Владимир Николаевич потихоньку сходил с ума. Ни о чем, как о Гликочке думать не мог.
Перебирал в уме: что он еще не сделал, чтобы эта девочка стала его женой. Приходил к неутешительной мысли: во всем виновата Ленка, если бы он не спал с нею, вполне возможно, что Гликино отношение к нему изменилось под напором его ухаживаний.
Ведь знал о брезгливости Гликерии еще с первого дня знакомства, и надо же было оставить этот нюанс без внимания.
Но слишком поздно пришло прозрение.
И в то же время - не дожидаться же ему, когда Глика снизойдет до него. Он молодой мужчина в расцвете сил, и женщина ему была нужна.
И все-таки виновата Ленка, да и Танька-сестра. Это она, наверно, и сказала о Ленке Гликочке. Иначе откуда она могла знать о его замужней любовнице.
Глика замужем, и теперь ничего не сделать.
Обычно руководствовался принципом: не можешь изменить ситуацию - измени к ней свое отношение. Сейчас и это не помогало.
Нажав кнопку, вызвал секретаря, попросив ее сделать крепкий кофе и принести список неотложных дел на сегодня.
Сегодня проснулся рано, в последние дни вставал рано, чтобы успеть до Гликиного офиса, чтобы хоть словом с ней перекинуться. Но она и раньше не баловала по утрам своим вниманием, а теперь ее к работе привозил муж.
И цветы, которые Володя привозил для Глики, летели в ближайшую урну.
Однажды увидел ее одну, но как назло - ирония судьбы - в тот день не успел купить цветы. Все равно подбежал к ней, но Гликочка кивнув ему "доброе утро" и "извините, я опаздываю", прошествовала мимо.
А сегодня она, вообще, не пришла на работу. Телефон ее не отвечал.
Звонить Гликерии Борисовне не решался.
На рабочем столе поставил фото Глики.
Секретарь Владимира Николаевича, увидев это фото, ни слова не сказала, но удивлена была безмерно. Эту девушку она знала, когда та была еще маленькой девочкой. Впервые увидела, как ее бывший шеф катал своих девочек: жену и внучку на санках с горок сретенских переулков.
Анна Ивановна узнала эту девушку - эта была внучка ее бывшего шефа, который и порекомендовал Анну Ивановну Денгилевскому, когда тот создавал свою фирму.
Управление науки и техники, которым руководил Арсений Николаевич ликвидировали как ненужное Министерству, само Министерство преобразовали в Комитет.
Арсения Николаевича с почестями проводили на пенсию, хотя и исполнилось ему тогда всего 62 года. Болезненно он переживал свое отстранение от работы.
Анна Ивановна, тогда еще сорокалетняя женщина, тоже оказалась не у дел.
Они иногда перезванивались с бывшим шефом, но говорила больше Анна, жаловалась на свою судьбу, и бывший шеф похлопотал за нее перед Владимиром Николаевичем.
Володя тоже работал в этом управлении, пришел совсем еще мальчиком, сразу по окончании Ленинградской корабелки, но очень быстро пошел в гору, не имея ни связей, ни знакомств, а только лишь благодаря своему упорству.
Она давно заметила, что с Владимиром Николаевичем уже пару недель творится что-то неладное: осунулся, похудел, под глазами - черные круги.
От красавца-мужчины: как же неженатый, богатый, и по внешнему виду этакий мачо, по которому сходил с ума все женский коллектив фирмы, ничего не осталось, даже в одежде появилась какая-то небрежность.
Надо отдать должное, Владимир Николаевич никогда не заводил интрижки со своими сотрудницами.
Уж как его обхаживала главный бухгалтер, но и у той ничего не получилось.
А, может, и не заводил по причине этой девочки, фото которой сегодня впервые Анна Ивановна увидела на столе.
Анна Ивановна знала все, что происходит в фирме, но свои знания держала про себя. Однако, момент отношения президента фирмы и внучки Арсения Николаевича оказался для нее полной неожиданностью.
Она догадывалась, что у Владимира Николаевича есть кто-то, кого он обожает до потери ума. Однажды услышала случайно его разговор: в голосе шефа сквозило столько ласки и любви. Но что эта девочка и была той, с кем так нежно беседовал Владимир Николаевич, даже и подумать не могла. Она в ее представлении все оставалась той малышкой на санках.
