающим днем рождения.
Извините за подарок, который вы не приняли.
Я постараюсь выполнить вашу просьбу, а засим разрешите откланяться, дела - Денгилевский подошел к Гликерии Борисовне, поцеловал руку.
И вы, и я делаем это ради Глики?
- Владимир Николаевич, не обижайтесь, повторюсь: Глика ничего не должна знать.
По дороге в Москву Денгилевский думал:
"Все-таки молодцы еврейская нация. Как друг друга поддерживают".
Казалось бы, что Эбер до какого-то там незнакомца, подумаешь, внучка была в него влюблена, а почему была, - тут же себя одернул Владимир, - я же не знаю, что у нее с ним было и сейчас, может быть, есть.
Вспомнилось из детства, когда они жили еще в квартире с общей кухней, и в одной из комнат жила старая еврейка, может это тогда она маленькому Вовке казалась старой, ведь лет-то ей тогда, наверно было немного,- подумал сейчас Владимир.
И к этой старой женщине часто приходили разные люди со свертками, от которых так вкусно пахло, что маленький Володя постоянно вертелся на кухне, когда баба Маша, так звали их соседку, раскладывала содержимое свертков. Она всегда угощала Володю то кусочком вкусной рыбки, то колбаской, а уж конфеты и фрукты всегда давала еще и для маленькой Таньки.
Родители ругали его, что он вертится на кухне, что это неприлично, но баба Маша всегда говорила им - он же ребенок, и что мне жалко для ребенка вкусненького. Самой-то мне много надо что ли?
Может поэтому Владимир Николаевич так трепетно относился к Гликерии Борисовне.
Но это из-за Гликочки, Денгилевский и сам понимал, что не пара он Глике, но ничего не мог с собой поделать.
Теперь надо решить, как подступиться к Свидетелю. Не мог он не выполнить просьбу Гликерии Борисовны.
На светофоре взгляд его упал на переднее сиденье. Там лежала папка с бумагами.
"О, черт, забыл!" - воскликнул Владимир и на первом же перекрестке, развернув машину на сто восемьдесят градусов, поехал обратно к дому Эбер.
- Владимир Николаевич, вы что-то забыли? - вежливо осведомилась Гликерия Борисовна.
- Гликерия Борисовна, забыл...
Забыл вам сказать, что я привез вам кое-какие бумаги. Они вам должны пригодится в вашей работе.
- Спасибо, но я не пользуюсь никакими подсказками.
- Гликерия Борисовна, я очень чувствую конъюнктуру, иначе я не имел бы то, что есть у меня сейчас. Искренне хочу вам помочь. Согласитесь, скоро ваши романы никто не будет читать.
Извините, не хотел вас обидеть, - спохватился Денгилевский, поняв, что оскорбил Гликерию Борисовну.
- Сударь, это мое дело.
Гликерия Борисовна и сама понимала, что пишет сказки, но эти сказки приносили хороший доход, раскупались хорошо,и поэтому тиражи росли с каждым новым романом, а тот роман,о котором Глика сказала ей, и самой нравился, но вот как вышла книга одним изданием, на этом и закончилось.
Что поделать, если народу нужна сказка, особенно сейчас, когда поколение сорокалетних - шестидесятилетних оказалось за бортом жизни.
Гликерия Борисовна в молодости не понимала Ремарка с "его потерянным поколением", зато сейчас на себя испытала, что такое потерянное поколение. Хорошо, хоть Володька их как-то приспособился в новой жизни, а Арсений... так и остался в восьмидесятых - сидит себе, кропает что-то про ту жизнь, которой нет и не будет уже.
Эти женщины, тянущие на себя воз всех тяжестей, и являются основными читателями ее книг.
Молодые не читают.
Вот и Гликуша фыркает "сказки", Гликерия Борисовна знала, что Глика читает ее книги по диагонали, но говорит, что изучает от и до. Но это, чтобы не обидеть бабушку, а Арсений тот, вообще, посмеивается.
