Осляба так гнал коня, что конники,поспешавшие за ним, стали опасаться, не загнать бызаморомвсех лошадей. Но скоро за оврагом влетели под шапки молодой зелёной ещё дубравы. За первыми деревьями сразу начался плотный лес. Осляба отыскал тот путь, который держал на уме, и, въехав на знакомую тропу и миновав две узкие полянки, на третьей, - она была пошире, - всем повелел наконец передохнуть.
- На том краю чистый ручей, - сказал он спутникам. - Всем пить, кто хочет. Коней поить и коротко тут постоим. Отдышитесь, сыро в лесу, воздух тяжёлый.
Все всадники, - а их было семеро, включая самого Ослябу, - тотчас спешились.
- Чего ж коротко-то, сотник? - тихо спросил Ясноча. - Сам знаешь, подо мной кобылка молодая. Ей дале гон такой не потянуть. Останусьпешим.
- Наперёдгона уже не будет, лес не допустит. Неторопливо дале будем поспешать. Ты, Ясноча, и Митя дольше тут отдохнёте. Как с остальнымия отъеду, за нами позже тронетесь. Чтоб оба лес и тропу слушали позади! Шорох заслышите, покрики, топот копыт, скорейпоедете, но нас не догоняйте. А станут сзади на пятки вам наседать, оба спешитесь, в чащу схоронитесь, да так, чтоб видеть, чтобы слышать. В Корочине я буду к вечеру. Мы оттого так гнали, чтоб на открытых местах супостат нас не успел приметить. Важно, чтобы враг не узнал, что быстрым ходом мыв Корочин поспеем раньше. Оттуда люди другие помчат до князя, чтобы князь был готов, чтобы дружина поспела встать на пути врага.
- Всё, сотник, сделаем! - Ясноча было стал отходить с кобылкой к ручью, но обернулся. - Кто из нас старшим, чтоб нам не спорить?
- Не сотник я покуда, на жатве моя вся сотня, хлеб крестьяне убирают. А небо им дождём мешает. В Корочине, откуда короток всякий путь, с полсотни людей наберу, на том Сварогу*, Отцу небесному, благодарение. Митя за старшего останется, а ехать будет он позади. Ты впереди. Ты ясноглаз - смотри, он острослух, так слушать будет. Не прозевайте оба!
Корочин стоял у реки Заплещихи на холме, одна сторона которого была много выше и сходила круто к воде, другая же сторона была ровным уклоном, по которому были заезды до ворот селища. В своё время и бытность отец князя Елизара, князь Ипполит, велел на холме ставить заставу. Людей наслал работных: копщиков, плотников, мастеров по камню и по кровле. Заставу поставили. Но через девять лет, после смерти отца, молодой князь Елизар повелел часть её разобрать. На вершине холма за высоким забором осталась изба, на крыше которой поставили вышку в десять локтей с сигнальными шестами, а само место назвали Дозором. Заставу князь Елизар перенёс на три вёрсты* и за опушку леса и повелел там собрать то, что было разобрано. Он понимал, что застава, которая у всех на виду, да на холме, подойди к ней вражье войско, окажется бесполезной, с неё не смогут отправить даже гонца. Но вокруг холма и Дозора стали селиться люди. Они избы поставили, стали землю пахать, посадили сады, стали рыбу ловить, бить пушного зверя, собирать ягоду, орех. Так при Дозоре и создалось селище почти в сотню изб, а назвали то место Корочином. Позже поставили крепкий мост через реку и стали все пути от Корочина во все владения князя прямы да коротки. А часть из них не только равниной проходила, но и через лес.
На земли князя случались воровские набеги, но крестьяне и ратные люди всегда успевали часть моста разобрать, сообщить о беде заставе, откуда немедля спешила дружина в тридцать пять бывалых ратников. Вместе они несколько раз набеги отбивали. Но больших бед не случалось, так как десять лет из сопредельных земель враг на Русь не ломился и Русь процветала.
Теперь же беда на Русь катила. Некий царь Сабулра из южных стран вторгся в степи приволжские. Он побил степняков и перед ними выборпоставил: встать под его знамёнаили из их черепов он посреди степи курган устроит. Степняки встали под знамёна Сабулры. С войском в сто тридцать тысяч влез он в земли русские, стал их разорять. Его воины убивали и грабили; тех, кто молод был,в колодкахвраг угонял в полон. Вдоль Днепра по левому берегу часть войска царя в сорок тысяч быстро пошла на север. Отряд этот огромный вёлТурезмек, старший сын Сабулры. Турезмек был толст и ленив, лжив и коварен, завистлив, подозрителен и очень жаден. Даже в войске его все военачальники опасались ему на глаза лишний раз попасть, а степняки и вовсе его ненавидели. У царя Сабулры было пять сыновей, все они были в войске захватчика. Но царь больше жаловал Турезмека, ему он обещал оставить все сокровища, власть над народами, над землями и царский трон. А ещё шла молва, будто отдал царь сыну старшему из летучего серебра подвес нательный с камнем ратных удач и кривую острую саблю в позолоте из такой прочной стали, что и волос в воздухе чисто разрежет и любой добрый меч разрубит пополам.
Ранним утром всякого дня Турезмек рассылал перед войском вперёд пять отрядов по сто быстрых всадников, так как сильно опасался засад и неожиданных ударов. Теперь он лагерем встал в двадцати шести верстах от Корочина, туда же подтянул свой войсковой обоз.
Сотник Осляба столкнулся в чистом поле с таким вражьим отрядом. Он и шесть его ратников-сотоварищей скрылись в рощу, за которой опять простирались поля. Отступая Осляба заметил, что враг разбил своих конников на три части, из которых две попытались скрытно его обойти и зайти со спины. Был сотник немолод, но крепок телом и духом силён. Будь он помоложе, стал бы биться с врагами, не учинил бы гон. Но умом выбрал сотник то, что было важно и важнее, и на рослых конях ушли русичи от погони, летевшей на проворных, но низких лошадях.
