Мусникова Наталья Алексеевна : другие произведения.

Зеркальщик. Счастье из осколков

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда ты видишь души людей и чувствуешь ложь - благо такой дар или проклятие? И если старый мир разлетается вдребезги, можно ли собрать из его осколков новую жизнь? Всеволод, молодой дознаватель, отрёкшийся от своего прошлого, был твёрдо уверен, что дар Зеркальщика - это проклятие, ведь даже самый светлый и добрый человек всегда таит в своей души не самые радужные мысли и чувства. Сможет ли восторженная и немного наивная Варенька помочь своему напарнику собрать счастье из осколков?
  Пролог
  Хрупкая пепельноволосая женщина с большими серыми глазами, обхватив руками плечи, стояла на высоком крыльце небольшой избушки и испуганно взирала на беснующуюся толпу, словно грязная волна, подкатывавшуюся всё ближе и ближе.
  - Ведьма! - истерично рявкала необъятных размеров тётка, потрясая стиснутым кулачищем, которому бы любой молотобоец позавидовал. - На костёр её!
  - Она мою Бурёнку со свету сжила, - с готовностью подхватывала тощая старуха с волосатой бородавкой на кончике длинного, загнутого вниз, носа.
  - Не ври, твоя коровёшка сама от недокорма пала, - прогудел чернобородый стражник, неохотно преграждая путь толпе.
  Старуха задохнулась от возмущения, и ей на помощь моментально бросилась лохматая рыжеволосая девица, которую, если бы удалось как следует вымыть, можно было бы назвать даже красивой.
  - Ах ты, охальник, - взвизгнула рыжуха и шлёпнула стражника по руке, - да как ты можешь за ведьму заступаться?! А ну, пусти меня немедленно, я этой курве бесстыжей все глазыньки повыцарапываю, чтобы знала, стервь, как чужих мужиков уводить!
  Мужчина помолчал, глядя на раскрасневшуюся от злости рыжуху, а потом усмехнулся, сделал шаг в сторону и даже приглашающе взмахнул рукой:
  - Прошу!
  Девица с готовностью ринулась в драку, растопырив пальцы подобно пикирующему на добычу коршуну. Толпа замерла в предвкушении кровавого зрелища, а пепельноволосая опустила руки, выпрямилась, сверкнула серыми глазами и не попросила, нет, приказала:
  - Не подходи.
  - Ишь, стервь, не боится, - проскрипел скособоченный дедок и зло плюнул на землю, метко попав на сапог стоящему рядом мужчине.
  Рыжуха, услышав приказ, зло ощерилась и бросилась вперёд подобно лохматой молнии. Она уже наверняка мысленно видела залитое кровью лицо соперницы, слышала её испуганный крик, ощущала в руках мягкие, выдранные с корне волосы, но... Женщина неуловимым движением выхватила из складок порванного в лоскуты платья небольшое в бронзовой раме зеркальце и навела его на разъярённую девицу. Ослепительная серебристая вспышка заставила всех поспешно зажмуриться, по толпе прокатился вздох изумления, щедро приправленный матерком тех, кто оказался недостаточно проворен и не успел сберечь глаза, а когда все проморгались, вытерли слёзы и уставились на крыльцо, там уже никого не было. Лишь грязной тряпкой валялся сарафан да один лапоточек.
  - Сбежала, стервь, - прошептал стражник и раздосадовано дёрнул себя за бороду, - вот где мне её теперь искать прикажете, а?!
  - А мы чаво, касатик, - прошамкала беззубая колченогая старушка, которая только-только досеменила до толпы и теперь проворно поворачивала назад, усиленно работая костылём, - мы люди тёмные, невежественные, какие из нас советчики.
  - И то правда, Авдотьюшкка, домой пора, - прогудела мужеподобная тётка и с хрустом размяла шею, - у меня в кузне дел до одури.
  - А меня мамынька в лес послала, за земляникой, - испуганно затараторила конопатая девчушка и для наглядности тряхнула огромных размеров корзиной. - Сказала, пока доверху корзинку не наполню, домой не ворочаться.
  - Так тебе, милая, до белых мух енту корзину наполнять придётся, - злорадно рассмеялась старуха с бородавкой, прицыкнула на исходящую звонким лаем лопоухую собачонку и пошаркала прочь, что-то негромко бормоча и охая.
  - Да как же... - прогудел стражник и совсем по-мальчишески растерянно добавил, - а я? А мне-то теперь чего делать, а?
  ***
  Любимое зеркальце не подвело, перебросило прямо в небольшую избушку, надёжно укрытую в глухой чаще леса.
  - Ох, и бедовая же ты, Марфушенька, - покачала головой пепельноволосая женщина, помогая подняться на ноги обнажённой рыжеволосой девице. - Я уж думала, всё, сгинуть придётся, не удастся мне сына взрастить на коня посадить.
  - Рано хоронишь себя, Алёна, - насмешливо ответила Марфа и толкнула подругу в бок, - ты давай, к сыну беги, он уж, чай, оголодал. А платье я и сама найду.
  Алёна благодарно улыбнулась подруге и поспешно юркнула за занавеску, чисто символически разделяющую избушку на кухню и комнатку. Марфа сладко зевнула, с наслаждением потянулась, привычно ударившись костяшками пальцев о растопырившуюся почти на всю избушку печь, и ничуть не стесняясь своей наготы, подошла к массивному сундуку. Этот сундучище был универсален: во время обеда превращался в стол, ночью заменял кровать, а во всё остальное время хранил в себе всё немудрёное имущество своей хозяйки.
  - Ну что, как там у Всеволода дела?! - крикнула Марфуша и досадливо покачала головой: угораздило же подругу эдак сына вызвать. Это же надо: Всем Владеющий, ха! Чем всем-то? Избушкой-развалюшкой да мамкиным бронзовым зеркальцем?
  Алёна выглянула из-за занавески, одними губами прошелестела:
  - Спит.
  - Вот и ладно, - девушка не удержала тяжёлую крышку, уронила её вниз со звучным буханьем, - ой, прости, подруга. Не разбудила малого-то?
  Алёна поспешно бросила взгляд через плечо и отрицательно покачала головой.
  - Ну и славно, - Марфа торопливо натянула на себя балахонистый сарафан. - Давай мы с тобой поедим что ли, а то у меня кишка кишке кукиш кажет.
  - Марфуша!
  - Чего? - девица изумлённо посмотрела на подругу. - А-а-а, всё манерам меня учишь. А мне они на кой, манеры эти? Суп из них не сваришь, печь не растопишь, в холода в них не закутаешься, так какой от них прок?
  - Манеры нужны для того, чтобы людям с тобой приятно общаться было, - наставительно произнесла Алёна, расчёсывая густые волосы небольшим гребешком.
  - Угу, то-то тебя сегодня толпа сжечь хотела, - буркнула Марфуша, но не слишком громко, чтобы, оборони небо, не обидеть подругу.
  Женщина благоразумно сделала вид, что ничего не услышала, привычно заплетая косу и укладывая её короной на голове.
  - Дивлюсь я на тебя, Алёнка, - Марфа плюхнулась на сундук, сноровисто переобуваясь. - Красивая, умная, сразу видно, не сермяжного происхождения, а с сыном в лесу прячешься. Нашла бы себе мужа достойного, чтобы ни одна ворона каркнуть рядом не смела и зажила бы в своё удовольствие.
  Алёна помолчала, бессильно свесив руки, а потом негромко прошептала, словно берёзка под ветерком прошелестела:
  - Есть у меня муж.
  Подруга от неожиданности кувыркнулась с сундука на пол, больно ударившись коленкой и красочно помянув всю родню мастера, создавшего подобную гробину.
  - Так чего же ты не с ним? Загулял и выгнал? А мы ему по шее!
  - Ведьма его околдовала. Мой облик приняла, а меня утопить хотела, да я сбежала.
  Марфуша почесала кончик носа, восхищённо глядя на подругу:
  - Врёшь!
  - Сроду не лгала и тебе не советую, - маковым цветом вспыхнула Алёна. - Так всё и есть, как рассказываю. Пыталась я к милому подойти, да где там. Ведьма его запутала-заворожила, он никого кроме неё и видеть не хочет. Вот вырастет Всеволод, тогда сумеет за мать заступиться.
  Девушка согласно кивнула, хотя в душе сильно сомневалась, что к тому времени, когда пухлощёкий карапуз превратится в способного постоять за мать мужа, время не покроет могильной травой всех её участников.
  - Давай обедать, - проворчала Марфуша, опять открывая сундук и сноровисто доставая из него щербатые плошки и потемневшие от времени деревянные ложки.
  ***
  Чернобородый стражник, который отправлен был схватить Алёну и предать её казни, неуклюже топтался перед статной черноволосой женщиной, вольготно расположившейся в резном дубовом креслице.
  - Что ты передо мной топчешься, как медведь на ярмарке, - рыкнула красавица, чуть нахмурив соболиные брови. - Сказывай толком, почему ведьму отпустил?!
  - Да не отпускал я, государыня-матушка Анфиса свет Васильевна, - взвыл несчастный, бухнулся на колени и звучно стукнулся лбом об пол, - как есть не отпускал. Рыжуха одна к ней рвалась, рожу попортить, ну я и подумал, пущай, мол, народ потешится, ведьма-то всё одно на костёр потом, с неё же, чай, патретов никто малевать не станет.
  Брюнетка раздражённо стукнула ладонью по подлокотнику, вскочила на ноги и зашагала по светлой горнице, звучно цокая каблучками. Испуганному стражнику показалось, словно это комья земли о крышку гроба, его гроба, стучат.
  - Бестолочь, - процедила Анфиса, на мелкие клочки разрывая стиснутый в руках платочек, - простое дело поручила, и с тем не сладил!
  - Изведу, - дурным голосом заголосил стражник, на коленях ползая за госпожой, норовя её ухватить за длинный подол, - как есть изведу, есть не буду, спасть не буду, пока не выполню твово приказа!
  - Добро, - Анфиса так резко замерла, что стражник не успел остановиться и ткнулся лицом ей в ноги, за что моментально получил сильный удар каблуком, - пока не изведёшь Алёну, не будет твоему телу отдыха, а душе покоя, так и знай! Девку эту проклятую уничтожишь, а щенка её мне принесёшь, понял?
  Стражник недоверчиво дёрнул чёрной косматой бородой:
  - Нешто у той ведьмы собака есть? А я не видал...
  Анфиса браниться не стала, метнула пару злых колючих молний, хлестнувших мужчину злее плети и змеёй прошипела:
  - Сына её мне принесёшь. Так понятно, или ещё подробнее разъяснить?
  - Всё сделаю, матушка, - зашелестел мужчина, не рискнув подняться с колен и проворно, задом, уползая из покоев, - не изволь сумлеваться, всё сделаю в лучшем виде.
  Анфиса и не сомневалась, она точно знала, что противостоять её чарам ничто не может. Даже Алёна, владеющая Зеркальной магией, и то против неё, великой чародейки, бессильна, а потому и спастись от лютой гибели не сможет. Зачарованный стражник найдёт её, где бы она ни находилась, саму уничтожит, а сынка её притащит, после чего и сам рассыплется прахом, чтобы языком попусту не болтал.
  Как Анфиса задумывала, так всё и случилось. Выследил-таки зачарованный стражник Алёну, уничтожил, сына её забрал, а едва лишь передал малыша алчно протянувшей к добыче руки Анфисе, рассыпался прахом, не успев даже слова молвить. Ведьма повертела мальчишку, словно привередливая покупательница морковку на базаре, а потом брезгливо передала на руки бесшумно подошедшей служанке:
  - Через полчаса принесёшь ЭТО в голубую гостиную.
  Служанка низко поклонилась, не решаясь даже рта раскрыть. Видела: не в духе госпожа, не по сердцу ей этот очаровательный пухлощёкий мальчуган широко распахнутыми серыми глазёнками глядящий на всё вокруг.
  Анфиса тем временем подошла к зеркалу, повертелась, придирчиво изучая своё отражение, взбила холёными, унизанными тяжёлыми перстнями, тонкими пальцами кокетливый завиток и, удовлетворённо хмыкнув, выплыла из комнаты, чуть шелестя шёлковыми юбками. Холодный чёрные глаза хозяйки примечали всё вокруг, ничего не прощали и не забывали, а потому слуги, едва заслышав звучный цокот каблучков, спешили как можно быстрее исчезнуть или с головой погрузиться в работу. Худенькая девчушка, старательно натиравшая перила ведущей наверх, в покои господ, лестницы, недостаточно проворно отскочила в сторону, за что мгновенно поплатилась. Анфиса походя столкнула служанку вниз и даже не посмотрев, жива ли девушка, вспорхнула по лестнице, уже наверху крикнув:
  - Эй, кто-нибудь, вышвырните вон падаль под лестницей!
  Седой как лунь старик, призраком появившийся из сумрака коридора, низко поклонился, пряча глаза и быстро стал спускаться, нетвёрдой рукой держась за перила. В этот злосчастный день перила лестницы натирала его единственная внучка...
  Анфиса между тем подошла к тёмной двери с массивной позолоченной ручкой, старательно оправила платье, ещё раз поправила причёску и, нацепив на лицо сияющую улыбку, решительно постучалась. Услышав отклик, женщина распахнула дверь и впорхнула в кабинет, с восторженным писком повиснув на шее у стоящего рядом с письменным столом высокого мужчины, в чьих густых русых волосах блестели первые нитки седины.
  - Анфиса, - хозяин кабинета устало поморщился, пытаясь отодрать руки дамы от своих плеч, - ну хватит, мне работать надо.
  - Мишенька, у меня изумительные новости, - мартовской кошкой промурлыкала Анфиса, водя тонким пальчиком по щеке мужчины. - Я выполнила твою просьбу, мой супруг, твой... наш сын нашёлся!
  В кабинете повисла такая тишина, что тиканье часов на каминной полке показалось просто оглушительным.
  - Что?! - прерывающимся от волнения голосом прохрипел Михаил и рванул ставший тесным шейный платок. - Что ты сказала?!
  Анфиса, пользуясь тем, что муж не видит её лица, скорчила недовольную гримаску, но ответила по-прежнему елейным голоском:
  - Радость, говорю, у нас с тобой, супруг мой небом данный. Сынок нашёлся, которого та полоумная украла!
  - Где... Где он?! Я хочу его видеть, - закричал Михаил, не замечая, что до синяков сжимает плечи жены. - Где мой сын?!
  - Я его Паладьюшке передала, она его намоет-накормит, а потом в голубую гостиную принесёт.
  Михаил бросился из комнаты, даже не посмотрев, следует за ним жена или нет. Некоторое время Анфиса настороженно прислушивалась к удаляющимся шагам мужа, а потом медленно, прогулочным шагом, подошла к письменному столу и внимательно изучила разложенные на нём документы. Удовлетворив своё любопытство, женщина вышла из кабинета, тщательно прикрыла за собой дверь и не торопясь направилась к голубой гостиной.
  Михаил уже вовсю возился с сыном: гулил, вертел его на ладони, строил "козу", но малыш лишь хмурил светлые бровки и хныкал.
  - Какой неприветливый карапуз, - огорчённо вздохнула Анфиса, присаживаясь на подлокотник низкого кресла, - испортила его та полоумная, жизни радоваться разучила!
  - Ничего, - Михаил покачал сына, прижался щекой к его нежной щёчке, - научим, всему научим, это же мой сын. Наследник! Всеволод, что означает Всем Владеющий!
  Анфиса безмолвно закатила глаза к потолку.
  Осколок первый. Старый мир разлетается вдребезги
  Вопреки надеждам Михаила, сын так и не проникся симпатией к отцу, настороженно зыркая на него большущими серыми глазами, словно маленький волчонок. Анфисы же, своей матери, как называли женщину все в доме (к её тихому и постоянному неудовольствию) Всеволод откровенно дичился, малышом разражаясь оглушительным рёвом при её приближении, а в старшем возрасте старательно прячась от неё по всему дому. Обеспокоенный отец таскал мальчишку по врачам, но те лишь разводили руками, списывая всё на новомодное словцо: карахтер, коим объясняли всё, что нельзя было вылечить пилюлями, притирками и декоктами.
  - Но ведь со слугами-то он совсем другой, - кричал Михаил, багровея и размахивая руками, - весёлый, общительный, а на родителей своих волком смотрит!
  - Карахтер, - разводил руками очередной доктор и выписывал какие-нибудь успокаивающие пилюли, которые благополучно и беспрекословно принимала щель под кроватью в детской.
  Анфиса, в отличие от докторов, была менее снисходительна и утверждала, что мальчишка просто разбалован, предлагая заменить дорогие пилюли розгами, благо они и дешевле, и проку от них будет во много раз больше. Сначала Михаил отказывался, но когда во время приёма, от которого зависело получение желанного княжеского титула, пятилетний Сева закатил истерику и убежал в детскую, забившись под кровать, отец махнул рукой и приказал принести розги. Мальчика высекли так, что он десять дней пролежал в горячке, Анфиса даже тайком надеялась, что он совсем сгинет, но природа взяла своё, и Всеволод выздоровел. Первый раз после болезни мальчик вышел из детской таким тощим и бледным, что Михаил ощутил острый приступ угрызений совести. Чувство, к слову сказать, ему ранее неведомое и крайне нежелательное, поскольку роду был Михаил купеческого, а в делах торговых совесть как налог в казну, больше мешает, чем помогает процветанию. Чтобы избавиться от неприятного чувства, Михаил спешно отправил сына в недавно открытый новомодный эстернат, говоря своим друзьям и соседям, что Всеволоду нужно укрепить здоровье и обзавестись надёжными товарищами.
  Соседи восхищённо ахали и охали, Анфиса облегчённо вздыхала, каждый день считая дни до отъезда Севы из дома, а слуги тайком утирали слёзы, норовя засунуть в дорожный сундучок мальчика то игрушку, то ватрушку, а то и денежку.
  - Мама Палаша, а почему ты плачешь? - удивлённо спросил Всеволод, застав свою верную няньку, безутешно рыдающей над собранным в дорогу сундучком. - Радоваться надо, я же уезжаю!
  - Чему ж тут радоваться-то, - хлюпнула носом женщина, кончиком передника вытирая слёзы, - как собачонку ненужную выкидывают со двора.
  - Но я им действительно не нужен, - легко, словно речь шла о простых и понятных вещах, заметил мальчик, трепля по гриве деревянную лошадку.
  - Да что ты такое говоришь, - вскинулась Паладья, - барыня, не спорю, холодна с тобой, да она, между нами, со всеми такая, но отец-то в тебе души не чает!
  И тут произошло то, что бедная женщина запомнила на всю жизнь: Всеволод поднял на неё огромные серые глаза, блестящие, словно зеркало под лучами солнца, и спокойным голосом не ребёнка, а взрослого, произнёс:
  - Я вижу, что я им не нужен. Я вижу всех, кто меня окружает: их мысли, чувства, то, что они старательно скрывают, я всё это вижу.
  - Свят-свят-свят, - зашептала женщина, с ужасом глядя на стоящего перед ней мальчишку.
  Всеволод моргнул, а потом воззрился на няньку с детским любопытством, словно бы начисто позабыв обо всём, что произошло:
  - А почему ты такая бледная, мама Палаша? Устала? Может, тебе чаю принести?
  Паладья кашлянула, пытаясь таким способом вернуть ошалевшее сердце из горла обратно в грудь и сипло ответила:
  - Не надо ничего. Я на кухню сбегаю, пирожок тебе принесу.
  - С луком, - кивнул Сева, деловито откручивая голову деревянному солдатику, - и яйцом. И себе тоже возьми!
  Женщина вихрем слетела вниз по лестнице и едва успела затормозить, чтобы не врезаться в вернувшуюся с ежедневного променада Анфису, которая снимая и бросая вещи по ходу движения, направлялась к себе.
  - Ты что, ополоумела, так бегать? - фыркнула барыня, надменно приподнимая брови. - Молоденькой себя возомнила?
  Паладья смущённо потупилась, лихорадочно придумывая, что сказать госпоже, а о чём лучше всего умолчать. Пожалуй, говорить о том, что в Севе, похоже, проснулись способности Зеркальщика всё-таки не стоит: не такой кристальной души барыня, чтобы безбоязненно подобные новости встречать. Ещё наймёт человека, чтобы по дороге мальцу шею свернул, с неё, гадюки, станется! Ей человека убить, как комара прихлопнуть.
  - Ты что, оглохла? - нетерпеливо окликнула служанку Анфиса. - Или такой же идиоткой, как твой воспитанник стала? Отвечай, когда тебя спрашивают!
  - Не гневайся, барыня, - Паладья упала женщине в ноги, - совсем я позабыла про обед для барчука, с сундучком дорожным провозилась долго, вот теперь на кухню спешу, чтобы голодным Всеволод Михайлович не остался.
  - Ничего, - фыркнула Анфиса, презрительно дёрнув плечиком, - и поголодал бы, не подох. Глядишь, смирнее бы стал, а то норовистый, что конь необъезженный!
  Паладья неподвижно лежала в ногах, не смея даже шевельнуться.
  - Ладно уж, иди. Какое счастье, что этот проклятый мальчишка сегодня уезжает! Пойду, скажу кучеру, чтобы запрягал, нечего мешкать.
  - Что ты говоришь, милая? - прозвучал с лестницы голос Михаила.
  Анфиса моментально огорчённо поджала уголки губ, выдавила из глаз крошечную слезинку и печально вздохнула:
  - Печально мне, мой милый, что мальчик уезжает через полчаса. Даже не представляю себе наш дом без его звонкого голоска и игрушек!
  - Ничего не поделаешь, Анфиса, - Михаил спустился вниз, обнял жену и наставительно, словно говорил с маленькой девочкой, добавил, - ты же понимаешь, что мальчику нужно учиться.
  Анфиса постаралась, чтобы улыбка, чуть тронувшая губы, была скорбной, а не ликующей, да и голос звучал смиренно:
  - Конечно, дорогой, ты как всегда прав.
  - Всеволод будет приезжать к нам на каникулы.
  Паладья встрепенулась, а Анфиса с трудом смогла скрыть гримасу отвращения, поспешно заметив:
  - Дорогой, эстернат так далеко, а у Севы такое слабое здоровье... Было бы неразумно заставлять мальчика совершать такие длительные путешествия... - женщина замолчала, борясь с желанием закончить фразу и ничего больше не говорить, - чаще, чем раз в три года.
  Уж раз в три года она этого крысёныша потерпит, а там, глядишь, сумеет убедить мужа, что сын не удался и делать его наследником не стоит. Что бы такое найти на этого проклятущего сероглазого мальчишку, вечно глядящего так, словно он её насквозь видит?! Убить бы, да рискованно, Мишенька одержим идеей наследника, ещё какую-нибудь дуру обрюхатит, а делить мужа Анфиса не собиралась. Хватит и того, что иногда закрывает глаза на его короткие амуры со служанками, старательно калеча соперниц, чтобы помнили, кто в доме хозяйка.
  - Нет, дорогая, раз в три года - это слишком редко, - вырвал Анфису из размышлений голос мужа, - пусть Сева приезжает к нам каждый год.
  Женщина расплылась в сладкой улыбке, от которой у няньки тревожно сжалось сердце и похолодели руки:
  - Как скажешь, дорогой.
   Через полчаса карета уносила Всеволода в неведомую даль, которую богатое воображение мальчика населило сказочными замками и бесстрашными героями.
   Принцесс в этой чудесной неведомой стране не было, Всеволод не очень жаловал девчонок, искренне считая их плаксами и ябедами. Единственное, что огорчало мальчика, больно царапая детское сердце, было расставание с мамой Палашей, безутешно рыдавшей на крыльце дома. К слову сказать, нянька была единственной, кто вышел провожать мальчика в далёкий путь: слуг Анфиса специально заняла разными домашними делами, сама провожать и не собиралась, лишь мельком выглянув в окно и убедившись, что несносный мальчишка наконец-то покинул дом, а отец уехал по торговым делам. Всеволод распотрошил дорожную корзинку, вытащил из неё сочное ярко-красное яблоко и выглянул в окошко экипажа, звучно причмокивая и искренне радуясь тому, что можно чавкать, чмокать, шмыгать и никто не сверкнёт зло глазами, не подожмёт губы, не окрикнет злым голосом. Мальчуган сбросил тесные блестящие ботинки и с ногами забрался на сиденье, чуть ли не до пояса высунувшись наружу, закрыв глаза и подставляя лицо порывам ветра. - Барчук, выходьте, - басовито прогудел кучер, экипаж резко дёрнулся и остановился, к вящему неудовольствию мальчика. - Трактир подорожный, сейчас час отдохнём, пообедаем, да и дальше поедем. Всеволод насупился, но спорить не стал, прекрасно понимая, что это бесполезно, ведь кучер проголодался, да и колено у него болит, вон как распухло и пульсирует. Мальчик решил попросить у стряпухи капустный лист, чтобы облегчить кучеру боль и снять отёк. Хорошо бы ещё мази с пчелиным ядом раздобыть, но, судя по общей убогости заведения, тут даже мышиного помёта не сыскать, вся живность разбежалась в поисках более хлебных мест. - Может, в другом месте пообедаем? - предложил мальчик, опасливо косясь на слишком уж сильно покосившуюся входную дверь и, посомневавшись, всё-таки добавил. - Мне тут не нравится. Кучер хохотнул, бросив на своего подопечного быстрый взгляд из-под кустистых вечно насупленных бровей. - Входи, не сумлевайся. Обслужат в лучшем виде, доволен останешься. У Всеволода тоскливо сжалось сердце, а язык стал тяжёлым и шершавым, как случалось всегда в предчувствии неприятностей. Больших неприятностей. Мальчик испуганно повернулся к кучеру, хотел посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что происходит, но тут от мощного тычка в спину буквально влетел в трактир, чудом удержавшись на ногах и не пропахав носом пол. - Ай, какие у нас гости! - прозвучал прямо над ухом приторно-сладкий, насквозь фальшивый голос, и Всеволод увидел тощего мужчину в тёмной засаленной одежде и условно белом переднике. - Это кто же к нам пожаловал, такой красивенький? - Барина мово сынок, - прогудел вошедший следом кучер и плотно закрыл дверь, ещё и спиной к ней привалился, - единственный сынок, смекаешь, Клим? Мужчина сладко улыбнулся и потянулся к мальчику, приговаривая: - Какая честь для моего скромного заведения! Иди сюда, мальчик, я тебя накормлю, напою, спать уложу... Всеволод шарахнулся в сторону, уворачиваясь от тянущихся к нему цепких рук. - Ишь, вёрткий какой, - покачал головой Клим, - чисто угорь, враз не ухватишь. Что ж этот барчук пуганый-то такой, нешто папаша сынка не любит, а Прохор? - Любит-любит, - басовито расхохотался кучер, ловко хватая мальчика за шиворот и одной рукой, как котёнка приподнимая его над полом, - он нам за своего наследничка мно-о-о-го денежек заплатит. - Да не заплатит он вам, - чуть не плача прохрипел Всеволод, пытаясь вывернуться от цепкой хватки, пусть и ценой воротника, а то и всего новенького, недавно сшитого по случаю отъезда пальтишка. - Я папеньке не нужен, а маменька меня и вовсе терпеть не может, даже не взглянула ни разу ласково! - Ы? - трактирщик вопросительно посмотрел на своего товарища, но тот лишь тряхнул мальчишкой, как хозяйка пыльным половичком, и досадливо прогудел: - Брешет щенок. Папаша за своего наследника никаких денег не пожалеет. Клим недовольно потеребил передник, глядя на извивающегося и хрипящего мальчишку. Отступать, само собой, уже глупо, парень их видел и всенепременно при первом же удобном случае властям сдаст. А те и так излишнее любопытство к скудному трактиру проявлять стали, через день наведываются, хорошо, человек прикормленный заранее о гостях сообщает, чтобы, упаси господь, конфуза не вышло. - А точно заплатит купчина? - маленькие глазки трактирщика двумя острыми жалами впились в лицо Прохора. - А куда он денется, - зло усмехнулся кучер и словно мешок овса перекинул Всеволода через плечо. - А заупрямится, так мы ему кровавую весточку пришлём, враз шёлковым станет. Ну так чего, в подпол мальца? Клим потеребил тощую козлиную бородёнку, а потом махнул рукой и суетливо, как-то боком двинулся в самый тёмный угол трактира, на ходу бросив: - Пасть щенку заткни, чтобы не вопил, да цепь проверь, а то прошлый гость, дикарь, чуть скобу из стены не вывернул. - Не умеют люди себя вести в приличном обчестве, - покачал головой Прохор, вытаскивая из-под кушака платок и комом засовывая его Всеволоду в рот. - А ведь такой приличный человек был, образованный, в сундуке, почитай, одни книги, а чуть весь подпол не разнёс. - Штудент, - сплюнул трактирщик брезгливо, - в кошеле сплошная медь, а гонору столько, что впору генералам одалживать! Продолжая обсуждать неведомого студента, который оказал разбойникам яростное сопротивление, мужчины дошли до тёмного угла, где нарочно никто и никогда не убирал грязь. Клим воровато огляделся по сторонам, прислушался, угрожающе прицыкнув на громко сопящего кучера, после чего вытер потное лицо чуть дрожащей рукой и прохрипел: - Порядок. Спускай мальчишку вниз, да цепь проверь обязательно! - Помню, - сипло проворчал Прохор, медленно спускаясь в непроглядную темноту подпола. - Слышь, ты хоть свечку подержи, не пса же не видно! - А пса у меня и нету, - хохотнул хозяин, но, услышав сдавленное рычание подельника, торопливо добавил, - ладно, не рычи, запалю огарочек. Трясущийся, словно дрожащий от страха или холода огонёк заплясал по подполу, выхватывая из темноты то осклизлый тёмный пол, то шершавые стены в каких-то неприятных бурых потёках, то неровные ступени, круто уходящие вниз. Всеволод тоненько заскулил от страха и отчаянно рванулся к свету и свободе, которых его собирались лишить. - Цыц, пострелёнок, шею свернёшь, - проворчал Прохор, в самый последний момент удерживая мальчишку. - Не рыпайся, не рыпайся, всё одно бесполезно. Сидеть тебе тут, касатик, пока папенька твой нам деньги не отдаст. Всеволод печально поник. Он знал, каким-то глубинным чутьём понимал, что платить за него никто не станет. - Вот и молодец, вот и умница, - бурчал кучер, сваливая мальчика у стены и ловко цепляя ему на запястья тяжёлые, скользкие браслеты, - посиди тут, а как папенька твой денежку нам пришлёт, так мы с тобой и дальше поедем. Школа она что, она ить никуда не сбежит, верно? И ты теперь, соколик, никуда не сбежишь, зря Клим лаялся, крепко цепи держатся. А будешь хорошим мальчиком, так я тебе огарочек оставлю, книжку принесу со сказками. Любишь сказки-то? Всеволод отвернулся, незряче уставившись в угол. - Ишь ты, какой, - недобро протянул Прохор, - от горшка два вершка, а норовистый! Ну да ничего, у нас в подполе и не такие шёлковыми становились. Продолжая что-то негромко бурчать себе под нос, кучер медленно поднялся наверх. Усилием воли Всеволод не следил за ним, продолжая угрюмо таращиться на бурое пятно на противоположной стене. Непреклонно бухнула тяжёлая крышка, проскреблось по полу что-то тяжёлое, наверно, сундук, отсекая мальчика от света и свободы. Всеволод судорожно вздохнул, кое-как вытащил изо рта тряпку и мстительно отшвырнул её прочь, храбро вскинул голову, глядя в непроглядный мрак. Темноты мальчик боялся всегда, чувствуя в ней присутствие каких-то, далеко не всегда дружелюбных, теней. - Глупости это всё, никого здесь нет, - прошептал Всеволод, унимая дрожь и тщательно подражая голосу отца. Подражание, к слову сказать, не удалось: голос дрожал и прерывался, руки заледенели, словно браслеты, висящие на запястьях, высасывали из пленника тепло. - Меня спасут, - прошептал Всеволод, - отец... - серые глаза мальчика зеркально сверкнули, голос стал резким и чётким, - да не будет он меня спасать. Ему деньги всего дороже. А мамаша та даже доплатит, лишь бы от меня избавиться, самой руки не испачкав. Не нужен я им. Всеволод замолчал, судорожно всхлипнул, пытаясь совладать со слезами, но те уже солёными ручьями прокладывали дорожки по щекам. Ещё раз всхлипнув, мальчик уткнулся лицом в колени, его худенькие плечи затряслись от безмолвных рыданий. *** Заперев мальчишку в подполе, Прохор основательно подкрепился в трактире, старательно не замечая нетерпеливого покашливания и весьма выразительных намёков Клима. Ему-то что, он будет в тепле и сухости дома сидеть, самое худшее, что с ним может случиться - это стражники мальчонку обнаружат, так Климка бахвалился, что у него стража ручная, смотрит, куда он прикажет, лишних вопросов не задаёт. А ему, Прохору, шкурой рисковать, барину о похищении сына сообщать. Как-то ещё Михаил Никитич на вести худые отреагирует, голову бы не снял, как в старину правители с гонцами, принёсшими дурную весть, поступали! Прохор решительно опрокинул в себя остатки обжигающего пойла, которое ушлый трактирщик выдавал за иноземное вино, крякнул, вытирая рот рукой и неуклюже поднялся из-за стола: - Пойду я, пожалуй. - И то правда, - засуетился Клим, поспешно поднимаясь и непрестанно потирая руки, - поезжай. Пока то да сё, а время в нашем случае самые настоящие деньги. Да смотри не продешеви, касатик. - Может, вместо меня поедешь? - усмехнулся кучер, поправляя пояс. - С барыней познакомишься. Она у меня баба суровая, чисто ведьма, прости господи. - Ни-ни-ни, - замахал руками, словно ветряная мельница, трактирщик, - я ведьм сызмальства боюсь. Бабка на ночь такие ужасти про них рассказывала, я до сих пор под подушкой серебряный ножик держу. Прохор хмыкнул и вышел из трактира, звучно бухнув дверью. Климу он не поверил, тот, пройдоха, ни неба, ни тьмы не боялся, и душу бы продал не задумываясь, коли бы покупатель сыскался. - Ну что, лошадка, поехали до дому, - прогудел кучер, охлопывая застоявшуюся лошадь, - понесём барину вести худы о сыне, разбойниками лютыми утащенном. Продолжая что-то бурчать себе под нос, Прохор взобрался на облучок, громко свистнул, и карета помчалась прочь от трактира. Не прошло и получаса, как кучер остановил экипаж перед парадным крыльцом двухэтажного белого особняка. На крыльце стояла Анфиса, недовольно кривя губы и что-то сердито выговаривая стоящей перед ней хорошенькой горничной. Девушка смущённо теребила кончик безупречно-чистого передника, не смея даже глаза поднять на строгую госпожу. - Надеюсь, ты меня поняла, - барыня бросила быстрый взгляд на сползающего с облучка Прохора, - всё, ступай. - Да, барыня, - прошелестела горничная и торопливо скрылась в доме. - Бестолочь, - прошипела Анфиса и резко повернулась к кучеру, который хотел незаметно проскользнуть мимо неё. - А ты почему так быстро приехал?! Под этим тяжёлым взглядом угольно-чёрных, бесовскими огнями полыхающих глаз, лгать было совершенно невозможно, но Прохор всё-таки рискнул попробовать. - Не вели казнить, матушка, - дурным голосом взвыл кучер и бухнулся на колени, - не сберёг я кровинку твою, украли барчука нашего разбойники лютые! - Да не ори ты, - шикнула Анфиса, быстро поворачиваясь к дому и пристальным взглядом окидывая окна: не прячется ли кто за тонкими шторами, не услышал ли воплей недоумка-кучера. - Ступай за мной! Прохор замялся, комкая в руках сорванную с головы шапку: - Мне бы к барину... Женщина метнула две острые молнии, зло усмехнулась услышав вскрик страха и боли и процедила, выделяя каждое слово: - Я сказала ступай за мной! Делать нечего, Прохор с трудом поднялся на ноги и последовал за барыней, старательно заглушая трусливый внутренний голосок, который настойчиво советовал бежать. Куда бежать-то? Эта ведьма и из-под земли достанет да обратно в землю и закопает, причём по частям. Анфиса привела кучера в летнее крыло дома, втолкнула в небольшую комнатку, где в знойное время суток спали слуги и плотно закрыла дверь, ещё и собой, змея, прижала, чтобы точно никуда не делся. - Ну, - женщина недобро усмехнулась, - говори, что там с этим щенком приключилось? Да не вздумай врать, я тогда из тебя живого жилы драть буду! 'И ведь будет', - с ужасом понял Прохор и опять бухнулся на колени: - Не вели казнить, матушка! Всё как есть расскажу, ничего не утаю! Во время исповеди кучера Анфиса стояла неподвижно, лишь по губам её нет-нет да и скользила злая усмешка. - Значит, щенку из того подпола не выбраться? - деловито уточнила женщина, когда Прохор замолчал, тяжело дыша и облизывая пересохшие губы. - Никак не выбраться, матушка. На цепи он сидит, да и дверь в подпол сундуком закрыта. Сам он его ни в жисть не поднимет. И опять красивые губы Анфисы исказила злая волчья ухмылка. - И сколько вы хотели с моего мужа за жизнь мальчишки стрясти? Кучер замялся, терзая несчастную шапку. К счастью, женщине ответ был и не нужен, она помолчала, что-то обдумывая, а потом деловито, словно речь шла о покупке жемчужных серёг или посадке розового куста перед окном, произнесла: - Плачу вдвое больше, если к вечеру принесёшь мне убедительное подтверждение того, что мальчишка мёртв. Прохор гулко сглотнул: - Дык мне что, голову ему отрезать? - Свою пустую башку отрежь и кочан капустный вместе него приставь, разницы никакой не будет, - фыркнула Анфиса, вытащила откуда-то белоснежный платок и швырнула в лицо кучеру. - Вот, измажь в крови мальчишки. Только помни, мне нужна смерть щенка, а не ранение, понял? Если вздумаешь меня обмануть... Женщина эффектно щёлкнула пальцами, и стоящая у стены крепкая дубовая лавка рассыпалась в труху. - Всё сделаю, барыня, - Прохор от усердия бухнулся лбом об пол и, подхватив платов, поспешно засунул его себе за пазуху. - К вечеру возвернусь. Анфиса довольно усмехнулась и направилась к выходу, уже у самых дверей плавно повернувшись и сладко пропела: - А будешь языком болтать, я тебе его вокруг шеи завяжу. Ты меня понял, касатик? Дверь захлопнулась, стихли шаги за окном, а кучер всё продолжал стоять на коленях, не смея даже шумно вздохнуть. Его лицо щедро орошали крупные капли пота. Только когда за окном заржала застоявшаяся лошадь, Прохор очнулся, трясущимися руками утёр лицо и неуклюже поднялся с колен. Пошатываясь, бледный как мел, стараясь ни с кем не встречаться, кучер добрался до кареты, взгромоздился на облучок и торопливо взмахнул кнутом. Умная лошадка быстро вынесла экипаж за ворота и стремительно помчала по дороге в сторону одинокого трактира. Клим поджидал своего дружка у входа в трактир, делая вид, будто озабочен укладыванием дров в жалкую поленницу. Едва карета остановилась, трактирщик бросил своё бессмысленное занятие и метнулся к кучеру. - Ну?! - хрипло выдохнул Клим, не сводя пылающих глаз с мрачного лица приятеля. - Баранки гну, - буркнул Прохор. - Я на барыню нарвался, она, змеища, меня к мужу даже не пустила, сама со мной разговор затеяла. - И что сказала? Денег за мальчишку дала? - Да сейчас, - фыркнул кучер, сердито оглаживая лошадку по шее, - ей мальчонка даром не нужен. - Нет, ты погоди, - трактирщик даже подпрыгнул на месте от переполнявших его эмоций. - Ты ей сказал, что если выкуп не будет заплачен, мы убьём парня? Лицо Прохора исказила злая усмешка: - Ха, барыня сказала, что заплатит вдвое больше, если парень умрёт. Лицо Клима вытянулось, словно портки после стирки. - Дык как же это, - пролепетал трактирщик, вытирая трясущейся рукой щедро выступивший на лице пот, - вот так прямо и сказала? - Так и сказала. Ещё платок дала, в крови смочить, для подтверждения убийства мальчонки. Одно слово: ведьма. И так я тебе скажу, Клим: зря мы всё это затеяли. Трактирщик насупился, его маленькие глазки забегали, как мыши в подполе, куда хозяйка швырнула оголодавшего кота. - Дык, чаво, - Клим опять вытер лицо, - коли заказ поступил, так это... выполнять надо. Сам говорил, вдвое больше плата. Кучер усмехнулся, хлопнул себя кнутовищем по сапогу, зло сверкнул глазами: - Не к добру мы всё это затеяли, сердцем чую, не будет добра. - Ишь ты, а у тебя, оказывается, сердце есть, - зло оскалился трактирщик. - Что ж оно раньше не пробудилось, когда мы студентика того на мясо резали, а? Или девчушку ту, дочку купеческую молоденькую? Как она кричала, сердешная, у меня её крик до сих пор в ушах звенит. Что ж ты её не пожалел, первый набросился, а? Мощная оплеуха швырнула Клима на землю. Прохор витиевато выругался, длинно сплюнул на землю и вытащил из-за голенища острый тускло поблескивающий нож. Лезвие местами было выщерблено, кое-где виднелись бурые пятна. - Поговори мне ещё, - хмуро бросил кучер, выразительно перебрасывая нож из руки в руку. - Мне ведь даже проще тебя вместе с мальцом прирезать: делиться не придётся. - Эй-эй, Прохор, ты не озоруй! - вскрикнул трактирщик грозно и вместе с тем испуганно. - Бешеный стал, точно волк по весне, уж и пошутить-то нельзя. Прохор оскалился и медленно вразвалку направился в трактир. Клим опять вытер лицо, мелко перекрестился и двинулся следом. Он специально замедлял шаг, но всё равно пришёл слишком рано: мальчишка был ещё жив. Сидел, сжавшись в комок у стены, чуть посверкивая большущими серыми глазами. - Ну, чего испугался-то? - притворно ласково гудел Прохор, пряча руку с ножом за спину и приближаясь к мальчишке. - Радоваться надо, выкуп за тебя заплатили, сейчас домой поедешь, к батюшке с матушкой. Кучер уже заносил над жертвой нож, когда случилось нечто такое, отчего даже закаменевшее сердце убийцы испуганно замерло. В тусклом лезвии ножа на миг отразилось побледневшее личико мальчишки, а затем тело Всеволода исказила лёгкая судорога, и на его месте возникла юная девушка в разодранном на груди платье и залапанной кровью юбке. Та самая юная дочь купца, чей отец неосторожно остановился на ночлег в трактире и вместо убежища от непогоды нашёл там мучительную смерть. - Не трогайте меня, - взмолилась девушка, и её заплаканные васильковые глаза глянули прямо в душу мучителям, - прошу вас... Клим не выдержал первым. - Отпусти её, - взвыл трактирщик, бросаясь вперёд и закрывая собой девчушку, - не бери второй раз греха на душу, она и так каждую ночь мне снится! - Ты белены что ли объелся?! - рыкнул Прохор, пытаясь добраться до жертвы и при этом не нарваться на острый топорик для разделки мяса, который судорожно сжимал в руке так некстати раскаявшийся подельник. - Той девки уж который год в живых нет, это мальчишка, ведьмино отродье, нам головы дурит! Но Клим лишь отчаянно мотал головой, не желая ничего слушать. Кучер яростно сплюнул на землю, зло сунул оружие в голенище сапога и резко вскинул руки вверх: - Всё, не скули, не трону я это отродье. Видишь, даже нож убрал, видишь?! Трактирщик, судорожно всхлипывая, разжал пальцы, и топорик с глухим стуком упал на пол. Прохору только этого и надо было. С глухим звериным рыком, он бросился на подельника и мощным ударом отшвырнул его к стене. Сам не удержался на ногах, полетел следом, упав на Клима и для надёжности ещё пару раз ударив его головой о стену. Чтобы не лез со своим дурацким раскаянием под руку и в следующий раз умнее был. Когда трактирщик обмяк и затих, Прохор медленно поднялся на ноги, трясущейся рукой утёр пот со лба и повернулся к вжавшемуся в стену мальчишке, опять принявшему свой истинный облик. - Ну что, щенок, - кучер усмехнулся и медленно вытащил нож из-за голенища сапога, - кончилось твоё время. Молись. Можешь поплакать, маму позвать. Всеволод упрямо стиснул зубы и гордо выпятил подбородок. Молить о пощаде он явно не собирался. Прохор медленно подошёл к мальчишке, вцепился ему в волосы, задирая голову вверх и открывая для удара тонкую беззащитную шею, на которой пойманной пичужкой билась синяя жилка. Кучер плавно поднял нож, крякнул, намечая удар, и тут проклятый мальчишка с силой ударил его ногой в пах. Рыкнув от боли, Прохор завершил удар, даже почувствовал, как распадается живая плоть под лезвием, но огромные серые глаза не закатывались, продолжая двумя огнями выжигать душу. Резкая ослепительная вспышка отшвырнула кучера к стене, на уже остывающее тело трактирщика, а когда Прохор проморгался и подскочил к стене, мальчишки уже не было. Только цепь чуть слышно позвякивала так и не открытыми кандалами. *** Анфиса металась по комнате, снова и снова нетерпеливо выглядывая в окно. С момента отъезда кучера прошло уже несколько часов, вечер постепенно сменялся ночью, а вестей всё не было. Конечно, можно было предположить, что подельник Прохора (в то, что мальчишку похитили какие-то случайные разбойники, Анфиса не верила) после отъезда дружка увёз мальчишку как можно дальше, но зачем? Они ведь были уверены, что всё пройдёт как надо. Ха, наивные ротозеи, нашли с кем бодаться! Да она таких олухов на завтрак сырыми ест! Так где же этот чёртов кучер, куда он запропастился? Неужели рискнул ослушаться её приказа? Да нет, быть такого не может, опасения за собственную шкуру вкупе со звериной жестокостью и алчностью не позволят Прохору увильнуть. Он убьёт мальчишку и принесёт пропитанный его кровью платок, только вот когда? Когда?! Завтра утром Михаил будет связываться с эстернатом, чтобы узнать, как его ненаглядный сыночка обустроился. Анфиса скрипнула зубами. Ох, как не по нутру был ей весь этот маскарад, как опостылело изображать перед соседями и прочими никчёмными глупцами любящую и заботливую мать! В дверь коротко постучали. - Я же приказала меня не беспокоить, - рявкнула Анфиса, и услышала почтительный дрожащий от страха голос горничной: - Прошу прощения, госпожа. Кучер Прохор, которого вы отправили утром в карете с Всеволодом Михайловичем, вернулся один... 'Идиот, - зло подумала Анфиса, - он сейчас весь дом на уши поставит, недоумок'. - Зови его ко мне, - рыкнула барыня, торопливо поправляя платье и пытаясь придать своему лицу выражение встревоженной озабоченности. - Живо! Через несколько минут, показавшихся Анфисе вечностью, дверь распахнулась, и в комнату ввалился всклокоченный и окровавленный Прохор. Прямо на пороге рухнул на колени, вцепился в волосы и заревел разбуженным среди зимы медведем: - Матушка-государыня, прости раба твоего, холопа нерадивого! Не сберёг я кровиночку твою, люди лихие на карету напали, пограбили, а Всеволода-то нашего свет Михайловича зарезали! Из коридора донеслось сдавленное аханье и причитание, кто-то чуть слышно заплакал, кто-то зашептал молитву, кто-то грузно осел на землю. 'Зашевелилось, царство комариное, - мрачно подумала Анфиса, старательно изображая скорбь, неверие и испуг, - ну, сейчас начнётся потеха!' Барыня уже открыла рот, чтобы издать горестный вопль, как вдруг в коридоре возникла суматоха: кто-то решительно расталкивал слуг, прорываясь к барским покоям, явно не скупясь на оплеухи и затрещины. 'Интересно, кто это такой смелый ко мне в покои ломится?' - отстранённо подумала Анфиса, издавая горестный вопль и падая лицом на атласные, специально ради такого случая подготовленные подушки. В комнату, чуть не наступив на Прохора, ввалилась растрёпанная Паладья, вскинула на барыню безумные глаза и заревела, ещё громче кучера: - Ты! Это ты, змея подколодная, ведьма проклятая, сгубила Севушку! Он тебе всегда был осиновым колом в груди, это ты, ведьма, разбойников наняла! Словами распоясавшаяся прислуга не ограничилась, бросилась на опешившую от такого откровенного неповиновения Анфису и вцепилась ей в короной уложенные на голове косы. Барыня испуганно взвизгнула, в первый момент даже не вспомнив о своих колдовских умениях. - Прекратить! - раздался из коридора оглушительный голос Михаила, и вся прислуга сухим горохом прыснула прочь от покоев барыни. Прохор тоже ужом попытался выскользнуть, но Михаил решительно наступил ему на спину, пригвождая к полу: - Прекратить шум и вопли! Паладья, немедленно отпусти барыню, безумица! Эй, Тихон, схватить эту спятившую бабу, да всыпать ей на конюшне триста плетей. После, если жива будет, на псарню сволочь, там её место отныне. Крепкий, словно зрелый дуб, Тихон с двумя своими такими же могучими и молчаливыми братьями поспешно заломили Паладье руки, предусмотрительно так ударив в живот, что бедная женщина согнулась пополам, отчаянно хватая ртом воздух. Нечего ей языком зря молоть, народ смущать. И так слишком много ушей лишнего услышало. Ну да ничего, коли языки в пляс пустятся, их всегда оборвать можно будет... прямо с головами дурными, чтобы наверняка. - Как ты, Анфисушка? - Михаил, продолжая попирать ногой Прохора, с ласковой заботой посмотрел на жену. Та опять спрятала лицо в подушках, простонала отчаянно: - Сгубили... Соколика нашего разбойные сгубили... Он, он, душегуб проклятый, их на сыночка нашего навёл! Трясущийся палец Анфисы обличающе ткнулся в сторону кучера. Михаил посерел, пошатнулся, словно бы его с силой толкнули в грудь и одними губами прошелестел: - Всеволода убили... - Не сберегла, батюшка, - завыла Анфиса, обхватывая голову руками и раскачиваясь, - вели распять меня на воротах! Губы Михаила исказила очень нехорошая усмешка, в глазах заплясас дурной огонь: - Зачем же тебя? Ты говоришь, кучер разбойным моего сына сдал? Вот его на воротах и распнём. Эй слуги, выполняйте приказ! - Пощади, батюшка! - взвыл насмерть перепуганный Прохор, но Анфиса щёлкнула пальцами, и язык перестал слушаться кучера. Когда мычащего и отчаянно вращающего глазами Прохора выволокли из покоев, Михаил шаркая добрался до кресла и со стоном упал на него, спрятав лицо в ладонях. Анфиса посидела молча, слушая, как обитатели псарни исходят визгливым лаем и сдавленным рычанием, потроша брошенное к ним бездыханное тело, затем горестно вздохнула, бесшумно подошла к мужу и обняла его ноги, прижавшись лицом к сапогам. - Прости меня, сокол мой ясный, - прошептала женщина, целуя мягкую кожу, - не сберегла я сына твоего. Тяжёлая рука мужа опустилась на покорно склонённую голову. - Не вини себя, - хрипло прошептал Михаил, - нет твоей вины в этом. Знать, такова воля божия, не хочет он мне наследника дать. Анфиса вскинула голову, поймала руку мужа, прижалась к ней губами: - Сердце моё, ты только пожелай, мы целый эстернат пестовать будем. Глядишь, небеса смилостивятся, дадут тебе наследника. Михаил притянул жену к себе на колени, поцеловал в губы, хрипло прошептал: - Добро. Станем попечителями эстерната. Того самого, в котором Всеволод должен был учиться. Умница ты моя, сердынько, всегда найдёшь, чем боль утешить.