- И все же я оставлю. Посмотрите на досуге. Вам это будет интересно, если не для работы, то хотя бы узнать о том, на кого променяли Глику.
- Но ведь это неприлично, - ответила Эбер, - а сама подумала, если уж она у Тамары покупала все, что касается Глики и Свидетеля с его любовницей, то о каких приличиях она имеет право говорить сейчас...
Ради Глики она готова была совершить все, что угодно.
"А надо ли это Глике?" - в который раз задумалась она.
Видно, надо, раз я пытаюсь собрать все по крупицам, что касается этого Свидетеля и всех его связей.
"Зачем я это делаю?" - потому что чувствую: Глика все еще думает об этом мужчине".
Но чем больше о нем узнавала Гликерия Борисовна, тем больше убеждалась, недостоин он Глики, и, в конце концов, она найдет повод, чтобы донести до Гликушеньки правду о ее виртуальном возлюбленном.
Тем более, сейчас это будет сделать легче. Глика через неделю выходит замуж. Марк в ней души не чает. Вот родит Гликочка, и тогда ей все расскажу. Найду, каким способом. Придумаю.
Пока она так размышляла, Денгилевский подошел, приложился снова к руке Гликерии Борисовны и сказал:
- И все же я оставлю эти бумаги. Делайте с ними что хотите. Мне они не нужны. А из компъютера я удалил все. Вы можете меня осуждать, но я это делал ради Глики.
Возвращался Денгилевский домой на автопилоте: в голове было пусто, на душе - муторно.
Глика через неделю выходит замуж - изменить ничего нельзя.
Он приезжал несколько раз встречать Гликерию после работы, наблюдал за ней из окна машины, подойти не решался. Наконец, увидел ее избранника: рыжий высокий, крупного телосложения парень, не мальчик, но и не старик, как Денгилевский. Лет на десять точно моложе.
Раз все-таки удалось поговорить с Гликочкой.
- Владимир Николаевич, не надо приезжать больше сюда. Я некомфортно себя чувствую, видя каждый день вашу машину. Да и разговоры в офисе уже пошли: вы же знаете Тамару, она всем уже растрезвонила, что Гличка накануне своей свадьбы встречается с другим мужчиной. Извините меня. Но я никогда не давала вам надежду.
- Гликочка, можно я хоть иногда буду приезжать к вам.
- Владимир Николаевич, я-то не против, но как отреагирует Марк. Мне не хочется объяснять ему что-то. Хотя мне, как и любой женщине, приятно ваше отношение ко мне.
И все же в день свадьбы Денгилевский не удержался. Начал пить еще с пятницы.
Пил и не ел ничего. Пил и пил.
Мысли были только о Гликерии. Виноватил во всем этого козла ее виртуального. Если бы не он, Глика никогда бы так скоропалительно не побежала замуж.
Денгилевский совсем забыл об обещании, данном им Гликерии Борисовне трудоустроить у себя в фирме Свидетеля.
Зашел в чат, плохо соображая, что делает. Хотя желание было: досадить Свидетелю.
Свидетель был в "пышках", а, может, и не в "пышках".
- Свидетель, молочный брат ты мой, поехали поздравлять Гликерию. Она замуж сегодня выходит.
- Я не знаю никакую Гликерию, и не пошел бы ты куда подальше. Что тебе надо?
- Это ты во всем виноват! Из-за тебя она и замуж выходит. И из-за тебя болела. Ты развлекался со своей лесбиянкой, а Гликочка заболела. Так ты еще и голубой, оказывается.
Ничего не добился от Свидетеля, тот просто не стал с ним продолжать беседу, да и удалили Принца Датского из чата.
Денгилевский потом на трезвую голову спустя пару недель, читая свой разговор со Свидетелем, не мог сообразить, причем тут лесбиянки и голубые.
Потом до него дошло: еще в бытность общения с Юлианной, он нашел ее в чате "розовые", наверно, оттуда и выплыло в его затуманенном алкоголем мозгу "эти розовые и голубые".