Заплавинский лес был долог, раскидист. Лишь к вечеру Осляба и ратники переехали мост и подъехали к холму и Дозору. Тут он кликнул Михея Василёва, старшего из дозорных, и ему всё объяснил. Василёв немедля отправил гонцами двух конников к князю и одного на заставу. А чуть позже он и Осляба поднялись на вышку, оглядели заречье, ложившееся в ночь, и стали думать - как быть до подхода княжьих дружин. Первым делом они порешили стражу за мост поставить на той стороне, а с первым светом поутру часть моста разобрать.
Ранним утром, лишь зорька развесила малиновый цвет над лесом, Ясноча и Митя стали в путь собираться. Ночь отдыхали они в пересменку: один спит под накидкой, другой сторожит, слышит ночные гомоны, а больше слушает звук по тропе и от тропы. Догонять Ослябу им было не велено, они, стало быть, не догнали; оставили путь в семь вёрст до Корочина и на ночь устроились. Утром быстро собрались и первым Ясноча поехал на тропу, а Митя от него приотстав на две сотни шагов тоже выехал.
Вскоре тропа их довела до креста, здесь тропа пересекала круговой путь. Вдоль кругового лес рубили, пни корчевали - потому был он широк, под телегу и сани годен. До креста Ясноча первым доехал, встал. А когда и Митя приблизился, с правой части круговогоподъехала ближе не телега и не тележка, а среднее между ними. Тянул её крепкий конь и сидел в ней здоровяк с бородой. На самом уж кресте здоровяк слез на землю, снял кулёвый колпак с головы, распрямился, плечи размял и к конникам приблизился неторопливо.
- Здравствуй, утро и день тебе добрые! - сказал первым Митя, не слезая с коня.
- Оба здравствуйте! - здоровяк высокого роста вскинул голову, усмехнулся. - С тесакими, гляжу, с тетивой, с колчанами. Лет по семнадцать вам прикину, а то значит,оба вы при воинстве. Кто ж вы будете? Что за надобь вас в такую рань ведёт, куда?
- Мы в Корочин, от сотника отстали и должны... - начал было Ясноча.
- Отыскать коня! Конь сам ночью ушёл, - перебил его Митя.
- Угу, вот ведь как, - покачал незнакомец головой. - Один, вижу я, простоват, всё расскажет, другой - осторожен, да хитринка пока слаба. Будь по-вашему, потерялсяконь у сотника. Оба меня вы стережётесь.
- Ты с чего так решил? Не боимся никого! - вспылилЯсноча. - Раз спросил нас, сперва сказал бы сам, кто ты есть, куда путь держишь.
- А я б и сказал, но пеший с конным не толкуют по душам. Ты в седле, я стою на траве, глаз не вижу. На Руси так не принято.
- Извини! - Митя спрыгнул с коня.
- Теперь скажу! - здоровяк тронул бороду, прищурился. - Я Добрыня из Свивлёва, отцу помог там на уборке, так как часты дожди, да мы скоро управились. Путь держу кСинь-озеру, до третьего ручья по солнцу.
- Туда, где мельница?
- Да у мельника для меня верхний камень, должно, готов. Заодно порыбачу на озере. По ухе я чуток соскучился.
- Стой! Прости тогда! - спрыгнул Ясноча наземь. - Мельник дедушкаРодион мне и сестрёнке сказывал, что сам... Добрыня Никитич новый жернов ему заказал! Он купцу дал задатком часть его денег и уже этот жернов доставили...
- Это верно! - рассмеялся, кивнулДобрыня. - Тут земля слухом полнится, но пока в траве-мураве звон запутался. Не знаю я про вас, что ищете по лесу.
- Мы не ищем, мы сами слушаем звон от земли, - ЯсночаДобрыне поклонился. - В землю нашу врагвломился. Мы, Добрыня, тебе коротко расскажем...
Послушав до конца рассказ, Добрынясурово нахмурился и задумался, а, поразмыслив недолго, так сказал:
- Не до камня уже теперь мне, уха обождёт. Я за вами или с вами поеду наКорочин. В трёх верстах до реки на ручье под Кремень-горойесть кузня, там кузнец КузьмаПеров, который мне кое-что обещал и которого я восемь лет не видел. К нему заеду, а потом доеду, к мосту на Заплещиху, где Дозор.
- Извини нас, Добрыня, но езжай ты вперёд, - молвил Митя. - Нам наказ дан с оглядкой ехать по тропе и слухом слышать. - Вдруг поедет тележка со скрипом от колёс.
- Верно замечено, - кивнул Добрыня. - Я вперёд! Но повозка у меня без скрипа, оси смазаны. Как доедем до ручья, я молча поверну, вам помашу рукой. Не прощаясь поверну до кузни. Стало быть, и вы уж извиняйте!
Когда Митя с Ясночей добрались в Корочин, они рассказали Ослябе о встрече в лесу с Добрыней Никитичем. Сотник слушал внимательно. Когда рассказ был окончен, Осляба кивнул молодцам, похвалил их и велел передохнуть. Но прибывшие отдыхать отказались, быстро оба поели и приобщились к делу.
Мост уже как надо был разобран. Купца, который поздно подкатил с обозом с той стороны, переправили плотом паромном за четыре хода. Под холмом, так что не видно было с той стороны, Василёв с Ослябой собрали "конницу": крестьян с копьями на крестьянских конях и конных ратников в количестве ста двадцати человек. К полдню, когда на тот берег на рысях вышла разведная сотня от войскаТурезмека, защитный конный отряд, не слишком торопливо переехал от холма до садов и за ними исчез. Пешие ратники с безразличием на лицах прошлись снаружи вдоль оград Дозора и втянулись в узкую калитку, которую за собой не закрыли.