  Осколок второй. Должность, барышне не подобающая Спроси у любой девицы в возрасте от пяти до пятидесяти лет, какой праздник она считает самым приятным и романтичным, и ответ будет один: Новый год. Пожалуй, во всей обширной Империи, чьи владения простираются от знойных степей до снежных, покрытых вечными льдами, земель, не найдётся дамы, которая бы не верила, что в Новый год исполнится её самая заветная мечта. А о чём могут барышни мечтать? Ну, разумеется, о кавалерах! Только вот Варвара Алексеевна, дочь почтенного судьи, Алексея Петровича Изюмова, в канун 18...дцатого года просила, на первую звезду глядя, не блестящего кавалера, в военном мундире либо ладном, по фигуре шитом, штатском наряде, а нечто совсем иное. Желание Варвары Алексеевны было настолько чудным, что в исполнении его только и оставалось на милость небесную надеяться, потому как даже любящие родители такую причуду дочери исполнять откажутся. Хотя, казалось бы, почему сразу причуду? Хотела Варенька поступить в Сыскное Управление помощником какого-нибудь, можно даже не самого известного и бедового, дознавателя. Что и говорить, должность сия барышне не подобала, потому как дознаватели не за бабочками по лугу скачут, а помощники их порой и вовсе в самых гнусных местах бывают и с людьми самыми непотребными общаются. Виданное ли дело, подобным хрупкой девице из хорошего семейства да деликатного воспитания заниматься! Только вот Вареньку хрупкой назвать было затруднительно. К вящему огорчению девушки, фигура у неё никак не желала вписываться в моды западные, кои демонстрировали с обложек заграничных журналов худосочные, кожа да кости, бледные измождённого вида красавицы. Варвару Алексеевну природа наградила румяной, чуть со смуглинкой, кожей, карими, совершенно не модными в последнее десятилетие, глазами да тёмными густыми волосами, которые горничная традиционно заплетала в смиренную косу ниже пояса. Сама же Варенька клятвенно пообещала себе, что коли исполнится её мечта заветная, сей же день обрежет она волосы по последней моде, чтобы чуть длиннее плеч были. Грудь барышни была размеру видного, а потому и модные платья с глубоким вырезом надевать не было никакой возможности, потому как стоило лишь повернуться крутенько, и всё богатство девичье выскакивало наружу. Талия тоже никак не желала становиться в обхват с шею, а после того, как Варенька в попытках достичь идеала с помощью верной горничной Малуши затягивалась так, что сознание теряла, папенька и вовсе повыбрасывал из дома все корсеты, назвав их пыточным приспособлением, коим место в тюрьме, а не на теле девичьем. Честно промечтав о красоте заграничной лет до тринадцати, Варенька увлеклась заботами другими. Заинтересовалась она другой заграничной забавой: детективами, которые решительно вытеснили с её полки более приличествующие девице любовные романы. Папенька интерес дочери не пресекал, охотно о делах судебных ей рассказывал, порой и совета спрашивал, а когда дочка решила образование по сыскной части получить, криминалистом стать, смог убедить маменьку, что не стоит мешать дочери. Мол, узнает, как это тягостно да сурово, враз от мечты своей откажется. Не знал почтенный Алексей Петрович, что Варенька, цель выбрав, уподоблялась стрелке компасной, хоть и колеблясь порой, да не сворачивая. Вот и сейчас, закончив образование, твёрдо решила Варвара Алексеевна должность получить. Эка невидаль, что барышень в Сыскном Управлении раз-два и обчёлся! Было время, считалось, что женщина вообще не способна к обучению, даже грамоту осилить не в состоянии, а теперь, поди-ка, в каждом маломальском городке женские курсы открывают. Варенька ещё раз, для надёжности, прошептала звезде своё желание и легла спать, ожидая увидеть, свою будущую службу. Только вот к огорчению девушки, приснилось ей не мрачное серого цвета здание Управления, а пышно украшенный бальный зал дворянской ассамблеи, на новогодний бал в которое пригласили семейство Изюмовых. Варенька досадливо вздохнула во сне, недовольно посматривая по сторонам, но нежная чуть грустная мелодия вальса настроение улучшила. Девушка улыбнулась, с восхищением глядя на скользящие по паркету блестящие пары и тут заметила среднего роста русоволосого мужчину в сером военного кроя платье. Честно сказать, ничем мужчина особенно примечателен не был, только глаза его, большие серые, озёра лесные напоминали. Варвара Алексеевна прикрылась веером и украдкой, как маменька учила, опять взглянула на мужчину. Взглянула, да и охнула: левую щёку незнакомца уродовал глубокий шрам. Шрам старый, уже даже белый от времени, но Варенька откуда-то точно знала, что причиняет он боль не только душевную по причине загубленной красоты, но и весьма ощутимую физическую. На смену погоды ноет, от холода левую щёку тянет. Варвара Алексеевна жалостливо охнула, трепыхнулась на постели, и тут сон совершил прямо-таки сказочный кульбит. Увидела Варенька себя опять-таки в бальной зале, но в этот раз прямо в объятиях сероглазого незнакомца. Сероглазый мужчина кружил её по залу в вальсе, а она всё смотрела в его бездонные очи, и виделось в них что-то настолько томительно-волнующее, что прямо дух захватывало, и голова кружиться начинала. Так Варенька и проснулась с рдеющими щеками и трепещущим, как у героини романа в предчувствии поцелуя, сердцем. А самое занимательное, что мелодия вальса продолжала в ушах звучать и даже на кончике языка вертелась, хотя и была незнакомой. И чудилось девушке, что сероглазый незнакомец то ли шептал ей что-то, то ли пел, только вот слова, к сожалению, после пробуждения из головы выветрились.
   После такого чудесного и, чего греха таить, романтичного сна, проснулась Варенья с улыбкой на губах и песней в сердце. Той самой, из сна, даром, что слова запамятовались, мелодия-то осталась. Варвара Алексеевна даже зарок себе дала непременно после завтрака музыку нотами записать и перед папенькой с матушкой исполнить, недаром ведь, в самом деле, музицировать училась! - Доброе утро, барышня, - Малуша в новом переднике, кокетливо повязанном поверх лилового ситцевого платьишка, вошла в спальню, неся серебряный поднос с дымящейся душистой чашкой чая, небольшим блюдечком малинового варенья и тарелочкой с горячими оладушками. - Как спалось? - Замечательно, - Варенька отбросила одеяло и спрыгнула на пол, наслаждаясь прохладой дубового пола. - Барышня, - горничная торопливо поставила поднос, нырнула под кровать и вытащила два пушистых тапочка с помпончиками, - опять босиком по полу скачете, барыня узнает, ругаться будет. Вот, наденьте-ка, не студите ноги. Варвара Алексеевна досадливо поморщилась. Ох уж эта маменька, никак не хочет понять, что дочь взрослая и вообще, собирается серьёзным делом заняться. А о каких делах может идти речь, коли ей до сих пор тапочки подают и на прогулках сопровождают? Варенька так отчётливо представила, как Малуша тенью сопровождает её по всему Сыскному Управлению, вызывая сдавленные смешки и ехидные комментарии дознавателей и их помощников, что даже застонала. - Вам плохо, барышня? - вскинулась горничная, прожигая свою подопечную пронзительным, воистину всевидящим оком. Девушка лишь плечиком повела: - Нормально всё. Ванна готова? - Уж дожидается. - Отлично, - Варенька подхватила серебристый пеньюарчик, который шёл парой к лёгкой сорочке, особенно любимой за мягкость и нежный туманный цвет. - Я тогда ванну приму, а ты подготовь мне бумагу и чернила. Малуша неодобрительно поджала губы: - Вы уж простите, барышня, только мне кажется, что сперва следует пищу телесную принять, а уж потом на духовную замахиваться. Мне батька всё время говорил, что пустое брюхо к ученью глухо. Барышня рассмеялась, поцеловала горничную в тугую румяную щёку: - Не переживай, я обязательно позавтракаю... А бумагу с чернилами приготовь! Девушка упорхнула в ванную комнату, а Малуша, недовольно качая головой, вынула из ящика чистый лист бумаги и миниатюрный чернильный набор, подаренный Варваре Алексеевне на именины, поставила на стол и коварно задвинула за поднос с чаем. Мол, сперва завтрак, а потом уже и письмо. Когда разрумянившаяся Варенька вернулась в комнату, Малуша уже держала в руках простое домашнее платье и специально к нему подобранные лёгкие башмачки. - С лёгким паром, барышня, - поклонилась горничная. - Скоренько вы сегодня, даже чай остыть не успел. - Угу, - девушка острым глазом углядела-таки бумагу и чернила и потянулась к ним, но Малуша решительно преградила барышне путь: - Вы уж простите, Варвара Алексеевна, но сперва одеться следует да позавтракать. - Малушенька, милая, я же забуду, - огорчённо воскликнула Варенька понимая, что дивная мелодия и так начинает забываться. Горничная воинственно уткнула кулаки в бока, вскинула голову и даже глазами сверкнула, хорошо хоть ногой топать, как гневливая барыня на несчастную холопку, не стала, постеснялась всё-таки. Барышня печально вздохнула, поникла, как берёзка под свирепым студёным ветром, а потом опять ожила, заулыбалась, вспомнив дивный сон. Платье с помощью верной горничной быстренько надела, от причёски отказалась, позволив лишь наскоро перехватить волосы лентой. Покончив с туалетом, барышня легко опустилась на жёсткий стул с неудобной высокой спинкой (специально папенька из самой Англии привёз, чтобы дочка училась правильно спину держать), подхватила чашку чая, обмакнула оладышек в варенье и целиком запихнула в рот. - Ба-а-арышня, - укоризненно протянула Малуша, выразительно покачивая головой. Варвара Алексеевна даже если и хотела что-то сказать, всё равно бы не смогла: рот был занят. Варенье оказалось на диво вкусным, да и румяные оладушки едва ли не сами в рот прыгали. А чай из чашки и вовсе так быстро исчез, словно его там никогда и не было, хотя верная горничная два раза подливала. - Салфеточку возьмите, - ворчала заботливая Малуша, подсовывая барышне большую белоснежную салфетку, - ручки оботрёте. А то прошлый раз я не доглядела, так вы, ровно дитё малое, их в рот засунули да облизывать стали. - Так ведь вкусно, Малушенька, - смущённо попыталась оправдаться Варенька, опять жадно посматривая в сторону письменного набора. Горничная поджала губы, но сказать ничего не успела, дверь в спальню распахнулась, явив барыню. В это утро всегда невозмутимо-приветливая Софья Васильевна так и лучилась счастьем, а потому даже не сделала горничной замечание, что та не причесала барышню как следует. - Матушка, - Варенька порывисто обняла барыню за шею, серебристо рассмеялась, - матушка, мне такой дивный сон приснился! А какая чудесная там музыка звучала, жаль, слов песни не запомнила! - Егоза, - Софья Васильевна обняла дочь и поцеловала в упругую румяную щёчку, - дитя, сущее дитя, ну куда, скажи на милость, тебе с Сыскное Управление устраиваться? Тебе ещё год, как минимум, в куклы играть! - Ну матушка, - простонала Варвара Алексеевна, чувствуя, что разговор начинает скатываться в давно изученную и неприятную колею, - мы же с вами всё уже давно обсудили. И папенька разрешение дал. - Естественно, - Софья Васильевна сердито нахмурилась, впрочем, не слишком заметно, чтобы на лице не появились морщинки, - твой папенька всю жизнь мечтал о наследнике, который его на службе смог заменить. А у нас, словно в насмешку над его мечтами, три дочери! - И все три, если верить соседям, очень славные барышни, - ввернула Малуша, которая искренне гордилась семейством Изюмовых. Софья Васильевна мягко улыбнулась, её большие тёмные восточные глаза засияли горделиво, но слетевшие с губ слова были строгими: - Похвала, Варенька, это, без сомнения, очень хорошо, но она как награда, ей соответствовать надо. Барышня смущённо потупилась, отошла на два шага, перевоплотившись из резвушки в благовоспитанную девицу и скромно заметила: - Я помню, маменька. По пухлым, ещё не утратившим свежести, губам Софьи Васильевны скользнула улыбка, женщина с материнской гордостью посмотрела на дочь. Что и говорить, хороша! Ни капли не похожа на этих умирающих девиц, коих иноземные журналы восхваляют, да и слава богу, что не похожа! На тех-то даже смотреть страшно, от одного взмаха ресниц переломиться могут, а тут и форма, и стать и манеры... о которых, впрочем, непоседа Варенька не сильно заботится. Ну да ладно, ей ещё годочка два можно не волноваться, сперва старшую дочь замуж выдать надо, а потом и Варенькин черёд придёт. Лизанька же пока и вовсе в детских платьицах бегает, всем урокам предпочитая музыку да танцы. Ох, дети, дети, как же непросто вас взрастить! Софья Васильевна покачала головой, тихонько вздохнула и потрепала дочь по щеке: - Я сообщить пришла, что мы сегодня на бал едем. В дворянской ассамблее бал сегодня, папенька ещё десять дней назад приглашение получил. Варенька сначала досадливо принахмурилась, балы она не сильно жаловала, скучными они ей казались, а потом ахнула и прижала ладошки к разгоревшимся щекам. - Ты чего, дочка? - Софья Васильевна, уже дававшая распоряжения Малуше, удивлённо посмотрела на девушку. Варвара Алексеевна от волнения даже не сразу смогла ответить, лишь глазами хлопала да рот открывала, словно вытащенная из воды рыба. - Варвара! Недовольный окрик матери привёл девушку в чувство, Варенька откашлялась и прерывающимся голосом произнесла: - Я этот бал во сне видела... Изящные брови Софьи Васильевны взмыли вверх, словно птичьи крылья, Малуша приглушённо охнула и мелко перекрестилась. Конечно, в империи рождались провидцы, но были это в основном мужчины да и участь их, положа руку на сердце, особо завидной не была. Увидишь, не дай бог, что-нибудь, что не понравится членам императорской фамилии, можно и головы лишиться. - И что ты видела? - суховато спросила матушка, пытаясь быстро определить, насколько силён неожиданно пробудившийся у дочери дар. Эка напасть, в самом деле! Мало того, что Варенька язык животных да птиц понимает, так теперь ещё и предвидение! Пожалуй, с таким-то 'приданым' мудрёно будет дочь замуж выдать. Кому охота с ясновидящей жить, от которой ни одного помысла не спрячешь? Если только, Зеркальщик какой Вареньку заметит, так у них всё не по-людски, они, вишь, своё отражение, пару, значится, ищут. А где гарантия, что дочка Зеркальщику отражением станет? Да где бы его ещё найти, Зеркальщика-то? Их ведь по всей империи, почитай, раз-два и обчёлся. Надо будет обо всём этом с Алексеем Петровичем потолковать. Софья Васильевна так погрузилась в невесёлые думы, что рассказа дочери и не слышала, голову подняла, лишь когда в комнате тишина повисла. - Да что же вы, право слово, матушка, - обиженно выпалила Варенька, разорвав звенящее от скрытого напряжения молчание. - Я вам весь сон свой во всех деталях обсказала, а вы молчите, ровно вас это и не касается! - Кабы не касалось, не молчала бы, - вздохнула женщина, мысленно наметив себе спросить у Малуши, о чём Варенька говорила. Надо же матери знать, что у дочери в голове творится! - Вот что, дочка, ты пока к балу начинай готовиться... - Ах, маменька, я ведь не Аннушка, - нетерпеливо воскликнула Варенька, которая не очень любила многочасовые охорашивания перед зеркалом, - это она часами перед зеркалом вертится, всё красоту наводит! Хотя ей достаточно бывает волосы распустить да розу к поясу приколоть, и сразу станет чудесной красавицей! Что верно, то верно. Младшая дочь Изюмовых была диво как хороша, грозя к поре своего первого выхода в свет стать самой настоящей грозой для мужских сердец. - Ну-ну, - Софья Васильевна приподняла дочь за подбородок, посмотрела в глаза, - ты тоже у меня красавица. И не смей в этом сомневаться! Всё, егоза, собирайся, в этот раз мы с отцом никого ждать не будем! Женщина вышла из спальни дочери и, поколебавшись немного, направилась в ту сторону, где располагалась святая святых: кабинет Алексея Петровича. Все в доме знали, что хозяин сильно гневается, если его во время пребывания в кабинете отвлекают, но другого выхода барыня не видела. Нужно было обсудить внезапно пробудившийся у Вареньки дар и срочно решить, что с ним теперь делать. Может, ещё не поздно заблокировать? Виданное ли дело, девица-провидица! Конечно, в истории и такое бывало, Софья Васильевна ещё до замужества прочитала скорбную повесть о девице Кассандре, которая предсказала гибель родного города и множество разных иных ужасов. Так вот, для дочери печальной доли этой иноземной Кассандры женщина точно не хотела. Да и вообще, разум и излишняя проницательность девушку до замужества только портит, уменьшая шансы на счастливый союз. Перед дверью кабинета Софья Васильевна глубоко вздохнула, пригладила и без того аккуратно уложенные в высокую причёску каштановые волосы и звучно стукнула в дверь. Подождала, слушая, как отмеряет время звучный стук сердца в груди и постучала опять. В кабинете раздались тяжёлые шаги, потом кованая в форме грифона массивная ручка повернулась, и дверь распахнулась, явив насупленного Алексея Петровича. Впрочем, при виде жены грозовые искры из глаз барина исчезли, гневаться на супругу господин Изюмов не мог и не желал, чем та время от времени и пользовалась в пределах разумного, конечно же. - Софьюшка? - Алексей Петрович внимательно посмотрел на жену, убедился, что заплаканной или измученной она не выглядит, и уже спокойнее продолжил. - Надеюсь, причина, по которой ты меня от дел отвлекла, стоящая. - Ещё какая, - вздохнула женщина, как заправская сплетница озираясь по сторонам, - Алёшенька, сокол мой ясный, поговорить нам надо. Срочно. Супруг хмыкнул, почесал щёку, но впустил-таки жену в святая святых, свой кабинет. Софья Васильевна особенно вторгаться в пределы мужниных владений не стала, пристроилась на стуле с высокой спинкой, стоящем в уголке. Сиденье было очень неудобным, жёстким и словно бы каким-то кособоким, но женщина знала, что это не случайно, а чтобы посетители нежеланные не задерживались. Барыня лично принимала в доме приведённого супругом мага, который много чего в тот памятный визит зачаровывал, призывая удачу, богатство, крепкое здоровье и выплетая охранные заклинания, в том числе и такие, от нежеланных гостей. - Да что ты в самом деле, - рассердился Алексей Петрович, - сироту-то приблудную изображаешь! В кресло присаживайся, не чужая, чай. - Отвлекать тебя не хочу, Алёшенька, - вздохнула жена, с огромным удовольствием покидая стул и усаживаясь в роскошное кожаное кресло. - Уже отвлекла, - пробурчал муж, движением бровей захлопывая массивную книгу на столе и накрывая разложенные по всему столу бумаги саваном невидимости. 'Опять дела тайные, государственные, - вздохнула тихонько Софья Васильевна, - с магами связанные. А значит, опять соколу моему ни днём, ни ночью покоя не будет'. Женщина недовольно поджала губки и покачала головой. В самом деле, нашли бы уж кого-нибудь помоложе! Сколько можно проверенными людьми рисковать, прошлый раз три месяца наложенное на Алёшеньку проклятие снимали, след от него, вон, до сих пор заметен: рука-то левая на непогоду немеет! - Не тебе, жена, судить дела мужнины, - процитировал Алексей старинную книгу, в которой в деталях было прописано обустройство семейной жизни. - Что стряслось-то? - У Вареньки нашей дар предвидения открылся, - вздохнула Софья Васильевна и невольно всхлипнула. - Господи, Алёшенька, да за что же нам всё это?! - Не вой, - строго осадил жену супруг, но тут же подошёл и обнял, прижал к себе, зарывшись лицом в душистые волосы. - Софьюшка, не бойся, ничего страшного не случилось. Для помощника дознавателя дар такой даже во благо. - А для жены во вред, - не сдавалась барыня. - Кому Варвара с таким, прости господи, талантом нужна будет? Алексей Петрович помолчал, что-то обдумывая, а потом негромко сказал: - Есть у меня молодец один, Зеркальщик. Он тоже нынче на балу будет. Софья Васильевна восторженно ахнула, всплеснула руками, вскинула на мужа сияющие восторгом и восхищением глаза: - Сокол мой ясный, благодарю тебя! Супруг смущённо крякнул, на щеках чуть заметно краска выступила: - Да ладно, не стоит. Может, ещё ничего и не сложится у них. - Сложится, непременно сложится! - барыня хлопнула в ладоши. - А сами своего счастья не поймут, так мы им разглядеть его поспособствуем! Благодарю тебя, Алёшенька, муж мой! Женщина поцеловала супруга в щёку и словно на крыльях вылетела из кабинета. Алексей Петрович с усмешкой покачал головой, подошёл было к столу, но потом решительно шагнул к небольшому овальному зеркалу в потемневшей от времени бронзовой раме. Чуткие пальцы пробежались по гладкому стеклу, и то словно бы ожило и задышало от этих прикосновений. Мужчина удовлетворённо хмыкнул и отступил на шаг, глядя как зеркало стремительно темнеет, а потом постепенно светлеет, и за ним проступают смутные очертания человеческой фигуры. - Слушаю, - прозвучал из зазеркалья чуть хрипловатый мужской голос, сопровождающийся приглушенным сочным зевком. - Всеволод? - Алексей Петрович шагнул к зеркалу, пытаясь разглядеть собеседника. - Ты что это, скоро день на дворе, а ты всё не проснулся? - Да с Вороном по душам толковали, - уже бодрее отозвался собеседник, чей облик всё отчётливее проступал в зеркале. - Он всё никак не хотел вспоминать, куда тело жены спрятал, пришлось помочь. Алексей Петрович сочувственно крякнул. Он, пожалуй, как никто понимал, что магия Зеркальщика, позволяющая видеть насквозь любого человека, очень сильно утомляет своего обладателя. Шутка ли, всю чужую душу, которая, как известно, потёмки, до последнего уголочка осветить! - Как ваша супруга, Софья Васильевна, поживает? Надеюсь, простуда прошла? - Спасибо, жена у меня вполне здорова, - Алексей Петрович расцвёл благодарной улыбкой. Он очень хорошо знал, что Зеркальщики вопросов из вежливости никогда не задают, и если Всеволод спросил о здоровье Софьи Васильевны, то только потому, что ему это по-настоящему интересно. Между тем, отражение в зеркале окончательно прояснилось, явив стройного, пожалуй, даже тонкокостного молодого человека, который находился в той поре, когда называть юношей уже поздно, а мужчиной ещё рано. Для себя лично Алексей Петрович решил, что его друг более всё же соответствует поре мужества по рассуждениям, а особенно по поступкам. Действительно, Всеволод не был склонен к пылким порывам, столь характерным для юношества, предпочитал тщательно взвешивать каждое слово и действие. С чем это было связано: с тяжкими ли испытаниями, выпавшими на его долю и оставившими глубокий шрам на левой щеке, с ранним ли сиротством, в результате которого Всеволод уже неполных шести лет оказался в воспитательном доме под патронажем Сыскного Управления или с сильным врождённым даром Зеркальщика, Алексей Петрович не знал. Да и знать не хотел, решив для себя, что коли его друг сочтёт когда нужным поведать о себе и о своём прошлом, то обязательно сам и расскажет, обретя в лице господина Изюмова внимательного слушателя. - Что это вы, Алексей Петрович, с меня глаз не сводите? - Всеволод озорно блеснул большими серыми глазами, в которых на самом дне плескались крошечные серебристые искорки, признак дара Зеркальщика. - Патрет что ли рисовать затеяли? - Задумался немного, - не стал лукавить судья и со смущённым смешком добавил. - О тебе, сокол ясный. Ровные, словно прорисованные опытным художником, брови Зеркальщика выразительно взмыли вверх. Алексей Петрович кашлянул, одёрнул песочного цвета сюртук, который неизменно надевал во время работы в кабинете для создания необходимого рабочего состояния и пояснил: - Дочка у меня средняя, Варвара, к нам в Сыскное Управление поступить ладится. Всеволод прикрыл глаза, из-под густых ресниц плеснул тусклый серебристый свет. - Помню её, хорошая барышня и к делу нашему весьма способная. Ответственна, исполнительна и с людьми хорошо сходится. Письмоводителем... - Да она помощником дознавателя стать возмечтала, - вдохнул отец, в порыве чувств перебивая друга. - Шутка ли, на криминалиста выучилась, с похвальным листом за подписью самого Императора обучение завершила! - Вот как? - вежливо удивился Всеволод и покачал головой. - Боюсь огорчить вас, дражайший Алексей Петрович, но не настолько наше Управление пока новыми веяниями пропитано, чтобы девице, пусть и весьма талантливой подобную должность доверили. Сами понимаете, барышне она не подобает. - Да знаю я, - отмахнулся отец, - потому и решил к тебе обратиться. Ты сам говорил, тебе помощник требуется... Господин Изюмов замолчал, ожидая вполне возможной резкой отповеди от своего молодого друга. Дела, которые поступали к Всеволоду, не были простыми и повседневными, Зеркальщику доверяли то, в чём не могли или не хотели разбираться опытные дознаватели, лишённые магического дара или обладающие лишь универсальной магией. Одним словом, службу Всеволода нельзя было назвать спокойной и безопасной, куда уж при таком раскладе брать девицу в помощники! Однако, отказывать Зеркальщик не спешил, лишь глаза опять прикрыл, с помощью своего дара быстро оценивая все возможные варианты развития событий. - Знаете что, Алексей Петрович, - решительно произнёс Всеволод и привычно улыбнулся одними уголками губ, - позвольте мне увидеться с вашей дочерью. Для того, чтобы понять, подойдём ли мы друг другу по... - Зеркальщик как-то странно усмехнулся, отчего его левая половина лица болезненно дёрнулась, - карахтеру. Судья не стал задумываться над тем, почему его друг так особенно выделил модное мудрёное словечко, вложив в него явно что-то личное и не очень приятное, лишь довольно крякнул и, стараясь сохранить неспешный солидный тон, приличествующий почтенному отцу семейства, заметил: - Мы нонче на бал едем в ассамблею, всем семейством. Сказывают, большой праздник затевается, весь город будет. Всеволод нахмурился: - Весь город? Алексей Петрович кивнул: - Да, весь город. Даже купец Омутов, Михаил Осипович, уж на что затворником слывёт, а и то обещал почтить бал своим присутствием. И супруга его, Анфиса Игнатьевна, тоже быть обещала. Серые глаза Зеркальщика потемнели, став по цвету подобны угольной пыли: - Вот как? Добро, в таком случае, на бале мы с вами и встретимся. Да, кстати, не маскарад планируется? Изюмов задумчиво почесал подбородок, припоминая, о чём щебетала супруга и старшая дочь, и огорчённо развёл руками: - Вот уж чего не знаю, того не знаю. Может, у Софьюшки спросить? - Полагаю, не стоит беспокоить Софью Васильевну, у неё сейчас хлопот по подготовке к празднику предостаточно. Если позволите, Алексей Петрович, я откланяюсь, мне ещё нужно подготовиться к вечеру. До встречи на бале! Всеволод вежливо поклонился и исчез, а Алексей Петрович отчётливо вспомнил, как мальцом стоял зимой на верхушке большой обледенелой горы. И жутковато было, и весело, и как-то томительно щемило сердце за миг до того решающего шага, после которого ничего уже не изменишь и покатишься вниз, задыхаясь и слыша оглушительный свист ветра в ушах. И не знаешь, не ведаешь, что ждёт тебя внизу: пушистый ли сугроб, в который зароешься как в одеяло или же твёрдая наледь, в кровь разбивающая руки и колени.