Звонить бывшему шефу было бесполезно. Все равно ничего от него не узнает. А Анне Ивановне было жаль Володечку, так мысленно называла она теперешнего своего шефа, зная, что он никогда не променяет ее, знающего и верного работника на длинноногую блондинку с пышной грудью, которые только и умеют, что принести кофе и строить глазки посетителям.
Звонить Гликерии Борисовне тоже не имело смысла: та может говорить много и ни о чем, и получалось так, что Анна все рассказывала о себе, ничего не получая взамен.
Госпожа Эбер - очень скрытная женщина, несмотря на свою профессию, хотя и публичная профессия, но она никогда и нигде не светилась: ни на экране телевизора, ни на радио, ни в СМИ, даже книги ее выходили без фотографии автора. Но книги раскупались быстро, и основной читательской аудиторией их были вот такие женщины как Анна Ивановна: от сорока до шестидесяти лет.
Перед обедом Владимир Николаевич вызвал секретаря снова к себе, отдал ей заявление на отпуск, попросив оформить в кадрах все необходимое.
Анне Ивановне показалось, что шеф был слегка навеселе, но она опять-таки свои подозрения оставила при себе, сказав только, что в два часа должны придти новые заказчики.
- Отправьте их к Натану Наумовичу, - вяло ответил президент, - пусть он решит с ними все вопросы.
В фирме работали профессионалы, и беспокоиться шефу было не о чем.
Он мог номинально руководить фирмой, и все равно прибыли шли. И немалые прибыли.
- По непроверенным данным завтра к нам должна нагрянуть налоговая, - осмелилась высказать секретарь.
- А у нас что-то не так? Что нам бояться налоговой? Сообщите об этом финансовому директору и главному бухгалтеру, чтобы были в курсе.
Налоговая есть налоговая, и какие-нибудь мелочи всегда обнаружит, но это не катастрофа.
И почему-то повторил: не катастрофа. И надолго задумался.
Но задумался не о делах в фирме. Здесь он был спокоен.
Он снова думал о Глике: почему она сегодня не пришла на работу.
Дела в фирме велись без особого риска, в этом не было необходимости, все законы старательно соблюдались.
Денгилевский с самого основания фирмы заработал свой начальный капитал немножко рискованным, но честным способом. Да, тогда вначале он рискнул. Но риск оправдался. А дальше уже все как по маслу. Он старался не нарушать законы, не подставлять партнеров, быть аккуратным и обязательным в расчетах.
- Анна Ивановна, меня не будет месяц. Прошу меня не беспокоить, все вопросы решать будет Натан Наумович. Да, и приказ подготовьте о его назначением и.о. на время моего отпуска. А сейчас я уезжаю домой.
Дома Владимир достал из бара бутылку коньяка и налив чуть больше половины бокала, залпом выпил. Прислушался к себе, никакого облегчения.
Налил еще столько же, снова выпил. И как всегда отправился в спальню, рухнул на кровать и уставился на Гликин портрет.
Позвонила Ленка, просилась на встречу, он ее послал матерным словом.
Теперь он только ее считал виноватой в том, что Гликочка вышла замуж, Ленку и Свидетеля.
Снова прислушался к своим ощущениям: кажется, стало немного веселее.
- А не сесть ли мне за ноутбук.
Днем Глики не бывает в Интернете, а вдруг.... Но если не будет, поговорю-ка я с Юлианной.
Стал искать Юлианну по поиску, нашел в "лесбиянках". "Тьфу, она еще и "розовая" оказывается, - надо ж так вляпаться.
Может, я ошибся?
Зашел еще раз - нет, там была Юлианна, та самая Юлианна, которую он по Танькину наушению чуть в гости не пригласил. Какая гадость!
Написал:
- Эх, Юля! Юля!- и сразу ушел.
Но как, же тогда этот Свидетель? Она же и с ним спит! Скорее, всего: Юлианна - бисексуалка, а Свидетель тогда получается "голубой".
Денгилевский просто не знал, что Свидетелю нравился групповой секс.