В зрительную трубу Осляба приметил, что враг озадачен оборонным его рубежом, на хитрость прикупился. Он видел, как заспорили старшие сотни, потом кликнули лучников. Те,выбрав потяжелее стрелы, на пробу их пустилинад водой реки и в сторону вышки с дозорными. То ли ветер помог, но все стрелы с недолётом упали в воду. Затем отряд врага разделился: пятая часть его быстро назад помчалась, а прочие всадники медленно поскакали берегом на север.
- Будут брод искать или место уже, - счёл сотник, вздохнул и нахмурился. - Сутки.., чуть больше у нас в запасе. Надо селян, стариков и детей до ночи в лес за заставу отводить. И надо решить, как со скотом быть...
- Воевода с дружиной подойти успеет! - возразил кто-то из ратников. - Чего же отступать спешить да прятаться?
- Того, что берег наш рубежный, а вдоль его избы, подворья да сады. Там детки малые. Ты разве готов детишек погубить?! - Осляба резко обернулся. - Что тебе, Митя?
- Я с голубятни! Сизарь весть принёс от князя. Никто не раскрывал, сам почитай.
- Давай, самотойди, ступай.
Сотник раскрыл, развернул послание князя, прочёл его и нахмурился.
- Что там, поведай?
- Тут вот что... - Осляба склонился к Василёву и продолжил тихо. - Отряд в три тысячи к ночи подойдёт сюда, завтра к полдню ещё три подойдут. Две тысячи с воеводой Гремяшным князь раньше отправил выше нас по реке. Это умно задумано, там ведь уже река и там по пояс брод.
- А ещё?
- Про ещё я не знаю. Будем думать о том, что прибудет.
- Кто ведёт сюда первых три тысячи?
- Воевода Сызнов. Он смел да умён, но хватит ли такого войсканамотбиться?..
Отвернув от тропы, по которой уехали Митя и Ясноча, Добрыня подкатил на повозке к полноводному ручью, отыскал путь по берегу и скоро углядел Кремень-гору с верхушкой, укутанной в туман. Когда путь довёл его до мостка в лесу, Добрыня слез с повозки, повёл коня за узду и приметил густую плотную осоку краем болота, которое от частых дождей стало шире. Дальше шёл он пешком, помогая коню обходить мелкие топи; отходил назад, если вязла повозка, подымал её и подталкивал.
Скоро Добрыня достиг истопа, - земля-трава были истоптаны, - зато дорога стала крепкой; по ней доехал он до мощных ясеней, их обогнул и за кустарником увидел боковину кузни, сложенной из камня. Звуки ковки и пристука из неё не доносились. Добрыня подъехал ближе, соскочил с повозки, кузню обошёл и направился к избушке со стенами из брёвен, зазеленёных мхом. У двери громко он в кулак покашлял, гремливо прошёлся по крылечку, ударил в дверь и крикнул:
- Перов Кузьма, ты тут ли? Дозволь войти?
- Войди... - долетело изнутри.
- Вхожу! - Добрыня отворил дверь и шагнул в полумрак. - Не видать со света, где ты? Не стал ли хворым?
- Всякому ворону на свою б голову каркать! - с правого края, от лежанки, раздался смех. - Входи, Добрыня, гостем будешь! Уже узнал тебя, встаю. Дожди, сырость замучили, мне к ночи кости ломит, а в полдень, - хвалы Дажбогу*, подателю тепла и света, - я здоров. Давненько ты не объявлялся!
Седовласый, седобородый кузнец поднялся, подошёл к гостю и мужчины обнялись. Кузьма Перов был кряжист, широк в плечах, но ниже ростом.
- Иди к столу, окно раскрой! Я печь разожгу. Умоюсь. Ты ранний гость! Есть у меня калачи, есть травяной и ягодный отвар, есть медок. А есть ушица! Как ты к ухе?
- Давай ухи! - Добрыня растворил окно. - Теперь сам вижу, ты здоров. Рад за тебя! Ведь восемь лет прошло. Откуда ж рыбка?
- Ручей раздуло, он полон рыбы - рукой лови!
- Рукой... - пробормотал Добрыня. - Мастером лова такого был, помнится, Ставр Коломец. На Оке обучился! Он к тебе не заглядывал?
- Нет. Но знаю, однако, что он поскакал к князю стольно-киевскому Владимиру с малой дружиной на выручку. А поспел ли, не ведаю.
После ухи гость и хозяин вышли на лужайку перед домом, прошлись, назад вернулись и присели на воле на скамью у избы. Оба не торопились заговорить о деле. Сперва Добрыня рассказал о себе, поскольку гостем оказался. Потом Кузьма поведал гостю, что перебрался к нему в кузню, вего медвежий край, сынок Егорка. Сын от отца перенимает ремесло, немного ударяется в фантазии, но уже многое умеет сам. Работы ныне мало, ибо серпень* - уборка идёт по деревням, крестьяне раньше свой инвентарь на правку привозили и лошадей ковали. Был близок час и уже вот-вот из ближнего села сынок вернуться должен. До кузни есть новый путь с коренного большака, им ноне ездят. А Егорке пошёл уже двадцатый год и скоро... Кузьма прервал рассказ, так как со стороны нового заезда раздался стук копыт и въехал на лужаку дородный, крепкий молодец на буланом жеребце.
Всадник расседлал коня и отпустил его, сам быстро подошёл с скамейке, поклонился гостю, обнял отца. Лицо его было сурово. Добрыня встал, приглядываясь к юноше. Оказалось, что молодец лишь на четверть головы ниже гостя. Кузнец тоже поднялся и представил сына гостю, назвав при этом гостя по имени. Сын Кузьмы и гость обменялись крепким рукопожатием. Егор глазами вспыхнул, с волнением сказал:
- Я счастлив познакомиться с богатырём нашей земли! Рад, Добрыня, что в это время к батюшке ты сам доехал.
- Какие расскажешь новости? - спросил сына Кузьма.
