Едва изображение шеф-генерала Барнсуотта исчезло, командор Мэрриот свернул видеопласт в режим ожидания: "Он мнит себя завоевателем Мира. Ничего, пусть потешится... Придет время, посадим на уровень простого мегалона... Но сейчас он нужен. Лучше него на роль ширмы никого не придумаешь...".

Командор включил интерком:

− Команде транспортного сектора готовность два. Службе навигационного контроля подготовить карту точек ввода в орбиты подпространства нуль-вакуума. Доложить о готовности...

Тусклая точка трансфера постепенно светлела, увеличивалась в объеме и наконец, обросла подробностями конструкции и модулей. Один выступ выглядел особенно устрашающе. Ощетинившийся длинными иглами нуль-вакуумных ускорителей, он был похож на огромный шипастый хвост фантастического чудища. Его шипы светились бледно-зелеными сполохами истекающего пламени. Поверхность Фобоса, к которому трансфер приблизился на расстояние одного толчка ускорителей, был опоясан редкой цепью реперных навигационных башен. Их тонкие ажурные стволы с сетью приводных маяков были хорошо видны на сфере видеопласта.

− Старший командор, мы вышли на заданную координату по полярному углу. Жду дальнейших распоряжений.

Командир навигационного отсека мог этого и не докладывать. Милинер Мэрриот и так видел серию опознавательных символов нужного репера на видеопласте. Его корабль прибыл раньше трех остальных вспомогательных трансферов. Командор мог и сам начать маневр сближения на заданную орбиту разгрузки десантной дивизии, но на вспомогательных трансферах находились те милинеры, с которыми он должен был встретиться до разговора с шеф-генералом Барнсуоттом.

− Вахтенный, сколько времени осталось до подхода трансферов? - Командор еле сдержался от перехода на уровень раздраженного тона. Ему очень не нравилась эта непунктуальность командоров вспомогательных трансферов. Но милинер Мэрриот не успел распалиться, как следует. Его слуховые анализаторы зафиксировали знакомый свист выхода кораблей из подпространства нуль-вакуума.

− Командор, трансферы ZY-205, TjZU-15 и TjZU-22 на подходе.

Милинер Мэрриот включил внешние видеопласты. Огромная панорама ближнего космоса ворвалась в рубку командора. Прямо по курсу, в направлении Марса он увидел привычную процедуру появления материальных объектов из подпространства нуль-вакуума. Мерцание, испускаемое шипами генератора нуль-перехода, проявлялось постепенным нарастанием бледно-зеленых сполохов. Огромные конструкции кораблей, их полупрозрачные силовые переборки каркасов светились этим призрачным оттенком света, гигантской сетью отражаясь на Фобосе.

Командор сдвинул с сустава один из надетых на палец колец и опустил на стержень, торчащий из блока управления связи:

− Соедините меня с командорами кораблей.

− Слушаюсь, командор.

− Вахтенный офицер, распорядитесь подготовить шлюз нуль-перехода на три единицы. Все, что может их сопровождать, исключить из объема транспортирования.

Через несколько минут в просторное помещение командирской рубки вошли три сверхгумана. Один из них прямо от двери с интонациями дружеского юмора, несколько резковато прозвучавшего в исполнении подсевшего блока речевого синтезатора, воскликнул:

− Милинер Мэрриот в своем стиле! Такую подозрительность по отношению к соратникам может проявить только наш друг. Пора бы уже привыкнуть к личным кодовым знакам опознавания!

− Может и пора, но я предпочитаю обходиться в общении с кем-бы то ни было без неприятных сюрпризов. - Мэрриот нервно поиграл стержнем-ключом блока связи. − Вы сами прекрасно знаете возможности, как нашей службы Безопасности, так и аналогичных служб других Консорциумов. Достаточно внедрить фантома в любой из предметов, транспортированных с вами... Остальное, я думаю, понятно.

− Ну, это из области фантастики. С вашей службой опознавания такие штуки не пройдут. Я думаю, что аппаратура, задействованная у вас на сфере дальнего обнаружения и сканирования просто лучшая из всего, что я видел. У нас не видел. Только в Североамериканском Консорциуме. Там уже есть такие аналоги.

Сказавший это сверхгуман, пригасил блеск оптики и добавил:

− Сколько же скарана ты отдал за такую роскошь?