На этой почве они, скорее всего, и сошлись с этой Юлией. Свидетель тот вообще приветствовал лесбос, хотелось третьим прилечь к двум лесбиянкам.
И куда я попал, - вздохнул Денгилевский и снова приложился к бутылке коньяка, уже не наливая в бокал, а прямо из горлышка.
А Гликочка? Гликочка вряд ли знала. Она такая наивная книжная девочка, что и подумать не могла про такие гадости.
Но все равно спрошу у нее про Глику. Владимир собирался быть вежливым, насколько позволяли ему опьяненные алкоголем мозги, хотя мало задумывался о производимом впечатлении:
- Здравствуйте, Юлианна! Как ваши дела?
- Владимир, здравствуйте! Я замуж выхожу. Поздравьте меня.
"В который раз!" - поморщился Денгилевский, и оказался как всегда прав.
- Поздравляю вас! И когда свадьба? Кто Ваш избранник? Надеюсь, достойный?
- Ваш ровесник. Свадьба в апреле. Пока живем гражданским браком
"Слишком много подробностей, видно, не замуж выходит, а очередной "муж". И до апреля еще полгода. Гликочка за месяц вышла замуж. Но то Гликочка".
- И не боитесь за такого старика выходить. Это ваш бывший друг?
- Мой друг. Не боюсь. Как ваша личная жизнь?
- Все по-прежнему! - почему-то расхотелось у нее спрашивать про Глику, но разухабистое веселье, которое вдруг овладело Денгилевским, все же не дало сдержать ему свои эмоции, - за исключением для кого-то маленького нюанса, а для меня - катастрофы - моя любимая женщина вышла замуж.
А сейчас она пропала: на звонки не отвечает, на работе ее нет.
- Может, встретимся, пока и я замуж не вышла?
О! - застонал Денгилевский, - замуж она выходит...
- А ваш друг, за которого вы замуж собрались - это Свидетель? - с такой надеждой спросил Владимир, - только бы оказался Свидетель, - с такой мучительной тоской подумал Володя. Почему ревновал он Глику именно к этому Свидетелю, а не к ее мужу, - и сам не мог себе объяснить.
- Нет, это не Свидетель, - неужели он меня ревнует - обрадовалась Юля, но следующий вопрос моментально отмел ее радужные мысли.
- А Свидетель встречается с Гликерией? - надо же так снести голову, чтобы посторонней тетке задать вопрос о Гликочке. О Глике он старался, вообще, ни с кем не говорить.
- Понятия не имею, у него и спросите.
А зачем ей Свидетель, если она замуж вышла?
"Дура!" - зло подумал Денгилевский, - это для тебя, главное - замуж выйти, а для Гликочки, главное - любовь".
- А вы что думаете, что она за Свидетеля замуж вышла?
- Не за Свидетеля.
"Ну почему так? Даже Денгилевский и тот не хочет с ней встретиться, И Свидетель - дурак, ушел от нее", - горестно подумала Юля, а в ответ произнесла:
- Мне надо работать.
- Надо бы извинения попросить у вас, да искренне не получится, а формально - не хочу.
Денгилевский отключился.
Снова приложился к коньяку. Этим он пытался отвлечься, но не тут-то было. Алкоголь помогал, но только в первые минуты.
"Пойду в чат к Свидетелю, хоть душу отведу" - решил он.
Что он там говорил Свидетелю, даже не мог вспомнить. Кажется, ругался, обзывался, потом умолял его дать новый номер Гликиного мобильного.
Почему-то запомнилась лишь фраза, которую сказал Свидетелю:
- Ты никогда не представишь, ты просто не в состоянии представить, каково отдать любимую женщину другому? Ты никого и никогда не любил, ты
готов спать с любой женщиной. Ты понятия не имеешь и не можешь иметь о том навязчивом кошмаре, о постоянной боли, что рвет тебя на части. Ни черта ты этого не знаешь, и никогда тебе этого не узнать.
И все это не в приватной беседе, а в общей комнате.
Свидетель ему тоже что-то отвечал: про Ветхий завет. Это Владимир и не понял к чему. Религия его не интересовала, и о библейских книгах он и понятии не имел.
- Умничаешь, - сказал Свидетелю, - перед кем? Гликочки-то все равно нет.