- Плохие, тятенька. Из сёл и деревень с детьми, едой, скотом в лес многие уходят. От войска иноземного царя на север к нам вломились сорок тысяч. Ведёт их царский сын, воевода Турезмек. Прожорливая гадина губит людей, добро ворует! Что он не может захватить, огню даёт. Народ наш стонет.
- Князь наш что думает? Он знает о беде?
- Знает. Вечером вчера кЗаплещихе на семь вёрст выше Дозора от него подошли две тысячи с воеводой Гремяшным. Там река уже, после разом шире и поясной брод. Сейчас вода поднялась, но по грудь брод можно перейти. Гремяшный подкараулил разведный отряд врага, потом их окружил и перебил, а сотника взял в плен. Это победа, но малая. Лихие дела все впереди! Враг саранчой расползся по нашим землям.
- Выходит, нам дело есть, - вздохнул Добрыня. - Присядем-ка и о деле теперь поговорим. Кузьма, ты разумеешь, о чём я?
- Помню... и ждал тебя! Огромное ему спасибо!
- Кому, ему?
- Отцу небесному Сварогу*! Я хоть и в лесу живу, но не пням молитвы возношу. Мы с сыном за две седмицы* в поту перековали твой готовый меч. Стал он на ладонь длиннее, на палец - шире, а по тяжести остался тем же - богатырским. Секрет открою, свет-Добрыня, мы отковали и Егорке меч. Чуток другой, но тоже крепкий, в руку хваткий.
- Раз меч откован, то Егору! Или Георгию?
- Он Егор, - сказал Кузьма. - Но меч должен прикипеть к руке богатыря, сам знаешь, а богатырь должен породниться со своим мечом. Мы вскоре, - кузнец кивнул на сына, - пусть он с дороги подкрепится, - оба меча возьмём и с ними пойдём до Крут-холма и дале - к Кремень-горе. Там всё на место встанет божьей силой. Два дня назад славянский бог Перун* из грозовых туч их молниями, громом зарядил.
Отшагав через лес версту, путники дошли до Крут-холма. Здесь кузнец, который как мастер и создатель сам нёс в ножнах два меча и узелок, указал заход через колючий боярышник на холм и всех привёл к живому бурливому роднику.
Вода из него втекала в каменное ложе, спокойной становилась, но дальше через край не утекала, а уходила в глубь земли. Кузьма велел Добрыне и Егору до пояса снять с себя верхнее и исподнее, затем достал из узелка две белые рубахи, развернул их и в воду опустил. Поверх рубах он опустил мечи, отдельно скраю уложил и ножны.
- Теперь, Добрыня, подойди, возьми рубаху из-под своего меча, рукоять которого ты знаешь, и облачись в рубаху!
Добрыня вытянул рубаху из воды и изумился чуду: вся ткань её сухой осталась. Он не сказал ни слова, одел рубаху, низ одёрнул.
- Меч свой дланью забери из воды и...
В этот миг тучи расступились и ярко солнце осветило Крут-холм. Добрыня вынул меч из воды сухим - от стали лезвий полыхнули и заскакали сине-искры.
- Левой рукой ножны забери!
От ножен пролился ясно свет голубой.
За Добрыней то же повторил и Егор. И с ним всё повторилось.
- Это всего полдела, но меч знает своего владыку! - возвестил Кузьма. - А ну-ка, оба - каждый, взмахни своим мечом!
От стали мечей полетели сине-голубые вспышки, от рукоятей полыхнуло нестерпимо бело-золотым.
- Всё путём! - провозгласил Кузьма. - Теперь отсюда до верха Кремень-горы вам два шага, богатыри! Она зовёт. Мне - долог путь, потому возьмите меня под руки! Так, крепче! Теперь шагайте!
Богатыри шагнули и троица возникла на вершине Кремень-горы. Туман и тучи от её вершины степенно отошли, оставив вершину солнцу. Но тотчас из-под света солнца стало снижаться вниз плотное облачко, в котором клубливо мешались перетекали белые и красные цвета.
- Ровно, крепко встаньте! - крикнул Кузьма кузнец. - Мечи из ножен! Двумя руками их поднимите и небесной мощи вскиньте вверх!
Мечи взлетели кверху в небо. Облачко спустилось ниже, нарастая, ширясь краями и подбрюшьем, закрыло солнце, окутало вершину Кремень-горы кромешной темнотой, которую пронзили молнии, стрельнувшие в мечи и мощным гулом грянул гром.Когда раскаты грома стихли, издалека к вершине вновь поползли туманы.
- Слава Отцу Небесному и каждому из богов за силу, которую дают нам для защиты нашей дорогой Руси! Благодарение! - громко прокричал Кузьма.
- Что теперь стало, батюшка? - спросил Егор отца.
- Взмахни мечом теперь!
Егор взмахнул - вкруг лезвия взлетели те же сине-голубые вспышки, от рукояти полыхнул бело-золотой и яркий свет, а от конца меча плеснуло красно-рубиновым.
- У каждого из вас - богатырский меч-сухоруб, он крепче всякого, острее всякого, без крови рубит. Не надо, стало быть, вражью кровь с него стирать. Сталь эта вражью кровь не терпит.
В ранний вечер того же дня Добрыня и Егор через лес добрались до большой дороги и поехали к Корочину, так как хотели узнать все новости. Под Егором был его буланый жеребец, а под Добрыней - тот же крестьянский конь, который и тяглово служил и верхового всадника возил. Оба были в коротких шлемах и в кожаных боевых нательниках с наклёпками из булатной стали. Вдали они приметили, как отделился от края рощи конный отряд и скоро поняли, что это враг.