Командор тяжело взглянул на любопытствующего милинера:

− Безопасность в наше время стоит тех средств, которые мне отдать пришлось даже в ущерб собственной реинкарнации. Можно доскрипеть и на плохоньком синтезаторе, и пищеблок не слишком напрягать, если принять во внимание, что их существование целиком и полностью зависит от того, как мы защитим свой конструктив. А впрочем, милинеры, мы собрались сейчас не систему защиты обсуждать. Время не терпит. Через час мы должны быть на орбите сброса десанта. И поверьте, тот, кто этого ждет, нам очень нужен для дела. Мне не хотелось бы вносить в его аналитические блоки хоть какой-то процент неуверенности. Приступим к делу. На каком этапе проработки находиться твоя часть, милинер Крюгер?

− На сегодняшний момент большая часть сверхгуманов из фракции Пентадиона уже не поддерживают Верховного Правителя. Там очень сильны сепаратистские настроения. Как вы знаете, все они были когда-то в Совете Североскандинавского Консорциума. Даже несколько эувенизаций не смогли вытравить оскорбительную для них память о прошлом. Нашим агентам не пришлось даже особо прилагать усилий для дестабилизации этой фракции.

− Сколько тебе нужно времени для определенного результата?

− Не больше двух декад. К тому же после последнего сообщения на Совете Верховного Правителя, наши позиции во фракции Пентадиона практически достигли ста процентов. Осталось проинформировать лидеров о программе обновления Западноевропейского Консорциума.

− Я думаю, с этим необходимо повременить. - Командор некоторое время молчал. Утвердительно качнув головой, он, сдвинув тон в область одобрения, сказал: - Исходя из твоей информации, милинер Крюгер, наши дела в сравнительно влиятельной фракции сверхгуманов обстоят неплохо. Но нужно учесть, что эта фракция всегда находится под пристальным вниманием Службы Безопасности милинера Дитерсона. Этот дотошный служака имеет везде своих осведомителей. Так что информировать нужно только тех сверхгуманов, которые не проявляют слишком ретивой агрессивности. Отнеситесь к этому как можно тщательнее. Перепроверяйте любое свое действие.

− Можешь не сомневаться, командор Мэрриот. Мною учтен малейший нюанс в степени информированности будущих соратников.

− Я на тебя надеюсь, милинер Крюгер, как на Базу данных Консорциума. Теперь как у тебя складывается положение, милинер Макмиллан?

− В операции задействовано несколько мегалонов. Они не могут действовать так открыто, как сверхгуманы. Потому приходится спускать им инструкции в виде Посланий богов Лакки. Одна тройка полностью готова к активным действиям. Хочу подчеркнуть, что мегалоны, входящие в ее состав, особенно вожак, совершенно убеждены, что все их действия являются актом их собственной воли. Тем не менее, дестабилизирующий эффект, который, я надеюсь, на сто процентов оправдает затраты на структуризацию и коррекцию их распорядка жизни. Не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что все идет под абсолютным контролем и в соответствии с графиком.

− Отлично, милинер Макмиллан. У тебя совершенная логическая хватка. Можно только позавидовать. Разработать и запустить механизм дестабилизации населения практически всех Секвенций Консорциума сама по себе превосходнейшая идея. Хотя раскачка требовала определенного времени, к этому моменту времени состояние социума интеллактов и мегалонов уже находится в необратимой стадии. Это отмечено во всех докладах из региональных Медцентров. Мне удалось через некоторых агентов получить об этом совершенно достоверную информацию.

− У меня возникает сомнение в безопасности при увеличении охвата респондентов этого... проекта. Задействовано такое количество симбионтов, что возможна утечка о происхождении целевой информации, то есть, об источнике.

− Нет, милинер Йохансон. Все каналы связи опосредовано завязаны на правительственные. Нам это стоило немало мер скарана. Но теперь опознать и отсканировать пакеты импульсов, даже на уровне подпространства нуль-вакуума представляет значительную проблему. Перейдем к твоему сектору, милинер. Прошу.

− Не скрою, значительная часть армейской верхушки во главе с главнокомандующим, в отличие от функционеров фракции Пентадиона, не склонна к сепаратным настроениям. Вы должны понимать, что это весьма деликатная область деятельности. А потому нашей группе пришлось действовать не напрямую, а руками самих армейских чинов. Нам удалось выявить группу штабных офицеров, которые проявили определенное недовольство своим положением. Их, в частности, обходят при структурной реорганизации кадрового состава, и, как следствие, в сроках эувенизации и даже плановой реинкарнации.