  Осколок третий. Отражение для Зеркальщика
  Хоть семейство Изюмовых и начали подготовку к балу заблаговременно, в дворянскую ассамблею всё же прибыли с изрядным опозданием. А всё из-за младшей дочери, Аннушки, которая трижды требовала причесать себя по-новому, сетуя на то, что ей по младости лет не позволены высокие, открывающие шею и плечи, причёски. Глядя на сестру, и старшая дочь, Юленька, тоже перчатки заменила, потом ожерелье в тон платью решила найти, всех горничных взбудоражив, а как пропажа отыскалась, решила, что на платье в тон украшение совершенно теряется. Одному богу ведомо, сколько бы ещё девицы собирались, доводя до совершенного отчаяния свою среднюю сестрицу, если бы батюшка, огневавшись, в приказном порядке не приказал всем сесть в карету. А кто, мол, не успеет, тот дома останется либо же своим ходом добираться будет. Угроза возымела действие, барышни, пища испуганными мышками, застигнутыми в самый разгар пиршества котом, вспорхнули в карету и нахохленно замолчали, обиженно отвернувшись к окнам. Впрочем, Алексей Петрович в карете с дамами ехать не стал, предпочтя мягким бархатным диванам своего верного буланого конька, Вихря, Варенька вспоминала чудный сон, с замиранием сердца вспоминая сероглазого молодца со шрамом на щеке, а на маменьку обижаться и вовсе было неприлично. Да и небезопасно, поскольку Софья Васильевна весь дом держала в строгости и воли много, что своим чадам, что слугам, не давала. Когда карета подъехала к залитой ярким светом ассамблее, у дам вырвался единодушный вздох восхищения. И было от чего. Массивные кованые ворота были тщательно убраны еловыми ветвями, переплетены золотистыми лентами и чуть припорошены выпавшим днём снежком. На каждой высокой ступени входа стояли высокие напольные вазоны, также с еловыми ветвями, украшенными позолоченными орехами и пёстрыми нитями бус. Встречающие гостей лакеи были в жемчужно-белых ливреях, делающих их подобным сказочным духам, которые, согласно легендам, способны исполнить самое заветное желание в новогоднюю ночь. Варенька, сбросив изысканную шубку из серебристого беличьего меха на услужливо подставленные руки, расправила нежное, цвета слоновой кости, бальное платье и с замирающим от волнения сердцем шагнула в зал. Блеск и великолепие бальной залы, невероятных размеров ель, стоящая в центре и, казалось, упирающаяся в потолок своей верхушкой, на миг ослепили девушку. Варенька застыла, восторженно глядя по сторонам и позабыв о трепетно сохраняемом в глубине души сновидении, ведь реальность превзошла все самые смелые мечтания. - Дитя, не стой у самого входа, это неприлично, - прошептала Софья Васильевна дочери, незаметно подталкивая её локотком и лучистой улыбкой приветствуя оказавшихся поблизости знакомых и соседей. - Маменька, как же здесь красиво! - благоговейно прошептала девушка, не отрывая блестящих глаз от симпатичного миниатюрного ангелочка, прячущегося в густых ветвях праздничной ели. - Рад, что тебе нравится, - прогудел Алексей Петрович, внимательно оглядываясь по сторонам и кивком приветствуя знакомых и коллег. По залу поплыли звуки вальса. Раскрасневшуюся и не скрывающую торжествующей улыбки Юленьку пригласил стройный юноша в мундире кавалергарда, к трепещущей от волнения Аннушке подошли сразу два кавалера. Варенька, на долю которой партнёра для танца не досталось, отошла поближе к стене, с восхищением глядя на скользящие по паркету блестящие пары. И вот тут-то уже подзабытый сон и стал воплощаться в жизнь. Рядом со столиком, уставленным всевозможными лакомствами, барышня заметила среднего роста русоволосого мужчину в сером военного кроя платье. Варвара Алексеевна приглушённо охнула и во все глаза воззрилась на незнакомца, ведь это был он: мужчина из сна! Барышня с трепещущим от волнения сердцем отмечала всё новые и новые черты, которые успела приметить ещё во сне. Вот горделивый разворот плеч, и величественная посадка головы. А вот и глубокий шрам на левой щеке, побелевший от времени, но всё ещё очень даже заметный. Варенька встретилась взглядом с большими серыми, словно туман над водой, глазами и застыла, заворожённая серебристыми искорками на дне этих бездонных очей. Стоит ли удивляться тому, что мужчина заприметил беззастенчиво уставившуюся на него девицу, но вместо того, чтобы огневаться либо же надменно вскинуть брови, выражая тем самым неудовольствие от столь грубого нарушения этикета, лишь вежливо кивнул. Варвара же Алексеевна вместо того, чтобы застыдиться и спрятаться в толпе либо же укрыться за веером, почтительно присела, как делала всякий раз, когда в дом приходили папенькины друзья, люди весьма почтенные и, к вящему огорчению барышень, лет преклонных. Уголки чуть надменных чётко вылепленных губ незнакомца приподнялись, обозначая улыбку, после чего мужчина решительно одёрнул мундир и широким шагом двинулся к окончательно растерявшейся Вареньке. 'Что же делать? Мы же незнакомы!' - вспугнутыми воробьями пронеслось в голове у барышни, и она в растерянности повернулась туда, где, как ей помнилось, остановились её родители. К счастью, папенька с маменькой по-прежнему оставались у увитой серебристыми лентами колонны, ведя оживлённый разговор с седым гневливого вида генералом, рядом с которым стояла молодая, Варенькина ровесница, барышня. Для дочери девица держалась слишком смело, то что-то шепча генералу на ушко, то тонкой рукой в длинной белой перчатке касаясь его плеча, то переплетая свои нежные пальчики с его толстыми пальцами. Как успела заприметить Варвара Алексеевна, регулярно тренирующая наблюдательность, на безымянном пальчике девицы сверкало золотое кольцо с неприлично крупным бриллиантом. На правой руке генерала также поблёскивала кольцо, хотя, насколько Варенька помнила, мужчина три года назад овдовел. Причём гибель его супруги вызвала всплеск пересудов и кривотолков по всему городу, поскольку дама комплекции была весьма крепкой, на здоровье никогда не жаловалась, всех врачей во всеуслышание называла шарлатанами и коновалами, а зачахла за неделю от неизвестной болезни, сразу лишившей её подвижности и речи. Официальной причиной гибели генеральши назвали апоплексический удар, но по городу долго ходили слухи о том, что супруг просто отравил опостылевшую жену ради молодой и красивой любовницы. И вот сейчас, глядя на генерала и его спутницу, Варенька дерзнула предположить, что слухи об отравлении генеральши не так уж сильно и противоречат действительности. - Сударыня, - раздался за спиной девушки обволакивающий бархатистый голос, и барышня, испуганно охнув, обернулась так резко, что лёгкие юбки взметнулись вверх, обнажив стройные щиколотки и туфельки на высоком каблучке. - Вы смотрите на меня с таким ужасом, словно созерцаете привидение, - давешний сероглазый незнакомец в лёгкой улыбке приподнял уголки губ, - позвольте спросить, чем я вызвал подобный страх? Варвара Алексеевна смешалась, чувствуя, как предательская краска заливает не только щёки, но и лоб, уши и даже шею. - Сударь, я... Мне... - промямлила барышня, так тиская веер, что он начинал угрожающе потрескивать. - Будущей помощнице дознавателя не пристало быть столь робкой, - всё тем же бархатистым тоном заметил мужчина. Варенька распахнула глаза, со смесью восхищения, благоговения и ужаса взирая на своего собеседника. - Откуда Вам известно, сударь?! - Известно, что, сударыня? - парировал незнакомец. - Ваше желание стать помощником дознавателя? Всё очень просто, - мужчина перешёл на шёпот, коим на сцене говорят замышляющее недоброе злодеи, - я Зеркальщик. Разве Вы не знаете, что таким, как я ведомы все самые глубокие тайны сердец? Варвара Алексеевна приглушённо охнула и опять залилась краской, хотя была уверена, что пуще смутиться уже не получится. - Кроме того я имею честь быть другом Вашего батюшки, а Ваш портрет, равно как и портрет Софьи Васильевны и Ваших сестриц стоит у него на столе в рабочем кабинете Сыскного Управления, где я, равно как и Ваш батюшка, состою на службе. Вареньке вспомнилось, как её маленькой девочкой толкнули на большую чудесную витрину магазина игрушек, что стоит на пересечении Пряничных рядов и Церковной улицы. Тогда тоже во все стороны брызнули осколки, разрушая чудесное, воистину, чародейское великолепие, круша сказку на острые, наносящие кровавые раны куски. - Я огорчил Вас, - незнакомей мягко взял вялую безвольную руку девушку в свои тёплые и сильные ладони. - О, а вот и Всеволод, - пророкотал Алексей Петрович, подходя ближе и с лукавым добродушием посматривая на руку дочери, спрятавшуюся в ладонях мужчины. - Вижу, уже успел свести знакомство с моей непоседой? - Как такового знакомства у нас ещё не состоялось, - опять приподнял в улыбке уголки губ мужчина, - официально нас друг другу пока никто не представлял. Вареньке показалось, что Зеркальщик как-то особливо выделил короткое слово пока, но разве можно быть в чём-то твёрдо уверенной, если имеешь дело с подобным опасным, если верить всевозможным энциклопедиям, человеком? Ведь Большая энциклопедия талантов и дарований ставит дар Зеркальщиков рядом с проклятыми способностями Некромантов, с той лишь разницей, что Некромантия запрещена и преследуется властями, а Зеркальщиков, наоборот, усиленно привлекают к службе. - Варвара, - шикнул на дочь отец, - хватит грезить наяву. Обрати внимание на кавалера, коему я тебя сейчас представлять буду. Варвара Алексеевна вскинула глаза на Зеркальщика и без труда прочитав в его глазах улыбку, опять закраснелась и потупилась. - Всеволод Алёнович, имею честь представить тебе свою дочь, Варвару, - звучно пророкотал Алексей Петрович, изящно, как того требовали правила приличия, указывая на стоящую рядом барышню. - Варенька, а этой мой верный друг Образов Всеволод Алёнович, один из лучших дознавателей Сыскного Управления. - Право слово, вы мне льстите, Алексей Петрович, - возразил Всеволод, и Варенька ясно поняла, что сказана сия фраза была отнюдь не из вежливости. - Варвара Алексеевна, могу я пригласить Вас на тур вальса? Веер в руках барышни опять затрещал, девушку раздирали нешуточные сомнения. С одной стороны, Варенька боялась показать себя недостаточно грациозной и интересной, с другой страшно хотелось познакомиться с таинственным Зеркальщиком поближе, а где это лучше сделать, как не в танце?! - Благодарю Вас, Всеволод Ал... - Варвара Алексеевна споткнулась на причудливом отчестве кавалера, сомневаясь, что расслышала его правильно, но потом всё же решила рискнуть, - Алёнович. Всеволод, вне всякого сомнения, заминку барышни заметил, но вида не подал. Мягко взял девушку за руку, вывел ближе к центру, а потом повёл в танце так легко и плавно, словно всю жизнь ничем другим, кроме танцев, не занимался. - Вы прекрасно танцуете, - восхищённо заметила Варенька, уже на первом круге расслабляясь и перестав опасаться, что запутается в ногах или ошибётся в движении. - С превосходной партнёршей это не трудно, - вернул комплимент Всеволод. Девушка опять смутилась, отвела взгляд, но потом решила, что танец короток и растрачивать его на молчание не стоит. Ей о многом хотелось спросить, но как это сделать, чтобы не показаться любопытной кумушкой? - О чём именно Вы хотели меня спросить, Варвара Алексеевна? - неожиданно пришёл на помощь девушке Зеркальщик. Барышня изумлённо распахнула глаза и округлила ротик, вызвав у Всеволода нестерпимое желание её поцеловать: - Откуда Вы знаете, что я хочу? Вы мысли читать умеете? Зеркальщик негромко рассмеялся, чуть плотнее прижимая барышню к себе. - Нет, мысли я читать не умею. Правильнее будет сказать, что я вижу помыслы и желания людей, особенно таких искренних, как Вы. Варенька невольно насупилась, безошибочно угадав в словах Всеволода намёк на то, что она излишне наивна. Вот ведь, какой! Недаром всё-таки Зеркальщиков по степени опасности приравнивают к Некромантам, с таким ухо востро держать стоит, уж больно проницательные, ничего от них не скрыть! И опять мужчина всё правильно понял. Погладил ласково девичью руку, в глаза заглянул, молвил почти просительно: - Не гневайтесь, Варвара Алексеевна. Для меня видеть чувства и помыслы также естественно, как дышать или ходить. Об искренности же Вашей я упомянул не в укор, а в похвалу, для меня истинное счастье встретить столь цельного и светлого человека. От нежданных комплиментов Варенька зарделась и сбилась с ритма, чувствительно наступив кавалеру на ногу. - Ой, простите, - пролепетала девушка, дивясь тему, что и у неё нога заныла от боли, - я нечаянно! - Мне не больно, - улыбнулся Зеркальщик, продолжая кружить барышню так, словно бы ничего и не произошло. - Да как же не больно, - живо возразила Варвара Алексеевна, - когда у меня самой нога заныла! Только не правая, как у Вас, а левая. От этого невинного, с точки зрения барышни, заявления, Всеволод вздрогнул, побледнел и замер столбом прямо посреди бальной залы. - Вы чего? - всполошилась Варенька, тревожно заглядывая в глаза кавалеру. - Вам нехорошо? Давайте постоим, признаюсь, у меня тоже от этого танца всегда голова кружится, и дыхание сбивается. Всеволод машинально приподнял уголки губ в улыбке и будто бы случайно повёл девушку к огромному, от пола до потолка, зеркалу. Конечно, сама Варенька предпочла бы удобные стулья, поставленные у противоположной стены, в крайнем случае, сгодился бы столик с прохладительными напитками и сладостями, поставленный ближе к входу, но не спорить же с кавалером из-за такой мелочи! - Смотрите, - прошептал Всеволод, останавливаясь у зеркала и становясь за спиной у Варвары Алексеевны, чуть обнимая её за талию. Барышня с вежливым интересом взглянула на своё отражение (слава богу, не растрепалась и не раскраснелась сильно), а потом присмотрелась внимательнее, да так и ахнула. Её собственное отражение по непонятной и, чего греха таить, пугающей причине колыхалось, изменялось, будто Варенька смотрела не в зеркало, а в воду озера, по которому гуляли мелкие барашки волн, сливаясь со стоящим сзади Всеволодом. - Как же это? - пролепетала растерянная девушка. - Отчего? - Так я и думал, - пробормотал Всеволод Алёнович, а потом вдруг, совершенно неожиданно, спросил. - Варвара Алексеевна, надеюсь, Ваше сердце пока свободно? У Вас нет жениха или тайного возлюбленного? - У меня и явного возлюбленного нет, - фыркнула барышня, всё ещё зачарованно глядя на сливающиеся в одно отражения. - Глупости сии меня не прельщают! Впервые с момента знакомства лицо Всеволода озарила широкая улыбка, из-за шрама выглядящая несколько пугающей, словно оскал хищника, загнавшего жертву и уверенного, что она никуда не сбежит. - Отлично, - пробормотал мужчина. - Варвара Алексеевна, я намерен просить Вашей руки! От неожиданности Варенька растерялась и тоненьким детским голосочком пролепетала первое, что пришло в голову: - Вам правая или левая рука надобна? Зеркальщик не удержался, коротко хохотнул, но приметив досаду в глазах барышни, оборвал смешок и чуть подрагивающим от веселья голосом ответил: - Варвара Алексеевна, прошу меня великодушно простить, моя мольба была недостаточно вразумительной. - Всеволод Алёнович, - воскликнула Варенька и даже в порыве чувств притопнула ножкой, чего, разумеется, никогда бы не позволила себе в более спокойном состоянии духа, - Вы смеётесь надо мной! И не смейте это отрицать! Барышня задохнулась от волной нахлынувшего праведного негодования, а потому и не смогла больше ничего добавить. Колкие слова, подобно рою рассерженных пчёл, вертелись на языке, толкались, никак не желая выстраиваться в ровную стройную фразу. В самом деле, что себе позволяет этот Зеркальщик! Магический дар и служба дознавателем ещё не дают ему права смеяться над бедной девушкой! Варвара Алексеевна совсем уж было решила уйти, оставив невысказанные горькие слова грозовой тучей висеть над головой мужчины, но тут Всеволод Алёнович мягко коснулся кончиками пальцев девичьей руки (тут же резко отдёрнутой) и мягким просящим тоном произнёс, покаянно склонив голову: - Варвара Алексеевна, я нижайше прошу простить меня, коли мои слова показались Вам обидными либо же непристойными. Барышня поджала губки, чувствуя, как в душе её, подобно мифическим, описанным в книге о легендарном короле прошлого, драконам сошлись в битве смесь запальчивости и обиды с привитым родителями чувством такта, благоразумием и милосердием. Было в этом вихре чувств какое-то ещё, ранее неизведанное, смутное, мелькающее золотой рыбкой на самом дне. Что-то очень родное и тёплое, расправляющее крылья за спиной и дарящее сияние глазам. - Хорошо, Всеволод Алёнович, - наконец, соблаговолила вынести свой вердикт Варвара Алексеевна, - я принимаю Ваши извинения, - девушка помялась, разрываясь между благородством и любопытством, но потом всё же не стерпела и, кокетливо взмахнув ресничками, закончила, - только при одном условии. Зеркальщик молча поклонился, всем своим видом выражая почтительное ожидание и готовность выполнить любой каприз дамы. Варенька замялась, не зная, как тактичнее озвучить свою просьбу. Ей страшно, до похолодания пальчиков на руках, хотелось разузнать побольше о своём кавалере, который даже часу не пробыв в её обществе, решился сделать ей предложение, но как спросить? И, самое главное, что спросить? Не будет ли, например, неприличным попросить Зеркальщика поведать о его таинственной и, чего греха таить, завораживающей магии? Или для начала стоит завести светский разговор о детских годах и почтенных родителях? Да, пожалуй, так будет правильнее. И Справочник Дознавателя Сыскного Управления советует сперва разговорить, доверие взрастить, а потом уже задавать вопросы неприятные, либо по каким-то причинам болезненные, или же содержащие в себе какую-то тайну. Приняв решение, Варенька решительно откашлялась, повернулась к своему кавалеру, чтобы видеть его большие, туманно-серые глаза и вежливо улыбнулась. Всеволод Алёнович опять почтительно поклонился, церемонно прижав руку к кипенно белой манишке на груди. - Какой чудесный нынче бал, - прощебетала Варвара Алексеевна, лихорадочно вспоминая, как именно Справочник Дознавателя советовал взращивать доверие, - столько гостей! Даже Михаил Осипович Омутов, известный всему городу меценат, слывущий затворником, почтил бал своим присутствием. И не один, а с супругой! Девушка покосилась на стоящего у окна обрюзгшего с болезненно отёкшим лицом высокого мужчину, рядом с которым стояла высокая бледнолицая женщина, чьи посеребрённые временем чёрные волосы были уложены в высокую изысканную причёску. Непонятно почему, пара производила неприятное впечатление, словно две жабы, вылезшие ярким летним днём на бортик мраморного фонтана. Варенька качнула головой, прогоняя странное гнетущее впечатление, и опять повернулась к Зеркальщику: - Вы с ними знакомы? Всеволод Алёнович задумчиво посмотрел на пару, его выразительное лицо отражало лишь вежливое равнодушие, но большие серые глаза потемнели, а шрам на щеке неожиданно побагровел, став особенно заметным и безобразным. - Варвара Алексеевна, - Зеркальщик едва ощутимо коснулся рукой пальчиков девушки, - давайте немного прогуляемся. Я слышал, тут чудесный зимний сад. Ну вот, обещал исполнить любое условие, а сам ответом на простой вопрос манкирует! Варенька обиженно поджала дрогнувшие губки. - Клятвенно обещаю ответить и на этот, и на все последующие вопросы, - прошептал Всеволод Алёнович так тихо, что барышня едва разобрала его голос в звуке музыки и гуле других голосов, - но только не здесь. Девушка задумчиво посмотрела на своего, ставшего ещё более таинственным, кавалера. Чего он скрывает? А вдруг, душегубец, о коем папенька намедни в газете прочёл? Да нет, душегубов в Сыскное Управление на службу не берут, да и батюшка с дурным человеком дочь бы тет-а-тет не оставил. - Хорошо, - Варвара Алексеевна качнула головой столь энергично, что длинные серьги в ушах исполнили страстный танец, разбрасывая радужные искры, - я согласна. Только Вы пообещайте ответить на любой мой вопрос. - Я даже готов предложить Вам стать моим помощником, - улыбнулся Зеркальщик, в глубине глаз которого плеснула искорка улыбки. Барышня застыла на месте, разом потеряв способность слышать и видеть. - Да-да, достопочтимая Варвара Алексеевна, я буду счастлив видеть Вас своим помощником, - повторил Всеволод Алёнович, доставая из внутреннего кармана, кои вошли в моду совсем недавно, блестящую карточку из плотной бумаги, пахнущей чем-то освежающим. - А это Ваш пропуск, который Вам следует показать при входе в Сыскное Управление. Или Вы предпочитаете, чтобы я завтра с утра за Вами заехал, и мы вместе отправились на службу? - Нет-нет, - воскликнула девушка, протягивая руки к заветной карточке, как в детстве тянулась за леденцом, - это неприлично. - Как пожелаете. Зеркальщик протёр карточку и протянул её Вареньке. Барышня схватила нежданный подарок и жадно воззрилась на чёткие, написанные твёрдой рукой буквы, лишённые каких-либо завитушек или иных украшений. Текст лаконично гласил, что Изюмова Варвара Алексеевна, обладающая даром понимать язык животных и птиц, является помощницей дознавателя Образова Всеволода Алёновича, являющегося потомственным Зеркальщиком. Варенька восторженно пискнула, прижимая к груди, как любимую куклу, пропуск. - А откуда Вы знаете, что я язык животных понимаю? Папенька рассказывал? - Да, Алексей Петрович весьма гордится Вашим даром и часто о нём упоминает. Варвара Алексеевна польщённо улыбнулась, спрятала пропуск в крошечный, болтающийся на запястье ридикюль и благосклонно вложила свою мягкую ручку в протянутую мужскую ладонь. Девушка была свято убеждена, что кавалер не обманет её и выполнит своё обещание: ответит на все вопросы. А их у любознательной барышни накопилось куда как много!Например, почему Всеволод Алёнович повёл её в зимний сад кружным путём, по-за спинами гостей, хотя можно было и не таиться, ведь Алексей Петрович представил их друг другу, да и тет-а-тет у зеркала тоже заприметили все городские сплетники. Варенька досадливо вздохнула, резко взмахнула веером. - Если Вам будет угодно, я готов завтра утром приехать к Вашему батюшке для официального разговора, - мягко произнёс Зеркальщик, галантно открывая неприметную дверь и пропуская девушку вперёд. Варвара Алексеевна озадаченно нахмурилась: - А о чём Вам так спешно требуется поговорить с папенькой? Или я вмешиваюсь в дела строго конфиденциальные? Всеволод Алёнович приглушённо рассмеялся. Варенька поспешно повернулась, чтобы увидеть его улыбку, но застала лишь привычно чуть приподнятые уголки губ. - Варвара Алексеевна, Вы очаровательны. Я хотел сказать, что готов хоть завтра просить Вашего батюшку благословить нас. Барышня замерла, на миг ей показалось, что всё вокруг покрылось толстым слоем пыли, как замки в романах, кои старшая сестрица перед сном читает и под подушкой прячет. А потом в темноте спать боится и свечку у изголовья на ночь оставляет. Но самое странное, категорически отказывать Зеркальщику в его притязаниях девушка также не желала, хотя точно знала, что одного её короткого слова отказа будет достаточно, чтобы тема сватовства больше никогда не поднималась. - Вольно Вам смеяться надо мной, Всеволод Алёнович, - капризно повела плечиком Варвара Алексеевна, решив считать всё лишь шуткой. - А я не шучу, Варвара Алексеевна, - голос мужчины был тихим, но проникал, казалось, в самую глубину души, - Вы моё Отражение. - Кто? - пролепетала девушка, пытаясь призвать к порядку заметавшиеся пчелиным роем мысли. Сердце отчего-то распахнуло крылья и воспарило ввысь, коленки стали мягкими, словно рождественский студень, а голос дрогнул. - Отражение, - терпеливо повторил Всеволод Алёнович. - Суженая, богоданная, пара одна и на всю жизнь. По лицу Вареньки помимо её воли растеклась счастливая улыбка. Конечно, всё это совершенно несвоевременно, и мечталось (да и мечтается) об ином, о службе, а не о тихих прелестях семейного счастия, но как же всё-таки приятно! Как лестно знать, что именно она, Варенька Изюмова, барышня отнюдь не кукольной красоты, без длинной родословной, корнями уходящей в глубину веков и десятков сундуков золота стала Отражением Зеркальщика! Как он сказал? Богоданная? Девушка не удержалась и приглушённо пискнула от восторга. Хотела ещё в ладоши похлопать, да застыдилась, всё-таки не малая уже, нужно приличия соблюдать. Варвара Алексеевна укрылась за веером и украдкой посмотрела на своего кавалера. Всеволод Алёнович выглядел невозмутимым, только серые глаза потемнели, да шрам опять побагровел, выдавая душевное смятение. 'Да что же это я, - охнула Варенька, мучительно покраснев, - человек мне сердце открыл, а я молчу как истукан бессердечный! В самом деле, нельзя же тиранить хорошего человека!' - Благодарю Вас, сударыня, - Всеволод Алёнович ласково сжал пальцы девушки. - Несносный Вы человек, - рассердилась Варенька и даже шлёпнула Зеркальщика по руке веером, - опять мысли читаете! То есть эти... отголоски чувств, вот! - Я не прилагаю для этого никаких усилий, - виновато развёл руками Всеволод с трудом удерживаясь от того, чтобы заключить барышню в объятия, - для меня это также естественно, как дышать, ходить либо говорить. Карие глаза Вареньки загорелись от любопытства: - А откуда у Вас сей дивный дар? От батюшки? - Нет, от матери. Вопреки многочисленным слухам, женщины тоже могут обладать даром Зеркальщика, но в отличие от мужчин, не могут его использовать без дополнительной магической помощи. Всеволод Алёнович покосился на спутницу и с удовлетворением заметил, что беседа ей интересна и приятна. Какое счастье, что судьба сделала его Отражением именно эту барышню, а не какую-нибудь тощую девицу, у которой глаза начинают слипаться, стоит только разговору свернуть с темы балов да кавалеров! - Без дополнительной помощи? - Варвара Алексеевна удивлённо приподняла брови. - Как это? Зеркальщик помолчал. Беседа свернула на тропу, коей он ходить не любил, так как давнее прошлое всё ещё причиняло боль. - У моей матушки была подруга, которая давала ей силу для совершения необходимого чародейства. Сама по себе маменька даже отразить взгляды не могла... из-за чего и погибла. Варенька чуть слышно охнула и прижала похолодевшие пальчики к губам. Вот ведь, любопытство неуёмное, так, походя, коснулась раны незажившей! Чтобы скрыть смущение и перевести разговор в менее печальное русло, девушка спросила: - А на какое чародейство способны Зеркальщики? В Энциклопедиях вас каким только даром не наделяют. Всеволод пожал плечами: - Талантов у нас много, но они всё же не безграничны. Мы можем видеть отпечаток мыслей и чувств, скажем так, незримую глазом оболочку, что окружает каждого человека и служит для защиты его дела и духа. Барышня кивнула, смутно припоминая, что в одной слёзно вымоленной у папеньки книге читала о таком. Правда, содержание память сохранила отрывочное, уж больно текст оказался скучным да ещё нашпигован, как рождественский гусь, всевозможными магическими формулами да терминами научно-философскими, коих Варенька терпеть не могла. Случалось, что и задрёмывала над книгой, а после того, как одну страницу восемь раз прочла и всё равно ничего не усвоила, вернула фолиант батюшке. Но про незримую оболочку запомнила, до головной боли себя тогда довела, пытаясь свою, как книга гласила, ауру разглядеть. - Ещё мы умеем принимать облик любого живого существа, отразившегося в зеркале или же любой другой блестящей поверхности, - между тем продолжал Всеволод Алёнович так спокойным тоном, словно не о дивах дивных толковал, а о дожде, зарядившем в сенокосную пору. - Правда? - ахнула Варенька и восторженно всплеснула руками. - А покажите, прошу Вас. Зеркальщик усмехнулся одной половиной рта, затем огляделся по сторонам и шагнул к небольшому круглому столику. Положил ладонь на блестящую, навощённую до зеркального блеска столешницу, после чего вздрогнул всем телом и... пропал. На его месте появилась томноокая блондинка, чьё платье из изумрудного бархата было в полном беспорядке. Варвара Алексеевна ахнула, увидев неприличную глубину выреза, в котором отчётливо виднелась грудь, не сдерживаемая даже корсетом. - Господи, срам-то какой! - воскликнула девушка, поспешно закрываясь веером. - Срам - это то, что тут происходило не далее, как три четверти часа назад, - хмыкнул Всеволод, возвращая себе привычный облик. Девушке стало страшно интересно узнать, что же такого неприличного могло происходить в зимнем саду, да ещё и в самый разгар бала, но стоически сдержалась. Не стоит показывать свою наивность, лучше по возвращению домой у сестрицы один из её томных романов взять для прочтения. - А я читала, что для Зеркальщиков нет никаких тайн, - Варвара Алексеевна взмахнула ресничками, прогоняя видение пышногрудой блондинки, - Вы душу любого человека до самого донышка осветить можете. Всеволод Алёнович согласно кивнул: - Можем. Только чем глубже мы погружаемся в душу другого человека, тем хуже нам потом становится. Я вот, например, следующее полное погружение смогу провести не ранее, как через седмицу. - А почему так долго? - огорчённо воскликнула девушка. - Вчера, - по лицу Зеркальщика скользнула лёгкая усмешка, - с одним молодцем по душам потолковать пришлось. Но Вы не печальтесь, Варвара Алексеевна, за время нашей с Вами службы Вы ещё не раз увидите сей процесс. Хотя, смею Вас уверить, ничего примечательного в нём нет. Особенно если со стороны смотреть. Варенька вздохнула. Жаль, конечно, что самый таинственный дар Зеркальщика невозможно прямо сейчас лицезреть, но, как правильно заметил Всеволод Алёнович, будет ещё время освещением потёмок чужой души полюбоваться. Кстати, а вот и ещё один вопрос прояснения требует. - Не сочтите меня дерзкой, - барышня кокетливо приложила веер к груди, вспомнила значение сего невинного, на первый взгляд, жеста и смущённо зарделась, - но, смею заметить, имя у Вашего батюшки для слуха непривычное. И опять лицо Всеволода исказила хищная улыбка-оскал: - У моего батюшки имя самое обычное, я же прозываюсь по матушке. Её Алёной звали. Фамилию же мне в воспитательном доме дали, да не простую, а с намёком на мой дар Зеркальщика. Хотя я, признаюсь честно, в отрочестве его за проклятие считал. Не очень-то нас, Зеркальщиков, обыватели простые жалуют. Варенька удручённо кивнула, безжалостно коря себя за неумеренное любопытство и бесчувственность. Всеволод Алёнович сирота, батюшки своего, чай, и не знал никогда, маменьку тоже потерял, а она вот так, походя, его рану незаживающую ковырнула, да ещё и пуд соли, не меньше, в неё всыпала. - Не казните Вы себя так, Варенька, - Всеволод нежно коснулся девичьей руки, впервые обратившись к девушке просто по имени. - И батюшка мой жив и даже почти здоров, будь таково моё желание, я бы с ним все эти годы проживал. - А почему... - начала Варвара Алексеевна и осеклась, в который уже раз отчаянно покраснев и до треска терзая веер. Серые глаза Всеволода сверкнули сталью: - Потому что отцу нужен не я, а наследник. Потому что по приказу его жены мою матушку убили и меня погубить пытались, с той поры памятной и шрам у меня. Глаза барышни широко распахнулись, в нежной глубине угрожающе полыхнуло неукротимое пламя: - Так надо арестовать негодяев, судить их! - И какие доказательства, кроме собственных слов я смогу предоставить? - усмехнулся Всеволод. Девушка растерялась: - Так Вы же Зеркальщик... Вы же сами говорили, что видите... - Вот именно, что вижу. Но этого мало для того, чтобы арестовать и уж тем более судить. Я, Варвара Алексеевна, любое своё слово делом подкрепляю, виновность либо невиновность доказательствами подкрепляю, на слово мне никто не верит. А доказательств преступлений отцовой супруги у меня нет. Вот я и отражаю их взгляды, чтобы не увидели да не признали. - Ну, с мачехой понятно, а от батюшки-то своего почто скрываетесь? - спросила Варенька, решив оставить на потом выяснение способности отражения взглядов. Ох, и мудрёные эти Зеркальщики, не зря их по мощи магии к Некромантам приравнивают! - Отцу надобен наследник, я сам по себе, такой, какой есть, ему неинтересен. Это, во-первых. Во-вторых, я смутно чувствую, что без его одобрения супруга его ничего бы делать не стала. Сами понимаете, здесь доказательств у меня ещё меньше, даже чёткого видения нет. Уж очень хорошо мой батюшка роль благородного человека исполняет, как же, меценат благодетель! Всеволод Алёнович раздражённо фыркнул, во все стороны брызнули колючие светло-серые искры, как осколки разбившего вдребезги зеркала. - Так Ваш батюшка Михаил Осипович Омутов? - пролепетала Варенька, испытывая сильную потребность присесть либо же опереться на что-то. - Именно. Но повторюсь, лично я таким родством не горжусь и буду весьма Вам признателен, коли Вы о нём никому говорить не станете. Поверьте, Варвара Алексеевна, так для всех лучше будет, в том числе и для Вас, поскольку Вы, как моё Отражение, все чувства и ощущения со мной напополам делите. А сейчас позвольте пригласить Вас на танец, в зале мазурку заиграли. И Варвара Алексеевна, в который уде раз, бестрепетно вложила свои тонкие пальчики в сильную руку Всеволода Алёновича. Осколок четвёртый. Без вины виноватый На следующий после бала день утра для Вареньки началось с букета белых и розовых камелий, которые верная Малуша торжественно водрузила на стол перед завтракающей барышней. - Какая прелесть, - ахнула девушка потянувшись к цветам и начисто позабыв про остывающий кофий, который положила за правило употреблять каждый день перед выходом на службу. - С посыльным передали, - вся сияя гордой улыбкой заявила горничная, любовно оправляя нежные лепестки, - мальчонка из цветочного магазейна на углу Покровки, там, где в витрине корзинки с лилеями красуются. Варвара Алексеевна зарделась, вспомнив, что на цветочном языке белая камея означает: 'Ты восхитительна', а розовая - 'тоскую по тебе'. Девушка покачала головой, церемонно взяла отставленную чашку и тут заприметила прикреплённую к обвивающей букет атласной ленте уже знакомую блестящую карточку. Сердце взмыло вверх, затрепетав, если судить по ощущениям, где-то в голове, пальчики задрожали, Варенька едва кофий себе на колени не опрокинула и поспешно поставила его на стол. - Да что с Вами, барышня? - всполошилась верная Малуша. - То покраснели вся, словно на солнцепёке сидели, теперь вот побледнели. Можа, за дохтуром послать али маменьку кликнуть? Барышня отрицательно покачала головой, торопливо отцепляя карточку. Когда желанная добыча была в руках, девушка откинулась на спинку стула, прикрыв глаза и пытаясь хоть немного совладать с волнением. Да что с ней, в самом деле? Это отнюдь не первый букет, который ей дарят, месяц назад корнет Мамочкин почтил красной розой, тем самым пытаясь уверить, что она для него единственная и неповторимая, и он испытывает к ней пылкую страсть. Варенька розу приняла, но в страсть не поверила, по всему городу ползли слухи о любвеобильности молодого корнета. До того Пётр Семёнович Аласьев, весьма почтенный человек, доктор, прислал конфекты и цветы. Потом, правда, оказалось, что дар предназначался Юленьке, но приняла-то его Варенька! Сестрицы дома не оказалось, она с господином Бекетовым на лодке каталась. Варвара Алексеевна вздохнула и покосилась на зажатую в руке карточку. А вдруг окажется, что там нежелание принять на службу? Вдруг она не правильно истолковала значение камелий и это не признание в нежных чувствах, а отказ? Барышня насупилась и резко развернула карточку. На ней знакомым почерком, от которого кровь опять прилила к щекам, было написано: 'С наилучшими пожеланиями в первый день службы'. Подписи не было, да она Вареньке была и не нужна. Верная Малуша испуганно охнула, когда барышня вихрем вылетела из-за стола, расплескав-таки кофий и звонко крикнула: - Малуша, подай мне платье служебное! Да поживее! Горничная всплеснула руками и, быстро выскочив в гадеробную, торжественно внесла в комнату отобранное в результате многочасового обсуждения с матушкой и сестрицами простого кроя коричневое платье. По мнению Вареньки, наряд шёл ей изумительно, не сковывая движений и подчёркивая яркость глаз и нежность кожи, а вот Аннушка ехидно утверждала, что сестрица удивительно похожа на гимназистку, сбежавшую с занятий. Поскольку младшая дочь Алексея Петровича как никто другой разбиралась во всём, что касалось гимназисток, а особенно побегов с занятий, Варвара Алексеевна решила добавить платью строгости, присовокупив к нему чёрную шляпку с вуалеткой, чёрный строго покроя жакет и митенки, закрывающие ладони, но оставляющие на виду пальчики. Когда барышня вошла в комнату на строгий суд, старшая сестрица, Юленька, скорбным тоном поинтересовалась, кто в Сыскном Управлении предстал перед всемогущим Создателем и не по своей ли карьере девушка надела траур. Рассерженная Варенька кинула в сестру шляпкой, но тут вмешалась матушка, которая предложила украсить платье скромным и в то же время строгим кружевным воротничком, такими же манжетами и двумя рядами узких кружев, пущенных по подолу. После предложенного маменькой усовершенствования, наряд прошёл-таки безжалостный сестринский отбор и был одобрен. Варенька вздохнула, в очередной раз вспомнив, сколько времени у неё вчера ушло на выбор наряда и критически осмотрела себя в зеркале, поворачиваясь то одним боком, то другим. Что и говорить, время было потрачено не зря, из глубины зеркала на Варвару Алексеевну смотрела молодая привлекательная девушка, от проницательного взгляда коей не могла укрыться ни единая мелочь. То что нужно для помощницы дознавателя из Сыскного Управления. Удовлетворённо улыбнувшись своему отражению, барышня кокетливо поправила шляпку, сдвинув её по последней моде на бочок, натянула тонкие перчатки из нежнейшей кожи (подарок папеньки на первый день службы) и подхватила лёгкий зонтик. Опять покрутившись перед зеркалом, Варенька отложила зонтик и взяла вместо него тросточку. - Да видано ли дело, барышня, - недовольно заворчала Малуша, - Вы ишшо кинжал к боку прицепите! И енти, как их, пистолеты. - Трость многие дознаватели используют, - попробовала защищаться Варвара Алексеевна, но горничная непреклонно фыркнула: - Ишшо бы, они же все ломаные-переломанные, да они шагу без трости не ступят. - Не правда, у батюшки ноги целые, но он из дома никогда без прогулочной трости не выходит, - пылко возразила Варенька и покраснела, подумав, что у Всеволода Алёновича тоже этой необходимой для мужчин детали туалета не заприметила. - У барина в трости шпага сокрыта, вот он её и берёт, особливо когда ввечеру гулять надумает, - не отступала Малуша. - Вашей же палочкой даже комаров не распугать, уж больно тонка. Возьмите лучше ридикюль, он поболе барышне-то подойдёт. Варвара Алексеевна досадливо поджала губки, но всё-таки заменила трость ридикюлем. Опять повертелась перед зеркалом и решила, что своим обликом не посрамит ни Управления, в коем станет служить, ни своего начальника. При мысли о Зеркальщике барышня опять смущённо зарделась, потупилась и от зеркала отошла, словно устыдилась собственного отражения. В дверь коротко постучали, горничная поспешно открыла, о чём-то пошушукалась, а потом церемонно объявила: - Экипаж подан, барышня. - Какой экипаж? - изумилась Варенька. - До Управления идти всего минут двадцать, не более. Малуша насупилась: - Негоже молодой барышне одной по улицам блуждать. И уж коли Вы моим обчеством брезгуете... Варвара Алексеевна бросилась к горничной, обняла её, расцеловала в крепкие, словно наливные яблочки, щёки: - Ну что ты, Малушенька! И вовсе я тобой не брезгую, утруждать не хочу, ты, вон, и так с петухами вскочила и ещё не присела. Польщённая Малуша расплылась в широкой улыбке, но вопреки чаяниям барышни, от своего не отступилась, упрямо повторяя: - Мне, конечно, лестно подобное слушать, но одну я Вас, барышня, всё одно не отпущу. Мне барыня потом голову снимет, а барин ей в ентом с удовольствием поможет. Варенька досадливо вздохнула. Как говорится, выбор невелик да стоять не велит, времечко-то не останавливается, пора уж выходить, негоже первый же служебный день с опоздания начинать. Девушка решительно вскинула голову: - Ладно, Малушенька, поеду я на экипаже, чтобы батюшке с матушкой да тебе спокойственне было. Горничная одобрительно закивала: - От и ладно, барышня, от и добро. Я вам тамотка ишшо приказала пледик приготовить, чтобы ножки в дороге не зазябли, да корзиночку со снедью спроворить... - Малуша! - в отчаянии всплеснула руками Варвара Алексеевна, - не надо ничего, я же не леса глухие собираюсь! - Барыня приказали, - насупилась верная горничная. Варенька открыла было рот, но глянув на часы, охнула и быстрее ветра выскочила из комнаты. Времечка оставалось совсем в обрез. Девушка вскочила в экипаж, неприлично звучно хлопнув дверцу и срывающимся от волнения голосом приказала: - Трогай! Кучер Митрич, которого ничто на всём белом свете не могло вывести из созерцательного спокойствия, коему позавидовали бы и великие философы древности, взмахнул кнутом и крикнул: - Но-о-о, давай, родимая! Каурая в яблоках трёхлетка, которая носила прозвище Ягодка за безобидный нрав и потому особенно любимая кучером, вяло заржала и тронулась с места неспешным аллюром. - Митрич, родненький, скорее, - взмолилась Варенька, понимая, что пешком у неё вышло бы добраться до Управления гораздо быстрее, чем на экипаже. - Чаво скорее, - рассудительно заметил кучер, выбивая о голенище прокуренную до черноты трубку, - чай, не на пожар спешим. - Я на службу опаздываю! Тю, - пыхнул дымком Митрич и пренебрежительно сощурился, - видано ли дело, девице на службу ездить! Я Вам так, барышня, скажу: не бабское енто дело. Мужик должон служить и семью обеспечивать, а жёнке след детей рожать да по дому, аки мыши, шебуршать. - Митрич, у тебя абсолютно дремучие представления о жизни, - огневалась Варвара Алексеевна. - Между прочим, мы живём в просвещённом веке! Кучер кхекнул, выражая тем самым своё отношение к просвещению вообще и образованию девок в частности, но более спорить не стал. И не потому, что испугался барского гнева, а лишь из-за того, что считал спор с девицей недостойным мужчины. Старый кучер точно знал, как должно быть, что правильно, а что нет, из всех книг осилил лишь требник да 'Домострой' и был свято убеждён, что полученных знаний ему в достатке хватит до конца дней. Бабам же и вовсе, по мнению Митрича, окромя требника никаких других книг читать не следует, потому как всем известно, что ум у них короче куриного клюва. - Митрич, погоняй, прошу тебя, - взмолилась Варенька, которая вся извелась уже от нетерпения. - Мы же плетёмся со скоростью похоронной процессии! - А ежели мы поспешим, да с Вами, упаси бог, чаво случиться? - вяло возразил кучер, попыхивая дымком. - Мне же тогда барин с барыней голову как курёнку скурят. - А если мы опоздаем, я тебе её сама сверну, - грозно сверкнула очами Варвара Алексеевна и привстала на месте, чтобы казаться внушительнее. - Кхе, - кашлянул Митрич, но всё-таки взмахнул кнутом. - Н-н-о-о-о, милая, н-н-о-о, поспешай, Ягодка, вишь, барышне не терпится! Лошадь, которая даже не слышала никогда о спешке, удивлённо покосилась на кучера и вопросительно всхрапнула. - Да шевелись ты, неторопь, - вспылила Варенька и в сердцах стукнула кулачком по стенке экипажа. - Павшая кляча и та быстрее скачет! Огорчённая девушка начисто позабыла, что умеет общаться с животными и птицами, а потому Ягодка прекрасно поняла обращённые к ней слова. В кротких карих глазах лошади плеснула обида. Ягодка взмыла на дыбы, пронзительно заржала, всему миру высказывая своё мнение о невоспитанных девицах, а потом рванула вперёд так, что Митрич не удержался на облучке и рухнул на дорогу, лицом в пыль. Экипаж помчался вперёд без кучера. - Стой! - закричала Варенька, судорожно дёргая дверцу экипажа, чтобы ухватить стелющиеся по ветру вожжи. - Ягодка, остановись, ты Митрича потеряла! Но впавшую в раж лошадку было не остановить, она мчала вперёд, с каждым новым скачком впадая всё в большее безумие. Варвара Алексеевна тщетно пыталась зацепиться за сидение, чтобы удержаться на одном месте, девушку швыряло из стороны в сторону. - Помогите, - отчаянно закричала девушка, боком ударившись о какой-то выступ, о существовании в экипаже коего до сей поры и не догадывалась, - кто-нибудь, помогите! Внезапно полыхнула яркая серебристо-белая вспышка, девушка резко полетела вперёд, инстинктивно сворачиваясь клубком и закрывая лицо. 'Лучше бы я с Малушей до Управления пошла, - мелькнуло в голове измученной барышни, а следом пришла ещё одна удручающая мысль, - теперь точно на службу опоздала. И это в первый же день!' Дверца экипажа резко распахнулась и кособоко повисла, на Вареньку повеяло свежим ветром. Девушка судорожно вздохнула, всё ещё не веря в то, что экипаж остановился и больше не несётся вперёд навстречу неминуемой гибели. Сильные руки ласково коснулись девичьего плеча, знакомый голос встревоженно спросил: - Варвара Алексеевна, Вы целы? Встать можете? Барышня узнала по голосу Всеволода Алёновича и пообещала себе, что будет держаться стойко, как и положено помощнице дознавателя, но тут же горестно хлюпнула носом и разрыдалась в голос. Зеркальщик подхватил перепуганную барышню на руки, прижал к себе, укачивая, словно напуганного ребёнка. - Тш-ш-ш, всё хорошо, всё прошло, - шептал мужчина, бережно неся бесценную ношу в сторону уютной зелёной беседки, выстроенной, как шептались злые языки, для встреч градоправителя с многочисленными, сменяемыми каждый месяц, любовницами, - за доктором уже послали. Ведь послали же, Тихон? - А как же, - пробасил кто-то дрожащим, как заячий хвост, голосом, - Прошка с Тимошкой побежали. Живой ногой дохтура для барышни доставят, не извольте беспокоиться, барин. Вареньке стало любопытно, чего мог так сильно испугаться обладатель столь великолепного, что все певцы столичные, кои в опере выступают, обзавидовались бы, баса. Барышня отлепилась от широкой груди Зеркальщика, огорчённо заприметив, что насквозь промочила слезами рубашку своего спасителя, и огляделась по сторонам. Ничего ужасающего, вроде как, не было. Конечно, экипаж разбит страшно: стёкла выбиты, дверца скособочена, колёса все менять придётся, но по сравнению с тем, что могло произойти, не так уж всё и печально. Варвара Алексеевна перевела взгляд туда, где должна была стоять Ягодка, да так и охнула. Там, где ещё совсем недавно рвалась из упряжи каурая трёхлетка, валялись осколки разбитого зеркала. - А где Ягодка? - пролепетала барышня, вопросительно глядя на сгрудившихся вокруг, оживлённо перешёптывающихся людей. - Откуда осколки зеркала взялись, мы что-то разбили? Но возмущённого хозяина, коему следовало бы уже во всеуслышание оплакивать дорогую потерю, не обнаружилось, наоборот, все как-то разом поскучнели, притихли, почему-то испуганно поглядывая на Всеволода Алёновича. Девушка поддавшись общему настрою также посмотрела на Зеркальщика. Мужчина нахмурился, шрам на его щеке, и так-то розовый, окончательно потемнел, глаза стали подобны угольной пыли, а голос уподобился треску сухих сучьев в лесу: - Ваша лошадь разбилась. Всеволод Алёнович замер, ожидая ставшего привычным ужаса и отвращения, которые непременно появлялись всякий раз, как в ход шла Зеркальная магия, но девушка лишь внимательно огляделась по сторонам и растерянно пожала плечами: - Но я не вижу даже пятнышка крови... Зеркальщик кашлянул, народ опять оживлённо зашушкался, обсуждая нечаянное развлечение, девичью наивность и что-то ещё, что произносили с опаской и одними губами, постоянно косясь на Всеволода Алёновича. - Ваша лошадь влетела в зеркальный щит, - Зеркальщик сверкнул глазами и жёстко продолжил, - я мог его удержать, но не стал. Бросился к Вам. - От скорости, с коей неслась Ягодка, щит упал и разбился, - рассудительно произнесла Варенька и подняла на мужчину печальные глаза. - Она погибла, да?
