Ольга Димитрова вышла из бара на порог, вынула сигарету из пачки и закурила. На пороге уже дымил своей сигаретой Игорь Трофименко.
- Погляжу я, - сказала Ольга, выпуская из ноздрей дым, - как дорожники Рутадора обустраивают шоссе в Екатериновке. Это как говорит профессор Фостер Гэмбел в документальном фильме "Процветание": наступит время, когда богачи овладеют миром, убьют шесть миллиардов человек и устроят на Земле милитаристское государство. Видимо, эта милитаристская система уже установилась: мы допились и докурились, отупели от наркомании, если нам уже установили рвы у шоссе и барьеры. Теперь, чтобы перейти шоссе, нужно сделать круг в лишние два километра.
- Дороги, - сказал пьяный Михаил Жбанков, - нужны Западу, чтобы перевозить по нашей территории ядерные отходы. Об этом предупреждает в Интернете профессор Владимир Жданов.
- Я у Жданова, - сказал Игорь, - заметил противоречие в высказываниях. Он говорит, в 70 году американцы выяснили, что ресурсов для проживания на Земле хватит лишь одному миллиарду человек. А профессор Гэмбел в фильме "Процветание" утверждает, что капиталистам нужен миллиард человек на Земле, чтобы удобнее властвовать. А прожить могут все семь миллиардов, но со свободной альтернативной энергией, лаборатории которые капиталисты методично уничтожают, начиная ещё с лаборатории Николо Тесла.
- Зачем уничтожают? - недопоняла Ольга.
- Чтобы народ покупал у капиталистов дорогой бензин, уголь, газ и проводное электричество. Альтернативная-то энергия ведь далась бы в каждый дом даром. А капиталисты хотят держать нас в кабале через деньги.
Я с Машей Цыжу сидел за столиком в баре.
- У тебя был дядя, - сказала Маша, - Михаил Генчу.
- Да, - ответил я. - Он больше десяти лет как умер. - Я вынул из сумки книгу. - Я прочитал у Чехова рассказ "Необыкновенный", в котором говорится о необыкновенной жадности. "Кирьяков, пишет Чехов, честен, справедлив, рассудителен, разумно экономен, но всё это в таких необыкновенных размерах, что простым смертным делается душно. Родня разошлась с ним, прислуга не живёт больше месяца, знакомых нет, жена и дети вечно напряжены от страха за каждый свой шаг. Он не дерётся, не кричит, добродетелей у него гораздо больше, чем недостатков, но когда он уходит из дому, все чувствуют себя здоровее и легче". - Я закрыл книгу. - Кирьяков - портрет моего покойного дяди Михаила Генчу и его невестки - Тани Генчу-Апостол. Помню, однажды я попросил у дяди фруктов, они лежали у него в гостиной и начинали гнить. "Нет, сказал он, не трогай - экономия". Так и сгнили все фрукты у него. Ни он не съел их и другому не дал. Одно слово, необыкновенная жадность. Алчность. Как у Рокфеллеров. Мы несколько лет держали свою картошку вместе с дяди Мишиной, в его подвале. Я зашёл в подвал, взял картошек, и одну - две - побольше. Как он меня отругал! Ты, говорит, берёшь самые большие картофелины! Я положил большие обратно, и впредь брал только маленькие. А как-то зашёл к нему в кухню: он чистил себе десять огромных картофелин. Потом, в 90-х в Молдавии была большая бедность. У Тани Генчу была корова. Так она на мою тогдашнюю бедность скаредничала дать стакан молока с ломтем хлеба. Я шёл в соседнее село к матери, чтобы поужинать. - Я взглянул на картину на стене. - Однажды Сергей Генчу позвал меня к ним, таскать котельцы. Два часа мы таскали, пришло время обеда. "Где работал, говаривала баба Валя Козаренко, там и кушай". Мы втроём - я, Сергей и Таня - сели за обеденный стол. Таня поставила для троих яичницу из двух яиц. "Ничего как раз нету", - сказала она. Я пошёл голодным домой, но через пять минут вернулся - шапку забыл. И что же видят мои глаза? Таня угощала своего Серёженьку лепёшками со свежим, растекающимся по подбородку, полужидким творогом. Да, необыкновенная. Необыкновенная у них жадность.