− Что ж, это существенный факт. Если их привлечь, то создастся кулак, который трудно будет ликвидировать обычными полицейскими методами. Что возможно в поселках Секвенций, то никак не сработает среди сверхгуманов. Прошу тебя, милинер, продолжай.

− При всей положительной стороне создавшегося статус-кво, есть один аспект, который представляет собой существенный негативный фактор. Эта группа весьма неприязненно настроена в отношении шеф-генерала Барнсуотта. Они считают его ответственным за провал всей кампании локального конфликта в регионе Берион-два. Может быть, стоит проинформировать их о цели и значении шеф-генерала для нашего дела?

Командор помедлил с ответом. Энергичное сияние его оптических систем поблекло и только несколько фиолетово-синих точек, мерцающих в глубине скарановых линз, говорили о его глубоком размышлении. Наконец он поднял голову:

− Эта группа офицеров для нас очень важна. То, что они настроены против шеф-генерала, еще не означает, что они не смогут оказаться в одном лагере. Деятельность шеф-генерала глубоко и строго засекречена и раскрывать ее истинные цели на данном этапе будет слишком опрометчиво. К тому же, его, так сказать, видимая работа на посту главнокомандующего Бериона-два и так приносит положительный результат, раз появляются сверхгуманы среди штабного офицерства, недовольные политикой Консорциума, его Верховного Правителя и в частности, шеф-генерала Барнсуотта. Он, таким образом, делая свое дело, косвенно забивает не одну флайт-серию мячей в нашу пользу.

− Получается, шеф-генерал для нас всего одна большая ставка в игре. Не слишком ли малая опора в таком деле, как наше? - На гибкой скарановой коже лица милинера Йохансона отобразилось подобие улыбки.

Командор понял скрытый подтекст слов милинера. Он не стал вдаваться в риторические дебри. Милинер Мэрриот хорошо знал одно правило таких игр - чем меньше слов, тем яснее смысл. Потому он просто ответил на колкую фразу милинера Йохансона:

− Ты верно сказал. Пока существует шеф-генерал, до тех пор мы сможем иметь и развивать любую перспективу нашего дела. Он не просто опора, − он реальная опора. Даже если его солдафонские замашки кому-то не нравятся, придется смириться и соразмерить свои амбиции с реалиями ситуации. А теперь, милинеры, хочу обрисовать общую картину на сегодняшний момент времени. С учетом ваших усилий, я могу сказать со всей уверенностью, что недалек тот час, когда наши труды будут вознаграждены сполна.

Ситуация, которую я проанализировал, складывается так, что в ближайшие дни мы сможем продекларировать в Совете Консорциума свои политические и экономические позиции. Не обязательно объявлять о начале прямого противодействия правительственной политике. Это за нас сделает текущая ситуация. Военные успехи Китайскоазиатского Консорциума не дадут особо возражать против нашей линии политических и экономических реформ. Верховный Правитель и его креатура вынуждены будут принять наши условия, ибо, если они этого не сделают, они будут вынуждены принять условия Китайскоазиатского оружия. Но для этого сейчас нужно удвоить усилия для интенсификации тех мер, которые уже принесли ощутимый результат. Единственно, о чем я хочу вас, милинеры, просить, − так это о строжайшей осмотрительности. Будет досадно потерпеть неудачу в так хорошо складывающемся деле. С тем мы на сегодня закончим. По местам, милинеры. Реальных благ вам.

Все сверхгуманы встали. Положив верхние руки на серые треугольники на поверхности стола, они через мгновение сняли их, и тройка сверхгуманов вышла из рубки. Командор еще некоторое время наблюдал за их отбытием через видеопласт в шлюзовой камере. Потом он снял кольцо с кодового стержня, надетое на него до прибытия командоров вспомогательных трансферов и надвинул его на сустав среднего пальца. Слабая улыбка скользнула по складкам вокруг выходного отверстия синтезатора. "Теперь дело за малым...".

Полупрозрачный, от едва мерцающих синим светом панелей, сумрак скрывал все большее пространство в Храме Творения. Исчезали детали декора, купол Храма, казалось, опускался со своих высот вместе с тревожной, синеватой тьмой. Берне, затаив дыхание, вслушивался в слова патриарха и ему с трудом верилось в их скрытый подтекст. Тайные истины, ложившиеся на сердце, пронзали его своим невероятным смыслом.