В результате его удалили из чата.
А боль не проходила.
На следующий день снова пил, звонил Тане, чтобы та узнала, где Глика.
- Тань, ее нигде нет. Узнай, где она. Только не обращайся к той своей подруге, что впутала и меня, и тебя в эту гнусную историю с девицей из чата.
- Володечка, как же я узнаю? Я же не знакома ни с кем из ее родных. Зачем ты пьешь? Ты кушал что-нибудь сегодня?
- Кушал-кушал! - ладно, Таня, пока тогда.
"Кажется, сегодня Тамара со своим младшим сыном записалась на прием, может, повезет, и Тома сама начнет разговор о Гликерии. А нет, придется разыскивать Гликерию Борисовну. На нее Таня и возлагала только надежды по спасению брата.
А Владимир снова и снова заходил в "пышки", в надежде услышать там Глику, но, увы.
Познакомился с какой-то женщиной. Но они как два брата по несчастью: она о своей неустроенности, он - о Глике. На этом и расстались.
Но в "пышках" продолжал сидеть уже молча. Ни к кому не приставал, ни с кем бесед не заводил.
Отвлекался только на выпивку. Благо коньяка в доме хватало.
Таня, придя на прием во вторую смену, увидела сразу же Тамару.
Та считала своим долгом, что может без очереди входить.
"Хорошо, что хоть записалась", - с тоской подумала Таня, но все же медсестру попросила вызвать первого по списку из записанных на прием.
А потом надеялась под каким-нибудь предлогом выпроводить сестру из кабинета, в надежде, что Тамара скажет что-то о Глике. Сама Татьяна решила не начинать первой разговор о Гликерии из боязни как бы только не навредить Володьке.
Но Тамара Федоровна только трещала о своем ребенке.
А Таня сама не решалась начать разговор, и только, когда Тамара собралась уходить, как бы ненароком спросила:
- А ты не знаешь, под каким псевдонимом печатается Гликерия Борисовна?
Тамара ошалело уставилась на доктора:
- А старуха что ли книги пишет?
И после длительной паузы:
- Танька, ну, ты посмотри, какие люди!
С Гличкой работаю почти пять лет, и не знала. И это я!
Я же все и про всех знаю. Ну, Эберша, и дает. А я-то думала, что она только пирожки умеет печь, на свою ненаглядную Гличку любоваться и деда своего обхаживать.
Вот откуда у них деньги. А я-то... думала, наследство какое им из Израиля пришло. Ну, надо же. Ну и новость ты мне сказала. А ты откуда знаешь, что она книги пишет?
Татьяна пошла на попятную:
- Да не знаю я.
Я с Гликой в поезде познакомилась. Мы с ней вместе ехали из Питера.
Глика читала какую-то книгу.
Я поинтересовалась.
Она ответила что-то невразумительное, на автора я и не посмотрела. А потом в разговоре Глика обмолвилась, что ее бабушка - профессиональный литератор.
А тут в последнее время моя Ленка вдруг увлеклась женскими романами, я и подумала...
На самом деле Таня знала, что Гликерия Борисовна пишет женские романы от Володи. Брат очень уважал, даже любил Эбер, наверно, не хватило ему материнской любви, мама так рано умерла, - скорбно вздохнула Таня.
Но Томка ее не слушала, а только повторила: "ну, надо, же бабка - писательница, а Гличка ни разу и не похвасталась. Надо же какие люди!"
Вернулась медсестра, и Таня просто выпроводила Тамару, которая все повторяла: "ну надо же!"
Расстроенная Татьяна продолжила прием, а в голове вертелось: снова все испортила, и ничем не помогла брату.
Но он-то знает телефон Гликерии Борисовны, - ухватилась за спасительную мысль Таня, и немного успокоилась.
Вечером зашла к Володе, тот был пьян, небрит, лежал с бутылкой на кровати и смотрел на портрет Глики.
Таня ни слова не говоря, собрала пустые бутылки в мусорный мешок, пятое-на-десятое убралась в квартире, спросив, когда придет женщина, которая убирается у Владимира.