  - Разбилась, - безжалостно подтвердил Зеркальщик, понимая, что и его короткое счастье прямо сейчас разлетится вдребезги подобно щиту. Вот сей же миг исказит девичье личико гримаса отвращения, нежные руки со сбитыми, окровавленными пальчиками оттолкнут его, а мягкий голосок произнесёт убийственно резкие слова. Такое уже случалось прежде, Зеркальщик не раз сталкивался с тем, что его магия вызывает у всех без исключения, особенно хрупких барышень, суеверный страх и гадливость, как встреча с крысой в тёмном чулане. Однако, пугаться Варвара Алексеевна не спешила. Вздохнула печально, смахнула с пушистых ресниц слезинку и благодарно склонила растрёпанную голову: - Благодарю Вас, Всеволод Алёнович, Вы мне жизнь спасли. Суровый дознаватель дрогнул, словно его наотмашь по лицу хлестнули, и недоверчиво переспросил, не смея поверить в чуду: - Вы не гневаетесь? Изумление Вареньки было столь сильным, что Всеволод Алёнович ощутил его каждой частичкой своего тела. - На что же мне гневаться? Вы мне жизнь спасли. - Ваша лошадь погибла. Варвара Алексеевна вздохнула: - Да, жаль Ягодку. Нашему кучеру она особенно дорога была, они по характеру схожи. И какая, хотелось бы знать, муха её укусила, что она так резко понесла? Неужто и правда на слова мои резкие обиделась? Всеволод Алёнович нахмурился, хотел было что-то спросить, но тут к ним подкатился, иначе не скажешь, кругленький и гладенький, словно блинок на масляной неделе, мужчина с массивным докторским саквояжем. - Ну-с, что у нас тут? - округлым, под стать фигуре, голосом спросил мужчина. - Всеволод Алёнович, Вы барышню с рук-то спустите, а то мне нет никакой возможности осмотр произвести. Да, попрошу всех мужчин отойти, а тебя, Любашенька, помощница моя верная, поближе подойти. Все остальные кыш отсюда, нечего тут толкотню устраивать, чай, не ярмарочные гулянья. К удивлению Вареньки, доктора послушались все без исключения. Много позже барышне станет известно, что забавный господин, вызвавший у неё широкую улыбку, есть не кто иной, как широко известный Вафлев Никита Васильевич, наделённый сильным даром целителя. Злые языки шептались, что Никита Васильевич является также Некромантом, потому-де и пациенты у него умирают редко, но говорить о сём подозрении громко никто не решался. Мало ли, когда помощь доктора потребна станет. - Ну-с, милая барышня, соблаговолите-ка мне в глаза посмотреть, - Никита Васильевич взял руку девушки в свою пухлую тёплую ладонь и вытащил из нагрудного кармана массивные часы на цепочке. Варенька охотно выполнила просьбу доктора. Глаза у целителя оказались презанятные: синие, словно океан, а на дне таится что-то такое тёмное и неведанное. Не страшное, но предупреждающее о том, что пустой забавы ради нырять в глубину эту не следует, потому как на поверхность можно не выкарабкаться. Девушке стало отчего-то зябко, она передёрнула плечами и судорожно приподняла и так высокий стоячий воротник платья. - Зазябли, барышня? - Никита Васильевич как-то странно усмехнулся, - ну ничего, ничего это всё от нервов, пройдёт скоро. Доктор жестом фокусника распахнул свой саквояж, и Вареньке показалось, что он сейчас подобно прыгунам в воду, ласточкой нырнёт в его глубину. Барышня даже глаза распахнула и дыхание затаила, но увы, чуда не случилось, Никита Васильевич лишь достал какой-то круглый пузатый пузырёк с лениво колыхающейся внутри тёмно-зелёной жидкостью, затем небольшую белую чашку, которую использовал для приготовления порошков либо для разведения декоктов и ещё одну бутыль, побольше, с прозрачной жидкостью. - Неужели Вы, Никита Васильевич, и воду с собой носите? - изумилась Варвара Алексеевна. - Уж её-то в каждом доме взять можно, хозяева только рады будут. - Да если бы, - хмыкнул толстячок, проворно капая резко пахнущую зелёную жидкость в чашку. - Неприятно Вас разочаровывать, милая барышня, но далеко не в каждом доме даже доктору рады. Деревья-то в лесу и те разные, что уж говорить про людей. Вот и ношу я с собой пузырёк с водой, тем более что и водица в нём непростая. Варенька даже на месте восторженно подпрыгнула и еле удержалась, чтобы в ладоши, словно маленькая девочка во время получения подарков, не захлопать: - А живая? У Вас живая вода, да? Никита Васильевич как-то странно кашлянул и замялся с ответом. На плечи Вареньки опустился тёплый плащ, девушка вздрогнула от неожиданности и поспешно вскинула голову. - Не пугайтесь, Варвара Алексеевна, - Всеволод Алёнович приподнял в улыбке уголки губ, - мне просто помстилось, что Вы зазябли, вот я Вам плащ и принёс. - Спасибо, - пролепетала барышня, во все глаза глядя на Зеркальщика. Что-то в его облике было не так, что-то изменилось, но утомлённый утренними впечатлениями и пережитыми треволнениями разум категорически отказывался рассуждать. - Наш почтенный доктор для разведения своих чудодейных декоктов использует спирт, - между тем продолжал дознаватель, не замечая (или делая вид, что не замечает) замешательства девушки. - В некотором роде это тоже живая вода, особенно, если плеснуть на открытую рану, мда-с. - А Вас никто не просил так делать! - обиженно вскинулся доктор. - Вы бы ещё маслом кипящим либо железом калёным увечья прижигать стали! - Сами сунули мне эту бутыль и приказали рану обработать, - возмутился Всеволод Алёнович, сердито тряхнув головой. И вот тут-то Варенька поняла, что поменялась в облике Зеркальщика. - Да у Вас волосы почернели, - ахнула девушка, с нескрываемым восхищением глядя на цвета воронова крыла волосы дознавателя. - Как красиво... Варвара Алексеевна осеклась и смущённо заалела щеками, истово молясь, чтобы краска не переползла дальше, на уши и даже шею. По мнению барышни, такая краснота красоты не добавляла... Да и не должен помощник дознавателя таким робким быть! К искренней благодарности Вареньки, мужчины великодушно сделали вид, что ничего не заметили. Никита Васильевич с таким сосредоточенным видом колдовал над декоктом, словно эликсир вечной молодости готовил, а Всеволод Алёнович улыбнулся и мягко произнёс, не глядя на девушку, а задумчиво наблюдая за облаками, коих на небе скопилось превеликое множество: - У наделённых магией, Варвара Алексеевна, с появлением пары происходят изменения облика. - Это точно, - оживился доктор, энергично перемешивая содержимое чашки маленькой серебряной ложечкой, - у оборотней, например, запах меняется и полное восстановление происходит. Представьте только, как пару нашли, враз омолодились и от всех шрамов избавились! А у Зеркальщиков, к коим относится и наш досточтимый Всеволод Алёнович, с появлением Отражения, суженой, сиречь, цвет волос меняется. Причём чем крепче чувства к избраннице, тем темнее шевелюра, вот так-то. Варвара Алексеевна при этих словах невольно посмотрела на Зеркальщика, а стоило ему только встретиться с ней взглядом, отчаянно покраснела, ойкнула и опустила глаза. - У Некроматов тоже с обретением возлюбленной, Жизни, как они её называют, облик меняется, - с лёгкой улыбкой заметил дознаватель, как бы поддразнивая доктора, - глаза из чёрных синими становятся. - Совершенно верно, - невозмутимо согласился Никита Васильевич и протянул девушке чашку, - вот, выпейте-ка, барышня. Причём, чем крепче чувства и дольше прожил сей маг со своей Жизнью, тем ярче и насыщеннее цвет глаз. Да Вы пейте, барышня, не робейте, ничего опасного али запрещённого там нет, - и доктор озорно подмигнул Вареньке. Девушка послушно сделала глоток, и сей же миг из глаз её брызнули слёзы, губы и язык словно закаменели, а горло сдавило так, что не проходило даже крошечного глоточка воздуха. Варвара Алексеевна взмахнула руками, судорожно вцепилась в ворот платья, пытаясь крикнуть и не в силах издать даже стона. - Варенька, - Всеволод Алёнович обхватил Вареньку за плечи, встряхнул легонько, - Варенька, милая, смотри на меня, слышишь? Барышня отчаянно закивала, широко распахнутыми глазами воззрившись на Зеркальщика. Серые, словно туман над озером очи завораживали, манили, притягивали, застилая всё вокруг, повелевая и подчиняясь. Варвара Алексеевна плыла в этом сером тумане, растворялась в нём, сливалась с ним, сама становясь невесомым туманом, расстилающимся над бездонным озером. Никогда ранее не испытываемое спокойствие и умиротворение овладело девушкой, она улыбнулась, глубоко вздохнула и только тут услышала недовольное ворчание, шмелиным гулом раздающее сбоку: - Казалось бы, взрослая барышня, образованная, даже разумная, что для барышень и вовсе редкость, а всё одно глупа. Виданое ли дело, глотками декокты пить, когда кажной ребёнок знает, что магам поглощать их следует залпом, так как неизбежно противодействие двух сил: природной и целебной. Не чаю с кофием ведь предложил, в самом-то деле! И не морса с квасом, коих безбоязненно вёдрами можно потреблять без всякого урону для здоровья. - Не ворчи, Никита, Варенька просто воспитанная девушка, единым духом чашки опустошать не привыкла, - окончательно развеял туман в голосе Варвары Алексеевны голос Всеволода Алёнович. Барышня увидела, что она нежно прижата к груди Зеркальщика. Одной рукой Всеволод Алёнович гладит её по голове, а другой поддерживает в полусидячем положении. Правильнее было бы сказать полулежачем, но благовоспитанная девушка подобного названия допускать не должна даже в помыслах своих тайных и грешных, искушаемая всеми демонами сладострастия, о коих с явным знанием дела говорила приходящая каждое воскресенье к Изюмовым матушка Степанидия. Вспомнив о суровой, словно из обветренного обломка скалы высеченной блюстительнице нравов, Варенька охнула и попыталась подняться. От резкого движения девушку повело и чтобы не упасть, она упёрлась рукой в грудь Всеволода Алёновича. - Тише, Варвара Алексеевна, Вам резкие движения сейчас противопоказаны, - мягко, словно говоря с напуганным ребёнком, произнёс Зеркальщик. Если бы барышня не слышала, как бешено стучит под её ладошкой сердце дознавателя, она подумала бы, что забота Зеркальщика проистекает исключительно из благородного стремления сильного проявить милосердие к слабому. А может, так оно и есть и никакого влечения Всеволод Алёнович к ней не испытывает, она сама всё надумала, поддавшись мрачному романтизму происшествия с экипажем? Варенька из-под длинных ресниц метнула внимательный взгляд на Зеркальщика. Невозмутимостью лика Всеволод Алёнович мог поспорить с чеканным профилем императора на золотой монете, но девушка откуда-то точно знала, что больше всего мужчине хочется подхватить её на руки, собой укрыть от всех бед и напастей и целовать, целовать, жадно впитывая источаемые стоны наслаждения и сладострастия. Девушка так красочно себе всё вообразила, что даже голову запрокинула и губки трубочкой сложила, чтобы целовать сподручнее было. - Кхе-кхе, - гулко откашлялся Никита Васильевич, разрушив очарование момента, - искренне рад, милая барышня, что Ваше самочувствие улучшилось. Теперь позвольте мне откланяться, помощь доктора, как я погляжу, Вам без надобности. Посмеиваясь, что называется, в усы, доктор отвесил красной, словно маков цвет, Вареньке церемонный поклон, приветливо кивнул Всеволоду Алёновичу и не спеша удалился, помахивая саквояжем и что-то негромко напевая про девичьи карие очи, полонившие сердце доброго молодца. - Полагаю, нам тоже лучше всего отправиться в Управление, - сдавленно пролепетала Варвара Алексеевна, не смея взглянуть Зеркальщику в глаза. Девушка неуклюже поднялась на ноги, чувствуя, как у неё мелко дрожат и подкашиваются колени и ничего не видя перед собой шагнула, сама не зная куда и зачем, когда Всеволод Алёнович ухватил её за руку и негромко произнёс: - Не казните себя, Варвара Алексеевна. В том, что происходит между нами, ничего постыдного нет. Я безмерно счастлив знать, что могу надеяться на взаимность. - Ах, Всеволод Алёнович, - пролепетала барышня, отчаянно комкая отделку на платье, - Вы ведь так мало знакомы... - Вас останавливает только это? Варвара Алексеевна кивнула, не в силах молвить и слова, а когда насмелилась поднять глаза на Зеркальщика, увидела на его лице улыбку. Не привычно чуть приподнятые уголки губ, а настоящую широкую улыбку, из-за шрама выглядящую чуть кривовато и оттого, по мнению Вареньки, ещё более тёплую и манящую. Всеволод встретился с Варенькой взглядом и ласково протянул ей руку: - Идёмте, Варвара Алексеевна. Пора начинать Ваш первый день службы. Я буду счастлив проводить Вас. И барышня бестрепетно вложила свою ручку в тёплую мужскую ладонь. Осколок пятый. Без вины виноватый Правду говорят мудрые люди, нет худа без добра. Крушение экипажа произошло недалеко от Сыскного Управления, Вареньке показалось, они и пяти минут с Всеволодом Алёновичем не прошли, как уж показались угрюмые стены этого величественного здания. У крыльца с высокими, не каждый этак ногу сподобится поднять, ступенями Зеркальщика окликнул молодой щеголеватый мужчина в форменном чёрном мундире с белыми отворотами. - Всеволод, - дознаватель широко улыбнулся, с интересом покосившись на Варвару Алексеевну, - рад встрече, дружище! Признаюсь, давненько не видел тебя в обществе барышни, да ещё столь очаровательной. - Здравствуй, Анатоль, - коротко ответил Всеволод Алёнович. - Позволь представить тебе мою помощницу, Варвару Алексеевну. Чёрные, воистину бесовские, глаза Анатоля масляно блеснули. Мужчина покрутил головой, белозубо усмехнулся: - Ох, и хитёр же ты, братец. А я вот, признаться, даже не догадался какую-нибудь прелестницу своей помощницей сделать, чтобы коротать с ней не только редкие часы досуга, но и минуты служебного затишья. - Варвара Алексеевна моё Отражение, - резко возразил Всеволод Алёнович, и Вареньке отчётливо услышала в его тоне треск ледяных осколков, на которые со всего маху наступили сапогом. Разудалая улыбка моментально исчезла с лица Анатоля, мужчина низко поклонился, по-военному щёлкнув каблуками: - Прошу меня простить, сударыня, я не имел помысла оскорбить Вас. - Я не сержусь, - мягко произнесла Варвара Алексеевна, и сама не поняла, кого именно успокаивала: стоящего напротив Анатоля или Всеволода Алёновича, источающего холод почище ледяной глыбы, коим целая глава отводилась в дневниках великого путешественника и мореплавателя, дерзнувшего отправиться в страну вечного холода. Сама барышня, стужи не любившая, никак не могла понять, зачем нужно было пускаться в столь опасное путешествие, да ещё и так скверно к нему подготовившись, но описание огромной ледяной горы в полном безмолвии дрейфующей в студёном море запомнила очень хорошо. Пару раз сия гора даже во сне являлась, отчего Варенька просыпалась с криком, до смерти пугая верную Малушу. Анатоль отвесил ещё один почтительный поклон, звучно щёлкнул каблуками, по-военному чётко развернулся и удалился. По тому, с какой поспешностью мужчина ушёл, девушка решила, что он не поверил в искренность её прощения, и опечалилась мало не до слёз. Ещё бы, какой барышне лестно будет, коли её за чудище бессердечное почитать станут! А ведь она от чистого сердца... - Варвара Алексеевна, - Всеволод Алёнович мягко взял девушку под руку, повлёк по высоким ступенькам в Сыскное Управление, - осмелюсь заметить, что Вы совершенно напрасно себе печалите сердце всевозможными скорбными размышлениями. Анатоль норовом подобен молодому годовалому псу, коего даже самый строгий хозяин на цепь не посадит, потому как не выдержит скорбного воя. Варенька хихикнула, красочно представив статного Анатоля с цепью на шее рядом с покосившейся будкой. Однако, привитое маменькой, а особенно верной Малушей воспитание обязывало укорить за столь нелестное сравнение, а потому барышня строго, копируя свою горничную, покачала головой и молвила: - Ай-яй, Всеволод Алёнович, разве можно человека с псом сравнивать? По губам мужчины скользнула улыбка. - Я лишь хотел сказать, что если бы Анатоль затаил на Вас какую-либо обиду, то непременно сказал бы об этом. Он не умеет таить зло... впрочем, все остальные чувства и помыслы он также не утруждает себя утаивать. - Куда же, в таком случае, по-вашему разумению направился господин дознаватель? - Разумеется, сообщать всем, что я обрёл Отражение, - пожал плечами Всеволод и тут же с тревогой посмотрел на девушку. - Надеюсь, Вам сие известие не будет неприятно? Может, Вы предпочли бы скрыть, что стали... - Глупости, - фыркнула Варвара Алексеевна, от возмущения даже перебив Зеркальщика. - Возможно, Всеволод Алёнович, у Вас и сложилось превратное мнение о моём благоразумии, но, смею заверить Вас, я не из тех легкомысленных барышень, кои питаются мужским восхищением, подобно бабочкам, пьющим нектар. И я охотно принимаю Ваше внимание, потому что... - девушка смешалась, некстати вспомнив, что благовоспитанным девицам не подобает говорить о своих чувствах, да ещё и наедине с кавалером, но потом решительно тряхнула головкой и отважно закончила, - потому что Вы мне весьма импонируете. На этом отвага решила, что всего хорошего должно быть в меру и покинула Вареньку. Барышня покраснела и чтобы скрыть смущение, юркнула в дверь, галантно распахнутую перед ней Всеволодом Алёновичем.
  Холл Сыскного Управления, куда попадал всякий, дерзнувший переступить порог сего учреждения, поражал не столько блеском и великолепием (да и откуда бы им взяться в государственном-то заведении?), сколько строгостью и величественность. Варвара Алексеевна судорожно сглотнула и невольно подалась назад, ощутив себя крошечной песчинкой, порывом ветра занесённую туда, где ей находиться ни коим образом не следовало бы. К счастью, отступив, барышня попала прямиком в тёплые сильные руки Зеркальщика, в коих моментально обрела утраченные было спокойствие и дружелюбную весёлость. В самом деле, чего она переполошилась, словно влетевший в дом воробьишка? Ну, подумаешь, потолок такой высокий, что при взгляде вверх даже голова кружиться начинает, в доме купца Ипатьева, куда Варенька с сестрицами на именины к старшей дочери купца ездила, потолок ничуть не ниже. И позолоты столько, что даже глазам больно. А здесь позолоты вовсе нет, зато служащих вокруг столько, словно мурашей в растревоженном муравейнике. И все также по муравьиному деловиты и хлопотливы. Кто-то с бумагами куда-то неспешно шествует, кто-то у полукруглой стойки стоит, кто-то на службу только пришёл, отряхивается от уличной пыли, кто-то, наоборот, выходить собирается, цилиндр надевает да трость берёт. - Ну вот, а я о чём говорил, - прозвучал над ухом девушки негромкий шёпот Всеволода Алёновича. - Все поглазеть прибежали, а ещё говорят, что любопытство только женскому полу свойственно! - Всеволод Алёнович, друг мой, - прогудел какой-то седовласый мужчина, неотрывно глядя при этом на Варвару Алексеевну. - Утро доброе, сокол ясный, а мне казалось, Вы сегодня на службу не придёте. - Доброе утро, Аркадий Акакиевич, - вежливо ответил Зеркальщик, - позвольте спросить, на основании чего Вы решили, что сегодня я непременно манкирую своими обязанностями? Прежде, помнится, такого не бывало. Мужчина развёл руками, добродушно усмехнулся: - Так как же, Всеволод Алёнович. Вы после беседы с нехристем этим, Вороном коего кличут, такой бледный и квёлый был, что краше только в гроб кладут! По-моему разумению Вам бы дней с пяток отлежаться следовало бы. Варенька испуганно охнула, прижала ладошку к губам и метнула быстрый взгляд на Всеволода Алёновича. Умирающим он, слава богу, не выглядел, измождённым тоже. Наоборот, в каждом жесте и взгляде таилась такая сила, которую не у каждого легендарного богатыря сыщешь. - Благодарю за заботу, Аркадий Акакиевич, - церемонно ответил Зеркальщик, подхватывая Вареньку под руку и мягко увлекая к лестнице, - смею Вас уверить, я совершенно здоров и отлично себя чувствую.
  Седовласый чиновник, у коего барышня с запозданием приметила весьма внушительное брюшко, усмехнулся в густые усы, напомнившие щётку, которой Малуша одежду барскую чистила, и одобрительно посмотрел на Варвару Алексеевну: - От всего сердца поздравляю Вас, Всеволод Алёнович с обретением своей суженой. Правду люди молвят: любовь дарует душе крылья, а телу обновление. Варенька только и успела, что улыбнуться благодарственно, как Зеркальщик уж по лестнице её повёл, на каждом шагу то приветственно кивая, то обмениваясь рукопожатиями, а то просто улыбаясь в ответ на дружеские восклицания. - Вас здесь любят, - заметила девушка, когда они с Всеволодом Алёновичем оказались в просторном коридоре, по которому гуляли столь сильные сквозняки, что пламя в светильниках испуганно ёжилось и жалось к стенкам. Зеркальщик бросил на девушку пристальный взгляд и спросил нечто, до крайности барышню изумившую: - Вас это удивляет? - Что, простите? - захлопала глазами Варенька, чувствуя себя глупышкой, навязывающейся взрослому мужчине. Однако, Всеволод Алёнович над непонятливостью девичьей смеяться не стал, даже бровью не повёл, лишь повторил терпеливо: - Вас удивляет, что меня любят? Варвара Алексеевна вспыхнула и пару минут лишь разевала рот, как вытащенная из воды рыба. Нет, слова-то у барышни были, даже много слов, целое объяснение очень пылкое и убедительное, но... неоформленное. Мысли в голове бились наподобие попавшей за стекло мухи, которая жужжит, бьётся и не видит, что распахнутое окно совсем близко от неё. - Да как Вы могли такое подумать! - возмущённо пискнула барышня, когда смогла хоть как-то управлять речью. - Мои слова были лишь подтверждением очевидного факта, его... - Варенька запнулась, вспоминая сложное слово, которое часто слышала от батюшки во время его разговоров о делах служебных. - Констатацией, - подсказал Зеркальщик, но сделал это столь мягко и непринуждённо, что девушка не почувствовала себя, как в беседах со старшей девицей, нерадивой ученицей, не подготовившейся к уроку. - Именно, - кивнула Варвара Алексеевна, - это была констатация факта. По губам Всеволода Алёновича скользнула лёгкая улыбка. Зеркальщик мягко подвёл девушку к высокой массивной двери, таинственно поблескивающей в трепещущем свете светильников. Барышня невольно отметила, что отражается в двери, словно в зеркале. Интересно, это нарочно так сделано или просто слуги очень старательные? Варенька с любопытством огляделась по сторонам, но тут Зеркальщик распахнул дверь и сделал приглашающий жест. 'Ладно, будет ещё время всё рассмотреть', - решила Варвара Алексеевна и грациозно, подражая маменьке, вплыла в кабинет. - Я распорядился поставить для Вас стол и кресло, - уголки губ Всеволода приподняла лёгкая ироничная улыбка, - правда, служба у нас такова, что засиживаться в кабинете, скорее всего, не получится. - А я люблю прогулки, - беззаботно пожала плечиками Варенька и восторженно взвизгнула, заметив очаровательный овальный стол и плюшевое кресло, которое так и манило присесть в него. - Рад, что Вам понравилось, - улыбнулся Зеркальщик, и барышня как-то вдруг поняла, что это была не просто вежливая, ничего не значащая фраза. Всеволод Алёнович был действительно доволен, что смог порадовать её, Вареньку. Девушка уже лучезарно улыбнулась и хотела разразиться похвалами, вполне искренними и идущими от чистого сердца, как вдруг овальное зеркало, висящее на стене, плеснуло тревожным красным светом и загудело. - Прошу прощения, Варвара Алексеевна, срочный вызов. Всеволод подошёл к зеркалу, провёл по нему ладонью и коротко произнёс: - Слушаю. За стеклом появился краснощёкий одутловатый городничий, поминутно вытиравший пот со лба большим сине-белым клетчатым платком. При виде Зеркальщика мужчина поспешно запихнул платок в обшлаг рукава, вытянулся во фрунт и зачастил, напомнив Вареньке набирающий скорость поезд: - Ваш Благроть, тут купца Пряникова племянник ихний зарезал. - А коли и так всё известно, зачем же я вам понадобился? - приподнял брови Всеволод Алёнович, скрещивая руки на груди. Городничий выпрямился ещё больше, надул щёки, повращал глазами, а потом выдохнул, словно камень с горы спустил: - Так племянник утверждает, паскуда такая, что он не виноват. Мы уж его и так, и эдак поспрошали, а он ни в какую. Неповинен, грит, и вся недолга. - Применение силовых методов дознания запрещено Высочайшим вердиктом, - процедил Зеркальщик, и от его голоса холодом повеяло в кабинете. - Особенно, если допрашиваемый происхождения мещанского либо купеческого. - Да какого мещанского, что Вы, - пренебрежительно махнул рукой городничий, позабывший в эту минуту обо всех страхах, - штудент-нищеброд. Купец Пряников его к себе из жалости взял, пригрел змеищу на груди. А этот неблагодарный его прирезал, а таперича запирается. Неповинен, мол. А как не повинен, когда его прямо на месте преступления застигли всего кровью уляпанного и с ножом в руке. Соболиные брови Всеволода Алёновича взмыли вверх, ноздри затрепетали, как у гончей, взявшей след, а шрам побагровел. - Благодарю за донесение, Прокофий Порфирович, мы с помощницей немедленно отправляемся в дом убитого купца. Надеюсь, подозреваемый ещё там? - Штудент-то? - переспросил городничий и махнул рукой. - Там, то есть, тут. Мы его никуды не волокали, Вас, Ваш Благроть, дожидаемси. Зеркальщик чуть кивнул, не столько поклонившись, сколько обозначив поклон, и опять провёл по стеклу рукой, словно стирая отражение городничего. Немного постоял, думая о чём-то своём, Вареньке не ведомом, а потом повернулся к мышонком притихшей в кресле девушке и чуть виновато произнёс: - Ну вот, как я и говорил, Варвара Алексеевна, в кабинете долго обитать у нас не получится. Нужно отправляться к Пряникову, покуда наши доблестные стражи порядка студента своими беседами до смерти не замордовали. - Вы не любите городовых? - удивилась барышня, которая до сего момента была свято убеждена, что все, кто избрал своей миссией службу государеву - это большая дружная семья, в коей все стоят дружка за дружку. Всеволод Алёнович дёрнул щекой, шрам его опять побагровел: - Скажем так: я не одобряю методов дознания, коим пользуются некоторые, конкретно именно этот, городовой. Варвара Алексеевна хотела было спросить, что же это за методы такие иезуитские, но Зеркальщик властно произнёс: - Идёмте, Варвара Алексеевна, нас ждут. А впрочем, возможно, Вам лучше остаться здесь? Насколько я понял Прокофия Порфировича, тело убиенного тоже осталось в доме, а многие барышни боятся вида крови равно как и зрелища смерти. - Смею Вас уверить, Всеволод Алёнович, - несколько даже резко возразила Варенька, - я к сим барышням не отношусь. И как Ваша помощница обязана следовать за Вами всюду, куда Вам угодно будет отправиться. Показалось девушке или нет, но во взгляде Зеркальщика на миг помстилось ей восхищение. Закрасневшись, Варвара Алексеевна поспешно вскочила с кресла и направилась к двери, но Всеволод Алёнович мягко придержал её за руку: - Если Вы не возражаете, мы пойдём через зеркало. Барышня, разумеется, не возражала, наоборот, с трудом сдерживалась, чтобы не засиять от восторга подобно бриллиантовому гарнитуру, коий маменька лишь по большим торжествам из шкатулки сафьяновой достаёт. Шутка ли, через зеркало хоть немного попутешествовать! Зеркальщик без труда определил обуревавшие девушку чувства, но говорить ничего не стал, только в больших серых глазах плеснули смешинки и опять скрылись, спрятались в бездонных глубинах, словно сказочная щука. Всеволод мягко взял девушку за руку и повлёк к зеркалу. У самого стекла Варенька в замешательстве остановилась, некстати вспомнив, как маленькой, бегая за старшей сестрицей, налетела на трюмо и разбила его вдребезги. Сама, слава богу, не покалечилась, но напугалась сильно, потом месяц близко к зеркалам не подходила. Сейчас давний страх опять всколыхнулся в душе, подобно вонючей болотной жиже, в которую шагнул неосторожный путник. Барышня вся сжалась, не имея возможности преодолеть страх и понимая, что тем самым задерживает дознавателя. А вдруг, пока она тут у зеркала топчется, в доме купеческом несчастного студента истязают?! И душегуб скрывается, сбегает из дома, города, а то и державы. Хотя нет, из державы преступник сбежать точно не успеет, уж больно велика она, из края в край за месяц не проедешь. Всеволод Алёнович, без труда угадав душевные метания своей помощницы, повернулся к девушке, взял её уже за две руки и мягко произнёс: - Посмотрите на меня, Варвара Алексеевна. Варенька послушно подняла взгляд, хоть щёки её и заполыхали от смущения подобно маковому полю. - Смотрите на меня, - тем же мягким чарующим голосом продолжил Зеркальщик, - не отводите взгляд. Всё вокруг словно перестало существовать, подёрнулось серебристой туманной дымкой, растаяло в ней. Варенька опять превратилась в невесомый туман, воздушный и таинственный, для которого нет и не может быть никаких преград. - Ой! - громом прозвучало над ухом Варвары Алексеевны, заставив девушку испуганно вздрогнуть, оступиться и едва не полететь лицом в пол, хорошо, Зеркальщик подхватить успел. - Чаво расшумелась, дура? - строго рыкнул мужской голос, в котором Варенька узнала городового, Прокофия Порфировича. - Али Зеркальщика никогда не видала? - Да где мне енто порождение тёмное, видеть-то, - плаксиво ответила девица и звучно шлёпнула себя по губам. - Ой... - Теперь Вы понимаете, как принято относиться к Зеркальщикам? - Прошептал Всеволод Алёнович на ушко своей помощнице. Барышне стало горько. Так горько, что даже слёзы неправой обиды закипели на глазах, а кровь забурлила в жилах подобно лаве пробудившегося вулкана. - Глупости это всё и предрассудки, - выпалила Варвара Алексеевна, поворачиваясь так, чтобы видеть всё и всех в комнате, в которой оказалась. - А ещё клевета, за распространение коей можно и штраф получить, вот! Толстая рябая девка, одно плечо которой было заметно выше другого, щербато усмехнулась и махнула рукой: - И-и-и, милая, хужее, чем меня барин покойный наказал, уже не будет. - Рот закрой, дура, - прикрикнул на служанку городовой, закипая не хуже самовара, - и молчи, пока тебя не спросют! - Прокофий Порфирович, давайте мы с вами пока тело убиенного осмотрим, а помощница моя тут людей опрашивать начнёт, - холодно произнёс Зеркальщик. - Как скажете, Ваш Благродь, - козырнул городовой и несколько суетливо направился к двери. - Вот, сюды извольте. Купец тутатки, за ентой дверкой. - Варвара Алексеевна, - официально обратился дознаватель к своей помощнице, - начните людей опрашивать. Может, кто-то что-то видел или слышал. - Слушаюсь, - почтительно ответила Варенька и даже чуть присела. Уголки губ Всеволода дёрнулись, но тут же застыли, лицо превратилось в непроницаемую ледяную маску. Когда мужчины скрылись в другой комнате, Варвара Алексеевна опустилась на низкий круглый пуфик (потому как деревянной грубой лавке, раскорячившейся у стены, более подобали бы пыточные казематы, чем комната в купеческом доме) и приветливо улыбнулась служанке. Девица на улыбку не ответила, нахохлилась, съёжилась, словно воробей под дождём и принялась крутить грязный передник. - Ну, милая, - ласково произнесла Варенька, вспоминая, как именно проводили дознание сыщики в романах, - расскажи... - Чаво рассказывать, не знаю я ничаво, - пробурчала служанка, ещё сильнее втягивая голову в плечи. - Ты давно в доме купеческом? - Варенька продолжала ласково улыбаться, приветливо глядя на девушку. Девица шмыгнула носом, пробурчала чуть слышно: - Третий год. - Третий год, - повторила барышня и тут же задала следующий вопрос. - А служишь где? В доме или во дворе? Девица опять щербато усмехнулась, повела плечами: - Сперва в дом брали, а как... так на двор отослали. - Как что? За что тебя на двор отослали? Служанка опять шмыгнула носом, насупившись посмотрела на барышню: - Молоды Вы больно, барышня, об таких вещах толковать. Варенька досадливо дёрнула уголком рта. - Послушай... Прости, как тебя зовут? - Меня-та? - девица пятернёй поскребла грудь. - Дунька я. - Дуня, я почти как целитель, ты мне можешь смело обо всём рассказать. - Угу, я уже один раз пожалилась, - несговорчиво проворчала служанка, пряча взгляд и опять скукоживаясь, - теперь страховидлом таким хожу. Нет уж, благодарствую за привет да ласку, но ничаво я не знаю, ничаво не видела. Вы-то приехали да уедете, а мне тутачки оставаться. И жизня, пусть и такой образиной, мне ишшо не опостылела, так-то вот, барышня. Варвара Алексеевна с досадой прикусила губу. Ясное дело, что служанка многое знает и о многом могла бы поведать, да как её разговорить? В романах-то у сыщика такого вопроса не возникало, там все, даже душегубы, едва его завидев, сразу каяться начинали. А девицы и даже знатные барышни и вовсе к ногам падали, в вечной любви и верности клялись. Барышня ещё раз посмотрела на насупленную Дуню и махнула рукой: - Да ты чего стоишь-то? Присаживайся. Девица вздрогнула, словно её плетью огрели, оглянулась и отчего-то шёпотом переспросила, всё время озираясь по сторонам: - Вы ента чаво, мне шта ли? - А кому ещё? - искренне удивилась Варвара Алексеевна. - Здесь кроме нас с тобой и нет никого. Дуня переступила с ноги на ногу, горько усмехнулась: - И не срамно Вам, барышне, над девкой смеяться? - Да с чего ты взяла, что я над тобой смеюсь?! - рассердилась Варенька, даже на ноги вскакивая от незаслуженного оскорбления. - Сама чисто ёж колючий, не знаешь, с какого бока подступиться, кругом сплошные иглы! Ты хоть понимаешь, что если мы ничего не докажем, то под суд невинный человек пойдёт?! - А Вам, нешто, не всё равно? - А вот не всё равно! - Варвара Алексеевна пристукнула ладошкой по столу. - Я за справедливость. - И-и-и-эх, милая, да рази её хватит на всех, справедливости-та? - махнула рукой служанка. - У меня, вон, сестра утопла от позору, а рази её погубителю чаво было? Нет. Прокопыч, вон, после побоев пластом лежит, даже помереть не может, а Ваньке-кату, который его замордовал, порося подарили. Рази енто справедливо? Варенька расправила плечи, вскинула голову и отчеканила, стараясь особо выделить каждое слово: - Мы обязательно во всём разберёмся и накажем виновных по всей строгости закона. Всеволод Алёнович непотребства не допустит. - Енто Зеркальщик-то? - оживилась Дуня и почесала щёку. - Ну да, эдакой зверина любого загрызёть и не подавится. Барышня хотела было возразить, сказать, что Всеволод Алёнович человек благородный и воспитания самого галантного, но тут служанка отчаянно махнула рукой, словно в омут прыгнуть насмелилась: - Ладно уж. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Спрашивайте, чаво хотели, всё как есть расскажу, ничаво не утаю. Но, - девица подняла вверх грязный корявый палец, - токмо то, что сама видела, слышала, али на своей шкуре спытала. Сплетнями да домыслами делиться не стану, и не просите. - И не надо, - весело ответила Варенька, - расскажи, чего тут у вас в доме происходит? Кто купца убил? - Кто убил не знаю, не видала, - буркнула служанка и по лицу её скользнула нехорошая усмешка, - а за что, предположить могу. На своей шкуре спытала. Варвара Алексеевна поспешно придвинула к себе лежащую на столе стопку чистых листов и чернильницу. Рассказ, судя по присказке, обещал быть занятным. Купец Пряников, ныне представший на суд перед Создателем, слыл человеком весьма набожным и милосердным. Усиленно помогал церквям, содержал театр на Малой Васильковой, каждое Рождество присылал подарки в воспитательные дома. Выпалив сию хвалебную оду почившему барину, Дуня откашлялась, а Варенька согласно кивнула. Ничего нового служанка ей не поведала, всё это барышня и так знала. - Вы погодьте головой-та кивать, барышня, - усмехнулась Дуня, ладонью вытирая нос, - енто всё присказка. Так сказать, внешняя обёртка, навроде той, в которые ушлые торговцы самые завалящие товары заматывают, чтобы разиня какой обзарился и купил. - А что же таилось под благопристойной обёрткой господина Пряникова? - спросила Варвара Алексеевна, которой уж наскучила длинная присказка. Нянька в детстве, помнится, тоже вот так сказки начинала: разведёт присказку, а потом, на самом интересном месте уж никакой мочи нет терпеть, глаза сами собой закрываются. Служанка щербато усмехнулась, откашлялась и продолжила. Все благоденствия, которые совершал купец, были, с точки зрения его домашних и тех, кто имел несчастье близко узнать Василия Афоновича Пряникова, исключительно внешние и показные. В своём же дому маска великодушного и просвещённого барина и мецената слетала, обнажая неприглядные звериные черты. Любил купец после баньки с девкой дворовой потешиться, причём потехи его были не любовные (что понятно, почитай, в каждом барском доме одна-две полюбовницы у барина да его сынков имеются), а звериные. Мог кожу со спины снять, мог кочергой железной прижечь, мог волосы по всему тело огнём спалить, а мог иголками наподобие подушки рукодельной утыкать. Ежели девица после перенесённых мук жива оставалась, приказывал её на конюшне плетьми добить али в выгребной яме утопить. - Да зачем же ему это надобно?! - воскликнула Варенька, с трудом подавляя подкатившую к горлу тошноту. Дуня передёрнула перекошенными плечами: - Вот чаво не знаю, барышня, тово не знаю. Люди болтали, что, мол, чародейские каки-то амулеты он болью да страхом девичьими напитывал. Сама не знаю, врать не буду. Про то сестрица моя могла поведать, дык она утопла, царствие ей небесное. Служанка перекрестилась, Варвара Алексеевна тоже, с неудовольствием заметив, что рука предательски дрожит. - А отчего утопилась твоя сестра? - спросила Варенька, когда тишина в комнате стала аж позванивать от напряжения. - Да всё от него, супостата, - охотно откликнулась Дуня, которой, и это чувствовалось, страшно хотелось рассказать обо всём, но что-то сдерживало. То ли давний въевшийся под кожу страх перед барином, пусть и покойным, то ли боязнь прогневить барышню, которая, вот голова бедовая, с самим Зеркальщиком пришла! Девушка, уловив смятение служанки, приветливо улыбнулась и выжидательно приподняла перо. Дуня вздохнула и продолжила.
  Марфуша, Дунина сестра, отличалась красотой ангельской, а разумом превосходила даже сельского целителя, коий с равным пренебрежением пользовал и людей, и скот, не делая меж ними больших различий. Стоит ли удивляться тому, что когда Марфуша исцелила от гнилой горячки единственного на три деревни окрест кузнеца, народ к ней валом повалил. Естественно, шли не с пустыми руками, ведь каждому известно, что чтобы хворь да беда назад не вернулись, целителя отблагодарить надо. В доме достаток появился, на именины Дуняша, младшенькая в семье, получила настоящую фарфоровую куклу. Вот с той-то куклы и начались все беды, ведь подарил её не кто-нибудь, а купец Пряников, которого Марфуша врачевала после охоты, а точнее, бурного возлияния после оной. Исцелившись, Василий Афонович частенько заезжал в деревню, вёл беседы долгие с Марфушей, спрашивал у неё о целительстве, ничуть не гнушаясь беседой с деревенской девкой, пусть и пригожей. Сама же Марфуша души не чаяла в молодом и любезном купце, всей душой полюбила его и отрыла ему все тайны, какие ей самой поведала забредшая в деревушку старая ведьма. Василий Афонович ахал, охал да на ус волнистый пшеничного цвета мотал. А как все секреты потаённые выведал, первым делом потехи ради извёл семью Марфушину, силу свою таким образом испытывал. И столько той силы оказалось, что вся деревня вымерла. Уцелели лишь Марфуша да Дуняша. Несчастная знахарка, пытаясь спасти односельчан, сперва в ноги бросилась своему разлюбезному Васеньке, а как узнала, что сама его научила и тем в хвори лютой повинна, так в омут глубокий и прыгнула. Дуняша же попала в дом купца Пряникова, забрал он девчонку, как сперва сказал, из жалости, чтобы не сиротствовала. Малышкой она всему верила, хвостиком за купцом ходила, потому частенько и видала то, чего не следовало бы. Например, как куражится купец над должниками своими, как вниз головой их подвешенными держит до тех пор, пока у несчастных кровь из носа да глаз сочиться не станет. Или как мальчиков молодых калечит, в бочках запирает, чтобы они карликами уродливыми становились. Как-то Дунечка не стерпела, открыла бочку и выпустила пленника. Василий Афонович про то узнал, приказал притащить девчонку к себе, да не успел замахнуться, как его так скрутило, что посинел весь купец и замертво рухнул. Доктор вызванный лишь руками разводил, а Дуня, науку сестрицы любимой вспомнив, травок заварила, с ложечки чайной Пряникова попоила, тот и оправился. - Зря я его, изверга, спасала, - с горечью бросила служанка, - надо было оставить погибать. Много бы я тем жизней неповинных сберегла. Только он, бес окаянный, очаровал меня, как Марфушу, позабыла я обо всём на свете, влюбилась в него до беспамятства. Токмо тогда я поняла, что он любовной магией балуется, змей подколодный, когды Иванушку встретила. Дуня печально вздохнула и замолкла, а Варенька вывела: 'любовная магия' и несколько раз подчеркнула. Сильной чародейкой барышня не была, понимала лишь язык животных, да дар предвидения слабенький недавно пробудился, вот и всё. Тем не менее, Варвара Алексеевна прекрасно знала, что любовная магия относится во-первых, к полулегальным (если не попался на использовании, никто не накажет), а во-вторых, требует очень больших затрат сил. Для совершения любовного колдовства нужно, чтобы страсти буквально кипели, словно самовар раскочегаренный, а будет это счастье, страх, боль или горе, для чародейства значения не имеет. Не потому ли и тешился истязаниями покойный купец? Варенька гадливо передёрнула плечиками, словно на неё кто помоями плеснул, и поспешно спросила, почти выпалила, чтобы поскорее сбросить рухнувший на плечи тягостный груз этой мерзкой исповеди: - А кто такой Иванушка? Рябое Дунино лицо зарделось, девица спрятала грубые красные руки под грязный фартук, шмыгнула носом и застенчиво прогудела: - Дык енто... Штудент он. Племянник супостата ентого. - Так это его в убийстве купца обвиняют, - ахнула Варвара Алексеевна, в изумлении всплескивая руками. - Ыгы, - промычала служанка и зло добавила, - ентот, который первым прибёг, мово Иванушку по шее сразу, ишшо толком ничего не спросив. - Подожди, - барышня повелительно вскинула ладонь, - а как Иванушка в доме купца появился? Как ты с ним знакомство свела? Дуня вытерла лицо передником, плюхнулась, словно перекисшее тесто, на порожек, поскребла грудь, вздохнула, прокашлялась и продолжила своё скорбное повествование. Красивый статный черноглазый студент Иван, Иванушка, как его промеж себя уже спустя три дня стали звать слуги, а особенно служанки, появился в доме Пряникова год назад аккурат под Рождество. Толком никто так и не понял, с чего вдруг купец решил пригласить к себе своего родича, о котором и не поминал ни разу, но тем не менее, Иван прибыл к дядюшке, поселился в отведённых ему наверху небольших покоях, восторженно изучил библиотеку и воздал должное кулинарному мастерству поварихи, которая ради дорогого гостя саму себя превзошла. До весны меж дядюшкой и племянником царили тёплые, воистину родственные отношения, а потом... Что произошло потом, никто из домочадцев так и не понял. То ли весна так дурно подействовала, то ли Василий Афонович взревновал к Иванушке Дуню, которая слыла по всей деревне и на много вёрст окрест первой красавицей. - Я ить, барышня, красоткой была, - щербато усмехнулась служанка с лёгким кокетством поправляя космы на голове. - Енто меня за связь с Иванушкой барин проклял и обратил в такое страшилище. - Как проклял? - ахнула Варенька, которая о подобном только в книжках читала. Сказках заграничных с картинками, которые батюшка с матушкой из своих поездок на воды привозили всегда. - От всей души, - зло сплюнула Дуня и добавила, почесав мясистый нос, - али что там у него заместо неё. Как выяснилось спустя ещё десять минут сочных проклятий в адрес убиенного, барин наложил на свою любовницу (да-да, Дуня была полюбовницей покойного Пряникова а потом бросила его, влюбившись в Иванушку) изощрённое проклятие. Она оставалась красавицей до тех пор, пока не принадлежала никому, кроме Василия Афоновича. Как только влюблённая девушка отдала себя всю без остатка своему ненаглядному Ванечке, сей же миг превратилась в безобразную бабищу. - И быть мне таковой до конца дней моих, потому как злодеюка ентот зарезан, а я всё ишшо страшилище. А коли смерть колдуна чары не сняла, то, знать, ничто их не снимет, - печально закончила Дуня и отвернулась, пряча лицо. Сердце Вареньки острой иглой пронзила жалость. Барышня вскочила на ноги, бросилась к несчастной и, несмотря на тяжёлый дух исходящий от тела, обняла её, ласково погладила по плечу, приговаривая: - Не печалься, милая, мы тебе обязательно поможем. В Сыскном Управлении самые лучшие маги собраны, они любое проклятие развеют. - Да станут ли они девке безродной помогать? - шмыгнула носом служанка, искоса посматривая на Варвару Алексеевну. - Конечно, станут, - горячо принялась убеждать девушка. - Всенепременно станут! - Добрая Вы, барышня, - прогнусавила Дуня, спешно шаря под грязным передником, - вот, примите перстенёчек в дар от чистого сердца, уж не побрезгуйте. Честно сказать, брать подарок барышне не хотелось страшно, всё внутри буквально криком кричало, что делать этого не стоит, но служанка смотрела с такой отчаянной надеждой, столько в её взгляде было мольбы, что Варенька сдалась. - Спасибо тебе, милая, - девушка приняла на ладошку простенькое медное колечко даже без каких-то украшений или каменьев не спеша примерять его на пальчик. - Да Вы померяйте, - прошептала служанка и опять хлюпнула носом, - хоть на мизинчик наденьте, не погнушайтесь. Варвара Алексеевна взяла перстенёк, собираясь примерить его, когда дверь с шумом распахнулась, явив грозного, словно разъярённое божество, Всеволода Алёновича. - Не стоит этого делать, Варвара Алексеевна, - приказал Зеркальщик и словно бы искру серебряную в сторону барышни метнул. Руки Вареньки моментально заледенели, из онемевших пальчиков выпал перстень и с тихим звяканьем упал на пол. Дуня испуганно проследила за ним взглядом, потом охнула, заполошно вскочила на ноги и замерла, талым комом снега оседая вниз под пылающим серебряным огнём взором Всеволода Алёновича. - Ты что же это удумала, - прошипел Зеркальщик, медленно надвигаясь на насмерть перепуганную служанку, - своё проклятие другой передать?! - А кому я такая нужна! - запальчиво крикнула Дуня. - Кто меня, девку безродную, расколдовывать станет! А для знатной пригожей барышни, чай, спасители найдутся! Всеволод вскинул правую руку вверх, меж пальцев угрожающе заискрило, засияло, словно молния зарождалась.