...− Все, что ты видишь вокруг себя, есть воплощение Высшей силы богов Лакки. Я прожил очень много циклов реинкарнации, но до сих пор не постиг истинного смысла сотворения нашего Мира. Боги Лакки, по крайней мере, те из них, что открывали в момент моего предстояния пред ними угодный им облик, по прошествии некоторого времени дали моему уму пищу для размышлений. Они в своих воплощениях были подобны нам во всем. И дела их, и повадки, и разговоры, − все в мельчайших деталях соответствовало нашему образу жизни.

...Мне понадобилось много времени, чтобы понять, кто есть истинные существа, которых мы чтим как богов Лакки. Да, эти существа настолько всемогущи, что наша жизнь по сравнению с их жизнью есть убогое влачение жалкого существования. Ты, наверное, спросишь, − а как же та бесконечная милость их, дающих избранным из нас возможность продлевать жизнь способом, который мы называем реинкарнацией?

Главный Жрец, переводя дыхание, оперся на посох. Берне чувствовал почти физически, как жизнь истекает из этого, изможденного непомерным бременем запретных знаний, усталого тела патриарха. Как мальчик, которому рассказывают страшную историю, одновременно и страшился ее, и, затая дыхание, истово хотел, чтобы она не кончалась, Берне боялся издать даже звук, чтобы не смутить воспаленное сознание старого человека. Главный Жрец поднял голову. Неожиданно по его губам скользнула едва уловимая улыбка:

− Не бойся... Я еще не настолько слаб, чтобы оставить тебя в неведении. Ты узнаешь все...

− Ваше Превосходство, может, вы присядете? Вот тут, на пилоне.

Главный Жрец покачал головой:

− Нельзя... Там... они слышат... Ты должен опасаться этих мест. Они особенные. Боги Лакки там узнают даже о мыслях... У меня есть подробная карта всех точек Откровения. Они находятся перед всеми терминалами личных Предстояний. Эти пункты можно и обойти, если исполнять Предстояния только у предиктов во время Молений. Но есть много скрытых мест, где также опасно предаваться запретным разговорам и мыслям.

− Я знаю об этом, Ваше Превосходство...

− Не сомневаюсь, но ты не знаешь другого, большего зла, которое невольно можно принести ближнему своему. Я видел, как некоторые интеллакты и мегалоны, находясь вблизи таких мест, в злобе или в сердцах высказывали свои необдуманные мысли о человеке, чем-то обидевшим их. Эти люди почти всегда исчезали. Я говорю о распаленных гневом интеллактах и мегалонах. Ты понял?

− Да, Ваше Превосходство. Боги Лакки забирали тех, у кого степень допустимого сосуществования снизилась до критического порога.

− Верно... Не скажешь ли теперь, почему именно эти люди стали угодны богам Лакки?

− Я затрудняюсь, Ваше Превосходство, сказать наверняка, но думаю, что эти люди имели скрытое отклонение от норм, установленных в Священном Кодексе Законов, проявившихся в определенный момент их жизни.

− Ты прав... Богам Лакки нужны жители поселений, во всем следующим их законам. А, следовательно, боги Лакки, таким образом, полностью контролируют все жизненные цели и пути людей. Мне однажды пришло в голову, что одной из них может быть искусственная сепарация нашей численности. Исследовав статистические данные за много лет количества населения Аврелиона, я узнал, что уровень его всегда остается неизменным, несмотря на превышение уровня рождения младенцев, надобного для пополнения постоянного числа жителей Аврелиона, а также крепость здоровья должных уйти к богам Лакки людей по Священному Закону Медцентра. Людей, которые могли бы быть весьма полезны для всех. Память еще свежа, подсказывая недавний уход метрессы Адели...

Воспоминания взволновали Главного Жреца. Кашель, сухой и долгий выдавил из-под его покрасневших век несколько слезинок. Патриарх отстранил руку Берне, поспешно протянувшего ему свой платок. Главный Жрец достал из кармана свой серо-матовый платок и, приложив его к глазам, протянул Берне посох. Старший предикт, скрыв удивление, поспешил подхватить массивную трость с причудливой формы навершием. Он никогда не видел, чтобы Главный Жрец передавал даже во время Молений, при исполнении сложных по процедуре ритуалов кому-бы то ни было свой посох. Это было больше, чем доверие. Это был знак перехода одной Силы к другой, одного Знания к новому источнику Жизни.