Назад в главный становой лагерь Турезмека возвращалась одна из разведных сотен, успевшая ограбить между делом и спалить одну из мирных деревень. Сотник Камурзак приподнял руку, приостанавливая бег, рассматривая одиноких всадников на высоких и больших конях, затем визгливо приказал: "Взять их живьём! Всё золото моё, а что на них берёт ловкач, который первым аркан на грудь набросит! П-аа-шё-ёл-л!"Три десятка воинов, из тех что помоложе, с азартом, гикая, вихрем понеслась на русичей. Но дальше случилось странное: цепочка конных воинов стала ходить кругами вокруг тех двоих, редея на глазах. Ничего не понимая, лишь видя как взлетают и опускаются в лучах садившегося солнцакривые сабли и прямые сверкающие два меча, Камурзак отрядил ещё десяток воинов и тоже потерял их. Сообразив что схватка обернулась большими для него потерями, что дело тут проиграно, он указал в ту сторону, куда путь уводил в широкие луга, и остатки сотни унеслись под косогор.
Егор не поленился, спрыгнул с буланого, обошёл сражённых и подобрал с земли до тридцати сабель, ятаганов, пик, луков и колчанов. Часть пик и сабель были перерублены или переломились под павшими конями. Всё целое он плотно уложил в широкую накидку одного из врагов, перевязал тесьмой и приторочил сзади к своему седлу. Затем оба доехали до дубравы и приметили широкий путь в свежих следах копыт.
- Это след их коней. Крестьяне все в работах, им ездить некогда, - молвил Добрыня и повернул коня. - Заедем-ка, тут недалече. Это... Тростяновка.
Они проехали треть версты, увидели над макушками дальних берёз дымы.
- Горит Тростяновка, - вздохнул Егор и горькая складка легла у его рта.
- Горит, - кивнул Добрыня. - Стой-ка! Не померещилось - мелькнулось вон в тех кустах. Постой, я погляжу!
Богатырь спрыгнул с коня и быстро зашагал к кустам, протиснулся в их гущу, исчез из вида и скоро вернулся с маленькой чисто одетой малышкой на руках.
- Это ты кто ж? Ах, синеглазка-девочка! Ты чья? - спросил Егор.
- Я Лукерья, дочь Ледени, - пролепетала девочка.
- Тут отчего одна? Почему спряталась?
- Боюсь! Мы играли в прятки... Мы с Машей прятались, Данилка нас искал. А как наехали кривые, мы все схоронились. Маша ушла искать Данилку, а мне велела тут дожидать-стоять.
- Нас не боишься?
- Нет, вы же русичи. Я к бабушке хочу. Тятенька с мамой теперь весь день на травах...
- Косят?
- Да. Ты довезёшь меня?
Добрыня сел на коня, в пах пристроил девочку и оба всадника поскакали дальше.
Тростяновка была разорена. Три избы сгорели, в других были окна выбиты, добро разграблено. Вражьи воины изрубили трёх стариков, убили стрелами двух крепких мужиков, которые не хотели их пускать на двор. Деревенским тем повезло, что почти все поголовно были в лугах, а матери с грудничками и малыми детишками успели в лес убежать. Завидя дым над Тростяновкой, все взрослые вернулись, да поздно.
Добрыня отдал девочку матери, слез с коня, отошёл к толпе. Загубленные лежали рядком под вязом на траве. Богатырь взглянул на них и отвернулся.
- Благодарны за дочь Ледени, - сказал ему седой, но крепкия крестьянин с короткой бородой. - Беда у нас. Вон старший наш лежит. Пока, стало быть, я за него. Я Никифор. Мы прозевали, не поспели!
- А сколь тут крепких из крестьян? - спросил Егор.
- Много. До шести десятков. Но вилами и топором не слишком навоюешь...
- Вы, вот что... - Добрыня стал отходить к коню, - дозорного оставляйте верхового, но не в деревне, а до деревни. Сам знаешь, где. Егор, отдай Никифору оружие.
- Благодарны! - Никифор низко поклонился. - Он-то Егор, я слышал. Как звать тебя и кто ты?
- Звать Добрыней, я русский человек.
В шатёрной главной и просторной юрте на возвышениии в восточном её краю на дорогих коврах и выделанных шкурах, на подушках возлежал ожиревший сын царский - Турезмек. Вход в юрту был открыт, но завешан сетками от мошкары и комаров. Перед иноземным полководцем головами к центру на боках лежали телохранители в лёгких доспехах. Слуги-светильщики ползали вдоль рядов лампадок и лампад, снимали с фитилей нагар. Лампадник, ответственный за воздух, менял в лампаде с песком витые вставки, пропитанные пряным ароматом; он поджигал им верхний кончик и когда он начинал равномерно тлеть, нижним кончиком втыкал их в песок.Девять военачальников сидели, скрестив ноги, против Турезмека на ковриках-подстилках молча. Между ними и возвышением в такой же позе сидел старший из них - Стюлкель и, мерно раскачиваясь и покачивая головой, докладывал:
- ... много, очень много ценностей, скота, людей и юных дев, которых мы заберём. Князь Елизар богаче всех в этих краях. Его столицу и его дворец надо, Великомудрейший, скорее взять, чтобы слуги князя не спрятали, не разнесли всё по лесам. Белокаменный его дворец мы сроем с лица земли, мы вскроем подземелья, где золото и самоцветы в больших кулях. Нам не хватает соли, там же соль. Мы ударим прямо - на Корочин, но это будет отвлекающий удар. Выше или ниже мы переправим основные силы и сделаем обход... Я умолкаю, Великомудрейший! Я слушаю!
Стюлкель умолк, так как увидел знак служки-огласителя, который сидел ниже Турезмека, но ближе всех к нему. Сам Турезмек ленился в голос громко говорить, он бормотал. Речь его громко озвучивал мальчик-слуга. Огласитель передал слова Великомудрейшего:
- У князя армий нет, нет быстрых скакунов! Сам он не дружит с саблей, так будто боги русских им клятвенно пообещали только мир. Я не хочу мудрить. А поднимет саблю этот князёк, я его в клетку посажу, которая теперь пуста. Приказываю завтра или... послезавтра нанести прямой удар. Там, мне сказали, есть узкая река, есть мост, который разрушен в середине. Достроить! Если все мои бойцы выплюнут жвачку в речку, будет и новый мост. Что мне дала разведка?