  - Так ты же сама повинна в том, что с тобой стало, - зло процедил Зеркальщик, по-прежнему держа молнию в руке. - Во всех непотребствах барина участие принимала, девок пригожих, которые чем-либо тебе не угодили, на расправу ему отдавала, парня приворожить пыталась, хоть и знала, что он с другой венчаный. - Не виновата я, барин! - взвыла служанка, бухаясь на колени и с таким пылом колотясь лбом о дубовый паркет, что он аж потрескивать начал. - Запугал меня Василий Афонович, силой принудил! Всеволод Алёнович погасил молнию, устало потёр лицо: - Вся насквозь ты прогнила, самому Зеркальщику в лицо лжёшь, наказания не боишься. Неужели и правда думаешь, что хуже, чем есть, уже ничего не будет? - А куды хуже-то, барин, - усмехнулась Дуня, неуклюже расправляя юбку. - Красу свою я утратила, единственное, чем в жизни своей постылой гордилась. - А встречи с теми, кого загубила, не боишься? - так проникновенно спросил Зеркальщик, что даже у ни в чём не повинной Вареньки мороз по коже пробежал. Девка опять взвыла, вцепилась в волосы, закачалась словно в припадке падучей, заголосила так, что даже эхо по комнате загуляло: - Помилосердствуйте, барин! Всё, как есть, расскажу, под суд пойду, любое наказание стерплю, схрон свой потайной открою, токмо пощадите! - Не ори, - цыкнул Всеволод, - уши закладывает. Дуня моментально замолкла, тяжело дыша и выкаченными от ужаса глазами глядя на Зеркальщика. Всеволод Алёнович чуть заметно брезгливо поморщился: - Идёмте, Варвара Алексеевна. Девица сия хоть и много мерзопакостей совершила, но в убийстве своего полюбовника неповинна. Нет следа его смерти на ней... А за другие свои прегрешения ответит по всей строгости закона. Словно только и дожидаясь этих слов, в комнату вошёл ещё более краснощёкий и одутловатый, чем прежде, околоточный и зычно гаркнул: - Ну, ты, пошла! В участке с тобой, лиходейкой, живо разберутся. Вареньке помстилось, что как-то уж слишком Порфирий Прокофьевич своё рвение показывает, не иначе, досталось от Зеркальщика на орехи за выколачивание из студента признания в убийстве купца Пряникова. - Всеволод Алёнович, - барышня чуть кашлянула, привлекая внимание дознавателя, - а что с тем студентом стало, коего в убийстве обвиняли ? Зеркальщик досадливо махнул рукой: - Доктор его подлечил, да отправили подобру-поздорову в комнату. Иван Аркадьевич в убийстве своего дядюшки не повинен, хоть и желал страстно ему смерти... - Если хотя бы половина из того, что Дуня сказала правда, то смерти Василию Афоновичу многие в этом доме желали, - задумчиво заметила Варенька, размышляя о том, есть ли предел падения души человеческой. - То-то и оно, - совсем по-мальчишески поддакнул Всеволод и с досадой пнул ножку лавки. - Думал я в един день обернуться, а тут на седмицу хлопот, если не более. И каждого домочадца до самых уголков души просмотреть я не смогу, через мрак, что некоторых душах царит, пробираться никаких сил не хватит! Варвару же Алексеевну терзал совсем иной вопрос. Барышня Задумчиво потеребила рукав платья, неловко кашлянула, переступила с ножки на ножку, собираясь, да так и не осмеливаясь спросить. - Да спрашивайте, чего уж там, - махнул рукой Всеволод Алёнович, - у Зеркальщика от своего Отражения тайн нет и быть не может. - Что Вы сделаете с тем, кто убил купца Пряникова? - выпалила Варенька и покраснела так, что даже уши и шея запылали. - Конечно, я понимаю, что он либо она убивец, а закон един для всех, но... Барышня смешалась и замолкла, ожидая смешка за девичью мягкотелость, а то и строгого окрика за служебное несоответствие. Однако Всеволод Алёнович девушку удивил безмерно. - Многое будет зависеть от того, почему преступник решился на подобное душегубство. Какой у него мотив был. Варвара Алексеевна с нескрываемым изумлением посмотрела на дознавателя. Зеркальщик её взгляд поймал и невесело усмехнулся уголком рта: - Что, не ожидали подобных речей от дознавателя, чьим девизом должно быть: 'Закон суров и беспощаден к любому, преступившему грань'? Только вот жизнь, Варенька, цветная и очень уважает всевозможные оттенки. В том же деле нашем, к примеру. Взять вот хотя бы студента этого, Ивана Аркадьевича. Желал он смерти дядюшке? Ещё как, жаждал страстно! Преступление сие? Без сомнения, особенно если судить с духовной точки зрения, а не мирской. Стало быть, за свой проступок Иван Аркадьевич наказан должен быть.
  - Так ведь его и наказали, - всплеснула руками Варенька, - сами говорили, так люто с ним обошлись, даже доктор потребовался, ой... Девушка конфузливо прикрыла рот ладошкой, сообразив, что ругать околоточного в доме, где совершено преступление - значит ронять авторитет всего Сыскного Управления, в том числе и Всеволода Алёновича. К счастью, гневаться Зеркальщик равно как и пенять помощнице за излишнюю наивность и неосмотрительность не стал, лишь кивнул одобрительно: - Совершенно верно. С точки зрения религиозной, проступок искуплён испытанными страданиями телесными и душевными, а потому студент наш очистился и стал невинен. А если со стороны закона взглянуть, то Иван Аркадьевич у нас по-прежнему первый подозреваемый. - Почему?! - воскликнула Варвара Алексеевна. - У Дуни, между прочим, тоже и мотив был, и возможность. - Если бы служанка возжаждала убить барина, она сделала бы это, - Всеволод загнул один палец, - во-первых, раньше, а во-вторых, - дознаватель загнул ещё один палец, - изящнее. Насколько я успел сию девицу понять, она весьма ловка в составлении всевозможных зелий и декоктов. Да и к купцу покойному была вхожа в любое время. - А студенту каков резон дядюшку убивать? - О, Варвара Алексеевна, - Всеволод Алёнович усмехнулся, покачал головой, - тут мотивов даже несколько. Первый - деньги. Иван Аркадьевич тайно венчан с приёмной дочерью купца Пряникова, мы с Вами с сией барышней обязательно пообщаемся, слуги говорят, особа презанятная. Так вот, если приёмный папаша умрёт, всё в равной доле унаследует супруга и дочь, а это по самым приблизительным меркам составит около тысяч пяти рублей на каждую даму. Согласитесь, весьма заманчиво одним ударом из грязи да в князи попасть? - Супруга покойного могла рассуждать точно так же, - рассудительно заметила Варенька, которой было непонятно, почему Зеркальщик, точно зная, что человек неповинен, продолжает возводить на него обвинение в убийстве. - Совершенно верно, - Всеволод криво улыбнулся. - А ещё безутешная вдова могла, зная о тайном браке своей падчерицы, разыграть галантную комбинацию и выставить душегубом Ивана Аркадьевича. - Так нужно немедленно поговорить с этой женщиной, - вскинулась Варвара Алексеевна, - пока она в бега не пустилась! - Господь с вами, Варенька, - Всеволод укоризненно покачал головой, - ни один разумный человек в подобной ситуации в бега не пустится, потому как тем самым моментально себя разоблачит. Девушка досадливо прикусила губку. Ну вот, опять, как матушка говорит, побежало сердце впереди разума. Оконфузилась, да ещё и в первый же день службы! - Не корите себя, - Зеркальщик мягко коснулся руки барышни и тут же отдёрнул руку, словно обжёгся. - Идёмте, нам ещё с вдовой и приёмной дочерью покойного побеседовать следует. Осколок шестой. Кривое зеркало Вдова убитого купца Пряникова относилась к тем особам, коих и в краткую пору детства величают не иначе, как дамами. Высокая статная с гордо поднятой головой, белоснежной кожей, готовой поспорить своим великолепием с самым дорогим мрамором и скульптурными чертами лица, красавица была подобно ожившей статуе. 'И жизни в ней столько же, сколько в камне холодном', - невольно подумала Варенька, и тут же укорила себя за завистливость и злоязычие. К слову сказать, при появлении Всеволода Алёновича красавица несколько оттаяла, даже подарила Зеркальщика улыбкой и мелодично предложила присесть. Варвару же Алексеевну, хоть она и стояла рядом с дознавателем, не удостоила даже взглядом, даже взмахом ресниц. 'Ледышка бесчувственная, - сердито подумала Варенька, чувствуя, как внутри неё словно бы вулкан пробуждается. - Хоть бы траур по мужу надела, стыдодейка!' - Присаживайтесь, Варвара Алексеевна, - Всеволод Алёнович мягко взял девушку за руку, подвёл к глубокому креслу и почтительно усадил. - О, - красавица вдова чуть приподняла тонкие брови, - какая трепетная забота. - Варвара Алексеевна моя помощница, - голос Зеркальщика напомнил Вареньке порыв студёного, убивающего всё живое, ветра. - Вот как, - вдова впервые посмотрела на девушку, передёрнула холёными плечами, - никогда бы не подумала. 'Полагаю, думать для вас вообще не свойственно', - молча огрызнулась Варенька и зарделась от собственной дерзости. Да что это с ней, право слово, кидается, словно собачонка комнатная при виде цепного пса?! - Елена Андреевна, - начал было Зеркальщик, но красавица плавно взмахнула рукой, словно лебедь крылом и с мягкой улыбкой произнесла: - Прошу Вас, зовите меня просто Еленой. Да, не спросила: может, Вы чаю желаете али кофею? Могу и вина приказать принести, супруг мой покойный оченно уважал, как его, кониак, каждый день перед обедом бокальчик пропускал. - Благодарю Вас, не стоит, - Всеволод Алёнович с трудом, но сдержал раздражение, лишь на миг прикрыл глаза, пряча сердитые искры. - Елена Андреевна, что Вы можете рассказать нам о своём супруге? Каким он был? Вдова капризно надула губки, но под суровым взглядом дознавателя смешалась, нервно взбила кружева, прикрывая грудь, и передёрнула плечами: - Каким может быть супруг в глазах жены? Скупым, скучным, жадным, похотливым, но при этом ревнивым до умопомрачения. Вряд ли хоть одна жена скажет что-то иное, все мужчины после венчания становятся такими! Женщина с вызовом посмотрела в глаза Всеволоду Алёновичу, но вместо смятения или раздражения (а то и тайной похоти, которую так жаждала заприметить), узрела в серебряных, словно лесные озёра, очах саму себя: жалкую и испуганную провинциалку, решившую любым путём пробраться в манящий блеском вседозволенности мир изысканности и богатства. Елена Андреевна опустила голову и сникла, как кувшинка, ради прихоти вырванная из пруда и безжалостно брошенная на берегу. - После смерти Василия Афоновича вы получаете очень приятное наследство, - небрежно заметил Зеркальщик, даже не глядя на вдову. Женщина устало махнула рукой: - Ой, я вас умоляю, какое наследство? Мой муженёк, упокой господь его душу, хотя лично мне кажется, что именно души у него никогда и не было, хоть и грех так говорить о покойнике... Кхм, так вот, мой Васенька панически боялся, что я попытаюсь ускорить его кончину, а потому в завещании всё своё состояние отписал приёмной доченьке. Этой Дарюшке, будь она неладна! Варвара Алексеевна негромко охнула, метнула на дознавателя быстрый взгляд. Всеволод Алёнович успокаивающе положил руку на плечо барышни, призывая её к молчанию, и всё тем же чуть скучающим тоном спросил: - А вам откуда про сие завещание известно? Неужели покойный супруг показать изволил? - Как же, дождёшься от него, - рассерженной кошкой фыркнула Елена. - С душеприказчиком знакомство свести пришлось, - женщина томно улыбнулась, выразительно провела пальчиком по глубокому вырезу платья, - близкое. Он мне и показал всё, святая простота. Я даже грешным делом подумывала уничтожить завещание, да не успела. Всё так завертелось, знаете ли. Студентик этот появился, и все девки словно с ума посходили, последний разум потеряли, словно бес в них вселился, право слово! Елена Андреевна гневно передёрнулась, словно бы случайно обнажив белоснежное плечико. Но уловка вдовы опять не сработала, Зеркальщик на открывшуюся прелесть не обратил ровным счётом никакого внимания. 'Правду говорят, у всех магов мозги набекрень от чародейства, - с досадой подумала женщина и затосковала. - А ведь этот клещ пока душегуба не сыщет, не отвяжется. Как бы лишнего чего не проведал, Зеркальщик проклятый'. - Надеюсь, Елена Андреевна, вы никуда не собираетесь уезжать из города, - подтвердил самые худшие опасения вдовы Всеволод Андреевич. - Также вы, без сомнения, помните, что вдове подобает скорбеть дома, никуда не выезжая и никого у себя не принимая. - Да помню я, - огрызнулась Елена Андреевна и не без ехидства добавила. - В вашем управлении сие затворничество, кажется, домашним арестом прозывается? - Ну что вы, Елена Андреевна, - хладнокровно парировал Всеволод Алёнович, - домашний арест не более чем на месяц накладывается, а вдова запирается в доме на шесть месяцев. Да и потом выезжать может лишь на могилу к супругу либо с визитом к его родне... коих у Василия Афоновича вне этого дома нет. Скульптурные черты вдовы исказила такая лютая ненависть, что Варенька невольно вскочила с кресла и встала так, чтобы заслонить Зеркальщика от возможного и весьма вероятного нападения. Всеволод мягко задвинул барышню себе за спину, коротко поклонился, звучно щёлкнув каблуками: - Всего доброго Елена Андреевна. Если вспомните что-нибудь полезное следствию, сообщите. У вас теперь будет много времени для размышлений. Пока женщина кипела от гнева, издавая лишь сдавленные шипящие и свистящие звуки, Зеркальщик подхватил Вареньку под руку, вывел в коридор, плотно закрыл за собой дверь и лишь тогда мягко произнёс, твёрдо глядя барышне в глаза: - Мне весьма импонирует Ваша забота обо мне, Варвара Алексеевна, но давайте сразу условимся, что Вы не станете подвергать свою жизнь опасности, пытаясь закрыть меня собой от чего или кого-либо. Оберегать и защищать - это моя святая обязанность. - А если бы она в Вас вцепилась? Вон, как глазами сверкала, чисто тигра! - Я сумел бы уклониться либо поставить щит. Вы же своим необдуманным жестом не только подвергли опасности свою жизнь, но и несколько ограничили мои возможности, поскольку применить магию не задев Вас, я не мог. Посему на будущее, Варвара Алексеевна, я Вас очень прошу не рисковать собой. Барышня сердито топнула ножкой: - А я не стану прятаться и смотреть, как на Вас нападают. Мне, между прочим, Ваша жизнь небезразлична! Девушка прижала пальчики к губам, но слова уже вылетели и вернуть их обратно не было никакой возможности. Всеволод Алёнович смотрел на медленно краснеющую Вареньку и чувствовал себя бродячим псом, коему повезло обрести дом и хозяина. И можно спрятать клыки и пригладить шерсть на загривке, ибо впервые в жизни появилась та, что готова сама беречь и защищать, потому что ей не всё равно, где он и что с ним. Появилась та, кого не пугает дар Зеркальщика, та, которой всё равно, что у него нет ни богатства, ни родословной, да что там, приличного дома и того нет! Ведь до сей поры Всеволоду Алёновичу дом был и не надобен, хватало служебного кабинета. - Варвара Алексеевна, - выдохнул Зеркальщик, усилием воли укрощая чувствительную дрожь в голосе, - давайте продолжим нашу занимательную беседу в другом месте. Пока нам стоит посвятить все силы разговору с приёмной дочерью купца. К сожалению или к счастью, но сия девица последняя из очевидных подозреваемых. Пунцовая от смущения Варенька поспешно кивнула, конфузливо понимая, что в сей момент более соответствует героине заграничного романа, который прячет под подушкой старшая сестрица, чем на решительного помощника Дознавателя, подробно описанного в Справочнике. - Не казните себя, Варвара Алексеевна, - Всеволод мягко взял девушку за руку и чуть пожал прохладные от волнения пальчики. - Ваша искренность очаровательна. - И совершенно неподобающа, - тяжело вздохнула барышня, с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать ковырять пол носочком ботика. В самом деле, она же уже взрослая девица, а не пятилетняя кроха, разбившая мячом вазу в гостиной! - Варенька, - Всеволод мягко приподнял лицо девушки за подбородок, ласково заглянул в глаза, - Вы очаровательны, и я не устаю благодарить небеса за то, что они именно Вас избрали мне в Отражение. Варвара Алексеевна зачарованно внимала словам, прикипев взглядом к губам дознавателя. Барышня точно знала, что в романах за таким романтичным признанием непременно следует поцелуй и неосознанно сложила губки трубочкой и чуть приподняла голову. Ожидания оправдались, правда, поцелуй был столь краток и невесом, что девушка даже не могла точно сказать, был ли он или помстилось в мечтах. - Идёмте, Варвара Алексеевна, - голос Всеволода Алёновича прозвучал странно хрипло, - продолжим дознание. Варенька потупившись кивнула, чувствуя странное смятение в груди и при этом окрыляющее душу счастье. Хотелось закричать от счастья, закружиться, широко раскинув руки, запеть во весь голос любимую песню, которую маменька пела в детстве на ночь. С трудом, но девушка смогла обуздать неуместный в данный момент (всё-таки не на бал пришли, а душегубство расследовать) восторг и чуть-чуть собраться. Расправила плечики, пригладила волосы и гордо вскинула голову. Хотела даже брови строго нахмурить, как маменька делает, когда гневается, но не решилась, вспомнив, как сестрица Аннушка сказала, что насупленная Варенька удивительно похожа на капризную гимназистку, которую на час после уроков за проступки оставили. - Идёмте, Всеволод Алёнович, - Варвара Алексеевна расправила складки платья. - Прошу, - Зеркальщик непринуждённо подал барышне руку. И опять девушке пришлось напоминать себе, что она не на бал приехала, не на весёлый праздник с вручением подарков, а по служебной надобности. А миленькая курносая девушка с яркими крупными веснушками на по-детски круглых щёчках и заплаканными голубыми глазками может оказаться хладнокровной душегубицей. И пусть покойный купец Пряников обладал отнюдь не ангельским нравом и сам повинен, если верить Дуне, во многих страшных преступлениях, убивца это не оправдывает. - Прошу Вас, присаживайтесь, - прощебетала тонким чуть писклявым голоском Дарья и стыдливо смахнула со щеки одинокую слезинку. - Благодарю, - Всеволод уже привычно помог Вареньке опуститься на низкий кокетливый пуфик бледно-сиреневого, очень модного этой осенью, цвета, сам же опять-таки привычно расположился у девушки за спиной. Дарья со щемящей тоской во взоре пронаблюдала за дознавателем и его помощницей и печально вздохнула: - Ванечка мой тоже так делал. Всегда меня усаживал, а сам позади становился. Верным рыцарем при своей Прекрасной Даме, он так это называл. - Давно Василий Афонович Вас дочерью назвал? - мягко спросил Всеволод Алёнович, легко подстраиваясь под негромкий печальный тон дочери покойного. Пожалуй, единственно во всём доме, кого действительно опечалили произошедшие трагические события. Дарья помолчала, позагибала тонкие пальчики, задумчиво покусала губку и нерешительно ответила: - Четвёртый год... кажется. - Вы не помните точно? - изумилась Варвара Алексеевна, которая без запинки могла назвать любое мало-мальски знаменательное событие в собственном семействе. Дочь покойного застенчиво улыбнулась, виновато повела плечами: - На меня чары наложены были. - Какие именно? - резко заинтересовался Зеркальщик. Дарья развела руками: - Не знаю. Сама я магическим даром не обладаю, о чарах узнала лишь после того, как меня Ванечка в церкви после венчания поцеловал. Тогда словно вуаль с глаз сбросили, и я увидела... Голос барышни дрогнул, прервался, но красавица откашлялась, выпрямилась и храбро продолжила, с неким даже вызовом взглянув на дознавателя: - Я увидела все непотребства, что творились в этом доме. Увидела, как батюшка людей истязал, особенно девок дворовых, молодых да пригожих, как полюбовница его, Дунька, королевишной по всему дому расхаживала, как Елена Андреевна мужчин молодых к себе приводила. Господи, стыдно-то как! Дарья всхлипнула и спрятала покрасневшее лицо в ладонях. - Вы именно поэтому убили Василия Афоновича? - от холодного бесстрастного голоса Зеркальщика вздрогнула на только дочь убитого, но и Варвара Алексеевна. - А супруг ваш новоиспечённый вас застиг и решил взять вину на себя? Или вы специально его уличили, чтобы разом и от постылого приёмного отца, позорящего вас избавиться, и от мужа заодно. Богатой-то красавице студентик нищий не в пару будет! Дарья порывисто вскочила на ноги, нежные голубые глазки засверкали подобно разящей молнии. - Да как Вы смеете?! - закричала женщина, стискивая кулачки и наступая на Зеркальщика. - Как Вы смеете говорить подобные... - Дарья запнулась, судорожно подбирая слово пообиднее, - подобные гнусности! Я приказываю Вам немедленно покинуть меня и никогда, слышите, никогда больше не переступать порог этого дома! - Как пожелаете, сударыня, - Всеволод Алёнович по-военному чётко поклонился щёлкнув каблуками. - Идёмте, Варвара Алексеевна. Варенька послушно последовала за Зеркальщиком, раздумывая, можно ли быть настолько порочной, чтобы так мастерски изобразить праведный гнев. Конечно, бездна падения греховного, как говорил на прошлой проповеди отец Анисим, не знает предела, но всё же... Всё же... - Чёрт знает что, - выпалил Всеволод, звучно бухнув кулаком в стену и тут же, покосившись на девушку, поспешно добавил. - Прошу прощения, Варвара Алексеевна. Изображать из себя чопорную гувернантку барышня не стала, сочувственно улыбнувшись и мягко спросив: - На Дарье тоже нет следа убийства? - Ни пятнышка, - зло махнул рукой Зеркальщик. - Она невинна аки ангел небесный. Такое впечатление, словно в этом доме одни серафимы крылатые собрались, все чистые и невинные аки горлицы! Варвара Алексеевна задумчиво потеребила локон. Гнев мало кого красит, но Всеволоду Алёновичу он придаёт особую яркость, подобно тому, как вычерчивает пламя свечи рельефный узор на колпаке светильника. Барышня качнула головой, прогоняя неуместные размышления и, вспомнив о своём даре, спросила: - А Вы никакой домашней живности в доме не приметили? К чести Зеркальщика стоит заметить, что понял он свою помощницу практически мгновенно. Задумчиво взлохматил волосы у лба, отчего они взвились вверх, придав дознавателю озорной вид, и медленно раздумчиво ответил: - Не приметил. Надо у слуг спросить. Варенька тут же окликнула служаночку, испуганной тенью скользившую к лестнице: - А скажи-ка, милая, у вас в доме какие-нибудь кошки али собаки есть? Может, барин покойный держал, али барыня с барышней? - Да что Вы, барышня, - отмахнулась служанка, несказанно довольная, что её почтили вопросом важные господа из самого Сыскного Управления, - какое там! Кошка была, на кухне обреталась, так сгинула. Потом ишшо один раз завели, так она наелась чего-то и три дни маялась, прежде чем сдохнуть. Не живёт у нас ничего, цветы и те дохнут, прости меня господи. Варвара Алексеевна огорчилась мало не до слёз. Ну вот, хотела даром своим чудодейственным похвастать, а не вышло! - А скажи-ка, милая, - с лёгкой улыбкой спросил Всеволод Алёнович, - мыши у вас в подполе водятся? - Ой, барин, спасу от них нет, - сердито махнула рукой служанка. - Вчерась кадку новую погрызли, паразиты, а три дни назад сыр попортили дорогушший из лавки Мартынова. - Это который по пять рублей за ломтик? - ахнула Варенька, моментально представив размах бедствия. - Он самый, - кивнула девка. - И ничего эти паразиты хвостатые не боятся, никакая потрава на них не действует. Кошкой бы пугануть, так не живут у нас кошки, та беда-то. - Сможете с мышами потолковать? - прошептал Зеркальщик на ушко своей помощнице. - Не забоитесь? Варенька расплылась в широкой улыбке и отрицательно покачала головой. Мышей она, в отличие от своих сестриц и маменьки, не боялась, даже прикормила в комнате у себя одного смешного мыша. Потом его случайно обнаружила Юленька и подняла такой шум, что мало все соседи не сбежались узнать, что же такое страшное у Изюмовых происходит, раз они так голосят. - Знаешь что, милая, - Всеволод Алёнович озорно улыбнулся зардевшейся служанке, - а проводи-ка ты нас до подпола. Может статься, мы вас от мышиной напасти и избавим. - Нешта такой знатный барин станет мышей гонять? - недоверчиво усмехнулась девица. - А проводить, шта, мне не сложно. Следуйте-ко за мной. Только в романах да жутких историях, на которые была падка Малуша, Варенька встречала столь жуткие переходы и лестницы: низкие, тёмные, покрытые паутиной и какой-то противной слизью. - Похоже, покойный барин не часто хаживал подобными закутками, а? - усмехнулся Всеволод, вытаскивая из рукава белоснежный платок и протирая им руки. - А чаво ему тут ходить? - удивилась служанка. - Енто для слуг лестницы, баре о таких и не ведают. - Вот как? - небрежно заметил Зеркальщик, и только его помощница поняла, что открывшийся факт дознавателя весьма заинтересовал. - А чужой никто этими ходами воспользоваться не мог? - Да у нас тут сам чёрт ногу сломит, - зло отозвалась служанка, подвернувшая ногу и чуть не оступившаяся на осклизлых ступеньках, и тут же испуганно перекрестилась. - Прости меня господи, дуру, не ведаю, что болтаю! Варваре Алексеевне страшно хотелось сказать, что в царящем вокруг хаосе никто не повинен, кроме тех, кто его создал, но барышня предусмотрительно промолчала. Как папенька говорит, правда - она что слабительное, не для каждого случая подходит. - Вот, пришли, - с такой гордостью провозгласила служанка, словно привела господ в сказочный Золотой город. - Тутатки ишшо одна крохотная лесенка, а внизу тот самый подпол мышиный и есть. Мне-то как, остаться, али идтить можно? - Спасибо тебе, милая, - вздохнул Всеволод Алексеевич глядя на тесную тёмную дыру, в которую вела крохотная, в прямом смысле слова, лесенка. - Иди с богом. Девица удалилась с такой поспешностью, словно в этой дыре обитали голодные оборотни и осталась буквально пара минут до их выхода на охоту. 'А вот интересно, если вниз прыгнуть, обе ноги сломаешь или только шею свернёшь? - мрачно подумал Зеркальщик, неохотно подходя к подполу и стараясь дышать через раз, чтобы хоть немного защититься от жуткой вони, щедро разлитой вокруг. - И почему мне так везёт на эти кротовьи норы, в которых чаще всего обитают далеко не безобидные кроты?' - Ну что, будем спускаться? - Варенька отважно подошла ближе к крохотной лесенке, только вот затравленный взгляд, брошенный на дознавателя, не подходил смелой фразе. - Варвара Алексеевна, Вы останетесь здесь, - Всеволод решительно преградил девушке путь и предвидя возможные, готовые уже сорваться с губ возражения, добавил, - чтобы в случае необходимости позвать подмогу. Сей аргумент барышню убедил, девушка кивнула и с тайным, а оттого взгляду наблюдательному ещё более заметным, облегчением отошла от дыры. Зеркальщик глубоко вздохнул, покосился на лесенку, вблизи оказавшуюся ещё более шаткой и ненадёжной, опустил ноги в дыру и осторожно спустился вниз, держась за края лаза. К счастью, подпол оказался небольшой, относительно ровный и пол под ногами был твёрдым, хоть всё вокруг и смердело как неупокоенный мертвец. - Ну, что там? - раздался сверху встревоженный голосок Варвары Алексеевны, а потом показалась и её хорошенькая головка. - Мне тоже можно спуститься? - Нет пока, - рассеянно отозвался Всеволод, выуживая из голенища сапога небольшое зеркальце. - Варвара Алексеевна, вы не могли бы отойти немного, мне нужно свет поймать. Барышня послушно отошла, Зеркальщик поймал бледный блик, махнул рукой над зеркальцем и от гладкой поверхности медленно оторвался бледно-серый пыльного цвета шар, лениво взмывший вверх и застывший аккурат над головой дознавателя. 'Да, освещение так себе, - недовольно отметил Всеволод Алёнович, пытаясь хлопками хоть немного усилить яркость шара, - ну да ладно, уж какое есть, не время привередничать. Можно оглядеться и передвигаться и добро'. Зеркальщик придирчиво осмотрелся по сторонам, старательно прогоняя воспоминание о сыром подполе заброшенного лесного трактира, в которым довелось посидеть на цепи. Некстати разнылся шрам, запульсировал, словно края раны совсем недавно стянулись. 'Да что ж такое-то, - рассердился дознаватель, тряхнув головой, - ещё в обморок упади от грязи и вони, барышня великосветская!' Злость помогла встряхнуться, отогнать призраки прошлого. Всеволод прошёл до стены, где грудой лежали какие-то мешки, источающие сладковатый гнилостный запах, присел на корточки, осторожно коснулся истлевшей мешковины. Под ней оказались овощи, хотя дознаватель готов был и разложившееся тело обнаружить. 'Неудивительно, что в такой грязи мыши расплодились, - усмехнулся Всеволод, взмахом руки опуская светящийся шар пониже, - странно, что никто похуже не завёлся'. Сзади раздался шорох, сменившийся душераздирающим скрипом, а потом и треском. Зеркальщик успел броситься к лесенке и подхватить Варвара Алексеевну, которая самым восхитительным образом манкировала его приказ остаться наверху. Вот упрямая девица! И бесстрашная, ни темноты, ни вони, не испугалась. - Варвара Алексеевна, - резко, так как пара гнилых досок весьма чувствительно ударили по спине, прошипел Всеволод Алёнович, собой закрывая барышню от хлынувшего вместе с обломками гнилой лестницы многолетнего сора, - я приказывал Вам остаться наверху. - Всеволод Алёнович, - девушка заботливо отряхнула плечи дознавателя от грязи, - так Вы же сами с мышами говорить не станете. Вот я и решила Вам помочь. Варенька помолчала, а потом чуть слышным шёпотом призналась: - Кроме того, уж больно жутко одной там, наверху. С Вами-то поспокойней. - Это в подполе-то? - хмыкнул Всеволод бережно опуская бесценную ношу на пятачок почище и поровнее. Варенька пожала плечами, присела на корточки и путь поскребла пальчиками по полу. Раз, другой, третий. Потом чуть слышно пискнула. Опять поскреблась и опять пискнула. Замерла, прислушиваясь.
  - Ну как? - выдохнул Зеркальщик с мальчишеским любопытством наблюдая за своей помощницей.
  - Всеволод Алёнович, а у вас хлебушка не найдётся? - Варвара Алексеевна чуть смущённо улыбнулась. - Мышата тут пуганые, а совместная трапеза сближает.
  Барышня была готова к тому, что её поднимут на смех, луди часто высмеивают то, в чём разобраться не могут, но Всеволод Алёнович лишь задумчиво повторил:
  - Хлебушка, значит.
  - Да. Можно ещё чего-нибудь, только сыра не надо, он слишком жирный, от него у мышей животы болят.
  Всеволод опять вынул зеркальце, приложил его стеклом к стене, а когда убрал, изумлённая Варенька увидела появившееся на стене огромное зеркало в бронзовой оправе. Барышня ахнула, восторженно прижав ладошки к щекам, а Зеркальщик стал пролистывать отражения, словно страницы книги. Перед изумлённой девушкой мелькали, сменяя друг друга, леса и поляны, какие-то роскошные залы, даже знакомый кабинет в Сыскном Управлении появился и тут же исчез, сменившись уютной кондитерской, куда барышня регулярно с маменькой наведывалась. При виде выставленных в витрине сахарных крендельков и воздушных пирожных, Варвара Алексеевна прикусила губу, вспомнив, что всё ещё не обедала, а время, если верить висящим над витриной часам, уж заполдень.
  - Я сейчас, - коротко бросил Всеволод и шагнул в зеркало так легко, словно это была распахнутая настежь дверь. Как оказалось, Зеркальщик был частым гостем в кондитерской, по крайней мере полная хозяйка, чьи некогда огненно-рыжие кудри изрядно выбелила седина, встретила его как родного, прижала к груди и, судя по жестикуляции, засыпала вопросами. Всеволод что-то ответил, выразительно махнув рукой в сторону зеркала. Женщина покачала головой, материнским жестом погладила дознавателя по голове и неожиданно грациозно порхнула в неприметную дверку, за коей, как предполагала Варенька, скрывалась кухня. Не прошло и четверти часа, как хозяйка вернулась назад, прижимая к груди объёмную корзину, при виде коей Варвара Алексеевна вспомнила описание запаса продовольствия для одной дальней экспедиции в загадочные жаркие страны. Серые глаза Всеволода при виде корзины изумлённо распахнулись, мужчина явно попытался отказаться, но хозяйка непреклонно всучила ему корзину и властно приложила палец к губам, пресекая все возможные возражения. Зеркальщик философски пожал плечами, поцеловал женщину в пухлую щёку, принял её размашистое благословение и так же через зеркало вернулся в подпол. - Не очень здесь уютно, верно? - Всеволод Алёнович наморщил нос и протянул девушке корзину. - Подержите немного, только осторожно, она тяжёлая. Варенька приняла угощение, да так и охнула: корзинка, казалось, была битком набита булыжниками. - Сейчас, я быстро, - Всеволод встряхнул руки, потёр их, потом мягким плавным движением соединил кончики пальцев, словно мыльный пузырь собирался сделать. Меж пальцев Зеркальщика мягко засияла, словно снег при лунном свете, серебристая плёнка, действительно превращающаяся в подобие пузыря. Всеволод осторожно развёл руки в стороны, и серебристый шар, размером со свернувшуюся калачиком кошку, плавно взмыл вверх, где и лопнул. Поток серебристого света охватил потолок, стены, пол, вынуждая барышню прикрыть глаза ладонью от неяркого, но почему-то выжигающего слёзы из глаз свечения. - Готово, - выдохнул Всеволод, и Варвара Алексеевна поспешно опустила руку, распахнула глаза и восторженно ахнула: подпол стал подобен сказочному зимнему дворцу, всё вокруг сияло и переливалось, подобно ледяным узорам на окнах. - Позвольте, - Всеволод забрал у девушки корзину, поставил её на узорную лавку и принялся сноровисто разгружать, выставляя на стол всевозможные деликатесы, на некоторых из которых красовались кокетливые бантики, еловые веточки или пышные бумажные цветы. - Ну вот, всё готово, - Зеркальщик придирчиво что-то поправил на столе, а потом с лёгким полупоклоном повернулся к Вареньке и провозгласил: - Обед готов, сударыня. - Благодарю Вас, - Варвара Алексеевна присела в кокетливом реверансе, а потом всплеснула руками, - Ой, а мышата-то как же? Мы о них совсем позабыли! - Вовсе нет, - Всеволод Алёнович кивнул в сторону крохотных подносиков, на которые в процессе разгрузки корзины регулярно выкладывал кусочки еды - угощение для них тоже готово. Варенька улыбнулась, присела на корточки, поскребла пальчиками блестящий, словно лёд на реке пол и приглашающе пискнула. Барышня готова была голову на отсечение дать, что её призыв был понят и услышан, но ни один любопытный чёрный нос не показался из самой крохотной, незаметной глазу щёлочки, ни один длинный хвост не мелькнул в уголке. - Не печалься, - Всеволод мягко обнял девушку за поникшие плечи, - тебя услышали и поняли, это я точно вижу. Просто мы первые, кто к ним с добром, а не топором, вот они и робеют. - А ну, как так и не выйдут? По лицу Зеркальщика промелькнула грустная кривоватая улыбка: - Выйдут. Зверьки, даже пуганые, на добро всегда добром отвечают. А сейчас идём обедать, тётка Марфа мне голову снимет, коли я своё Отражение голодом морить стану. Девушка хотела было спросить, кто такая эта тётка Марфа, да заробела. Негоже с расспросами в душу человеку лезть, неприлично это. Однако Всеволод без труда угадал не прозвучавшие вопросы, ответил не таясь, ничего не умалчивая: - Подруга это матушки моей. Магией ей помогала, от людей лихих оберегала, да вот не сберегла. Пока на встречу с любым своим бегала, матушку мою злой человек сгубил. Варенька тихонько ойкнула, робко положила свою ладошку на руку Зеркальщику, всем сердцем желая утешить, хоть немного залечить рану болючую. Всеволод Алёнович ласково улыбнулся девушке, пожал её прохладную от волнения ручку. - С Марфой я встретился, когда первый раз в кондитерскую зашёл. Она меня сразу признала, с объятиями бросилась, мало в капкан зеркальный не угодила. Теперь вот каждую неделю стараюсь к ней заглядывать, навещать её. - И пи-вельно, - прозвучал откуда-то снизу тонкий писклявый голосок. - У неё пи-рожки очень за-пи-чательные. - Мышата, - ахнула Варенька, с умилением глядя на серых ушастых зверьков, деловито снующих рядом с подносиками, - какие миленькие! - Признаюсь, Варвара Алексеевна, Вы единственная известная мне барышня, которая мышей миленькими считает, - со смехом заметил Зеркальщик. Мышата недовольно загалдели, возмущённо размахивая хвостиками и трепеща ушками. Конечно, понять слова Всеволода они не могли, но по его интонации и выражению лица поняли, что его высказывание не являлось хвалебной одой хвостатому племени и оскорбились. - Неприязнь к мышам мне непонятна, - барышня подхватила одного мышонка, с порванным левым ушком, на руки и погладила по бархатистой спинке, - Вы только взгляните, какие они симпатичные! - Прошу простить меня, Варвара Алексеевна, - Всеволод бестрепетно посмотрел на мышонка, - но меня гораздо больше интересует, насколько эти мышата наблюдательны и смогут ли они помочь нам понять, что же произошло в доме купца Пряникова. Варенька негромко запищала, обращаясь к рассевшимся у её ног в кружок мышам. На миг грызуны притихли, а потом подняли ужасный писк, пока одна старая седая мышь не скрипнула громко и протяжно, призывая то ли к тишине, то ли к порядку. - Боюсь, у меня дурные вести, Всеволод Алёнович, - девушка повернула к Зеркальщику встревоженное лицо. - Мыши говорят, что тут, прямо тут, в подполе, творили лихое чародейство. - И какое именно? - заинтересовался дознаватель, ни на миг не усомнившись в словах своей помощницы. Варвара Алексеевна озабоченно прикусила губку. Как человеку, магией почти не владеющему, объяснить, да ещё и подробно, то, что и сами мышата толком не поняли, было весьма проблематично. - Пусть они покажут, какие рисунки делал тот или те, кто тут ворожил, - предложил Всеволод, - так мы хотя бы приблизительно поймём, о чём идёт речь. 'Вы поймёте, - мысленно поправила Варенька и пылко пообещала себе. - Завтра же, нет, сегодня вечером начну книгу по общей магии, что у папеньки в библиотеке на полке стоит, изучать! Всю до последней страницы вызубрю'. Барышня нагнулась к мышатам и запищала, прося их показать, что же делал в подполе тот, кого грызуны называли: 'большой страшный человек пахнущий смертью'. Старая мышь коротко кивнула, властно скрипнула на своих подданных и те засуетились, заметались, путаясь в лапках и хвостах. Сначала Варвара Алексеевна решила, что из задумки ничего не вышло, лично ей замершие в разных местах и странных позах мышата не напомнили ничего, кроме жуткой картинки в одной из книг, тайком утащенных из отцовского кабинета. К слову, ничего, кроме той картинки Варенька разглядеть и не успела, папенька отобрал книгу и унёс её, то ли вообще из дома, то ли спрятав так, что дочь не смогла сыскать.