Берне, приняв посох, вдруг почувствовал ладонями едва уловимую дрожь, как будто в жезле был заключен некий двигатель, сколь мощный, столь же и малый по размеру, если он смог уместиться в этой пятисантиметровой толщины стержне. Он невольно вопросительно взглянул на Главного Жреца. Тот, поймав вопросительный взгляда старшего предикта, качнул головой:

− Теперь ты понял, что все реальные предметы в нашей жизни начинены тайными артефактами великих богов Лакки. Просто в моем посохе мощь скрытого устройства такова, что невольно проявляется его присутствие. Оглянись, и ты увидишь множество священных предметов на стенах Храма Творения и в его помещениях. Все они находятся здесь с одной единственной целью, − незримо внушать всем жителям поселения Аврелион Волю и Желание богов Лакки. Вот эта мощная и внушающая трепет конструкция, перед которой мы стоим, есть главная машина, которая воспринимает все сигналы и импульсы, считанные с любого терминала или портала в Аврелионе, как главном поселении Южной Секвенции, так и в Ситарионе, Гериконе, и остальных ее поселениях...

Выговорив единым духом эту фразу, Главный Жрец снова закашлял. Берне, пораженный открывшейся истине, стоял в мрачном размышлении о своих, якобы тайных думах, но изначально ставших известными богам Лакки. Глядя на сотрясавшегося в непрерывных приступах кашля патриарха Берне совершенно отчетливо осознал, что сам Главных Жрец невольно стал такой же беспомощной жертвой своих кощунственных мыслей, как и любой интеллакт или мегалон. И то, что он до сих пор остается при исполнении самой главной миссии во всем Аврелионе, служит еще одним доказательством неисповедимости путей Высших Сил.

Приступы кашля, наконец, оставили измученного патриарха. Он отер с лица обильно выступивший пот и слезы. Опершись на посох, который Берне ему услужливо подставил, Главный Жрец с натугой произнес:

− Я хочу тебе еще многое сказать... А потому, ты должен все то, что услышишь, накрепко запомнить, как если бы мои слова были записаны в информационный блок памяти... Чего, как ты понимаешь, нельзя делать ни при каких обстоятельствах. Еще раз хочу тебе повторить, − это место, где мы сейчас находимся, почти единственное во всем Аврелионе, где ни слово, ни мысли человека не доступны вниманию богов Лакки. Слушай и запоминай.

Эта решетчатая колонна есть телепортал перехода через подпространство нуль-вакуума. Не спрашивай меня, что это значит. Я все равно не смогу объяснить тебе смысла этих терминов. Одно я знаю определенно, − это устройство служит для переноса любого предмета или человека в мир богов Лакки. Как это происходит, ты видел. О ритуале, сопровождающего эту процедуру, я тебе уже рассказал. Все остальное, что необходимо будет тебе знать для перехода к богам Лакки, они проинформируют тебя сами. Об этом больше ни слова. Ты должен узнать нечто такое, что поможет тебе не блуждать во тьме незнания и не сделать ошибки, которые я совершил, идя вслепую к своей цели.

− Ваше Превосходство, я внимаю вам всеми, данными мне богами Лакки, возможностями. Все, что вы скажете, будет навсегда сохранено в моей личной памяти. Я сделаю все для того, чтобы ни одно слово из нее, даже во время Предстояния перед богами Лак-ки, не было извлечено.

− Хорошо, мой мальчик... Как бы тихо ни произнес Главный Жрец эти слова, Берне на секунду усомнился в правильности услышанного. Как было понять их? Эти слова могли относиться лишь к тому, кто был сыном человеку, сказавшему их и никем более. Берне не мог принять эти слова на свой счет в их истинном значении. А потому они прозвучали для него как отвлеченное выражение надежды и любви этого старого человека, отдающего весь багаж своих знаний в его руки. Как последнее Моление перед самим собой, робкую попытку не исчезнуть из этого мира бесследно.

− ...Когда ты предстанешь пред богами Лакки, помни: они не милостивы, не снисходительны, не великодушны и не справедливы. Этими качествами наделили их мы, люди, исходя из присущей нам природы. Боги Лакки есть сущности, которым наша жизнь служит лишь средством для их неведомых целей. Тебе представиться возможность в этом убедиться, но то, что я знаю, я поведаю со всей возможной проницательностью, на которую способен был мой разум.