Владимир Николаевич не понимал и не принимал ни голубых, ни розовых. Господь создал мужчину и женщину для того, чтобы они любили друг друга, вели продолжение рода, а не для того, чтобы мужчины трахали друг друг, а женщины лизали друг дружку.
И гомосексуализм, и лесбиянство вызывали у Денгилевского чисто физическое отвращение.
Но в том, что Свидетель - голубой, Денгилевский поверить не мог. Глика не могла влюбиться в голубого, а насчет Юлианны сомневался, недаром же видел ее в комнате "розовые".
И все же решил зайти и к Юлианне. Зачем и сам не знал.
Ему было так плохо: с Таней не хотел говорить.
Во-первых, он в стельку пьян, а одно это уже расстроит сестру, во-вторых, Таня в последнее время ничего не хотела слышать о Гликочке, обвиняя ту, что брат до сих пор ходит бобылем, несмотря на обилие вертящихся вокруг него потенциальных невест, и сколько ей Владимир не втолковал, что этим "невестам" нужен не он, а его деньги, ничего не хотела слушать.
Понимала его и Гликерия Борисовна, но сегодня Владимир никак не мог ей позвонить: у Гликочки - свадьба.
Оставалась одна Юлианна.
Раньше он чувствовал себя виноватым перед Юлианной, потом узнав ее лживую натуру, особенно задело, что их разговоры она передавала Свидетелю, вину как рукой смело, но неприятный осадок остался.
Решил зайти к Юлианне, а потом - холодный душ, крепкий кофе и еду поздравить Гликочку, - туго, но соображал Владимир.
Как же я ее не поздравлю? Куплю сто роз, нет, не сто - 133 розы и поздравлю.
А с Юлианной можно и поговорить: хотя, может, она в "очередной" раз замуж вышла - Денгилевский догадывался, если и вышла замуж, то замуж этот был: временный: "поживем вместе, а там - разбежались".
Даже буквы и те пишутся коряво, но ничего - сойдет, а пить больше не буду. Машину поведу сам. Не хотелось, чтобы Петька видел его позор.
А может, ну ее Юлианну - Петьку позвать, и с ним напиться и поплакаться.
Нет, не буду Петра звать: может, он у Глики на свадьбе, все-таки бывший одноклассник.
Юлианна на его приветствие ответила сразу:
- Привет, Володь!
- Как вы, Юля?
- У меня все замечательно.
"Да, разве такие терзаются сомнениями, они ж "прекрасные создания", а сам дальше ведет беседу.
- Мы с вами давно не общались. Замуж еще не вышли?
- Жду вас!
"Издевается, что ей Свидетель что ли рассказал о Гликиной свадьбе?"
- А что это идея? Может, нам и впрямь с вами пожениться!
- Зачем вы обижаете меня?
- Да, я серьезно, - лепетал Денгилевский, про себя думая: вот возьму и женюсь на этой Юлианне, пусть Глика локти кусает.
И в момент протрезвел: как я могу обидеть Гликочку. Ей будет так больно, что и козел Свидетель, и я отдали предпочтение другой девушке.
О себе Владимир не думал, о своей боли тоже.
"Все - в душ, за цветами и на Мира, на свадьбу".
- Юля, извините, что побеспокоил. Мне очень муторно сегодня. И представьте не нашел даже, с кем можно поговорить. Вот он проклятый бизнес - этот монстр - всю личную жизнь отнял у меня.
- Неужели и впрямь только со мной хотели побеседовать. Не верю, - начала кокетничать Юля.
- Еще в "пышки" заходил к вашему Свидетелю.
Юля и совсем обрадовалась: неужели из-за нее, но все же спросила:
- Вам там, наверно, рады.
- Нет, меня оттуда выгнали, - прямолинейно ответил Денгилевский.
- Как ваша подруга замужняя?