- В разведке произошли потери. Пропала сотня, другая сотня потеряла треть. Но из наших, Великомудрейший, враг никого не захватил. Они не знают наших планов.
- Мне на потери наплевать! А наших планов им не узнать, поскольку у меня их нет. У меня сила, мощь огромная! Мне некогда, мне сырость надоела. Хочу увидеть сотника! Они безмозглы все, все виноваты!
Наружняя охрана втолкнула внутрь сотника Камурзака, сбила его с ног. Камурзак охнул и на коленях пополз к возвышению с Турезмеком зная, что голову выше главной головы никто не смеет поднимать. Телохранитель остановил его ударом сапога в бок.
- Этот? Кто он? - повторил громко бормотанье Турезмека слуга.
- Я Камурзак, Великомудрейший! Третья сотня... - пролепетал Камурзак.
- Так это ты пропал?.. Или у тебя потери? Это как?! Мой каждый воин стоит десяти врагов! Их сколько было - врагов?
- Их? Их было... - тысячи. Две тысячи! Мы храбро бились, чтобы защитить, Великомудрейший, твою и нашу честь. Нас было много меньше.
- Честь не защитили! Тряхните его и шнурок ему!
Два мощных стража бросились к виновному, вывернули и скрутили ему руки за спиной, затем схватили, перевернули его, приподняли и головой ударили о землю. Из одежд Камурзака нападали на ковёр монеты и золотые украшения.
- Пёс поганый! Казначей-хранитель, всё подбери и запиши! Шнурок не нужен! Отволоките его к краю стана, перережьте горло, бросьте. Утром пусть увидят воины. Скажите воинам, что это русские подкрались ночью и подло его прикончили. Стюлкель, ты завтра сам тридцать тысяч ночью или утром поведёшь к реке, а в полдень я хочу на шёлковых подушках мост переехать туда, где золото! Не ошибись! Громко скажи - ты понял!
- Я понял, Великомудрейший! Но позволь мне... Там, до реки, луга, болота два озера и ручьи! Я должен перестроить и выстроить твои войска!
- Позволяю - послезавтра!Утром!
Стюлкель и военачальники покинули главный шатёр и вскоре весь стан врага пришёл в движение; до поздней ночи носились по нему посыльные, передавали приказы и команды.
В сумерки, когда Данила и Егор доехали до берега Синь-озера, с левой стороны от кустов лесной опушки к ним поскакали два всадника на небольших лошадках. Приметив, что верховые без оружия, оба коней остановили, обождали. Подъехав ближе, незнакомцы, которые были одеты кое-как и босы, прижали руки к груди и склонили головы. Один из них, не без труда заговорил:
- Повинно бъём челом! Вы русичи... Дозвольте вам говорить, много надо досказать от меня и его...
- Не волнуйся, не поспешничай, - сказал Добрыня. - Как понимаю, вы перебежчики. От войска вражьего сбежали. Так ли?
- Так! Это так, но не от войска, мы обозные. Мне было семь годов, когда мать и меня угнали из Рязанского... Он для мне - сводный брат. Я плохо теперь говорю.
- Хорошо говоришь. Как тебя звать?
- Савва. Но у них - Ава.
- Говори, Савва, по делу, главное. Ты меня понял?
- Да! В обозе знают всё, раньше знают, чем ратник узнаёт. Завтра - нет, а другий день - да,на утро три десят тыщ нападут. Один десят тыщ будут в стане с Турезмек. Он хочет с высоким солнце поехать через мост. Завтра воевода Стюлкель мост заберёт, потом захватит стольно-град, порушит весь его, посадит князя в клетку.
- Так! - кивнул второй из перебежчиков. - Мы крепки, с вами хочим биться, за вас - против них.
- Выходит, вы не степняки? - спросил Егор.
- Нет, - Савва взмахнул рукой. - Я весь русич - целый, он - половинка. Та же мама.Совсем не степняки. Турезмек степняк не любит, не верит им. Их зовёт мерзкиты и говорит, Тулкан-Хатмун, царица женщин мира, их не рожала - ослица родила. Если их сотню в бой пошлёт, за спину ставит две сотни из своих. Совсем не верит.
- Едем! Вы оба - с нами! - Добрыня повернул коня. - Сегодня ещё раз расскажете всё воеводам. Вон, до Корочина рукой подать.
На следующий день к лесной заставе с дружиной в шесть тысяч подошёл сам князь Елизар. Отстав, следом за дружиной, пришёл большой обоз. Купцы расщедрились и в складчину наполнили его едой для воинства. Князь купцов сердечно поблагодарил. Узнав что дети купеческие все в дружинах, обнял каждого. Но дальше он хмурым сделался и, проследив за размещением дружинников, призвал к заставе всех воевод. Воевода Сызнов, под которым были шесть тысяч, размещённые по избам, но большей частью упрятанные в лес, кратко рассказал о плане обороны речного рубежа. Он также передал рассказ двух перебежчиков. Окончив речь, Сызнов оглядел воевод и князя спросил, отчего на совете нет Добрыни Никитича.
- Лишь оттого, что ты, воевода, Добрыню не привёл с собой, - ответил князь.
- Он рядом. Дозволь тогда... - начал Сызнов.
- Где он? Здоров ли? - князь Елизар сам поспешил к двери, открыл её и вышел.
Через минуту он вернулся с богатырём.Обняв Добрыню Никитича за плечи, князь громко при всех сказал:
- Добрыня-свет, я за отца желаю повиниться! Отец не слез с коня, когда за подвиги тебя благодарил. Он был неправ или устал. Ты, сказывали, на него обиделся и отошёл от дел.
- Не отошёл, князь Елизар! - возразил Добрыня. - Пахал я землю и сеял хлеб. А хлеб потребен любому животу. Я в силе и здоров. Русь поганить мы не дадим! Никаких обид я не держу. Да время ли, когда враг топчет наши земли!