Боги Лакки, также как и мы, нуждаются в пополнении своих интеллектуальных и физиологических ресурсов. Цепь рассуждений, приведшая меня к этой кощунственной мысли была долгой и противоречивой. Но результат стал для меня истинным откровением, отдернувшей завесу над сутью их природы. Он позволяет мне с большой долей истины сказать, что боги Лакки есть существа, невероятно выше стоящие по сравнению с нами в развитии своей эволюции, и, тем не менее, они такие же существа из той материи, что окружает нас. Я не могу сказать, кто они, откуда прибыли, или возникли, как они сумели стать нашими богами, но они не боги.

Трепет, охвативший все существо Берне от услышанного, была сродни озарению высокой идеей. Он мгновенно принял, даже не отрекаясь от мыслей о божественной сущности богов Лакки, слова патриарха. В голове Берне будто кто-то высветил ярким лучом лежащее перед ним необозримое пространство, о котором он и не подозревал. Оно в его ощущениях представлялось сродни свободе, такой, которая человека из раба делает личностью.

− Да, Ваше Превосходство, я понимаю, я чувствую в ваших словах истину и великую правду! Мы должны принести эту правду истины людям и...

− Мой мальчик! Ты это сделаешь за меня... У меня не хватило сил и мудрости совместить эти великие задачи, чтобы преодолеть свои заблуждения и пройти весь путь борьбы до конца. Но ты, вооруженный знанием, сможешь сделать это за меня. Я вижу свет победы и с этой мыслью мне не так больно и горько уходить в небытие.

Главный Жрец дышал тяжело и неровно. Усилия от долгого стояния на ногах забрали у него последние силы. Берне чувствовал, как трясется мелкой дрожью его рука. Он не знал, что ему предпринять. Но Главный Жрец сам распорядился своими последними мгновениями жизни:

− Прежде, чем я умолкну, ты должен дать мне слово, что не отступишься, не ослабеешь духом от многотрудности в достижении твоей цели...

− Вы могли бы и не говорить этого! - воскликнул Берне. − Я положу все свои силы в борьбе за свободу!

Патриарх еле заметно кивнул головой и, как бы собравшись с силами, взглянул в глаза Берне:

− Ну, что ж, мне пора... Но я еще хочу что-то тебе сказать, пока остались силы. Это важно... Служки, которые подают мазь и натирают тело, − они не жители Аврелиона. Они вообще не люди... Это очень похожие на людей машины и отличить их от нас очень трудно. Их боги Лакки определили ко мне в качестве хранителей-надзирателей. Прими это к сведению... Будь очень осторожен... А теперь... отведи меня к той скамье... и оставь...

Берне стоял за дальней колонной и слезы, горькие и неудержимые, катились из глаз. Он видел лежащего патриарха на жесткой скамье, распластанного на ней так, будто его тело потеряло объем и слилось с его последним ложем. Берне дождался служек, засуетившихся около тела патриарха, повернулся и двинулся в глубь длинного, укрытого непроницаемой тьмой, коридора.

Дождавшись, когда жемчужно-голубая завеса транспортной камеры нуль-перехода плавно истаяла, милинер Магденборг шагнул вперед. Он был готов к процедуре реинкарнации. Полная замена интеллектуального носителя была ему не внове, но сейчас он почему-то воспринимал свое состояние, как уровень тревожного ощущения. Верховный Правитель не опасался за полную идентификацию прежнего конструктива интеллектуальной базы и накопленных за предыдущие трансформации градаций чувственной парадигмы его личности. Но за период последней эувенизации, когда всего лишь обновлялись некоторые вспомогательные биологические компоненты конструктива, милинер Магденборг с течением времени понял, что в его парадигме ощущений возникло свойство, доселе не познанное.

Определить его милинер не мог. Оно было слишком неуловимо. Его присутствие он ощущал по тому состоянию, которое охватывало биосенсоры только во время неких, очень приятных для него воспоминаний. Потом это ощущение охватило большее чувственное пространство и Верховный Правитель, вопреки попыткам воздействия на него, все чаще погружался в состояние желанной ауры. Он вспомнил свое бюро, этот столик с множеством ящичков, изящной работы резных украшений. Магденборг никак не мог понять, отчего в его конструктиве при виде этого предмета возникает чувство приятного томления, непреодолимое желание сидеть и смотреть на плавные изгибы крышек и боковинок этой, в общем-то, неудобной и непрактичной вещи.

Магденборг никогда не информировал медперсонал на плановых коррекционных процедурах об этом загадочном свойстве своей биосистемы. Он не хотел, чтобы оно попало в список паразитных флуктуаций, иногда проявляющихся в такой сложной материи, как живая плоть. По своему статусу он имел право на определенную квоту параметров, допущенных к процедуре обследования медперсоналом его конструктива. Больше всего это касалось личных блоков памяти, которые содержали сверхсекретную информацию государственной важности. В этот же реестр включались и личные мнения милинера о любом сверхгумане.