  Барышня негромко вздохнула, досадуя на собственную недогадливость, а вот Всеволоду выложенный мышатами узор явно оказался знаком. Зеркальщик вскочил на ноги и так стукнул кулаком по столу, что зеркальная магия колючими осколками брызнула в разные стороны, открывая неприглядный облик подпола. - Как же я сразу-то не догадался, - серые глаза дознавателя пылали белым светом, - это же заклятие Кривого зеркала! Варенька глубокомысленно кивнула, не решаясь лезть с расспросами, но, к искренней благодарности девушки, одним этим восклицанием Всеволод Алёнович не ограничился, пояснил: - Заклятие Кривого зеркала искажает суть всего живого, в нашем случае, обитателей этого проклятого дома! Именно поэтому я и не вижу отпечатка убийства на душегубе! Зеркальщик с досадой стукнул кулаком по стене, отвернулся, кусая губы. Варвару Алексеевну пронзила острая жалость. Это же надо, все труды прахом развеялись из-за заклятия, теперь опять всё начинать с начала придётся! - Всеволод Алёнович, а снять это заклятие можно? - спросила барышня и поморщилась, до того жалко прозвучал её голосок. Зеркальщик по-мальчишески дёрнул плечом: - От уровня мага зависит. И жертвы, которую он принёс. Если Кривое зеркало ставил Зеркальщик полный сил, да ещё и кровавую жертву принёс, то я его не вытяну. Только через седмицу, когда в полную силу войду. Чёрт, знал бы, оставил Ворона околоточным на расправу! Дознаватель пнул стену, устало потёр лицо ладонями и глухо закончил: - В любом случае, отступаться, даже не попытавшись, я не стану. Прошу Вас, Варвара Алексеевна, отойти. Зеркальная магия, когда её разрушают, рассыпается осколками, Вы можете пострадать. - А Вы? - выпалила девушка и смущённо порозовела, однако, Всеволоду её забота была приятна, по крайней мере, уголки губ чуть дёрнулись в улыбке: - Где Вы видели рыбу, которая боялась бы воды? Родная магия для меня безопасна, даже если её использовали в тёмных целях. Барышня послушно отошла к самой дальней и тёмной стене подпола, спряталась за кучу мусора, любопытным мышонком поблескивая глазами из темноты. Зеркальщик убедился, что с помощницей всё благополучно, после чего присел на корточки, вытянул из-за голенища какую-то стеклянную палочку и принялся быстро чертить ей загадочные символы на полу. Варвара Алексеевна вжала голову в плечи, ожидая описанных в книгах про волшебников и колдунов раскатов грома и разноцветных молний, испепеляющих всё вокруг, но ничего не происходило. Секунды ленивыми улитками ползли одна за другой, а даже вспышки света не было. Вообще ничего не происходило. Заинтригованная до крайности девушка высунулась из-за кучи мусора и увидела Всеволода Алёновича сидящим на полу и обхватившим руками колени. Поза была столь усталой и печальной, что Варенька не утерпела, выскочила из укрытия и бросилась к Зеркальщику, движимая одним единственным желанием: ободрить и утешить. - Вы непослушны, Варвара Алексеевна, - мягко и устало укорил барышню Всеволод. - Я прекрасно помню, что просил Вас спрятаться. - Так ведь заклинание... - начала было девушка, и тут началось самое настоящее светопреставление: воздух вокруг тревожно зазвенел словно зеркало, в которое с размаху запустили чем-то тяжёлым, во все стороны брызнули острые, раздирающие в кровь, осколки. Пол под ногами и тот зашатался, подобно трещащему по весне льду. Варенька вскрикнула, испуганно метнулась, но не в сторону спасительной кучи, а к единственному оплоту спокойствия и надежды в этой бездне ужаса: к Зеркальщику. Всеволод привлёк напуганную девушку к груди, собой закрывая от летящих, словно вражеские копья, осколков, закричал что-то громко и повелительно. Варвара Алексеевна приоткрыла один глаз, страстно мечтая, чтобы метель из осколков наконец улеглась и всё успокоилось, но смертоносный вихрь, на миг притихнув, взлютовал пуще прежнего. А самое жуткое, что Всеволод Алёнович побледнел смертельно, шрам на его щеке побагровел, а потом и вовсе отворился. По щеке поползла капелька крови. - Прекратите! - завизжала Варенька, отчаянно шлёпая дознавателя по груди и плечам. - Немедленно прекратите, Вы же убиваете себя! Безумная стеклянная вьюга прекратилась, от воцарившейся тишины зазвенело в ушах. Варенька тяжело со всхлипом дышала, прильнув к Зеркальщику. - Вы правы, Варвара Алексеевна, - хмуро прошептал Всеволод, - сейчас мне Кривое зеркало не сломать. Что ж, по крайней мере, я попытался. Зеркальщик потянулся потрогать кровоточащий шрам на щеке, но барышня звонко шлёпнула его по руке: - Не трогайте, ещё грязь занесёте, болеть начнёт! Серые глаза Всеволода Алёновича изумлённо распахнулись, но спорить дознаватель не стал и руку послушно убрал. - Присядьте куда-нибудь, - Варвара Алексеевна растерянно огляделась по сторонам, пытаясь найти хоть крошечный уголок, не топорщащийся осколками и относительно чистый, но всё вокруг искрилось и переливалось подобно ледяному царству, - ну, где-не так грязно. Нужно остановить кровь. Зеркальщик лениво щёлкнул пальцами, сгоняя все осколки в одну большую угрожающе-кособокую гору и со смешком заметил: - Насколько я помню, Варвара Алексеевна, Вы утверждали, что не боитесь крови. - Я не боюсь чужой крови, - ответила Варенька, спешно выливая на выхваченный из рукава платок едва ли не половину содержимого крохотной, спрятанной в складках юбки, фляжки. - А это Ваша. Потерпите немного, это настой целебных трав, щипать будет сильно, но недолго. - Я к боли привычен, - пожал плечами Всеволод с трудом сдерживаясь от широкой ликующей улыбки от уха до уха. Варенька огорчилась при виде его крови, даже испугалась, значит, он ей небезразличен! Восторженная улыбка осветила лицо Зеркальщика и тут же сменилась гримасой боли. Всеволод зашипел и схватился рукой за повреждённую щёку. - Всеволод Алёнович, - тоном строгой гувернантки воскликнула девушка, - немедленно опустите руку! Вы же хуже можете сделать! Дознаватель с кривой усмешкой, затронувшей лишь одну половину лица, примирительно поднял руки: - Прошу меня великодушно просить, сударыня. Нижайше молю о Вашей милости. 'Да уж, молит, - фыркнула Варвара Алексеевна, стараясь не поддаваться обаянию Зеркальщика и не улыбаться (или хотя бы делать это не столь восторженно и лучезарно). - А то я смеха в голосе не слышу!' Девушка мягко прикоснулась пропитанным целебным зельем платком к ране на щеке дознавателя. От резкой боли Всеволод вздрогнул, дёрнулся, Варенька мягко придержала его, проворковав: - Потерпите немного, боль скоро утихнет. Всеволод Алёнович прикусил губу и замер, починившись нежным мягким пальчикам и чуть слышному сострадательному воркованию, в котором, подобно шелесту волн, растворялись все беды и напасти. - Ну вот, всё готово, - барышня последний раз провела платком по щеке и не утерпев, звонко чмокнула Зеркальщика в уголок губ, как делала всякий раз, когда утешала сестёр, - умничка моя. Ой! Девушка испуганно прижала ладошку к губам и покраснела так, что даже кисти рук запылали, а на горячих щеках смело можно было разогревать чай. - Вот только не корите себя, Варвара Алексеевна, - Всеволод мягко взял девушку за руку, начал ласково гладить нежные пальчики. - Вы подобны лесной речке, дающей жизнь всем обитателям её берегов. А мне, признаюсь, этой жизнерадостности сейчас очень не хватает, я потерпел поражение, причём двойное: как дознаватель и как Зеркальщик. И ещё непонятно, какое досадней. Всеволод Алёнович тяжело вздохнул и мрачно уставился в стену. Варенька замерла, понимая, что чудо всё-таки произошло. Ей доверили то, что сильные мужчины берегут пуще зеницы ока: собственную слабость. Барышня честно попыталась вспомнить, бывало ли так, чтобы папенька говорил о собственных неудачах али обидах и не смогла. Алексей Петрович представал перед своими дочерями несокрушимым утёсом, которому и время, и любые шторма нипочём. И кавалеры Юленькины (да и Аннушкины тоже) всегда хвастались доблестью и отвагой, красочно расписывая свои подвиги, половину из которых, как Варенька всегда подозревала, брали из книг либо просто придумывали. Всеволод же не стал наводить тень на плетень, а честно признался в собственном огорчении, явив тем самым чарующую отвагу и неслыханную (куда там книжным рыцарям с принцами!) отвагу. - А знаете, я Вас очень хорошо понимаю, - Варвара Алексеевна огляделась, прикидывая, куда бы присесть, чтобы не замараться и не застудиться. Всеволод моментально скинул с себя мундир и постелил его на пол рядом с собой. - Ой, ну что Вы, Вы же застудитесь!
  - Я не мерзлявый, - отмахнулся Зеркальщик, приглашающе похзлопав ладонью по мундиру. - Так что Вы хотели мне поведать, Варвара Алексеевна?
  - Когда мне исполнилось десять, я увидела на ярмарке дивный хрустальный шар. В нём была красавица барышня в венке из остролиста и рядом с ней пригожий кавалер, - глаза девушки мечтательно засияли, - стоило только покрутить ручку в подставке, на коей покоился шар, как звучала прелестная музыка, и пара начинала кружиться. А ещё блёстки сыпались вроде снежных хлопьев. Такой прелестный шар был! Варенька восторженно захлопала в ладоши и даже на месте подпрыгнула.
  - Я и думать не могла ни о чём, кроме этого шара, но вскоре ярмарка закончилась, все торговцы разъехались, - Варвара Алексеевна печально вздохнула и замолчала.
  - И шар исчез вместе с ними? - закончил Зеркальщик, ласково и ободряюще погладив девушку по руке.
  Барышня расцвела лучистой улыбкой, словно подснежник по весне:
  - Я тоже так думала. А потом, на Новый год открыла подарок из голубой бумаги с пышным жёлтым бантом и увидела тот самый шар! Вы представляете, тот самый!
  'Господи, какая же она ещё девчонка, - умильно подумал Всеволод, чувствуя огромное желание подхватить Вареньку на руки и заслонить собой от всех треволнений жизни. - Ей бы в куклы играть, а не в помощницы дознавателя'.
  - Я весь вечер провозилась с этим шаром, перед сном положила его на столик рядом с кроватью, - голос барышни дрогнул, в глазах закипели слёзы, - зря, как оказалось. Ночью сестрица старшая решила погадать, в потёмках натолкнулась на столик, шар слетел на пол и разбился вдребезги. - Варвара Алексеевна горестно хлюпнула носом и прерывающимся голосом закончила:
  - У барышни тело разбилось, а кавалер вообще на кусочки разлетелся, его даже не собра-а-а-ли до конца. Потом ещё месяц осколки по всей комнате находили. Девушка закрыла лицо руками, плечи её затряслись от бесшумных рыданий. Всеволод мягко привлёк Вареньку к себе, успокаивающе стал гладить по спине, по волосам. Зеркальщику хотелось сказать что-то нежное, как-то подбодрить, утешить, но проклятые слова разбежались быстрее напуганных мышат. Только и оставалось отдавать своё тепло и нежность. Всю, без остатка.
  Варвара Алексеевна порывисто вздохнула, смущённо провела ладошкой по глазам и виновато улыбнулась: - Простите, Всеволод Алёнович. У нас тут заклинание тёмное, душегубство кровавое, а я из-за детской игрушки разнюнилась. - Не казните себя, Варвара Алексеевна, - мягко утешил девушку дознаватель. - В доброте и искренности греха нет. А сейчас идёмте, попробуем узнать, кто в этом доме магией Зеркальщика балуется. Как оказалось, обитатели дома боялись лишний раз взгляд поднять друг на друга, не то что подсматривать-подслушивать, а потому узнать что-либо путное не получилось. Варенька опечалилась мало не до слёз, Всеволод сохранял привычную невозмутимость, но девушка чувствовала, что это всего лишь маска, за которой Зеркальщик прячет огорчение, досаду и усталость. - Предлагаю, завершить поиски, - дознаватель устало потёр лицо. - Вам как приятнее: по улице до дома прогуляться или зеркальным порталом воспользоваться? - Если позволите, я бы прогулялась, - ответила Варвара Алексеевна и мечтательно вздохнула. - На улице красота неописуемая: снежок крупный, точно на картинке рождественской, тихо кругом, свежо. - В таком случае, я Вас провожу, - Всеволод едва заметно приподнял уголки губ. - К описанной Вами идиллической картинке стоит добавить скользкую, разъезженную санями дорогу, плохое освещение улиц и многочисленных субъектов, кои так и норовят воспользоваться девичьей слабостью и доверчивостью. - Всеволод Алёнович, - барышня искренне обиделась за родной город. В самом деле, ну нельзя же так! Можно подумать, у них тут страх и ужас на улицах творится, а между тем, очень даже чинно и благородно кругом. - Как Вам не стыдно! Серые глаза Зеркальщика блеснули подобно острой сабле. - Я всего лишь чуть разбавил Ваш идиллический пейзаж, сделав его более реальным. Коли Вам мои слова пришлись не по душе, нижайше прошу меня простить. - Не так уж у нас и плохо, - обиженно проворчала Варенька, выходя на улицу и с наслаждением делая глубокий вдох. - Вы только поглядите, красота-то какая! Всеволод послушно огляделся. А ведь и правда, красиво. Выбеленные инеем ветки походили на изысканные украшения, пухлые сугробы так и манили плюхнуться в них, как в детстве, раскинув руки и ноги. Чуть поблёскивающая в неверном свете уличных фонарей (всего год, как градоправитель личным именным указом приказал установить по всему городу фонари, дабы в вечернюю пору жители могли гулять беспрепятственно) дорожка обещала весёлое катание. Зеркальщик покосился на замершую перед тонкой, сказочно-белоснежной берёзкой, помощницу, отошёл чуть в сторону, чтобы в случае падения не зацепить Вареньку, разбежался и прокатился по ледяной дорожке. Совсем как раньше, когда они с мальчишками удирали из воспитательного дома на пруд, даже не дожидаясь, когда лёд на нём станет твёрдым. Коньки были дороги, выдавали их исключительно за отличную учёбу и примерное поведение, а потому на всю ватагу из десяти мальчишек приходилось всего две пары. Счастливчики, удостоенные коньков жадинами не были, они щедро делили своё сокровище с друзьями, а чтобы облагодетельствовать как можно больше ребят поступали хитро: пару разбивали. Правый конёк надевал один мальчишка, а левый - другой. Те, кому коньков не хватало, катались вообще без всего. Старый Прохор, который в воспитательном доме отвечал за одежду и обувь воспитанников, страшно ворчал, ругался и клятвенно обещал новой обуви до конца сезона не выдавать, мол, ходите в стёртых до дыр, раз обутку ценить не умеете, а дня через два тайком совал проштрафившемуся сорванцу целую пару валенок. Только много позже Всеволод узнал, что валенки воспитанникам старик валял сам, а одежду и вовсе часто покупал за свои деньги, уж больно не по сердцу ему были казённые наряды, в которых мальчишки выглядели жалкими побирушками. Зеркальщик щёлкнул пальцами, магией делая подошву гладкой, и заскользил по дорожке, задумчиво выписывая круги и узоры. - Ой! Всеволод резко повернулся, чуть не ткнувшись носом в землю, и увидел Вареньку со сконфуженно-счастливым выражением лица поднимающуюся с дорожки. - Что с вами, Варенька? Любимая с детства забава размягчила дознавателя, сделав невозможным светское обращение с этой тёплой и солнечной девушкой. - Хотела покататься да каблуком зацепилась, - смущённо ответила девушка, чуть приподнимая ножку в кокетливом ботике с высоким чуть зауженным книзу каблучком. - Позволите? - Всеволод вопросительно склонил голову к плечу. Варенька зачарованно кивнула, предвкушающе распахнув глаза в ожидании самого настоящего новогоднего чуда. Зеркальщик щёлкнул пальцами, и ботики барышни моментально, словно инеем, покрылись блестящим зеркалом, став похожими на коньки. - Какая прелесть! - восторженно захлопала в ладоши девушка и легкокрылой птичкой заскользила по гладкой раскатанной дорожке. - А что же Вы себе коньки не сделаете? - А я на коньках никогда не катался. Варенька ошеломлённо посмотрела на дознавателя, пытаясь понять, шутит он или говорит правду: - Как же так? Вы же катаетесь! - В воспитательном доме на меня коньков никогда не хватало, - голос Зеркальщика звучал бодро, но по побагровевшему шраму барышня поняла, что всё было совсем не так весело и приятно, как Всеволод говорит. - А для меня почему-то было очень важно получить коньки. Да, я мог заколдовать обувь, так и делал для мальчишек, но сам мечтал получить настоящие коньки. У нас в конце каждой недели устраивали общие собрания и счастливчикам, отличившимся успехами в учёбе и примерным поведением, торжественно вручали коньки. Синие, блестящие с острым лезвием. И они целую неделю после занятий могли кататься на пруду у церкви, рядом с которой стоял наш воспитательный дом. Потом, в конце недели, коньки или вручали другому мальчику, или оставляли. - А вы... - Варенька вспомнила, что коньки Всеволод не получал ни разу и возмутилась. - А почему Вам коньки не вручали? Вы же самый лучший! - Я Зеркальщик, - дознаватель передёрнул плечами, - господин директор сказал, что таким, как я, привилегии не положены. - Гад - припечатала барышня, звучно стукнув ножкой по льду. - Мерзавец! - Да ну его, - беззаботно махнул рукой Всеволод. - Айда наперегонки? Девушка кивнула, мысленно уже прикидывая, к кому из мастеров стоит обратиться с просьбой об изготовлении коньков. Синих блестящих с острым лезвием. Всеволод Алёнович проводил Варвару Алексеевну до дома, почтительно поцеловал ручку, от приглашения отужинать любезно отказался и, как только барышня скрылась в доме, достал зеркальце и переместился прямиком в кабинет. Оказавшись в Управлении, Зеркальщик окинул скептическим взглядом свои владения, которые привык считать домом, вздохнул, недовольно покачал головой и направился прямиком в каморку под лестницей. Там вот уже три года обитал молодой лешик Устин, чью семью извёл обезумевший чёрный маг. Всеволод, занимавшийся поимкой колдуна, подобрал лешика и пристроил его в Сыскное Управление посыльным. Устин быстро прижился в Управлении, а Зеркальщика и вовсе стал считать своим главным корнем, буквально расцветая всякий раз, как дознаватель обращался к нему за помощью. Вот и сейчас, едва заслышав шаги Всеволода Алёновича, лешик проворно выскочил из каморки и заблагоухал цветущей липой. - Привет, Устин, - Всеволод присел на корточки, потрепал лешика по веткам. - Мне помощь твоя нужна. Из зелёной вихрастой шевелюры выстрелили две пушистые еловые веточки, густо усыпанные шишками. - Как прикажете, сударь, - Устин лихо тряхнул ветками, вытянулся и подобрал корешки, выпирающие из расшарканных лапотков. - Чаво изволите? - Подскажи, где у нас самый наилучший мастер живёт, который шары хрустальные мастерит? - спросил Зеркальщик, глядя в крошечные блестящие глазки лешика. Устин задумчиво кхекнул, зашелестел ветками, скинул лапоточки и запустил корешки в пол. Всеволод Алёнович обхватил колени руками приготовившись к длительному ожиданию. Летом, когда вся природа цветёт и ликует, лешик быстро связывается со своими сородичами, но зимой растения спят, испуганно поджав корешки, непросто до них дозваться. - Готово, сударь, - довольно прошелестел Устин, выпуская ещё одну веточку, на этот раз сосновую. - Есть такой мастер. Зовут его Тимофей Матвеич, живёт он в Шебутной слободке, что справа от Крысиного тупика. Зеркальщик присвистнул. Мастер проживал в откровенно разбойничьем местечке, куда городничие и в светлое время суток соваться не смели. - Вам туды соваться не след, - лешик испуганно поджал корешки, зябко потряс ветками. - Тамотки дознавателей не любят. - Через зеркало пройду, - Всеволод хлопнул ладонью по колену. - Благодарю, Устинушка, выручил. - Да чаво там, да ладно уж, - зашаркал лапотком Устин. - Вам, можа, ишшо чем помочь? Так я с радостью! - Знаешь, Устинушка, - Зеркальщик задумчиво почесал подбородок, - а можно ли как-то кабинет мой обиходить? Уж больно он мрачно смотрится, барышня в такой зачахнет, как цветок без солнца! Лешик выбросил пять веточек сирени, от благоухания которой Всеволод даже расчихался и отпрянул в сторону, зажимая нос: - Как нельзя, всё сделаю! Для Вас хучь звезду с неба, хоть медведя из берлоги! - Добрый ты, Устинушка, - хмыкнул Всеволод Алёнович, красочно представив, как убегает от тощего злого шатуна, поднятого среди зимы. - Ладно, пойду я. - Весеннего солнца, барин, - низко поклонился лешик. Зеркальщик благодарно кивнул и, достав зеркало, быстро переместился к Тимофею Матвеевичу. Старый мастер, привыкший к тому, что заказчики подчас на него в прямом смысле слова с неба падают, ничуть не удивился, увидев выходящего к нему прямо из зеркала молодого сероглазого мужчину. Лишь сдвинул на лоб круглые очки в узкой серебристой оправе, пожевал тонкими морщинистыми губами и осторожно спросил: - Что Вам угодно, сударь? От такого простого вопроса Всеволод на миг смешался. Что и говорить, игрушки он покупать не привык. В детстве у него просто не было такой возможности, а с годами пропала необходимость. Мастер понял заминку правильно, его внимательные голубые глаза потеплели, по всему лицу лучиками разбежались крохотные морщинки. - Может, чаю изволите? У меня сегодня с липовыми почками и летним медком. Самое оно в такую-то стужу. - Шар мне нужен, Тимофей Матвеевич, - Зеркальщик руками показал размер игрушки. - Хрустальный, чтобы внутри всенепременно пара была. Барышня, в венке из остролиста и кавалер. Да, ещё чтобы можно было ключик повернуть, и в шаре музыка бы заиграла, снег посыпался, и пара закружилась. Старик улыбнулся, одобрительно кивнул: - Как же, знаю я такие шары, моя работа. По молодости, бывало, частенько делал, да всё на заказ али в магазейны, чьи витрины на самых главных улицах красуются. - А сейчас такой шар сделаете? - Всеволод старался ничем не выдать волнения, но голос всё равно чуть-чуть дрогнул. Тимофей Матвеевич покачал седой головой: - Не сочтите за грех вопрос: для кого же просите, барин? Для себя али для барышни пригожей? А может, сестрёнку малую побаловать хотите али матушку родимую? - Нет у меня матушки. И сестрёнки тоже нет. Я сирота, - голос Всеволода Алёновича прозвучал резко, словно ломаемые для растопки щепки. Мастер опять покачал головой, задумчиво пощипал подбородок, изучая визитёра неожиданно блестящими и яркими голубыми глазами: - Люди бают, под Новый год можно самое сокровенное желание загадать, и оно всенепременно исполнится. - Угу, а подарки детям Новогодний дед приносит, - пробурчал под нос Зеркальщик и уже громче спросил: - Так как, мастер, возьмётесь за работу? Но Тимофей Матвеевич вопроса словно не услышал, усмехнулся, брови густые белые вскинул вопросительно: - Вы что же, сударь, в Новогоднего деда не верите? - Дед, я уже не в том возрасте, когда всяким побасенкам верят, - отрубил Всеволод Алёнович, совсем некстати вспомнив, как мальчишкой каждую новогоднюю ночь загадывал одно-единственное желание: чтобы у него появилась семья. Не та холодно-лицемерная, в которой он рос, пока не попал в воспитательный дом, а настоящая. Где матушка улыбается, и ты не видишь пустоты и злобы за её улыбкой, где звонко лает щенок и мурлыкает котёнок, где весело хохочут дети и от отца веет теплом и заботой. - Я выполню Ваш заказ, сударь, - выдернул Зеркальщика из воспоминаний голос старого мастера. - Помнится, у меня было что-то похожее. Погодьте-ка, я быстро поищу и вернусь. Кажись, шар у меня на верней полке стоял. - Может, помочь его снять? - Ни-ни-ни, - замахал руками Тимофей Матвеевич, - не утруждайтесь, сударь, я сам. Сам. Осторожненько, по-стариковски. А Вы пока чайку откушайте, внучка моя Вам его сейчас принесёт. Лидка! - оглушительно гаркнул старик. - А ну, подай барину чаю. В комнату поспешно вбежала крепкая, словно ладно скатанный комок снега, беловолосая девчушка, годочков десяти, не более. Зыркнула на Всеволода блестящими синими глазами, поклонилась в пояс и опять шмыгнула за дверь, прозвенев: - Чичас, барин. Присядьте пока на лавку-то. Всеволод Алёнович осторожно покосился на деревянную лавку бледно-голубого цвета, всю в причудливых завитушках, похлопал ладонью, проверяя на прочность и только после этого сел. Чутьё Зеркальщика шептало, что что-то в доме старого мастера не так, но дознаватель решил не обращать внимания на мелькающие тут и там всполохи магии. Зла они не несут, а чародействовать в Империи не запрещено. Пусть его, может, старый мастер какой забавой волшебной свою внуку тешил. - Вот, барин, - прозвенела девчушка, гордо внося в комнату запотевший кувшин, - отведайте-ко кваску. Холодный, бодряшший, враз силы вернёт, а то какой-то Вы смурной да вялый, ровно и не рады празднику-та. Зеркальщик чуть не спросил, о каком празднике идёт речь, да вовремя вспомнил, что новогодние гуляния только начались. - Отведайте, барин, - девчушка сунула Всеволоду глиняную кружку в руки. - А можа, откушаете с нами? - Нет, благодарствую, - Зеркальщик сделал осторожный глоток терпкого, остро пахнущего кислым хлебом и почему-то еловыми ветками кваса и окинул комнату быстрым вроде бы даже рассеянным взглядом.
  Комната оказалась примечательной, но, может, мастера, делающие игрушки, в таких и должны обитать? На стенах бело-голубые рушники, щедро украшенные вышитыми серебряными нитями снежинками, небольшое оконце покрыто ледяными узорами, хотя в доме тепло, да и на улице большого мороза нет. На пол брошены домотканые половики серо-белого цвета, похожие на зимнюю дорогу, а стоящие вдоль стены лавки, широкий стол у окна и даже печь бледно-голубого цвета с причудливыми завитушками, кои проказница-метель так любит оставлять. 'Прямо терем Новогоднего деда, - хмыкнул Всеволод, делая ещё глоток кваса и чувствуя, как неудачи дня отваливаются сухой коркой. - А внучка его точь-в-точь как та девочка-снежанка, о которой мне мама Палаша рассказывала'. Зеркальщик единым махом допил квас и со стуком поставил кружку на стол. 'Глупости это всё, устал, вот и блазнится разное. Никакого Новогоднего деда нет, сказки это всё для детей малых'. Дознаватель прошёл по комнате, постоял у окна, нетерпеливо прислушиваясь: не слышно ли шагов старого мастера. - Готово, сударь, - Тимофей Матвеевич появился так неожиданно, что Всеволод Алёнович с трудом удержал готовые сорваться с кончиков пальцев искры зеркального капкана. - Всё как Вы пожелали: и шар, и пара, и музыка со снегом. Зеркальщик осторожно взял в руки прохладный шар, пахнущий почему-то не вполне ожидаемой пылью, а снегом и морозом. Да, всё было так, как он представил, слушая рассказ Вареньки: прозрачный шар, завораживающий таинственным блеском и плавностью линий, таинственно переливающиеся блёстки, изображающие снег, темноволосая барышня, коей очень к лицу венок остролиста... Всеволод нахмурился и покрутил шар, внимательнее рассматривая девушку и её кавалера. По неведомой причуде мастера (а может, не причуде?) барышня была удивительно похожа на Вареньку: те же блестящие карие глаза, взирающие мир с доверчивым лукавством, та же ласковая улыбка, те же тёмные волосы, неподвластные шпилькам и гребням и та же фигурка, выгодно отличающаяся от измождённой костлявости светских красавиц. Кавалер же был темноволосым с большими серыми глазами и, что это там на щеке за полоска? Лёгкая трещинка (ведь мастер говорил, что игрушка давно стоит на полке) или след шрама? А серый мундир случайно ли так похож на тот, в котором ходит Всеволод Алёнович? Зеркальщик осторожно повернул спрятанный в подставке ключик и почти не удивился, услышав мелодию вальса, под который кружились они с Варенькой на балу в дворянской ассамблее. - Ну как, - прогудел Тимофей Матвеевич, пряча в уголках глаз усмешку, - глянется ли шар-от? Всё ли как надобно? Всеволод многое хотел сказать, ещё больше спросить, но проклятые слова опять разбежались, спрятались по углам, словно мыши. - От и ладно, - мастер довольно покачал головой, - паковать да бант-то сами завязывать станете али мне доверите? - Бант жёлтый, а бумага голубая? - усмехнулся Всеволод, зорко глядя на старика. - Это уж как Вашей милости угодно будет, - невозмутимо ответил Тимофей Матвеевич и опять оглушительно гаркнул. - Лидка, тащи бумаги и бант, подарок паковать станем! Девчушка проворно принесла голубую блестящую бумагу и широкую атласную ленту солнечно-жёлтого цвета. - Помочь, дедушка? - прощебетала Лида, торжественно водрузив принесённое на стол и озорно блеснув синими глазами. - А сама-то как думаешь? - проворчал дед. - Знамо дело, помочь. Зеркальщик отдал девчушке шар и строго спросил, почти потребовал: - Кто вы? - Имён у меня много, а прозваний и того боле, - улыбнулся старик. - Для Вас я мастер, Тимофей Матвеевич. Игрушки делаю, людям радость дарю. Берите подарок-то, барин, уж не погнушайтесь, старался делал. - Благодарю, - Всеволод Алёнович принял свёрток, поклонился. - Ступайте с богом, - мастер мягко положил ладонь на плечо дознавателю. - Ни о чём не печальтесь, всё снега белы заметут, по весне вешними водами стекут. Зеркальщик ещё раз благодарно поклонился и ушёл тем же путём, как и пришёл, через зеркало, провожаемый тёплыми улыбками старого мастера и его внучки. Осколок седьмой. Сюрпризы благостные и пренеприятные Варенька влетела домой словно вешняя птичка, вернувшаяся в родное гнездо. Отмахнулась от любопытных расспросов сестриц, сбросила шубку на руки верной Малуше, поцеловала матушку в щёку и звонко крикнула: - Папенька! - Чего тебе, егоза? - Алексей Петрович откликнулся моментально, вышел в коридор из малой гостиной, где сидел с книгой перед камином. Ради того, чтобы встретить дочку после первого дня службы он даже несколько судебных заседаний отложил и в кабинете закрываться не стал. - Папенька, мне коньки надобны, - Варенька ухватила батюшку за рукав, проникновенно заглянула в глаза. Брови Алексея Петровича вопросительно приподнялись. - Так у тебя же есть, даже две пары. Одни белые, у мастера Штоффа заказывали, а другие серебристые, от самого Ван дель Гарона привезли. - Так они же девичьи, - отмахнулась Варвара Алексеевна, поспешно снимая ботики, так как Малуша уже начала бурчать что-то нелицеприятное про распустёх, которые одёжу не сняв подарки клянчат. - А мне мужские нужны. Синие блестящие с острым лезвием. Очень-очень нужны, папенька! - Варвара, если ты думаешь, что я позволю тебе появляться пред честными людьми в мужском одеянии, пусть это даже коньки будут, то ты глубоко заблуждаешься, - Софья Васильевна поджала губы и неодобрительно покачала головой. - Да, я уступила твоей прихоти стать помощницей дознавателя, хотя во времена моей молодости приличные девицы о подобном даже подумать не смели, но на этом всё. Больше позорить нашу семью и выставлять нас на посмешище я не намерена. Одумайся, Варвара, себя не жаль, так сестриц пожалей! Кто станет к ним свататься, коли их сестра мужеские вещи носит. Ты ещё порты на себя нацепи, бесстыдница! Карие глаза Вареньки заблестели от слёз, щёки заполыхали от смущения. - Да как Вы только подумать могли такое, маменька, - дрожащим голоском залепетала барышня. - Нешто я повод давала для столь оскорбительных речей? Нешто когда против вашей с батюшкой воли шла? Алексей Петрович привлёк всхлипывающую дочь к себе, погладил по спине, укоризненно посмотрел на жену: - У правда, Софьюшка, чего ты, в самом-то деле, не разобравшись сразу ругаться начала. У Вареньки сегодня такой день торжественный, первый день службы, негоже его ссорой-то заканчивать, не по-людски это. Софья Васильевна покраснела, погладила дочь по плечу: - Ну, не плачь, Варенька. Я сказала не подумав. Полно, перестань, а то сейчас и я заплачу, сестрицы подхватят и утопим мы папеньку в слезах горючих. Варенька обернулась, порывисто обняла матушку за шею, прошептала жарко: - Я коньки не для себя просила, а в дар. Представляешь, маменька, у Всеволода Алёновича никогда-никогда коньков не было, разве это справедливо? А он такой замечательный: добрый, заботливый, дознаватель прекрасный! А маг какой! Софья Васильевна вздохнула, понимая, что остаток вечера придётся выслушивать о том, какой расчудесный дознаватель, с коим свела Вареньку судьба и папенька, как главный исполнитель её воли. Нет, конечно, это очень хорошо, что дочка влюбилась, но учитывая, что Варенька влюбляется легко и так же легко забывает объект своих нежных чувств, радоваться пока рано. - А правда, что он Зеркальщик? Маг чудодейный, коему все отражения подвластны? - спросила Аннушка, жадная до всевозможных диковинок. - Он красивый? - ревниво поинтересовалась Юленька, для которой очень была важна красота телесная (что бы там не говорили папенька с маменькой про то, что с лица воды не пить и из красоты платья не шить). - Он самый лучший, - выдохнула Варенька, благоговейно складывая ручки. - Ести-то пойдёте, барышня, али Вы любовью сыты? - безжалостно разрушила романтический флёр Малуша. - Безобразие какое, ужин уж второй раз подогревают, а ей и дела нет. Любовь у неё, видите ли! А что с той любови? Тьфу, и нет её. - И то правда, дамы, - вмешался папенька, уже изрядно проголодавшийся, - давайте продолжим разговор за ужином. Алексей пожалел о своём предложении уже после того, как едва отведав нежнейшей телятинки, приготовленной специально в честь первого дня службы Вареньки в Сыскном Управлении, дочка рассказала о крушении экипажа. Точнее, о том, как Зеркальщик спас её от гибели, на руках вынеся из экипажа. Юленька и Аннушка восторженно застонали, защебетали что-то о романтичности и подвигах, кои присущи благородным рыцарям, а вот Софья Васильевна побледнела и раскашлялась. Сам Алексей Петрович, разумеется, тоже обеспокоился, но благоразумно решил не поддаваться панике, поскольку дочь была целой и совершенно невредимой. - Так что, маменька, я на службу пешком буду ходить, так спокойственнее, - заключила Варвара Алексеевна, принимаясь за десерт. - А ещё у нас сегодня дознание началось, но об этом я рассказывать не стану, уж простите. - Только не говори, что ты мертвеца лицезрела, - слабым голосом попросила маменька, делая большой глоток малинового взвара. - Нет, мертвеца не видела, - вздохнула барышня и приметив пренебрежительные гримаски на лицах сестёр с гордостью продолжила, - зато сама беседу проводила, вот! - Какой ужас, - прошептала Софья Васильевна, прикладывая трепещущую руку к груди. - Алёша, мы же не станем терпеть подобного непотребства?! - Софья, перестань. Голос Алексея Петровича был негромким и даже мягким, но жена безошибочно уловила в нём раскаты грома, предвестники страшной грозы. Женщина сникла, вяло махнула рукой: - Ой, да делайте вы что хотите. Только что будет, если какой душегуб на Вареньку нашу кинется? А если, боже упаси, покалечит её или изуродует? - Всеволод Алёнович этого не допустит, - живо возразила Варвара Алексеевна и чтобы поскорее сменить неприятную тему, спросила у отца: - Папенька, так как же коньки, ты мне поможешь их сыскать? - Для Зеркальщика стараешься? - усмехнулся Алексей Петрович, принимаясь за мятный отвар, коий прописал лекарь для укрепления сил душевных и телесных. - Виданное ли дело, девице дарить подарок мужчине! - опять вскинулась Софья Васильевна, но потом вздохнула и добавила раздумчиво: - А впрочем, в новогодние-то праздники никаких пересудов дары не вызовут. - Вот и славно! - Варенька хлопнула в ладоши. - Так Вы мне поможете, батюшка?
  - Куда же я денусь, - Алексей Петрович ущипнул дочь за щёчку, - ты же мне, егоза, жизни не дашь, пока своего не добьёшься. Сразу после ужина схожу к мастеру. - И когда коньки будут готовы? - затаила дыхание Варвара Алексеевна. - А тебе когда их вручить хотелось бы? Барышня задумалась, прикусила губку. Конечно, страсть как хотелось принести подарок уже завтра, начать утро служебное с приятного сюрприза, но ведь коньки смастерить, не пряник испечь, на них, чай, времени-то поболе требуется. - Очень хотелось бы их прямо завтра подарить, - вздохнула девушка, комкая салфетку, - но я же понимаю, что их делать долго. Да и заказов у мастера, поди, много. - Завтра так завтра, - усмехнулся Алексей Петрович, поднимаясь из-за стола и церемонно целуя руку супруге. - Благодарствую, Софьюшка, за прекрасный ужин. Клавдея наша превзошла сегодня себя саму! После ухода папеньки, дочки тоже не стали засиживаться за столом, разноцветными бабочками вспорхнули, торопливо прощебетали слова благодарности за вкусный ужин и улетели к себе. Точнее, Варенька отправилась к себе, а сестрицы двинулись следом. - Ну, давай, сестрица, рассказывай, каков твой дознаватель из себя? - Юленька кинулась на кровать, жадно пожирая глазами сестру.
  - Не, лучше расскажи, видала ли ты какие нито чародейства? - выпалила Аннушка, подбегая к зеркалу и кокетливо взбивая волосы у висков. Варенька закружилась по комнате, раскинув руки, обняла Аннушку и вместе с ней рухнула на кровать рядом с Юленькой. Несколько минут в комнате царили визг и возня, потом барышни утихомирились, Варвара Алексеевна приподнялась на локте и принялась рассказывать, наслаждаясь тем, что, пожалуй, впервые в жизни сестрицы слушают её затаив дыхание и не перебивая. - Как шрам на щеке?! - воскликнула Юленька, брезгливо поджав губы. - Заклинание не смог развеять? - протянула разочарованно Аннушка. - Ну во-о-от, а я-то думала, он маг всемогущий. - Всемогущий только бог, - отрезала Варенька, обидевшись на сестёр. - А Всеволод Алёнович он хоть и самый лучший, а всё же человек. - Отчество у него какое чудное, - фыркнула старшая сестрица, перекатываясь на бок. - Это как же у него батюшку звали? - Это маменькино имя, дурёха, - фыркнула Варенька. - Так у него ещё и папеньки нету? - Аннушка наморщила нос. - Он что же, из байстрюков? Рождён вне брака?
  Варвара Алексеевна хотела возразить, но смешалась. Имя-то своего отца Всеволод ей называл, а вот о том, венчаные были его родители или нет, промолчал. Да и какая по большому счёту разница, провёл отец матушку к алтарю или мимо алтаря, Всеволод Алёнович в любом случае очень и очень достойный человек! И вообще, сын за отца не ответчик, так-то. Однако сестрицы расценили молчание девушки по-своему. -Байстрюк, - припечатала Аннушка, а Юленька добавила, покачав головой: - Какой ужас! - Зато понятно, откуда у него дар Зеркальщика, - младшая барышня Изюмова закружилась по комнате. - Это клеймо, навроде тех, что на каторжных ставят. Метка, что он рождён вне брака. Я в книге читала, что у всех внебрачных такие метки есть, чтобы приличные люди от них подальше держа... Пущенная сестрициной рукой подушечка прилетела Аннушке прямо в грудь. - Замолчи, - припечатала Варенька и с чувством добавила, - дура! Младшенькая повлажнела глазами и посмотрела на старшую сестру в немом вопле о помощи, но Юленька неожиданно встала на сторону Варвары Алексеевны. - Варенька права, Аннушка. Не большого ума люди подобные глупости писали. Те же, кто сии гадости разносит и вовсе глуп безмерно. Александр Сергеевич, весьма почтенный человек и талантливый художник, тоже даром Зеркальщика наделён, а в законности и благородстве его происхождения самые завзятые сплетники ни за что не усомнятся. Так что, сестрица, прежде чем чужие гадости разносить, подумай как следует. Аннушка хлюпнула носом, смахнула выступившие слёзки и широко улыбнулась: - Ладно, сестрицы, признаю, неправа была. Может, не так и плох этот Зеркальщик. А даже если и байстрюк, что с того? Сказывают, - голос барышни перешёл на таинственный шёпот, - самого наследника воспитатель тоже вне брака рождён. - Аннушка! - воскликнула Юленька и сжала виски. - Нет, это немыслимо! Наказание какое-то, а не сестра, честное слово! Под суд из-за неё пойдём. - Не гневайся, Юленька, - Аннушка, погладила сестрицу по руке, льстиво заглянула в глаза. - Девочки, давайте лучше на женихов гадать! Как всегда при упоминании женихов со старшей барышни Изюмовой слетела вся хандра и гнев. Барышня расцвела улыбкой, одёрнула платье и азартно блеснула глазами: - И то правда. Начнём воск топить. Варенька все гадания почитала за баловство, но от участия в них никогда не отказывалась. А что, забавно, весело, да и любопытно: а вдруг, какое предсказание и правда сбудется?