- Бог Велес* с нами и над нами! - воскликнул князь Елизар. - Он охранитель вечной мудрости, нам он тебя вернул. Присядь к столу, послушай! После скажешь.
Совет продолжился. Из речей князя и воевод Добрыня узнал, что защищать столицу оставлены три тысячи; воеводе Гремяшному дослана к броду тысяча; у Корочина сосредоточены двенадцать тысяч. "Маловато, но с божьей помощью управимся..." - подумал богатырь. Все воеводы и сам князь, сознавая неравенство сил, все помыслы сводили у умной обороне. Все полагали, что бой открытый теперь губителен, что прежде следует противника засадно измотать. Если же удастся на части рассечь его, то части эти уничтожать, начав с той, которая слабее. И если удастся добиться равенства, то тогда открыто сойтись.
- Так будто ладно, но ладно ли? - князь обернулся к Добрыне. - Скажи нам теперь, как ты считаешь.
- Я с уважением, - вздохнул богатырь, - отвечу не в обидки, так как все мы хотим того же - одного. Враг наш весь почти конный, исключая его обоз.
- В этом большое его преимушество, - подал голос воевода Щурила.
- Да, если оставить весь тот берег ему. Куда захочет, поскачет по коренной и от неё всяким крепким путём. А коннице болота да топи, овраги мешают. Лес тоже еймешает. С тропы лесной нет разворота, на тропе конник с лошадью для лучника верная цель. Возьмём ли на ум? Подойдёт коренной дорогой ворог к реке, приметит тут множество наших да на север отвернёт. Семь вёрст проскачет он до брода и тысяч десять-пятнадцать брод перейдут. Воеводе Гремяшному их не отбить... и нам туда не поспеть.У нас конных всего пять тысяч. Нельзя их бросать туда и сюда. Пути к Корочину прямее идут через Заплавинский лес. Он тем хорош против врага, что путь от дождя заплывает водой, а объездно ехать, это... лишний десяток вёрст. В лесу лишь в два коня поедешь. Но враг пойдёт и через лес, тихо будет плестись - пять сотен коней тропу копытами разворотят. Я бы расставил тропой за кустами тысячу лучников, но нужен времени учёт, чтобы враг тропу заполнил. Не спугнуть его ранее, чем надо. Мост я как бы поправил: краем брёвнышки возложил, а серёдку накрыл бы слабой досточкой и песком присыпал. Середка должна коня проваливать.Но главным будет и не это...
- Что тогда главное? - спросил воевода Сызнов.
- Подходы к мосту перекрыл бы ямами, корягами, брёвнами, насыпью. Рук у нас множество и полдня ещё есть. А за насыпь поставить на той стороне три-четыре полка по тысяче ратников. Конники супостата должны будут спешиться, а все попадут на место узкое. Мост их будет манить, к броду они не пойдут. А по правую руку от коренной сорок саженей* до ручья, который глубок, дале топь и озеро. А по левуюруку сто саженей до луга топкого и травяных болот. Создастся затор. Это много важнее, но и это ещё не главное. О главном теперь попрошу. Дозволишь, князь?
- Говори, всё говори.
- Мне потребны две тысячи конных на добрых конях. Перед ночью с ними уйду на тот берег, за Колявин луг, за Синь-озеро, к лесу дальнему. Мост на час тогда поправить надо.
- Так ты хочешь создать засадный отряд с той стороны?
- Да и... нет, - Добрыня усмехнулся. - Для кого-то он засадным станется.
В это время за дверью раздались громкие голоса, средь которых выделялся низкий голос с мощными рыками.
- Узнаю - пожаловал богатырь Ставр Коломец! - поднялся Добрыня. - Все меня извиняйте, должно встретить!
Через полчаса князь Елизар вышел на крыльцо и поманил к себе Добрыню. Богатырь подошёл.
- Это Ставр Коломец? - спросил негромко князь.
- Он самый. Ставр не успел прорваться в Киев, который осадил царь Сабулра. Он прискакал с дружиной в тридцать человек нас поддержать.
- И то неплохо, - князь понизил голос. - Мы приняли твой план. Воеводы сейчас распределяют воинов. Ты должен мне раскрыть, зачем тебе засадный полк?
- Ночью мы обойдём стан Турезмека и, как только войска его от стана отойдут, мы уничтожим...
- Что, кого?
- Стан. Турезмека я попытаюсь захватить изапереть в ту клетку...
- Которая у него готова для меня? Но в лагере Турезмек оставит десять тысяч!
- Внезапность, лихость, смелость всё определят. Скажи мне, князь, кому из воевод ты доверишь мост и подход к Корочину с той стороны реки?
- Себе доверю, я перейду туда с пятью полками. Сейчас крестьяне и бойцы займутся рвом и насыпью. Щурила и боярин Соблев возглавят лучников в лесу. Я отправляюсь на тот берег, ты готовься тоже!
- Князь, ты меня моложе, я посоветую. Перемени доспехи.
- Спасибо за совет, Добрыня! Мне уже двадцать девять, но я князь! Доспехи и шлем не переменю. Не только враг, все мои воины должны меня не потерять из вида, знать должны - я с ними. Что у тебя ещё?
- Только поклон. Теперь, мой князь, нам остаётся только победить.
- Мы победим. Познакомь меня со Ставром.
Покинув в сумерки Корочин, отряд Добрыни в две тысячи переехал Колявин луг, поднялся к берегу Синь-озера и, его объехав, слился с тёмным лесом. На небе недолго посверкали звёзды, но вскоре их прикрыли облака. Вперёд Добрыня выслал две передовых разведки. Первую, в пять человек, вёл Осляба. Он прихватил с собой Ясночу, который был остёр на глаз. Вторую, в десять всадников, которую вёл Ставр и в которую входили люди из его малой дружины. Сам Добрыня ехал на своём коне перед первой тысячей, вторую - направлял Егор. Все знали, рубиться предстоит в рассветный или предрассветный час и, чтобы свой своего не порубал, помнили для боя покрик - "горлица", который чужие рты не повторят. При каждой сотне были по два огневых с закрытыми огневицами и с жидким маслом в бурдюках.