Но это вновь приобретенное свойство было ему очень дорого. Скоро он просто не мог обходиться без него. Иногда, в редкие минуты отдыха, милинер Магденборг оставаясь наедине, погружался в базу комплементарных блоков данных. В безбрежном пространстве виртуальной информации его сознание, словно частица светового потока, пересекало невероятные расстояния в поисках чего-то такого, что могло бы дать ему возможность испытать вновь и вновь сладкое ощущение наслаждения от извлеченного из глубин накопленных знаний артефакта.

Милинер Магденборг знал, что эти вещи прежде назывались "искусством". Сам термин был не очень ему понятен. Многое из того, что Магденборгу доставляло удовольствие, касалось слишком разнородных предметов. Среди них были плоские, небольшого размера изображения, были куски информации, имевших характер звуковых упорядоченных колебаний, потоки цифр, воплощавшихся в образы текстовых фрагментов, явно имевших начало и продолжение. Но чаще всего, эти потоки информации, которые он перегонял через хост-серверы, вылавливали из всего гигантского массива доступных знаний лишь куцые обрывки цифровых кластеров, указывающих на когда-то существовавшую, но старательно уничтоженную информацию. Используя все эвристические программы восстановления утерянных данных, милинер Магденборг никогда не мог достичь хоть мало-мальски удовлетворительного результата. Все его усилия заканчивались кодом бесконечного реверса.

Некоторое время назад, до предыдущей реинкарнации, его заинтриговал случайно обнаруженный термин "культура". У него не было никакой информации по определению значения этого слова. Сколько бы милинер Магденборг ни рылся в неисчислимых базах данных, ничего, ассоциированного с термином "культура" он не находил. Магденборг, словно запрограммированный робот, использовал все свои немалые возможности, чтобы узнать значение столь загадочного термина. В своих поисках он даже предпринял несколько проникновений в базы архивных данных нескольких поселений. Он знал, что в них иногда можно обнаружить нечто совершенно уникальное, но и там он не добился ничего положительного. Все было напрасно. Это виртуальное слово "культура" осталось в его представлении всплывшей химерой доисторического знания.

У дверей транспортной камеры Верховного Правителя ждали милинер Скаретти и милинер Костакис. Они, выказав свою радость лицезреть высокого гостя, предложили ему пройти к массивному аппарату, на котором уже стоял будущий конструктив милинера Магденборга. Он не стал знакомиться с конфигурацией конструктива. Все они изготавливались по нескольким стандартным образцам, соответствующих рангу и статусу их будущего владельца. Его больше интересовали допустимые уровни сохраненных свойств личных данных биосистемы.

− Вся карта состояния ваших биосистем, милинер Магденборг, с учетом всех пожеланий, сублимирована в точном соответствии. Возможны эвентуальные потери данных, но качественная сторона текущей сенсорики зафиксирована полностью.

− Благодарю вас, милинер Скаретти. Сейчас для меня это важная помощь с вашей стороны. Я ценю ваши усилия. На ближайшей структурной реорганизации кадрового состава Медцентра я смогу дать вам положительный балл. Милинер Костакис также может рассчитывать на более успешные дивиденды, чем полагается по нынешнему должностному статусу.

− Реальных благ вам, милинер Магденборг, − склонили головы оба милинера.

− Если у вас все готово, приступим к процедуре, милинеры.

Магденборг направился к ложементу главного сканера. Сбросив просторную, серо-стального с голубым отливом мантию, он остался в обтягивающем его конструктив, трико из такого же, что и мантия, материала. Свисавшие с консолей манипуляторы немедленно освободили милинера от последних покровов. Обнажившийся конструктив Магденборга другие манипуляторы тут же обвесили множеством датчиков. Хотя этот конструктив еще находился в превосходном состоянии, личные медицинские кураторы Скаретти и Костакис настояли в последний момент на полной смене его замене, не обходясь полумерами, обновив, как планировалось, донорский мозг, пищеварительную и кровеносную системы.