Тот не любил посторонних людей в квартире, но поскольку самому убираться не хватало времени, на Таню не имел права возлагать такую обузу, у той и так забот хватало: и работа, и своя семья, поэтому нашел какую-то интеллигентную женщину из беженок, которая раз в месяц приводила его квартиру в порядок.
- Посмотри на календаре, - как ни странно, но вполне внятно произнес брат.
Глянув на календарь, Таня увидела обведенное кружком завтрашнее число.
"Хорошо", - подумала она, - значит на послезавтра можно договориться с Гликерией Борисовной, - и про себя прошептала: "Господи спаси и сохрани его непутевого. Не может же это вечно продолжаться, хотя это вечно тянулось уже неделю и конца краю не виделось".
- Володечка, ты бы поел что-нибудь. Я разогрела кое-что купленное в магазине, как знала, что у тебя пусто в холодильнике. Иди съешь киевские котлеты и салат "цезарь".
- Тань, узнала про Глику? - с такой тоской в глазах посмотрел на нее брат, что Татьяна отвернулась, чтобы скрыть слезы.
- Володя, дай мне телефон Гликерии Борисовны, я ей сама позвоню, - не стала она разводить антимонии.
- Но ты ее не знаешь. Это неприлично.
Таня опять-таки поразилась способности брата, несмотря на то, что видела,
его пьяного, но соображал он делово.
- Сестренка, не те они люди, чтобы вот так разговаривать с незнакомыми.
И этот туда же "не те люди".
- Да обыкновенные они люди, почему все распелись "не те люди, какие люди они" - разозлилась она, и прикусила язык, поняв, что проговорилась. Сейчас Владимир начнет расспрашивать, кто еще говорит о Гликиной родне.
Но к ее радости Владимир по памяти продиктовал телефон Гликерии Борисовны.
- Танька, только не говори обо мне. Придумай сама что-нибудь.
Татьяна распрощалась с братом, обещав зайти завтра после утренней смены.
Владимир Николаевич нехотя поплелся на кухню: от еды воротило.
Да и пить тоже уже не мог.
Он практически не пил, а сейчас заставлял себя напиваться в надежде забыться. Но алкоголь действовал недолго, потом становилось еще хуже.
"Допью эту бутылку и все" - иначе сойду с ума, - с такими мыслями и с бутылкой в руке, такой же неухоженный, каким предстал перед сестрой, Владимир забылся тяжелым сном.
Проснулся от кошмарного сна: Гликин портрет со стены снимала Гликерия Борисовна.
- Нет, - кричал Владимир, - не отдам. Дарил - не хотели брать. А теперь не отдам.
"Надо же такое присниться, никому не отдам Гликочку", - проснулся он.
Как ни странно, несмотря на недельное беспробудное пьянство, в голове было ясно, только вот во рту, как табун лошадей переночевал и ужасная сухость.
Владимир отправился в душ, под холодной струей воды смыл с себя все свои боли и недомогания, выбрился, вычистил зубы, надел новую майку и джинсы.
"Позавтракаю и поеду в офис", и тут раздался звонок в дверь.
"Танька что ли? Так она сегодня в первую смену работает. Все-таки надо переезжать из этого дома. Купить себе приличную квартиру в малонаселенном доме с нормальной охраной. Толку-то от консьержа - он и не смотрит, кто проходит мимо него. А мне сейчас никого не хочется видеть", - размышлял Денгилевский, подходя к двери.
Даже не глянув в глазок, открыл дверь.
Перед ним стояла Гликерия Борисовна.
"Хорошо, что успел привести себя в порядок, иначе не пережил бы стыда, если бы предстал перед Эбер в том виде, в котором проснулся".
В квартире витал запах невыветренного алкоголя, несмотря на то, что Владимир, встав с постели сразу раскрыв все окна, хоть на улице температура и была ниже нулевой отметки.
- Здравствуйте, Владимир Николаевич! Разрешите войти? Или так на пороге и будем стоять, - с улыбкой произнесла Эбер.
- Извините, проходите, пожалуйста. У меня беспорядок. Я - в отпуске, расслабился. Почему-то Гликерии Борисовне он мог сказать все, как маме.
Может, Эбер и не нуждалась в его откровениях, но Владимир все равно был с ней искренен.