  Барышни весело топили воск, с заливистым смехом пытаясь истолковать получившиеся фигуры. У Юленьки всё время выходило что-то такое большое и кудрявое, предвещающее богатство и веселье, из рук Аннушки, словно из рога изобилия, сыпались то сердца, то что-то вроде крылатых мальчишек, то ещё что-нибудь такое же амурное. А вот у Вареньки снова и снова выходило зеркало. - И я даже примечаю мужской силуэт в нём, - со смехом воскликнула проказница Аннушка. - Всё, сестрица, попалась, теперь уж не отвертишься! - Глупости это всё, - фыркнула Юленька, которой досадно было, что сестрица в обход неё суженого обрела. - И вообще, надоело мне воск лить, давайте золото хоронить. Аня, покличь горничных, пусть с нами позабавятся! Сестрица быстро метнулась за горничными, и вскоре визгу и смеху в комнате стало в разы больше. - А вот чьё колечко? - спросила Малуша, вытягивая с блюда небольшой перстенёк, который Аннушка подбросила в самый последний момент ради смеху. - Мой, - пролепетала Варенька, глядя на украшение. - Только я его не ложила, честное слово! - А это я положила, - проказливо хихикнула Аннушка. - Из ларца вытащила да на блюде спрятала. Я и не знала, чей он. Малуша пожевала губами: - Ну что ж, поздравляю, барышня. Свадебка у Вас в энтом году будет. - И я даже догадываюсь, с кем, - не унималась младшая сестрица. - Анька, - шикнула Юленька, тайком от сестриц тоже сунувшая на поднос колечко, - помолчи, егоза! Но младшая Изюмова умолкать не желала. Отскочила подальше, пальчиком укоризненно погрозила: - Ай-яй-яй, сестрица, не срамно ли раньше старшей Юленьки свадебный убор надевать! Был бы дедушка жив, ни за что бы не допустил подобного безобразия! Варенька не знала, смеяться ей или плакать. С одной стороны, перед старшей сестрицей и вправду было стыдно, Юленька уж, почитай, годик в женихах, словно в шелках копошится, а с другой, какая же барышня не обрадуется известию о свадьбе! - Ой, ишшо одно колечко, - Малуша всплеснула руками, чуть не выронив поднос, - ну и годик будет, хучь каждый день свадебные караваи пеки. А это-то чьё? - Моё, - Юленька поспешно выхватила колечко, надела на пальчик, закружилась по комнате. - Моё колечко! Собравшие в комнате девушки разразились аханьем, смешками и шуточными поздравлениями обеим сёстрам. - Малушенька, - медовым голосочком пропела непоседа Аннушка, - а ты пошарь под платом как следует, вдруг, и мне колечко вытянешь. - Розги я тебе, егоза, вытяну, - проворчала служанка, на всякий случай приподнимая заветный поднос повыше. - Ишь, чего удумала, шестнадцати вёсен не исполнилось, а уж под венец снарядилась! Барышня пожала плечиками, скромно потупив глазки и даже туфелькой по полу слегка пошаркала. Мол, я вся из себя невинная, наговоры, словно сор, мимо летят. Закончив хоронить золото, девушки стали жечь бумагу, чтобы в пляшущих на стене тенях разглядеть очертания будущего. Но сия забава быстро наскучила, да и дым горло царапал нещадно и глаза щипал. - А давайте к страшным гаданиям перейдём, - провозгласила Аннушка и жутким шёпотом продолжила. - Суженого-ряженого на ужин через зеркало кликать станем. - Ой, нет, девоньки, боязно, - мелко закрестилась горничная Олюшка, про которую говорили, что заяц лесной и то её поотважней будет. - А ну, как придёт да задушит! - Кто, суженый-ряженый? - фыркнула Юленька, любуясь переливами колечка на пальчике. - Так ты его кашей не угощай, у него повода душить тебя и не появится. Олюшка нахохлилась, став похожей на насупленного воробья. Варенька укоризненно посмотрела на сестру, но сказать ничего не успела, в комнату вошёл Алексей Петрович. Девушки приутихли, горничные поспешно поклонились. - Веселитесь, стрекозы? - улыбнулся отец, огляделся и поманил пальцем Вареньку. - Иди-ко сюда, егоза. Дочка послушно подошла, и Алексей Петрович протянул ей большую коробку, перевязанную серебристым бантом. - Глянь-ко, годится ли? Тонкие пальчики проворно развязали ленту, зашуршала подарочная бумага. - Ну, что там, что там? - заволновались Аннушка и Юленька, вытягивая шеи. - Варька, ну не томи, открывай быстрее! Девушка сняла крышку и торжественно продемонстрировала всем синие блестящие коньки, чьё стальное лезвие грозно поблескивало в свете свечей. - Фи, они же мужские, - наморщила носик Юленька, моментально потеряв к коробке и её содержимому всякий интерес. - Сдаётся мне, для кавалера своего сестрица старается, - хихикнула Аннушка, но под строгим взглядом отца осеклась и нежно проворковала. - Так кто из вас, любушки-голубушки, первым новое гадание начнёт? Может, ты, Варенька? Варвара Алексеевна пожала плечами. Гадание перед зеркалом ей не давалось никогда. Сколько барышня в гладкую поверхность не всматривалась, сколько наговоров не шептала, сколько полотенцем зеркало не протирала, даже отражение ни разу не дрогнуло. Так чего, спрашивается, бояться-то? Велик страх, одной в тёмной комнате пред зеркалом посидеть! Варенька послушно вошла в тёмную комнату, в которой лишь перед небольшим овальным зеркалом на столе трепетал одинокий огонёк свечи. Села за стол, на котором уже были расставлены столовые приборы на две персоны, на одну тарелку положила корочку хлеба и негромко произнесла: - Суженый мой ряженый приди ко мне ужинать. Всё, дальше оставалось лишь ждать. Барышня взяла в руку вышитое полотенце и замерла, ожидая, когда зеркало, согласно гаданию, запотеет, чтобы затем явить облик суженого. Минуты текли одна за другой, а ничего не происходило. Варенька досадливо вздохнула, протёрла стекла и опять, уже погромче, повторила: - Суженый мой ряженый приди ко мне ужинать. Девушка скучающе зевнула и, отвернувшись от зеркала, попыталась увидеть хоть что-нибудь во мраке комнаты, а когда обернулась, то закусила кулачок, чтобы не закричать от страха. Из зеркала на неё смотрел Всеволод Алёнович, и, судя по скачущим в серых глазах смешинкам, он успел рассмотреть и приборы на две персоны, и корку хлеба на одной из тарелок. - Прошу прощения Варвара Алексеевна, если напугал Вас, - Зеркальщик вежливо поклонился. - Мне показалось, вы звали меня. - Д-да, - пролепетала Варенька, всё ещё не совладав со страхом. - Ужинать. Соболиная бровь Всеволода выразительно взмыла вверх, заставив барышню отчаянно покраснеть и поспешно смахнуть корку на пол. Вместе с тарелкой. Зеркальщик быстро вскинул ладонь и тарелочка, которую девушка уже мысленно оплакала как разбившуюся, целая и невредимая вернулась на стол, а защитный кокон разлетелся мелкими блестящими брызгами. - Осторожнее, Варвара Алексеевна, - с лёгкой, в уголках губ таящейся улыбкой, произнёс Всеволод Алёнович, - не стоит бить посуду. Уверен, она может ещё пригодиться... Например, Вашим сестрицам, которые тоже захотят погадать. - Любо же Вам, Всеволод Алёнович, смеяться надо мной! - вспылила Варенька. - А я Вам, между прочим, подарок приготовила! Серые глаза Зеркальщика блеснули, лёгкая улыбка промелькнула и погасла, подобно солнцу в зимний день. - Забавно, до чего же у нас с Вами, Варвара Алексеевна, схож ход размышлений. Я ведь тоже приготовил Вам подарок. - Мне? - восторженно ахнула девушка и захлопала в ладоши. - Ой, а покажите! Всеволод отвернулся, и тут дверь за спиной барышни скрипнула, и в щель просунулась любопытная мордочка Аннушки: - Сестрица, ты тут почивать что ли собралась? Ой! - девушка заметила Всеволода Алёновича и замерла, широко распахнутыми глазами глядя на него. - Кто это?! - Добрый вечер, Анна Алексеевна, - вежливо поздоровался Зеркальщик, чем окончательно напугал девушку, отчаянно завизжавшую и со всех ног бросившуюся наутёк. - Право слово, я начинаю думать, что стал подобен чудищу, иначе чем ещё объяснить, что уже вторая барышня при виде меня визжит? - Просто мы не ожидали Вас увидеть, - сквозь смех выдавила Варенька и смахнула выступившие на глазах слёзы. - Гадаете на зеркале, зовёте, а потом удивляетесь, что Ваш зов оказался услышан? Право слово, Варвара Алексеевна, это несколько... - Безрассудно, - весело закончила Варенька, проворно поднялась из-за стола и протянула к зеркалу руку. - Всеволод Алёнович, могу я пригласить Вас на ужин? - В качестве кого, позвольте уточнить? - осторожно спросил Зеркальщик, пряча смешинки в глубине глаз. - Желанного гостя. Дверь в комнату с грохотом распахнулась, повиснув на одной петле и явив встревоженных Алексея Петровича и Софью Васильевну, а также слуг вооружённых кто чем. Кучер сжимал в руках кнут, горничные совки, мётлы, одна даже кочергу, а повариха грозно потрясала поварёшкой, громогласно вопрошая, кто тот прохиндей, что её ненаглядную Вареньку испужал. - Не уверен, что желанного, - прошептал Всеволод Алёнович и вежливо поклонился. - Добрый вечер, Алексей Петрович, Софья Васильевна. Великодушно прошу простить меня за невольно причинённое Вам беспокойство. - Аня! - воскликнула матушка, укоризненно глядя на младшую дочь. - Я тебе тысячу раз говорила, сначала разберись, а потом шум поднимай. Прошу прощения, Всеволод Алёнович, мы никоим образом не хотели Вас оскорбить. - Может быть, отужинаете с нами? - спросил Алексей Петрович, убирая защитный амулет. - Мы будем рады Вашему обществу. - С превеликим удовольствием, - коротко поклонился Всеволод, легко и непринуждённо выходя прямо из зеркала. Привычный к подобным чудесам глава семьи даже бровью не повёл, супругу его более беспокоил случившийся конфуз нежели то, каким образом гость вошёл в дом, Варенька тоже за день общения с Зеркальщиком пообвыклась, а вот Аннушка восторженно вздохнула и бросилась к старшей сестрице, которая в общей суматохе участия не принимала, так как закрылась в спальне и устроив гадание по роману. - Юленька, я тебе чего скажу! - заполошно выдохнула сестрица, вбегая в спальню и звучно бухая дверью. - Аннушка, я тысячу раз просила не хлопать дверью, - недовольно заметила старшая барышня Изюмова, закрывая книгу и поворачивая её так, чтобы сестрице не была видна обложка (роман был из тех, что восторженно называют скандальным, хотя сама Юленька, прочитав его от корки до корки так ничего скандального и не обнаружила). - Ой, да ладно тебе, - отмахнулась младшая сестра. - До того ли, когда к нам сам Зеркальщик пожаловал! - Как?! - ахнула Юленька, от неожиданности чуть не роняя книгу. - Прямо через зеркало! Пошли скорее, он сейчас в столовой, его папенька с маменькой на ужин пригласили! Только переоденься, сама понимаешь, гость необычный. - А каков он из себя? Аннушка задумчиво потянула себя за прядь волос, пожала плечиками: - Да ничего особенного. Волосы чёрные, глаза светлые. - А шрам? Шрам есть? Сестрица опять плечиками передёрнула: - Да не помню я, недосуг мне было его разглядывать, за тобой побежала. Ничего, в столовой внимательненько рассмотрим. - Так нам и позволит маменька на гостя глазеть, - проворчала Юленька, отчаянно трезвоня в колокольчик. - Если только мы его на гадания пригласим. А что, по книге судьбу-то спытать, чай и Зеркальщик не откажется. Когда сёстры Изюмовы чинно вошли в столовую, там уже собралось всё семейство. Гостя будто бы случайно посадили рядом с Варенькой, чувствующей себя в этот вечер самой настоящей именинницей, даром, что родилась в первый день весны. - Вы опоздали, - укорила дочерей Софья Васильевна, сразу заприметившая и новые платья, и высокие причёски, до коей Аннушка пока ещё не доросла. Девицы разом присели, вежливо испросив прощения за задержку и взметнув быстрый взгляд из-под длинных ресниц на гостя. 'Жуткий какой, - подумала Юленька, чувствуя себя словно бы прозрачной под этим внимательным взглядом серых, словно зимний вечер, глаз. - И шрам этот на пол-лица багровый, бр-р-р! Надеюсь, хоть сердцем этот Зеркальщик добр, хотя, где же это, хотелось бы мне узнать, водятся добрые дознаватели?!'
  'И не скажешь, что байстрюк, - меж тем размышляла Аннушка, застенчиво теребя кружева на платье. - Воспитания, по всему видать, благородного. Только взгляд этот, словно ветер студёный, так дух от него и захватывает. Один раз глянешь, сразу поймёшь, что дознаватель перед тобой'. - Всеволод Алёнович, позвольте представить Вам моих дочерей, Юлию и Анну, - несколько чопорно произнесла Софья Васильевна, попеременно указывая на девушек. - Девушки, это Всеволод Алёнович дознаватель Сыскного Управления, помощницей коего служит наша Варенька.
  Девушки пробормотали приличествующие моменту слова приветствия и юркнули за стол. Варенька удивлённо посмотрела на непривычно притихших сестриц, а затем не утерпела и перевела взгляд на Зеркальщика. Так и есть, в уголках губ Всеволода таилась лёгкая улыбка. Барышня ловко стащила со стоящего неподалёку серебряного подноса крошечный карандашик и небольшой квадратик бумаги, на коих батюшка и гости писали название вина, которое желали бы видеть на столе и быстро нацарапала: 'И не стыдно Вам стращать бедных девушек?'
  Варвара Алексеевна прочитала написанное, покусала губку и, прикрывшись салфеткой, ловко уронила записку на колени Зеркальщику. Всеволод незаметно поднял послание, быстро скользнул по нему взглядом, и по губам его промелькнула лёгкая, воистину бесовская усмешка. Всеволод Алёнович легко щёлкнул пальцами, а затем под столом передал записку Вареньке. Девушка, с трудом удерживаясь от легкомысленного хихиканья, уронила салфетку, сдавленно извинилась и юркнула под стол, чтобы безнаказанно прочитать полученное послание.
  'Любезная Варенька, я всего лишь ограждаю свою избранницу от лишних треволнений, но ежели Вам неприятно сие, то только дайте мне знать'. Варвара Алексеевна хихикнула и поспешно застрочила благоразумно зажатым в руке карандашиком: 'А Вы подумали о том, что сестрицы меня теперь жалеть начнут?'
  Бумажку барышня положила на колени Всеволода и опять чинно села за стол, с любопытством постреливая глазами в сторону своего соседа. Но читать послание Зеркальщик не торопился, Алексей Петрович завёл с ним занимательную (с точки зрения мужчин, разумеется) беседу о наказаниях и законах, которые, с точки зрения судьи, устарели и нуждаются в пересмотрении. Аннушка и Юленька чахли прямо на глазах, даже Софья Васильевна, всегда держащая себя безукоризненно в любой ситуации, пару раз тайком зевнула в ладонь. Варенька метнула в сторону Всеволода пламенный взор и даже ножкой притопнула. Ну, право слово, можно же позволить себе хоть несколько часов отдыха, не всё же о работе думать! Зеркальщик поймал взгляд девушки, украдкой прочёл записку, опять тихонько щёлкнул пальцами, сочиняя ответ, и уже собирался украдкой передать послание Вареньки, как Юленька звонким от волнения голосом произнесла: - А давайте гадать! В зимнюю пору самые верные предсказания, это все знают.
  - Давайте, давайте, - захлопала в ладоши Аннушка, готовая на что угодно, лишь бы не слушать больше про 'ответственность должна соответствовать мере осознанности' и прочие заумности, от коих её неумолимо клонило в сон. Алексей Петрович недовольно пожевал губами, Софья Васильевна, разрываемая с одной стороны правилами приличия, а с другой - желанием хоть немного отвлечь супруга от забот служебных, растерялась и ничего не сказала. Ободрённая молчанием родителей, Юленька вопросительно посмотрела на Зеркальщика. Всеволод чуть приподнял соболиную бровь: - И какими же гаданиями Вы желаете испытать судьбу? Юленька расцвела майской розой, взмахнула длинными ресницами и кроткой голубкой проворковала: - Да вот по книжице, не изволите ли? Аннушка с такой мольбой посмотрела на гостя, что Всеволод едва в голос не рассмеялся. Однако, сдержался, покусав изнутри щёку, и почтительно повернулся к Вареньке, которой тоже стоило немалого труда укротить смешливость: - Варвара Алексеевна, а Вы что скажете?
  Варвара Алексеевна сделала вид, что раздумывает над предложением, и лишь когда сопение сестриц стало откровенно угрожающим, с нарочитой ленцой ответила: - Пожалуй, можно и позабавиться. - Спасибо, сестрица, ты лучшая! - прощебетала Аннушка, срываясь с места и звучно чмокая Вареньку в щёку. - Чур, я первая загадываю! Страница осьмнадцатая третья снизу строка. Ответ читает Варенька. Девушка с улыбкой взяла протянутую ей книгу, нашла осьмнадцатую страницу, отсчитала третью строку и с чувством прочитала: 'Сударыня, Вам бы резвиться да играть, а утруждать себя думами сердечными рано, успеете ещё мыслями горестными душу изранить'. - Вот это правильно, - одобрительно крякнул Алексей Петрович. Всеволод Алёнович раскашлялся в кулак, Софья Васильевна поспешно отвернулась, скрывая улыбку. Юленька хихикнула, но под огненным взглядом сестрицы застыла на стуле, кусая губы в попытке удержать улыбку. - Да нет там ничего такого, ты сама всё придумала, - обиженно воскликнула Аннушка и выхватила у сестры книгу. - А вот давай-ко я сейчас тебе погадаю! А ну, называй страницу и строку! Варвара Алексеевна пожала плечами и невозмутимо произнесла: - Двадцать шестая страница пятая строка сверху. Барышня никакого вопроса не задавала, а потому и ответа не ждала. Уверена была, что сие гадание лишь пустая забава. Аннушка шевеля от напряжения губами нашла нужную страницу, отсчитала строку, откашлялась и звонко прочла: 'Твоя любовь подобна путеводной звезде. Она указывает путь в безопасную гавань среди любого, даже самого лютого шторма'. За столом повисла на миг пауза. Каждый пытался по-своему найти объяснение неожиданно ставшей пророческой книге. - А ну-ка, дочка, покажите, что за книжка такая презанятная? - Алексей Петрович властно протянул руку. Аннушка поджала губки, но перечить не стала, отдала батюшке роман. - 'Тайная супруга', - звучно прочитал отец и недоверчиво хмыкнул. - Ишь ты, выходит и в заграничных романах иногда умные вещи пишут! - Меня больше интересует, откуда он у нас? - Софья Васильевна приподняла брови. - Что-то я сего образчика литературы не припомню. - Это мне подарили, - смутилась Юленька, скромно умолчав, что сей дар преподнёс в прошлом году корнет Угрюмов в надежде, что барышня снизойдёт до его пылких чувств. Юленька книгу благосклонно приняла, честно привечала дарителя целых десять дней, а потом переключила своё милостивое внимание на студента Сбруева, обладавшего дивным баритоном и отлично вальсировавшего. - Кстати, - Всеволод протянул Вареньке упакованный в голубую бумагу с пышным жёлтым бантом подарок. - Прошу принять сей скромный дар в честь Нового года и начала Вашей службы. Варвара Алексеевна восторженно ахнула, сразу узнав и упаковку, и бант. 'Это же совсем как тогда, в детстве! - мелькнуло в голове у девушки, когда она дрожащими от волнения пальчиками развязывала ленты. - Он не забыл!' - Ну, что там, сестрица?! - Аннушка с Юленькой готовы были с головой влезть в подарок, да строгий взор матушки удерживал на месте не хуже самых крепких цепей. - Шар, - благоговейно выдохнула Варенька, извлекая шар из бумаги и держа его так, словно он был из тончайшей паутины или тумана и мог развеяться от любого неосторожного движения, - рождественский шар. Тот самый. Девушка повернула ключик, зазвучала мелодия вальса, пара в шаре закружилась, сверху на неё посыпался снежок. - Помнится мне, такой вальс на балу звучал, - заметила Софья Васильевна. - А пара-то на Вас с Варенькой похожа, - воскликнул Алексей Петрович и подмигнул Зеркальщику. - Али меня глаза уже подводить стали, а, Всеволод Алёнович? - И правда, похожи, - дружно подтвердили Аннушка и Юленька и с новым интересом воззрились на гостя. Лицо Всеволода Алёновича по невозмутимости могло поспорить с профилем государя Императора, чей светлый лик чеканят на монетах. Что бы не испытывал Зеркальщик, какие бы думы не роились у него в голове, какие бы чувства не теснили грудь, они никак не прорывались, даже отголоски их не мелькали на дне больших серых глаз, подобных лесным озёрам, покрытым шапкой тумана. 'Экий, право слово, тихий омут, - с неудовольствием подумала Софья Васильевна и мелко перекрестилась, тайком от гостя. - Какие-то черти на дне его водятся'. - А у меня для Вас тоже подарок есть, - Варенька поспешно вскочила из-за стола, метнулась из столовой, только каблучки дробно застучали. - Егоза, - усмехнулся Алексей Петрович не то укоризненно, не то одобрительно. - Как она в качестве помощницы, не сильно плоха? По губам Всеволода мелькнула нежная и лучистая улыбка, подобно солнечному свету озарившая всё лицо и сделавшая его по-настоящему прекрасным. Всего на миг, потом привычная невозмутимость вернулась, словно маска, которую приподняли на единый миг, а затем опять опустили, скрывая истинные черты. Зеркальщик откашлялся и сдержанным тоном, словно новости из газеты зачитывал, стал рассказывать о первом дне службы с помощницей. Алексей Петрович одобрительно крякнул, он и сам так частенько делал, специально тон выбирал позаунывней, точно для отповеди, чтобы излишне любопытные дочери не проявляли интереса к беседе. Всё-таки, как ни крути, а сыскное дело не для нежных девичьих душ. Ещё напугаются чего или, упаси бог, решат сами какие-нибудь тайны поразгадывать, как их потом от беды уберечь?! - Всеволод Алёнович, а вот Вам ещё по книге не гадали, - выпалила Аннушка, воспользовавшись первой же паузой гостя. Зеркальщик вежливо приподнял уголки губ: - Я не верю в гадания. - Как?! - всплеснула руками Юленька, но тут же под строгим взглядом матушки потупилась и мягко произнесла. - Может, Вы просто выбирали неподходящую ворожбу? Знаете, очень важно выбрать правильный способ, который подойдёт именно Вам. - Хотите сказать, что гадание по книге мне подойдёт? - иронично спросил Всеволод, который с детства был твёрдо убеждён, что каждый человек сам кузнец своего счастья. Своих бед, впрочем, тоже. - Давайте попробуем, - Юленька не дожидаясь ответа гостя подхватила позабытую книгу. - Называйте страницу и строку. Всеволод Алёнович пожал плечами, подумал немного, а потом сказал: - Если Вам так угодно, пусть будет семнадцатая страница и десятая сверху строка. - Какой интересный выбор, - встряла Аннушка, пока сестрица быстро искала страницу и отсчитывала строчки. - Ничего особенного. Я назвал дату своего рождения.
  Младшая барышня Изюмова надула губки, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что гость назвал первые числа, пришедшие ему в голову. Вот ведь какой, сухарь, а на миг помстилось, что он очень даже милый! - Готово! - воскликнула Юленька, победно сверкнув глазами, сделала глубокий вдох и, стараясь не тараторить, прочла:
  - Беда следом за счастием ходит, вороном чёрным летает, тенью своей правду застит. Берегись! В столовой повисла неловкая пауза. Зеркальщик задумчиво посмотрел на девушку своими чуть искрящимися магическим светом глазами, покачал головой и с лёгкой полуулыбкой заметил: - Право слово, мне стоит пересмотреть своё отношение к гаданию. Благодарю Вас, Юлия Алексеевна, мне есть, что обдумать. Юленька даже покраснела от столь неожиданной, особенно после озвученного предсказания, похвалы. Меж тем в коридоре опять раздался дробный топоток каблучков, и в столовую влетела запыхавшаяся Варенька, прижимая к груди большую коробку, перевязанную помятым серебристым бантом. - Вот, - выдохнула барышня, протягивая Зеркальщику коробку, - с самыми наилучшими пожеланиями в Новом году!
  Девушка очень сильно волновалась, ей хотелось, чтобы подарок не просто вызвал лёгкую улыбку и мягкие слова благодарности, которыми, подобно ширме, Всеволод Алёнович мог прикрыть всё, что угодно, но пусть на миг растопил лёд, сбросил броню, которая, Варенька это чувствовала, закрывает Зеркальщика с головы до пят. Варваре Алексеевне хотелось ещё хоть на миг увидеть настоящего живого Всеволода, а не всемогущего (провал со снятием чар Кривого зеркала не в счёт) Зеркальщика или невозмутимого дознавателя. - Благодарю Вас, Варвара Алексеевна, - вежливо поклонился Всеволод Алёнович, принимая подарок. - Очень мило с Вашей стороны. 'Да что же с ним такое произошло, пока меня не было?! - с досадой подумала девушка. - Словно статуя мраморная, а я ведь знаю, что он совсем иным может быть!' Варенька слишком мало была знакома с Всеволодом, а потому пока не понимала, что чем сильнее испытываемые им чувства, тем глубже он их прячет и тщательнее скрывает. По мнению Зеркальщика, чем меньше ты показываешь своего и отражаешь того, что от тебя хотят видеть, тем меньше вероятность, что тебе причинят вред. Один на один с Варенькой он непременно подхватил бы её на руки и расцеловал в обе щёки, но присутствие родителей, а особенно сестриц, пробуждало давнюю привычку к невозмутимой сдержанности. - Откройте, - почти потребовала Варвара Алексеевна, задетая светской чопорностью Зеркальщика. - Хоть посмотрите, что там. Вдруг не понравится? Всеволод на миг стиснул коробку, унимая дрожь волнения в пальцах, а затем не спеша развязал бант, медленно снял крышку и отодвинул в сторону подарочную снежно-белую, хрустящую как тонкий ледок, подарочную бумагу. Острое лезвие синих блестящих коньков торжествующе сверкнуло, словно радуясь освобождению из плена. Зеркальщик смотрел на то, как играет свет на лезвиях и опять ощущал себя маленьким мальчиком, впервые увидевшим в руках господина директора пару блестящих синих коньков, ставших для мальчика символом самого настоящего чуда. Недостижимой, как оказалось, мечтой. И вот сейчас эта мечта оказалась достигнута, чудо свершилось. Всеволод почувствовал, как защипало глаза, как повлажнели ресницы и резко вскинул руку, привычно выплетая защитный зеркальный кокон. - Ну как, нравится? - прошептала Варенька, словно боясь громким словом разрушить сказку, хрупкую, как морозный узор на окне. Ответ девушке был и не нужен, он читался в багровом от волнения шраме, широко распахнутых, блестящих от слёз глазах, в неуверенной улыбке, коей прежде барышня никогда и не видела, да что там, вот всём облике Всеволода. - Очень, - выдохнул Зеркальщик, самыми кончиками пальцев трогая лезвия, - Варенька, ты... Вы... Проклятые слова опять разбежались, рассыпались серебристыми искрами, оставалась лишь щемящая нежность, благодарность, преданность... Варенька невольно смутилась, отвела глаза и тут же удивлённо ойкнула: - А где это мы? Всеволод Алёнович огляделся с видом человека, коего резко разбудили, и он не понимает, спит ли он, или же уже пробудился, а потом кривовато улыбнулся: - А, не обращайте внимания. Это защитный кокон. Барышня похлопала глазками, потыкала пальчиками в блестящую прочную стенку и опять повернулась к Зеркальщику: - А зачем? Всеволод неопределённо повёл плечами, смущённо взъерошил волосы: - Привычка. Я не люблю показывать свои чувства другим. И если не могу совладать с собой, то ставлю защитный кокон. - А от меня Вы не таитесь, - Варвара Алексеевна кокетливо взмахнула ресницами. По губам Зеркальщика опять скользнула знакомая, чуть сконфуженная улыбка: - Вы моё Отражение, Варенька, часть меня. Согласитесь, глупо скрывать от правой руки то, что делает левая. - Сева... - девушка смутилась собственной смелости, неловко исправилась, - лод... Вышло ещё хуже, чем было, Варенька окончательно смешалась, покраснела и умолкла, не в силах посмотреть в глаза Зеркальщику. А вдруг, он разгневался от её непочтительного сокращения имени? Маменька говорила, что не всякому человеку такое приятственно, иной и оскорбиться может, ежели его Мишенькой там али Севой назвать. Однако Всеволод Алёнович гневаться не стал, рассмеялся приглушённо. - Меня Севой никогда не называли. Ты первая. Барышня изумлённо распахнула глаза: - А в детстве как же?! Зеркальщик пожал плечами: - Маменьку я, к своему прискорбию, почти не помню. Отец, когда вспоминал о моём существовании, называл полным именем, супруга его тоже, хотя про себя, сильно подозреваю, щенком костерила... В лучшем случае. А слуги те, понятное дело, барчуком величали. В доме же воспитательном ко всем по фамилиям обращались. Варенька не могла понять, как можно прожить долгие годы, не слыша ласкового обращения, милого домашнего прозвища. Это ведь так естественно называть тех, кого любишь, ласковыми именами. - Вот только жалеть меня не надо, - Всеволод сверкнул глазами, - я не убогий на паперти. Да и мёртвых с погоста не носят. Варвара Алексеевна прикусила губку, не насмеливаясь озвучить вспыхнувшее, подобно горячему угольку, желание. - Говорите, не робейте, - рассмеялся Всеволод Алёнович, - я же обещал на любой Ваш вопрос ответить. - У меня не вопрос, - негромко возразила девушка, - просьба. - Рад буду услужить. В устах Зеркальщика эта короткая, не означающая ничего кроме вежливого согласия, фраза неожиданно обрела новый смысл. Варенька отчётливо поняла, что Всеволод действительно будет рад выполнить любую её просьбу, даже самый незначительный каприз. - А можно я Вас по имени буду называть? - отвага закончилась так же внезапно, как и появилась, барышня смешалась, покраснела и чуть слышно закончила. - Севой... Всеволод ответил не сразу, молча смотрел на Вареньку, и девушка никак не могла понять, о чём же он думает. 'Всё-таки оскорбился, - с отчаянием подумала девушка, - я его обидела'. 'Крошечная искорка, ромашка, проросшая меж каменных плит, - с умилением думал Всеволод, даже не пытаясь облечь свои мысли в слова, - счастье моё воздушное... Нужно будет обязательно защитный амулет сделать, чтобы даже сон дурной за версту обходил, не смел покой нарушить'. - Всеволод Алёнович, простите меня великодушно, - не выдержала тишины Варенька, готовая уже разрыдаться от отчаяния. - Варенька, - Зеркальщик мягко взял барышню за руку, ласково поцеловал каждый пальчик, - не казните себя. Я... - слова заметались в голове вспугнутыми хозяйкой тараканами, но Всеволод усилием воли призвал их к порядку, - мне крайне лестна Ваша нежность и внимание... Хотелось сказать ещё много чего: того, например, что с появлением Вареньки мир вокруг заиграл яркими красками, хороших людей стало больше, даже добрые волшебники появились (хотя Всеволод был свято убеждён, что добро и магия сочетаются плохо). Хотелось сказать, что нежность заполняет душу, как полноводная река, норовя прорвать все плотины и вырваться наружу, что музыка вальса, под который они кружились на балу, стала самой сладостной для слуха, а от улыбки Вареньки хочется прыгать выпущенным на прогулку щенком. Что он любит её и готов без раздумий отдать за неё жизнь, да что там жизнь, всего себя без остатка! Только вот привычка к сдержанности, вплавленная в самую суть, крепче цепей булатных да запоров каменных держала, каждое слово на семь замков сажая за высоким забором тая. - Простите, - сдался Всеволод Алёнович, покаянно опустив голову, - я не умею говорить красочно. - И не надо, - Варенька нежно провела рукой по щеке Зеркальщика, дивясь собственной смелости, - я же Ваше Отражение. Мне не нужны слова, я чувствую всё, что с Вами происходит. Всеволод прижал руку девушку к своей щеке, проникновенно заглянул в глаза барышне, прошептал чарующе: - Варенька, Вы позволите Вас поцеловать?
  Ответов тут могло быть несколько, но для Варвары Алексеевны существовал лишь один единственный и никаких более:
  - Да!
  В упоительно-сладостном поцелуе таял защитный кокон, словно стены ледяного замка под палящими лучами солнца.
  Алексей Петрович, первый приметивший появившуюся проявившуюся пару, не утерпел, толкнул жену локтем в бок:
  - А что, матушка, на маслену неделю станем свадьбу справлять, а?
  Софья Васильевна поджала губы. С одной стороны, молодец, конечно, никаких нареканий не вызывал: умён, пригож, влюблён, опять же служба у него весьма уважаемая и для обчества полезная, а то, что из дома воспитательного, так это беда небольшая. Барыня знала много достойных людей, коих злая планида лишила заботы родительской. И ничего, встали на ноги с помощью ясной головы на плечах да добрых людей вокруг, семьи завели, иные вообще в генералы да министры выбились. Это всё с одной стороны. А с другой - уж больно жаль отдавать дочурку-кровиночку за дознавателя, да ещё и Зеркальщика! Негораздое про них болтают, и пусть не от большого ума, но в каждой сказке есть крупица малая правды. А ну как этот Зеркальщик вопыты колдовские над Варенькой чинить начнёт, поедом её век заедать станет? Да и мала она, на годок младше Юленьки, а та ещё и заневеститься толком не успела. Да и гораздо ли младшей сестрице вперёд старшей под венец бежать? Поди-ка, сберегись тогда от пересудов людских! И препятствовать, опять же, как станешь? Не за стеной же высокой, не за запорами пудовыми девку прятать! Ох, Матерь Пресвятая Богородица, помоги!
  Женщина перекрестилась, вздохнула тяжко.
  - Не вздыхай, не вздыхай, век горлинку в клети не продержишь, нужно и на волюшку отпускать, - хохотнул Алексей Петрович.
  - Дак кабы знать, что не волюшку, а не в клеть меньше да темнее, - ответствовала Софья Васильевна. - Вон, как он прижал её, а ну, как и в семейной жизни вздохнуть не даст! Всё будет по-за своей спиной держать!
  - А ты себя вспомни, - окончательно развеселился глава семьи, - как один вечор ко мне босая прибежала, тётка обувку спрятала!
  - Ах, как романтично! - взвизгнула восторженно Аннушка и разрушила тем самым амурное очарование.
  Остатки защитного кокона брызнули мелкими колючими осколками, к счастью, никого не поранив. Всеволод вздрогнув, инстинктивно задвигая Вареньку себе за спину, собой заслоняя.
  'А я о чём, век по-за спиной продержит, - мысленно охнула Софья Васильевна и тут же с усмешкой добавила. - А впрочем, за иной-то спиной будет слаще, чем у Христа за пазухой. Прости меня господи, дуру грешную!' Женщина торопливо перекрестилась, скороговоркой прошептала молитву.
  - Ну что, добрый молодец, - Алексей Петрович честно пытался глядеть строго, но не получалось, губы дрожали от сдерживаемой усмешки, - есть чего мне как отцу сказать? Зеркальщик повернулся к Вареньке, взял её за руку: - Если Варвара Алексеевна согласна, я был бы счастлив стать её супругом. Алексей Петрович одобрительно крякнул, хитро покосился на супругу, подмигнул Юленьке с Аннушкой, потом повернулся к средней дочери: - Ну, Варвара, чего скажешь? Согласна ли стать женой Всеволода Алёновича? Токмо не торопись, подумай как следует, супружеские узы тяжелее оков кандальных могут стать, ежели поспешишь с решением. - Я согласна, - прошелестела Варенька и не стерпела, полыхнула смущённым румянцем, спрятала лицо у суженого на груди. - Вот и добро, - серьёзно сказал отец. - Присылай сватов. А на масленой неделе свадебные гуляния устроим. Аккурат к тому времени все приготовления завершим, да и вы друг к другу присмотритесь. Учти, молодец, обижать дочь я не позволю! Широкая, чуть кривоватая из-за шрама улыбка озарила лицо Всеволода. - А я и не собираюсь. - Вот и добро, - Алексей Петрович пристукнул ладонью по столу. - Ну, дочки, летите к себе, нам со Всеволодом Алёновичем о важном потолковать надо. - Ах, папенька, - недовольно поморщилась Юленька, - право слово, это весьма неучтиво, отсылать, словно детей малых! Но батюшка был настроен весьма решительно и потакать дочерям (как, чего греха таить, частенько делал) не собирался: - Идите-идите, не перечьте отцу! А то гневаться стану! Гнева отцовского, хоть и был он редок, девушки страшились, а потому почтительно присели перед гостем и легкокрылыми бабочками выпорхнули из столовой. Аннушка попыталась было под дверью послушать, да Юленька на неё прицыкнула, и барышня покорно пошла за сестрицами. Наверху же, воспользовавшись тем, что родители заняты, а значит, пригляду никакого, барышни опять принялись гадать и подняли такой смех и визг, что прибежала Малуша и в приказном порядке отправила всех почивать. - Малушенька, сердынько, так ведь рано ещё, - заканючила Аннушка, пользуясь тем, что ей, как самой младшей, позволялось гораздо больше, чем сестрицам. Но служанка оказалась неприступной, словно гордая вершина: - Ничёго, завтрема Варваре Алексевна на службу ранёхонько, а Вы, Юлия Алексевна с маменькой на службу в церкву сбирались. И ежели сей же час в кровать не отправитесь, то завтрема будете невыспавшаяся и всенепременно проглядите того тонкокостного юнца, что уже вторую седмицу позади Вас в церкви стоит и всю службу заместо икон на Вас пялится. - Ой, и то правда, девочки, поздно уже, - Юленька притворно зевнула, потянулась. - Папенька-то с маменькой, чай, легли уже. - Знамо дело, - согласно кивнула Малуша, - токо гость через зеркало в гостиной сбёг, словно тать лесной, прости меня господи. - Как сбёг? - ахнула Варенька. Служанка почесала кончик носа: - А незнай. Вроде, сбирался остаться, Прошка ему уж в голубой гостевой постелил, а потом раз, и в зеркало скакнул, токмо его и видели. - Так значит, случилось что-то, - всплеснула руками Варенька и бросилась было вниз, но была остановлена могучим окриком верной Малуши: - Куды?! Если бы служанка ограничилась словами, девушка сбежала бы вниз, но Малуша благоразумно перекрыла собой путь к лестнице, даже кулаки в бока уткнула, чтобы ещё массивнее стать: - И куды енто Вы, позвольте узнать, на ночь глядя сподобились? Коли у ентого Вашего Зеркальщика потреба какая в Вас была, чай, позвал бы с собой. А раз один ускочил, значит, Вам тужить не о чем. Спать ложитесь, завтрема с утречка у него и спросите, куда он бегал. - Да как же, - возмущённо вскинулась барышня, но служанка непреклонно повторила, даже ногой чуть заметно пристукнула: - Спать ступайте. А нето маменьке пожалуюсь. - И то правда, Варенька, - Юленька с Аннушкой обняли сестрицу, - ну, мало ли, какая потреба у Зеркальщика приключилась. Может, он тебе дар свадебный готовит? Варвара Алексеевна покачала головой. Она была Отражением Всеволода, а потому безошибочно чувствовала всё, что с ним происходило. И точно знала, что покинул гостеприимный дом Изюмовых Всеволод Алёнович совсем не ради дара своей суженой. Всеволод действительно намеревался принять благодушное приглашение остаться у Алексея Петровича и Софьи Васильевны на ночь, поближе к Вареньке, но едва собрался отправиться в приготовленную специально для него гостевую комнату, как тревожно замигало небольшое круглое зеркало в бронзовой оправе. С зеркальцем сим Зеркальщик никогда не расставался, и по нему в любое время дня и ночи можно было с Всеволодом Алёновичем снестись, коли возникала такая надобность. - Прошу прощения, - Всеволод коротко поклонился притихшим хозяевам, достал зеркальце и чуть заметно поморщился, увидев отражение краснощёкого одутловатого околоточного надзирателя, большого любителя истязать задержанных. - Что у вас стряслось? Надеюсь, Вы не забили служанку до смерти? Красное лицо околоточного покраснело ещё больше: - Сбёгла она, Ваш Благроть. Всеволод Алёнович одним стремительным движением вскочил на ноги, став подобен разъярённой змее, смертной опасности коей посвятил целую книгу один путешественник, мельком видавший сию зверюгу в зарослях. - Как вы могли её упустить?! Я немедленно отправляюсь к вам! - Это уж как Вам будет угодно, Ваш Благроть, - пролепетал околоточный надзиратель, вытягиваясь во фрунт, - токмо сбёгнуть она никак не могла. Зеркальщик громко фыркнул, выражая тем самым своё нелицеприятное мнение по поводу отдельно взятых служителей закона, и зло хлопнул по стеклу ладонью, развеивая заклинание, с помощью коего общался с околоточным. - Прошу меня простить, Алексей Петрович, Софья Васильевна, - Всеволод криво усмехнулся, сердито полыхнув очами, - дела служебные призывают меня. - И Вареньке за Вами следовать надобно? - с лёгкой, чуть уловимой ноткой недовольства вопросила барыня. Всеволод Алёнович бросил быстрый взгляд на стоящие на камине часы и отрицательно покачал головой:
  - Ни в коем случае. Час уже поздний, Варвара Алексеевна, чай, уже почивает. Не стоит её будить. Завтра в Управлении я ей всё подробнейшим образом обскажу. 'Хороший юноша, - удовлетворённо подумала Софья Васильевна, - понимающий'. Ещё раз скороговоркой выпалив полагающиеся по случаю благодарности и извинения, Зеркальщик испросил дозволения воспользоваться зеркалом и покинул гостеприимный дом Изюмовых. 'Что же за служба у меня собачья, - с досадой думал Всеволод, излишне резкими движениями оправляя мундир и приглаживая волосы, - никакой возможности обрести семейный уют! Только помстится счастие, сей же миг какая-нибудь напасть приключится, и опять нужно куда-то идти, невзирая на непогоду и позабыв о собственных мечтаниях'. При появлении Всеволода Алёновича околоточный вытянулся ещё больше, словно не один, а разом десяток кольев проглотил. - Что у вас стряслось? - мрачно вопросил Зеркальщик, коротко кивнув в ответ не велеречивые приветствия. - Сбёгла она, Ваш Благроть, - гаркнул служака, и его одутловатое лицо покраснело ещё пуще. - Хотя, смею заверить, сие никак невозможественно. - Что, забили так, что душа едва тело не покинула? - усмехнулся Всеволод. - Дык, Ваш Благроть, а чаво ишшо делать, коли ента паскуда запирается?! - А если человек неповинен?! - рявкнул Всеволод, который на собственном горьком опыте убедился однажды, что полицейские чины сначала бьют, а уж потом разбираются. - Коли он непричастен к делу, что тогда?! Околоточный пошёл пятнами, словно ему в лицо кипятком плеснули, дрожащими руками принялся расстёгивать тугой стоячий воротник: - Дык, Ваш Благроть... Вы же сами сказали... А она, змеишша, токмо зубы скалила... Вот мы её малёхо и поучили уму-разуму... - Где её держали? - угрюмо спросил Всеволод Алёнович, недовольный тем, что смешал личное с общественным. - А идёмте, я Вам сей же миг покажу, - засуетился околоточный надзиратель, нелепо размахивая руками. - Идёмте. Зеркальщик холодно кивнул и отправился следом за околоточным по узкому полутёмному коридору, где висящие под потолком масляные светильнички более сгущали тьму, нежели разгоняли её. Путь был неблизкий, опасную преступницу содержали в подвале, а потому у Всеволода оказалось время обдумать таинственный побег, а пуще того, погрузиться в воспоминания. И хоть и были они весьма неприятны, но Всеволод Аалёнович считал, что не след от бед отворачиваться, на невзгоды глаза закрывать. Тяжело вздохнув и зябко передёрнув плечами, Зеркальщик принялся вспоминать свой памятный визит в похожий участок. Дар Зеркальщика проявился у Всеволода с рождения, а потому, когда отроку исполнилось четырнадцать лет, он отправился в ближайший к воспитательному дому участок, дабы официально зарегистрироваться. К несчастью, в тот миг по городу прогремело несколько ловких мошенств, которые аккурат с помощью магии Зеркальщика и совершали, а потому встретивший Всеволода околоточный надзиратель ничтоже сумняшася обвинил отрока в сих преступлениях. Всеволод Алёнович, естественно, вину отрицал, но его никто и слушать не стал. Упирающегося отрока сволокли вниз в допросную и отходили кнутом так, что молодой Никита Вафлев, едва начинающий свою лекарскую практику и вынужденный выхаживать арестантов, только-только успел душу за пятку ухватить да обратно в тело водворить. Пока Всеволод валялся на жёстких нарах, приходя в себя, мошенника поймали, тем самым подтвердив безвинность избитого отрока. Аркадий Акакиевич, известный на весь город дознаватель, не поленился лично приехать к Всеволоду Алёновичу и не только принёс ему извинения от лица всего Сыскного Управления, но даже пригласил на службу. Зеркальщик хотел было в сердцах отказаться, но привычка к сдержанности возобладала, отрок испросил три дня на раздумья, а на четвёртый сам пришёл в Управление. Вот с тех пор и зародилась крепкая дружба между Всеволодом и ставшим со временем известным доктором Никитой Вафлевым, а также лютая неприязнь Зеркальщика ко всем стажам закона, кои истязают, толком не разобравшись в вине того, кто попал им в руки. 'Хотя, стоит признать, Лев Фёдорович ошибается редко, - неохотно признал Всеволод и опять передёрнул плечами, потому как от скорбных воспоминаний опять огнём запылали следы, оставленные тем памятным кнутом. - В этот раз только дважды маху дал, - Зеркальщик хмыкнул, покусал губу и застыл столбом, внезапно озарённый одной крамольной мыслию. - А ну, как не ошибся и в этот раз?' - Вы чаво, Ваш Благроть? - опасливо спросил околоточный, невольно сжимая через рубаху нательный крест. - Сдеялось чего? - Нет, всё в порядке, - Всеволод покачал головой, стараясь лишний раз не смотреть по сторонам. - Далеко ещё? - Почти пришли, Ваш Благроть, - бодро отрапортовал Лев Фёдорович, - вот в ентой камере мы её и заперли. Прошу-с. Всеволод Алёнович пригнувшись шагнул внутрь тесной, пропахшей кровью и нечистотами камеры и на миг зажмурился, отчётливо увидев растянутую на грубом топчане тощую фигурку с окровавленной спиной, с которой клочьями свисала кожа. 'Так, успокойся, - зло приказал сам себе Зеркальщик, - ты не барышня меланхоличная, чтобы предаваться терзающим душу воспоминаниям и упиваться их горечью. Ты уже давно взрослый мужчина и всё, что было, погребено навек'. Всеволод встряхнулся, словно окаченный водой пёс и зорко огляделся по сторонам. Лев Фёдорович почтительно замер у самого порога, даже дыхание затаил, чтобы, упаси бог, какого беспокойства не причинить. Стоит сказать, что бравый околоточный, человек решительный и жёсткий, коему случалось в одиночку укрощать известных бузотёров и смутьянов, испытывал опасение перед неведомым. Скажем, чего ножа в кулаке забулдыги бояться, али револьвера в руках у иноземной заразы террориста, кои так и норовят пересечь границу империи, дабы ввести свои драконьи порядки в почтенных, вековыми традициями освящённых землях? С человеком, чай, можно на равных сойтись, хитрость какую-нито применить, а то и по-простому кулаком в ухо заехать, дабы вылетела душонка подлая на суд божеский. А с чародеем попробуй-ка совладай! Особливо, вот таким, от коего подчас и не знаешь, чего ожидать. Вон, застыл каменюкой, только глазища серые сверкают, точно звёзды полуночные. А в полночь-то, знамо дело, какая сила из нор вылезает. 'Тьфу, гадость, - сплюнул Лев Фёдорович и торопливо перекрестился, - прости господи, грехи тайные и явные, а пуще того защити от козней ворога лютого, что до душ человеческий великий охотник'. - Сударь, если вы уже завершили познание глубин моей души, то соблаговолите выслушать, - Всеволод Алёнович колюче усмехнулся. Шрам исказил его лицо, на миг превратив в поистине бесовскую маску. Околоточный судорожно сглотнул и поспешно вытянулся во фрунт. - Итак, - Зеркальщик задумчиво побарабанил пальцами на стене, брезгливо поморщился, вынул из рукава платок и тщательно протёр каждый палец, - одно из двух: либо в Евдокии вопреки всем законам пробудился активный дар Зеркальщика, либо ей кто-то помогал. Тут ясно заметен след отражающего заклятия, коим вашей бдительной страже глаза отвели. - От ведь пакость, а! - околоточный зло рубанул рукой, начисто позабыв, с кем имеет дело. - От не даром ентих проклятушших Зеркальщиков истребляли, аки волков лютых! И правильно, скажу я вам, делали! На щеке Всеволода Алёновича багрово запылал шрам, голос стал резким, словно хруст битых осколков под каблуком: - Ваша позиция по данному вопросу мне ясна. А теперь соблаговолите сосредоточиться на делах сугубо служебных, законотворчество, насколько мне известно, в ваши обязанности не входит. Лев Фёдорович побагровел так, что казалось, ещё немного и бравого околоточного удар хватит. 'А потом Никита будет мне выговаривать, что я стражей порядка извожу и почём зря тень на своё доброе имя бросаю, - меланхолично подумал Всеволод и усмехнулся левым уголком рта. - Хотя, где оно, доброе-то? Терпят меня, аки волколака среди собак, а ни на един миг не забывают, что не ровня им. Только Вареньке я и надобен такой, каков есть... О, пришла хандра, когда не ждали. Это всё от недосыпания'. Всеволод Алёнович зевнул, с наслаждением потянулся, раскинув руки. Тесная каморка для таких кульбитов не была предусмотрена, дознаватель обеими руками упёрся в стены, опять принялся брезгливо пальцы обтирать. - Евдокию надобно сыскать, - Зеркальщик мрачно посмотрел на безнадёжно испорченный платок и метко швырнул его в дыру, предназначенную для справления нужд арестованных. - Поднимайте по тревоге всех людей, можете солдатиков кликнуть, только предупредите: беглянка опасна, а кроме того, владеет магией. - Всё будет сделано, Ваш Благроть, - оглушительно гаркнул околоточный, весьма довольный тем, что гнев начальственный прошёл стороной, подобно чёрной туче. 'Слава тебе господи, - мысленно перекрестился Лев Фёдорович и сам себе дал зарок, - приказание исполню, а на заутреню непременно в церкву схожу и Николаю Угоднику свечку из белого воску поставлю. Отвёл беду, не отдал душу на пагубу'. - Вот и чудно, - Зеркальщик опять зевнул, вынул небольшое зеркальце, окинул каждую стену внимательным взглядом, выбрал наиболее чистую и приложил к ней зеркальце. - Я к себе направляюсь, коли случится чего, не мешкая мне сообщите. - Будет сделано, Ваш Благроть, - отрапортовал Лев Фёдорович во все глаза глядя на то, как крошечное зеркальце стремительно увеличивается, а в стекле его появляются очертания кабинета, приятно преображённого стараниями услужливого лешика. Впрочем, Всеволод, привычно переместившийся к себе, лишь отметил, что диван стал явно шире и мягче, хлопком в ладоши развеял зеркальный ход, коим вернулся, а после сразу в сон провалился, даже сапоги не снял. - Ишь, как угваздался-то, - неодобрительно прошелестел Устин, ловко разоблачая дознавателя, подсовывая ему под голову подушку и закутывая в мягкое пуховое одеяло, за коим на поклон ходил к самой матушке-метелице. - Ажно пластом повалился, бедолага. Всё, чай, перед барышней красовался, магией своей искрил, что лёд под солнышком, а рази можно эдак необдуманно своё чародейство использовать? Так и последние капельки жизненного сока в своих корешках высушишь. Лешик опустился на пол рядом с диваном, выпустил разом с десяток ветвей разных деревьев и зашелестел, зашумел, напевая лесные колыбельные, коими его ещё матушка научила. А ту, в свою очередь, её матушка, а ту её и так до прадерева-основателя. Всеволод вздохнул во сне, перекатился на бок, свернувшись клубком и затих, даже дыхания слышно не стало. Осколок восьмой. Пришла беда, отворяй ворота Что может быть прелестнее зимнего утра, когда под робкими и нерешительными лучами солнца весело искрится белоснежный, выпавший ночью снежок? Когда горький запах дыма из печных труб, столбом поднимающийся к небу, смешивается с острым, щиплющим нос и щёки, морозом, когда воду в колодце приходится проламывать, и ледок хрустит и булькает, а мудрые старушки примечают: в чьё ведёрка первая сколотая льдинка попадёт, в тот дом и достаток прибудет. Ещё примечают по форме льда: коли узорчатый, жизнь в новом году весёлая будет, а ежели две льдинки слипнутся, ждать девице-красавице сватов в скором времени. Худо только, если с первого раза лёд проломить не удаётся, значит беда не за горами, не хочет светлая водица показываться горю-злосчастью, льдом от него загораживается. Малуша, выпросившая в это утро право сбегать за водой на колодец (страх хотел ледяное гадание провести, попытать судьбу для барышень, пуще же всего для голубки ясной Варвары свет Алексеевны), бодро тюкнула ломиком ледок. Девушка не сомневалась, сердце выпадет али корона венчальная, только вот ломик бодро подпрыгнул, даже трещинки не оставив. - Ох, бяда, - всплеснула руками крошечная старушка, которая слыла наилучшей толковательницей примет и знала их все до единой. - Бяда, девка, поджидат ту, для которой лёд колола. Большая бяда! - Глупости это всё, - фыркнула Малуша и стрельнула глазом в сторону кузнеца Гаврилы, который ходил за ней с прошлой весны, да пока только на два поклона и одно пожатие руки и насмелился. - Лёд просто крепкий, мороз-то вон какой! - Ну да, ну да, - меленько закивала старушка, поправляя платок и торопливо крестясь. - Твоя правда, милая, мороз-от нонеча совсем лютой. Сказыват, у Прокоповны во хлеву коза замёрзла! - А я давно говорил, нужно Прокоповне крышу менять да щели затыкать, - прогудел Гаврила, бережно забирая у Малуши ломик и с одного удара прошибая лёд. - Ось, глянько, Малушенька, ледок-от серденьком проломился. - Скажешь тоже, - кокетливо хихикнула девушка, разом забыв обо всех печалях и невзгодах и торопливо переплетая косу, а то ленту новую худо видно.