Опустившись в ложемент, немедленно подстроившийся под параметры его конструктива, Верховный Правитель перед тем, как отключить оптику, взглянул туда, где в оплетении разноцветного облака проводов, трубчатых подводок, сверкающих датчиков и истекающих полупрозрачными струйками испарений, емкостей, стояло будущее обиталище его могучего, вместившего в себя накопленные за прошедшие века научные и технические знания и изощренного в политических баталиях, интеллекта. Он отключил оптику, снял все потоки с сенсорных блоков, дал себе три секунды, чтобы произнести, как заклинание: "Я, милинер Магденборг, Верховный Правитель и член Совета Западноевропейского Консорциума, был, есть и буду...", и погрузился в состояние глубокой гибернации...

Тяжкий гулкий удар всколыхнул сознание Пэра. Казалось, вся Вселенная сдвинулась с места и, набирая ход, начала стремительно уходить из-под него. Пэр чувствовал, как некая гигантская воронка где-то в невероятной дали раскрыла свой зев, и весь его Мир неотвратимо скользит в неведомую пропасть. Он ясно ощущал, что характер этих изменений абсолютно не похож на все, что было до сих пор. Вся физика, на которой был основан его Мир, стремительно трансформировалась в чуждую, недоступную его пониманию. Вряд ли за все годы своих занятий в Репетитории, Пэр смог бы найти нечто эквивалентное происходящим изменениям. Вокруг него, соединяясь с его сознанием, воздвигалась громада другого интеллекта.

Его собственный интеллект будто разбухал от стремительного напора океана цифровой информации. Сознание Пэра был раздавлено этим потоком, втиснуто в пространство, невозможное в обычном состоянии. Пэр даже и не делал попыток что-либо изменить или хотя бы понять в бешеной стремнине вливающихся данных. Они были настолько отличны от привычных ему систем обработки информации, что невозможно было различить в этом гигантском потоке ни начального, либо завершающего кодового знака. Пэр принял единственное, еще возможное для него в этой ситуации решение, − собрав всю волю, он ушел в ментальность.

Когда он очнулся, все было кончено. Тьмы, ставшей уже привычной, больше не было. Пэр плавал в ярко светящейся сфере льющегося ниоткуда сияния. Куда бы он ни взглянул, везде он видел монолитные струи, переливающихся всевозможными оттенками цветов радуги. Они свивались в плотные жгуты, которые, в свою очередь образовывали бесконечную структуру сети, простиравшуюся на все видимое пространство. Их ясно различимая фрактальность, тем не менее, воспринималась, как единая субстанция.

В этих струях Пэр ощутил мощь чужого присутствия. Ему сначала показалось, что от него, от личности, которой он был до этого, осталась только мельчайшая искорка сознания. Страх цепкой лапой сдавил его чувственное "Я", выбивая последнюю опору, подвластную его разуму. Пэр невероятным усилием воли удержался на краю пропасти забвения. На последних остатках инстинкта он смог успокоить безумную нервическую дрожь. Он жив и достаточен, как и прежде - это главное. Просто ему нужно понять, − что же теперь он такое, если в нем, нераздельной ипостасью сосуществует по всем признакам другое сознание, другая личность, которая, быть может, намного мощнее сочетанием разума и знаний, чем он сам. Первой мыслью, которая принесла ему некоторое спокойствие, была мысль о том, что их миры, интеллектуальные пространства и знания пока не соприкасаются друг с другом. Как это было возможно, Пэр не стал даже додумывать. Достаточно было существующего положения. То, что он опять остался невидим для существ, манипулирующих с его мозгом, окончательно вернуло ему прежнее равновесие. Пэр подумал, что сейчас первым делом нужно проверить совокупность всех параметров его единого "Я".

В ментальном пространстве по-прежнему ничего не изменилось. Вселенная его Разума все так же была рассыпана знакомыми очертаниями разноцветных контуров. Их спокойное мерцание успокаивало Пэра своей привычной картиной. Мощный, внезапный удар как раз застал Пэра за одной из многочисленных попыток сотворить нечто сверхъестественное для его сил и возможностей − прорваться с помощью ментального прокола, сосредоточенного в одной-единственной точке его ауры, с тем, чтобы посыл энергии импульса за счет тончайшей молекулярного прорыва, приобрел невероятную силу.

Пэр надеялся, что благодаря этому он сможет прорвать замкнутую сферу чужой воли и материи в пространство своего мира. Там была Мисса, Крит и мать. Пэр был уверен, что соединившись с их аурой, ему легче будет выстоять, продержаться до того момента, пока он не сможет познать этот враждебный мир настолько, чтобы можно было найти способ вырваться из его мучительного плена.