Владимир в последнее время и забыл про Лену: может, ей позвонить, чтобы приехала. Нет, ему сегодня еще к Гликочке надо - твердо решил он не отступать от задуманного. Как его там примут, старался не забивать голову, которая и так трещала от избытка, влитого в его тело коньяка.
Да любовные утехи с Ленкой стали какими-то пресными и механически-однообразными. Даже тот изыск, который привносила в ласки Лена, отдавал некой заученностью, чем-то заранее заданным.
И однажды до Владимира дошло: "главное не как, а с кем", и с тех пор старался реже встречаться с Леной, чтобы со временем вообще расстаться с ней. А в дальнейшем иметь секс с женщинами на раз-два.
- Моя пассия вся в шоколаде!
- Володя, зачем вы пришли ко мне? Вы же не хотите со мной встречаться.
Юлианна уже перебеседовала со Свидетелем, от того узнала, что Денгилевский сейчас пьян, странно, что нормально еще пишет: наверно, каждую букву по двадцать раз печатает. Интересно, с чего это вдруг он напился. Когда Юля видела его, вряд ли можно было сказать, что этот мужчина может злоупотреблять спиртным.
- Я же сказал, настроение плохое. Юля, сегодня у меня очень плохой день, чисто личное. И поговорить не с кем.
- Давайте поговорим по телефону.
- Юля, да по телефону я и двух слов не свяжу. Пьян я, как сапожник, в стельку.
"Однако, какой все-таки Володя - и признался, что пьян, хотя она и от Свидетеля знала об этом. Но Свидетель не рассказал причину, по которой напился Денгилевский, сказав только: "пришел в "пышки" Датский и начал буянить - его и удалили". А за что и как не вдавался в подробности.
- Ладно, Юля, извините.
Но Юльку понесло. Знала ведь, что с пьяным мужчиной бесполезно выяснять отношения, но решилась.
- Володя, не уходите. Кое-что хочу вам сказать.
Это письмо я давно вам написала, но все не решалась отправить. Но поскольку вы сами первым ко мне пришли, вот сейчас и отправляю.
"Мне только еще разборки с этой дурой не хватает" - Денгилеский уже был и не рад, что зашел к Юле.
- Ладно, давайте ваше письмо, а я пока душ приму.
Взглянув на часы, Владимир Николаевич определился, что надо уже и к Гликерии ехать поздравить. Он не хотел и думать, что не ждут его там, что поставит в неудобное положение и Глику и ее родных.
Втемяшилось в голову: он просто обязан поздравить Гликочку.
Потом ему будет стыдно за свое поведение, но это потом, а сейчас только стучало в висках: "я обязан поздравить свою девочку". Будь он трезвым, никогда бы не посмел поехать на Мира, но сейчас алкоголь затмил весь разум. Мелькнула на секунду мысль: "надо было остаться в Германии, и тогда бы не знал до сих пор, что Глика выходит замуж", но эта мысль не задержалась в его раскаленных и от боли, и от спиртного мозгах.
Приняв холодный душ, выпив крепкий кофе без сахара - большую кружку, почти пол-литровую - начало проясняться что-то в голове.
"Пора собираться, сейчас выключу ноутбук - он уже забыл, что беседовал с Юлианной", но, выключая ноут, увидел от Юли сообщение.
- Что это она тут понаписала? Начал читать.
- Володя, признайтесь, что вы не случайно со мной познакомились. Вас попросили и дали адрес этот электронный, которым многие пользовались.
Ваша сестра передавала нашу переписку своей знакомой, спросите об этом Таню.
Знакомая Тани написала мне письмо, где просит прощение, что вторглась в чужие жизни, и рассказала, для чего это было придумано.
Но, теперь это не важно.
Мы оба не договаривали друг другу, и у каждого были свои мотивы этого не делать.
Но, мы знакомы, мне интересно с вами, я сопереживала вам, а вы мне, я ждала вас и не могла наговориться с вами.