Через некоторое время отряд пересёк крутогор и поле, в котором Добрыня и Егор столкнулись с вражьей разведной сотней. А ещё вёрстчерез восемь, от разведки впервые прискакали её гонцы. Суть донесения была такова: по коренной дороге им навстречу прёт противник тоже с разведкой, но с шумом, воплями, с трезвоном. По коренной нескончаемым потоком пошли войска Турезмека, которые вёл Стюлкель, который опасался ошибиться и получить шнурок для шеи, чтобы удавиться.
Добрыня отвёл своих поближе к лесу и, налюдая за врагом, подумал: "Всё это к лучшему, их стан шевелился, как муравейник. С отходом основных сил те, кто остались, возмечтают до света передохнуть. Нам это на руку, но надо выждать часа два-три, не торопиться...По прикидке, до стана ещё вёрт пять. Подъедем до двух вёрст и встанем, я должен сам всё осмотреть, так как важнее важного не ошибиться с местом удара... Как вломиться: пеше - конно? Или..." Он порешил, что лучше - или, поскольку бесшумно пешим ближе подойдёшь. Потом пеший отряд огонь устроит, раздвинется и в разрыв конники влетят.
Добрыня возглавил пеших. С тремя сотнями бойцов, за которыми чуть приотстав шли ещё три пеших сотни, через балку с размытыми краями, через кусты он вышел к краю стана с северной стороны. С высокой кочки, раздвинув куст он осмотрел заслоны и отсечки, цепь повозок, расстановку палаток, юрт и шатров. От Саввы он знал, что ближние обозы стоят с восточной стороны. Прислушиваясь к лагерю, осматривая лагерь врага, он то и дело переводил взгляд на небо и выжидал удобный малосвет. Кто-то потеребил его сзади за локоть и тихий голос сообщил:
- Человек от третьей сотни. Осляба наткнулся на сторонних наших. Они зашли через боковой овраг. Добрыня, их главный тут.
- Давай его, но очень тихо.
Зашуршала в темноте трава, затем раздались приглушённый вздох и голос:
- Добрыня-свет, со мной крестьяне, все при оружии, с топорами, с дубинами.
- Ты сам кто? Сколько вас?
- Я твой знакомец, я Никифор из Тростяновки. Со мной три сотни крепких мужиков. Я точный стрельщик, из лука белке попадаю в глаз.
- Добро. Три сотни у тебя откуда?
- Наши все и ещё из трёх деревень. Обидели-то многих.
- Слушай, запоминай. Пропустишь вперёд моих шесть сотен, потом им в помощь туда ударишь, в правый край, Добрыня указал рукой в рукавице. - Дале вперёд идёшь и тем же краем. Когда ворвётся конница, закмкнёшь ей хвост и ни с места. На случай...держишь мне отход. По надоби я кликну. Ты покрик знаешь?
- Знаю.
- К своим скорее уходи. Настало время, мне пора!
Добрыня встал, достал из ножен от левого бедра свой меч, коротый слабо заискрил синим в темноте. Из мягких ножен на спине левой рукой он вытянул второй короткий меч и, подняв его над головой, повторил: "Пора!"
За спиной богатыря выросла дружина и молча рядами воины пошли на стан. С шумом должны были вломиться вторые три сотни, эти - шли молча. Первый хруст разрубленных костей и слабый вскрик раздались, когда с повозки вскочили два сонных стражника. Враг настолько был в себе уверен, что объездной дозор их не проверил. Русичи стали быстро распределяться между шатрами, высматривая центр стана. Когда сзади с рёвом в лагерь ворвался второй пеший отряд, за ним - бойцы Никифора,Добрыня срубил верх высокого шатра, плашмя коротким мечом треснул по спине выскочившего из-под него охранника и, наступив ему на грудь ногой, громовым голосом прокричал:
- Где шатёр Ту-рез-мека? Говори, собака! Встань, говори! Где Турезмек?
- Тур-резмек-ка... там! Там-там! - враг привстал, показал рукой и рухнул мёртвым.
Мечами и палицами дружинники крушили всё кругом;покрикивая "горлица!", рубили сонного врага. Огневые ловко плескали масло на шатры и поджигали их. Вскоре пятая часть стана была в огне. В неё "на свет" с гиками и рёвом хлынула конница, насквозь пролетела стан врага и, подпалив с факелов дальний его край, пошла на центр, рубя обескураженого супостата. Звон стали, вопли, стоны, грохот и рёв огня подхлёстывали нападавших, вселяли страх и ужас в пытавшихся наладить оборону, защититься или спастись.
Сметая всё живое на своём пути двумя мечами, ослепляя врага сверканием освящённого меча, увлекая за собой до полусотни дружинников, Добрыня быстро продвигался к центру стана. Поглядывая изредка по сторонам, он скоро понял, что ещё два клина русичей идут туда же, и повеселел. Повеселел ещё и оттого, что приметил, как ополоумевшее воинство противника, сверкая пятками, улепётывает из стана в темноту.
Ставр Коломец с богатырской палицей первым вырвался на площадку перед шатровой широкой юртой и, увидев в три ряда стоявших перед ней стражников в латах, с кривыми саблями и щитами, расхохотался, загремел:
- Давно не брал я городошной биты! Теперь сыграем!
В этот момент сюда же пробился и Егор с полусотней и, крикнув: "Горлица! Я рядом, Ставр!", крепче сжал рукоять меча.
- Не обождать ли главного? - продолжил Ставр. - Где наш Добрыня?
- Я тоже рядом! - Добрыня пересёк площадку, тряпицей обтирая кровь с короткого меча. - Не время тратить дорогое время, дел невпроворот.