- Вы уж, Володя, не обижайтесь. Я к вам без предварительного звонка и по делу.
Денгилевский даже не удивился: откуда она узнала его адрес, до того был растерян приходом Гликерии Борисовны к нему домой.
- А я завтракать собрался. Пойдемте со мной, хотя бы кофе выпьете.
Гликерия Борисовна следом за Владимиром зашла на кухню, осмотрелась: жилье холостого мужчины, но бытовой кухонной техники даже в избытке: и посудомоечная машина, и микроволновка, и тостер, ростер, кофеварка... На кофеварку она обратила особое внимание.
У Гликочки с Марком тоже такая есть. И Гликерия Борисовна давно собиралась приобрести такую же, чтобы себе в комнате поставить, и во время работы не отвлекаться, бегая на первый этаж варить кофе в обыкновенной турке.
За кофе она решила и начать беседу, ради которой пришла к Владимиру Николаевичу по просьбе Тани. Но, ни в коем случае не "выдать", что по просьбе Татьяны, хотя еще и не представляла для себя, как объяснит домашним появление портрета Глики: с Сеней проблем не будет, с сыном тоже. Невестка может зафыркать, но и это не смертельно. Хотя Гликерия Борисовна в одну секунду поменяла свое решение: никто кроме Глики не будет знать, откуда этот портрет. Глика знает, что ее портрет висит у Владимира Николаевича, а остальным будет сказано, что портрет заказан на деньги, которые Глика заработала, редактируя графоманию протеже Гликерии Борисовны.
- Володя, вы на мой день рождения хотели подарить портрет Глики, я тогда отказалась, а сейчас - передумала, хочу купить у вас этот портрет.
Денгилевский уставился на Эбер ничего не понимающими глазами.
Как это отдать Гликин портрет, он уже не может без этого портрета: встает и каждый день видит Гликочку. Нет, надо как-то найти корректный способ и отказать. Но и отказать Эбер он не сможет.
Да, альтернативы нет. Но уж только не продавать.
Владимир жалобно вздохнул:
- Гликерия Борисовна, а как же я? Я теперь только и могу видеть Глику на этом портрете.
- Володя, мы уже говорили с вами: Глика замужем. И вам надо, если не забыть ее, то хотя бы понять: она - чужая жена.
А портрет вам будет напоминать о Гликерии постоянно.
Гликерия Борисовна понимала, что говорит неубедительно, но в голову не лезли никакие мысли. Она чувствовала вину за все произошедшее в последнее время с Денгилевским, хотя никакой вины за ней не было.
Они, молча, пили кофе. Денгилевский уже и третью чашку с кофе выпил, а все не знал ответа: и отказать не мог, и отдавать жалко.
Наконец, решился:
- Да вы правы, сейчас я заверну портрет.
Эбер вздохнула: одно дело сделано.
- Володя, помните лето: Гликочка в депрессии. Это только все разговоры, что она отошла от страшного своего состояния благодаря любви и заботе всех близких, и вас в том числе.
У нас в Рыбном живет женщина, лет ей под девяносто, у нее в огороде родник, и там какая-то особая вода, хотя, может, и обыкновенная, но многим помогает от депрессии. Я Гликочку поила в то лето этой водой.
Вам принесла маленькую бутылочку, принимайте по две чайной ложке натощак, и тревожное состояние уйдет. Здесь хватит на две недели.
Владимир Николаевич, я бы еше посоветовала вам обратиться к психотерапевту, но думаю, это лишнее.
Мы тогда этого психотерапевта - он считается одним из лучших в Москве - Арсений Николаевич через своих старых министерских знакомых его нашел, вызывали к Гликочке, но толку никакого. Гликочка перед ним так и не раскрылась.
И мой вам совет: попейте воду и поезжайте куда-нибудь отдохнуть, но один, без всяких длинноногих блондинок.
И все пройдет. Забыть Глику вряд ли забудете, но вам станет намного легче, да и наш загородный дом всегда открыт для вас.
Как ни странно, но Владимиру действительно стало спокойнее на душе. Он знал, что стоит уйти Эбер, и все начнется сначала... Но попробовать и воду, и уехать хотя бы в Швейцарию или Австрию. Нет, только не в Австрию - в Австрию Гликочка всегда хотела, и он там будет ее вспоминать.