А уж, когда увидела Вас, (мне стыдно вспоминать, как по кругу мы бегали: Вы от меня, я - за Вами), поняла, что именно Вы тот мужчина, от которого я хотела бы иметь ребенка.
Только не пугайтесь - я ничего у Вас не попрошу. Сама смогу воспитать свою девочку.
Предлагаю вам начать все сначала.
Подумайте, сейчас мое счастье и ваше зависит только от вашего решения, свое я приняла.
Мы ничего не теряем, если встретимся, а вдруг мы приобретем друг друга.
Я не хочу с вами прощаться, я это делала очень часто.
- Нет, - схватился за голову Денгилевский, - этого мне сегодня только не хватало.
Но он никогда не обижал своих женщин, а перед этой Юлианной еще и свою вину чувствовал. Он же первый начал. А все из-за Гликочки.
Да что ж мне делать-то? Я к Глике должен ехать. А не выяснять отношения с этой Юлианной.
Голова после холодного душа и кофе почти нормально соображала.
- Юля, сейчас не могу ответить. Вечером вы будете дома, тогда и поговорим. А сейчас я должен уехать на несколько часов.
"А может сказать ей, что Гликочка замуж выходит, я еду ее поздравлять", и эта Юлианна сама отстанет от меня: и не придется ничего объяснять. Тут опять этот Свидетель чертов вспомнился. Нет, придется объясняться".
- Хорошо, Володя, - спокойно ответила Юлианна.
Она и сама не могла понять: ждать ей ответа или не ждать.
Или плюнуть на этого Владимира и пригласить Свидетеля на дачу.
Мама - дома. Дача - свободная, холодно там, но ничего Саша в кровати - горячий, согреет.
Но Свидетель отказался, сославшись на какие-то несущественные дела.
Значит, сама судьба подсказывает: ждать ответ от Володи.
Юля была существом не слишком проницательным: вот и сейчас, она не удосужилась подумать: а почему все-таки Владимир пьян, что он там говорил Саше в пышках, и куда ему пьяному надо ехать, и ведь говорил про что-то плохое в личном плане.
Ей скоро двадцать семь, замужем так ни разу и не была. Почему? Для нее оставалось загадкой. Непонятно, по какой причине мужчины обходили стороной бедняжку, так рвущуюся под венец.
Поэтому появление в виртуальном мире Денгилевского она встретила как знак свыше. Ей он вначале показался слабохарактерным, но потом, увидев его у того дома в центре, ей уже так не казалось. И если она все-таки охмурит Владимира Николаевича, это будет самой крупной победой в ее жизни.
Ведь стоило ей со Свидетелем заговорить о браке, а тот тоже вроде бы показался ей ни рыбой-ни мясом, как сразу Свидетель начал юлить: "и женат, и сын еще учится, и за душой - ни гроша".
И, в конце концов, оставил Юлю. Да так ловко, что и ухватить даже не за что было, не то, что удержать.
И даже на ее предложения просто трахнуться, не всегда отвечал согласием.
Приехал на Мира Денгилевский уже практически в нормальном состоянии и с вполне добрыми намерениями: поздравить Глику и сразу уйти.
Но консьерж предупрежденный Гликерией Борисовной, не пустил его в квартиру, даже цветы не хотел брать.
Владимир попросил его вызвать Гликерию Борисовну, та спустилась вниз:
- Володечка, милый, я вас очень понимаю, но войдите и вы в наше положение: что подумают родственники Марка. Я так рада, что Гликочка выходит замуж. Вы же помните ее, какая она была летом.
Пожалуйста, ради Глики уходите.
Найдите себе другую женщину и успокойтесь. А в своем доме за городом я вам всегда рада.
- Простите меня, - сказал Владимир Николаевич, протянув цветы бабушке, - придумайте уж сами что-нибудь, но, пожалуйста, передайте Глике, что она для меня навсегда останется единственной.
Гликерия Борисовна поцеловала Владимира.
- Спасибо вам. Всегда знала, что ради Глики вы готовы пожертвовать даже своими чувствами. Храни вас господь.