  - А от и скажу, - в это утро Гаврила был настроен весьма решительно, оно и понятно, сезон свадебный короток, а ведь ещё приготовиться надобно. Чай, не калики перехожие свадьбу играть будут, нужно и родичей созвать и дары невесте приготовить, - люба ты мне Малушенька. И ежели я тебе не шибко противен... - Ты мне тоже люб, - прошелестела Малуша, смущённо опуская ресницы.
  - Коли так, чаво же зря время тянуть? - возвеселился Гаврила, от восторга гудя почище церковного колокола. - Айда к родителям моим за благословением! Девушка согласно кивнула, начисто позабыв обо всём. Кузнец хотел было приобнять свою любушку, да заробел, за руку лишь взял. Так и поплыли они чинно по улице, словно голубь с голубицею. Принесённые же Малушей вёдра сиротливо жались к колодцу, как собаки бездомные. - А вёдра-то, - старушка покачала головой со смесью радости, осуждения и лёгкой тоски по давно минувшей юности, - от шебутная. Хто тут есть-та? Тимоха? А ну, не жмись, подь сюды! Подь сюды, тебе сказано, я козлиную башку в бане уже давно забыла. Тем более что баней-то ты всё одно ошибся. От ведь неумок, прости господи, на нашем тупике всего три избы, в одной ты сам живёшь, а промеж двух с малых лет бегашь и всё не разберёшь, где поп Леонидий живёт, а где моя избушка-развалюшка. - Так ить метелица была страшенная, - прогнусавил рябой пеговолосый увалень, у которого от наложенной епитимьи испуганным козлиной башкой попом разнылась спина. - А ты жмёшься, лишний раз лучинку в светце не сменишь. - И-и-и, милай, в мои-то годы уж об ином свете печься надобно, - отмахнулась бабушка. - Ну ладно, чаво прошлое ворошить. Снеси-ка Изюмовым воду. Малушка-то ускакала, обо всём позабыв, а водицу-то, чай, дожидаются. Тимоха почесал щёку, расплылся в улыбке:
  - И то правда. Сделаю доброе дело. А мне за енто стряпуха ихняя пряник даст. Али краюшку с вареньем.
  - Иди уже, - прицыкнула старушка, - а то я тебе прямо сейчас по шее дам. Коромыслом. Не скусно, зато для ума полезно.
  Тимоха ушёл, бабуля же мелко перекрестилась и прошептала:
  - А бяда-то будет. И немалая, коли в делах суетных о водице-спасительнице позабыли. Пойду-ко я к Леонидию, можа он чем поможет.
  Качая головой и что-то чуть слышно шепча, старушка ушла, но напророченная ей беда тёмным облаком повисла над колодцем. Не звенели голоса девичьи, не раздавалось привычных заигрышей и пересмешек, люди подходили, спешно набирали воду и так же молча и быстро уходили, спеша откреститься от чужой напасти. А то мало ли, прицепится к вороту, потом не отодрать будет. Варенька же Изюмова в это прекрасное солнечное утро ни о каких печалях и бедах даже не думала. Наоборот, проснулась с улыбкой, во время умывания что-то негромко напевала и лишь когда пришла пора одеваться обнаружила отсутствие верной горничной. Барышня удивлённо заглянула в гардеробную, потом позвонила в серебряный колокольчик для вызова слуг, притаившийся на столе меж вазой с цветами, чернильницей и хрустальным шаром. - Ульянушка, подскажи, куда Малуша пропала? - Спросила Варвара Алексеевна у скромно вошедшей в комнату черноглазой Ульяны, первой в городе песенницы и вышивальщицы. - Мне уж одеваться пора, а её все нет. Круглое личико служанки так и засияло от радости: - Барышня, голубка, радость у Малушеньки немала! Гаврила её к родичам за благословением повёл! - Как здорово! - Варенька захлопала в ладоши от восторга. - Наконец-то, а то с весны за девкой ходит, а сам даже не улыбнулся ей ни разу! - И я об том же, барышня, - Ульяна едва не плясала от восторга. - Так что, коли Вы не против, я нонче за Вами поухаживаю. Барышня пожала плечами и повернулась спиной, чтобы горничной было сподручнее ей платье шнуровать. Всё время пока шло одевание, Ульяна трещала, не закрывая рта, спеша в деталях сообщить всё, что успела узнать от подруг о Малушином поклоннике. Прерывалась лишь дважды: один раз, чтобы принять букетик цветов, присланный лично для Варвары Алексеевны с посыльным, а другой раз по причине шпилек, кои во рту держала, чтобы во время причёсывания Вареньки каждый раз до столика не нагибаться. Когда последний локончик лёг кокетливым завитком и Ульяна объявила, что всё готово, Варвара Алексеевна не сдержала вздоха облегчения. Что и говорить, не привыкла она к излишне говорливой горничной своей младшей сестрицы, Малуша-то поспокойнее, не трещит, словно сорока на колу. - Спасибо, Ульянушка, - Варенька ещё раз мельком глянула в зеркало, одобрительно улыбнулась. - Мне идти пора. - А завтрак? - всплеснула руками горничная. - Да маменька Ваша с меня голову снимет, коли я Вас без завтрака отпущу. Терпеть болтовню горничной ещё и за трапезой, барышне никак не хотелось. И тут девушку посетила отличная мысль, прямо-таки озарение снизошло, о коем в одном научном трактате написано было. - А маменька уже завтракала? - Нет-с. Они с Вашим батюшкой только спустились в столовую. Варенька даже в ладоши прихлопнула от восторга: - Чудно! В таком случае я позавтракаю с ними. Выразительно личико Ульяны вытянулось от огорчения. В глубине души горничная надеялась, что за время трапезы успеет выведать у барышни подробности её романа с таинственным Зеркальщиком. Жуть ведь как интересно, что это за чародей такой, а вдруг и правда, всех людей наскрозь видит, чёрной кошкой перекидывается и на Рождество и от звона колокольного и молитвенного песнопения корчиться начинает? - А может, барышня, я Вам сюда трапезу принесу? Варвара Алексеевна даже руками замахала: - Нет-нет, я с родителями завтракать буду. А ты пока платья пересмотри, что из моды вышло, в сторону отложи. Мы их либо на переделку оставим, либо раздадим. Ульяна присела, пряча взгляд: - Как прикажете, барышня. 'Негораздо я поступила, - укорила себя Варвара Алексеевна, спешно спускаясь в столовую, - Ульянушка огорчилась. Но уж больно болтлива Аннушкина горничная, никакой мочи нет терпеть её!' Всю дорогу до столовой девушка попрекала себя тем, что была излишне резка с Ульяной, а потому пред родительскими очами предстала мрачнее тучи. - Господи, Варенька, что с тобой?! - воскликнула Софья Васильевна, до этого хихикавшая словно дебютантка на первом балу. - Уж не заболела ли ты, дочка? - И то правда, - Алексей Петрович поднялся с подлокотника супругиного кресла, подошёл к дочери и озабоченно приложил ладонь к её лбу, - Евстафей Матвеевич, когда своё родовое имение Дубки в преферанс проиграл, и то бодрее выглядел. - Я Ульяну обидела, - горестно хлюпнула носом Варенька и краснея поведала родителям о своём негораздом поведении утром. - Тьфу ты, господи, я думал, серьёзное что, - Алексей Петрович с досадой махнул рукой. - Умеете же вы, девки, на пустом месте трагедию развести! Да притом такую, что аглицкому этому поэту и не снилась! Матушка тут же бросилась на защиту дочери: - Варенька у нас чувствительна, только и всего. Для барышни сие не преступно ничуть, только вот службе избранной весьма воспрепятствует. Может, откажешься, дочка, не по тебе дело сыскное, вон, какая ты у нас добрая да ранимая. Варвара Алексеевна взвилась парусом, наполненным порывом ветра: - Да ни за что! Я Всеволода Алёновича не брошу! Софья Васильевна тяжело вздохнула и даже глаза закатила, что позволяла себе исключительно в порыве сильного раздражения. Алексей Петрович поняв, что в столовой скоро разразится небольшая, но от этого не менее неприятная буря, поспешил разрядить обстановку: - А давайте уже завтракать! И чай пить с вишнёвым вареньем. - С вишнёвым, - восторженно ахнула Варенька, но тут же вспомнила про данное самой себе обещание. - Только, папенька, я кофий буду. - И охота тебе глотать эту горечь, - поморщился Алексей Петрович. - Чай-от гораздо вкуснее, особенно с вареньем. Ну да ладно, кофий так кофий. Позавтракай только сначала, а то служебный день до-о-олгий. Варенька послушно приступила к трапезе, в этот раз состоявшей из душистой кашки, приправленной молочком и щедро сдобренной маслицем, блинчиков с мёдом и расстегайчиков с куриными потрошками. По старинной семейной традиции, ели молча, маменька страшно гневалась, коли во время еды кто-то разговор начинал. Исключение составляли торжественные ужины либо же трапеза с приглашённым гостем. Чаще всего к столу приглашались сослуживцы Алексея Петровича, а те, народ неугомонный, ни на единый миг о делах своих служебных не забывали, даже за едой обсуждаю то или иное, подчас весьма щекотливое, дело. Вот и сейчас не успела Варенька сделать глоток горячего кофею, как зеркало замерцало, и в нём отразился Всеволод Алёнович. Вид у Зеркальщика был озабоченный до крайности, шрам на щеке ярко полыхал багровым, выдавая душевное смятение дознавателя, а голос был сух и трескуч: - Варвара Алексеевна, я сегодня в Управлении не скоро появлюсь, так что Вы меня сами не теряйте, а коли кто спрашивать станет, скажите, чтобы завтра приходили. - А что случилось? - вскинулась девушка, поспешно отставляя чашку и чуть не выплёскивая себе в колени её содержимое. - В доме купца Пряникова совершено ещё одно злодейство. Варенька глухо охнула, а потом проворно вскочила на ноги и единым мигом прыгнула в зеркало, разом оказавшись рядом со Всеволодом Алёновичем. Только вот прыгнула негораздо: споткнулась о раму и весьма внушительно впечаталась лбом в грудь Зеркальщику, едва не повалив его. Всеволод пошатнулся и крепко обнял барышню, удерживая равновесие. - Простите, - прошептала Варвара Алексеевна, не спеша, впрочем, высвобождаться, уж больно тепло и уютно было в сильных руках Всеволода. 'Век бы так простояла', - подумала девушка и тут же отстранилась с чуть слышным вздохом сожаления. Что ни говори, а не время и не место сейчас для амурных утех, чай, не в горелки играть прибежала, а душегубство расследовать. - Вы даже без шубки, Варенька, - мягко укорил девушку Всеволод и тут же нахмурился, - впрочем, не до этого сейчас. - Что стряслось? - Варвара Алексеевна оглянулась по сторонам, безошибочно узнав знакомую мрачноватую комнату в доме купца Пряникова. Ту самую, где она совсем недавно с Дуней беседовала. - Елену Андреевну зарезали, супругу, точнее, вдову купца Пряникова. Варенька мигом вспомнила надменную красавицу и охнула, прижав руки к щекам: - Как?! - Сегодня ночью полоснули ножом по горлу, - Всеволод Алёнович досадливо шарахнул кулаком в стену. - Она сама убивцу дверь в свою комнату отворила, в этот миг он её и ударил! Чёрт, не надо было мне в Управление уходить! - Не казните себя, Всеволод Алёнович, - Варенька чуть улыбнулась, массируя занывшую руку, - а паче того в стену кулаками не колотите. Ваша боль сей же миг на мне отражается. Скулы Зеркальщика потемнели, шрам заалел пуще прежнего. - Простите, Варенька, - Всеволод взял руки девушки в свои ладони, нежно поцеловал каждую, - не подумал я о том, что Вам, как Отражению, всё моё передаётся. - Не казните себя, - девушка погладила дознавателя по чуть колючей щеке. - Лучше скажите, что мы сейчас с Вами делать станем? Опять чад с домочадцами допрашивать начнём, али, может, мне мышей поспрашивать? Всеволод Алёнович досадливо махнул рукой: - Да беседовал я уже и с городовыми, что тут оставлены были, и со слугами. Никто ничего не видел, только девка, что двор метёт вроде как видала, как кто-то на Дуньку похожий у колодца мелькнул. Но девица, прямо сказать, не большого ума, дни и те путает, так что, рассказать что-то путное не смогла. Может, нынче ночью видала, а может, седмицу назад. Варенька приуныла. Все книги по дознавательскому искусству, кои она прочла от корки до корки, вызубрив целыми страницами, утверждали, что в любом деле наиважнейшая задача - это поиск очевидцев. А коли их нет, то у преступления есть большая вероятность попасть в число неразрешимых. - Может, мышата чего видели? - печально спросила девушка. Всеволод задумчиво поцокал языком, головой покачал: - Здесь нам делать пока нечего, давайте-ка в Управление вернёмся. Варвара Алексеевна бровки удивлённо вскинула, но спорить с дознавателем не стала, послушно кивнула. Досадно, конечно, что её предложение даже не обдумали как следует, но раз Всеволод Алёнович решил, что мышиная помощь им не надобна, быть посему. У Зеркальщика, чай, опыта в сыскной службе поболе будет. С помощью зеркальной магии переместившись в Сыскное Управление, Всеволод первым делом звучно хлопнул в ладоши и приказал появившемуся лешику сей же миг доставить для Варвары Алексеевны шубку с шапочкой. И муфту не забыть, так как ветер с утра студёный, враз руки застудит. Варенька заалела от смущения, хотела было возразить, сказать, что записку бы с воробышком каким прислала домашним, они бы всё и принесли, но Всеволод жёстко возразил, что, мол, забота об Отражении его право и прямая да почётная обязанность. Барышня закраснелась пуще прежнего, но спорить боле не стала. Да и кто от заботы откажется, чай, каждой девице сие лестно весьма! - Меня вот что смущает, Варенька, - Всеволод опустился в кресло, обхватил колено руками. - Не верю я, что Евдокия даром Зеркальщика в такой мере владеет. - Отчего же? - Зеркальная магия - мужская магия, дамам она не подвластна, - Всеволод прошёлся по кабинету, отдёрнул и опять задёрнул штору на окне. - Есть легенда, что первое Зеркало огневалось на женщин за то, что кривлялись они перед ним, вертелись долго, вот и лишило оно их возможности чарами зеркальными повелевать. Не знаю, насколько истинна легенда, но ни одна женщина Зеркальщиком в полной мере не была. Варенька задумчиво покачала серёжку в ухе: - Может, Дуня чародейство какое тёмное применила, чтобы магию зеркальную подчинить? Жертву там какую принесла либо ещё что? Всеволод Алёнович подошёл к зеркалу, ласково погладил раму. - Вот что, Варенька, сделайте-ка переход зеркальный. От столь неожиданного предложения барышня даже растерялась: - Да я не умею... - Ничего сложного в этом нет. Приложите руку к зеркалу, подумайте о том месте, где хотели бы оказаться и шлёпните по стеклу, словно бы по воде. Девушка послушно подошла к зеркалу, приложила ладошку, красочно представила себе комнату в доме купца Пряникова, в коей уже дважды побывать довелось, и шлёпнула ладошкой. Зеркало чуть слышно зазвенело, в глубине его мелькнули смутные неразличимые очертания, быстро исчезнувшие. - Вот видите, - вздохнул Зеркальщик, - а ведь Вы моё Отражение, моя душа. Варвара Алексеевна прикусила губку. Значит, Дуня промышляла не одна, был у неё помощник, а может, даже не один? - Что интересно, я просмотрел списки Зеркальщиков в нашем городе, ни один из них с купцом Пряниковым не связан, - Всеволод опять опустился в кресло. - А из этого следует что? - Что связь неочевидна? Всеволод Алёнович медленно покачал головой: - Нет, Варенька. Боюсь, мы имеем дело с незарегистрированным Зеркальщиком. Приметив недоумение, промелькнувшее на личике девушки, Всеволод закатал рукав на рубашке и показал барышне небольшой округлый светло-серый знак на внутренней стороне левого предплечья: - Смотрите, вот знак регистрации. Ежели я, к примеру, замыслю худое дело совершить с помощью своей магии, то сия метка заблокирует мою силу внутри меня самого. А ежели я найду способ магию свою освободить да преступление совершу, то об этом моментально станет известно в Магическом Управлении. И тогда пойдёт на меня охота не только по всей нашей империи, но и вообще по всему свету белому. А ежели я ещё и сопротивление окажу в момент ареста, то тогда меня вообще может уничтожить любой маг либо страж порядка. - Какой ужас! - ахнула Варенька. - Так я же закон преступать и не собираюсь, - усмехнулся Зеркальщик, коему было весьма лестно беспокойство девушки о его благополучии. - Это я так, для примера сказал. - А когда проходят эту регистрацию? - По достижении четырнадцатилетнего возраста. Но можно попытаться дар скрыть и не проходить регистрацию. Сие опасно весьма, потому как в случае разоблачения Зеркальщика наказание будет суровое, но, как Вы видите, иногда всё же случается. Варенька затеребила локон, взмахнула ресницами: - И что же нам делать теперь? Как изобличить лиходея? Всеволод Алёнович опять прошёлся по кабинету, постоял у окна, бездумно проследил взглядом за разграявшимися к перемене погоды воронами, потом звучно шлёпнул рукой по подоконнику: - А сделаем мы вот что, Варенька. Вы попытаетесь скликать птиц да зверей и дать им приказ во все уголки заглядывать, все щёлки вынюхать, а найти-таки Евдокию. Далеко она сбежать не могла, денег у неё нет, на часто использование магии сил много нужно, пополнять кои у неё также нет возможности. Так что, полагаю, обнаружить её возможно, тем более с Вашим чудодейственным даром. Варвара Алексеевна при этих словах польщённо зарделась, мало кто всерьёз воспринимал её дар разуметь язык звериный, а уж тех, кто искренне им восхищался, было и того менее. - Я же попытаюсь узнать неведомого Зеркальщика. Барышня встрепенулась, моментально упомнив, как Всеволод Алёнович пытался развеять чары Кривого зеркала, наложенные на поместье купца Пряникова неведомым чародеем. Девушка до сих пор не могла без содрогания вспоминать, как текла кровь из разверзшегося на щеке Всеволода шрама. - А не опасно сие? - осторожно спросила Варенька, в волнении теребя локон. - Прошлый раз, помнится... Зеркальщик озорно по-мальчишески рассмеялся, блеснул серыми очами: - Так прошлый раз я развеять чары пытался, а в этот раз хитрее поступлю. Рушить ничего не стану, вплетусь осторожно, словно золотая нить в вышивку. Сил на это меньше потребуется, а толку больше выйдет. Варвара Алексеевна прикусила губу, удерживая рвущуюся наружу просьбу остаться и хоть одним глазком посмотреть на неведомую волшбу. Страсть как интересно зеркальную магию в действии опять увидеть! Всеволод без слов понял девушку, широко и чуть кривовато улыбнулся, покачал головой: - Да не интересно сие будет. Сплошной стеклянный перезвон да блики вокруг. Кроме того, ежели что-то пойдёт не так, магия разлетится острыми осколками, а рисковать я Вами, Варенька, не стану. Кстати, вот, примите-ка. Всеволод Алёнович протянул девушке небольшой блестящий медальон на длинной серебристой цепочке. - Это Зеркальный амулет. Он отведёт глаза злому человеку и отразит тёмные чары, а самое главное, никто, кроме Вас самой, этот медальон не снимет. Всеволод хотел добавить, что лично готовил амулет, на собственной крови замешивал, чтобы защищал он от любой беды и напасти, даже если самого Всеволода Алёновича уж не станет, да слова опять мышами по углам разбежались. Ну не приучен Зеркальщик к словесам витиеватым, не на ком было дар красноречия оттачивать! Барышни-то сперва шрам его видели, потом дар Зеркальщика, затем дознавателя, а самого Всеволода, Севу, как ласково назвала его Варенька, за этими масками-заслонами и не углядеть было. Да не шибко они и пытались, честно-то сказать. Одна Варенька в самую суть заглянула, до самого донышка проникла, сердце в сладкий полон взяла. 'Благодарю тебя, господи, - пылко взмолился Всеволод Алёнович, - за дар дивный, за любовь верную, о коей я и мечтать не смел!' Варенька меж тем медальон погладила, точно котёнка, покачала на ладошке, а потом торжественно надела, словно это венец Императорский был. - Спасибо, - прошептала барышня и, зардевшись, чуть слышно добавила, - Сева... Окончательно застыдившись, Варвара Алексеевна порхнула к окну и распахнула его во всю ширину, звонким щебетом и свистом скликая птиц. Первым прилетел тощий взъерошенный воробушек, зачирикал воинственно, на все корки ругая многочисленную бестолковую родню и особливо кота Ваську, который не желает никак угомониться и упокоиться в выгребной яме. Следом прилетел толстый голубь, шуганул воробьишку и заворчал что-то бессмысленно-самодовольное. А затем дверь в кабинет распахнулась, заставив присевших на карниз птиц испуганно перелететь на ближайшую к окну берёзу, и на пороге показался запыхавшийся и чуть встревоженный Устин, трепетно прижимающий пухлый свёрток. - От, барышня, примите-ко, - проворчал лешик, с видимым довольством избавляясь от ноши и распуская ветки, - ох, и студёно на улке, скажу я вам! В таку погоду не кажная собака хозяина на улицу выгонит! - Хозяин собаку, - поправил Всеволод, что-то сосредоточенно расставляя и раскладывая у себя на столе. - А хороший хозяин свою собаку никогда не выгонит, - вскинулся Устин. - Потому как знает, что негоже истязать животную бессловесную. Варенька меж тем распотрошила свёрток и между шубкой, шапочкой и муфточкой обнаружила горшочек смородинового варенья, связку баранок да дышащие теплом пирожки с капустой. Барышня покосилась на дознавателя. Она-то сама позавтракала без суеты и спешки, а вот он-то успел ли хоть краюху хлеба перехватить? Али с самого утра голодный, весь в дела погружённый? - Всеволод Алёнович, а Вы завтракали? Варвара Алексеевна порозовела от несвоевременности вопроса, но взгляд не отвела, ждала ответа и отступать была не намерена. Зеркальщик хлопнул ресницами, принахмурился, поднял глаза к потолку вспоминая. Проснулся он вполне довольный жизнью, оделся не спеша, с особым, ранее не свойственным старанием, затем... Да, верно, затем околоточный об очередном душегубстве сообщил, пришлось умывальные процедуры спешно завершать, даже побриться толком не получилось. Всеволод провёл ладонью по щеке. Так и есть, щетина проклюнулась, изводу на неё нет, даже магией не уничтожается! А впрочем, на Зеркальщиков магия действует слабо, а чародейства пригожести и того хуже. Как-то, на заре юности, когда Всеволод только-только приступил к дознавательской службе и понял, что у барышень, особенно пригожих, его шрам вызывает страх либо отвращение, он пытался скрыть его с помощью магии. Один весьма почтенный чародей обещал чудодейственное избавление от всех негожестей на лице. Всеволод решился прибегнуть к его услугам, но вышло только хуже: шрам налился ярко-бордовой краской, под глазами залегли синеватые тени, а губы стали пепельно-серые. Конечно, и от такого страховидства обнаружилась польза: арестованные сами спешили во всём покаяться, охотно веря, что Всеволод - из людоедов, причём от человечины так и не смог отказаться. Через неделю, когда последствия чар сошли, Всеволод Алёнович решил срывать шрам за бородой. Честно целых полтора месяца не брился, отращивая бородку, но вышло и того хуже. Зеркальщик стал похож на беглого каторжника, для полного сходства только клейма на лбу не хватало. Когда в один злосчастный день его не только остановил городовой на улице, но ещё и на службу не сразу пропустили, Всеволод разозлился и сбрил несносную бороду, в процессе чуть не обзаведясь ещё одним шрамом на другой щеке. С тех самых пор Всеволод Алёнович всегда брился самым тщательным образом, мало не до скрипа и хруста. - Нет, позавтракать я сегодня не успел, - Зеркальщик опять потрогал колючую щёку, нахмурился, - прошу меня извинить, Варвара Алексеевна, я скоро приду. Барышня проводила дознавателя изумлённым взглядом: - Куда это он? - Знамо дело, бриться, - хмыкнул Устин, который очень хорошо знал все перипетии жизненного пути Зеркальщика. - А Вы рази не слышали, как наш Всеволод Алёнович решил тут было бороду отращивать? Девушка отрицательно покачала головой. - Так я сейчас расскажу, - оживился любящий поболтать лешик, - а заодно и самоварчик поставлю. Вы правильно заметили, Всеволод Алёнович ишшо не трапезничал. А время-то, смею заметить, уж к полудню приближается. К тому моменту, как гладко выбритый Зеркальщик вернулся, самовар уже был согрет, на столе красиво расставлена нехитрая снедь, а голос Устина охрип. Лешик был абсолютно счастлив, чай, не каждый день пригожая барышня готова слушать его не перебивая, да ещё и снова и снова просить рассказать что-нибудь ещё. - Наболтал уже, - укоризненно протянул Всеволод, безошибочно определив причину ярко блестящих глаз барышни и её покрасневших щёчек. - Дык, Вы же сами говорили, что у Зеркальщика от Отражения никаких тайн нет, - надулся Устин. - Так что, я не наболтал, а, так сказать, ввёл в курс дела.
  Всеволод Алёнович фыркнул, словно окаченный водой кот, но спорить не стал, плечами передёрнул да за трапезу сел. Варенька, вспомнив, как маменька всегда ухаживала за заскочившим на обед домой батюшкой, быстро налила чаю и придвинула чашку Всеволоду. Затем поставила поближе варенье и пирожки и села, подперев щёку ладошкой и глядя на Зеркальщика.
  К тихой улыбке барышни, трапезничал Всеволод Алёнович точно также как батюшка: сосредоточенно о чём-то размышляя.
  - Благодарю Вас за угощение, Варвара Алексеевна, - дознаватель отставил чашку, промокнул губы и поднялся из-за стола, - всё было очень вкусно.
  - Может, ещё чаю? - Варенька тоже поднялась, вспомнив, что вообще-то принята в Управление не радушной хозяйкой, а помощницей дознавателя.
  - Нет. Дела служебные не терпят отлагательств.
  - В таком случае, я отправлюсь на улицу, там общаться со зверями да птицами сподручнее, - решила барышня, быстро облачаясь в шубку.
  Зеркальщик коротко кивнул, расставляя на столе какие-то зеркала, стеклянные полочки и большие и маленькие витые блестящие штучки, предназначения коих девушка определить не смогла.
  Варенька вышла на улицу, выбрала уголок поукромней и опять зачирикала и засвиристела, заскулила и даже пару раз мявкнула, сзывая своих помощников. Всеволод Алёнович выглянул в окно, убедился, что у помощницы всё идёт должным образом и никакой опасности не наблюдается и на едином дыхании выпалил витиеватое заклинание. Всё вокруг засияло, замерцало, даже чуть закачалось, словно золочёные орехи на праздничной ели. Всеволод принахмурился, выискивая блик неведомого Зеркальщика, глубоко вздохнул, очищая разум и пытаясь освободить его всевозможных желаний и мечтаний. Зеркальная магия вообще не терпит суеты, а потому влюблённые Зеркальщики в период становления связи с Отражением и первый месяц семейной жизни стараются магией своей не пользоваться. Какой-то острослов даже назвал такой месяц 'медовым', намекая, что это самая сладкая пора всей супружеской жизни. Всеволод Алёнович хмыкнул. Это же надо такое придумать, всего один месяц сладким считать! С Варенькой-то, поди, вся жизнь медовая будет.
  - Да что ж такое-то! - раздражённо воскликнул Зеркальщик, опять рассыпая чародейство водопадом мелких осколков.
  Всеволод с досадой хлопнул себя по ноге, взъерошил волосы, сбросил сюртук, отшвырнув его на диванчик, расслабил узел шейного платка. Сделал глубокий вдох, опять выпалил заклинание и принялся искать след неведомого Зеркальщика. Лешик Устин, чувствуя, что дознаватель раздражён, на цыпочках вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь.
  'Давай же, давай, - мысленно понукал сам себя Всеволод Алёнович, - ты можешь! Ты должен найти этого Зеркальщика, чёрт бы его побрал!' Очередной вихрь зеркальных осколков пронёсся по кабинету, словно снегом засыпав всё вокруг блестящими искристыми колючками.
  - Так, успокойся, - звучно приказал Всеволод и пригладил волосы, - подумай о том, как обрадуется Варенька, когда Зеркальщик будет найден. При мысли о сияющих восторгом глазах барышни и её звонком смехе Всеволод Алёнович улыбнулся, спокойствие и умиротворение снизошли в его душу, и желанный блик был наконец-то обнаружен. Затаив дыхание, Зеркальщик коснулся блика и увидел круглолицего с плутовскими зеленоватыми глазами полового. Парень с угодливой улыбочкой склонился над подвыпившим купцом, который что-то бурно рассказывал, ухватившись одной рукой за рубаху своего слушателя, а другой размахивая в воздухе. - Так во-о-от, ты кто, - удовлетворённо протянул Всеволод Алёнович, - Митька из 'Калинова моста', что на углу Большой Васильевской и Червячного переулка стоит! Ну и хитёр, бесёныш, я пару раз в этот трактир заходил, а Зеркальщика не почувствовал! Всеволод резким хлопком развеял чары, распахнул окно и гаркнул на всю улицу: - Варвара Алексеевна, бросайте всё и возвращайтесь! Птицы с недовольным кличем взметнулись ввысь, на все лады ругая горластого человека, который дерзнул нарушить их милую беседу, собаки завыли и залаяли, кошки испуганно зашипели, выгнув спину. Варенька с трудом успокоила своё пушисто-пернатое воинство и бросилась в Управление. - Что ж Вы так кричите-то, Всеволод Алёнович, - мягко укорила дознавателя барышня, чуть запыхавшись от спешки, - всех помощников моих перепугали. А они по всему городу побегут-полетят, во все уголки заглянут, все закоулки обнюхают и непременно найдут беглую Дуню! - Обязательно найдут, - Всеволод от избытка чувств подхватил барышню на руки, крутанул, - всенепременно. Я Зеркальщика нашёл! Варенька восторженно взвизгнула и даже в ладоши захлопала. Потом, правда, застыдилась столь неподобающего поведения, чинно выпрямилась, но тут же опять не утерпела и спросила: - И кто же таков? - Всё узнаете, Варенька, - Всеволод приложил ладонь к зеркалу, в коем с бешеной скоростью появлялись и исчезали отражения разных людей, - причём в скором времени. Варвара Алексеевна принахмурилась, однако усилием воли смогла укротить любопытство, отвлёкшись на мелькающие отражения. Точнее, одно, заслонившее все остальные: дородного мужчины с короткими импозантными бакенами и в светлом костюме, виднеющемся из-за долгополой шубы, да ещё и с тростью в левой руке, коей небрежно помахивал. - Кто это? - выдохнула барышня, вопросительно взглянув на Всеволода Алёновича. - Один мой очень хороший знакомый, - Зеркальщик хлопнул по стеклу, по глазам девушки больно ударила короткая вспышка света, а когда Варенька проморгалась, то обнаружила, что Всеволод исчез. Вместо него в кабинете стоял незнакомец из зеркала, с самодовольной усмешкой поправляющий сюртук. - Простите, сударь, - Варвара Алексеевна огляделась по сторонам. - Варенька, да я это, - басовито, точно шмель, прогудел мужчина, - просто облик изменил. Так, на всякий случай. Вам советую сделать то же самое, на нашей службе осторожность есть необходимость, а не трусость. - А разве можно обмануть Зеркальщика подменным обликом? - осторожно уточнила барышня, коей совсем не хотелось менять обличье. Однако Всеволод Алёнович решительно махнул рукой, пресекая все возможные возражения на корню, точно худые травы: - Конечно, можно. У него же нет поводов нас в чём-либо подозревать, так что и проверять подлинность облика он не станет. Варенька вздохнула и подошла к зеркалу. - Выше голову, сударыня, - всё ещё посмеиваясь прогудел Всеволод, - насколько я помню, господин, чей облик я позаимствовал, предпочитает вот таких спутниц. Девушка неохотно подняла голову и охнула, из зеркала на неё смотрела томная блондинка в платье, чьё декольте опасно балансировало на грани приличий. - Да я же в нём даже вздохнуть глубоко не смогу, - сконфузилась Варвара Алексеевна, - срамота-то какая! Всеволод Алёнович с интересом изучил открывшийся заманчивый вид, озорно блеснул глазами: - Право слово, уверяю Вас, Варвара Алексеевна, это ещё самый достойный облик. Одну из спутниц господина арестовали прямо на улице за наряд, бросающий вызов устоям общества. Варенька так отчаянно затрясла головой, что даже шпильки посыпались: - Нет-нет и нет, я в такой стыдобе на улицу не выйду! - Отлично, в таком случае, подождите меня здесь. Зеркальщик согласился так легко и быстро, что барышню пронзило нехорошее подозрение о тщательно спланированной ловушке. - Всеволод Алёнович! - девушка гневно притопнула ножкой и тут же ойкнула и резко повернулась спиной, спеша упрятать выскочившую от резкого движения грудь обратно в декольте. - Право слово, не очень-то любезно подшучивать надо мной столь низким образом! Сие недостойно Вас! - Прошу прощения, Варвара Алексеевна, я не смог удержаться, - Зеркальщик покаянно склонил голову. - Паче того я понадеялся, что таким образом смогу удержать Вас здесь, дабы Вы не рисковали своей бесценной жизнью... - А Вам, значит, своей бесценной жизнью рисковать можно, - обиделась Варенька. Всеволод Алёнович пожал плечами. - Да будет Вам известно, Всеволод Алёнович, что Ваша жизнь для меня так же дорога и значима, как и моя собственная, а потому потрудитесь придать мне более достойное обличье иначе, - барышня так распалилась, что даже ткнула дознавателя пальчиком в грудь, - я пойду с Вами прямо так! И даже шубку накидывать не стану! - Всемилостивейше молю простить меня, - Всеволод умоляюще сложил ладони, что совершенно не вязалось с солидной фигурой и надменной осанкой, - сей же миг исправлю свой досадный промах. В зеркале опять быстро-быстро замелькали все возможные отражения, Варенька поспешно смежила ресницы, а когда открыла глаза, увидела в зеркале немолодую барыню, с брезгливо поджатыми тонкими губами.
  'Да уж, такая точно не слывёт благодетельницей и защитницей вдов и сирот', - подумала Варвара Алексеевна и тут же укорила себя за злоязычие. Право слово, хоть и нечасто, но первое впечатление всё же бывает и обманчиво, не стоит по внешнему виду о человеке судить. Девушка вздохнула и уже протянула было Всеволоду Алёновичу руку, как вдруг в окошко влетел встрёпанный, словно в когтях у кошки побывал, воробьишка и истерично зачирикал, топорща пёрышки. Варенька охнула, побледнела и прижала руку к груди. - Что?! - вскинулся Зеркальщик, меж пальцев которого опять заискрило и засияло. - Что стряслось?!
  - Пришла беда, отворяй ворота, - пролепетала барышня. - Дуню нашли. Мёртвой, со свёрнутой шеей, в выгребной яме близ 'Калинова моста'. Всеволод помрачнел, на скулах заиграли желваки:
  - Варвара Алексеевна, Вы остаётесь здесь. Девушка так и вскинулась:
  - Нет!
  Вместо ответа Всеволод взмахнул рукой, и вокруг Варвары Алексеевны выросла прозрачная стена, в которую барышня с размаху ударилась всем телом.
  - Прошу меня простить сударыня, но я не могу рисковать Вашей жизнью. Почтительно шаркнув ногой, Всеволод Алёнович скрылся в зеркале, оставив Вареньку строить планы жестокого отмщения за совершённый произвол.
  Продолжение истории вы можете прочитать здесь:https://noa-lit.ru/musnikova-natalya.html
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"