- А почему Глика не отвечает на мои звонки?
- Они уехали с Марком в путешествие. Ее сейчас нет в Москве. Наверное, отключила телефон.
- Гликерия Борисовна, извините, я совсем забыл о вашей просьбе по поводу Свидетеля.
Не уходите, я сейчас решу этот вопрос. У вас есть его телефон?
А потом отвезу вас домой.
- Володя, я на машине. Да и на Мира мне заехать надо: цветы полить, а потом еще в издательство. Так что спасибо. А телефон Александра... сейчас посмотрю в своем мобильнике: кажется, Глика мне давала его номер. И я как всегда никогда ничего не выбрасываю - профессия обязывает, кажется, сразу занесла этот номер телефона в записную книжку.
Вот нашла.
- Гликерия Борисовна, пройдемте со мной в кабинет. Хочу, чтобы вы слышали мой разговор с вице-президентом фирмы.
Не знаю, почему, но мне, кажется, что этот Александр не примет от меня предложение о работе в моей фирме. Не стал он объяснять бабушке, как они со Свидетелем вечно "цапаются", причем по инициативе Денгилевского.
Денгилевский по стационарному телефону набрал какой-то номер.
Перед тем, как звонить, усадил Гликерию Борисовну на тахту, и вручил ей альбом с фотографиями Глики.
- Натан Наумович, добрый день! Запиши телефон и позвони этому человеку: Хайт Александр Абрамович.
Нам надо вводить новую должность по работе с немецкой фирмой, с которой подписан контракт о сотрудничестве в октябре.
Я хочу временно на немного отойти от дел, а с немцами контакты ежемесячно согласно договору.
Пригласи господина Хайта к себе.
Должность - зам. директора по связям с зарубежными партнерами.
Оклад - на испытательный срок, но не говори этому господину про испытательный срок. Денгилевский продиктовал цифры окладов, плюс бонусы, командировочные, ну и все прочее, что у нас есть. Не мне тебя учить. Немецкий он кажется, знает.
Делай все возможное, но он должен работать у нас.
Если не согласится на оклад, можешь увеличить в пределах разумной суммы.
Обо мне ничего не говори, особенно не упоминай мою фамилию.
Я вернусь на работу после новогодних праздников.
- А... - начал вице-президент.
- Никаких а..., господин Хайт должен у нас работать, - сказал, как отрезал, Денгилевский, и отключился.
- Теперь я понимаю, почему о вас так отзывается Арсений Николаевич. Действительно, таким руководством вы многого добились, - сказала уважительно Эбер.
- Гликерия Борисовна, знали бы вы, как мне иногда хочется забросить весь свой бизнес и лежать, поплевывая в потолок.
Для кого и чего я это делаю? Если бы не Таня. Таня - это моя сестра, вы с ней не знакомы. Вот для нее и племянницы только и стараюсь. А самому мне уже ничего не надо. Особенно сейчас. Я же думал о Гликочке.
Эбер поняла, пора уходить, иначе весь ее визит пойдет насмарку.
- Владимир Николаевич, спасибо за кофе, портрет. Все-таки мне немножко неуютно, что вы не взяли деньги.
Денгилевский замахал руками: "не обижайте меня"
Эбер продолжила: и за господина Хайта спасибо. Думаю, вы с ним сработаетесь. А, может, и подружитесь.
Владимир проводил Гликерию Борисовну до машины, вернулся домой.
С тоской посмотрел на пустое место на стене, где висел Гликин портрет, взял с тахты альбом с Гликочкиными фото, просмотрел все, затем спрятал в нижний ящик книжного шкафа альбом, телефон с единственным номером, по которому ему могла звонить только Глика. Ключ от ящика положил в сейф.
"Начинаю привыкать жить без Гликочки", - но на душе по-прежнему было муторно.
Звонок в дверь прервал его грустные размышления - пришли наводить порядок в его квартире. Он заодно попросил, чтобы Алла, так звали приходящую домработницу, сварила ему обед, щедро выделил деньги на продукты и за приготовление обеда.
А сам отправился в уже известное ему турагентство заказывать путевку, сам еще не зная, куда.